Ученик и Мастер. Акт второй: "Волк в овечьей шкуре"

Прелюдия

— Пробудись, спящая красавица, наступил твой черёд… Не спи, маленькая Принцесса, ибо твои враги не спят…

— Охх... ч-что?... Кто?... Уфф... — невнятно пробормотала Твайлайт, услышав тихий звенящий голос. Однако через пару мгновений юная Принцесса скривилась от внезапно накатившей боли. Ей казалось, что всё её тело словно истыкали иголками, да так, что любая попытка пошевелиться отзывалась долгой, раздражающей и ноющей болью. Мало того, все мышцы гудели, как от перенапряжения, особенно туго было крыльям. Не менее тяжко приходилось и голове, её попросту раздирало от бушующего потока бессвязных мыслей, создавая впечатление, будто бы внутрь напихали сердитых пчёл и хорошенько встряхнули. И всё же, несмотря на слабость, неприятные ощущения и стойкое желание вновь забыться сном, Твайлайт, наконец, раскрыла глаза.

Открывшаяся её взору картина повергла в шок юную Принцессу. Далеко не сразу аликорн осознала, где она находится, ибо всё окружавшее её пространство буквально менялось на глазах. Сначала всё вокруг было затянуто пугающей серой дымкой, в которой смутно угадывались очертания каких-то предметов, как если бы Твайлайт оказалась ночью в задымлённом помещении. Где-то в отдалении то и дело возникали тусклые вспышки света, слабо озарявшие окружение вокруг волшебницы. Постепенно картина прояснялась, дымка будто бы отходила на задний план, открывая прежде скрытые участки. Твайлайт с растерянным удивлением обнаружила себя лежащей на добротной кровати под тёплым шерстяным одеялом, с расположенными вокруг тумбочками и шкафчиками с различными медицинскими приборами. Часть этих приборов была прикреплена проводами к обручам на голове Принцессы. Поначалу разглядеть их как следует оказалось сложно, и дело было не только в том, что эти вещи окружало загадочное тусклое сияние, но и с восприятием самой Твайлайт.

Она испытывала донельзя странные ощущения. Если глаза видели мир, как если бы тот потерял все свои краски и погрузился в жуткий туман, то уши улавливали чей-то множественный шёпот, отдававшийся эхом на грани слышимости, а также глухой ритмичный стук, напоминавший удары безмятежного сердца. Мало того, Твайлайт стала чувствовать странные и неестественные запахи, которые она даже и описать толком не могла. Это было сравнимо, как если к аромату благоухающего цветочного поля вдруг примешаются бодрящие фимиамы горного воздуха и солёный запах морского побережья. Подобный букет запахов сбивал с толку и заставлял испытывать тревогу.

Какое-то время Твайлайт наблюдала и другую странность: всякий раз, когда она закрывала глаза, во мраке невидящего взора всего на каких-то пару мгновений её тускло озаряло смутное видение непонятных символов, неких загадочных иероглифов, которых она прежде не встречала. Но со временем окружавший юную Принцессу мир стал понемногу проясняться, медленно обретая прежние знакомые очертания. Пропали странные письмена перед закрытыми глазами, постепенно угасало и чувство тревоги, сменяясь ощущением необъяснимого умиротворения, как если бы волшебница находилась под ласковым согревающим светом солнца. Возникла странная мысль, что казавшийся чужим новый мир, доселе отвергавший аликорна, внезапно решил распахнуть ей свои объятия, и та с радостным облегчением в них бросилась. Твайлайт, преисполненная растерянности из-за своих чувств, задумчиво озиралась, пытаясь понять, что же с ней происходит.

К счастью, дела с памятью обстояли куда лучше, чем опасалась Твайлайт, но всё же не так хорошо, как она хотела бы. Юная Принцесса помнила многое из того, что с ней случилось до того, как лишилась сознания. Вся цепь событий, приведших к трагической развязке, стояла прямо перед её глазами. Посольская делегация из Ахалтекинского Султаната и её первые лица – Мастер Рахат-лукум со своим учеником, Сезамом по прозвищу Заклинатель. Обмен приветствиями и подарки от восточного владыки, среди которых личный дар от Сезама для Твайлайт – волшебное зеркало. А далее начались страшные необъяснимые события: всеобщая тревога из-за погромов в городе, учинённых взбунтовавшимися грифонами из охраны посла. Пожары, грабежи, стычки с городской стражей и захват заложников – Твайлайт тогда не смогла сдержать порыва и бросилась на помощь своим подданным, одна, без уведомления своей наставницы. Принцесса Селестия в то время отправилась решать конфликт с грифонами на захваченный ими воздушный корабль посла.

Вспоминая всё то, что с ней приключилось в охваченном хаосом городе, Твайлайт едва заметно задрожала. Первая конфронтация с бандитами, первые раны, воссоединение с силами королевской стражи и её элитными частями – отрядами ОМОНа и Ночного Дозора. Но самым рискованным поступком Твайлайт стало её решение отправиться на переговоры с атаманом Риптайдом, лидером погромщиков, да ещё вдобавок в одиночку и без возможности колдовать. А всё из-за «зоны поражения», устроенной коварным старым грифоном. От одной только мысли об этом страшном искажённом месте, сотворённом удивительной магией украденного артефакта посла, известного как Шкатулка Феноменов, Твайлайт испытывала острый приступ тошноты. Ей было даже думать противно о тех мерзостных картинах, царивших на изувеченных колдовством улицах, не говоря уже о жутких звуках и запахах, сопровождавших каждый её шаг.

К счастью или к несчастью, но что произошло уже в самой «зоне», юная Принцесса помнила гораздо хуже, да и вспоминать об этом было тяжело и крайне неприятно. Лишь две личности отпечатались в её памяти более-менее чётко: загадочный ассасин Шехзаде, предложивший рискованный союз против «общего врага», и сам лидер бунтовщиков – атаман Риптайд, который, по словам того же Шехзаде, был одержим злым духом. И если первый вызывал у Твайлайт неоднозначные впечатления, смешанные с подозрением и любопытством, то старый грифон не оставил в памяти ничего кроме отвращения и кошмаров. Конфликт с ним воспринимался аликорном как нечто смутное и ужасное, но никаких деталей Твайлайт пока не могла описать – её переполняло слишком много странных чувств, чтобы она могла ясно думать о случившемся. Оставалась ещё одна вещь, чьё название навязчивым эхом отзывалось в голове волшебницы – Шкатулка Феноменов.

— Что же со мной тогда случилось? Почему всё вокруг такое… странное? — стала вслух рассуждать Твайлайт, испытывая явный дискомфорт из-за продолжавшегося шёпота. Волшебнице очень захотелось услышать иные звуки, пусть даже если это будет её собственный голос. — Может быть, это всё то же влияние Шкатулки Феноменов?

— Смышлёная маленькая пони… Сила духа разбила сосуд заточённой магии… Было достаточно лишь направить её в нужное русло… — Твайлайт вздрогнула, когда вновь услышала этот тихий звенящий голос, тот самый, что пробудил её ото сна.

— Кто здесь? Покажитесь, прошу вас! — начиная нервничать, воскликнула Твайлайт. Краем глаза она заметила некое движение, но, повернув голову, она никого не обнаружила. В помещении кроме неё никого не было.

Теперь, когда дымка почти развеялась, юная Принцесса могла видеть, что она находится в королевском лазарете Кантерлота. Хотя ей редко доводилось здесь бывать, но не узнать висевший напротив кровати аликорна витраж с характерной чашей, обвитой змеёй, было трудно. Это была определённо отдельная палата, не самая маленькая по своим размерам, но с одной единственной кроватью, на которой и лежала сейчас Твайлайт. Не считая тумбочек с медицинскими приборами, прочая мебель включала в себя небольшой круглый столик в углу близ витража, внушительную книжную полку над продолговатым низким шкафчиком с цветочными вазами, из которых торчали увесистые бутоны тюльпанов. По крайней мере, они выглядели, как тюльпаны, ибо прежних красок на этих цветах не было, их, как и всё вокруг, поглотил всё тот же тусклый серый оттенок. И сколько бы раз волшебница не закрывала глаза, никаких изменений с восприятием цвета больше не происходило. Твайлайт с ужасом осознала, что у неё появилась цветовая слепота.

— Так, спокойно, только не паниковать. Всё не так плохо: я мыслю, ощущаю боль и сильно хочу есть, а значит – живая. Всё могло быть намного хуже, — с заметной дрожью в голосе принялась успокаивать себя Твайлайт, не испытывая, впрочем, особого облегчения от собственных слов. Она поймала себя на мысли, что после сказанного затаила дыхание в ожидании возвращения того таинственного голоса. Однако ничего так и не произошло, никаких новых звуков не появилось, и аликорн с нервным смешком пробормотала. — Кажется, это называется «посттравматический синдром», наверняка все эти зрительные и слуховые галлюцинации лишь побочный эффект воздействия Шкатулки Феноменов. Очень надеюсь, что временный… и что его можно как-то вылечить. Фух… Надо успокоиться. Причин для паники нет, я в безопасности. Надеюсь на это…

Вновь осмотрев помещение, Твайлайт, дабы скорее отвлечься от мрачных мыслей, попыталась определить назначение медицинских приборов и смысл их показателей, однако многие из них так и остались для волшебницы загадкой. Какие-то механические часы с заполненными прозрачной жидкостью колбами, металлические панели с чем-то, напоминающим прикреплённый компас, запечатанные футляры с крохотными отверстиями, через которые исходило слабое свечение – ничего подобного Твайлайт видеть ещё не доводилось. В конце концов, эта аппаратура, хоть в чём-то и была схожа, но всё же сильно отличалась от той, что юная Принцесса привыкла использовать в своих научных опытах.

Несмотря на своё не самое благое самочувствие, Твайлайт решила, что вполне в силах встать с кровати и выйти наружу, чтобы узнать обо всём, что происходило, пока она спала. Однако волшебница не была уверена, что это стоило делать прямо сейчас – как-никак, к ней всё ещё были прикреплены обручи с проводами от приборов, сняв их сейчас, можно было невзначай спутать все показания. Взвесив все «за» и «против», Твайлайт посчитала, что узнать сведения для неё сейчас куда важнее, и с помощью телекинеза осторожна сняла с себя все медицинские приспособления, с волнением ожидая, что это вызовет какие-нибудь болезненные ощущения. Казалось, что ничего не произошло, но когда юная Принцесса, аккуратно положив обручи на тумбочку, попыталась встать, она внезапно испытала необъяснимую тревогу. На минуту кобылке показалось, что в комнате возник кто-то посторонний и начал пристально следить за ней. Краем глаза Твайлайт уловила тень на витраже, но ничего более она не заметила. Кроме того, что голова змеи на стеклянной мозаике, как казалось волшебнице, ранее была под другим углом, но это скорее всего был очередная галлюцинация.

Тем временем к чувству тревоги добавилось новое, прежде не испытываемое ощущение, вновь приведя Твайлайт в состояние полнейшей растерянности. Ей показалось, что там, за дверью палаты, к ней кто-то направлялся. Не будь она столь озадачена, юная Принцесса могла бы поклясться, что слышит приближающееся сердцебиение, чувствует сопровождающее его тепло, что казалось таким приятным и знакомым, будто Твайлайт его давно знала и любила. Она не могла объяснить подобных ощущений, но подозревала, что и это было побочным эффектом от пребывания в «зоне поражения». Но, в отличии от других эффектов, он оказался на удивление приятен и притягателен. Чем ближе был этот источник новых чувств, тем явственней волшебница понимала, кто через несколько мгновений возникнет в большом дверном проёме.

— Я почему-то не сомневалась, что в этот раз увижу тебя уже не посапывающей в постели, а бодрой и бойкой на ногах, что меня несказанно радует. Зная о слабостях моей лучшей ученицы к поиску ответов на непредвиденные вопросы, коих, судя по твоему смятенному взгляду, скопилось порядочно, я даже опасалась, что по прибытии не застану тебя здесь, — привычным мягким дружелюбным голосом обратилась к юной Принцессе её любимая наставница. Та, которую волшебница желала видеть сейчас сильнее всего.

— Принцесса Селестия! — Твайлайт по старой привычке едва не склонилась в поклоне, дабы поприветствовать вечно прекрасную и могущественную Владычицу Эквестрии, кумира всех любящих и даже обожествляющих её подданных. Голос Твайлайт, однако, звенел не только от радости, но и от сильнейшего удивления, причиной которому был внешний вид Принцессы.

Первое, что бросилось в глаза, было то, что на фоне монохромного окружения Её Королевское Высочество обладала всеми прежними цветами, которые Твайлайт привыкла видеть ранее. Всё та же белоснежная шёрстка, слабо сверкавшая подобно инею на озарённых солнцем склонах морозных вершин, то же звёздное сияние пышной гривы, переливавшейся удивительными цветами полярного неба, тот же притягательный золотой блеск украшенных копыт, увесистого колье и венчанной тонкими зубцами короны. Сей факт заставил юную Принцессу по-новому задуматься о побочном эффекте Шкатулки Феноменов. Значило ли это, что цветовая слепота стала сходить на нет или это был только единичный случай восприятия? Однако долго предаваться размышлениям Твайлайт не стала, ибо не меньшее, а скорее даже большее впечатление, на неё произвёл взгляд любимой наставницы.

Волшебница ожидала увидеть в этом взгляде многое, от радости и тревоги до возмущения и осуждения, как-никак, на то были более, чем явные причины. Но лицезреть в покрасневших полузакрытых очах аликорна томление, выражение сильнейшей усталости и глубокой тоски – для Твайлайт подобное было в диковинку, она даже припомнить не могла, когда в последний раз наблюдала Принцессу Селестию такой. Голос разума подсказывал, что причиной тому было переживание Владычицы Эквестрии за юную Принцессу, но нутром Твайлайт чувствовала, что за этим крылось что-то ещё. Она пока не могла объяснить, но новое восприятие ощущало неладное.

От Принцессы Селестии веяло едва заметным неестественным запахом с химическим оттенком, мало напоминавшим духи. Возможно, это был прибившийся след лекарств или иных медицинских препаратов, но всё же он почему-то тревожил юную Принцессу. Ей вдруг подумалось, что это был отпечаток какой-то скверны, поразившей тело и разум Принцессы Селестии, поэтому в глазах той так заметна томительная душевная боль. Осознав это, Твайлайт содрогнулась от собственных мыслей. Откуда они только брались? Почему она так уверена в своих новых странных чувствах?

— Её предали... Но собственные чувства мешают ей это осознать... Ученики всегда были её слабостью... — холодный звенящий шёпот вернулся подобно продирающему ветру из недр беспросветной расщелины, едва не заставив Твайлайт подскочить от испуга. Растерявшись, волшебница даже не сразу поняла, что Принцесса Селестия её о чём-то спросила.

— Хмм, наверное, я всё же поспешила с выводами. У тебя такой вид, Твайлайт, будто бы ты не от мира сего, – с сочувствием заметила Принцесса Селестия, немного склонив голову. Несмотря на её странный взгляд, ласковая улыбка на лике белого аликорна была самой искренней, уж в этом Твайлайт не сомневалась. — Гнетут тяжкие мысли?

— Я… я не знаю, Ваше Высочество. Мне трудно объяснить, — отведя взор в сторону, растерянно ответила волшебница, не представляя толком, как описать собственные ощущения. В то же мгновение пространство вокруг Твайлайт неожиданно заметно потеплело, а затем её шеи нежно коснулось крыло наставницы.

— Можешь не спешить, я могу представить, каково тебе сейчас. Этой ночью нам обеим пришлось нелегко. И, к сожалению, не только нам, — с плохо скрываемой грустью вздохнула Принцесса Селестия, мягко приподнимая голову своей лучшей ученицы, дабы видеть её глаза. Она сильно беспокоилась о Твайлайт, и волшебница понимала это без всяких колдовских эффектов. — И всё же я должна сказать, Твайлайт, что ты заставила меня серьёзно поволноваться. Надеюсь, ты понимала, каково было бы нам, твоим родным и близким, случись с тобой нечто более страшное или даже непоправимое? Ответь же, моя любимая ученица, о чём ты думала, когда отправлялась туда, в самое сердце кошмара?

— Простите меня, Принцесса. Я… я не могла поступить иначе. Я хотела Вас предупредить, правда! Но затем произошло такое… У меня просто не было другого выбора. Нет, в смысле, выбор был, но тогда бы мне пришлось упустить… То есть, мне очень, очень жаль, что пришлось заставить Вас так переживать, но, пожалуйста, поверьте – не предупреждать Вас было неправильно, но столь же неправильно было бы оставаться в стороне. Ведь Вы были и так серьёзно заняты с захватчиками на посольском судне, а я… я просто захотела помочь, — дрожа от замешательства, со стыдливой слезою в голосе стала оправдываться Твайлайт, пока не заметила, как сошлись в довольной улыбке уголки рта Принцессы Селестии. Недоуменно подняв брови, волшебница осторожно спросила. — Ваше Высочество? Так Вы не сердитесь на меня?

— Я бы не сердилась на тебя, даже если бы ты решила остаться в стороне от этого ужасного события. В конце концов, это был очень опасный конфликт, решение которого, увы, лежало за гранью слов. Но твоё решение… оно заставило меня не только переживать за твою безопасность, дорогая Твайлайт, оно также заставило меня гордиться, — Твайлайт заметно приободрилась, услышав эти слова. Ведь это значило, что Принцесса Селестия понимала и, более того, даже одобряла действия своей ученицы, о чём последняя доселе лишь надеялась. — Спайк, достойный сын своего могучего драконьего рода, мне всё рассказал о твоём порыве, о твоих чувствах и страхах, и если бы не моё слово, он бы тоже сломя голову бросился к тебе на помощь. Но куда больше мне поведали восторженные возгласы простых горожан, чьи дома ты помогла спасти от огня и погромщиков. Когда же верные защитники города рассказали о том, как ты одна направилась в логово лиходеев на переговоры, дабы вызволить пленников – вот тогда я вновь осознала, что сделала верный выбор, и не зря избрала тебя новой Принцессой Кантерлота.

— Правда? То есть, спасибо, огромное Вам спасибо, Принцесса Селестия! Просто словами не могу передать, как мне дороги эти слова! — от всего сердца поблагодарила Твайлайт, покраснев уже от гордости за похвалу из уст самой Владычицы Эквестрии. — Ведь я действительно сомневалась, что должна была делать, но потом задумалась: а как бы Вы поступили на моём месте? Это и стало для меня решающим доводом.

— «Когда не знаешь, как поступать правильно – поступай хорошо» — так однажды сказал мне один добрый друг, неутомимый поборник справедливости и отважный искатель приключений из давно прошедших времён, — с нотками почтения в голосе поведала Принцесса Селестия, переведя тоскливый взор на витраж с чашей и змеёй. — Хотя я несказанно рада, что ты столь высокого мнения обо мне, моя дорогая Твайлайт, это всё же был твой выбор, и советчиком тебе служило лишь собственное сердце…

Внезапно во время этих слов волшебницу захлестнул поток новых странных ощущений. Прямо перед её глазами промелькнула в одно мгновение целая вереница видений, в которых угадывались смутные очертания невиданных мест и силуэты неведомых существ. Пока вдруг Твайлайт не узрела ясно одну единственную картину: высокий скалистый утёс над простирающейся лесистой долиной, и застывшая в лучах багряного заката на краю уступа грозная фигура – грифон, чей гордый взор был направлен прямо на созерцавшую его волшебницу.

Взъерошенные серо-синие перья, короткий загнутый назад хохолок, грубая повязка через левый глаз, заметный скол на кривом клюве, потёртый стальной нагрудник, выцветшая синяя накидка, небольшой арбалет с полупустым колчаном на перевязанном бедре – он внешне был похож на своих восточных родичей, с которыми Твайлайт не так давно приходилось сталкиваться. Однако юная Принцесса почему-то знала, что этот грифон был родом с западного континента, но объяснить этого не могла. Равно как и того, почему во взоре крылатого воителя угадывалась печаль.

— Передавай им эти слова, Принцесса, пусть помнят, — не столько сказал, сколько прохрипел грифон, постучав сжатой когтистой лапой по нагруднику. После чего он развернулся и расправил крылья. — Прощай. Мы были хорошей командой.

— Нет. Мы были лучшей, — провожая взглядом улетающего грифона, Твайлайт неожиданно услышала голос Принцессы Селестии. Возникшая следом догадка озарило сознание аликорна словно зарница – она только что видела воспоминание своей наставницы! Прямо перед глазами Твайлайт промелькнула сцена из прошлого самой Принцессы Селестии! Каким образом ей это удалось сделать, волшебница не знала, но нутром чуяла, что и это было как-то связано с её новым искажённым восприятием, побочным эффектом влияния Шкатулки Феноменов. Почти одновременно с этой мыслью развеялись все видения, и Твайлайт вновь стала видеть привычный мир, пусть и всё ещё лишённый прежних красок.

— …знаешь, существует одна простая, но важная истина: учителю всегда приятно, когда его ученик претворяет в жизнь выученные уроки, а главное, без помощи своего наставника, — Принцесса Селестия, тем временем, продолжала говорить, как ни в чём не бывало, всё также задумчиво рассматривая витраж. Чтобы только что не произошло, Её Высочество этого не заметила. Однако затем она повернулась к Твайлайт с заметно более обеспокоенным лицом, чем ранее. Может, Принцесса Селестия ничего и не увидела, но определённо ощутила перемену в настроении своей ученицы. — Тебе плохо? Может, мне стоит позвать лекаря?

— Н-нет, пожалуй, не стоит. Хотя... даже не знаю, не могу понять, — честно призналась Твайлайт, испытывая смешанные чувства от увиденного. С одной стороны ей стало совестно и даже немного страшно, что она, пусть и ненароком, но заглянула в память собственной наставницы. А с другой — юная Принцесса не могла не признать, что её взбудоражило это явление, и вызвало сильнейший интерес. — Я... я будто бы что-то потеряла... но взамен и приобрела что-то. Моё зрение, мой слух — все мои ощущения теперь какие-то другие, а в голове происходит такое... Ох, да я даже ясно сформировать мысль не могу! Неужели у меня посттравматический синдром?

Как-никак, волшебница была знакома с практикой магии чтения мыслей, хотя и не применяла её нигде кроме как на домашних опытах. Однако случившееся разительно отличалось от пресловутой магии, и дело было не только в отсутствии контроля за ней — куда важнее было то, что столь могущественный аликорн как Принцесса Селестия не заметила, как проникли в её собственные воспоминания! Да ещё и совершенно беспрепятственно! Или же всё же заметила, но не стала об этом упоминать? Твайлайт искренне сомневалась, что её наставница не обратила бы внимания на подобную выходку, но и сам факт свершившегося вызывал у юной Принцессы недоумение. Всё случилось так внезапно и так легко... Неужели и это побочный эффект воздействия Шкатулки Феноменов? Возможно ли его... контролировать?

— К сожалению, мне уже доводилось видеть больных с разными вариантами названного тобой расстройства, но пока я не вижу оснований считать, что у тебя возник подобный синдром, — постаралась успокоить Принцесса Селестия, но, как бы она не пыталась, ей не получилось скрыть от Твайлайт возросшие нотки тревоги в голосе. — Тем не менее, я хочу точно знать, как ты себя чувствуешь. Я также хочу знать, что с тобой произошло вчера, особенно про события в "зоне поражения". Прошу тебя, Твайлайт, если можешь мне рассказать — расскажи.

Собравшись с мыслями, юная Принцесса глубоко вздохнула и поведала наставнице о своих приключениях прошедшей ночи. Твайлайт старалась быть краткой, избегая лишних описаний и без того страшных сцен, но когда рассказ дошёл до места вхождения в искажённую влиянием Шкатулки Феноменов местность, где магия выходит из под контроля и невозможно колдовать, волшебница невольно прервалась и перевела дыхание, с трудом подавив дрожь от пережитых кошмаров. Принцесса Селестия, слушавшая рассказ Твайлайт с пристальным вниманием, не стала торопить свою ученицу, и с сочувствующим пониманием ждала, пока та не вернётся к повествованию. Наконец, Твайлайт продолжила, и хотя ей всё также было тяжело вспоминать события внутри "зоны поражения", как из-за пробелов в памяти, так и из-за личных ощущений, в эти минуты Владычица Эквестрии внимала словам волшебницы с особым интересом. Особенно явно это было заметно, когда Твайлайт упоминала о Шехзаде и его рассказе про Шкатулку Феноменов и одержимого атамана Риптайда. Последним же более-менее ясным воспоминанием было столкновение среди грифонов-боевиков, часть из которых взбунтовалась против своего атамана. И голос, до жути изменившийся голос старого грифона, угрожавшего жизням заложников, если Твайлайт не сразится с ним насмерть.

— ... но после этого я уже не могу вспомнить, что происходило дальше. Лишь мутные, бессвязные отрывки. Простите меня, Ваше Высочество, но это всё, что я могла Вам поведать, — с чувством некоторого облегчения завершила своё повествование Твайлайт, бросив растерянный взгляд на свою кровать. — Я не знаю, чем кончился тот бой в "зоне поражения", что стало с заложниками, атаманом и Шкатулкой Феноменов, и даже как оказалась в лазарете.

— Заложников удалось спасти, и хотя многие из них находились в тяжёлом положении, их жизням теперь ничто не угрожает. Все грифоны, включая атамана Риптайда, оказались не в состоянии оказывать сопротивления прибывшим силам королевской стражи. С самого утра и до сих пор с ними разговаривает уважаемый господин посол, насколько я могу судить, он пытается понять, кто из них был запуган атаманом, а кто поддерживал этот страшный мятеж, — при этих словах Принцесса Селестия отвела глаза в сторону и едва заметно усмехнулась, словно вспоминая что-то хорошее. — Несмотря на всё, что произошло, мой бывший ученик всё же не держит зла на своих вероломных подопечных, и уверен, что они заслуживают второго шанса. Как я и надеялась, всё же Рахат-лукум не забыл моих уроков.

— Второй шанс? Прошу прощения, Ваше Высочество, мне показалось или это означает, что грифонов собираются ... отпустить? — не скрывая опаски, забеспокоилась Твайлайт, стараясь больше не вспоминать об учинённых боевиками пожарах и погромах.

