Дикая дикая пустошь
Глава 3
Last night I was dreamin',
Dreamed about the H-Bomb,
Well the bomb-a went off, and I was caught,
I was the only colt on the ground.
There was-a thirteen mares, and only one colt in town,
Thirteen mares, and only one colt in town,
And as funny as it may be,
The one and only colt in town was me,
With thirteen mares, and me the only colt around.
Bill Hayley
– Север! Эй, Север! Ты меня слышишь?
Пегас встрепенулся и посмотрел на меня мутным взглядом.
– Да?
– Ты чего такой прибитый? С утра тебе как будто половину мозгов отключили.
– Это не прибитость, это мечтательность. У меня был такой сон… Ты не поверишь…
Я недовольно усмехнулся. Похоже, и Севера не миновала чаша сия. Бедняга закатил глаза, и задушевно продолжил:
– Она появилась всё в слезах, и я понял, что должен сделать. Я утешал её всю ночь.
– Теперь понятно, почему ты не хотел просыпаться, даже когда костёр потух. – Моя ухмылка достигла максимально возможного размера. Меня забавляло, что отношение Севера к принцессам диаметрально противоположно моему. – Ты совсем недавно болел. Будешь выпендриваться – снова сляжешь.
Север пренебрежительно взмахнул копытом.
– Зачем ты вырвал меня из мира сладких грёз?
– Что там за фигня расставлена? Это часовые что ли?
Мы подходили вплотную к Бонни-Спрингс. Что мы тут забыли? Предполагалось, что это будет коротким походом, поэтому еды было взято немного. Так что когда нам посоветовали многократно удлинить свой маршрут, мы были вынуждены зайти в это поселение. Жажда приключений, справедливости или чувство противоречия тут не при чём, исключительно желудок.
Так вот, на горизонте чернели постройки, ветер доносил вонь, а вдоль дороги я с трудом разглядел подозрительные силуэты. Бинокль был у пегаса, но, как вы уже заметили, достучаться до него оказалось непросто.
– Ерунда какая-то, – пробормотал Север, приглядевшись. – По размеру – пони, но цвета совершенно безумные. В голове не укладывается, что там за дичь.
Действительное положение вещей оказалось настолько диким, что нам понадобилось проделать ещё сотню ярдов, чтобы окончательно во всё поверить.
Недалеко от первых домов города было вкопано несколько столбов. А к столбам было привинчено (шурупами) несколько пони. Собрав в копыта весь свой цинизм, я подошёл к ближайшей, и с лёгким возмущением спросил:
– Что вы об этом думаете, коллега?
– Я думаю, смерть наступила вследствие шока от вскрытия грудной клетки. – Мужаясь, прошептал Север.
– Да я не о том! Посмотрите на мягкие ткани!
Север посмотрел. Потрогал копытом.
– Они твёрдые.
– Вот именно! Судя по остаткам одежды этому трупу несколько лет, но он до сих пор не сгнил, только шёрстка выцвела. Представляете, каким махровым эрзацем необходимо питаться, чтобы поле смерти не гнить, а мумифицироваться? И тут со всеми пони такая же история!
– Ох… Надо было взять побольше консервов.
Над шоссе стоял большой довоенный щит с надписью: «Добро пожаловать в Бонни-Спрингс, Население: 229». Конечно же, обитатели городка не удержались, и повесили на щит зебру. То ли она была совсем свежей, то ли генетическая предрасположенность постоянно находиться на солнцепёке давала о себе знать, но чёрно-белая расцветка у неё сохранилась идеально. А вместо хвоста была прикольная кисточка. Наверное, и у зебры под Неллис тоже была кисточка, но обратил я на неё внимание только сейчас.
– Север, ты не мог бы слетать и достать мне во-он ту кисточку на шляпу? Пожалуйста!
– Что? Ты хочешь постоянно носить на себе часть зебры? Это омерзительно. Даже не пытайся меня уговорить.
Блин. Пегас мог бы взлететь и срезать кисточку за считанные секунды. Ну ладно. Он хотя бы подождал, пока я вскарабкаюсь по столбу до щита и добуду себе примочку. Кисточка была просто потрясной! С ней я стал выглядеть солидней на 63,7%, грубо говоря.
В городе пахло не так сильно, хотя, может быть, я просто начал привыкать к запаху. Все дома были одноэтажные и довоенные, сколоченные из потрескавшейся от древности древесины. На улице, по которой мы шли, не было видно ни одного пони, хотя с соседних доносился дикарский говор и цоканье копыт. Так как мы пришли сюда за фуражом, нас сразу привлекла вывеска «Салун Прожектор». Заведение располагалось всего лишь в квартале от городской черты, и выгодно отличалось от окружающих его хижин тем, что вокруг почти не валялось мусора, и стены были из белого кирпича.
Север влетел в салун первым, звякнув наддверным колокольчиком. Впрочем, я отстал лишь на секунду. Я не говорил, что тем утром мы доели последние крошки, что завалялись в сумках, а потому были страшно голодны? При виде слова «кондитерская/овощехранилище/салун» голодный пони получает бонус к скорости!
