Жизнь это Лимон

Лемон Дримс — счастливая пони, живущая идеальной жизнью в Понивилле. Есть лишь одна проблема – она считает себя лимоном. Правда ли она пониобразный цитрус или просто сумасшедшая? Важно ли это вообще? После ссоры с пони из города и встречи со смутно знакомым призраком, Лемон Дримс понимает, что должна найти ответы на эти вопросы, пока не стало слишком поздно.

ОС - пони

Зубной

Кто может быть выше Бога?

Принцесса Селестия Принцесса Луна

Хрустальный змей

Злодей угрожает самому существованию дружбы! Сможет ли герой его остановить? (рассказ посвящается папе и маме, потому что я самый послушный сын)

Другие пони

Самая могущественная пони в Эквестрии

В течение многих лет Твайлайт Спаркл работала над тем, чтобы попытаться исправить Кози Глоу. Пегаску периодически выпускали из каменной тюрьмы для новой попытки исправления, но та неизбежно заканчивала тем, что она снова пыталась завоевать Эквестрию. Превращение в статую с годами вошло у нее в привычку. Всегда было больше шансов завоевать Эквестрию, всегда была еще одна попытка ее перевоспитать, и она не знала, как проходит время каждый раз, когда ее сажали в тюрьму. Пока однажды ее снова не выпустили — только для того, чтобы она обнаружила, что вокруг никого нет.

Другие пони

Тай-инь

Спайк Другие пони ОС - пони Старлайт Глиммер Эмбер

Гигантус

Садовод любитель Рэгид Рут всю жизнь мечтал вырастить у себя на участке редчайшее растение «Гигантус лилейный», и вот в один прекрасный день любящий внук прислал ему по почте заветное семечко.

ОС - пони

Кровь, Пар, Сталь

Этот мир сильно отличается от того, каким ему было предначертано быть. Когда-то давно, в ход его истории вмешались. Первое Королевство, пало, разрушено изнутри собственным Советником и Учителем детей монархов. Элементы Гармонии были утрачены. Мир, познавший вкус завоеваний, видевший рассвет и закат величайшей Империи, возведенной живым механизмом, прошедший через четыреста лет власти Хаоса, оказался разрознен. Это окунуло планету во мрак, полный лязга доспехов и лезвий, грохота орудий и взрывов, скрежета и свиста паровых механизмов, и пролитой крови. Но Королевства, Империи, Республики, народы, делящие между собой этот странный и готовый вспыхнуть мир, стоят на пороге совершенно новой эпохи, и первая искра пожара готова появиться, быть высеченной копытом пони из камня руин павшей крепости, спрятанной в снегах Кристальной Империи вместе с тем, что в ней похоронено.

Принцесса Селестия Принцесса Луна DJ PON-3 Другие пони ОС - пони Октавия Флим Флэм Кризалис Король Сомбра

Ракхэн

Ракхэн — с одного из древних мертвых языков означает «стихия». Проше говоря, Ракхэном называли существо способного управлять всеми силами природы: водой, землей, огнем, воздухом и молнией. Но кто способен управлять такой силой, кто достоин владеть ею. Может дракон, а может быть грифон. Нет, судьба выбрала представителя совершенно другого вида. Стихии стали частью совсем обычного единорога. И теперь он должен решить, как он будет ее использовать. Будет ли он использовать ее во благо или же искушенный силой использует ее во зло. Это история началась еще до того, как принцесса Селестия отправила свою сестру, принцессу Луну, в заточение на тысячу лет.

Принцесса Селестия Принцесса Луна Другие пони ОС - пони

Человек крадёт маффины у Дёрпи

Говорят, мешка два или три стянул! Ну, четыре точно!

Твайлайт Спаркл Пинки Пай Дерпи Хувз Лира Другие пони Человеки

Древние обычаи

Закон - что нежить. Восстанет и укусит тебя за задницу. Или за ушко.

Твайлайт Спаркл Принцесса Селестия Принцесса Луна

S03E05

Продолжение стэйблриджских хроник

Глава 1. Трудные решения

Представитель замкнутого сообщества идёт против законов сородичей и законов природы, чтобы годы спустя стать влиятельным учёным с широким набором полномочий...


Деревушка Ситрэп Вилладж была одним из тех мест, встретив которые во время путешествия, скиталец рисковал влюбиться всем сердцем и осесть в этих краях надолго. Тут и горный кряж неподалёку, с которого бежали ручьи с прозрачной и прохладной водой. И лес, недостаточно густой и мрачный, чтобы стать домом для странных и опасных существ, но в меру тенистый и манящий прогуляться жарким днём перед ужином. И всего одна, огибавшая два десятка домов дорога, так и просившаяся на холст живописца. Даже по меркам спокойной Эквестрии местечко было умиротворяющим.

Однако те, кто выказывал желание задержаться в деревне подольше чем на пару ночей в чьём-нибудь сарае, в какой-то момент узнавали два неоспоримо печальных факта. Первый был в том, что по проекту регионального строительства власти Троттингема при давлении со стороны строительной компании «Троттингем Солюшенс» определили Ситрэп Вилладж как источник водных ресурсов для расширяющихся аграрных площадей. В связи с этим получили подписи проекты водопроводов, ирригационных систем, многоэтажных жилых комплексов, ветки юго-восточного каретного пути, ради которых игнорировалось наличие лесов и прочей природной красоты. Само строительство ещё не началось, в основном, по причине второй проблемы, донимавшей Ситрэп Вилладж.

