Ми

Проклятый

Однажды на тренировке я сломал Найт об шлем меч. Вроде обычная ситуация, но именно в этот момент я понял, что действительно нравиться действовать силой. А уж когда что-то ломается… ну и в этот момент круп подруги засветился и на нём проявился рисунок. Но вместо того, что бы обратить на это внимание, она смотрела на мой. Я аж испугался на секунду, что у неё внезапно началось половое влечение, но, как оказалось, со мной произошло то же самое. У меня – обломленный по гарду меч, у неё – оставшийся клинок. Тренер сначала удивился, но потом с загадочной улыбкой объявил, что это хороший знак, когда двое получают кьюти марки одновременно.

Дома устроили по этому поводу небольшой праздник, но почему-то мать улыбалась довольно грустно. Я свалил это на то, что я типа вырос и уже почти скоро от неё куда-нибудь улечу. В школе тоже поздравили – мы ведь были одни из последних пустобоких. Но в отношении учителей что-то немного изменилось. Относиться ко мне и Найт стали как-то хуже, хоть буквально недавно спокойно позволяли некоторые шалости.

Докапывались до всего: от оформления до плохого почерка. Я это тоже свалил на «типа вырос», но однажды ситуация на математике просто вышла за все рамки. Всем классом решали сложную, для пятого класса, задачу. Я, как обычно, решил её в уме и потихоньку подводил одноклассников к верному решению. Тут внезапно один из «крутых», полностью уверенный в своей правоте, начал отклоняться в сторону. Я честно пытался его переубедить, но он упёрся и гнул свою линию. Ну и я, разочаровавшись в его умственных способностях, махнул на него копытом. Тут учительница резко взъярилась и выставила вон, с приказом не возвращаться без письменного разрешения директора. Решив не перечить, я вышел, обдумывая ситуацию. Так ни к чему и не придя, я зашёл к директрисе, но до того, как я начал, она вышла, попросив подождать. Я сразу начал рассматривать бумаги на столе.

Одна из них привлекла моё внимание как магнит. Похоже это какое-то предписание, изданное судя по дате, лет двести назад. С каждой строчкой я хмурился всё сильнее. Суть – всех детей, у кого кьюти марки с агрессивными, жестокими или депрессивными сюжетами, атакующим военным снаряжением, ядовитыми, наркотическими или токсичными веществами, следует смешивать с гавном как можно усерднее, выбивая инициативу. Типа что именно такие становятся преступниками или смутьянами. Так же – поощрять создание и участие в различных тусовках, для изоляции внутри общества и лучшего наблюдения. К тем, у кого кьюти марка представляет собой бытовые предметы или промышленное оборудование, которое можно использовать как оружие, например ножи, топоры или взрывчатку, следует просто относиться с подозрением. Как быть с теми, у кого метка связанна с неподобающими, но относящимися к той же медицине вещами, например – нарколога, анестезиолога или травматолога, не сказано.

Получается, тема пацифизма здесь развита куда сильнее, чем я предполагал. Всех, кто потенциально способен в здравом уме применять насилие или становиться на скользкую дорожку без нужды, загоняют в созданные ими же концентрационные лагеря групп по интересам. Уже неважно, что я – отличник учёбы и победитель общегосударственной олимпиады по математике. Теперь я потенциальный убийца, разбойник и дебошир. Кажется, настроение у меня испортилось надолго.

Директор, глянув на мой круп и узнав причину визита, включила всю свою строгость и с полчаса отчитывала меня, что нельзя издеваться над теми, кто понимает тему хуже и так далее. Так же она сказала, что ей придётся вызвать мать в школу, для разъяснительной беседы по поводу моего поведения. Тут я опешил – я же всего лишь жестом показал, что выхожу из спора, что же в этом такого? Но решил не усугублять ситуацию.

На следующий день я отражении лазурных глаз матери я вместо себя увидел террориста номер один. За долгим «серьёзным разговором» мне по слову удалось из неё вытянуть, что же про меня наговорили. Что интересно, говорили правду и только правду, но не всю правду и немного вольно интерпретированных фактов. Она начала во всех бедах винить фестралов, так что мне пришлось пускать в их защиту аргументы далеко не десятилетнего жеребёнка. Хорошо, что она была на эмоциях и не особо обратила на это внимание. Вернуть к себе прежнее расположение помогли оценки за полугодие – одни «А». Это было, в общем-то, не сложно, даже с появившимися дополнительными трудностями. Единственное, с чем пришлось хоть как-то постараться, это был фестралий язык – там могли к произношению докопаться. Хорошо, что у меня в друзьях есть носители языка.

Вообще, в бытовом плане я был очень послушным мальчиком – в этом помог опыт прошлой жизни. Например, если регулярно чистить зубы, то не придётся обращаться в филиал ада на земле – стоматологию. Или – в убранной комнате легче находить всякие полезности, плюс никто не нудит насчёт уборки. В моём случае это было особенно важно – мать вполне может «помочь» мне с уборкой и некстати найти не предназначенные для её глаз материалы. Как папку чертежей двигателя Д-136 или автомата Калашникова.

Вообще я понятия не имею, как в этом мире дела со всякими приборами, поэтому я по памяти потихоньку восстанавливаю их. Так что через пару лет у меня будет почти вся документация на Ми-26. Откуда я столько знаю? Да просто я до вышки четыре года в курсантах на среднем отходил. А там было такое развлечение, как «учить вертолёт наизусть». Насчёт заметного расхода бумаги большого формата я постоянно оправдывался, что пытаюсь научиться рисовать, ничего не получается и я стесняюсь показывать результаты. На случай непредвиденных обстоятельств у меня были мои рисунки крайне плохого качества. Думаю, надо озаботиться хранением этого массива бумаги в другом месте.

