Fallout: Equestria - Проект Анклава.

Пролог

Казалось, что может разорвать тишину, нависшую над этим пустырем, на месте которого, возможно, лет где-то двести назад был заливной луг или небольшая полянка с резвившимися на ней животными, прекрасными бутонами разнообразных цветов и незабываемым счастьем в каждом из них? Это можно было понять по тому, что наш отряд со всех сторон окружили обугленные останки деревьев, которых уже нельзя было опознать. Эти черные, давно мертвые стволы будут служить напоминанием о тех ошибках, что совершили наши предки и совершаем мы, каждый день уничтожая себе подобных и даже не пытаясь сохранить все то, что осталось от умирающей природы Эквестрии, принявшей большую часть магической радиации от Мегазаклинаний и сдерживающая ее по сей день. Совсем скоро даже и это пропадет, оставив нам лишь необитаемые радиоактивные пустыни, полные разнообразной нечисти. И кто тогда сможет сказать, сколько останется жить тем пони, для которых полет на крыльях лишь неисполнимая мечта? Как, например, этот крохотный серый жеребенок с жалобными грустными глазами, вышедший из одного из деревьев и направившийся прямо к тем, кого ему следовало бояться.

Первым заметить этого "потенциального противника", коим являлись все живые существа на твердой и выжженной земле для бойцов Анклава, честь выпала мне, но нарушил эту немного пугающую тишину мертвого леса все же не я, а мой лучший и практический единственный друг по имени Метал Харт или просто Мет, отличающийся большими навыками точности и реакции. И вот сейчас он, скорее всего проследив за мои взглядом, в одно мгновение рассеял безмолвие одним единственным выстрелом из своего боевого седла, прежде чем я направил свое оружие на жеребенка, положив конец его несправедливо короткой жизни, скорее всего полной страха и страданий...

После этой тишины, звук выстрела показался мне невообразимо громким, хотя его и должен заглушать герметичный шлем, красовавшийся у меня на голове. А что почувствовал в этот момент жеребенок, остается только загадкой, ведь он даже не изменил выражение своей мордочки, когда смерть настигла его. Всего один единственный плазменный заряд попал прямо между его глаз, обратив и голову, и все остальное тело бедняги в небольшую, немного светящуюся лужицу непонятно чего.

— Мать моя Селестия! — удивленно воскликнул Мет и было бросился к луже, но перед ним эффектно, расправив огромные крылья, больше похожие на крылья аликорна, возник наш командир, имя которого нам никто не сказал, да и знать в общем-то лишнего нам не положено, так что придется довольствоваться его позывным, ничем не отличавшимся от обычных служебных прозвищ — Ветер.

— Стоять! — скомандовал он очень мягким для офицера Анклава, но все же требовательным голосом, от которого друг, обычно не сходивший с намеченного пути, встал как вкопанный и только его беспокойное тяжелое дыхание доносилось из моего наушника.

Ветер сложил крылья и сам медленно и осторожно подошел к остаткам жеребенка, до этого кинув в них небольшой камушек, который тут же то ли испарился, то ли утонул в луже, совершенно не оставив следов на ней. Только когда он осмотрел жижу в упор и понял, что в ней нет ничего плохого, мы услышали в наушниках его до ужаса спокойный голос:

— Все чисто, можете возвращаться на исходные позиции. Надейтесь, что этот выстрел не спугнул тех, кто нам нужен. Да да, сейчас вы думаете, что выстрел из плазменного ружья очень тихий, но, поверьте мне, салаги, у обитателей Пустошей инстинкт самосохранения развит так, что они и упавший камушек в километре от себя услышать могут, и рейдера за пять километров обойти, и друга детства за банку консервов убить... так что идите на места. Тебя, боец Метал Харт, это тоже касается!

Сам Мет стоял в том же месте, где и стоял. Его ноги мелко дрожали и моим ушам был слышен непонятный гул от него. Разумеется, я не мог его сейчас понять. Разве что потом, когда я совершу первое свое убийство живого и здравомыслящего пони. Правда, я не думаю, что он будет маленьким серым жеребчиком, ставшим светло-синей лужицей, но все возможно.

