Коварное кредо Каннинга
6. "Кто сражается с чудовищами..."
Когда растворил останки Эни Райтера в Озере и вернулся домой, Лиры уже не было: проснулась и ушла. Следовало побеспокоиться о том, как она объяснила себя наше с Райтером отсутствие, и куда делась, но у меня не было на это сил.
Не поев и не умывшись, повалился на кровать и забылся.
Мне никогда не снятся сны, и наутро я пожалел об этом: хотелось, чтобы всё случившееся накануне оказалось лишь мутным кошмаром.
Рэдхарт получила свою Метку, потому что с раннего детства стремилась исцелять пони. Я получил свою, потому что с раннего детства стремился к крови и насилию: хотел видеть их – и увидел. Всегда считал, что причина в том, что стало с моей мамой, но слова Райтера заставили задуматься: что, если мамина смерть не причем, если я не стал, а родился чудовищем? В этом случае мне некого винить: никто не искажал мою природу, она изначально была порочна.
Я собирался поехать к Твайлайт на День Согревающего Очага. До праздника оставалась всего неделя, но я не мог терпеть, мне нужно было узнать правду прямо сейчас.
Без аппетита затолкал в себя несколько кусков хлеба, запил горьким кофе и поскакал в тренажерный зал. По воскресеньям он не работал, но Балк Байсепс жил там же – он был ближайшим источником информации о моем детстве.
Огромный белый пегас висел на брусьях перед домом. На морозном воздухе от его тела исходил пар.
– Здорово, сынок, – крикнул мистер Байсепс, завидев меня, – решил подкачаться? Зал сегодня закрыт, но для тебя сделаю исключение.
Мы прошли внутрь, Байсепс включил везде свет, хотя в окна его и так проникало достаточно.
– В последнее время ты часто пропускал занятия, сынок. Я рад, что ты пришел.
Я машинально подхватил магией гантель, сел на пол и зажал ее в копытах. Несколько раз поднял и опустил.
– Почему вы зовете меня сынком?
– Ну…, дык, это…, – Байсепс удивленно поскреб затылок, – я ж всех так зову. Если тебе не нравится, давно бы сказал.
Я отложил гантель и выдохнул:
– Вы были особенным пони моей мамы?
– Похоже, ты не заниматься пришел, а ради серьезного разговора, – вздохнул мистер Байсепс и сел рядом: – Что ж, я много лет ждал его. Когда мамы не стало, я хотел забрать тебя, но принцесса Твайлайт не позволила. Я смирился, думал, ты обо мне и не знаешь. Вы с ней поэтому поругались – потому что ты узнал, что она разлучила тебя со мной? Хотя не могу ее винить: твоя мама много значила для принцессы, понятно, что она не хотела с тобой расставаться. Почему же ты не поговорил со мной сразу, как узнал? Извини, я не в претензии: мне и самому следовало проявить инициативу, но… знаю, по виду не скажешь, но…
– Вы стеснительный, как мама.
– Нет, не как она, – Байсепс грустно улыбнулся. – Внешне она, может, и была робкой, но когда требовалось, не было пони самоотверженнее нее. Я же наоборот: снаружи бык, а внутри… эх. Мы как бы дополняли друг друга, сынок. Поэтому и сбли… сдружились.
Я привык гордиться своей маской нормальности, считал себя уникальным. Но с течением времени понял, что все пони что-то скрывают. Балк Байсепс прячет за мускулами характер ягненка. Спайк прикрывается разбитной веселостью, чтобы никто не заметил, как он тоскует по Рэрити. Хамбель Найс, которая всегда выглядела нерешительной, в ночь выпускного открыла мне свою страстность. Рэдхарт броней врачебного цинизма защищала ранимую душу… Проклятье!
– Я по-настоящему ваш сын? – прямо спросил я.
Байсепс неопределенно покачал головой и уставился в пол. Узор на линолеуме, имитирующий древесный, по форме напоминал безногого пегаса: «Мне уже не встать, но я могу летать», – как напевал один из монстров.
– Да или нет? – настаивал я.
Мистер Байсепс молчал с минуту, потом прошептал:
– Нет. Я хотел, чтобы у нас с твоей мамой были дети, но ты появился раньше, чем мы решились. Мама нашла тебя в Вечнодиком Лесу…, ты был не похож на пони, но мама сразу привязалась к тебе, и мы стали заботиться о тебе, как о нашем сыне.
