Власть Одного

Пролог

"Все под небом"

Лучи золотистого Солнца озаряли великолепную сцену, где вот-вот схлестнутся молодые поэты, жаждущие блеснуть здесь не менее самого светила. Пегасы всех мастей собрались здесь, чтобы узреть творческое дарование своей нации. Среди всех них затерялся и простой серый пегас с серой гривой, серым хвостом и мутно-зелеными глазами. Он видел это буйство и оживление, охватившее город, в котором он сам не знал как оказался. Все происходило так, как будто изначально не могло быть иначе и полагая все за должное он отдался единому потоку всеобщего воодушевления и занял удобное место на близком к сцене облаке. Звали этого пегаса Хельгу и был он обычным, непримечательным зрителем перед сценой, которая все более притягивала его внимание. Более, конечно, из приличия он наблюдал за сценой, ибо вся эта поэзия порядком была ему чужда: чем тратить силы молодых и крепких жеребцов на всякую писанину, когда можно обучать их воинскому делу, раскрывать в них потенциал бойцов, дабы вести их в битвы за Родину. Уже давно пора бросить идеи, что один способен управлять всеми, надо воинам заниматься войной, а политики пускай разберутся там сами…

И вновь настрой мысли прервался, чтобы отдаться общему потоку события. Прозвучали трубы и действие началось: без вступительного слова все проявилось как будто с середины, когда молодые пегасы выходили на сцену и читали свои стихи. Будто все выступающие просто увертюра к действию, они словно торопились успеть проговорить свои заученные слова и тут же забыть после жидких аплодисментов. Лишь редкие жеребцы говорили с выражением, и то если вдаваться в суть их «шедевров» проявляли далеко не глубокий смысл своих текстов. Там были банальные стихи о любви, явно списанные из дешевых книжонок заштатных писак, стихи о природе, далекие от природы, стихи о мечте, навевающие скуку и самое главное, что каждый из авторов этих рифм был чистейше убежден в идеальной отшлифовке своей работы и свято верил в победу. Словно никто не замечал своих ошибок, каждый из поэтов-жеребцов с замиранием сердца ждал оглашения результатов. Хельгу поймал себя на мысли, что уж лучше рифмоплетствовать кобылкам: им это в самый раз, а не заставлять будущих воинов калякать на пергаментах. С каждым номером становилось ясно, что ничего стоящего уже не услышать и как бы под влиянием этого интуитивного чувства, толпа стала медленно разлетаться. Хельгу сам не понимал, за что он тратит время здесь и тоже решил поскорее улететь из этой скучной обители. Вот прозвучал последний стих о мире и чего-то там… там было сказано о приоритете личности над обществом, что пришлось Хельгу по вкусу, но вовсе не заставило его передумать улетать отсюда поскорее.

Но внезапно из-за сцены прозвучал громкий, ломающийся голос стеснительного жеребчика, очевидно, решившегося выступить после тяжелых душевных метаний. Он был одет в парадный костюм, похожий на мантию и был очень напуган своим громким голосом. Все уже почти улетели, когда он начал речь. «Заря разг…»- произнес он, и сразу осекся, похоже от волнения. Простояла пауза, в течение которой Хельгу уже долетел до выхода. Затем, стеснительный пегас начал стих:

Заря разгорается в небе родном,

Тьма тает в лучах, словно дым…

Жеребчик внезапно стих, а затем под общее удивление участников отчеканил громогласно продолжение:

Пусть землю омоют гроза и шторм –

Грядущее станет моим!

Хельгу повернулся и решил посидеть здесь еще немного. Этот поэт пел свой стих так красиво, что это задело реденький к тому времени облачный зал. Голос его звучал спокойно и веял уверенностью. Постепенно, заслышав его,

случайные пролетающие мимо пегасы также решили на это мгновение забыть о своих насущных делах и послушать. «Это та магия общего вдохновения так действует на них?» — подумал Хельгу: «Нет, это нечто иное…».

К морям устремляются реки вперед,

А пчелы – к лугам молодым,

К победе и славе мой путь ведет -

Грядущее станет моим!

Голос оратора, да, пожалуй, теперь его можно смело так назвать, звучал все увереннее, колебая любые проявления нерешительности. Зал, еще минуту назад пустеющий, наполнялся все больше. Создавалось чувство, будто не может быть сомнений в том, что несмотря на беды и невзгоды, грядущее светит всем улыбкой и по праву принадлежит каждому.

