Последний закат
Глава 3
По ясному небу проплывали небольшие облака. Вот уже почти полчаса Сансет наблюдала за тем, как рабочие погодной фабрики перегоняли их в соседний город, создавая мощные потоки ветра своими крыльями. Одна группа пегасов подхватывала облако с двух сторон и подталкивала его на своеобразный конвейер, состоящий из другой группы рабочих, усердно машущих крыльями, и облака плавно, но уверенно передвигались куда-то вдаль длинной шеренгой.
"Где-то будет дождь", — подумала единорожка.
Учебник по практическому применению магии уже долгое время лежал перед ней нетронутым, на той же странице, что и когда она его открыла. Какое-то время кобылка читала заданный параграф, но потом заметила, что всё чаще перечитывает один и тот же абзац, безрезультатно пытаясь вникнуть в прочитанное. Она то и дело отвлекалась: то на проплывающие мимо облака, то на скопившихся у погодной фабрики пегасов.
Близилось начало учебного года, и мама настаивала на ежедневной практике в магии. Сансет было необходимо сдать вступительный экзамен, чтобы начать обучение в Школе для Одарённых Единорогов. Однако одними упражнениями в магии Селестия не ограничилась, прибавив к каждому из будних дней по два часа различных занятий: изобразительное искусство, музыку и другие, по её мнению, развивающие кругозор вещи.
Сансет догадывалась, зачем Селестия всё это включила в её расписание. Дело было в пустых боках малышки. Мама всё время твердила ей, что "принцесса должна быть всесторонне развитой личностью", но какая из единорожки принцесса, если её титул лишь формальный? Именно поэтому на полках гостиной красовались фигурки Вандерболтов с занятий по лепке, на стенах висели холсты с примитивными рисунками неба в нелепо вычурных рамках, а самую просторную часть комнаты занимал белый рояль на фигурных ножках. И не то чтобы Сансет всё это раздражало (играть на рояле ей очень даже нравилось), просто ни одно из этих занятий не внушало ей того комфорта и вдохновения, как книги о небе и полётах.
Кобылке нравилось уходить в самую дальнюю из комнат в своих апартаментах, где стоял её рабочий стол, удобное кресло и большой диван. Здесь она обычно выполняла всю письменную работу, которую ей задавали. Над столом висела огромная таблица, которую она создавала вместе с Селестией. В неё были вписаны время восхода и заката в каждый из сезонов – осень, зиму, весну и лето. Пока Сансет клеила вырезанные для них из цветной бумаги солнышки, мама объясняла, чем отличается подъём солнца зимой от подъёма солнца летом. Время от времени единорожка проверяла часы восхода и заката и часто замечала, что солнечная принцесса не всегда следует точно составленному графику – иногда она могла поднять солнце на пять минут раньше или на три минуты опоздать, но с закатом она никогда не ошибалась во времени.
У этой комнаты была одна отличительная черта – она имела большое круглое окно, на подоконник которого можно было легко забраться и почитать там книжку, расставив рядом на письменном столе какао и сладости. В особо дождливую погоду единорожка иногда даже спала прямо у окна, прижавшись ближе к стеклу, приятно холодящему копытца. Но самым главным преимуществом этого окна Сансет считала его расположение: оно выходило как раз на ту сторону, откуда лучше всего можно было наблюдать закат. Пони могла часами дожидаться времени захода солнца, чтобы полюбоваться яркими красками, окрашивающие небо, и проплывающими от погодной фабрики облаками.
Случайно ли мама делала закаты такими красивыми или в этом была своя магия?
От витания в облаках кобылку отвлёк шум откуда-то снизу. Вскочив на копыта, Сансет глянула вниз со своего балкона и увидела полноватого белого жеребца-единорога, за которым шествовала свита из нескольких пони, гружённых объёмистыми баулами. Жеребец недовольно покрикивал на них, когда они шли слишком медленно. Вся эта процессия неторопливо продвигалась к соседней башне, и единорожка затопала на месте от радости, ведь она успеет за это время до неё добежать, прежде чем дверь перед её носом бесцеремонно захлопнут (житель башни не любил, чтобы его беспокоили по пустякам). Блюблад был не самым дружелюбным пони в замке, однако он был ближе всех к ней по возрасту, пусть уже давно не учился в школе.
Спустившись по привычке по перилам лестницы, золотистая пони выскочила из дверей своей башни и успела как раз вовремя, пока единорог снова отчитывал своих слуг за нерасторопность.
— С возвращением, братик! — улыбнулась ему кобылка, остановившись в шаге от жеребца. Она помнила, что он не любит обниматься, а потому воздержалась от того, чтобы обхватить его необъятную шею, которая от нарядного костюма казалась ещё толще.
Блюблад повернулся и равнодушно посмотрел на неё сверху вниз.
— Доброго дня, дорогая сестра, — бесцветным тоном произнёс он без капли радости в голосе. — Как поживает принцесса Селестия?
— Всё просто отлично, — ответила Сансет. — Ты надолго приехал?
— Я прибыл сюда буквально на пару дней, чтобы отпраздновать день рождения моей дорогой сестры, после чего я буду вынужден вернуться к моим частным урокам в Мэйнхэттене, — не без самодовольства ответил Блюблад, проведя копытом по идеально уложенной светлой гриве.
Услышав упоминание о своём дне рождения, который должен наступить уже завтра, единорожка заёрзала на месте от нетерпения.
— Значит, ты уже приготовил для меня подарок? — поинтересовалась она.
— Ну разумеется, дорогая сестра. И я надеюсь, что в этом году ты, наконец, наденешь на своё празднование какой-нибудь более достойный наряд, чем простая лента в гриве, будто ты какая-то провинциалка, — белоснежный единорог театрально закатил глаза. — Принцесса должна выглядеть достойной своего титула. К тому же одежда хотя бы скроет отсутствие кьютимарки, — добавил он едким тоном.