В пещерах тех самых гор, за тем самым лесом, который вдохновил не одного сочинителя сонетов, находилось укромное, но весьма заметное поселение пони особой породы. Для простоты их называли «бэт-пони», намекая на определённую схожесть с летучими мышами. Но когда они, следуя природным инстинктам, по ночам в одиночку и группами бесшумно скользили по небосводу, их называли совершенно другими словами и сравнивали с совершенно другими созданиями. А иного поведения от этих «соседей» ждать не приходилось – ночь была их днём, и пренебрегать собственной природой ради комфорта окружающих гордые ночные жители не собирались. Мнением прочих пони они интересовались в последнюю очередь, что, кстати, и тормозило индустриальное развитие края – власти Троттингема никак не могли втолковать сообществу бэт-пони, на что просят у них разрешения и почему это выгодно всей округе.

И пока представители сторон вели бесконечные переговоры, пытаясь понять, что каждый пытается донести до другого, Ситрэп Вилладж просто жила своей жизнью, позволяя взрослым и детям заниматься обыденными вещами. Например, играть на лужайке, возле стены из лесных деревьев, где компания юных кобылок как раз пыталась разыграть на расстеленной скатерти представление с тряпичными куклами, которые жили дружной семьёй.

Небольшое милое развлечение прервали те самые представители соседствующего вида, не сильно превосходившие кобылок по возрасту. Группа мышекрылых юнцов, у которых было достаточно энергии, чтобы валять дурака по ночам, подремать часов пять и сбежать из детского сада через давно разведанные дырки в заборе, нашли себе развлечение. С диким рыком они выпрыгнули из листвы ближайших деревьев, служившей им укрытием. Ответный визг девчонок, которые кинулись прочь от леса с максимальной для маленьких ножек скоростью, молодёжь бэт-пони встретила безудержным хохотом. И только один, отсмеявшись, заметил, что зелёногривая кобылка спокойно отложила куклу, к которой во время игры не питала особого интереса, и наблюдает за озорной компанией. Лидер напроказничавшего коллектива захотел показать остальным, какой он лидер. Расправив вполне окрепшие для его возраста крылья, он спланировал поближе к кобылке и, оскалив пока ещё коротковатые клыки, рявкнул повторно. Та неожиданно захихикала.

— Ты смешной, – произнесла она. Бэт-пони от неожиданности не сразу закрыл хищно распахнутый рот, и теперь, учитывая округлившиеся глаза, действительно выглядел смешно и глупо.

— Нет, я страшный! – запротестовал ночной летун, не желавший утратить уважение своей «банды», которая с веток наблюдала за разговором.

— Ага, конечно, – хмыкнула юная единорожка. Она почему-то чуть ли не с нежностью таращилась на того, кто должен был вызывать трепет. – А ты недавно летать начал? – внезапно последовал вопрос.

— Давно, – буркнул бэт-пони, желая лишь поскорее прекратить этот разговор, явно не раскрывавший его лидерских качеств и способности к запугиванию.

— А почему тогда раньше не показывался?

— Да потому что… Неважно, в общем…

Он развернулся и захлопал перепончатыми крыльями, поднимаясь в воздух. Однако странная кобылка не успокоилась, а вскочила на ноги и в три прыжка вновь оказалась у него перед мордой.

— А завтра покажешься? – спросила она, заглядывая в его оранжевые глаза с вертикальными зрачками своими зелёными, большими и глубокими. – Если покажешься, я постараюсь испугаться! Честно-честно!

— Отстань, малявка! – потребовал злящийся на себя бэт-пони. Ему не требовались чужие подачки, он самоуверенный, независимый. Он воин ночи.

— Меня Дресседж Кьюр зовут. Можешь называть меня Кьюрис, – сообщила «малявка», слегка наклонив голову набок. Жеребец резко взмахнул крыльями, направляясь к листве и деревьям, где ждали молодые соратники, наверняка придумавшие уже немало шуточек по поводу неудачного запугивания, но остановился. И поскольку они в любом случае будут его шпынять, от произнесения дополнительной пары слов летун ничего не терял.

— Краулинг Шейд, – произнёс он, косо глянув на оставшуюся внизу маленькую единорожку. Пускай знает, кого ей нужно бояться при следующей встрече.

*   *   *

Тихий стук отвлёк Дресседж Кьюр от сборника тестов, в котором она карандашом обводила предполагаемые правильные ответы. Единорожка бросила быстрый взгляд в сторону занавесок, скрывающих ставни. Ровно через секунду разум, утомлённый математическими задачками, решил ещё одну. Определил, кто тот единственный пони, желавший в поздний час постучать в её окно на третьем этаже многоквартирного дома.

Раздёрнув занавески и распахнув окно, Кьюр первым делом бросила взгляд на залитые звёздным светом огромные кучи земли, отмечавшие разрытую рабочими «Троттингем Солюшенс» водопроводную линию, вышедшую из строя из-за изначально халтурно проложенных труб. Попытки починить то, из-за чего деревня Ситрэп Вилладж превратилась в несуразную смесь деревянных домиков, каменных зданий и пустого, проданного, но ещё не застроенного пространства, продолжались уже неделю. Они изрядно выводили Кьюр из себя, потому что засесть за книги в таких условиях не получалось. А ночью, когда «Троттингем Солюшенс» брала перерыв, подключались другие отвлекающие аспекты, один из которых завис напротив окна квартиры.

