Лига Грустных
6. Круговорот власти
Под строгим взором стражников пони начали сворачивать вечеринку. Лемонхартс, Твинклшайн и Менуэт снимали серпантин с гирляндами и убирали в коробки. Пинки Пай и Спайк убирали угощения со стола себе в живот. Твайлайт Спаркл сдувала шарики с помощью магии, Мундансер подметала конфетти. Остальные гости разошлись.
– Да где это видано – запрещать веселье? – возмущалась Пинки Пай с набитым ртом.
Твайлайт хмурилась. Она была узкоспециализированной принцессой – сеяла Дружбу, – поэтому мало знала об общественно-политических течениях и законодательной власти Эквестрии, и создание Лиги Грустных, Безрадостных и Депрессивных ускользнуло от ее внимания.
– Прости, – кисло улыбнулась она подошедшей Мундансер. – Опять наша вечеринка не получилась.
Единорожка покачала головой:
– На этот раз виновата только я. Я помогла создать Лигу Грустных и составила проект закона.
Твайлайт изумленно уставилась на подругу, и та, часто делая паузы, чтобы собраться с мыслями и с духом, рассказала о встрече с Трикси и Гильдой, о том, как они задумали погрузить Эквестрию в пучину отчаяния, и как впоследствии покинули Лигу.
– Значит, мы с Рейнбоу Дэш не просто вернули в Грифонстоун Магию Дружбы, но и нанесли удар этой злобной Лиге, потому что сделали Гильду счастливой! – воскликнула Пинки Пай. – И даже не подозревали, что приносим двойную пользу за то же экранное время!
– А мне счастье вернул Шэл, – проговорила Мундансер, – и… вы, девочки, тоже отчасти… Но слишком поздно. Я уже успела причинить вам зло, и теперь… я… я всё равно осталась без друзей!
Она уперлась головой в древко метлы и расплакалась. Твайлайт утешительно погладила ее копытом по спине и рассудительно заметила:
– Ну, пока что ты нам никакого зла не причинила. И если уж хочешь кого-то винить, то вини снова меня, потому что я толкнула тебя на этот путь. Больше я ни за что не откажусь от дружбы с тобой.
– Но Лига…, – всхлипнула Мундансер.
– В Лиге ты познакомилась с Шэлом, так? Значит, польза от нее все-таки есть. Кто знает, сумели бы мы помириться, если бы дружба с этим…, – она покосилась на камень, – достойным единорогом не смягчила твое сердце?
– Но Трикси…
– Предоставь Трикси мне.
Твайлайт оставила подруг и Спайка убирать остатки вечеринки и полетела в офис ЛГБД, по данному Мундансер адресу.
Солнце уже клонилось к закату, на улицы Кантерлота легли малиновые тени. Может, переполошенной вестью о новом законе Твайлайт только казалось, а может, и впрямь город был тише обычного: не доносился из ресторанов и кафе перезвон столовых приборов, не слышались смешки в речи прохожих пони, и даже флаги над башнями не реяли так гордо, как раньше.
«Беда, беда, – размышляла Твайлайт. – И принцесса Селестия сейчас занята опусканием солнца… Ничего, попробую остановить Трикси сама, а потом, если не выйдет, посоветуюсь с принцессой».
Несмотря на поздний час, в коридоре перед офисом Трикси была очередь: грустные пони пришли на консультацию, узнать, в каких случаях можно подавать в суд на веселых.
– Пропустите! – воскликнула Твайлайт. – Мне срочно!
– Нам всем срочно, – враждебно зыркнули на нее пони.
Твайлайт Спакрл не любила, когда с ней обращаются подобострастно из-за ее титула, но сейчас стало обидно, да и ждать не было мочи, поэтому она расправила крылья и провозгласила:
– Дорогу принцессе Дружбы!
От волнения у нее случайно получилось нечто, похожее на Королевский Кантерлотский Голос. Пони прижали уши и попятились к стенам.
Твайлайт вбежала в кабинет. Помещение было ярко освещено, на белых стенах висели мрачные плакаты. За заваленным документами столом сидела бледно-голубая единорожка, закутанная в черный плащ.
Она подняла взгляд на принцессу и расплылась в злорадной ухмылке:
– Великая и Могущественная Тркиси предвидела, что ты приползешь к ней просить пощады, но не ожидала, что так скоро!
– Я всё знаю, Трикси! – Твайлайт обвинительно указала не нее копытом. – Ты придумала Лигу не из благих побуждений, а чтобы насолить мне! Я расскажу пони об этом, и они поймут, что ты их обманула!
– И в чем же? Я обещала им, что в Лиге они найдут единомышленников, поддержку и понимание – и они получили их…, – Трикси поморщилась и добавила: – некоторые даже стали счастливыми благодаря Лиге. Я обещала им закон, который защитит их права, – и они получили его. С одобрения принцессы! Всё по закону, никаких нарушений и злоупотреблений.
Она захватила в магическую ауру листок со стола и направила его к Твайлайт. Это была копия закона о защите чувств грустных с подписями более чем половины депутатов Эквестрийской Думы, завизированного принцессой Селестией.
– Ты внимательно читаешь? – издевательски осведомилась Трикси.
