Продолжение стэйблриджских хроник

Пролог №1. Новый начальник

Стэйблридж серьёзно пострадал в результате магической катастрофы. Научная деятельность практически остановилась. Многие работники пострадали, некоторые уволились. На плечи оставшегося коллектива ложится ответственная миссия — встретить советника по науке и убедить его, что НИИ нужно восстановить, а не закрыть окончательно...

---

— Ну и как это называется?

Вопрос был адресован квалифицированным учёным-единорогам, топтавшимся рядом с доктором Везергласс. В отличие от неё они не решались шагнуть внутрь того, что ещё вчера представляло собой Синий зал Стэйблриджа. Предметом вопроса являлось нынешнее состояние зала, который теперь следовало переименовать во Второй Зелёный.

Посреди комнаты, раздвинув и опрокинув некогда стоявшие в ряд резные и лакированные, а теперь поросшие мхом стулья, колоннами поднимались древесные стволы. Густые лиственные кроны уткнулись в потолок, не пробили его, но благополучно скрыли люстры и светильники. Корни деревьев протянулись по полу и расползлись во все углы, опутав подготовленную для приёма гостя мебель. Лианы свешивались до мягкого ковра из мха, скрывшего камни пола. Трибуна почти исчезла под кучей осыпавшейся листвы и цветов, и сейчас продолжающих падать подобно редкому разноцветному снегу. А у стены, на месте, куда временно переместили пару столиков, чтобы выкроить дополнительное место для стульев, зеленел травянистый холмик.

Всё это ботаническое разнообразие оставалось скрытым от глаз до момента последней формальной проверки готовности помещения. А поскольку проверка была именно последняя и нового руководителя НИИ ждали буквально с минуты на минуту, челюсти у публики отвисли особенно низко.

— Чёт я в толк не возьму, у нас тут филиал Вечнодикого леса вдруг открылся? – повторно потребовала ответа малиновая единорожка с красной гривой. Она слегка попятилась, заметив, что продолжающие расти корни уже тянутся через открытую дверь зала в коридор.

— Можно сказать, что мы растём над собой, – усмехнулся чёрный единорог с двухцветной бело-коричневой гривой. Даже в самой кошмарной ситуации он находил поводы пошутить, и этот редкий дар сильно сблизил Скоупрейджа с Везергласс. Однако сейчас даже его юмор не мог успокоить малиновую пони, чьи планы по встрече нового начальника только что разлетелись как семена одуванчика по ветру.

— Рейджи, ты лучше помолчи. Найди способ избавиться от всего этого. Быстро! Пока Краулинг Шейд не пожаловал.

Единорог на короткое время скрылся в комнате. Вернулся с немалым количеством веточек и листиков в гриве.

— Ну, тут полдня уйдёт, чтобы вычистить эти джунгли.

Везергласс неистово топнула копытом, но тут же зашипела и притихла – врачи совсем недавно позволили ей встать с койки после того, как на пони рухнул целый дом. Некоторые болезненные последствия ещё ощущались.

— И что нам делать? Делать-то нам что? – повернулась она к коллегам. Дипломированные учёные единороги в ответ только пожимали плечами или отводили глаза.

— У нас есть ещё несколько залов в распоряжении, – как всегда спокойно ответил секретарь Рэдфилд, оторвавшись от мысленного подсчёта суммы ущерба, вызванного «зарастанием помещения». – Например, Зелёный, рядом с кабинетом начальства.

— Слишком мал, там Шейд выступить не сможет, – тряхнула головой Везергласс.

— Красный.

— Там ещё ремонт идёт. Не восстановили после Инцидента.

«Инцидентом» лаконично называли взрыв мощной магической установки, уничтоживший несколько помещений внутреннего двора и оставивший следы на всех уцелевших постройках. Сейчас НИИ находился в начальной стадии восстановления, когда кучи обгорелого мусора от старых зданий сменились на кучи стройматериалов для возведения новых.

— Тогда Белый.

Везергласс задумчиво подвигала ушами.

— Там можно. Правда, всё равно его готовить прилично по времени…

На стене джунглеподобной комнаты зашипел почти скрытый за слоем бородатого лишайника динамик внутренней связи: «Доктор Везергласс, говорит КПП-два. Гость на подходе. Повторяю, гость на подходе».

— А-а-а! – панически застонала малиновая пони. – Всё, поздно!

— Спокойно. – Скоупрейдж положил копыта на плечи единорожки. – Включи мозги! Как нам встретить гостя, чтобы не вести его сразу сюда?

— М-м-м…

— Я скажу Вортексу, чтобы потянул время на КПП, – пришёл на помощь Рэдфилд. Эти слова стали тем самым камешком, что обрушил лавину – доктор Везергласс после секундного обдумывания предложения секретаря разразилась целым потоком идей.

