Красный Дождь
Глава III: Собиратель душ.
Кругом нависла тишина. Кругом был покой и мрак, словно я канула в бездонную бездну, в которую никогда не падал дневной свет.
Но в этой глубокой тишине и темноте, я увидела небо. Я лежу среди светлого макового поля. Кругом весело сладкое благоухающий запах этих удивительных, красивых цветков. Тёплое дневное солнце ласкало своими нежными лучами, будто лепестки распустившейся золотой розы.
Подтянувшись и привстав, я покружилась: поле было бескрайним и тянулось от горизонта до горизонта. Всё это казалось мне таким нереальным и не возможным... но я чувствовала постоянно приближающийся холод и застилающую пелену. Чёрная, тёмная пелена, как огромная тень великана. Она приближалась всё ближе и ближе, давая муку ожиданиям. И вдруг маковые бутоны медленно стали обращаться в лёд, застывая в вечных прозрачных кристаллах. Всё поле, заключаясь в эти бесцветные оправы, стало походить на ледяную иглистую пустошь. Мороз, пробирающий до костей, приближался к самому сердцу, скалывая его ледяными осколками.
Подняв в страхе руки, я увидела, сковывающую корку льда на своих ладонях. Мне стало становиться больно. Больно от невыносимого холода. Но эту боль удваивал страх перед жуткой смертью — навеки превратиться в ледяную статую.
Я резко подскочила со своей постели, и тяжело задышала. Это был всего лишь сон. Мелочь, пустяк ни с чем не связанный и не оправданный. Но ещё никогда мне не снились подобные сны. Я буквально чувствовала запахи, ощущала подходящую волну холода и видела яркие краски налитых соками, красных маковых цветков. Всё было как на Яву, но это была не явь. Вокруг меня была совсем другая обстановка.
К первому дню своего пути по направлению через леса, я прошла примерно около десяти миль, не много не мало. Оставалось ещё почти столько же, что не могло не радовать меня, хоть мне и хотелось покинуть это место как можно скорее. В хвойном лесу раздавались тысячи разных звуков: повсюду окликались стрижи, воробьи, где-то вдалеке слышалось древесное постукивание дятла, а под холмом, на котором я решила разбить свою стоянку, мелодично журчала лесная речушка, бегущая извилисто, изящно спускаясь по камням дальше в глубины чащи.
Утренний молочный туман всё нагонял ту мрачную сырость, до боли знакомую мне после проливных дождей. Просыпаться в лесу – это что-то необыкновенное. Именно здесь ты ощущаешь переполняющую тебя бодрость, однако желания вставать отсутствует в списке твоих желаний. Хочется просто полежать под меховым одеялом, слушая звуки и вдыхая водянистый, чистый лесной воздух. Можно почувствовать, как он бежит по трахеям, проходит в бронхи и наконец, оказывается в легких, увлажняя их своей лёгкостью.
Я слегка не выспалась из-за моего кошмара, обычно я сплю до полудня. Когда ты просыпаешься слишком рано своей установленной природой нормы, глаза начинает резать, вызывая неприятную боль в глазницах. Закусив овощами, хлебом и запив водой, я собиралась продолжить свой путь, хоть и с легкой усталостью в своих копытах.
Вчера был очень насыщенный для моей скучной жизни день. Сначала от меня ушёл мой муж, затем погиб единственный сын и умер мой лучший друг и наставник. Никогда я не чувствовала себя такой одинокой, независимой и убитой. Нет, я больше не упивалась горем – что-то мешало мне делать это. Я была нема к произошедшему в прошлом, словно ничего и не было. Ничего не происходило.
Похоже эта вечная проклятая боль сломала меня, я теперь не чувствовала доброты и тепла любви, как раньше. «Раньше» — более не существовало. Только настоящее и будущее.
Много лет прошло с тех времен, когда мир был чист. От того времени у нас остались лишь летописи, рисунки и старые баллады о подвигах «Шестерых». Ничего такого, что могло в полной мере погрузить нас в те времена, когда смерть была лишь от старости, а дружба – не пустой звук.