Вдруг она вскочила на стол, встала на дыбы и громогласно расхохоталась, дуновение вентилятора колыхнуло полы ее плаща, и стало видно, что подкладка у него ядовито-розовая.
Формулировка «оскорбление чувств грустных» показалась Твайлайт чересчур туманной и оставляющей слишком большой простор для трактовки: по сути, любое действие, не подразумевающее кислой морды и рыданий, могло быть сочтено оскорблением, да и любое проявление печали можно было объявить пародированием, то есть, высмеиванием настоящих грустецов, и так же вменить в вину. Но документ был оформлен и принят по всем правилам, не подкопаешься.
– Эй! – воскликнула Твайлайт, хватаясь за соломинку. – Ты ведь сейчас смеешься! Ты сама не можешь быть членом Лиги Грустных!
– Что поделать? – картинно вздохнула Трикси. – Я слишком долго пыталась выжить в этом жестоком мире счастливцев, да и профессия фокусницы накладывает отпечаток. Я смеюсь только при пони, улыбка въелась в мою шкуру. Но в душе я плачу… Порыдай вместе со мной!!!
Она залилась хохотом, злобным и безумным, и Твайлайт, не выдержав этого агрессивного торжества, опрометью бросилась из кабинета.
Когда Твайлайт Спаркл вбежала в тронный зал Кантерлотского Дворца, на месте принцессы уже сидела Луна. В зале царил полумрак: факелы на стенах горели колдовским синим пламенем, в витражных стеклах мерцал звездный свет.
– Где принцесса Селестия? – забыв об этикете, кинулась Твайлайт к трону.
– Сестра почивает, – ответила Луна и обеспокоенно спросила: – Что стряслось? Ты выглядишь напуганной.
– Трикси… закон… грустные… они хотят…
– Тише, тише, – ласково сказала Луна, – не тревожься. Я знаю, о чем ты. Сестра приняла этот закон, потому что стремится к справедливости в нашей стране, и завтра же собирается начать работу над проектом закона о защите чувств счастливых, который послужит противовесом принятому и пресечет злоупотребления.
Твайлайт облегченно вздохнула. Конечно, Трикси никак не могла обмануть принцессу Селестию! Принцесса поняла, что придуманный Лигой Грустных закон можно использовать во зло, но увидела и пользу, которую он может принести, поэтому не отвергла его.
– Значит, всё под контролем?
– Без сомнения. Уже поздно, и ты измотана дневными делами и тревогами. Переночуй здесь, если хочешь.
– Спасибо, принцесса, – покачала головой Твайлайт, – но я здесь с Пинки Пай и Спайком, и мне нужно отвезти их в Понивилль. К тому же, на завтра у нас с подругами запланирован поход в спа-салон с нашими питомцами.
Твайлайт прилетела домой к Мундансер, где ее поджидали Спайк и Пинки Пай. Передала друзьям слова принцессы Луны, и те успокоились, как и она сама.
– Закон о защите чувств счастливых? – задумчиво поправила очки Мундансер. – Да, это умно. Надеюсь, поможет.
Попрощавшись с нею, Твайлайт усадила дракончика и Пинки себе на спину и взмыла в ночное небо.
Высадила Пинки у «Сахарного уголка» и поскакала со Спайком через спящий Понивилль к Замку Дружбы.
Когда Твайлайт, наконец, устроилась под одеялом, перевалило за час ночи. «Какой утомительный день, – подумала она, засыпая. – Мундансер, Лига Грустных, закон, Трикси… Ну да принцесса Селестия с этим разберется. Всё хорошо, что хорошо кончается… Как же я устала!»
Но отдохнуть Твайлайт было не суждено: всю ночь ее преследовали кошмары о зловещем синем дыме.
Наутро Твайлайт решила, что так отозвалась в ее подсознании встреча с Трикси, но позже выяснилось, что тот же самый дым видели и остальные Хранительницы Гармонии.
И сама принцесса Луна. И никакого отношения к Трикси он не имел.
Час от часу не легче!
Кошмарный Тантибус был повержен, и жизнь в Понивилле пошла по большей части своим чередом.
Твайлайт Спаркл проводила время с подругами, изучала волшебную карту в замке: не укажет ли на новые проблемы с дружбой? – и начала пристально следить за эквестрийской прессой.
А следить было за чем. Почти в каждом выпуске газеты печаталась новость о Лиге Грустных. Опираясь на недавно принятый закон, грустецы требовали новых и новых ограничений веселья. Они добились запрета на шумные празднества с пяти вечера до десяти утра и обустройства в заведениях общественного питания «мест для веселых» – специальных зон, за пределами которых посетителям нельзя было улыбаться, смеяться и экспрессивно выражать радость и довольство. Бились за то, чтобы каждое увеселительное мероприятие проводилось только с разрешения местных властей, но в этом Селестия и законодатели грустецам пока что отказывали.
Что уж говорить о гражданских исках! Одному пегасу пришлось уплатить немалую компенсацию за то, что поцеловал свою особенную пони, а это увидел грустец с разбитым сердцем. Другого едва не оштрафовали, потому что его Метка Судьбы изображала счастливую белозубую улыбку, но судья смилостивился и ограничился предписанием закрывать Метку попоной.