— Этого мало, но идея хорошая. Нам нужно минут пятнадцать, чтобы украсить Белый зал. Рэдфилд, бегом на КПП, вместе с Вортексом ведите Шейда с экскурсией на внешний полигон. У нас там какая-то металлозябра возведена. Из-за неё не вышло прямо там встречу провести, как я поначалу хотела. Вот и пусть гость в рамках экскурсии на это посмотрит. – Секретарь кивнул и помчался прочь. – Так, вы трое. – Малиновое копыто поочерёдно указывало на «добровольцев» из числа прохлаждающихся коллег. – Тащите в Белый зал девяносто восемь стульев из всех ЛК. Вы двое, – последовал новый жест копытом, – ещё двенадцать стульев и трибуну из Зелёного зала. Расставить всё, как планировали, в Синем. Остальные за мной, реорганизуем в зале мебель, чтобы место было. Рейджи. – Она придержала ногой уже навострившегося куда-то бежать старшего лаборанта. – Выясни, откуда здесь растительность. Может, кто оставил семена, или побеги, или…

Везергласс осеклась и дохромала до ближайшего интеркома в коридоре.

— Соубонс! – произнесла она, потыкав кнопки. – Медкрыло, ответьте!

— Слушаю, Гласси. Я почти иду к вам, – произнесла на том конце линии связи вечно занятая главврач.

— Соубонс, вы вчера красивый букет цветов притащили?

— Да, принесла, поставила в вазу с водой в Синем зале. А что, ещё один нужен?

— Где вы взяли цветочки?

— В зоосаде, конечно, – чуть удивлённо ответила Соубонс. – У нас там десятка два клумб и три теплицы. Я спросила, какие можно позаимствовать, мне сказали, что без разницы. Срезала десятка полтора и принесла.

— Вы брали что-либо из третьей теплицы? – В голосе Везергласс появились странные нотки, словно она мысленно уговаривала собеседницу дать не тот ответ, что уже родился в её собственной голове.

— Да. Те красивые двухцветные растения на тонкой ножке. Я думаю, такой красоты эквестрийский советник по науке ещё не видел.

— Это точно, – вздохнула Везергласс, плюхаясь на круп и с тоской наблюдая за медленно прорастающими в коридор корнями. – В третьей теплице были сверхбыстрорастущие гибриды по проекту озеленения пустынных территорий. Они от одной капли воды разрастаются на целую клумбу. А вы их в вазочку…

Из динамика какое-то время не раздавалось ничего, кроме тихого шипения статики.

— А откуда мне было это знать? – наконец с вызовом произнесла Соубонс. – Я доктор, а не ботаник. Просили букет, я и нашла букет. Надо было бы просить растениеводов, да один в Мэйнхеттане лечится после Инцидента, а другая позавчера уехала вместе с дочкой в менее опасный НИИ…

Везергласс подняла ногу и кончиком копыта осторожно ткнула в кнопку отключения связи.

— Околеть не встать! – сказала малиновая единорожка, но, вопреки своим же словам, поднялась на все четыре.

*   *   *

Молодой серый единорог с синими прядями в гриве и красным прямоугольником на кьютимарке, стоя рядом с пожилым серым единорогом с чёрным смерчем на метке и однородно-седой гривой, наблюдал за прибытием нового начальства. При этом сотрудники Стэйблриджа вели напряжённый спор, шевеля исключительно краешком рта.

— Да говорю же, мой генератор порталов не работает, – в который уже раз повторял профессор Вортекс, пытаясь достучаться до коллеги.

— Тогда за какой надобностью вы его из лабораторных комплексов вытащили?

— Он там перестал помещаться.

— Хоть посмотреть на него можно?

— Можно. Если не запускать. И не трогать вообще.

— Этим и ограничимся. Нам ведь главное выиграть время.

— Не так уж это просто, знаете ли. Если мы утомим нашего нового начальника пустыми экскурсиями, то останемся без работы.

— Хватит преувеличивать.

— Вам легко говорить, Рэдфилд. Вы молоды и полны сил. А меня по возрасту уже несколько лет как могут отправить на пенсию. Мне вообще не улыбается перспектива пенсии. Я в науке работать хочу, а не греть дома свой…

— Здравствуйте, мистер Шейд! – прервал жалобы товарища пони-секретарь, заметивший, что карета остановилась и пассажир соизволил из неё показаться.

Сегодня учёные пони привечали фиолетового бэт-пони, не расстающегося с тёмными очками. Хотя НИИ стоял не первый год, а Краулинг Шейд находился в должности советника по науке достаточно долго, в Стэйблридж дорога его ни разу не приводила. Новый начальник для научного центра был новым во всех смыслах.

— Позвольте поприветствовать вас в Стэйблридже. Я секретарь Рэдфилд, а это выдающийся учёный в области метеорологии, самый титулованный из сотрудников НИИ, профессор Вортекс. Мы здесь, чтобы показать вам все красоты нашего научного центра.

