The Most Beautiful and The Funniest pony.

Рассказ об одном пони, который встретил свое второе я...

Пинки Пай ОС - пони

Флаттершай против!

Сатирическая юмореска, пародирующая так называемые клопфики.

Флаттершай

Свет далёкой звезды

Марбл Пай пронесла свои первые счастливые воспоминания через всю жизнь. Пусть даже значительная часть этой жизни прошла в пустом и неприветливом пространстве… Кто знал, что было бы, если б эта жизнь сложилась иначе?..

Биг Макинтош Марбл Пай

Еще одна пещера

Обычное утро в обычном лесу, но вот компания друзей оказалось вовсе необычной. Или вы когда-нибудь видели, как пони-будь залез в пещеру с не внушаемым доверие пегасом и ещё одним пони, копыта которого были прозрачны? А вот, и такое бывает... А что же они нашли в этой пещере-то.

Другие пони ОС - пони

Игры богов 2

Звезды видят, звезды знают. Звезды могущественны и всесильны. Так почему бы не попросить у них капельку счастья для себя? Ну а если не ответят, то потребовать её. Они же всесильны, чего им стоит?

Рэрити Принцесса Селестия Человеки

Парфюм и магний

Он напоминал тонкий дорогой парфюм. Само его имя было в Кэнтерлоте синонимом изящества и утонченности. Жеребец, который создавал и оценивал прекрасное. Хойти-Тойти. Она походила на магний, всегда готовый вспыхнуть. Её вспыльчивость вошла в поговорку, но эта пони давала миру шедевры, зажигая новые звёзды. Вспышка, без которой не бывает фотографий. Фотофиниш. В канун Дня согревающего очага, когда за окном и в сердце холод, этим двум пони так хочется тепла.

Хойти Тойти Фото Финиш Фэнси Пэнтс Флёр де Лис

Дружба это оптимум: Смерть по прибытии

Что, если пони в мире Оптиверса всё же умрёт? Что его ожидает после этого?

ОС - пони Человеки

Запойный Апокалипсис

Эпл Джек захватывает Эквестрию с помощью своей алкогольной продукции. Пони которые не спились, создают подполье и хотят вернуть мир в Эквестрию. Увлекальное приключение, эпическая битва, не менее эпический поворот сюжета - все это в фанфике под названием "Запойный Апокалипсис"

Рэйнбоу Дэш Флаттершай Твайлайт Спаркл Рэрити Пинки Пай Эплджек Принцесса Селестия Принцесса Луна Зекора Другие пони

Шестерёнки

Когда надежды уже нет, приходится чем-то жертвовать, идти на самые странные поступки, ведь ради своих близких мы готовы на всё. Грань между разумным и абсолютным безумием стереть легко, вот только, не всегда потом удаётся прочертить её вновь. Казалось, принцессы повидали на своём веку всё... казалось.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони

Орхидуза.

Опять о табунских событиях. Примерно месячной давности.Пересказ вольный :3 Летописец любит приукрасить.

Автор рисунка: aJVL

Впервые увидев её/The First Time You See Her

Глава третья: Кантерлот, далее в Редут (Шайнинг Армор)

Заметки к главе:

Посылаю тебе, Постум, эти книги.
Что в столице? Мягко стелют? Спать не жёстко?
Как там Цезарь? Чем он занят? Всё интриги?
Всё интриги, вероятно, да обжорство.
— Бродский, «Письма римскому другу»

Обещанное назначение на другой пост в Легионе так и не пришло.

Незадолго до окончания трёхдневной увольнительной на порог моего родительского дома прибыл курьер в униформе и передал мне извещение о том, что я был временно переподчинён военному атташе Легиона при Кантерлотской дворцовой гвардии. Далее документ предписывал мне оставаться в пределах города и ожидать дальнейших предписаний. Проходил один указанный срок за другим, а я всё получал лично доставленные депеши, исходившие от всё более высоких чинов и указывавшие мне оставаться на месте. Не стану лгать: получать полное офицерское жалование за то, что я валялся на ковре в гостиной и играл с сестрёнкой в филворд, было не сказать чтобы неприятным развитием событий (хоть я и проигрывал с разгромным счётом). Но со временем я стал всё больше и больше нервничать.

Тут сказалось то, что вся семья Шайн – сплошь беспокойные невротики. Что мама, что папа, что я... мы все крайне склонны к порядку и организации и обладаем впечатляющей способностью воображать худшие сценарии всякий раз, когда хоть что-нибудь самую малость отклоняется от нормы. Может быть, Твайли повезёт избегнуть семейного проклятия, но я что-то сомневаюсь. Коробка c игрушками в её детской комнате наверху – самая ровно уложенная изо всех, что я видел, и, скажем так, благодарить за это нужно не маму.

— Ты не думаешь, что про тебя забыли? — бывало, спрашивала мама, когда я доедал макароны с сыром и морковью.

— Мне всё ещё посылают указания, — отвечал я. — И по-прежнему платят.

— Просто немного странно, что тебя разместили у нас, а не в казармах, — вставлял отец, откинувшись в кресле и испуская длинную цепочку послеобеденных пузырей из трубки.

— Хотя мы, конечно, всегда рады тебя видеть, — добавляла мама, метнув быстрый взгляд на отца. Мама всегда немного раздражается, когда он пускает пузыри в доме, – она призналась мне по секрету, что ей не нравится запах глицерина от занавесок. — Но вдруг это просто канцелярская ошибка и тебя заставят вернуть всё накопленное за это время жалование?

— Это не канцелярская ошибка, мам. Я у них постоянно спрашиваю, — а я действительно постоянно спрашивал, потому что я сын своих родителей. — По каким-то странным причинам моё назначение пока что именно такое.

— Это самое лучшее назначение! — сказала Твайли, прыгая на своей высокой подушечке. — Хоть бы у Шайни все назначения были такими же!

— Не знаю, не знаю, — изобразил я задумчивость. — Кормят хорошо, но командиры — звери. Особенно подполковник Твайлайт Спаркл.

— Ты ещё ничего не видел, солдат! — рявкнула Твайлайт – у мамы аж виноградный сок носом пошёл. — Получай наряд по вечернему чтению на сегодня!

И вот так шла моя служба. Я помогал по дому, несколько раз на целый день уходил гулять по городу и любовался красотами столицы, без помех проводил с сестрой буквально больше времени, чем когда-либо раньше, и ждал. Это было бы сплошным наслаждением, если бы не три мелочи.