«Где же новости о законе, защищающем чувства счастливых? – гадала Твайлайт. – Почему принцесса никак его не примет?»
По счастью, все эти нелепые ужасы происходили в крупных городах вроде Кантерлота, Мейнхэттена, Клаудсдейла и Лас-Пегаса, и провинциального Понивилля до поры не касались.
Но однажды мадам Мэр по предписанию государственной думы санкционировала открытие понивилльского филиала Лиги Грустных.
Торжественный митинг в честь этого события прибыла провести лично Трикси. На площади перед мэрией установили подмостки, повесили на них черно-розовые ленты. Любопытствующие стекались к сцене с самого утра.
День выдался солнечным, но по требованию функционеров Лиги понивилльские пегасы закрыли небо над площадью тучами. Пони толпились и удивленно переговаривались: многие провинциалы слыхом не слыхивали о столичных делах. В толпу, облачившись в серые накидки с капюшонами, чтобы остаться неузнанными, затесались и Твайлайт Спаркл с подругами. Твайлайт радовало, что большинство понивилльцев, судя по подслушанным обрывкам разговоров, относятся к ЛГБД скептически и испытывают скорее праздный интерес, нежели сочувствие.
В половину первого дня на сцене во вспышке розового пламени и черном дыму появилась Трикси.
– Понивилль! – провозгласила она, воздев копыта к серому небу. – Я поздравляю тебя! В нашем обществе таится болезнь. Ее симптом – невнимательность. Ее симптом – эгоизм. Ее симптом – пренебрежение. Ее симптом – неравенство. Ее имя – счастье. Счастливые пони, не наблюдая часов, проживают свои дни в блаженном неведении… или в преступном игнорировании несчастных. Чужие горести противны им, они называют нас слабаками, неудачниками, тряпками и нытиками, и в лучшем случае пытаются исправить насильственными методами, натянуть на наши лица улыбки, пусть даже фальшивые – им это не важно, они заботятся лишь о том, чтобы ничто не нарушало их самодовольного существования. В худшем же случае – нас отвергают… Я знаю, вы боитесь, поэтому не прошу сделать это открыто сейчас, но… в своей душе спросите себя: «Действительно ли у меня есть друзья? Или меня окружают пони, которым я безразличен, и я лишь делаю вид, что всё в порядке, чтобы не оказаться одному?» Вдали от общественно-политического прогресса ты долго мучился под тиранией счастливцев, под диктатом радости, но, Понивилль, я поздравляю тебя! Ибо с приходом Лиги Грустных, Безрадостных и Депрессивных и здесь воцарится равенство. Наконец, мы спасемся от ежедневных унижений. Наконец, дадим отпор навязчивым весельчакам. Наконец, мы покажем Эквестрии, что значит настоящая Гармония!
– Какой же отборный бред она несет, – тихонько фыркнула Рейнбоу Дэш, стоящая справа от Твайлайт. – Поверить, не могу, что Гильда была в этой Лиге, она ведь терпеть не может неудачников.
Пони загомонили. Кто-то выкрикнул:
– Да это же та самая злобная Трикси, которая натравила на нас Большую Медведицу, а потом захватила город! Долой ее!
– А вроде, складно говорит, – прозвучало в ответ.
– Трикси-то Трикси, но я читала, что Лигу одобрила сама принцесса Селестия, а уж она-то плохого точно не сделает.
– Говорят, в Эппалузе нескольких грустецов поколотили. Мне б, например, не понравилось, если б я случайно всплакнул чутка, а мне за это круп надрали.
– А я считаю: грустишь – так сиди дома, пока не выплачешься.
– Возьмите себя в копыта, тряпки!
Закончив речь, Трикси отступила к кулисам, а вперед вышли золотистый пони и аквамариновый пегас, парящий в нескольких дюймах над сценой. Золотистый помахал копытом, чтобы зрители угомонились, и сказал деловым тоном, разительно отличавшимся от пафосного вещания Трикси:
– Меня зовут Одд Намбер, первый заместитель главы ЛГБД и казначей Лиги. Разрешите представить вам мистера Хай Джампера, назначенного директором понивилльского филиала Лиги.
– Здрасте, – растерянно пробормотал тот. – Надеюсь, что смогу помочь местным грустецам так же, как Трикси помогла мне…, – заглянул в протянутую Одд Намбером бумажку и продолжил: – Филиал Лиги открыт ежедневно: с девяти до шести по будням и с десяти до пяти по выходным. Не стесняйтесь обращаться за консультациями и юридической помощью.
– Он, кажись, нормальный, – прищурилась Эпплджек. – Как он-то затесался в это сборище?
– У бедняжки переломаны ноги, – заметила Флаттершай, – и кости неправильно срослись. Наверное, над ним смеялись из-за этого… Посмотрите, как неуверенно он себя чувствует.
– В том-то и проблема, – вздохнула Твайлайт. – ЛГБД не состоит целиком из злодеев и аферистов, в ней есть и добрые, но несчастные пони…, и некоторым Лига даже помогает. Ничего, когда принцесса Селестия примет закон о защите чувств счастливых, Трикси поостережется произносить такие речи, как сегодня.
