Кобальт

Кобальт

Земля в очередной раз вздрогнула, когда громовой раскат прошелся над лесом, распугав ночных жителей. Кроме частых молний, лишь едва заметная за грозовыми тучами Селена освещала дорогу двум путникам, закутавшимся в тонкие плащи. Промокшие насквозь, они все шли шли, совсем без цели и надежд в их сердцах. Один был высокий, грубая ткань его одежды чуть приподнималась над головой, едва прикрывая рог. Гладкие черты мордочки и хрупкое извне, красивое тело указывало на его местное происхождение: пони-единорог, чуть менее высокий, чем остальные, тем не менее принадлежавший к коренным жителям Эквестрии.

Второй же... хм, нет, вторая — ниже и пошире жеребца, двигалась шустрее, при ходьбе немного извиваясь. Ее порванный плащ чуть подрагивал на спине, порою не способный полностью закрыть небольшие аккуратные острые крылья. Когда самые крупные капли попадали на них, владелица тихо фыркала и вздрагивала, но не отворачивалась от выбранного пути, чтобы спрятаться где-нибудь.

Лес вокруг путников возвышался непроходимой темной стеной, с обеих сторон сжимающей крошечную тропинку, проделанную когда-то, но уже давно заросшую высокой густой травой. Куда ни глянь — мрак, который не способен был развеять тусклый магический огонек единорога, лишь силуэты, изредка освещаемые синими вспышками беснующейся стихии. Трудно было преодолевать этот путь, ведь ежечасно любой из них мог свалиться в какую-нибудь старую, давно забытую яму, или же споткнуться о выпирающие то тут, то там витые корни растений... трудно, но иначе и быть не могло.

— Холодно... — прошептала маленькая драконица, всхлипнув под аккомпанемент далекого раската, — Суртур, а тебе тепло?

— Да, — без тени сомнений сразу же ответил пони, — давай я отдам тебе свою накидку?

Его спутница отрицательно покачала головой, прекрасно осознавая, что он лжет, и делает это не во зло, но чтобы проявить заботу о ней... заботу, которую она вовсе не заслуживает.

Закрыв глаза, молодая ящерка погрузилась в воспоминания, словно наяву увидев, как захлопывается дверь перед лицом ее верного друга. Не выдержав того, что вместо учебы он посвящал все свое время найденной драконице, которая на тот момент была тремя лапами из четырех на том свете, старый сельский учитель прогнал Суртура вон, строго наказав больше сюда не приходить. От него отвернулись все, и родители, не пожелавшие видеть такого бесполезного пони, и друзья, каждый из которых втайне боялся молодой крылатой рептилии, хоть она и старалась быть дружелюбной. Брошенный всеми, оставшись лишь со своей единственной настоящей подругой наедине, он собрал кое-какие свои вещи и отправился вместе с ней прочь из деревни.

Что желали они найти? Да ничего, это был простой побег. Избегая страшной реальности, в мечтах оставаясь вдвоем что бы не случилось, они просто ушли от прошлой жизни, не видя в ней каких-либо перспектив. Какой смысл оставаться там, где на тебя смотрят сверху вниз просто потому, что на крупе нету никакого рисунка? А друга твоего тихо ненавидят за внешность.

— Кобальт, пожалуйста, будь немного аккуратнее, — прозвучал над ее ухом такой знакомый, давно ставший родным голос, — ты сейчас чудом не грохнулась в канаву.

Вздрогнув от неожиданности, она обернулась, чтобы разглядеть невдалеке ту самую трещину в темной земле, и расстроенно опустила ушки.

— Прости, Сур...

— До сих пор думаешь, что виновата? — улыбнувшись, жеребец взглянул на нее добрым взглядом своих красивых золотистых глаз, — скажи честно.

Она не могла произнести это вслух, но кивнуть — это вполне по силам. Сделав это драконица еще больше опустила голову, чуть ли не утыкаясь в землю носом.

Ощутив, как мокрая нога легла ей на переднюю лапу, ящерка вдруг остановилась, вопросительно глянув на своего друга. Тот открыл было рот, но раскат грома заглушил любые звуки, так что ему пришлось немного виновато покачать головой и показать копытом себе на уши. Лишь когда свирепый рев стихии утих, ему удалось произнести хотя бы звук.

— Сейчас опять громыхнет, — он взглянул на небо, осветившееся на мгновение фиолетовым -, иди за мной!

Мог бы и не просить, честно. Героически перенося барабанную дробь, что беспрестанно била ей в спину, голову, да и вообще любые части тела, открытые злым тучам, Кобальт нырнула за ним сквозь плотный ряд деревьев. Юркая, более ловкая чем пони, за этот короткий переход она наполучала по морде столько хлестких мокрых ударов, что друга ей стало очень-очень жалко. К тому же именно он прикрывал ее от большинства агрессивных действий кустарников.