Кобылка посмотрела на свой пустой бок, и вся радость предстоящего дня осыпалась с неё, словно дождь. Блюблада никогда не волновало, насколько сильно могут ранить собеседника его замечания, и это был один из существенных минусов в его поведении. Однако в нынешнем случае единорожке показалось, что он как никогда прав относительно её пустых боков.
— Я честно стараюсь, чтобы она у меня появилась, но пока это не принесло никаких результатов, — призналась Сансет, стараясь сохранить невозмутимый вид, несмотря на то что её сильно задели слова двоюродного брата.
— В твоём возрасте я уже определился со своим будущим, чего и тебе желаю, дорогая сестра, — пожал плечами жеребец, всем своим видом показывая, что это не его проблема, затем развернулся к пони, затаскивающим тяжёлые чемоданы в башню. Один из его слуг как раз уронил поклажу, в которой что-то звучно звякнуло, и Блюблад, покраснев от злости, направился к бедному пони, отчитывая его на ходу.
Единорожка больше не видела смысла наблюдать за всем этим, да и желание поболтать с двоюродным братом у неё уже пропало, так что она отправилась в свою башню доделывать домашнее задание.
После этого короткого невесёлого разговора настроение у Сансет совсем испортилось, так что читать больше не хотелось. Вернувшись на свой балкон, она тупо уставилась на раскрытый учебник и устало села рядом. Каким образом у неё появится кьютимарка, если она продолжит заниматься этими скучными бесполезными делами? Без кьютимарки её засмеют на собственном дне рождения, а потом ещё и в школе. Принимают ли вообще в школу жеребят без кьютимарок?
Аккуратный стук в дверь заставил её обернуться, и кобылка радостно подскочила на месте, прежде чем бросилась навстречу маме. Она так редко заходила к ней прямо посреди дня, что это было событие уровня, когда Сансет болела и Селестия откладывала все свои дела, чтобы поухаживать за ней.
Подойдя друг к другу, они остановились и исполнили приветственный танец, нараспев произнося любимый стишок:
Солнце, солнце,
Греется сверчок.
В копытца хлоп
И потрясись чуток!
Мама обняла единорожку, которая тут же зарылась в её мягкую, словно шёлк, переливающуюся гриву. Они постоянно здоровались именно таким способом, когда находились вдали от посторонних глаз.
— Ты так рано пришла, значит, мы сегодня будем вместе намного дольше! — Сансет вынырнула из объятий Селестии и в предвкушении завертелась у её копыт, но принцесса успокоила её, прижав к себе крылом.
— Прости, Санни, но я пришла сказать тебе, что мне нужно сегодня срочно уехать, — виновато произнесла аликорн, и единорожка второй раз за день почувствовала, как что-то силой вышибает из неё хорошее настроение, словно подушкой по голове. — Но я обязательно вернусь к завтрашнему утру, ты и проснуться не успеешь. И мы весь день проведём с тобой вместе.
Селестия улыбнулась дочери и снова обняла её. От мамы пахло шампунем и цветочными духами, и Сансет долго не могла оторваться, обнимая её шею обеими копытцами. Она ещё не ушла, а единорожка уже чувствовала, что начинает скучать по ней.
— А как же наши уроки? — жалобно спросила кобылка.
— Сегодня с тобой позанимается Инки Пэн, — ответила принцесса. Её взгляд скользнул по дивану, стоящему неподалёку, и сперва Сансет не поняла, что её так заинтересовало. Однако вспомнив, что она оставила на нём принесённые из библиотеки книги, она метнулась к дивану, но мама уже изучала названия на их обложках, левитируя к себе каждую из них магией.
— "Метеорология"… — прочитала белый аликорн одну из обложек и тяжело вздохнула, затем повернулась к дочери и тихо спросила: — Солнышко, ты же понимаешь, что ты не пегас?
Единорожка уже знала, чем кончаются такие разговоры. Её сердце сжалось от осознания того, что Селестия снова недовольна ею.
— Да, мама, — ответила золотистая пони. — Так я же… как ты говорила… для общего развития, вот, — попыталась оправдаться она.
— Санни, ты зря тратишь время на то, что тебе никогда не пригодится в жизни, — строго прервала её принцесса, затем, смягчив тон, добавила: — Пожалуйста, пообещай мне, что вплотную займёшься магией, я хочу быть уверена, что ты сдашь вступительный экзамен.
Сансет уже и так знала, что именно она скажет, но всё равно это каждый раз по-новому ранило её. Иногда у неё создавалось впечатление, что никому не важны её собственные стремления, зато все были заинтересованы в том, чтобы сказать ей, что ей нужно делать.
— Хорошо, мама, — печально отведя глаза, ответила кобылка. Если этот день мог стать ещё хуже, то он только что стал. Для полноты ощущений оставалось только, чтобы её отчитал ещё и Инки Пэн, с мамой за компанию, не важно за что.
Принцесса ещё раз обняла Сансет крылом, сказав ей что-то ободряющее, но единорожка была слишком расстроена, чтобы прислушиваться. Попрощавшись с ней, Селестия выпорхнула из башни прямо с балкона, расправив огромные белые крылья, спускаясь вниз к ожидающей её карете с пегасами.
Белая аликорн вряд ли понимала, насколько она везучая пони, ведь при желании она могла бы взлететь высоко в небо и дотянуться до самых облаков, но почему-то никогда этого не делала.
Интересно, какие облака на ощупь?
Взобравшись на диван, Сансет столкнула на пол сборник заклинаний для начинающих, туда же полетели и остальные книги про какую-то магическую чепуху, и пони удобно устроилась с единственной оставшейся книгой, которую она взяла не потому что мама попросила, а потому что сама захотела её почитать. Может, это и отвлекало единорожку от книг по магии, но совершенно точно позволяло справиться с плохим настроением.
