По ком мы голодаем

Глава 3. "Это в глазах"

Ты сломя голову несешься по городу, как будто у тебя снова есть твои крылья. Пони кричат и отпрыгивают в стороны, но, кажется, никто за тобой не гонится, пока нет. Ты бежишь очень быстро, так чтобы никто не смог хорошенько разглядеть твою рану.

Но жеребенок ее разглядел. Жеребенок ее видел и он — она? — обязательно расскажет остальным. Вкус испуга и облегчения исчезает, и ты чувствуешь накатывающие на тебя волны гнева и страха. Они соберутся вместе, те пони, и поймают тебя. Маскировка больше не поможет — у них есть заклинания, раскрывающие твое настоящее тело, и ты закончишь так же, как и те чейнджлинги, погибшие в лесах, которых поймали до того, как они смогли спрятаться.

Ты не хочешь умирать. Только не так.

Здесь рядом есть другие города. Ты расчитываешь убежать либо в них, либо спрятаться в Вечнодиком лесу. Там они, возможно, не станут тебя ловить. Ты еще можешь убежать и попробовать где-нибудь еще раз. Но теперь внимательнее.

Лодыжка очень болит. Ты не обращаешь на боль внимания и продолжаешь бежать, держась проулков между домами. На дороге перед тобой мелькает тень, ты прижимаешься к ближайшей стене. Пегас, летит высоко — но он, кажется, тебя не ищет, поэтому ты быстро выскальзываешь на улицу.

Край города всего в нескольких домах отсюда. Если ты будешь бежать, то окажешься в лесах за секунды. Там тебя уже никто не поймает.

Но ты решаешь рискнуть. Вместо леса ты бежишь на сотню шагов подальше, к одинокой халупе, которую ты называешь своим домом. Снаружи он выглядит очень аккуратно, с подстриженным газоном и яркими красками на фасаде. Это такой дом, в котором мог бы жить настоящий пони. Обычно тут можно было прятаться.

Но, конечно, не теперь. Как только соберется толпа, ни один дом ее больше не остановит. Пони, как правило, мирные создания, травоядные, но когда табуну угрожает хищник, они становятся свирепыми. Они не просто так властвуют над этим миром. Любое другое существо, которое ползает, или плавает, или летает, каким бы ужасным монстром оно ни было, всегда живет в тени пони.

Ты вбегаешь в дом и с силой захлопываешь за собой дверь. На ней нет замка — это же Понивилль — но ты надеешься, что закрытая дверь хотя бы на несколько секунд остановит толпу. Пони настолько вежливы, что обязательно постучат перед тем, как ворваться в дом и разорвать тебя на клочки.

Может быть, у тебя есть еще несколько минут. Чувства толпы пока нет, твой рот не заполняется, словно желчью, вкусом злобы, или страха, или ненависти. На самом деле, чувства города сейчас те же самые, какие были на рынке — забота и усталость, но с тонким слоем радости, скрывающейся под ними. Жеребенок, должно быть, их пока не убедил.

Ну и хорошо, у тебя еще больше времени. Из-под кровати ты вытягиваешь пару брезентовых сумок. В них все твои накопленные биты и теплая одежда. Переживать холодные ночи снаружи, далеко от улья, может быть смертельно для чейнджлинга. Шарф с седлом не сильно тебя согреют, но с ними ты хотя бы не умрешь от холода.

Ты ходишь по дому и хватаешь с полок некоторые не слишком большие вещи, которые потом рассчитываешь кому-нибудь продать. Кусочки серебра, стеклянную статуэтку колибри. Редкие семена с прошлых походов в Вечнодикий лес, которые по-прежнему сушатся на подоконнике. Они купят тебе еще пару дней жизни в другом городе.

Хорошо, это хорошо. Ты застегиваешь сумки, закидываешь их себе на спину и рассматриваешь рану на лодыжке. Щепка до сих пор торчит в панцире, но зеленая жижа, вытекавшая из раны, теперь остановилась и уже начала чернеть. Ты морщишься.

Перво-наперво ее нужно оттуда вытащить. Будет больно. Пока тебе в голову не успели прийти всякие трусливые мысли, ты хватаешь зубами выглядывающий наружу кусок щепки и медленно вытягиваешь ее из копыта. Копыто болит, но боль для тебя не тоже самое, что боль для пони — на вкус она совсем другая. Для тебя она просто ощущение, предупреждение. Для них боль пугающа, ужасна, отвратительна. Ты ненавидишь, когда рядом с тобой есть пони, которым больно.