— Не совсем так. Дело в том, моя любимая ученица, что все эти грифоны числятся членами посольской делегации, согласно мировой конвенции о дипломатических отношениях, которой придерживается Эквестрия и большинство других государств, судить и выносить приговор боевикам возможно только на их родной земле. Уважаемый господин посол, уже принёсший официальные извинения за случившееся и заявивший о готовности подписать репарационное соглашение, чью сумму выплатит из казны Принц Сапфир, обязался взять этих погромщиков под свой надзор, дабы предать их суду уже в Ахалтекинском Султанате, — несколько помедлив с ответом, мягко и убедительно объяснила Принцесса Селестия, после чего поделилась и другими мыслями. — Хотя у меня нет причин сомневаться в данном исходе, я не могу не заметить стремления своего бывшего ученика оградить определённую часть мятежников от законного суда. И хотя я всецело осуждаю их тяжкие злодеяния, я всё же одобряю желание Рахат-лукума даровать этим безрассудным погромщикам второй шанс.

— Часть из них и впрямь действовала под давлением атамана, в том числе такие, как грифон Шрайк, решившийся, в конце концов, выступить против спятившего Риптайда. Но Принцесса, даже если они раскаются, разве это умалит их преступление? — осторожно спросила Твайлайт, неуверенная, что стоило продолжать столь неоднозначную тему. — Ведь они же по своей натуре разбойники, не будет ли второй шанс для них подобно стреле взамен той, что не попала, когда была нацелена прямо на нас?

— И это говорит мне пони, чья подруга перевоспитала самого Дискорда, могущественного Духа Хаоса! — с лёгким и нежным смехом заметила Принцесса Селестия, чем изрядно смутила волшебницу. — Пусть ты и утаила от меня детали о своём столкновении с грифонами, я хорошо понимаю, насколько ужасным оно было. Моя дорогая Твайлайт, очень многие совершают ошибки и принимают неверные решения, а потом, чтобы их исправить поступают ещё хуже. Но если дать им второй шанс, иногда они могут тебя даже удивить. Справедливость заключается не в наказании за содеянный грех, но в воспитании. Плоды, что приносит подобная забота, стоят сопутствующих рисков, ибо наставлять на верный путь — истинный долг Принцессы, наша главная обязанность.

— Ваша правда, мне не следовало забывать о таких важных вещах. Эти грифоны произвели на меня крайне неприятное впечатление, а иные заставили бояться и даже возненавидеть их, но, возможно, они смогут исправиться. По-крайней мере, я надеюсь, что уважаемому послу Рахат-лукуму это удастся совершить, — без особой уверенности согласилась Твайлайт, решив оставить неприятную тему, и с робкой улыбкой добавила. — В конце концов, он ведь был Вашим учеником, также как я.

— Был. Но я бы не стала сравнивать его с тобой, Твайлайт, и дело даже не в том, какими разными сложились ваши судьбы, — задумчиво склонила голову Принцесса Селестия, глядя на волшебницу так, словно заметила в ней какие-то перемены, но не могла понять, что же именно изменилось. — Он не был самым старшим из всех учеников, что у меня были, однако в Кантерлот Рахат-лукум прибыл достаточно зрелым и опытным. Я видела, что он пришёл в Кантерлот за знаниями, и более того, он знал, что хочет найти. Замкнутый и болезненный, Рахат-лукум был слаб телом, но силён духом, это мне стало ясно, когда он сам попросился ко мне в ученики. Признаюсь, тогда это на меня произвело впечатление, ведь до этого никто из моих прошлых учеников ничего подобного не делал...

Окружение в глазах Твайлайт вдруг померкло, а затем юная Принцесса ощутила наплыв до боли знакомых чувств. Глухой, едва заметный гул, сопровождающий вновь возникший хаотичный поток чужих воспоминаний, появился одновременно с пугающим осознанием того, что Твайлайт снова против воли проникла в память своей наставницы.

Теперь это был более знакомый пейзаж, нежели в прошлый раз. Это была небольшая аллея близ роскошных садов в Королевском Дворце Кантерлота, одно из красивейших мест в этом тихом уголке, в воспоминании украшенным зимою. На расчищенной тропинке между засыпанными между живой изгородью и скульптурами из кустарников стоял, опустившись на одно колено, но с гордо поднятой головой, молодой земной пони, возрастом не сильно старше Твайлайт. Уже догадавшись, кто находился перед её глазами, юная Принцесса не без любопытства отметила, как сильно изменился посол Рахат-лукум с того давнего времени, когда был учеником Принцессы Селестии. Бледно-белая шёрстка, холенная короткая охристо-жёлтая грива, субтильное телосложение и отсутствие какого-либо намёка на бороду, которой ныне щеголяет старый тауматург. Однако взгляд его золотистых глаз, холодный и оценивающий, похоже, время не изменило, ибо в точности так же Рахат-лукум взирал на Принцесс в тронном зале во время приёма делегации.

В этом воспоминании одеяния посла были лишены той роскоши, что Твайлайт наблюдала прежде: простецкий серый тюрбан, незамысловатый плотный кафтан без ярких цветов и узоров, да старый вязаный платок вокруг шеи. Было видно невооружённым глазом, что одежда земного пони была сильно изношенной, но в то же время чистой и ухоженной. Кафтан не полностью покрывал тело земного пони, поэтому Твайлайт, наконец, смогла увидеть Метку Рахат-лукума — дымящийся тигель.

— ... Призма Памяти, воссозданная тобой по чертежам самого Алхиманта? И в него ты заключил все собственные познания об алхимии и тауматургии? Вне всяких сомнений, это поистине королевский подарок. Но всё же зачем ты хочешь стать моим учеником? — услышала волшебница заинтересованный голос Принцессы Селестии, обращённый к молодому Рахат-лукуму. В этот момент Твайлайт обратила внимание на некрупный предмет, поставленный перед опустившимся на колено будущим послом. То был раскрытый деревянный ларец не самой искусной работы, а в нём — странная металлическая фигурка в форме треугольной призмы, исписанной загадочными письменами и изображениями всевидящего ока.

— Я нашёл цель своей жизни и выбрал дорогу, чтобы идти к ней. Мне не нужна ни власть, ни сила, ни богатство, но только знание — тот ключ, что позволяет достичь всего этого и даже больше. Алхимия — моя философия, тауматургия — мой инструмент, Совершенство через Преобразование — истина, которую я жажду обрести. И чтобы пройти эту дорогу, мне нужен опыт тех, кто прошёл её до конца. Тех, кто однажды изменил собственную судьбу и преобразился. Таких в этом мире немного, и Вы — само Совершенство, о, Лучезарнейшая Принцесса Селестия, — дрожавший от холода голос молодого Рахат-лукума оказался до отвращения сиплым и гнусавым, но в его словах нельзя было не ощутить твёрдости и решимости. В глазах земного пони не было ни страха, ни волнения, только безграничная самоуверенность.

— Только вслушайся в его речи, маленькая Принцесса... Уже тогда он отравлял коварной ложью разум своего нового Мастера... — Твайлайт испытала будоражащий трепет, когда в её сознании вновь зазвучал тот неведомый звенящий голос, чей шёпот зловещим эхом отдавался в минуты пробуждения. Видение померкло, уступив место уже возникавшим ранее горящим символам, чьё значение всё также оставалось неизвестным, но по-прежнему внушало тревогу. — Теперь же этот яд обрёл иную форму, и сейчас бежит по венам твоей любимой наставницы... Отнимает силу и подавляет волю...

— Яд?! О чём вы говорите?! — с ужасом воскликнула Твайлайт, но запоздало осознала, что все наваждения пропали, а возгласы волшебницы привели говорившую Принцессу Селестию в замешательство. Ощутив, как зарделись её щёки от смущения, Твайлайт извиняющимся тоном пробормотала. — Я... я глубоко извиняюсь, Ваше Высочество, я вовсе не хотела Вас перебивать! Просто я... я даже не знаю, как это объяснить!

— Конечно, разочарование Рахат-лукума в каком-то смысле и было ядом в его душе, из-за которого он бросил обучение и покинул Эквестрию. Но что-то мне подсказывает, что твои слова вопрошают о другом, а тебя саму гнетут дурные мысли. Милая Твайлайт, я ведь тоже чувствую, что с тобой происходит что-то неправильное, ты же говоришь, что не можешь объяснить своих ощущений. Но мне не надо их объяснять, я прошу тебя лишь рассказать мне о них, — сочувственно произнесла Принцесса Селестия, приблизившись к своей ученице вплотную. Вновь столкнувшись с жутким, почти отрешенным измученным взглядом аликорна, Твайлайт нервно сглотнула, но когда Владычица Эквестрии опустилась на колени и нежно приобняла её крыльями, юная Принцесса сразу же успокоилась. Тепло искренних чувств наставницы несло покой и очищало сознание волшебницы, поглощённой необъяснимыми фантомами. — Твайлайт, моя бедная маленькая пони, тебе пришлось тяжко этой ночью, и я разделяю ту боль, что оставили на тебе эти события. Ты не рассказываешь о ней, чтобы не тревожить меня, и поверь мне, я ценю такую заботу. Но забвением душевные раны не вылечить, ты должна рассказать мне всё, что чувствуешь, и поделиться своими волнениями. Лишь так я смогу помочь тебе от них избавиться.

— Хорошо... хорошо, я попробую. И спасибо Вам, Принцесса, — у Твайлайт от нахлынувшей любви и нежности к своей наставнице заслезились глаза. Поддержка столь близкой для неё пони была столь значимой, что юная Принцесса нашла в себе силы по-новому взглянуть на свои странные ощущения и поведать о них уже без прежних сомнений. К своему удивлению, Твайлайт обнаружила в самой себе перемену в собственном отношении к новому восприятию.

Монохромная гамма окружение и слабое свечение вокруг Принцессы Селестии уже не казались чем-то противоестественным, за исключением только мутного дыма, удалившегося в отдалённые углы палаты. Неразборчивый шёпот и едва различимые звуки обратились в умиротворяющую мелодию, чья ритмичность придавала миру новые тона, что ощущаются не глазом, но духом. Рассказывая о своих новых чувствах, Твайлайт неожиданно для себя осознала, что они приятны ей. Мир, лишённый красок, что сначала так пугал, сейчас ласкал восприятие своей манящей таинственностью и интриговал невиданными прежде возможностями. Все эмоции, причём не только свои, но даже чужие, ощущались не в пример глубже и острее, чем прежде, и в их силе, в их искренности обнаружилась удивительная особенность — у чувств появился вкус. Твайлайт ещё не распробовала его, но уже с тревогой поняла, что какая-то её часть отныне жаждет этого.

Упоминая о слышимых голосах, Твайлайт серьёзно колебалась, раздумывая, стоит ли говорить наставнице о невольном вторжении в её воспоминания. К счастью или к несчастью, но в этот раз страх взял своё, и волшебница умолчала о видениях, хотя и пересказала сопровождавшие их странные речи, а также воссоздала с помощью магии таблицу с загадочными символами, что ранее возникала перед её закрытыми очами. Наконец, Твайлайт закончила описывать свои ощущения, но Принцесса Селестия не произнесла ни слова, с хмурым задумчивым выражением лица изучая явленную таблицу. Когда же общее молчание стало почти невыносимым для юной Принцессы, Владычица Эквестрии всё же нарушила тишину не на шутку встревоженным голосом.

— Когда-то давно, в дни моей молодости, полной приключений, мне довелось испытать нечто подобное. Я побывала в месте, где волшебная сила обращается против своего хозяина, истощая его дух и тело. Мне удалось оттуда выбраться, но ещё долго я испытывала опустошительную боль, которая искажала в моих глазах весь окружающий мир. Но, судя по твоим словам, это совсем иное явление, пусть и в чём-то похожее, — Твайлайт с содроганием затаила дыхание, и вовсе не потому, что ей было до жути интересно слушать историю Принцессы Селестии о собственном прошлом, но оттого, что боялась это самое прошлое узреть своими глазами, как это случалось уже дважды до этого. Однако Принцесса Селестия продолжала говорить, а волшебница всё не ощущала никаких перемен, ни голосов, ни видений. — Что до этих символов, то часть из них я узнаю: это стидийские иероглифы, но, боюсь, их значение я не смогу тебе раскрыть. Конечно, в Королевской Библиотеке Кантерлота должны найтись соответствующие книги, но я бы посоветовала тебе, моя дорогая Твайлайт, обратиться за помощью к уважаемому послу Рахат-лукуму, причём, не только из-за перевода. Коли он является создателем Шкатулки Феноменов, чей побочный эффект, как ты думаешь, на себе испытываешь, то наверняка и поможет избавиться от последствий её влияния.

— Я тоже так считаю, Ваше Высочество. В конце концов, Мастер Рахат-лукум бы не был Высшим Алхимиком Ордена Тауматургов, если бы не знал, какой вред способны принести его творения. Впрочем, даже если он не сможет объяснить, что со мной произошло, всегда найдётся заклинание, которое всё исправит, надо будет только хорошенько порыться в книгах, — как можно увереннее объявила Твайлайт, стараясь прибодрить не столько себя, сколько Принцессу Селестию, чьё волнение причиняло волшебнице почти физическую боль. Когда же Твайлайт собралась добавить ещё ряд успокаивающих замечаний, она вдруг ощутила противное бурчание в животе. Аликорн запоздало осознала, что нараставшее раздражение и скручивающий комок в горле были связаны вовсе не с искажённым восприятием, а с элементарным чувством голода. — Ох, прошу прощения, Ваше Высочество! Наш разговор заставил меня совершенно забыть о том, как мне хочется есть. Вы не будете против, если бы мы продолжили после завтрака?

— Ну почему же, конечно, я ничуть не против. Хочу только немного поправить тебя, моя любимая ученица — сейчас впору говорить об ужине, нежели о завтраке, — спрятав за ласковой улыбкой все свои тревоги, негромко рассмеялась Принцесса Селестия. — Могу себе представить, как же ты голодна!

— Ужин?! Во имя Эквестрии, который сейчас час? И день? Сколько я вообще проспала? — с изумлением спросила потрясённая Твайлайт, переведя взгляд на витраж в тщетной попытке различить время суток за мозаичным окном.

— Сейчас вечер, приблизительно половина восьмого часа. Ты провела в больничной палате более пятнадцати часов, врачи рассказали, что все твои раны оказались несущественными и, как ты наверное заметила, от них не осталось и следа. С другой стороны меня предупреждали о некой "аномальной" активности твоего волшебного источника, вследствие чего тебя окружили поглотителями магии и другой аппаратурой, не позволявшей творить непроизвольное волшебство, уж не обессудь, моя дорогая ученица, — со вздохом участливо пояснила Принцесса Селестия, кивнув в сторону снятых обручей на постели. — Хотя меня заверили, что твоё состояние стабильно и не вызывает тревоги, не смотря на "аномалию", я всё же повременила отправлять уведомляющее письмо твоим родителям в Ванхувер. Узнай они о твоём состоянии, то, вне всяких сомнений, сию же минуту бросили свою рабочую поездку и немедля поспешили бы в Кантерлот. С другой стороны вести о погромах со дня на день будут пестреть во всех газетах Эквестрии, и, учитывая твою роль в них, я более, чем уверена, что ты окажешься сразу на обложке. Будет неправильно, если твои родители будут знать об этом из газет, думаю, тебе стоит самой написать в письме всё, что с тобой произошло и как ты себя чувствуешь.

— Всецело согласна с Вами, Принцесса! Ведь со мной, по сути, ничего страшного и не произошло, по-крайней мере, ничего такого, чего нельзя было бы исправить. Ну, во всяком случае, я на это надеюсь, — пробормотала Твайлайт, представив себе реакцию родителей. Содрогнувшись от мыслей о возможных исходах, волшебница решительно заявила. — Так или иначе, но я должна успокоить маму и папу прежде, чем они начитаются всяких раздутых слухов из газет, да и не только их! Мне также понадобится написать и моим подругам в Понивилль, и невестке с братом в Кристальную Империю, и...

— Боюсь, до них уже дошли первые слухи, поэтому стоит ли удивляться тому, что все они прибыли во Дворец в этот же день? — услышав это, Твайлайт удивлённо вскинула брови, на что Принцесса Селестия с довольным тоном сделала ещё один обнадёживающий намёк. — Да и моя сестрица, едва получив от меня письмо, тут же вернулась домой, да ещё и не одна.

— Неужели?! Все мои подруги, и Каденс, и Шайнинг Армор, и даже Принцесса Луна? Все они уже здесь? — с радостным волнением осведомилась Твайлайт, испытывая будоражащий прилив сил и бодрости, разом забыв про все свои смутные мысли.

— Они прибыли всего пару часов назад и были готовы брать штурмом твою палату, лишь бы проведать тебя, но я не позволила. Тебе всё же был необходим покой, да и после твоего рассказа сомневаюсь, что будет правильно тебе выходить в нынешнем состоянии, — эти слова ощутимо задели Твайлайт, но прежде, чем она решилась с возмущением запротестовать, Владычица Эквестрии с хитрой улыбкой подмигнула. — Однако, раз нельзя с уверенностью поступить правильно, мы уверенно поступим хорошо. Думаю, радость встречи пойдёт на пользу всем нам. Знаешь, твои подруги и близкие готовили некий сюрприз к твоему выздоровлению, когда я собиралась посетить тебя ещё раз. Готова поспорить, они уже заждались тебя. Наверное, не стоит их теперь разочаровывать.

Покидая палату вместе с наставницей, полная восторженного ожидания от воссоединения с теми, кого она любит, Твайлайт не сразу расслышала тонкий звенящий смех, снова зазвучавший в недрах её сознания. Последовавшее за ним предупреждение оказалось столь ожидаемым, что волшебница перестала удивляться, и теперь таинственный голос вызывал у неё лишь раздражение.

— Дружба... Первый важный выбор в жизни... Ошибись — и пригреешь змею на шее... Верное же решение никогда не заставит пожалеть о нём... — хотя волшебница решила больше не обращать внимания на эти странные речи, она всё же пришла в лёгкое замешательство, различив в словах обращения тонкий намёк на просьбу. — Говорят, на ошибках учатся... Это так, но некоторые выносят неправильный урок... В твоих силах исправить чужие выводы, маленькая Принцесса... И спасти того, кто дерзко усмехается, зависнув над пропастью порока...

Глава 1. Перекрёсток Путей

Пейзаж был тосклив и безрадостен — скалистое ущелье без единого намёка на какую-либо живность или растительность. Мрачный серый камень нагнетал тоску и жуть, словно бы в противовес завораживающему звёздному океану, чья мерцающая гладь проливала свой спасительный свет в этот тёмный позабытый край внизу. Меж кривых уродливых утёсов вела одинокая полузаваленная тропа, навевавшая мысли о том, что многие годы здесь не ходила ничья нога. До сей поры.

Осторожно ступая по острым камням, ведшим ввысь к крутым вершинам, и вслушиваясь в эхо собственных шагов, единственный источник звука в этой мёртвой глуши, по той тропе шёл молодой и поджарый земной пони. В ярком свете далёких звезд его грязная шерстка отражалась слабым серо-стальным блеском, в контраст короткой матово-чёрной гриве, напоминавшей из-за своей извитой формы забравшуюся змею. Несмотря на зрелый возраст, Метка у жеребца отсутствовала, в то же время, будто взамен неё, на груди красовалась причудливая татуировка, изображавшая пирамиду с заключённым внутри оком. Хотя с лица, украшенного стриженой бородкой, не сходила насмешливая ухмылка, в его прищуренных бесцветных глазах читалась явная растерянность.

— "... ах, ни капельки, поверьте, нам не выпить после смерти. И звучит наш первый тост: "Эй, хватай-ка жизнь за хвост!"... — время от времени странник начинал бормотать вслух старинную застольную песенку, больше для того, чтобы развеять угнетающую обстановку, нежели из-за праздного настроения. — "...пьют глупцы и мудрецы, пьют транжиры и скупцы"... Вай, зыбучие пески, как там дальше-то? Во имя Переменчивой Судьбы, ну что за безобразие! Совсем без памяти оставили, шайтаново племя!

Земной пони немного преувеличивал бедственное положение со своей памятью, ведь он, по крайней мере, хотя бы осознавал, кто он есть — Сезам по прозвищу "Заклинатель" из знойных земель Ахалтекинского Султаната, ученик знаменитого алхимика и искуснейшего тауматурга Мастера Рахат-лукума. Он помнил тайны и секреты своего ремесла, что ему открыл наставник, помнил многие пережитые приключения, помнил имена и лица своих врагов и союзников. Однако более половины всех воспоминаний являли собой бессвязные отрывки из прошлого, в которых лишь изредка проскальзывала нить последовательности. И конец этой нити обрывался на торжественном вечере того дня, когда ученик и Мастер под видом посольской делегации вошли в Королевский Дворец Кантерлота. Сезам, вздумавший испытать судьбу, тайно подверг Принцессу Твайлайт Спаркл гипнозу и проник в её сознание. Но зачем он тогда так поступил, и что им двигало в ту минуту, Сезам сейчас был не в состоянии вспомнить.

Впрочем, это было наименьшей из забот молодого алхимика на данный момент. Он не знал, где находится и не имел представления, как вообще здесь оказался. Более того, Сезама не покидало навязчивое чувство, что окружающий пейзаж кажется ему смутно знакомым, словно он здесь уже бывал когда-то. Но куда сильнее земного пони волновало странное ощущение пустоты, будто бы Сезам лишился чего-то ему дорогого, очень близкого сердцу. Но что это за столь важная вещь, он себе объяснить не мог.

Сезам не знал, как долго он уже бродит среди этих пыльных безжизненных камней, в этом месте само чувство времени искажалось до жути, внушая безрадостные мысли о прошедшей вечности. Даже звёзды на небе, бесконечно прекрасные в своих дивных узорах, и те казались чужими, словно и не они вовсе освещали этот мир с его первой зари. Сезам не мог узнать ни одного созвездия, хотя ничто не заслоняло его обзор, ни дым, ни облака, ни слепящий лунный свет — всего этого попросту не было.

И без того нелёгкий путь Сезама стал ещё труднее, когда тропа превратилась в сплошную череду опасных расщелин, перемежающихся завалами из огромных камней. Чтобы преодолеть эту часть пути, земному пони пришлось вспоминать акробатические приёмы, выученные по "найденным" свиткам из горной крепости-монастыря Азимут, обители секты фанатичных и безжалостных наёмных убийц Востока — ассасинов. Сезам не знал, как столь ценные учебники попали к его наставнику, однако тот не преминул "убедить" своего ученика овладеть многими полезными движениями. Впоследствии, они не раз спасли жизнь земному пони и помогли в достижении целей Мастера.

Балансируя на острых гранях, перепрыгивая от одного выступа к другому, словно горный козёл, молодой алхимик, наконец, достиг намеченной цели — вершины утёса, которую он приметил ещё со дна ущелья. Отсюда Сезам мог, по крайней мере, увидеть больше и, возможно, даже понять, куда его всё-таки занесло.

— Да уж, задохнуться мне парами алкагеста, впечатляет... Такому пейзажу для полноты только курорта не хватает, — с усмешкой задумчиво пробормотал Сезам, обводя изучающим взглядом открывшийся простор. – Не будь моя жизнь сплошным сборником анекдотов, решил бы, что в сказку попал.

За скалистым кряжем до самого горизонта простиралась безмятежная водная гладь, не тревожимая гонимыми ветром волнами, словно это было не могучее море-океан, а лишь тихий пруд. Тёмные воды, что отражали лик звёздного неба, казались продолжением этого прекрасного космического полотна, порой, глаз не мог даже различить границ между ними. Размышляя о загадке дремлющего океана, чьего характерного бодрящего аромата Сезам по необъяснимым причинам не ощущал, молодой алхимик отвернулся от бескрайнего водного пространства и перевёл взор на другую картину, заинтересовавшую его куда сильнее.

Там, среди столь же безжизненных мрачных скал, вздымающих свои уродливые каменные когти в небесную высь, за горбатым хребтом виднелась величественная фигура древней пирамиды. Ночной мрак скрывал всё её великолепие, однако Сезам знал, что вершина сего чуда зодчих далёкого прошлого увенчана барельефами Всевидящего Ока, по одному на каждую из четырёх сторон пирамиды, обращённых на север, юг, запад и восток. Знал, потому что вспомнил об этом месте сразу же, едва глаза различили во тьме знакомые очертания древнего монумента. Эта пирамида была столь же древней, как и ныне сгинувшее царство Та-Кольтет, и носила имя острова, скрытого за волшебным туманом в опасных водах Восточного Океана, куда страшатся заплывать даже морские пони из Кораллового Королевства. Имя, что навечно сохранилось в легендах — "Перекрёсток Путей".

Какое-то время Сезам просто задумчиво рассматривал видимую часть грандиозной пирамиды, размышляя, как и зачем Судьба вновь забросила его в это неприветливое место. Не давал покоя земному пони и тот факт, что память, так услужливо напомнившая название сего архитектурного строения, ничего более полезного о «Перекрёстке» поведать не могла. Молодого алхимика не покидало смутное подозрение, что эта пирамида сыграла некую важную роль в его сложившейся судьбе, и из-за этого Сезама начало понемногу раздражать происходящее. Никогда раньше он не попадал в столь непонятную ситуацию, и теперь Сезам терзался не самыми весёлыми мыслями о том, что делать дальше.

Вновь возвращаясь к своим последним воспоминаниям, молодой алхимик предположил наиболее убедительную для себя версию случившегося. Скорее всего, произошёл некий инцидент во время сеанса гипноза, ведь непосредственно перед ним Сезам публично зачаровывал зеркало, что должно было стать подарком для Принцессы Твайлайт. Неужто земной пони что-то перепутал, и в итоге работа артефакта привела к магической катастрофе? Ничего подобного на своей практике Сезам припомнить не мог, да и в самых эпических легендах такие катаклизмы не упоминались. Тем не менее, утверждать наверняка молодой алхимик сейчас ничего не мог.

Внезапно слух Сезама уловил далёкий, едва различимый, но одновременно и весьма узнаваемый звук – это был отголосок песни, чей ритм вызывал у Сезама неподдельную дрожь. Он словно слышал её раньше, мало того, звучавший голос показался ему даже более знакомым, чем вся унылая округа «Перекрёстка Путей».

