Planescape: сказка о тернистом пути на вершину

Сказки в сказках.

Величие камня открывается пущенными им волнами.

https://www.youtube.com/watch?v=1JQpE7n6eUk

…молитвы лились сплошным потоком, волной поднимаясь к потолку и, пронизывая множество переборок станции, устремлялись к звездам, среди которых затерлась крохотная в масштабах галактики песчинка Минбара. И чем более атмосфера насыщалась опасной и способной увести влюбленных не туда страстью, тем бурнее и полноводнее становилась река их воззваний – дабы не свершилось чего-либо, как выразилась Деленн, «на данный момент, неприемлемого».

То есть чтобы будущие муж и жена не зашли слишком далеко в своих исследованиях путей дарения друг другу удовольствия. И судя по насытившему воздух отнюдь не только телесному жару, обжигавшему лица и подобно невидимым молниям плясавшему над венчиками покрывавших головы костей, их присутствие здесь определенно не лишне...то есть, разумеется ритуал никогда не был и не может быть избыточен, как не способны быть не нужными ребенку объятия матери и наставления отца. Традиции нерушимы, правильны и уже которую тысячу лет ведут наш народ от великого к величайшему…

Новый сладостный стон. ЕЕ стон.

Ленньер сбился. Вот так. Несмотря на всю его почти ставшую в родном храме легендарной концентрацию и накопившийся за время обитания на Вавилоне немалый опыт – в конце концов, кто, как не ближайший соратник «посла» способен наилучшим образом помочь простым минбарцам заключить священный союз столь далеко от дома? Поэтому для него все эти всхлипы, сперва робкий, а затем предвкушающий смех, частое прерывистое дыхание и прочее далеко не в новинку. Бывало юный жрец, слушая их, и сам погружался в сладостную полудрему, представляя, как в один воистину прекрасный день будет точно также ласкать…

Правая рука резко дернула крайний палец левой в сторону – в качестве спасения от чудовищного преступления и наказания за самую тень подобных мыслей в такой момент. Деленн выходит замуж. За человека. Героя. Возлюбленного. Он должен быть счастлив за нее – если не во исполнения данного самому себе обещания идти за ставшей для него всем женщиной до конца, то хотя бы как верный слуга.

Хотя бы как верный слуга…

ВАЛЕН! – вскричала рвущаяся на части душа, прорвав неожиданно давшую трещину плотную ороговевшую скорлупу, что всё это время спасала ее от мира. – ЗА ЧТО?! ПОЧЕМУ ОНА ВЫБРАЛА МЕНЯ?! НЕУЖЕЛИ НЕ ПОНИМАЕТ…

Нет. Не понимает, — накрыло раскаленное нутро прохладной ладонью разума. – Иначе бы никогда не причинила бы своему верному секретарю подобное страдание. Не заставила бы извиваться, будто охваченной пламенем Тени и умирать как целая раса маркабов.

А не видела потому, что ты ни разу не показал ей. Не рискнул. Не признался. Пока не стало слишком поздно.

Спасибо, — чисто по-человечески или даже по-центавриански оскалился внешне совершенно невозмутимый Ленньер. – Большое. Сделал еще больнее.

Выполняй свой долг, — степенно отозвалась живущая в нем честь Храма и авторитет звания. – И радуйся.

Всё равно ничего иного не остается.

С губ сошла новая мантра, точно в срок влившись в общий не прерывавшийся поток. Их осталось всего десять. Неизвестно хватит ли – как-никак люди устроены иначе и кто знает…

— ВУУУ- ХУ! – разрезал пространство томных вздохов торжествующий, сладострастный рев достигшего вершин экстаза самца.

Должно быть прямо сейчас он хватает ее…стоп! Успокойся!

Поздно.

Сердце не выдержало. Не в буквальном смысле – кусок мяса лишь пропустил удар, забившись затем будто ничего и не произошло, а меж тем внутри несчастного минбарца тихо и жалобно звенели падающие в бездну осколки разбившейся вдребезги души, в глупости своей отвергшей защиту служения и опять открывшейся для удара.

«Секретарь посла» схватился за грудь и тут же выпрямился вновь, дабы не смущать пришедших помочь Деленн коллег притворившись закашлявшимся. А затем и вовсе вновь присоединил свою молитву к их.

Он должен идти вперед. Если не ради себя, то ради нее.

Пусть и никогда более не будучи целым.

Чтобы она была счастлива.

…
До чего же больно.

-
— Аййй-ёёё! – Бест яростно затряс рукой, отчаянно пытаясь сбросить внезапно решивший сжечь ему запястье браслет.

Не вышло. Кстати долженствовавшего соответствовать остроте ощущений громадного ожога по исследовании тоже не обнаружилось. Да и ощущения пропали так же быстро, как и появились.

— Да вы опытный пользователь, — одобрительно хмыкнули из-за спины.

Слегка потерявшийся и вообще слабо осознающий действительность рыцарь поспешно обернулся и обнаружил в паре шагов от себя чуть улыбающегося экскурсовода:

 — Не могу сказать, будто сам являюсь большим поклонником выведенцев, — кивок на источник недавней бучи. – Однако тем не менее радостно видеть, что до сих существуют подлинные гурманы, готовые потерпеть некоторые неудобства ради чистоты восприятия, — пауза. Парень лишь похлопал ресницами. — Надеюсь, вам пришлась по вкусу данная замечательная находка?

Былой школяр проследил за раскрытой ладонью и обнаружил большой светящийся фиолетовым шар в широкую темно-зеленую клетку и здорово напоминавший встреченную в нижнем ящике понтового шкафа грушу – детектор Великого Зла. Тем не менее, размер, наполнение, а главное функция данного артефакта разительно отличались от той побрякушки: теперь, когда навеянный нежданным ударом и шоком туман в голове развеялся, юноша вспомнил об этом. А заодно вновь ощутил эту чудовищную боль разрывающегося сердца – слава Всевышнему, лишь в виде жалкой тени.

— Что…он такое? – облизал парень пересохшие губы.

— Ловушка верности, — слегка недоуменным тоном отозвался гид, проводя пальцами по высветившимся на передней поверхности Камня Ощущений буквам. – Как уже было сказано во время представления, редчайшее и великолепнейшее если не содержанием, то обстановкой и главное носителем воспоминание, доставшееся нам от одного из пришедших после Отсоединения из-за Грани – школяры прозвали оное выдающееся создание костеглавым эльфом. Если интересно, то можете спуститься в подвал и посмотреть на его останки.

— Останки? – невнимательно уточнил былой школяр, силясь отделить картины собственной жизни от только что виденного страдания.

— Более точно, череп, — с легкой досадой признался в оговорке Чувствующий. – Остальные части тела утрачены – убившее инопространственника примерно десять лет назад чудовище не дало силам Контракта вырвать у себя основную часть добычи, — грустный вздох: видимо собеседник действительно переживал по поводу неведомого молитвенника. – Впрочем, использовавшееся им орудие иногда выставляют на обозрение в соответствующей зале – аборигены того мира оказались достаточно благодарны, чтобы обеспечить спасшему их от гибели герою максимально возможную память среди открывшей перед «рыцарем Деленн» объятия секты.

— Секты? – с ужасом пробормотал обнаруживший свою полную неспособность отличить личные, пережитые непосредственно им события от чужих Бест.

— Они по старой памяти именовали нас фракцией, — ностальгически присвистнул тоже видимо думающий о чем-то ином высокий блондин в красивой сине-красной одежде. – Но не суть. Желаете пережить иное воспоминание – как-никак наша экскурсия далека от завершения?

Потенциальный дворянин моргнул и задрожал – после пережитого ему, мягко говоря, не очень хотелось повторять чудный опыт влезания в чужую шкуру. Увы, сенсориум только и исключительно об этом.

— Подождите-ка, — вдруг мигнула спасительная ниточка в рутинном перематывании прошедшего мимо ушей монолога. – Вы сказали «рыцарем»? Он, — судорожный кивок на шар, — рыцарь?

— На самом деле сей достойный Чужой именовал себя рейнджером, пусть и очевидно имея весьма слабое понимание какой-либо из известных обитателям сих залов природ, — улыбнулся вновь получивший шанс поболтать на любимую тему рассказчик. – Однако увлечение некой оставшейся за Далью дамой, навязчивая идея искупления грехов и врожденное благородство быстро создали вокруг костеглава ауру одного из самых выдающихся паладинов своего времени – сам Сигил говорил о нем и спустя несколько лет после героической кончины.

— Откуда же прибыл сей праведный воитель? – оттягивая неизбежное продолжил расспросы былой школяр.

— Неизвестно, — выразительное пожатие плечами. – Разумеется «Ленньер» пытался объяснить особенности и законы своей родины, но и опытнейшие планоходцы оказались бессильны указать несчастному путь домой – впрочем, разве могло выйти иначе с существом из-за Грани? Да еще и учитывая зачастую противоположные сведения, предоставляемые пришедшими с ним соратниками, кои кстати принадлежали к отличным от его биологическим видам, — собеседник пожевал губу в раздумье и опустил глаза. – Откровенно говоря, ваш покорный слуга, несмотря на все усилия и тщательнейшее изучение записей, не смог понять и пятой доли поведанного об их пространстве – настолько оно необычно и чуждо нашему. К сожалению, ничего больше мне неизвестно, — на лицо вернулся в меру вежливый оскал. – Хотя у нас ведь идет экскурсия по сенсориуму, а не лекция по истории иноходцев.

Подмастерье понял намек, тем не менее не пожелав так просто сдаться:

 — А кто это? – палец довольно невежливо и по-мальчишески указал на стоящую ровно по центру обширной залы прозрачную колонну, внутри коей сидела вцепившаяся в светящийся нежно-розовым шар ужасная карга с седыми лохмами и длиннющими когтями. – То есть, вы не могли бы повторить часть насчет нее – я в тот момент отвлекся? – и ведь главное правда: в тот момент ученика едва не задавила двухметровая и весьма обширная в талии дама, даже сейчас, будучи погруженной в Камень, не забывающая жевать здоровенный бутерброд.

