Осколок

Глава 1

Сияющий огненный шар медленно выползал из-за горизонта, освещая пустошь. Спасаясь от пылающих лучей, мелкие ночные твари разбегались в разные стороны в поисках тени и прохлады, шевеля многочисленными конечностями. Какая-то шустрая ящерка попыталась было забиться под груду чёрного камня, когда та неожиданно дёрнулась и яростно зашипела. Чейнджлинг очнулся.
Ящерка шмыгнула в сторону в поисках более спокойных камней, а тёмная фигурка, напоминавшая пони, но покрытая тёмным хитиновым панцирем медленно поднялась на ноги и со скрипом сморгнула. Нет указаний. Нет команд. Чейнджлинг стоял, замерев в нерешительности, пытаясь нащупать подсказку к дальнейшим действиям, пока инстинкт не погнал его подальше от иссушающей жары наступавшего дня. Он рванулся вперёд, но боль в левой передней ноге уронила его обратно на песок. На следующую попытку подняться ушло почти полчаса.

________________________________________________________________________________________________
Близился полдень. Тени становились короче, а от песка, покрытого утренней росой валил пар, оседавший на панцире медленно ковыляющего существа. Он упрямо брёл на трёх ногах к скалам, обещавшим некоторую прохладу. Раненая нога, покрытая слизью и осколками хитина была не слишком надёжной опорой. Солнце давно перевалило за середину неба, когда он добрался, наконец, до маленькой, не больше пяти метров в глубину, пещерки, и в изнеможении рухнул на холодный влажный песок. Где-то под землёй, очевидно, были запасы воды — она испарялась, оседала на стенах и струйками сбегала вниз. Чейнджлинг подползал к каждому углублению, в котором накапливался хоть глоток воды и выпивал её, даже не пытаясь отцедить зубами песок, пока не почувствовал, наконец, что жажда слегка отступила. Тогда он свернулся на полу у выхода и снова забылся.
«Королева!» — чейнджлинг вскочил на ноги, задел плечом камень, торчавший из стены, и сложился от боли, оперевшись на раненую ногу. Он лежал на песке, а неясные образы носились в его голове, оставляя яркие следы. Чего-то не хватало в его мире, чего-то очень важного, но он не мог сформулировать, чего именно. Он снова осторожно поднялся на ноги и огляделся по сторонам. Солнце клонилось к закату, но был ли это конец того же дня, когда он очнулся первый раз, или прошла уже неделя, чейнджлинг с уверенностью сказать не мог. Лучи заходящего солнца освещали пещеру. В самом дальнем и самом сыром углу стены были покрыты тонким слоем мха, который он немедленно оторвал и начал жевать, морщась от отвращения. Повсюду были разбросаны высохшие панцири и кости мелких животных, которых, видимо, привлекала вода. Больше не было ничего, поэтому чейнджлинг так и сидел, уставившись в стену немигающим взглядом, пока, незаметно для себя не уснул.

________________________________________________________________________________________________
Тянулись однообразные дни, большую часть которых чейнджлинг проводил бессмысленно пялясь в одну точку. Видения, преследовавшие его, сильно потеряли в яркости, однако начинали обрастать подробностями. Смутные воспоминания о сменах облика и полётах — он потратил почти час, пытаясь вывернуть голову так, чтобы рассмотреть спину, но ободранные в падении — как еще он мог тут оказаться? — крылья восстанавливаться и не думали. Тем не менее, инстинктивное знание постепенно уступало проснувшейся склонности к анализу и размышлению, а после того, как, слепо повинуясь инстинкту, он сжевал высохший остов большого паука, отчего его вырвало, он стал относиться к своему наследственному знанию с большей осторожностью. Очевидно, даже оно не знало всего на свете. Впрочем, поразмыслив, чейнджлинг пришёл к мысли, что смысл в поглощении хитина всё-таки был, так что в качестве компромисса он примотал раскрошенный панцирь к ноге теми стеблями, которые не смог разжевать. Трава в этой пустоши росла в относительном изобилии, хотя и была жёсткой и отвратительно горькой на вкус. Искать места получше чейнджлинг не решался, опасаясь, что неокрепшая нога, едва затянувшаяся тонким хитином, может подвести — в поисках пищи он никогда не отходил от своего убежища дальше, чем не сто-сто пятьдесят метров.
Но если восстановление физической кондиции шло с удовлетворительной скоростью, то насчёт своей психики чейнджлинг начал бы беспокоиться — если бы умел. Растерянность от отсутствия указаний постепенно сменялась жаждой мысли, успешно забитая до поры заботами о пропитании и лечении, пока однажды, на пятую или шестую ночь в пещерке, он не проснулся от своего вопля.
Чейнджлинг лежал в темноте, отчаянно пытаясь отдышаться. Разрозненные видения и воспоминания оформились, наконец во внутренний голос. Мир, сильно потеряв в понятности, обрёл глубину и резкость.