— Ну что, прогуляемся к «старым соснам»? – спросил Краулинг Шейд, подмигнув оранжевым глазом и скаля клыки в улыбке.

«Старыми соснами» называли участок леса, переживший вторжение «Троттингем Солюшенс» и их инновационную работу на местности, переросшую в значительное сокращение количества деревьев в округе. После протеста со стороны жителей владелец конторы, Иолиан Джог, признал поспешность действий и неправоту сотрудников. Небольшой земельный надел засадили юными деревцами, которые стали именоваться, соответственно, «молодыми соснами».

— Не сегодня, Шейд, – резко ответила Кьюр, возвращаясь в кресло, позволявшее принять вид занятого работой философа. – Мне надо готовиться. Через неделю вступительные экзамены в МэйнхМед. Это серьёзно.

— О-о-о, – удивлённо произнёс Шейд. – И давно ты стала такой заучкой?

Дресседж Кьюр не удостоила его ответом. Сочтя тему исчерпанной, она магией закрыла окно, но насмешливое фырканье, хоть и приглушённое, будущая студентка всё равно расслышала.

— Кьюрис, тебе что, родители запретили со мной гулять?

Кьюр тяжело вздохнула. Она очень не хотела этого говорить, надеялась, что первой отговорки будет достаточно и не придётся ставить под удар давнюю дружбу… Но пришла пора установить границу между жизнью беззаботной кобылки и будущим дипломированного специалиста.

— Шейд, ты приятный собеседник… – начала она. «Собеседник» пошевелил украшенными кисточками ушами. Кьюр тихо ругнулась и приоткрыла окно. – Я хотела сказать, что с тобой приятно проводить время, у тебя интересный взгляд на вещи… С тобой весело.

— Упрощу ситуацию, – взмахом копыта остановил её бэт-пони. – Технически я не твой особенный пони, так что не обязательно сочинять речь о том, что хочешь со мной расстаться.

— Я просто хочу, чтобы ты понял, – замялась Кьюр. – Ты… ты как бы тянешь меня вниз. Я трачу на тебя время, которое мне следует тратить на учёбу, на книги, на своё развитие и своё будущее. Я хочу поступить в медицинский институт, хочу его закончить. Но если буду гулять с тобой к «старым соснам», у меня ничего не выйдет. Поэтому, пожалуйста… – Зелёная единорожка замолчала, не зная, как сформулировать мысль. – Давай жить разными жизнями.

Краулинг Шейд висел в воздухе возле окна, интенсивно работая крыльями. Кьюр понятия не имела, что происходит сейчас в голове жеребца. Обиделся ли он? Разозлился? Внял её словам и смирился? Что, если он не захочет быть вот так отвергнутым? Что, если он испытывает к ней какие-то… реальные чувства?

— Кьюрис, сколько ты знаешь песен о «Великих крыльях»? – внезапно спросил мышекрылый гость. Кьюр растерянно заморгала.

— Уверен, что ни одной, – ответил на неё Шейд. – Сильно сомневаюсь, что и твои родители слышали хоть одну… А их сорок восемь. Песен о «Великих крыльях».

Он поставил передние копыта на подоконник и перенёс на них часть своего веса. Ромбовидные зрачки оранжевых глаз сузились, реагируя на слишком яркий для них свет в комнате Кьюр. Но Шейд преодолел это болезненное мгновение, чтобы сконцентрировать взгляд на давней подруге.

— «Великими крыльями» называют тех из моего народа, кто совершил великое деяние, память о ком достойна остаться в веках, – начал он. Бархатистый тембр его голоса всегда действовал на Кьюр чарующе, и даже тяга к образованию или временная неприязнь к рассказчику не могли заставить её прервать речь бэт-пони. – Вот только деяния эти настолько значительны, – он поставил пропитанное горькой иронией ударение на последнем слове, – что за пределами мест, в которых я родился и вырос, про них никто не слышал. Один достойный жеребец нашёл под камнем родник, чем помог семье и соседям. Теперь это увековечено в стихах. Другая песня о том, как кобыла спасла фруктовую рощу от вредоносных клещей. Не правда ли, великие свершения?

Он распахнул окно настежь и, извернувшись, присел на подоконник, прижав крылья к телу.

— А я хочу о себе другую песню, – произнёс Шейд, высверливая взглядом дыры в штукатурке. – Песню, которую будут знать не только мои сородичи. Я хочу, чтобы её пели по всей Эквестрии. И ты права. – Шейд положил своё копыто на копыто Кьюр. – С самой нашей первой встречи, когда ты говоришь про меня, ты подчёркиваешь мои слабости. Ты видишь их во мне, когда я сам не могу увидеть… Ты считаешь, что я трачу время на праздные гуляния? До чего же ты права! У пони с моими планами не должно быть такой жизни.

Копыто жеребца соскользнуло с тёплого прибежища и переместилось на холодную картонную обложку учебника по естествознанию.

— Я тоже хочу получить образование. Тоже хочу в институт. Мне тоже надо постигать науку. Когда, говоришь, там экзамены будут?

— Недели на подготовку тебе не хватит, – печально ответила Кьюр.