— Так-так, либо я, наконец, спятил, либо здесь стало ещё диковиннее. А возможно я и вовсе сплю, — озадаченно разглаживая копытом бородку, не без самоиронии пробурчал молодой алхимик, пытаясь разобрать хоть слово в доносящейся эхом песне. — Лучше бы оно всё и впрямь оказалось сном, но, да будет Переменчивая Судьба мне свидетельницей, я люблю совсем другие грёзы... С бархатными подушками, пьянящим шербетом и страстными красотками... Сера, Соль и Ртуть, это ещё что?!

Неожиданно над вершиной древней пирамиды пролетел, подобно падающей звезде, яркий огненный сгусток. Узревший его Сезам едва не вскрикнул от озарившей сознание боли и, не отдавая себе отчёта, вдруг спешно помчался по разбитому каменному склону к возвышавшемуся над мрачными скалами монументу. К Сезаму вновь вернулись старые воспоминания, и теперь он ничего сильнее так не жаждал, как встречи с этим огненным явлением. Чувства, что никогда не подводили земного пони, открыли ему, что тот огонь принадлежал самому верному другу Сезама, защитнику и соратнику, частице самой его души – Саламандре.

Мир полон удивительных созданий, и из их числа грациозные волшебные ящерки, чья жизнь проходит в восхитительном танце среди языков огня, по праву считаются одними из самых интересных. "Знакомство" Сезама с представительницей этого вида оказалось переломных моментом в жизни, причём для них обоих. В своём жадном стремлении войти в историю, Сезам согласился на предложенную Мастером возможность, и тот провёл опасный эксперимент над собственным учеником, превратив того в химеру.

Саламандра, Дух Огня, стала вечным узником тела молодого алхимика, кое уподобилось тиглю, в котором слились воедино их души и плоть. Отношения между Сезамом и Саламандрой претерпели множество перемен, и сейчас земной пони не мог не признавать того, что он перестал считать свою духовную половину каким-то питомцем. И Саламандра, что прежде ненавидела своего хозяина, научилась отвечать тому взаимностью и даже любить. Столь странной любви Сезаму встречать не доводилось ни до того, ни после. И как бы того не хотелось Духу Огня, питавшемуся столь жаркими чувствами, молодой алхимик не испытывал ответной страсти, место в его сердце занимала другая особа. Несмотря на подобный трагикомизм в их отношениях, Сезам привык к ним настолько, что уже не мог помыслить жизни без этой связи с Саламандрой.

И теперь, вспоминая все совместные приключения и ощущая угнетающую пустоту в своей груди, Сезам мучил себя одним-единственным вопросом — как Саламандра покинула его тело? Всё больше крепли подозрения молодого алхимика в собственном просчёте при зачаровании того злосчастного зеркала. Впору было бы задуматься и о судьбах прочих пони, присутствовавших на том торжественном приёме — Мастера, Принцесс, придворных, стражников и слуг. Однако все мысли Сезама вытесняло всё то же желание — как можно скорее воссоединиться с любимым Духом Огня. Никогда раньше земной пони не страдал от одиночества, но теперь его пугала сама мысль о том, что он, возможно, навсегда потеряет свою единственную подругу.

Пересекая на одном духу сложные и опасные пути через трещины и ямы, взбираясь по осыпающимся склонам и скалистым выступам, Сезам перестал обращать внимание на занимавшую прежде странность — будучи без всяких подков, земной пони, тем не менее, совершенно не ощущал тверди под ногами, ни острых разбитых камешков, ни угловатой поверхности скал. Поглощённый мыслями о Саламандре, молодой алхимик не сразу заметил, что песня, которую он прежде едва различал, теперь звучала гораздо чётче и сильнее, однако по-прежнему в ней нельзя было понять ни слова. Более того, алчно выискивая среди очертаний пирамиды знакомый огненный след, Сезам даже не осознал, что к слышимым ритмичным напевам добавились новые, совсем другие звуки.

Нет, и не было во всём мироздании особы более игривой, чем Переменчивая Судьба. Устав посылать загадочные намёки своему любимцу, она решила позабавиться, столкнув того с новыми потрясениями, и столкнула в самом прямом смысле этого слова. Случилось же это спустя некоторое время после того, как Сезам в своём порыве ринулся к пирамиде за Саламандрой. Когда древний монумент стал близок настолько, что его остроконечная вершина закрыла часть звёздного неба, молодой алхимик начал рискованный спуск по крутому склону, тщательно сохраняя равновесие, дабы не полететь вверх тормашками и не разбиться о встречные выступы. Рассчитав нужный момент, Сезам сделал резкий прыжок к стене ближайшего утёса и сразу же оттолкнулся от неё, стремясь попасть на лежавший за узкой пропастью каменный лестничный марш, что вёл к самой пирамиде.

— Какого дива?! — прежде, чем Сезам приземлился, на лестнице возникла из-за отвесного края скалы чья-то фигура, и земной пони, растерявшись, оступился и покатился кубарем прямо на появившегося чужака. — Уф! Окислить твою медь!

Спешно вскочив на ноги после вынужденного переката, Сезам с недоумением обнаружил, что он, вопреки ожиданию, не сбил незнакомца. Более того, молодой алхимик будто бы прошёл прямо сквозь него, словно того и не было. Морок то был или мираж, или же Сезам просто "удачно" скатился, размышлять об этом долго земному пони не пришлось. Ибо как только он поднял глаза на чужака, будоражащая дрожь прошлась по всему его телу, вызванная смятением и удивлением. Всего в паре шагов от Сезама с ворчливым кряхтением поднимался по ступеням не кто иной, как Мастер Рахат-лукум!

— Эфенди, и вы здесь?! С вами всё в поряд...ке... Растерзай меня Ветер Рока... — вытаращив глаза от изумления, прошептал Сезам, заметив, что его наставник был здесь не один. Молодой алхимик выругался про себя, раздосадованный от того, что сразу не догадался, что тут происходит. Ведь здесь Мастер был даже в совсем других одеждах, заметно отличавшихся от тех, что он носил на торжественном приёме. И всё же это не опоясанный золотой шалью тафтяной бишт и не черно-красная куфия наставника открыли Сезаму истину, а появление юного спутника старого тауматурга, чей один лишь вид вызвал у молодого алхимика новый болезненный приступ воспоминаний.

Это тоже был земной пони, ещё не возмужавший жеребец, но уже не жеребёнок. Его худое, но крепко сложенное тело покрывала начищенная до лоска шёрстка цвета хаки, результат заботливого ухода за внешним видом. Однако в резкий контраст ей смотрелись всклоченный короткий хвост и почти состриженная бурая грива. В отличие от Мастера, на юном земном пони не было никаких одежд, символа достатка и благополучия, присущего влиятельным, знатным и просто обеспеченным пони, к коим принадлежал и Рахат-лукум. Тем не менее, на шее юнца висел блестящий медальон из чистого золота, с выгравированным на нём изображением саламандры. Подобным слабым блеском отсвечивала и Метка на его крупу – флейта заклинателя змей, то был талант ловца и гипнотизёра. Но ни блеск украшения, ни свечение Метки не могли сравниться в яркости с тем живым огнём, что полыхал в сощуренных зелёных глазах юного спутника Мастера. Этот огонь шёл из глубины души, жаждущей славы, богатства и новых приключений, и его жар не остыл и поныне.

Таким Сезам себя помнил пять лет назад. Молодой алхимик осознал, что сейчас видит самого себя, подмечая всё ту же самодовольную ухмылку, всё тот же хитрый насмешливый взгляд, с которыми он свыкся настолько, что теперь не обходится без них ни дня. То было событие пятилетней давности, незадолго до того судьбоносного часа, когда алхимия преобразовала земного пони навсегда, обратив его в химеру. Наблюдая картину из собственного прошлого, Сезам задавался уже не тем вопросом, как сюда попал, а силился понять лишь одну вещь – зачем Переменчивая Судьба явила ему именно это воспоминание? Что в нём такого особенного?

— Блистательный Мастер-эфенди, я вот что-то не понимаю, как же Чужаки попадут туда? – судя по взбудораженному голосу юного Сезама, он уже долгое время донимает своего наставника подобными вопросами. Молодой алхимик же, не видя для себя сейчас иной альтернативы, решил последовать за призраками своего прошлого, попутно вспоминая детали того знаменательного дня. – Ведь вы же сами говорили, что Им не подвластна магия?

— Как и нам с тобой, мой покорный ученик. В том месте мы все являемся чужаками, и наши дороги проложены иными силами, не подвластными никому. Этот путь открыт для всех, кто способен заплатить цену за проход. А наши «партнёры» никогда не скупились на достижение своих целей, равно как и я, – привычным наставническим тоном негромко проговорил Мастер Рахат-лукум. Слегка скосив взор на своего спутника, он, не сбавляя шаг, с неодобрением заметил. – Я вновь слышу предательские ноты благоговейного трепета в твоих речах, мой юный Сезам. Уже великое множество раз я тебе говорил, как надлежит вести себя в общении с обитателями того мира, но всё же до сих пор ты продолжаешь потакать собственным страхам и суевериям.

— Не сочтите за дерзость, о, блистательный Мастер-эфенди, но неужто вы сами не дрожали от предвкушения перед первой встречей с Чужаками? Нижайше прошу меня простить, но я в подобное просто не могу поверить! – с определённой долей наглости заявил Сезам из прошлого, поравнявшись на ступенях с Мастером. Следивший же за ними со стороны молодой алхимик всё больше оборачивался в сторону пирамиды, ожидая вновь увидеть знакомый огненный след. Он бы уже убежал наверх, к входу в монумент, если бы внутренний голос не останавливал его порывы, намекая о том, что самой Судьбе важно ему что-то показать этим давно минувшим разговором.

— Хм, ты всё также прямолинеен, хотя в этот раз куда более осторожен со словами. Хвалить ли тебя за усердие или наказывать за его недостаточность, я решу после этого путешествия. Сейчас же мне, ради успеха нашей миссии, следует снова напомнить тебе, кем ты должен быть в глазах наших «партнёров», – повременив с ответом, хмуро заключил Мастер, стараясь не выдавать своим видом, как нелегко даётся ему весь этот долгий подъём.

Пусть во время преображения Сезам потерял большую часть воспоминаний о своём прошлом, этот разговор с Мастером он помнил во всех деталях. И знал, какие последуют дальше разговоры и встречи, какие вопросы будут заданы, и какие из них так и не получат ответов. Но всё же Сезам внимал речам наставника наравне со своим образом из прошлого, так, будто слышал их впервые.

— Перво-наперво, мой доверчивый Сезам, забудь все те глупые сказки о «Чужаках», что иные чернокнижники в своих затхлых подземельях пытаются выдать за истину. Ибо обитатели того далёкого мира по сути отражение нас самих — они не боги и не демоны, им ведомы чувства и желания, а болезнь и смерть имеют над ними ту же власть, что и над нами, – медленно и торжественно зазвучали поучения Мастера, в этом отчужденном месте его слова обретали особую, пронизывающую глубину. – Наши народы схожи и в том, что лишь считанным избранникам открыта истина о прочих детях Космоса. Посему, такие мы с тобой, мой доверенный неофит, в обоих мирах носим подобающее имя — «Просвещённые».

Ступени сменялись одна за другой, с каждым ударом сердца древняя пирамида становилась всё ближе, притягивая взор угловатыми очертаниями величественных врат, напоминавших формой встающее из-за горизонта лучистое солнце. И всё это время над каменным маршем казавшейся бесконечной лестницы не смолкал голос старого тауматурга, чьи знания с такой жадностью перенимал его ученик. В эти минуты Сезам даже радовался тому, что получил возможность вновь услышать те давние удивительные истории о существах, про которых вскользь упоминалось лишь в самых фантастичных легендах.

Мастер рассказывал о странном мире, где привычную магию заменяют невообразимые технологии. Время от времени он упоминал о совершаемых с глубокой древности торговых сделках между «Просвещёнными», что возможны лишь раз в несколько лет, когда звёзды занимают верное расположение. Однако, несмотря на всю свою сокровенность, это была не самая великая из всех тайн, известных наставнику Сезама. За годы пережитых приключений молодой алхимик убеждался в этом много раз, и, в конце концов, ему стало известно, что Мастеру Рахат-лукуму покровительствуют силы, куда более могущественные, чем даже сама Принцесса Селестия – одна из прошлых учителей старого земного пони. Сезам верил, что сможет завоевать внимание этого покровителя и постичь заветные секреты, тем самым став равным своему наставнику и приблизиться к своей амбициозной мечте – завладеть столь желанным титулом «Мастера».

— … но при всём этом они – само воплощение гордыни, и привыкли смотреть на прочих свысока. Как ты знаешь, мой юный ученик, острый ум и хорошо подвешенный язык – грозное оружие, и «Просвещённые» того мира владеют им в совершенстве. И если не показать им равного мастерства, то в глазах наших «партнёров» ты будешь не более чем разумным животным, – последние слова в устах Мастера стали отдавать заметной хрипотцой, посему уставший старый земной пони всё же смолк дабы перевести дух. Как-никак, в его возрасте, не смотря на всю закалку и алхимические препараты, рассказывать и одновременно долго подниматься по широким ступеням, очевидно, было весьма изнуряющим занятием. Шедший с ним совсем рядом Сезам из настоящего (каким он себя, по крайней мере, здесь представлял) усмехнулся, различив брошенное Мастером сквозь зубы тихое ругательство. Чего не заметил находившийся немного поодаль Сезам из прошлого, которого все эти истории в очередной раз привели в полнейший восторг.

— Сера, Соль и Ртуть, из раза в раз слушать вас всё также интересно, о, блистательный Мастер-эфенди! Вы описываете так живо, будто воочию повидали все эти чудеса, неужто вы и дальше будете утверждать, что не посещали их мира торжества технологий? – возбуждённо выпалил юный ученик, однако ни одобрительной усмешки, ни строгого замечания, ни какого другого ответа от усталого наставника так и не последовало. Сезам расплылся в ухмылке, вспомнив, что должно произойти дальше, и потому отошёл на некоторое расстояние от призраков прошлого, чтобы увидеть всю картину в лучшем свете. Память его не подвела. – Ну, будет вам лукавить, Мастер, я же чувствую, что вы зачем-то утаиваете от меня, вашего «доверенного неофита», всю правду! А ещё упрекаете в каком-то благоговении перед Чужаками, когда сами отзываетесь о них с такой почтительностью. «Партнёрами» зовёте…

Всё произошло в считанные мгновения. Измученное дорогой лицо старого тауматурга внезапно стало непроницаемым, как у каменного истукана, в золотистых глазах возник суровый, пробирающий до дрожи блеск, а движения приобрели невероятную скорость и силу. Хватило одного точного удара копытом по шее, чтобы «доверенный неофит» свалился с ног. В тот миг он стоял близко к краю лестницы, и наверняка слетел бы с неё, да Мастер вовремя «спас». Прижав к камню передними ногами почти зависшего над пропастью юного Сезама, Рахат-лукум холодно промолвил, глядя прямо в широко раскрытые от страха и удивления глаза своего ученика.

— Ты совершил две глупости, мой самонадеянный прислужник. Они тебе хорошо известны, ибо, невзирая на все мои усилия, ты продолжаешь их делать с раздражающим упрямством! Во-первых, обращаясь ко мне по имени, ты забыл добавить «эфенди». В этом титуле выражаются уважение и покорность, лишь равным мне позволяется его пропускать, да врагам и невеждам, коих я презираю одинаково сильно. Ты же для меня не являешься никем из перечисленных, а потому не имеешь права забывать своё место. И во-вторых, ты откусил больше, чем смог проглотить, возомнив, что можешь бросаться столь дерзкими речами. Дерзость – полезный, но очень сложный и опасный инструмент, решаясь на неё, будь готов понести всю ответственность. Ты же оказался не готов, мой трепливый наглец, – Мастер никогда не чурался применять насилие, подобная практика воспитания была для старого тауматурга привычным делом. Великий учёный вовсе не был великим учителем, что, тем не менее, не помешало Рахат-лукуму через боль и страх передать Сезаму истинную суть своего жёсткого, а порой и жестокого учения – выживать вопреки всему и добиваться своего несмотря ни на что. – Надеюсь, ты всё же вынесешь урок из моих речей и прекратишь допускать подобные бесчинства. В противном случае Переменчивая Судьба выбросит тебя со сцены жизни, и не имеет значения, кому она доверит это неблагодарное занятие – мне или иному герою. Ты меня понял, юный Сезам?

— Да-да, о блистательный Мастер Рахат-лукум-эфенди! Да будет сама Переменчивая Судьба мне свидетельницей, я никогда не забуду мудрые слова Высшего Алхимика Ордена Тауматургов! Ради всех созвездий неба, дайте же мне, наконец, подняться! – ученик уже отошёл от пережитого, и теперь в его голосе звучало куда меньше страха, и куда больше раздражения, медленно перераставшего в злость. Мастер же без особой поспешности убрал ноги и, отойдя на пару шагов, с молчаливым равнодушием проследил, как юнец, обиженно скрипя зубами, отполз от края и, отряхнувшись, встал в полный рост. – Тысяча благодарностей, о, трижды великодушный…

— Я дам тебе напоследок ещё несколько советов. Сдерживай свои чувства и порывы, когда мы встретимся с другими «Просвещёнными», не заговаривай, пока к тебе не обратятся, и спрашивай лишь по делу, касающемуся обмена. Наши «партнёры» уделяют особое внимание символизму, и потому будут прятать свою натуру за манерами, масками и даже именами, причиной тому не страх, но тщеславие. Помни об этом и относись с великим подозрением к их речам, – к Мастеру вновь вернулся его привычный наставнический тон, когда он продолжил напутствовать своего ученика, словно между ними ничего и не произошло. — На все прочие вопросы ты ещё получишь ответы, но только в своё время. А теперь идём, я не желаю больше терять время.

Вход в пирамиду был совсем рядом, и подле него уже пребывал Сезам из настоящего, доселе с интересом следивший за развернувшейся на лестнице драмой. Сейчас же молодой алхимик снова отвлёкся на остроконечную вершину монумента и близлежащие высокие скалы, с надеждой выискивая среди них хоть какой-то след его огненной подруги. Кроме того его настораживал и тот факт, что отголоски той странной песни ныне звучали совсем близко, хотя и по-прежнему неразборчиво. У Сезама возникли серьёзные подозрения, что сам певец находился как раз за каменными вратами, ведущих к недрам пирамиды. Куда и направлялись призраки его сновидения.

Врата, что формой напоминали всходящее солнце, были покрыты изогнутыми символами вдоль всех «лучей», не похожих ни на стидийские иероглифы, ни на арабийскую вязь, ни на письмена жителей Кантерополя и прочих колониальных городов Вольного Берега. Однако, что тогда, что сейчас, Сезама ничуть не удивляло, что Мастер знал значение каждого из символов и мог прочесть их все без помощи каких-либо словарей. Седобородый земной пони с величественным видом приблизился к исписанным светло-серым камням и, аккуратно приложив копыто к центральному барельефу, изображавшему кадуцей – жезл, обвитый двумя змеями, торжественно провозгласил.

— Здесь написано: «Истина всех странствующих проста – «Не важно, куда ты идёшь, важно откуда». Перекрёсток Путей открыт каждому, кто стремится к новым горизонтам. Если ты из них, прими же наше великое благословение и ступай с миром!». Я, Мастер Рахат-лукум, Высший Алхимик Ордена Тауматургов из Ахалтекинского Султаната, с благодарностью принимаю его! SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS!

Казалось, что эхо разнесло громогласные слова старого тауматурга по всему острову. Едва прозвучали заветные строки записанного благословения, как сразу же зажглись все символы, словно звёзды на небе с наступлением заката, а затем с вратами начались удивительные перемены. Каменные барельефы стали таять, будто весенний лёд, стекавшая с них серебристая жидкость, напоминавшая ртуть, презрела законы физики и покрыла всю поверхность врат, сотворив из них причудливое подобие водной глади, зависшей в вертикальном положении. Однажды уже виденное, это зрелище уже не производило на Сезама былого впечатления, ведь с тех пор ему довелось не раз прикасаться к куда более зрелищным магическим явлениям. Чего стоит хотя бы гибель летающей твердыни могучего ифрита, известного на Востоке под именем Самум или Порочный Прадед. Два года назад Мастер затеял невообразимую по дерзости авантюру, в результате которой был уничтожен целый Дом одного из легендарных владык джиннов, включая самого Самума. Или же нет?

Внезапно Сезам ощутил раздражающее жжение в висках, уже ставшее привычным спутником возвращающейся памяти. Имя одного из своих самых грозных врагов пробудило в сознании молодого алхимика фрагменты поздних воспоминаний, запечатлевших события, что произошли уже после торжественного приёма в Королевском Дворце Кантерлота. Атаман Риптайд, смещённый за провинность по приказу Рахат-лукума, поднял бунт на судне, и почти половина грифонов-охранников устроила разорительные погромы в самой столице Эквестрии – привычное дело для отряда наёмников Дикой Стаи, славившихся своей страстью к грабежам и мародёрству.

После всего случившегося Сезаму было ясно, что его наставник не случайно нанял столь опасных головорезов для «дипломатической миссии», да и сам атаман предоставил для таких мыслей серьёзные подозрения – старый грифон оказался одержим злым духом, да никем иным, как самим Самумом, слабым, но не сломленным. Об этом молодой алхимик прознал, отправившись инкогнито в самое пекло событий, причём подвигло его на приключения не столько любопытство, сколько жажда мести – атаман (не без помощи Мастера, как подозревал Сезам) украл самую ценную для земного пони вещь. То был удивительный артефакт, любимое детище Сезама, способный влиять на сознание живых существ и даже искажать действие самой магии – Шкатулка Феноменов.

Для возвращения своего творения, Сезам убедил некоторых отчаявшихся погромщиков пойти против одержимого атамана и даже объединился с самой Принцессой Твайлайт Спаркл, бросившейся спасать своих подданных, захваченных в плен. Молодой алхимик без особых угрызений совести воспользовался прославленным аликорном как отвлекающей приманкой, и вступил в бой лишь когда старый грифон уже держал Принцессу когтями за горло. Поединок был неравным, несмотря на обилие принятых земным пони боевых зелий и обряд духовного слияния с Саламандрой, многократно усиливший молодого алхимика. Исход боя, однако же, остался для Сезама загадкой, последнее воспоминание рисовало ему картину, наполненной ослепительным светом. Израненный и обмороженный, он пал на землю, наблюдая, как, казалось бы, сражённый им ифрит вновь поднимался, преисполненный яростной жажды раздавить ненавистного наглеца, а затем всё скрыло невесть откуда взявшееся сияние. За которым последовал мрак беспамятства.

Погружённый в собственные воспоминания, Сезам даже не заметил, как пропали призраки из его сна, пройдя через переливавшиеся врата Перекрёстка Путей. Интуиция подсказывала ему, что необходимо последовать за ними, однако теперь молодой алхимик оказался охвачен сомнениями. Вновь и вновь перебирая в памяти случившееся, Сезам заподозрил, что то сияние было вызвано действием артефакта. Учитывая, что во время боя Шкатулка Феноменов оказалась в распоряжении самой Принцессы Твайлайт Спаркл, можно было предположить, что аликорн каким-то образом изменила его работу, возможно даже с применением магии, что, в условиях искажения, могло привести к любым последствиям.

Похоже, Сезам, угодивший под влияние собственного творения, оказался заперт в собственном сне, как это случалось с героями некоторых сказок, кои он изучает с самого детства. Во многих подобных историях герои спасались либо с помощью какой-нибудь волшебной вещи, либо сразившись в своих сновидениях со злым духом, удерживающим сознание в оковах грёз. Очевидно, что у молодого алхимика при себе не имелось ничего даже отдалённо напоминавшего волшебный артефакт, а в наличии злого духа внутри своего сна он серьёзно сомневался, хотя и не исключал подобный вариант. Всё же в деле была замешана Шкатулка Феноменов, а бой шёл не абы с кем, а с одним из некогда самых известных грозных ифритов. Вполне возможно, что махинации с магией дали частице злой сущности Самума проникнуть в разум Сезама и устроить всё это безобразие. Скорее всего, здесь же и крылась причина отсутствия Саламандры – Дух Огня наверняка сейчас ведёт охоту на незваного гостя, дабы изгнать его из своего «дома».

Стоило земному пони вспомнить про свою подругу, как буквально в тот же миг он ощутил обжигающий жар за головой, как если бы к той вдруг резко поднесли зажженный факел. От неожиданности Сезам бросился на землю и, перекатившись, спешно поднял глаза на источник жара. Как он и ожидал, сим источником оказался тот сгусток пламени, что кружился ранее над пирамидой. Однако долго всматриваться в ослепляющее чрево огненного бутона, пытаясь разглядеть знакомый змеевидный силуэт Саламандры, Сезаму не пришлось, ибо через пару мгновений Дух Огня вновь взмыла ввысь, но затем подобно комете полетела по крутой дуге и со звоном трескающегося стекла погрузилась в глубины врат Перекрёстка Путей.

— Стой! Куда ты? Саламандра! Тьфу, чтоб тебя песчаная буря накрыла! – выругался Сезам, запоздало окликнув свою подругу. Столь необычное поведение Духа Огня изрядно озадачивало молодого алхимика, и хотя ему был ясен намёк следовать за ней, Сезам испытывал странное предчувствие, что его будто бы хотят завести в ловушку. Зачем подобное может понадобиться Саламандре, земной пони ответить не мог, но в одном он был уверен наверняка – Саламандра не станет намеренно причинять ему зла. Впрочем, даже если оставить все сомнения, другого пути Сезам для себя сейчас не видел. – Ну, ладно, углеглазая, так и быть, поиграем в кошки-мышки. Догоню – хвост оторву! По самую голову! SATOR AREPO TENET OPERA ROTAS!

И вновь перед древними вратами в иные миры зазвучали не менее древние слова благословения. Сезам последовал примеру своего наставника и тоже взял в привычку перед самыми важными решениями и поступками взывать к непостижимым позабытым силам, что поныне пронизывают сам Космос. «Тот, кому есть что сказать, сможет заставить вращаться Колеса Судьбы» — таков перевод заключительной части строк, что сопровождали избранных странников за пределы привычных горизонтов. Для Сезама сии слова обратились в оберег, а потому, убеждённый в своей защищённости, он отринул сомнения и с разбегу прыгнул в сияющую зеркальную гладь.

