Извилистый путь
5. Визит вежливости
Защитник истинной Гармонии начинает путь, вызволяя из шахт своего приятеля...
Количество глаз, наблюдавших за оранжевыми провалами в земле – входами в золотоносные шахты Эноми Прэнс – с полудня увеличилось ещё на одну пару. Никто из патрулирующих периметр стражников не догадывался, что в нескольких метрах от них скрывается огромное по размерам существо, чьи чешуйки работали, создавая иллюзию пустого воздуха. Для этого Ламии не требовалось давать осознанные команды. Месяцы ушли на отработку единственного навыка, который у змеи получался без дополнительной магии.
Умения творить заклинания у Ламии так и не проявились. Все попытки поднять в воздух предмет, вызвать ветер или прочитать мысли оказались безрезультатными. Наставник, узнав о проблемах подопечной, утешил её, предположив, что он неправильно сформировал чешуйчатый покров – сделал его слишком специализированным, пропускавшим и обрабатывающим магию лишь одного вида. Планы по созданию существа, превосходящего силами «толпу аликорнов», в итоге провалились. И Ламии осталось только надеяться, что Гармонии, очевидно, настолько идеальный защитник не требовался. Иначе бы она позволила сделать всё правильно.
Рептилия наблюдала за перемещениями местных надзирателей, считая их количество и определяя расу. Единорогов среди охраны не имелось, и змею это сильно разочаровало. Ламия была способна на колдовство, но ей требовалась магия со стороны. Заклинания змея могла чувствовать, контролировать, переподчинять и применять. Старсвирл случайно открыл в ней эту способность, а открыв, заставил вернуться к рутинным занятиям по теории колдовства и к постоянным практикам. Днями и неделями Ламия ловила подброшенные камни, придавая им различную форму, учась бережно расходовать магию. Научилась многим чарам и готова была удивить любого противника, принимавшего её за медлительное и беззащитное существо.
Глаза змеи отмечали кованую сталь, венчавшую примитивное оружие. Пара хлыстов, ножи, дубина с гвоздями. Небольшой арсенал, достаточный, чтобы держать в страхе измученных рудокопов, закованных в кандалы. Но абсолютно бесполезный против её чешуи. Вооружение же народа, обитавшего в воздвигнутой неподалёку крепости Экус-Кермен, змею волновало куда сильнее. Очевидно, что Эноми Прэнс, уполномоченная по добыче золота, немало сего металла потратила, чтобы обеспечить свой покой.
Крепость, спускавшаяся с широкой плоской скалы подобно языку, отгородила себя от мира двумя уровнями красно-коричневых глиняных стен. Она бросала вызов ветру широким каменным фундаментом и фальшивыми оконными проёмами, разделявшими настоящие бойницы. Она бросала вызов небу, пытаясь расчесать его синие ряды зубцами четырёхугольных, расширяющихся снизу башен. Она бросала вызов всему летающему, скачущему или ползающему поблизости, выставив на стенах, в специально отведённых местах, дальнобойные камнемёты и стреломёты, которые Ламия даже не сразу заметила.
Владычица крепости Эноми Прэнс лишь однажды появилась на укреплениях бастиона, разом подняв активность подчинённых. Издали Ламия полюбовалась на бывшую наместницу, превратившуюся в военного вождя. Эноми Прэнс заплела бронзового цвета гриву в множество косичек, вплетя в них золотые нити, нацепила на себя чешуйчатые доспехи, сменила мягкую обувь на ботфорты с высокими голенищами и выступающими вперёд шипами. То, что пони представляет в крепости власть, выдавал только гребень, выполненный в форме короны с тремя зубцами – на каждом по маленькому изумруду. Без украшения Эноми Прэнс походила на рядовых солдат своей армии. Только свисавших тонких усов не носила и голову платком не обматывала.
Ожидая наступления вечера, Ламия погрузилась в отрешённое состояние, позволявшее ей увидеть свою внутреннюю магию. Почувствовать себя от ноздрей до кончика хвоста. И, уловив в циркуляции потоков чуть заметное волнение, сгладить его. В новом теле отгородить сознание от ощущений оказалось проще: последние полгода змея с успехом поддерживала себя в уравновешенном состоянии. И даже постоянное чувство внутренней пустоты не тяготило её.
