Ученик и Мастер. Акт второй: "Волк в овечьей шкуре"

Глава 4. Фавориты

Счастье бывает разным. Долгим, как песнь перелётных птиц об оставленном доме, или мимолётным, словно шорох страниц старинной книги. Случайным, подобно узорам на паутине, или заслуженным, как утоление жажды водой из вырытого своими силами колодца. Конечно, важно знать, каким является собственное счастье, но всё же куда важнее иной вопрос — что именно называть счастьем. Впрочем, у каждого, кто способен слушать своё сердце и внимать голосу разума, найдётся на него свой ответ. Как нашёлся и у Сезама.

Молодой алхимик видел своё счастье в чувстве, что пронизывало, по его мнению, всё сущее – в страсти. Сезам верил, что сама жизнь основана на неодолимых порывах духа и тела, сошедшихся в унисоне единой стихией созидания и разрушения. Для своевольного земного пони не было большего счастья, чем упиваться этим чувством, черпая его из самых глубоких источников, будь то постижение тайн алхимии и тауматургии, игры с Переменчивой Судьбой не на жизнь, а на смерть… или сладостный уют в компании тех, кто жаждет поделиться собственной страстью.

Истинное счастье – любить и быть любимым! Жить и ощущать эту самую жизнь всеми фибрами души! Жаждать и чувствовать, как с каждым глотком жажда только растёт! Сгорать дотла и вновь рождаться в том же огне! Слышать, как восторженный рёв алчущей Саламандры внутри сливается со страстными воплями той, в чьей жаркой компании Сезам встретил новое утро. Той, чья карминовая шелковистая шёрстка так пьяняще пахла санталовым маслом. Той, чьи изящные саблевидные рога так игриво звенели надетыми золотыми украшениями. Той, чьи светлые грива и хвост так дразняще обжигали вплетёнными подпалёнными фитилями. Сезам дал ей имя Даэна, в честь сказочных духов-хранителей Востока, ибо лишь рядом с этой черноокой антилопой из племени ориксов молодой алхимик сознавал, какого счастья был лишён раньше.

Потянувшись, земной пони нехотя открыл глаза и с ухмылкой уставился на гобелен над собой. Шитое шёлковыми нитями, старое, немного потрёпанное, но красочное полотно изображало грандиозный праздник — свадьбу между гухьяками и марвари, пегасами и земными пони из далёкой страны Хинд. Эти народы издревле славились своими пышными торжествами, передать которые не под силу ни перу, ни кисти, ни нитям. Тем не менее, картина просто поражала почти маниакальной страстью творца к деталям, проявлявшихся как в обилии подарков и угощений, так и в богатстве эмоций собравшихся гостей, среди которых были даже демигрифы и каркаданны. Но всё внимание привлекала сама чета новобрачных — гордый серпокрылый гухьяк и прекрасная остроухая марвари, они взирали друг на друга с неподдельной нежностью и любовью, победившей предрассудки жителей небес и земли. Сезам ценил и восторгался этой шёлковой картиной, не только за её искусность, но и за то искреннее счастье героев, что в ней ощущал. И минутного созерцания после пробуждения хватало, чтобы настроиться на правильный лад.

Этот гобелен, подобно многим вещам в каюте молодого алхимика, был трофеем, добытым во время путешествий с Мастером Рахат-лукумом. Так сие полотнище Сезам присвоил себе после совместного набега с грифонами наёмниками на северные границы Хинда, когда его наставник, прикрываясь покровительством султана Алмаза, охотился за недружественными коллегами-тауматургами с целью завладения секретами их мастерства. Ещё был огромный резной паланкин из самшита с животным орнаментом и вишнёво-красным дамастовым пологом, служивший земному пони пристанищем для отдыха в стране грёз и ночных утех — его Сезам выиграл в нарды у одного хоршумерского торговца слонами. И даже саблерогая любовница молодого алхимика, забывшаяся сладким сном на пурпурных бархатных подушках рядом с ним, и та принадлежала ему, как собственность, выкупленная на невольничьем рынке в землях Сэддл Арабии.

Но, даже будучи рабыней, эта антилопа обладала на судне такими привилегиями, что вольной черни могли лишь сниться. Завоевав титул лучшей наложницы из корабельного гарема, Даэна не знала нужды ни в лакомых яствах, ни в роскошных подарках, ни в ласках хозяина, и более того, обрела определённую власть, когда, с благоволения Сезама, начала проповедовать культ Огня на борту. Хотя сам земной пони в вопросах веры оставался предан учению и идеям о Переменчивой Судьбе, он с глубоким интересом внимал наставлениям и мантрам прекрасной жрицы, со снисходительной насмешкой встречая упорные попытки Даэны перевоспитать его в рамках своей религии. Не одна лишь красота заставила Сезама полюбить свою рабыню, причиной были и её живой ум, обширные знания легенд и сказок, а также удивительнейший талант духовного целителя, благодаря которому молодой алхимик был сейчас жив.

— Отдыхай, сокровище, страстный нектар моей души. Я никогда не смогу постичь той жертвы, что ты принесла ради моего спасения, но, клянусь семью ликами Огня, я награжу твой подвиг по-королевски… – довольно осклабившись, ласково прошептал Сезам на ушко своей любовнице. Ему было больно видеть, как изменилась Даэна – ритуал забрал жизненную силу жрицы, состарив её на целые годы. Это было видно даже через её традиционный грим из хны, напоминавший бежевую театральную маску, причём изрядно исказившуюся после бурных утренних сумерек. Вспоминая, с каким рвением куражилась с ним в постели несколько часов назад огнепоклонница, Сезам по-доброму ухмыльнулся и доверительным тоном добавил. — Скоро мы обретём свободу, никто больше не будет над нами хозяином. И тогда сами Принцессы будут завидовать нашему с тобой счастью, Даэна, обещаю…

Антилопа сонливо что-то пробубнила, немного поворочалась, но силки страны грёз оказались слишком прочными и желанными, чтобы их покинуть. Жрицу даже не потревожило недовольное шипение другого засони, пробудившегося от голоса хозяина, и никак не отреагировала, когда по её шее на полуприкрытый пурпурным одеялом бок заполз первый и единственный питомец Сезама — старый чёрно-белый крайт по кличке Гишзида. Чуть более метра длиной, с невзрачной закругленной головой и характерным спинным килем с контрастными продольными полосами, этот стройный змей обладал не только славой едва ли не ядовитейшего аспида в мире, но и поистине удивительными глазами, не присущими его ползучему роду. То были глаза существа много более разумного, нежели низменной твари с инстинктами, и, глядя в их лазурную глубину, было трудно привыкнуть к мысли, что они принадлежали змею, а не равному собрату.