Первая – это моя приверженность долгу и склонность к беспокойству. Сперва это балующее назначение радовало меня, но иррациональное гнетущее чувство вины, как будто мне сходило с копыт что-то такое, что не должно было, быстро переросло в почти физическую потребность что-то с этим делать. Я доложил о беспокойстве номер один своему формальному командиру в лице атташе, и в ответ он направил меня на несколько работ по городу, чем дальше, тем бессмысленнее, просто чтобы чем-то занять мне копыта и рог. Это помогло с пунктом номер один.

С пунктом номер два не помогало ничего: я никак не мог избавиться от чувства, что привлёк к себе чьё-то внимание. Кто-то наблюдал за мной, взвешивал меня, оценивал, всё это время оставаясь в тени. Со временем дошло до того, что по вечерам я стал добавлять светлячков в лампы, чтобы отгонять темноту и не воображать скрывающихся там невидимых наблюдателей. Об этом мне не хотелось докладывать командиру, потому что я не знал, где пролегает граница между разумной паранойей и психической негодностью к службе.

И в-третьих, я уже даже глаза закрыть не мог без того, чтобы не увидеть пару розовых крыльев и такой же розовый рог. К добру или худу – в основном к худу, – но моя короткая встреча с принцессой Кейденс, по-видимому, намертво отпечаталась у меня в мозгу. Встретившись с настоящей принцессой-аликорном – живой и дышащей, прямо у меня перед глазами, а не мельком увиденной с большого расстояния на каком-нибудь балконе, – я снова превратился в двенадцатилетнего: сплошь нервы, одержимость и столько гормонов, что я не знал, что с ними делать. Она являлась ко мне во сне. Не злящаяся, не напуганная, не кричащая. А улыбающаяся. Мне. С полуприкрытыми глазами.

С пунктом номер три тоже ничего не помогало. Я не мог прогнать это наваждение, сколько бы ни принимал холодный душ.

Так что я коротал дни за домашней едой, позорными проигрышами в словесные игры и неотвязной тревогой. Последний день моего назначения-синекуры, он же и последний мой день в Легионе принцессы, начался как и любой другой. Вместе с группой из Дворцовой гвардии меня послали на гражданские строительные работы – укладывать мешки с песком и возводить силовые барьеры перед канцелярским зданием где-то в правительственном районе. Несмотря на то, что здание располагалось в сотнях метров выше дна долины и на приличном расстоянии от питаемой подземными источниками реки Кантер, оно загадочным образом решило, что сегодня подходящий день быть затопленным. Да ещё и морской водой. Кантерлот – город единорогов и кишит магией, так что подобные вещи у нас тут время от времени случаются. Как бы то ни было, обыденность задания и однообразие работы оставляли нам много времени для разговоров, и темой разговоров в этот день, к несчастью для меня, была Е.К.В. Кейденс, принцесса-аликорн любви.

— ...железным копытом! — объявил лейтенант Хот-Баттон, старший сын старого лорда Троттингема. — То, что принцесса Селестия приютила в этих стенах ещё одного аликорна, – попросту неестественно! Это всего лишь прикрытие коварных козней, нацеленных на то, чтобы эта „принцесса Кейденс“, если её и вправду так зовут, возвысилась и стала править нами железным копытом! — он решительно топнул и левитировал на место мешок с песком. — И вот ещё что! С какой это стати мы делаем работу нижних чинов? Когда мне обещали лейтенантское звание, то заверяли, что я буду выше подобных вещей.

— Принцесса приказала свистать всех наверх, — ответил капитан Баррелрайт, тащивший очередной огромный поддон с мешками. — По-видимому, нужно действовать быстро, чтобы спасти все эти ценные документы.

— Документы, — фыркнул Хот-Баттон. — Нас мобилизовали, чтобы спасти документы.

— Только не вздумай сказать такое перед вон тем ворчливым серым, — протянул Баррелрайт, указав своей угловатой головой земного пони в сторону крошечного вымокшего чиновника-единорога, скорчившегося под потрескивающим спасательным одеялом и устало оглядывающего нашу зону бедствия. Маленький жеребец крепко прижимал к груди термос с чаем, как будто надеялся впитать его содержимое прямиком через шкуру и в кровоток. — Я упомянул что-то подобное, когда проходил мимо, так он мне чуть мозги не вышиб этой своей бутылкой. И всё не умолкал про то, что если мы не будем знать массу килограмма, то перегрузим все баржи и причиним ущерба на миллионы, а заодно, кажется, наступит конец Эквестрии или что в этом роде. Беспокоиться он умеет.

— А что, по-моему, логично, — отстранённо сказал я, будучи занят тем, что укреплял непрочный отрезок своей магической сдерживающей стены и старался не обращать внимания на отголосок мигрени, который вспыхнул при этом у меня в черепе. В магии, как и во всём другом, у меня больше силы, чем выносливости.

— Для тебя-то конечно, Армор, — прокомментировал лейтенант Уизелфейс, пегас, которого совсем не любила мать[1].

— Нет, Большая Белая совершенно правильно делает, что беспокоится, — сказал Хот-Баттон. — Необъяснимые наводнения? Нашествия лягушек? Это явные знаки недовольства Небес Кантерлотом в целом и Селестией в частности за то, что она нарушила Заветы и стремится к тому, чтобы эта „Кейденс“ властвовала над нами всеми!

— Железным копытом? — спросил Баррелрайт.

— Именно так! — резко кивнул Баттон. — Железным копытом!

— А когда успело пройти нашествие лягушек?

— Вообще-то, лягушка была одна, — сказал Уизелфейс. — У него в кровати. И это я её туда положил.

— Нашествие, — возразил Баттон и уложил на место ещё один мешок. — Железным копытом.

— Не хочешь включиться в обсуждение, Армор? — повернулся ко мне Уизелфейс с лёгкой ухмылкой. — Сдаётся мне, что ровно один из нас имел близкое знакомство с копытами принцессы Кейденс, раз уж она по тебе потопталась.

(Нельзя сказать, чтобы разговоры о том случае не разошлись в рядах стражи.)

— Так что ты думаешь? Прав Баттон или нет? У неё действительно железные копыта?

— Мне и самому интересно насчёт её копыт, — ответил я и поднял взгляд на возвышающиеся шпили Кантерлотского замка, не столь далёкого отсюда.

— Н-да?.. — нахмурился Уизелфейс.

— Просто... мы же её всегда видим в этих золотых туфлях, — продолжал я, опершись локтями на стену из мешков с песком.

Мой взгляд неожиданно задержался на замке и превратился в настоящий тоскующий взор. И ведь она же была одета по-повседневному в ту ночь, когда мы встретились, когда она сидела с моей сестрой. И почему я не обратил внимание?