Раскрыв энциклопедию по метеорологии, кобылка стала увлечённо читать раздел про облака.
Инки Пэн пришёл спустя полчаса после ужина, и ему Сансет обрадовалась ничуть не меньше, чем матери.
Единорожка не раз встречала в замке жеребцов его возраста. От них веяло какой-то непонятной стариной вперемежку с тяжёлым дыханием, они постоянно спорили с пони помоложе на повышенных тонах и часто ворчали, что раньше, при их молодости,
всё было по-другому – и сено вкуснее, и молодёжь повежливее. Инки Пэн резко отличался на их фоне своим терпением и оптимизмом. Конечно, бывало, что иной раз королевский советник срывался и принимался бухтеть что-то самому себе под нос, но он никогда не позволял себе препираться с другими пони. И эта черта особенно нравилась Сансет, потому что никто из взрослых просто не был в состоянии вытерпеть её дольше пары часов. По этой причине она не раз сменила учителя по изобразительному искусству, которых нанимала для неё Селестия. Кобылка просто не считала нужным придерживаться каких-либо рамок и вместо натюрморта рисовала небесные пейзажи, а если всё же и рисовала натюрморт, то придавала фруктам и овощам самый нелепый вид и цвет. Мама ругала её за такие выходки перед преподавателем, однако занятия не прекращала. Инки Пэн же не вызывал такого резкого отторжения, несмотря на то, что магия была далеко не самым любимым предметом у Сансет. Она точно не могла сказать, в чём именно заключался его подход к обучению, но с ним было легко, словно он в самом деле мог понять её, в отличие от мамы.
Книги, что единорожка сбросила на пол, так и остались там, и Инки Пэн бережно левитировал их на стол, пока Сансет, оторвавшись от чтения энциклопедии, приветственно улыбнувшись, обняла его за шею. От него едва уловимо пахло кофе, и золотистой пони стало немного спокойнее на душе, хоть её и сверлило теперь чувство вины за так и невыполненное домашнее задание.
— Привет, Солнышко, — поздоровался Инки Пэн. В отличие от Селестии, у него с Сансет не было никаких забавных стишков в качестве приветствия, но оно и не было нужно.
Когда они закончили эти короткие объятия, кобылка поняла, что жеребец также обратил внимание на ту злосчастную книгу, за которую её отчитала принцесса. Страница с яркой иллюстрацией, на которой был изображён пегас, пинающий облако, с головой выдавала тему содержимого книги, и Сансет не ждала ничего хорошего.
— Изучаешь погоду? — поинтересовался он, глядя на раскрытую страницу сквозь стёкла своих очков. — Самая увлекательная тема в этой книге – про радугу, её можно добыть разными способами, и для этого не обязательно быть пегасом, — произнёс Инки Пэн и пролистал энциклопедию на несколько страниц вперёд, где была иллюстрация с радугой в небе.
Единорожка изумлённо посмотрела на советника. До этой темы она ещё не успела дойти, но дело было не в этом, а в реакции Инки Пэна на то, о чём она читала. Видимо, по её выражению лица он понял, что что-то не так, потому что спросил:
— Что с тобой, Санни?
— То есть, ты не злишься на меня? — осторожно спросила единорожка.
— Из-за чего я должен был разозлиться на тебя? — в свою очередь удивился жеребец.
— Я не сделала домашнее задание, читала бесполезную для единорога литературу… — её голос постепенно затихал по мере перечисления. Перед любым другим преподавателем ей наверняка было бы всё равно, отчитают её или нет, но Инки Пэн был для неё не просто наставником, время от времени замещающим Селестию в обучении магии. Он был так же дорог ей, как и мама, и чувство стыда за неоправданные ожидания было одинаково сильным.
— Теоретические знания на вступительном экзамене не так важны, как практические. И я не думаю, что пегасьи науки чем-либо вредны для тебя. Если тебе интересно узнавать о таких вещах, то почему я должен быть недоволен этим?
— Не знаю, — честно ответила Сансет. — Но ведь мама была недовольна.
Жеребец снял с себя седельные сумки и положил их на диван.
— В любом случае сегодня нам снова предстоит попрактиковаться с заклинанием ускоренного роста, — объявил он, вытаскивая из своей сумки небольшую коробку и левитируя её на стол.
— Ускоренного роста? — ужаснулась Сансет. Она вспомнила свой предыдущий урок с этим заклинанием и спрятала лицо в копытцах. — Может быть, потренируемся с каким-нибудь другим заклинанием? — с надеждой спросила она Инки Пэна, который уже открыл коробку, извлёк оттуда куриное яйцо и положил его на середину стола. — Может, лучше левитацию? Я могу левитировать до пяти предметов одновременно, — продолжала она уговаривать советника, но он, похоже, не собирался отступать.
— Мне удалось узнать, какое задание тебя ожидает на экзамене, и это оказалось заклинание ускоренного роста, — объяснил жеребец, усаживая её за стол. — Нам придётся сосредоточиться именно на нём, чтобы ты смогла его поскорее освоить.
Единорожка тяжело вздохнула и посмотрела на яйцо, лежащее перед ней на столе. У этого яйца было только два варианта – либо стать яичницей, либо цыплёнком – и последнее у Сансет ещё ни разу не получилось. Ей было горько от осознания того, что очередной десяток яиц по её милости никогда не станет цыплячьим выводком.
— Почему именно яйцо? Почему не росток какого-нибудь цветка, например? — жалобно спросила единорожка.
— Не так-то просто раздобыть и унести с собой десяток цветочных горшков. К тому же очень большая разница — собирать по комнате осколки скорлупы или землю с разбитыми горшками, — улыбнулся Инки Пэн. — Не волнуйся, это заклинание ни у кого не получается с первого раза. Тебе лишь нужно понять, как оно работает, и ты без проблем сможешь им пользоваться, — спокойно объяснил жеребец. — Представляй, как существо внутри растёт, и попробуй ему помочь.