Мы оказались в бильярдной, слегка присыпанной грязью. Так как все окна были заколочены, был тут загадочный сумрак, хотя из соседней комнаты лился электрический свет.
– Достали! Нету больше рома! – выкрикнули из освещённой комнаты.
Мы с благоговением последовали к свету и голосу. И – аллилуйя! – наткнулись на барную стойку! Прямо как в рассказах про довоенную Эквестрию! За стойкой торчала земнопони цвета молочного шоколада с пианино на бочку. Видимо, это была барпони. Уи-и-и-и!
Она вытаращилась на нас, словно мы были розовыми понями, пришедшими из волшебной страны, чтобы заводить новых друзей.
– Как вы прошли мимо охраны? – поинтересовалась она тем божественным голосом, что встретил нас у дверей.
– Какой охраны? – Север беззаботно вертелся около одного из барных стульев. Ну, тех, что высокие, с маленькой седушкой и без спинки. Сесть на это чудо у неопытного Севера не получалось.
– Ну, вот что, – барпони сердито нависла над Севером и проникновенно затараторила. – Я – хорошая пони, поэтому не хочу, чтобы пони-будь погиб. Немедленно бегите отсюда. Бегите из города. В любой момент сюда может заглянуть какая-нибудь банда…
Колокольчик жалобно звякнул, когда несколько матёрых рейдерш вышибли дверь, чтобы с улюлюканьем проскакать до барпони. Самая быстрая дикарка по-мастерски запрыгнула на стул, с которым до этого воевал Север, и, приобняв пегаса, прохрипела:
– Эй, Рояль, дай рабочим пони рому!
– Нету больше рома! – крикнула барпони с абсолютно теми же эмоциями, что и минуту назад. Похоже, благодаря многократному использованию, реплика отшлифовалась.
– Эх… – Рейдерша понурилась и со скукой посмотрела на Севера, которой тихо пищал, у неё под боком. – Из каких мест будешь, малыш?
У стойки стало тесновато. Со всех сторон меня обступили грязные, пахнущие кониной рейдерши, тыкающие мою нежную шкуру своей шипастой бронёй. Они усердно трепались, так что переводчик пип-бака отказался работать с таким объём информации, предоставив мне в одиночку плавать в море архаичной ругани. Внимание консилиума было приковано к Рояль, разливавшей по стаканам зеленоватый алкоголь, и к перепуганному Северу, которого продолжала тискать первая дикарка. Я раздражённо кашлянул, и, как по мановению единорога, все расступились и посмотрели на меня. У Рояль и Севера глаза блестели от тревоги, остальные, напротив, пялились с некоторым злорадством. Потом пони, сжимавшая Севера, хрюкнула, и, с искренним восхищением, спросила:
– Это чо у тебя, от зебры, да?
– М? – я пренебрежительно дотронулся до кисточки, и ухмыльнулся. – Да, довелось резать однажды целый караван. Среди наёмных охранников оказалась зебра, и я не устоял.
– Прикольно. – Рейдерша протянула мне копыто. – Я – Бурая Бэсс. Этот с тобой, или им можно закусить?
Так как я и Бэсс брохуфались, Север получил возможность дышать. Он взлетел под потолок, и полил местный бомонд чугунным Взглядом. Ожидаемого эффекта добиться не удалось: одна половина кобылок Бэсс лихо приканчивала текилу, а другая – завизжала от восторга при виде его крыльев. Стоит ли говорить, что его вычеркнули из меню в ту же секунду. Счастливый сукин сын.
Три или четыре единорожки чуть не разорвали Севера на куски телекинезом, одновременно попытавшись стянуть на землю. Игнорируя слабые протесты, рейдерши влили в него пинту текилы, и только после этого накормили. Причём до отвала и забесплатно. Абсолютно на ровном месте Север получил всеобщее восхищение. Я же получил лишь всеобщее уважение, так что за овёс мне пришлось платить.
Когда Север пришёл в себя, он открыл рот, и окончательно зохавал мозги местных амазонок. Бэсс занималась тем, что пыталась проявить немного лидерских мозгов, то есть не поддаваться табунному инстинкту, и смотреть не на пегаса, а куда-нибудь ещё. Ковыряясь в зубах накопытным кастетом с надписью «ненависть», она крутанулась на стуле, и очутилась около меня.
– Вы решили, где остановитесь?
По городу мы шли, как его хозяева. Правда, под «мы», я подразумеваю не себя и Севера, а шайку Бэсс. Тем не менее, все прохожие приветливо улыбались и махали нам копытами. Их было не очень много, но все были колоритными. Ну, знаете, у одной нет ноги, у другого вместо рога – протез, ну и так далее.