С другой стороны, так оно определенно лучше, чем поглощение прочих посетителей, кое занятие, судя по зубкам, оной представительнице прекрасного пола не просто по силам, а буквально предназначено природой.

— Разумеется, — покладисто кивнул блондин, разворачиваясь к новой цели. – Перед вами так называемая «Леди Забывшая Имя», в предшествовавшие еще Войне Фракций времена работавшая в этом самом здании преподавателем молодых магов. Могучая и мудрая волшебница, исследовательница и достойный член нашего общества, давшая миру немало ярчайших ощущений педагога и путешественника и к закату жизни, увы и ах, павшая жертвой давнего рока и главного соблазна Чувствующих.

Минута молчания – видимо в память не только о предмете разговора, но и о всех прочих жертвах неназванной напасти.

— Вместо того, чтобы пользоваться даримыми нам вселенной чудесными ощущениями и опытом для восхождения на вершину и помощи в том пути остальным, она стала стремиться лишь к получению удовольствия от сокрытых в камнях переживаний других существ. Заменила цель – самосовершенствование – средством, поиск нового – многократным пережевыванием старого, а собственную жизнь – чужими, — печальный вздох. – Конечно же это произошло не мгновенно. В определенный момент некий доброхот даже помог ей казалось бы вовсе преодолеть сию позорную зависимость, воззвав к сокрытой в ней благородной и самоотверженной душе…но уже на следующий год точно такой же мимопроходящий вновь вверг мастера заклинателя и героиню многих битв в бездны животного самоудовлетворения. На сей раз уже безвозвратно, — локоть согнулся и к потолку поднялся указательный палец. – Одна фраза, всего одна фраза сломала волю некогда великой колдуньи и заставила отбросить всякий стыд, цели и амбиции. Отказаться от долга и дела жизни. Забыть саму себя.

Драматическая пауза.

— Чего ты хочешь? – очевидная цитата. – На самом деле? И какое тебе дело до того, как о твоих увлечениях подумают другие? Разве ты им или кому другому что-либо должна?

Бест с ужасом вгляделся в полуслепые глаза старухи, жадно вглядывающиеся в недра шара поверх сжавших его когтистых ладоней.

— Счастье, — отозвалось увиденное в ушах голосом гида. – Чистое, незамутненное счастье. И никакого развития – оно банально не нужно. Перед нами пример идеальной ловушки, достойный многолетней заботы в обмен на шанс предотвратить повторение трагедии.

— И как? – отвел юноша взгляд. – Получилось?

— Увы, — отрицательно покачал головой гид. – Скорее наоборот: вид пришедшей к успеху дамы лишь подстегивал не способных жаждать ничего кроме наслаждений индивидов к отбрасыванию всякой мысли о необходимости искать смысл жизни или приносить пользу окружающим – однако соглашение предусматривает нашу заботу о ней еще в течение двадцати лет, — сардоническая усмешка. – Хорошо устроилась, не так ли?

— Нет, — твердо отозвался воин Христов, отворачиваясь от несчастной жертвы сатанинского искуса.

— Рад слышать, — нечто вроде маленького реверанса. – Итак, какое же воспоминание вы хотите увидеть следующим?

Кажется Бест понял, чего ради его высочество притащил былого студента в сии мрачные по сути своей (хотя нельзя не признать – очень красивые по форме) залы соблазнов: паладин должен осознать, сколь опасно жить любопытством и куда может привести путь без надежного маяка за спиной. Или скорее без груза, якоря, способного предохранить человека от бытия игрушки в лапах бурного моря сладострастья, кое долго мотает доверившихся ему бедолаг скрывающими небеса волнами, бьет их о скалы, ранит и рвет, а если и отпускает – то только ради того, чтобы миг спустя вновь втянуть успевших обрадоваться фальшивой свободе в свои пучины. И в конце пожирает несчастных без остатка.

Он обязан пройти это, вкусить малые сокровища мира, дабы подготовиться к выполнению взятых на себя обязательства даже перед предложением больших. Подобно тому как сам Спаситель прежде начала собственно выполнения осиявшей мир великой миссии оказался уведен духом в пустыню, где взалкав искушаем был сперва необходимым для земной жизни хлебом, затем достоинством и правом, а под конец и всею славой земли…

Ну или ученик опять излишне драматизирует и в реальности Зубастая Тень притащила несмышленного обормота в эти на самом деле и правда весьма красивые внешне палаты исключительно в образовательных и благодарственных целях – как-никак не каждый же день здоровые люди лезут в оплот Айриса.

Так или иначе, а отказываться от пользования услугами Камней определенно неразумно. Уплочено же. Но вот вроде «Победитель» звучит обнадеживающе.

-
Зубы сжаты так, будто вот-вот раскрошат друг друга в труху, мышцы напряжены до предела, в бока впились локти толкающихся соседей, а спина упирается в шевелящийся утес из прущих к вожделенной цели тел. Самое небо исчезло, растворилось в этой яростной, давящей каше, а падающие снежинки не успевают коснуться земли, распадаясь мельчайшим дождем над рвущейся к отверстым воротам жадной рокочущей подобно кровавому прибою толпой.

И вот его мгновение настало: передний ряд исчез в мрачной теплой утробе, а со всех сторон стиснули так, что нельзя и продохнуть. Он сделал рывок – и спружинил назад, оказавшись не в силах занять долженствующее достаться ему по праву место. Еще раз – и снова откат, на щеке горит огнем след чьей-то подошвы. машина взрыкнула, предупреждая о скором конце и людское море ответило негодующим ревом раненного вепря и рвануло вперед, сминая и отпихивая ослабевших.

Засветили в ухо, пнули в пах. Не дали даже согнуться – столь много званных и так мало избранных.

Сколь бы отчаянно он ни боролся, а жерло стало само отодвигаться от него, всё так же принимая и поглощая потных, отдувающихся и хохочущих над ним и прочими неудачниками зверей. Пришедших позднее, но прибудущих быстрее, раньше него, честно отстоявшего и заслужившего…тут само средоточие бытия возопило в нестерпимой ненависти ко всему проклятому, несовершенному, несправедливому миру – и уста разверзлись в грозном первобытном вопле человека, бросившего вызов судьбе:

— Ни хрена!

Вселенная ответила. Влила в него силы. И карающим кулаком правосудия ударило в центр безумной орды. Застежки, пуговицы, сумки посыпались дождем. Кому-то прищемило ногу, другого приложило о металлический бок, третьему сорвало шапку:

— Ай! Что вы делаете! – тонко закричала какая-то наштукатуренная прямо с утра дура на фоне пропитавшего воздух сочного мата. — Что вы делаете!?

— НИ ХРЕНА!!! – уже совершенно потеряв всякое людское обличье возопило чудовище, буквально утрамбовывая проклятых буржуев и победителем вступая в пахучие душные недра.

Успел в последний миг – двери со скрипом и лязгом захлопнулись прямо за его спиной. Позади остались раздавленные, отбитые, частично раздетые и просто слабаки, с ненавистью глядящие с превращенной в поле боя остановки вслед тяжело накренившемуся автобусу.

Но это не важно.

Он здесь. Едет.

Он победил.

-
— Дон-нья Мария! – не хуже героя просмотренного воспоминания закричал парень, тряся раскаленным оберегом. – Он что, всегда так будет делать?

— Разумеется, — слегка удивленно отозвался почему-то опять ошивающийся поблизости от него проводник. – Их для того и носят.

— Мазохисты, — сорвалось не очень-то понятное, но определенно не слишком употребимое в приличном обществе обозначение лиц, жаждущих причинять себе боль. – А нельзя как-нибудь его…ну это?

— Сила воздействия регулируется поворотом камня, — с готовностью пришел на помощь Чувствующий. – Если не изменяет память, по часовой – к уменьшению ощущений.

— Спасибо, — тут же выкрутил болезнетворную игрушку до упора юноша. — Долго еще осталось?

— Вы так говорите, будто вас здесь кто-то держит, — вежливая улыбка. – Как-никак ваш спутник заплатил экскурсоводу, а не конвоиру.

— Вероятнее всего исключительно по причине отсутствия последних в наличии, — мрачно пробормотал себе под нос потенциальный дворянин. – Так или иначе, простите за столь частое обращение на себя внимания – у вас ведь и кроме меня предостаточно жаждущих ваших услуг клиентов.

— О нет, — саркастичное хмыканье. — Прочие «искатели мудрости Чувствующих» в полном соответствии с принятым у таковых обычаем плотно оккупировали приятные воспоминания, — кивок в сторону скучившихся вокруг полудюжины дальних камней посетителей. – И в ближайшее время приложат все силы на забвение самого факта существования чего-то, кроме нисходящего на них чужого счастья. Вы же явно сделаны из другого теста. А потому позвольте предложить вам пройти за мной.

Уговаривать рыцаря не пришлось – исполнить просьбу собеседника стоило по крайней мере в качестве благодарности за подсказку насчет выведенца. Да и ничего сколь-либо затратного или неожиданного гид не просил – всего лишь коснуться отличающегося от своих собратьев лишь цветом артефакта.

-
В начале я налил полный чайник.

Вода же в чайнике была безвидна и пуста и дух хлорный носился над нею.

И сказал я: да будет кипяток.

И возгорелось пламя.

И отделилась вода от воды.

И обрела она чистоту.

И сказал я: да будет цвет.

И погрузились в воды плоды чужой смерти.

И напитались они соками.

И окрасились они.

И сказал я: да будет сладость.

И обрушился сахар.

И пришли воды в движение.

И растворили его в себе.

И сказал я: да будет кислость.

И рассекло лимон на три части.

И погрузилась меньшая из них в воды.

И наполнились они кислинкою благородною.

И увидел я, что это хорошо.

И назвал это чаем.