Но новый закон не спешил появляться, и положение мало по малу становилось хуже. Вначале Пинки Пай запретили каждое утро будить горожан веселыми песнями, затем откуда ни возьмись нарисовались Флим и Флэм и подали в суд на семейство Эппл за то, что те якобы сделали их несчастными. Вообще-то, предлог имел крайне косвенное отношение к закону о защите чувств грустных, потому что в нем речь шла об оскорблении тех, кто и так уже печален, а не о превращении в грустецов, но разбирательство затянулось.
– С этой нервотрепкой мне в пору самой вступать в Лигу! – горько шутила Эпплджек.
В филиал ЛГБД обращалось всё больше пони: кому-то резал глаза пёстрый цветник под окнами, кто-то требовал призвать к ответу Октавию и Винил Скрэтч за слишком громкую музыку. Грустецы, опьяненные новообретенной властью, придирались к счастливцам по малейшему поводу.
Начали циркулировать слухи, что Лигу создал какой-то внешний враг, чтобы она устроила моральное разложение Эквестрии и развалила страну изнутри.
Иногда возмущенные счастливцы не могли сдержать гнева от нелепых придирок и абсурдных обвинений, и дело доходило до копытоприкладства. Но это лишь давало членам ЛГБД дополнительные поводы голосить о дискриминации грустных.
Твайлайт Спаркл призывала понивилльцев к дружбе и сплоченности, но ее выступления, наоборот, раскалывали общество: счастливцев они воодушевляли на борьбу с грустецами, а грустецов оскорбляли. Чудо, что никто до сих пор не подал иск против нее! Видно, страшились судиться с аликорном.
В конце концов, терпение Твайлайт кончилось, и она написала принцессе Селестии письмо, где требовала объяснить, почему закон о защите чувств счастливых до сих пор не вступил в силу.
«Дорогая принцесса Твайлайт Спаркл, – пришел ответ. – Боюсь, что я переоценила свою власть и авторитет. Законопроект рассмотрен уже в трех чтениях, но думские пони упорно отказываются его принять. Они считают, что мир и так принадлежит счастливым, поэтому в защите нуждаются только грустные.
Я могла бы завизировать закон единолично или даже при поддержке немногих моих единомышленников, таких, как ты, принцессы Луна и Кейденс и генерал Шайнинг Армор. Но боюсь, что тогда я прослыву авторитарным тираном, не считающимся с мнением широкой общественности, ибо в Кантерлоте уже ходят слухи, что мы не абсолютные монархи, а всего лишь избранные когда-то за заслуги правители, и нас можно счесть недостойными и легально отлучить от власти. Если меня лишат полномочий принцессы, то и закон о защите счастливцев тут же отменят. Если же я откажусь покинуть трон, начнется смута, революция или даже гражданская война.
Призываю тебя и всех нас набраться терпения. Сейчас я переключила свои силы на разработку поправок к закону о защите чувств грустных, которые помешали бы злоупотреблению и чрезмерно широкому его толкованию. Надеюсь, в этом вопросе думцы будут более уступчивы».
Едва Твайлайт Спаркл отложила письмо, в тронный зал Замка Дружбы вбежали Эпплджек, Рэрити и Рейнбоу Дэш с Меткоискательницами.
– Твайлайт, беда! – воскликнула Эпплджек. – Глянь на них!
– Посмотри, что они на себя напялили, – скривилась Рэрити.
Насупленные жеребята носили на шеях черно-розовые ленты.
– Да, мы вступили в Лигу Грустных! – обиженно фыркнула Свити Белль. – Потому что нам грустно из-за того, что у нас до сих пор нет Меток Судьбы.
– А я еще и летать не умею, – вполголоса, стесняясь, добавила Скуталу.
– И теперь мы можем засудить Сильвер Спун и Даймонд Тиару за то, шо они над нами смеются, – гордо объявила Эпплблум. – И богатый папаша Даймонд Тиары Филси Рич заплатит нам много денег, и мы сможем заплатить Флиму и Флэлму, шобы они отстали от Эпплджек со своим иском. Умно же придумано, Эпплджек, шо тебе не нравится? Я ж для семьи стараюсь.
Твайлайт не удивилась. Жеребята сильнее взрослых подвержены влиянию, а ЛГБД по-прежнему имела имидж благородной правозащитной организации, которая помогает несчастным. К тому же, спонсированный Лигой певец Кримзон Край стал очень популярен у молодежи, а уж тексты у него – туши свет: сплошные кровоточащие сердца, боль, тлен и безысходность. Радовало, что, судя по всему, Меткоискательниц подвигло на вступление в Лигу не пропагандируемое им уныние, а вполне практичные и отчасти добрые соображения: по крайней мере, Эпплблум хотела помочь сестре.
– И кто вас надоумил на это? – спросила Твайлайт жеребят.
– Ну, сначала мы просто хотели получить Метки грустецов, – объяснила Скуталу, – поэтому пошли в наш филиал Лиги. А там Хай Джампер объяснил, что и как. Он, кстати, крутой, бывший спортспони.