— Я... я...

— Да, — предугадал его следующие слова командир. — Ты его убил. Этого не вернуть. Что сделано, то сделано, салага. Ты вообще можешь посмотреть на это с лучшей стороны. Вдруг у него была бомба? Вдруг он смертник? Не удивляйся, пони Пустошей и на такое способны, ты уж мне поверь. Займи свою позицию.

Ветер замолк и одним прыжком оказался на более менее целом дереве, где вновь примкнул к прицелу снайперской винтовки неизвестной мне марки, которую какие-то странные ученые в черных халатах вручили каждому из нас. Моя винтовка была не очень большой и больше походила на обрубок тех, что мы видели у солдат в силовой броне, да и заряжена она была не привычными плазменными зарядами, а странными шприцами, наполненными какой-то синей субстанцией, мгновенно усыпляющей тех, в кого они попадали. Таких у нас уже было двое. Один — земной пони коричневого цвета и черной гривой, весь покрытый шрамами от холодного оружия. Агрессии к нам он не проявил, сам снял свою броню, больше похожую на тряпье, и направился к нам без оружия. Выяснять причины его поведения мы не стали и выстрелили в него, как только он подошел на достаточное расстояние. После этого Ветер приказал нам переместиться в более скрытое место, ибо нам прежде всего нужно действовать скрытно, чтобы тот, кто нам нужен, не скрылся раньше времени. Второй — тоже земной, только немного моложе и со странной для Пустошей гаммы цветов, а именно с желтой шестью и красной гривой. Он нас не заметил и прошел достаточно близко, но боец с прозвищем Кекс все же умудрился промазать и мы чуть не упустили его и только Ветер смог попасть в него в последний момент, прежде чем тот забежал за большой камень, как будто специально поставленный там для того, чтобы в случае перестрелки можно было спрятаться за него. Как бы то ни было, но сейчас оба этих пони лежат в клетках, прикрытых серыми, как земля этого места, покрывалами, и пребывают в царстве Луны еще где-то на пару часов.

— Боец Блоди Лайт! — прогремело у меня в наушнике. — Я непонятно разъяснялся, когда говорил, чтобы вы все заняли свои места? Повернул голову к трассе и присосал свой глаз к прицелу и без моего приказа не открывай его, понятно!?

Только сейчас я осознал, что все это время я лежал на земле в совершенно неудобной позе, повернув голову чуть ли не до упора, и пялился на остывающую лужицу останков жеребенка, совершенно забыв о том, где я нахожусь и что делаю. Как говорил Ветер на брифинге, любая оплошность в Пустошах — ты труп. Чихнешь, моргнешь, зевнешь там, где не надо, и твои мозги уже в животе какого-нибудь монстра или сушатся на одном из кучи камней, коими усеяна вся Эквестрийская Пустошь. Оспаривать его слова я не видел смысла, ведь они действительно, по моему мнению, спасали его уже множество раз, из которых несколько были очень продолжительными. Так что я вернулся в исходное положение и "присосал свой глаз к прицелу", заметив, что мое тело стало отекать от долгого пребывания в одной позе:

— Так точно, сэр!

— Сэр... — тут же после меня сказал Мет, который все время стоял на одном месте и лишь нервно шевелил хвостом. — Я знаю, что это нарушение субординации, но... можно закурить?

— Давай, — после недолгих раздумий ответил Ветер. — Но, если ты вдохнешь какой-нибудь заразы и будешь здесь валяться и стонать, то я лично тебя пристрелю.