Впрочем, зная историю этого крайта, удивляться сильно не приходилось — Гишзида, названный в честь мифического подземного дракона, являлся жертвой алхимических опытов одного арабийского колдуна, чьими усилиями змей обрёл сознательный ум и феноменальные волшебные способности. Незадолго до приобретения Даэны Сезам по воле Переменчивой Судьбы оказался в плену пресловутого колдуна, желавшего поставить эксперименты и над химерой. Обнаружив Гишзиду и через Саламандру поняв, что с ним можно общаться, Сезам убедил крайта бежать вместе, а после успешного побега молодой алхимик предложил змею остаться под его опекой. Гишзида согласился.

— А, моему маленькому хладнокровному мечтателю тоже надоели оковы сна. Что, Гиш, снова грезил о мышиных фермах? — с участливой улыбкой поинтересовался Сезам у свернувшегося клубком крайта. Тот, отрицательно покачав головой, ответил в привычной ему манере, отослав посредством телепатии впечатляющий образ: обширные сады с мраморными акведуками, оросительными каналами и густыми посадками из деревьев и кустарников, простирающиеся на месте былой пустыни до самого горизонта. Молодой алхимик только прыснул от фантазии своего питомца, подмечая, как с каждым днём растут масштабы несбыточных замыслов Гишзиды об улучшении мироздания. — Вот, что сочинения мыслителей-эстетиков с рептилией делают. Но, уж извини, придётся тебя разочаровать — теперь нам обоим не до философий. Сегодня я вновь буду танцевать с Переменчивой Судьбой на краю пропасти, и ставка будет всё также высока, а то и больше. Тебе же, мой преданный ядовитый приятель, я доверю стеречь моё самое желанное сокровище — береги её, следуй за ней незримой тенью и яро защищай от любых напастей, словно дракон свои богатства. А за это я дам тебе ...

Внезапно Гишзида резко встрепенулся и, сделавшись почти невидимым благодаря магическому покрову, с угрожающим шипением повернулся в сторону задёрнутого полога. Одновременно с этим в сознании Сезама негромко зазвучало предупреждающее рычание Саламандры, вслед за которым перед глазами молодого алхимика возник присланный крайтом образ конского черепа с перекрещёнными костями внутри треугольника – общепринятый символ опасности. Буквально через несколько мгновений за свисавшей вишнёво-красной тканью возник чей-то бесформенный силуэт, и Сезам рефлекторно схватился зубами за спрятанный под подушками заряженный арбалет. Но прежде, чем он успел хотя бы снять оружие с предохранителя, тень обрела иные, более узнаваемые черты, и тогда земной пони едва нашёл в себе силы, чтобы не выругаться.

— Ш-ш-ш, я сильный страх в тебе ощущаю… страх есть путь на Тёмную Сторону… — магическая тень некроманта вдруг запестрела дырами, плавно превращающихся в трафареты слов, принадлежавших каждой из трёх безумных личностей Аркейна Обскуры. – Урглх! Как же тошно снова и снова слышать этот бредовый лепет о «свободе»! Вообще-то Я уже неоднократно предупреждал об опасностях столь наивных иллюзий: глупо мечтать о замене одних кандалов на другие, ведь твой хозяин точно такой же раб, как и ты.

— Сера, Соль и Ртуть, а день так хорошо начинался… Говори, зачем явился, и вали обратно в свой вонючий гроб, образина ты полудохлая, – не повышая голос, дабы не разбудить Даэну, раздражённо потребовал Сезам. Сказать, что он на дух не переносил древнего мистика, значит сделать из слона муху. С первого же дня их встречи молодой алхимик возненавидел это противоестественное чудовище, добровольно застрявшее между мирами живых и мёртвых. Как бы зазорно не было земному пони признаваться в этом, но причиной его ненависти действительно был страх. Страх не только перед легендарной фигурой Аркейна Обскуры и его сумасшествием, но из-за его уникальной способности видеть прошлое и будущее. Сезам жил идеей о том, что он является актёром на сцене жизни, и лишь от его мастерства зависит успех пьесы. Потому и с ужасом воспринимал тот факт, что какой-то мумифицированный колдун знает всю его жизнь наперёд и способен в любой миг поведать о неминуемой участи, тем самым отравив всё наслаждение от игры. Не говоря уже о том, что сам некромант был тем ещё мерзавцем, что и демонстрировал с извращённым удовольствием при каждом удобном случае.

— Ну уж нет, мне принципиально важно вбить в твою тупую башку хоть какие-то крупицы осознания! Нет и не было никакого счастья в «свободе», потому что её не существует, вшивый ты мутант, мы все марионетки треклятого Автора, и нет у нас власти над своими нитями! Ш-ш-ш, нет оков хуже любви… она отнимает разум, обращает зрячего в слепца и истязает душу… — продолжал издеваться в присущей ему манере древний мистик через письмена на своей тени. Раньше подобное легко приводило молодого алхимика в бешенство, но теперь он старался не поддаваться на провокации старой рухляди. Уж слишком много чести показывать тому свои обиды. — Вообще-то Мне нет дела до брачных игр каких-то животных, но зримая Мной картина ввергает Меня в сардонический смех. Каков идиот, не понимает, что этой козе от него нужна только мелюзга с частицей духа огненной ящерицы, а ведь он даже не способен плодить! Вообще-то твоя драгоценная Святоша тебя просто использует, в решающий час она бросит тебя, и все пафосные замыслы пойдут прахом. Ш-ш-ш, брошен во тьме…

Аркейн Обскура всё же добился своего. Слышать хулу в адрес своей любимой рабыни Сезам вовсе не намеревался, и поспешил заткнуть некроманта самым радикальным способом. Стиснув зубы от злости, земной пони выстрелил в чудовищную тень из арбалета, мало заботясь о том, к чему это может привести. Хищно просвистев, болт впился в дамаст с неестественным всплеском, будто бы поразил вязкую поверхность болота. Тень задрожала, но затем, отвратительно хлюпая, заглотала торчавший снаряд, и вдруг почти сразу же сплюнула на возмущённого молодого алхимика, обдав того дождём из щепок.