Услышь же, чай: я – сущий, творец твой. И нет у тебя иного господина предо мною.

Славно прозвучало. Значительно так.

Вот только зачем я разговариваю с чаем? Будто он способен думать, тем паче осознавать.

С другой стороны: а почему собственно нет? В конце концов, разве же он чем-то принципиально отличается от меня? Материя – она и в Африке материя, а тут тем более по сути та же куча воды плюс пара щепоток минералов, да какая-то масса органики в разном состоянии, обильно сдобренные бактериями, микрогрибками и прочими радостями.

Если сознание – лишь функции материи, то с чего бы одной структуре ее иметь, а другим – о том и не мечтать? И будто бы наша обусловленная инстинктами, погодными условиями и магнитным полем «свобода» чем-то отличается от «индивидуальности» снежинок обретать разные формы.

Вот только даже если допустить наличие у него мышления, то разве способен будет травяной отвар пусть на каплю, но приблизиться к пониманию меня? Как-никак он бесконечно проще и в принципе не может иметь того, чем обладает человек – в конце концов, будь у него мозг, вряд ли бы я называл это чаем…хотя подождите-ка: а на хрена оно ему вообще надо?

В конце концов, у сего состава существует четкое и недвусмысленное предназначение, никак с осознанием природы создателя не связанное.

Человек зловеще улыбнулся и сделал смачный глоток.

Не слишком вкусно. Впрочем, сойдет.

И кто сказал, будто боги должны быть добрыми?

Опять же с другой стороны: с чего это преобразование оной материи из одного состояния бытия в другое вообще можно назвать злом? Он ведь ёлки-палки так и появился на свет! Более того: для того и был рожден и по сути данный акт — ничто иное, как только следующий логичный этап изначально повлекшего его к бытию плана.

И с какой радости я вообще поставил точку в творении, когда творимое находилось лишь на полпути к своей цели?

Еще один глоток.

Разве же оно не производится прямо сейчас? Не продолжается в этот самый момент? И закончится ли вообще?

Стоп…последнее – точно да. Потому как даже если те же самые материалы после вывода снова будут пущены на чай, то это будет уже другой чай. Более удачный. Хотя скорей уж менее. Так или иначе, иной.

Последний глоток.

Что случилось бы не выпей я его?

Чай бы вылили. Состав не выполнил бы своего предназначения. И всё оказалось бы зря. Само его существование стало бы бессмысленным – с тем же успехом он мог бы и вовсе не рождаться.

— Эй, ты слышишь меня? – постучал улыбающийся человек себя по животу. – Я не только сотворил тебя, но и не пренебрегши спас от забвения, безвидной пустоты и бессмысленности. Я предузнал тебя от начала, из бездны поднял тебя и дал войти в мир, напитаться его соками и сладостями, окрепнуть и возмужать, дабы объять тебя и направить к себе.

Чтобы ты смог выполнить свое предназначение.

Коснуться невообразимого для творений совершенства.

Видимо я и правда тебя люблю.

-
— Ой, премного извиняюсь, ваше благородие, — вывел Бест из неизвестно сколько длившейся прострации голос экскурсовода. – Ошибся: сегодня на данном Камне транслировали не то воспоминание – уже по моей просьбе поправили. Не будете ли вы столь любезны…

Долгая пауза. Блондин аж начал ломать себе руки – настолько ему не терпелось поделиться с первым попавшимся проходимцем очередным сокровищем Чувствующих. Вот только теперь и сотня чужих экстазов окажется способна затмить только что ударившие воина Христова не хуже мешка с песком ощущения собственной божественности. И одновременно – ничтожности.

То есть даже не просто пешки, на божественной доске борьбы со Злом – к тому Бест давно привык и, спасибо Наставнику, на самом деле считал сию долю великой честью – а чем-то безмерно менее…значимым? Или наоборот?

А зачем мы нужны Богу?

А нужны ли мы Ему вообще?

Тут оставленная без попечения ладонь почувствовала касание чего-то холодного и скользкого.

-
…я очнулся, не зная, где нахожусь, на холодной, окровавленной плите в недрах Мавзолея, в месте, видят которое лишь Служители Праха да их трупы.

Все мое тело пропахло бальзамирующей жидкостью, но даже этот запах не мог заглушить аромат смерти, окружающий меня.

Дюжины тел лежали на бесконечных окровавленных плитах, подобных той, на которой лежал я, некоторые были вскрыты, расчленены ужасными устройствами непонятного назначения.

Единственными звуками был лязг металла и нестройный вой рабочих- нежити, когда те передвигали плиты по Мавзолею по заржавевшим железным рельсам.

Я напрягся и встал на ноги – чтобы внезапно обнаружить летящий прямо на меня здоровенный полированный череп с человеческими глазами…

-
— Ффееррр, — больше от собственной гадливости и испуга, нежели от едва ощутимого покалывания очнулся Бест, отталкиваясь от Камня. – Какая мерзость! Вся эта кровь, вонь…бэээ…- он затряс головой и негодующе воззрился на вскинувшего брови гида. – Зачем ты сунул меня туда? Что за…безобразие!

— Дабы вы в полной мере смогли ощутить мир, — слегка удивленно ответствовал злонамеренный красавчик. – В конце концов, разве не в том кроется суть и смысл нашего бытия – чтобы через даримый окружением опыт впитывать самые планы, в итоге подобно свисающей с листка капле росы отразить в себе всю вселенную. Перейти на принципиально новый уровень бытия. Достичь совершенства.

— Для этого нет нужды сувать голову в содержимое ночного горшка, — рыкнул чувствующий себя именно так парень. – Какой смысл погружаться в бездны, ради восхождения к небесам?! Ведь для того и дал нам Бог разум, дабы мы различали полезное и вредное, не поглощая заодно с зернами плевелы.

— Простите, — разочарованно отвел глаза собеседник. – Я думал, что общаюсь с будущим представителем нашей секты – человеком, действительно готовым понять сущее…

— Нет, ну ясен хрен хочу и аж готов, — продолжал кипятиться подмастерье. – Но видит Господь, все ангелы, силы и сама Святая Мать – если действительно желаешь становиться лучше, то надо и стремиться к лучшему, а не жрать всякое …!

Он обеими руками захлопнул рот. Вот только позорящее его имя и звание словцо успело вылететь, замарав собой всё общение. Впрочем, говоря честно, паладину и не хотелось продолжения сих бесед, а потому разом опустившиеся до температуры морозного зимнего утра манеры экскурсовода не сильно обеспокоили подмастерье. Напротив: оное обстоятельство значительно облегчило отказ от продолжения познавательного путешествия в мир чужих воспоминаний и несчастного узника властительной жабы наконец отпустили из сенсориума обратно в главный зал.

И о чудо из чудес: всего-то через десяток минут бесполезного брожения туда-сюда он буквально столкнулся со спешащим куда-то совереном:

— Балда, — предсказуемо отвесил ему подзатыльник невнимательно выслушавший историю и впечатления владыка, высматривая кого-то в толпе. – Чтоб еще хоть раз тебя на самостоятельное увеселение пустил – пожалуй стоило-таки рогоносца взять. Ну да и ладно. В последний раз будто глупость совершаешь, — задумчивое почесывание недавно укушенного уха. – Короче пока Вася просвещался, любимый владыка нащупал хвостик от нашей мистерии…

Пауза. Видимо Понт размышлял как бы получше донести и доносить ли вообще. Радующийся столь безболезненной развязке Бест молча ждал, невнимательно оглядывая циркулирующую вокруг них средней плотности толпу, неспешно перетекающую по направлениям музей-лекционные аудитории-сенсориум-столовая. Кстати довольно пестрый поток, естественно по большей части не людской и одетый не в пример лучше ульевцев – явно сказывается несравненно более высокое качество жизни Района Клерков.

— В общем, есть тут один мужик, зовут Весельчак, — спустя пару минут продолжил владыка. – Старый-старый Чуятель, уж никто и не помнит, когда сюда приперся и вообще нафига. Знаменит своей связью с женоподобными автоматонами, точное содержание коей в данный момент еще до конца мной не выяснено – но смею предположить, что на конце этой радуги меня ждет горшочек с золотом. Видишь вон ту даму с сумасшедшей шерстью и лишними конечностями?

Юноша моргнул, не сразу осознав окончание монолога, и послушно проследил за сжатым кулаком, действительно обнаружив некое существо женского пола. Он бы на месте властелина добавил к емкому описанию серебристую кожу, гротескно внушительные женские достоинства, множество посторонних элементов в волосах и общую неприглядность сего по частям выглядевшего бы очень даже привлекательно объекта. Как ей интересно удалось выглядеть настолько плохо при таких-то данных?

— Вот хоть убей не вспомню имени – чей-то там вроде виж-вша-нарх-хряк, — удовлетворенно кивнул великий бандит. – Давным-давно оная леди сделала сосем еще юному и неопытному земному пони внешне совершенно безобидное, однако по сути крайне подозрительное и откровенно неуместное предложение – по крайней мере в силу известного расположения бесплатного сыра, — козлотавр задумчиво потер щетину и фыркнул. – Впрочем, заманчивость сделки и общее отупение вследствие недавнего знакомства с планами таки сподвигли меня его принять – думал: «ну чего, хочется ей – пожалуйста, раз уж тут так принято. Сам какое-никакое удовлетворение получу, да и звенелками разживусь», — саркастический вздох. – Разумеется, удовольствие от сей встречи получила только и исключительно она – мне же достался бесценный опыт. Ну и мешочек с монетами, не без того.

Краткий смешок. Бест почуял беспокойство в районе копчика.

— Короче, я был молод и мне нужны были деньги, — собеседник повернулся к рыцарю. – И самое забавное, что ни первое, ни второе обстоятельство никуда из моей не ушло. Вот только теперь у жеребчика найдутся слуги, готовые сделать за него всю грязную работу, — оценивающий взгляд, как ни странно задержавшийся на голове. – Думаю она заинтересуется. Итак, властью данной мне свыше и отовсюду, приказываю: впер-ред! Увидимся часика через четыре.