Голод превратился в постоянного спутника. Пока представлялась такая возможность, Старсвирл изводил отложенную про запас пищу, чтобы обеспечить последовательницу супчиком хотя бы раз в день. При том, что такого супа хватало буквально на полчаса – после чувство насыщения пропадало, и змея вынуждена была терпеть апатию и голод. Как будто этого было мало – похлёбка из огородных растений утратила прежний приятный вкус, от неё, и даже от воспоминаний о ней, змею мутило. По всей видимости, Ламии требовался иной рацион, о котором в пустынных землях оставалось только мечтать. И в перерывах между мечтаниями занимать себя мыслями, что каждое такое испытание, каждая бытовая невзгода, имеет смысл на пути к восстановлению истинной Гармонии.
Сейчас змее требовалось невероятное усилие, чтобы не кинуться на проходящий поблизости четвероногий ужин. Она ждала определённого момента – когда охрана решит перевести подневольных старателей из шахт в домики, где те ночевали. Домики отгораживала от мира невысокая стена и ров с кольями, поэтому запереть там пони и караулить их с башенок по углам «городка» было выгоднее, чем караулить всю ночь возле шахт. Всё равно желавших сбежать не имелось. Но сегодня у всех заключённых был удачный день. Ламия решила вмешаться в рутину по добыче золота и вызволить одного давнего благодетеля.
В цепочке из пони, различавшихся по степени истощённости, по прохудившимся лохмотьям или их отсутствию, по слоям земли и грязи, змеиный глаз приметил серого единорога с плоско свисающей чёрной гривой. Ламия ощутила радость. Сомбре удалось продержаться на рудниках Экус-Кермен восемь месяцев, что тянуло на достижение. Единорог, вопреки всем немыслимым испытаниям, по-прежнему сохранял горделивый вид. Правда, немного подволакивал левую заднюю ногу, очевидно, где-то травмированную.
Шестеро охранников собирались сопроводить золотодобытчиков к их убогим жилищам. Ещё двое остались, чтобы пересчитать и описать сегодняшнюю добычу. С ними Ламия расправилась в первую очередь, воспользовавшись их увлечённостью процессом. Да, защитница истинной Гармонии не обладала конечностями или мощными атакующими чарами, но натренировалась обходиться и без них. Прицельный удар хвостом, крошивший возведённые из песчаника стены, переломал одному пони-стражнику значительное количество костей. Вокруг второго почти сразу же скрутились кольца чешуйчатого туловища, не позволявшие вздохнуть и издать крик. Спустя пару секунд змея уже ползла догонять караван заключённых и их надзирателей.
Она просто сшибла замыкавшего строй охранника и проползла по нему. Потом позволила завесе невидимости исчезнуть, рассчитывая, что местные вояки правильно оценят свои шансы и разбегутся без проволочек. Тратить время на то, чтобы расправиться с каждым, она не желала, просто хотела остаться наедине с закованными в цепи каторжниками. Охранники, в свою очередь, сопоставили ценность заключённых и важность собственной жизни, сделали однозначный вывод и дали дёру в сторону возвышавшейся крепости. Ламия понимала, что уже через десять минут Эноми Прэнс начнёт готовить весь гарнизон к обороне и неожиданной атаки не получится. Но ровно то же произошло бы, пропади разом все охранники. А змее требовалось время на подготовку и планирование.
Поведение пони, закованных в кандалы, было интересным. И сами они были интересны. Ламия отметила лишь пару особей, которые могли принадлежать к длинношерстным пони. Остальные относились к иным разновидностям. Отдельной группой сплотились существа с необычно низкой температурой тела. У них была странная гладкая кожа, которая казалась прочной и… сверкающей?
Насколько позволяли цепи, узники сбились в кучу, выставив на передний план серого единорога с чёрной гривой. Ламия позволила себе лёгкую улыбку – не слишком приятный на вид жест, оставшийся от прежних времён. Этот оскал перепугал и без того едва стоящих на ногах узников ещё сильнее.
Рог Сомбры окутало слабое магическое сияние. Ламия определила тип заклинания – единорог пытался приманить к себе копьё, которое валялось рядом с придавленным охранником. Охраннику оружие помочь уже ничем не могло, но хоть какую-то надежду беззащитным заключённым давало. Змея сосредоточилась на использованном заклинании, на своём желании получить его в собственность. Поток магии выронил переносимый предмет, потемнел в центре и начал извиваться. В итоге чары скатались в маленький тёмный клубочек, повисший перед змеиной мордой. Новому заклинанию требовалось пробежаться по металлическим цепям и разломать прилагающиеся к ним замки. Магии для полноценной реализации замысла оказалось недостаточно, но пара узников обрела свободу. Когда-то даже такое примитивное колдовство казалось змее недостижимым. Сейчас она ощутила досаду из-за незавершённости заклинания.