Глава 2. Просвещённые

— «Ступай за мной след в след, и упаси тебя Первоэлементы даже вздумать сойти с пути», — в эту минуту молодой алхимик вдруг вспомнил слова Мастера, сказанные ему, повзрослевшему жеребёнку, непосредственно перед входом в глубины Перекрёстка Путей. Оптимизмом они определённо не отличались. – «Бесчисленные иллюзии будут смущать твой рассудок, и если ты окажешься слаб, позволишь ложным видениям сбить себя с толку, то будешь обречён вечность блуждать по дорогам меж мирами, не в силах войти в пределы известных мирозданий. И ничто во Вселенной не сможет тебя спасти, ни живые, ни мёртвые, ни сама Переменчивая Судьба!»

Предупреждение не было лишено смысла. В памяти Сезама всплыли отрывки тех дивных картин, кои он мельком наблюдал во время перехода между мирами, что являл собой блуждание по постоянно меняющемуся лабиринту из кривых зеркал. И во многих разбитых осколках отражений молодой алхимик узнавал самого себя, но обладавшего целым спектром отличий. В одних зеркалах Сезам был уже рослым жеребцом в своих прежних цветах и с Меткой, как если бы он не проходил алхимического преображения в химеру. В других он созерцал кобылку с той же мастью и цветом гривы, что и у него сейчас, с характерным наглым взглядом и насмешливой ухмылкой. А в иных молодой алхимик и вовсе видел существ, даже не являвшихся пони, но обладавших многими присущими ему чертами. Мул, каркаданн, минотавр, дракон, демигриф, саламандра, бризи, джинн, аликорн – от обилия несбывшихся судеб было впору сойти с ума.

Каким-то чудом Сезаму тогда удалось не потерять Мастера из виду и выбраться из коридоров хаотично круживших зеркал, завлекавших видениями иных жизней, каждая из которых могла стать и его собственной. Однако сейчас земной пони не ощущал прежних чувств, более того, он не оказался посреди ожидаемого калейдоскопа иллюзий. Всё было совершенно по-иному, но всё же Сезам не сильно удивился — интуиция уже давно подсказывала ему, что всё ныне происходящее далеко не случайность, а потому надо быть готовым ко всему. Тем не менее, мало кто на его месте был бы готов к тому, чтобы резко и внезапно погрузиться с головой в цитрусовый шербет.

Судорожно бултыхаясь в густой и холодной лимонно-жёлтой массе, Сезам с трудом, но смог таки выплыть на поверхность и даже найти какую-то опору для своих ног. Не считая забившейся приторно-сладким напитком носоглотки и раздражающего пощипывания в глазах, ничего серьёзного с земным пони не произошло, и после непродолжительной чистки своего лица, Сезам с тревожным интересом осмотрелся. Царившая здесь тьма недолго скрывала свои секреты от молодого алхимика, через минуту его глаза стали различать окружавший пейзаж. Хватило и одного беглого взгляда, чтобы узнать это удивительное место – сады Хозяйки Пери.

Из песчаной земли стремились ввысь, вальяжно покачиваясь безо всякого ветра, растения, скорее напоминавшие кораллы, нежели деревья или кустарники. И подобными «кораллами», поражавшими своим буйством форм и красок, было усеяно всё зримое пространство, как на рифе морского дна. Спиралевидные фонтаны среди хрустальных тропинок, в одном из которых и пребывал сейчас Сезам, исторгали непрерывные потоки вина, шербета и нектара. Сам воздух, исполненный щекотливого букета ароматов, будто в лавке специй, звенел от ублажающей струнной музыки и сладкоголосого хора обитателей сего мира. Здесь, под бесконечным куполом из горящих радужным пламенем облаков и нескончаемого звездопада почивала на границе между сном и явью волшебная долина, в которой нашли себе пристанище самые непредсказуемые дети магии – пери.

Они резвились среди ветвей «кораллов» и предавались утехам на белом песке, куражились в пьянящих водах фонтанов и танцевали под радужными шлейфами пламенных туч. У них не было своего облика, а потому они принимали понравившиеся формы тех тварей, которых встречали в чужом мире. Известные также как феи и альвы, эти существа принадлежали к роду духов, также как и джинны. Но, в отличие от джиннов, пери были куда более частыми гостями земного мира, где являлись смертным в обличьях обольстительных чернооких красавиц, всегда того же вида, что и их «жертва». Их неуёмное любопытство и неутолимая тяга к шалостям были увековечены в народных сказках и преданиях, хотя ущерб от их утех и нельзя было сравнить с тем, что мог учинить даже один див. Волшебные способности пери и джиннов были, конечно, несоизмеримы, однако сие было абсолютно неприменимо в отношении Хозяйки Пери. Во многих преданиях эту во всех смыслах слова потрясающую особу сопоставляют по могуществу с легендарными ифритами, иные слухи даже сказывают, что почти все исторические события в мире – результат её хитросплетённых интриг, устраиваемых по одной лишь прихоти. И уже после своего первого знакомства с Хозяйкой Пери Сезам мог с уверенностью считать, что такие слухи имеют под собой более, чем достоверное основание.

Попасть в это место было возможно лишь по желанию самой Хозяйки, причём даже независимо от воли самого гостя. Так на своей памяти Сезам попадал в эти чудесные сады уже десяток раз, в большинстве своём во время бреда от принятия особо токсичных зелий, но в других случаях Хозяйка своей магией буквально вырывала молодого алхимика из привычного мироздания, и почти столь же внезапно возвращала обратно, втягивая того во всевозможные курьёзы. Она была щедра на ласку и дары, но взамен требовала исполнение своих прихотей в мире смертных. А желания её всегда отличались своим чудачеством и непредсказуемостью.

Впрочем, сейчас Сезам по-прежнему пребывал в своём сне. Выбравшись из благоухающего фонтана, земной пони без лишней спешки направился к месту, где «Просвещённые» двух разных рас встретились ради свершения торговой сделки, ставшей возможной благодаря непосредственному покровительству Хозяйки Пери. Самой всемогущей чаровницы земной пони здесь не наблюдал, по действиям фантомов из прошлого и фрагментам собственных воспоминаний было ясно, что встреча длится уже весьма продолжительное время. До сих пор Сезам не мог разгадать умысла Переменчивой Судьбы, погрузившей земного пони в сие видение, и следов пребывания Саламандры он здесь не ощущал, молодой алхимик попросту не знал, что ему следует делать. Идти навстречу горизонту, пока не разорвётся грань между сном и явью? То был интересный вариант, но лишённый какой-либо гарантии. Впрочем, и в этот раз Сезам решил вновь довериться своим чувствам и остался следить за дальнейшими событиями, кои он пусть и прекрасно помнил. На что бы Переменчивая Судьба ни хотела ему указать, она всё ещё не давала чётких знаков.

«Просвещённые» собрались вокруг монументального золотого идола, изображавшего двух крылатых змей, обвивших исписанный загадочными глифами жезл-кадуцей. Два пони и два Чужака, не считая прислуживавших им по приказу своей владычицы пери, были единственными участниками сделки. Товары из разных миров, отмеченные особыми символами, появлялись прямо из воздуха по воле их владельцев, благо, слуги Хозяйки Пери были вездесущи, и для них не составляло труда переносить нужные вещи даже между мирами. Магия в обмен на технологию — тауматурги предлагали свои удивительные изделия, а Чужаки делились схемами и образцами не менее поразительных творений собственного гения. Сезаму поведали, что таким образом свершались все сделки прошлого, но для молодого алхимика так и осталось загадкой, какую цену «Просвещённые» разных миров платят Хозяйке Пери за возможность торговать между собой.

Испытывая лёгкое смятение, Сезам с усмешкой приблизился к своему фантому из прошлого, занятого увлекательной беседой с одним из Чужаков. Он ещё помнил, сколь глубокие эмоции испытал при встрече с этими обитателями иного мира – высокие и широкие, почти как матёрые минотавры, они также обладали схожими парами рук и ног, но, в отличие от грозных рогачей, казались столь мягкими и немощными на вид, что вместо ожидаемого чувства опасности вызывали сухую усмешку. Их тела были скрыты под просторными длиннополыми одеждами алых цветов, напоминавшими жреческие облачения иных культов Востока. В них Чужаки походили на огромных бесклювых попугаев со сложенными крыльями. Отличительной деталью одеяний были короткие табарды с вышитым изображением Всевидящего Ока, а также закрытые металлические маски в форме причудливых, почти плоских бородатых лиц. Древние легенды всегда были скупы на описание Чужаков, поэтому среди прочих испытанных тогда чувств Сезам помнил и разочарование, так как гости из другого мира прятали своё обличье. И, как выяснилось, не только его.

— … то есть, Вам тоже приходится скрывать всё это в тайне? – с плохо скрываемым изумлением интересовался Сезам из прошлого у своего потустороннего собеседника, показывавшего юному земному пони очередное невиданное устройство. Размером не более футляра для ценных бумаг, а формами напоминавшее фонограф с какой-то изогнутой тарелкой вместо трубы, оно висело прямо в воздухе, удерживаемое волшебством пери. — Простите мне моё любопытство, досточтимый брат Розенкрейц, но разве нашим народам не было бы выгоднее развивать торговые отношения в более… крупных масштабах?

— Kaele nose heid shelahem alay hoser nisayon, nihbad ahi Sesame. Oti hidyig ki ata lo hevin pi toem mida ota sakana asher histir dome rayonot, eylu ilu tov hen lo haya, (Такие вопросы свидетельствуют о вашей неопытности, уважаемый брат Сезам. Меня тревожит, что вы не осознаёте в должной мере той опасности, что таят подобные идеи, какими бы благими они не были.(ивр.) – Сезаму, что тогда, что сейчас, было одновременно странно и забавно слышать из уст Чужака высокопарную речь на родном языке ишаков из восточных общин. Которая, однако же, мистическим образом обретала в сознании необходимый перевод безо всяких усилий. – В моём мире на заре цивилизаций мудрейший из царей земных однажды изрёк: «Во многих знаниях многие печали, и кто приумножает знания — приумножает скорбь». Плоды наших умов, которыми мы обмениваемся в этом чудесном месте ради Великого Делания, несут в себе не только большое благо, но и страшную угрозу для обоих миров. Сила, богатство, власть – наши товары являются ключами к обретению всего этого, но, увы, из инструмента созидания их так просто превратить в орудие разрушения, стоит им только попасть в неправильные руки… или копыта.

— Хм, а у нас, значит, «правильные»? Приятно знать, что мы такие важные и… «благородные». А то я уж начал бояться, что всё дело в элементарном нежелании делиться, – полушутливым тоном протянул юный земной пони, однако, не встретив поддержки со стороны собеседника, поспешил сменить тему. – Прошу великодушно простить, о, досточтимый брат Розенкрейц, но, быть может, нам стоит вернуться к изначальному разговору? Мы немного отвлеклись, когда речь зашла об этом… артефакте. Который, как я понял, способен манипулировать сознанием живых существ. Не могли бы Вы напомнить его название?

— Прототип портативного генератора торсионных полей академика Кашпировского, также известный под названием «Чудотворец». Среди всех принесённых сюда творений моего мира трудно отыскать более наглядного примера моим словам, чем этот, хм, «артефакт», – со странной, почти тоскливой нотой в голосе произнёс брат Розенкрейц, ласково проводя своими жуткими, неестественно блестящими, будто искусственными, пальцами по вытянутому матово-чёрному корпусу загадочного устройства. – Иные исполнительные глупцы в угоду алчности своих бездушных господ могли бы обратить этот прибор во зло, и посеяли бы множество семян горя во всём мире. Однако с ним «Просвещённые» преследуют совсем иные цели: мы строим новый мир, исцеляя разум от безумия, а сердца от порочности. Благодаря «Чудотворцу» сможет, наконец, наступить долгожданная утопия, лишённая страха, невежества и ненависти – «Эра Водолея»!

Сезам, к тому времени уже начал терять интерес к происходящему. Наблюдая за тем, как его призрак из прошлого с живейшим интересом внимает витиеватым и малопонятным речам Чужака, молодой алхимик более не испытывал желания смотреть на то, как будет вестись обречённый торг за вещь, вдохновившую его на создание своего первого настоящего шедевра – Шкатулки Феноменов. К счастью или к несчастью, ни сам прототип чудодейственного генератора, ни его чертёж Мастера Рахат-лукума не заинтересовали, и Сезаму тогда осталось довольствоваться лишь сборником научных статей о природе торсионных полей, обмененной на единственную ценность юного земного пони – его золотой медальон с выгравированным изображением саламандры. Отречение от первого подарка своего наставника ради малополезных бумаг была вызвана не столько просветительским интересом, сколько желанием отомстить старому тауматургу, пусть и столь мелочным поступком. Что примечательно, Мастер Рахат-лукум совершенно не отреагировал на дерзкую выходку ученика, будто бы для него этот медальон ничего не значил.

Внезапно Сезама осенила любопытная идея: ведь у него сейчас есть возможность не только следить за происходящим со своим фантомом, но и стать непосредственным свидетелем прошлого разговора Мастера с другим Чужаком. Эти двое на данный момент находились поодаль от золотого идола, окружённого выставленными товарами, и молодой алхимик знать не знал, чем они тогда занимались. Но сейчас у Сезама представился уникальный случай узнать это. Возможно, именно за этим Переменчивая Судьба являет ему картину сего прошлого? Земной пони счёл за преступление не воспользоваться своим шансом, и смело направился к другим «Просвещённым».

Мастер Рахат-лукум и его инородный собеседник сидели на широком, похожем на мерцающую паутинку золотом ковре, медленно и невысоко парившем над кристальною тропой. Кружившие вокруг них пери, приняв обличья огромных стрекоз, время от времени подносили своим гостям диковинные плоды из сада и щедро разливали напитки из фонтанов по внушительным чашам. Угощения, впрочем, оставались нетронутыми, ибо между собеседниками, как выяснилось, шла игра в карты, причём столь увлечённая, что они лишь раздражённо отмахивались от суетливых волшебных созданий. Преисполненный любопытства, Сезам встал прямо подле ковра и всецело сфокусировался на их занятном диалоге.

— … ещё раз. Саркастичный вопрос: или же ты решил, что твой мир пресытился нашими технологиями? Укоризненное замечание: не в твоих правилах срывать встречу, к которой готовился столько лет, Мастер Рахат-лукум-эфенди, – до отвращения безжизненным, звенящим холодным металлом голосом проговорил Чужак, будто бы обращаясь в пустоту, настолько непроницаемым ощущался его взор из застеклённых глазных отверстий в маске. В отличие от другого Чужака, этот говорил на родном языке Сезама и Мастера, причём, безо всякого акцента, если, конечно, таковым не считать странное построение речи и отсутствие в его словах даже оттенка каких-либо эмоций. Кроме того он ещё отличался некоторыми деталями в одежде, такими как чёрный остроконечный клобук, носил внушительную золотую цепочку с пентаграммой и имел с собой тонкую трость с набалдашником в форме креста, увитого розой. Иными словами, подобно тому, как Мастер уже одним только видом возвышался над покорным ему учеником, так и этот Чужак создавал впечатление превосходства над своим товарищем.

— Не в моих правилах ставить на кон ценнейшие плоды долгих лет кропотливой работы против груды ненужного старья. Мы с твоим, хм, «бывшим» наставником не зря справедливо решили, что времена бессмысленного бартера должны кануть в прошлое, то же самое должно касаться и наших ставок в игре. Уверен, у тебя найдётся для новой партии призы посерьёзней, чем научные труды неопифагорейцев, Магистр Трисмегист, – почти спокойным тоном отвечал старый тауматург, не особо, впрочем, стараясь скрыть своей довольной усмешки. Покуривая украшенную резьбой трубочку, он взялся по-новой тасовать карты. В эту минуту Сезам заметил, как возле головы Мастера появился небольшой огонёк, и стоило седогривому пони до того дотронуться, как тут же к его ногам упал какой-то крупный свиток с внушительной, но уже сорванной печатью. – Семь карт и все – Старшие Арканы высшей стихии, «Алхимическая Свадьба» в первой же партии. Не иначе, это знак того, что мне было предначертано самой Судьбой получить сей реликт, стоящий много больше, чем поставленные мною обсидиановые големы.

— Равнодушное уточнение: всего лишь очередной Свиток Алхиманта, найден моим покойным предшественником чуть больше года назад в частной коллекции у одного цыганского барона. Примечание: у тебя теперь их должно быть уже четыре штуки, если, конечно, твой беглый колдун не вёл записей и в своём родном мире, – равнодушно покачал головой Магистр Трисмегист, неожиданно начав засучивать рукав на правой руке, отсвечивавшей таким же неестественным блеском, как и у другого Чужака. На ней оказался внушительный металлический браслет с множеством крошечных отверстий и стеклянных вставок. Через пару мгновений раздалась приятная мелодичная трель, и браслет вспыхнул ярким изумрудно-зелёным светом, а затем над ним выросли небольшие столбцы некоего текста, сопровождаемые причудливыми чертежами и схемами. – Досадливое уведомление: как и раньше, расшифрованные данные не принесли полезных результатов, моему роду нет проку от секрета создания химер и формул химического оружия против аликорнов.

— Хм, хоть это и не те секреты Алхиманта, которые так давно ищу, я всё же смогу найти им верное применение. И я знаю того, кто сумеет мне в этом непростом деле помочь, – Сезама пробрала леденящая дрожь при виде того зловещего сощуренного взгляда, что Мастер искоса направил на своего юного ученика в стороне. Слишком уж хорошо молодой алхимик знал этот взгляд, предтечу тёмных, временами кошмарных, но неизменно грандиозных замыслов. – Ответь мне, Магистр Трисмегист, ведомо ли тебе, что испытал прежний лидер Великой Ложи Просвещённых, когда бывший ученик превзошёл его? Терзался ли он сожалениями о том, что сознательно взрастил своего же палача, наделив его силой и знаниями?

— Цитирование: «Плох тот ученик, который не превзошёл своего учителя. Но также плох тот учитель, не показавший, как его превзойти». Дополняющее замечание: однако, Великого учителя при жизни невозможно превзойти, лишь только сравниться с ним. Уважительное пояснение: Магистр Трисмегист понимал это и желал быть уверенным, что деяния его преемника, словно саваном, накроют тенью память о прежнем наставнике. Гордое заявление: и потому, когда в миг высочайшего триумфа он осознал, что триумфатором стал другой, в своих последних словах без тени сомнений признал превосходство восторжествовавшего ученика и отдал новому Магистру собственное имя, – монотонный, сухо звенящий, будто песок о стены медного таза, ответ от лидера Великой Ложи последовал не сразу, намекая, что разуму обитателя иного мира всё же не были чужды чувства. Отрешённая речь пугала, но она и завораживала, и особенно Сезам проникся ею, когда Чужак внезапно задал Мастеру вопрос, на который молодой алхимик так давно жаждал услышать ответ. – Подозревающий вопрос: неужели тебя страшит подобная участь? Продолжение вопроса: если это так, для чего ты тогда взял себе ученика и стал показывать ему путь к возвышению?

— Когда-то я следовал принципу: «Сильные становятся сильнее в одиночку», и не желал делиться источником своего могущества – знаниями. Но затем мне открылась истина: «Подобно тому, как гора отбрасывает тень, так и у учителя должен быть ученик, отражение его ума и воли. Учитель должен воплощать могущество, ученик же должен воплощать стремление к обретению могущества». В их противостоянии заключается грандиозный метод самосовершенствования, который открывает новые горизонты для них обоих. Но я не просто учитель, я – Мастер, этот титул ношу по праву лучшего, и не собираюсь его отдавать никакому «преемнику»! – Сезам поразился той внезапной злости, что прозвучала в голосе старого тауматурга. Ему даже показалось, что свой ответ Мастер Рахат-лукум адресовал и не Чужаку вовсе, а кому-то другому. Выпустив облачко густого дыма, седогривый земной пони ещё некоторое время покурил трубочку, а затем продолжил, не спуская настороженного хмурого взгляда со своего отвлечённого ученика. – Дабы обрести новые пределы могущества, я решил взрастить соперника, сотворив его равным мне. Из всех моих учеников самым талантливым, а потому и до сих пор живым, оказался лишь этот юнец: выходец из презренных низов общества, он жаждет доказать миру, что не является пустым местом, и потому так жадно принялся постигать мои уроки, а с ними и мои амбиции. Сезам обретёт силу и знания, возвысится над прочими, но лишь затем, чтобы быть мне полезным. Становясь всё более похожим на своего наставника, мой ученик уже начал выполнять сложные и рискованные задания, которые прежде я мог доверить лишь самому себе, но и это не всё. Следя за его юношеским любопытством и дерзостными порывами, равно приводящих как к успехам, так и к поражениям, я стал открывать для себя новые пути к достижению целей, и даже новые возможности на, казалось бы, проторенном поприще – заветном ремесле алхимии и тауматургии. Я знаю, однажды наше соперничество достигнет своего апогея, и тогда в тот судьбоносный час перенятые у меня амбиции толкнут его на решающий шаг к обретению заветного титула. И поэтому я отвечаю: нет, Магистр Трисмегист, мне не страшна участь твоего наставника, ибо я буду готов к действиям своего последнего ученика. И в миг высочайшего триумфа триумфатором останусь я!

— Ай, да Мастер, ай, да шайтанов сын, щелочей ему в бороду! Нет, ну каков злодей, клянусь Первоэлементами! – не выдержав, восхищённо воскликнул Сезам, одарив призрака прошлого благодарным взглядом, в котором трудно было не заметить и торжествующей радости. Не узнав для себя, по сути, ничего нового, молодой алхимик, тем не менее, услышал, пусть и не сказанное прямо ему, желанное признание от наставника. Мастер Рахат-лукум признал Сезама своим соперником, и, более того, всерьёз опасался посягательств с его стороны на заветный титул! – О, Переменчивая Судьба, это и есть твоё послание? Ужели приблизился мой час стать Мастером?

К своему наставнику Сезам не испытывал особых тёплых чувств, да и тот в них совершенно не нуждался. Однако это не мешало молодому алхимику восхищаться Мастером и по-своему его уважать, считая собственную зависть к деяниям и достижениям старого тауматурга проявлением глубокого, пусть и своеобразного почтения. Желание, а затем и мания не просто уподобиться Мастеру Рахат-лукуму, но и превзойти его формировалось у Сезама всё сильнее по мере того, как он всё больше вкушал тех благ, что были доступны лишь в обществе старого тауматурга. Ореол вызывающей трепет славы, будоражащие и незабываемые авантюры, упоительная вседозволяющая роскошь и сулящие власть тайны мироздания – такова жизнь, в которой правят амбиции, страсть и изощрённый ум. Неудивительно, что Сезам, чьё ныне почти позабытое детство представляло собой презренное прозябание в нищете и унижениях, возжаждал стать полноправным хозяином такой жизни. И титул Мастера, заключающийся в знаниях, сокровищах и славе наставника, был ключом к этой судьбе. Существовал только один способ его получения.

Повторявшиеся слова Чужака и Мастера о «миге высочайшего триумфа» наводили Сезама на любопытные мысли. Он и ранее раздумывал над планами по низвержению старого тауматурга, создание невиданных прежде артефактов, вроде Шкатулки Феноменов, и работа над собственной репутацией в землях Востока, по сути, являлись предтечей к неизбежному столкновению, в котором победитель получал всё, а проигравшего ждало забвение и проклятие. Каков учитель, таков и ученик.

В какой-то момент Сезам с недоумением обнаружил, что пространство вокруг него словно померкло, беседа двух «Просвещённых» после ответа седогривого земного пони так и не возобновилась, а сами они застыли на своих местах, уподобившись безжизненным изваяниям в саду. Помимо прочего молодой алхимик ещё обнаружил, что кружившие тут и там всего минуту назад пери буквально испарились, будто их здесь и не было. Растерявшись, Сезам не сразу ощутил настораживающую дрожь, интуитивно возвещавшую ему о том, что кто-то за его спиной направил свой пристальный взгляд на заплутавшего в собственных снах земного пони. Рефлекторно обернувшись, молодой алхимик едва сдержался, чтобы не воскликнуть от радостного удивления.

С вершины золотого монумента к нему неспешно спускалась, изящно извиваясь в своём напоминавшем танец полёте, не кто иной, как Саламандра. Избрав для себя форму, соразмерную с хозяином, змееподобный Дух Огня со знакомым рокочущим, будто поток вырвавшейся из земных недр лавы, рёвом покрутился в метре над землёй, а затем предстал перед Сезамом, окутав блестящую бронзой чешую пышными языками пламени. Театрально разведя когтистые лапки в стороны, неожиданно она с не присущей ей насмешливостью поклонилась. На её вытянутой, слегка приплюснутой морде явственно читалась лукавая ухмылка, будто бы стянутая у молодого алхимика.

— Душа моя! Любимица, ну вот ради каких драных гулей ты… Минуточку… Что за …? – опешил Сезам, не успев выразить радости от встречи с дорогой ему соратницей. Земного пони изрядно смутил снисходительный взгляд Духа Огня, разительно отличающийся от привычного любовного взора золотых глаз. Да и чувства, которым молодой алхимик всегда доверял, наполняли его странной тревогой и даже трепетом в присутствии Танцующей-в-Огне, пробуждая в памяти очень знакомые аллюзии. – Во имя Переменчивой Судьбы! Ты не Саламандра!

— Ах, до чего же ты у меня проницателен, милый малыш! Но ничего другого я от тебя и не ожидала, мой наречённый Шехзаде, – услышав целый сонм голосов, сплетавшихся в один чарующий поток, будто торжественная песнь южных птиц, Сезам буквально рухнул на колени, склоняясь как перед мощью громогласных слов, так и перед властью произносящих их создания. — Узнал ведь свою старушку?

— Пусть бесконечно приумножится почтение смертных к чудеснейшему народу пери и их великой владычице! Я безмерно рад нашей новой встрече, о, несравненная Хозяйка Пери, хотя и столь же удивлён, – с осторожным почтением заявил Сезам, испытывая более, чем смешанные чувства, от животного страха до будоражащего восторга, и всё от одного только созерцания могущественной чаровницы, не уступающей по силе ни джиннам, ни аликорнам. — Мне давно следовало бы догадаться, что за всем этим вновь стоит Ваша воля, госпожа.