– Вы же еще не совершеннолетние! – схватилась за голову Рэрити. – Он права не имел принимать вас в Лигу без согласия взрослых.
– Ну, он взрослый, и он согласился, – возразила Скуталу, и Рейнбоу Дэш закрыла лицо копытами.
– Ясно, – кивнула Твайлайт. – Что ж, давно пора было заглянуть в офис Лиги и выяснить, что там творится, вот и повод нашелся.
Понивилльское отделение ЛГБД располагалось в длинном одноэтажном доме неподалеку от мэрии.
Очереди не было, но на кабинете Хай Джампера висела табличка «Подождите. Идет консультация», – и пони послушно уселись на скамью в коридоре.
– А если он повесил табличку, потому что боится с нами встретиться? – вскочила Рейнбоу Дэш через минуту.
– Подождем четверть часа, – утихомирила ее Твайлайт. – Если из кабинета никто не выйдет, постучимся. С этими грустецами надо держать ухо востро: чего доброго, засудит за то, что помешали принимать посетителя.
Стали ждать. Взрослые пони напряженно молчали, Меткоискательницы обижено глядели на них.
Через десять минут из кабинета вышла Флаттершай.
– А… ты здесь чего? – выкатила глаза Рейнбоу Дэш. – Эти грустецы тебе что-то предъявили? Не боись, сейчас разберемся.
– Я… я… эм, вступила в Лигу. Извините, – пробормотала пегаска, смущенно прикрыв лицо крылом.
– Что? Зачем? – пони обступили ей, ожидая объяснений. – Разве ты несчастлива?
– Ну, я просто… я прочитала их программку, и там написано, что в Лиге ждут тех, кого обижали в школе. А меня обижали.
– И это всё? – усмехнулась Рейнбоу Дэш. – Подумаешь! Ты же давно не в школе, и благодаря нашей крутой дружбе преодолела все свои проблемы, разве нет?
– Н-не совсем, – потупилась Флаттершай. – Я не хочу сказать, что вы плохие друзья, и я очень рада, что дружу с вами, и хочу дружить дальше, но мои проблемы… Да, я научилась постоять за себя, но мне до сих пор трудно… придерживаться золотой середины. Я веду себя либо, как тряпка, либо, как забияка. Мне очень сложно быть уверенной в себе и при этом не грубить пони.
– Да забудь ты уже эту историю с семинаром Айрон Уилла! – махнула ногой Рейнбоу Дэш. – Проехали!
– И, по-моему, ты давно уже никому не грубила, – добавила Рэрити. – Ты самая вежливая и миролюбивая пони из всех, кого я знаю.
Флаттершай вся сжалась, и зашептала так, что ее едва было слышно:
– Вообще-то, возможно, я д-действительно немножечко преувеличила свои проблемы, чтобы вступить в Лигу.
– Да зачем тебе это? – выкрикнула Рейнбоу Дэш.
– О, я поняла! – хитро подмигнула Рэрити. – Ты решила стать нашим шпионом в ЛГБД. Отличный ход, Флаттершай.
– Н-нет, я… эм…, мне было жаль Хай Джампера. Из-за его ног. Но я знаю, что грустецы не любят жалости, поэтому я не знала, как заговорить с ним, и… я думала, может быть, смогу его вылечить.
– Его Кантерлотские врачи не вылечили, сахарок, – сказала Эпплджек. – А ты так и вообще больше по животным.
– Но он казался таким одиноким. Я сейчас поговорила с ним и поняла, что он очень добрый, нельзя винить его в том, что делают другие грустецы.
– Ладно, сейчас разберемся, кто хороший, а кто не очень, – решительно объявила Эпплджек и толкнула дверь кабинета копытом.
Офис Хай Джампера мало походил на офис Трикси, выглядел не холодным и зловещим, а вполне уютным. На стенах висели сертификат, подтверждающий законность деятельности Лиги Грустных, и несколько воздушных пейзажей: Клаудсдейл, Кантерлот с высоты пегасьего полета и просто облака. Сквозь ажурный тюль, занавешивающий окно, в комнату проникал солнечный свет, окрашенный деревьями на улице в зеленоватые тона.
Хай Джампер поднял на посетителей усталый взгляд и доброжелательно, но без улыбки сказал:
– Лучше, конечно, заходить по одному, но если у вас коллективное горе… Мисс Флаттершай, вы что-то забыли? О, и вы вернулись, юные пони! Какие-то вопросы?
– Агась, у нас есть парочка вопросов, – угрожающе сдвинула брови Эпплджек. – Что подписала моя сестра и ее подружки и можно ли прям щас сжечь этот тугомент?
– Документ, – машинально поправила Рэрити. – Свити Белль, Эпплблум и Скуталу несовершеннолетние. Им нельзя было приходить сюда без нашего разрешения, а вам – принимать их в Лигу.
– Наши двери открыты для всех, такова политика организации. К тому же, я подумал, что этим юным пони нужна наша помощь. Представить не могу, как трудно в школе без Метки Судьбы! Жеребята бывают так жестоки.
– Мягко стелешь, да жестко спать, – подлетела к столу Рейнбоу Дэш. – Гони заявления на вступление – или что там надо? – от Меткоискательниц и Флаттершай, и мы свалим, а свои гипноречевки в уши лохам заливать будешь.
