Сияние души
Меланхолия:Часть 1
― Спасибо, что помогаешь мне стряхивать эти яблоки, ― сказала Сид Сайдер, пиная одну из десятков яблонь. ― Мне одной пришлось бы целый день пахать, а с тобой мы сделаем все в три раза быстрее и сможем пойти погулять.
― Я всегда готова помочь другу, особенно, если предки нагрузили его работой. ― Взвалив одну из корзин на себя, я пошла к амбару, Сид проследовала за мной.
― Еще несколько ходок, и все будет сделано. Слушай, ты как? Я про тот инцидент на ярмарке.
― Да все нормально, я действительно была полной дурой и еще рассчитывала на что-то, ходила за Рено как ненормальная. Все хорошо, ― дойдя до амбара, мы положили корзины. ― Ну, думаю, за такой труд можно наградить себя яблочком, ― я выбрала красивое зеленое яблоко и надкусила. ― ААЙ! ― Острая боль пронзила мою челюсть.
― Что такое? ― обеспокоено спросила Сид.
― Зуб заболел, ― я открыла пасть, чтобы она смогла заглянуть.
― Вау, как десна опухла, тебе нужно к стоматологу.
― Не… не надо к стоматологу! Оно само пройдет.
― Ой, Нотерн, что ты как маленькая? Это же просто наш стоматолог мисс Бувье, она профи, всегда улыбается, после осмотра может даже леденец дать, милая кобыла.
Для всех остальных наш стоматолог был просто чудом, но у нее есть скелет в шкафу ― ее дочь живет в нашем приюте, и я понятия не имею почему. Она хорошо обеспечена, живет в роскошном доме и ладит с жеребятами так, что дети улыбаются, когда бегут к ней лечить зубы. Так почему она отдала свою дочку в приют, лишив ее материнской заботы?
Я не стала рассказывать это Сид. Мама попросила меня никому об этом не говорить, и я держу слово. Но в глаза Бувье я смотреть не могу.
― Все пройдет, ― соврала я, боль только усилилась. ― Давай продолжим собирать урожай.
В приюте наступило время обеда, и я помогала маме раздавать детям еду. Я держала кастрюлю, а она разливала содержимое по тарелкам, иногда отрываясь от дела, например, чтобы прописать воспитательный подзатыльник Джиму, который опять дергает Сару за косы. Обычный день в приюте.
― У тебя щека опухла, пчела укусила? ― спросила меня мама.
― Да нет, просто зуб болит, вот и все.
― И все? Нотерн, это не шутки. Ты знаешь, чем все может закончиться. Пойдешь к зубному, ― приказала она мне.
― Что!? Нет, я не пойду к ней! ― резко ответила я.
― О Селестия, опять она за свое, ― мама закатила глаза и поджала губы. ― Нотерн, я понимаю, что у тебя есть все основания ненавидеть нашего стоматолога, но пойми, у всех поступков есть причины.
― И какие же, вот скажи мне.
― Я не могу тебе ответить, я дала слово.
― Да? И что это за причина, чтобы отдать свою дочь в… ― Мать заткнула мне рот копытом, мы подходили к предмету нашего спора ― кобылке-единорогу с ванильной шкуркой и розовыми волосами.
― Привет, Лили, ― улыбнулась мама. ― Сегодня твое любимое блюдо.
Маленькая пони вернула улыбку, но, учитывая мешки у нее под глазами, получилось не очень радостно.
― Как мило, мать этой девочки сейчас кушает в шикарном доме и взвалила на тебя все заботы, сбагрив ее сюда, ― прошипела я на ухо своей матушке.
В ответ она пнула кастрюлю так, что отдача ударила мне в живот. ― Если ты не заткнешься, я сама вышибу тебе больной зуб этим черпаком.
Разговор о больном зубе перешел в мою комнату, я сидела за письменным столом и выслушивала дедушку с мамой.
― Давай я просто вырву ей зуб. У меня где-то были медицинские инструменты, их надо только продезинфицировать. Дам ей водки, вырву зуб и еще дам водки.
― Я тебе дам, ― рыкнула мама. ― Мне хватило того раза, когда ты решил подстричь ее. Пришлось парик покупать, чтобы скрыть то безобразие.
― Почему вы не можете просто оставить меня в покое? ― спросила я их. ― Зуб пройдет.