Сансет снова робко взглянула на яйцо и обхватила его магическим полем. Вздохнув уже спокойнее, она принялась применять на него заклинание. Малышка попыталась представить, как цыплёнок вылупляется из яйца, но едва она это сделала, послышался резкий хлопок, и на месте яйца остался тягучий белок с расплывшимся желтком и осколками скорлупы. Оказалось, она просто разбила его изнутри.
— Нет, ты не должна думать о скорлупе, Санни, — мягко произнёс жеребец, глядя на неё поверх очков. Маленькие кусочки скорлупы застряли в его светло-оранжевой бороде. — Подумай о цыплёнке внутри, который хочет вырасти.
Он вытащил из сумки упаковку салфеток, очистил стол от остатков яйца и положил перед единорожкой новое из коробки.
Сердце у кобылки вновь сжалось, но она всё же взяла себя в копыта и снова обхватила магией яйцо. На этот раз она сосредоточилась на том, что внутри яйца. Сансет старательно применяла к нему магию несколько минут, но ничего не происходило. Она вопросительно посмотрела на своего наставника и убрала магическое поле.
— Оно сварено вкрутую, — объявил Инки Пэн, ненадолго подсветив яйцо уже своей магией.
Когда перед кобылкой предстало третье яйцо, у неё на глаза навернулись слёзы, но она нарочно зажмурилась, чтобы советник этого не заметил. Пытаясь снова творить магию, она желала, чтобы всё это поскорее закончилось: и все эти не родившиеся яйца, и этот урок с самым её нелюбимым заклинанием, которое ей так и не хотело даваться. Она всхлипнула, сама того не ожидая, и волна энергии от рога резко ударила в охваченное магией куриное яйцо. Сансет первую секунду вообще не поняла, что произошло, глядя на то место, где оно должно было лежать. Только тёмное закопчёное пятно да вздымающийся со стола дымок остались на том месте.
Да, она взорвала яйцо, так что от него вообще ничего не осталось.
Не в силах больше сдерживаться, кобылка закрыла лицо копытцами и заплакала. Ей было жаль яйцо и очень больно от того, что она такая бездарность. Будь она хотя бы немного талантливее, она бы ничего не испортила, и мама была бы ею довольна, и кьютимарку она получила бы намного раньше.
— Тише, тише, Санни. — Сансет почувствовала как копыто Инки Пэна коснулось её плеча. — Неужели тебя так расстроили эти испорченные яйца? Я могу принести с фермы сколько угодно коробок этих яиц.
Единорожка оторвала от лица копытца лишь затем, чтобы спрятать его на груди своего наставника. Ей было ещё больше стыдно за такое излияние чувств прямо у него на глазах, но она ничего не могла с собой поделать.
— Может, магия на самом деле не для меня. Может, я должна была родиться пегасом, и тогда всё было бы хорошо? — сквозь всхлипы произнесла Сансет. — Я хочу летать, спать на облаках и делать все эти крутые штуки, что делают пегасы, а вместо этого я только всех расстраиваю… Или даже раздражаю…
— Санни… — Инки Пэн обнял кобылку и прижал к себе, так что она уткнулась в воротник его мантии. — Солнышко, не знаю, кто тебе сказал такую чушь, но ты прекрасный единорог, слышишь? — твёрдо сказал он. — Ты хороша такая, какая ты есть. Тебе лишь нужно немного времени и усердной работы, чтобы найти себя в этом мире. Не всё всегда происходит тогда, когда мы хотим. Однажды твоя магия станет настолько сильна, что ты сможешь летать. Всё это зависит только от твоего желания познать свои возможности.
Если в мире и существовал кто-то, кто очень верил в мечту маленькой единорожки, то это мог быть только Инки Пэн – теперь Сансет была абсолютно уверена в этом. Кажется, даже мама настолько не верила в её силы, насколько он.
"Может быть, он прав, и я не такая бездарная, какой себя считала?" — подумала кобылка.
Слова советника придали ей уверенности, и она решила, что во что бы то ни стало попробует проявить себя.
— К тому же я буду помогать тебе всем, чем только смогу, — пообещал жеребец, разжимая объятия. Кобылка уже успокоилась, хоть и продолжала хлюпать носом, и он передал ей коробку с салфетками.
— Спасибо, папа, — улыбнулась она, прежде чем звучно высморкалась.
От этой фразы советник мягко улыбнулся в ответ, но почему-то покраснел и поспешно сменил тему:
— Давай попробуем ещё раз это заклинание.
— Хорошо, — согласилась Сансет и снова повернулась к столу.
Рядом с тёмным пятном на столе уже лежало новое яйцо, готовое принять на себя новую порцию издевательств от магии единорожки.
"Только бы на этот раз сделать всё правильно," — подумала она.
Магическая аура обхватила яйцо, и кобылка на мгновение остановилась, собираясь с мыслями.
— Санни, — Инки Пэн легонько коснулся её плеча, и Сансет посмотрела ему в глаза, излучающие теплоту, заботу и поддержку, в которой она так нуждалась. — У тебя всё получится.
Сансет только улыбнулась в ответ и, закрыв глаза, сконцентрировалась на яйце. На этот раз она решила поступить по-своему и представила вместо яйца семечко, которое под воздействием её магии прорастало, и из его стебля медленно распускался большой красивый цветок. Это заняло не больше нескольких секунд, но они показались единорожке целой вечностью. Когда она открыла глаза, яйцо всё так же лежало перед ней.
— Опять варёное? — расстроенно спросила она наставника, но едва тот протянул копыто к яйцу, как верхушка скорлупы покрылась трещинами, и из маленького отверстия показался клювик.