— Эм...

— Вот и интересно, какие там внутри копыта, — мой голос начал звучать мечтательно. — То есть понятно, что розовые, конечно, но вот красит ли она кончики? Они маленькие и изящные или обычных размеров? Есть ли у неё фризы[2]? Стрижёт ли она щётки?

— Эгей, Эквестрия вызывает Шайнинг Армора? — позвал Уизелфейс и помахал копытом у меня перед глазами. — Шайнинг Армор, приём?

— Похоже, кое-кто настроился получить продвижение в ковочные отряды принцесс, — сказал Баррелрайт. — А я бы и не сказал, что ты по копытам, Армор.

— Да нет, — покачал головой я, мысленно ругаясь на то, как это дурацкое происшествие сумело совершенно выбить меня из колеи. — В смысле... Я и сам не знаю, о чём я. Из-за принцессы Кейденс я думаю о всяком странном.

В ответ Баррелрайт расхохотался, а Уизелфейс изобразил романтичное аханье. Даже Баттон отвлёкся от своей обиды на жизнь и поучаствовал присвистом в общем гаме.

— Да заткнитесь вы, — пробормотал я, вернулся к работе и выстрелил несколько быстрых укрепляющих заклинаний с большим усилием, чем по-настоящему требовалось.

— Осторожно, народ, — сказал Уизелфейс. — Лучше оставим младшего лейтенанта Армора в покое. Он ещё нас всех обойдёт по службе, когда наберётся смелости сделать предложение маленькой розовой племяннице Селестии.

Снова раздался смех.

— Младшего лейтенанта принца Армора, — сказал я, вызвав у себя на лице ухмылку и включаясь в шутку в надежде прекратить её. — И я никогда не забываю лица. Так что да, когда я стану третьим пони в Эквестрии, вам всем придётся несладко.

Последовала череда притворно-напуганных охов и ахов. Покраснев, я отвернулся и опустил голову, якобы для того, чтобы подхватить очередной мешок с песком, но в результате уткнулся носом в жёсткий, неподдающийся нагрудник из тёмного железа.

От неожиданности я отступил на шаг-другой. С этого расстояния мне было видно, что нагрудник прилагался к седеющему единорогу песочного цвета лет на тридцать старше меня. Ненастно-серая броня новоприбывшего несла на груди звезду мастер-сержанта, а под церемониальным седлом на нём был тускло-оливковый потник, свидетельствовавший о двух десятках лет верной службы. В соответствии с протоколом он отдал честь, причём слишком уж идеально.

— Сэр, мастер-сержант Тандерос с поручением прибыл.

Вспышка иррационального ужаса пронеслась у меня через мозг, так что я едва не потерял концентрацию на полу-готовых эфирных сдерживающих стенах. «Там обнаружили ошибку! — настойчиво утверждала раздражающая часть моего мозга. — Большие шишки наконец-то узнали, что тебе всё это время платили за то, что ты сидел дома с семьёй, и теперь тебя заставят всё возместить, или посадят на гауптвахту, или...»

Усилием воли я заткнул рот глупому внутреннему голосу. Иметь гены беспокойства временами бывает очень утомительно.

— Добрый вечер, сержант, — сказал я, изо всех сих скрывая смятение. — В чём дело?

— Вы пойдёте со мной, сэр, — ответил сержант.

— А ну, постойте-ка, — вмешался Баттон, выходя вперёд. — Мало того, что нам пришлось заниматься фактически работой по окапыванию. Так теперь ещё нижние чины нами командуют? Как, говорите, вас зовут, сержант?

— Мастер-сержант Тандерос, сэр, — сказал сержант.

— Так вот, мастер-сержант Тандерос, — продолжил Баттон, — я вам напомню, что, несмотря на наше довольно грубое задание, мы здесь офицеры Дворцовой гвардии, а лейтенант Армор временно переведён к нам из Легиона. Таким образом, мы старше вас по званию. Все до единого.

Глаза Тандероса сузились на микроскопическую долю.

— Так точно, сэр, — сказал он.

— Полагаю, нам всем хотелось бы, чтобы вы переформулировали эту вашу просьбу так, чтобы она звучала чуточку меньше похожей на приказ, верно? — продолжал Баттон, не замечая моих попыток неприметно подать ему знак срочно замолчать.

Баттон оглянулся на других, ища поддержки, но обнаружил, что Баррелрайт неожиданно крайне заинтересовался своим поддоном с мешками, а Уизелфейс просто таращился на него с откровенным, неприкрытым ужасом.

— Есть, сэр, — сказал Тандерос и, повернувшись ко мне, почти без паузы продолжил: — Лейтенант Армор, согласно прямому указанию полковника гвардии – командира всех присутствующих здесь, а также моего близкого личного друга ещё с тех пор, когда этот лейтенант был блеском в глазах своего отца, – вам приказано пройти со мной.

— С радостью подчиняюсь, — почти что перебил сержанта я. — С очень большой радостью.

— Да, так... лучше, — отстранённо сказал Баттон.

— Надеюсь, моё немедленное исполнение указаний полковника будет отмечено, — добавил я.

Вам не о чем беспокоиться, — сказал Тандерос. — Я могу идти?

— Конечно.

Тандерос снова отдал честь, повернулся и двинулся через толпу.

— Не повезло, Баттон, — пробормотал я и похлопал бедного жеребца по плечу.

Под звуки того, как Баррелрайт и Уизелфейс посмеивались над обречённым товарищем, я последовал за Тандеросом в неопределённое будущее.


— Вот что мы имеем, сэр, — сказал Тандерос, когда я шагал за ним через толпу в зоне наводнения к наспех возведённой командной палатке. — Документы о вашем переводе наконец-то пришли, и мне было поручено известить вас о том, что ваша служба в Легионе подошла к концу и что теперь вы полный лейтенант Дворцовой гвардии с соответствующими повышениями в жалованье и уровне допуска. Мои поздравления.

— ...Спасибо?

— Далее мне было поручено обрисовать вам ваши новые обязанности, которые можно коротко описать следующим образом: конские яблоки падают от принцесс, которые слишком заняты, чтобы убирать за собой. Падают они на полковника гвардии, который тоже слишком занят, чтобы убирать за собой, а тем более – ещё и за принцессами. В результате вся эта куча валится на голову мне, а я занимаюсь тем, что передаю определённое количество вышеупомянутых конских яблок вам и при этом стараюсь делать так, чтобы это не звучало, как если бы я отдавал вам приказы, потому что это было бы явным нарушением воинской субординации, несмотря на то, что я получал солдатское жалование, ещё когда вы с друзьями сосали молоко из материнского вымени. Это ясно?