— Ш-ш-ш, никто не слушает предупреждений… пока не становится слишком поздно… Тьфу, неблагодарный сопляк, такой же дурак, как и твой хозяин, зачем я вообще только забочусь о вас! Никому не избежать сюжетных поворотов! Вообще-то Я пришёл сюда, чтобы передать Карагёзу послание от другой марионетки Стажёра, но после такого грубого обращения с Моей персоной пусть этот раб сам его ищет в своей клетке, – письмена на тени буквально сочились ядом презрения. И поэтому, когда тень убралась восвояси, оставив после себе заметную прореху в пологе, Сезам вздохнул с облегчением. Впрочем, его мстительная ухмылка вскоре сошла на нет, когда он столкнулся с осуждающим взглядом Гишзиды, приславшим ему в сознание образ грустной Даэны, тоскливо зашивающей порванную ткань.

— Согласен, некрасиво получилось, но по-другому было нельзя. И не волнуйся за Даэну, шить доверю Макраме, она у нас в этом деле мастерица. Что до тебя, моё сокровище... — Сезам с тенью тревоги на лице взглянул на свою любовницу, продолжавшую крепко спать после бурной ночи. Каким бы мерзавцем и грубияном не был Аркейн Обскура, он никогда не лгал. Недоговаривать и ловко менять акценты, выдавая чёрное за белое, а белое за чёрное – сколько угодно, но за все те десять лет, что Сезам был учеником Мастера Рахат-лукума, этот некромант ни разу не был уличён им во обмане. Но все страхи и сомнения молодого алхимика, едва появившись на свет, тут же развеялись, будто мираж. Сердце Сезама знало, что Даэна любит его, и Саламандра всецело разделяла веру своего хозяина, ибо кому как не ей ведать вкус одного из сильнейших чувств, благодаря которым Дух Огня живёт. Только это для земного пони имело значение, и поэтому он был готов мириться со всем прочим.

Земной пони прильнул к шее жрицы, наслаждаясь насыщенным терпко-сладким ароматом масел и духов, пропитавших её светлую гриву. Ощущая, как снова закипает кровь, переполняемая пьянящей страстью, Сезам, было, придвинулся к пышному карминовому крупу с Меткой в форме крылатого золотого диска, но затем со вздохом привстал. Сколь сильным не было искушение остаться с любимой рабыней в постели, но последние слова бессмертного колдуна он не мог оставить без внимания, какими бы безумными они не казались. Но прежде, чем уйти, молодой алхимик поцеловал напоследок Даэну в губы и вполголоса решительно произнёс.

— Я не верю, что ты меня предашь. Не по своему желанию, не по злому умыслу. Не знаю, что ждёт нас в будущем и, надеюсь, что не узнаю до самого момента истины. Что бы не случилось, какой бы выбор ты не сделала, я тебя не брошу и не отпущу, ты моя и только моя. Предначертанное не изменить, но его можно исполнить самому, обратить в свою пользу. И да будет Переменчивая Судьба мне свидетельницей, я найду этот путь.

Оставив верного крайта стеречь спавшую огнепоклонницу, Сезам неспешно вышел через дамастовый полог. В тот миг, когда его взору открылось привычное окружение личной каюты, земной пони едва нашёл в себе силы, чтобы не выругаться. Проклятый некромант внёс свой характерный штрих в картину, и без того отличавшуюся рабочим беспорядком: он здесь оставил своё послание, причём буквально. На деревянных панелях с геометрическими узорами, на терракотовых вазах и амфорах, на книжных полках и подвесном гардеробе, на старинных гобеленах и горшках с редкими цветами, на сундуках с алхимическими ингредиентами и лабораторном столе — всё вокруг было исписано светящимися стигийскими иероглифами, и стены, и пол, и потолок. Тщетно попытавшись стереть копытами замысловатые письмена, Сезам мрачно поклялся жестоко расквитаться с древним мистиком, изгадившим его опочивальню. Или хотя бы заставить того исправить, как было.

Память услужливо переводила некоторые наиболее знакомые иероглифы, в то время как другие требовали куда больше времени и усердия. Впрочем, никакой особой смысловой нагрузки Сезам в них не обнаружил, одно лишь безумие Аркейна Обскуры. "Пленник сюжета проложит рельсы", "Ото лжи исцеляет яд змеи", "Спойлеры кругом", "Новый сезон близко", "Ты — окно, они смотрят через тебя" и прочие малозначащие словосочетания. Впустую потратив десять минут на поиски послания некроманта, молодой алхимик с раздражением опёрся на стол и хмуро подтянул к себе зеркальное блюдо с инжиром, любимым лакомством. Хотя фрукты и были также покрыты магическими письменами, но Сезама это ничуть не смущало. После своего исцеления у него не на шутку разыгрался аппетит, и, пусть для полноценного завтрака инжир мало годился, земной пони с удовольствием впился в мягкую медово-сладкую мякоть фиолетового фрукта. Уплетая один плод за другим, Сезам в который раз предался размышлениям о происходящем.

Едва он пришёл в сознание прошлым вечером, как Мастер почти сразу же устроил ему разговор тет-а-тет. К немалому удивлению ученика, Рахат-лукум посвятил его в свои "истинные" планы. Вернее сказать, поделился тем знанием, что объясняло смысл новых задач молодого алхимика, но не цели всей авантюры. Как Сезам и подозревал, дипломатическая миссия с очернением репутации Принца Сапфира лишь мираж, второстепенное задание, тогда как первостепенное даже после разговора по-прежнему оставалось для Сезама тайной, к которой, впрочем, у него было уже несколько возможных разгадок. Мало сказать, что молодого алхимика заинтриговал туманный замысел старого тауматурга — навлекать на себя гнев аликорнов и целого королевства казалось неслыханным безумством. И ради чего такой риск?

Впрочем, Мастер говорил и о других вещах, вызвав у Сезама ещё больший интерес в участии в данной авантюре. Не изменяя себе, седогривый земной пони довольно прозрачно намекнул молодому алхимику, что в случае успеха тот перестанет быть его учеником. Это могло значить, что Рахат-лукум был готов уйти на покой и признать Сезама новым Мастером... или же просто избавиться от него. Сезам памятовал о своём сне и искренне сомневался, что за пять лет старый тауматург решит изменить собственным словам, сказанным тому Просвещённому. Но упускать шанс признания со стороны наставника земной пони не собирался, не для того он столько лет грезил о заветном титуле. Сезам был готов вступить в эту игру, однако, как всегда делал в подобных случаях, исключительно на своих правилах.