— Мне бы не хотелось затевать с вами драку, – прокомментировала свои действия змея. Она потратила больше месяца на то, чтобы сделать свою речь разборчивой. И всё равно раздваивающийся на конце язык не позволял выдавать привычные звуки, искажал гласные и растягивал согласные.
Пони, услышав от существа, которое они наверняка посчитали неразумным и хищным, осмысленную речь, удивились ещё сильнее. Даже Сомбра позволил себе округлить красные глаза.
— Во-первых, такая драка завершится весьма быстро и предсказуемо, – продолжила Ламия, покачивая головой. – А вы мне понадобитесь. В частности, ты, Сомбра.
Серый единорог вздрогнул и прищурился.
— Мы знакомы? – натужно прохрипел он. Очевидно, что восемь месяцев каторжных трудов не пошли на пользу его горлу.
— Мы встречались раньше, – кивнула змея. Этот жест она делать наловчилась. – В последний раз ты мог меня видеть через дырявые стены повозки, которая привезла тебя сюда. Я тогда бежала навстречу своей гибели.
Брови единорога поднялись ещё выше.
— Соулскар?
— Была когда-то, – нехотя признала рептилия. – Теперь мне имя Ламия. И я решила тебя проведать.
Разум Сомбры наверняка был занят попытками сопоставить образ длинношерстной пони с гигантской змеёй и сопровождавшим процесс неверием. Ламия же потратила пару мгновений на мысли об оставшемся невысказанным. Её привело в золотые шахты не только стремление отблагодарить знакомого единорога. Она также нуждалась в каком-то плане действий, каком-то представлении об окружающем мире. Искала хотя бы совета от личности, заслужившей право сыпать советами. Старсвирл же, к великому огорчению змеи, чётких предписаний насчёт будущего восстановления истинной Гармонии не оставил.
— Так вот, вы все мне очень нужны, – повторила Ламия. – Мне нужны ваша отвага и твоя, Сомбра, магия. Потому что завтра я собираюсь занять вон ту крепость. – Два жёлтых глаза с чёрными разрезами зрачков повернулись в сторону каменной постройки. Закатное небо позволяло рассмотреть приземистые фигурки, суетящиеся на каменных стенах Экус-Кермена.
— А что нам делать сейчас?
— Отдыхать, – буркнула Ламия. Она поползла в сторону жилых зданий для каторжников. По периметру, как она отметила, находились башенки с охранниками. Но стража благополучно получила известие, что в округе ползает гигантская тварь, и сбежала под защиту стен цитадели. Ничто не препятствовало возвращению усталых шахтёров. И побегу пони, которые, согласно принятому на шахтах графику, сегодня отдыхали. Среди прятавшихся в лагере узников Ламия заметила ещё нескольких четвероногих со странной шерстью.
— Что у тебя за странные приятели? Они явно не из подгорного королевства, – позже поинтересовалась Ламия у Сомбры. До этой спокойной минуты змея была занята наблюдением за крепостью и утолением голода – три убитых ранее стражника на время избавили её от постоянного беспокойства.
— Это мореходы из Кристальной Империи, – пояснил единорог. Как заметила змея, Сомбра успел снискать среди товарищей по несчастью уважение. Во всяком случае, когда он, опасаясь коварных планов тех, кто засел в крепости, распорядился затворить и укрепить наружные ворота, никто и не подумал возразить.
— Все разом совершили преступление?
— Ага, – фыркнул Сомбра. – Посмели проплыть мимо утёсов неподалёку. Там стоит маяк, предостерегающий путников о подводных скалах и отмелях. Так вот, Эноми Прэнс распорядилась передвинуть его вглубь суши. Чтобы корабли налетали на камни. А те, кто на кораблях, отправлялись если не на дно морское, то прямиком в шахты Экус-Кермен.
— Вот сволочь, – прокомментировала змея. Попутно она подняла голову так, чтобы поверх наружной стены увидеть злосчастный маяк. В нынешнюю ночь свет на нём никто не зажёг – очевидно, народ боялся высунуться из красной каменной крепости.