— Кристально, — солгал я и, пригнувшись, вошёл в палатку вслед за сержантом.

Когда мы оказались внутри и наедине, Тандерос поднял серо-синей телекинетической аурой тяжело выглядевший свёрток, упакованный в коричневую бумагу и перевязанный бечёвкой, и положил на складной столик передо мной.

— Вот это – конское яблоко номер один, — сказал сержант. — Это латунный артефакт, принадлежащий Её Младшему Королевскому Высочеству Кейденс, чьё имя с сегодняшнего утра пишется через „э“, а не через „е“, и я не могу сказать вам, как я рад, что это самая важная забота у молодой кобылицы, от которой, вероятно, когда-нибудь будет зависеть вся жизнь на планете.

— Принцессе Кейдэнс? — спросил я, и моё сердце немного ёкнуло. «Ну вот, — подумал я, — опять». — Я буду служить под непосредственным началом принцесс?

— Никак нет, сэр, — сказал Тандерос. — Вы будете служить под непосредственным началом конских яблок принцесс. Мне вам ещё раз объяснить?

— Нет, сержант.

— Хорошо. Так вот, согласно мозгам в Мифике, артефакт в этом свёртке отвечает за сегодняшнее затопление. Мы сможем разойтись по домам и забыть про то, что сегодняшний день вообще был на свете, не раньше, чем эту посылку возвратят в копыта принцесс, и это вы её туда доставите.

— Звучит... достаточно просто, — сказал я, взвешивая свёрток в своей ауре. Тяжёлый, как я и думал. Я почувствовал, как где-то глубоко за глазами снова стала нарастать магическая мигрень.

— Это потому, что вы ещё не дослушали! — рявкнул Тандерос, ничего не знавший про мою головную боль, – да ему, наверное, было бы наплевать. — Принцессы в настоящий момент пьют чай во внутреннем личном обеденном зале без окон в Кантерлотском дворце. В соответствии с их привычками, стражникам у дверей приказано не пропускать на принцессий чай абсолютно никого. Тем не менее я получил письмо о том, что этому заданию было присвоено нечто под названием „приоритет «Гармония»“.

Тандерос указал на лежащий на столе пергамент, украшенный незнакомой мне эмблемой в виде круга из пяти разноцветных драгоценных камней вокруг шестого.

— „Приоритет... «Гармония»“? Никогда о таком не слышал.

— Я тоже раньше не слышал, — сказал Тандерос. — Как выясняется, это означает, что вы обязаны выполнить задание несмотря ни на что, а самая соль в том, что у стражников у двери нет допуска даже на то, чтобы узнать, что приоритет «Гармония» такое, а значит, они вас не пропустят.

— Подождите, — озадаченно сказал я. — Вы говорите, что мне придётся пробиваться силой через почётную охрану принцесс, потому что у стражников не хватает допуска, чтобы я мог представить им свои полномочия?

— С оговоркой о том, что вы можете выбирать определение «силы» по своему усмотрению, — всё правильно.

— Это сумасшествие, — сказал я.

— Добро пожаловать в гвардию, — безрадостно ответил Тандерос. — Здесь всё в конечном счёте исходит от принцесс, а, по моему очень скромному мнению, они обе чокнутее некуда, так что вот такая у нас жизнь.

— А я не могу подождать, пока они выйдут из обеденного зала?

— Согласно этой вот бумажке – нет, сэр.

Стараясь сохранять невозмутимость, я спросил:

— Вы ведь понимаете, что меня могут при этом убить?

— В таком случае – я был рад служить под вашим началом, сэр, пусть и недолго. А теперь, поскольку я не могу отдать вам приказ, то просто выскажу наблюдение о том, что вам пора срочно выметаться из этого тента, солдат, и доставить свёрток.

— Наблюдение отмечено, — с этими словами я принял посылку в поле хранения.

Тандерос отдал честь, я скомандовал вольно и был выпровожен обратно на солнечный свет. Проморгавшись, я сориентировался по возвышающимся надо мной башням и башенкам дворца. Потом я стиснул зубы, уложил свёрток на спине поровнее и двинулся в направлении горы, чтобы прервать чай принцесс.

Это было непохоже ни на что из входившего в начальную подготовку, это было опасно по совершенно нелепейшей причине, и это было совсем не то, чем я ожидал заниматься, когда проснулся утром, но, шагая вперёд с высоко поднятой головой, я обнаружил, что всё это на удивление мало что значит. Мне было приказано, и мне ещё платили за это, чтобы в одно короткое сияющее мгновение я вошёл прямиком в комнату к принцессе Кейденс (Кейдэнс?) и произвёл на неё впечатление готовностью услужить. Она мне слегка улыбнётся и, может быть, даже будет вспоминать с симпатией как «этого элегантного офицера с посылкой», что куда лучше, чем «этот жеребец, на которого я тогда накричала и наступила».

Оно того стоит. От одной только мысли о том, что она будет думать обо мне с симпатией, моё сердце начинало трепетать.

«Тряпка, — сказал я себе. — Это начинает попахивать каким-то слепым увлечением, Армор».

Я не удостоил себя ответом. Вместо этого я сконцентрировался на том, чтобы телекинетически поправить вечно спутанную синюю гриву. У меня появилась возможность произвести второе впечатление после бедственного первого, и я не собирался её упустить.

«Тряпка», — повторил я.

Я шагал дальше.


По прошествии времени передо мной предстал Кантерлотский замок – мечта из мрамора и золота, цепляющаяся за склон Горы, словно скопление сосулек, растущих не в ту сторону. Замок – вездесущий символ, видимый практически из любого уголка Гегемонии и много откуда за её пределами, и это до некоторой степени скрывает тот факт, что на самом деле он не такой уж и большой. Здесь Принцесса – а под «Принцессой» с большой буквы мы всегда имеем в виду Селестию Солнечную и Лунную, – живёт, движет отсюда небесами и вершит в этих залах высочайшее правосудие, но вся настоящая машинерия правительства, всё, что занимает место, расположено в оставшемся подо мной городе Кантерлоте. По горизонтали строения замка занимают лишь немного большую площадь, чем городской квартал, и, скажем так, они не слишком-то эффективно используют выделенное им пространство. Сотня разных башен, минаретов, куполов обсерваторий и тонких – больно смотреть – решётчатых мостов поднимаются ввысь от основания, но похоже, что практически единственное, что они делают, – это устремляются к небесам. Тоже, наверное, неплохая цель, но я бы спланировал их не так. Ну да меня никто не спрашивал. Не сказать, чтобы я был важной птицей в этом городе.

