О монстрах и пони
Эпилог
Новые земли встретили его запустением. Серые скалы, бледно-желтая, изрезанная трещинами земля, остывшие кристаллы. Кто-то выпил весь их свет без остатка. Там, откуда пришел крылатый гигант с бурой гривой, было множество таких кристаллов. У каждого был свой оттенок, свой голос. Он мог часами сидеть в их окружении и слушать их шепот. Ему никогда не приходило в голову забирать их волшебство, потому что кристаллы умели разговаривать. Жалел он только о том, что они не могли его слышать. Гигант много раз пытался с ними разговаривать, но так ни разу и не добился ответа.
В его родных краях никто больше не умел говорить. Ни огромные и злые многоножки, ни обитавшие в глубоких пещерах слепые змеи, ни толстые и ленивые ящеры, населявшие глубокие черные воды ледяных заливов. Косматые четвероногие исполины, населявшие холодные предгорья, умели только реветь. Желтые камни, украшавшие лбы этих созданий, дышали дикой магией и заставляли скудную природу вокруг оживать, обеспечивая им корм. Эта сила и их тела были пищей для самого крылатого гиганта. Он знал, что шерстистые существа не могут понять его речь, но все равно просил прощения перед тем, как забрать их живительную энергию.
Он был на вершине пищевой цепочки своего мира холодных скал, темных хвойных лесов и беспокойных вулканов, дышащих огнем. Не было ни одного существа, что могло бы противостоять ему. Светила плыли по небосклону, отсчитывая бесконечные дни его странствий. Наконец, он понял, что же его гложет. Гигант мог разговаривать, рисовать вулканическим пеплом рисунки на скалах. Но не мог ни с кем поделиться этим. Он не знал, почему только он, среди всех существ, был таким.
Тогда он решил оставить свою родину и пересечь водную гладь вокруг, всегда казавшуюся ему бескрайней. Его большие, сильные крылья легко несли его несколько дней, пока впереди не растянулась полоса неизвестных ему берегов. Так он обнаружил себя в этой стране жестких, колючих растений и покинутых тысячу лет назад руин. Его взгляд остановился на неимоверно высокой скале на горизонте. Даже на таком огромном расстоянии он чувствовал стягивающиеся к ней ветра магии. И направился туда из простого, почти детского интереса.
На половине пути он начал вынюхивать живых существ. Гигант был голоден, но пустоши были совершенно лишены жизни. И он почти отчаялся, когда его острое зрение уловило движение среди темных зарослей. Маленькое, сгорбленное существо заметило его, но уже не успело укрыться. Погоня оказалась короткой. Когтистая лапа сомкнулась вокруг костлявого тельца, покрытого свалявшейся шерстью. Внутри него едва заметно тлели обрывки магии. Гигант только вздохнул. Этого было мало, ужасно мало. Но выбора не было.
– Прости меня, кем бы ты ни был, – пророкотал он. – Но мне придется взять твою силу и твое тепло.
– Будь все проклято, – хрипло ответила ему жертва. – Давай, сожри меня!
Это было настолько неожиданно, что крылатый гигант едва не разжал пальцы. Он вовремя понял, что существо не умеет летать и наверняка разобьется. Поэтому он осторожно переложил его на другую ладонь и опустил на землю. А потом, дождавшись, пока существо встанет на ноги, припал на колени и наклонил голову, чтобы удостовериться, не ошибся ли он.
– Ты умеешь говорить и понимать речь? – изумленно спросил гигант.
– Говорить? Конечно, – опасливо ответил обитатель пустошей.
– Потрясающе… Еще раз прости меня за то, что принял тебя за безмолвного. Я так долго искал того, кто мог бы понять меня. Ты не держишь на меня зла?
На изможденном лице четвероногого существа отразилась целая череда эмоций. Пока его отливающие янтарем глаза не сузились, и его рот не расплылся в улыбке.