Кобылка в изумлении застыла, глядя на то, как Инки Пэн помогал цыплёнку выбраться из скорлупы, надламывая её со всех сторон. Маленький птенец с мокрым, прилипшим к телу пухом смотрел на неё со стола, мигая чёрными глазками. Стоять на лапках он ещё не умел, поэтому неуклюже переваливался по столу и пищал, словно детская резиновая игрушка.
— Ты молодец, — похвалил единорожку жеребец. — Ему одному будет скучно. Может, ему нужна сестричка, как считаешь? — спросил он, вытаскивая на стол ещё одно яйцо и кладя на место цыплёнка, которого пододвинул поближе к себе.
Радостно улыбнувшись, Сансет объяла магической аурой и его и в точности повторила заклинание, на этот раз не закрывая глаза. Птенец проклюнулся, едва она успела завершить, и запищал громче, чем предыдущий. Такой же мокрый, неуклюжий и маленький, он барахтался на столе и, должно быть, не понимал, что происходит.
— Им, наверное, холодно, — предположила кобылка.
Она сбегала в гардероб и принесла оттуда свою летнюю шляпку, которую она так ни разу и не надела, и лёгкий шарфик, в который закутала обоих птенцов и положила прямо внутрь шляпки. Цыплята удобно расположились в её головном уборе, словно в гнезде, и уже не так пронзительно пищали, а их пух стал подсыхать.
— Я знал, что ты освоишь это заклинание, — произнёс Инки Пэн тоном гордого родителя, наблюдая за тем, как Сансет нянчится с цыплятами.
— Просто я поняла, что мне есть ради чего стараться, — ответила единорожка и передала ему шляпу с птенцами.
— Эти малыши отправятся обратно на ферму, — он поставил "гнёздышко" на стол и стал собирать свои седельные сумки. — У меня ещё остались некоторые дела в замке, но я обязательно зайду к тебе после заката.
К сожалению, на сегодняшний вечер Инки Пэн был единственным, кто мог пожелать золотистой пони спокойной ночи, но теперь такая перспектива не пугала её. Конечно, Сансет всё ещё скучала по маме, но с королевским советником она чувствовала себя более защищённой.
— Я буду ждать, — сказала единорожка, и жеребец скрылся за дверью, унося с собой два пищащих комочка пуха.
Вновь оставшись в одиночестве, Сансет ушла в дальнюю комнату своей башни и плюхнулась на диван.
Этот день был не особо весёлым. Блюблад напомнил ей о её кьютимарке, а Селестия отругала за пустую трату времени. И это не считая того, что сама золотистая пони испортила три яйца и расплакалась, как маленькая кобылка, прямо у папы на глазах.
Папа.
Эта мысль показалась Сансет такой естественной, что она не сразу поняла, что именно в ней не так.
Инки Пэн ни разу не реагировал на это слово негативно, когда оно вырывалось у неё при разговоре. Когда-то давно кобылка вообще называла его дедом, но это слово выпало из её лексикона с той самой злополучной ночи.
Папа.
Это звучало как щит гвардейца. Как фонарик, освещающий путь.
Возможно, когда-нибудь, когда Сансет будет проводить с ним больше времени и станет для него более значимой, он назовёт её своей дочерью, и тогда они смогут жить как настоящая семья – мама, Инки Пэн и она. Если, конечно, такое вообще возможно в перспективе. Почему-то единорожке казалось, что этого никогда не произойдёт.
Вынырнув из своих мечтаний, золотистая пони посмотрела на настенные часы и, увидев, что они уже показывают восемь вечера, поспешила взобраться на подоконник своего любимого окна. Оставалось всего пять минут до заката, и Сансет терпеливо ждала, всматриваясь в вечернее небо.
Однако время шло, а солнце висело в небесах на том же самом месте.
"Неужели мама опаздывает? Какие такие неотложные дела могли возникнуть, что она даже опустить солнце забыла?" — думала единорожка, устало прислонившись щекой к стеклу.
Прошло ещё несколько минут, прежде чем кобылка всерьёз забеспокоилась. Снова взглянув на часы в комнате, она чуть не упала с подоконника – принцесса опаздывала уже на целых сорок минут.
"Что же это творится такое?"
Пони заёрзала на месте, не зная, что теперь предпринять. Селестия находится неизвестно где, а другие пони вряд ли могли как-то помочь, разве что впали бы в панику, если бы знали о точном времени солнечных циклов. Не слышно, чтобы на улице кто-то был обеспокоен высоко стоящим в небе светилом. Выходит, Сансет единственная, кто в курсе проблемы?
Мама рассказывала, что не всегда она управляла солнцем. Когда она была совсем маленькой пони, его поднимала группа единорогов с самой мощной магией, способной двигать небесные тела. И эти пони управляли не только солнцем, но и луной.
Способна ли сама Сансет опустить солнце? Может быть, её магия недостаточно сильна для этого, но от того, что она попробует это сделать, ничего плохого точно не случится, ведь так?
В спешке, единорожка пролистала энциклопедию, которую недавно взяла в библиотеке. Нужно было узнать направление, в котором следует двигать солнце, и она, наконец, нашла об этом упоминание. Следовало лишь немного подтолкнуть небесное светило, чтобы ему хватило сил преодолеть свой путь вокруг земли и вернуться на исходную точку, откуда его можно двигать утром для рассвета.
Убедившись, что хорошо усвоила теорию, Сансет приступила к практике. Полная решительности, она вышла на свой балкон и глубоко вздохнула.
"Это как обычная левитация. Толкнуть по орбите – и дело сделано", — успокаивала себя единорожка.
Настроившись, она попыталась взять в магический захват солнце. Это оказалось так же непросто, как если бы она попыталась поймать в носовой платок мантикору. Своей магией кобылкой ощущала сопротивляющееся небесное светило, которое не желало принимать незнакомую неокрепшую силу, но Сансет была настойчива.
Сквозь нарастающую от напряжения головную боль, она прокручивала в голове слова Инки Пэна. Она очень хотела, чтобы папа ею гордился, а значит, она сделает это, чего бы ей это ни стоило.
