Эпоха полночных кошмаров
Глава ХХ
— Чт… Что? – Спектральный Шторм, совершенно беспомощно носящаяся туда-сюда и заглядывающая в каждую хижину, была похожа на брошенную собаку. Флаттершай и Пинки обезоруживало звучащее в голосе бойкой и агрессивной пегаски отчаяние. – К-куда все ушли? Как они могли уйти?
Радужногривая пони вскинула уши и резко повернулась, когда услышала звук сдвигаемой деревяшки. Жестокость и кровожадность, вспыхнувшие в её вишнёвых глазах, угасли с появлением жеребёнка. Оранжевая пегасочка с пыльными фиолетовыми гривой и хвостом, переломанная и перебинтованная, медленно, глядя себе под копыта, словно не доверяя им, выбралась из-под единственной обрушившейся хижины. Шторм с трудом узнала в жеребёнке кобылку, крылья которой были смолоты колёсами в стенах арены, и плавными скачками быстрее остальных пони приблизилась к ней. Пегаска помогла кобылке, откинув носом последнюю деревяшку, зацепившуюся сучком за бинт на крыльях малышки. Лидер повстанцев села на круп, взяла прижавшую уши кобылку передними ногами, а затем прижала к груди в объятии и, поглаживая ту по гриве крылом, мягко спросила:
— Ты в порядке, мелкая? Как тебя зовут? Куда все ушли, и почему ты не пошла с ними?
Кивнув, та немного бодрее, чем выглядела, ответила:
— Я Скуталу.
— А я Шторм, — сделав паузу перед своим именем, ответила с наволоченной на лицо улыбкой пестрогривая кобылка. – Почему ты одна?
Флаттершай не могла не улыбнуться, умилившись тому, как хорошо ладит лидер повстанцев с жеребятами. «Может, она не такая грубая, какой хочет казаться? – с ненужной нежностью подумала пастельно-жёлтая кобылка, но, испугавшись сама себя, отбросила эту мысль. – Нет. Нет. Плохая Флаттершай». Пегаска помотала головой, вызвав недоумённый взгляд со стороны Эпплджек, но не заметив его, поглощённая мыслью о том, что она ведь не интересуется кобылами.
Скуталу долго не отвечала; Шторм терпеливо ждала. Наконец кобылка подняла на старшую пони серо-фиолетовые глаза и растерянно пробормотала:
— Я не помню.
Предводительница прижала копытом голову жеребёнка к своей груди и, стиснув зубы, нервно покачалась взад-вперёд на крупе. Единственная ниточка, связывающая её с ушедшими повстанцами, оборвалась.
Пинки Пай осенило, и она подскочила к Скуталу с вопросом:
— А ты не слышала ничего о том, куда все могли пойти?
Спектральный Шторм копотливо, медленно отпустила оранжевую пегасочку, словно боясь резкими движениями спугнуть показавшуюся из-за тёмных деревьев надежду.
— К… эм… логовам… в ущелье… — нахмурилась Скуталу. – Я не могу вспомнить. Хижина грохнулась на меня, когда главная пегаска говорила, куда всем надо пойти.
— К логовам? – оцепенев, повторила Спектральный Шторм. Она резко схватила копытами голову жеребёнка и рванула её лицо вверх, смотря в него в диком ужасе: — К логовам мурен?! Лайтнинг Даст повела их к логовам мурен в Ужасном ущелье?!!
— Видимо, да, — с придыханием ответила Скуталу, и передними ногами Шторм почувствовала, как та пытается покивать; она отпустила голову жеребёнка. Кобылка с недовольным видом потёрла шею – чисто символическое обозначение того, что недавно ей было неудобно, хотя её шеи радужногривая не касалась. Однако, увидев, в каком выведенном из равновесия состоянии находится лидер повстанцев, грязно-оранжевая кобылка оставила свои прихоти и с тревожным участием посмотрела вверх, в лицо Шторма.
— Нет… — надломлено выдохнула Шторм, мелко мотая головой. – Это же смерть… это же верная смерть…
Тандерлейн безрадостно смотрел на своего лидера, терпеливо поджидая, когда пройдёт завладевшая Штормом минута удушливого упадка. Их с радужногривой пегаской темпераменты были различны, но пегас прекрасно знал: прерви он эту прострацию – и разрушения будут идти на квадратные метры.
Скуталу отошла на шаг, чувствуя с пронзительным свистом взлетающее напряжение. Спектральный Шторм вцепилась копытами в землю и гневно задрожала, её нижняя челюсть конвульсивно тряслась.