Через пару сотен ярдов от «Прожектора» мы свернули в тёмную подворотню и остановились у высокого деревянного коттеджа. Поднявшись по скрипучей лестнице, мы попали в роскошную обстановку чердака рейдерского пристанища. Как и в салуне, всё было обшарпанным и плохо освещённым. Но там и тут сидели и лежали кобылицы, причём все, кроме одной, были в чём мать родила. В смысле, без брони.
Северу стало хорошо. Он расплылся, отстегнул сумки и медленно поплыл по воздуху к ближайшей симпатичной дикарке. И вдруг на полпути крякнул, и завертелся волчком: заметил ещё несколько красавиц. Похоже, расстояние до кобылок уравновешивалось их красотой, так что выбор предстоял трудный.
Бэсс познакомила нас с соседями.
– Можете приткнуться здесь, или, если хотите, попытайте счастья на первом этаже. Старик не будет возражать.
Старик – владелец этой жилплощади, восседавший в кресле-качалке в самом тёмном углу чердака, – наблюдал за Севером с искренним удовольствием. Это был древний пони с совершенно седой шерстью и гривой. Худые, безостановочно дрожащие ноги были обёрнуты в довоенное одеяло с маркой «Армия Эквестрии». Я сразу испытал приязнь к этому ископаемому: невозможно дожить в диком мире до седин, не будучи мудрым и опытным индивидом. Старик с лёту раскусил нас, ехидно заявив, что мы не рейдеры, так как носим с собой слишком много барахла. Впрочем, потом его понесло не в ту степь. Он принялся отпускать обидные шуточки в адрес Братства Стали.
– Братство Стали, – сказал он, – скоро исчезнет с лица Пустоши, а рейдеры спляшут на их костях.
– Вы о потомках выживших в бункерах военных? – вяло поинтересовался я. – Может быть. Честно говоря, мой народ встретил их представителей лишь один раз, и к тому времени они были уже лет сто как мертвы. Впрочем, я вообще не понимаю, как в этом нищем мире могут жить общества, единственным средством существования которых является насилие. Рейдеры ведь ничего не выращивают?
– Совершенно верно, – согласился старикашка. – И рейдеры – одна из самых из наименее преуспевающих группировок на Пустоши. Но мы были всегда, строго говоря, мы были ещё до Великой Войны, сидели в душах самых тёмных пони. И в день, когда всё пошло в Тартар, мы вышли из Тартара. Рейдеры – самая древняя, и самая живучая группировка из всех. Нас резали, стреляли, взрывали и дезинтегрировали, но мы всё равно продолжаем жить.
Я весело фыркнул.
– Оставьте этот ваш пафос. Я не сомневаюсь в том, что если пони живёт с помощью разбоя, ему однажды дадут по морде. Я просто не понимаю, как вы в принципе можете находиться здесь и сейчас. Вы ведь хищники. Чтобы прокормить одного хищника требуется очень много беззащитных травоядных лошадок. А тут у вас целый рейдерский город. Посреди пустыни. Я не уверен даже, что довоенная Эквестрия была в состоянии вынести хотя бы один подобный объект, а ведь, судя по всему, на Пустоши их десятки!
– Э, – старик взмахнул копытом, – всё не такое чёрно-белое, как выглядит на первый взгляд, юноша. Четыре из пяти местных пони никогда в жизни не участвовали в настоящем рейде. У нас очень много всевозможных паразитов, покупающих краденое или награбленное, чтобы продать его в другие города с помощью караванов. Караванщики просто говорят, что они пришли не из Бонни-Спрингс, а из Гудспрингс, или из какой-нибудь Дыры.
У нас дофига шестёрок, которые готовят нормальным пони пожрать, и разгребают хлам. Обычно это рабы, пленники, или молодёжь, слишком зелёная, чтобы всерьёз лезть под пулю.
У нас даже есть несколько пони, вообще не имеющих никакое отношение к рейдерскому делу. Чтобы жить в Бонни, нужно заслужить уважение у настоящих, боевых рейдеров, и уметь срать на то, что происходить вокруг. Ты, судя по поведению Бэсс, относишься к этой шайке.
Так что если к нам заявится какой-нибудь табун хорошо вооружённых мстителей, они не встретят сопротивления. Никто не выстрелит им в морду или спину, никто даже не будет от них убегать. Потому что они войдут в обычный город. Да, у нас дурная слава, и всем известно, что несколько рейдерских банд используют местечко в качестве своей базы. Но поди разбери: прогарцевала мимо тебя милая мамаша четырёх жеребят, ни разу не пролившая и капли крови, или же прожжённая воительница, которая сняла свой чёрный шлем только для того, чтобы один из её рабов хорошенько его почистил.
– А как вы поступаете с одиночками? – мне и Северу, похоже, повезло, но было интересно, какая судьба бы нас ждала, если бы мы пошли по основной вероятностной ветке.
– О, ну в таких случаях мы практически всегда ведём короткий разговор. Как правило, это идиоты, потерявшие карту, провизию или даже воду, так что работать с ними – одно удовольствие. Есть кому выкупить – в заложники. Если среди рабов опять мор – то в команду. Если в городе с едой напряжёнка – изволь снять подштанники и проваливай дальше.
