Винил и Октавия: Университетские дни
Глава 16
– Эй, – мягко прошептала Винил. Импровизированная двойная кровать скрипнула, когда Октавия оглянулась и одарила подружку сонной улыбкой.
– Привет, – ответила она. Ее голос был еще немного хрипловат после сна.
– Тебе кто-нибудь говорил, как сексуально ты выглядишь с растрепанной гривой?
Тихо усмехнувшись, Октавия прижалась ближе к груди Винил, обнимая ее, как подушку:
– По крайней мере, это раскрывает секрет твоих мыслей по утрам.
– Эй, я и о другом думаю, – защищалась диджей.
– Твое учащенное сердцебиение говорит об обратном.
Винил покраснела и отвернулась:
– Это нечестно, – спустя мгновение она медленно повернулась. – Какой сегодня день?
Хватка Октавии почти незаметно усилилась:
– Среда, если меня память не подводит.
– А-га.
Понадобилось не меньше минуты, прежде чем кто-либо из них смог продолжить разговор. Винил мягко отодвинула подружку от своей груди, готовясь вставать:
– У меня сегодня занятия по рисованию и музыкальная теория, мне пора собираться.
– Но ты теплая, – запротестовала виолончелистка, ложась на то место, где была Винил. – Можешь еще немного полежать?
Рассматривая серое изваяние совершенства, наполовину накрытое одеялом, Винил поймала себя на мысли, что да, да, она может остаться еще ненадолго. Только последние остатки самообладания удержали ее от прыжка обратно:
– Ну же, ты же знаешь, нам нужно кое-что обсудить. Мне нужно несколько часов, чтобы все обдумать.
– Когда это ты стала такой рациональной? – проворчала Октавия, играя с прядью электрически голубых волос на ее копыте.
– Думаю, все твои черты притерлись ко мне, – Винил пожала плечами, ткнувшись носом в подружку, чтобы показать двусмысленность своей фразы. Она ожидала, что Октавия уткнется в подушку или вся покраснеет, но вместо этого земная пони усмехнулась и подмигнула Винил.
– Не все, я полагаю, – прошептала она.
Будучи спокойной, невозмутимой единорожкой, как она считала, Винил поперхнулась и почувствовала, что ее язык слишком сух, чтобы сказать что-либо. Октавия быстро убрала озорной взгляд и заботливо приподнялась:
– Прости, все хорошо? Я что-то делаю не так? Ох, я знала, что надо сначала попрактиковаться перед зеркалом.
– Все хорошо, – заявила Винил несколько надломившимся голосом. – У тебя, э, у тебя очень хорошо получается. Поверь. Теперь, из-за этого, на занятиях я буду бесполезна.
– Не говори так. Просто... Рисуй, как тогда, когда я играю на виолончели, – они улыбнулись, погрузившись в воспоминания. Их совместные занятия были редки, но это делало их еще более знаменательными. Октавия была поражена творческим запоем, в который уходила диджей. Она тщательно прятала наброски в одежном шкафу, на случай, если Винил потеряет альбом.
Однажды, сразу после их занятия, Октавия спросила Винил об этих рисунках, особенно тех, где моделью являлась она сама. Они лежали на полу, альбом – между ними.
– Винил, то, как ты меня рисуешь... Ты действительно видишь меня такой? – она чувствовала себя немного тщеславной, спрашивая это, будто бы напрашиваясь на комплимент.
– Я... Я не просто тебя такой вижу... Это то, что я чувствую. Не знаю, как объяснить, – Винил подернула плечами и отвернулась, но Октавия успела заметить румянец на ее щеках.
Это было одно из тех мгновений, что ей так нравились, когда шутки и приколы уступали чистым, открытым чувствам. Виолончелистка отодвинула книгу, и, подойдя ближе, прижалась к диджею. Не говоря ни слова, Винил ответила взаимностью.
Октавия мечтательно вздохнула, но быстро пришла в себя. Только глупые маленькие кобылки думают о романтике. Ее нос искривился от отвращения, когда она вспомнила, кто дал ей этот совет. Она еще раз мечтательно вздохнула, просто назло этой пони.
– Детка, все в порядке? – спросила Винил, высушивая свежевымытую гриву. Казалось, что во время... забытья Октавии она успела сделать многое.
– Почему ты называешь меня деткой? – быстро спросила Октавия, уклоняясь от ответа на вопрос.
– А? Не знаю. Это вроде как звать парней ”чуваками”, вот и все.
Удовлетворившись этим ответом, Октавия вдруг осознала тот вопрос, который сформировался по ходу мысли:
– Винил, когда мы только познакомились, у нас был разговор насчет прозвищ. Помнишь?
– Я думала, ты хотела, чтобы я сделала вид, что этого не было? – возразила улыбающаяся диджей.
