Обманываться рада
II. Что гложет Эпплджек
Каждое утро Эпплджек собиралась пойти попросить у подруг прощения за то, что накричала на них, но за целую неделю так и не выбралась из дому. Сутки напролет ее одолевала сонливость, не было сил даже готовить. Она выбиралась из спальни к полудню, спускалась в гостиную и глядела в окно до вечера.
Между черных яблоневых остовов бродили под мелкой моросью папа и Биг Макинтош. Брат, зевая во весь рот, пытался что-то втолковать отцу о планах на будущий фермерский сезон, а тот рассеянно кивал и чесал макушку заляпанным грязью копытом.
Эпплблум принесла из школы замечание в дневнике о том, что заснула на уроке, и мама настояла, чтобы она посидела дома несколько дней.
Родителям тоже нездоровилось: пару раз Эпплджек замечала, что их опять тошнит. Впрочем, они были куда бодрее детей. Поддерживали дом в чистоте, ходили в город за продуктами.
Когда их не было, бабуля Смит выходила из комнаты и увещевала Биг Мака и Эпплджек:
– Нешто вы не видите, шо энти тати делают? Гоните их в шею, на порог не пускайте! Думала, раз вам приятно с ними, то и ладно, да, видно, зря: уморят они вас. Гоните их, пока не поздно.
Эпплджек уверяла бабулю Смит, что их с Биг Маком и Эпплблум разбитость никак не связана с родителями: приболели маленько, скоро пройдет.
И действительно: в день, когда выпал первый снег, Эпплджек проснулась и почувствовала, что сонливости, как не бывало.
Подбежала к окну и раздернула шторы. В спальню хлынул белый свет, от которого заболели глаза. Под окном комнаты Эпплджек росла пара отбившихся от основного сада яблонь, их стволы на фоне припорошенной снегом земли выглядели, как рисунки черной тушью на бумаге. В бледно-голубом небе светило мутное бледно-желтое солнце.
Из коридора раздался топот и веселый визг Эпплблум:
– Ура, завтра в школу! Биг Мак, можно я сегодня в гости в Свити Белль схожу? Я соскучилась!
Эпплджек спустилась на первый этаж. Брат с сестрой уже сидели за столом в ожидании завтрака, с кухни доносился звон посуды и спор родителей:
– Да не так это делается! – возмущалась мама. – Ты вообще следил за ними?
– Тише. Сейчас порежу, как надо.
– Что ты резать собрался? Это не едят, дай сюда.
Эпплджек не помнила, чтобы мама с папой раньше говорили на повышенных тонах, и обратилась к брату:
– Биг Мак, они когда-нить ссорились?
– Не больше, чем ты с подругами, – усмехнулся тот.
«Значит, ничего страшного, – подумала Эпплджек. – Может, они на самом деле поссорились не из-за готовки, а из-за того, что не могут решить, пора или нет рассказать нам правду о своем исчезновении?»
– Вам помочь? – она заглянула в кухню. – Сегодня я себя отлично чувствую, могу сама приготовить. Что тут у вас?
Папа прижимал копытом к столу скалку и явно примеривался отрезать от нее ломтик, мама сердито смотрела на него, у нее за спиной на плите убегала из кастрюльки овсяная каша.
Эпплджек метнулась через кухню и выключила огонь, но поздно: помещение уже заполнил запах подгорелой овсянки. «А я и не знала, что мама и папа не умеют готовить», – удивилась Эпплджек и выпроводила родителей с кухни.
«Слыхала, рано или поздно каждый пони обнаруживает, что его родители несовершенны, и примиряется с этим, – рассуждала она, раскладывая по тарелкам ту часть каши, что не успела пригореть. – Да, видать, мои мама с папой исчезли прежде, чем я успела пройти этот этап… Надо бы поговорить с Биг Маком обо всех этих штуках».
Завтракать со всеми она не стала: поставила на поднос две порции каши и две кружки какао и пошла с ними наверх, – хотела поскорее показать бабушке, что выздоровела, слабость прошла, и родители с недомоганием никак не связаны.
– Хорошо, коли оклемалась, – улыбнулась бабуля Смит. – И с Эпплблум и Биг Маком всё в порядке, значится? Может, я и ошибалась насчет вашей сонливости – у страха-то глаза велики.