– К сожалению, в последнее время в Лигу просятся отнюдь не лохи, – печально вздохнул Хай Джампер. – Пони просекли, что можно зарабатывать на судебных исках против тех, кто якобы попирает права грустных. Я заметил это еще в Кантерлоте, поэтому бросил работу воздушного регулировщика и попросился в функционеры ЛГБД, чтобы принимать к нам только тех, кто по-настоящему несчастен. Например, я отказал в членстве неким Флиму и Флэму, потому что слышал от других местных грустецов об их махинациях.
– Но эт не помешало им вкатить нам иск, – заметила Эпплджек.
– Что поделать, закон о защите чувств грустных распространяется не только на действительных членов Лиги. Под его защиту подпадают все, кто сможет доказать свои печали. Тут я не властен…, – Хай Джампер тяжело вздохнул: – Эх, а как всё хорошо начиналось! Мне грустно от того, во что теперь превратилась ЛГБД, я пытаюсь изменить ее изнутри, пишу прошения и петиции Трикси и Одд Намберу, но пока без результата.
– Результата и не будет, – сказала Твайлайт. – Ты видишь, что что-то не так, но не знаешь всей правды. Трикси создала Лигу не ради помощи несчастным – это лишь побочный эффект, так сказать, – а для того, чтобы «погрузить Эквестрию в пучину отчаяния».
Хай Джампер охнул. Поерзал в кресле и поморщился от боли.
– Уходи из Лиги, – попросила Флаттершай. – Тебе не нужно быть в ней, чтобы получить з-забо… то есть, принятие и понимание.
– Нет, – покачал головой пегас. – Если уйду, на мое место поставят другого, и кто поручится, что он не будет принимать всех без разбора? Вот, что, мисс Флаттершай, оставайтесь в Лиге. Мне нужны здесь союзники. А Меткоискательницам лучше и впрямь выйти: жеребятам стоит держаться подальше от «пучины отчаяния».
– Но мы можем помочь Эпплджек выиграть суд у Флима с Флэмом! – возразила Эпплблум. – И утереть нос Даймонд Тиаре и Сильвер Спун!
– Не будем мы утирать им нос, – неожиданно сказала Свити Белль. – Я… подумала, послушала и поняла, что это некрасиво. Неправильно использовать закон, чтобы отомстить кому-то за личные обиды.
– Но они нас задирают! Даже учительница Черили говорила, что в случаях буллинга нужно обращаться за помощью к взрослым!
– Вам и без Лиги есть, к кому обратиться, дорогая, – Рэрити положила ногу на плечо сестре.
– А если что, мы и без взрослых с ними разделаемся! – смело заявила Скуталу. – В конце концов, нас ведь трое, а они совсем одни!
– Но Флим и Флэм…, – настаивала Эпплблум.
– Я сам их засужу, – предложил Хай Джампер. – За то, что порочат имя Лиги Грустных, используя наш закон в корыстных целях. Изобличу их в счастье, например.
Ободренные, Меткоискательницы ускакали, предоставив взрослым разбираться с документами об их исключении из Лиги.
Хай Джампер назначил Флаттершай своим секретарем, отметив ее особый нюх на настоящих бедных и несчастных, униженных и оскорбленных. Отныне она должна была помогать ему отсеивать тех членов или претендентов на членство в ЛГБД, которые не тяготятся горем, а лишь ищут выгоды и власти.
Пони разошлись из офиса по своим делам.
Твайлайт отправилась в «Сахарный уголок», чтобы рассказать Пинки Пай о Хай Джампере, и о том, как они с ним планируют переделать, по крайней пере, понивилльский филиал Лиги во что-то хорошее.
По пути ей встретилась дюжина пони в черных плащах. Они шли плотным строем и сурово поглядывали по сторонам. Не похоже на обычных прогуливающихся.
– Граждане! – окликнула их Твайлайт. – Назовитесь!
– Мы – Скорбные Стражи, – ответил самый толстый пони. – Народная дружина грустецов, созданная для противостояния погромам. Вы, конечно, знаете, что грустные иногда подвергаются нападениям весельчаков, и мы решили встать на защиту наших собратьев по несчастью. Кроме того, столкнувшись с действиями, оскорбляющими чувства грустных, такими, как публичные улыбки и смех, мы просим преступников прекратить эти действия.
– А разрешение Мэра у вас есть? – прищурилась Твайлайт.
– Нам не нужно разрешение местных властей, принцесса. Мы действуем во исполнение закона о защите прав грустных, принятому самой принцессой Селестией.
– Вы закон-то этот читали?
Черные плащи и постные физиономии не особенно впечатлили Твайлайт. Она подозревала, что самозваные Стражи – просто группа забияк, которые придумали новый повод придираться к прохожим.
Главарь замялся, но тут вперед вышел еще один пони и сказал:
– Ваш вопрос похож на иронию. Ирония есть вид юмора. Юмор влечет за собой смех. Осторожно, вы вот-вот нарушите закон о защите чувств грустных.