– Нет, нет, что ты. Я вовсе не зол на тебя. Ведь мы, те, кто умеет разговаривать, должны держаться вместе. Мы же с тобой как братья.
– Братья? – переспросил гигант. – Что это значит?
– Это значит, что мы связаны. Ты и я – одно племя.
– Как косматые – одно племя, потому что рождаются одинаковыми?
– Да… – существо задумалось, почесав костлявой рукой над ухом, возле короткого рога. – Да, да. Именно так.
– Но ведь мы с тобой выглядим по-разному, – с сомнение качнул головой гигант.
– Нас объединяет кое-что более важное. Мы с тобой – разумные существа. Поэтому мы братья. К тому же, когда-то я был таким же большим, как и ты.
– С тобой что-то случилось?
– Злые черные чудовища с юга напали на меня и обманом отобрали мою силу, – с этими словами его новообретенный брат гневно притопнул копытом. – Бросили меня в пустошах, решив, что я умер. Наивные, жалкие твари. Похоже, они не совладали с ворованной магией. Мне удалось вернуть себе совсем немного. И я решил… хмм. Отступить.
Гигант задумчиво посмотрел на ставшую гораздо ближе гору. Звенящий от магического возмущения воздух говорил о недавней катастрофе невероятных масштабов. Он решил, что эти земли были такими же полными жизни, как и его собственные. Должно быть, чудовища, так жестоко поступившие с его братом, разорили его родину.
– Нельзя отбирать магию у тех, кто обладает голосом, – сокрушенно высказал он ту истину, которую давно принял для себя. – Ты прав. Все, кто понимает речь друг друга – братья.
– Все верно, – с энтузиазмом поддержал его собеседник. – Скажи мне, брат, у тебя есть имя?
Этот вопрос заставил гиганта широко улыбнуться. Он так давно надеялся найти другое разумное существо. Он готовился. Собрав в своих родных краях обломки с начертанными на них знаками древнего языка, он составлял их в разном порядке, придумывая себе имя, которым он сможет представиться. Наконец пришло его время.
– Скорпан, – с гордостью произнес гигант.
– А мое – Тирек, – существо ответило так, словно поначалу не знало, как представиться.
– Я очень рад встретить тебя, брат Тирек, – искренне улыбнулся ему Скорпан, а потом воинственно щелкнул хвостом по бесплодной земле. – Если ты хочешь, мы немедленно отправимся за теми чудовищами, что причинили тебе вред. Только скажи, и я сокрушу их!
Он обратил внимание, как блеснули глаза Тирека. Но вместо того, чтобы указать направление, его брат поднял руки, словно желал уберечь крылатого гиганта от необдуманных действий. Его багровое лицо изображало бесконечное беспокойство.
– Постой, Скорпан! Я очень ценю твою… твою… отвагу. Да, отвагу. Но чудовища очень сильны и опасны. Я… – Тирек задумался. – Я не хочу, чтобы ты подвергался опасности. Мы сможем победить их только сообща. Быть может, ты поможешь мне вернуть магию…
Скорпан без промедления подхватил своего хрупкого брата, в первый момент напугав его стремительностью движений. Он уже знал, что нужно делать. Поэтому он осторожно посадил Тирека на плечи, взмахнул кожистыми крыльями и поднялся в воздух. Он был голоден и порядком устал, но долгожданная встреча с другим разумным существом, в которую он почти перестал верить, придала ему сил.
– Мы отправимся на мою родину! – объявил он. – Там будет довольно пищи и силы, чтобы ты вернул себе былое могущество. А потом мы вернемся сюда, изгоним чудовищ. И ты сможешь снова жить в мире, брат Тирек.
– Конечно, Скорпан, – согласился его брат, торжествующе потирая руки. – Именно так мы и поступим.
Круглый камешек медленно плыл по воздуху. Он совершал этот путь уже в восьмой раз за последние несколько минут. На этот раз он достиг пункта своего назначения и устроился на вершине пирамидки из таких же камешков.
– Получилось! – радостно воскликнул синий жеребенок, и слабое сияние вокруг его короткого рога рассеялось.