Байсепс сглотнул. Похоже, ему непросто было это сказать. Да и мне нелегко услышать.
– Каким я был?
– Ну, – замялся Байсепс, – другим…
Он не знал, как меня описать. Не знал слова «люди».
– Ты стал пони после смерти мамы.
– И Твайлайт это знала? – нахмурился я.
– Да. Мама показывала тебя всем своим подругам, говорила: «Смотрите, какой милашка».
– Почему ты ничего мне не рассказал?
– Я…
Бросился на Байсепса и толкнул его на стоящую рядом скамью: от неожиданности он не успел оказать сопротивления. Сел на него сверху, поднял телекинезом гриф с тяжелыми блинами и опустил ему на шею.
– Почему?
– К-каннинг, – прохрипел Байсепс, его глаза покраснели, на шее проступили толстые вены; я ослабил давление грифа, и он продолжил: – прости. Принцесса Твайлайт не хотела, чтобы ты знал…, и мама, думаю, тоже не захотела бы. Ты был для нас как сын, такой же пони, как мы.
– Но я не пони, – прошипел я, снова надавив штангой Байсепсу на горло. – Вы вырастили чудовище.
– Каннинг, прекрати! – велела возникшая рядом поддельная Твайлайт. – Оставь его, это против кодекса!
– Твой кодекс – бред, такое же вранье, как и всё, что окружало меня по твоей милости.
– Я хотела защитить тебя.
– Ты знала, что я того же племени, что и убийца мамы. Ты знала, что я с самого начала был монстром, а мне говорила, что меня таким сделали. Какого было смотреть на меня – и видеть убийцу твоей подруги? Знать, что в моих венах течет такая же кровь, такая же порочность?
– Люди не рождаются злодеями, – возразила Твайлайт, – и ты не родился. Поэтому я не врала, когда говорила, что ты жаждешь крови из-за маминой смерти. Вспомни о Спайке: он дракон, но жизнь среди пони сделала его отличным от сородичей, научила его добросердечию. И тебе не обязательно быть человеком: неважно, кем мы рождены, главное – как мы воспитаны.
– Ты воспитала меня лживым убийцей. Кровожадность была во мне изначально, а ты научила лгать: у самой богатый опыт.
– Смерть твоей мамы выбила у меня – у всех нас – почву из-под ног. Я забыла о вере, надежде и прощении. Но теперь вспомнила и уверена: если ты откажешься от убийств, настоящая Твайлайт примет тебя обратно. Ты снова обретешь семью. Отношения с Рэдхарт показали, что ты можешь стать подлинной частью общества, необходимой и любимой. Возможно даже, ты помиришься не только с Твайлайт, но и с ней. Разве ты не скучаешь?
– Скучаю, – признал я.
Никогда не думал о том, чтобы отказаться от охоты на монстров. Но, возможно, моя галлюцинация – то есть, я сам – права: я могу простить их и поверить, что сам способен исправиться. Эни Райтер мертв, и больше ничто не связывает меня с прошлым: мама отомщена, пришла пора остановиться. Я могу находить людей для Лиры – и оставлять их в покое, и все будут довольны.
Напрягся, ожидая услышать сердитое ерзанье на мозжечке, но Тёмный Кучер молчал: казалось, Твайлайт его победила. Впрочем, его и не было никогда. Он – просто еще одно мое оправдание: «Это не я, это Тёмный Кучер всех убивает». По-хорошему, я должен понести кару за всё, что сделал…
– Для начала отпусти Балка, – напомнила Твайлайт.
Я спохватился и отбросил штангу. Мистер Байсепс зашелся кашлем и сел на лавке, потирая копытами горло.
– Прости, – повинился я. – Я не хотел повредить тебе, просто то, что ты сказал, выбило меня из колеи. То, что я не пони, объяснило все… трудности, с которыми я сталкивался в жизни. Если бы я с самого начала знал об этом…
– Без обид, сынок, – прохрипел Байсепс, продолжая массировать шею. – Я рад, что наши тренировки не прошли даром: ты силен. Значит, была все-таки и от меня польза.