Сойдя с тропинки, они очень рисковали заблудиться, но кажется, Суртур знал, куда шел. Проломав путь среди растений не хуже сельского земного пони, он провел ее через завал, направившись от него точно на север. Миновав яму, заполненную мокрой грязью, больше похожей на жижу, они обогнули старый пень, раскроенный, судя по обгоревшей поверхности, ударом молнии, и вышли к огромному заваленному дереву, чьи многочисленные корни беспомощно торчали в воздухе, навевая тоску и уныние. Когда остановились, Кобальт присмотрелась к некогда могучему существу, лежавшему ныне недвижимо и совсем не гордо; ей вдруг стало ясно, что тут забыл ее друг: в стволе, покрытом густым слоем моха, виднелся черный разлом, достаточно широкий, чтобы в него мог пролезть пони.

— Не теплый дом, конечно, но хотя бы крыша есть, и стены, — вынес вердикт жеребец, придирчиво осмотрев поваленного гиганта, — эх, куда еще нас судьба занесет?.. Пойдем, клыкастая.

Более не говоря ни слова, он наклонился и мигом исчез в черном зеве, на мгновение заставив драконицу пискнуть от страха. Впрочем бояться, ощущая как цепкие ледяные когти страха подбираются к беззащитному сердцу, получилось не особо долго: спустя мгновение Суртур высунул удивленную морду.

— Ну ты чего стоишь, под дождем-то? — он бросил взгляд вверх, тут же получив по носу увесистой холодной каплей. — Залезай, не бойся.

И снова пропал, словно незримый художник стер его с холста одним слитным мазком.

Обреченно выдохнув, ящерка пригнулась и юркнула внутрь, оказавшись в совершенно ином царстве. Конечно, тут тоже было сыро и холодно, но не настолько, как на улице. Забравшись вглубь, поближе к магическому огоньку и подальше от входа, сквозь который попадали случайные капли косого ливня, ящерка вдруг влепилась во что-то мокрое и испуганно отпрянула, больно ударившись боком о деревянную стенку. Быстро-быстро посмотрев себе под лапы, она увидела искаженное волнами отражение света.

— Что случилось? — спросил Суртур, прекратив свою возню с чем-то там своим, — Кобальт?

— Да я... в лужу вляпалась и испугалась, — начала было оправдываться драконица, но быстро стушевалась под его взглядом, добрым, внимательным, таким, который она желала видеть больше всего на свете, но также и не хотела, считая, что не заслуживает его, — мне просто темно и страшно, Суртур.

Послышался хлюпающий звук, когда копыто жеребца ступило в эту самую лужу, натекшую, видимо, прямо с него. Потянувшись вперед, он обхватил шею драконицы другой ногой и притянул к себе, ощущая на своей груди мокрую прохладу ее безупречно гладких чешуек. Здесь не следовало произносить каких-либо слов, лишь только эмоции могли что-либо поделать, утешить, убаюкать метающееся в страхе сердце юной рептилии.

Это сработало. До того напряженная, словно струнка арфы, Кобальт расслабилась и обмякла в теплых объятиях, неосознанно прижавшись к жеребцу сильнее. Рядом с ним ящерка чувствовала себя куда как уютнее, и даже ночной холод, щедро разбавленный ужасной сыростью и ветром, что отчаянно свистел где-то снаружи, не могли разбить это чувство.

Продолжаться подобное могло вечно, но необходимо было хотя бы прикрыть вход, чтобы их импровизированный домик не продувался вновь и вновь. Нехотя Суртур отодвинул от себя до безобразия послушное чешуйчатое тело и взглянул ей прямо в глаза. В ответ она уставилась на него.

— Кобальт, — он вдруг понял, что ему немного трудно вот так просто выдерживать взгляд ее больших изумрудных глаз с вертикальным зрачком... понял и сглотнул неожиданно явившийся ком в горле,- я прекрасно тебя понимаю. Если бы была хоть крошечная возможность остаться в деревне вместе с тобой, я бы тут же ею воспользовался, но увы... Уйти из той жизни было нашим решением, и нам теперь волей-неволей придется пережить все, что уготовлено злодейкой-судьбой. Но что бы не случилось, — он приподнял сгибом копыта ее голову, начавшую было опускаться под тяжестью ощущаемой вины, — мы преодолеем все препятствия вместе, хорошо?

Резким движением лапы ящерка перехватила его ногу и нежно прижалась к ней, прикрыв глаза. Сейчас ей был доступен лучший способ сбежать от реальности, которым грех было не воспользоваться.

— Почему, — прошептала она, слушая чутким ушком пульс жеребца, — я не понимаю, почему ты делаешь это все? Тебе следовало тогда оставить меня умирать, тем самым не наживая себе лишних проблем. Исполнил бы свою мечту...