Так вот. Изящная, сказочная красота Кантерлотского замка даёт несколько неверное представление о его физической крепости, но по большей части его сила – в колдовстве, заклинаниях и обжигающе могущественной королеве-богине, проживающей в нём, а не в земле, камне или запорах. Вдобавок, Эквестрия как целое живёт мирно, и, когда я подошёл к замку, поток её жителей – пони и не только – свободно тёк внутрь и наружу через ворота, которые хотя и могли запираться, но не были заперты. В толпе мне даже попался на глаза большой серый желтоглазый грифон, и то, что даже к хищникам окружающие относились с жизнерадостной невозмутимостью, ярко свидетельствовало о расслабленной природе Гегемонии как целого.

Для меня лично это означало, что жеребец в настоящей военной форме, шагающий быстро и целеустремлённо, мог на удивление глубоко проникнуть во внутренний двор ни о чём не спрошенным, даже если на спине у него был загадочный свёрток. Когда расспросы всё же начались, быстрого изложения моей цели и её относительной срочности оказывалось, как правило, достаточно, чтобы мне позволили пройти. Даже самые настойчивые стражники из внутренней охраны дворца сдавались, когда я упоминал затопление в правительственном квартале и то, что моя посылка с ним связана. Во всё это было легко поверить, да и с чего бы им было сомневаться во мне?

Путь до внутреннего обеденного зала оказался до беспокойства лёгким. Будь я обычным злоумышленником с самодельным взрывным устройством, я смог бы добраться до последней двери безо всякой специальной подготовки, не считая правдоподобной легенды. Меня это обеспокоило, и, передвигая ноги, я по навязчивой привычке принялся составлять мысленные заметки о том, что бы я изменил, если бы по какому-то выверту судьбы оказался на влиятельной позиции в гвардии.

Моё праздное составление списков закончилось, когда я достиг дверей в обеденный зал.

Двери эти внушали благоговение. Они были высотой в целых четыре роста пони и покрыты кованым золотом. Наполненные деталями барельефы изображали счастливых земных пони, собирающих и несущих плоды земли под вечно любящим и неусыпным взором самой Селестии, которая парила над ними, обхватив солнце распростёртыми крыльями. Вот пони, в чей обеденный зал мне полагалось вторгнуться по её же собственному приказу: Та-Что-Движет-Небесами.

Я посмотрел налево и направо, на стоящих по обе стороны от огромных дверей неулыбчивых центурионов-пегасов. У меня мелькнула мысль попробовать прокрасться через служебный вход, чтобы избежать их, – ведь немыслимо же было, чтобы еда поступала через главный вход, а это означало, что должен был быть как минимум ещё один проход в зал, не такой пышный... но, с другой стороны, там должна была быть прислуга. Мой план, как бы плохо он ни был сформулирован, полагался на то, что вокруг будет как можно меньше пони. Неважно, кого именно – дворцовые гвардейцы в этом смысле не отличались от слуг. На благо моей болевшей головы было предпочтительно, чтобы их было не больше двух, и ровно это ниспослала мне судьба здесь, у переднего входа.

Что же тогда терять время? Я шагнул вперёд.

— Лейтенант Шайнинг Армор, — представился я. — Дворцовая гвардия. Мне нужно попасть в эту комнату по делу общественной безопасности.

— Проход в обеденный зал закрыт, — буркнул центурион слева.

— Да ладно вам, — сказал я, пытаясь расположить их к себе. — Общественная безопасность. Меня послал мастер-сержант Тандерос. Это очень важно.

— Проход в обеденный зал закрыт, — буркнул центурион справа и слегка пошевелил копьём, чтобы бессловесно донести мысль: «У меня есть копьё». — К тому же на вас не гвардейские знаки различия. Это форма легиона.

— Да ещё и курсантская, — добавил Левый.

— Меня вот только что повысили, — сказал я.

— Я вам не верю, — ответил Левый.

— Да, — со вздохом сказал я и аккуратно положил свёрток на пол. — Я бы, наверное, тоже не поверил. Хорошая работа, парни, и извините.

Правый нахмурился.

— За ч...

Я специалист по барьерам. Это то, что я умею. Некоторые единороги умеют заставлять цветы расти, некоторые умеют находить самоцветы, некоторые – управлять молниями, а некоторые – призывать из ничего диких зверей. Мои таланты – далеко не настолько экзотические или утончённые. Всё, чем я владею и чем когда-либо буду владеть, – это базовая эфирная сила. Это разновидность чар, которую любой единорог осваивает первой, – та самая, что стоит за телекинезом, который мы воспринимаем как что-то само собой разумеющееся ещё с магического детского сада. Эфирная сила может что-нибудь двигать, толкать, не впускать куда-то, не выпускать... и это всё. На это можно взглянуть так: если бы магия была живописью, то, к тому времени как другие представители моего племени давно перешли на рисование углём, акрильными или масляными красками, я бы по-прежнему возился со своими верными цветными карандашами из-за абсолютной неспособности овладеть никакой другой техникой.

Но зато цветные карандаши я, благодаря этому, освоил очень хорошо.

Мой рог вспыхнул, и во мгновение ока мы трое оказались окружены звуконепроницаемым барьером. Он был эллипсоидной формы – такие всегда сложнее, чем сферические того же размера, но мне хотелось, чтобы его поверхность по возможности не пересекала плоскость дверей, на случай, если в них окажутся встроены соответствующие контрзаклинания, которые убили бы мой маленький манёвр ещё до его начала. Левый, который к этому моменту ещё не понял, что никакие его звуки не вырвутся наружу, в первую очередь потянулся за сигнальным свистком, благодаря чему я смог уделить долю секунды внимания на то, чтобы выстроить второй, сдерживающий барьер между собой и Правым, который (как я и ожидал, основываясь на его предыдущем движении) прежде всего подумал о копье. Чтобы поддерживать уже установленный силовой барьер, не требуется постоянной концентрации, так что, закончив с этим, я смог переключиться на то, чтобы схватить Левого, быстро перевернуть его и уронить украшенным плюмажем шлемом вниз, прежде чем он сможет расправить крылья. Дальше я метнулся к дверям и сконцентрировал внимание на замке, вставил в механизм силовой клин толщиной с карандаш и расплющил его в вышибающую железо каплю силы. При этом я набросил ещё один звуконепроницаемый барьер, поменьше, вокруг механизма замка – вряд ли кто-то отреагировал бы на один только глухой скрежет замка при том, что весь остальной шум и так удерживал первый барьер, но рисковать я не хотел.