– То есть, обходится без убийств?
– Типа того. В большинстве случаев. Пони по своей природе – существа добрые и миролюбивые. – Сказал старик, вольготно сидящий в сердце рейдерского города. – Зачем убивать то, что может нагулять жирок и снова принести тебе прибыль? Мы не хотим убивать, а они не хотят умирать. Даже большинство тех, кто носит с собой оружие, не рыпаются, обнаружив себя по уши забредшими в Бонни. Но, конечно, каждый третий раз не обходится без приграничного столбика. Ну, смотря по ситуации.
Это рейдерское логово, так что ротозей, не попавший в оборот на подступах, может получить тесак между ушей от какого-нибудь обкурившегося атамана просто за слишком растерянное выражение мордочки.
Если у пони есть пушка, то может так выйти, что он будет разбухать от гордости. А если обрабатывающий его рейдер, в свою очередь, тоже тип гордый, он не снесёт мыли о том, что какой-то бродяга осмелился перечить ему, но снесёт бродяге голову. Хотя с достаточно жадные или старые рейдеры способны договорится даже с паладином Братства Стали (которое вообще обречено, хе-хе-хе).
О, чуть не забыл, старый болтун. Помнишь, я говорил про случай, когда с едой напряжёнка, да? Так вот, в самые голодные годы, помню как сейчас, с бродяг снимали сначала подштанники, потом шкурку, потом опускали это дело в кипяток, кидали в котёл соль (много соли), специи (торговцы очень любят торговать специями, так что у нас половина мирового запаса специй) и помешивали суп каждые полчаса.
Фу. У меня в кои то веки пробежал по спине холодок. Я понимал, что в пустыне пони могут съесть всевозможные хищники, в том числе и разумные, вроде драконов и грифонов. Но идея того, что пони могут кушать пони, была для меня в новинку. Это надо заесть. Проглюкином. Пока я закидывался, старик расписывал вкусовые особенности.
– … что мелкие мышцы – самые вкусные. И, конечно, большую роль играет возраст блюда. Чем меньше, там мягче. Впрочем, я отвлёкся. Надо сказать ещё кое-что про бродяг. Самые редкие, но самые неприятные бродяги – это герои. – Старик замолк с таким видом, как будто он сказал всё, что собирался.
– Чего?
– Сам «чего?». – Огрызнулся старик. – Сначала заявляешь, что ты рейдер. Но таскаешь с собой барахло и странный пип-бак, который только и делает, что тараторит на непонятном языке. Любой, способный шевелить мозгами в течении трёх секунд, решил бы, что ты из Братства. Но ты вполне реалистично проговариваешься, что твой «народ» в гробу видал паладинов. Задаёшь тупейшие вопросы, словно вчера родился. В такой ситуации остаётся предположить что ты – какой-нибудь очень удачливый путешественник, протащивший свой круп через всю Эквестрию. Никто точно не знает, что творится на противоположном конце страны. Наверняка и говор другой, и места с машинами тоже имеются. Но в довершение нашего интеллектуального шоу ты объявляешь, что не слышал о героях.
– Эм. Я… У нас их, наверное, принято называть по-другому.
– Ну хорошо. Я всем тут уже надоел, так что не прочь разразится ещё одной лекцией. Герои – это такой социальный «феномен», возникший вскоре после появления рейдеров (да, недолго у нас была счастливая жизнь). Одинокий пони, бескорыстно совершающий ряд добрых и великих поступков, и приобретающий себе, таким макаром, славу во всей Пустоши, обычно называется героем. Прямо как в приключенческих книжках, только в реальной жизни. Обычно героев немного – в среднем один в поколение, хотя иногда два-три героя сосуществуют одновременно.
В общем-то, это всё, что тебе скажет по этому поводу обычный одноклеточный. Но вот что я хочу прибавить: поначалу мало кто понимал, откуда герои берутся. Селестия послала, не иначе. Однако со временем приметили, что подавляющее большинство героев – выходцы из Стойла. И в сообщники себе эти типы тоже берут выходцев из Стойл, или же пони, как-либо связанных с осколками довоенной Эквестрии.
Мораль в изолированных от остального мира обществах медленно, но верно относится в сторону. Так что все, абсолютно все, кто покидал Стойла в одиночку, либо кушали на завтрак жеребят (это нормально, но не каждый же день!), либо сходили от творящегося вокруг апокалипсиса с ума, и принимались палить во всё, что хоть немного не вписывалось в нормы довоенной этики. Их успех, то, что эти пони успевали что-нибудь сделать, перед тем как их заткнут, объясняется всего лишь двумя фактами. Во-первых, это их долбанутость. Мало кто ожидает от цивильно выглядящей поняшки очередь в лицо. Герои лезут на рожон. Герои лезут туда, куда разумный пони ни за какие сокровища мира не полезет. До определённого момента внезапность им помогает. Во-вторых, у любого жителя Стойла есть пип-бак. А в пип-баке есть боевой режим, дающий его хозяину серьёзное тактическое преимущество перед рядовым жителем Пустоши.