Твайлайт почувствовала, как у нее повышается температура, как кровь приливает к лицу от злости. Она поняла, что если сегодня еще хоть раз услышит словосочетание «защита чувств грустных», то взорвется. «Вот заразы! Совсем обнаглели от безнаказанности. Думают, из-за этого дурацкого закона им теперь всё дозволено».
– Есть множество других законов, – сердито процедила она. – Смотрите, сами какой-нибудь не нарушьте, иначе…
Очевидно, ее рог окутала магическая аура, а может, и глаза полыхнули, потому что Скорбные Стражи тут же стушевались и поспешно посеменили дальше по улице.
В «Сахарном уголке» Твайлайт приветствовал мистер Кейк. Твайлайт поздоровалась и спросила, здесь ли Пинки Пай.
– Уехала третьего дня. Сказала, что хочет навестить родных на каменной ферме.
«Конечно, запрет петь по утрам сильно потряс Пинки, – припомнила Твайлайт. – Но вряд ли она бы просто так уехала, даже не попрощавшись с нами. Наверняка, затевает что-нибудь, чтобы развеселить грустецов…»
Твайлайт кивнула и в благодарность за информацию решила купить парочку пирожных.
Мистер Кейк взял биты и протянул блюдце с чем-то, больше похожим на унылый траурный венок, чем на песочные корзиночки с разноцветными кремовыми цветами.
– Это что?
– Такие у нас теперь сладости, – невесело усмехнулся мистер Кейк. – Пёстрые слишком жизнерадостны, оскорбляют взоры грустецов.
Твайлайт бессильно зарычала и, еще раз поблагодарив кондитера, поскакала в свой замок.
Через неделю Скорбные Стражи избили доктора Хувса. Ученый не от мира сего, он умудрился быть не в курсе новых порядков, и вздумал испытывать свои усовершенствованные беспламенные фейерверки на центральной площади Понивилля.
Стражей арестовали, но их адвокат, присланный из Кантерлота, настаивал на том, что фейерверки оскорбляли их чувства и причиняли моральные страдания, и вообще доктор Хувс должен быть благодарен, что ему не выписали штраф за распространение веселья в неположенном месте, поэтому хулиганов пришлось отпустить.
Это стало последней каплей.
– Я сейчас же лечу в Кантерлот, – сказала Твайлайт Спайку. – И если принцесса Селестия не отменит этот проклятый закон, я отменю его сама! Даже если у меня нет такой власти, я… я сожгу главный офис ЛГБД. Пусть я стану преступницей, я больше не могу этого терпеть!
От избытка эмоций она не полетела, а телепортировалась в столицу прямо из Понивилля.
Принцесса Селестия в задумчивости бродила вдоль витражей тронного зала, туда-сюда. Щурилась на пробивающийся сквозь цветные стекла солнечный свет и время от времени сокрушенно качала головой. Услышав хлопок, с которым появилась Твайлайт, она обернулась.
– Отмените закон! – выкрикнула бывшая ученица. – Немедленно! Разве вы не видите, во что он превращает пони? Пусть лучше будет война, чем это…
– ТЫ НЕ ВИДЕЛА ВОЙНЫ, ТВАЙЛАЙТ СПАРКЛ, – строго перебила ее Селестия. – Так не смей призывать ее.
Своды зала содрогнулись от Королевского Голоса, падающие из окон лучи солнца налились недобрым густым багрянцем.
Твайлайт опешила: она никогда не видела наставницу такой злой.
– Прости, Твайлайт, – принцесса Селестия склонила голову, и зал вновь озарил обычный дневной свет. – Я злюсь не на тебя, а на себя. Известие о побивании грустных камнями в Эппалузе вызвало во мне стыд, ибо я поняла, что никогда прежде не задумывалась о тех, кто печален настолько, что им не поможет ни Гармония, ни Магия Дружбы. Стыд ослепил меня, и я не смогла предвидеть, чем всё обернется.
– Мы можем разоблачить Трикси в газетах! Напишем, что она создала Лигу из злых побуждений.
– Мало ли, какие у нее были побуждения, – вздохнула принцесса Селестия, опустившись на трон. – За помыслы мы не караем, а на деле она не совершила ничего дурного. Не она заставляет пони злоупотреблять законом.
– Но это снизит престиж Лиги, уверена, многие пони уйдут. Может, даже потребуют отмены закона.
– А может, решат, что проправительственная пресса клевещет на их защитницу. Ведь у нас нет доказательств, кроме слов Трикси, сказанных тебе, а слова эти нигде не записаны.
– Есть свидетельницы: Мундансер и Гильда, – они подтвердят.
– Даже если грустецы им поверят…, не подадут виду. Я вижу, как они наслаждаются полученной властью, и вряд ли так просто от нее откажутся. Король Сомбра любил повторять: «Раб не хочет свободы, раб хочет иметь собственных рабов». Это жестокие слова, но мне всё больше кажется, что в них есть истина. Из хроник мне известно, что до нас, до обретения Элементов Гармонии, пони постоянно боролись за то, чтобы властвовать друг над другом.