— Просто скажи, Кьюрис, на кого я могу выучиться, и что для этого надо понять, прочитав в книгах. Я постараюсь тебя удивить.

*   *   *

Она пришла к нему в общежитие поздно вечером, неведомо как пробившись через принципиального консьержа. Пришла без учебников, конспектов лекций или тетрадок с результатами лабораторных, но со следами слёз на щеках.

— Так, что случилось? – спросил Шейд, бросив взгляд на соседей по комнате. У тех незамедлительно нашлись дела на кухне или около подъезда, под предлогом которых жеребцы мгновенно освободили помещение.

Кьюр долго не отвечала. Так долго, что бэт-пони решил, будто всё, что ей требовалось – зайти и увидеть его. Но когда ей удалось выговорить первые слова, он понял, чем на самом деле была вызвана нерешительность.

— У меня будет жеребёнок, Шейд…

«Ну вот, доучилась». «Это не ко мне вопрос». «По-моему, чудесная новость». «Как ты себя чувствуешь?» Ворох возможных фраз пронёсся через сознание бэт-пони, от насмешек до сочувствия, от вопросов до поздравлений. Выбрать что-то конкретное оказалось затруднительно.

— Если тебе требуется оформить академический отпуск через деканат, я поспособствую, –наконец предпочёл нейтральный вариант Шейд. – Ты знаешь, что я у них на особом счету…

— Тебя даже не волнует, как я оказалась в такой ситуации? – отстранённо спросила Кьюр.

— Нет, конечно… Блин! – Раздражённый рефлекторным неудачным ответом, Шейд чуть не куснул себя за копыто. – Я не хотел сказать, что меня не волнует то, что с тобой происходит. Я хочу сказать, что независимо от предыстории, я готов помочь. Ты же знаешь, Кьюрис! Любыми средствами.

— Я поняла тебя, Шейд, – кивнула зелёная единорожка. – Просто всё так несправедливо.

Шейду было любопытно узнать подробности, но в такой ситуации лезть с вопросами не стоило. Искушение он решил преодолеть, заняв себя приготовлением для Кьюр чашки с чаем. Немного подумав, он сделал чашку бодрящего напитка и себе тоже, пусть это и грозило подорвать его режим «спи ночью, бди днём» – физически неудобный, но вынужденно необходимый для учёбы.

— Вроде бы не такая важная дисциплина, – медленно говорила в пространство гостья, пока Шейд возился с чайником, – основы магических манипуляций. Тройки бы хватило. Но диплом с отличием… Наверное, я бы всё равно его получила. Но я хотела отличную оценку. Потому что у меня везде и всегда только «отлично». А тут что-то не получается, пятёрка не светит… И я не знала, как… где искать решение проблемы.

Кьюр прочно и заботливо обхватила чашку, которую ей протянул Шейд. Бэт-пони уселся на кровать-койку напротив подруги.

— А потом профессор завёл разговор о моих оценках… О том, как мне не даётся магия. Что экзамен мне не сдать… Но… Есть особое предложение. Гарантирует отличную оценку. И я почему-то решила, что не будет ничего страшного… что ничего плохого…

— Кто эта тварь? – перебил сбивчивое повествование Шейд. – Скажи мне имя этого профессора.

— Диспьют… – после долгого молчания тихо проговорила Кьюр.

— Так. – Бэт-пони поднялся с места, отставив нетронутую чашку с чаем, и начал мерить шагами комнату. – Завтра утром я отправлюсь в главный корпус. И добьюсь, чтобы ректор Эмблинген выгнала взашей этого м…

— Нет, не надо, – неожиданно всполошилась Кьюр, но унять Шейда было сложно.

— Я доведу этот вопрос до Научного совета, – разошёлся он. – Это позор для так называемого профессора, для этого института, вообще для всей эквестрийской науки. Пусть все узнают…

— Хватит! – резко потребовала Кьюр. Смена настроения со стороны попавшей в трудную ситуацию пони оборвала не только речь бэт-пони, но и мысли тоже.

— Кьюрис, я же хочу тебе помочь…

Ноздри Кьюр гневно затрепетали.

— Почему ты всё время рвёшься мне помогать? Что у тебя за манера лезть постоянно в мою жизнь? Со школы я постоянно вынуждена видеть твою тень рядом с собой! Преследуешь, надоедаешь, решаешь что-то за меня, указываешь, как мне быть. Я много раз повторяла, что у меня своя жизнь, и она тебя волновать не должна. Твоё присутствие в ней всё портит.

Брови жеребца поползли вверх. Он был настолько взбешён, что мог ляпнуть что угодно, не особо задумываясь о последствиях таких слов. Но из уважения к подруге сдерживался.

— Я хочу помочь, – деликатно пояснил он, – потому что считаю себя обязанным тебе за все те хорошие вещи, которые ты сделала для меня. Понимаешь? Ты очень сильно на меня повлияла, фактически, изменила мой взгляд на мир. Ты для меня очень много значишь…

— Да? А ты для меня не значишь ничего! – фыркнула единорожка.

Шейд озлобленно клацнул зубами.

— Тогда чего ты пришла сюда вообще? – спросил он. Вместо ответа в него полетела чашка. Не успевший остыть чай залил перепонку мгновенно закрывшего морду крыла.