— Эм… Спектральный Шторм, мне… — промямлила Флаттершай, нарушая тишину, и её голоса хватило, чтобы окончательно переломить душевное равнодушие Шторма.
С бешеным, кошмарным рёвом пегаска взбрыкнула задними ногами, выдернув из-под своего тела, и начала рвать и метать.
Она в отчаянной, остервенелой горестной злости атаковала деревья, ломая молодые стволы и оставляя вмятины на более крепких. Выражение её лица было таким несуразным, что друзья легко начали бы ассоциировать её с разозлённым подростком, если бы не понимали ситуации. Шпион Императрицы – Лайтнинг Даст. Предатель – любимая Штормом кобыла.
А радужногривая пегаска была слишком поглощена уничтожающим разочарованием, слишком разбита и сломлена, чтобы следить за тем, как она выглядит, каким голосом она выкрикивает бессвязные проклятья. Единственная здравая мысль, задержавшаяся в охваченном и сокрушённом ударом мозгу – не расплакаться. Не разрыдаться при всех. Не дать больше видеть свои слёзы…
В какой-то момент Спектральный Шторм продолжила разрушение всего вокруг себя чисто машинально, в памяти вернувшись к тем дням, когда она была Рэйнбоу Дэш, не заматывалась в чёрные лоскуты и не устраивала масштабные диверсии, к той последней минуте своего бытия Рэйнбоу Дэш, когда всё, во что она верила, сломалось, а её картина мира, сложноорганизованная и захватывающая, развеялась пеплом по миру и заставила задохнуться и умереть её будущее. И пегаска топтала, крушила и ломала до тех пор, пока у неё не закончились силы. И она бессильно опустилась на землю, с бесполезной, измотанной гордостью подумав о том, что не позволила себе заплакать.
Друзья смотрели на неё с пониманием и щемящим чувством того, что они ничем не могут помочь – оно повисло среди пони густым облаком, навевающим мысли о безнадёжности происходящего. Пока Шторм психовала – Лайтнинг увела восстание дальше. Пока они все стояли – сюда мчалась армия чейнджлингов. А Рэрити... Рэрити просто была оставлена в подземных лабиринтах. Зря.
Скуталу не понимала всего отчаяния ситуации и не разделяла общей апатии. Утянутая Пинки Пай с линии огня, она восхищённо наблюдала за исступлением кобылы с потрясающими гривой и хвостом, кострами бушевавшими при каждом импульсивном движении. Они завораживали, играли, буйствовали вместе со своей владелицей и её эмоциями – глубоко искренними и такими же яркими. Но экспрессия эта была насыщена таким драматизмом и остротой, что маленькая оранжевая кобылка забыла, как дышать, обезоруженная этим откровением.
У Тандерлейна всё было намного проще. Он видел типичную кобылью истерику.
Последние два раза вяло ударив по коре выкрученного дерева, Спектральный Шторм медленно сползла – не упала даже – на землю. Тогда жеребец подошёл к ней и чётко, громко произнёс:
— Лайтнинг Даст предала тебя.
— Эт уж все поняли, — шикнула на него Эпплджек.
— Заткнитесь. Заткнитесь все, ни один пони не способен мне помочь, — проскрежетала зубами Шторм и поднялась на ноги. Она знала, что должна пересилить себя, снова начать соображать. Вспомнить о своём предназначении. – Так… — устало прошелестела пегаска. – Так. – было крайне тяжело заставить свою голову, защитившуюся пустотой от подползающего умопомрачения, снова работать. Но кобылке это удалось. – Нам нужно догнать их.
— Это бесполезно, — пасмурно отозвался вороной жеребец. – До Ужасного ущелья отсюда идти полдня даже шагом, а нас не было…
— МЫ ДОЛЖНЫ СДЕЛАТЬ ХОТЬ ЧТО-ТО, ТАК ЧТО ЗАТКНИ СВОЮ ПАСТЬ НЕМЕДЛЕННО, ИЛИ Я ЗАСУНУ ТЕБЕ ВОН ТО БРЕВНО ТУДА, КУДА ЭРЕКЦИЯ НЕ ДОХОДИТ!!! – рявкнула Шторм так, что подняла в воздух тучи птиц с уцелевших окрестных деревьев. Сердито покрикивая, они, только усевшиеся, полетели искать более спокойное место.
Думать светло-голубой кобылке по-прежнему было трудно, а говорить – легко. Чувство самосохранения у Тандерлейна было сильнее гордости: он проглотил даже это оскорбление, задевающее его достоинство – любое.
Пыхтя, Спектральный Шторм потопала на восток. Сейчас она была даже не на подростка похожа – на обиженного жеребёнка, который кричит, что уйдёт из дома, но все прекрасно понимают, что это пустая, бесполезная угроза.