Магия из рога струилась с такой интенсивностью, что единорожка чувствовала пульсирующий жар на его кончике. Боль, исходящая от рога и отдаваемая в висках, казалось, ослепила её, мир перед ней предстал белым размытым пятном. Её силы уже были на исходе, и, решив не выдыхаться медленно, а наоборот увеличить силу последнего рывка, Сансет с криком выдавила из себя последние потоки энергии, как вдруг ощутила небывалый прилив магии откуда-то из глубины своей души. Бесконечной волной он сочился из неё, пока её ловушка не захлопнулась, и она не смогла толкнуть непокорный объект по его изъезженной тысячелетиями траектории.
"Я сделала это, папа".
Кобылка почувствовала дикую боль в висках, а после – провалилась в темноту.
Какое-то время единорожка лежала неподвижно, прислушиваясь к окружающему её миру. Она не слышала ни привычных звуков ветра, ни цокота копыт стражников, сопровождаемого лязгом металлической брони. Окружение вообще не ощущалось привычным.
Когда Сансет, наконец, решилась открыть глаза, её взору предстало очень странное место, которое состояло целиком из звёздного неба. Созвездия вокруг казались гораздо ближе, чем обычно, и непрерывно мерцали и переливались.
"Куда я попала?" — подумала золотистая пони.
Последнее, что она помнила, это балкон, на котором она попыталась опустить солнце. Кажется, она его даже опустила, однако не была уверена, потому что совершенно этого не видела.
Поднявшись на копытца, Сансет ощутила некоторое онемение в ногах, но всё же была в состоянии ходить. Вновь оглядевшись, она поняла, что крайне озадачена: кругом мерцали бескрайние просторы космоса, и посреди всей этой пустоты стояла она, маленькая золотистая единорожка, совершенно сбитая с толку.
Ещё раз тщательно осмотрев пространство вокруг себя, Сансет что-то обнаружила. Её внимание привлекла одна особо яркая звезда где-то далеко впереди. Она как будто манила её туда, излучая непрерывный холодный свет, и заворожённая кобылка побрела в этом направлении.
Но это оказалась никакая не звезда. По мере того, как маленькая пони приближалась, звезда становилась всё больше, приобретая очертания высокого белого здания с множеством этажей и колонн. Стены этого строения будто сами по себе излучали свет, освещая все комнаты изнутри.
Сансет остановилась как вкопанная, когда почувствовала что-то мягкое под копытцем. По ступеням здания, куда-то вглубь, вела длинная бело-седая лента, целиком состоящая из волос: не то грива, не то хвост – сходу нельзя было понять, что это. Единорожка, которая к тому времени уже привыкла к странности этого места, уже ничему не удивлялась. Она перестала бояться неизвестности, ведь идти ей теперь всё равно было некуда, поэтому пони отправилась по длинному волосяному следу прямо к его владельцу.
Она немало плутала в закоулках этого странного здания – порой след пересекал сам себя – но вскоре кобылка отметила, что путь вёл её к какому-то месту. Ей всё чаще попадались большие шкафы, полные книг, на которых тем не менее не было ни пылинки. Некоторые корешки не имели на себе названия, но чаще всего на них были написаны имена каких-то незнакомых пони.
"Может быть, это библиотека?"
Если это и вправду библиотека, значит здесь должен быть библиотекарь. Кто же, если не библиотекарь, может объяснить, что тут происходит?
Вскоре Сансет вышла к огромному круглому залу, откуда открывался вид на всевозможные этажи, уходящие вверх бесконечной лентой. По краям зала стояли такие же шкафы, вплотную набитые книгами. На фоне белых стен и шкафов эти книги казались чем-то очень важным, резко с ними контрастируя. Завораживающая атмосфера поглотила Сансет. Кобылка так засмотрелась на всё это, что не сразу заметила, что в зале кто-то есть.
Посреди всего этого великолепия стоял такой же белый, как и всё остальное, стол, за которым сидело непонятное существо. Именно ему принадлежали те волосы, которые оказались переплетёнными между собой гривой и хвостом. Сансет могла поклясться, что отчётливо видела очертания его тела, но, как бы она ни пыталась разглядеть лицо этого существа, похожего на пони, у неё ничего не выходило. Яркий белый свет размывал его черты, не давая рассмотреть даже глаза. Существо сидело неподвижно, только перо, управляемое магией, что-то выводило на бумажных страницах раскрытой книги, хотя чернильницы нигде поблизости не было.
Переступив поток седых волос, Сансет осторожно подошла ближе.
— Извините… — произнесла единорожка, и собственный голос показался ей каким-то чужим. — Что здесь происходит?
Пони, никак не отреагировавший на появление в зале кобылки, казалось, заметил её только сейчас. Он поднял голову от книги и подался вперёд через свой стол, смотря в упор на Сансет, будто в самую душу, отчего ей стало немного не по себе. Лицо, представляющее из себя белое "ничего", в течение нескольких секунд изучало её, прежде чем прямо в её голове раздался чей-то голос:
"Как твоё имя?"
У единорожки от такого поворота похолодело в ногах, и она пролепетала:
— С-сан-сет Шиммер…
Странный пони вернулся на своё место и вытянул перед собой копыто, в котором тотчас же материализовалась книга. Сансет очень удивилась, когда заметила на обложке своё имя. Пони пролистал несколько страниц книги, что-то прочитал, затем книга растворилась прямо в его копытах.
"Ты пришла слишком рано", — строго произнёс голос в её голове.
Единорожка ничего не успела ему ответить. На неё вдруг накатила такая дикая усталость, что она тут же опустилась на пол и, закрыв глаза, провалилась в глубокий сон.
Знакомое тепло, мягкость постели, приглушённые голоса будто откуда-то издалека. Обрывки сна вплывали и меркли в её голове, пока Сансет не подумала, что пора бы уже просыпаться. В окно её спальни светило солнце, но солнечные лучи лишь слабо освещали комнату сквозь занавески. В комнате стояла тишина.