Отдёрнув крыло, Шейд не удостоил его взглядом, хотя ожог был чувствителен, а стекавшие по крылу капли противно щекотали. Осколкам чашки на полу также не досталось его внимания. Бэт-пони пристально смотрел туда, где ещё несколько секунда назад сидела зелёная единорожка. От вида пустого стула в груди жгло так, что пострадавшее крыло совершенно не чувствовалось.

*   *   *

— С огромной радостью от имени Мэйнхеттанского Медицинского Института, – говорила с трибуны белая единорожка в строгом костюме с позументами, – я хотела бы отметить одного из, безусловно, лучших исследователей своего поколения. Довольно странно это говорить, учитывая, сколько раз он опаздывал на мои занятия и засыпал во время лекций…

Стоявший чуть позади трибуны Краулинг Шейд с виноватым видом водил копытом по дощатому настилу. То, что сейчас представлялось шуткой, ранее являлось серьёзной проблемой. Его природные инстинкты ночного жителя конфликтовали с утренней сменой в институте. Чтобы преодолеть этот биологический барьер, ему понадобилась огромная сила воли.

— Итак, особый диплом с отличием и поздравительную грамоту от ректората я хотела бы вручить Краулинг Шейду! – завершила монолог ректор Эмблинген.

Бэт-пони приблизился, чтобы забрать у неё документы, над получением которых корпел, учитывая год переподготовки после заваленных вступительных экзаменов, шесть лет. Он старался добродушно улыбаться, по мере сил не выпячивать клыки и не смотреть профессору в мордочку. Явные признаки старости, а точнее то, что Эмблинген отчаянно пыталась скрыть их под слоем «косметической штукатурки», были Шейду противны. К счастью, он мог спрятать глаза за недавно приобретённой парой круглых солнцезащитных очков, которые имел полное право носить для защиты зрения.

— Благодарю, профессор, – сказал Шейд, сохраняя удачный для ловивших момент фотоаппаратов ракурс. – Уверен, что знания, полученные в этих стенах, мне пригодятся бесчисленное количество раз.

— Вы очень необычный студент, – прошептала сквозь улыбку Эмблинген. – Предвижу, вас ждёт очень необычное будущее. А я с нетерпением буду ждать кого-нибудь из ваших сородичей. Они, наверное, последуют вашему примеру…

--- О, я бы на это не рассчитывал, – ответил Шейд, напоследок отвешивая поклон ректору института, которую, если верить слухам, должны были повысить и поставить по главе всего Мэйнхеттанского Медицинского центра. Сохранить хорошие отношения с такой пони Шейд считал крайне важным.

Профессор осталась за трибуной, чествовать прочих «очень особенных» студентов, а Шейд по приделанной с края лесенке спустился в ряды менее усердных учеников и сразу побрёл к выходу со спортивной площадки, где по традиции проводилась выпускная церемония. Периодически он бросал взгляды по сторонам и в какой-то момент заметил её – зелёную единорожку, которая скромно стояла с краю толпы родителей отучившихся студентов.

— Ты всё-таки пришла, – сказал он, пробившись через пять рядов пони. Дресседж Кьюр вздрогнула, поскольку явно проглядела его приближение.

— Да. Для тебя ведь это особенный день. Я хотела глянуть одним глазком… – тихо ответила она.

И тут Шейд наконец заметил, на чём постоянно сосредотачивала своё внимание Кьюр. Через её шею и плечо был перекинут миниатюрный гамак из ткани, в котором покачивалось маленькое существо с завитушками гривы, которое водило по сторонам зелёными глазками.

— Это красавец Фибелис? – задал очевидный вопрос бэт-пони. Он собирал крупицы информации о Кьюр. По крайней мере, точно знал, что она вернулась в Ситрэп Вилладж и назвала сына Фибелис Файбл.

— Он самый, – по-прежнему не радовала эмоциональностью давняя подруга.

Шейд наклонился чуть ближе к ней и ощутил слабое присутствие знакомого аромата. Аромата медицины. Аромата стерильных кабинетов и процедурных комнат. Что бы ни привело Кьюр в Мэйнхеттан, оно не ограничивалось выпускным вечером друга детства.

— Шейд, ты никак убежать решил? – прозвучал голос за спиной бэт-пони. Краулинг Шейд раздражённо вздохнул – новые знакомые мешали ему нормально поговорить со старыми.

— Кьюр, это Эндлесс. Учится здесь на юридическом, – пояснил он и только после этого повернул голову в сторону подкравшегося земнопони. – Эндлесс, это Дресседж Кьюр, моя хорошая знакомая…

— Ага, здрасьте! – едва скользнул взглядом по кобыле с жеребёнком тот и тут же накинулся на Шейда: – Ну, что, отличник запредельный? Будешь сегодня с нами до утра гулять?

— У меня режим, – последовал ответ.

— Ой, да ладно тебе! Завтра же никуда просыпаться не надо. Хоть весь день валяйся. А дружбу отметить, наш юношеский союз… Это святое, между прочим!

Шейд с недовольной мордой отвернулся от земнопони. Но обнаружил, что Кьюр, видимо, убедившаяся, что у её старого знакомого жизнь складывается просто замечательно, развернулась и уходит прочь. Порыв догнать её остановил буквально повисший на перепончатом крыле Эндлесс.

— Эх! Ладно! – притворно сдался Шейд. – Я могу позволить себе одну ночь веселья. Это не перебор… Наверное.