Пока я бродила по ровной лесной чаще, я, заглядевшись ненароком наступила на что-то металлическое. Внезапно это что-то стальными своими зубами впилось мне в ногу, ломая кости и прогрызая мясо. Я залилась страдальческим криком, и, только опустив свои глаза на это нечто, поняла, что это был старый медвежий капкан. Его металлические зубчики накрепко сдавили мою правую ногу. Эта мука была невыносимой. Казалось, что капкан продолжает ломать мою конечность, хотя на самом деле она уже была сломана. Я чувствовала, как он прорезался сквозь кожу, лез через мясо, резал нервы и кровеносные сосуды. В такие моменты адреналин в крови начинает безумным марафоном нестись по артериям.
Что-то… движется за деревьями вдали. Что-то чёрное и высокое. Оно медленно-медленно бродит вокруг деревьев, но глазу мерещится, словно нечто всё ближе приближается ко мне. А возможно это так и есть. Но в какой-то момент… оно исчезает за елью.
Страх захватываёт моё сдавленное дыхание и мешает прийти в себя. Что это было? Нужно скорее выбираться от сюда, если не хочу умереть от лап этого чёрного существа.
Я снова опустила глаза на свою раздробленную в капкане ногу и, пустившись в плач, попыталась, просунуть кончики своих пальцев между зубчиков, чтобы раскрыть железную ловушку. Я плакала отнюдь не из-за боли, которую я уже перестала чувствовать, а вида этого кровавого месиво. Края зубов резали мои пальцы, в руках сводились судороги, но я никак не могла его раскрыть таким образом. Мне не хватало пространства для захвата, так как его в своём большинстве занимали острые бугры.
— Привееет… — послышался женский голос справа от меня.
Медленно отпустив капкан, я перевела свой взгляд в сторону, от куда послышался этот пугающий тон. Я увидела стоящую в девяти метрах от меня, и, сжимающая в своих руках обшарпанный арбалет, оранжевую кобылу. Она смотрела на меня с прорезающейся улыбкой, которую охотница словно пыталась сдерживать, и диким, пугающим взглядом.
— П-привет, вы пом-можете мне с кап-каном?.. – просила я её о помощи. – Нав-верное охотники оставили…
— Мм…
— Сезон ведь давно закончился… ол-леней уже не ловят…
Вдруг салатовая кобыла сделала несколько шагов в сторону, как будто осматривая меня со стороны.
— А может этот капкан вовсе не для оленей? – я почти сразу поняла, что этот вопрос был риторическим.
— В… в смысле не для оленей?
— Может он… — в голосе охотницы чувствовалась яркая радость, –…для пони?
По струнам моих нервов, будто начали водить ножом. Может она выразиться конкретнее?
— Почему ты ходишь вокруг меня? Помоги мне!
— Не мешай мне. – Грубо отрезала она. – Я выбираю…
— Что… ты выбираешь?
— …Самую вкусную часть… — ответила в полголоса.
Я нервно заерзала, оборачиваясь и не спуская с неё глаз, в ожидании, что она будет делать дальше. Не могу сказать, что я чувствовала себя как медведь, желающий разорвать всех, кто заключил меня в ловушку… скорее как захудалая лань, дрожащая при виде хищника и молящая его о пощаде. Мне было жутко страшно за свою жизнь, но не менее страшно стать жертвой обезумевшего каннибала.
— Ты ведь не собираешься меня убивать?.. – скромно улыбнулась я.
— Слышали девочки?.. Кажется, она даже не понимает к кому попалась…
— …С кем… ты разговариваешь?
Охотница склонила свою голову на бок, а затем слегка приподняв свой чёрный шерстяной плащ показала мене какие-то разноцветные квадратные куски льняной бумаги. Но когда я рассмотрела их по ближе, то уже было понятно: это была совсем не бумага, а срезанные квадратом кьютимарки. На зелёных, голубых, белых, красных и жёлтых кусках шкуры читались ясные отметены в виде: лука, часов, ножей, монет, пергаментов и других разнообразных рисунков. Увиденное повергло меня в шок. Я приоткрыла рот от удивления, не в силах закричать и продолжала смотреть на куски отличия, оставшиеся после её прошлых жертв. Не могу даже себе представить, какую боль они испытывали, когда охотница их освежевывала, как свою дичь. Она... их коллекционирует? Святые, что произошло с нашим миром?
От увиденного, у меня чуть ли не возникли проблемы с мочевым пузырем, но первым преуспел желудок, который не смог выдержать этот кошмар. Я почувствовала подступающую к горлу рвоту и согнувшись выблевала мой завтрак, который я недавно съела.