Над детской кроваткой склоняется мать,

И шепчет во сне ее сын:

У Хельгу сбилось дыхание, но виной тому было не напряжение, а воодушевление. Он почувствовал, как что-то извивается в его теле подобно необъезженному скакуну, без устали бьющему копытами. Всего через полсекунды, оратор продолжил стих и неожиданно вместе с ним часть пегасов стала повторять слова. Они постепенно вставали, некоторые взлетали и с огнем в глазах пели. В этих словах уже не было лирики, был только марш:

Гроза вскоре грянет, пора вставать!

Грядущее станет моим!

Этот мотив звучал в сердце каждого, резонировал с чувством национального унижения и наполнял все сущее громом нового, светлого будущего. Вот он – он поведет свой народ к славе и победе. Эмоции хлестали через край, не чувствуя стыда или смущения, Хельгу неожиданно для себя также встал и начал подпевать всему остальному залу, который уже почти без остатка подхватывал замечательный стих:

Отчизна, Отчизна, твой голос зовет,

Собраться под флагом твоим -

Ведь день тот настанет, и час придет -
Грядущее станет моим!

Грядущее станет,

Грядущее станет,

Грядущее станет МОИМ!

Не было начала, не было конца. Эта песня не кончалась, ее еще долго пели. Никто уже не вспомнил о том, чтобы оглашать результаты, это было бы неуместно, когда всем ясно и даже более чем, кто стал героем дня. Один из многих, он возвысил их души в этот краткий миг, вырвал из обыденной апатии, блеснул ярче светила, которое уже было в зените. Оратор сложил копыта за спиной, расправил крылья и смотрел в одну точку, словно пытался объять необъятное. Словно он смотрел в душу каждого и, несмотря на буйство аплодисментов и оваций сквозь этот шум каждый слышал его призыв, каждый чувствовал его внимание… Хельгу уже не помнил, как пришел сюда, это было неважно, он пошатнулся в своих взглядах. Вдруг, Оратор посмотрел на него и пронзил своим взглядом. В его глазах горел напор, он что-то проговорил, но его не было слышно. Затем вся сцена поплыла перед глазами, облака испарились, осталось лишь облако, на котором стоял Хельгу и тот жеребчик. Пегас в мантии посмотрел на него и проговорил, очевидно, те неуслышанные слова: «Все под Небом». Каждое слово громом ударяло в Хельгу и он почувствовал, что его колотит дрожь, но не внутри, а извне… Все окончательно расплылось в белом свете и он проснулся.

— Заключенный – на выход — проревел один из стражников.

Хельгу проснулся в камере, в которой провел последнюю ночь…в жизни. Он не сразу пришел в себя и его тормошили тюремщики-пегасы, стукая копытами.

— Предатель народа, сегодня славный день для смерти! — сказал уже мягче стражник, очевидно порученный для доставки преступника на казнь.

Этот блюститель правопорядка — типичный пример того, как монотонная работа притупляет чувства: он может совершенно спокойно часами пытать в казематах преступников и ни капли не проявить эмоций. Для него это просто золотые в кармане за проделанную работу. Пара тюремщиков взяла Хельгу за копыта и провела к облачной двери, за которой начинался тюремный двор.

— Улыбнись смерти — сказал ему тюремщик. — Это единственное, что ты можешь сделать.

— Радест, а к чему нам велели столько почета оказать врагу народа, ведь многие предатели были просто на месте порезаны. Чести многовато: и ночь в камере, и эти, кхем, изысканные сухари с водой, целая ободранная перина – вообще полные королевские условия! – спросил второй тюремщик.

— Нам сказали – мы сделали, и вообще, не забивай себе голову Вельс, скоро показательный смотр…

Дверь открылась без шума, словно ее не было и в глаза сверкнул яркий свет,

который был непривычен после тьмы казематов. Все было ярко-белым, все участвовало в этом буйстве света. Ничего не было видно кроме облачного белого Неба. Хельгу улыбнулся, его крылья были связаны насмерть еще вчера. Он понимал, что не запомнил свой последний полет и глядел сколько мог в это небо.

— Может нам еще чайные посиделки устроить? – с иронией сказал кто-то из двух тюремщиков – Давай, перед смертью не надышишься.

Внимание серого пегаса привлекло восходящее Солнце, которое даже из-за туч отмечало рассвет. Кому-то покажется, что все в этом небе было как всегда. Но в реальности все уже поменялось. Весь мир уже не может жить как прежде, он перерождается. Этот рассвет – новый рассвет, он предвещает первый день новой эры. «Первый день новой эры… какая же ирония, что я это только сейчас понял…» — подумал Хельгу – «Я увижу только его рассвет…». Словно сбросив с себя шелуху прошлых сомнений и убеждений, простой серый пегас с серой гривой, серым хвостом и мутно-зелеными глазами шагнул навстречу объявшему его свету…