-
— Прости малыш, но даже непревзойденная …- невоспроизводимое сочетание рычащих и шипящих, — не способна вспомнить кого-то, чье имя нельзя называть.

Паладин вынужденно склонил голову, признавая неразумность собственного запроса – и тут же повинуясь повелительному окрику вернул ее на прежнее место.

Ножницы щелкали будто заведенные, а их отражения в стоящем перед «добровольцем» зеркале сверкали в ярком свете расфуфыренных ламп чистым золотом. Надежды же на простую, привычную ученику монахов и пристойную представителю лучших из людей прическу стремительно таяли, причем будучи невелики от начала. Хотя если посмотреть с другой стороны, то разве может будущий результат быть хуже этих безобразно разросшихся во все стороны лохм, кои былой школяр банально не замечал за творящимися едва ли не каждый день чудесами?

Так или иначе, Бест должен терпеть во исполнения своих вассальных клятв, хотя видит Бог – сегодня их высочество как никогда прежде близко подтолкнул верного рыцаря к измене и только лишь дикая надежда на то, что он на самом деле всё не так понял, заставила воина Христова таки пойти и выполнить поручение. Будущее традиционным образом превзошло самые смелые ожидания.

И раз уж так вышло, грех не попытаться узнать чуть-чуть больше о соверене:

 — Упомянутая личность – конь. Небольшой. В холке где-то вам по горло. Разумный. Говорящий.

Лезвия громко звякнули, откусив разом клок шерсти шириной с ладонь – и затихли. Парикмахер пару минут стояла неподвижно, нахмурив бровки и выпятив губки, после чего задумчиво оперлась локтями верхней пары рук о его плечи, возложив внушительную грудь на макушку мученика моды:

— Варвар на грани дикости, правильно? – ножницы заклацали в воздухе. – Неприлично тощий, грязный, весь в шрамах, лицо чуть-чуть доработать – и станет достойно лучших кошмаров?

— Ээээ…

— Не отвечай – альтернатив нет, — ладонь с металлическим гребешком прошла в опасной близости от носа. – В конце концов, нашей несравненности не доводилось осенять своим даром иных лошадей. По крайней мере в Сигиле. Бедняга, — голос засквозил неподдельной досадой. – Мало того, что претерпел такие муки, так еще и без результата. И даже его совершенно плебейский во всей омерзительности характер не оправдывает бросившего дело на полдороги профана.

— В каком смысле? – вежливо уточнил решивший не спорить юноша.

— Непосредственном, — вот-вот грозившая свернуть ему шею тяжесть снялась, дабы орудийной батареей развернуться к громоздящейся до потолка груде листков. Щелчок пальцами – и лежащий у пола ватман неспешно выдернулся, проплыв по воздуху к самому носу жертвы. – Смотри сам.

Рисунок. Цветной и весьма сложный, так что былому школяру понадобилось немалое время на банальное осознание демонстрируемого изображения даже без разбора собственно его значения. В итоге сознание определило и отделило друг от друга красочный фон и нечто вроде наклоненной буквы «О», сделанной из самых разных элементов и имеющей пару выступающих наружу с противоположных концов лишних лезвиеобразных деталей.

— «Страдание», — важным тоном пояснила вернувшаяся к работе дама. – Очень-очень старая и крайне могучая руна, чей путь сквозь историю столь же кровав, сколь и неостановим. Кто-то попытался выжечь ее…

— Выжечь? – чуть не лишился уха дернувшийся парень.

 — Ожог. Очень большой, – легкий тычок в верхнюю часть спины, — на четверть тела, причем отнюдь не обычным пламенем. На лице же Знак, пусть и не завершенный, — сердитый металлический шелест. – И даже я, при всей своей несравненности и великолепии, оказалась не способна стереть эту проклятую, топорную, сделанную без всякого профессионализма и любви к искусству метку. Да еще и задняя такая же упертая, — притворявшаяся приличной частью декора металлическая змея в волосах раскрыла пасть и громко зашипела. Обычное дело на планах. – Конь проклят: в прямом смысле с одной стороны собственным естеством, а с другой – свершенными поступками.

Презрительный вздох, совпавший с чудовищно ускорившимися движениями – потенциальный дворянин будто попал в сверкающее и весьма острое облако:

— По крайней мере он стал замечательным доказательством моего гения: даже стрижка получилась достойной величайшего из императоров — и это учитывая, что вырастить на том пепелище хоть волосок является непосильной задачей. С тобой то достижение вообще никак не сравнится, — на странным образом отяжелевшую голову обрушился поток ледяной воды, мгновения спустя без шума, пыли и сваривания его живьем испарившейся и всосавшийся в небольшую глиняную флягу. Ёмкость выглядела так, будто ее сперва долго-долго топтали, затем засыпали горящими углями, а потом в каком-то приступе совершенно изуверской жажды созидания восстановили несчастный сосуд из состояния праха. – Восхитись же!

Подходящая к моменту немая пауза, за время которой всякие посторонние мысли отправились к дальним берегам – им банально не хватило места рядом с лихорадочными попытками понять, чего за странное частично механическое и смещенное влево чучело смотрит на него с гладкой поверхности. В итоге таки пришлось уточнить:

— Это арбалет?

— Тьфу! – плюнула парикмахерша золотистой заколкой. – Разумеется нет! Кому вообще может сдаться подобное барахло? Только самое важное: щипцы для вылавливания блох, набор инструментов для починки корсета в полевых условиях и ногтервательная машинка для особо душевных случаев. Теперь займемся кожей, одеждой…

— Простите, а оно точно всё необходимо? – схватился парень за поручни – огромная постройка грозила вот-вот свернуть ему шею. – Вы не могли самую чуточку…разгрузить? Очень давит.

Ответа не последовало. Не имеющий более шанса увидеть выражение ее лица юноша с полминуты выбирал между золотом и серебром, в итоге отдавшись под гнетом судьбы второму варианту:

 — Подобная…роскошь чрезмерно обильна для скромного рыцаря, — таки склонившая его гора уткнулась в маленький столик, слегка сняв тем самым напряжение с позвоночника. – Мне бы чего поменьше, чтобы двигаться и там мечом помахать…то есть я конечно ни в коем…

— АХ ТАК! – внезапно подобно грому возгласила непроизносимая – и шлепнула в точно в торчащую на самой верхушке декоративную феску.

Свет померк, по телу побежали колючие волны, руки-ноги скрутило судорогой. Вся конструкция развалилась, оставив по итогам крошечный волосяной покров с фалангу пальца высотой.

— Доволен? – ядовито поинтересовалась у не поспевающего за событиями клиента художница. – А теперь вон! — удобнейшее кресло исчезло прямо из-под него. — Убирайся!

Падающий на пол паладин получил сокрушительный пинок под зад и головой вперед полетел к выходу, отхватив на полпути еще один знатный удар в бок и лишь чудом вписавшись в проем. Спокойно полежать на полу в коридоре, держась за ноющие части тела и недоумевая, где же их вроде бы плодотворное и мирное общение успело пойти не так, ему не дали: надвигающаяся на вас экзотичная многоконечная туша цвета драгоценного металла кого хочешь заставит шевелиться.

Слава Богу, она не переступила порога – только лишний раз окинула юношу исполненным гадливости взглядом, гневно прошипела «наглец» и наирешительнейшим образом захлопнула дверь, тем самым четко и недвусмысленно давая понять окончание данной весьма краткой страницы его приключений еще до собственно ее полноценного начала.

Ну ладно: на самом деле не больно-то и хотелось. Хотя конечно посмотреть на местные представления о красоте и поучаствовать в «модном эксперименте» довольно заманчиво, не говоря уже о вскользь подтвержденном дамой вознаграждении…стоп. Глубокий вдох.

— Никаких упущенных возможностей не существует, — выдох. – Всякое произошедшее событие свершилось бы независимо от моих действий.

А ведь действительно помогло, даже учитывая мягко говоря недостаточную веру произносящего в произносимое. Неудивительно, что Ви всегда такая жизнерадостная. И не склонная размышлять о последствиях. С другой стороны страдать по уже ушедшему и правда пользы никакой нет…

— Паакс-Таррркас! – неожиданно раздалось где-то в вышине, одновременно со вспышкой боли в бедре. – Опять разлеглись тут отходы всякие!

Ладонь в шипастой латной перчатке вцепилась в плечо былого школяра, без видимых усилий подняла в воздух и швырнула в стоящую на углу урну. Внутрь он естественно не пролез, однако приложился о медную емкость знатно.

— Эй, внебрачная дочь Шивы и Китаны! – застучал меж тем в только что отвергшую парня комнату незнакомец в имитирующим драконью морду рогатом шлеме, выглядя при этом подобно осадной башне. – Когда начнешь хотя бы расчленять свой мусор-то? Не в Улье живешь!

— Пошел вон! – визгливо ответили из-за двери. – Ты ничего не понимаешь в современном искусстве!

— Невелика инсталляция – наделать кучу посередь коридора! – в гулком голосе прорезалась гордость. – У меня они по крайней мере лежат обобранные до нитки и в юмористических позах!

— Мужлан! – вдруг появилась хозяйка на пороге. – Только топором махать и умеешь! Скальпель когда последний раз в лапе держал, … бронированный?

— Ни разу в жизни! – еще громче рявкнул неизвестный, слегка наклоняя голову к собеседнице. – Что, завидно, … кабинетная?

— Больному «художественным бандитизмом»? – подбоченилась вторая сторона. – Этой лжешколе, отрыжке Бездны и шутке Гаунадора, обладающей яркостью и экспрессией Серых Пустошей, заодно с осмысленностью Лимбо? Раньше аоскарским гончим отдамся!

— Так ведь уже, давным-давно! – сжал кулаки явно задетый собеседник. – И уж чья бы корова мычала про интеллектуальную составляющую и тем более про эмоции! Все твои кольца и шляпы, прически, притирки, туши – всего-навсего маскировка для дряблых вонючих старух, жалких настолько, что и собственное ничтожество возводят в ранг искусства!