О всяких продуктах нефетперегонки я узнал, переговорив с пони на вертодроме. Пришлось, правда, немного полукавить, говоря, что я собираю информацию для школьной презентации по защите окружающей среды. По-другому бы такую подробную экскурсию проводить бы не стали – типа надо просветить молодое поколение, что в Клаудсдейле все меры экологической безопасности на высшем уровне. Результаты неутешительные – каких-либо стандартов топлив, масел и спецжидкостей в этом мире не существует – чуть ли ни у каждого летательного аппарата всё своё. Хотя бы подобное произвело дополнительный положительный эффект – я смог познакомиться с полезными пони, например – с электриками. Сам-то ведь я механик и имею только общие представления о электрике вертолёта. Пусть они пока что меня всерьёз не воспринимали.

Узнал пару важных, но неприятных вещей. Нефтедобыча, нефтепереработка и химическая промышленность развиты крайне слабо. Я думал, что этот мир вообще не настолько технически развит и, как оказалось, ошибся несильно. Самолёты применялись только как игрушки для самых богатых пони, а вертолёты – как их заменители, которым не нужна взлётно-посадочная полоса. Грузоперевозки обеспечивались поездами и торговым флотом, а ПАНХа вообще не существовало.

Вообще неравномерность технологического развития этого мира меня удивляет уже очень давно. Армии вооружены копьями и мечами, а в небе летают самолёты. Одни города — нагромождение небоскрёбов из стекла и бетона, другие – чистое средневековье с его узкими улочками и чуть ли не соломенными крышами. И причём последние до сих пор строятся такими же, желая, наверно, сохранять единообразие стиля городской застройки. Ну и квинтесенцией всего этого – современное, даже для прошлого мира, медицинское оборудование против огромных компьютеров-комнат.

Карманными деньгами выдавали немного, так что пришлось отказаться от конфет в буфете, чтобы накопить на справочник по местным ГОСТам. Чертежи надо было изготовлять правильно – те вещи я планирую когда-нибудь изготовить, запатентовать или хотя бы продать. Плюс нужна была информация по стандартным крепёжным изделиям. Одну важную книгу я найти в продаже так и не смог. С ней помогла Найт, отец которой работал инженером на погодной фабрике. Хоть подругу и сильно удивило, зачем мне толстый справочник в тусклой обложке с непонятным названием «ГОСТы марок сталей». Интересно, как ей объяснить, что если в этом мире материалы не соответствуют стандартом того, то изделие будет обладать куда меньшим ресурсом, если вообще функционировать? Полистав справочники меня настигла неудача – хоть стали соответствуют, титаны, никель-литиевые сплавы и многие композиты существуют только как лабораторные образцы, которым применения пока не нашли. Что же, исправим.

Моё поведение вызывало у окружения настоящий разрыв шаблона. Считалось, что я должен быть бунтарём, двоечником, моральным уродом и тусоваться в плохих компаниях. Даже больше скажу – меня совсем не интересовали всякие супер-модные молодёжные тенденции. Я же учился только на «отлично» — на конспирацию забил, на уроках не по делу не возникал, а побывав в такой группе, быстро ушёл из неё, а заодно и Найт прихватил. В двух словах – выбивание инициативы продолжалось и там, разве что с использованием физической силы и, скорее всего, с негласного разрешения старших. Контингент там был настолько разный, что за неделю, что я там был, я совершенно случайно расколол эту группу изнутри. Произошло это потому, что лидер довёл мою подругу до слёз, и я сломал ему ногу за это. Из-за ослабления хватки многие члены начали грызню между собой за лидерство. Что интересно, за нанесение таких телесных повреждений мне не сделали ничего. Сама драка произошла без внештатных свидетелей, кто был – предпочли держать языки за зубами, а стукача, который докладывает учителям о состоянии тусовки, в тот день не было. Ну а сам виновник торжества тоже молчал – посчитал, наверно, что в том, чтобы получить за свои слова, есть позорное.

Чем хороша средняя школа – наблюдая за старшеклассниками можно определить основы сексуального поведения, так что к седьмому классу я смог составить почти полную картину принципа размножения пони. Начинается всё с того, что кобыла выбирает себе жеребца и начинает под него стелиться, но иногда получается наоборот, и в принципе не ничего зазорного, если она его отвергнет. Зря я считал человеческие сказки неподходящими этому миру. А так как жеребцов намного меньше, то отношение на троих, четверых и так далее считаются нормальными. Так что здесь, применительно для отношений, нет ревности в привычном мне понимании. Дальше всё как у людей – половой акт, рождение ребёнка и прочее. Разве что зачатие может происходить только весной, когда наступает течка. В это время влечение сильно увеличивается, и предыдущие стадии идут намного проще. После одиннадцати месяцев беременности рождается один, редко – два, ребёнка. Что меня, как бывшего человека, удивило – рожают, в основном, стоя. Может применяться кесарево сечение.

Однажды я услышал словосочетание «благословение принцессы Луны», а так как оно было сказано не-фестралом, я сразу пошёл к матери узнавать, что это. Объяснение было довольно невнятным, но, если я правильно понял, это такая ситуация, когда зачатие происходит не весной или при болезнях матери, несовместимых с деторождением. Хорошую же память пони сохранили о ночной богине. В общем-то, в этом мире всякие невероятные исцеления – реалия жизни. Даже отдельная область медицины есть, чтобы отличать их от обычной ремиссии.

Ещё с прошлой жизни я знал, что физические нагрузки ослабляют половое влечение не хуже постной пищи, так что до тринадцати я прожил, отчаянно цепляясь за те времена, когда этих проблем ещё не было. Но однажды по весне, на тренировке, прочно скрутив Найт, я почуял от неё некий запах, от которого отпускать её мне не захотелось, хоть она и признала себя побеждённой. Тренер, фестрал-пенсионер, сразу прервал занятие и отпустил подругу. Со мной же у него состоялся интересный разговор.