— Благодарю, но это излишне, – раскрыл рот Шейд, демонстрируя выступающие из верхней челюсти клыки. – У меня сокращённый по времени визит. Сегодня мне также необходимо побывать в Балтимэйре. Посему я хочу выступить перед вашими сотрудниками с приветственной речью и более не тратить ваше и своё время.

За добродушной улыбкой и понимающим кивком секретарь постарался скрыть промелькнувший в глазах ужас. Пока от Везергласс не пришёл условленный сигнал, Краулинг Шейду выступать перед коллективом НИИ было попросту негде.

— Но тут совсем рядом наш испытательный полигон, – выдохнул Рэдфилд. – И специально к вашему приезду мы выкатили на него одну уникальную установку. – Секретарь старался не замечать предостерегающих взглядов и отчаянных жестов бровями Вортекса. – Мы хотели бы отнять у вас всего несколько минут, чтобы показать её. Без лишней скромности скажу, что это воплощение научной мысли способно изумить даже знакомых с Элементами Гармонии жителей Кантерлота.

— Ладно, – буркнул Шейд, не выказывая особого энтузиазма. – Я гляну на вашу выдающуюся наработку, хотя бы потому, что это моя обязанность как советника по науке. Но мне некогда смотреть весь ваш центр, тем более, как я слышал, его ещё не отстроили.

— В процессе, – мгновенно отреагировал секретарь, взмахом копыта указывая направление к полигону.

— Что конкретно делает установка, работу которой вы мне собираетесь показать? – Шейд задал вопрос уже на ходу, лишний раз демонстрируя, что не имеет желания тратить время по пустякам.

— Профессор, вам слово, – переадресовал вопрос Рэдфилд. Шедший чуть позади Вортекс от неожиданности и общего стресса нервно икнул.

— Что… что же она такое делает. Это… эт-та… очень логичный вопрос. В общем… она... Совмещает две точки пространства кратковременным… окошком.

— То есть это обычный генератор порталов? – остановился на полушаге Шейд.

— Превосходит… это… по мощности любого заклинателя. Портал-то обычный… Как бы любой может открыть… А тут… мой генератор порталов даст такую… такое окно, что… Кантерлот весь через него протащить можно… Наверное…

Вортекс уткнулся взглядом в траву и более ни на какие вопросы не реагировал. Впрочем, гость сосредоточился на осмотре окрестностей и, похоже, просто рад был размять ноги.

Следующие слова прозвучали, лишь когда Вортекс оказался у контрольной панели своего устройства, напоминающего гигантский венец с семью высокими притуплёнными зубцами, на которые навешали гирлянды магопроводных линий и разряжающих прозрачных плёнок.

— Да хранят меня аликорны-сёстры, – прошептал Вортекс, убедившись по всем намёкам, что единорог-секретарь и бэт-пони действительно хотят увидеть установку в действии.

Без всякой надежды пожилой профессор пощёлкал кнопками и тумблерами и сдвинул по восходящей главный рычаг. Генератор порталов, как и полагалось недоделанному прибору, хранил металлическое молчание.

— Видимо, какие-то контакты отошли, – развёл копытами Вортекс. – Я ведь предупреждал, что такое может случиться, но вы, Рэдфилд, настаивали на непременной демонстрации. Честно говоря, я бы назвал такой поступок неосмотрительным…

— Я попросил провести демонстрацию после того, как услышал от вас заверения, что мелкие недоделки не повлияют на работоспособность установки. – Рэдфилд не хотел проигрывать пенсионеру в соревновании «подставь коллегу».

— Видимо, вам случайно послышалось «не», которое я не произносил…

Внезапно гривы единорогов и начинающего выказывать раздражение бэт-пони взметнулись от сильного порыва ветра. К гулу внезапно включившегося агрегата, возле которого стоял Вортекс, добавились отрывистое шипение ветра и гром. Безоблачное небо над широкой площадкой, именовавшейся внешним полигоном, потемнело. Фактически над землёй нависла плоская овальная туча с искрящимися краями. На глазах задравших головы пони туча внезапно разродилась дождём мебели: из неё начали падать стулья. Много стульев. Последней на землю упала трибуна, по воле случая вставшая так ровно, что оставшийся на ней графин с водой лишь подскочил, но даже не опрокинулся. Туча, повисев ещё несколько секунд, с шипением и треском закрутилась вокруг собственной оси и растворилась. Из-за стоящего в ушах противного тихого писка молча наблюдающие за противоестественным метеорологическим феноменом пони не сразу поняли, что сделавшая своё дело машина Вортекса отключилась.

Краулинг Шейд окинул медленным оценивающим взглядом сперва старого учёного, замершего в демонстрирующей отнюдь не спокойствие и уверенность позе, затем порядком шокированного секретаря.