— Мечту? — тот криво усмехнулся. — Это не мечта, а лишь иллюзия, навязанная мне учителем. Не явись ты в мою жизнь, так бы и сидел, изучая бесполезные заклинания садовника, которые мне пригодятся разве что на экзамене. Зато смотри как все поменялось: я улизнул от этой скучной стези вместе с прекрасной представительницей драконьего рода, и больше никогда не буду выслушивать все эти противные наставления и прочие унылые вещи; предоставлен самому себе. Кобальт, я счастлив сейчас больше, чем когда-либо.

Их взгляды задержались друг на друге больше обычного. Мало-помалу зубастая пасть ящерки растянулась в улыбке, вызвав тем самым улыбку и у жеребца. Отпустив, наконец, его ногу, Кобальт счастливо вздохнула и потянулась своим сильным молодым телом. Она была невероятно похожа на пони, а характером даже больше, чем многие эквестрийцы. Честная, преданная, заботливая, к тому же очень красивая: чешуйчатый покров, гребень на голове, лапы с отточенными когтями и немногим более острая мордочка — вот, пожалуй, и все, что отличало ее от обычной кобылки. Когда пони смотрел на нее, то все обиды, связанные с прошлым, отходили на второй план; никогда он не будет жалеть, что пожертвовал ради нее свое время и свою старую жизнь.

~

Кое-как они загородили пролом плащом и большими широкими листьями. Вообще с этими листьями повезло: сорванные неподалеку, большие и широкие, размером с половину пони, высушенные магией единорога или же горячим дыханием драконицы, они также очень подошли в качестве подстилок, подушек и одеял. Буря собиралась бушевать снаружи еще очень долго, поэтому такие своеобразные лежки были как нельзя кстати.

Завалившись на одну из них, жеребец устало выдохнул и погасил свой магический огонек. Темнота, мгновенно окутала его, позволяя мыслям успокоиться и перестать метаться, словно напуганные кролики. Сейчас необходимо было придумать, что им делать дальше. Конечно, следовало найти место такое, чтобы там приняли его подругу, и лишь затем его, но жизнь не могла точно приподнести подобных сюрпризов, поэтому самое важное сейчас — придумать что-нибудь насчет пропитания, сделать нечто вроде палатки и определиться с направлением их одинокого похода. Единственное, что пока ясно — направление в любом случае должно быть куда угодно, но подальше от его родной деревни.

— Скажи, Суртур, — послышалось с боку тихое, — по меркам пони я красива?

— Очень, — ответил он почти не раздумывая, весь поглощенный проблемами их будущего. Драконица зачастую любила поболтать перед сном и пони уже почти не обращал на это внимания, поддерживая разговор на уровне рефлексов. Сейчас бы придумать, чем они могут заняться, если вдруг их приютят. А еще знать бы, где именно смогут приютить... Говорят, ближе к центральной части Эквестрии нравы жителей меняются в лучшую сторону, если, конечно, избегать крупных городов и столицы...

Справа от него раздалось шуршание, которое жеребец поначалу принял за листья, катаемые по полу ветром, и не придал ему значения. Придавать пришлось уже тогда, когда его в бок ударило крыло, а затем и сама его владелица неожиданно оказалась рядом, прижавшись к нему всем телом настолько тесно, что мгновенно на мордочке пони появился румянец.

Повернув к ней в голову, он увидел два хитрых глаза, слегка светящихся в темноте.

— Кобальт?..

— Ты ведь сказал, что мы будем вместе, так?

— Ну... — невнятно пробубнил он, не в силах отвернуться от этого чарующего изумрудного сияния.

— Называл меня прекрасной, красивой, и еще по всякому разному, что девушки всех народов одинаково любят слышать. Верно же?

— Да... подожди, к чему ты клонишь?

— К чему? — она мечтательно улыбнулась. — Наверное... к этому.

Слегка притянув его лапой, Кобальт потянулась и запечатлела на его губах быстрый скромный поцелуй, а затем спряталась под своим крылом в смущении.

— Если я права, если моя интуиция не подводит меня, знай, Суртур, что мои чувства взаимны...

Столько времени прошло, столько событий осталось за их плечами, что жеребец просто не обращал внимания на изменившееся поведение ящерки, и вот сейчас судьба подарила огромный, богато украшенный сюрприз, перевязанный ленточкой его собственной недальновидности. Мгновенно все мысли о грядущем ушли куда-то далеко-далеко, уступив место другим, связанным с теплым чешуйчатым клубочком, свернувшемся почти у него в объятиях. Немного подумав, он обхватил Кобальт и притянул к себе поближе, заставив ту удивленно пискнуть.

Он не стал отвергать ее, чего ящерка очень боялась, а напротив: опустил голову на подстилку из листьев так близко к ней, что при желании можно было лизнуть его в нос языком, и, счастливо выдохнув, улыбнулся. Увидев это, улыбнулась и она; на сердце тут же потеплело.

Он был счастлив, теперь уже по-настоящему.