Единорожка скинула с себя одеяло, села в кровати и потёрла копытцами глаза. Отголоски головной боли ещё давали о себе знать, но не так сильно как вчера.
Вчера.
Глаза Сансет резко распахнулись. Был ли вчерашний вечер сном или она и вправду собственной магией сумела опустить солнце? Она попыталась встать с кровати, но ощутила слабость и едва не упала лицом вперёд.
— Санни, ты уже проснулась? — послышался голос Селестии из гостиной, прежде чем она вошла в спальню. Её переливающаяся грива была не такой подвижной, как обычно, а вид у принцессы был очень обеспокоенный.
Сердце маленькой кобылки затрепетало от радости, и она бросилась к маме, не обращая внимания ни на ватные ноги, ни на внезапно давший о себе знать голод.
— Мама… — Сансет прижалась к ногам матери, не зная с чего начать. В голове вертелось столько вопросов, что она совершенно растерялась.
— Как же ты меня напугала, — тихо произнесла аликорн, обнимая дочь белоснежным крылом. — Инки Пэн нашёл тебя на балконе без сознания, я прилетела сразу же, как только узнала об этом.
— Значит, ты всю ночь была здесь? — спросила обрадованная единорожка.
— Конечно, Санни, — подтвердила Селестия. — Я провела в твоей башне всю ночь, после того как ушёл врач. Он сказал, что ты сильно переутомилась из-за магического напряжения, и тебе нужно отдохнуть. Я просто не могла оставить тебя одну в такой момент.
Сансет вспомнила, как стремительно вчера прошла их встреча, прежде чем принцесса поспешно покинула Кантерлот в своей позолоченной повозке, и спросила:
— А как же твои дела в другом городе?
— Ты для меня важнее, — мама тепло улыбнулась и ласково потёрлась носом о нос кобылки. — Дела могут и подождать.
Единорожка была рада, что принцесса сейчас с ней, что она никуда не уйдёт – это грело ей душу. Однако у неё всё ещё оставалась куча вопросов, на которые она жаждала услышать ответы.
— У меня вчера получилось опустить солнце? Я правда сделала это сама? Что случилось такого важного, что ты забыла про это? — вопросы сыпались сами собой как из рога изобилия.
— Я вчера действительно слишком усердно погрузилась в свои обязанности, что совсем забыла о самой глобальной из них, — виновато произнесла аликорн. — И я сперва очень удивилась, когда солнце вдруг само по себе стало клониться к закату, а спустя несколько минут прибыл пегас из королевской стражи с новостью о тебе. Инки Пэн нашёл возле тебя учебники по магии и книгу, в которой описывалось движение небесных тел, и предположил, что именно ты и опустила солнце, — в голосе принцессы прозвучала неприкрытая гордость за своего ребёнка. — К тому же на это указывал слишком очевидный факт, — добавила она.
— Какой? — Сансет удивлённо вскинула бровь и вопросительно посмотрела на мать.
Селестия немного насмешливо склонила голову. Проследив за её взглядом, кобылка оглядела себя и обнаружила яркую отметку на своём боку – красно-жёлтое, словно на закате, солнышко.
— Моя метка? — удивлённо произнесла она, затем, осознав этот факт, радостно завопила: — Моя метка! Она появилась!
Она бросилась пританцовывать вокруг мамы, и её радости не было предела. Правда, ещё не до конца отдохнувшая кобылка быстро выдохлась и плюхнулась на круп, при этом продолжая беспрестанно любоваться своей меткой.
— Какая она красивая, — сказала единорожка, пока принцесса умилённо улыбалась от счастья, глядя на неё. — Значит, моя судьба – сиять, так же как ты? — спросила золотистая пони.
— Несомненно, тебя ждёт большое будущее, Солнышко, — серьёзно сказала аликорн. — Тебе предстоит много работать над своей магией и, кто знает, может, однажды, ты сменишь меня на посту богини солнца.
От такого поворота у Сансет глаза на лоб полезли.
— Правда? — не веря своему счастью, спросила она. — И тогда я смогу летать?
— Всё верно, Санни, — кивнула Селестия. — Не обязательно быть пегасом, чтобы иметь крылья. Достигнув потолка своих возможностей и преодолев этот барьер, можно стать кем-то большим, чем просто хорошо владеющий магией единорог.
Радость сменилась волной нахлынувшего воодушевления, которым, казалось, кобылку щедро окатили из ведра. Столько всего предстояло сделать и узнать, что захватывало дух, а главными призами за все эти познания были титул принцессы и крылья – её собственные крылья! Даже если на её долю выпадут тяжёлые испытания, единорожка твёрдо знала – они будут того стоить, если она в конце концов придёт к своей цели.
— Я не знала, когда ты проснёшься, так что мне пришлось отменить сегодняшний банкет, объявив, что ты себя плохо чувствуешь, — вернул её в реальность голос Селестии. — День уже почти закончился и, раз уж так вышло, позволь мне вручить тебе твой подарок прямо сейчас.
Белоснежный аликорн левитировала из гостиной книгу в коричневой обложке без каких-либо надписей на ней. Сперва Сансет подумала, что это особая книга для её собственных записей, однако Селестия не спешила её отдавать. Магия принцессы плотно объяла подарок, на мгновение осветив комнату яркой вспышкой, затем левитация разделилась, явив дочери две идентичные книги. Они различались только изображёнными на их обложках знаками: на одной была метка Селестии, а на другой метка Сансет. Принцесса передала единорожке книгу с меткой в виде жёлто-красного солнышка.
— Это не простые книги, Санни. Одна из них всегда будет при мне, а другая – при тебе. В любое время ты сможешь написать в своей книге послание для меня, и я смогу его прочесть в своей.
