Винил и Октавия: Университетские дни
Глава 7
Из всех мест, где бы она хотела провести воскресную ночь, это было не из десятки лучших.
Спотыкаясь, слоняться по темным улицам Мэйнхеттена, опираясь на Шейди Оакса.
Даже не из пятидесяти лучших.
– Не знал, что ты так быстро пьянеешь, – усмехнулся жеребец, обхватывая копытом шею диджея и удерживая ее на ногах.
– Чувак, ты меня весь вечер спаивал. Отвали, – сердито ответила единорог.
Двое пони продолжили свою неуклюжую прогулку по улепленному жвачками тротуару. Медленно, темный жеребец провел копытом вдоль спины Винил, спускаясь все ниже и ниже к крупу. Очень нежно, он начал выводить маленькие круги на ее шерстке.
– Ты что творишь? – диджей отпихнула его, но тут же споткнулась и упала, не имея поддержки.
Шейди усмехнулся и помог ей встать на ноги:
– Давай, тут идти недалеко.
– Напомни-ка мне, куда мы премся?
– Ко мне, как ты и просила.
Она нахмурилась:
– Не помню, чтоб просила о таком.
– А я вот помню, – Шейди снова обхватил ее вокруг шеи и протащил на несколько шагов вперед.
– Воу-воу, полегче. Не знаю на что ты там рассчитываешь, но тебе это точно не светит, – сказала белая пони максимально серьезным тоном, который смогла выдавить сквозь затуманенный рассудок.
Жеребец прекратил свои попытки помочь единорожке:
– Ты что серьезно?
– Ну... да.
– То есть... куча битов на выпивку... все они впустую?
Пьяный мозг Винил почувствовал абсурдную вину за произошедшее, и она положила копыто на плечо земного пони (хотя это было не столько из симпатии, сколько для опоры):
– Прости, Шейдс. Когда ты предложил по-дружески напиться, я думала, ну, типа, действительно по-дружески.
Жеребец заметно погрустнел:
– Да ты динамишь меня, Винил.
– Это не так!
Он фыркнул:
– Висла на мне весь вечер, терлась об меня на танцполе, пила текилу у меня со спины, да ты прям святая.
– Я серьезно все это делала?
– Более или менее.
– Черт, прости. Я становлюсь жутко дружелюбной после пары стаканчиков.
– Забей. Сможешь найти отсюда путь домой?
– Ну... – она окинула взглядом высокие черные строения и ничем не примечательную дорогу. – Конечно, не парься.
Шейди выскользнул из-под ее мягкого копытца и без лишних слов ушел прочь.
Оставшись в одиночестве, единорожка почувствовала, что кровь в ее венах медленно стынет под натиском холодного ночного воздуха. Каким бы милым ни был Мэйнхеттен при свете дня, ночью он выглядел по-настоящему пугающе. Конечно, каждые несколько метров стояли уличные фонари, но их свет казался настолько слабым и сдавленным ледяной тьмой, что становилось не по себе. Внезапно, мурашки пробежали по спине Винил.
“Я передумала!”
– Шейди? – диджей повернулась в ту сторону, куда ушел ее “друг” и заметила только хвост, скрывшийся за углом. – Шейди! – прохрипела она. Содранное в караоке горло сказалось на ее голосе в самый неподходящий момент. Диджей хотела поскакать за земным пони, но сделала всего пару шагов, прежде чем упасть. Изображение поплыло перед ее глазами. – Остановите это... Я просто хочу домой...
Но ее голова была неимоверно тяжела, и казалось, что тротуар был единственной вещью, удерживающей Винил от падения за границу мира. Чувство было не из приятных, но бывало и хуже. Правда тогда не приходилось лежать посреди дороги.
В жизни каждого выпившего наступает ночь, когда приходиться признать, что он не сможет преодолеть путь до дома.
Единорожка сделала пару глубоких вдохов и заставила свой мозг работать.
“Не могу дойти до дома сама”.
“Нужна помощь”.
“Кто-то, кто сможет позаботиться обо мне”.
Зажмурив глаза в концентрации, она левитировала телефон из сумки.
{[ИСХОДЯЩИЙ ВЫЗОВ: Октавия]}
Когда пошли длинные гудки, белая пони положила телефон на ухо, выпустив его из магического захвата.
Клик.
– Серьезно, Винил, это поздно даже по нашим меркам, – зевнул ангельский голос на другом конце.
– Прости.
– Все в порядке? У тебя голос слегка охрипший.
– Да я-то в норме. А ты как? – и зачем же она позвонила Октавии?
– Если не брать во внимание то, что ты меня разбудила, я в порядке.
– Да, конечно. Ты всегда в порядке, – Винил улыбнулась, царапнув щеку асфальтом.