— Нет, сука, не смей! – закричала вдруг она, направив на меня арбалет. – Тебе нельзя терять массу! Я хочу попробовать всё!
— Умоляю не надо!
Я подставила свою руку по направлению её арбалета, будто защищаясь щитом от смертоносного болта. Охотница потоптав землю под своими ногами, неожиданно задала для меня щекотливый вопрос.
— Какая… у тебя марка?
— У… меня нет… марки.
— Врёшь! Я знаю! У тебя она есть! Покажи, покажи мне её! Немедленно!
Говорят, марка отражает всю твою судьбу, душу, жизненный путь. Она указывает на уникальность носителя, показывает, какого он характера и чем занимается. Знак, который тоже мог указать на наше истинное предназначение.
Конечно же, у меня была марка – Кадуцей – жезл, обвитый янтарными змеями, украшенный четырьмя крыльями, будто готовящимися к взмаху, чтобы вознестись к небесам. Я обрела его, когда обучалась у Просперо, и тогда я поняла своё предназначение и судьбу. Но я не собиралась снимать с себя штаны перед этой каннибалкой. Если она этого захочет, то пусть попробует подойти.
— Ты заставляешь меня сильно злиться!
Охотница стала стремительно ко мне приближается, но я остановила её ходку, вытащив из ножен свой острый стилет.
— Как жаль… что у нас ничего не вышло по хорошему… быть может тебе бы даже понравилось.
— Что если я больная чумой, ха!? Я могу тебя заразить!
— Вскрытие покажет...
Она сделала пару шагов назад, а затем стала целиться из арбалета прямо в меня. Наверное, это и был мой долгожданный конец пути — в желудке лесного маньяка. Но я не хотела такого конца для себя, хоть и полностью к нему была готова. Поджилки дрожали от непереносимого ужаса, подкашивались ноги, а я пыталась своими руками прикрыть голову.
— Чудная у тебя маска… только вот она не защитит твою голову. – произнесла она в последний раз.
И вот, откуда не возьмись, в её голову вонзилась чья-то стрела. Наконечник прошёл в затылок и вышел через лоб, так ровно и точно, что острие выглядывало прямо между её рубиново-красных глаз. Выстрел был настолько быстрым и неожиданным, что каннибал, похоже, даже и не поняла, что произошло, и почему появилась такая сильная боль. В момент попадания она отдернула голову вперед, по направлению выстрела и зашагала, как будто она перебрала со спиртным. По её опустевшим глазам и неестественным поворотам, можно было понять, что она потеряла зрение и ничего не слышала. Такое обычно происходит, когда в мозгу пони разрушается отделы, отвечающие за органы чувств – теперь она ослепла и оглохла, что делало её арбалет пустой ерундой. Однако охотница на пони пыталась ещё бороться за свою жизнь: она произвольно выстрелила в какой-то дерево, и только потом выронила из рук арбалет, замертво завалившись на землю, конвульсивно слегка подёргивая своими руками.
Необычная смерть для пони – единорог простояла на ногах целых пятнадцать секунд, и всё это время пыталась найти своего убийцу. Но убийцы нигде не было видать. Кругом одни лишь ели, хвои, да редкие дубы с пеньками. Это наводило на меня дикий страх перед неизвестным. Теперь мне точно нужно было придумать, как вызволить себя из капкана и ветром сбежать подальше от этого места.
Кобыла лежала мертвой слишком далеко от меня, а капкан прибит к земле, что не позволило приблизиться к ней ни на метр. Я рассмотрела другие планы: стилет был слишком хрупким для такого массивного механизма, если бы я даже и попробовала, он сломал, стал и возможно один из осколков бы отскочил мне в лицо. Потому я тут же отбросила эту затею и ещё раз попробовала раскрыть его кончиками пальцев – безуспешно. Я только заставляла себя больше вздрагивать от боли, приоткрывая его и позволяя набрать разгон для нового «укуса».
В меня вселился дух отчаянья и рвения. Мне ничего не оставалось больше делать, как забыть про боль и попытаться раскрыть капкан, взявшись полной рукой. Я безустанно давила своими ладонями на зубчики капкана. В моей голове держалась лишь одна мысль – желание жить дальше и не стать жертвой очередных каннибалов или маньяков.