В эти дни ему предстояло выполнить многое, равно как и Мастеру, а возможно, даже больше. И первым шагом должна будет стать встреча с Хранителями Гармонии. Молодой алхимик здраво рассудил, что, скорее всего, именно с этим было связано неизвестное послание Аркейна Обскуры. Стал бы он при всей своей неприязни просто так являться к "вшивому мутанту" дабы просто поиздеваться над ним? Сезам в такое не верил, следовательно, мумифицированный колдун получил вести от одного из шпионов Рахат-лукума. Исходя из наиболее вероятных и важных вариантов, логичнее всего было предположить, что Штопарь всё же нашёл Принцессу Твайлайт. Но что она ему ответила? Согласилась ли на встречу? Сезам ухмыльнулся и тихо рассмеялся над собственными сомнениями. Ведь он уже понял, что эта кобылка за птица: такие, как она, просто так не сдаются и от вызова не отказываются.

Доедая последний инжир, Сезам вдруг заметил занятную деталь — на зеркальном блюде не было никаких иероглифов. Влекомый любопытством, земной пони со всех сторон осмотрел посудину, подозревая подвох, но к своему удивлению, обнаружил совсем не то, что искал. В блестящем отражении Сезам видел свою каюту уже без всяких светящихся надписей, но так ему казалось до того момента, пока он случайно не выбрал иной ракурс. На поверхности одного из подвешенных шкафчиков, где молодой алхимик обычно хранил ткань для тюрбана, пестрела одна единственная надпись, терявшаяся вне отражения среди прочих сумбурных словосочетаний. Убедившись, что более в помещении подобных феноменов нет, Сезам с воодушевлением приблизился к гардеробу.

— "Поздравляю, как ни удивительно, но твоё умозаключение верно, потому как такой вывод был очевиден даже для столь сказочных скудоумцев, как ты. У тебя есть час, чтобы привести себя в порядок, вшивое ты животное, и не забудь взять свой незаслуженный подарок, что Цыганка оставила тебе за этой дверью. С наихудшими пожеланиями, да падёт чума на твою пустую голову, Великий Визирь Та-Кольтет Аркейн Обскура." — самоиронично зачитал оскорбительное обращение вслух Сезам, предавшись несколько растерянным раздумьям. "Цыганка"… ведь именно так старый безумец назвал Хозяйку Всех Пери в его сне, неужели она действительно что-то прислала своему фавориту? Но какое отношение имеет к этому Аркейн Обскура и мог ли быть тут какой-то подвох со стороны спятившего некроманта? От него, конечно, следовало ждать чего угодно, но всё же Сезам поддался любопытству и осторожно открыл дверцу шкафчика. – Какого дива ...?

Внутри оказался крупный матерчатый свёрток блеклого зелёного цвета с прикреплённым на ветхой поверхности рваным письмом. Чутьё Сезама уловило знакомый аромат специй, столь знакомый ему по "визитам" в Сады Хозяйки Всех Пери. Сие усилило убеждение молодого алхимика, что дар и впрямь мог быть от могучей чаровницы. Снедаемый нетерпением, он спешно прочёл оставленное послание.

"Мой милый Шехзаде, мне бесконечно жаль, что наша встреча оказалась столь скоротечной из-за вмешательства ворчунишки Аркени. Но всё же я не могу винить этого несчастного старичка, да и тебе не стоит, ведь он лишь инструмент, проводник воли самой Переменчивой Судьбы, пусть даже ему самому не нравится такая роль. Мне бы хотелось с тобой обсудить очень многое, но, увы, в письме я передам только самое нужное.

Я знаю, что ты потерял той страшной ночью, и оттого моему сердцу так больно чувствовать твою кручину. Пусть то, что ты найдёшь в этом свёртке, утолит твои печали и послужит тебе верой и правдой, как когда-то служило своему прошлому владельцу, такому же славному фавориту, как и ты, мой ненаглядный малыш.

Но взамен я попрошу тебя об одной услуге. Ты, конечно, наречённый любимец Переменчивой Судьбы, и волен поступать, как заблагорассудится, чтобы достичь желанной цели, но прежде тебе следует преподать урок юной Принцессе. Возможно, тебе это покажется странным, мой хороший, особенно учитывая планы твоего прозорливого наставника на умничку Твайлайт и её прелестных подружек, но так вышло, что у меня тоже есть на них планы. И я хочу, чтобы будущая Принцесса Дружбы была готова к испытанию. Помоги ей, это всё, что я от тебя прошу, мой милый Шехзаде.

Ты найдёшь всё необходимое среди моих даров. Я верю, что ты справишься, иначе не избрала бы своим фаворитом. Всегда за тобой присматривающая, Хозяйка."

Подозрения Сезама оправдались. Хозяйка Всех Пери ввязалась в авантюру Мастера Рахат-лукума, но в ней вела уже свою игру. И уж её намерения разгадать было не в пример труднее, чем замыслы старого тауматурга. Сезам был взбудоражен: в последний раз Хозяйка обращалась к нему с "просьбой" почти два года назад, тогда земному пони надо было "всего лишь" вызволить из рабства какого-то непримечательного пегаса. Но обнаружив на том же невольничьем рынке Даэну, Сезам без раздумий спустил своё золото именно на неё. Впрочем, о том бедолаге молодой алхимик не забыл, тайно передав незадачливому узнику лепесток разрыв-травы для побега. Казалось, что с того дня Хозяйка Всех Пери будто бы забыла о своём фаворите. Но теперь Сезам знал, что это было не так.

Чаровница оставалась верна своим принципам: сначала завлекать внимание дарами, а после "просить" что-то для неё выполнить. Все её задания были с подвохом, создавалось впечатление, что их смысл заключался не в достижении цели, а в самом процессе, который приносил новые, порой неожиданные результаты. Несмотря на подобную неопределённость, в одном Сезам был уверен точно — Хозяйка умела делать хорошие подарки. И памятуя об этом, молодой алхимик без тени сомнений принялся рвать старый свёрток.