– Очень, очень хорошо, – кивнул ему наблюдавший за ним серый единорог, звеня бубенцами на побитой временем шляпе. – Надеюсь, все усвоили, как это делается. Потому что завтра у нас…
– Мэтр Стар Свирл! – громко позвал его из-за спины очень серьезный голос.
Единорог обернулся. Он все еще привыкал к этому имени. За свою весьма долгую по меркам пони жизнь он носил множество имен. Одни он выдумывал сам, другие получал от друзей или от молвы. Но он чувствовал, что это задержится с ним надолго. Всему виной был знак, проступивший на его бедре. Звездный вихрь, так похожий на могущественное заклинание Возвышения. Его величайшую победу и одновременно его величайший провал.
– Мэтр, время, – повторил тише и спокойнее пони в гибких чешуйчатых доспехах, недавно созданных единорогом. – Пора.
Два десятка разноцветных жеребят-единорогов, сидевших полукругом перед Стар Свирлом, немедленно уставились на воина с рыжей гривой. Тот в свою очередь поймал их взгляды и отвернулся, пряча глаза под растрепанной огненной челкой.
– Спасибо, Доун Блейз, – чуть наклонил голову чародей, а потом снова повернулся к жеребятам. – На сегодня занятия окончены. К завтрашнему дню всем заучить сегодняшние алгоритмы. Запомнили?
– Да, учитель Стар Свирл! – хором отозвались дети.
– Вот и славно, мои маленькие пони.
– Мы вовсе не пони, учитель, – неожиданно сказал жеребенок с синей шерсткой. – Мы единороги.
– Единороги – тоже пони. Все пони братья друг другу, есть у них рог или нет, – нахмурившись, проговорил Стар Свирл. – Поразмыслите и над этим тоже. Я хочу, чтобы все об этом помнили. Мой ассистент проводит вас до дома.
Последние слова он сказал нарочито громко, чтобы рыжеволосый пони мог их услышать. Доун Блейз тяжело вздохнул, но спорить не стал. Он медленно двинулся по горной тропе, позволяя стайке маленьких единорогов пристроиться за ним. Жеребята восторженно переговаривались, хвастались друг перед другом и восхищались мечом, висящим на боку ведущего их взрослого пони. Стар Свирл сам создал это оружие для одного старого друга, которого уже не было в этом мире. Вид меча навевал печальные воспоминания, но чародей не жалел, что подарил найденный на пепелище клинок своему новому помощнику.
Он обнаружил Доун Блейза едва живым среди руин поселения пони. Одного из двух выживших. Всего двое из целого города. Стар Свирл нарочно старался подстроить обстоятельства так, чтобы молчаливый пони проводил побольше времени с жеребятами. Единорог надеялся, что так его раны быстрее забудутся. Пока что получалось не слишком удачно.
Дорога среди скал увела учеников Стар Свирла вниз, к хорошо укрепленному поселку. Там несколько десятков переселенцев присматривали за маленькими единорогами, обучавшимися магии у древнейшего волшебника среди пони. Сам же учитель двинулся вверх. Туда, где он построил небольшой каменный домик. Когда-то на его месте возвышалась великолепная башня, но эти времена прошли. Стар Свирл остановился перед входом в свое скромное жилище и еще раз окинул взглядом простирающуюся к югу страну пони.
Жизнь пони изменилась навсегда, и Стар Свирл был причастен к этому более, чем кто-либо. Грандиозное заклятье, сотворенное им в пустошах, сработало совсем не так, как он ожидал. Быть может, тому были виной его собственные ошибки, необузданная сила чудовищ, или странная новая магия, родившаяся в бою с рогатым монстром Тиреком. Но пони не превратились в аликорнов, как он ожидал. Вместо этого в новом поколении множество жеребят родилось с маленькими крылышками, или с короткими рогами под стать тому, что украшал лоб Стар Свирла. Единороги и пегасы. Это посеяло настоящую панику среди копытного народа, пусть и кратковременную.