Заостренные треугольники не позволяли мне найти места для своих незащищенных рук, и они соскальзывали прямо на них. Кровь сочилась из прорезающейся в кистях дыр, ползла дальше по руке, но скатывалась обратно. Она интенсивно капала наземь, насыщая её всё новыми и новыми порциями живительной субстанции. Боль была ужасной, но отпускать я больше не могла: если капкан снова захлопнется, то мою ногу уже ничто не спасёт.
И вот, когда коварная ловушка, наконец, открылась достаточно, я резко подняла свою раздробленную ногу и выдернула руки с зубчиков, слегка порвав кожу на ладонях. Я была на свободе, но бежать далеко я не смогла. Пропрыгав на одном копыте, я завалилась на землю и подползла к стволу одной из елей, крепко прижалась к её сухой коре спиной.
Вокруг млела тишина, ни души, однако слышалось тихое шуршание травы где-то позади. Лучше бы я тогда не смотрела на свои руки, это был просто какой-то кошмар. Медвежий капкан проделал в них глубокие дыры, из которых всё подступали реки крови. По щекам опять бежали солёные слёзы. Я ждала своей неминуемой смерти и вот я увидела, как она спускается ко мне с неба, сквозь ослепляющий свет.
Грифониха, взмахами своих тёмно-синих крыльев, разносила пыль во все стороны, полошила листву и зелёную траву, а в её серых руках блестел огромный топор.
— Нет, пожалуйста!! – подняла я напуганный крик, вновь прикрывая себя дырявыми руками.
Надо мной нависла тишина – нелюдимая, мёртва, словно никого рядом и не было. Но я была уверена в том, что она всё ещё стоит впереди. Всей душой я молила святых, чтобы меня, наконец, оставили в покое, а грифон не перерубал меня пополам. Но оказалось, что она была вовсе не одна. Рядом ходил ещё кто-то, а точнее прямо за мной. Через мгновение справа от меня вышла кобыла, благодаря своей красочной окраске похожая на живого феникса. Её осенние краски, поры года которая была моей любимой, подчеркивали красивые сверкающие изумрудные глаза.. как у моего мужа… и сына. Её грива была цвета яркой зелени – цвет, который грел мне сердце и успокаивал нервы. Единорожка была одета в кожаную плотную броню, которая так же уплотнялась волчьим мехом. Но лучше всего показывали себя выразительные ушки, которые были несколько длиннее, чем у других пони.
Она держала натянутую тетиву своего лука и направляла стрелу прямо на меня. Вдруг она спросила меня в серьёзном тоне:
— Кто ты?
— Я доктор..
— Доктор? – вопросительно произнесла грифониха и поставила на землю тяжелый секач. – Она лечит недуги?
— Ты только взгляни на её руки…
Кобылка расслабила трясущеюся от напряжения тетиву и сняла стрелу в колчан за её спиной.
— Я на них своём внимание в первую очередь и обратила… ты на её ногу посмотри.
Я убрала руки и тяжело вздохнула.
— Вы разбойники?
На лицах обоих объявились угрюмые выражения.
— Это прозвучало, как оскорбление.
— Да расслабься, ты Хлоя. – успокоила свою подругу кобыла. – Зачем ты носишь эту странную маску? Сними её и покажи своё лицо?
Она около меня на корточки и стала осматривать мою ногу. Почему-то, всего лишь смотря на её чудесный профиль, мне становилось спокойно и хорошо.
Что со мной происходит?
— Это для защиты… от отвратного запаха… и болезней.
Хлоя, похоже, именно так звали эту грифониху, оперлась на рукоять своего топора, наблюдая за тем как, кобылка щупает стонущий от боли перелом.
— Она, наверное, чумой занимается… чумной жнец.
— А может, снимешь и покажешь своё прелестное личико? – с улыбкой обратилась ко золотистая.
Я сняла маску с себя и опустила глаза на свою ногу, лишь бы не встречаться взглядами. Не знаю что на меня нашло, но почему-то я чувствовала себя покорно перед ними. Возможно, это была искренняя благодарность за то, что они спасли меня. Стянув с себя капюшон, а я решила выразить свою признательность:
— Спасибо… за то, что спасли мне жизнь… я очень благодарна.