— Не-не-не, – Эндлесс одёрнул приятеля, попытавшегося высвободить крыло и сделать пару шагов в сторону от товарища, – мы начинаем праздновать в другой стороне. И у меня личная миссия отвести тебя к компании. А то дёру дашь, как много раз до этого…

Не вслушиваясь в трёп Эндлесса, бэт-пони повернул голову и бросил долгий взгляд вслед уходящей зелёной единорожке. «У неё своя жизнь, у тебя своя. Она так хочет», – напомнил себе Краулинг Шейд.

*   *   *

Полная луна с тёмным профилем аликорна заливала землю прозрачным призрачным светом. Его было достаточно, чтобы тень бесшумно скользящего по небу летуна чётко вырисовывалась на стенах обветшалых зданий, кое-где ещё сохранявших потёртые эмблемы «Троттингем Солюшенс» – букву «С», обвивавшую палочку буквы «Т». Бэт-пони искал одно неосвещённое окно среди множества неосвещённых окон. Его память ещё хранила маршрут, которым он когда-то часто летал.

Раму перекосило, и окно стало невозможно закрыть, даже если бы хозяйке квартиры было до него дело. Краулинг Шейд осторожно подцепил угол левой створки; сопротивляясь, с противным скрипом она поддалась. Куда больше времени заняла попытка справиться с намертво заклинившей правой – пролезть в наполовину открытое окно он не смог. Но бэт-пони не сдавался и уже через минуту смог открыть окно настежь и опуститься на подоконник.

Шейд спрыгнул внутрь комнаты и едва не упал: под копыто подвернулась пустая бутылка. Он проследил, как она, вращаясь, в тихим печальным звоном откатывается в сторону, затем огляделся. Чувствительным глазам ночного существа хватало света, чтобы увидеть ещё несколько разбросанных по полу «ловушек», а также то, что комната пребывала в ужасном состоянии. Некогда хоть и небольшая, но уютная квартира превратилась в помойку. Медленно шагающий бэт-пони то и дело переступал через валяющиеся вещи, книги, предметы одежды, всё новые бутылки, неизменно пустые. В помещении висели запахи грязи и сырости, давно завядшей и прокисшей еды. Несмотря на время года, было холодно – точнее, сыро, и эта сырость норовила забраться под шёрстку, выстудить тело, заставить мелко дрожать.

Шейд вышел в коридор, бросил взгляд в сторону кухни – чувствительное обоняние заставило его скривиться – и решительно двинулся к спальне. На пороге этой, единственной обитаемой комнаты он застыл, в который раз кляня себя за то, что столько откладывал путешествие, сочтя урегулирование вопроса с грифонами более важным. Он боялся, что всё-таки опоздал.

Кьюр была в ужасном состоянии, в которое загнала себя сама. Совершенно неухоженная и вдрызг пьяная кобыла не смогла даже заползти на кровать – подтащила к себе покрывало и впала в забытьё. Осторожно войдя – хотя едва ли тяжело дышащая во сне пони была способна услышать его шаги, – Шейд наклонился и поднял валяющуюся у безвольно откинутого копыта почти пустую бутыль, с которой Кьюр, видимо, рассталась в последнюю очередь. Понюхав горлышко и изучив этикетку, он перевёл взгляд на не реагирующую на его присутствие кобылу.

— М-да, подруга, – прошептал он. – Такое пойло даже забесплатно не все стали бы пить…

Покачав головой, он бережно склонился над Кьюр и стал размышлять, как сдвинуть её с места. Идеальным вариантом оказалось перетаскивание с перебрасыванием головы и передних ног через спину бэт-пони. Кьюр при этом, а также на протяжении всей дороги до ванной комнаты, что-то тихо неразборчиво бормотала. Она была не в этом месте и не в этом времени, с кем-то и о чём-то вела беседу, понятную лишь ей. Беседа сменилась приблизительным осознанием происходящего, только когда Шейд, положив единорожку в ванну, врубил холодный душ.

— Что?.. Как?.. – Кьюр сидела и, дрожа, водила по сторонам мутным взглядом. – Я… Ты…

Шейд, которому никак не везло отыскать подходящий кусок материи среди валяющихся на полу одинаково грязных полотенец, откликнулся:

— Да, я, кто ж ещё? – Он распахнул крыло, чтобы повернуть им кран и уменьшить напор воды. – Знаю, ты просила в твою жизнь не лезть. Но, извини меня, назвать ЭТО жизнью нельзя. Как только до меня дошли слухи, что ты гробишь себя выпивкой, я сразу примчался…

— Всё бросил?.. Ради меня… – растерянно прошептала Кьюр, всё ещё не до конца протрезвевшая и не способная удержать на нём взгляд.

— Ой, не много там было бросать, – отмахнулся Шейд. – Оставил Эндлесса подписывать с грифонами бумаги, чтобы один ненужный остров полностью был в моём распоряжении. Надводная часть и подводные гроты в придачу… Эндлесс юрист, ему эти вещи ближе. А с группой строителей договорённость есть, задаток им выплачен. И на стройке я опять же лишний... Так что у меня полно свободного времени.

Слушающая его зелёная пони обессиленно сидела на месте. Будучи мокрой, она не пожелала протянуть копыто, взяв полотенце, или магией остановить воду. Вместо этого она смотрела на маленькую резиновую уточку, забившуюся под алюминиевый таз и заметную лишь из ванны.