— Я так полагаю, этому есть объяснение.

Со стороны центра донеслись приглушённые расстоянием отголоски истошного вопля. Это доктор Везергласс, собиравшаяся проверить готовность Белого зала, чтобы по интеркому зазвать туда гостя, обнаружила, что за пару секунд из помещения пропали все предметы мебели.

Рэдфилд дёрнул ушами и сделал то, что ему удавалось лучше большинства сотрудников Стэйблриджа: нашёл выход из ситуации с минимальными потерями для НИИ.

— Да, безусловно, – ровным тоном ответил секретарь, стерев с морды ошеломлённое выражение. – Это всё часть заготовленной программы. Здесь, на внешнем испытательном полигоне, мы организовали для вас трибуну для выступления. И просто решили сделать это наиболее эффектным способом. К чему эти роскошные залы, высокие и тесные кабинеты? Здесь, – Рэдфилд повёл копытом, указывая на тёмную полосу далёкого леса и подкову здания научного центра, – самая идеальная обстановка, какую только можно найти в Стэйблридже.

— Допустим, – кивнул Шейд. Поверил ли он словам Рэдфилда или решил не тиранить своих будущих подчинённых в первый час пребывания в новой должности – это осталось одной из величайших загадок НИИ. – Но где слушающая меня аудитория?

— Ой, – выдохнул Рэдфилд. – Эту часть мы не до конца отрепетировали. Но я сейчас подам сигнал на КПП, и через считанные минуты все будут в сборе. Вам как раз хватит времени, чтобы повторить заготовленное обращение.

— Спасибо за заботу, но я читаю речи без бумажки, – ответил бэт-пони.

И действительно, перед быстро собравшейся аудиторией, занявшей десять не совсем ровных рядов, эквестрийский советник по науке выступил, не используя никаких карточек.

— Господа и дамы учёные, – обратился он к разноцветной толпе в одноцветно-белых халатах. – Мне приятно находиться в компании столь одарённых пони в столь прославленном научном центре. Я искренне сожалею, что нашёл возможность заглянуть лично в центр эквестрийской науки лишь после трагических событий, произошедших с предыдущим начальником и вызвавших печаль и ужас в сердцах всех жителей Эквестрии. Я был в Мэйнхеттане, Филлидельфии, Балтимэйре, Понивилле. В Кантерлоте, само собой. Везде сейчас говорят о трагедии Стэйблриджа и гадают, как скоро научный центр вернётся в научную жизнь. Я здесь, чтобы дать ответ. Ответ – «сейчас». Я высшим повелением принцессы Селестии назначен вашим директором, старшим администратором и, так сказать, главным мудрецом. И с высоты этого поста заявляю – возрождение Стэйблриджа начнётся незамедлительно. Я задействую все доступные мне административные ресурсы, чтобы обеспечить центр всем, что было утеряно в недавней катастрофе. И всем, в чём он нуждался ещё до катастрофы. С этой трибуны я хочу объявить официально принятое на высшем государственном уровне решение, и искренне рад, что вы слышите его первыми. Стэйблридж по распоряжению Кантерлота провозглашается ведущим научным центром в вопросах фундаментальных и прикладных исследований. Вы, ваш коллектив, ваша группа величайших мыслителей и инженеров станет образцом и мерилом эквестрийской науки. Вы станете её двигателем. Вы станете дирижаблем, на борту которого наш мир вознесётся в будущее. Господа и дамы учёные, сотрудники Стэйблриджа… Благодарю за предоставленную трибуну для выступлений и ваше внимание.

Шум от бьющих друг о друга копыт стал ответом на заявления Шейда. Продолжительные овации заглушили то, на что собравшимся следовало бы обратить внимание – установка Вортекса принялась шуметь и кашлять дымом. Вследствие хитросплетения внутренних схем и проводов, которое не смог бы объяснить и сам пожилой создатель, генератор порталов вздумал ещё раз украсить небо над закончившим выступление Шейдом плоской искрящей тучей, только на этот раз по ту сторону оказалось не одно из помещений Стэйблриджа, а неизвестное место в толще морских вод. Пару мгновений Шейд и зрители могли любоваться на висевшие над ними бирюзовые пласты воды и плававших рыбок. А потом, повинуясь нормам притяжения, море через портал обеспечило непродолжительный, но неприятный солоноватый душ. Непродолжительный потому, что установка Вортекса, вторым всплеском активности обеспечив совершенную незабываемость этого дня, всё-таки изволила заискрить и выйти из строя окончательно.