― Нотерн, у тебя уже щека опухла и скоро изо рта будет вонять! С этим не шутят, ты идешь к зубному, завтра!
― Нет! ― уперлась я.
Мама стала массировать виски. ― Лучше бы папа забрал тебя с собой не знаю куда, сидела бы себе, готовила харчи для жеребят без геморроя в виде дочери.
― Видишь, до чего ты довела свою маму, ― укорял дедушка. ― Она при подобных выходках сидела у себя в комнате с красной задницей.
― Я не пойду к зубному, ― повторила я.
― Ну все, не хочешь, так не хочешь, пошли, папа.
― Ты все это так оставишь?!
― А меня задолбало это, у меня тут еще десяток мелких, за которыми надо следить, пускай эта мазохистка сидит тут сколько влезет, ― мама с дедом вышли, громко хлопнув дверью, а я прыгнула на кровать и стала яростно бить подушку. Меня переполняла злость вперемешку с непониманием, как можно ее выгораживать? Почему они на ее стороне, а не на стороне ребенка? От злобы я сжала челюсти так, что больной зуб буквально уложил меня в постель, боль была невыносимой.
Похоже придется отложить свои ночные полеты.
― Вот это у тебя щека опухла, Нотерн, ― изумился Верн, разглядывая мою мордаху. ― Может сходишь к врачу?
Я злобно промолчала, стараясь меньше болтать. Верн обеспокоено смотрел на меня, он хочет мне помочь, но не понимает, почему я противлюсь. Помимо Верна, на меня смотрела Линк, ей, видимо, доставляло удовольствие видеть мои страдания.
― Эй, в чем дело? ― к нам подошел Эмет и тоже увидел мою щеку. ― Вау… Нотерн… тебя пчела ужалила?
― У меня зуб болит, ― ответила я и тут же пожалела, зуб заболел еще сильнее.
― А ты не думала сходить к… ― Верн прикрыл ему рот копытом, а Линк стала объяснять.
― Даже не произноси это слово, она бесится при упоминании “той, чье имя нельзя произносить при Нотерн”.
Эмет убрал копыто от своего рта и спросил: ― Почему?
― Никто не знает… Ууу ― Линк затрясла передними копытами, будто рассказывая страшную историю. ― Стоит при ней упомянуть местного дантиста, как она тут же становится монстром: глаза наполняются кровью, красивые пушистые крылья превращаются в страшные кожистые, из копыт вырастают жуткие когти, которыми она снимает кожу с жертвы и…
― Хватит! ― крикнула я и повалила Линк. ― Хочешь, чтобы я была такой ― я буду такой! ― несмотря на дикую боль, я схватила Линк и залезла своим языком ей в ухо.
― Фу, Нотерн…Фу… достань его оттуда, только не “Мокрого Вилли”! Ахах…
Я отпустила ее, боль продолжалась, и я решила воздержаться от разговоров.
― И все же, почему? ― переспросил Эмет.
― Парень, мы не знаем, ― ответила Линк, вставая. ― Мы многого не знаем о Нотерн, хоть и знакомы с детского сада, но не всегда понимаем ее действия. То она пропадает на день так, что ее никто не может найти, то она часами сидит на мосту и смотрит на дорогу, ведущую из города. Нотерн кишит всякими демонами, которые мучают ее. О некоторых мы знаем, другие спят тихо, пока их не разбудит, к примеру, совет отправиться к дантисту.
Слова Линк даже меня заставили бояться саму себя, неужели я так выгляжу со стороны?
― Помнишь, как она поймала крысу и сожгла ее в чучеле плетеного пони? ― сказал Верн.
― Ага, а как она пропала на четыре дня. Это кошмар, Эмет, ей было всего шесть, и ее искала половина города. Оказалось, она ушла далеко в лес и шла без остановки. Нашли ее только на четвертый день! Она без сна и еды протопала несколько десятков миль.
― Ого! ― удивленно воскликнул Эмет.
― Так что не стоит удивляться подобным заскокам Нотерн. Это ее природа, ― заявила Линк.
― Но ведь вы даже не знаете причин моего поведения.
― Нотерн, когда я тебя спросила, почему ты не хочешь идти к стоматологу, в первый раз, ты послала меня подальше. Этим ты дала понять, что мы не должны лезть в твои дела.