– Я ж говорила, мама с папой не виноваты! – победно воскликнула Эпплджек, и бабуля тут же насупилась:
– Может, эти пони и не виноваты, да только они всё равно нам не родственники.
«Ну, почему бабушка не хочет видеть собственного сына? – в который раз спросила себя Эпплджек. – Неужели вообще по нему не скучала?» Она заскрежетала зубами, но смолчала. Ей очень хотелось, чтобы вся семья жила мирно.
После завтрака Эпплджек собралась с духом и отправилась на поиски подруг, чтобы, наконец, извиниться за свое поведение.
Воздух был свеж и чист: всю пыль давно прибили дожди, – влажный ветер – так легок, что даже не качал веток. Первый, или, как говорили пегасы, «пробный» снег уже начинал таять. Тут и там появлялись круглые покрытые пожухлой травой прогалины, похожие на дырки в сыре.
В Понивилле снега уже совсем не стало, деловито снующие пони месили грязь копытами и колесами телег.
Для начала Эпплджек зашла в «Сахарный уголок». Было почти пусто: как-никак, будний день, все на работе. На работе была и Пинки – стояла за кассой.
– Привет, Эй-Джей! – помахала она копытом. – Мое пинки-чувство предупредило меня, что ты сегодня зайдешь, поэтому я специально попросила мистера Кейка пустить меня за кассу, чтобы я сразу увидела тебя, когда объявишься.
– Здóрово, – улыбнулась Эпплджек и потупилась: – Слушай, сахарок, я тебе с девчонками прошлый раз гадость сказала: мол, лучше б вас не было, чем моих родителей. Так эт я не взаправду, просто чёт рассердилась, шо Твайлайт их не признаёт. Мне жаль, шо у меня это вырвалось, я, конечно, не хочу, шоб вас не было. Извини, короче.
– Не переживай, – потрепала ее по шляпе Пинки Пай, каким-то образом вдруг оказавшаяся не за прилавком, а прямо рядом с Эпплджек. – Если бы мне сказали, что мои родители не настоящие, я бы тоже рассердилась. Так что на тебя не сержусь, и остальные наши тоже, но ты всё равно пойдешь их всех искать и извиняться, потому что считаешь, что так надо.
Эпплджек покивала, купила свежих, еще теплых, кексов с глазурью, и пошла исполнять пророчество «мадам Пинки».
В бутике «Карусель» она нашла не только Рэрити, но и Флаттершай – та заказывала для мистера Медведя одеяло из особой утепленной ткани, без которого он никак не мог заснуть.
Флаттершай, конечно, заверила, что не держит на Эпплджек ни малюсенькой капельки зла. Рэрити тоже приняла извинения и добавила:
– Однако не могу не заметить, что россказни этих по… то есть, твоих родителей шиты белыми нитками. Разумеется, не мне судить, кто они такие, я лишь беспокоюсь за тебя и желаю тебе счастья.
Рейбоу Дэш Эпплджек увидела возле ратуши. Она вместе с группой погодных пегасов обсуждала с Мэром, когда начать похолодание: завтра или послезавтра.
– Да я и забыла уже, – махнула она копытом, прервав извинения подруги, – расслабься.
Ей было явно не до этого: в период смены сезонов у пегасов всегда дел невпроворот. Эпплджек пожелала ей удачи и пошла в библиотеку.
Дверь открыл Спайк.
– Хэй, – обрадовался он гостье, – давно не виделись! Может, хоть ты вразумишь Твайлайт?
– А… шо с ней такое? – удивилась Эпплджек.
– Она всю неделю сама не своя: мотается на поезде в Кантерлот и обратно. Я ей говорю: «Чего ты мечешься? Отправь через меня письмо», – а она: «Нет, это слишком конфиденциально, чтобы вовлекать третьих лиц». А сегодня вообще на каждый шорох выскакивает из комнаты, как ошпаренная, и кричит: «Что там такое, Спайк?», «Что там такое, Спайк?»…
– Что там такое, Спайк? – выбежала на лестницу Твайлайт.
– Не «что такое», – нарочито размеренно поправил дракончик, – а «кто такая». Это Эпплджек, твоя подруга, пришла.
– Ой, прости, – Твайлайт доброжелательно кивнула, – совсем замоталась. Я собираю сведения для кое-какого исследования и жду важный документ. Как ты поживаешь?