Я немного знал, о чём он говорит, но был благодарен за то, что получил полную информацию. Каждая раса пони обладает своим уровнем половой активности. В самом низу – единороги, за ними – земные пони, потом – фестралы и, наконец, мои сородичи – пегасы. Мы наверху, скорее всего, потому что жизнь намного опасней – столкновение в воздухе, особенно на малых высотах, обычно смертельно или приводит к тяжёлым травмам, что в свою очередь – к потере дееспособности, что в природе приравнивается к смерти. Поэтому у крылатых народов считается, что дети взрослеют быстрее всех и именно на жеребцах лежит основная ответственность за время начала половой жизни. Да и вообще пони созревают быстрее людей. У кобыл же «ветер в голове» и они «крупом думают», так что если я кого-нибудь обрюхачу, то виноват буду именно я. А если это будет представительница расы с сильными семейными узами, как фестралы или земные пони, то за мной придут. В принципе, меня такая ситуация не удивила – в прошлой жизни было так же. Но это с одной стороны. С другой, как я узнал, у пегасов вполне нормальным было «полетаться-разлетаться». Думаю, именно так родился я, а точнее это тело.

С самого рождения я обратил внимание на такую штуку, как «крылатый стояк». При сильной эмоции, а сейчас ещё и сексуальном возбуждении, крылья распахиваются сами по себе. С одной стороны – в случае опасности можно сэкономить целую секунду. Эдакий защитный механизм. С другой – можно кому-нибудь случайно попасть крылом в лицо. Фестралам с этим было веселей – у них ещё коготь на крыле есть. Я давно уже обратил внимание, что строение половых органов практически аналогично человеческим. Единственное различие – другое строение клиторального капюшона – из-за положения тела он был бы не защитным кожухом, а грязесборником. О ходе самого акта я пока ничего сказать не могу – уроки полового воспитания будут только в девятом классе, на практике я вряд ли узнаю об этом раньше, а интернета с порнографией нет.

Пара лет «новых» чувств, эмоциональной нестабильности, полового созревания и, в общем, подросткового возраста принесли свои плоды. Классы заметно поредели – некоторые посчитали, что семь-восемь классов образования – достаточно и начали заниматься воспроизводством населения или работать. К девятому классу учителя окончательно убедились в том, что я не собираюсь ни кончать с собой, ни бросать учёбу и уходить торговать наркотиками на улице, ни становиться примерным семьянином, живущим по расписанию «работа-дом». Поэтому меня, Найт и пару десятков других «трудных» и упёртых подростков из разных школ сводили на пару экскурсий с намёком «это ваше будущее».

Первой была тюрьма строгого режима. Сидели там, в основном, за различные преступления, связанные с насилием, совершённые в здравом уме. Обстановка мне сразу показалась слишком мрачной и безысходной, что я аж задумался – а не потёмкинская ли это деревня. Окончательно я в этом убедился, узнав в одном из «заключённых» рядового актёра, играющего в небольшом театре на окраине наземной части Клаудсдейла. Похоже, расчёт был на то, что такие, как я, в подобные места не ходят. А я что? Кино здесь только чёрно-белое, а я люблю в цвете.

Второй, не трудно догадаться, была военная часть. После всех тех «ужасов», старательно обмусоленных на прошлой экскурсии, подобное многим показалось просто манной небесной. Все такие красивые, подтянутые, бодрые. Сам я больше бы удивился, если бы это было действительно так – даже с солдатами не пришлось общаться, что бы понять, что всё подстроено. У Найт как раз вскоре после этого дядя в отпуск приехал и рассказал, как там на самом деле.

Получается, зря я считал изучаемые на факультативах боевые искусства доармейской подготовкой. В настоящей Эквестрийской армии были только две вещи – строевая и дисциплина. Устав регламентировал всё, начиная от внешнего вида, заканчивая тем, каким копытом вытирать жопу. Боевой подготовки не было как таковой – даже копья у почётного караула затуплены. За любой лишний синяк правозащитники такой вой поднимают, что звёзды с погон летят дождём. А уйти оттуда просто так не получится. Вербовщики что есть силы рекламируют контракты лет на десять, а при досрочном расторжении солдат оказывается должен столько, что как будто его весь срок чистым золотом кормили. Я справедливо удивился – а кто тогда защищает границу, отстаивает интересы Эквестрии в дальних землях, переводит бабушек через дорогу и, в конце концов, играет роль полицейского спецназа? Как оказалось – частные военные компании. Подробней про них я узнать не смог – дядя и сам не знал. Они особо свою деятельность не афишировали и, в общем, на глаза старались не попадаться. Ещё существовали военные училища, но туда – только по блату. Даже в правилах поступления было чёрным по белому написано, что приоритет отдаётся потомственным военным.

Уроки по половому воспитанию меня разочаровали – ничего нового я так и не узнал. Весь рассказанный за двадцать уроков материал можно сократить до «не суйте хуй куда попало, предохраняйтесь, мойте копыта перед едой и онанизмом, не употребляйте наркотики». Сами они были для каждого пола отдельно. Из Найт приходилось вытягивать услышанное по слову. Стесняшка, блин. Жаль, правда, что тоже ничего интересного. Советовали, например, не следовать примеру бывших одноклассниц и становиться матерями более обдумано. Или рассказывали, как правильно прерывать жеребость на ранних сроках и опасности подпольных абортариев.

Когда учителей окончательно задолбало, что самый не такой, как все из всех не таких, как все, они начали передавать матери на родительских собраниях вместо обычных интерпретированных фактов чистые предположения. Например, что я пристрастился к табаку. Мать на это устроила в моей комнате небольшой обыск, когда я был на тренировке, и нашла папки чертежей. По возвращению меня ждал очередной «серьёзный разговор», что же это за бумаги и с чего бы учителям делать такие предположения. Я не таился и честно ответил, что это почти полная конструкторская документация тяжёлого вертолёта большой грузоподъёмности. Стало ещё хуже – теперь она считает, что я употребляю наркотики. Потом она спрашивала о тетради, исписанной химическими формулами. Похоже, думает, что я их ещё и произвожу, а вертолёт – это такая машина для их изготовления. Истинное безумие началось, когда я сказал «авиационный керосин». Мать в последний раз слышала это словосочетание очень давно, но, в принципе, помнила его, хоть и забыла значение. Поэтому посчитала, что это и есть этот наркотик. Я слишком поздно заметил, как она бледнеет сквозь бежевую шёрстку, когда я говорил о необходимых объёмах. А уж когда я сказал «…расход – три тысячи сто килограмм в час…», мать вообще в обморок грохнулась. Наверно, подумала, что на «это» подсадил уже всю Эквестрию. Когда она очнулась, была истерика, плач, угрозы, стенания и так далее, пока я чуть ли не за хвост потащил её в наземную часть Клаудсдейла, на вертодром. Там, после разговора с начальником службы ГСМ мать немного успокоилась. Потом мы сравнивали мою схему и реальными образцами, я рассказал ей о принципах работы, поговорили с механиками и пилотами. Под конец она извинилась за всё, что наговорила.