– Что, правда?! – я попросил старика показать, как включать боевой режим. И, конечно же, он показал. Он ведь был кладезем мудрости, в конце концов.
Теперь можно делать что-то вроде остановки времени, чтобы поразмыслить, по какому именно уху мне стоит заехать, и куда убегать, когда кончится моя очередь бить. Блин, да я офигенен!
– Мда… Доволен? Только не вздумай себя считать героем, ладно? Ты выглядишь как адекватный пустошный житель, хоть и обвешан всякими железками, словно сиамский писец Братства. Кроме того, как бы долго герои не геройствовали, рано или поздно они зарабатывали свою добрую рейдерскую пулю. Ты ведь понимаешь, что эта публика, в первую очередь занималась тем, что истребляла нас пачками? Что ни день, то полдюжины убитых, и ни одного, сука, раненого. Некоторые вообще прославились исключительно благодаря своему умению метко бить нашего брата в холку.
Когда первый герой пришёл в Бонни, мы не поняли, что это был за пони. Он уничтожил всех, кто не был в рейде. В следующие разы такого урона этим ублюдкам нанести не удалось. Некоторые из них, в том числе и многие безвестные, нашли свою погибель на улицах Бонни, забрав с собой несколько наших товарищей. Много, много крови попортили герои честным пони.
Старик немного взгрустнул, но потом приободрился, сообразив, как он может вылезти из этой темы на своего любимого конька.
– Но, как я уже упоминал, мы будем жить дольше кого бы то ни было. Не как индивиды. Но как группа. Увы, молодые банды всегда несут страшные потери, хотя настоящие пустынные рейдеры отличаются от вечно пьяной ватаги отчаявшихся нищих из богатых городов тем, что рейдеры совершают за жизнь в среднем дюжину рейдов, а нищие – один. Увы, мы дохнем от болячек и внезапно радиоактивной пищи табунами, хотя некоторые из рабов и заложников – врачи, которые пытаются изобразить по этому поводу бурную деятельность. Увы, обыкновенный пони с Пустошей думает о нас нецензурно, а смотрит с укором, когда мы отбираем у него крышечки, хотя он сам нашёл эти крышечки на разодранном скелете всего неделю назад. Нам трудно, и мы дохнем, но мы будем жить. Потому-что всегда, во все времена, были пони, готовые стать рейдерами. Пустошь даёт нам не только средства к существованию, Пустошь даёт нам пони. Каждый год в ворота Бонни заглядывает дрожащая, заляпанная в крови кучка простых поняш, буквально вчера проклинавшая рейдеров. Эта кучка только что ограбила свой первый караван, и ищет, где бы приткнутся. Мы не задаём неудобных вопросов. Мы по-честному делим добычу, и даём им кров. Бегут года, старые банды погибают, новые матереют, а на место новичков встают молодые поняшки. Круговорот…
Я встрепенулся и огляделся. Север пропал. Вместе с ним пропало две или три кобылы. Поначалу я забеспокоился: уж не решили ли дикари нас по-тихому грабануть, но затем с первого этажа разнеслось довольное ржание, и я в сердцах сплюнул. Этот попугай развлекается.
А у меня никогда не было навыков по быстрому захвату кобылок. Были лишь затяжные осады с очень маленьким процентом успеха. За те несколько часов, на которые мы остановились в Бонни-Спрингс, не имелось ни единого шанса построить с какой-нибудь милой пони правильные отношения. Я обернулся к старику.
– Кстати, а у вас тут нет, как это… «кобыл лёгкого поведения»?
– Хи-хи-хи, нет. Видишь ли, несмотря на то, что я тебе тут рассказывал, в нашем городе очень мало туристов, и вообще мало пони, которые тут проездом. Так что «промышленность развлечений», прямо скажу, никуда не годится. Ну а местное население состоит преимущественно из кобылок – большинство жеребцов, по природе своей, слишком норовисты, и складывают свои буйны головушки куда раньше самочек. Так что выжившим не составляет большого труда найти себе пару. И не останавливаться на достигнутом. Тебе за этим делом надо чесать на запад, в Пегасус.
– Я слышал, что там пони мало чем отличаются от местных.
– Не без того. Но среди них таки есть шлюхи.
Пока старик растолковывал про это дело, окружающие нас кобылки чуть не полопались от гордости. Мол, «наш город выше этого дерьма». Забавно наблюдать за тем, как суровые, привыкшие к свинцовому дождю пони испытывают такие милые жеребяческие эмоции. Подумав о жеребятах я вспомнил кулинарную речь старика, с которой мои мысли плавно перетекли на мысль, что нам, между прочим, нужно разжиться припасами.
Старик объяснил, как пройти к месту, куда складывается общегородской хлам. «Времена сейчас сытые, так что за достойную плату ты сможешь купить много чего пожрать», – сказал он на прощание.