— Мало рудокопов – мало золота. – В голосе Сомбры проскользнуло нечто вроде понимания. – Только преступниками должной выработки не обеспечить. Вот местная королева и хватает всех, кто проезжает и проплывает мимо. Ещё у неё под копытом целый отряд наёмников, который устраивает набеги на обжитые участки на краю пустыни.
Ламия обычным зрением, которому помогал свет многочисленных костров, а также своим особым взором оглядела худых, лишённых дома и семей пони, приведённых в шахты из разных краёв. Все они портили своё здоровье и рисковали жизнью ради процветания и обогащения одной особы. Несправедливо. Чувство Гармонии подсказывало, что ситуацию надо исправить.
— Интересно, что будет, когда в горном королевстве узнают про методы Эноми Прэнс?
— А ты разве не слышала?
Змея настороженно уставилась на единственного в округе чародея. Ей очень не понравился печально-удивлённый тон его охрипшего голоса.
— Горное королевство в упадке, – пояснил Сомбра. – Месяца три назад там началась эпидемия. Болезнь, которая валила всех. Эти известия принесли пустынные жители, которые сбежали из предгорий. Эноми Прэнс сразу же перестала отправлять туда караваны и объявила себя независимой королевой. Учитывая, что до сих пор никаких вестей с запада не было, я боюсь, что те горы… потеряли всякую государственную волю.
Ламия, языком пробовавшая на вкус ночной воздух, замерла с нелепым и опустошённым видом. Как бы ни отстранялась она от своего прошлого, как бы ни старалась видеть в себе новую личность, горное королевство, край длинношерстных пони, всегда было её домом, местом, где она выросла. И вот теперь существование этого дома оказалось под угрозой. Из-за той самой болезни, которую знахарка Соулскар пыталась изучить и остановить. Ей тогда не дали довершить начатое, обвинили в преступлениях и выдворили прочь. И, похоже, не нашлось никого, кто сумел бы её заменить.
Сомбра неловко переступил с ноги на ногу. Он понял, что не обрадовал своими новостями собеседницу.
— Мне жаль, что всё так повернулось, – произнёс он.
— Горное королевство ничего для меня не значит. – Змея решила замаскировать печаль откровенной ложью. – У меня теперь иные заботы. Иные интересы.
— Посвятишь? – Единорог, нашедший немного времени, чтобы расчесать чёрную гриву и придать ей пышность, развалился рядом с костром, подперев копытом голову.
Ламия не видела причин отвечать отказом. Какой бы могущественной Старсвирл её ни сделал, союзники по-прежнему требовались. Она потратила ночь на объяснения. Рассуждала об истинной Гармонии, о том, как случайности стали основой для всего существующего, об иных мирах, о внутренней магии. Она рассказывала всё это ещё и потому, что слова в её сознании сопровождал голос старого мага. Хотя он не позволил называть себя отцом и старался держаться поодаль от созданной им сущности, но его образ казался родным и близким.
— Есть, конечно, спорные моменты во всех этих россказнях, – сказал Сомбра, потягиваясь. – Но их автор наделён даром складывать вазу из отдельных осколков.
Обида точёной иглой пронзила сознание рептилии. Ей не понравилось, что единорог даже на минуту не предположил, что Ламия является автором озвученных теорий. Конечно, она не хотела присваивать себе заслуги наставника, но пыталась впечатлить Сомбру своими знаниями. Не сработало.
— Тебе бы отдохнуть надо, – посоветовала рептилия, снова высоко приподнимая голову. Взгляд её был направлен в сторону крепости.
Днём раскалённая почва раздражала чувствительное к температурам зрение. Зато ночью пески и красно-оранжевые скалы представали перед змеёй идеально чёрными. И любое движущееся животное отчётливо светилось от тепла собственного тела. Сейчас змея искала такие яркие точки, которые могли бы совершить вылазку из Экус-Кермен по приказу местной королевы. Во всяком случае, Ламия на месте Эноми Прэнс организовала бы подобный ночной рейд, поэтому не теряла насторожённости. Вот только владелица шахт явно нашла себе какие-то другие дела.
— Тут всем отдохнуть надо, – усмехнулся единорог. – Но лучше этим заняться, когда устраним тех, кто способен нам помешать.
— Вот именно. Для этого мне завтра понадобится много твоей магии. А если ты уставший будешь, то какой от тебя толк?
— Мои магические силы определяет не усталость, – ответил Сомбра. И пояснил, поняв вопрос, не озвученный рептилией: – Злость. – На секунду глаза единорога озарились вспышкой зелёного пламени.