Единороги и земные пони часто говорили, что завидуют нам, пегасам, что мы можем ходить по облакам. Я же, вместе с Найт, совершенно не разделял их позиции — облака надоели уже давно. Гораздо приятней было поваляться на травке. Если по какой-то причине тренировки не было, мы обязательно спускались на землю и просто бегали по полям. Фермеры, конечно, исходили гавном и пытались гонять нас вилами, но мы от них просто улетали.

В один из таких дней мы с вёсёлым смехом играли в догонялки. Я заметно проигрывал – хоть наши физические возможности почти одинаковы, она куда легче и немного меньше меня. Ну и чуть сильнее. Найт уверенно держала дистанцию, играясь со мной, так что я залёг. Пепельная шерсть сливается с серой глинистой почвой, жёлтая грива как раз под тон неубранной пшеницы, только вот белая полоска выделяется. Окунувшись в траву, садясь в засаду, я на секунду потерял фестралку из вида. Осторожно, не делая резких движений, я ищу её глазами. Колосья шелестят под напором ветра, но, кажется, к этому звуку добавилось что-то ещё. Почти неслышно что-то опустилось ровно за мной. Я бы этого не заметил, если бы не почувствовал тепло её тела в сантиметре от меня. Начинаю разворот, но Найт успела цапнуть меня за хвост. Находясь постоянно вне зоны видимости, она запрыгнула мне на спину и подсекла передние ноги. Единственное, что я успел, это перевернуться, оказавшись с ней лицом к лицу. Я мог бы её скинуть, но мне стало интересно, что же она собирается делать. Какое-то время мы смотрели друг другу в глаза, пока она не расслабила ноги и не упала на меня.

Я резко перевернулся и подскочил. Найт так и осталась висеть подо мной, крепко обхватившись ногами. Аккуратно опустившись на бок, мы легли на траву. На её лице было выражение невероятного счастья, и она прижималась ко мне, что есть сил. Я всё время смотрел на неё. Найт приоткрыла один глаз и, увидев это, распахнула и второй. Тут я понял.

В то время как некоторые одноклассницы уже растили детей, она даже не целовалась ни разу, не говоря о чём-то большем. Других жеребцов она к себе не подпускала, на кобылок не смотрела – всё время была со мной, а я даже как-то не обращал на это внимания. Старалась, по мере возможности, прижаться ко мне или якобы ненароком провести по спине крылом. Даже хвост подвязала и взмахивала им почаще, если я шёл за ней. Однажды осмелела настолько, что решилась куснуть за ухо. Сейчас она, глядя мне в глаза, мягко намекала, что не отпустит, пока я что-нибудь не сделаю.

От мыслей о чём-нибудь по телу пробежала тёплая волна. Найт улыбнулась, понимая, что она почти добилась своего. Мне очень не хотелось её обижать, поэтому я обхватил её и поцеловал. Сердце фестралки забилось быстрее, а дыхание участилось. Её ноги чуть расслабились, и я мог бы выбраться, но уже не хотелось. Ко мне прижимается тёплая живая кобылка, а неподобающие мысли с каждым днём отгонять становится всё сложнее.

Каждый раз, когда мы были с ней так близко, от неё обычно пахло потом и сталью. Сейчас же я чувствовал запах ночного леса. Я зарылся носом в её шерсть, стараясь вдохнуть побольше этого запаха.

Когда мне в прошлой жизни было четырнадцать, я считал, что это нормальный возраст для начала половой жизни. Когда было двадцать – что всё-таки рановато. Сейчас мне снова четырнадцать и я снова считаю, что это нормально.

Однажды произошёл неприятный инцидент. Мы с Найт как обычно летели в школу, и внезапно нас чуть не порубило винтом вертолёта – подруга даже лишилась пары прядей хвоста. Первой мыслью было – откуда он взялся. Буквально секунду назад был метрах в ста кверху, а сейчас уже безумно крутится вокруг своей оси, чуть не убив нас. Менее расторопные или пугливые пегасы вместе с ним падали на землю кровавыми ошмётками. От такого зрелища мне стало не по себе, а Найт вообще в ступор впала. С воем вертолёт рухнул на одно из зданий и взорвался, разбрызгав во все стороны горящий керосин.

Большинство зданий наземной части Клаудсдейла – деревянные, каменных мало. Кирпичные, бетонные или шлакоблочные вообще редкость. Поэтому сразу после падения несколько домов вспыхнули как спички. Топливо неплохо разлетелось, увеличивая площадь пожара, и вскоре огонь добрался до моей школы. Послышались крики, многие пони в панике бежали, но были и те, кто храбро бросился тушить. Ещё до прибытия пожарных нагнали облака и начали заливать горящий керосин водой. Идиоты. Мы же отлетели примерно на полкилометра, чтобы не надышаться дымом, и начали кружить, наблюдая за происходящим.

От этого пожар не только не потух, но ещё разгорелся сильнее, охватывая всё новые здания. Топливо водой тушить ни в коем случае нельзя – оно от этого не тухнет, а разливается по большей площади. Но откуда тем несчастным было это знать? Хорошо, что быстро прибыли пожарные и засыпал всё порошком, пусть на это ушло несколько часов. Пострадавших стали доставлять в больницы, жители и владельцы зданий – оценивать разрушения. Дворники начали убирать куски тел тех несчастных, кому не повезло попасть под винт или оказаться в здании в момент взрыва.