Наконец щепка вытащена. Ты выплевываешь обслюнявленный кусочек дерева на пол и выпускаешь из своего сердца немного магии. Рана искрится ярко-зеленым, словно горит, и спустя мгновения твоя плоть снова цела. Еще одна вспышка восстанавливает разорванную шкуру придуманного тобой земного пони. Теперь твоя маскировка вновь не вызовет ни у кого вопросов.

Идеально. Ты поправляешь сумки, чтобы ремни не резали тебе спину, и открываешь дверь.

За ней стоит маленький жеребенок. Шкура у него по цвету как песок, а грива — как морская пена.

Несколько мгновений вы смотрите друг на друга.

Ты закрываешь дверь.

Этот вкус в твоем рту — это паника. Ты понимаешь, что исходит он от тебя самого. Ты очень глубоко вздыхаешь. Тебе нужно расслабиться. Тебе нужно оставаться спокойным.

Из-за двери доносится один робкий стук, затем наступает тишина. Если прислушаться, то можно услышать, как дышит жеребенок.

Ты до сих пор не чувствуешь толпы. Может быть, ее здесь и вовсе нет.

Ты снова открываешь дверь. Жеребенок не уходит.

Интересно.

Ты решаешь, что жеребенок все-таки мужского пола. Мордочка и плечи у него немного широковаты. Он старше, чем ты подумал вначале. Соотношение его головы и копыт наводит на мысли, что он пережил по крайней мере на одну линьку больше, чем ты решил там, у повозки. По каким-то причинам он меньше остальных жеребят его возраста.

Он боится тебя. Ты чувствуешь, как с него капает страх, видишь, что он никак не может унять свои дрожащие копытца. Он так боится, что едва ли может двигаться, и все же он пришел за тобой сюда и постучал к тебе в дверь.

Пони боятся смерти. Ты прожил среди них достаточно долго, чтобы это узнать. Возможно, жеребенок достаточно умен, чтобы понять, что несколько минут назад он чуть не умер, и вот почему он боится. Ты уже узнал, что большинство молодых млекопитающих считают себя совершенно неуязвимыми, но, может быть, этот жеребенок умнее своих сверстников.

Ты протягиваешь копыто буквально на дюйм вперед, и вкус страха становится в два раза крепче. Жеребенок вздрагивает, но не убегает. Он не мигая смотрит на тебя свои водяными — синими — глазами, и ты замираешь на месте.

Он боится тебя. Он до смерти перепуган.

Страх жжет тебе язык.

— Пожалуйста, хватит, — шепчешь ему ты.

Жеребенок снова вздрагивает. Его челюсти начинают двигаться. Наконец ему удается пробормотать ответ.

— Х-хватит что?

Это было глупо с твоей стороны. Ты сказал не подумав, и теперь у него будет еще одна причина размышлять про себя, что ты такое.

Перед тем как ответить, ты глубоко вздыхаешь.

— Зачем ты пришел?

— Я только хотел сказать спасибо, — говорит жеребенок. Его огромные глаза скользят по тебе вниз, к твоему копыту, к ране, которую ты только что залечил. На ее месте теперь целая, ничем не тронутая шкура пони. Он смотрит на нее.

Верно. Ты прослеживаешь за его взглядом, и видишь, что мазок черно-зеленый крови до сих пор виднеется на твоей груди. Жеребенок его тоже замечает и быстро отводит глаза.

— И я не скажу никому, — говорит он. — Правда. Я не скажу.

О боги, он знает. Это малюсенькое облегчение, которые начало было расти в твоей груди, потухло словно свеча под дождем. Страх сковывает тебя, ты не можешь сдвинуться с места. Несколько секунд ты не можешь даже вздохнуть.

Жеребенок видит это.

— Правда, — говорит он. — Я не скажу. Я обещаю.

— Ты не скажешь? — повторяешь ты.

Он слабо трясет головой.

— Нет. Обещаю.

Ты смотришь на него, пытаясь различить любой намек на обман. Но ничего не видишь — только его искренность и маленькую, приятную нотку благодарности.

Может быть, он говорит правду.

Может быть, это не конец.

— Хорошо, — отвечаешь ты. Не говоря больше ни слова, вы еще несколько секунд глядите друг на друга, затем ты закрываешь дверь.

Проходит порядочно времени, прежде чем ты слышишь, как жеребенок уходит прочь.

---

Ты просыпаешься голодный. Опять.

Сегодня, когда тебе пришлось снова об этом вспомнить, с момента того "случая" прошла неделя. Целая неделя прошла после последнего рыночного дня, и все это время ты ни разу не выходил из своего дома.