Сидевший в задних рядах пожилой профессор метеорологии, которого обрушившаяся с небес вода лишь забрызгала, открыл предусмотрительно зажмуренные ещё при формировании портала глаза и посмотрел на трибуну. Советник по науке Шейд откинул насквозь промокшую гриву, изучил полностью испорченный деловой костюм, подобрал смытые с морды тёмные очки и спрятал за их стёклами утративший всяческое дружелюбие и признательность взгляд. После чего, сопровождаемый коллективной тишиной, молча побрёл по хлюпающей мокрой земле в сторону ожидавшей его кареты. Вортекс, проследивший за этими красноречивыми перемещениями, подался чуть вперёд, чтобы его могли услышать растерянно отряхивающиеся Везергласс и Скоупрейдж. После прозвучавших слов оба молодых учёных застыли, округлив глаза.

— Ну-с, ребята, я с завтрашнего дня выхожу на пенсию, – доверительным тоном произнёс он. – А вам желаю приятной и плодотворной работы с новым начальником…

Пролог №2. Нулевой рабочий день

Не слишком сообразительный учёный выясняет причину, по которой подписываемые контракты необходимо всегда внимательно читать...

---

Доктора Халфтота за его карьеру под предлогом некомпетентности или несоответствия профессиональным требованиям – то есть той же некомпетентности – успели выставить из всех научных центров Эквестрии. А из Стэйблриджа даже дважды. С первого раза, когда профессор Бикер раскрыла его обман с антимагией, минуло больше полугода. Второе «изгнание из Стэйблриджа» случилось три дня назад. При иных, но не менее обидных обстоятельствах.

Различия начались с помещения. Кабинет начальства выглядел иначе. От эпохи Бикер в нём остались разве что оконные рамы и полки, а также рабочий стол, теперь не гармонировавший ни с чем в кабинете. Заменить его оказалось невозможно из-за намертво вмонтированной системы внутренней связи. Среди новых деталей интерьера сразу бросались в глаза выставленные напоказ на специальном стеллаже награды, дипломы, благодарности, подписанные королевскими особами. Справа от входа появился декоративный камин; от креплений над ним через всю комнату протянулась перекладина – новый хозяин научного центра в часы досуга любил висеть на ней вниз головой. Стены украсили натюрморты с фруктами и один-единственный портрет, изображающий верховную правительницу Эквестрии. Её Краулинг Шейд пожелал видеть, вернее, учитывая доступный с его рабочего места угол обзора, не видеть над спинкой мраморно-белого кресла.

— Мне очень жаль, доктор Халфтот, – процедил сквозь клыки глава научного центра, поворачивая к себе восьмигранные часы на подставке, выполнявшие также функцию чернильницы, – но я не могу вас взять на работу.

— Как же так? – незамедлительно произнёс Халфтот, прождавший этого решения три часа. Доктор успел возомнить, что, раз Шейд так долго изучает его личное дело, значит, подбирает подходящую учёному с его стажем и именем должность. Быть отвергнутым в планы единорога не входило.

Бэт-пони, болезненно сощурившись, бросил на просителя недовольный взгляд поверх тёмных стёкол очков. Если Бикер носила очки для коррекции зрения, то нынешний руководитель прятался за ними от дневного света. Он мог закрыть жалюзи и завесить окно тяжёлыми шторами, погрузив кабинет в полумрак, но предпочёл считаться с привычками большинства. Такая самоотверженность дала ему хорошо освещённый кабинет и вынудила постоянно пользоваться закрывающими полморды очками.

— Даже будь ваше резюме безупречным, – Шейд резко махнул крылом, и поднявшийся лёгкий ветерок красноречиво зашуршал лежащими на столе бумагами, – чего я не наблюдаю…

«Да, спасибо Бикер», – зло подумал учёный единорог, вспоминая короткую, но очень ёмкую запись в личном деле, которая закрыла перед ним не одну дюжину дверей. Правда, другие при этом открылись, позволяя выжить, но ныне все знакомые доброхоты, являвшиеся частью некоего Союза Академиков, сами оказались без должностей и учёных званий.

— Наш штат полностью укомплектован, – продолжал Шейд. – Вас просто некуда устроить. Для специалиста вашего профиля вакансий нет.

Временный руководитель Стэйблриджа откинулся на спинку кресла, демонстрируя, что время, которое он готов потратить на обсуждение дел с Халфтотом, вышло. Вот только доктор с места не двинулся. Вчера, когда он получал отказ от Эквестрийского Управления Образованием, он упрашивал и умолял больше часа – безрезультатно. А сегодня готовился побить этот рекорд.

— Но куда же мне идти? – поинтересовался он. Конечно, давить на жалость – не самая выигрышная стратегия при общении с чиновником столь высокого ранга, но положение у Халфтота складывалось запредельно отчаянное. – Вы остановили все фундаментальные исследования. Или перевели их в свой Стэйблридж. А я… я… Я специализируюсь на фундаментальной науке. Куда мне идти работать? Мне уже поздно переучиваться на прикладного специалиста…

Краулинг Шейд не стал прерывать отдающий истерикой монолог. Он слегка сдвинул копыто, коснувшись кнопки вызова. Через несколько секунд, когда Халфтот пытался объяснить, что именно реформы Шейда виноваты в том, что он остался без работы, в дверном проёме обозначился представитель местного секретариата.

