Остров, две кобылы и бутылка рому / An Island, Two Mares and a Bottle of Rum

Глава пятая. Старый знакомый

Целоваться – это весело. Винил по собственному опыту отлично сие знала.

А Октавия – не весело. И тому есть веское доказательство: все многие годы, что диджей знала земную пони, она была полной противоположностью всему весёлому. Заносчивая и самодовольная, виолончелистка-чистоплюйка могла кого угодно вывести из себя. Блин, да наблюдать за черепашьими гонками и то веселее, чем тусоваться с Октавией!

Но... как ни странно, поцелуи с Октавией выводили веселье на совершенно новый уровень. Веселье было не просто удвоено, а утроено или учетверено... если не больше. Винил никогда не славилась большим словарным запасом, да и не горела особым желанием это исправлять.

Единорожка перевернулась к серой кобылке. С лица той не сходила глуповатая улыбка, но диджей и не возражала. Белая пони нежно поцеловала Октавию в лоб, отчего та хихикнула, слегка покраснев. Довольная результатом, Винил сделала то же самое ещё и ещё к вящей радости виолончелистки.

«Ме-е-е-едленно, Винил», — повторила себе диджей, удерживая внутренние порывы в узде. — «Просто поцелуй, ага? Ме-едленно, как крокодил... эм, черепаха... Да без разницы». Почувствовав, как щёки покрываются румянцем, Винил резко замерла и отодвинулась от прекрасной виолончелистки.

— Ум? — нахмурившись, недовольно пробурчала Октавия. — Винил, ты чего?

Серая земная пони, похоже, совсем не против заняться старым-добрым обменом слюнями. Что уж говорить, с такой ретивостью за последнюю пару часов две кобылки вполне могли бы основать целую компанию по обмену телесными жидкостями.

— Эм... я... — Винил смущённо почесала затылок.

«Ну же, Винил, давай, скажи! Вы же обе взрослые кобылы, Селестия помилуй!» — впрочем, поток мыслей в голове диджея тут же вышел из русла, не способный сосредотачиваться на одной вещи дольше пары секунд. — «Хм-м... а почему мы говорим "Селестия помилуй"? В смысле, Селестия ведь не божество, чтобы миловать...»

— Винил? — переспросила Октавия, вырывая белую единорожку из внутренних философских дебатов обратно в реальность.

Винил состроила лучшую страстную гримасу, какую только могла, хотя, окажись диджей перед зеркалом, она завопила бы от ужаса при виде столь жалкого зрелища.

— Ой, я... я имею в виду... — начала она, пододвигаясь к виолончелистке. — Как видишь, мы здесь совсем одни...

— Да, одни, — непонимающе моргнула виолончелистка.

— Совсем-совсем одни... — подчеркнула Винил и вопреки всем законам физики нависла над кобылкой так, что, наверное, заставила самого Исаака Кольтона вращаться в гробу. «Хм, вот бы к его могиле ещё генератор подключить... Аргх, Винил, нет! Возвращайся к эротическим мыслям! Сейчас же!»

— Да? — Октавия никак не могла врубиться. «На что Винил намекает?»

— Мы можем, смекаешь? — подмигнула Винил.

— Можем что? — моргнула Октавия в ответ.

Диджей застонала и приложила копытом лицо.

— Устроить перепихон, Тави!

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Винил... — нахмурилась Октавия.

«И это я ещё считала себя бестолковой...» — Винил стиснула зубы.

— Ну Тави, ну же! Мне тебе это написать, или что? П-Е-Р-Е-П-И-Х-О-Н. Первая «П». Перепихон.

У тут же покрасневшей Октавии чуть не отвалилась челюсть, но перевозбуждённая единорожка и не думала останавливаться.

— ...Покувыркаться на сене, потанцевать, выгулять киску, сделать цок-цок, принять солнечную ванну, подготовиться к выпускному экзамену, заняться...

— Я поняла, Винил, — вздохнув, перебила виолончелистка подругу на середине предложения. — Просто... мне кажется, я не готова. В смысле, я тебя люблю... И ты очень сексуальная. Но мне просто кажется, что я ещё не готова. Мне...