В тот день мне посчастливилось увидеть то, что я мечтал увидеть в прошлой жизни – как горит родная школа. Только в этот раз особой радости не было. Половина здания сгорела, половина восстановлению не подлежит. А там я, вообще-то, учился. Инцидент произошёл незадолго до начала занятий, так что в классах ученики были. Но обошлось без пострадавших – все своевременно эвакуировались.

Нас всех оперативно распихали по другим школам, так что учебный процесс задержался буквально на пару дней. С каждым постоянно работали психологи – вид дождя из, сначала, мелко порубленных пегасов, а потом горящего керосина многим запомнится надолго. Учась в единственной во всём городе естественнонаучной школе, я часто испытывал вполне нормальное чувство принадлежности к чему-то уникальному. Теперь же повернулось боком. В той школе, куда направили меня с Найт, биологию и химию преподавали по общей программе. Подруге было хорошо – она-то теперь может учиться по этим предметам на «отлично» без особых усилий и даже почти не обращаясь ко мне за помощью. Мне же нужна была углублённая программа, но с этим, увы, ничего не поделать.

В один день учительница объявила, что сейчас придёт пара пони, которые расскажут нам о защите окружающей среды. Многие навострили уши – это им показалось лучше, чем нудный урок. Я же опустил голову на парту – мне эта тема никогда интересна не была. Перестук восьми копыт, сначала робкое приветствие, потом бойкое и громкое. Я содрогнулся – я узнаю эти голоса. Подняв голову, я увидел Рейнбоу Дэш и Флаттершай.

Сохраняя крайне скучающий вид, я с нетерпением ожидал, когда же это закончится. Жёлтая пегаска говорила тихо, но вдохновленно, радужногривая же постоянно вставляла резвые, хоть совершенно ненужные комментарии. Про опасность двигателей внутреннего сгорания, в связи с недавними событиями, никто не возникал. Но вот когда речь зашла о вырубке тропических лесов в далёкой Зебрике, и предложили подписать протест, я не сдержался. Говорили, дескать, сорок процентов всего кислорода на Земле вырабатывается именно там. Я поинтересовался, причём здесь эти цифры, если эти леса – замкнутая система, то есть весь тот кислород расходуется на месте для гниения опавших листьев, мёртвых деревьев, умерших животных и продуктов их жизнедеятельности. Робкая Флаттершай сразу впала в ступор, Ренбоу Деш же показала себя не с лучшей стороны. Она подошла ко мне, узнать, почему я обижаю её подругу, не люблю природу и не уважаю рассказчиков. Я со скуки сказал, что мне не нравится, что малообразованные пони пытаются впарить мне искажённую информацию.

А что? Я слышал о Рейнбоу. Говорили, что у неё только семь классов школы и пара семестров погодного колледжа. Слишком зазналась из-за того, что добилась эффекта Прандтля-Глоерта в управляемом полёте без использования защитного снаряжения и забыла учиться. У её подруги чуть получше — неполное среднее образование и учится на зоотехника. Думаю понятно, что радужногривая найти аргументов не смогла, и прибегла к безапелляционному аргументу конченого быдла «ты чё, самый умный что ли?». Я в ответ поинтересовался, где она живёт, что бы знать, от какого района или города стоит держаться подальше, раз в нём живут такие как она. Она рассвирепела, но, к сожалению, Флаттершай вышла из ступора и прервала конфронтацию. Напоследок Рейнбоу позвала меня «поговорить» после уроков. Я с добродушной улыбкой развёл передние ноги в стороны, говоря, что все здесь – мои друзья, а мне от друзей скрывать нечего. Поэтому пусть либо говорит сейчас, либо молчит вечно. Забавно – как на свадьбе получилось. Урок, конечно, был сорван, учительница – недовольна, а меня самого отправили к директору. Как раз познакомлюсь с ней – если так пойдёт и дальше, мы будем видаться очень часто.

Новые одноклассники, которые сначала посмеивались над нашей милой беседой, услышав грозное имя директора, резко затихли, и провожали меня глазами так, как будто я на плаху иду. Мне-то страшно не было – физические наказания в школах отменили не одну сотню лет назад, мать, после того случая с табаком, перестала верить тому, что говорят обо мне в школе, а других методов воздействия на меня нет. Могли, конечно, объявить выговор с занесением в личное дело, но я тоже не беспокоился. Во-первых – я не сделал абсолютно ничего. Всякие свободы, как, например, свобода слова, охранялись в этом мире очень хорошо. Во-вторых – на «первый» раз могут и простить, а прошлое личное дело сгорело вместе со школой.

Директрисой оказалась единорожка с фестральими глазами. Не понимаю, чего в этом особого одноклассники увидели – к Найт же нормально отнеслись. Она начала говорить первой.

— По какому вопросу? – строго спросила она вместо приветствия.

— Учительница выгнала. Сказала без вашего письменного разрешения не возвращаться.

— А вы, кстати, кто? – у неё был такой вид, как будто она собирается меня есть.

— Пайпер, переведён сюда из естественнонаучной. Которая сгорела на прошлой неделе, — я не повёлся на такой приём – Найт так же делала, если мы ссорились.

— Что же произошло? – она посмотрела на мою метку, — Драка? Хранение оружия в здании школы?

— Нет, разговор.

— Угрожал насилием? – она говорила быстро, пытаясь оказать на меня давление

— Нет, высказал недовольство слишком вольной интерпретацией фактов и их недоговариванием, — я люблю иногда прибегать к официальному языку, особенно в разговорах с должностными лицами.

— Подробней.

Ну, я рассказал. Свою версию событий. Правда, не думаю, что директриса поверила. Главное – я получил разрешение и к концу урока был уже обратно в классе. Те двое к тому времени уже ушли, ну и отлично – надеюсь, мы больше не увидимся никогда.