Тут же послышался шипящий звук, знаменующий отсоединение шлема от разведброни, и частые нервные вздохи друга, которые уже слышал только я, так как он вернулся на свое место, а именно в паре метров от меня, и стал копаться в своих вещах. Я немного развернул голову и увидел белую мордашку друга с коротко стриженной синей гривой, которая была обращена к сумке. Его зеленые глаза нервно подрагивали и пытались найти в своих вещах единственное, по его мнению, средство успокоения. Не желая получить новую взбучку от начальника, я вновь повернул голову обратно и теперь же услышал вздох облегчения и шелест каких-то дешевых сигарет, которые даже мой отец курить побрезговал. Сам же я воздерживаюсь от курения, ибо от этого страдают легкие, а легкие для пегаса — все. Как только это не понимает Мет?

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь. Смятение, страх, немного злобы на этот несправедливый мир и прочая лабуда... сам первым делом бросился к крепкому мартини, когда убил первого жеребенка. Святая Селестия, эта маленькая единорожка с кухонным ножом, казавшимся огромным в ее зубках, пыталась зарезать напарника прямо на моих глазах... Лучше об этом не вспоминать... давно было, да и Хореста так и не спас... — вещал все это время командир, удобно устроившись между мертвых ветвей и осматривая местность, пока Мет молча его слушал и втягивал в себя дешевую сигаретку, смотря на уже застывшую синюю лужицу.

— Х... хорошо, сэр. Спасибо, что позволили, — сказал он, когда докурил и одел шлем.

— Молодец, а теперь иди на свое место и больше не насилуй мне мозги, салага!

— Вот сэр, — вдруг разбавил эфир и атмосферу боец Мустанг. — Вы пытаетесь показаться нам строгим и злым, а сами проявляете интерес к нашему самочувствию и даете полезные советы, вместо того, чтобы... там... кричать на нас. Вопрос: почему вы это делаете?

— Слышал про кнут и пряник? — не растерявшись, спросил Ветер. — Для меня это самый результативный способ воздействия на таких жеребят как вы, чтобы вы уже в первую ходку все передохли от остановки сердца при виде какого-нибудь монстра или...

— Сэр, вижу цель! — прозвучал в наушнике голос Кекса. — Движется на север. Одет в какие-то лохмотья. Земной...

— Нафиг нам не нужен твой земной, — перебил его командир. — Ученые сказали, что им нужны единороги, а земные только в крайнем случае, а у нас, как можно заметить, два земных и ни одного единорога, так что, если вы видите земного пони, то пусть он идет своей дорогой

— А почему только единороги?

— Даже если б я сам знал, то не сказал бы... Все, отставить дискуссии! Следим за дорогой, если пораньше вернуться охота!

Сразу после этих слов не то чтобы кто-то что-то сказал, даже сухие ветви дерева не скрипели под весом командира.Это место теперь казалось таким мирным и обыденным для меня, как будто все так и должно быть здесь... Именно так должны стоять деревья и камни, должна расти пусть и редкая но желтая трава, должны именно так лежать каждый из бойцов моего отряда, включая меня. Как будто это место было таким только для того, чтобы мы тут расположились на несколько часов, а затем незаметно уйти, дабы не потревожить шаткое и своеобразное равновесие Пустоши. Все это было для меня неестественным и странным, но я всего второй раз в Пустоши, в отличие Ветра, который не проявлял никаких признаков беспокойства и спокойно просматривал свой участок территории, что, кстати, и я должен делать.

Первым делом я увидел в перекрестии прицела, который любезно отмерил расстояние от цели и определил оптимальную точку попадания, разбитый в хлам довоенный транспорт, который я опознать не смог. Вся краска уже давно слезла и от средства передвижения остался лишь металлический скелет, весь покрытый слоем почему-то синей ржавчины. Он стоял с краю дороги и служил очередным напоминанием о том, как можно из безобидного милого зверя превратиться в машину для убийств, уничтожающую все на своем пути для достижения своих низменных целей. Честно сказать, я сам офигеваю от своих мыслей... как будто это не я сам себе говорю, а кто-то другой поселился в моей голове и пытается тем самым что-то донести для меня, что-то очень важное... а я не понимаю этого... Странное ощущение, однако.