То слабенькое чувство облегчения, которое появилось у тебя после обещания жеребенка, длилось не дольше следующей ночи. Лежа в своей постели, ты очень легко себе представлял, как он разговаривает или со своими родителями или с другими жеребятами. Он расскажет им, что случилось, и в конечном счете, все обо всем узнают. Может быть, не совсем обо всем — он даже может не рассказывать про твою рану или про то, кто ты такой на самом деле, но это все равно привлечет к тебе внимание. Пони захотят с тобой поговорить. Они будут пытаться узнать тебя поближе. Так что нет. Из все этого выйдет только одна беда. Ты выживал так долго, потому что не привлекал к себе внимания, потому что не был городским героем, спасающим невинных жеребят.

Ты даже не можешь вспомнить, как решился его спасти. Ты, наверное, просто не подумал о том, какие будут последствия, или, перепугавшись, кинулся к первому, что увидел. Ты был слишком шокирован происходящим, вот и все.

Такие мысли, или некоторые на них похожие, метались по твоей голове всю эту неделю. Ты, свернувшись, лежал в своей кровати, готовый тут же, только почувствовав вкус злости надвигающейся толпы, схватить упакованные сумки, лежащие рядом, и улететь прочь. Каждый день тебе хотелось есть все больше, ты становился все слабее, но даже это не заставило бы тебя показаться на улице. Лучше уж медленно умирать от голода, чем оказаться насмерть забитым камнями.

И вот прошла целая неделя, и сегодня снова наступил день, когда все пони идут на рынок.

Может, прошло уже достаточно времени? Пони занятые создания, а неделя — это все-таки много. К тебе возвращаются множество воспоминаний твоих прошлых жизней, сотен прошедших лет. Глубоко-глубоко в твоей голове ты смутно вспоминаешь другую землю, широкую пустыню, в которой нет ни одного ориентира, но где ветер возвел огромные песчаные дюны, в высоту достигавшие сотен футов. Там не было никаких пони, только одна молодая королева, которая была едва ли больше обычного чейнджлинга, и несколько ее слепых птенцов. Ты помнишь, как пищал в той песчаной жаре, погребенный под слоем песка, разыскивая своих сестер. Память твоих предков очень глубокая. Для тебя одна неделя ничего не значит. Один только взмах твоих крыльев. Для пони, особенно для жеребят, переживших так мало линек, неделя это долго. Может быть, достаточно долго, чтобы ее можно было забыть.

Поэтому ты решаешь идти на рынок. У тебя на продажу есть еще несколько семян, и если ты не выпьешь чужой радости, то умрешь еще до ночи. Это делает твой выбор довольно простым.

Ты медленно идешь к рыночной площади. Погода на этой неделе теплее; мерзлая трава больше не хрустит под твоими копытами, но грызущий голод в твоем животе и слабость в копытах не дают тебе идти быстрее улитки. Проходит почти час, прежде чем ты, наконец, дохрамываешь до центра городка.

Синебар встречает тебя у своего прилавка, щебеча так же, как и всегда. Она не замечает в тебе никаких изменений — ты, в конце концов, профессионал по части сокрытия вещей. А к голоду ты уже привык. Он как твой старый друг, всегда путешествует рядом с тобой. Ты обмениваешься с ней несколькими словами — говоришь так мало, как это только возможно — и она покупает несколько лесных семян. Если она и задалась вопросом, почему ты не принес из леса ничего посвежее, то только про себя.

Одного разговора с ней тебе очень мало. Это только разыгрывает твой аппетит.

Не имея с собой больше никаких растений на продажу, ты подходишь к старому тополю, под которым собрались родители, следившие за своими играющими жеребятами. Некоторые из взрослых выбрались из-под тени тополя и сейчас, лежа на спине и раскинув копыта в разные стороны, грелись под солнцем ранней весны. У тебя нет радостных воспоминаний, связанных с солнцем, но пони, кажется, хорошо под ним лежать, поэтому ты тоже выбираешь себе незанятое место и опускаешься на траву. Земля все еще прохладная и немного влажная, но спустя только несколько секунд солнце начинает греть спину, и ты чувствуешь, как опускаются твои уши, пока расслабляется каждый мускул твоего тела.

Проходит время. Взрослые пони лежат так близко, что даже если тебе никак и не принять их эмоции, почувствовать их ты все равно можешь. Пони переживают целую гамму чувств — главным образом радость и довольство, но также смешанные беспокойство, и раздражение, и злость. Ты закрываешь глаза и следуешь за запахами, в которых вокруг тебя растекается город.

Вдруг ты замечаешь новый вкус. Опасения и страх, которые горечью ложатся на твой язык. Ты открываешь глаза и видишь жеребенка со шкурой по цвету как песок и гривой — как морская пена, стоящего в нескольких футах от тебя.