Возвышение затронуло и взрослых пони. Многие обнаружили проступившие на крупах символы, мистическим образом связанные с тем делом, которое каждый пони выбирал своим призванием. Это озадачило Стар Свирла гораздо больше, чем разделение черт аликорна между новорожденными жеребятами. Он подозревал, что дело было в строке «овладеть судьбой», повторявшейся несколько раз в алгоритме. Собственную метку он увидел, когда очнулся на дне расщелины в плато. Вскоре после того, как шестигранный кристалл взорвался от переизбытка силы. Или от того, что Кризалис нарушила заклинание.
– Кризи, бедная моя Кризи, – одними губами произнес Стар Свирл, спускаясь по лестнице в подвал домика.
Пол подземного туннеля все еще покрывали каменные обломки. Тяжелые двери с магическим замком вернулись на свое место. В конце многодневного изнурительного пути домой Стар Свирл обнаружил свою башню в руинах. Его лаборатория была разорена, а город Грим Снаута вдалеке все еще исходил посмертным черным дымом. Наверное, никогда за всю жизнь единорог не испытывал такого глубокого, тотального отчаяния, как в те дни. Необходимость помочь двум несчастным пони, пережившим гибель города, дала ему необходимый импульс к действию. Как и прежде, он работал с тем, что дала ему жизнь.
Сменилось немало закатов и восходов, прежде чем он решился заново написать мрачную хронику своего эксперимента. Алгоритм Возвышения он запер в своей памяти, пообещав себе никогда не доверять его бумаге или чужим ушам. Новейшая запись в его журнале гласила:
«В ущелье на месте коллапса матрицы Возвышения обнаружен кристалл, обладающий необычной магической природой. Имеет форму растения, напоминающего цветок с шестью лепестками. Подозреваю, что объект находится в первичной стадии развития. Установить наблюдение при первой же возможности. Основной стебель обладает высокой устойчивостью к магическим воздействиям. В качестве проб удалось взять только два кристалла, растущих непосредственно из корня. Оба камня имеют неопределенно высокий магический заряд, превосходящий пределы всех измерительных шкал. Продолжаю эксперименты».
Световые шары снова залили коридоры лаборатории своим рыжим светом, осветив сломанные машины и исполосованный черными шрамами камень стен. Сколько Стар Свирл ни прибирал пол, под копытами то и дело хрустели осколки бесценных древних технологий. Знакомая дорога привела его в единственную камеру подземелья, которую не затронули разрушения.
После всего, что случилось, единорогу понадобилась вся его решимость, чтобы снова запустить колыбель. Аппарат мерно гудел и пощелкивал. Машине было невдомек, как ей повезло остаться целой. Спустившись по лестнице, Стар Свирл немедленно отыскал глазами нового смотрителя.
– Как они поживают? – спросил он, разглядывая колбы.
– Состояние стабильное, – бледная кобылка, едва вышедшая из жеребячьего возраста, быстро схватывала сложную терминологию. – Оболочки формируются в рамках… заданных… хмм.
– Параметров, – закончил за нее Стар Свирл и улыбнулся.
Ассистентка улыбнулась в ответ, смущенно моргнув единственным глазом. Единорог много раз предлагал ей исцелить детскую травму, но Кэндл Сонг кротко и уверенно отказывала ему. Стар Свирл обнаружил ее среди развалин города. Ей удалось не только продержаться много дней, но и ухаживать все это время за едва живым Доун Блейзом. Чародей приютил их обоих, чтобы хоть как-то загладить свою вину, в которой он не имел права им сознаться. Никто не должен был знать.
– Гипномантия, да? – в очередной раз блеснула знаниями юная пони.
Стар Свирл утвердительно хмыкнул, присаживаясь на расстеленный перед колыбелью узорчатый коврик.
– Я бы хотела знать, что им снится, – мечтательно проговорила Кэндл Сонг, устроившись рядом. Она любила наблюдать, как единорог творит волшебство.