«Камень. Стены. Нет... нет света, это значит... темно. Темнота. — ощущая сильную панику он бегал глазами по сторонам. — Тихо журчит — вода. Кто-то скребётся — жук».

Думать было странно, раньше всегда думали за него, но это пугало не так уж и сильно. Он начал подниматься, но вдруг замер. Так или иначе, он знал названия всего, что его окружало, кроме...
«А как называюсь я сам?» — подумал он. С проблемой самосознания чейнджлинг, родившийся в стае подобных насекомым собратьев, раньше не сталкивался, да и не имел такой возможности. Что-то всегда удерживало его от излишне глубоких мыслей — и становилось понятно, почему.
«Чейнджлинг. Каждый из нас — чейнджлинг, все вместе — чейнджлинги, но...» — он задумался. Память подкидывала идеи, а он перебирал их в уме. Он просидел почти до рассвета, рассеяно чертя фигуры на песке палочкой, зажатой в зубах, пока одно слово не показалось ему подходящим. Оно отражало суть, отдавая в то же время какой-то горькой иронией.
«Что ж, — решил он, — если никто не может назвать меня, я назову себя сам».
И чейнджлинг по имени Мэггот встал во весь рост, пылая намерением вернуться домой.

________________________________________________________________________________________________
Решиться оказалось проще, чем сделать. Нет, проблем с выбором направления не возникало: неловко вскарабкавшись на скалы, у подножья которых была расположена пещерка, Мэггот оглядел окрестности. Долина, окружённая абсолютно отвесными стенами иссечённых скал, спускалась вниз, словно пандус. Ближе к самой нижней точке всякая растительность исчезала, уступая место песку и вечно бушевавшему ветру. Мэггот долго и озадаченно смотрел, как кружится вдалеке пыльное облако, пытаюсь понять, как такое возможно, но так и не пришёл к определённому выводу. Но факты оставались фактами — его цель, его Улей лежал прямо за песчаным ураганом. Кроме необъяснимой тяги в ту сторону — такой, что стоило расслабиться — и ноги сами несли него туда, зов Улья выражался и визуально. Закрыв глаза, Мэггот видел пляшущее на горизонте чёрно-фиолетовое пламя как раз там — куда его так сильно тянуло. Но бросаться наобум через ветер и песок было бы самоубийством. Не то чтобы чейнджлинг имел что-то против, но проснувшиеся не так давно цепочки в мозге заставляли его сомневаться. Вместо этого он еще раз внимательно огляделся. Пейзаж скорее нагонял тоску, чем воодушевлял, однако в небольшой промежуток времени, когда уже было светло, но поднимавшийся горячий воздух еще не размыл горизонт, ему удалось разглядеть движение в противоположной стороне от вечной бури. Что-то вроде лепестка цветка — огромного цветка — колыхалось примерно в двух часах пути. Явления выглядело интригующе, и Мэггот, рассудив, что чем бы оно не оказалось, оно принесёт больше пользы, чем то, что у него уже есть (а кроме мерзких стеблей и обломанных крыльев у него не было ничего), полез вниз.

________________________________________________________________________________________________
Сама идея отправляться в путь под палящими лучами солнца выглядела изрядным идиотизмом, так что Мэггот решил подождать, пока не минет полдень, а заодно и подготовиться. Из чьего-то очередного панциря он соорудил вполне приличную флягу для воды — владелец панциря потерял возможность возразить уже много лет назад. Она, правда, получилась похожей скорее на ведёрко, на висела на шее ровно и почти не подтекала. Стебли травы, которой он обычно питался, Мэггот сплёл в кольцо и тоже повесил на шею.
«Идти, конечно, недалеко, но лучше уж перестраховаться», — подумал он. Чего-то в его рационе жутко не хватало, это чувствовалось, но чего именно было неясно. Он старался об этом не задумываться — в конце концов, он всё еще был жив, а там видно будет.
Когда импровизированная фляга наполнилась стекавшей со стен водой, а солнце опустилось поближе к горизонту, Мэггот собрал свои скудные припасы, постоял на пороге, запоминая место, и, ориентируясь по Зову, как по сигналам маяка, отправился в путь.