Хихикая, Октавия спрыгнула с кровати и подошла к подружке. Та пахла мылом и цветами, а также другим ароматом, который она не могла опознать, напоминало сладкий мускус:
– Ну, с тех пор многое поменялось, не находишь?
Ожидаемо, Винил наклонилась для поцелуя:
– Немного.
– Я просто подумала, что мы так и не дали друг другу прозвищ.
Единорожка нахмурилась:
– А они нужны? Мне вроде как нравится “Октавия”, и слышать, как ты произносишь мое имя, сродни идеальному саб-басу.
Октавия приподняла бровь. Она многое узнала о музыке Винил, и значимость такого комплимента была ей понятна:
– Ты это... серьезно?
– Да. Кстати, – Винил выглядела серьезной, так что Октавия умолкла. – Я пытаюсь быть романтичной, ясно? Просто скажи мне, если я что-нибудь глупое ляпну. Вот и хорошо, – она, казалось, мысленно подбадривала сама себя. – Я не дала тебе прозвище... потому что думаю, что это будет неправильно. Есть всего одно имя, что подходит тебе, понимаешь? Всего одно слово, которое говорит обо всем: о том, какая ты прекрасная, изящная и добрая. Звать тебя еще как-нибудь было бы неправильно, как называть красивую львицу кошкой или что-то типа того. Не знаю. В моей голове это зву... ммфгх!
Октавия не позволила своей великолепной красноречивой кобылке почувствовать неуверенность в себе. Волнующее чувство в груди, что всегда возникало у нее, когда они были вместе, усилилось во много раз от этих слов. Вид обычно нахальной Винил, пытающейся быть исключительно романтичной с ней, заставил ее разум помутиться от счастья.
Она чувствовала губами, как Винил улыбается в поцелуе, и не могла не ответить тем же. Когда они оторвались друг от друга, Октавия прижалась своей щекой к белоснежной щеке своей подружки:
– Ты не перестаешь удивлять меня, – прошептала она.
– И я никогда не перестану, – пообещала ее подруга.
Жаль, что ей пришлось оставить Октавию в общежитии. Винил легко забыла, что вся эта “университетская” жизнь тоже требует некоторого внимания. Теперь, когда у нее есть самая восхитительная, удивительная, красивая, идеальная кобылка, другие аспекты жизни, казалось, были и не особо нужны. Зачем учиться или сидеть на лекции, когда можно проводить время с Октавией?
К счастью, осознание того, что если она вылетит, это может повредить их отношениям держало ее в тонусе... Пока что.
Сегодня Винил решила пропустить занятие по рисованию, ничего не говоря своей виолончелистке. Да, она все же собрала художественные принадлежности и ушла, но ее путь лежал вовсе не в корпус искусств.
На самом деле, вместо посещения этого довольно красочного района, она сделала широкий круг по территории кампуса, обошла главную площадь... подходя к отдельному зданию неподалеку.
“Не могу поверить, что я это делаю”.
“Как же это все глупо”.
“На кой мне его совет? Он ведь издевался над нами по приколу!”
“Ладно, может я ему и обязана немного, но…”
Она расстроено застонала и, собравшись с духом, зашла в приемную. Затем подошла к стойке, пытаясь казаться беспечной. За стойкой сидела скучающая кобылка, смерившая ее надменным взглядом:
– Подождите немного.
Несмотря на довольно прохладное приветствие, Винил все поняла. Наверное ежедневная работа в офисе убивает всю радость, решила она. Если подумать, кобылку даже было немного жаль.
Через пятнадцать минут жалость поубавилась.
– Э-э, прошу прощения, вы не закончили? – спросила Винил, размяв копыта, начинающие болеть от долгого стояния на одном месте.
– Я же сказала, подождите, – последовал грубый ответ.
Винил попятилась, пытаясь защититься:
– Эй, не надо вот этого. Я просто... Подожду тут, – она подошла к стулу и уселась на него.
“Бьюсь об заклад, Октавия бы этого не потерпела. Она бы сказала что-нибудь умное и заставила бы эту тупую канцелярскую крысу заикаться и извиняться”.
Забывшись в своих мстительных фантазиях, становившихся все более и более жестокими, Винил совершенно не заметила, как та махнула ей.
“Махнула! Как питомцу какому-то!”
Оскалив зубы в подобии улыбки, Винил направилась к стойке.
– Чем могу помочь? – спросила секретарша монотонным голосом.
– Э-э, я хочу записаться на прием к Псайку. Ну, знаете, университетскому психологу.
– Сейчас, проверю его график приема, – достав огромную папку бумаг, секретарша стала листать ее с невыносимо медленной скоростью. – О, вам повезло, у него сейчас как раз окно, – протянуло чудовище без единого сдвига в интонации, возвращаясь к работе.