— Ха-ха-ха, каков льстец! Не стоит видеть во всех хитросплетениях Переменчивой Судьбы мои чаяния, легковерный ты мой проказник. В твоём, хех, «интересном» положении моей заслуги нет, то дело грандиозных замыслов других сильных мира твоего, среди которых не последнюю роль играет и твой «любимый» наставник, милейший Шехзаде, – Хозяйка Пери слегка подалась назад, и в тот же миг златой монумент ожил, спустив своих крылатых змей к земной тверди, на чьих головах, будто на троне, и уселась чаровница. Вопреки ожиданиям Сезама, своего обличья она так и не сменила, хотя в её власти было принять любую форму, каждая из которых была бы столь же настоящей, сколь и фальшивой – истинный облик Хозяйки Пери являлся тайной для всех смертных без исключения. – Ты даже не представляешь, малыш, как тебе повезло делить одно тело со столь заботливым духом как эта душечка Саламандра! Из-за поломки твоей игрушки у тебя в голове, уж не буду говорить про прочие части тела, воцарилась такая каша, что после пробуждения был бы горазд только бессвязно мычать да пускать слюни! А чтоб такого не случилось, твоя пылкая танцовщица взялась собирать воедино всю твою расшатанную память, потому-то твоё сознание и гуляет тут который час, восстанавливается потихоньку.

— Вот оно как. Хм, это многое объясняет. Да будет Переменчивая Судьба мне свидетельницей, такой молодчины я в своей жизни ещё не встречал! Как только покину это место – скормлю ей столько любви и страсти, сколько смогу выжать из моих красавиц с судового гарема! – радостно осклабившись, воскликнул Сезам, со смехом направив благодарный взор на горящее небо в надежде, что его верная соратница не только слышит его слова, но и чувствует их искренность. Но уже через несколько мгновений молодой алхимик со вздохом обратился к благосклонно улыбавшейся владычице пери. — Однако мне до сих пор немалое остаётся непонятным. Тысяча извинений, госпожа, но не могли бы Вы пояснить, для чего Вы находитесь здесь, да ещё и в обличье моей любимицы?

— Не только один Рахат-лукум умеет читать знаки Судьбы по картам Таро, мой маленький алхимик, я чувствую, что мир застыл в ожидании нового грандиозного зрелища. Хочешь ты того или не очень, дорогой Шехзаде, но ты уже в нём участвуешь, и роль твою пустяковой не назовёшь, а потому захотелось мне навестить тебя перед, хех, "выступлением" и дать парочку добрых советов. А чтобы отыскать твоё сознание внутри помутнённого разума я обратилась в Саламандру, рассчитывая, что так ты и сам придёшь ко мне, будто, хех, мотылёк на огонь. И ведь всё так и случилось! — щерясь жуткой клыкастой ухмылкой, Хозяйка Пери вдруг спешно осмотрелась и, сгорбившись, заговорщически подманила длинным когтистым пальцем Сезама к себе. Не в силах скрывать своего волнения, земной пони медленно и осторожно приблизился к чаровнице, снедаемый как любопытством, так и страхом. Он давным-давно понял, что от Хозяйки Пери можно было ждать чего угодно. — А теперь смотри сюда, золотце моё, смотри и слушай...

Прежде чем Сезам сообразил, в чём дело, горевшие золотым огнём глаза магического существа воспылали ещё ярче, и молодой алхимик замер, будто остолбеневший, завороженный рождающимися в глубинах жаркого пламени образами. В них Сезам видел самых разных существ, от крошек бризи до могучих драконов, узнал множество известных личностей прошлого и настоящего, среди которых был и его наставник. Фигура старого тауматурга, едва появившись, тут же затмила собой все прочие видения, и с недоумением взирая на его возникший надменный образ, Сезам услышал суровый и торжественный, будто у судьи на казни, голос Хозяйки Пери.

— "Мастер", как много заключается в этом имени. Больше, чем положение в обществе, больше, чем награда за заслуги, этот титул нельзя получить просто так, он должен быть заслужен. История знает многих Мастеров, каждый из которых вносил свой штрих в картину мира по воле Переменчивой Судьбы, обретая взамен силу, власть и богатство. Быть Мастером, значит менять порядок и господствовать над хаосом, ставить себя выше баланса Добра и Зла, ведь Мастер сражается со всем миром ради его существования, ибо ему известна истина: "Жизнь возникает из перемен"! Воины и охотники, художники и артисты, философы и учёные — есть много путей становления Мастером, но только страсть откроет истинный, и тогда Переменчивая Судьба даёт достойному избраннику выбор — стать воплощением её воли или сотворить свою собственную судьбу. Немногие отказывались от новых возможностей, но для тех, кто соглашался на сделку, обратной дороги не было. Их служба не была вечной, рано или поздно приходил миг, когда одного Мастера в борьбе сменял другой, более сильный и амбициозный. Ибо "Жизнь возникает из перемен"...

Внезапно громогласную речь Хозяйки Пери заглушил мощный, просто сокрушительный рёв, в котором не было ничего живого, ибо не найдётся ни в одном из миров глотки, способной на такую какофонию. От умопомрачительной боли, пронизавшей всё тело, Сезам с воплем рухнул наземь, тщетно стараясь спастись от доносящегося кошмарного звука. Но стоило тому затихнуть, как почти сразу же прошла и боль, оставив лишь раздражающий звон в ушах и тошнотворный привкус во рту. Пространство вокруг земного пони резко зарделось, сквозь стихающий гул в голове начали доноситься иные звуки, более ласковые и гармоничные, будто бы музыка. Казалось, что они исходили откуда-то сверху, и едва молодой алхимик поднял глаза на некогда пылавшие небеса, как его тут же чуть не перекосило от увиденного зрелища.

Там, где только что низвергались радужные звездопады, теперь зияла огромная, через всю небесную высь, багровая трещина, навевая мысли от кошмарной кровоточащей ране. В её бездонных глубинах беззвучно неистовствовали каскады уродливых молний, освещая силуэты таившихся в бесформенных клубах темно-красных туч тварей, слишком странных, чтобы им нашлось место в других мирах. Сезам уже когда-то видел подобное, его память вновь услужливо явила картины прошлых событий, когда земной пони с тем же трепетом и кошмаром взирал в распахнутую пасть Эмпирея, загадочной магической обители, известной в иных культурах как Котёл Душ или Изнанка Небес, откуда веками колдуны и чернокнижники тщетно пытались черпать могущество. Лишь редким исключениям удавалось овладеть чуждой магией, и среди них был старейший из слуг Мастера Рахат-лукума, древний бессмертный мистик и некромант — Аркейн Обскура. И стоило только Сезаму вспомнить его проклятое имя, как эта ненавистная ему тварь объявилась из клокочущих недр потустороннего мира.

Земной пони узнал его, хотя тот и открылся взору в совершенно ином облике: вместо обмотанного бинтами и украшениями единорога-нежити к земной тверди спускалась огромная серебристо-золотая кобра с выступающим алмазом-октаэдром во лбу и чьи глаза заменяли два драгоценных камня — рубин и сапфир. Транспортом некроманту служила причудливая бронзовая колесница в форме черепашьего панциря, запряженная страшным удивительным зверем, являющим из себя огромного голубого ската со множеством янтарных глаз и изогнутых шипов. Оставляя за собой переливающийся шлейф, искрящийся миниатюрными разрядами электричества, Аркейн Обскура описал несколько кругов над садами, пока, наконец, не завис над удивлённой Хозяйкой Пери и куда более ошеломлённым Сезамом. Даже на таком расстоянии от некроманта почти физически ощущалась аура древней мощи, безмерного высокомерия... и упоения собственным безумием.

— Хшшш, Deus ex Machina... Бу-га-га! Что, зеваки, не ждали?! Шоу продолжается, уродцы, теперь с нардами и гуриями! Вообще-то Мне всё равно, но вы тут сейчас строите такую трагикомедию, что у зрителя уже просто крыша едет! И вообще-то ты уже переходишь все мыслимые границы со своим "хитрым планом", Цыганка! Хшшш, как и было запланировано... — в теле Аркейна Обскуры сосуществовали три личности, каждая из которых считала себя настоящей, а потому постоянно пыталась вклиниться в разговор. Такова была плата за его ужасающую волшебную силу и способность предвидеть будущее, полученные им более тысячи лет назад, ещё во времена существования Старого Царства. Поэтому Сезама нисколько не удивляла манеры древнего мистика в его обращении к самой Хозяйке Пери, ведь они были почти на равных. Но всё же было нечто в безумных речах некроманта такое, что заставляло молодого алхимика изумлённо поднимать брови. — Слышишь, старая ведьма?! Кончай играться с чужими игрушками, свои ещё не доломала!

— Фу, как невоспитанно-то! Ни "Здрасте", ни "Как здоровьишко", вы с бородачом прямо одного поля ягода — совершенно не цените моей заботы, вредины великовозрастные! — Сезам поразился, заслышав новый голос Хозяйки Пери, лишённый того могучего сонма вторящих. Теперь он был чрезвычайно задорен, игрив и даже фамильярен, как у свахи, сведшей удачную пару. Подобная перемена не могла не обескураживать. — Какое тебе вообще дело, как я обращаюсь со своими игрушками? Раз сам отказался от сделки, так других от неё не отваживай, чай, своя голова на плечах есть!

— Вообще-то Я с тобой больше не хочу разговаривать, Я здесь из-за Карагёза, — с этими словами некромант повернул свою голову к молодому алхимику и со своего высокого места вдруг разразился бранью. — Паршивый выродок! Мутант неотёсанный! Да знаешь ли ты, какие я муки терплю по твоей милости?! Хшшш, нет, горбун отвержен, и с проклятием на челе... я никогда не буду счастлив на земле... Вообще-то пока ты тут дурака валяешь да ещё и в столь сомнительной компании, Я вынужден поддерживать магией ритуал твоей ненаглядной Святоши, глупый Карагёз. И вообще-то даже отсюда можно услышать, как отчаянно надрывается эта рогатая певичка в попытках привести тебя в чувство.

— Даэна?! — воскликнул Сезам, в тот же миг узнав доносящийся певучий голос, в чьих ритмичных напевах угадывалась одна из множества мантр, кои молодой алхимик так часто слышал от своей любимейшей рабыни. Упоминание о ритуале могло значить лишь одно — жрица стала лечить своего хозяина с помощью древнего искусства целительства, способного словами избавлять тело от ран и боли. Такое уже случалось прежде, но в этот раз, очевидно, Сезам оказался в куда более худшем положении. — Как долго она уже меня лечит? И почему... Эй-эй, ты чего удумал?! Окислить твою медь! АААА!!!

— Хшшш, хей-хо, хей-хо, с работы мы идём... домой, домой, пора домой... — с поистине сардоническим смехом затрясся Аркейн Обскура, когда его "скат" резко спикировал и, широко раскрыв свою чудовищную пасть, буквально заживо проглотил попытавшегося удрать земного пони. Как только шипастый плоский зверь перестал дёргаться от сопротивлявшейся в нутре добычи, некромант искоса глянул на лукаво усмехавшуюся чаровницу и угрожающе процедил. — А ты, страшила, намотай себе на хвост — в этот раз твою авантюру ждёт полный облом! Вообще-то и так было ясно, что идти против фавориток фанатского общества — дорога в один конец. Хшшш, всё предначертано... всё предрешено...

— Предрешено? Конец? Ха-ха-ха, ой, здрасте вам через окно, приехали, называется! — Хозяйка Пери вторила своему оставшемуся собеседнику его же смехом. Угомонившись, она самодовольно пробормотала в спину улетающему обратно в Эмпирей мистику. — Ах, Аркеня, мой дорогой умалишённый, тебе ли с твоим глядением в воду не знать, что в моих планах есть место всему. Повторяю: ВСЕМУ! А значит, "облом" мне совершенно не страшен, ведь, чтобы ни произошло, всё будет происходить точно по плану. В котором победители и побеждённые лишь актёры, а сценарий написан истинным Мастером, чьё имя миру открывается лишь под занавес — Кабала.

Глава 3. Приглашение

Моншеваль — аллюзия на Монреаль. «Шеваль» – конь в переводе с французского.

Утро нового дня столица встречала в мрачном, почти подавленном настроении. Серые, будто бы из свинца, плотные тучи скрывали от глаз жителей города лучезарное солнце с окружавшей его небесной синевой. То был символичный жест, совершённый пегасами из числа королевских стражников по приказу Принцессы Селестии, в память о произошедшей всего пару дней назад трагедии.

Твайлайт Спаркл не знала, что теперь творится на тех злосчастных улицах, где бушевали пожары и неистовствовали безрассудные наёмники-грифоны. Новой Принцессе Кантерлота было страшно даже представить, во что превратились кварталы, в которые она вместе с отрядами городской стражи и элитных частей Королевского Гвардейского Корпуса пыталась вернуть порядок. Слухи, царившие в залах дворца, описывали жуткие вещи, в которые совсем не хотелось верить. Однако чёрные силуэты разрушенных домов, чьи сгоревшие остовы, будто бы обнажённые кости, виднелись с крепостных стен и башен, заставляли принять эту печальную реальность. Равно как и состояние свидетелей той страшной ночи.

Твайлайт вздрогнула, услышав протяжный стон из полупустых белокаменных коридоров за спиной. Здесь, в королевском лазарете, вот уже вторые сутки лучшие врачи Кантерлота неустанно бьются за жизни особо пострадавших жителей. Хотя простым горожанам изрядно досталось от пожаров и издевательств грифонов во время плена, но тяжелее всего пришлось стражникам, столкнувшимся с погромщиками в первые часы беспорядков. Несмотря на всю серьёзность ранений, многие лекари теперь уже с уверенностью заявляли, что самое страшное уже позади, и бойцы вскоре пойдут на поправку. Ни во что другое Твайлайт не хотела бы поверить столь же сильно, как в эти слова.

— Больно видеть всё это. У меня просто нет больше сил тут находиться, настолько здесь всё пронизано страданиями невинных… — с неподдельной усталостью в голосе объявила волшебница своим спутникам, оставляя за собой тяжёлые металлические двери охраняемых палат карантинной зоны. — Надо возвращаться к остальным, мы сделали всё, что в наших силах.

— Давно пора. Неб, ба бабибау, баб бабо … — дальше ворчливую речь Спайка стало невозможно разобрать, так как он, в попытке снять с головы плотный прорезиновый шлем химзащиты, случайно натянул респиратор таким образом, что тот стал заглушать каждое слово. — …биб об биб бибобабу…

— Спайк, я ведь предупреждала, что не надо надевать весь этот защитный комплект, теперь я совершенно не могу понять, что ты говоришь, – хмуро заметила Твайлайт, бывшая не в восторге от тона своего капризного юного помощника. Однако положение последнего внезапно взялся спасать второй спутник аликорна.

— С Вашего разрешения, Принцесса Твайлайт, я переведу речь Вашего огнедышащего друга, – то подал голос статный светло-коричневый пегас в позолоченных гвардейских доспехах с гербом Кристальной Империи. Вежливо прокашлявшись, он чётко и уверенно, будто зачитывая строки приказа, мягким размеренным голосом повторил слова дракончика. – «Нет, я понимаю, как важно дать понять этим бедолагам, как мы высоко ценим их героизм, но что если бы кто-то из них заразил тебя, Твайлайт? Или нас? Вдруг мне так жарко не из-за этого дурацкого костюма, а потому что подцепил от них лихорадку?», по крайней мере, именно это мне удалось разобрать, Ваше Высочество.

Твайлайт оставалось только вздыхать да качать головой, так как по-новой объяснять Спайку, что в карантинном отделении никакое заражение им не грозит, она больше не собиралась. На следующий день, после радостной вечерней встречи со своими родными и близкими, Принцесса, посоветовавшись с подругами, решила вместе со всей компанией навестить находившихся в дворцовом лазарете тяжелораненых. Было справедливо предположить, что приход прославленных героинь Эквестрии в палаты пострадавших горожан и бойцов мог изрядно облегчить душевное состояние больных, и это понимала каждая из пони. Да и дракон тоже.

Дабы оказать всю посильную помощь, дружная компания рассредоточилась по лазарету, помогая по мере сил дежурившим врачам. Хотя подобные усилия сложно было назвать серьёзным подспорьем, и носили они скорее символический характер, сии труды не оказались напрасными. Выздоравливающие пони остались довольны визитами неожиданных гостей, равно как и душевными беседами вкупе с вкусными подарками, а лекари по достоинству оценили появление идейных и физически крепких помощников, пусть и на какое-то время.

Тот факт, что творившийся кошмар обошёлся без смертей, иначе как чудом никто не называл. Но правда была известна немногим, и волшебница была в их числе – грифонам были нужные живые пленники, точнее говоря, их безумному главарю, атаману Риптайду. Как бы парадоксально не звучало, но именно чудовищная прихоть старого наёмника упиваться ужасом и страданиями беззащитных пони позволила последним оставаться живыми на протяжении всего этого кризиса.

— Всё же тебе следовало бы остаться с остальными, Спайк, и помочь ухаживать за раненными. Такое страшное зрелище не предназначено для юных глаз, – неодобрительно пробормотала Твайлайт, добавив про себя шёпотом. — Меня саму после увиденного, наверняка, будут преследовать кошмары по ночам…

Ознакомившись, что говорят слухи о произошедшем инциденте на посольском судне, Твайлайт решила посетить карантинную зону, где находились жертвы того события – единороги из Отряда Магов Особого Назначения. Памятуя, как стала выглядеть её наставница после посещения летучего корабля, Принцесса хотела узнать у бойцов всю правду о случившемся. Однако её ждало горькое разочарование и даже шок – сильнейшие и храбрейшие из гвардейцев не могли даже встать с коек, скуля и рыдая о потерянной надежде, они отчаянным шёпотом взывали о помощи ко всему сущему. По словам врачей, бойцы понесли тяжелейшую психическую травму, что самым болезненным образом сказалось и на физическом здоровье, причиной тому называли отравление каким-то специфическим сильнодействующим газом. И хотя вид гвардейцев вызывал у неё жалость и ужас, сильнее всего Твайлайт трясло от мысли, что и Принцесса Селестия могла уподобиться этим беднягам. И жуткий голос в голове только потакал таким кошмарным думам, намекая, что для той ничего ещё не кончено.

— Подлинный кошмар должны внушать не сами страдания, но те, кто позволяет себе спокойно взирать на страдающих... – продолжал донимать волшебницу потусторонний шёпот, отзываясь едва заметным эхом в глубинах её сознания. – Ты узнаешь своих врагов по безразличию в их глазах, ибо для них добро и зло ничего не значат, а потому такой враг стократ опаснее самого лютого хищника...

— Бы бобеб бу… Фух, наконец-то! До чего же дурацкий шлем… — с облегчением вздохнул Спайк, избавившись таки от неудобного головного убора, после чего начал стягивать прочие элементы защитного костюма, попутно делая Принцессе ворчливые замечания. – Пару дней назад я уже оставлял тебя одну, понадеялся, что всё обойдётся. И вдруг через несколько часов увидел «страшное зрелище, не предназначенное для юных глаз», когда тебя, Твайлайт, раненную и без сознания, доставили в этот лазарет. Я чешуёй чую, за этими событиями стоит чей-то злой умысел, а затевается всё против нас! Неужели ты и в самом деле думала, что я просто останусь с нашей компанией и спокойно отпущу тебя в зону карантина, да ещё в компании какого-то чудного бугая?

— Позвольте напомнить, господин дракон, что у «чудного бугая» есть имя и звание – гвардии командор Флеш Сентри, старший офицер Гвардейского Корпуса Кристальной Империи, – спокойно, без каких-либо признаков обиды, но твёрдо и решительно страж осадил чешуйчатого юнца. — Также смею напомнить, что нахожусь здесь по долгу службы, так как Его Высочество, Принц-консорт Шайнинг Армор, приказал мне сопровождать и оберегать Его любимую сестру, знаменитую Принцессу Твайлайт Спаркл. И я был бы весьма признателен, сударь Спайк, если бы вы поминали меня без столь нелестных и незаслуженных эпитетов.

Твайлайт показалось, что в голосе командора промелькнуло нечто большее, чем просто уважение к её персоне, и оттого Принцесса смущённо зарделась. Она ещё помнила свои удивительные приключения в параллельном мире, а в сердце не успели остыть чувства к другу, чьим воплощением здесь, в Эквестрии, является этот благородный офицер. Хотя их встречи и были весьма редки, а беседы не длились и пары минут, Твайлайт нравилось думать, что и Флеш Сентри, возможно, испытывает к ней тёплые чувства. Пусть даже если она сама вряд ли нашла бы силы признаться в своих.

Этим утром, непосредственно перед отбытием на закрытое совещание с начальниками королевской стражи и спецслужб Кантерлота, Шайнинг Армор навязал своей сестре «телохранителя» из королевского эскорта на неопределённый срок. Твайлайт подозревала, что в том была заслуга и Принцессы Каданс, явно догадывавшейся о симпатиях своей невестки к этому пегасу. Хотя волшебница высоко ценила подобную заботу, и ей, по сути, было приятно само общество Флеша Сентри, она всё же чувствовала себя не в своей тарелке, находясь под постоянным пристальным надзором командора.

— Простите, вырвалось… — смущённо пробурчал Спайк, сдавая снаряжение обратно на пост удивлённому дежурному. – Просто вы сильно уж отличаешься от прочих буг…, то есть, стражников. Те все как один, сплошь мрачные, грозные и молчаливые. А вы смотритесь на их фоне прямо как белая ворона. Нет, так-то Шайнинг Армор тоже такой, но он-то брат Твайлайт, с ним всё понятно…

— Прошу не принимать слова Спайка близко к сердцу, уважаемый Флеш Сентри, он ещё очень юн, и, к сожалению, не всегда сначала думает, прежде чем… Эй, с чего это вдруг только наше родство делает из Шайнинга «белую ворону»? Как это прикажешь понимать? – ворчливо поинтересовалась Твайлайт у стушевавшегося дракончика, про себя радуясь, что разговоры больше не ведутся о погромах и пострадавших. Это позволяло отвлечься от тяжких мыслей.

То ли из-за паранойи, то ли желая загладить свою вину за недобрые слова, но всю дальнейшую дорогу Спайк буквально посвятил допросу пегаса. Хотя Твайлайт и сочла подобное поведение излишне напористым, она не могла отказать себе в удовольствии узнать подробнее о Флеше Сентри, особенно столь удобным способом, почти не требующим её прямого участия. Офицер оказался и впрямь куда более словоохотливым, чем многие его сослуживцы, хотя и в его ответах чаще звучала лаконичность, а порой и вежливое нежелание делиться деталями своей жизни. Но всё же благодаря своему юному помощнику Принцесса услышала немало интересного: например, будучи уроженцем Эквестрии, Флеш Сентри являлся потомком некогда знатного дворянского рода Кристальной Империи, бежавшего из родных земель во времена правления Короля Сомбры, чем и объяснялось как дальнейшее место службы, так и внешнее отличие пегаса от новоприобретённых соотечественников.

Когда время приблизилось к полудню, Принцесса со своим «эскортом» вошла в мозаичные залы летнего кафетерия, расположившегося во внутреннем дворе лазарета, где ранее подруги и договорились встретиться. Без труда опознав в толпе посетителей знакомую радужную гриву и очертания широкополой шляпы с выглядывавшей светлой косой, Твайлайт буквально воспарила духом. Она не знала, что больше у неё вызывало восхищение – та спешка, с которой пони прибыли в город из-за тревоги за волшебницу, или же их решение остаться и внести посильный вклад в возвращение мирной столичной жизни, позабыв про домашние дела.

Впрочем, сим достойным занятием были заняты почти все жители Кантерлота, от горожан до аристократов, и, конечно же, наиважнейшую часть работы взяли на себя аликорны. Принцесса Селестия до конца не оправилась после событий на посольском судне, поэтому на встречу с сановниками для решения вопросов по восстановлению города она отправилась уже вместе с гостьей из Кристальной Империи, Принцессой Каданс. В то же время её сестра, Принцесса Луна, будучи второй по важности персоной Эквестрии, занялась урегулированием дипломатического конфликта с послом Ахалтекинского Султаната. На фоне столь важных и ответственных мероприятий со стороны других Принцесс Твайлайт становилось весьма неловко, сознавая, насколько малозначимым смотрится её участие в общественной жизни Кантерлота.

— … токмо вот не надо тут меня за дурёху считать, чай, не вчера родилась. Иль думаешь, шо, раз за книжки села, так сразу всех умней стала? Держи карман шире! Нас, Эпплов, хитростью не возьмёшь! – о чём-то горячо споря с подругой, Эпплджек с довольным видом выложила на столик, усеянный цветастыми картами, всю свою колоду. – «Василиск» под «Алмазной бронёй», да ишо с «Аурой молний» и «Двойным ударом». Туши свет, птица сизокрылая, тут моя взяла!

— Пфф, не смеши мои подковы! И не такие об меня зубы ломали, а уж тебе-то я точно не продую! По-крайней мере, дважды! Ща, только подберу зверюшку покруче, чтоб потом всякие огородники не лыбились попусту, – со снисходительным смехом ответила Рэйнбоу Дэш, однако её бегающие глаза и прикушенная губа красноречиво намекали, что ситуация в колоде пегаски была отнюдь не столь благополучна. Заметив приближающуюся Твайлайт, радужногривая пони шутливо-обиженным тоном заявила. – Ваше Высочество, ну что за безобразие творится в нашем славном королевстве! Стоило Эй-Джей раз выиграть, как она тут же возомнила себя мастером! Требую восстановить справедливость!

— Снова в «Зверинец» играете? Очевидно, вчерашнего вечера вам и впрямь оказалось мало, – с улыбкой прокомментировала Твайлайт, стараясь не обращать внимания на то, как стих кафетерий при появлении Принцессы. Так до конца и не привыкнув к взволнованным взглядам своих поданных и их постоянным перешёптыванием за её спиной, волшебница поспешила завести разговор с подругами. – Никто из наших ещё не приходил? Тут только вы вдвоём?

— Твай, ну как же можно спрашивать такое, когда среди нас ходит Она! Просто уму непостижимо, как Её вообще возможно не заметить? – возмущённо-восторженным тоном вдруг зашептал Спайк, более, чем ясно дав аликорну понять, кого он имеет в виду. Обернувшись и обнаружив своего помощника застывшим с довольно глупой физиономией, Твайлайт с усмешкой покачала головой, увидев идущую к ним Рарити в сопровождении красно-белого пегаса весьма утончённого вида в щегольском алом офицерском мундире королевской стражи. – А это что ещё за Фан-Фан?