Когда-то, представь себе, кобылы считались пони второго сорта. Им запрещалось получать образование, занимать государственные посты и расторгать браки по своему желанию. Положение пони нашего пола начало меняться в эпоху принцессы Платины. Ей удалось занять трон Юникорнии, потому что ее младший брат, который должен был стать наследником, погиб на войне с Пегасополисом, а иных жеребцов королевской крови не нашлось. Кловер Премудрая, советница Платины, стала первой единорожкой, получившей высшее магическое образование. Принцесса приняла многие важные законы, уравнивающие кобыл в правах с жеребцами, и, казалось, всё хорошо… Но внезапно кобылы из угнетенных превратились в угнетательниц. В Юникорнии распространилось жеребцененавистничество. Откуда ни возьмись, появились тысячи страниц якобы научных трактатов, доказывающих, что мозг единорожки куда совершеннее мозга единорога, следовательно они более способны к магии и управлению государством. Жеребцов начали снимать с важных должностей, с детского возраста воспитывать в них рабское преклонение перед кобылами и внушать, что они не особо-то и нужны, и должны быть благодарны, что их не истребляют. Мне неведомо, исходила ли эта политика от принцессы Платины, или же она стала такой же жертвой обстоятельств, как я теперь. Неизвестно, чем кончилась бы эта история, если бы не обострившиеся отношения с пегасами и земными пони, появление виндиго и последовавший за ним голод. После основания Эквестрии культура Пегасополиса, где жеребцы и кобылы от века летали и сражались наравне, и старинный патриархальный уклад земных пони повлияли на нравы единорожек Юникорнии, и положение кобыл и жеребцов стало относительно равным.
В объединенном обществе пони воцарилось взаимное уважение, но, к сожалению, оно пока распространялось только на три народа. Новый виток угнетения начался, когда Христохуф Мореплаватель открыл Зебрику…, и в Эквестрию хлынул поток рабов. Зебры падали от переутомления на плантациях и в садах пони, задыхались от каменной пыли в единорожьих рудниках, и всё это под ударами хлыста. Лишь пегасы не причиняли зебрам зла, потому что их не заботили труды земные. Вновь задули над страною пони злые ветры, но теперь не холодные, а горячие, несущие песчаные бури с юга. Зебры верили, что это их прародитель, Отец Пустыни, вступается за них, и приободрились. Пони же устрашились, припомнив свое давнее уже прошлое, и перестали обращаться с зебрами, как с рабами. Им стали платить жалование, давать выходные, позволили менять работу и даже уплывать на родину. Да, зебры освободились, но немногие вернулись в земли предков, ибо климат Эквестрии мягче, почва плодороднее, а жители – богаче. С годами нравы пони смягчались, зебрам пожаловали эквестрийское гражданство и право трудиться на тех же работах, что и пони, и получать такую же плату… И хотя рабство давно осталось в прошлом, зебры продолжали припоминать пони годы угнетения и требовали новых и новых привилегий во искупление «вины северян». Повсюду они усматривали неравенство и дискриминацию по отношению к себе, дошло до того, что в столичной постановке ко Дню Согревающего Очага принцессу Платину, чью белоснежную шерстку воспели барды и менестрели, играла зебра с претолстыми черными полосками. При этом зебры, ставшие гражданами Эквестрии, не желали жить по ее законам. На центральных площадях городов они проводили свои ритуалы, поджигали пропитанные зельями бревна и наполняли воздух ядовитыми дымами, вредными, а иногда и смертельными для пони. Они брали в жены пони, а если те противились, обвиняли их в расизме и жаловались местным управителям. И никто не мог им возразить, ибо: «Тяжек груз вины северян: привезли нас сюда против воли – теперь терпите», – так говорили лидеры зебр, злорадно посмеиваясь. Быть может, Эквестрия пала бы под властью зебр и стала страной совсем иной, чем есть теперь… Но в мир явился Дискорд. Не желаю говорить о годах его владычества, скажу лишь, что когда мы с сестрой ниспровергли его, зебр в Эквестрии почти не осталось: некоторых, как и многих пони, погубил Дух Хаоса, некоторые бежали от него на родину в надежде на защиту Отца Пустыни…
По мере того, как Селестия говорила, перед мысленным взором Твайлайт Спаркл проносились страшные картины прошлого: за угнетением следовала месть и новое угнетение, то одна чаша весов перевешивала, то другая, и никак они не могли достичь благословенного баланса. И сердце ее наполнялось горечью и отчаянием: «Неужели история вновь повторяется? Неужели такова глубинная, порочная природа пони и всех мыслящих созданий, и не выкорчевать корни зла ни Гармонией, ни Дружбой?»
– Таков круговорот власти, – заключила принцесса Селестия. – Чем больше прав получает одна группа пони, тем больше она требует, и скоро на смену дискриминации грустных придет дискриминация веселых. Утешает ли тебя мысль, что через многие годы кто-нибудь, быть может, ты, создаст Лигу Счастливых и положит конец владычеству горя? И вновь установит диктат радости, о котором говорит Трикси на своих митингах.
– Никто не создаст, – мертвым голосом ответила Твайлайт. – Ведь счастливых не останется.
– Нет, — возразила Селестия, слабо улыбнувшись, – ничто не правит вечно. Одна власть неизбежно будет сменять другую, как день будет сменять ночь покуда живы аликорны.