Через пару месяцев опубликовали результаты расследования того падения вертолёта. Группа неизвестных, судя по останкам, грифонов и подростков всех рас, скорее всего, из числа трудных, проникли на территорию вертодрома. Забрались они в одно из воздушных судов, стоявших на ремонте. Версий следствия было две: сейф, который, кстати, сохранился неповрёждённым и просто хулиганские действия. Не сумев его взломать, преступники приняли самое дибильное решение, на которое только способно разумное существо – они решили украсть сейф. Но он был слишком тяжёлым, поэтому они решили украсть его вместе с вертолетом. Судя по всему, один из злоумышленников обладал представлениями об управлении такими механизмами, поэтому они благополучно запустили двигатели и взлетели. Дальнейшее можно объяснить только наличием большого количества алкоголя и наркотиков в их останках. На угнанном воздушном судне преступники полетели в сторону города. По информации с бортового самописца, один из них был астматиком, и они хотели заскочить за ингалятором.

Над городом у них кончалось топливо, заглохли двигатели, и вертолёт перешёл в режим авторотации. Далее злоумышленники обнаружили полные подвесные топливные баки, снова запустили двигатели, но хвостовой винт, который, кстати, и ремонтировали, разрушился. Вертолёт начал падать, крутясь вокруг своей оси. Находившиеся внутри, должно быть, почувствовали себя в центрифуге, и выбраться не смогли. Следствие установило, что они не покинули летательный аппарат, когда кончилось топливо в основных баках, из-за того, что заклинило двери. О наличии потолочного люка в кабине они либо не знали, либо побоялись воспользоваться при вращающемся винте.

Вертолёт врезался во второй и первый этажи здания в центре города пробив его практически насквозь, из пробитых баков начало вытекать топливо. В том доме находилась кондитерская, и кузница с другой стороны. От столкновения были поврежден газопровод и баллоны пропана и кислорода в мастерской. Повреждённая электрика дала искру, из-за которой произошёл взрыв. В радиусе примерно ста метров прошёл дождь из горящего керосина. Начались пожары, которые всякие неразумные попытались тушить водой, лишь увеличивая их площадь, и паника, которая сильно помешала работе экстренных служб.

Мячик ответственности за полные подвесные баки и немного топлива в расходном службы вертодрома перекидывали друг другу всё время следствия. Скорее всего, в дело вступили деньги и непросвещённость пони в не касающихся их областях – было решено, что злоумышленники сами заправили вертолёт. То, что они залили именно подвесные баки, свалили на их необразованность и наркотическое опьянение.

Этот инцидент получил большой общественный резонанс. Стихийно образовались множество движений за запрет воздушных судов тяжелее воздуха, а некоторые, с поддержки пока что эффективно конкурирующих производителей паровых двигателей, даже за полный запрет двигателей внутреннего сгорания. Сама Селестия выказала озабоченность данной проблемой, но в дело снова вступили деньги. Богачи, большинство из которых – единороги, не желая расставаться с таким быстрым и, главное, престижным транспортным средством выставили принцессе ультиматум. В ходе довольно длительного препирательства всё свалили на «трудных подростков», и движение затихло.

Всего погибло пятьдесят шесть пони, в основном посетители кондитерской, мастерской, их работники и жители дома. Пара сотен получила ожоги и прочие травмы. В больницы так же обратилось множество пегасов из облачной части Клаудсдейла с отравлением продуктами горения – поднимающийся дым летел именно туда. Четыре здания выгорели полностью, ещё два восстановлению не подлежали, несколько десятков получили повреждения. После этого инцидента служба авиационной безопасности была многократно усилена, и начались работы по разработке стандартов топлива – то, чем был заправлен вертолёт, было буквально на границе бензина и керосина. Поэтому вспыхнуло так хорошо. Личности горе-угонщиков установить не удалось – такие часто сбегают из дома навсегда и их никогда не ищут. Зацепка, что один из них обучался пилотированию вертолётов, ни к чему не привела. Все затраты взял на себя город.

Ещё начались разговоры о необходимости совершенствования школьной программы. Конкретно – о начале уроков охраны безопасности жизнедеятельности с пятого класса, а не с девятого. Если бы те пегасы знали, что горящие жидкости легче воды этой самой водой тушить нельзя, то разрушения были бы куда меньшими. Просто специфика трудового законодательства большинства штатов разрешает детский труд и такого понятия как «возраст сексуального согласия» нет. Поэтому многие бросают школу и идут жить отдельно. Государство хорошо субсидирует молодых матерей, а работать в той сфере, с которой связана кьюти марка, легко. Как сказал в прошлой жизни какой-то безмерно мудрый хрен: «Найди себе работу по душе и тебе не придётся работать ни одного дня в жизни». В этом мире это даже не мудрость, рядовая жизненная ситуация.

Меня этот инцидент задел аж трижды. Первое — мой особый талант снова оказался моим проклятием. Пристальная слежка сменилась тотальным контролем, хоть официально провели только разъяснительную беседу. Найт вообще чуть ли не в депрессию впала. Второе – всех «трудных» из прошлой школы заочно обвинили в соучастии — наши личные дела со всеми записями о правонарушениях, выговорах и прочем сгорели при пожаре, то есть мы были кое-как заинтересованы в этом. Третье – один из работников службы ГСМ вертодрома на допросах слово за слово упомянул, что я часто там бываю. Вместе с предыдущим пунктом подозрения на меня пали ещё сильнее, и какое-то время я находился под следствием.

Как только за мной пришли, я сделал вид, что я умственно-отсталый и знаю только фразу, что мне нужен адвокат. Как-то не помогло – нет законов, регулирующий срок, за который государство обязано предоставить его задержанному. Завели в кабинет для допросов, усадили по всем правилам – спиной к выходу, неудобный стул. Начали спрашивать — я молчу. Пытались давить и всякое такое – я молчу. Оставили в кабинете на сутки. Если с голодом и скукой кое-как можно было справиться, то с жаждой и без сортира тяжеловато. Снова начали беседу – я молчу. Следователям это не понравилось – молчит, значит есть, что скрывать. Но попить дали и в туалет отвели, чтобы от жажды и разрыва мочевого пузыря не умер. Дальше со мной попытался поработать «добрый» полицейский – я молчу. Похоже, я им надоел и мне предложили уйти, но с подпиской о невыезде. Я, естественно, ничего подписывать не стал. Ещё на сутки бездельничать. Попытались ещё раз завязать разговор уже с озвучиванием того, в чём меня обвиняют. Список был довольно обширный. Соучастие в угоне воздушного судна, поджоге, причинении смерти по неосторожности, кража… И всё это в составе преступной группы, что является отягчающим обстоятельством. Ещё начали угрожать, что повесят и «терроризм», но я также молчал. Ну и выгнали меня вон, намекнув, что они ещё вернутся.