— Милочки мои, позвольте мне представить сего благородного и галантного пони из числа славных защитников нашей столицы – лейтенант Ля Тюлип! – дракончик аж заскрипел зубами от ревности, когда представленный его дамой сердца офицер уважительно склонился перед компанией. Одновременно пегас ловко держал на поднятой ноге, будто официант, принесённый стеклянный поднос с тарелкой яблочно-морковного салата, бокалом пенного латте и чашей, заполненной хрустящими палочковидными печеньями. – Любезный лейтенант, разрешите познакомить вас с моими лучшими подругами и друзьями: трудолюбивая хозяйка яблочных угодий Эпплджек, стяжательница рекордов по лётному мастерству Рэйнбоу Дэш, преданный и способный… эмм… помощник! Помощник по многим делам Спайк и, конечно же, Твайлайт Спаркл, искуснейшая волшебница и новая Принцесса Кантерлота!

Твайлайт ощутила, как прильнула краска к её лицу от смущения, одновременно ей стоило немалого труда не прыснуть от щедрых описаний Рарити. Вне всяких сомнений, за этими высокопарными речами не крылось никакой насмешки, только лишь желание выставить своих подруг в наиболее приглядном свете для столь благородных особ. Даже отправившись в лазарет, эта единорожка не изменила себе, явив себя жителям столицы в весьма привлекательном наряде, словно подобранным для светского раута. Восхищение Спайка было легко понять: в своей дымчато-синей тунике-платье с драпировкой и цветочным орнаментом, а также с кокетливой шляпкой-вуалеткой поверх благоухающей пышной гривы Рарити смотрелось просто шикарно. Твайлайт отдавала подруге должное, её визиты в палаты пострадавших гвардейцев оказывали на последних очень благотворный эффект, иные тяжелораненые едва ли не прыгали в своём стремлении услужить прекрасной гостье и похвастаться подвигами. И, похоже, в кафетерии отыскался ещё один воздыхатель.

— Enchante! (Приятно познакомиться! (франц.) Это височайсчая честь находиться ’ядом с вами, ведь ви являете для нас достойний п’име’ для под’ажания, – с акцентом, характерным для выходцев из Моншеваля, почтительно произнёс офицер, приятно удивляя слух своим необычайно певучим голосом. Также некоторое удивление вызывало и то, что пегас, обращаясь ко всем пони, почему-то отводил глаза, словно напроказничавший школьник в присутствии учителя. Услышав приглушённый смешок, Твайлайт скосила взгляд и с любопытством обнаружила, что на лице Флеша Сентри появилась едва заметная усмешка, а сам он смотрит на Ля Тюлипа с дружеским упрёком. Однако заметив взгляд Принцессы, командор сразу же сменил выражение на более нейтральное и равнодушное, оставив её в определённой растерянности.

— Дружба дружбой, а служба службой... Он его боится, но, вопреки сложившимся правилам, не ненавидит, а уважает... – внезапно громко зашептал голос в голове Принцессы, сопровождая вкрадчивыми жуткими речами заволакивающие взор видения из чужого прошлого. — Запомни, маленькая Принцесса: строгость рождает страх, но только жестокость порождает ненависть…

После ставшей почти привычной мглы Твайлайт различила контуры помещения, куда её затянуло очередное постороннее воспоминание. Она узнала это место, то была канцелярия королевской стражи, где ранее часто могла найти своего брата, которому по долгу службы порой приходилось иметь дела с бюрократическим аппаратом. По-армейски неброское помещение хоть и занимало чуть ли не целый этаж башни, было буквально заставлено шкафами и тумбами, хранившими всевозможные документы, из-за чего скорее напоминало библиотеку. Из примечательного в нём можно было отметить полузасохший фикус у выхода, изрядно потрёпанную карту Эквестрии на стене и обновлённые портреты королевских сестёр над полукруглым столом, за которым Твайлайт без особого удивления обнаружила командора Флеша Сентри. В видении пегас внешне почти не отличался от себя нынешнего, только его мундир был куда проще и на нём ещё не сменился герб Эквестрии. Офицер зловеще постукивал копытом по кипе бумаг перед собой и играл желваками. Его взгляд не предвещал ничего хорошего.

— Вот ты и доигрался, адъютант Ля Тюлип. Негоже офицеру порочить своё благородное имя грязными приставаниями к замужним дамам, словно он похотливое животное. Мало того, что ты покусился на честь мадам Лирики, так ты ещё и ввязался в дуэль с её супругом! – хотя тон Флеша Сентри был донельзя возмущённым, Твайлайт казалось, что в нём проскальзывали и нотки восхищения. — Хвала Принцессам, что вы оба остались живы, но теперь вся канцелярия трещит по швам от возмущённых писем кантерлотской знати! В этот раз ты выговором уже не отделаешься, адъютант.

— Pardonnez-moi.(Простите меня. (франц.) Виноват, Васче Благо’одие! Каюсь, я не осилил своих по’ывов ст’асти, и 'евность ослепиля меня, лисчиля 'ассудка, – стыдливо промолвил Ля Тюлип, опуская взгляд на небрежно сваленную гору упомянутых писем на столе. Твайлайт чувствовала искреннее раскаяние в словах адъютанта. – Даю слово, этого больсче не повто’ится! Je le jure!(Клянусь! (франц.)

— Les mots ne peuvent expier la culpabilite!(Вину словами не искупишь. (франц.) Я ведь давно тебя знаю, Ля Тюлип, у тебя есть все задатки образцового офицера: и доблесть, и находчивость, и прямодушие, но всё портит твоё возмутительное распутство! Так больше продолжаться не может, закрывать глаза сейчас, значит, навредить тебе куда больше, чем способно любое наказание. Всем за всё надо отвечать, – сурово проворчал будущий командор, судя по последовавшим звукам, вставая из-за стола. Одновременно с этим вновь начало меркнуть окружение, предвещая скорое возвращение Принцессы обратно в реальный мир. Но прежде, чем Твайлайт покинула это воспоминание, до неё донёсся напоследок ставший куда более тихим и спокойным голос Флеша Сентри. — Я уже разговаривал с нашим новым капитаном стражи, Шайнинг Армором, и он принял решение о мере наказания. Из этой башни ты выйдешь уже под конвоем, адъютант, и весь ближайший месяц проведёшь на гауптвахте. Надеюсь, хоть это научит тебя беречь свою честь, офицер…

Твайлайт была не в силах предугадать, когда и почему её сознание вдруг начнёт проникать в чужие воспоминания, ни врачи, ни Принцесса Селестия так и не смогли объяснить это явление. Всякий раз во время подобных случаев Твайлайт начинала испытывать угрызения совести из-за столь невежливых действий, пусть даже и совершенно невольных. Тем не менее, волшебница стала улавливать определённую закономерность в приходящих видениях, зачастую вместе с ними она получала странные наставления и предупреждения от таинственного звенящего голоса внутри головы. Ей показывали решения и поступки, приоткрывали тайны над событиями, на первый взгляд, даже не связанных между собой, поучали на примере чужого опыта, будто бы готовя Твайлайт к чему-то очень серьёзному. И аликорну это ничуть не нравилось.

— … п'осчу меня п'остить, но, как би мне не хотелось 'азделить васчу компанию, mes chers amis,(мои дражайшие друзья. (франц.) долг велит мне ве’нуться к исполнению моих обязанностей, – тем временем скромно молвил лейтенант Ля Тюлип, поставив принесённый поднос с угощениями на столик к многозначительно переглядывавшимся подругам. Нетрудно было заметить, как пегас то и дело бросал осторожный взгляд на Флеша Сентри, словно опасаясь его реакции. — Васче Височество, милейсчие дами… командо’... Доб’ого всем вам дня, adie!(Прощайте! (франц.)

— Скатертью дорога, – злорадным шёпотом проворчал Спайк, явно задетый тем, что офицер даже не обратил на него внимания. Дракончик наверняка про себя полагал, что Рарити уделила пегасу куда большее внимание, чем тот заслуживал. – Кому ты тут вообще сдался…

— Au revoir, monsieur La Tulipe!(До свидания, месье Ля Тюлип! (франц.) Жаль, что вы уходите так скоро... Ах, вы только подумайте, дорогуши, из всех виденных мной стражников только он один по достоинству сумел оценить мой наряд! – проводив спешно удалившегося пегаса благосклонным взором, Рарити заняла своё место за столиком и с вдохновением взялась изливать подругам душу. — Этот благородный офицер ведь восхищался даже не как зритель, но как истинный ценитель — столь искушённого знатока тканей, декора и стиля среди солдат я совершенно не ожидала встретить! Просто ума не приложу, где он научился отличать каскадные драпировки от трубчатых!

— Да наверняка там же, где пошил себе шмотки. Тоже мне, «благородный офицер», пфф. Офицерам сам устав велит быть воплощением грозности и суровости, чтоб боялись все, и свои, и чужие! Без обид за твоего брата, Твай. И за, хе-хе, "телохранителя", – то ли в шутку, то ли в серьёз заявила Рэйнбоу Дэш, слушавшая речи белой единорожки с откровенно насмешливым видом. — А я вот, например, не приложу ума, как этого тюльпана с его щуплой смазливой рожей вообще взяли в стражу? Поди, ещё отсиживался где-то, пока настоящие бойцы воевали тогда с бандюгами.

— Рэйнбоу Дэш, как так можно говорить! У меня даже нет слов, чтобы описать, как невежливы, несправедливы и стереотипны твои суждения! – ожидаемо драматично возмутилась Рарити, театрально поперхнувшись едва отпитым кофе. Судя по самодовольному выражению лица радужногривой пегаски, именно на такую реакцию она и рассчитывала. На их фоне не менее примечательным было выражение у Спайка – дракончика явно подмывало по зову сердца поддержать свою любимой пони, но, похоже, он куда сильнее придерживался мнения Рэйнбоу Дэш. — Да, за всё время общения он даже не заикнулся о своей службе и боевых подвигах, как это делали его товарищи из палат, пусть так. Но ведь он пришёл сюда, чтобы проведать и помочь своим раненным сослуживцам, прямо как мы! Я считаю, что уж за это лейтенант Ля Тюлип заслуживает уважения, а вовсе не глупых ехидных замечаний.

— Да будет тебе, Рарити, шо ты, нашу сороку-пустомелю не знаешь, шоль? Яблоками её не корми, дай токмо язык свой острющий распустить. — будничным голосом напомнила Эпплджек, скосив неодобрительный взгляд на потешавшуюся подругу. Однако затем земная пони, наигранно натянув шляпу на глаза, с плохо скрываемой иронией произнесла. — Хотя по мне так ты выбрала странное место и время, шоб жениха искать. Да и жених не шибко впечатляет, даром, шо рожей вышел.

— Жених?! Во имя всей Эквестрии, как можно было даже подумать, что я... Ох, Эпплджек, и ты туда же! — сперва опешив от услышанного, Рарити, тем не менее, быстро поняла, что подруги над ней просто шутят, и со снисходительным смехом ответила. — Ах, дорогуши, всему вас учить приходиться. В отличие от деревень и провинциальных городков, здесь, в столице, приняты иные, более утончённые нравы. Если я публично выражаю кому-то своё восхищение, это, отнюдь, не значит, что на следующий день мы с ним будем кататься в свадебной карете. Это особая игра, и в ней всё не так просто, как вы обывательски привыкли думать.

— Вижу, вы здесь уже довольно долгое время. А я-то боялась, что приду вперёд всех вас, — с улыбкой промолвила Твайлайт, участливо наблюдая за обоюдными подтруниваниями единорожки, пегаски и земной пони. Да и Спайк в очередной раз поднял настроение, когда, услышав полушутливый ответ Рарити, такой издал вздох облегчения, будто скинул с плеч, как минимум, горный хребет. — А где Пинки и Флаттершай? Не пересекались с ними?

— Пересекались, как же иначе. Флаттершай, сама помнишь, чуть порог переступила, так сразу же расцвела, шо твоя мать-и-мачеха по весне. Она как носилась по палатам с бинтами-таблетками, так до сих пор и носится. Возится с раненными бойцами аки со своим домашним зверьём, иначе не скажешь, – поправив шляпу, Эпплджек задумчиво кивнула в сторону лазарета за окном. — Кажись, она собиралась помочь санитарам угомонить того контуженного пегаса-матюгальника, чью ругань аж за весь этаж слышно. Знать не знаю, как Флаттершай токмо нашла в себе смелость туды пойти, да токмо, походу, застряла она там надолго – энтот бугай вёл себя так, будто от его мата зависит сама его жизнь!

— Пфф, это ещё фигня! Подумаешь, орать на весь этаж, тут вот минут десять назад от буйств одной любительницы вечеринок целый корпус ходил ходуном! Пинки ожидаемо дёрнуло запилить чуть ли не военный парад для наших боевых ребят, с трубами, барабанами и, барабанная дробь, фейерверком! – обескураживающее улыбаясь обречённо вздыхавшей Рарити, радужногривая пегаска без всякого стеснения смела половину всей чаши с печеньем. В два счёта расправившись с честно взятой добычей и негромко рыгнув в довесок, Рэйнбоу Дэш с привычным сарказмом продолжила. — Понятия не имею, где и как она его сюда протащила, но сейчас я хочу выразить «Вашему Высочеству» самое искреннее сочувствие – к вечеру во дворце будет попросту негде ступить от жалоб местного персонала. Да и казна, хе-хе, наверняка оскудеет от штрафов. В общем, не завидую Пинки, и готова спорить, что в ближайшее время мы её не уви… А! КАКОГО СЕНА?!

Из под стола внезапно вылезла ярко-розовая земная пони в нелепом неизмеримо большом сером пальто с напяленной до самого носа широкополой фетровой шляпой. Хотя наряд и был призван наверняка скрывать личность владелицы, в ней было сложно не признать Пинки Пай, как обычно, возникшей из ниоткуда. Особенно ошарашен её появлением оказался Флеш Сентри, по долгу телохранителя пристально следивший за окружением. Впрочем, Твайлайт было трудно винить его за невнимательность, так как Пинки давно славилась способностью игнорировать любые законы физики и логики, на что и сама Принцесса отчаялась найти объяснение, воспринимая уже просто как данность.

— Глазурь запрашивает сумрак, зловещие призраки, эскиз виноградной лозы, – тихим заговорщическим шёпотом сквозь почти сжатые зубы обратилась к подругам Пинки, застыв в неподвижной позе с прищуренными глазами и бегающим взглядом. Все пони дружно переглянулись, после чего Твайлайт за всех задала, пожалуй, самый закономерный вопрос.

— Что?

— Упс, совсем забыла. Вот ваши коды с расшифровками, обязательно уничтожьте после прочтения, чтоб враги не узнали! – с этими словами розовая пони спешно вытянула зубами из-за ворота маленький мешочек и вытрясла его содержимое прямо на стол. Вопреки ожиданиям, вместо записок или листовок оттуда высыпал густой серый пепел, в одночасье вызвав раздражённый кашель у всех присутствующих. Сильнее других подобная выходка возмутила Рарити, так как пепел покрыл довольно плотной плёнкой её едва тронутый салат. Пинки Пай же с лёгкой растерянностью пробормотала. – Ой, похоже, система самоуничтожения сработала немного раньше. Какая досада!

— Пинки Пай! Во имя всего сущего в Эквестрии, что на тебя теперь-то нашло? – оправившись от невосполнимой потери, Рарити была полна решимости вызнать у непутёвой подруги причины подобным жертвам. – И зачем тебе этот, уж прошу меня простить за прямоту, отвратный прикид?

— Ха, да это же ясно, как небо после меня! Прячется наша ударница веселящего труда от белохалатных комиссаров! – полушутливо предположила Рэйнбоу Дэш, дружески толкнув внезапную нарушительницу покоя в бок. – Знатно ты там набедокурила, подруга, меня аж зависть берёт!

— Да нет же! Не в этом дело! А теперь тихо! – встревожено осмотревшись, суматошная земная пони знаком поманила слушателей подсесть к ней поближе. — Так, все слушайте сюда, это очень-очень важно, так важно, что важность нельзя даже измерить в обычных измерителях важности…

— Ближе к делу, шарманка ты заведенная, – решительно пресекнув словоизлияния Пинки, обеспокоенно проворчала Эпплджек. – Что стряслось-то?

— В общем, я обнаружила шпиона. Ну, то есть, это шпион обнаружил меня, но затем я обнаружила, что он обнаружил меня, и поняла, что, если он обнаружил меня, то может обнаружить и вас, а вы его можете даже и не обнаружить! – на одном дыхании протараторила Пинки Пай, обводя своих собеседников типичным для неё восторженно-торжествующим взглядом. На минуту за столом воцарилась полнейшая тишина.

— Ась? – переняв эстафету у Рарити, Эпплджек за всех озвучила новый закономерный в данной ситуации вопрос.

— Какого ещё шпиона? – со скепсисом поинтересовалась Твайлайт, подметив про себя, как оживился Флеш Сентри от этой новости. Похоже, командор воспринимал розовую земную пони куда серьёзнее, чем её подруги.

— Вражеского! Чужестранного! Такого, что только глянь и ух, сразу ясно, что шпион! Он замаскировался под простого доктора, но мне моё «Пинки-чутьё» сразу подсказало, что он не доктор! – с вдохновением стала описывать Пинки, явно довольная своим «достижением. Чего нельзя было сказать о её озадаченных слушателях. — Не бывает докторов с такими грозными и пронзительными синими глазами, мрачной бронзовой шёрсткой, которая пропахла дёгтем, и зловещей-презловещей лысиной с торчащим кривым рогом, будто у быка!

— Пинки Пай, не хочу тебя обижать, но ты… — выразить своё мнение о «находке» подруги Твайлайт не успела. Её мысли внезапно заглушил знакомый звенящий шёпот в голове, вернувшийся, когда Принцесса уже и думать о нём забыла.

— Какая прелесть… Она из тех, кто чувствует и замечает больше других, хотя и не всегда это понимает… Иметь таких в союзниках – бесценно…

— … оставила Флаттершай следить за ним, а сама ракетой принеслась к вам сюда, – тем временем продолжала излагать свой рассказ Пинки, в завершение которого призывно объявила. – Нельзя терять больше времени! Надо поймать и допросить этого шпиона, пока он сам этого не сделал с нами! Но только тихо, чтобы он ничего не заподозрил!

— Эмм, не хочу сказать ничего плохого про твою затею, Пинки, но, боюсь, нам понадобится новый план, – несколько растерянно прокомментировал Спайк, указывая когтистым пальцем в сторону дверей кафетерия. Все пони дружно проследили за его направлением. – И, желательно, поскорее.

— Ха, а вот и Флаттершай! И гляньте-ка, тащит с собой этого твоего «шпиона»… Пинки… Эй, да я, кажется, уже видела этого хмыря раньше! – не успев пошутить, вдруг воскликнула Рэйнбоу Дэш и от удивления аж взлетела над столом. — Вот только где?

Твайлайт также не смогла остаться равнодушной и вздрогнула, когда увидела шедшего следом за Флаттершай каркаданна. Принцесса узнала его – этот пони присутствовал в свите посла Рахат-лукума во время торжественного приёма делегации. Ступая уверенной и даже вальяжной походкой, бронзовый исполин в белом докторском халате производил впечатление своими габаритами и крепким телосложением, не присущим представителям его профессии. Но куда сильнее поражал взгляд каркаданна, что так встревожил Пинки Пай – тяжёлый и смеряющий, холодный и сосредоточенный, без признаков страха или злобы. Взгляд хищника.

— Мир и процветание Вашему дому, благородная Принцесса Твайлайт-султан! Позвольте обратиться к Вам с ... — не дожидаясь, пока Флаттершай его представит, каркаданн, склонив голову, поприветствовал Принцессу, старательно пытаясь смягчить свой акцент. Но прежде, чем он смог договорить, его внезапно перебила Пинки. В присущей ей манере.

— Ни с места, злоумышленник! Ноги вместе, рогом в пол! — неизвестно как и откуда, но Пинки за пару мгновений прикатила свою фирменную пушку, украсив её листовкой со строгим ликом Принцессы Селестии и надписью "Подчинись". Одновременно с этим земная пони сменила свой наряд на не менее нелепый смокинг с несуразно огромной бабочкой и, в добавок, напялив чёрные солнцезащитные очки. Наведя дуло орудия на нахмурившегося каркаданна, Пинки грозно объявила, готовясь опустить спусковой рычаг. — Во имя Эквестрии и всех наших Принцесс, ты официально подозреваешься моим "Пинки-чутьём" в свершении гнусного шпионажа! Отвечай, кто ты такой и на кого работаешь, не то тогда тобой займётся "плохой коп"!

— Ох, Пинки... — от вида происходящего Рарити аж прикрыла лицо с досады, и Твайлайт всеми копытами разделяла состояние единорожки, равно как и Эпплджек, обречённо закатившая глаза. А вот Рэйнбоу Дэш со Спайком, очевидно, одобряли действия Пинки Пай, да и Флеш Сентри, похоже тоже — эта троица взирала на чужака с нескрываемой неприязнью и откровенным подозрением.

— Нет, Пинки, не надо! Ты просто всё не так поняла! — испуганно ахнула Флаттершай, неожиданно для всех заслонив собой каркаданна. Обычно кроткая пегаска сейчас демонстрировала непривычную для неё силу духа. — Этот уважаемый доктор только выглядит страшным, а на самом деле он хороший. И он совершенно не шпион. Пожалуйста, дай ему объясниться.

— Так, всем успокоиться! Пинки, я верю в твои благие намерения, но, будь так добра, убери свою пушку, она тут ни к чему. А тебя, Флаттершай, я прошу отойти от этого "доктора". Просто на всякий случай, — строгим требовательным тоном скомандовала Твайлайт, стараясь не раскраснеться от вида прочих посетителей кафетерия, обративших внимание на неожиданное зрелище. Обескураживало и то, что большинство из них тоже смотрели на происходящее с одобрением и даже злорадством. — Уж не принимайте близко к сердцу, господин "доктор", но после последних событий я нахожу подобающим соблюдать кое-какие меры.

— Ничего страшного, я всё понимаю и не жду извинений, Ваше Высочество. Однако я хочу выразить свою искреннюю признательность достойнейшей госпоже Флаттершай-ханум, сопроводившей меня к Вам, за её помощь и заступничество, — услышав похвалу в свой адрес, пегаска от смущения залилась краской и со скромной улыбкой отвела глаза. Каркаданн же, вежливо откашлявшись, продолжил свою прерванную речь. — Меня зовут аль-Факир, я судовой врач из посольства Ахалтекинского Султаната, нахожусь здесь по приказу Мастера Рахат-лукума-эфенди как лекарь и переводчик для работы с раненными грифонами из охраны посла, коих милостивая Принцесса Селестия-султан разрешила разместить в этом лазарете. Разумеется, сия инициатива всецело одобрена Её Королевским Высочеством, да славится Её имя под всем небом.

— Ага, так вот где я тебя видела! Там, на палубе, с прочими криворогами, когда вы ещё только летели в Кантерлот! Эх, знала бы, что вы, сволочи, задумывали, всю бы вашу дрянную посудину разхе... — угрожающе пробормотала Рэйнбоу Дэш, но тут же стушевалась под недовольным взглядом Твайлайт. — Всё, молчу!

— И я тебя запомнил, отважная дочь ветра и радуги, ибо редкая добыча способна уйти от атамана Дикой Стаи. Можешь гордиться собой, твоя дерзость стоила старом грифону его должности, что в итоге, привело к бунту и погромам в городе, — словно насмехаясь, проговорил доктор, чем привёл в серьёзное возмущение не только Рэйнбоу Дэш, но и её подруг.

— Думай, кого обвиняешь, чужеземец! — вступилась за радужногривую пегаску Эпплджек, и в тон ей согласно вторили Спайк, Рарити и Пинки, не особо вслушиваясь в последовавшие испуганные извинения Флаттершай. И лишь один Флеш Сентри молчал, но его пристальный мрачный взгляд красноречиво говорил за себя.

— Прошу прощения, если мои слова прозвучали оскорбительно, ибо я не хранил в них никакой сознательной обиды. Не мне отмечать виноватых, то привилегия Переменчивой Судьбы. Однако я пришёл сюда не ради праздной беседы, но по требованию своего господина, — почти равнодушным голосом извинился аль-Факир, опередив попытку Твайлайт снова успокоить подруг. Каркаданн, заглянув Принцессе прямо в глаза, торжественно промолвил. — Мне приказано передать Вам послание, Ваше Высочество. Простите, что заставил так долго ждать.

— Послание? От Мастера Рахат-лукума? — удивилась Твайлайт, краем глаза заметив, как взволнованно переглянулись подруги.

— Какого-то странного посланника он себе выбрал, да и ещё в таком месте. Будто заранее знал... — не без скепсиса ворчливо подметил Спайк, буравя бронзового гиганта подозрительным взглядом. — И если кто спросит меня... меня... Урргх!

— Что такое, Спайк? Тебе плохо? — с тревогой осведомилась Твайлайт, увидев, как дракончик вдруг затрясся в судорогах, схватившись обеими лапами за горло. В тот же миг в голове аликорна вновь зазвучал тот проклятый потусторонний голос.

— Динь-динь... вам новое сообщение, маленькая принцесса...динь-динь... — едва догадка зажглась в сознании волшебницы, как её юный помощник тут же подтвердил её, с болезненным видом изрыгнув знакомое зелёное пламя. Нависшее над столиком облачко через пару секунд обратилось в изящный пурпурный пергаментный свиток с письменами, сделанными золотыми чернилами, и плавно подлетел к Твайлайт, притянутый её волшебством.

— Что? Как это...? Разве послание не должно было быть у вас? Или же ... — растерявшись от обилия возникших вопросов, Твайлайт, однако, тут же про них забыла, бегло пробежавшись по содержимому свитка, и сосредоточилась на чтении.

— Слышь, факир, это что за фокусы ты тут творишь? — с плохо скрываемой угрозой поинтересовалась Рэйнбоу Дэш, как бы между прочим, похрустев шеей. Звук получился весьма зловещим.

— Какая наглость! Разве можно было так грубо воспользоваться нашим милым порядочным Спайком? — с неподдельным негодованием также обратилась Рарити к молчаливо внимавшему нападкам пони каркаданну. Спайк же, услышав слова единорожки, спешно вскочил на ноги и, не без труда подавляя рвотные позывы, гордо упёр лапы в бока, мол, ему всё нипочём.