– Быть может, они сами расскажут тебе когда-нибудь, – отозвался Стар Свирл и закрыл глаза, готовя свой разум к контакту.
Начать было нелегко. Его мысли возвращались к тому моменту, когда юные аликорны собрались вокруг него на утесе. Он помнил их лица и знал, что их разрушенные надежды и не случившиеся судьбы были на его совести. Если бы все случилось не так, и его просчеты не поставили его перед ужасным выбором между их жизнями и будущим всей расы пони, связанным в тот момент с капризным и непредсказуемым заклятьем…
Единорог выровнял дыхание и отпустил горькие воспоминания, позволив им упасть на дно подсознания. Он взял на себя ответственность за свой народ и теперь не мог отступить. Он обучал рождавшихся единорогов магии, но этого было ничтожно мало. Стар Свирл откладывал очередное долгое путешествие по городам, во время которого он мог бы помочь зарождающимся новым племенам. Причиной тому была исцарапанная табличка на колыбели. Так он узнал, что Кризалис все же осталась в живых. И понял, что невольно породил новое чудовище, едва ли не более страшное, чем Тирек. Ему так никогда и не представилась возможность поговорить с ней, объяснить ей все, хоть он и сомневался, что Кризалис даст ему сказать хотя бы слово. Только поэтому он решил воспользоваться колыбелью еще один, последний раз. Там, где живут монстры, должны быть те, кто с ним сражается.
Он полностью изменил состав питательных жидкостей в колбах, избавившись от большинства звериных элементов. Заложил новые алгоритмы развития для особей. Всего двух на этот раз. Кристаллы, взятые им у загадочного ростка в ущелье, неспешно дрейфовали в прозрачной жидкости, окружая себя густеющими контурами маленьких тел. Один пронзительно-розовый, как занимающаяся морозным утром заря. Другой – темно-синий, как глубокое ночное небо над дремлющим океаном. Чародей снял прежние обозначения имен и заменил их новыми, найденными когда-то в руинах обсерватории древних. Сломанная золотая пластинка с обрывком слова, от которого осталось только начало: «Celestia…». И маленькая черно-белая табличка с витиеватой надписью «Luna».
– Начнем, – прошептал великий чародей Стар Свирл, известный под прозвищем Бородатый, и прикоснулся мыслями к розовому кристаллу.
Ее разум пробудился от долгого сна, в котором она была ожившей сияющей звездой. Она вырывалась из сухой черной оболочки своего несовершенного кокона и оставляла его далеко позади, взлетая к своим светлым сестрам. Но стоило ей проснуться, как она обнаружила, что сама и была этим черным коконом, который почему-то все еще жил и двигался.
Боль пришла первой. Она никогда не отпускала ее тело, и разум просто регистрировал ее как что-то обыденное. Боль дала ей понять, что у нее и в самом деле есть тело, что ее окостеневшие конечности снова обретают подвижность.
Следующей проснулась пустота внутри. Голодная, колючая пустота, никогда не дававшая ей покоя. Жажда чего-то забытого и не совсем осознаваемого, которую она не могла утолить.
Слух, обоняние, осязание, зрение…
Полупрозрачная пленка, покрывавшая ее тело в спячке, лопнула. Стиснув острые клыки, она выпрямилась и встала в полный рост. Слизь, которую ее тело начало выделять в спячке, медленно стекла с потрескавшихся черных пластин. Ее рваные крылья распрямились, и она немедленно вспомнила, в каком жалком состоянии она находилась.
Она нашла приют на дне глубокой пещеры. Над ее головой сплетались нагромождения камня и металла, когда-то служившие жильем древней цивилизации. Земля поглотила их в незапамятные времена, и все забыли об этом месте. Свой долгий сон она провела в тени разбитой статуи. На ее постаменте едва виднелись строки «For those who gave their lives that others may live».
– Дети, – прошептала Кризалис, мельком удивившись, насколько незнакомым казался ей собственный голос.