— … Честно говоря я боялась в тебя попасть, когда целилась. – рассказывала та, — Но как видишь всё обошлось и все живы здоровы… кроме этой…
— Мне развести костёр?
— Да… нужно прижечь её руки.
…Стоп, что?
— Погодите, погодите! Зачем?! – взволновано восклицала я.
— Это обеззаразит раны и остановит кровь.
— Н-не я лучше сама перевяжу…
Вытащив из пояса пробирку с едкой жидкость и вытянув пару бинтов из кармана, я намочила их и стала обматывать дыры в своих ладонях. Я так же перебинтовала свою ногу, вздрагивая от прикосновений к ранам.
— Надо же, в ручную открыла капкан! – усмехнулась Хлоя и пошла к телу сумасшедшей, чтобы её обобрать. — Она довольно терпимая!
— Я испугалась за свою жизнь, когда эту сумасшедшую подстрелили…
Кобылка несколько сдавила ногу, от чего я недовольно прошипела из-за мучительной боли.
— Она тебя ограбить хотела или чего?
— …Сожрать…
— Твою мать… ну и ну… она даже «трофеи» при себе носит… Тут целых восемь серазаных кьютимарок, Фолл!
— Ужас… — сказала та и отпустила перелом.
— Думаешь её забрать?! У неё ведь точно сломана!
— Ничего, у меня всё равно руки не заняты. – произнесла Фолл и легонько просунула свои пальцы подомной.
— Что ты делаешь?
— Забираю свою добычу, конечно же! – с усмешкой сказала она. – Мне уже надоело слушать бесконечные истории в стиле «как же прекрасно у нас горах».
Хлоя возмутилась.
— Хэй! Я не только это рассказывала!
Вдруг я оказалась на руках моей спасительницы и та поднялась вместе со мной, крепко придерживая и прижимая к себе, словно собственное дитя. Мне тут же стало теплее, однако вместе с этим на моём лице проявился яркий смущенный румянец. Я попыталась отвести свой взгляд в сторону.
— Ну конечно! Как же я могла забыть «что и кому отрубила»!
— Я приду к тебе в страшном сне! – окликнула грифониха, вытаскивая из сумки каннибала всякий хлам.
Я косо улыбнулась и посмотрела в обратную сторону, от куда я начала свой путь.
— Может я сама, пешком?
— Мне не тяжело.
— Но может лучше так, я не буду затруднять.
— Я же вроде сказала: «мне не тяжело».
— …Мне… неприятно.
— Тебе неприятно? – изумленно спросила она.
— Точнее неудобно, что ты делаешь это ради меня.
— Расслабься… ты не такая уж и тяжело, да и тем более я действительно хочу помочь тебе… Что поделаешь — природа создала меня именно такой.
Последний час мне было уготовлено провести на руках кобылы, которая не на шутку меня зацепила, но я пыталась всячески это скрывать. Иногда я отворачивалась в сторону, смотрела вперед нас, а иногда и вовсе притворялась, что сильно задумалась. Хотя всё это время думала о этих двух рейджерах и особенно о Фэйри Фолл. Я снова с теплом на сердце смотрела на неё и дивилась немыслимой красоте, которая была видна за многие лики. Её волнистые светло-зелёные волосы казались мне чем-то невероятным и волшебным. А её прелестные ушки… я не могла оторвать своих глаз от них. Благодаря рыжему окрасу они казались не обычными, как будто это были лисьи уши. Фолл радует глаз и своей стройной, спортивной фигурой. Она часто показывает мне свои так же невероятно красивые глаза, смотря на меня и улыбаясь. Кажется, я постепенно начинаю тонуть в них, видеть нежные яркие зелёные поля и леса. Видеть в них саму природу и саму жизнь.
Иногда, когда наблюдаю за её внешность, она замечает это и во время разговора говорит, что у меня хорошая манера — всегда смотреть на своего собеседника. Но если она поглядывает на меня слишком часто, я отворачиваюсь и делаю вид, что вовсе и не смотрела на неё, а увлеченно разглядываю, местные ландшафты и наблюдаю за бегущими рядом с нами зайчиками.
— Похоже мы и им нравимся. – всё улыбаясь говорила Фолл.
— Эх… жаль что у нас своих припасов полные сумки. – добавила драмы в слова моей спасительницы, Хлоя.