В подтверждение своих слов она достала чернильницу с пером, раскрыла свою книгу и стала что-то писать. Единорожка хотела открыть свою книгу магией, но передумала, ощутив болезненное давление в висках, а потому – воспользовалась копытцами. На первой странице красивым маминым почерком было написано "С днём рождения, Солнышко!".
— Спасибо, мама…
Теперь у Сансет была возможность связаться с мамой тогда, когда она захочет, о чём она всегда мечтала дни напролёт, ведь принцесса часто бывала слишком занята для личных встреч. Однако было ещё кое-что, о чём Селестия наверняка уже забыла…
— Что-то не так, Солнышко? — спросила аликорн, заметив её погрустневшую мордашку.
Кобылка нерешительно взглянула на мать.
— Помнишь, что ты мне обещала в прошлом году? Ты же не шутила?
Несколько секунд солнечная принцесса в задумчивости смотрела на неё, затем ласково улыбнулась:
— Идём, Санни.
И внутри единорожки вновь загорелся огонёк радости:
"Она помнит! Она знает, как это важно для меня!"
Отложив в сторону свои книжки, обе пони вышли на балкон. Солнце ещё стояло в небе, но часы уже показывали вечернее время, а потому перед тем как исполнить своё обещание, Селестия зажгла свой рог и, даже ни на секунду не изменившись в лице, опустила солнце. Наблюдавшая за этим повседневным действом Сансет уже не удивлялась той лёгкости, с которой мама это делала. Когда-нибудь она сама будет способна на то же самое, не падая при этом в обморок от магического истощения.
— Ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе следует ещё отдохнуть? — спросила принцесса, покончив со своими обязанностями.
— Я в порядке, мам. Правда, — ответила кобылка, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения. Она и вправду чувствовала себя уже намного лучше. Колдовать она не сможет ещё как минимум день, но это не было поводом для беспокойства, когда предстояло такое…
Без лишних слов Селестия опустилась на одно колено, пригибаясь пониже и жестом приглашая единорожку взобраться ей на спину, что и сделала преисполненная радости Сансет. Кобылка обняла маму за шею, и грива аликорна вернулась к прежнему подвижному состоянию, мягко скользя по плечу маленькой пони.
— Готова? — Селестия расправила белоснежные крылья, и Сансет вновь про себя отметила какие же они огромные. — Держись крепче, Солнышко.
Кобылка крепко ухватилась за маму и в следующее мгновение почувствовала, как оттолкнувшись от пола балкона аликорн взмыла в небо. Воздух свистел от мощных взмахов крыльев, и единорожка ощущала под собой, как напряжена спина принцессы. Мимо быстро проносились башни замка, пока Селестия набирала высоту. Блики заката отражались в окнах и ползли по блестящим покрытым позолотой шпилям башен. На фоне темнеющего пурпурно-фиолетового неба замок казался картонной декорацией, в которой вдруг отпала всякая надобность. Сансет глядела на него со стороны и думала о том, насколько всё же огромен мир. Прямо с горы ниспадал гигантский водопад, и белоснежный аликорн подлетела к нему поближе, описав круг вокруг замка. Вода искрилась в лучах заходящего солнца и мерно шумела. По мере того как принцесса взлетала всё выше, его шум удалялся, пока совершенно не затих. Теперь под ними проплывали бесчисленные поляны, покрытые поздними цветами и каменистыми выступами. Их тени резко выделялись на фоне травы тёмными полосами, которые удлинялись по мере захода солнца. Когда единорожка подняла взгляд от земли, то увидела перед собой бескрайнее небо, уходящее куда-то вдаль. Рог Селестии охватила магическая аура, и из-за горизонта показался краешек луны, сменяя дневное светило и привнося в закат новые краски. От этой картины у Сансет спёрло дыхание, и она только восхищённо ахнула, не в силах сказать ни слова. Ало-розовый закат сиял так ярко, что она невольно зажмурилась. Мамины крылья замерли широко раскрытыми, пока их обладательница мягко плыла по небу, сбавив скорость до минимума. Был слышен только шум ветра в ушах да тихий шелест перьев.
Поборов охватившее её волнение, кобылка закрыла глаза. Она представила, будто это за её спиной раскрыты крылья, представила, как проходит сквозь них воздух с плавными взмахами, толкая вперёд, в небо, навстречу чему-то новому и неизвестному. Лёгкий ветер расчёсывает её гриву и хвост, обволакивая тело нежным теплом со всех сторон.
Сансет медленно улыбнулась одними только уголками губ и тут же ощутила, что плачет. Но эти слёзы были вовсе не от грусти или обиды.
Она была счастлива.
Когда золотистая пони вновь открыла глаза, мама плавно спикировала на балкон её башни. Солнце уже полностью зашло, и только бледная луна с ликом давно потерянной принцессы освещала потемневшее небо. Единорожка всхлипнула напоследок, и утёрла копытцами мокрые щёки. Мама осторожно левитировала её со своей спины и вдруг замерла, заметив слёзы.
— Почему ты плачешь, Солнышко?
— Негоже имениннице плакать в свой день рождения, — послышался голос из гостиной, настолько знакомый, что даже родной, и на балкон вышел Инки Пэн, выкатывая рядом с собой сервировочный столик с тортом и чайным набором. Следом за ним летели в магическом поле разноцветные коробки с подарками.
Торт был намного скромнее, чем на всех предыдущих праздниках, которые устраивались на её день рождения, но Сансет всё равно была счастлива. Она была счастлива видеть и Селестию, и Инки Пэна, а особенно она была рада, что этот день рождения они отметят только втроём, как семья. Забыв про слёзы, Сансет протянула копытца к обоим любимым пони и обняла их, стараясь навсегда запечатлеть в памяти этот момент. Единорожка засмеялась от радости и воскликнула в порыве чувств:
— Вы самые лучшие мама и папа, я вас так люблю!