Повинуясь порыву, я обнял Байсепса. Он обхватил меня в ответ так, что у меня хрустнули ребра.
– Насчет тренировки, – выдавил я, – боюсь, сегодня не получится. Я вдруг понял, что должен кое-куда сходить.
– Сдать книги в библиотеку?
– Нет. Извиниться перед одной пони… и признаться ей в любви.
Когда я выбежал из спортзала, с неба валил снег. Крупные легкие хлопья быстро ложились на землю, скрывали потрескавшуюся от холода затвердевшую грязь, укутывали мягким саваном мертвую траву, наконец, даря ей вечный покой. Видимо, в пегасах из погодной службы проснулось праздничное настроение, и они решили не откладывать снегопад до следующей недели.
Взволнованные пони высыпали на улицу, жеребята перебрасывались снежками, пытались лепить снеговиков и крепости, хотя слой снега был еще тонким. Взрослые глядели на небо, смаргивая от попадающих в глаза белых хлопьев, и улыбались.
День Согревающего Очага – торжество дружбы и примирения, любимое всеми пони. Впервые я, кажется, разделял их чувства, ощущал себя частью общества, радовался своей причастности к каждому из прохожих.
Эта радость несравнима с удовлетворением от убийства, она невещественна, невесома, она снисходит, как благословление, как откровение. Неужели это то самое чудо, волшебство, о котором рассказывала Твайлайт, и которое, как я думал, покинуло Эквестрию с появлением людей?
Я скакал в дому Рэдхарт. Так толком и не рассказал ей о своих чувствах, потому что думал, что у меня их нет. Но теперь надеялся объясниться с ней и вымолить прощение за инцидент с Лирой. Собирался рассказать, что искал для нее людей, потому что могу их вычислять. Потому что я сам человек. Но ей не стоит знать об убийствах: это знание – мой удел, моя ноша, «мой крест», как говорят люди. Я собирался сказать Рэдхарт, что люблю ее и Сэйфи, и хочу провести с ними всю оставшуюся жизнь.
Рассчитывал увидеть Сэйфи лепящей снеговика возле дома, но маленькой пони было не видать: может, ускакала играть с подружками. Постучал в дверь – никто не открыл. Стряхнул с окошка налипший снег и заглянул внутрь: занавески были задернуты, сквозь зазор между ними увидел сумрачную комнату и белый силуэт на полу.
Рэдхарт!
Я ударил в дверь задними ногами – и она слетела с петель: околачивание яблок в саду Эппллов не прошло даром.
Ширма, разделяющая прихожую и кухню-столовую, была повалена. На столе стояли початая бутылка вина и пустой бокал. На полу лежала Рэдхарт, ее глаза были закрыты. Какой-то миг я думал, что она просто напилась и заснула на полу: очевидно, снимала алкоголем стресс после нашей ссоры. Сэйфи мирно спала наверху, а Рэдхарт сидела здесь и пила, а потом уснула. Ведь уснула, да? Да?
Пересилил себя, приблизился к ней и прощупал пульс: тишина, неподвижность. Тело уже начало коченеть.
Кто напал на нее? Я знал, но не хотел убеждаться. Но копыта сами принялись поднимать шерсть на шее Рэдхарт: под ней обнаружился малиновый след струны.
Проснувшись, Лира поняла, куда и зачем я увез Райтера. Также, она поняла, что Мэр не поверит ее рассказам, поэтому решила отомстить иначе – она знала о наших с главврачом отношениях.
Пригладил шерстку на шее Рэдхарт, чтобы она снова закрыла след от удавки. Опустился на пол рядом с телом.
Я убил пятьдесят семь чудовищ, и каждый раз был уверен, что они получают по заслугам. Но Рэдхарт заслуживала совсем другого: достойную работу, уютный домик и счастливую дочку, и любящего мужа. Она заслуживала, по меньшей мере, настоящего доброго пони рядом. А вместо этого получила… меня.
«Не время для этого!» – одернул я себя. Вскочил и метнулся на второй этаж. Спальня Рэдхарт пустовала.
В спальне Сэйфи на кровати лежала маленькая невинная пони. В ее раскрытых глазах застыло удивление, непонимание: «Почему, Каннинг? – спрашивала она. – Почему ты погубил нас с мамой?»