— Что ж ты не разозлился и не развалил всю крепость? – насмешливо поинтересовалась Ламия.
— Один раз попробовал. – Сомбра потёр левую заднюю ногу, изгиб которой показался Ламии не вполне нормальным. – Понял, что в одиночку я воевать смогу очень недолго. А от моей покорности зависит не только моя жизнь.
Сомбра поднял голову и взглядом отыскал у соседнего костра группу мореходов, бывших подневольными работниками.
— Я обещал этим парням, что помогу им вернуть в родные края. Им тут не легче, чем мне. Шахты будут преследовать их в кошмарах до конца жизни. Как, впрочем, и меня. – Единорог позволил себе улыбку. – Зато теперь не надо придумывать самое страшное наказание для своих врагов. Оно мне уже известно.
— Угу, – откликнулась Ламия. – Но теперь всё-таки отдохни.
— Мне кажется…
— Я прошу. Отдохни.
Фактически это был приказ. И ситуация смешила своей вторичностью. Когда-то в прошлом почти таким же тоном Сомбра уговаривал одну длинношерстную пони поесть сухарей и глотнуть воды. Роли поменялись, и, как бы свирепо единорог ни двигал брови, ему пришлось прижать уши и опустить голову на передние ноги, сделав вид, что спит. После чего, как показалось Ламии, он всё-таки заснул по-настоящему. Остаток ночи змея выступала в качестве одинокого дозорного.
Едва рассветные лучи озарили стены Экус-Кермен, а его нанятые за щедрую плату защитники успели протереть глаза, Ламия возобновила упражнения с магией. Скатанные в клубок чары, полученные от Сомбры, двинулись в сторону каменной громады. Пони в крепости попытались как-то помешать продвижению этого облака, но все камни и стрелы пролетали сквозь магию, даже не всколыхнув её. Чёрная туча добралась до стены и, подчиняясь пожеланиям владелицы, въелась в раствор, скреплявший камни. Магия подобно воде растекалась по всем щелям и превращала прочный материал в пыль. Утратившие сплочённость булыжники осели, словно нарыв на преисполненном жизни теле. Спустя пару мгновений часть наружной стены попросту перестала существовать, устроив незабываемые последние мгновения всем несчастным, решившим посмотреть, что за угроза движется на укрепления.
Воины Эноми Прэнс недолго пребывали в изумлении, а правительница, очевидно, взглядом медовых глаз определила основную угрозу: заработали развёрнутые в нужную сторону камнемётные машины. Все они били в цель, которую сложно было не разглядеть. Ламия, позволив первой паре увесистых валунов взрыть песок, окутала себя чарами невидимости и отползла на двести метров в сторону. Ей пришлось подождать полчаса, потому что бахвалившийся своей злостью единорог был не в состоянии обеспечить её магией. За это время в сторону неказистого воинства бывших рабов отправилось немало снарядов, но долететь не смог ни один.
Вторую линию укреплений ждала участь первой, хотя защитники пытались поразить тёмное облако с удвоенным старанием. Все пони с повязанными на головах платками вынужденно обратились в бегство, когда сеть чёрных трещин двинулась вверх по стене. Для Ламии и её воинства, не насчитывающего и полусотни пони, открылся путь внутрь крепости, к лепившимся друг к другу красным постройкам. Однако змея не торопилась бросать подопечных на штурм – мало кто из них мог справиться даже с одним наёмником армии Эноми Прэнс. Ламия позволила единственному источнику магии отдохнуть и первой двинулась через пролом по грудам камней, награждая всех, имевших наглость шевелиться поблизости от неё, ударами головы или хвоста. Полное отсутствие домов, превышающих в высоту два этажа, позволяло достать любого врага. Желающие покидаться камнями и стрелами с крепостных стен и парапета получали магические снаряды в ответ. Сомбру змея подсадила, позволив ему забраться на внутреннюю стену крепости, и теперь единорог вовсю отыгрывался на всех, кто попадался на пути. На нижних уровнях Экус-Кермен тем же самым занимались остальные бывшие золотодобытчики.
Горделиво возвышавшаяся над плоским столом пустыни крепость пала за считанные минуты. Сообразившие, что к чему, стражники начали в панике убегать от проломанных стен, преследуемые чешуйчатым монстром. Ламия превратила погоню в игру, в которой медлительные не выживали, и скользила вперёд по узким улицам. С азартом гнавшая впереди себя добычу, сосредоточенная лишь на белых одеяниях ретировавшихся воинов, змея не нашла пары секунд, чтобы почувствовать в их бегстве организованное отступление.