– Да, пожалуй. Ты уверена, что с тобой все хорошо? – неведомым образом Винил почувствовала, как Октавия обеспокоенно нахмурилась.
– Эй, я хочу те сказать, потому что я б никогда не смогла сказать тебе это лично, но ты жутко классная. И, и я думаю, мы должны проводить больше времени вместе, потому что... да. Ты потрясная.
Пауза.
– О, Селестия милостивая, ты что, пила с того нашего разговора в пятницу? – Октавия полностью проигнорировала ее слова.
– Не, не, ток сегодня. Но ты, это, выслушай меня. Я полностью открыта или типа того. Мне сняться эти сны, знаешь? И в них куча скрипичных ключей, как на твоей кьютимарке. А иногда мне снишься ты, а потом мы гуляем и болтаем вместе.
– Винил, – перебила виолончелистка, которая казалась больше довольной, нежели сердитой. – Тебе надо поспать. Пьяные телефонные звонки приветствуются меньше всего.
– Не могу, я не знаю где я. Но ш-ш-ш, это действительно важно. Я думаю. Когда я думаю о тебе-
– Ты не знаешь, где находишься?! – воскликнула Октавия. – В каком это смысле? Ты просто бродишь по улицам?
– Ну да, типа того.
– Это же совсем небезопасно! Ты видишь что-нибудь знакомое? Я скоро приду за тобой.
– Было бы здорово. Эм, ничего знакомого, но вроде бы я на “Черничном Бульваре”, хотя я чертовски хочу есть, и могу просто... эй, можешь принести мне немного черники?
– Подожди, где-то у меня была карта Мэйнхеттена.
– И взбитых сливок. И захвати пару шоколадных батончиков.
– Черничный Проспект примыкает к главному клубному району города. Ты была сегодня в каком-нибудь клубе?
Винил фыркнула:
– Я тя умоляю. Я была сегодня во всех клубах.
– Конечно же была. Думаю, что примерно знаю где ты. Просто оставайся там пока я не найду тебя, хорошо? – виолончелистка звучала настолько убедительно, что ей удалось прорваться через почти непроходимый туман, заполонивший голову белой пони.
– Хэй, не парься. Я никуда не спешу.
Как только диалог закончился, Октавия швырнула телефон в маленькую, одностороннюю седельную сумку и выбежала из своей комнаты в коридор. Яркий свет ламп слепил ее, но пони упорно прошла это испытание.
Виолончелистка ворвалась на маленькую лестничную площадку, перепрыгнув первый пролет и стремительно проскользя второй на перилах. Ее грива была растрепана, шерстка взъерошена, и вдобавок ко всему она забыла свою бабочку, но все эти вещи занимали последнее место в ее голове.
Подруга в беде.
Октавия читала об обязанностях друзей, и лучших друзей, и даже лучших друзей навсегда. В сложившейся ситуации, по законам дружбы, она должна была помочь Винил добраться домой. И не имело значения, что единорожка сама была виновата, и что у Октавии было две лекции позже этим днем. Таковыми были правила, а эта кобылка всегда следовала правилам.
Сегодня случился, как ни странно, первый раз, когда виолончелистке действительно понадобится свод этих правил. Было конечно хорошо знать кодекс поведения среди близких знакомых, но если таковых нет, то толку от него мало.
Что ж, теперь все изменилось!
С решимостью в крови Октавия пронеслась по коридору и миновала дверь, оказавшись прямиком в объятиях ночи. Было холодно, очень холодно, но она не останавливалась. Зубы тряслись, и кобылка стиснула их, чтобы сосредоточиться на поставленной задаче.
Студенческая деревня располагалась на территории университета, скрытая в дальнем углу. Смысл был в том, чтобы находиться достаточно близко к главному корпусу, позволяя жившим в деревне быстрее добираться на занятия, но и достаточно далеко, чтобы студенты могли вести свой, удобный им стиль жизни, не находясь под влиянием преподавателей.
Длинная продуваемая ветром дорога через искусственный лес вела Октавию к главной площади. Впервые ненормальные размеры этого места не пришлись виолончелистке по душе: ей становилось не по себе от одного лишь взгляда на просторы, что еще предстояло пересечь.
Мысль о повозке промелькнула в голове у Октавии, и земная пони жадно ухватилась за нее. Она никак не сможет пробежать весь этот путь к центру города. Наемный транспорт был идеальным решением. Он не только сохранит ей ноги, но и извозчик наверняка знает, где находится Черничный Проспект.
Большим разочарованием было увидеть за территорией университета пустую стоянку. Там, где обычно стояла пара экипажей, ждущих твоих указаний (и битов), сейчас была лишь мокрая газета, трепыхавшаяся на ветру.
“Придется бежать через половину города, в таком случае”.