Их убила не Лира, а мои беспечность и эгоизм. Благодаря маске и кодексу я считал себя неприкасаемым и наивно полагал, что эта неприкасаемость распространяется на всех, кто мне дорог.
Копытом опустил Сэйфи веки.
Я ответственен не только за эти две смерти. Сэнди Дрима и Бон-Бон Лира убила из-за меня. Оставив ее в живых, я не нарушил букву кодекса, но втоптал в грязь его дух. Глупо было надеяться, что я смогу просто бросить убийства и жить, припеваючи. Люди принесли в Эквестрию боль и насилие, и я – один из них. Не какие-то абстрактные монстры, а я изуродовал личность Лиры, породив ее Тёмного Кучера. Пришла пора нести ответственность и исправлять ошибки. Пришла пора вспомнить о миссии, которую Твайлайт хотела возложить на меня: защитить пони от чудовищ.
Снегопад усиливался. Тучи сгустились, закрыв солнце, лишь светящиеся вывески мутнели в зимней хмари. Горожане разбрелись по домам, один я скакал через опустевший Понивилль к дому Лиры. Сугробы росли на глазах, ноги утопали в снегу, несколько раз я спотыкался и чуть не падал.
Добравшись до дома, заколотил в дверь. Открыла молодя бирюзовая пони, видимо, новая соседка.
– Лира здесь?
– Тише, не орите, – она прижала копыто к уху, – да, здесь.
Оттолкнув соседку, я прошел внутрь и направился на второй этаж и по коридору направо – в комнату Лиры.
Стены были обклеены нотными листами, некоторые строки в них выделены маркером. На тахте лежали толстая тетрадь и золоченая лира. Хозяйка ковырялась в камине, пытаясь поджечь дрова магией. Обернулась на звук и, увидев меня, резко поднялась.
– Каннинг, не сердись! – выпалила она. – Я сделала это для тебя.
Должно быть, моя морда выражала такую злобу, что даже ее проняло.
– И что ты сделала?
– Когда я вчера проснулась и не нашла вас с Райтером, то решила, что он ушел к себе в гостиницу, а ты – к Рэдхарт. Но мне надо было точно это узнать, поэтому я пошла к ней, чтобы найти там тебя. Но она была одна, пьяная. Наорала на меня и сказала, что вы с ней поссорились. Тогда я поняла, что она расстроила тебя, и ты убил Эни Райтера, чтобы выпустить злость. Рэдхарт мешала нам, Каннинг! Из-за нее ты нарушил обещание! Но ты не виноват – она виновата. Ничего страшного, мы найдем еще людей.
– А Сэйфи тоже виновата? – я шагнул к Лире, и та попятилась, упершись в стену справа от камина.
– Они мешали тебе, не давали сосредоточиться на поисках.
– Мне жаль, что так вышло, – проговорил я, – жаль, что из-за меня ты стала такой.
– Какой? – не поняла Лира.
– Чудовищем. А я убиваю чудовищ.
Пропофола у меня с собой не было, поэтому я кинулся к Лире, намереваясь нейтрализовать ее ударом в висок. Но когда уже почти коснулся ее, вокруг моей шеи обмоталась окутанная золотистой аурой струна и потянула меня назад. Отступил на шаг, струна сжалась сильнее.
– Не вынуждай меня, Каннинг, – нахмурилась Лира, отходя от стены. – Ты нужен мне, но я должна защищаться. Если ты не поможешь мне, я убью Хамбель Найс или, может, Рафа, или мистера Байсепса. Да любого другого пони! Ты ведь, по идее, должен защищать их, вот и защити – делай то, что я хочу. Найди мне людей!
Удавка сжалась еще крепче, я опустился на пол и попытался оттянуть ее передними копытами. Процедил:
– Тебе плевать на людей. Ты просто ищешь оправдание, чтобы убивать.
– Нет! – воскликнула она. – Заткнись!
– Раньше я думал, что только они могут быть монстрами, но теперь вижу, что ошибался.
– Я не монстр! Ты – монстр! Я делаю это из-за тебя.
Слова, знакомые до боли: не я ли кричал то же самое трупу Стилвинга? Найти оправдание, избежать раскаяния, выставить себя жертвой, – к этому стремятся все убийцы.