Ты прекратил его бояться. Ни в чем этом больше нет смысла, не тогда, когда голод убьет тебя скорее, чем это сделает толпа злых пони. Ты прижимаешь уши к голове и ждешь, что он скажет.

Жеребенок копытом разрывает земляную грязь.

— О... привет. То есть, здравствуйте. Сэр.

Ты отвечаешь ему слабым кивком.

— Доброе утро.

Ты никогда не видел тонущего пони, но себе ты представляешь, что именно так он бы и выглядел. Жеребенок переминается с копыта на копыто, излучая беспокойную энергию. На вкус она была как камфара. Он открывает рот и из его горла уже начинают вылетать звуки, но затем он тут же замолкает и звуки обрываются.

Целую минуту вы оба молчите, пока вокруг вас разыгрываются сцены жизни маленького городка. В конце концов жеребенок отказывается от попыток завязать диалог и вместо этого тянется мордочкой к своим седельным сумкам. Они у него сшиты из простой мешковины, по углам уже проглядывают маленькие дырочки и пятна. Кажется, что они в любой момент готовы развалиться на лоскуты, но прежде чем они смогли бы это сделать, жеребенок наконец вытягивает оттуда свой приз — огромное спелое яблоко, которое даже ярче чем кровь, до сих пор пахнущее солнечным светом.

Жеребенок наклоняется к тебе, осторожно, словно стоя на краю пропасти. Яблоко свисает с маленькой веточки, за которую он ухватился зубами.

Ты поднимаешь брови.

— Мне?

Жеребенок кивает, яблоко от этого трясется.

— М-м, угу.

Тебе не нужно яблоко — временами тебе вообще не нужна обычная еда — но сейчас ты на глазах у пони, а пони посчитают это странным, если ты его не примешь. Медленно, чтобы не напугать жеребенка, ты наклоняешься вперед и хватаешь яблоко зубами. Его кожура мнется, но не лопается. Ты кладешь яблоко между своими задними копытами.

— Мне его дал Биг Макинтош, — говорит жеребенок. Он садится на корточки и запах тревоги пропадает. — После того случая. Он сказал, я мог взять себе столько яблок, сколько бы захотел.

Одну секунду ты молча смотришь на яблоко, потом переводишь взгляд обратно на жеребенка.

— Почему дал мне?

— Мне хотелось, — жеребенок трет передним копытом грудь и отворачивается в сторону. — И ты выглядишь голодным. Я знаю, что это такое.

Мороз сковывает твои легкие и одно мгновение ты не можешь даже вздохнуть. Никто не должен был этого заметить — твоя маскировка идеальна. Внутри, под этой шкурой, ты можешь сгорать заживо и никто этого не увидит.

— Это в глазах, — бубнит он, все еще не глядя на тебя.

Чудесно. Ты принимаешься часто мигать, словно колибри, пытаясь сбить какую бы там ни было пелену, которую он заметил.

— Я не голодный, — говоришь ты.

Он не отвечает. Пони вокруг вас начинают собирать расставленные палатки и готовиться к обеду. Народу на рынке становится меньше, когда целый табун пони уходит с площади к себе домой или в различные городские гастрономы, чтобы закупиться там едой.

У голода нет вкуса. Это одно из тех немногих чувств, которые есть у пони и которые не вызывает у тебя никаких реакций. Если бы ты находился в городе, жители которого были на грани голодной смерти, ты бы почувствовал их страдания и отчаяние, а не их голод. Ты не можешь попробовать его на вкус.

Ты думаешь, голоден ли этот жеребенок так же, как и остальные.

— Как тебя зовут? — спрашиваешь ты.

— Соу Даст. А тебя?

Перед тем как ответить, ты одну секунду размышляешь. Большинство пони дают своим жеребятам какие-нибудь красивые и бессмысленные имена. Соу Даст не подходило ни к первому пункту, ни ко второму.

Ну и ладно.

— Джин Стар, — говоришь ты.

— Это твое настоящее имя?

Он и так про тебя все знает. В том, чтобы пойти дальше, опасности нет.

Ты медленно качаешь головой.

— Нет.

— О, — он задумывается. — Все равно хорошее.

Оставшееся время обеда вы оба проводите в молчании, хотя в какой-то момент ты решаешь разрезать яблоко пополам и отдать жеребенку одну из половинок. Жеребенок — Соу Даст — съедает ее за несколько укусов, пока ты со своей частью разбираешься дольше. На вкус она как удовлетворение, с небольшой горечью ностальгии, когда ты добираешься до ее сердцевины.

Странное дело, но эта половинка яблока делает твой голод немного слабее.