— В такие времена лучше не есть животных…
— Правильно говоришь! Хлоя без мяса жить не может, а так подцепит какую-нибудь заразу и будет отлёживаться!
— Хватит портить мой аппетит, Фолл. Ты же знаешь.
Когда всё вокруг стало погружаться во тьму ночи, мы развели костёр меж затягивающих своими кронами ночное небо, усыпанное миллионами звёзд. Пламя ласкало шерсть своим неумолимым теплом, и начинал клонить всех нас в глубокий сон. Ночью лес звучит по-особенному. Что-то журчит, стрекочет, дует легкий невзрачный ветерок, который слегка колыхал листву и шумят множества кузнечиков. Всю эту картину дополнял живой треск костра. Я бы канула в грёзы, если бы меня только не встряхнули волнующим и адресованным мне вопросом:
— Расскажешь о себе, Локи?
На вопрос кобылки симпатичной мне, я не могла ответить с легкостью и простотой. Этот вопрос нёс в себе мощный смысл, характер. Я могла рассказать что угодно, любой момент из моей жизни, а может даже из чужой. Никто бы не критиковал меня за то, что я солгу или слишком приукрашу свою историю, а возможно просто отсеку некоторые её неприятные моменты.
— Что вы хотите знать?
Хлоя посмотрела на меня своими голубыми глазами и присела на поваленное дерево, приговаривая:
— Расскажи от куда ты и чем занималась до чумы.
— Ну… я из Бовери.
— Бовери? – переспросила меня Фолл. – Это совсем рядом, примерно в шестидесяти футах от сюда…
— Да, верно. Я выращивала цветы… у меня был свой сад.
— Довольно хорошая и не противная профессия… а почему ты решила вдруг одеть эту чудную маску и заняться медициной?
Грифониха несколько переборщила в своих вопросах. Этот вопрос сильно давил на мои прошлые шрамы на измученном горем сердце.
— …Не нужно расковыривать те раны… которые я так недавно прижгла, Хлоя.
— …Что ещё за «раны»? – спросила меня Фолл, подавая мне кружку зелёного свежезаваренного чая.
Тяжесть на душе образовалась быстро, но всё же я смогла найти в себе силы признаться во всём. Рассказать им о том из-за чего я пыталась с ними не общаться, и была такой замкнутой в себе. Дыхание пробежало по горлу в холодной дрожи.
— Я… Четыре дня назад… мой сын… он скончался от бледнухи… А я даже ничего не смогла сделать с этим… просто позволила ему умереть… если бы я только знала, как его вылечить… если бы я продумала всё наперед…
— …Сочувствую твоей утрете…
— Я тоже… — поддержала меня Фолл, перенаправив свой взгляд на танцующий в красивом танце костёр.
— Ему было пять годиков… мой… его отец нас бросил… он устал от нас и от меня, вот и решил слинять, пока я позволяла… теперь я осталась совсем одна.
— Ты очень хорошо держишься… я за тебя выпью.
Хлоя глотнула своего пряного напитка, расправляя крылья и желая ими немного подвигать, расслабиться. Наверное, интересно быть грифоном, или например единорогом, или пегасом. Ведь тебе могут быть подвластны все стихии, магия, а если выбрать другое то и возможность летать.
Но у меня не было подобных даров: видимо природа меня этим обделила. На самом деле я не печалюсь из-за этого – боги сделали меня такой, какая я есть и почему я должна жаловаться на свою жизнь? Как говориться: чем больше вещей, тем больше забот.
Я рассказала им о своей семье, о том, что наше поколение занималось фермерством, выращивало цветы и всячески участвовали в жизни нашей деревни. Рассказала о внутренних переживаниях, что одолевали меня, когда мой муж бросил меня, рассказала, как он ухаживал за мной и то, как с ним было хорошо. Хлои не особо комментировала и расспрашивала меня о личной жизни, в основном просто слушала мой диалог с Фолл. Он интересовалась со мной больше в плане самой жизни, а не родословной и моих навыков. Валькирия напротив – спрашивала, приходилось ли мне убивать или кого-то калечить, на что Фэйри смотрела с неким презрением. Я ответила ей правду и похоже она осталась довольной.
Но вот, когда разговор плавно подошёл к делу с религией, мои глаза уже начинали смыкаться.