Может быть, я заслужил такой конец. Пусть Лира задушит меня. Но тогда кто защитит пони от нее? Она не перестанет искать людей внутри них. Сражайся, ищущий искупления Каннинг!
Я нащупал магией кочергу в камине и дернул ее в направлении затылка единорожки. Та вскрикнула и ослабила хватку. Сбросил с себя струну и кинулся на нее. Треснул копытом по рогу, ударил в челюсть и стукнул головой о стену. Лира повалилась без создания. Молодчина, Каннинг, избил немолодую пони! Что дальше, отнимешь конфетку у жеребенка?
Нашел в ящике стола нож для бумаги и воткнул Лире в рог. Раскрыл ставни, стылый ветер тут же внес в комнату рой снежинок. Сбросил единорожку в сугроб под окном и прыгнул следом.
На улице уже бушевала вьюга: пегасы перестарались. Взвалил Лиру на спину и сквозь снежные вихри поволок ее к своему дому. Прохожих не встретилось: разразившаяся пурга не располагала к играм и свежем воздухе и предпраздничному настроению.
Дома вколол Лире лошадиную дозу транквилизатора. Немного погрелся, погрузил ее и инструменты в телегу и поскакал к Вечнодикому Лесу.
Сугробов здесь почти не было: большая часть снега не достигала земли, оседала на переплетенных кронах. Лишь кое-где ветви, не выдержав его тяжести, сгибались, и крупные легкие комья с тихим шорохом падали вниз.
Тяжелые снеговые тучи застилали небо, не давая увидеть луну. Какая она сегодня: слепая, жирная и жадная, или ясно-серебристая, пронзительно глядящая на мир? Сегодня та самая ночь? Нет никаких особых ночей и обстоятельств, есть только мы – и наши поступки, мы сами делаем время особенным или убиваем его.
Добравшись до входа в грот с Зеркальным Озером, я разгрузил телегу и пополз по тоннелю, толкая Лиру перед собой.
В гроте было достаточно тепло: Озеро никогда не замерзало.
Я всегда говорил с монстрами перед убийством. Кроме первого раза. И кроме последнего. Этого.
В общем-то, я уже давно убил Лиру, разобравшись у нее на глазах с Нойзи Лукером. Теперь осталась лишь формальность – сделать так, чтобы ее тело перестало двигаться и причинять пони вред.
Перерезал ей горло и, не расчленяя, столкнул труп в Озеро. По зеркальной глади побежали круги, она на миг покраснела, и тут же стала прежней.
Я прежним оставаться не мог. Сегодня днем я решил отказаться от убийств людей. Но больше я ничего не умел.
Мне осталось сразиться с последним чудовищем – с самим собой.
Вся моя жизнь – подделка. Я ненастоящий, недоучившийся доктор, фальшивый пони. Едва Рэдхарт стала для меня чем-то реальным, я лишился и ее, как будто незримая сила отталкивала от меня всё подлинное.
У меня даже характера нет, один лишь свод правил, совокупность ритуалов и готовых фраз, выстроенная вокруг Тёмного Кучера. Который тоже выдуман.
У людей есть понятие «компьютерная программа». Если я правильно понял, то я – это она. Набор алгоритмов, которому в какой-то момент показалось, что у него есть самосознание, воля и желания.
Я – мертвое тело, машина, движимая одной функцией, одним кредо: убивать монстров. И эта машина столкнулась с фундаментальным противоречием: она сама монстр, причем ничем не отличающийся о тех, которых она должна убивать.
– Каннинг, ты не машина, – снова появилась рядом Твайлайт, – ты живой, но сейчас опять пытаешься отрешиться от эмоций, чтобы не чувствовать горечи о смерти Рэдхарт и Сэйфи.
– Я чувствую всё: горечь, вину, злость, досаду, ярость.
– А любовь? Сосредоточься на ней. Оплачь погибших, отпусти их.
– Я не умею плакать, – обернулся к Твайлайт и указал копытом на сухие холодные глаза. – Видишь? Все мои привязанности поверхностны. Пройдет день или два, и я вообще забуду о главвраче с дочкой. И за это я себя ненавижу.
Всю жизнь я ненавидел людей, называл их монстрами. Но – кто сражается с чудовищами? «А судьи кто?» – как саркастично вопрошал один из них.