Мать, конечно, волновалась страшно, хоть уже готова была смириться, что я съехал. Но меня искала и Найт. Мать сделала правильный вывод, что если бы я решил сбежать, то сделал бы это вместе с ней. На полицию они не надеялись – таких, как я, не ищут, а по законам этого штата частичная дееспособность, то есть уже можно жить самостоятельно, пусть и с ограничениями, наступает с четырнадцати лет или получения кьюти марки. И попытки найти меня могут быть расценены как желание попрать свободу выбора, право неприкосновенность личной жизни и прочую хрень. Мы, когда я нормально отъелся, стараясь не умереть от разрыва желудка, попытались обратиться в правозащитные организации, но они отказывались со мной работать, как только увидели мою метку. Посчитали, наверно, что я сам во всём виноват. Мы с матерью наняли адвоката, пытаясь сделать хоть что-то, но она сразу сказала, что шансов нет. И всё из-за метки. Даже грозное название «Команда Вондерболтс», которые встали бы на защиту интересов той, что уже много лет помогает им самим не оказаться за решёткой за экономические преступления, не сделало бы ничего.

На случай, если следователи попытаются добраться до меня через Найт, я её строго проинструктировал – молчать и требовать адвоката. Что бы они ни делали, это не убьёт, хоть и будет неприятно. Смерть пони, пусть и подростка из разряда трудных – серьёзный инцидент. Будет в обязательном порядке проведено хоть и формальное, но расследование, за время которого расходуемая бумага будет измеряться килограммами. Чуть ли не каждый, кто находился на тот момент в отделении, обязан будет написать сочинение не меньше чем на пять листов на тему «Что я лично сделал, что бы он не погиб».

Они приходили и второй раз, уже домой. Я, как послушный мальчик открыл им дверь и, сделав вид, что не узнал их, спросил, чего надо. Попросили пойти с ними. Я задал закономерный вопрос, задержан ли я, и, если задержан, почему мне не зачитывают права. Они сказали, что нет, не задержан. Просто зовут на беседу. Я, как гражданин, который чтит закон, послал их нахер. Они предложили поговорить на месте, раз я затрудняюсь идти с ними. Я снова послал их, сказав, что они войдут сюда только с ордером на обыск. Когда за ними закрылась дверь, я подумал, что последнюю фразу я сказал зря. Появилось нехорошее предчувствие. Следуя ему, я срочно эвакуировал документацию по вертолёту к Найт – дневные пони, будь то полиция или простые граждане, в такие районы не залетают.

Предчувствие не обмануло – к вечеру действительно пришли с ордером. Обыскали. Нашли кучу технической литературы и чертежи автомата Калашникова. Хорошо, что в этом мире нет огнестрельного оружия, и они не смогли понять, что это. Не найдя ничего, что дало бы им основание для задержания, они ушли. Но, думаю, ещё вернуться.

Вообще, в деле полуофициального избавления общества от нежелательных элементов, эти самые элементы не всегда становятся средними эквестрийцами, перевоспитываются в тюрьмах или погибают в бандитских разборках. Иногда давление переламывает молодого пони настолько, что у него в голове появляется отличная идея избавить мир от себя или себя от главного источника проблем. Если в первом случае всё заканчивается удачно или в психушке, то со вторым веселей. Однажды я увидел пони с очень странной меткой. Чём-то похоже на ожог, но только шерсть на том месте не растёт и на разных сторонах немного различается. Как оказалось, некоторые впадают в сильную депрессию и срезают кьюти марку, считая её источником всех проблем. Я, по своему опыту, за «все» не поручусь, но вот за большинство – уж точно. Найт, например, эта тема сильно гнобила, не в пример мне, которому было похер. Приходилось вытягивать её из депрессий новым действенным средством – отношениями. Типа мы вдвоём против всего мира. Романтично до жопы, хоть и не слишком реалистично.

Интерес к вертолётам на какое-то время угас. Мой полностью готовый проект, который я уже собирался отправлять в Сталлионградское бюро вертолётостроения, пришлось отложить в сторону на пару лет. Думаю, если сейчас опубликуют характеристики «моего» вертолёта, то перед заводом образуется огромный стихийный митинг с требованием немедленно уничтожить всю документацию и забыть всё, что видели. Многие пришли бы в ужас от мыслей, что может натворить двадцать шесть тысяч восемьсот литров керосина, вспоминая, на что способны всего две.

Сам Сталлионград мне всегда был привлекателен. Для начала – очень созвучное название с одним городом из прошлой жизни. Дальше – там занимались практически только производством. Ни один город Эквестрии не мог похвастаться тем же, в основном – услуги и сельское хозяйство. То, что делали в Клаудсдейле, я считал хренью низкой объективной важности. Возможности прошлой жизни в управлении погодой ограничивались разгоном облаков на праздники, и ничего, жили же как-то. Только потом я узнал, что там производят погоду для тех мест, где она нужна. Типа облака для тех мест, где засуха, и в таком духе. Остальным же занимаются региональные погодные команды, которые управляют всякими циклонами и антициклонами, образующимися вполне естественным образом.

Я составил примерную цену производства своего вертолёта на Сталлионградских заводах и пришёл в ужас – стоимость единичного экземпляра получалась куда выше, чем в прошлой жизни. Больше ста миллионов бит за штуку – слишком много, учитывая, что ценность местной валюты почти аналогична доллару из того мира. Чтобы хоть как-то подвести до приемлемого уровня, их надо производить сотнями, если не тысячами. Решение пришло поздновато, но, главное, пришло. Я решил прибегнуть к техномагии.