На то, чтобы сломать внутренность пластины замка, ушло примерно две секунды, и к этому времени Левый пришёл в себя и тоже потянулся за копьём. Я уже удерживал два пересекающихся звуконепроницаемых барьера, а третий вложенный силовой барьер не подпускал копьё Правого к моей шкуре, и боль у меня в голове была, как добела раскалённый нож для масла. Контролировать вложенные барьеры всерьёз тяжело, а, как я уже сказал, выносливость у меня не выдающаяся. Зная об этой своей слабости, я не очень-то хотел рисковать целостностью трёх текущих барьеров, воздвигая новую стену силы, и остановил атаку Левого с помощью залпа силовых помех – мелочи, способной прервать атаку, но не требующей особенного внимания или мастерства. Закончив с этим, я распахнул плечом двери и утянул свёрток за собой. Оказавшись за порогом, я толкнул двери обратно и в последний момент раздул второй звуконепроницаемый барьер так, чтобы он охватывал всё пространство между дверями. Они беззвучно захлопнулись, я набросил на них приготовленный засов. Я был внутри – вот так вот просто.

Тут меня охватила головная боль, и следующие секунды три я морщился в гримасах и пытался не выпустить из себя завтрак на полированные плиты пола. Справившись с собой, я отряхнулся, поднял свёрток и зашагал вперёд к...

...неожиданной сцене.

В этом высоком зале без окон по обоим концам длинного обеденного стола сидели две верховных принцессы Эквестрии, которых я застал посреди того, что можно было описать только как пир эпических масштабов. Кейдэнс сидела спиной ко мне, а Селестия – лицом, и каждый сантиметр стола между ними был заполнен либо едой, либо столовыми принадлежностями. Высокие стеклянные блюда, в каждом из которых содержалось столько светлого бисквита со сливками и клубникой, что на вечеринке хватило бы на целый стол, были составлены в пирамиду возле подушек правительницы страны, причём половина из них была уже опустошена. По другую сторону стола Кейдэнс пробиралась через крестьянский обед из твёрдого белого сыра и неожиданно фиолетового релиша, и по окружающим её тарелкам было ясно, что она уже съела порцию на несколько пахарей и её это даже не замедлило. Целая груда свежих булочек с чёрной смородиной располагалась рядом с двумя супницами, содержащими клубничное варенье и топлёные сливки. Одна выдвижная часть стола была покрыта горками разнообразных фруктовых пирожных, а другую занимало огромное блюдо с яичным салатом с карри. В одном только самоваре с чаем можно было бы утопить взрослого горного льва.

С приоткрытым ртом я глядел, как белая принцесса небес доела клубничный бисквит, засунув морду прямо в блюдо, как зверь, и вылизала из уголков остатки сиропа и пудинга длинным, лошадиным языком. Потом она бережно отставила опустевший сосуд в сторону и принялась за новый. Тем временем Кейдэнс с яростной сосредоточенностью набросилась на тарелку с бутербродами с кресс-салатом – у бедняг не было ни шанса.

Не знаю точно, что я тогда делал и долго ли я за этим наблюдал. Сейчас я бы сказал, что прошло максимум полминуты, – отказываюсь верить, что дворцовая стража была настолько некомпетентна, что у них ушло больше времени на то, чтобы поднять всех по тревоге. С моей тогдашней точки зрения, однако, этот отрезок времени растянулся практически на вечность. Зрелище величавых, сдержанных, обладающих безупречными манерами правительниц Эквестрии в разгаре того, что, как я лишь позже понял, было вполне типичным аликорньим обжорством, было настолько странным, что ненадолго сломало мне мозг.

Кажется, я издал какой-то писк по прошествии тридцати секунд. Тут обе принцессы посмотрели на меня, причём Кейдэнс крутанулась настолько резко и так вздрогнула от неожиданности, что буквально упала с подушки. Принцесса уставилась на меня широко распахнутыми глазами, черты её слегка запачканного вареньем лица застыли в маске вины и страха – совсем как у маленькой кобылки, которую застали, когда она запустила копыто в банку с печеньем.

— Но... — начала она. — Как...

— Надо же, — сказала Селестия и с тишайшим звяканьем поставила блюдо с бисквитом на стол. — Похоже, что я сегодня забыла запереть дверь на засов.

Тем временем Кейдэнс суматошно пятилась, словно бы пытаясь оказаться между мной и столом и закрыть его собой от меня.

— Вы... вы тот самый жеребец из... сын Найт Лайта и Твайлайт Велвет!

Не знаю, кто из нас двоих был более сконфужен в тот момент.

— Лейтенант Шайнинг Армор, Дворцовая гвардия, — я наконец-то вспомнил, что следует поклониться. — Ваши Высочества.

— Что вы здесь делаете? — требовательно спросила Кейдэнс. — Это наш с тётушкой приватный чай!

Я выдавил что-то нечленораздельное, потом попытался ещё раз.

— По заданию, — сказал я и поднял с пола практически забытый свёрток. — Приоритет «Гармония». Обязан… выполнить, ээ, задание… несмотря ни на что.

— Прошу прощения? — принцесса Селестия потрясла головой, слегка улыбнувшись.

— Приоритет... «Гармония»? — повторил я, чувствуя, как ужас вцепился мне в желудок.

— Никогда о таком не слышала, — сказала Селестия, глядя на меня поблескивающими глазами.

Шли секунды. Где-то, в тысяче миль от меня, дворцовые стражники снова проникли в обеденный зал через служебный вход, существование которого я предсказал до этого, и были отпущены взмахом копыта Селестии. Всё это время она не отводила взгляда от меня и улыбалась загадочной улыбочкой, словно бы подзуживая меня сказать, что я там собирался сказать дальше.

Странное и не очень-то завидное положение – когда на тебя вот так вот смотрит королева всей страны. Несмотря на её притворно невинный вид, теперь мне было ясно, насколько меня подставили. Я с ужасом понял, что добрая, мудрая, приносящая день и ночь хранительница вечного светила, принцесса Селестия Непобедимое Солнце – на самом деле играла со мной...

...а я понятия не имел зачем. И меня это глубоко нервировало.

На лице таращившейся на меня Кейдэнс гнев переходил в стыд; мои же глаза не отрывались от ужасающего лица принцессы Селестии. В ту секунду я отчаянно жалел о том, что не владел искусством телепортации, потому что иначе смог бы за счёт одной только силы воли оказаться в каком-нибудь другом месте.

В этот момент я мог бы сказать много разных вещей. Я выбрал такую, что звучала получше, и положился на судьбу.