Нужна была последняя проверка. Посмотрел на свое отражение в Зеркальном Озере – и применил к нему особый талант.
Крошечного Каннинга разбудили громкие голоса: мамин и незнакомый. Плачем я завил о своем возмущении, но никто не подошел, не спел колыбельную, не приласкал. Они сами начали кричать и шуметь.
Потом я услышал топот, и стало тихо. Выполз из пеленок и выглянул между прутьев кроватки: мама лежала на полу, облитая чем-то красным. Обхватил деревянный прут короткими розовыми пальцами и позвал:
– Ма-ма.
Она не откликнулась. Впервые не откликнулась на мой зов! Мне стало обидно и страшно. Я хотел к ней и не понимал, почему она не реагирует. Еще я был голоден спросонья. Почему мама меня не кормит?
Вдруг у меня заболели ноги, руки и спина. Я заревел, вертясь в кроватке, но и тогда мама не подошла.
Когда я вновь посмотрел на свои руки, они оказались такими же, как у мамы. Я хотел показать ей, что стал похож на нее.
– Ма-ма.
Она по-прежнему не двигалась. А я теперь не мог даже взяться за прутья кроватки. Зато их вдруг окутало бледное дрожащее облако, и они преломились.
Вывалился на пол, больно ударился. Снова заплакал и пополз к маме.
Ее мягкие волосы, которые я любил тягать, пропитались теплой красной жижей.
– Мама.
Притиснулся к ней, уткнулся мордочкой в гриву и от голода начал обсасывать мокрые волосы…
Воспоминание кончилось. Каннинг снова был взрослым и смотрел в Зеркальное Озеро.
Справа от моей морды парил окутанный бледной аурой скальпель, слева дрожало воображаемое отражение Твайлайт.
«Ты имеешь право, – оскалилась моя морда, мой Тёмный Кучер. – Не распускай нюни, как какой-то тупой пони или трусливый человек. Вылезай отсюда, нам еще стольких нужно убить!»
– Поезжай в Кантерлот, – мягко сказала Твайлайт. – Помирись с приемной мамой, расскажи ей, что изменился.
Мизансцена напомнила мне школьную постановку ко Дню Согревающего Очага – в прошлом году в такой участвовала Сэйфи: три народа заперты в пещере, а снаружи бушует метель.
Нас тоже было трое: Кучер – моя тёмная сторона, Твайлайт – моя светлая сторона, и я – неизвестно, кто. Пусть и похоже на старую сказку, вряд ли мне удастся жить долго и счастливо.
Тёмный Кучер есть у каждого, но далеко не каждый сдается в борьбе с ним так легко, как я.
Если убью себя, будет ли это справедливым наказанием за мои злодейства, или актом трусости, желанием избежать угрызений моей едва народившейся совести?
Я не знал. Уверен, для нормальных пони или людей ответ был бы очевиден, но мой моральный компас не имел стрелки. Единственное хоть отдаленно похожее на мораль знание, которое я усвоил, – это кодекс. Оставалось лишь следовать ему.
Отражение пони, человека и монстра, известного под именем Каннинг Спэттер, недоуменно посмотрело на меня, и я спросил:
– Знаешь, какое мое кредо?
От автора. Четвертый отчет о магии фанфиков.
Дорогие читатели и авторы Сториса,
Спасибо за внимание и прошу прощения за то, что не было дроппода.
Во время сочинения этого рассказа я не узнал ничего, просто пишу это, чтобы потратить ваше время. И чтобы поддержать традицию, начатую год назад, когда я закончил свой первый фанфик и решил по приколу заключить его стилизацией под отчеты Твайлайт Спаркл о магии дружбы.
Я был готов к тому, что этот фанфик примут в штыки за дарковость, но никак не ожидал уличений в паладинстве. Повторю то, что уже писал в комментариях: люди здесь – просто расходный материл для ГГ, на их месте мог быть кто угодно, но я решил не париться и использовать их. Кроме того, бытует мнение, что пони стали так популярны, потому что похожи на людей, и что для создания хорошего понифика нужно писать о пони так, будто они люди. Короче, никакого противопоставления пони и людей здесь нет. В голове ГГ – может быть, но не в моей. Надеюсь, мы все достаточно умны, чтобы понимать: повествование от первого лица не означает автоматически авторского присутствия, это лишь прием, служащий для решения тех или иных стилистических задач. Книги о Декстере написаны по большей части от первого лица, а в сериале-экранизации мы постоянно слышим внутренний монолог этого персонажа, поэтому и в понификации везде «я».