— Нет, я всё понимаю, — кивнула диджей, мысленно коря себя за такую напористость. — Всё так. Давай... эм... обсудим это позже. Знаешь, мы ведь уже долговасто встречаемся, — на мгновение она задумалась. — «Долговасто» – так же говорится, да? Каких-нибудь правил или ещё чего не нарушает?

Октавия рассмеялась, радуясь, что неловкий момент разрешился как-то сам собой.

— Говори, как хочешь, Винил, — улыбнулась она белой кобылке, теперь гордо вздёрнувшей нос. — Но разве кто-то говорил, что мы встречаемся? Ты, если что, меня ещё не спрашивала...

Серая земная пони хитро ухмыльнулась, наслаждаясь внезапным смятением на лице единорожки.

— В... В смыс... В смысле! В смысле, Тавитыбудешьсомнойвстречаться?! — на одном дыхании выпалила диджей, на что виолончелистка беззаботно рассмеялась.

— Уже, Винил, уже, — хихикнула Октавия. — Я же просто подшучиваю.

Она откинула ниспадающую чёрную гриву назад, чем сразу же привлекла внимание белой пони.

— Вау. Круто. Эм... — диджей моргнула, но тут же ухмыльнулась. — Ну, в смысле, раз мы теперь встречаемся, можно называть тебя Окти?

— Нет.

— Тавс?

— Нет.

— Октаэдр?

— Не... чего?! — Октавия невольно подалась назад с застывшим на лице изумлением. — Ты знаешь, что такое октаэдр?!

«Может, не стоило недооценивать интеллект Винил...» — на мгновение промелькнуло у неё в голове.

— Не-а, — покачала головой Винил. — Но оно звучит как имя крутого робота! Ну, знаешь, такие большие железяки с пушками, взрывы, все дела, и...

Октавия закатила глаза. «Ну да, как же. По-прежнему дубоголовая, как дуб». Её новообретённая кобылка что-то тараторила про роботов и гигантских динозавров... «Прямо как жеребёнок: такая же громкая... и невероятная. И почему я столь сильно её люблю?» — вопрошала виолончелистка саму себя, как вдруг почувствовала под копытом что-то холодное. Она медленно отступила на шаг и посмотрела вниз: в песок была наполовину зарыта бутылка с небольшой бумажкой.

— Винил?

— ...и тут он такой выскакивает из ниоткуда и...

— Винил.

— ...и БДЫЩЬ! А робот ка-ак даст ему...

— Винил! — выкрикнула Октавия, чтобы хоть как-то привлечь внимание диджея.

— Да, Тави? — беспечно спросила та.

— Гляди, бутылка, — серая кобылка указала на стеклянную ёмкость, призывая Винил подойти поближе.

— Круто! Там внутри записка! — Винил подлеветировала бутыль поближе и нетерпеливо её откупорила, несмотря на все протесты виолончелистки, которая, как и любая здравомыслящая пони, понимала, что вытаскивать что-то глубоко из песка (ладно, может, не так уж и глубоко...) даже телекинезом – далеко не безопасно.

— Не удивлюсь, если это какая-то карта сокровищ! Мы найдём клад, и разбогатеем, и... — по мере чтения зрачки диджея расширялись. В конце она невольно сглотнула.

— Что там? — обеспокоенно полюбопытствовала Октавия. Она внимательно прочитала записку, трясущуюся в подрагивающем телекинетическом облачке Винил.

«Кто-нибудь, где-нибудь, отзовитесь!

Помогите. Пожалуйста, помогите. Я здесь застрял. Отсюда некуда бежать. Я уже съел все фиги, и...» На несколько строк почерк стал слишком неразборчивым. «...Нет, они приходят. Они всегда приходят в это время. Молю, Селестия, пусть эта бутылка доплывёт до Эквестрии в целости».

Две кобылки встревоженно переглянулись.

Винил вновь сглотнула.

— Твою ж Селестию.