Первым на свет он вытащил продолговатую деревянную дощечку с продольной гравюрой непривычного стиля, указывавшего своим белым штрихом на принадлежность к мастерам Кантерополя и прочих колониальных городов Эквестрии. На ней была изображена любопытная сцена: семеро героев противостояли грозной стихии, воплощённой в образе то ли песчаной бури, то ли чудовищного роя насекомых. Среди этих персонажей Сезам без особого труда признал Принцессу Селестию, прекрасная и непоколебимая, она вела за собой остальных, столь же прославленных кумиров народов Востока.

Эррант из Эквестрии, благородный грифон и странствующий поборник справедливости, чей арбалет всегда поражал цель, но никогда не отнимал жизни. Амарула Непросыхающий, знахарь с золотым сердцем из племени зебр, которого никто не видел трезвым, но чьи снадобья исцеляли любые болезни. Манипура Монах, аскетичный гухьяк, умевший как ломать камни касанием крыла, так и усмирять словом злобу в сердцах. "Пересмешник", таинственный мастер воплощений, чаще известный под личиной каркаданна, с помощью шутливых выходок пробуждавший в душах совесть. Алидада ибн Альмагест, изобретательнейший земной пони своего времени, чей технический гений навсегда изменил жизнь жителей целых городов к лучшему. Мастер Каракум, стидийский единорог, обративший свои опасные знания чернокнижника на благие поступки. Мудрецы и наставники, учёные и целители, скитальцы и заступники, они наблюдали за миром и присматривали за ним, стремясь к гармонии. Неудивительно, что славу об их деяниях не затмила даже тень прошедших веков, ибо ещё при жизни соплеменники дали им почётный титул "Ишаны" — "Те самые".

Сезам помнил эти полумифические истории, и сюжет гравюры отсылал к последнему из приключений "Ишанов". К тому, что впервые объединило их под началом Принцессы Селестии, прибывшей ради спасения восточных земель от опустошительных эпидемий, насланных ифритом Самумом. Впоследствии для противостояния козням злых духов и защиты простонародья герои основали братство "Тарикат", более известный как Орден Тауматургов... который через недолгое время загадочным образом распался, а все его члены, кроме Владычицы Эквестрии, вернувшейся в Кантерлот, разбрелись по миру и пропали. При всём обилии версий о причинах случившегося, ни одну из них нельзя было назвать достоверной, особенно спустя столько лет. Неужто Хозяйка Всех Пери хочет пролить свет на эту тайну? В этом ли будет заключаться урок, который Сезаму надлежит передать Принцессе Твайлайт? Отложив гравюру в сторону, молодой алхимик переключил внимание на прочее содержимое свёртка.

Там оказался довольно заурядный на первый взгляд наряд, хотя и весьма пёстрый: лиловая жилетка, тёмно-синяя матерчатая полумаска, вышитые багряные браслеты, длинный кусок фиолетовой ткани для тюрбана, кушак цвета индиго и бледно-жёлтый плащ. Однако было в этой одежде нечто, что особенно привлекло земного пони и даже привело в восторг: материал, который Сезам принял сначала за шёлк, был таковым лишь отчасти, ибо сплели его не из нитей кокона знаменитой бабочки, а из паутины. Подобная ткань была столь же легка, красива и приятна на ощупь, но в то же время была крепче стали в пять раз и обладала непревзойдённой стойкостью к износу. Из-за безумной сложности добычи и шитья из этого материала одежда из паучьего шёлка являлась чрезвычайной редкостью в землях Востока, а потому и стоила баснословно дорого. Даже у иных эмиров и шейхов в коллекции не нашлось бы ничего подобного, а у Сезама теперь был целый костюм из паучьего шёлка! Да ещё и наверняка принадлежавший кому-то из "Ишанов", о чём намекала как записка Хозяйки Всех Пери, так и сопутствующая гравюра, хотя на последней герои были изображены без каких-либо одеяний.

Уверенный, что такие вещи попросту не могут быть простыми, молодой алхимик как следует изучил одежду, но не смог определить никаких волшебных свойств, хотя любопытствующая Саламандра и ощущала в ней слабые признаки зачарования. Скорее всего это значило, что магия артефактов за столько лет уже развеялась, в чём Сезам сомневался, подозревая, что Хозяйка Всех Пери специально запечатала её дабы у земного пони был ещё более существенный стимул выполнить "просьбу". Во всяком случае, ему хотелось верить в эту версию. Молодой алхимик сгорал от интереса: кто же из легендарных кумиров прошлого был бывшим фаворитом всемогущей чаровницы?

Удержавшись от желания сразу примерить на себя весь костюм, Сезам добрался до последней вещи, сокрытой на самом дне свёртка. То была небольшая металлическая фигурка в форме треугольной призмы, исписанная характерными стидийскими глифами и изображениями Всевидящего Ока. Такие изделия молодому алхимику были более, чем знакомы: их называли Призмами Памяти, они представляли собой артефакты-вместилища, хранящие воспоминания владельца. Хотя подобные изделия и являлись достаточно распространёнными в кругах волшебников и учёных Востока, в простонародье, однако, снискали незаслуженную славу "похитителей разума" — суеверные глупцы верили, что эти артефакты постепенно сводят с ума, что, разумеется, было сущим бредом. У Сезама такой тоже имелся, и вот уже пять лет служил своеобразным дневником.

Несложно было догадаться, что урок, который молодому алхимику надлежало преподать Принцессе Твайлайт, следовало искать в незримых закромах зачарованной фигурки. Не видя причин этого не делать, Сезам с воодушевлением активировал знакомый механизм, потянув зубами за миниатюрные рычажки на рёбрах призмы и повернув копытом верхнюю половину вокруг своей оси против часовой стрелки. Когда вершина артефакта озарилась слабым мерцающим светом, медленно перенося наружу табличный архив сокрытых воспоминаний, Сезам ощутил лёгкое разочарование: от вещи, принадлежавшей одному из "Ишанов", он ждал большего, чем стандартный процесс открытия, характерный для всех Призм Памяти, а потому зачастую изменяемый их владельцами для демонстрации собственной индивидуальности. Не меньшее недоумение произвёл на земного пони и вид самого архива, лишённого всякой организации, вроде дат, наименований и вообще каких-либо отличительных символов. Выдав саркастический смешок, Сезам попросту ткнул в таблицу копытом наугад.