― Оу…― Неужели я такая? Агрессивная и закрытая?
― А что за шарф на мосту? ― спросил Эмет. Друзья вновь обрушили на меня болезненные взгляды.
― Об этом лучше не говорить, Эмет, ― сухо ответила Линк.
― Почему?
― Просто не сейчас, Нотерн может все сама рассказать, ― Линк указала на меня.
― Как-нибудь в другой раз, ― сказала я и пошла прочь.
Кидая камни в озеро, около которого расположено мое маленькое убежище, и наблюдая, как по водной глади расходятся круги, я размышляла.
Почему мама, дед и другие заступаются за нее? Может есть причина, но я не вижу ее? Может я запуталась: где добро, а где зло? Что есть хорошо? А что плохо?
Может это хорошо, когда ненужных жеребят оставляют у порога детдома или выкидывают в мусорные контейнеры? А плохо, когда они выживают и шныряют по улицам?
Да нет, с ранних лет меня учили тому, что хорошо, а что плохо.
Когда Лили только попала в приют, первые несколько лет она сидела у окна целыми днями, ожидая, что вот-вот придет мама и заберет ее. Но дни сменялись неделями, а затем и месяцами. А моя злость на Бувье росла, и ее непонятные мотивы только подливали масла в огонь.
Ладно, думаю, круги на воде не дадут мне ответа, пойду домой.
Путь занял целых полчаса, я шла по лесу то и дело останавливаясь, чтобы снова подумать. В скитаниях по лабиринту собственного разума я не заметила, как стало светлеть. И подходя к дому, я заметила маму с дедушкой, они о чем-то беседовали, увидев меня, мама мне помахала.
― Привет. А что вы тут делаете в такой час?
Мама меня обняла и нежно улыбнулась. ― Мы хотели сказать тебе, что не в обиде. Знай, мы всегда тебя поддержим, каким бы не был твой выбор.
― То есть я могу не ходить к нашему стоматологу?
Она кивнула. ― Ты не пойдешь… ― и погладила меня по щеке. ― Мы тебя туда отнесем.
С этими словами меня схватили сзади, это оказался Верн. Ему помогали удерживать меня Линк, Сид и Жуль.
Нет у меня больше друзей… по крайней мере на ближайший день. Они затащили меня в кабинет и привязали ремнями к медицинскому креслу. Где они его вообще достали? Более того, чтобы я не закрыла рот, мне вставили стоматологический кляп. Я была похожа на героиню эротического журнала “Павшая Эквестрия”.
Вот только мне будут зубы лечить.
― Вот и наша Нотерн, ― надо мной склонилась единорожка, мордочка ее была закрыта марлевой повязкой. Волосы тоже были спрятаны, я видела лишь торчащий рог и голубые глаза. ― Твоя мама сказала, что у тебя проблемы с зубками и что ты любишь кусаться, ― ее голос был ласков и добр, расхотелось даже вырваться и врезать ей. Но какого черта?
― Ну давай посмотрим, что у тебя там, ― она заглянула мне в пасть. ― Ууу… как мы запустили свой ротик, ну ничего, я сейчас все тебе поправлю, ― она полезла за инструментами.
― Твоя мама рассказывала, что мы жили в одном доме? Еще до твоего рождения тут стоял небольшой четырехэтажный дом, и наши семьи жили на одной лестничной клетке.
Прошло два часа, и у меня кардинально поменялось представление о Бувье. Добрая отзывчивая кобыла. О Селестия! Какие она рассказывала истории про мою маму, я хохотала до слез. И посреди всего этого я чувствовала смятение, я запуталась. Мне все сильнее хотелось воскликнуть: Почему!? Почему, живя такой счастливой жизнью, ты обрекла свое дитя на существование в приюте?
― Ну вот и все, я закончила. Почаще чисти зубы, я дам тебе специальную пасту, которой ты должна пользоваться некоторое время. ― Ее рог засиял и ремни, державшие меня, ослабли, а кляп дал свободу челюсти. Она оттянула повязку и сняла шапочку, позволив увидеть ее кудрявые рыжие волосы, смотрящие в разные стороны.
Я не была уверена, начинать ли мне этот разговор, и стояла в нерешительности. Но затем мое нахальство стало возвращаться.