Пытаться догнать ушедшую два дня назад повстанческую армию. Пустое, бесполезное действие. Шторм разверзла крылья и словно катапультировала себя в серое и безрадостное осеннее небо.
— Если захотите пойти с нами, то идите прямо туда, — со вздохом указал копытом Тандерлейн и тоже развернул крылья.
— Сейчас осень, — озадаченно сказала Эпплджек. – Почему деревья здесь зелёные?
Чёрный пегас удивлённо поднял брови, но в его глазах застыл блеск глубокого равнодушия. «Она садовод, — подумал безучастно Тандерлейн. – Должно быть, профессиональная привычка».
— Императрица сдвинула календарь на полгода вперёд, меняя времена года по своей прихоти. – словно жуя слова после сильной пьянки, объяснил нехотя жеребец. – В общем, вы знаете, куда идти, да?
Оставив тройку пони и жеребёнка самостоятельно решать, что им делать, Тандерлейн бросился догонять уже далеко улетевшую предводительницу восстания.
— И чего ты хотела этим добиться? – проворчал пегас, невероятно рискуя: Спектральный Шторм в воздухе – что стрела на тетиве. – Отрицать очевидное глупо. Я тут же понял, что шпион – Лайтнинг Даст, как только Рэрити… — он рвано выдохнул и с силой моргнул, — рассказала о том, что Императрица кого-то подосла…
Спектральный Штурм одарила скулу Тандерлейна смачным хуком, и пегас на полной скорости ушёл в штопор. Пегаска почти не заметила ни своего действия, ни его последствия, но слова вороного жеребца всё-таки возымели своё действие: она начала трезво – или менее сомнамбулически – соображать.
Как бы это ни было горько, как бы это ни хотелось с пеной у рта отрицать, Тандерлейн был прав. Лайтнинг Даст прямо-таки загорелась, когда появилась возможность управлять лагерем. Она всегда вполголоса рассуждала о порядках, принятых в Империи – даже о внутренних распорядках некоторых организаций, о которых простые смертные знать не могут…
— Скажи мне на милость, почему я всё ещё лечу вместе с тобой и терплю твои оскорбления? – уже не так добродушно процедил вернувшийся на своё место Тандерлейн.
Пегасы, оставляя столь контрастирующие бледно-серый и кричаще-радужный воздушные шлейфы, зашли на посадку и приземлились на холодные каменные плиты, предваряющие вход в издырявленный норами мурен коридор.
По нему свободно гулял ветер.
Спектральный Шторм пустым, невидящим взглядом обвела широкое пространство перед собой. Она впервые в жизни почувствовала себя маленькой, крохотной, потерянной.
— Ты был прав. – слова давались во всех аспектах тяжело. – Лайтнинг Даст предала меня.
На этот раз боль, тихая боль отчаяния, осознанного в полной мере своей непоправимости, достигла сердца Тандерлейна. Он сглотнул, переступил с копыта на копыто и неуверенно спросил, почему-то чувствуя себя убийцей:
— Может, Скуталу показалось?
— Может, — рассеянно согласилась Спектральный Шторм. – Но тогда зачем ей вообще надо было уводить лагерь?..
Они безмолвно стояли друг рядом с другом, продуваемые всеми ветрами.
— Спектральный Шторм? – раздался милый, тонкий голос Дёрпи. – Ты ищешь нас? Лайтнинг Даст послала меня за тобой. Она хочет встретиться.
Ветер колыхал радужные волосы, открывая глаза, которые предводительница хотела скрыть от Тандерлейна – слишком много пустоты и безволия в них сосредоточилось. Но после этих слов пегаска вскинулась, повернулась к косоглазой простодушно улыбающейся пони и мелком взглянула на вороного жеребца – не кажется ли ей, не агония ли это умирающего рассудка: нет, пегас тоже смотрел на Дёрпи, вопросительно склонив голову набок.
— Лагерь жив? – неверяще произнесла Шторм и посмотрела на наполненные воем ветра логова мурен в каньоне. Лагерь, как она уже уверовала, должен был сгинуть там.
— Конечно, — хихикнула, забавляясь, серая пегаска. – Что с ним может случиться?
Ничего не понимая, но уже не смея надеяться на лучшее, чтобы не получить вдвойне болезненный удар, Спектральный Шторм бок о бок с Тандерлейном полетела за посланницей, сетуя на то, что та не может лететь быстрее: нетерпение так и клокотало в желудке. "Я быстро, — думала она, — Флаттершай с остальными как раз дойдёт сюда, когда я вернусь".