Та померкла, дабы через несколько мгновений на её месте возник фантомный образ прошлого владельца, готового поделиться со своим слушателем заветными знаниями. Но увидев его, молодой алхимик не смог сдержать изумлённого вздоха, ибо пред ним предстал вовсе не один из "Ишанов", да и своим диковинным обликом лишь отдалённо напоминал пони. Хитиновая шкура, усеянные сквозными дырами ноги, рваные сетчатые крылья, спутанная грива и драный хвост серо-зелёного цвета, корявый длинный рог, жуткий стеклянный взгляд мертвенно-синих глаз — не признать в этом существе перевёртыша было решительно невозможно. Около года назад Сезам впервые повстречался с подобными тварями, и теперь надеялся никогда больше их не видеть. Его мутило от одного только вида склизких омерзительных уродцев, а "познакомившись" с их кошмарной королевой, молодой алхимик испытал поистине животных страх.

В те дни Мастер Рахат-лукум "гостил" в Бесплодных Землях, негостеприимных владениях перевёртышей к югу от Эквестрии. Королева Кризалис готовилась к дерзкому и молниеносному нападению на Кантерлот, впоследствии провалившемуся, и для того наняла старого тауматурга, рассчитывая, что тот создаст ультимативное волшебное оружие, сделав армию Роя непобедимой. Какое-то время Мастер с учеником и впрямь трудились над чем-то подобным — этим оружием стала алхимия. Они запечатали в сосудах страшный яд, чьи испарения по желанию хозяев должны были обрушиться моровым поветрием на врагов Роя, делая их совершенно беспомощными перед перевёртышами.

То ли по воле Переменчивой Судьбы, то ли по тайному плану Рахат-лукума, но в один далеко не прекрасный день первая и единственная партия отравляющего вещества вдруг оказалась уничтожена загадочным пожаром, а лучших бойцов Роя внезапно скосила странная эпидемия. Разъяренная Кризалис быстро сделала для себя выводы и объявила седогривому земному пони вендетту. От погони тогда удалось уйти только чудом, а команде потом ещё долго приходилось чинить летучий корабль. Через некоторое время Сезам узнал от Даэны, что Мастер, в отместку за решение королевы, отправил в Кантерлот послание с предупреждением о готовящемся нападении. И ещё, что Кризалис к моменту инцидента успела выплатить старому тауматургу весьма щедрый аванс.

Возникший из Призмы Памяти перевёртыш был довольно рослый, лишь немногим уступая королеве своего вида, на которую походил куда сильнее, чем на сородичей. Озадаченный его появлением, Сезам растерянно хмыкнул, когда услышал речь существа, в которой буквально через каждое слово звучал самый разный акцент. Это было донельзя странно, но до жути интересно.

— "Хранители Гармонии", "Тарикат", "Орден Тауматургов"... Эх, а ведь как хорошо всё начиналось! Увы, моя госпожа, оказалось, что даже аликорны могут ошибаться. Прав был наш монах: "Век живи, век учись, а дураком помрёшь". Хотя, по правде говоря, не думаю, что на месте Селестии вообще можно было сделать хоть что-то правильно.

Перевёртыш говорил с ощутимой горькой иронией, казалось, что его образ обращается напрямую к своему зрителю. До Сезама стало доходить, какое же отношение имел этот незнакомец к "Ишанам". Не нужно было быть мудрецом, чтобы не понять, кто из сих легендарных героев мог являться фаворитом Хозяйки Всех Пери, да и общеизвестные способности перевёртышей менять своё обличье служило более, чем явным намёком. Подобное пролитие света на тайну прошлого не могло не интриговать, особенно учитывая, что "Пересмешник", очевидно, затрагивал тему личной жизни самой Принцессы Селестии.

— Умница, красавица, силы немереной и к тому же августейшая особа — так ли удивительно, что вся наша геройская банда влюбилась в неё по уши? Да, в том числе и ваш покорный слуга, моя госпожа. Что сказать, общий враг сплачивает покрепче иных оков, тут, порой, что не битва, то свидание, в котором параллельно надо спасать мир. Но в таких делах от любви до ненависти всего один шаг, вчерашние друзья вдруг начинают бросать косые взгляды, а затем и вовсе готовы перегрызть друг другу глотки...

Внезапный стук в двери каюты заставил Сезама вздрогнуть и прерваться от просмотра. Взмахом копыта развеяв фантомный образ и вернув верхнюю часть Призмы в прежнее положение, молодой алхимик спешно закрыл дверцу шкафчика и с нескрываемой досадой направился к выходу. Содержимое артефакта заинтриговало его, как ничто и никогда ранее, но, как бы сильно Сезаму не хотелось дослушать "Пересмешника", он не мог допустить, чтобы о даре Хозяйки Всех Пери прознал кто-то посторонний.

— Доброе утро, мой ненаглядный господин, надеюсь, вы хорошо выспались? — за порогом каюты оказалась одна из рабынь корабельного гарема, обворожительная красавица-зебра Макраме. Она была в числе первых служанок и наложниц, подаренных одним арабийским шейхом Мастеру Рахат-лукуму около трёх лет назад, и, будучи особой с характером и фантазией, смогла одинаково завоевать расположение как хозяина, так и его ученика. До появления Даэны именно Макраме являлась фавориткой Сезама, да после осталась для молодого алхимика значимой. Если Даэну Сезам любил всей душой, то к Макраме просто испытывал плотскую страсть. — Простите мою навязчивость, Сезам-эфенди, но как вы себя сейчас чувствуете?

— Уж куда лучше, чем накануне, я всё также бодр, горяч, а главное — жив. Спасибо, что спросила, моя ласковая львица, — всё недовольство Сезама от прерывания изучения Призмы Памяти как ветром сдуло. Он всякий раз ощущал сладостную дрожь, когда сталкивался с непокорным взглядом очей зебры-рабыни — алый, словно гранат, и лазурный, будто бирюза, эти глаза были полны силы, уверенности и гордости. Земной пони искренне восхищался тем, что Макраме одинаково взирает на всех свысока, будто вовсе не она служанка и наложница. При всём этом было заметно, что зебра была чем-то сильно взволнована, то и дело поглаживала свою пурпурную шаль на шее. Причина явно была не только в "обновлённом" виде каюты хозяина. — Хмм, что-то ты выглядишь зашуганной. Да и вчера ты была будто сама не своя. Это у тебя "дни" начались или просто тебе есть о чём-то поговорить?