Винил оглядела двери без номеров и табличек:
– Э-э, а где он?
– В своем офисе.
– А где это?
Раздраженно выдохнув, секретарша указала на лестничную клетку:
– Вверх, последняя дверь справа.
– ...Спасибо, – диджей стиснула зубы, проходя по прихожей. Что за пони будет работать там, где другим пони нужна помощь, и при этом явно не любить жизнь? Эх, почему она не Октавия? Она знает, как быть с теми пони, кто не очень-то доброжелателен.
Как тогда, когда они столкнулись с Бон Бон в кафе. Ее виолончелистка была великолепна! И Винил все еще не поблагодарила ее. Ну, если все будет хорошо, она могла бы ее так отблагодарить, что обоим понравится...
И сразу же все негативные мысли вылетели из головы: их сменило волнительное головокружение. Они же будут говорить об этом сегодня! И, может... Может даже...
– Ты так и будешь там стоять весь день? – спросил Псайк, поднимая бровь.
Винил осознала, что стоит в дверном проеме:
– Ой, извини. Я как-то задумалась.
“Я такая идиотка временами”.
– Без проблем. Я полагаю, они не связаны с одной конкретной пони, ведь так? – он улыбнулся.
– Эй, не стебись! Что случилось с твоим профессионализмом? – она увернулась от вопроса, хотя румянец на ее щеках все же дал ему ответ.
– Я вполне профессионально стебусь, – когда она взглянула на него, Псайк продолжил, понимающе хмыкнув. – Так значит ты тут не из-за Октавии?
Винил открыла рот, чтобы ответить пламенной речью, но изо рта вышел только усталый стон:
– Ладно. Ты победил. Счастлив? – она закрыла дверь и поплелась к стулу.
Псайк нахмурился, увидев ее выражение лица:
– Ну, нет, теперь уже нет. Что случилось?
– Это... эм... личное.
“О, Селестия, зачем я пришла? Теперь придется ему об этом говорить!”
Он хмыкнул:
– Винил, я психолог. Взрослый жеребец однажды мне рассказал, в деталях, о своей одержимости мультфильмом для маленьких кобылок. Есть много странных, повернутых пони, и я очень сомневаюсь, что все, что ты скажешь, заставит меня подумать, что ты одна из них. Поверь.
Чувствуя себя чуть более уверенной от того, что она не чокнутая, Винил сделала глубокий вдох, но не смогла посмотреть ему в глаза:
– Мы с Октавией... сегодня... будем говорить о... сексе.
– Понимаю, – он откинулся на стуле и задумчиво почесал подбородок.
– Ага...
– И что ты чувствуешь?
– Я... Я не знаю. Нервничаю, – она еще сильнее опустила глаза. – Я волнуюсь, – прошептала она.
– Чего ты стыдишься? – спросил Псайк тихо.
Винил не стала спрашивать, откуда он знал об этом. Черт, да все на лице написано, наверное:
– Я не уверена. Это довольно важно, и я не знаю, вдруг я...
– Вдруг ты что? – Псайк постепенно наклонялся вперед, как хищник перед прыжком.
– Достаточно хороша, – закончила она, удивляя саму себя. – Я не думаю, что я достаточно хороша для Октавии.
Ее поразило осознание. Конечно, иногда она думала так, но... ну, может даже больше, чем иногда... ладно, гораздо больше, чем иногда. Но все же. Осознание этого было ужасным.
Она устало потерла лицо:
– У меня будут комплексы, верно?
Псайк утешительно улыбнулся:
– Не думаю, что стоит волноваться. Ты думаешь, что недостаточно хороша для Октавии, потому что считаешь, что она лучше тебя, так?
– Ага, она просто идеальна, чувак.
– А ты знаешь, что подобные чувства в новых отношениях взаимны? Особенно в преддверии первого полового акта. Пожалуйста, скажи мне, что вы не флиртуете друг с другом постоянно. Это только обострит проблему.
– Ну... Э... – она покраснела еще сильнее. – Это слишком заманчиво, ясно?! Не осуждай меня, она такая милая!
– Я не осуждаю тебя, но ты, возможно, сама привила себе это чувство неполноценности. Скажи, она когда-нибудь флиртовала с тобой?
– Да.
– И она хороша в этом?
Винил нервно сглотнула:
– Очень.
– Ты считаешь, что она лучше тебя в этом?
– Гораздо, гораздо лучше.
– Ты уже поняла, к чему я клоню?
– А?
Псайк посмотрел на нее серьезно:
– Из-за того, что вы постоянно флиртуете, вы обе начинаете искать все более новые способы поддержать игру и “сделать все верно”. Ставки возрастают до небес, и со временем ты осознаешь, что тебе все труднее произвести на нее впечатление или соблазнить ее, а она, как кажется, делает это без усилий.