В прошлой жизни, читая фантастику, я подобное очень не любил. Особенно, когда шла проекция того мира со смесью магии и технологий, и подразумевалось, что это было всегда. Наверно авторам таких рассказов не понять, что тот мир стал таким, какой он есть, именно потому, что в нём магии нет. И речь идёт не только технике, а ещё об обществе. Читая произведения фантастов двухсотлетней давности ещё можно было с натяжкой сказать, что они угадали с телевизорами, самолётами и мобильными телефонами. Но вот с использованием в повседневной жизни манер, одежды, и состояния общества в целом не угадал ни один. Из-за любого отклонения в прошлом мир не стал бы тот мир таким, какой он был. Или стал бы, но за совершенно другой срок.

Я уже несколько лет переписываюсь с Твайлайт Спаркл. Хоть она больше по магии, я, чтобы поддерживать её заинтересованность, обсуждаю с ней физику, математику, химию и биологию. В последнее время начал подводить её к механике, так что не возникло трудностей, когда я попросил помочь с проектом. Хоть она и не знала сути, её помощь очень пригодилась. Я высылал ей технические рисунки некоторых деталей с вопросом, как можно уменьшить массу и цену, используя магию. Поначалу Твайлайт предлагала полностью заменить магией эти детали, не видя связи между ними – я высылал рисунки деталей из разных частей вертолёта. Но я был непреклонен – только такая магия, которая бы работала без поддержки сколько же, сколько ресурса было первоначально, или больше. Заодно она просветила меня в основах, так что я мог немного работать самостоятельно.

Результат превзошёл мои ожидания, но плохим быть не перестал. Многие системы были бы упрощены до полной архаичности, и поэтому их размер и масса уменьшилась бы до абсолютного минимума. Это приведёт к потере центровки и образованию «полостей», в которых раньше что-то было. Придётся полностью переделывать аппарат. Например, новый высотомер состоял только из стрелки, шкалы и зачарованного элемента. Плюс я не знал, сколько это будет стоить – мастера зачарования открывали прайс-листы только при непосредственном обращении, и существуют ли вообще некоторые заклинания.

Как говориться, под лежачий камень вода не течёт, поэтому я постоянно покупал или выписывал технические журналы и Сталлионградские газеты. Хоть вероятность того, именно сейчас объявят конкурс на создание вертолёта, схожего по применению с моим – мала, я не отчаивался. В случае чего можно отправить документацию на изредка проходящую техническую выставку.

Правда, всё мне это придётся делать анонимно из-за кьюти марки. Те, кто будет оценивать проект, вполне справедливо могут посчитать, что там «случайно» допущены фатальные, но незаметные ошибки в проектировании. И в один прекрасный день дорогущие летательные аппараты, несущие на себе не менее дорогой груз или сотню пони, внезапно начнут падать. А так как авиакатастрофа это квинтесенция самых маловероятных событий, падать вертолёты будут с самым дорогим грузом в отсеке и на подвесе, полными баками, с максимальной высоты и обязательно на жилые районы. Которые, в свою очередь, будут построены из дерева с несоблюдением большинства противопожарных норм.

Название я решил не менять, так и оставил «Ми-26». Типа «Ми» от слова «миля», а вот почему «26» я так придумать и не смог. Хотя по первичным расчётам это получалась приблизительная грузоподъёмность при обильным использованием техномагии.

С директрисой у меня отношения были нормальные. Хоть я и входил в разряд трудных, и ей предписывалось относиться ко мне плохо, я не её боялся, что ей очень льстило. И ещё я повысил среднюю успеваемость по школе, а уровень финансирования зависит именно от неё. Однажды, под конец учебного года, она меня позвала к себе.

— Здравствуй, Йоахим.

— Здравствуйте, — не знаю почему, но я не люблю произносить имя собеседника во время разговора, даже если нужно так-то обратиться.

— Учебный год заканчивается, а после девятого класса многие уходят. Куда-нибудь собираешься?

— Да, в десятый-одиннадцатый класс.

— Правда? – кажется, это было искренне, — С твоей успеваемостью ты сможешь бесплатно учиться в любом погодном колледже, спортивной академии или…

— Что ещё за расистский стереотип, что пегасы способны только пинать облака и бегать по спортплощадке? – кажется, так резко прерывать её было не лучшей идеей – во, как сразу зыркнула.

— Конечно, ты сам вправе выбирать, куда поступать, — говорила она чуть медленней обычного. Похоже, моя выходка её задела, — Но я тебя вызвала по другому поводу.

— Конфеты раздавать будете? – нельзя было не сострить.

— Тебе бы только шутки шутить. Всё куда серьёзней – нахмурилась она.

— Я был подозреваемым в соучастии в Клаудсдейльсокй авиакатастрофе. Вот это уже серьёзно. Остальное после этого кажется довольно незначительным.

— Но всё же нормально обошлось?

Когда я после двух суток в отделении пришёл в школу, мне задали закономерный вопрос, почему это я прогулял два дня. Ну, я честно ответил, как всё было. Прослыл за это лжецом. Потом правда вскрылась, когда меня пытались вызвать поговорить через школу, но неприятный осадок остался.

— Можно сказать и так, — конечно, я бы мог начать жаловаться на жизнь, но я здесь не за этим, — Что случилось?

— Я хорошо к тебе отношусь, Йоахим, но в этой школе ты нежелательное лицо. Моё предложение – ты заканчиваешь девятый класс и добровольно покидаешь нас навсегда. Я, в свою очередь, выпишу тебе хорошую рекомендацию и, отправляя документы, «потеряю» некоторые сведения, — она недвусмысленно посмотрела на мой круп, — Например о кьюти марке.

На раздумья я потратил секунды три. Это – обычная средняя школа для обычных средних пони. Мне же нужна усиленная биология и химия. Я уже думал о том, чтобы перевестись, но сейчас ситуация куда более удачная – не я перевожусь, а меня переводят.

— Я согласен, — я сделал драматическую паузу, но директриса расценила её как возможность самой задать вопрос.

— Куда же ты хочешь?

— Кантерлотская старшая школа естественных наук.