— Да что ты понимаешь в красоте и грации?! –– ножницы сверкнули и на запястье появился аккуратный надрез в форме полумесяца. — В алых брызгах на белоснежном льне, припудренном рисунке разорванной атласной кожи, бьющемся в твоих наманикюренных руках сердце!

— Уж побольше твоего! – одним ударом пробил закрывавшую ляжку кольчугу короткий нож. – Вот она – истинная стихия, природа и смысл бытия! – лезвия рывком покинуло рану и взвилось к носу собеседницы, окрапив его рубиновыми каплями. – Вот где яркость, резкость, мужественность! Пламя, поднимающееся от горящих повозок до небес, и серый туман над оставшемся от целой деревни пепелищем! Смрад потных тел, соленый привкус крови и крики умирающих,- глубокий экстатический вздох, прошедший по хребту сладостной дрожью – и приговор. – А все ваши тряпки – бездуховны!

— Безмозглый наглец! — звонкая и наверняка крайне болезненная пощечина по частично закрытой металлом щеке.

— Пустая кошелка! — к чести своей, не опустился мужчина до рукоприкладства, лишь чуть ближе придвинул суровый лик.

— Вонючий варвар! – взвились в воздух все четыре руки.

— Раскрашенная дура! – обнял бандит собеседницу за талию.

Всё это время по понятным причинам не принимавшая участия в дискуссии дверь внезапно выпустила десяток толстых щупалец и без малейшего сопротивления со стороны обнявшихся недругов втянула обоих внутрь, сытно икнула и громко захлопнулась.

По некоторому размышлению, Бест запретил себе думать о данном эпизоде и его возможных последствиях, вместо того попытавшись сосредоточиться на проблеме нахождения властелина, естественно начав с рекогносцировки. И почти сразу обнаружил, что является никак не единственным зрителем развернувшейся минуту назад трагедии.

— Художники, — будто говоря нечто очевидное, пожала плечами неверно истолковавшая вопросительный взгляд миловидная пухловатая девушка, в свою очередь разглядывая лежащего при урне потенциального дворянина. – Впрочем, судя по твоему вполне целому внешнему виду, тебе посчастливилось не успеть узнать их получше. Я Собирательница Сказок, — лишенная каких-либо прикрас, длинных когтей или излишней холености ладонь протянулась к былом школяру.

Тот немного подумал и, со всей возможной вежливостью не принимая протянутой руки, встал, немедленно затем согнувшись в небольшом поклоне:

— Бестолочь, рыцарь сточной трубы и палки, Вася принца…- слава Богу, юноша успел опомниться и закашляться, перейдя сразу к завершению, — к вашим услугам.

— Неужели? – ответила та легким реверансом, не отрывая большущих плещущих интересом глаз от собеседника. – В таком случае не будет ли с моей стороны чересчур большой дерзостью попросить рассказать о происхождении столь необычного имени и титула?

— Ээээ…- смешался неожиданно оказавшийся кому-то интересным как личность парень. – Вероятно, нет – хотя позволю себе заметить, что оная история вряд ли способна представлять какую-либо ценность. Тем более здесь, в Сигиле.

— Отмечено, — уже цапнув его за рукав увлекла паладина в свою комнату неизвестная. – Однако разрешите всё же мне решать достойна ли она моего рассмотрения или нет, — в кои-то веки нормальная, дружелюбная, нисколько не безумная, хитрая или предвещающая беду, но напротив располагающая к себе улыбка. — В конце концов, это я здесь Собирательница Сказок.

— Таков ваш титул? – больше из вежливости поинтересовался подмастерье, с некоторым подозрением на будущие неприятности оглядывая комнату.

По счастью, ничего такого уж опасного или необычного: широкая кровать под балдахином, полукруглый диван с парой кресел, стол письменный и для угощения, тумбы, шкаф, зеркало, приоткрытая дверца с видимой за ней маленькой ванной – короче насколько ему хватает опыта, типичное для Залов помещение, роскошное по меркам Улья, однако здесь ни у кого не вызывающее ни малейшего пиетета. Разве только люстра крайне хитрая, тем не менее явно не в смысле «выкидывающиеся ножи, отравленные иглы, КРОВЬ, МЯСО, КИШКИ».

-…в общем, скорее нет, нежели да, — наконец вернул юноша внимание всё это время чего-то объяснявшей ему хозяйке. – В конце концов, моя предшественница искала всего лишь историю о своей судьбе, в то время как искомая мной повесть спасет всех.

— Простите, что? – не сдержался начавший краснеть за собственное неуважительное поведение рыцарь.

— Когда-нибудь мне доведется найти сказку, способную избавить от гибели всю Мультивселенную – таково произнесенное много лет назад предсказание, — с понимающей улыбкой повторила успевшая сесть на диван дама, хлопая по месту рядом с собой. – Итак?

Еще больше засмущавшийся парень аккуратненько сел в кресло напротив нее и на всякий случай повторил:

— Во избежание причинения вам разочарования заранее предупреждаю: моя жизнь никак не может быть той самой повестью.

Она только спокойно покачала головой и сделала приглашающий жест.

Короче, выхода никак не находится и бежать поздно.

— Что же конкретно вы хотите узнать? – обреченно вздохнув, поинтересовался былой студент.

— Абсолютно всё, — сверкнула хозяйка глазищами, после чего хмыкнула, надулась и иронично-напыщенным тоном промолвила. – Вы можете внести в сие дело свою скромную лепту рассказом о всей вашей жизни. В конце концов, каждая сказка откуда-то начинается и разве что действительно Ао вышел на свет из пустоты, — она хихикнула. – Впрочем и против этого у меня найдутся свидетели.

— Вы уверены в своем пожелании? – уточнил занервничавший вассал Понта. – Как-никак изложение всего этого скучного пути займет чрезмерно большое количество времени?

— У меня оно есть, – кивнула собеседница, — вас же никто не смеет задерживать, а только лишь смиренно просят поделиться со страждущей сведениями. Кстати, не стесняйтесь, — вазочка с печеньем пододвинулась поближе. – Чай, вино, молоко, кое-какие кислоты – чего захотите. Ваша покорная служанка сделает всё ради удобства своих гостей.

Успевшая каким-то образом поселиться внутри частичка Ви злорадно хихикнула и сделала неподобающий комментарий, за который Бест немедленно отвесил себе мысленную пощечину, присовокупив заодно обличение в совершенно недостойного рыцаря робости. А теперь собираемся и выполнением волю дамы:

— Обстоятельства и место моего рождения покрыты тайной и единственная ведущая к ним ниточка досталась говорящему сие от приютивших его монахов – а именно, что он отпрыск некоего благородного властителя, не имевшего возможности обогреть собственного сына в силу чрезвычайных, великих и ужасных потрясений, сотрясавших нашу страну в годы разверзания мной материнских чресл, — минутная заминка. – Откровенно говоря, я так и не узнал сути происходивших тогда событий: святые братья и отцы очень не любили вспоминать о них и обещали поведать о недавнем прошлом лишь в конце обучения, коего говорящий сие так и не достиг – Господь прежде призвал его устами Наставника встать на путь лучших из людей.

— Крайне интригующее начало! – восторженно заметила аж заерзавшая на диванчике хозяйка, воспользовавшись паузой на восстановление дыхания. – А ведь кое-кто хотел оставить меня с носом, сославшись на «неинтересность»! А теперь дальше – и по порядку!

Бест снова слегка подрумянился от похвалы, отпил немного умеренно горячего мятного чая и продолжил неспешное и как ни странно подозрительно…теплое? Дружелюбное? Мягкое?

Короче, действительно приятное повествование. Собирательнице каким-то таинственным образом удалось незаметно создать по-настоящему уютную атмосферу, превращавшую по идее не слишком-то удобоваримый процесс излияния на кого-то души легким и естественным. Само время будто отошло в сторонку покушать печенек и неожиданно переставший ощущать на себе его хватку парень разливался соловьем и ни разу не прервавшись поведал замечательной слушательнице всю свою жизнь от полных коричневым (в основном сутаны и конюшни) детских лет до краткого и серого (с точки зрения нынешнего Васи) путешествия по родной стране под началом посланного в ответ на молитвы сухопарого и усатого ангела.

И вот здесь, в районе пятой пироженки, потенциальный дворянин наконец запнулся: между очередной сырой и промозглой ночью посреди грязной улочки и теплой воняющей козлятиной темнотой, в итоге «озарившейся» крупом, зияла совершенно непроницаемая чернота, в коей смутно проглядывали крики, хлюпанье, ругань и много-много боли – видимо этакое «эхо» будущих побоев в Улье.

— Что-то не так? – живо отреагировала хозяйка спустя пару минут молчания.

— Возможно, — уклончиво отозвался рыцарь, ощущая как на него повеяло чем-то жутким. – Просто не могу вспомнить, каким образом оказался здесь, в Сигиле.

— Обычное дело – хотя и довольно печальное, — пожала девушка плечами, будто невзначай пряча взгляд. – Не смущайся, тем более что ты до сих пор не открыл, каким путем получил столь странный и славный титул!

— Да-да, — затряс былой школяр головой, отгоняя марево. – Разумеется.

Увы, далее всё пошло далеко не столь гладко – ведь теперь на весах лежала отнюдь не только его судьба, но и история Понта, при всей своей непонятности еще и могущая причинить кому-то вред. В определенный момент, а именно на эпизоде штурма особняка, паладин почел за лучшее вовсе прервать повествование, сразу затем замаскировав обрыв вопросом:

— А вы кстати не в курсе, откуда берутся шагающие дома?