Миновав два поворота, змея заползла в столь узкое место, что сдвинуться в сторону ей было некуда: слева крепостная стена, справа скальное основание, на котором гнездились прямоугольные домики. И здесь, в этой теснине, Ламию ждал главный сюрприз крепости. Эноми Прэнс за прошедшее с начала штурма время ухитрилась стащить с бастиона, подготовить к бою и развернуть в сторону узкой улицы баллисту, втрое превосходившую размерами любого пони. Сейчас ей осталось лишь со злорадной усмешкой налечь на рычаг, сдерживавший натянутые ремни. Пусковой механизм раскрутился, и толстая, окованная металлом стрела ударила по зажатой в тиски построек рептилии. Наконечник пробил чешую чуть ниже головы, прошёл через тело, вырвавшись с обратной стороны туловища.
Ламия не могла пошевелиться. Возможность сделать вдох тоже пропала. Сознание озарила выбивавшая из колеи мысль: какая-то жалкая пони сумела её остановить. Сумела… убить её?
— Глупая ты тварь, – произнесла комендант Экус-Кермен, спрыгивая с подставки к баллисте. Тихо звякнули связанные между собой шнурами металлические пластины доспеха. – Мы тут налёты драконов отбивали не один раз. С чего бы мы испугались червя-переростка?
Ламия могла слышать её затухавший в тишине голос. Но думала не об опасной красоте Эноми Прэнс. И не о судьбе Сомбры, который с крепостной стены в смятении наблюдал за низвержением и гибелью союзника. Все её мысли обратились к событиям недавнего времени, к действиям её бывшего наставника, к его прощальному подарку.
Ей казалось, что старый маг, не жалевший запасов провизии, переставший следить за порядком в Руинах, однозначно планирует отправиться в странствие вместе с ней, чтобы наставлять её дальше. Но восторженным планам суждено было обернуться разочарованием. Единорог нашёл применение осколку звезды, который он сохранил ранее, использовал этот запас закристаллизованной магии для дополнительного преобразования, связанного с её сущностью. Последний магический эксперимент.
Она не хотела этого. И если бы Старсвирл задал прямой вопрос, она бы отказалась. Но именно поэтому прямого вопроса не прозвучало. Единорога не интересовало мнение творения. Он решил все вопросы за себя и за Ламию. Фактически предал и бросил её одну. Показал себя упрямым, в чём-то глупым, но искренне верящим в свои идеи и цели существом. Не безумным. За всеми действиями того вечера читался лишь холодный расчёт. Старсвирл определил свой путь, примирился с мыслью, что его сил на исправление этого мира не хватит. Он создал идеального последователя, великого защитника своих идей. Он твёрдо намеревался обеспечить его таким полезным свойством, как неуничтожимость. И готов был пожертвовать собой. Не пожелав попутно прочесть речь о принципах Гармонии, о равновесии, о необходимости утратить что-то для приобретения соразмерной выгоды. Ламия в тот момент хотела, чтобы он ударился в эти речи – ведь тогда он пробыл бы с ней дольше.
Она пыталась сопротивляться, пыталась установить контроль над этим странным и даже отталкивающим заклинанием, которое потянулось от единорога к змее, словно утыканная когтями лапа, стремящаяся добраться до сердца. Но у Ламии не хватило сил. Не хватило умения. Старсвирл просто смял её сопротивление. Магия связала две сущности – эта связь была мимолётна, она не принесла боли. Завершила одну жизнь во имя бессмертия другой. Старый маг исчез во вспышке заклинания, не оставив ни тела, ни призрака. Он просто исчез, не дав последнего совета или предостережения.
Пока Эноми Прэнс радовалась неподвижной исполинской фигуре поверженного врага, сознание змеи стало полностью независимым от оболочки, отдельным организмом, способным на ментальное возвращение и восстановление своей сущности… У Эноми Прэнс получилось причинить ей вред. Но это лишь задержало Ламию на несколько секунд, требующихся, чтобы развоплотить древко стрелы, попавшей в тело, и заживить ранения. После чего прикрытый белой полупрозрачной плёнкой глаз дёрнулся и растянул пропасть угольно-чёрного зрачка.