Она перешла на уверенную рысь, разумно распределяя свои силы. В конце концов, велика вероятность, что ей придется тащить единорожку всю дорогу назад.
В этот поздний час на улице было не так много пони, а тех, что встречались по пути, кобылка умело сторонилась. Тысячи преподанных учителями и одобренных родителями уроков по безопасности не прошли зря. Не смотри в глаза подозрительным пони. Переходи улицу, чтобы избежать их, если это возможно. Помни, что лучше показаться невежливой, чем оказаться ограбленной. И ради Селестии, Октавия, не ходи по темным переулкам.
К счастью, клубный район не был спрятан в глубине. До него без особого труда можно было добраться по главным улицам, без переулков. Сомнительный плюс этого большого и холодного города, хотя и тому Октавия была рада.
Прошло всего пятнадцать минут, прежде чем у нее сбилось дыхание. Конечно, виолончелистка регулярно занималась, чтобы поддерживать себя в хорошей физической форме, но это была лишь пробежка вокруг кампуса, максимум растяжка, ничего такого, что радикально повышало бы ее выносливость. Медленно, но верно ее копыта начинали ныть от бега по жесткому (и местами неровному) асфальту.
“Винил”.
Каждый шаг по дороге отдавался адской болью в копыте, которая стала стимулом поднять это копыто и толкнуть его вперед. Каждый вдох бодрящего ночного воздуха придавал все новые силы, и кобылка уверенно сузила взгляд.
Перед виолончелисткой стояла цель, и не было ни секунды времени для физических преград.
Завернув за угол, Октавия увидела табличку, так долго избегавшую ее.
Черничный Бульвар
Улыбнувшись, она забыла о боли в своих ногах и с новыми силами устремилась вниз по улице.
“Неудивительно, что Винил не была уверена, где находится, по виду эта улица ничем не отличается от других”.
Темные очертания стали проявляться вдалеке, и сердце Октавии комом подступило к горлу.
Ее уютная маленькая комната так далеко отсюда...
Октавия замедлила бег, присматриваясь к маленькой группе пони. Это были два жеребца, скорее всего, школьники. Они не выглядели хорошо воспитанными, но то, вокруг чего пони столпились, заставило сердце кобылки биться быстрее.
Белая единорожка с электрически-синей гривой.
– Эй! – выкрикнула она. – И что это вы здесь творите?
Жеребцы обернулись и слегка испуганно посмотрели на нее, что являлось хорошим знаком. Похоже, хулиганы не были уверены, чьи силы превосходят: значит этот перевес мог быть на стороне Октавии.
– Предупреждаю в первый и последний раз, отойдите от нее! – она ускорила бег в надежде, что это отпугнет школьников.
На одном из них это сработало, но второй не спешил сдаваться:
– Или что? – крикнул он надломившимся голосом, который выдал его страх.
– Я владею пилатесом! От вас и мокрого места не останется! – она никогда в своей жизни не кричала так громко и яро, ровно как ни была так уверена в собственной лжи.
Последней угрозы хватило, чтобы жеребцы убежали без оглядки, когда Октавия приблизилась к Винил.
Осмотрев спящую без задних ног единорожку, виолончелистка начала понемногу успокаиваться. Диджей была полностью невредима, если не обращать внимания на несколько легких царапин, полученных, скорее всего, при падении. Два жеребца просто тыкали копытами в бессознательную пони, как делают иногда невоспитанные жеребята.
Ее фирменные фиолетовые очки лежали рядом с головой Винил, и Октавия внезапно поняла, что никогда не видела свою подругу без них. Вот если бы единорожка была в сознании...
– Винил, проснись. Пошли, ты не можешь здесь оставаться, – громко шепнула кобылка, нежно касаясь ее белых щек.
“У Винил определенно очень мягкая шерстка”.
Наконец, хоть какой-то отклик:
– Агх, просто дай мне умереть, – не открывая глаз, простонала единорожка.
– Ни за что! Я проделала весь этот путь от общежития к тебе, так что быстро вставай, неблагодарная!
Ее глаза слегка приоткрылись, но в слабом свете фонарей Октавия не была уверена, смотрела ли Винил на нее.
– А? Октавия? – что ж, с этим разобрались.
– Да, это я. Ты мне звонила, и вот я здесь. А теперь поторопись и двигай крупом! – земная пони была немного раздражена такой замедленной реакцией.
Винил вытянула ногу, слепо ощупывая землю, пока не нашла свои очки. Неловко напялив их на себя, она гордо подняла голову:
– Хэй.
Виолончелистка надеялась, что ее сердитый взгляд сойдет за ответ.
– Да, точно. Встаю, – с несколькими ругательствами (три из которых Октавия услышала впервые), она подняла свою тушку с земли и, покачиваясь, встала на все четыре ноги. Ее грива была еще растрепанней, чем обычно, а лицо полно безысходности и похмельной агонии.