— Рэдфилд, сопроводите, – сухо попросил бэт-пони, отодвинув принесённые Халфтотом документы на край стола.

Доктор опередил серого единорога и забрал свои бумаги.

— Спасибо, – буркнул он. – Сам выход найду. И уйду отсюда сам. С остатками своей гордости.

«А когда продам последние вещи, чтобы протянуть ещё недельку, только гордость у меня и останется», – подумал Халфтот. Но ничего лично важного продать так и не успел, поскольку случайно обнаружил ещё одну возможность для трудоустройства.

Из папки с его резюме внезапно выпал маленький прямоугольник – визитка Центра Океанографии города Мэйнхеттан. Халфтот совершенно точно помнил, что до посещения Стэйблриджа и разговора с Шейдом эта карточка туда попасть не могла – единорог лично собрал и проверил каждый листочек пространного описания своих научных заслуг перед тем, как увидеть кабинет нового начальника НИИ.

Визитку украшало изображение рыбы, отчего-то нацепившей кепку и гулявшей по гребням волн. А выполненная бирюзовыми буквами надпись «Центр Океанографии. Мэйнхеттан, Туманная набережная, 18» просвечивала даже через ткань нагрудного кармана. Визитка лежала там, когда Халфтот переступил порог упомянутого в ней дома, когда беседовал с жёлтым земнопони по имени Эндлесс, местным начальником отдела кадров, когда остался один на один с договорными документами в пустующем конференц-зале. Прямоугольник жёсткой бумаги с названием и адресом «конторы последнего шанса» служил одним из отвлекающих предметов, которые единорог разглядывал вместо того, чтобы изучать раскрытый на седьмой странице контракт.

В конференц-зале Центра Океанографии ему было светло и уютно. Халфтот буквально утопал в диване, предназначенном для гостей, рассеянно изучая большую карту восточного побережья Эквестрии, украшавшую стену. На ней ему удалось разглядеть даже острова архипелага, по которым проходила граница между землями пони и государством грифонов.

Клацнул дверной замок, и доктор, спохватившись, открыл последнюю страницу оставленного ему для ознакомления объёмного документа. Первые пару страниц он вдумчиво прочитал, следующие несколько проглядел мельком – документ оказался настолько скучным и сухим, что его чтение, казалось, заняло бы целую вечность. Доктор ограничился тем, что на последних трёх листах расписался в соответствующих местах. В конце концов, здесь, в этом Центре Океанографии, ему предложили работу. И пусть он ничего не понимает в водном мире, это работодатели выяснят не скоро, так что какое-то время он продержится, получая вполне приличную зарплату.

Бонусы от работы посыпались практически сразу: земнопони с кучерявой белой гривой, встретивший доктора и проведший с ним краткое собеседование, принёс поднос с двумя стаканами, в которых плескалось нечто, полагающееся к торжественным мероприятиям и отдающее ароматом прогретых щедрым южным солнцем виноградных гроздьев.

— Изучили? Подписали? – спросил Эндлесс, ловко подменяя подносом контракт. Местный управляющий первым делом посмотрел, на месте ли все полагающиеся подписи. – Замечательно! Будем рады с вами сотрудничать.

— Интересное начало сотрудничества, – сказал Халфтот, кивая в сторону стаканов.

— Вас это не устраивает?

— Нет-нет, что вы! – Опасаясь, что сейчас своим поведением вновь обеспечит прочерк в графе «трудоустройство», Халфтот поспешно схватил один из стаканов.

Эндлесс широко улыбнулся.

— Я просто спрашивал на случай, если вы категорический противник подобных напитков, – отметил золотистый пони. – Разные гости, разные предпочтения. Мы стараемся угодить всем.

Доктор Халфтот тоже старался угодить своим нанимателям и одним махом ополовинил содержимое стакана. Это был последний момент собеседования, который он помнил.

*   *   *

Халфтот захрипел и приоткрыл один глаз. Посмотрел на необычно скруглённые жёлтые стены с чёрными окнами и чуть было не заснул снова, умиротворённый тихой работой неведомых механизмов. Но тут же вздрогнул от мысли, что, закрывая глаза, находился в конференц-зале с белыми прямыми стенами и сиреневыми занавесками на пропускающих яркий солнечный свет окнах.

Доктор хотел подняться на ноги, но уже на середине движения ощутил, что его возможности ограничены холодным низким металлическим потолком, от которого шла явственно ощутимая вибрация, а также тугими ремнями, крест-накрест прижимающими его к мягкому сидению. Взгляд перепуганного пони заметался по помещению, едва превосходившему размерами бочку на вершине водонапорной башни. В эту округлую жёлтую кабинку кто-то умудрился засунуть приборные панели, два кресла с ремнями, а также двух пассажиров, один из которых, правда, в данный момент являлся пилотом. Именно он сейчас уделял внимание приборам и крутил похожие на вентили рычаги управления.