― Знаете, а ведь она ждет, когда вы придете, ― выпалила я. Бувье замерла, она стояла спиной ко мне, и я не видела, что сейчас происходит с ее лицом. ― Пока вы мне это рассказывали, я не понимала, почему и зачем. У вас ведь все хорошо, у вас была семья, лучшая подруга, но вы обрекли дочь на жизнь в старом приюте, ― она все еще молчала, и я продолжила.
― Она все спрашивает нас с мамой, как ваше здоровье. Она знает, что вы зубной врач и гордится этим. Так почему?
Она повернулась ко мне, лицо ее больше не излучало сияние, от которого хотелось улыбаться, там были только боль, злоба и страх.
― Хочешь знать почему? Хочешь знать, за что ты меня ненавидишь? Да, я знаю о твоих чувствах ко мне. Так вот, хочешь правды ― получай.
― Однажды глубокой ночью, возвращаясь домой с работы, я решила срезать путь через переулок. Я хотела побыстрее оказаться дома и поэтому пошла коротким путем, подумав: “Да что может случиться?” И это “что-то” случилось. На меня напал жеребец, он заткнул мне рот и связал ноги, а рог заблокировал кольцом. Это был насильник.
Услышав это, я ужаснулась, мои ноги стали подкашиваться.
Бувье продолжала. ― Я была в его власти, он даже не стал никуда меня тащить, он сделал это со мной прямо в переулке. И впереди была вся ночь.
Он смотрел на меня с улыбкой победителя. Он наслаждался тем, что держит меня против моей воли. Закончив, он оставил меня там, утром меня нашли прохожие. Спустя сутки его поймали и посадили в тюрьму, откуда он уже не выберется.
Она сделала паузу, собираясь с мыслями.
― Через несколько недель я узнала, что беременна, беременна от этого сукина сына. Я решила оставить ребенка, не знаю почему, мне стало ее жалко.
Когда она родилась, я… я… Она была так похожа на него. Каждое ее движение, каждая эмоция были его точной копией, когда она смотрела на меня и улыбалась, я видела эту улыбку.
Я не выдержала. Я попросила твою маму забрать ее к себе в приют, та, ничего не спрашивая, выполнила мою просьбу. Теперь ты знаешь, почему я это сделала. Довольна!?
― Но это не вина вашей дочери, она не выбирала эту внешность. Может если бы вы попытались забыть его, а не ее, эта улыбка стала бы напоминанием о том, что у вас есть тот, кто вас любит. Подумайте над этим. Вам причинили боль, но не причиняйте ее другим.
― Мисс Бувье, к вам по записи пришли, ― объявила секретарша по интеркому.
― Мне нужно работать, уйди, пожалуйста, ― она была бледная.
― Пожалуйста...
― УБИРАЙСЯ! ― свирепо крикнула она на меня.
Я последовала к выходу.
Вот я и докопалась до истины, теперь мне ясно, почему Бувье сделала это. Стало мне лучше? Хер там, теперь меня грызет совесть, как бешеная собака кусок мяса.
Я усвоила урок, бывает, лучше не знать о некоторых вещах. Если что-то случилось, значит так надо.
― Эй, малышка, как зубы? ― спросил меня дедушка. ― Может водочкой рот прополоскать.
― Я тебе прополощу! ― крикнула из окна приюта мама. ― Нотерн, даже не вздумай!
― Да ничего я не буду делать! Отстаньте от меня! ― я побежала в свою комнату. Закрывшись там, я упала на кровать. Неужели вся наша жизнь это эгоизм и страх? Бувье была изнасилована, ей причинили боль, и вместо того, чтобы попытаться забыть этот эпизод и жить счастливо со своей дочкой, она сделала примерно тоже самое: отдала ее в приют и решила жить сама, забыв о той ночи и жеребенке.
Я начинаю думать, что нет никакого добра и зла, есть просто сплошное действие, и оно приводит как к плохому, так и к хорошему. Может в этом и есть гармония: когда кому-то хорошо, кто-то другой за это должен страдать.
А как же Лили? Когда она вырастет и узнает историю своего рождения, когда она покинет стены этого приюта и направится к матери, кто знает, чем все закончится? Возненавидит ли она ее или захочет начать все с начала.
В принципе, мне стало все равно… Я поняла, как работает жизнь.