– Да вот, болела маленько, теперь поправилась, – доложила Эпплджек, невольно подстраиваясь под деловой тон подруги. – Пришла попросить прощения за то, что накричала на тебя… Я не говорю, шо ты права насчет моих родителей, – поспешно добавила она, – я имею в виду, шо вы мне дороги так же, как они.
– А, хорошо, спасибо, – рассеянно улыбнулась Твайлайт, – я не в обиде… Хм, а какие симптомы были у твоей болезни?
– Ну, в сон клонило, часто есть хотелось. Но не настолько, шоб вставать и чего-то готовить.
Твайлайт исчезла в сиреневой вспышке и возникла перед носом Эпплджек, посветила рогом ей в левый глаз и велела:
– Не моргай. Кто-нибудь еще болел?
– Биг Мак и Эпплблум, да и маме с папой нездоровилось. А шо, какая-то инфекция? – насторожилась Эпплджек.
– А бабуля Смит?
– Не, она здоровее нас всех вместе взятых.
– Я так и знала! – торжествующе воскликнула Твайлайт и тут же забормотала: – Нет, нельзя спешить с выводами, нужно дождаться…, тем более, симптомы прошли, возможно, совпадение, иначе это рушит все представления о…, – Твайлайт резко замолчала, сообразив, что думает вслух, и с фальшиво-бодрой интонацией предложила: – Хочешь чаю?
Эпплджек отвела от подруги настороженный взгляд и положила на стол пакет с кексами из «Сахарного уголка».
– А с сапфирной крошкой нет? – разочарованно вздохнул Спайк. – Ладно, и так сойдет.
Ушел с пакетом на кухню заваривать чай, а Эпплджек и Твайлайт уселись за низенький круглый столик посреди читального зала.
– Твое исследование… как-то связано с моими родителями? – прищурилась Эпплджек.
– Ты не хочешь об этом говорить, – уверенно ответила Твайлайт. – А я не хочу больше сыпать голословными обвинениями. На самом деле, просить прощения должна не ты, а я – за то, что испортила тебе вечер своими подозрениями. Я параноик, но это не значит, что я неправа, как, впрочем, и не доказывает моей правоты. Нужно собрать больше данных.
– Твайлайт, я не дурочка, – нахмурилась Эпплджек, – я знаю, о чем вы все думаете. Чейнджлинги, – ее губы дрогнули, она с усилием продолжила: – Твари, которые меняют облик и жрут любовь. Думаешь, меня не гложут подозрения? Но я отгоняю их, не озвучиваю, не хочу… позволять им… оттолкнуть меня от мамы и папы. Пока есть хоть один шанс, шо они настоящие, я буду в это верить. Тебе просто не понять этого, ведь твои родители всегда были с тобой. Ты не знаешь, как горько, когда их нет, и как радостно, когда они возвращаются.
Эпплджек замолчала. «Даже если они действительно подменыши и хотят лишь питаться моими чувствами к родителям, – подумала она, – они не паразиты, потому что в обмен на мою любовь дают мне эту радость… Хотя, мама и папа, конечно, настоящие! Твайлайт поймет это, когда закончит свое расследование, и бабуля Смит поймет, и мы будем счастливы».
Зрение Эпплджек помутнело – в глазах задрожали горячие слезы.
Твайлайт крепко прижала ее к себе, погладила копытом гриву и прошептала на ухо:
– Всё будет хорошо. Что бы я ни выяснила, мы-то всегда останемся с тобой.
– Агась, – утерев глаза, кивнула Эпплджек. – Я по правде сказать удивилась твоей деликатности. Думала, ты будешь целыми днями следить за фермой, шоб защитить нас от опасных чейнджлингов.
Твайлайт смущенно отвела взгляд, ее щеки зарделись:
– Ну... хм..., вообще-то, я и наблюдала. Под заклятьем невидимости. Видела, как они покупают для вас продукты, как пытаются влиться в жизнь «Сладкого яблочка». Признаков агрессии они не выказывали. А если что, уверена, вы сможете за себя постоять: их всего двое, а в Кантерлоте ты перевертышей пачками раскидывала, да и Биг Макинтош – известный силач.