— А зачем мне вообще жить? – прошептала Кьюр, оборвав речь жеребца. – Его больше нет, Шейд. Моего малыша. Фибелиса.

Краулинг Шейд недовольно поводил ушами.

— Вот таких разговоров не надо! – потребовал он, бросая на голову единорожки самое чистое из полотенец. Сейчас ему важно было растрясти доведённую до отчаяния и погрузившуюся в чёрную меланхолию подругу, избавить её от безразличия к самой себе.

— Они говорили, что им знакома его болезнь, – продолжала рассказывать Кьюр, комкая в копытах полотенце. – Говорили, что знают способ лечения… Что всё будет хорошо… А я верила. Три года возила его в Мэйнхеттан… И обратно… Собирала справки, приносила анализы, отдавала им своего малыша… И всё равно… Шейд, почему именно он? Почему так получилось?

Краулинг Шейд не знал, как ответить на эти вопросы. Он не придумал на них ответы. Или, возможно, этих ответов не существовало в принципе.

— Я заварю крепкий кофе, – сообщил он, легко похлопав Кьюр по ноге. – Потом соберу за тебя вещи. Ты в этом захолустье не останешься. Переедешь со мной в Кантерлот.

— А что мне там делать? – безучастно спросила она, глядя на мокрое и смятое в тугой комок полотенце.

— Быть под моим присмотром. Кроме того, я дёрну за пару ниточек… Мне командующий Дьютид Клатч кое за что обязан. Он устроит так, что тебя возьмут в Кантерлотский военник. На два года рекрутской службы. Военврачом. Тебе это нужно, – настойчиво произнёс Шейд. – Тебе сейчас надо вернуть здоровый вид, дисциплину, уверенность в себе. Найти цель в жизни.

Бэт-пони ждал очередной гневной отповеди, ждал, что Кьюр опять заведёт разговор про «разные жизни». Что она опять запретит ему диктовать условия. Но сейчас огонь, разжигавший сопротивление и самостоятельность, в ней почти угас. Она посмотрела на Шейда, но посмотрела как бы сквозь него.

— Хорошо, – шевельнулись её губы.

Шейд хотел оставить её ненадолго, чтобы обеспечить кофе и прочие мелкие радости жизни, но Кьюр движением головы остановила его.

— А потом я доучусь. На врача… – произнесла она. – Ведь если бы я была врачом… Может, я смогла бы его спасти…

*   *   *

Краулинг Шейд не мог заснуть. Она, лёжа рядом, чувствовала это по его дыханию. Она уже научилась различать Шейда спящего и Шейда, напряжённо созерцающего потолок в попытках лишний раз не шевелиться, чтобы не разбудить её. Но, раз уж ей тоже не спалось, Кьюр решила не притворяться и магией стянула колпак со светлячковой лампы.

— Что у тебя случилось? – спросила она, приподнимая голову. Как и ожидалось, в широко открытых Шейда не было и тени сна, ромбовидные зрачки сузились от света. Убедившись, что все вокруг тоже страдают бессонницей, он встал и подошёл к окну. Подняв голову, какое-то время молча смотрел на громадную, яркую луну; профиль аликорна на ней выглядел темнее и чётче, чем обычно. Чувствительные глаза ночного существа видели также и четыре звёздочки вокруг светила, зажёгшиеся несколько дней назад и ночь от ночи набирающие силу.

— Пророчество скоро сбудется, – не поворачивая головы, негромко произнёс бэт-пони. – Найтмер Мун вернётся. И устроит Вечную ночь…

— И тогда у тебя будет время выспаться, поэтому сейчас спать не обязательно?

— Кьюрис, это не повод для шуток.

— Шейд, с чего ты взял, что Найтмер… как-её-там вернётся? Откуда вернётся-то?

Краулинг Шейд расправил крылья, практически заслонив ими лунный свет, проникавший в обжитую пристройку к обсерватории.

— Мой народ помнит, – произнёс он. – Мой народ передаёт легенду через поколения. О той, что заключена на луне, но однажды вернётся. Когда четыре звезды укажут ей путь, настанет её Вечная ночь.

— Красивая сказка, – фыркнула Кьюр.

— Мне её сегодня рассказали ещё раз. Старейшины моего народа, – продолжал Шейд с плохо скрываемыми нотками гордости в голосе. – Они прилетели из удалённых селений. Не только из района Ситрэп Вилладж. Пришли, чтобы спросить меня, единственную их связь с миром дневных пони, единственного из них, кто осмелился бросить дом ради другой жизни. Они спросили меня, чью сторону должен принять ночной народ. Должны ли мы, летуны ночи, поддерживать Найтмер Мун и ликовать во время её возвращения? Или мы, как народ Эквестрии, должны, подобно другим народам, страшиться её и препятствовать наступлению Вечной ночи?

Дресседж Кьюр задумчиво потёрла висок.

— Что ты им сказал?

— Что дам ответ утром, – вздохнул Шейд. – Но ответа я пока придумать не могу. Понимаешь, они прилетели не к правительнице Эквестрии, не к Селестии. Они прилетели за советом ко мне. Лично ко мне. И от моего решения может измениться судьба всего мира.

Бэт-пони неспешно вернулся к кровати, где его ждал недоизученный потолок. Попутно из чаши на тумбочке он схватил гроздь винограда, с которой намеревался разделаться в свойственной зубастым пони манере.