Чтобы ни сгинуть в местных трущобах навеки я отметил на карте коттедж старика, и, сглотнув, принялся искать местный склад. По пути мне встретилось несколько зловещих притонов, но, похоже, полуденная прогулка по городу вместе с Бэсс сформировала мне некоторую репутацию, поэтому до места я дошёл, не получив межушного тесака.
Склад представлял собой несколько хорошо отремонтированных амбаров, покрашенных белой краской. На небольшом отшибе прогуливались парочками рейдеры с довоенными пороховыми винтовками. Неплохо для дикарской деревушки.
У амбарных ворот с десятифутовой чёрной цифрой «1» меня встретила тёмно-серая земнопони, носившая странный полотняной галстук на шее. От неё просто веяло пришибленностью.
– Чем я могу помочь вам, сэр? – тихонько поинтересовалась она.
– Где тут можно закупить фураж?
– Вы хотите приобрести недавно выращенную пищу или довоенную?
– Ого! – я удивлённо сделал шаг назад. – У вас тоже есть старые консервы?
– Конечно, сэр. – В голосе рейдерши появилась некоторая уверенность. – Во многих местах пони питаются только довоенной пищей.
Наверное, я выглядел, как жеребёнок, которому объясняют, как делать взрывчатку. Ну, широко распахнутые блестящие глаза и ушки, ловящие каждое слово. Рейдерша вздохнула и продолжила:
– Во время войны правительство сделало огромные склады со стратегическими запасами пищи и лекарств. Выжившие не успели разорить их полностью до сих пор.
– То есть, рядовые ди… пони не занимаются сельским хозяйством?
– Эх. Конечно же нет, сэр. Почва во многих местах Пустоши испорчена настолько, что на ней невозможно что-нибудь вырастить. Чаще всего все занимаются мародёрством. Сами себя такие пони называют «старателями».
– Ага, значит, пони-фермеры на втором месте?
– Да. Пожалуй, да.
– А рейдеры – на третьем?
Рейдерша напряжённо выдохнула.
– Я вас не понимаю, сэр. Разве мы не говорим про еду?
– Ладно, забудь. Давай для начала посмотрим на антикварные ценности.
Консервы и сухпаёк оказались в дальнем амбаре, так что по пути я закинулся ещё одной таблеткой проглюкина. Так как предыдущую я съел несколько десятков минут назад, эффект должен был получиться и ни как от двух, и ни как от полутора штук. Я ожидал от наслоения парочки безопасных доз чего-нибудь забавного. И, пожалуй, не прогадал.
Пони схватила зубами ручку на воротах амбара, и медленно начала открывать дверь. Дюжины тонн нямки величественно блестели в лучах полудохлой электрической лапочки висящей в центре помещения.
– Ух-ты! Умеете, вы, рейдеры, жить!
Серая пони оскорблённо приложила копыта к груди. В её глазах с какого-то перепуга появились слёзы.
– Я не рейдер! Неужели этот ошейник ничего вам не говорит?! Сэр?
Всё вокруг стремительно позеленело.
1.
«Один?», – ошарашенно подумал я. «Причём тут один? И глобус этот жёлтый тоже причём?». Я собрался с мыслями, и приметил, что вокруг меня всё снова приобрело свои естественные цвета. Так, рейдерша что-то сказала про свой галстук.
Я честно включил свой пип-бак, и попытался принять любой сигнал, который могла бы передавать тряпочка. Я подумал, что раз эта дикарка так усиленно на неё намекает, значит в ней что-нибудь завёрнуто. Но ничего не поймалось. Сканирование тоже ничего не дало.
Я нахмурился, и сердито фыркнул. Дурацкая шутка.
– Так. Что конкретно лежит в этой сверкающий куче довоенного хлама?
Дикарка виновато опустила голову, и мы зашли в амбар.
2.
«Хорошо, я могу понять, почему два. После единицы идёт двойка во всяких экзотических системах, вроде троичной. Но откуда взялся один?». Я застонал, и безуспешно попытался вспомнить что-нибудь про один.
Серая пони, стаявшая около меня, оскорблённо приложила копыта к груди. В её глазах с какого-то перепуга появились слёзы.
– Я не рейдер! Неужели этот ошейник ничего вам не говорит?!
Странно, кажется, она это уже говорила? Или нет? Я ошарашено покачал головой, всё ещё путаясь в происходящем вокруг. Дикарка приняла мой жест на свой счёт, и, в который раз вздохнув, прошептала:
– Я рабыня. Меня держат в этом городе уже долгие годы. Когда закончилась последняя эпидемия, запрягли таскать со склада грузы для любого, кому это потребуется.
– Ох-х-х… — Я приложил копыто к затылку. Холодное, прекрасное копыто.