— Подруженьки, ну не стоит так на него наседать, вдруг он случайно? Ведь вы же не нарочно сделали Спайку плохо? — с надеждой спросила Флаттершай у аль-Факира, на что тот хмуро покачал головой.

— Нет, госпожа Флаттершай-ханум, моей вины здесь нет, потому как послание должны были передать через меня, а не через сие дитя огнедышащих хранителей сокровищ. Для меня это такая же загадка, как и для ваших подруг.

— Прошу прощения, что отвлекаю Вас, Принцесса Твайлайт, но мне показалось, что послание Вас не на шутку встревожило, — волшебница вздрогнула от неожиданности, когда раздался негромкий участливый голос до сих пор молчавшего командора. Флеш Сентри довольно точно приметил, какую бурю мыслей вызвал у Принцессы этот пурпурный пергаментный свиток после его прочтения. — Простите мне мою дерзость, но позвольте узнать, что же такого Вам написал господин посол?

— Это приглашение. И оно не от посла, — немного растерянно произнесла Твайлайт и, под озадаченные взгляды собравшихся, стала медленно зачитывать строки текста.

"Приветствую Вас, о, великолепная Принцесса Твайлайт Спаркл, могущественная Хранительница Гармонии и прославленная Героиня Эквестрии и Кристальной Империи! Да озарит Переменчивая Судьба счастьем все дни Вашей бессмертной жизни и пусть целые эпохи содрогнутся от голосов, славящих Ваше имя!

Хотя от моих слов проку меньше, чем от пересохшего колодца страждущему путнику в пустыне, я всё же хочу выразить Вам своё глубочайшее сожаление о случившемся. Нет для нас большего стыда, чем причинить скорбь тому дому, где с такой теплотой приютили нас, пусть даже виной тому кошмару была злая оказия Переменчивой Судьбы. Но кроме того я желаю выразить и своё самое неподдельное восхищение Вашим героизмом в ту злосчастную ночью. Вы делом доказали, что более, чем достойны всех тех легенд, что доходят до земель Востока.

Возможно, Вам будет в это непросто поверить, но там, откуда я родом, истории о подвигах Хранителей Гармонии затмевают все привычные сказания. Узнав о них, я возжаждал во чтобы то ни стало узнать истину о Вашей судьбе, посему я смиренно прошу Вас позволить мне приблизиться к истоку всех этих удивительных историй. Сим посланием я приглашаю Ваше Высочество, а также Ваших достославных соратниц, остальных Воплощений Элементов Гармонии, посетить наше скромное посольство ради светских бесед, обмена опытом и укрепления дружеских отношений между Эквестрией и Ахалтекинским Султанатом.

Я понимаю, насколько сильно подпорчена репутация нашей миссии, и потому даю клятву на крови, что никто и ничто не станет угрожать Вам и Вашим спутницам в стенах нашего судна, отвечаю за это собственной жизнью.

Надеюсь, Ваше Высочество не сочтёт сие послание недостойным внимания. С наилучшими пожеланиями, поверенный в делах Ахалтекинского Султаната в Эквестрии Сезам Заклинатель из Ордена Тауматургов. Да одарит вас удачей Переменчивая Судьба."

Глава 4. Фавориты

Счастье бывает разным. Долгим, как песнь перелётных птиц об оставленном доме, или мимолётным, словно шорох страниц старинной книги. Случайным, подобно узорам на паутине, или заслуженным, как утоление жажды водой из вырытого своими силами колодца. Конечно, важно знать, каким является собственное счастье, но всё же куда важнее иной вопрос — что именно называть счастьем. Впрочем, у каждого, кто способен слушать своё сердце и внимать голосу разума, найдётся на него свой ответ. Как нашёлся и у Сезама.

Молодой алхимик видел своё счастье в чувстве, что пронизывало, по его мнению, всё сущее – в страсти. Сезам верил, что сама жизнь основана на неодолимых порывах духа и тела, сошедшихся в унисоне единой стихией созидания и разрушения. Для своевольного земного пони не было большего счастья, чем упиваться этим чувством, черпая его из самых глубоких источников, будь то постижение тайн алхимии и тауматургии, игры с Переменчивой Судьбой не на жизнь, а на смерть… или сладостный уют в компании тех, кто жаждет поделиться собственной страстью.

Истинное счастье – любить и быть любимым! Жить и ощущать эту самую жизнь всеми фибрами души! Жаждать и чувствовать, как с каждым глотком жажда только растёт! Сгорать дотла и вновь рождаться в том же огне! Слышать, как восторженный рёв алчущей Саламандры внутри сливается со страстными воплями той, в чьей жаркой компании Сезам встретил новое утро. Той, чья карминовая шелковистая шёрстка так пьяняще пахла санталовым маслом. Той, чьи изящные саблевидные рога так игриво звенели надетыми золотыми украшениями. Той, чьи светлые грива и хвост так дразняще обжигали вплетёнными подпалёнными фитилями. Сезам дал ей имя Даэна, в честь сказочных духов-хранителей Востока, ибо лишь рядом с этой черноокой антилопой из племени ориксов молодой алхимик сознавал, какого счастья был лишён раньше.

Потянувшись, земной пони нехотя открыл глаза и с ухмылкой уставился на гобелен над собой. Шитое шёлковыми нитями, старое, немного потрёпанное, но красочное полотно изображало грандиозный праздник — свадьбу между гухьяками и марвари, пегасами и земными пони из далёкой страны Хинд. Эти народы издревле славились своими пышными торжествами, передать которые не под силу ни перу, ни кисти, ни нитям. Тем не менее, картина просто поражала почти маниакальной страстью творца к деталям, проявлявшихся как в обилии подарков и угощений, так и в богатстве эмоций собравшихся гостей, среди которых были даже демигрифы и каркаданны. Но всё внимание привлекала сама чета новобрачных — гордый серпокрылый гухьяк и прекрасная остроухая марвари, они взирали друг на друга с неподдельной нежностью и любовью, победившей предрассудки жителей небес и земли. Сезам ценил и восторгался этой шёлковой картиной, не только за её искусность, но и за то искреннее счастье героев, что в ней ощущал. И минутного созерцания после пробуждения хватало, чтобы настроиться на правильный лад.

Этот гобелен, подобно многим вещам в каюте молодого алхимика, был трофеем, добытым во время путешествий с Мастером Рахат-лукумом. Так сие полотнище Сезам присвоил себе после совместного набега с грифонами наёмниками на северные границы Хинда, когда его наставник, прикрываясь покровительством султана Алмаза, охотился за недружественными коллегами-тауматургами с целью завладения секретами их мастерства. Ещё был огромный резной паланкин из самшита с животным орнаментом и вишнёво-красным дамастовым пологом, служивший земному пони пристанищем для отдыха в стране грёз и ночных утех — его Сезам выиграл в нарды у одного хоршумерского торговца слонами. И даже саблерогая любовница молодого алхимика, забывшаяся сладким сном на пурпурных бархатных подушках рядом с ним, и та принадлежала ему, как собственность, выкупленная на невольничьем рынке в землях Сэддл Арабии.

Но, даже будучи рабыней, эта антилопа обладала на судне такими привилегиями, что вольной черни могли лишь сниться. Завоевав титул лучшей наложницы из корабельного гарема, Даэна не знала нужды ни в лакомых яствах, ни в роскошных подарках, ни в ласках хозяина, и более того, обрела определённую власть, когда, с благоволения Сезама, начала проповедовать культ Огня на борту. Хотя сам земной пони в вопросах веры оставался предан учению и идеям о Переменчивой Судьбе, он с глубоким интересом внимал наставлениям и мантрам прекрасной жрицы, со снисходительной насмешкой встречая упорные попытки Даэны перевоспитать его в рамках своей религии. Не одна лишь красота заставила Сезама полюбить свою рабыню, причиной были и её живой ум, обширные знания легенд и сказок, а также удивительнейший талант духовного целителя, благодаря которому молодой алхимик был сейчас жив.

— Отдыхай, сокровище, страстный нектар моей души. Я никогда не смогу постичь той жертвы, что ты принесла ради моего спасения, но, клянусь семью ликами Огня, я награжу твой подвиг по-королевски… – довольно осклабившись, ласково прошептал Сезам на ушко своей любовнице. Ему было больно видеть, как изменилась Даэна – ритуал забрал жизненную силу жрицы, состарив её на целые годы. Это было видно даже через её традиционный грим из хны, напоминавший бежевую театральную маску, причём изрядно исказившуюся после бурных утренних сумерек. Вспоминая, с каким рвением куражилась с ним в постели несколько часов назад огнепоклонница, Сезам по-доброму ухмыльнулся и доверительным тоном добавил. — Скоро мы обретём свободу, никто больше не будет над нами хозяином. И тогда сами Принцессы будут завидовать нашему с тобой счастью, Даэна, обещаю…

Антилопа сонливо что-то пробубнила, немного поворочалась, но силки страны грёз оказались слишком прочными и желанными, чтобы их покинуть. Жрицу даже не потревожило недовольное шипение другого засони, пробудившегося от голоса хозяина, и никак не отреагировала, когда по её шее на полуприкрытый пурпурным одеялом бок заполз первый и единственный питомец Сезама — старый чёрно-белый крайт по кличке Гишзида. Чуть более метра длиной, с невзрачной закругленной головой и характерным спинным килем с контрастными продольными полосами, этот стройный змей обладал не только славой едва ли не ядовитейшего аспида в мире, но и поистине удивительными глазами, не присущими его ползучему роду. То были глаза существа много более разумного, нежели низменной твари с инстинктами, и, глядя в их лазурную глубину, было трудно привыкнуть к мысли, что они принадлежали змею, а не равному собрату.

Впрочем, зная историю этого крайта, удивляться сильно не приходилось — Гишзида, названный в честь мифического подземного дракона, являлся жертвой алхимических опытов одного арабийского колдуна, чьими усилиями змей обрёл сознательный ум и феноменальные волшебные способности. Незадолго до приобретения Даэны Сезам по воле Переменчивой Судьбы оказался в плену пресловутого колдуна, желавшего поставить эксперименты и над химерой. Обнаружив Гишзиду и через Саламандру поняв, что с ним можно общаться, Сезам убедил крайта бежать вместе, а после успешного побега молодой алхимик предложил змею остаться под его опекой. Гишзида согласился.

— А, моему маленькому хладнокровному мечтателю тоже надоели оковы сна. Что, Гиш, снова грезил о мышиных фермах? — с участливой улыбкой поинтересовался Сезам у свернувшегося клубком крайта. Тот, отрицательно покачав головой, ответил в привычной ему манере, отослав посредством телепатии впечатляющий образ: обширные сады с мраморными акведуками, оросительными каналами и густыми посадками из деревьев и кустарников, простирающиеся на месте былой пустыни до самого горизонта. Молодой алхимик только прыснул от фантазии своего питомца, подмечая, как с каждым днём растут масштабы несбыточных замыслов Гишзиды об улучшении мироздания. — Вот, что сочинения мыслителей-эстетиков с рептилией делают. Но, уж извини, придётся тебя разочаровать — теперь нам обоим не до философий. Сегодня я вновь буду танцевать с Переменчивой Судьбой на краю пропасти, и ставка будет всё также высока, а то и больше. Тебе же, мой преданный ядовитый приятель, я доверю стеречь моё самое желанное сокровище — береги её, следуй за ней незримой тенью и яро защищай от любых напастей, словно дракон свои богатства. А за это я дам тебе ...

Внезапно Гишзида резко встрепенулся и, сделавшись почти невидимым благодаря магическому покрову, с угрожающим шипением повернулся в сторону задёрнутого полога. Одновременно с этим в сознании Сезама негромко зазвучало предупреждающее рычание Саламандры, вслед за которым перед глазами молодого алхимика возник присланный крайтом образ конского черепа с перекрещёнными костями внутри треугольника – общепринятый символ опасности. Буквально через несколько мгновений за свисавшей вишнёво-красной тканью возник чей-то бесформенный силуэт, и Сезам рефлекторно схватился зубами за спрятанный под подушками заряженный арбалет. Но прежде, чем он успел хотя бы снять оружие с предохранителя, тень обрела иные, более узнаваемые черты, и тогда земной пони едва нашёл в себе силы, чтобы не выругаться.

— Ш-ш-ш, я сильный страх в тебе ощущаю… страх есть путь на Тёмную Сторону… — магическая тень некроманта вдруг запестрела дырами, плавно превращающихся в трафареты слов, принадлежавших каждой из трёх безумных личностей Аркейна Обскуры. – Урглх! Как же тошно снова и снова слышать этот бредовый лепет о «свободе»! Вообще-то Я уже неоднократно предупреждал об опасностях столь наивных иллюзий: глупо мечтать о замене одних кандалов на другие, ведь твой хозяин точно такой же раб, как и ты.

— Сера, Соль и Ртуть, а день так хорошо начинался… Говори, зачем явился, и вали обратно в свой вонючий гроб, образина ты полудохлая, – не повышая голос, дабы не разбудить Даэну, раздражённо потребовал Сезам. Сказать, что он на дух не переносил древнего мистика, значит сделать из слона муху. С первого же дня их встречи молодой алхимик возненавидел это противоестественное чудовище, добровольно застрявшее между мирами живых и мёртвых. Как бы зазорно не было земному пони признаваться в этом, но причиной его ненависти действительно был страх. Страх не только перед легендарной фигурой Аркейна Обскуры и его сумасшествием, но из-за его уникальной способности видеть прошлое и будущее. Сезам жил идеей о том, что он является актёром на сцене жизни, и лишь от его мастерства зависит успех пьесы. Потому и с ужасом воспринимал тот факт, что какой-то мумифицированный колдун знает всю его жизнь наперёд и способен в любой миг поведать о неминуемой участи, тем самым отравив всё наслаждение от игры. Не говоря уже о том, что сам некромант был тем ещё мерзавцем, что и демонстрировал с извращённым удовольствием при каждом удобном случае.

— Ну уж нет, мне принципиально важно вбить в твою тупую башку хоть какие-то крупицы осознания! Нет и не было никакого счастья в «свободе», потому что её не существует, вшивый ты мутант, мы все марионетки треклятого Автора, и нет у нас власти над своими нитями! Ш-ш-ш, нет оков хуже любви… она отнимает разум, обращает зрячего в слепца и истязает душу… — продолжал издеваться в присущей ему манере древний мистик через письмена на своей тени. Раньше подобное легко приводило молодого алхимика в бешенство, но теперь он старался не поддаваться на провокации старой рухляди. Уж слишком много чести показывать тому свои обиды. — Вообще-то Мне нет дела до брачных игр каких-то животных, но зримая Мной картина ввергает Меня в сардонический смех. Каков идиот, не понимает, что этой козе от него нужна только мелюзга с частицей духа огненной ящерицы, а ведь он даже не способен плодить! Вообще-то твоя драгоценная Святоша тебя просто использует, в решающий час она бросит тебя, и все пафосные замыслы пойдут прахом. Ш-ш-ш, брошен во тьме…

Аркейн Обскура всё же добился своего. Слышать хулу в адрес своей любимой рабыни Сезам вовсе не намеревался, и поспешил заткнуть некроманта самым радикальным способом. Стиснув зубы от злости, земной пони выстрелил в чудовищную тень из арбалета, мало заботясь о том, к чему это может привести. Хищно просвистев, болт впился в дамаст с неестественным всплеском, будто бы поразил вязкую поверхность болота. Тень задрожала, но затем, отвратительно хлюпая, заглотала торчавший снаряд, и вдруг почти сразу же сплюнула на возмущённого молодого алхимика, обдав того дождём из щепок.

— Ш-ш-ш, никто не слушает предупреждений… пока не становится слишком поздно… Тьфу, неблагодарный сопляк, такой же дурак, как и твой хозяин, зачем я вообще только забочусь о вас! Никому не избежать сюжетных поворотов! Вообще-то Я пришёл сюда, чтобы передать Карагёзу послание от другой марионетки Стажёра, но после такого грубого обращения с Моей персоной пусть этот раб сам его ищет в своей клетке, – письмена на тени буквально сочились ядом презрения. И поэтому, когда тень убралась восвояси, оставив после себе заметную прореху в пологе, Сезам вздохнул с облегчением. Впрочем, его мстительная ухмылка вскоре сошла на нет, когда он столкнулся с осуждающим взглядом Гишзиды, приславшим ему в сознание образ грустной Даэны, тоскливо зашивающей порванную ткань.

— Согласен, некрасиво получилось, но по-другому было нельзя. И не волнуйся за Даэну, шить доверю Макраме, она у нас в этом деле мастерица. Что до тебя, моё сокровище... — Сезам с тенью тревоги на лице взглянул на свою любовницу, продолжавшую крепко спать после бурной ночи. Каким бы мерзавцем и грубияном не был Аркейн Обскура, он никогда не лгал. Недоговаривать и ловко менять акценты, выдавая чёрное за белое, а белое за чёрное – сколько угодно, но за все те десять лет, что Сезам был учеником Мастера Рахат-лукума, этот некромант ни разу не был уличён им во обмане. Но все страхи и сомнения молодого алхимика, едва появившись на свет, тут же развеялись, будто мираж. Сердце Сезама знало, что Даэна любит его, и Саламандра всецело разделяла веру своего хозяина, ибо кому как не ей ведать вкус одного из сильнейших чувств, благодаря которым Дух Огня живёт. Только это для земного пони имело значение, и поэтому он был готов мириться со всем прочим.

Земной пони прильнул к шее жрицы, наслаждаясь насыщенным терпко-сладким ароматом масел и духов, пропитавших её светлую гриву. Ощущая, как снова закипает кровь, переполняемая пьянящей страстью, Сезам, было, придвинулся к пышному карминовому крупу с Меткой в форме крылатого золотого диска, но затем со вздохом привстал. Сколь сильным не было искушение остаться с любимой рабыней в постели, но последние слова бессмертного колдуна он не мог оставить без внимания, какими бы безумными они не казались. Но прежде, чем уйти, молодой алхимик поцеловал напоследок Даэну в губы и вполголоса решительно произнёс.

— Я не верю, что ты меня предашь. Не по своему желанию, не по злому умыслу. Не знаю, что ждёт нас в будущем и, надеюсь, что не узнаю до самого момента истины. Что бы не случилось, какой бы выбор ты не сделала, я тебя не брошу и не отпущу, ты моя и только моя. Предначертанное не изменить, но его можно исполнить самому, обратить в свою пользу. И да будет Переменчивая Судьба мне свидетельницей, я найду этот путь.

Оставив верного крайта стеречь спавшую огнепоклонницу, Сезам неспешно вышел через дамастовый полог. В тот миг, когда его взору открылось привычное окружение личной каюты, земной пони едва нашёл в себе силы, чтобы не выругаться. Проклятый некромант внёс свой характерный штрих в картину, и без того отличавшуюся рабочим беспорядком: он здесь оставил своё послание, причём буквально. На деревянных панелях с геометрическими узорами, на терракотовых вазах и амфорах, на книжных полках и подвесном гардеробе, на старинных гобеленах и горшках с редкими цветами, на сундуках с алхимическими ингредиентами и лабораторном столе — всё вокруг было исписано светящимися стигийскими иероглифами, и стены, и пол, и потолок. Тщетно попытавшись стереть копытами замысловатые письмена, Сезам мрачно поклялся жестоко расквитаться с древним мистиком, изгадившим его опочивальню. Или хотя бы заставить того исправить, как было.

Память услужливо переводила некоторые наиболее знакомые иероглифы, в то время как другие требовали куда больше времени и усердия. Впрочем, никакой особой смысловой нагрузки Сезам в них не обнаружил, одно лишь безумие Аркейна Обскуры. "Пленник сюжета проложит рельсы", "Ото лжи исцеляет яд змеи", "Спойлеры кругом", "Новый сезон близко", "Ты — окно, они смотрят через тебя" и прочие малозначащие словосочетания. Впустую потратив десять минут на поиски послания некроманта, молодой алхимик с раздражением опёрся на стол и хмуро подтянул к себе зеркальное блюдо с инжиром, любимым лакомством. Хотя фрукты и были также покрыты магическими письменами, но Сезама это ничуть не смущало. После своего исцеления у него не на шутку разыгрался аппетит, и, пусть для полноценного завтрака инжир мало годился, земной пони с удовольствием впился в мягкую медово-сладкую мякоть фиолетового фрукта. Уплетая один плод за другим, Сезам в который раз предался размышлениям о происходящем.

Едва он пришёл в сознание прошлым вечером, как Мастер почти сразу же устроил ему разговор тет-а-тет. К немалому удивлению ученика, Рахат-лукум посвятил его в свои "истинные" планы. Вернее сказать, поделился тем знанием, что объясняло смысл новых задач молодого алхимика, но не цели всей авантюры. Как Сезам и подозревал, дипломатическая миссия с очернением репутации Принца Сапфира лишь мираж, второстепенное задание, тогда как первостепенное даже после разговора по-прежнему оставалось для Сезама тайной, к которой, впрочем, у него было уже несколько возможных разгадок. Мало сказать, что молодого алхимика заинтриговал туманный замысел старого тауматурга — навлекать на себя гнев аликорнов и целого королевства казалось неслыханным безумством. И ради чего такой риск?

Впрочем, Мастер говорил и о других вещах, вызвав у Сезама ещё больший интерес в участии в данной авантюре. Не изменяя себе, седогривый земной пони довольно прозрачно намекнул молодому алхимику, что в случае успеха тот перестанет быть его учеником. Это могло значить, что Рахат-лукум был готов уйти на покой и признать Сезама новым Мастером... или же просто избавиться от него. Сезам памятовал о своём сне и искренне сомневался, что за пять лет старый тауматург решит изменить собственным словам, сказанным тому Просвещённому. Но упускать шанс признания со стороны наставника земной пони не собирался, не для того он столько лет грезил о заветном титуле. Сезам был готов вступить в эту игру, однако, как всегда делал в подобных случаях, исключительно на своих правилах.

В эти дни ему предстояло выполнить многое, равно как и Мастеру, а возможно, даже больше. И первым шагом должна будет стать встреча с Хранителями Гармонии. Молодой алхимик здраво рассудил, что, скорее всего, именно с этим было связано неизвестное послание Аркейна Обскуры. Стал бы он при всей своей неприязни просто так являться к "вшивому мутанту" дабы просто поиздеваться над ним? Сезам в такое не верил, следовательно, мумифицированный колдун получил вести от одного из шпионов Рахат-лукума. Исходя из наиболее вероятных и важных вариантов, логичнее всего было предположить, что Штопарь всё же нашёл Принцессу Твайлайт. Но что она ему ответила? Согласилась ли на встречу? Сезам ухмыльнулся и тихо рассмеялся над собственными сомнениями. Ведь он уже понял, что эта кобылка за птица: такие, как она, просто так не сдаются и от вызова не отказываются.

Доедая последний инжир, Сезам вдруг заметил занятную деталь — на зеркальном блюде не было никаких иероглифов. Влекомый любопытством, земной пони со всех сторон осмотрел посудину, подозревая подвох, но к своему удивлению, обнаружил совсем не то, что искал. В блестящем отражении Сезам видел свою каюту уже без всяких светящихся надписей, но так ему казалось до того момента, пока он случайно не выбрал иной ракурс. На поверхности одного из подвешенных шкафчиков, где молодой алхимик обычно хранил ткань для тюрбана, пестрела одна единственная надпись, терявшаяся вне отражения среди прочих сумбурных словосочетаний. Убедившись, что более в помещении подобных феноменов нет, Сезам с воодушевлением приблизился к гардеробу.

— "Поздравляю, как ни удивительно, но твоё умозаключение верно, потому как такой вывод был очевиден даже для столь сказочных скудоумцев, как ты. У тебя есть час, чтобы привести себя в порядок, вшивое ты животное, и не забудь взять свой незаслуженный подарок, что Цыганка оставила тебе за этой дверью. С наихудшими пожеланиями, да падёт чума на твою пустую голову, Великий Визирь Та-Кольтет Аркейн Обскура." — самоиронично зачитал оскорбительное обращение вслух Сезам, предавшись несколько растерянным раздумьям. "Цыганка"… ведь именно так старый безумец назвал Хозяйку Всех Пери в его сне, неужели она действительно что-то прислала своему фавориту? Но какое отношение имеет к этому Аркейн Обскура и мог ли быть тут какой-то подвох со стороны спятившего некроманта? От него, конечно, следовало ждать чего угодно, но всё же Сезам поддался любопытству и осторожно открыл дверцу шкафчика. – Какого дива ...?

Внутри оказался крупный матерчатый свёрток блеклого зелёного цвета с прикреплённым на ветхой поверхности рваным письмом. Чутьё Сезама уловило знакомый аромат специй, столь знакомый ему по "визитам" в Сады Хозяйки Всех Пери. Сие усилило убеждение молодого алхимика, что дар и впрямь мог быть от могучей чаровницы. Снедаемый нетерпением, он спешно прочёл оставленное послание.

"Мой милый Шехзаде, мне бесконечно жаль, что наша встреча оказалась столь скоротечной из-за вмешательства ворчунишки Аркени. Но всё же я не могу винить этого несчастного старичка, да и тебе не стоит, ведь он лишь инструмент, проводник воли самой Переменчивой Судьбы, пусть даже ему самому не нравится такая роль. Мне бы хотелось с тобой обсудить очень многое, но, увы, в письме я передам только самое нужное.

Я знаю, что ты потерял той страшной ночью, и оттого моему сердцу так больно чувствовать твою кручину. Пусть то, что ты найдёшь в этом свёртке, утолит твои печали и послужит тебе верой и правдой, как когда-то служило своему прошлому владельцу, такому же славному фавориту, как и ты, мой ненаглядный малыш.

Но взамен я попрошу тебя об одной услуге. Ты, конечно, наречённый любимец Переменчивой Судьбы, и волен поступать, как заблагорассудится, чтобы достичь желанной цели, но прежде тебе следует преподать урок юной Принцессе. Возможно, тебе это покажется странным, мой хороший, особенно учитывая планы твоего прозорливого наставника на умничку Твайлайт и её прелестных подружек, но так вышло, что у меня тоже есть на них планы. И я хочу, чтобы будущая Принцесса Дружбы была готова к испытанию. Помоги ей, это всё, что я от тебя прошу, мой милый Шехзаде.