— Что, если моё решение приведёт к победе Найтмер Мун? Или ускорит её окончательное поражение? – продолжал рассуждать вслух Шейд, забираясь в постель и подбивая подушку повыше. – Мне надлежит сказать старейшинам, как им управлять многочисленными племенами. Во благо или во вред. Это огромная ответственность. Не скрою, мне очень приятно принимать такие решения, приятно обладать такой властью. Но обратная сторона в том, что я уснуть не могу… Хотя пара пилюль и…

— Нет, завязывай с ними! – прозвучал над ухом голос Кьюр. – Они для тебя крайне вредны. Ты травишь себя снотворными и нейростимуляторами.

— Говорит та, кого я три раза от бутылки отрывал, – усмехнулся Шейд.

— Ну да, конечно, не мне давать советы… Но я воспользовалась случаем и подсмотрела результаты последнего анализа крови в твоей медкарте. У меня теперь достаточно знаний и опыта, чтобы заявить: с такой лекарственной диетой у тебя скоро начнутся проблемы. И печенью с почками ты не отделаешься, уверяю тебя. Ты отравил весь свой организм.

Краулинг Шейд раздражённо заворчал и попробовал на зуб виноградину. Непрекращающиеся лекции на тему ухудшающегося здоровья ему уже начинали надоедать. Он прекрасно знал, что от лекарств пора отказываться, но образ жизни этому не способствовал.

— А по поводу твоих духовных терзаний… – Кьюр ласково погладила прядь волос в гриве Шейда. – Когда мы с тобой играли в «сто клеток», и ты постоянно выигрывал… Помнишь то правило, которое ты сочинил для себя? С которым побеждал? Веди игру…

— …Не позволяй игре вести тебя, – закончил предложение Шейд.

— Сейчас такой же случай. Подумай. Возвращение Найтмер Мун полезно для тебя?

— Нет, – качнул головой Шейд. – Вечная ночь сорвёт работы на «Си Хорс». И другие проекты тоже. Помешает тебе устроиться в этот новый научный центр… Забываю его название постоянно… А, Стэйблридж! Во время Вечной ночи он вряд ли будет работать.

— Поэтому тебе ни в коем случае нельзя её допустить, – завершила мысль единорожка. – Вот оно, твоё решение. – Она поцеловала бэт-пони в щёку и откатилась на свою половину кровати. – Теперь засыпай. Тебе нужен здоровый сон.

Крайлинг Шейд несколько минут игрался с косточками винограда, вспоминая выдержки из институтских конспектов, касавшиеся летаргии, отдыха и релаксации. Потом отбросил несъедобную часть ягод в сторону и попытался погрузиться в этот злополучный «здоровый сон».

*   *   *

— Рэдфилд, сопроводите, – попросил Шейд, надеясь на быстрое избавление от докучавшего ему учёного. При нём нельзя было кривиться от постоянной боли, прятавшейся за рёбрами.

Приходилось сохранять невозмутимый вид и рассчитывать, что пришедший просить о работе единорог примет это за безразличие конкретно к его личности. Тот, судя по поведению, так и подумал. Грубо схватил свои бумаги, пролепетал что-то про свою гордость и покинул кабинет. Вместе с визитной карточкой Центра Океанографии, которую Шейд незаметно вложил между страниц резюме. В Стэйблридже учёные вроде Халфтота ему были не нужны. Но это не означало, что они Шейду вообще не требовались.

Нажатием на кнопку бэт-пони заблокировал двери: с урчанием и лязгом из косяка выдвинулись толстые стальные штыри, исключающие возможность попасть в его кабинет снаружи без использования тарана или боевой магии. Теперь, когда на него мог любоваться только висящий на стене портрет её солнечного высочества, Шейд перебрался на гостевой диванчик и сложился практически вдвое.

— Твою ж мать, – простонал он, вспоминая, сколько обезболивающих таблеток успел выпить за минувшие утро и день. Выходило где-то «на одну меньше, чем надо».

Несколько минут пребывания в скрюченном горизонтальном положении слегка притупили боль, давно предсказанную знакомым врачом. А знакомый врач, судя по отрывистым щелчкам, решила сама дополнительно о себе напомнить.

— Безопасно, можешь показаться, – сообщил Шейд, потихоньку выпрямляясь на своей лежанке.

Пирамидка на полке, принимаемая посетителями кабинета за сувенир из далёких краёв, тихо загудела. Посреди кабинета из воздуха соткалась белая фигура неопределённого пола с размытыми чертами мордочки.

— Тебе опять плохо? – первым делом осведомился фантом. Невыразительный синтезированный голос был полон искренней заботы.

— Нормально мне, – буркнул Шейд. – Не хуже обычного.

— Прекращай все эксперименты с лекарствами, я тебя серьёзно прошу… Умоляю. Ты скоро совсем сляжешь, Шейд. И как профессионал в области медицины скажу, что, после того как сляжешь, больше не поднимешься.

— Ты не по теме говоришь.

Белая фигура сокрушённо покачала головой. Пока Шейд был в одном научном центре, а Кьюр в другом, последняя никак не могла заставить первого взяться за ум.

— Хорошо, скажу по теме. Я контролировала Свитча весь последний месяц. Никаких аномалий в поведении не заметила. И он прошёл твой тест. Успешно, – отрапортовала полупрозрачная фигура, подготовившая подробный рассказ.