– И я знаю кто ты. Этот пип-бак, эти идиотские вопросы. Ты – новый герой. Ты пришёл освободить нас! Запомни – все, кто носит ошейники – рабы. Нас редко можно встретить на улице, тем более днём. Рейдеры держат нас внутри, в подвалах. Я не могу помочь тебе, но искренне желаю удачи. Пожалуйста, будь так же осторожен, как был до сих пор.
3.
«Мистическое говно, летающее вокруг жёлтого шарика. И три. Я устал. Я не хочу в этом разбираться».
– Я не рейдер! Неужели этот ошейник ничего вам не говорит?!
О. Она не рейдер. Ага. Это статусный ошейник. Так.
– Ты не закована в цепи и не выглядишь раненой. Так почему же ты до сих пор не сбежала?
– Быть здоровой и развязанной недостаточно, чтобы попытаться обрести свободу. Рейдеры не так глупы, как может показаться. Они всадят в меня столько свинца, сколько во мне мяса, как только им покажется, что я что-то затеваю. Сэр.
– Не думаю, что свобода не стоит того, чтобы хотя бы попытаться. Неужели рабская жизнь лучше смерти?
– Все рабы так считают. И даже если я сбегу, то дальше что? Мне некуда бежать. Все мои друзья и близкие из прошлой жизни мертвы. Я стала рабыней тридцать лет назад, и теперь все мои родные, друзья и враги живут тут, в этом городе.
Под конец своей маленькой речи она за каким-то Дискордом покраснела.
– Эм, ну ладно. Так сколько стоит одна консервная банка?
Пришёл я в себя уже на чердачке. Слева, поскрыпывал креслом давнишний старик, а справа, прямо на полу, разлеглась дюжина кобылок и довольный как слон Север. На пегасе были его сумки, причём выглядели они объемистее, чем раньше. И кстати, собственные пожитки старались сжать меня в одну точку. Похоже, мой бросок за провизией всё же увенчался успехом.
Смутно помнилось, как я героически тащил свою долю, а долю Севера помогала нести та тихая пони-кладовщик. И как я расплачивался минталками. Помню, как одну она проглотила сразу, как только та упала ей на копыто. Но вот что было до этого, не то чтобы обрывалось, нет. Напротив, оно троилось. Реальность распадалась на несколько вариантов, словно копыто после попойки. Хотя я никогда не пил. На самом деле, пони вообще не могут напиться по-настоящему, это просто метафора.
За окном поздний вечер. Кто-то истошно орал со стороны приветственных столбов в течение нескольких минут, потом всё оборвалось выстрелом.
Старикашка мерзко захихикал, то ли при виде моих попыток встать на ноги, то ли радуясь от того, что вопли на улице наконец-то прекратились.
– Эй, прадед! – обратилась к нему юная поняшка, жавшаяся к бочку пегаса. – Расскажи нам какую-нибудь историю!
Север бросил удивлённый взгляд на пони, а затем на старика.
– Да! Мы требуем притчу! – крикнула более закоренелая рейдерша, гревшая с другого бочка.
– Нет! – гаркнул старик.
– Дедушка, ну пожалуйста! – продолжала клянчить старшая рейдерша.
Пегас не успел до конца прочувствовать всю мякотку момента, когда подала голос третья.
– Па, ну чё ты упрямишьсь?
Судя по диаметру глаз Севера, он хорошо поработал сегодня днём. Старик, одновременно со мной, разразился продолжительным ехидным ржанием.
– Ох, ладно. – Он утёр слезу. – Но ты, Роуз, ты ведь всё уже сто раз слышала.
– Я потерплю. – Улыбнулась его дочка.
– Ну, тогда… Давным-давно, в одной восточной горной стране было две деревни: Заправочная-станция-номер-163 и Контрольно-пропускной-пункт. Жили они старательством, изредка, как и положено, терпели наши рейды, но не тужили. Но однажды у жителей Заправочной закончился металлолом. То ли он исчез из-за кислотного дождичка, то ли жители Контрольной в тихую лазили на их территорию, но так уж оно случилось. И тогда, безработные поняши попросились к соседям. «Давайте жить вместе», – сказали они. «Металлолома хватит на всех!». Но соседи не захотели делиться, так как испугались, что новички ускорят истощение их собственных «несметных» богатств.
Да, когда он произносил «несметных», он изобразил своими дрожащими копытами кавычки.
– Заправочниками не оставалось ничего другого, кроме как откопать топор войны. Это была отчаянная схватка. После получасового боя Контрольникам удалось отбить атаку, и они, не рассусоливая, бросились в погоню. Бои пошли во второй деревне. Эта маленькая война разрешилась за один день, как и та, что была в самом начале. И, как и в той, выживших было немного. Обе деревни оказались сожженными дотла. Но всё закончилось хорошо! Хорошо для нас. Мы пришли, и забрали всех, кто мог ходить. И жили они долго и счастливо. Ну, до прошлогодней эпидемии. Итак, дети мои, какова мораль всего этого?