Хотя Декстер мне, конечно, нравится. Иначе бы не стал писать его понификацию. Возможно, я сейчас занимаюсь этимологией Задорнов-стайл, но мне кажется, что слова «монстр» и «демонстрировать» однокоренные, да и «чудовище» (отрицательная коннотация) родственно слову «чудо» (положительная коннотация). Итак, монстры – те, кто привлекает внимание, те, на кого хочется смотреть. Они интересны. А поскольку я не являюсь каким-то особенным человеком, предполагаю, что мои интересы и вкусы совпадают с интересами и вкусами определенного количества других людей, с которыми я и хотел поделиться этим фанфиком.
Итак, я понифицировал «Декстера», как и хотел, и продолжения не будет. Не потому что Каннинг умер: он мог и не решиться на самоубийство, и выжить, и ходить дальше со шрамом на шее, как Остап Бендер, и упасть в Озеро, когда жизнь еще не покинула его, и стать клоном, – а потому что любые дальнейшие его приключения увлекут нас слишком далеко от знакомых по сериалу персонажей, а я, как уже писал в комментариях, не вижу смысла в фанфике, в котором нет героев из исходного произведения. Однако, «Декстер» – это серия книг: «Дремлющий демон Декстера», «Добрый друг Декстер», «Деликатесы Декстера» и т.д., поэтому я, разумеется, думал над продолжениями – по крайней мере, подбирал слова на «К» для заголовков.
Чтобы не пропадали, скажу, что Каннинг Спэттер НЕ вернется в рассказах:
«Компетентный коллега Каннинг». Вместо погибшей Рэдхарт директором больницы становится элитный врач из Кантерлота. Он очень недоволен своим переводом в провинцию, решает навести порядок и увольняет Каннинга за частые прогулы и воровство с больничного склада. Кроме того, оказывается, что весь персонал больницы считал Каннинга подлизой и карьеристом («Он приударил за Рэдхарт ради повышения!»). Наш герой подозревает, что с новым директором что-то нечисто, и выясняет, что в Кантерлоте он ставил опыты на людях. Поскольку после пережитого Каннинг больше не считает всех людей априори монстрами, он вступает в конфронтацию с новым директором, и в ходе ее медленно и сложно завоевывает симпатию бывших коллег.
«Кантерлотские каникулы Каннинга». Он приезжает-таки в Кантерлот и налаживает отношения с настоящей Твайлайт. Заодно раскрывает заговор людей, пробившихся в высшие эшелоны власти. В итоге, Каннинг становится правительственным агентом по делам, связанным со «старым добрым ультранасилием», а в качестве наказания за его собственные преступления по ночам ему начинают сниться кошмары, где его режут, рвут и всячески терзают.
«Крест Каннинга». В Эпалузе появляется человек-проповедник, успешно обращающий пони и бизонов в христианство. Сам он непогрешим и истинно верит, что несет Эквестрии добро, но новообращенные крайне агрессивны и готовятся пойти крестовым походом на Кантерлот. Каннингу поручено внедриться в это сообщество и дискредитировать христианство в глазах пони.
«Каннинг к кьянти». Поннибал Лектер съедает Каннинга, лол.
Вот это вот всё я писать не планирую.
Однако! Год назад во время сочинения первого рассказа о пони («Властелин Колец: Содружество – это магия») у меня возникли замыслы еще пяти фанфиков. Три из них («Эрмитаж», «Средиземский синдром» и «Каннинг») уже реализованы, осталось два. Впрочем, я тут на досуге послушал «Литературную беседку» и узнал, что Сторис загнивает, и гораздо лучше читать и писать на Даркпони, а еще лучше – вообще не читать и не писать фанфиков. Так что, возможно, к тому времени, как я соберусь делать новый понифик, будет уже поздно, – это станет считаться полным зашкваром.
Жаль, что я пришел в фандом так поздно.
Ну да поживем – увидим.
Ваш серийный графоманьяк
Эриол.