Что и говорить, виолончелистка не смогла сдержать усмешку:
– Ох, ты выглядишь просто нелепо.
– Думаю, меня вырвет, если я буду много болтать.
Земная пони отступила на шаг назад:
–Ты сможешь идти сама? – спросила она с надеждой.
– Могу попробовать, но если я упаду, то снова лягу спать.
Подавив картину возможных последствий в своей голове, Октавия подошла сбоку к Винил и обхватила ее шею копытом:
– Ну же, давай вытащим тебя отсюда.
И они начали свой неуклюжий, наполовину пьяный поход домой. Никогда за миллион лет эта студентка и не подумала бы, что из всех пони именно ей придется заниматься подобным. По правде говоря, было непривычно видеть, что в жизнях других, менее замкнутых пони, также бывают тяжелые испытания, пускай и по их же вине.
В конце концов, это было тем, о чем Октавия думала, чтобы занять мысли во время долгого, изматывающего пути по улицам Мэйнхеттена. Когда очертания улиц начали сливаться, а копыта неметь, Октавия почувствовала, что силы покидают ее. Теперь, когда внезапная пробежка была завершена, а Винил ничего не грозило, поздний час начал сказываться на кобылке самым худшим образом.
Или наоборот, ранний час, судя по посветлевшему горизонту.
– О Селестия, я не бодрствовала всю ночь с самого... никогда! – бормотала она, теперь уже сама опираясь на Винил.
– Ничего, привыкнешь, – хрипло ответила ей единорог.
– Надеюсь, что не придется. С такой скоростью я не успею дойти до дома, чтобы выспаться.
Винил фыркнула:
– Просто останься на ночь у меня. Все равно мы уже близко.
– Я-я не уверена, может я смогу доехать до дома, ведь уже утро-
– Октавия. Остынь. Ты остаешься на ночь у меня. На утро. Не важно.
– Ну... если я тебе не помешаю.
– Все в норме. Тут прямо за углом, и если я вскоре не лягу спать, боюсь, мне станет еще хуже.
На этот раз выражение было использовано в самом что ни на есть прямом смысле, за что виолончелистка была бесконечно благодарна. Квартира Винил действительно была прямо за углом, вверх на лифте и немного по коридору. Это было далеко не самое красивое здание, и жили тут не сливки общества, но Октавия решила держать язык за зубами, зная, что такая критика не принесет никакой пользы.
Войдя в апартаменты Винил, она наконец поняла, почему та хотела поскорей съехать. Квартирка была очень маленькая, все находилось в одной комнате (кроме ванной конечно, хотя она была еще меньше). Большую часть пола занимали плотно запакованные картонные коробки с различным содержимым внутри.
– Я не виню тебя за кучу нераспакованных вещей. Меня бы тоже не обрадовала идея жить здесь продолжительное время, – ляпнула земная пони не подумав, и, спохватившись, прикрыла рот копытом.
К счастью, уставшая кобылка Октавию даже не услышала. Она вырвалась из под мягкого копытца подруги и грохнулась на кровать.
– Эм... а где я буду спать? – спросила виолончелистка, смущенно предвкушая очевидный ответ.
Как и ожидалось, белое копытце лениво похлопало по матрасу.
– Можешь подвинуться немного?
В ответ раздалось лишь неразборчивое мычание. Винил уходила из реальности, следующая остановка – страна снов.
Октавия неуверенно забралась на кровать и попыталась улечься так, чтобы случайного не соприкоснуться с диджеем. Старания были напрасны, просто не было способа избежать неминуемого исхода. Постоянно вздрагивая и двигаясь очень медленно, она легла и задержала дыхание, когда их животы прижались друг к другу.
“Это довольно приятно, после ночного холода”.
Винил быстро уснула, дыша медленно и глубоко. Каждый раз, когда ее грудь наполнялась воздухом, она нежно прижималась к груди виолончелистки.
Тепло так и исходило от синегривой кобылки, и Октавия едва успела одуматься, прежде чем прижаться к подруге.
“Должна оставаться бдительной! Я впервые ночую не дома и не могу выставить себя полной дурой”.
Но когда ее тело осознало, что активная деятельность наконец-то окончена и настало время для отдыха, управлять движениями стало очень затруднительно.
“Так уютно и тепло…”
Виолончелистка уткнулась мордочкой в белое облако, улыбаясь его умиротворяющей теплоте. Здесь было так безопасно, мягко и спокойно, приятно и уютно. Здесь не надо было ни о чем думать. Ее глаза закрылись, и она счастливо провалилась в сон.
Когда пара уже спала, ненамеренно обнявшись, солнце пробилось сквозь ранние облака и озарило город своим мягким светом.