Напряжённые мышцы тела позволили громаде рвануться вперёд, попутно сбрасывая старый слой кожи и открывая новую, созданную секунды назад чешуйчатую броню. Ламия сомкнула челюсти на хребте Эноми Прэнс, превращая её монолог в писк, сопровождаемый тихим похрустыванием. После чего пони полетела в сторону ближайшей стены, а змея, набрав скорость, превратила разряженную баллисту в щепки, попутно пройдясь хвостом по всем, у кого были по этому поводу какие-то возражения.
— Драконы?! – рявкнула она, сминая броню как древесные листья, доводя постройки вокруг маленькой площадки, где её путь едва не закончился, до состояния груды камней, давящих обитателей. – А могут драконы сотворить такое? Могут драконы устроить подобный кошмар?
Ламия успокоилась, лишь раскурочив половину внутренних строений крепости. Что было несложно, учитывая, как тесно они громоздились. Вокруг неё не уцелело ни одного враждебного существа – только искренне восхищённый единорог, о существовании которого змея вспомнила не сразу.
— Проклятье! Кажется, я слегка намусорила в твоём новом доме, – вздохнула исполинская рептилия, отодвинув хвост от стены из красной глины. Здание около хвоста сразу же накренилось и украсилось источающими пыль трещинами.
— Это отстроится, – усмехнулся Сомбра, переводя взгляд на тот участок поля боя, где валялись обломки стреломёта, куски чешуи и стонущая Эноми Прэнс. – Не думал, что тебя реально можно… пробить оружием.
— Пробить можно. Убить – нет, – подытожила змея, демонстрируя, что её новая чешуя не несёт на себе никаких следов физических повреждений. После чего в свою очередь заинтересовалась ещё живой королевой Экус-Кермен.
— Как мило, что ты ещё с нами, Эноми. – Ламия подползла ближе, глядя на изнемогающее от боли в поломанных костях и повреждённых органах существо с некой пародией на сострадание. – В былые времена, в прошлой жизни, я бы смогла избавить тебя от мучений одним быстрым ударом острого ножа…
Эноми Прэнс не отреагировала так, как ожидала змея. То ли не поняла смысл явной подсказки, то ли просто утратила способность что-либо соображать.
— Я изменилась, времена изменились, – продолжила победительница. – Теперь я знаю куда больше об экзотических способах лечения. А я уверена, что ты не хочешь умирать. И согласишься на любые средства, которые продлят твоё существование. – Змея подняла голову и обратилась к союзнику-единорогу: – У тебя хватит сил на ещё пару заклинаний?
— А что ты собираешься с ней сделать? – спросил Сомбра, предоставляя необходимые чары. Объём магии был на порядок меньше, чем хотелось бы рептилии. Поэтому от мгновенной трансформации пришлось отказаться. Тихо всхлипывающую пони окутала магическая пелена, создавшая прочный светло-зелёный кокон, который должен был поддерживать в ней жизнь и производить медленные изменения в физиологии.
— Собираюсь сохранить за ней титул королевы, – с явной гордостью за свои действия произнесла Ламия. Она пыталась повторить достижения наставника в области преобразующей магии, хотя ещё не до конца в ней разобралась. Но надеялась на удачный результат. – И превратить в подмогу для своей миссии… Правда, ещё надо придумать, на что она будет похожа, когда наступит момент перерождения.
Змея задумчиво свернулась вокруг зелёного кокона, нелепо выглядящего на фоне разваленных построек и проступавшей под ними скалы.
— Кстати, постарайся отловить для меня нескольких местных воинов. Моей королеве понадобится свита…
Ламия полностью сосредоточилась на процессах, происходящих за непроницаемой для зрения зелёной органической плёнкой. Недовольную физиономию Сомбры, нехотя отправившегося выполнять приказы, она не заметила.
Её больше волновало создание последователей и подручных, достаточно опасных для её врагов, но безвредных для неё самой. Они должны были стать исполнительными и мастеровитыми, способными к различной работе, но в то же время достаточно примитивными и неразвитыми, чтобы их получилось без сожаления послать на верную гибель. Лучше всего было сделать подручных однотипными, лишёнными индивидуальных черт, подчинённых общему инстинкту. Но дать им предводителя с гибким разумом. Превосходящую во всех отношениях королеву.