— Легко: их строят маги, живущие во Внешних Землях у подножья Шпиля, — глядя в сторону задумчиво отозвалась переваривающая полученные сведения собеседница. – Хитрецы вынуждены следовать за вечно пытающимися убежать Кругами и потому изначально строят свои жилища с возможностью движения. Какие-то из них механические, большинство – магические. Однако затащить одно из этих чудес в город…- уважительное цыканье зубом – и загоревшийся взгляд вернулся к оратору. – Я многое слышала о Мистере Понте. Противоречивое, с разными оценками и чуждыми друг другу мнениями и тем не менее неизменно удивительное. Тебе повезло успеть послужить под его началом.

— Правда? – вскинул брови Бест, честно говоря не ожидавший подобного положительного отзыва о великом бандите от столь приличной девушки.

— Еще бы! – с воодушевлением вскинула она руки. – На самом деле какое-то время даже ожидала от него той самой сказки – и только после Заглотного Штурма узнала, что пламенеющий ненавистью поделился своей повестью задолго до становления Зубастой Тенью.

— Простите? – ощутил юноша толчок в сознании. – Какой повести? То есть…вы знаете…

— Нет, — тряхнула дама головой. – Увы, ни откуда, ни куда, ни зачем – только то, чем соизволил поделиться тогда еще совершенно безымянный и мало кого интересующий пони.

— Что же? – заерзал в предчувствии откровений бывший студент.

— Сочту данное нетерпение за довод в пользу выбора вами сего рассказа в качестве ответной истории, — в ее глазах чего-то сверкнуло. – Минутку!

Бешеная манипуляция с обнаружившимися внутри шкафчика рукоятями – и комната погрузилась в серые полумрак с пятном света точно над столиком и скрывающей стены густой тьмой. Температура упала – не сильно, но ощутимо. Воздух стал влажным и вместо слабого оттенка корицы приобрел тягучий аромат плесени и старых подвалов.

— Позволь же вернуть тебе услугу, — вернулась к нему из тени Собирательница, — итак, «Уголек и Верная Смерть», — на протянутой ладони лежал истрепанный и пожелтевший листок с едва читаемыми каракулями. – Читай.

Завороженный ученик послушно принял документ и чуть дрожащим в предвкушении чего-то великого голосом начал:

— Маленький братик умер в последний день одиннадцатого месяца. Нашли утром…

-

Сестренка умерла двадцать восьмого двенадцатого. После полудня.

Бабушка умерла двадцать пятого первого месяца. В три.

Лёка умер семнадцатого…

Жеребец раздраженно всхрапнул и откинул листик в сторону, после чего уже без особой надежды взглянул на следующий. Ну да: очередное ничего не значащее имя и в принципе не нужная ему дата. Зачем вообще он собирал эту записную книжку? Ах да – надеялся, что уж там-то да найдется объяснение всему произошедшему. Мечты-мечты.

Земной пони потянулся, посмотрел на черноту за грязным окном, оценил собственную степень усталости и, не найдя ее приемлемой, продолжил чтение. На обороте ранее отброшенного кусочка бумаги с буквой «Л» обнаружилась еще одна напоминалка, на сей раз про дядю с разницей в два месяца с предыдущим. И без того детский в худшем смысле этого слова почерк неизвестной всё ухудшается.

Мама тринадцатого пятого. В семь утра – ну хоть какое-то разнообразие.

Он скосил глаза на практически целую парную постель. Разве только ножки слегка подгнили. Мелькнувшую было мысль пойти поспать на улицу тут же с позором изгнали – будто там с чего-то появится уверенность, что не спишь на костях. Да и какая, право слово, разница?

Семья умерла – могла бы и побольше на «с»-то написать!

Путник прошуршал листочками. С текстом лишь два еще не прочитаны — а вентили да рессоры и прочие чертежи ему уж точно без надобности.

Итак, «у»:

Умерли все – банальщина.

Последний шанс, «о»:

Осталась одна я.

— Не волнуйся, не осталась, — вслух ответил незримой собеседнице жеребец, с мрачным разочарованием скидывая оказавшийся пустой тратой времени «дневник» на пол. – Во всяком случае, обратное крайне маловероятно. Потому как даже успей тебя кто эвакуировать, простым расстоянием от местной хреновины не спастись. Да и зашедшая на огонек анархия тоже небось не против перекусить жеребятинкой. Впрочем, кто знает…

Путник вновь обратил взор в окно – к невидимой ныне скале, приютившей на своих склонах местную столицу. Надежду, к которой стремились все те похороненные вдоль тракта толпы бедолаг. Им кстати так и так повезло больше, нежели их раскиданным на поверхности последователям, коих уже видимо некому оказалось зарывать. Зато местные дорожные пейзажи стали на редкость запоминающимися. Во всяком случае, первые пару километров. Максимум день. Потом приедается.

А еще брошенные тачки, совершенно невредимые кареты, остановившиеся посреди пути поезда, полные где-то обгрызенными крысами и изъеденными насекомыми, а где-то – и совершенно целыми телами. Пища и потребители зачастую лежали рядом, а то и со стиснувшими чью-то подгнившую ногу мелкими зубками. Хотя конечно вредители казались не в пример более свежими, нежели пони.

Откровенно говоря, лично ему куда больше по нраву иные виды – например то грандиозное побоище в оставленном пару суток назад городке. Несколько тысяч граждан всех видов и возрастов будто бы внезапно обезумели и, порой в прямом смысле слова, вцепились друг другу в глотки и бушевали, наверное, с неделю, штурмуя и оставляя не имеющие никакой стратегической ценности здания и амбары, схлестываясь на площадях и без малейшей пощады добивая раненых прямо на поле боя. И всё это при полном отсутствии знамен или листовок. Только измалеванные там и сям стены с проклятьями и ругательствами касательно некой традиционно оставленной без идентификатора дамы – видимо имя ее слишком известно, чтобы его называть.

У той кучи трупов на заставе хотя бы имелась униформа. Вернее, меньшая часть упомянутой груды носила золотые доспехи, а большая так же либо в принципе пренебрегала одеждой, либо выглядела вполне цивильной. Судя по всему, они просто слегли прямо во время боя и более уже не поднялись.

В голове снова начала формироваться чудная картина: несколько сотен здоровых, готовых сражаться и уже бегущих друг на друга жеребцов и кобылок…

…упали.

И всё.

Вдоль хребта проскользнула ледяная змейка, а в груди разлилось какое-то странное, одновременно пугающее и сладостное ощущение. Оно уже не раз посещало странника за время данного никак не желающего закончиться одинокого путешествия по мертвому миру. Откровенно говоря, некогда до смерти боявшийся его жеребец ныне черпал в сей ядовитой дрожи немалую радость: как-никак сие жутковатое очарование лучше пустоты. Да и засыпать под него легче.

Земной пони еще какое-то время смотрел на огонь в фонаре, удерживая внутри болезненную негу, а затем с зевком расслабился. Пора баиньки.

Единственный представитель жизни на километры вокруг задул фитиль и встал со стула, после чего, не утруждая себя подходом поближе, запрыгнул на кровать. Та подобного невежливого обращения не перенесла и скоропостижно скончалась, с грохотом обрушившись на пол. В наставшей за тем тишине на середину комнаты с обычно пренебрегаемым деревянными изделиями пафосом выкатилась обломанная ножка.

Однако незваный гость не утрудил себя поднятием и поиском нового лежбища – успел привыкнуть к явлениям подобного рода. Хроническая кривоногость аборигенов гостя из ниоткуда давно не удивляла. Хотя конечно странно, что на вид добротная мебель склонна разваливаться столь скоро после ухода эксплуататоров. Впрочем, всё произошедшее возможно объяснить банальным, пусть и весьма продолжительным невезением.

Завтра-послезавтра дойдет до столицы. А пока предстоит еще одна ночь сна без сновидений – если конечно не считать за таковые совершенно неестественные для местных тихих пейзажей шумы природы и толп народа.

-
До чего же отвратная погода. Причем самое обидное, что иной тут в принципе не бывает.

— Вы не подумайте, будто ваш покорный слуга против облаков, — привычно заговорил непосредственно с миром земной пони, спокойно пробираясь меж кучно застывших в вечности повозок. — На самом деле, очень даже за – всегда в наличии тень, глаза не слепит и голова не болит.

Вот только местный вариант скорее смахивает не на бесконечный предгрозовой фронт, а на куда более абсурдную ситуацию: будто бы некий алчный метафизический великан, прельстившись синевой небес и золотом солнца, взял и сдернул с панорамы привлекшую внимание красоту и утащил украденное в свое логово, оставив всем остальным нечто вроде блеклой давно не стираной дерюги. Вслух разумеется ничего из этого сказано не было – кто ж хочет обижать само пространство? Замочит еще чего доброго…

Хотя дождик бы пожалуй приветствовался – всё ж таки разнообразие. Тем более проблема крыши над головой не стоит. Копыто на пару мгновений застыло, дабы очертить момент смены локации — и опустилось на уже городскую брусчатку.

— Ну здорово, Кантерлот, — проворчал жеребец, окидывая новую картину взглядом. – Хреново выглядишь.

Столица не отозвалась. Ибо нечем. Да и будь иначе — рази ж смогла она возразить? Будто существуют эстеты, способные любоваться разбитыми стеклами, грязными погасшими фонарями, заляпанными сажей стенами, остовами сгоревших домов и общим гниением.

— Ну или как вы тут енто дело называете, — вслух продолжил путник, перелезая через мешающую пройти баррикаду из карет и тачек неизвестного происхождения. Хотя судя по отсутствию пик, крови и ран на телах стражников скорее заторно-транспортного, нежели революционного. – Всё ж таки по идее естественный процесс перевода не пригодившейся разумной, — ритуальное «ха-ха», — жизни органики осуществляется несколько иначе. Как минимум в смысле наличия разнообразнейшей мелкоты, радостно утилизирующей недоутилизированное. Да и темп полагается брать иной…

Брезентовая крыша не выдержала свалившегося на нее счастья и прорвалась, в мгновение ока низведя земного пони с условных небес на полагающуюся ему по званию область пространства. Внутри вопреки ожиданиям оказалась не очередная кучка прижавшихся друг к другу трупов, а самое настоящее сено, причем еще и не полностью сгнившее. В общем, падение в кои-то веки привело не к умыванию, а к ужину. А там и вздремнуть удалось.