— Господин Сезам-эфенди, меня беспокоит, что вы вторите грязным шуточкам грубиянов-грифонов, один такой у меня недавно дошутился — проснулся с подрезанными крыльями. Пожалуйста, не опускайтесь до уровня этих дуралеев, — с тихой угрозой проворчала Макраме, выражая своё весьма прозрачное мнение касательно чувства юмора молодого алхимика. Впрочем, зебра тут же сменила тон и, обеспокоенно оглянувшись, тревожно произнесла. — Но вы, правы, Сезам-эфенди, я пришла к вам по делу. И принесла с собой кое-что.

— Да уж вижу. Ты у меня молодчина, Макраме, очень вовремя, — с улыбкой прокомментировал Сезам, когда рабыня пододвинула к нему сервировочный столик на колёсиках, загруженный блюдами с накрытыми крышками. В этот момент Саламандра, едва вернувшись в спячку, отозвалась в сознании настороженным рычанием. Передавшиеся ощущения несли не волнение из-за опасности, а удивление, вызванное ментальным осязанием какой-то до боли знакомой ауры. — Я сильно ошибусь, если скажу, что вместо завтрака ты приготовила мне некий сюрприз?

— Не совсем, мой ненаглядный господин. Думаю, вам понравится, — загадочно проговорила Макраме, после чего подняла зубами крышку с крайнего блюда. Сезам, подавшись с интересом вперёд, остолбенел и раскрыл рот от неописуемого изумления. На керамическом блюде оказалась вещь, увидеть которую он уже и помыслить не мог — Шкатулка Феноменов.

— Сера, Соль и Ртуть! Это же Она! Но как... ведь её... откуда ты...? Ох, сгинуть мне в пустыне! — ни один язык в мире не смог бы передать ту бурю чувств в душе Сезама, от которой возбудилась и задремавшая было Саламандра. Почти лишившись дара речи, земной пони судорожно принялся осматривать артефакт, боясь, что прикосновение его уничтожит, развеет, как обнадёживающий мираж. Казалось, что это была всё та же Шкатулка Феноменов, венец алхимического гения Сезама и его любимейшее творение. Артефакт всё так же напоминал "механизированный" черепаший панцирь из мельчайших пластинок, пружин и шестерёнок, на щитках всё так же тускло светились зелёнью знакомые глифы, а главное присутствовала магическая аура, которую создатель ни с чем бы не спутал.

— Вчера я убиралась в каюте Мастера Рахат-лукума, он оставил после себя непривычно сильный беспорядок, похоже, у старика снова был припадок. Среди прочих разбросанных вещей я нашла ваш артефакт — я ведь прекрасно знаю, как он дорог вам, милейший Сезам-эфенди, и наслышана о случившемся той ночью. Мне стало понятно, что хозяин как-то связан со всем этим, и решила вернуть Шкатулку её создателю, — после этих слов в голос Макраме прорезался холодный металл, зебра на глазах посуровела. Земной пони удивился, увидев, что рабыня начала вдруг говорить сквозь зубы. — Я тайно забрала артефакт, уже отыскала вас, но... не отдала. Не смогла.

— Вот так номер, клянусь всеми Первоэлементами! Будь любезна, объяснись, что за дивы тебя попутали? — озадаченно поинтересовался Сезам, оторвавшись, наконец, от своего детища. Шкатулка Феноменов хоть и была потрёпана после прошедших событий, недосчитывалась ряда деталей и израсходовала весь запас волшебной энергии, но (по крайней мере, на первый взгляд) осталась работоспособной. — Ты ведь даже намёков не делала!

— Сезам-эфенди, вы мой господин и вольны делать всё, что вам заблагорассудится. Я прекрасно понимаю, что эта... Даэна спасла вам жизнь, и вы захотели... "отблагодарить" её за это. Я всё понимаю, — заметив полный злости взгляд зебры, брошенный в сторону паланкина молодого алхимика, Сезам убедился, что был прав в своих подозрениях, и едва удержался от ухмылки. Он давно знал об обоюдной неприязни Даэны и Макраме, основанной на ревности обеих к земному пони. Сезам в какой-то мере наслаждался соперническими отношениями своих любовниц, но всё же никогда не хотел, чтобы их отношения вылились в откровенную вражду. — Но во имя Аши Вахишты, Пламени Истинной Справедливости, неужели способности этой жрицы делают её лучше, чем я? Ведь я переживала за вас ничуть не меньше, и была готова отдать свою жизнь ради вашего исцеления, милейший Сезам-эфенди! Почему же вы этого не оцениваете, о, мой ненаглядный господин, отчего вы так суровы и холодны со мной?

— Так ты обиделась из-за этого? Ох, Макраме, одинокая ты львица, как всегда, в своём репертуаре. Тебе следовало не оставаться в стороне с гордой обидой на душе, а поговорить со мной и разделить мою "благодарность". Даэна поведала о твоей помощи, и, да будет Переменчивая Судьба мне свидетельницей, я ценю это всем своим сердцем, — Сезам осторожно подбирал слова, памятуя о горячем нраве Макраме, способной резко перейти от расстроенных сетований до лютых бичеваний. Портить себе день (и лицо) молодому алхимику совсем не хотелось, даром, что общался, по сути, с рабыней и наложницей. Тем более, что та, несмотря на своё странное поведение, вернула ему его самую дорогую вещь. — Признаю, я в последнее время действительно несколько отстранился от тебя, Макраме. Мне приходится отвлекаться на события, связанные с новыми заданиями, и у меня не всегда получается отдавать должное всем, кто меня поддерживает. Я очень дорожу тобой, милая Макраме, и, дабы ты перестала себя чувствовать недооцененной, я готов выполнить любое твоё желание.

— Мне многого не надо, Сезам-эфенди, я живу одной лишь любовью к вам, и ничего так страстно не жажду, как получать её в ответ, — внезапно приблизившись к Сезаму вплотную, да так, что едва не повалила его, Макраме жарким шёпотом взмолилась. — Покажите мне свою любовь, мой ненаглядный господин, позвольте быть с вами во время визита Принцессы Твайлайт в прежней роли фаворитки, пусть я, а не Даэна, стану символом истинной любви и верности в глазах сильных мира сего!