Чтобы существа помогали Ламии в её трудах, они должны были понимать не мотивы, но суть её поступков. Должны были улавливать её магию и вторить ей. Но следовало ограничить магические навыки существ, чтобы в своём развитии они не смогли затмить создательницу. Логичным решением казалось выделение для них чар, аналогичных тем, что змея считала полезными, но более специфических. Тварям суждено играть роль армии незаметных разведчиков и в то же время представлять масштабную угрозу, поэтому Ламия решила сконструировать их, совместив неприятный и отталкивающий внешний вид водившейся в пустыне саранчи с пригодной под смену цвета и плотности шкурой, о которой читала в одной из книг про обитающих в морях существ. Обеспечила крылья для мобильности и скорости, обеспечила рога для ограниченной магической деятельности. Оставила на примитивном уровне зрение, пищеварительную систему и почти полностью убрала коммуникационные возможности.
Все мыслительные операции, всю ориентацию в пространстве, все рефлексы маленьких тварей Ламия замкнула на одном существе, венчавшем творение. На первой в своём роде королеве, которую змея ещё до её рождения нарекла Форанис. Над ней чародейка работала особенно долго, стараясь оставить в существе как можно больше от пони, но придать достаточно черт, чтобы чёрное воинство однозначно воспринимало её как предводителя. Ламия полностью стёрла воспоминания и чувства, принадлежавшие когда-то Эноми Прэнс, и вложила вместо них инстинкты и тягу к чужим положительным эмоциям, посчитав, что такая связь буквально заставит её творения кидаться на жителей окружающих земель. И полностью исключит возможность мирного и благоприятного сосуществования пони и этой новой расы.
В порыве творения Ламия допустила ошибку, которую потом вспоминала и переосмысливала долгие столетия. Создавая народ и их королеву, она не стёрла из их разума главное, что должна была стереть – свободу воли. И через три дня, когда медленное магическое преобразование для дюжины существ, бывших когда-то обычными пони, завершилось, рой и его предводительница вместо выражения почтения и покорности зашипели на своего творца и весьма прытко полетели в сторону маяка на скалах и открытого моря. Рептилия провожала беглецов взглядом, полным злобы, теснимой гордостью.
Но это случилось в будущем, а в момент, когда Форанис как существа ещё не существовало, Ламия неподвижно лежала на развалинах Экус-Кермен, а Сомбра бегал за стены, в местные оружейные залы и комнаты с сокровищами. Змея оживилась, лишь когда услышала поступь товарища, нацепившего литой железный нагрудник и приклёпанную к нему мантию. Также Сомбра откопал где-то серебряный венец с большим количеством зубцов и теперь постоянно поправлял его, так как украшение не желало нормально уживаться с чёрной гривой.
— Как тебе? – спросил единорог, разительно не походивший на каторжника, почти восемь месяцев гнувшего спину с киркой в зубах.
— Замечательно выглядишь, – признала далёкая от мира высокой моды рептилия. – Именно такой командир и понадобится этой крепости в будущем.
— Что? – недопонял собеседницу единорог. – А, нет-нет. Я тут не останусь, – помотал головой он. – Как я говорил, я дал обещание капитану Харбрингеру и его спутникам, что верну их домой в Кристальную Империю. Полдела как бы сделано, но всё равно надо будет отправиться вдоль побережья, найти ближайший лес, построить корабль, преодолеть огромные расстояния, двигаясь морем на север…
— Да, у всех нас много дел, – вздохнула змея. – Кстати, если будет возможность, попроси… хоть того же капитана Харбрингера. Пусть нарисует для меня карту северных земель. Не хочу там ползать, не разбирая дороги.
— Сделаем, – кивнул Сомбра. Тут он вспомнил об одной важной вещи, которую прятал под мантией. О части груза, которую везли по морю пони из Кристальной Империи, и которую присвоила себе Эноми Прэнс. Которая случайно попалась ему на глаза, когда он рыскал по местным кладовым, игнорируя опасность, которую представляли вооружённые наёмники, что по-прежнему прятались где-то в крепости.
Сомбра показал Ламии бело-голубой, расходившийся на три части кристалл, который заиграл солнечными бликами. Змея вынужденно сдвинула защитную пластину, чтобы уберечь глаза от того, на что восхищённо таращился единорог. Попутно отметила, что глаза у Сомбры блестят не только благодаря отражённому свету.
— Я наслушался историй про Кристальную Империю, – нарочито громко шептал единорог. – Про то, что все дома и дворцы там похожи на этот камень. Ты даже не представляешь, как сильно я хочу оказаться в тех краях. Как я заранее обожаю место, где ещё ни разу не был.
— Уверена, такой радостный момент для тебя обязательно наступит, – сказала Ламия, укладывая голову обратно на кольца собственного тела.