В глубине пещеры ее ждала колыбель. Несимметричная конструкция из застывшей черной слизи напоминала странный цветок с шестью лепестками. Каждый из них поддерживал полупрозрачный кокон, заполненный мутно-зеленой жидкостью. Кризалис не сразу смогла сконструировать колыбель, но это был единственный способ создать новую жизнь, который она знала. Заклинания, пропущенные сквозь треснувшую призму ее рога, отказывались создавать в точности такие формы, как она желала. Колыбель выглядела уродливо. Аликорн не знала точных алгоритмов для магии столь высокого уровня. Ей приходилось импровизировать. Работать с тем, что у нее было. Вспомнив, кто говорил ей эти слова, Кризалис лишь мрачно усмехнулась.
Она осторожно тронула копытом теплую пульсирующую оболочку кокона. И немедленно поморщилась, глядя на собственную конечность. Раны так никогда и не зажили, оставшись сквозными провалами в броне. Темное тельце зашевелилось под слоем зеленоватой слизи, будто почувствовало ее близость. Это могло значить только одно. Пора.
Прикосновение ее рога заставило лепесток опуститься. Кокон содрогнулся, начал терять форму и лопнул. Его содержимое выплеснулось на сырой пол пещеры. Существо, скрывавшееся внутри, несколько секунд лежало на боку, вероятно, осознавая произошедшее. А потом поднялось на шатких, словно обглоданных ногах, и посмотрело на свою создательницу бледно-зелеными глазами. Оно было похоже на Кризалис даже больше, чем она сама хотела бы. Потому что унаследовало и ее увечья.
Кризалис вспомнила, каким оно было до того, как оказалось в колыбели. Маленьким, мягким и беспомощным. У этого когда-то была кремовая шерстка и маленькие крылышки. Аликорну хватило беглого взгляда на остальные коконы, чтобы увидеть закономерность. Жеребята, что родились до отцовского заклинания, исчезли в едкой зеленой слизи, не оставив и следа. Но те, кто подвергся его действию, стали иными. Их мягкие шкурки растворились, став материалом для жестких хитиновых панцирей. Гривы сменились шипами и перепончатыми гребнями. Каждый из новорожденных получил пару прозрачных крыльев и острый рог. В коконах пробуждались существа, напоминающие злую пародию на то будущее, которое видел для пони отец Кризалис. И, в то же время, они были гораздо сильнее своих прародителей. Потому что готовы были жить по законам большого мира.
– Имаго, – произнесла она почти забытое имя, и пустота внутри отозвалась тоскливым воем.
Ее дитя распахнуло пасть, полную острых зубов, и издало свой первый крик. Не в силах сдержать себя, Кризалис опустилась на колени и обняла гротескное черное существо, повинуясь какому-то древнему, всесильному инстинкту.
– Тише, тише. Все хорошо, – говорила она, даже не будучи уверена, что существо ее понимает. – Скоро придет черед твоих братьев и сестер. Тогда мы отправимся на охоту. Я научу вас скрываться среди жалких, недалеких пони, чувствами которых вы сможете кормиться. Вы окрепните, и тогда мы сделаем этот мир таким, каким только пожелаем. Нашим.
Треск рвущегося кокона заставил ее поднять голову. Десятки черных колыбелей гнездились в подземных руинах. В каждой зрело ее потомство, плоды ее вылазок в большой мир. Она не чувствовала вины или отвращения. Жеребята, которых она похищала, смогли родиться только потому, что она и ее потерянные сестры некогда защитили их. И теперь она решила, что пришло время забрать причитающуюся ей долю. Черное чудовище по имени Кризалис ждало в темноте, когда ее дети соберутся вокруг нее. Болезненное одиночество заканчивалось.
Впервые в своей новой жизни Кризалис осознанно, без малейшей доли истерики улыбалась, и эта улыбка была мрачнее любых угроз. Потому что в мире нет ничего страшнее улыбки монстра.