– Еще не известно, чейнджлинги они, или нет, – снова нахмурилась Эпплджек, и Твайлайт снова ее обняла.
В дверном проеме кухни замер Спайк с подносом в лапах. Он не решался прервать этот разговор.
Через два дня серьезно похолодало. Пропитанная влагой земля быстро промерзла, стала каменно-твердой, на стеклах появились белые завитки инея, с неба падали редкие крупные снежинки.
Твайлайт не подавала вестей, и Эпплджек удалось окончательно вытеснить из мыслей сомнения в подлинности родителей.
Папа с Биг Маком отправились в Вечнодикий Лес за дровами. Мама заперлась на кухне с поваренной книгой. Эпплджек проверяла, не повредил ли мороз деревья в саду, и гадала, когда же пегасы включат снег на полную, чтобы укрыл яблони от холода. Эпплблум по возвращении из школы убежала на улицу играть с Вайноной.
Дети привыкли к тому, что родители теперь рядом, и уже не стремились проводить с ними каждую свою минуту. Жизнь семьи вошла в обычное повседневное русло, даже бабуля Смит вернулась из добровольного изгнания и, как прежде, сидела с вязанием у камина в гостиной, хоть и отказывалась обращаться к сыну и невестке по именам.
На третий день начался снегопад. Большие хлопья быстро сыпались с неба, разбивались об оконные стекла, скапливались на крыше дома и амбара, покрывали землю и яблоневые кроны. И мерещилось, будто невидимый исполин-художник стирает краски поздней осени огромным ластиком, обнажая белый лист.
К вечеру снегопад кончился. Небо прояснилось, густые облака расступились, уступая место месяцу и звездам.
Эпплджек снова не спалось. Она, конечно, была рада, что к ней вернулась бодрость, но всё хорошо в меру. «Видать, уже скучаю по работе, – подумала она; поднялась с постели и подошла к окну, просунула голову между занавесками. – Теперь маяться до Зимней Уборки».
Сугробы излучали мягкий голубоватый свет, изредка с облепленных снегом веток срывались и бесшумно падали наземь белые комки.
Вдруг внизу показались родители. Оставляя в снегу глубокие круглые следы, они подошли к паре яблонь под окном Эпплджек и вытянули шеи, мама настороженно прядала ушами, папа принюхивался.
Из-под заснеженных крон им навстречу вышли два рыжегривых единорога – братья Флим и Флэм. Они поклонились родителям, приподняв шляпы, и о чем-то заговорили.
Эпплджек ахнула: «За всем стоят Флим и Флэм? Да это хуже перевертышей!» Она опрометью бросилась на улицу, протопала по коридору, не беспокоясь о том, что может кого-то разбудить, выбежала на улицу и обогнула дом, оказавшись под окном собственной спальни.
Ни родителей, ни единорогов уже не было, осталось только множество следов под яблонями.
На непокрытую голову Эпплджек упал комок снега. Она стряхнула его копытом и принялась рассматривать следы. Те, что поменьше, принадлежавшие Флиму и Флэму, вели сначала к яблоням, а потом обратно, в сторону города. Более крупные, родительские, начинались от крыльца, доходили до деревьев – и больше никуда не вели, словно мама и папа пришли сюда из дома, постояли рядом с Флимом и Флэмом – и исчезли.
Эпплджек огляделась, но никого не увидела. Ей на ухо упал еще один рассыпчатый ком снега, в голове загудело – или где-то рядом зажужжали мухи?
Эпплджек поборола желание посмотреть вверх, в небо, и ускакала в дом. Быстро забежала в свою спальню, сжалась под одеялом и стала ждать утра.
При всём желании она больше не могла игнорировать свои подозрения. Не после того, как нарисовались Флим и Флэм!
Эпплджек так и не заснула. Поднялась затемно, за полчаса до будильника, поставила его под дверь спальни Эпплблум и поскакала в город.
Едва показавшись впереди, огни Понивилля погасли, и, словно только свет уличных фонарей удерживал ночь, а в ночной темени не виден был мороз, кругом сразу стало светло-серо и холодно. Эпплджек поежилась и поплотнее натянула шляпу на уши. Она даже шарфа не надела!
Улицы были еще пусты, если не считать дворников. В окнах домов горел свет: пони завтракали и собирались на работу.