Тут до Халфтота наконец дошло, что он находится в некоем объекте, движущемся сквозь беспросветную тьму. Впрочем, беспросветной она была лишь отчасти – стоило вытянуть шею, и в большое окно впереди можно было увидеть два ярких луча от фар, в которых то и дело что-нибудь мелькало. Глазам открывались чёрные гладкие скалы, косяки рыб, зелёные нити водорослей и стайки стремящихся к поверхности пузырьков. Металлическая бочка с двумя пони внутри спокойно двигалась, заставляя все эти объекты, за исключением скал, разбегаться в стороны. О движении аппарата можно было догадаться лишь по лёгкой вибрации двигателя. Ничего подобного Халфтот прежде не видел, а вот попутчик, который ранее беседовал с доктором в конференц-зале, действовал так, будто подобные путешествия были ему привычны. Он даже позволил себе оторвать взгляд от беспросветно-синих далей, когда заметил, что его пассажир пришёл в себя.

— Вечер добрый, – сказал земнопони, переведя какой-то регулятор в крайне правое положение. – Если чувствуете, что замёрзли, то сзади есть плед. Увы, по вопросам поесть и попить сообщить то же самое не могу. Но через час будем на месте, там вам обеспечат полноценный ужин.

Халфтот поглядел на плед, сложенный вместе с какими-то вещами, подпиравшими пассажирские кресла сзади, потом отметил, что часть из этих сумок принадлежит ему, с ними он прибыл в Мэйнхеттан утром. Это подействовало успокаивающе – в сумках была практически вся жизнь неудачливого учёного.

Золотистый земнопони, имя которого наконец-то всплыло у доктора Халфтота в памяти, сверился с каким-то прибором и покрутил «вентили», добиваясь полного совпадения двух светлых линий на маленьком экране, расположенном между креслами пилота и пассажира.

— Слушайте, Эндлесс, мне что-то не очень хорошо… – стараясь сохранять небрежный тон, начал единорог. – Не могу ли я вернуться?.. Обратно в ваш Центр Океанографии?..

— Нет, – произнёс земнопони, качнув завитками белой гривы. – Вы ведь подписали контракт, – напомнил он.

Халфтот нервно прикусил губу. Кажется, следовало внимательнее отнестись к бумагам, которые он подписывал, а не радостно хвататься за первое предложение о работе.

Сердце отстукивало время, минуты шли. Субмарина двигалась сквозь толщу воды в неизвестном направлении, предоставляя возможность учёному вспомнить все обстоятельства, которые его сюда привели. Вспомнить и осознать.

— Вы меня опоили, – заявил Халфтот, с беспокойством разглядывая незнакомые ему тумблеры и индикаторы. Надо было хоть немного разобраться в их предназначении на случай, если обстоятельства окончательно испортятся, и ему придётся силой отнять у Эндлесса управление загадочным транспортом.

— Вы подписали контракт, – повторил земнопони.

— И это даёт вам право так поступать со мной? – незамедлительно вспылил единорог.

Эндлесс насмешливо цокнул языком.

— Кого ни транспортирую, никто не читает мелкий шрифт на семнадцатой странице, – вздохнул он. – Профессора, учёные. У всех интеллект выше измерительной шкалы. Но лишний раз по строчкам пробежаться… Эх!.. – Эндлесс махнул копытом, подчёркивая бессмысленность своих причитаний.

Лучи фар обрисовали впереди скалистую стену, к которой их округлый транспорт уверенно приближался. Халфтот в дополнение к панике, вызванной собственным похищением, начал паниковать по поводу неминуемого столкновения. Однако Эндлесс щёлкнул по ряду кнопок, и смотровое окно немедленно окуталось облаком мелких пузырьков, скрывших за собой океанические глубины. Халфтот ощутил, как субмарина замедляется.

— Док три, это сфера восемь. Мы на месте. Отворяйте калитку, – произнёс Эндлесс, наклонив голову вправо. Видимо, чёрный прямоугольник рядом с ним был переговорным устройством, настроенным на связь с неведомыми слушателями, которые забрались в подводные дебри.

— Понял. Сейчас до кнопки дотянусь, – прошипел чей-то голос спустя пару секунд. Видимо, просто тянуться до кнопок неведомому собеседнику было скучно, поскольку динамик не замолк: – Эндли, чего это тебе в Мэйнхеттане не сидится?

— О, Браф, ты сегодня дежуришь? – Земнопони, которому пока не требовалось никуда смотреть и ничего нажимать, разминал затёкшие ноги и язык.