— Я глубоко сожалею, Ваши Высочества, — сказал я, кланяясь до пола. — По-видимому, произошло какое-то ужасное недоразумение.

— Это уж верно, — дрожащим голосом сказала Кейдэнс. Собираясь с духом, она глубоко вдохнула, поднося копыто к груди, а потом выдохнула и опустила копыто. — Поднимайтесь, лейтенант Армор. Мне... жаль, что вам пришлось увидеть нас в таком виде.

— Что? — спросил я с, как я надеялся, благодушным смехом. Вместо этого звук получился немного истерическим. — В каком виде? Здесь всё совершенно обычно!

— Мило с вашей стороны так говорить, — сказала Кейдэнс. — Я думаю, мы с вами оба прекрасно знаем, что я имею в виду. Мы... всё встречаемся в неловких обстоятельствах, да?

— Немного так, Ваше Высочество, — признал я, подавляя желание уткнуться носом в пол.

— Что ж, по большому счёту, никто не пострадал, — музыкально произнесла Селестия. — Так что привело вас сюда, лейтенант Армор?

— Точно, — быстро сказал я, схватил посылку фиолетовым отростком магии и перенёс её ближе к принцессе.

Меня охватило чувство глубокого облегчения, когда золотая магия Селестии сменила мою. С деловым видом Селестия телекинетически подняла со стола салфетку и стёрла бисквит с губ, в то же время разворачивая бумажную упаковку, из-под которой показался сверкающий кодекс из нервирующих латунных пластин. Мир начал приходить в норму: это и вправду должен был быть артефакт, ответственный за затопление в правительственном квартале. По крайней мере, вид у него был вполне подходящий. Я мог лишь представить, что за древняя и запутанная магическая история могла стоять за подобной реликвией, какая длинная цепь безумия должна была следовать за ней, куда бы она...

— О, смотри, — сказала Селестия. — Это твоя книжка малышки, Ми Аморе.

— А-а, правильно, — ответила Кейденс, смущённо поморщившись. — Я оставила её у этого милого мистера Лайна, когда заполняла формуляр о смене имени. Спасибо, что принесли её обратно, лейтенант Армор.

— Всегда пожалуйста, — кое-как выдавил я.

Принцесса Кейдэнс улыбнулась мне, и в этот момент моё сердце испустило дух и растаяло. И два часа не прошло с тех пор, как я боролся с наводнением в городе и фантазировал о недосягаемой, непостижимой принцессе любви; а теперь вот она, благодарит меня за хорошую работу с лицом, измазанном в соусе, оставшемся от трапезы, масштаб которой до сих пор не укладывался у меня в голове. Меня повысили, перевели, и поручили мне доставлять магические детские альбомы. Я по сути силой вломился в Кантерлотский замок, одолел пару дворцовых стражников при помощи силы разума, голова у меня в результате совершенно раскалывалась, и всё это было чересчур для меня. Я чувствовал себя, как боксёр, пропустивший слишком много ударов в голову. В состоянии грогги.

Я уже не помню, что тогда сказал и как ушёл из обеденного зала. Я мало что помню из того, как шёл обратно через город в свете заходящего за гору солнца, коротко отчитывался о выполнении задания перед мастер-сержантом Тандеросом и как вернулся домой к родителям – официально я по-прежнему был у них размещён, пока не получу иной приказ, – и забрался в кровать.

Бывают хорошие дни. Бывают плохие. А бывают такие, которые просто нельзя никуда отнести. Этот был из последних.

На следующий же день мне пришло письмо с официальным курьером в кантерлотской ливрее. Оно было запечатано ярко-голубым воском, нёсшим на себе оттиск в форме многогранного кристального сердца. Нервно посверкивая рогом в рассеянном свете прихожей моих родителей, я сломал печать и прочитал записку. Уверенно струящиеся чёрные строчки излагали следующее:

От кого: Её Превосходительства Кейдэнс, принцессы Эквестрии, чрезвычайного и полномочного посланника в Городе-государстве Клаудслейл

Кому: Старшему лейтенанту Шайнинг Армору, Кантерлотская дворцовая гвардия

Уважаемый лейтенант Армор!

Как Вы, возможно, уже знаете, если следите за придворными делами, вскоре я приму пост чрезвычайного и полномочного посланника Кантерлота в Городе-государстве Клаудслейл. (Даже если Вы этого ещё не знали, то появление этой должности в строчке «От кого», я думаю, послужило подсказкой!)

Буду краткой: мы с тётушкой резко разошлись во мнении о характере дипломатической свиты, которая должна сопровождать меня из Кантерлота в путешествии за пределы Гегемонии как таковой, особенно с учётом того, что посольство в Клаудсдейле, согласно докладам, и так укомплектовано всем необходимым персоналом. Мне удалось убедить её, что достаточно будет одного военного сопровождающего. По причине определённой непрочности оснований Клаудсдейла ранее мой короткий список кандидатов включал лишь гвардейских офицеров из племени пегасов. Но потом я с радостью узнала от тётушки, что за услуги, оказанные пегасам во время конфликтов с Небесными королевствами, Ваш двоюродный дедушка Темплар был награждён редким нагрудником для хождения по облакам и что это снаряжение по-прежнему находится во владении Вашей семьи. Хотя, полагаю, мне более подобало бы отдать Вам распоряжение сопровождать меня, я очень заинтересована в том, чтобы начать своё продвижение в мире с того, чтобы оставить позади всё это «Да, принцесса» и «Нет, принцесса». Мы же живём в десятом веке, верно? Поэтому я не приказываю, а спрашиваю:

Не желаете ли Вы стать моим персональным сопровождающим?

Пожалуйста, подумайте об этом и сообщите о своём решении командиру.

В качестве подписи стояло неразборчивое нагромождение завитушек.

Я сел на пол, опершись на перила ведущей на второй этаж лестницы и прижимая письмо копытом к груди.

— Я сейчас совсем ничего не понимаю, — сказал я.


— Значит, ты завтра уезжаешь? — спросила сестра, когда я укладывал её спать.

— Да, совсем рано утром. К тому времени, как ты проснёшься, я уже буду на станции дирижаблей. Вторую половину дня мы с Кейдэнс проведём в её старом замке в Редуте – мы туда отправимся, чтобы вернуть её детский альбом монахиням, которые за ней ухаживали. Когда она была маленькой, как ты.

Я потрепал сестрёнку по гриве. Твайли захихикала в ответ, широко улыбаясь и демонстрируя мне дырку в зубах.

— А на следующее утро, — закончил я, — мы должны будем обустраиваться в нашем новом доме в Клаудсдейле.

— Надеюсь, ты хорошо позаботишься о принцессе.