— Хмм, если это именно то, чего ты хочешь... — желание зебры снова быть фавориткой ничуть не удивило молодого алхимика, однако её просьба всё равно застала его врасплох. Сезаму показалось довольно необычным, что Макраме было важно присутствовать при нём во время визита высоких особ из Кантерлота, но с другой стороны такое вполне объяснялось стремлением рабыни уязвить свою соперницу. Выждав паузу для пущего эффекта, Сезам благосклонно улыбнулся и доверительным голосом ответил. — Да будет так. Сегодня ты станешь моей тенью, а я буду твоим светом, рядом со мной ты явишься миру воплощением моих мыслей и желаний, а я возвышу тебя подобно цветку в свадебном обруче, моё высочайшее покровительство — дар тебе. Клянусь в этом!

— Ваша воля — моими делами, о, достойнейший из достойных, благодарю вас от всего сердца! Да будет вечно гореть пламя вашего духа, мой дражайший господин Сезам-эфенди, вы увидите, что я не заставлю вас сожалеть и раскаиваться о своём решении! — на радостях торжествующая Макраме была готова утопить в поцелуях земного пони, и ей бы это удалось, не перехвати Сезам инициативу в свою сторону. Аккуратно оттесненная, зебра поправила сползшую шаль и продолжила рассыпаться в благодарностях. — Я выучила несколько песен на эквестрийском языке, приготовила подарки и угощения для Принцессы и её свиты, всё ради вашего престижа...

— Да неужели? Ишь, какая ты у меня прыткая львица. Но знаешь, мы могли бы поговорить об этом чуть позднее, сейчас мне необходимо отправиться в баню и привести себя в порядок. И мне бы не помешала в этом важном деле помощь моей фаворитки. Что скажешь, Макраме? — игриво поинтересовался Сезам, как бы случайно потёршись о бок зебры с Меткой в форме затейливого ромбического узора цвета индиго. Пусть молодой алхимик делал рабыню фавориткой лишь на один день, не желая тем самым портить свои отношения с Даэной, он всё же собирался отыграть новый сюжет с воодушевлением, извлекая из перемен всю возможную пользу. — А потом мы могли бы, например, вместе попробовать твои кушанья. Или придумать ещё что-нибудь интересное...

Эти слова Сезам произносил уже из коридора, куда вышел со своей "новой" фавориткой и захваченным по пути сервировочным столиком с яствами и Шкатулкой, направляясь "приводить себя в порядок". Как только закрылись двери каюты, голоса любовников перестали быть различимыми для той, кто с ужасом внимала им, молча борясь с душевной обидой и яростью. Даэна медленно сползла с паланкина и прошла через полог, со слезами горечи взирая вслед ушедшим. Она понимала, что потеря "титула" для неё лишь временная утрата, но от осознания легче жрице не становилось.

— Макраме, змеюка, что ты задумала? — почти прошипела антилопа, стараясь не давать эмоциям затмить глас рассудка. Она чувствовала, что зебра многого недоговаривала, и не верила, что Мастер Рахат-лукум способен "случайно" оставить артефакт на виду и забыть про него. Всё это вместе с внезапными подарками в шкафу Сезама от невесть кого наводили огнепоклонницу на мысль, что это старый тауматург начал воплощать свои тайные замыслы. Но размышлять об этом Даэне приходилось трудно, а всё из-за одолевающей обиды на легкомысленный поступок её любимца. — Как ты мог, Сезам, душа моя, после всего, чем я пожертвовала ради тебя...

В сознании антилопы вдруг возникло видение, в котором по одну сторону пустого белого фона находился Гишзида, а по другую Макраме, а над ними зависли крупные таблицы, будто бы вырванные из анатомического атласа, изображавшие строение тел змеи и зебры. Наткнувшись на осуждающий взор крайта, выползшего следом за антилопой, Даэна виновато улыбнулась.

— Прости, Гишзида, я не хотела обидеть тебя или твоих родичей таким сравнением. Я просто очень тревожусь за моего Сезама – и всем семи ликам пламени не осветить того, что на уме у Рахат-лукума и его заблудшей прислужницы. Боюсь, они ради достижения своих смутных замыслов уготовили Хранителю Саламандры чёрную участь, — объяснила жрица, наклонившись к маленькому питомцу Сезама. За эти два года она успела крепко сблизиться не только со своим хозяином, но и сдружиться с Гишзидой, осознав, что тот чист и душой, и сердцем, а потому на подлость не способен. – Я знаю, что Сезам повелел тебе стеречь меня, но ты наверняка и сам понимаешь, что он сейчас в куда большей опасности, чем кто-либо на этом судне. Прошу тебя, мой маленький чешуйчатый друг, проследи за ним, внимай каждому слову и делу Макраме, но не проявляй себя и не вмешивайся, если только не сочтёшь необходимым. Могу ли я на тебя рассчитывать?

Задумчиво прошипев, крайт в сомнениях склонил голову, но уже через несколько мгновений исчез, растаяв в воздухе подобно дымке на летнем солнце, отослав огнепоклоннице напоследок видение. Даэна не смогла сдержать улыбки, узрев в нём себя и Сезама с Гишзидой на шее, со смехом наблюдающих через стекло огромного террариума за мрачной группой лиц, среди которых были Мастер Рахат-лукум, Макраме, атаман Риптайд и целый ряд грубоватых представителей из числа наёмников и команды корабля. У Гишзиды было своеобразное представление о том, как надлежало исправлять ситуацию, но с ним было трудно не проявить солидарности.

— Спасибо, малыш Гишзида. Пусть Три Достоинства проведут тебя верной дорогой и да оградят они всех нас от нечестивых намерений старого махинатора, — тихим молитвенным голосом произнесла жрица, глядя, как едва заметно приоткрылась дверь каюты. К счастью, этот умный змей не хуже антилопы знал, каким податливым и легкомысленным становится Сезам в компании красотки, особенно такой, как Макраме. Было совсем не лишним разузнать, на что именно Мастер Рахат-лукум через свою марионетку собирается подбить молодого алхимика. Убедившись, что она осталась одна, Даэна обратила свой взор на шкафчик, в котором её любимый получил странные дары от невесть кого, и осторожно приблизилась к нему. Из всех вещей один артефакт интересовал её особенно – Призма Памяти и её секреты. Убеждённая, что делает всё лишь на пользу своему с Сезамом будущему, огнепоклонница собралась с духом и приступила к изучению.