Всю крону библиотеки покрывал снег, так что она походила на зависшее над землей кучевое облако.
Эпплджек постучала, и через минуту дверь открыла подслеповато щурящаяся Твайлайт с взъерошенной гривой.
– Извини, я слишком рано пришла? Ты получила документы для своего расследования?
Твайлайт удивленно поглядела на подругу, проговорила:
– Да…, но они всё равно не дают точной уверенности. Заходи.
Эпплджек вошла в дом вслед за хозяйкой. В потухшем за ночь камине тлели угли, сверху доносился хриплый храп Спайка. Твайлайт отправилась варить кофе, а Эпплджек прислонилась к книжной полке и прерывисто вдохнула. У нее ныло в груди.
– Эти пони якшаются с Флимом и Флэмом, – сказала она.
– А? – Твайлайт выглянула с кухни. – С теми… бизнеспони?
– С теми жуликами. Так что ты узнала? Они чейнджлинги?
Твайлайт тяжело вздохнула, медленно подошла и села рядом с Эпплджек.
– В последние дни я собирала данные Эквестрийской разведки. После нападения на Кантерлот чейнджлинги были рассеяны. Большинство бежало на родину, но некоторые отбились от роя, и из разных поселений стали поступать сведения о подменных пони. Впрочем, чаще о трупах: вдали от сородичей чейнджлинги не могут выжить. Твой случай походит на те, что описаны в докладах, но неопровержимых доказательств нет. Я всё думала, стоит ли говорить тебе об этом, ведь ты была так счастлива. К тому же, упадок сил, который мог быть вызван тем, что от тебя питались чейнджлинги, прошел, и я не видела угрозы тебе и твоей семье.
Эпплджек покивала, но ничего не ответила. Ее больше беспокоила связь пришельцев с Флимом и Флэмом.
Она поблагодарила Твайлайт за заботы и, так и не выпив кофе, отправилась к городской гостинице – может, единороги окажутся там?
За стойкой приемной сидел усталого вида пони в синей шапочке – ночной портье, еще не смененный дневным.
– Здрасте, – подошла к нему Эпплджек. – У вас есть некие Флим и Флэм?
– У меня – нет, – буркнул портье.
Эпплджек одарила его тяжелым взглядом и осталась стоять на месте, так что тот был вынужден открыть журнал постояльцев. С минуту он водил копытом по страницам и, наконец, сказал:
– Тридцать пятый номер. Вы случайно не деньги им принесли? Так можете сразу мне отдать.
– Шо? – вытаращилась Эпплджек.
– Вчера их хотели выселить на неуплату, но они обещали, что сегодня деньги будут, так что решили повременить.
Эпплджек неопределенно фыркнула и пошла к лестнице.
На третьем этаже нашла нужную комнату и постучала.
– Уже пакуем вещи! – раздался из-за двери раздраженный выкрик. – А вы готовьте жалобную книгу! Ноги нашей больше тут не будет – потеряли клиентов!
Эпплджек гневно заколотила в дверь копытами. Открыл усатый единорог – Флэм. При виде гостьи он попятился и нервно поправил галстук-бабочку.
– Мисс Эппл, – просипел он, – мы ведь уже договорились с вашими… почтенными родителями: мы не покушаемся на вашу собственность, а вы… не съедаете нас.
– Шо? – не поняла Эпплджек. – Какие у вас дела с моими родителями?
Из ванной, вытирая гриву, вышел Флим. Увидел Эпплджек – и грохнулся в обморок.
– Никаких, клянусь Селестией! – отчеканил Флэм. – Просто уходите и не трогайте нас.
«Мама с папой напугали их, – поняла Эпплджек. – Значит, они не заодно». У нее отлегло от сердца, но она всё-таки решила уточнить:
– Шо вы делали вчера возле нашей фермы, и о чем говорили с моими родителями?
– Мы сейчас находимся в несколько стесненных финансовых обстоятельствах, и подумали позаимствовать немного материальных ценностей из вашего дома.
– Обворовать нас? – скривилась Эпплджек. – Даже для вас это низко. Изобретение машины, которая отнимает работу у пони, еще можно оправдать: наука, механизация и всё такое. Но кража…
– Но ваши родители ясно дали нам понять, что Эпплы не склонны к благотворительности, – перебил Флэм, – и мы ушли, несолоно хлебавши. По крайней мере, остались живы.