— Спасибо за кров и угощение, — произнес жеребец, часа этак полтора спустя вылезая наружу. – Очень гостеприимно с вашей стороны. Могу понять, почему все так сюда стремились. Да и культура быта тут явно повыше уровнем: аж мусора на улицах почти не валяется.

Тел и правда на всю близлежащую округу наблюдалось лишь три – свисающее с башни крылатое, лежащее у затора одоспешенное и наполовину выглядывающее из-под ближайших развалин неопознанное. Пятна же и относительно свежие борозды в грязи явно намекали на недавнее оттаскивание остальных. Внушает какую-никакую надежду.

— Вот только сколько стучу копытами, а пока подобные явления приводили лишь к незакопанным аборигенам, — вновь поделился он с миром наблюдением, после чего коснулся своей роскошной шляпы с пером. – Пусть и нельзя сказать, будто от того мне не перепадало никакой прибыли…кстати, — успевший сделать пару шагов вперед жеребец остановился и задумался. – А сколько на самом-то деле уже иду?

Вопрос оказался не из легких. Аж сесть пришлось и окинуть взглядом имеющийся инвентарь. Некогда чужая одежда, криво приделанные роскошные подковы чуть большего размера, сумка с парой походных мелочей и личным «дневником» в ничтожное количество записей, скромная кучка продуктов…

— Зачем таскать с собой тяжести? – пробормотал земной пони давнее оправдание перед собственной хозяйственностью. – В конце концов, уж всяких-то консервов по дороге буквально ушами греби — не заметишь даже, что трава с деревьями тоже отправились в Страну Богатую Удобрениями.

Не найдя таким образом ответа в вещах, одиночка снова порыскал в голове. В итоге пришлось удовольствоваться ну очень приближенным вариантом:

— Месяц. Или три? — мысленный взгляд окинул встреченные на пути забавные безделушки и особо вкусные блюда – единственные по-настоящему отложившиеся в памяти ориентиры. – Пять максимум. Да не – меньше наверняка…

Серые глаза обратились к узкому просвету между затором и стеной. Вид уходящей вдаль дороги всегда поднимал ему настроение, несмотря даже на имевшее обыкновение портить пейзаж своим присутствием серое марево у горизонта. Оно кстати как раз одолело предхолмья и ныне медленно струилось в сторону города.

— А зачем я сюда пошел? – копыта сами собой поднялись и начали массировать виски. — Нет, это-то ясно – понять. Но откуда? – лишь невнятная мешанина образов и воспоминаний восходов и закатов без солнца и луны. Почти мучительная.

И всем видом демонстрирующая отсутствие желания расчищаться.

— Ой, да какая разница? – выбросил жеребец из головы причиняющие лишь беспокойство измышления, после чего уверенными шагами направился вслед за неведомым могильщиком.

След вскоре привел его к самому свежему из имевшихся в наличии пожарищ. Обширный, наверняка этажа на три домишко, ныне превращенный в присыпанные сажей и пеплом останки каменного каркаса, меж ребрами которого явственно проглядывали косточки вполне понячьих скелетов – явно не «естественной» кучи трупов этак на пятьдесят. Точнее сказать не представляется возможным вследствие их чрезмерно хаотичной наваленности. Да и бушевавшее тут не позднее пары дней назад пламя славно обглодало возвышенных жертв кремации, пусть и почти не коснувшись «основателей».

Путник поднял скатившийся с груды обожженный череп и, привалившись к почерневшему дверному столбу, попытался выковырять предоставленным острым рогом некий чрезвычайно неудачно впившийся в копыто камешек. Увы, единорог, хотя скорей уж единорожка, не смогла протянуть ему ногу помощи с того света, поэтому жеребец оказался вынужден потратить какое-то время на поиск ножа. В итоге пришлось удовлетворится удачным по размерам осколком стекла.

— А вообще отличная идея, — благостно улыбнулся ищущий пространству, стоило только надоедливому минералу наконец отправиться вдаль. – Действительно: чего ради мучиться и копать яму? Или собирать хворост на всю эту прорву бездельников? Жилой-то фонд так и так никому не пригодится.

Выполнивший свою миссию предмет обихода полетел вслед за изъятым нарушителем спокойствия. Избавившийся же от помех земной пони задумчиво обвел пожарище оценивающим взглядом и с некоторым сомнением посмотрел на в преизрядном изобилии разбросанные вокруг останков дома следы. Их распутывание заняло всё оставшееся до темноты время, однако так и не принесло результатов. Даже появилась мысль, что неведомый доброхот по завершении миссии решил присоединиться к гостям и только после этого зажечь не по-детски.

Воспрявшее при виде огненного погребения нутро вернулось в обычное вялое состояние и уже начало намекать на поиск ночлега….

…как внезапно со стороны величественного замка на скале мелькнул огонек. И тут же пропал. Путник попытался успокоить себя верой в лицезрение очередных шуток собственного разума и предпринял попытку вернуться к стабильному скотскому состоянию – но видение повторилось вновь. В следующем окне.

Кто-то или что-то двигалось.

А движение – это жизнь.

-
— Ох! – только и смог выдавить из себя чуть не превратившийся в лепешку жеребец.

За первым восклицанием последовало кряхтение и довольно-таки болезненное шебаршение, завершившееся победным всхрапом и скатыванием с кучи обломков на относительно ровный пол. Принесенные последовавшим за тем ощупыванием вести оказались сплошь положительными: никакого протекания не обнаружилось, а фонарь успешно пережил падение.

Пламя осветило небольшую, но некогда наверняка довольно уютную комнатушку с письменным столом и выходящим на город окном. На стуле перед последним неподвижно сидела некая кобылка…

— Упс, пардон, — извинился путник перед рухнувшим на пол из-за бешеного рывка гостя трупом. – Надежда, знаете ли, опасная такая штука. Импульсивная очень. Хотя вам оно разумеется не важно.

Он перевел глаза на наглядно демонстрирующую нерациональность прыжков с лестницы дыру в потолке. Даже ради эфемерного повышения вероятности настичь еще не пришедшего к концу пути местного обитателя.

Не допрыгнуть. В наличии имеется дверь, а значит о ловушке речи нет, но вот догнать живого при подобном раскладе вряд ли получится – пока еще лестницу наверх найдешь. Так и так придется ждать до утра.

Уставшие за время чудовищно чуждой местному пространству погони мышцы дружно заныли, заодно наглядно показывая необходимость немного подождать, прежде чем отходить ко сну. Может поискать постель?

— Да ну его, — махнул копытом земной пони и, отпихнув тело, примостился в неожиданно хорошо сохранившемся кресле. Дабы в следующий миг обнаружить на подоконнике некую многообещающе выглядящую жидкость в запечатанной кружке-непроливайке. Оценив собственную жажду и ничтожность шанса обнаружения в ближайшее время кухни, а также приняв в расчет пропажу во время погони рюкзака, странник со спокойной душой схватил потенциальный яд или гниль и откупорил крышку. Вроде ничем особенным не пахнет. Ну кроме определенного рода веществ.

— Ожидаемо, — повернулся жеребец на вращающейся стойке к единственной «собеседнице». – На вашем месте, я бы на пороге гибели занялся чем-нибудь поинтересней убийства собственных мозгов. Впрочем, чего уж там, — копыто поднялось в салюте предоставившей выпивку безгласной даме. – Да здравствует то, благодаря чему мы, несмотря ни на что!

И немедленно выпил.

Сразу затем закашлявшись и начав бить себя в грудь.

Теперь понятно, почему она сама ЭТО так и не приняла. Во внутренности будто пролез еж, а голову некий доброжелатель от всей души долбанул молотом. Путник не удержался в кресле и поприветствовал пол. Пару минут мироздание выглядело несколько размытым, а затем в целом вернулось к норме, кроме разве только весьма неприятного жжения в животе.

— Мда, видимо принятие внутрь первого попавшееся на дороге зелья всё же не является столь блестящей идеей, сколь вашему покорному слуге прежде казалось, — глубокомысленно прохрипел земной пони, не рискуя подниматься на ноги и приспосабливая ничуть против того не возражающую хозяйку комнаты в качестве подушки. – Надо куда-нибудь записать, а то ведь такой ценный опыт пропадет…

— Ты живой!? – вдруг раздалось со стороны дыры.

Жеребец вздрогнул, однако долженствовавшее прийти оживление зажевал видимо только начавший разогреваться напиток.

— Ну, как бы да, — спустя какое-то время лениво отозвался лежащий.

— Так да или нет?! – добавилось в первый услышанный им за месяцы живой голос истерических ноток.

— Да-да, разорался тут, — может у него какая-то травма?

Тут же с верхнего этажа спустилась короткая веревочная лестница и на горку обломков приземлилась слабо различимая фигура.

— Так почему ты мне этого сразу не сказал? – требовательно спросил вступивший пару секунд спустя в предоставляемый фонарем круг света незнакомец.

Гость столицы перевернулся на живот и несколько минут рассматривал новоприбывшего. Болезненно тощий белый единорог с частично поседевшей явно не по возрасту роскошной гривой золотого цвета, одетый в некогда шикарный серый костюм. Копыта сточены каждодневной тяжелой работой, виднеются следы неудачной попытки подковаться. На теле множество свежих и не очень царапин и синяков, а также пара старых следов от ожога. Чуть выпученные голубые глаза смотрят на мир со вполне понятным сумасшествием.

— А корона зачем? – поинтересовался удовлетворенный осмотром земной пони.

Собеседник (наконец-то без всяких ковычек!) вздрогнул и взглянул на висящее у груди украшение, будто впервые его увидев. Покраснел.

