Остров, две кобылы и бутылка рому / An Island, Two Mares and a Bottle of Rum
Глава четвёртая. Для танго нужны двое... наверное
— М-м-м... Винил, ниже...
Белая кобылка открыла глаза, но, на секунду ослепнув от яркого солнечного света, тут же протерла их копытами.
— Винил, ах ты шалунья...
Винил моргнула. Чувства сообщили ей, что голос доносится от лежащей рядом серой кобылки – самой зазнайки Октавии, единственной и неповторимой. Однако логика подсказывала, что земпопони такие вещи говорить не может.
— А теперь лизни там...
«Ладненько», — размышляла Винил. — «Теперь это выглядит жутковато. Соблазнительно, конечно, но жутко. Октавия разговаривает во сне? Жутче не придумаешь. Октавия разговаривает во сне и видит там меня? Ещё на двадцать процентов жутче. Октавия разговаривает во сне и мечтает о сексе со мной? По-моему, жутеметр скоро сломается».
Честно говоря, вся ситуация несколько смутила Винил; а если совсем уж честно, её почему-то влекло к серой виолончелистке: как она себя ведёт, как говорит, как треплется её грива на бегу, как её соблазнительный круп... «Жутеметр, Винил, — напомнила себе диджей. — Он не вечный».
Посему единорожка решилась на самое безопасное из возможного: призывая на помощь все свои способности ниндзя-пони (ну, или, по крайней мере, ей хотелось в это верить), она осторожно подтолкнула подругу, отчего та лишь громко фыркнула и повернулась лицом к диджею.
— М-м-м, Винил, жёстче, — прошептала серая кобылка и сладко зевнула.
Пелена грёз постепенно расступалась, возвращая её обратно в Эквестрию – или, если точнее, на Селестией забытый островок. Сон как копытом сняло, когда Октавия поняла, что лежит почти нос к носу с единорожкой. Она уселась, протирая глаза.
— Зачем ты меня разбудила? — спросила виолончелистка. Её заспанное подсознание выкидывало остатки сновидений в мусорное ведро, гордо именующееся памятью. «Святая Селестия... — стремительно краснея, она наконец вспомнила, про что был её сон. — Не может быть, мне снилась Винил... да ещё и про такое...»
— Ты вела себя слишком жутко, — пояснила Винил, пряча собственное смущение за зевком и обыденным утренним потягиванием: «Э-эх, так-то лучше...», — В смысле, естественно, я горячая и всё такое, но это же не повод стонать во сне «Винил, полижи мне там, Винил, полижи мне сям».
— Я... что?! — моргнула Октавия; её мордочка до того залилась краской, что кобылке было впору участвовать в Ежегодном помидорном фестивале.
— Агась, — ответила диджей и резко поднялась, стряхивая последние остатки сна. — Нет, в смысле, мне всегда везёт на друзей с прибабахом, но...
— Винил! — чуть ли не прорычала Октавия, вскакивая на ноги. — Ты забываешься!
— Не-а, — пожала плечами Винил. — Ни разу. Имя – Винил Скретч, род занятий – диджей, проживаю по адресу Какая-то Дырень Посреди...
Возмездие было скорым: карающий удар в челюсть отправил белую пони на лопатки.
Октавия выдохнула, восстанавливая душевное равновесие.
— Оно того стоило... — пробормотала Винил, потирая ушиб.
— Ой, заткнись уже! — рявкнула виолончелистка, бросив на подругу грозный взгляд, но после огляделась по сторонам и вздохнула. — Могла бы принести капельку пользы и хотя бы придумать, как убить время, раз уж мы тут застряли.
Хитро улыбнувшись, единорожка соблазнительно подползла к серой кобылке и, облизнув пересохшие губы, прошептала Октавии в ухо:
— Кажется, у меня есть одна мысль...
— Правда или вызов?
— Вызов. Но знаешь, Тави, если ты опять загадаешь что-нибудь глупое... — приложив к лицу копыто, простонала Винил.
— Я вызываю тебя встать на задние ноги и крикнуть, — самодовольно ухмыльнувшись, Октавия прочистила горло. — «Бетхуфен – величайший музыкант в истории!»