Ты найдёшь всё необходимое среди моих даров. Я верю, что ты справишься, иначе не избрала бы своим фаворитом. Всегда за тобой присматривающая, Хозяйка."

Подозрения Сезама оправдались. Хозяйка Всех Пери ввязалась в авантюру Мастера Рахат-лукума, но в ней вела уже свою игру. И уж её намерения разгадать было не в пример труднее, чем замыслы старого тауматурга. Сезам был взбудоражен: в последний раз Хозяйка обращалась к нему с "просьбой" почти два года назад, тогда земному пони надо было "всего лишь" вызволить из рабства какого-то непримечательного пегаса. Но обнаружив на том же невольничьем рынке Даэну, Сезам без раздумий спустил своё золото именно на неё. Впрочем, о том бедолаге молодой алхимик не забыл, тайно передав незадачливому узнику лепесток разрыв-травы для побега. Казалось, что с того дня Хозяйка Всех Пери будто бы забыла о своём фаворите. Но теперь Сезам знал, что это было не так.

Чаровница оставалась верна своим принципам: сначала завлекать внимание дарами, а после "просить" что-то для неё выполнить. Все её задания были с подвохом, создавалось впечатление, что их смысл заключался не в достижении цели, а в самом процессе, который приносил новые, порой неожиданные результаты. Несмотря на подобную неопределённость, в одном Сезам был уверен точно — Хозяйка умела делать хорошие подарки. И памятуя об этом, молодой алхимик без тени сомнений принялся рвать старый свёрток.

Первым на свет он вытащил продолговатую деревянную дощечку с продольной гравюрой непривычного стиля, указывавшего своим белым штрихом на принадлежность к мастерам Кантерополя и прочих колониальных городов Эквестрии. На ней была изображена любопытная сцена: семеро героев противостояли грозной стихии, воплощённой в образе то ли песчаной бури, то ли чудовищного роя насекомых. Среди этих персонажей Сезам без особого труда признал Принцессу Селестию, прекрасная и непоколебимая, она вела за собой остальных, столь же прославленных кумиров народов Востока.

Эррант из Эквестрии, благородный грифон и странствующий поборник справедливости, чей арбалет всегда поражал цель, но никогда не отнимал жизни. Амарула Непросыхающий, знахарь с золотым сердцем из племени зебр, которого никто не видел трезвым, но чьи снадобья исцеляли любые болезни. Манипура Монах, аскетичный гухьяк, умевший как ломать камни касанием крыла, так и усмирять словом злобу в сердцах. "Пересмешник", таинственный мастер воплощений, чаще известный под личиной каркаданна, с помощью шутливых выходок пробуждавший в душах совесть. Алидада ибн Альмагест, изобретательнейший земной пони своего времени, чей технический гений навсегда изменил жизнь жителей целых городов к лучшему. Мастер Каракум, стидийский единорог, обративший свои опасные знания чернокнижника на благие поступки. Мудрецы и наставники, учёные и целители, скитальцы и заступники, они наблюдали за миром и присматривали за ним, стремясь к гармонии. Неудивительно, что славу об их деяниях не затмила даже тень прошедших веков, ибо ещё при жизни соплеменники дали им почётный титул "Ишаны" — "Те самые".

Сезам помнил эти полумифические истории, и сюжет гравюры отсылал к последнему из приключений "Ишанов". К тому, что впервые объединило их под началом Принцессы Селестии, прибывшей ради спасения восточных земель от опустошительных эпидемий, насланных ифритом Самумом. Впоследствии для противостояния козням злых духов и защиты простонародья герои основали братство "Тарикат", более известный как Орден Тауматургов... который через недолгое время загадочным образом распался, а все его члены, кроме Владычицы Эквестрии, вернувшейся в Кантерлот, разбрелись по миру и пропали. При всём обилии версий о причинах случившегося, ни одну из них нельзя было назвать достоверной, особенно спустя столько лет. Неужто Хозяйка Всех Пери хочет пролить свет на эту тайну? В этом ли будет заключаться урок, который Сезаму надлежит передать Принцессе Твайлайт? Отложив гравюру в сторону, молодой алхимик переключил внимание на прочее содержимое свёртка.

Там оказался довольно заурядный на первый взгляд наряд, хотя и весьма пёстрый: лиловая жилетка, тёмно-синяя матерчатая полумаска, вышитые багряные браслеты, длинный кусок фиолетовой ткани для тюрбана, кушак цвета индиго и бледно-жёлтый плащ. Однако было в этой одежде нечто, что особенно привлекло земного пони и даже привело в восторг: материал, который Сезам принял сначала за шёлк, был таковым лишь отчасти, ибо сплели его не из нитей кокона знаменитой бабочки, а из паутины. Подобная ткань была столь же легка, красива и приятна на ощупь, но в то же время была крепче стали в пять раз и обладала непревзойдённой стойкостью к износу. Из-за безумной сложности добычи и шитья из этого материала одежда из паучьего шёлка являлась чрезвычайной редкостью в землях Востока, а потому и стоила баснословно дорого. Даже у иных эмиров и шейхов в коллекции не нашлось бы ничего подобного, а у Сезама теперь был целый костюм из паучьего шёлка! Да ещё и наверняка принадлежавший кому-то из "Ишанов", о чём намекала как записка Хозяйки Всех Пери, так и сопутствующая гравюра, хотя на последней герои были изображены без каких-либо одеяний.

Уверенный, что такие вещи попросту не могут быть простыми, молодой алхимик как следует изучил одежду, но не смог определить никаких волшебных свойств, хотя любопытствующая Саламандра и ощущала в ней слабые признаки зачарования. Скорее всего это значило, что магия артефактов за столько лет уже развеялась, в чём Сезам сомневался, подозревая, что Хозяйка Всех Пери специально запечатала её дабы у земного пони был ещё более существенный стимул выполнить "просьбу". Во всяком случае, ему хотелось верить в эту версию. Молодой алхимик сгорал от интереса: кто же из легендарных кумиров прошлого был бывшим фаворитом всемогущей чаровницы?

Удержавшись от желания сразу примерить на себя весь костюм, Сезам добрался до последней вещи, сокрытой на самом дне свёртка. То была небольшая металлическая фигурка в форме треугольной призмы, исписанная характерными стидийскими глифами и изображениями Всевидящего Ока. Такие изделия молодому алхимику были более, чем знакомы: их называли Призмами Памяти, они представляли собой артефакты-вместилища, хранящие воспоминания владельца. Хотя подобные изделия и являлись достаточно распространёнными в кругах волшебников и учёных Востока, в простонародье, однако, снискали незаслуженную славу "похитителей разума" — суеверные глупцы верили, что эти артефакты постепенно сводят с ума, что, разумеется, было сущим бредом. У Сезама такой тоже имелся, и вот уже пять лет служил своеобразным дневником.

Несложно было догадаться, что урок, который молодому алхимику надлежало преподать Принцессе Твайлайт, следовало искать в незримых закромах зачарованной фигурки. Не видя причин этого не делать, Сезам с воодушевлением активировал знакомый механизм, потянув зубами за миниатюрные рычажки на рёбрах призмы и повернув копытом верхнюю половину вокруг своей оси против часовой стрелки. Когда вершина артефакта озарилась слабым мерцающим светом, медленно перенося наружу табличный архив сокрытых воспоминаний, Сезам ощутил лёгкое разочарование: от вещи, принадлежавшей одному из "Ишанов", он ждал большего, чем стандартный процесс открытия, характерный для всех Призм Памяти, а потому зачастую изменяемый их владельцами для демонстрации собственной индивидуальности. Не меньшее недоумение произвёл на земного пони и вид самого архива, лишённого всякой организации, вроде дат, наименований и вообще каких-либо отличительных символов. Выдав саркастический смешок, Сезам попросту ткнул в таблицу копытом наугад.

Та померкла, дабы через несколько мгновений на её месте возник фантомный образ прошлого владельца, готового поделиться со своим слушателем заветными знаниями. Но увидев его, молодой алхимик не смог сдержать изумлённого вздоха, ибо пред ним предстал вовсе не один из "Ишанов", да и своим диковинным обликом лишь отдалённо напоминал пони. Хитиновая шкура, усеянные сквозными дырами ноги, рваные сетчатые крылья, спутанная грива и драный хвост серо-зелёного цвета, корявый длинный рог, жуткий стеклянный взгляд мертвенно-синих глаз — не признать в этом существе перевёртыша было решительно невозможно. Около года назад Сезам впервые повстречался с подобными тварями, и теперь надеялся никогда больше их не видеть. Его мутило от одного только вида склизких омерзительных уродцев, а "познакомившись" с их кошмарной королевой, молодой алхимик испытал поистине животных страх.

В те дни Мастер Рахат-лукум "гостил" в Бесплодных Землях, негостеприимных владениях перевёртышей к югу от Эквестрии. Королева Кризалис готовилась к дерзкому и молниеносному нападению на Кантерлот, впоследствии провалившемуся, и для того наняла старого тауматурга, рассчитывая, что тот создаст ультимативное волшебное оружие, сделав армию Роя непобедимой. Какое-то время Мастер с учеником и впрямь трудились над чем-то подобным — этим оружием стала алхимия. Они запечатали в сосудах страшный яд, чьи испарения по желанию хозяев должны были обрушиться моровым поветрием на врагов Роя, делая их совершенно беспомощными перед перевёртышами.

То ли по воле Переменчивой Судьбы, то ли по тайному плану Рахат-лукума, но в один далеко не прекрасный день первая и единственная партия отравляющего вещества вдруг оказалась уничтожена загадочным пожаром, а лучших бойцов Роя внезапно скосила странная эпидемия. Разъяренная Кризалис быстро сделала для себя выводы и объявила седогривому земному пони вендетту. От погони тогда удалось уйти только чудом, а команде потом ещё долго приходилось чинить летучий корабль. Через некоторое время Сезам узнал от Даэны, что Мастер, в отместку за решение королевы, отправил в Кантерлот послание с предупреждением о готовящемся нападении. И ещё, что Кризалис к моменту инцидента успела выплатить старому тауматургу весьма щедрый аванс.

Возникший из Призмы Памяти перевёртыш был довольно рослый, лишь немногим уступая королеве своего вида, на которую походил куда сильнее, чем на сородичей. Озадаченный его появлением, Сезам растерянно хмыкнул, когда услышал речь существа, в которой буквально через каждое слово звучал самый разный акцент. Это было донельзя странно, но до жути интересно.

— "Хранители Гармонии", "Тарикат", "Орден Тауматургов"... Эх, а ведь как хорошо всё начиналось! Увы, моя госпожа, оказалось, что даже аликорны могут ошибаться. Прав был наш монах: "Век живи, век учись, а дураком помрёшь". Хотя, по правде говоря, не думаю, что на месте Селестии вообще можно было сделать хоть что-то правильно.

Перевёртыш говорил с ощутимой горькой иронией, казалось, что его образ обращается напрямую к своему зрителю. До Сезама стало доходить, какое же отношение имел этот незнакомец к "Ишанам". Не нужно было быть мудрецом, чтобы не понять, кто из сих легендарных героев мог являться фаворитом Хозяйки Всех Пери, да и общеизвестные способности перевёртышей менять своё обличье служило более, чем явным намёком. Подобное пролитие света на тайну прошлого не могло не интриговать, особенно учитывая, что "Пересмешник", очевидно, затрагивал тему личной жизни самой Принцессы Селестии.

— Умница, красавица, силы немереной и к тому же августейшая особа — так ли удивительно, что вся наша геройская банда влюбилась в неё по уши? Да, в том числе и ваш покорный слуга, моя госпожа. Что сказать, общий враг сплачивает покрепче иных оков, тут, порой, что не битва, то свидание, в котором параллельно надо спасать мир. Но в таких делах от любви до ненависти всего один шаг, вчерашние друзья вдруг начинают бросать косые взгляды, а затем и вовсе готовы перегрызть друг другу глотки...

Внезапный стук в двери каюты заставил Сезама вздрогнуть и прерваться от просмотра. Взмахом копыта развеяв фантомный образ и вернув верхнюю часть Призмы в прежнее положение, молодой алхимик спешно закрыл дверцу шкафчика и с нескрываемой досадой направился к выходу. Содержимое артефакта заинтриговало его, как ничто и никогда ранее, но, как бы сильно Сезаму не хотелось дослушать "Пересмешника", он не мог допустить, чтобы о даре Хозяйки Всех Пери прознал кто-то посторонний.

— Доброе утро, мой ненаглядный господин, надеюсь, вы хорошо выспались? — за порогом каюты оказалась одна из рабынь корабельного гарема, обворожительная красавица-зебра Макраме. Она была в числе первых служанок и наложниц, подаренных одним арабийским шейхом Мастеру Рахат-лукуму около трёх лет назад, и, будучи особой с характером и фантазией, смогла одинаково завоевать расположение как хозяина, так и его ученика. До появления Даэны именно Макраме являлась фавориткой Сезама, да после осталась для молодого алхимика значимой. Если Даэну Сезам любил всей душой, то к Макраме просто испытывал плотскую страсть. — Простите мою навязчивость, Сезам-эфенди, но как вы себя сейчас чувствуете?

— Уж куда лучше, чем накануне, я всё также бодр, горяч, а главное — жив. Спасибо, что спросила, моя ласковая львица, — всё недовольство Сезама от прерывания изучения Призмы Памяти как ветром сдуло. Он всякий раз ощущал сладостную дрожь, когда сталкивался с непокорным взглядом очей зебры-рабыни — алый, словно гранат, и лазурный, будто бирюза, эти глаза были полны силы, уверенности и гордости. Земной пони искренне восхищался тем, что Макраме одинаково взирает на всех свысока, будто вовсе не она служанка и наложница. При всём этом было заметно, что зебра была чем-то сильно взволнована, то и дело поглаживала свою пурпурную шаль на шее. Причина явно была не только в "обновлённом" виде каюты хозяина. — Хмм, что-то ты выглядишь зашуганной. Да и вчера ты была будто сама не своя. Это у тебя "дни" начались или просто тебе есть о чём-то поговорить?

— Господин Сезам-эфенди, меня беспокоит, что вы вторите грязным шуточкам грубиянов-грифонов, один такой у меня недавно дошутился — проснулся с подрезанными крыльями. Пожалуйста, не опускайтесь до уровня этих дуралеев, — с тихой угрозой проворчала Макраме, выражая своё весьма прозрачное мнение касательно чувства юмора молодого алхимика. Впрочем, зебра тут же сменила тон и, обеспокоенно оглянувшись, тревожно произнесла. — Но вы, правы, Сезам-эфенди, я пришла к вам по делу. И принесла с собой кое-что.

— Да уж вижу. Ты у меня молодчина, Макраме, очень вовремя, — с улыбкой прокомментировал Сезам, когда рабыня пододвинула к нему сервировочный столик на колёсиках, загруженный блюдами с накрытыми крышками. В этот момент Саламандра, едва вернувшись в спячку, отозвалась в сознании настороженным рычанием. Передавшиеся ощущения несли не волнение из-за опасности, а удивление, вызванное ментальным осязанием какой-то до боли знакомой ауры. — Я сильно ошибусь, если скажу, что вместо завтрака ты приготовила мне некий сюрприз?

— Не совсем, мой ненаглядный господин. Думаю, вам понравится, — загадочно проговорила Макраме, после чего подняла зубами крышку с крайнего блюда. Сезам, подавшись с интересом вперёд, остолбенел и раскрыл рот от неописуемого изумления. На керамическом блюде оказалась вещь, увидеть которую он уже и помыслить не мог — Шкатулка Феноменов.

— Сера, Соль и Ртуть! Это же Она! Но как... ведь её... откуда ты...? Ох, сгинуть мне в пустыне! — ни один язык в мире не смог бы передать ту бурю чувств в душе Сезама, от которой возбудилась и задремавшая было Саламандра. Почти лишившись дара речи, земной пони судорожно принялся осматривать артефакт, боясь, что прикосновение его уничтожит, развеет, как обнадёживающий мираж. Казалось, что это была всё та же Шкатулка Феноменов, венец алхимического гения Сезама и его любимейшее творение. Артефакт всё так же напоминал "механизированный" черепаший панцирь из мельчайших пластинок, пружин и шестерёнок, на щитках всё так же тускло светились зелёнью знакомые глифы, а главное присутствовала магическая аура, которую создатель ни с чем бы не спутал.

— Вчера я убиралась в каюте Мастера Рахат-лукума, он оставил после себя непривычно сильный беспорядок, похоже, у старика снова был припадок. Среди прочих разбросанных вещей я нашла ваш артефакт — я ведь прекрасно знаю, как он дорог вам, милейший Сезам-эфенди, и наслышана о случившемся той ночью. Мне стало понятно, что хозяин как-то связан со всем этим, и решила вернуть Шкатулку её создателю, — после этих слов в голос Макраме прорезался холодный металл, зебра на глазах посуровела. Земной пони удивился, увидев, что рабыня начала вдруг говорить сквозь зубы. — Я тайно забрала артефакт, уже отыскала вас, но... не отдала. Не смогла.

— Вот так номер, клянусь всеми Первоэлементами! Будь любезна, объяснись, что за дивы тебя попутали? — озадаченно поинтересовался Сезам, оторвавшись, наконец, от своего детища. Шкатулка Феноменов хоть и была потрёпана после прошедших событий, недосчитывалась ряда деталей и израсходовала весь запас волшебной энергии, но (по крайней мере, на первый взгляд) осталась работоспособной. — Ты ведь даже намёков не делала!

— Сезам-эфенди, вы мой господин и вольны делать всё, что вам заблагорассудится. Я прекрасно понимаю, что эта... Даэна спасла вам жизнь, и вы захотели... "отблагодарить" её за это. Я всё понимаю, — заметив полный злости взгляд зебры, брошенный в сторону паланкина молодого алхимика, Сезам убедился, что был прав в своих подозрениях, и едва удержался от ухмылки. Он давно знал об обоюдной неприязни Даэны и Макраме, основанной на ревности обеих к земному пони. Сезам в какой-то мере наслаждался соперническими отношениями своих любовниц, но всё же никогда не хотел, чтобы их отношения вылились в откровенную вражду. — Но во имя Аши Вахишты, Пламени Истинной Справедливости, неужели способности этой жрицы делают её лучше, чем я? Ведь я переживала за вас ничуть не меньше, и была готова отдать свою жизнь ради вашего исцеления, милейший Сезам-эфенди! Почему же вы этого не оцениваете, о, мой ненаглядный господин, отчего вы так суровы и холодны со мной?

— Так ты обиделась из-за этого? Ох, Макраме, одинокая ты львица, как всегда, в своём репертуаре. Тебе следовало не оставаться в стороне с гордой обидой на душе, а поговорить со мной и разделить мою "благодарность". Даэна поведала о твоей помощи, и, да будет Переменчивая Судьба мне свидетельницей, я ценю это всем своим сердцем, — Сезам осторожно подбирал слова, памятуя о горячем нраве Макраме, способной резко перейти от расстроенных сетований до лютых бичеваний. Портить себе день (и лицо) молодому алхимику совсем не хотелось, даром, что общался, по сути, с рабыней и наложницей. Тем более, что та, несмотря на своё странное поведение, вернула ему его самую дорогую вещь. — Признаю, я в последнее время действительно несколько отстранился от тебя, Макраме. Мне приходится отвлекаться на события, связанные с новыми заданиями, и у меня не всегда получается отдавать должное всем, кто меня поддерживает. Я очень дорожу тобой, милая Макраме, и, дабы ты перестала себя чувствовать недооцененной, я готов выполнить любое твоё желание.

— Мне многого не надо, Сезам-эфенди, я живу одной лишь любовью к вам, и ничего так страстно не жажду, как получать её в ответ, — внезапно приблизившись к Сезаму вплотную, да так, что едва не повалила его, Макраме жарким шёпотом взмолилась. — Покажите мне свою любовь, мой ненаглядный господин, позвольте быть с вами во время визита Принцессы Твайлайт в прежней роли фаворитки, пусть я, а не Даэна, стану символом истинной любви и верности в глазах сильных мира сего!

— Хмм, если это именно то, чего ты хочешь... — желание зебры снова быть фавориткой ничуть не удивило молодого алхимика, однако её просьба всё равно застала его врасплох. Сезаму показалось довольно необычным, что Макраме было важно присутствовать при нём во время визита высоких особ из Кантерлота, но с другой стороны такое вполне объяснялось стремлением рабыни уязвить свою соперницу. Выждав паузу для пущего эффекта, Сезам благосклонно улыбнулся и доверительным голосом ответил. — Да будет так. Сегодня ты станешь моей тенью, а я буду твоим светом, рядом со мной ты явишься миру воплощением моих мыслей и желаний, а я возвышу тебя подобно цветку в свадебном обруче, моё высочайшее покровительство — дар тебе. Клянусь в этом!

— Ваша воля — моими делами, о, достойнейший из достойных, благодарю вас от всего сердца! Да будет вечно гореть пламя вашего духа, мой дражайший господин Сезам-эфенди, вы увидите, что я не заставлю вас сожалеть и раскаиваться о своём решении! — на радостях торжествующая Макраме была готова утопить в поцелуях земного пони, и ей бы это удалось, не перехвати Сезам инициативу в свою сторону. Аккуратно оттесненная, зебра поправила сползшую шаль и продолжила рассыпаться в благодарностях. — Я выучила несколько песен на эквестрийском языке, приготовила подарки и угощения для Принцессы и её свиты, всё ради вашего престижа...

— Да неужели? Ишь, какая ты у меня прыткая львица. Но знаешь, мы могли бы поговорить об этом чуть позднее, сейчас мне необходимо отправиться в баню и привести себя в порядок. И мне бы не помешала в этом важном деле помощь моей фаворитки. Что скажешь, Макраме? — игриво поинтересовался Сезам, как бы случайно потёршись о бок зебры с Меткой в форме затейливого ромбического узора цвета индиго. Пусть молодой алхимик делал рабыню фавориткой лишь на один день, не желая тем самым портить свои отношения с Даэной, он всё же собирался отыграть новый сюжет с воодушевлением, извлекая из перемен всю возможную пользу. — А потом мы могли бы, например, вместе попробовать твои кушанья. Или придумать ещё что-нибудь интересное...

Эти слова Сезам произносил уже из коридора, куда вышел со своей "новой" фавориткой и захваченным по пути сервировочным столиком с яствами и Шкатулкой, направляясь "приводить себя в порядок". Как только закрылись двери каюты, голоса любовников перестали быть различимыми для той, кто с ужасом внимала им, молча борясь с душевной обидой и яростью. Даэна медленно сползла с паланкина и прошла через полог, со слезами горечи взирая вслед ушедшим. Она понимала, что потеря "титула" для неё лишь временная утрата, но от осознания легче жрице не становилось.

— Макраме, змеюка, что ты задумала? — почти прошипела антилопа, стараясь не давать эмоциям затмить глас рассудка. Она чувствовала, что зебра многого недоговаривала, и не верила, что Мастер Рахат-лукум способен "случайно" оставить артефакт на виду и забыть про него. Всё это вместе с внезапными подарками в шкафу Сезама от невесть кого наводили огнепоклонницу на мысль, что это старый тауматург начал воплощать свои тайные замыслы. Но размышлять об этом Даэне приходилось трудно, а всё из-за одолевающей обиды на легкомысленный поступок её любимца. — Как ты мог, Сезам, душа моя, после всего, чем я пожертвовала ради тебя...

В сознании антилопы вдруг возникло видение, в котором по одну сторону пустого белого фона находился Гишзида, а по другую Макраме, а над ними зависли крупные таблицы, будто бы вырванные из анатомического атласа, изображавшие строение тел змеи и зебры. Наткнувшись на осуждающий взор крайта, выползшего следом за антилопой, Даэна виновато улыбнулась.

— Прости, Гишзида, я не хотела обидеть тебя или твоих родичей таким сравнением. Я просто очень тревожусь за моего Сезама – и всем семи ликам пламени не осветить того, что на уме у Рахат-лукума и его заблудшей прислужницы. Боюсь, они ради достижения своих смутных замыслов уготовили Хранителю Саламандры чёрную участь, — объяснила жрица, наклонившись к маленькому питомцу Сезама. За эти два года она успела крепко сблизиться не только со своим хозяином, но и сдружиться с Гишзидой, осознав, что тот чист и душой, и сердцем, а потому на подлость не способен. – Я знаю, что Сезам повелел тебе стеречь меня, но ты наверняка и сам понимаешь, что он сейчас в куда большей опасности, чем кто-либо на этом судне. Прошу тебя, мой маленький чешуйчатый друг, проследи за ним, внимай каждому слову и делу Макраме, но не проявляй себя и не вмешивайся, если только не сочтёшь необходимым. Могу ли я на тебя рассчитывать?

Задумчиво прошипев, крайт в сомнениях склонил голову, но уже через несколько мгновений исчез, растаяв в воздухе подобно дымке на летнем солнце, отослав огнепоклоннице напоследок видение. Даэна не смогла сдержать улыбки, узрев в нём себя и Сезама с Гишзидой на шее, со смехом наблюдающих через стекло огромного террариума за мрачной группой лиц, среди которых были Мастер Рахат-лукум, Макраме, атаман Риптайд и целый ряд грубоватых представителей из числа наёмников и команды корабля. У Гишзиды было своеобразное представление о том, как надлежало исправлять ситуацию, но с ним было трудно не проявить солидарности.

— Спасибо, малыш Гишзида. Пусть Три Достоинства проведут тебя верной дорогой и да оградят они всех нас от нечестивых намерений старого махинатора, — тихим молитвенным голосом произнесла жрица, глядя, как едва заметно приоткрылась дверь каюты. К счастью, этот умный змей не хуже антилопы знал, каким податливым и легкомысленным становится Сезам в компании красотки, особенно такой, как Макраме. Было совсем не лишним разузнать, на что именно Мастер Рахат-лукум через свою марионетку собирается подбить молодого алхимика. Убедившись, что она осталась одна, Даэна обратила свой взор на шкафчик, в котором её любимый получил странные дары от невесть кого, и осторожно приблизилась к нему. Из всех вещей один артефакт интересовал её особенно – Призма Памяти и её секреты. Убеждённая, что делает всё лишь на пользу своему с Сезамом будущему, огнепоклонница собралась с духом и приступила к изучению.