— Я ведь член королевской фамилии, — чуть заикаясь, начал рогоносец. – И в ситуации, когда наши правительницы отошли…- сопровождаемая обалделым взглядом пауза. Он затряс головой и вскричал. – Да какая теперь-то разница! – головной убор сорвали и отбросили в угол. – Ты кто?

— Уголек, — отозвался жеребец не моргнув глазом.

— Чего? – снова опешил абориген.

— Это самое раннее слово из имеющихся в наличии, — пожал плечами посетитель, отжимаясь от трупа. – Во всяком случае, существительное. И цитируя единственного за исключением иллюзорных голосов моего знакомого верно сказано: «какая теперь-то разница!»

Чуть покачивающийся от воистину лошадиной дозы всякой дряни земной пони встал на ноги и сделал пару шагов навстречу единорогу. А затем не удержался и рванул вперед.

— Живой, — лишь самую чуточку заплетающимся языком прошептал искатель, навалившись на не успевшего отскочить местного и сжимая его с достойной влюбленного силой. – До чего же долго мне пришлось тебя искать. Наконец-то.

Тот какое-то время вырывался, но потом всё же успокоился и обнял путешественника в ответ. Лежали долго. Незнакомец плакал, а гость ждал, пока оранжевое облако в голове хоть чуточку рассеется.

— Что произошло? – задал гость Главный Вопрос, скатываясь с расклеившегося рогоносца где-то час спустя. – Со страной? И с жителями? Кто такая «ОНА», кою все проклинают?

— Ученица принцессы Селестии, — мертвенно отозвался также поуспокоившийся абориген. – Твайлайт Спаркл. Смерть.

-
"Дорогая Принцесса Селестия,

Теперь мы все вместе. Это поразительно. Все девочки передают привет. Какое же это замечательное чувство, когда все твои друзья рядом. И теперь мы не можем умереть!

Но мы решили, что нам нужно больше пони.

Мои поздравления, Принцесса. Вы первая в списке.”
— Через несколько дней тетю нашли в ее спальне. Почившей, — без всяких эмоций произнес сидящий напротив местный житель. – Никаких следов борьбы или сопротивления. Тысячелетнего аликорна просто не стало. В конце недели отошла Луна. Затем – Кэйденс. А после…

Голос задрожал и погас. Впрочем, оно и не очень-то надо. Письма с того света и вид из окна вполне достаточны для описания сложившейся ситуации.

— Гибель касалась не одних лишь пони, — продолжил вновь собравшийся принц. – Деревья, птицы, трава…сама наша страна исчезала сперва по кусочку, а затем со стремительностью лавины – с каждым умершим гражданином угасание лишь ускорялось, ибо все они желали БОЛЬШЕ, — нервный смех, закончившийся всхлипом. – Нашлись любители и на крыс с червями…

— Но ты до сих пор здесь, — заметил гость, складывая горстку бумаг обратно в сундучок.

— Меня никто не любит! — единорог усмехнулся. – Никогда бы ни подумал, что буду благодарить за то небеса. Вернее их останки.

Земной пони откинулся в кресле и окинул обиталище последнего живого эквестрийца задумчивым взглядом. Некогда кабинет правительницы, в коем принимались решения жизни и смерти сотен тысяч, ныне – теперь склеп, пусть и полный не телами, но воспоминаниями. От самого пола и до потолка по всем стенам тянулись изображения. Старики и дети, жеребцы и кобылы, друзья, пары, семьи, целые кланы.

Одна ниточка идет за другой. Взятый Смертью кавалер на Той Стороне тоскует по маме, а та в свою очередь забирает мужа, тянущего за собой товарища детства, также уже обремененного отпрысками и супругой и аналогично не желающего с ними расставаться. А заодно исчезает по причине ностальгии луг, коему когда-то посчастливилось стать сценой первого поцелуя, дерево с ребяческим «секретом», обожаемая кошка и так далее.

Эквестрия пала жертвой собственной добродетели – любви ее жителей друг ко другу. Той вечной сердечной привязанности, перед которой спасовала и могила.

— А ведь я видел ее, — снова подал голос хозяин, открывая свой драгоценный ящичек. – Обычная простолюдинка. Шкурка фиолетовая, прическа простая, платьями обычно брезговала…в общем ничего особенного. Никогда не понимал, чего нашла в ней тетя, — он вытащил из середины стопки письмо и нашел копытом строчку. – Черные глаза, — придыхания будто у влюбленного. — Моя единственная оставшаяся мечта – никогда не встретить их…

— Но как...Твайзлат, — не вполне уверенно выговорил То Самое Имя путник. – Смогла сделать всё это?

— Говорил уже: понятия не имею, — покачал головой сжимающий в копытах «сокровище» вельможа. – Меня никогда не интересовала ни она, ни творимая ею магия. И о смерти-то узнал только из разговоров Принцесс – настолько печальные они ходили. Потом всё удивлялся, с какой такой радости владычицы Эквестрии настолько огорчаются из-за решивших слегка поумирать крестьянок. Да будь они хоть трижды Хранительницами Гармонии – это еще не повод…

— Начинаю осознавать причину вашей уникальной выживаемости, — с давненько не прорывавшимся едким ехидством отозвался земной пони. – Однако став добровольным могильщиком вы почему-то не делили трупы на благородные и не очень.

— Смерть – знак равенства между королем и нищим, — с нездоровым блеском в глазах отозвался принц. – В гробу все выглядят одинаково важно – спасибо окоченению. Да и чем еще заняться, когда остался один?

— Сами виноваты, что не присоединились ко всеобщему веселью, когда в наличии еще имелись подданные, — кивнул пришлый на единственную несущую в себе художественную ценность картину в кабинете. «Заглядывая в Бездну».

Сразу видно: художник выкладывался по полной.

— О нет, присоединился, — ткнул он в правый верхний угол полотна. – Причем куда раньше большинства подданных. Ибо какая надежда может быть у видевшего, как сами аликорны ничего не смогли противопоставить Ей?

— Надеюсь одним обжорством вы тогда не ограничились, — намекающе провел земной пони черту под сражающимися.

— Не волнуйтесь, не ограничился, — блекло улыбнулся абориген. – И я никогда не верил в это их «не дай Смерти украсть себя – умри сам!» — отчаяние накрыло меня задолго до плебса.

Слово сказано – и наступило молчание, прерываемое лишь хрустом маринованных огурцов на зубах редко упускающего возможности подкрепиться искателя Истины. Невеселые же оказались у него ответы. Впрочем, еще ведь не всё задано:

— И что же дальше?

— А есть варианты? – снова с легкой истерией в голосе отреагировал успевший задуматься о чем-то своем дворянин. – Этим вопросом задавались многие. Кто-то пытался защититься магией или замками, другие стремились насладиться оставшимся временем, третьи бежали – конец один и тот же. Нам остается лишь ждать, когда ОНИ, — копыто поднялось вверх, — вспомнят об оставшихся и «пригласят» нас к себе, — смех со всхлипыванием. Недолгий, по счастью. – До тех же пор сей принц-без-королевства с радостью примет любую помощь –мертвых всегда больше, чем живых.

— Не могу гарантировать ее оказания, — дипломатично увернулся от прямого отказа заниматься бессмыслицей гость. – Тем не менее, жажду уточнить: неужели надежды нет?

— Только что «ушедшие» наконец подавятся, — безнадежно хмыкнул собеседник, вставая на ноги. – И ее на самом деле нет. Ведь жажда – единственное оставшееся у перешедших за грань. Давайте спать, фронт работ покажу завтра.

— Выбор есть всегда, — покачал головой земной пони, также вставая. – И выход найдется у того, кто его ищет.

-
-…привел их ко мне! – вопил трясущийся от страха единорог, отвешивая удерживаемому за воротник «помощнику» удар за ударом. – Будь ты проклят!

Успевший неслабо украситься синяками жеребец наконец проснулся и отпихнул безумца, надавав в процессе пару увесистых пинков, после чего уже сам вцепился в эквестрийца:

— Что происходит? – тощий вельможа снова попытался выворотить собеседнику челюсть, но несколько совмещений его лица со стеной быстро привели труса в чувство. – Говори?

— А сам как думаешь? – со смертной тоской поинтересовался притихший рогоносец. – «Во благо», «тебе понравится», «милосердно» и прочее. Чернота.

— Чего? – смахнул со лба кровь всё еще никак не могущий осознать ситуации путник. – Ведь это лишь сон. Выдумка уставшего разума…

— Отпусти меня! – вдруг забился пленник в крепких объятиях, протянув единственное свободное копыто вперед. – Раскрой глаза – они уже здесь!

Земной пони последовал совету и поднял взгляд в указываемом направлении. Знакомое марево бесшумно просачивалось сквозь окно, неспешно заполняя комнату. Вот только вблизи оно оказалось совсем не похожим на привычный туман или морось…

— Отвали! – воспользовался абориген замешательством гостя, вывернувшись-таки из цепкой хватки. – Спасайся, идиот! – крикнул он уже из коридора.

«Облако» во множестве лиц хихикнуло – и нашедший последний ответ искатель побежал, не разбирая дороги и изо всех сил.

Едва освещенные коридоры, залы и галереи некогда великолепного Дворца. Затем полная погибших деревьев чаща, высокая стена сада, несмотря ни на какие потуги принца-без-королевства полный безжизненных тел город…

В какой-то момент задыхающийся беглец обернулся и увидел, как и без того павший жертвой любви мир тухнет, темнеет и исчезает в следующей за ним подобно гончей волне душ. И услышал тихий, игривый голос, призывающий не тратить зря сил – от них никто не убежит.

— Ты хотела сказать, «пока не убежал», — возразил Ей путник. – Я вполне могу стать первопроходцем.

— Ну попробуй.

Земной пони скакал, пока хватало сил. Свалившись же весь в поту и мыле, пополз вперед в упрямой попытке избежать неизбежного – точь-в-точь подобно миллионам до него.

И проиграл. Не стал первым.

Ведь Смерть верна всем.