Я прошел взглядом по практически раздолбаной дороге, практически полностью поросшей даже с виду ломким и сухим кустарником, которая тянулась до Мэйнхетенна — такого же раздолбаного города, где в считанные секунды оборвалось огромное количество жизней, но и образовалась своя странная и чужая для нас жизнь... Сколько же еще загадок скрывает этот уничтоженный рай?

Следующим объектом моего интереса стал поистине огромный и каким-то чудом уцелевший рекламный щит, возвышающийся над дорогой. На нем, правда, не было никакой рекламы. Вместо нее на щите было изображена мордочка Пинкамины Дианы Пай в традиционной пропагандистской манере, которой какой-то шутник пририсовал усы и закрасил глаза черной краской, что уже не делало ее забавной. В сочетании со словами "Пинки Пай следит за тобой! Вечно!" мне стало немного жутковато от взгляда ее чернющих, как само забвение, глаз. Ладно мне, но что чувствовали довоенные пони, когда проходили или пролетали мимо этого щита и видели это, пусть даже и без черных глаз? Я думаю, им было по крайней мере неловко от этого... Серьезно, зачем было делать подобные вывески? Чтобы пони ненароком не стали на сторону зебр? Эквестрию это все равно не спасло...

— Тааааак, жеребятки мои, кажется мы скоро окажемся в наших любимых колыбельках на Брейкбесте-3, ибо ваша няня только что обнаружила единорога всего в паре десятков метров от нас, — задорно проговорил Ветер и что-то переключил в своей винтовке. — Все сюда, только тихо. Я вам покажу, как поней ловить надо.

Я находился недалеко от командира, поэтому мне было достаточно немного развернуться, чтобы в поле моего зрения попала местность обзора Ветра. Когда я вновь приник к прицелу, то сразу же заметил этого единорога. Облачен он был в силовую броню, но не такую как у Анклава. Это мне первым не понравилось. Помимо брони у него было боевое седло со стволами очень внушительных размеров. Это мне вторым не понравилось. Так же этот пони предпочел двигаться не по самой дороге, а пробирался через небольшую кучу валунов, что находились чуть дальше от нее. Это мне третьим не понравилось.

— Сэр, он же в броне? — поинтересовался я, глядя на голову единорога, которая то пропадала, то исчезала за камнями.

— И? У моей винтовки есть режим альтернативного боезапаса, как я это уже говорил на брифинге, который ты, видимо проспал. Все, салаги, он прячется хорошо, даже я его не сразу заметил, так что не мешайте мне. Просто смотрите и учитесь.

Остальные из отряда уже расположились рядом с ним под деревом и все через прицелы наблюдали за происходящим на их глазах захватом пони для очередных экспериментов безумных ученых, а тем временем Ветер уже выцелил этого пони и выжидал момента, когда он появиться в зоне видимости. Но он не предугадал того, что этот пони не так прост, как он казался на первый взгляд.

Внезапно командир почувствовал жжение в районе своей щеки и его тут же инерцией от пули сбросило с дерева прямо на спину одного из бойцов, который от испуга тут же скинул его с себя на землю.

Эфир тут же заполнился выкриками бойцов и испуганными всхлипами:

— Что с ним?

— Он живой?

— Сэр!?

— Да все со мной нормально, — зло буркнул Ветер, поднимая голову. — Этот урод умудрился мне почти черепушку расколоть, но просто задел шлем, так что быстро соберитесь и дайте мою пушк...

Конец его фразы заглушил выстрел, а затем я услышал голос Мета:

— Он в отключке, сэр.

Все тут же похватали свои винтовки и направили их в то место, где в последний раз видели этого пони. Действительно, он лежал уже почему-то на дороге и немного подрагивал всем телом, что могло судить о попадании в него усыпляющей раствора.

— Когда вы упали с дерева, он потерял всякую бдительность и вышел на дорогу. Тогда я разглядел, что у него броня вся сломана и не хватает доброго куска на ноге. Я попал ему в ногу, — как будто удивляясь самому себе, сказал Метал.

— Далеко пойдешь, боец, — командир оказался рядом с пегасом и положил переднюю ногу ему на плечо. — Далеко...