– Ладно, – покачала головой Эпплджек. – Ни я, ни мои родные вас не тронут, только проваливайте из города поскорее.
– Спасибо за ваше великодушие, – склонил голову Флэм и заискивающе улыбнулся: – Правда, уехать мы не можем: нет денег на билет. Мы бы и на своих четырех ушли, но даже на еду не хватает. Всего десять битов могут спасти отцов эквестрийской модернизации от голодной смерти в пути!
«Ого, – Эпплджек удивленно выгнула бровь, – боится меня, но всё равно вымогает деньги». Впрочем, ей стало жалко неудачливых жуликов, да и замечание, что Эпплы не склонны к благотворительности, задело, поэтому она мысленно пересчитала свои финансы и спросила:
– А пять битов не могут их спасти?
Флэм расплылся в фальшивой улыбке и быстро закивал. Эпплджек сняла шляпу и извлекла из-под подкладки пять монет – заначку, которую всегда носила на всякий случай.
Единорог принял деньги, поблагодарил и прежде, чем Эпплджек успела сказать «Не за что», захлопнул дверь перед ее носом.
Эпплджек поспешила домой.
Уже рассвело, город окончательно проснулся. Сквозь щели в серых облаках просачивался белый свет. Отовсюду раздавался скрип снега под копытами: пони, как обычно, спешили по делам.
«Как они напугали Флима и Флэма? – гадала Эпплджек по дороге. – Очевидно, превратились во что-нибудь жуткое. Хотя им достаточно было принять свою истинную форму: ясно ведь, что они чейнджлинги… Стоп! А вдруг Флим и Флэм теперь считают, что все Эпплы – не пони? Нет, сейчас не об этом нужно беспокоиться. Я думала, что смогу жить с этими подозрениями, но теперь всё стало слишком очевидно. Это как неудавшийся фокус: если видишь, в чём его суть, вся радость пропадает».
Около дома Биг Мак лепил снеговика с мамой и папой. Все трое смеялись, живо о чем-то разговаривали.
У Эпплджек ёкнуло сердце: «А как братишка воспримет то, что я собираюсь сказать? Может, стоит и дальше поддерживать этот обман? Вон, как он веселится! И как всё переживет Эпплблум? С другой стороны, бабуля, конечно, обрадуется…»
– Эй, Эпплджек! – помахал ей Биг Макинтош. – Давай к нам!
Она подбежала, и родители приветливо ей улыбнулись.
– Как в старые времена, да? – спросил папа.
Его голос звучал бодро, уверенно, доброжелательно, но теперь Эпплджек не могла отделаться от ощущения, что есть в нем затаенные заискивающие нотки – такие же жалкие, как у Флэма. Он хотел, чтобы его любили.
– А куда ты пропала в такую рань? – поинтересовался брат.
– Да так…, – потупилась Эпплджек, – гуляла.
«Надо дождаться Эпплблум из школы, – подумала она, – и тогда уж устроить семейное собрание. А пока… почему бы не повеселиться напоследок?»
Но и когда Эпплблум вернулась, сразу расставить все точки над «й» не удалось. Маленькая пони присоединилась к зимним забавам, и извалявшиеся в снегу Эпплы зашли в дом только с наступлением сумерек.
Биг Мак тут же взялся разжигать камин, а мама с папой набросились на дочерей с толстыми махровыми одеялами и начали обтирать. Совсем, как в детстве. Совсем, как настоящие.
Вырвавшись из отцовских объятий, Эпплджек направилась наверх, в бабушкину комнату. Папа последовал за ней.
– Стой, – прошептал он незнакомым голосом, когда они остались одни в коридоре.
Эпплджек замерла, боясь обернуться: «Может, я зря оправдывала их? Может, теперь они нападут?»
– Я перестал чувствовать твою любовь, – продолжил чейнджлинг, – значит, ты поняла, кто мы. Почему ты не сказала об этом сразу?
– Не хотела расстраивать брата и сестру.
– Так не говорим им и дальше. Мы не хотим вам зла. Прости за то, что пили так много ваших сил поначалу, мы были очень голодны, и умерли бы без этого. Но этого не повторится, нам достаточно любви Биг Мака и Эпплблум. Мы просто хотим жить счастливо. Разве пони не хотят того же?