– У нее это так естественно выходит, – проворчала Винил.
– Ты знаешь ее, знаешь о ее жизни. Как ты думаешь, у нее есть практика во флирте?
– Ну... Думаю, нет...
– Ты понимаешь, что это значит?
– Она... Старается так же, как и я.
– Бинго, – жеребец улыбнулся.
Винил наконец подняла глаза. Неужели все те мягчайшие обворожительные штучки, что делала Октавия были всего лишь ее старанием как можно лучше флиртовать с первой пони, с которой ей пришлось флиртовать? Эта естественная уверенность и сила... Были неестественными. Она вынудила Октавию так себя вести. Так ведь?
– Выходит, я контролирую ее? – диджей почувствовала, как вина заполоняет ее. – Что же я за подружка тогда?
– Не волнуйся, это вполне нормально. Она тоже контролирует тебя, но ваше влияние друг на друга далеко от критичной точки. Это происходит подсознательно, сексуально-ориентированное постоянно растущее соревнование нормально для новых отношений.
От этих слов она почувствовала себя немного лучше:
– Так... Что мне ей сказать? Мы вели себя так друг с другом неделями.
Псайк поколебался, но спустя мгновение откашлялся и понизил голос:
– Я буду предельно откровенен, Винил. Иногда это лучший вариант, чтобы добраться до сердца и разума... и иногда это шокирует настолько, что может ранить. Но я думаю, ты справишься.
– Эм, ладно. Выкладывай.
– Хочешь ли ты заняться сексом с Октавией? – ее челюсть отвисла, и он тут же добавил. – Ты можешь не отвечать, если не хочешь. Селестия свидетель, мне все еще неудобно говорить с детьми о... погоди, тебе ведь восемнадцать, верно? – Винил оцепенело кивнула, и он радостно хлопнул копытами. – Забудь, мне очень даже удобно говорить со взрослыми об этом.
– Да.
– Хм?
– Да, – повторила Винил, не в состоянии остановить растягивающуюся на лице улыбку.
– О. Ты уверена?
– Весьма.
– И если Октавия не готова, что ты будешь делать?
Она пожала плечами:
– Буду ждать.
Псайк ненавидел раскрывать все карты, но он знал, что Винил должна быть готова к любому исходу разговора:
– А если она никогда не будет готова?
Винил Скретч посмотрела на него и улыбнулась:
– Буду ждать вечно.
Октавия затаила дыхание, когда ее подружка вошла, аккуратно прикрыв за собой дверь. Она смотрела, как Винил сбросила сумки на пол и подбежала прямо к ней.
Октавия похлопала по матрасу, на котором лежала, приглашая Винил к себе, и диджей без колебаний упала рядом.
– Как занятия? – спросила она единорожку, начиная разговор.
– Интересно на сей раз. На самом деле, я кое-что узнала, – Винил улыбнулась. Что-то в ее языке тела говорило о спокойствии и уверенности. Она не казалось дерзкой, просто... удовлетворенной. Как будто она была счастлива просто быть рядом с Октавией, вне зависимости от ситуации. Это наполнило ее грудь теплом.
– Я рада слышать.
– Хочешь поговорить? – спросила Винил невозмутимо.
– Я думаю, мы должны, – Октавия надеялась, как и миллион раз до этого, что это будет просто. Винил, казалось, хотела взять инициативу на себя, так что она, пожалуй, помолчит. Все равно она не знает, что говорить.
– Ты... Ты когда-нибудь хотела сделать это? Со мной? – Винил немного запнулась. Может быть, это не так просто, как думала Октавия.
– Д-да, – ответила виолончелистка слабым голосом. Видя, как гранатовые глаза разгораются от ее слов, она продолжила. – Эм, довольно часто. Я... Я не могу перестать...
– Я тоже.
Они посмотрели друг на друга, по настоящему посмотрели. Каждая была поражена тем, что другая носит маску спокойствия, пытаясь скрыть истинные чувства. Этот взгляд сказал все, что не могли сказать слова. Они улыбнулись и наклонились друг к другу для легкого поцелуя.
– Это не обязательно должно быть сегодня, – сказала Винил. – Я не тороплюсь.
– Я не хочу планировать это, – добавила Октавия. – Давай подождем, чтобы все прошло естественно.
– Ага.
– Отлично.
Виолончелистка и ее диджей оглядели комнату, не заостряя внимание на чем-либо. Октавия считала секунды, пять, гадая, что, ради Эквестрии, они будут делать, одиннадцать, с остальной частью этого прекрасного, шестнадцать, ничем незанятого дня.
– Может, сейчас? – спросила она.