Я подумал, что мораль такова: появление цивилизации в диких местах нарушает сложившиеся биогеоцинозы. Что может привести к вымиранию некоторых видов. Особенно сильно от заселения диких угодий страдают крупные травоядные. Но вряд ли кому-либо было интересно моё мнение, так что я оставил его при себе.
– Нужно делиться? – предположила правнучка.
Остальные пони посмотрели на неё с таким откровенным сомнением, что она, смутившись, пролепетала:
– Ну, я просто подумала, что если бы Контрольщики впустили Заправщиков к себе, то они бы ничего не потеряли! Каждыйпони имел шанс отыскать что-нибудь, что другие бы не заметили.
Она несла такой милый вздор, что я не удержался, и посмотрел на её кьютимарку. Ну знаете, нежный цветок, выросший посреди свалки, романтика, все дела… А, ничего особенного. Винтовочный патрон.
– Те, кто не умирает, попадает в Бонни-Спрингс! – иронично объявила Роуз.
– И это правильный ответ! – старик поклопал. – Я горжусь тобой, дочь моя! Ты отлично запомнила мораль этой притчи на третий раз.
Первым заржал Север, затем к нему присоединилось несколько единорожек. Похоже, стариковский клан был чисто земнопоньским, и только левые единороги могли позволить себе хихикать над уважаемой дикаркой.
После небольшой межрасовой потасовки без убитых, в доме погасили свет и все легли спать. Ну, то есть как все… Через пятнадцать минут Севера и одну рейдершу выгнали на мороз из-за того, что они мешали остальным нюхать и засыпать. Впрочем, думаю, вам надоело читать эту фигню про Севера. Потерпите, осталось немного
ибо на следующее утро мы продолжили наш путь.
Разбудил нас цокот копыт, конское ржание и сержантские выкрики под окнами. В город из рейда вернулась крупная банда с добычей. На улицах в кой то веки стало многопонно. Запылившиеся бандюки тащили награбленное по улицам, а отдыхающие бандюки выползли на свет посмотреть на триумфаторов.
Спонтанно началась вселенская пирушка, заменившая жителям завтрак и обед. Было бы глупо отказываться от бесплатной свеженаграбленной пищи, так что мы слегка задержались. Вплоть до того момента, когда Бэсс, впечатлённая успехом её коллег, не начала агитировать нас сходить вместе с ней в следующий рейд. Предложение было очень выгодным, дикарка обещала отдать нам сорок процентов добычи («вы славные ребята с крутыми пушками!»), но я был слишком богат, чтобы рисковать своей шкурой ради настолько опасных приключений, а Север вообще не впадал в геройство по стариковскому определению только благодаря неослабевающему потоку кобыльего внимания. Нет, правда. Он очень смутно понимал, как местные добывают хлеб с маслом, так как видел крупы, а не ошейники. Мне не хотелось проверять, как он ответит Бэсс на её «давайте украдём немного жеребят», так что я вежливо потащил его за хвост подальше от главной площади. Он смог проглотить всю набитую в рот пищу и смачно высказаться только на полпути к нашему чердаку, так что кризис миновал. В то, что «аморальные поступки» могут совершать и наши сожительницы он не верил.
Весть о нашем отъезде, конечно же, всех опечалила, так что, уйдя с триумфаторского пира, мы попали на прощальный банкет. Публика тут была чисто рейдерская, так что и обычаи более дикарские. Помимо еды подавались дешёвые самопальные лекарства. Они почти не работали, и очень быстро расшатывали гомеостаз, в отличие от наших малюток, но один раз попробовать стоило. Очень скоро эти пони опять устроили мордобой. Нас дипломатично не трогали. Север пытался всех усмирить, напоминая им о вчерашней дружбомагичной истории, а я решил для себя, что драки – это единственный вид спорта в этом захолустье.
Когда мы уже ступили на дорогу, нас опять-таки вывалил провожать практически весь коттедж. Ну, Роуз не пришла, так как заболела, но она заставила своих дочерей передать свои наилучшие пожелания и пламенные приветы. Дочери старились.
Одна из поняшек, единорожка по имени Сайлент Хувс, вышла из толпы, гордо неся в зубах два венка из одуванчиков. Ветер, как бы пошло это не звучало, развевал её нежно-розовую гриву, что делало её особенно милой. Хотя, наверное, я запомнил её только потому, что один из её венков достался мне. Я не удержался, и спросил:
– Сайлент, мы посреди пустыни. Сейчас ранняя осень. Откуда ты взяла эти одуванчики?!
Она рассмеялась мягким переливом, и ответила ангельским голосом:
– Магия же! Я знаю одну единорожку, которая за стакан воды любое растение наколдует!
Север засмеялся вместе с ней, подумав, что она намекает на саму себя. Я вежливо улыбнулся.
Заметка: получен новый уровень.
Приобретена репутация: Рейдеры – свой пони.
Пройдя проверку на удачу и харизму, вы смогли добиться расположения нескольких рейдеров. Теперь, когда вас грабят, вы сохраняете 10% своего имущества. Йей!