– Я тоже не желаю вам зла, – ответила Эпплджек. – Но раз вы больше не умираете, может, пора вернуться к своей семье? Бабушка! – она постучала в дверь. – Выходи, нам всем нужно поговорить!
Эпплы собрались в гостиной. Бабуля Смит устроилась в кресле-качалке, Биг Мак и Эпплблум расположились на диване. Подменышей Эпплджек усадила на стулья, а сама встала у камина.
– Шо такое? – настороженно спросила Эпплблум. – Я в школе вела себя хорошо. Если мисс Черили жаловалась на…, короче, это не я.
– Прости, шо не слушала тебя, бабуля, – сглотнув комок в горле, сказала Эпплджек, – теперь я готова признать, шо эти пони – не мама и папа.
– Ась? – вскочил с дивана Биг Макинтош. – Эпплджек, ты чего?
– И вообще, они не пони. Превращайтесь!
Чейнджлинги переглянулись и послушались. Через секунду перед Эпплами сидели уже не мама и папа, а два пониподобных существа, черных, с бирюзовыми фасеточными глазами и прозрачными мушиными крыльями.
Бабуля Смит охнула, Эпплблум вскрикнула и шмыгнула за диван. Биг Мак встал на дыбы и угрожающе заржал. Перевертыши отшатнулись.
– Спокойно! – встала между ними и братом Эпплджек. – Да, они обманывали нас, но им просто нужно было чуть-чуть любви, шобы выжить. Нельзя винить их за это.
– Можно, – прорычал Биг Макинтош сквозь зубы. – Эпплджек, давно ты узнала? Ты должна была сразу сказать! Эти монстры осквернили память наших родителей и заставили всех нас участвовать в этом осквернении! Мы звали их мамой и папой! Да я им…
Брат подался вперед, занося копыто для удара, и чейнджлинги взлетели под потолок.
– Простите, – заговорили они одновременно. – Мы отбились от Роя, заблудились, скитались одни… Когда мы случайно выбрели к вашей ферме, мы почти умирали. Но мы почуяли здесь столько любви, что хватило бы на целый Рой. Нам нужно было лишь немного. Несколько дней мы следили за вами и установили, что вы очень любите ваших родителей из альбома. Взяли его, чтобы получше рассмотреть, и приняли их форму. А вчера мы прогнали грабителей! Почуяли их жадность и зависть и вышли навстречу. Вот они хотели вас обокрасть и не оставить ничего взамен. А мы давали вам радость в обмен на любовь! Разве вам не было весело с нами? Это честный обмен. Не таковы ли отношения между всеми пони? Все хотят любви и стараются заслужить ее, как умеют. Мы тоже. Но если пони может прожить и без любви, то нам она необходима, поэтому мы вынуждены притворяться.
– У пони не будет шанса жить без любви, – процедил Биг Макинтош; он умерил свой гнев, но всё еще хмурился, – все пони любят друг друга. А вы, монстры, даже себе подобных любить неспособны, для вас это просто еда. Вам никогда не понять того, что мы чувствуем к родным и друзьям. Хуже всего, что вы даже не осознаете, как ужасен ваш обман! С вашей точки зрения, тут ничего дурного, просто бартер, а я…, как будто снова потерял родителей, и одновременно предал их, веселясь с вами. Паразиты!
Биг Мак начал тереть глаза копытом, а бабуля Смит рассудительно сказала:
– Ну, коли вы не со зла это всё затеяли, извинения ваши принимаю. Тем более, шо меня вы не обманули. Сказала б, шо вы можете остаться у нас еще, да только толку в этом, я так смекаю, для вас теперь не будет.
– А… это, – спросила вышедшая из-за дивана Эпплблум, – а вы не могли бы превратиться обратно в маму с папой? Пусть и ненастоящих, я всё равно хотела бы их иметь. С ними здорово.
Биг Мак отвернулся от чейнджлингов и обнял сестру. Грустно улыбнулся.
«Как и говорила Твайлайт, – подумала Эпплджек, – для Эпплблум родители – не живые пони, а концепция».