— Ну так, — я рассмеялся с бодрой уверенностью, которой совсем не ощущал. — Это же моя работа! В смысле, следить за её безопасностью. Но там будет интересно. Командиры говорили мне, что за пределами Гегемонии дела обстоят иначе. Пони там не кланяются аликорнам, как здесь. Принцессы для них не такие особенные, как для нас.

— Как могут принцессы не быть особенными? — спросила Твайли. — Их же только две! Всего!

— Пегасы – пони очень независимые, — сказал я. — Очень своевольные. Им не так важно, какой у тебя титул, как то, что ты делаешь. Но не беспокойся, наверняка принцесса Кейдэнс приведёт их в восхищение и на этом фронте. Она очень впечатляющая.

— Угу. Да. Она такая, — согласилась сестра. Её глаза приняли мечтательное выражение. — А ты правда встречался с принцессой Селестией?

— Ага! Был прямо в одной комнате с ней.

Твайли улыбнулась мне с хитринкой.

— Как я ни спрошу про неё Кейдэнс, она только смеётся и говорит, что не хочет „развенчивать“ мои „представления“, а потом даёт мне печенья, чтобы я больше не спрашивала. Какая она?

Я набрал воздуха.

Странная, едва не сказал я. Древняя. Ощутимо отличающаяся ото всех, кого я видел. Теперь я подозревал, что это Селестия наблюдала за мной с тех самых пор, как я сошёл с ванхуверского дирижабля. Она, наверное, уже несколько недель готовила меня к этому конкретному назначению. Я догадывался, что это она и послала письмо с липовым „приоритетом «Гармония»“ сержанту Тандеросу – просто чтобы посмотреть, далеко ли я зайду, подчиняясь не имеющему смысла приказанию. А потом она солгала об этом перед племянницей, чтобы Кейдэнс не заподозрила, что весь сценарий с книжкой малышки был подстроен, просто чтобы я смог... что? Увидеть принцессу Кейдэнс в неловком положении и начать думать о ней, как о пони, а не полубогине и потенциальной главе государства? Но зачем?

Я понятия не имел. И в этот момент я понял, что совершенно не знаю, что и думать о принцессе Селестии, и что Кейдэнс тоже не знает, и этот простой факт глубоко роднил нас двоих между собой.

Я огляделся вокруг: на тумбочке – фигурный будильник с принцессой Селестией, на стене – взятый в рамку постер с принцессой Селестией, на кровати – одеяло всё с ней же. Я посмотрел в большие фиолетовые полные надежды глаза Твайли.

И выдохнул.

А потом начал заново.

— Она высокая, красивая, белая, — сказал я. Потом наклонился поближе с озороватой улыбкой. — Но застольные манеры у неё ужасные. Она прямо у меня на глазах уткнулась лицом в торт и съела его целиком! Прямо вот так. Ням-ням-ням.

Рот Твайли округлился от удивления, а потом она расхохоталась. Просмеявшись, она утёрла слезу в уголке глаза.

— В принципе, понятно, почему, — сказала она, переходя в аналитический режим с такой умилительной внезапностью, что мне пришлось прикусить губу. — У неё же все три типа магии, а не один. Ото всей этой магии ей, наверное, хочется есть.

— Да, наверное.

Твайлайт вздохнула и залезла под одеяло.

— Ладно, — сказала она с полуприкрытыми глазами. — Теперь почитай мне.

Наряд по вечернему чтению моей сестре – не самое лёгкое дело, но я стараюсь как могу. Я осторожно взял её любимую затрёпанную «Элементарную квантовую механику» Спарктроуэр и полистал туда-сюда.

— Мне начинать с самого начала или?..

— Откуда-нибудь с середины, — сказала Твайли, откинувшись на подушку. — Начало я уже знаю совсем хорошо.

Я открыл книгу наугад и стал читать:

— «Когерентные квантовые суперпозиции могут существовать и сохраняться, только если остаются в тайне от остального мира. Взаимодействие пусть даже с молекулой воздуха или фотоном приведёт к тому, что суперпозиция нарушится и неоднозначность, таким образом, станет ненаблюдаемой. Это явление известно как „дек... деко...“»

— „Декогеренция“, — пробормотала Твайли, закрывая глаза.

— Да. Она самая. Декогеренция. Ясно.

Пауза. Я повернул книгу налево, а потом направо, – может, я читал её боком или ещё как-то не так.

— На самом деле нет, — в конце концов сказал я. — Твайли, я тут ничего не понимаю.

Твайлайт вздохнула, улыбнулась и приоткрыла один глаз.

— Декогеренция означает, что всё таинственно на фундаментальном уровне, но это только пока его не наблюдают. Когда ты что-то видишь, оно превращается во что-то новое. Такое, что ты можешь понять, — она сонно взмахнула копытом и снова устроилась спать. — Это грубое упрощение, но пока что сойдёт. Продолжай.

— «Поскольку макроскопическим объектам практически невозможно обеспечить степень изоляции, требующуюся, чтобы предотвратить декогеренцию, мы не можем в повседневности наблюдать квантовые суперпозиции в окружающем мире, — читал я, а дыхание сестры становилось глубже и медленнее. — Таким образом, хотя и соблазнительно было бы заключить, что квантовая механика попросту неприменима к объектам крупнее определённого размера, это предположение ошибочно. Мы все подчиняемся принципам квантовой механики, но поддерживать необычное квантовое поведение объекта можно лишь за счёт тщательной изоляции. В результате наблюдения волновая функция неопределённости схлопывается и макроскопический и микроскопический объекты существуют на одном и том же фундаментальном уровне».

Я нахмурился, глядя в книгу, и прикрыл её.

— Слушай, я правильно понимаю, что это тут так замысловато сказано, что между большим и маленьким по-настоящему нет разницы, если к ним присмотреться как следует?

Из кровати донеслась лишь тишина, если не считать звука глубокого дыхания. Тихонький храп.

Я улыбнулся. Ещё один вопрос остался без ответа, но на этот раз я был не против. Стараясь шуметь как можно меньше, я закрыл книгу до конца, тихо положил её на прикроватный столик и выпустил светлячков из лампы. Мне тоже пора было спать. Завтрашний день обещал быть долгим.

Я на цыпочках вышел из комнаты, оставив сестру в темноте и тишине.


Примечания:

[1] Имя «Уизелфейс» (Weaselface) можно приблизительно перевести как «Остролицый» (букв. «лицо, как у ласки»)

[2] Фризы — здесь: длинные и густые щётки (шерсть на нижней части ног) у лошадей некоторых пород.