Винил аж поперхнулась воздухом.
— Ты... Ты... Это же неправда! — запротестовала единорожка. — Скольтрекс круче, и вообще...
— Значит, ты признаёшь, что проиграла? — широко улыбнулась Октавия.
Диджей нахмурилась и покачала головой.
— Никогда, — «Этого хотя бы никто не услышит», — мысленно добавила она. Единорожка подняла передние ноги, неуклюже балансируя на задних, и глубоко вдохнула. — Бетхуфен – величайший музыкант в истори-и-и-и-и...
На мгновение она потеряла равновесие и под действием безжалостной сила гравитации рухнула прямо... на Октавию. И, сколь бы забавным это ни показалось, по воле судьбы Винил приземлилась губами точно в губы виолончелистки, раскрывшей рот в предупредительном окрике.
Пусть поцелуй длился недолго, да и вышел как-то неожиданно, обе кобылки признали, что он был хорош. Крайне, крайне хорош. Один из лучших поцелуев за всю жизнь, к своему смущению размышляла Октавия. «Мне правда... понравилось?» — подумала она, покрываясь румянцем.
Лицо Винил отличалось мало. Так и не раскрывая глаз, она разорвала поцелуй. «Вау», — промелькнуло у неё в голове. Если совсем честно, она уже давно об этом раздумывала. Даже мечтала. Страстно желала. А теперь, когда это наконец осуществилось, на уме вертелось лишь одно слово: «Идеально».
— Эм... Винил? — вопреки обычному властному тону, тихо спросила Октавия, беспокойно заёрзав. — Ты не могла бы подвинуться?
— Оу, да, само собой! — протараторила диджей и вскочила на ноги, освобождая придавленную к земле кобылку.
Белая единорожка смущённо почесала затылок.
— Эм... прости меня... — начала она, но тут же была прервана серым копытцем, прикоснувшимся к её губам.
— Тс-с, — с улыбкой произнесла Октавия. — Не надо извиняться. Мне... ну, как-то... — виолончелистка густо покраснела и зажмурилась. — ...понравилось.
— Чего?! — глаза Винил расширились до размеров самой луны. — Значит...
— Значит, просто кое-кто умеет хорошо целоваться, — перебила её земная пони, возвращая самообладание. — А никого другого я вокруг не вижу.
— Ну, — лукаво ухмыльнулась единорожка. — Думаю, мы можем продолжить наши маленькие... забавы...
Она наклонилась поближе к серой пони, так, чтобы горячее дыхание обдавало ушко виолончелистки, заставляя сердце биться чаще.
— Правда или вызов? — прошептала диджей.
— В-в-вызов, — зажмурившись, ответила виолончелистка.
— Я вызываю тебя поцеловать меня, — бесхитростно сказала Винил. — И на сей раз...
Однако госпожа удача сегодня определённо была не на стороне диджея – на сей раз её прервал настойчивый поцелуй Октавии, страстно проникшей языком ей в рот. Глаза единорожки расширились от удивления, но она горячо ответила на поцелуй, буквально купаясь в удовольствии.
Казалось, он будет длиться вечно, но, так как пони тоже нужно дышать, две кобылки, тяжело сопя, всё-таки разорвали поцелуй.
«Идеально», — раздумывала Винил, раз за разом облизываясь. Вкус губ виолончелистки приносил настоящее удовольствие. Во всём теле ощущалось тёплое чувство наслаждения.
Октавия улыбнулась, глядя на белую пони. Она не была уверена, что должно произойти и почему случилось то, что случилось, но знала одно: ей хорошо, как хорошо и Винил. Сейчас лишь это имело значение.
— Эй, Винил, — спросила виолончелистка и, перевернувшись, прижала удивленную кобылку к земле. — Моя очередь. Что насчёт правды?
Земная пони закусила ушко белой единорожки, заставив щёки той загореться от смущения... и возбуждения? «Откуда оно взялось?» — подумала она. Октавия нежно поцеловала диджея в шею. «Оу, вот откуда».
— Конечно... Тави, — тихо прошептала диджей.
— А ты делаешь себе вуб-вуб на ночь?