– Улетайте, – сказала она перевёртышам, – доброй дороги вам. И, если в пути снова проголодаетесь, не надо больше обманывать встречных так, как нас. Разве шо, можно принять облик пони, шоб никого не напугать, но не притворяйтесь чьими-то родными. Это и впрямь жестоко. Лучше расскажите всё, как есть, и вас обязательно пожалеют и подарят немного любви.
– Спасибо за всё, – поклонились чейнджлинги и направились в прихожую.
Скрипнула и захлопнулась входная дверь.
Эпплы сидели в гостиной и смотрели в пол. Эпплджек была уверена, что все, как и она, чувствуют опустошение. Всего полторы недели назад перевёртыши ворвались в их жизнь и подарили нечаянную радость, а теперь исчезли, как не бывало.
В камине потрескивали и искрили поленья. В окно снова заколотили снежинки. Поодаль, за их вихрями, чернел сад, над которым сейчас, должно быть пролетела пара безымянных чейнджлингов.
Что они расскажут своим сородичам, когда доберутся домой? Посмеются над глупыми пони, которые хотели быть обманутыми, или поделятся полученным знанием, что не обязательно притворяться кем-то, чтобы добиться… если не любви, то, по крайней мере, сочувствия, принятия и прощения?
– Ты молодец, Эпплджек, – ободряюще сказала бабуля Смит. – Всё правильно сделала, хотя могла б и пораньше. Ты как, Биг Макинтош?
– Скоро буду в порядке, – отозвался Биг Мак и потрепал гриву сидящей рядом Эпплблум. – Ничего, сестренка, не унывай. Ничего.
Эпплджек поднялась со стула и пошла к себе в спальню.
Вытащила из ящика стола бумагу и перо с чернилами и начала писать:
«Дорогая принцесса Селестия,
Сегодня я узнала… Точнее, не сегодня… Точнее, не узнала, а поняла.
Короче.
Иногда ты считаешь себя недостаточно хорошим, чтобы понравиться пони, и пытаешься притвориться кем-то другим. Поначалу это приносит результат, но потом твое притворство неизбежно вскроется, и пони, которые могли бы принять тебя таким, какой ты есть, отвергают тебя, потому что чувствуют себя обманутыми.
С другой стороны, иногда обман настолько приятен, что ты не хочешь его изобличать, даже если понимаешь, что обманута. Тебе нравится играть в предложенную обманщиком игру. Но и это недолговечно, потому что нельзя быть счастливым понарошку.
Часто говорят, что нужно быть веселым, и пони к тебе потянутся: «Смейся – и весь мир будет смеяться вместе с тобой, плачь – и ты будешь плакать в одиночестве». Но нельзя стать радостным просто усилием воли. Если тебе грустно, а ты улыбаешься, ты обманщик. И чем больше ты улыбаешься против воли, тем грустнее тебе становится.
Итак, счастье невозможно без правды, даже если она означает признание печалей и горестей.
Построить свое счастье на лжи способен разве что закоренелый злодей, да такие, надеюсь, вряд ли у нас существуют.
Ваша верная ученица
Эпплджек».
Эпплджек сложила лист треугольником и убрала обратно в ящик, чтобы завтра передать принцессе через Спайка.
Спустилась назад в гостиную, устроилась на диване между Эпплблум и Биг Маком, прижала их к себе и расплакалась.
От автора. Пятый отчет о магии фанфиков.
Дорогие читатели и авторы Сториса,
Спасибо за внимание.
Один из стандартных ответов на критику гласит: «Я пишу для себя». Все свои прошлые фанфики я писал для себя: использовал те жанры, сюжеты и персонажей, которые мне нравились. Полагаю, что так делают все фикрайтеры, – и каждый находит своих читателей, потому что есть много людей со схожими вкусами.
Но этот фанфик я писал не для себя. Мне не нравятся чейнджлинги, а Эпплджек и ее семейство, при всём моем к ней уважении, – не из тех персонажей, на место которых мне проще всего себя ставить, и, следовательно, о которых легче и приятнее писать. Вообще-то, увидь я фанфик с этими героями и описанием, я бы вряд ли сам стал его читать.
Я не посыпаю голову пеплом в стиле: «Мой фик – отстой», – просто не нахожу его интересным для себя как читателя. Я – не ЦА собственного фанфика, лол. Но если вам он понравился, я, конечно, рад.
Надеюсь, вы не чувствуете себя обманутыми.
Ваш честный притворщик
Эриол.