— А ты веруешь в богов, Дэадлок?
— В… Четверых.
— Ох, лучше бы с ней не говорить об этом. – с усмешкой в голосе произнесла Фолл. – У грифонов гораздо больше богов, чем у нас.
— Я конечно толерантна к чужим религиям… но разве правильная религия без богов войны?
Я тут же возразила:
— Среди Четверых есть и бог войны… Ахерон. Он появился последним и был последним творцом. Когда он увидел, что в мире твориться несправедливость, он создал войну, но увидев, какую погибель несёт его творение, он стал личиной правосудия и теперь он являет собой истинную справедливость.
— Довольно оправдано… но я считаю, что война в некоторых случаях просто необходима.
— Война никогда не необходима. Она сеет только боль, жестокость и безрассудство.
Слова Фолл были наполнены правдой, однако и Хлоя имела приоритет. Для каждого свои понятия на счёт жизни. Это многогранность характера решает, как мы будет относится к одному или иному явлению.
Пока мы все сидели в полном молчании, за спиной у грифона послышался слабый шелест. Хлоя сразу отдернулась в сторону звука, но ничего там не увидела.
— Странно… мне показалось что… -её удивленные слова прервало нечто, что схватило её за левое крыло и оттащила назад.
В ночной темноте было тяжело разглядеть, что именно её уволокло и перебросило назад, через кусты, но звук, который «это» издавало, помогал голове воспроизводить ужасные картины. Существо с диким рыком набросилось на Хлою, и не отпускала её. Мы тут же подскочили с места, но похоже Фэйри вовсе не хотела, чтобы я вставала на свою больную ногу. Я, переваливаясь с ноги на ногу, хромала за своей осенней подругой. Увидев то нечто, я не сразу смогла осознать происходящее: большие древесные ветви буквально отрывали левое крыло Хлои, а корни, которые обвили её туловище, не позволяли ей сопротивляться.
Сдавливающий глаза хруст ломающихся костей заставлял бедную грифониху кричать на всю чащу от ужасных страданий. Большое дерево, похоже, из-за всех сил пыталось отделить её крыло от тела с какой-то необъяснимой целью. Мы обе стояли шокированные, но как бы Фолл не старалась бросать в чудовище сгустки магического пламени, дерево постоянно их тушило своими ветвями. Разумный дуб казалось, хотел получить удовольствие в убийстве другого существа, иначе я никак не могла объяснить всё это.
— Отпусти, отпусти её тварь! – орала на древо взбешенная единорожка.
И тут в мою протрезвевшую голову пришла идея. Я сняла с пояса склянку с легковоспламеняющейся жидкостью, которую меня научил варить мой наставник, и обезумлено протянула её в сторону своей напарницы.
— Подожги!
— Чего!?
— Подожги хренову банку!! Жги!
Потерянная во времени, она от неожиданности просьбы заставила свою магию охватить огнём всю мою руку, но тогда я не почувствовала боли. Адреналин в крови подавлял её.
Крепко сжав склянку в руке, я бросила её в дерево. Из разбитой бутылки жидкость тут же хлынула наружу, начиная плавно и быстро разгораться везде, куда она только попала. Пламя начало поглощать дерево, а оно в своё очередь громко оглушающее ревело и махало своими ветвями по сторонам, пытаясь себя потушить.Только вот жидкий метан так просто не потушить, будучи облитым полностью.
Но в этом безумии я не успела углядеть, как пронзительно кричит Хлоя: дуб успел вырвать её крыло и теперь оно валялось рядом с грифоном источая много крови. Больно даже представить, как она перенесла рвущиеся суставы и ломающиеся кости, но она всё ещё оставалась в сознании. Фолл помогла измученной подняться и поддерживая плечом, повела её к костру, подальше от монстра. А я продолжала наблюдать, как быстро огонь насыщает живое дерево, которое продолжало гореть и жалобно стонать. Но я была рада смотреть за тем, как оно мучается, как оно пытается остановить гиеной распространяющийся огонь. Пусть пламя поглотит урожденных тьмой, тех кто посмел причинить вред моим друзьям.
Теперь ему было суждено долго умирать в муках. Я продолжала смотреть, пока я вдруг не начала не того, не сего кашлять, ощущая острую боль в своём горле.
Что это ещё за кашель?