— А-ага, – без энтузиазма произнёс дежурный.

— Я тоже не просто прогуляться решил. Новенького доставил, – сообщил Эндлесс.

Пилот водоходной сферы продолжал общаться с диспетчером, а морда Халфтота в это время вытягивалась от вида расходящихся в стороны замаскированных под камень ворот, за которыми открылся обозначенный белыми лампами тоннель, ведущий вглубь скалы. За ними скрывалось освещённое множественными источниками света помещение, где можно было заметить ещё несколько транспортов для плавания. И только теперь доктор осознал, насколько серьёзные у него неприятности. Ведь работодатель, который обеспечил себе базу под поверхностью океана, мог так отыграться на сотруднике, не обладающем нужными качествами, что существование безработного сойдёт за жизнь на лучшем спа-курорте за счёт владельца.

— Слушайте, – тихо обратился к Эндлессу доктор. – Я не знаю, какое вы составили обо мне впечатление, но я специализируюсь на магии. На изучении магии, её качеств, относительной энергии. Я в таком плане эксперт.

— Так в ваших документах и написано.

Эндлесс снова привёл транспорт в движение, заводя его внутрь короткого тоннеля, на той стороне которого виднелось яркое пятно явно искусственного света. Вода донесла приглушённый звук смыкающихся позади ворот. Халфтот нервно сглотнул и продолжил ещё более жалким тоном:

— Я про океаны, правда, ничего не знаю. Я океанографией никогда в жизни не занимался.

Не отвечая, Эндлесс едва заметными движениями корректировал курс, размещая сферу в ряду таких же ярко-жёлтых подводных лодок, выстроившихся вдоль бетонного причала.

Эндлесс быстрым движением опустил ряд рычажков на приборной панели. Гул двигателей стих, основное освещение внутри сферы погасло. Повернувшись к съёжившемуся в кресле Халфтоту, он сверкнул ему широкой улыбкой, не обратив внимания, как отшатнулся доктор, увидев отразившиеся в его глазах огоньки немногих оставшихся индикаторов.

— Представьте себе... Здесь никто океанографией не занимался. И не занимается.

Он полез назад через наклоняющуюся спинку своего сидения, чтобы отыскать какие-то вещи. А Халфтот вынужденно смотрел, как скатываются с обзорного окна литры воды, уступающие место нагнетаемому в доки воздуху. Когда искажения и разводы на сверхтолстом стекле перестали ухудшать обзор, стал различим протянувшийся от пола до потолка, выполненный какой-то специальной краской логотип, украшавший ближнюю к причалам стену. Изображение странного, напоминающего цифру «три» существа с остроносой мордой и завитком на хвосте было выполнено ярко-синей краской. Снизу через трафарет той же краской была выведена надпись, очевидно, относившаяся к водоходным сферам, к местному причалу и ко всем прилегающим помещениям, которые Халфтоту ещё предстояло увидеть.

Огромные буквы говорили, что эксперт по магическим излучениям только что прибыл в научный комплекс «Си Хорс».

Глава 1. Трудные решения

Представитель замкнутого сообщества идёт против законов сородичей и законов природы, чтобы годы спустя стать влиятельным учёным с широким набором полномочий...

---

Деревушка Ситрэп Вилладж была одним из тех мест, встретив которые во время путешествия, скиталец рисковал влюбиться всем сердцем и осесть в этих краях надолго. Тут и горный кряж неподалёку, с которого бежали ручьи с прозрачной и прохладной водой. И лес, недостаточно густой и мрачный, чтобы стать домом для странных и опасных существ, но в меру тенистый и манящий прогуляться жарким днём перед ужином. И всего одна, огибавшая два десятка домов дорога, так и просившаяся на холст живописца. Даже по меркам спокойной Эквестрии местечко было умиротворяющим.

Однако те, кто выказывал желание задержаться в деревне подольше чем на пару ночей в чьём-нибудь сарае, в какой-то момент узнавали два неоспоримо печальных факта. Первый был в том, что по проекту регионального строительства власти Троттингема при давлении со стороны строительной компании «Троттингем Солюшенс» определили Ситрэп Вилладж как источник водных ресурсов для расширяющихся аграрных площадей. В связи с этим получили подписи проекты водопроводов, ирригационных систем, многоэтажных жилых комплексов, ветки юго-восточного каретного пути, ради которых игнорировалось наличие лесов и прочей природной красоты. Само строительство ещё не началось, в основном, по причине второй проблемы, донимавшей Ситрэп Вилладж.

В пещерах тех самых гор, за тем самым лесом, который вдохновил не одного сочинителя сонетов, находилось укромное, но весьма заметное поселение пони особой породы. Для простоты их называли «бэт-пони», намекая на определённую схожесть с летучими мышами. Но когда они, следуя природным инстинктам, по ночам в одиночку и группами бесшумно скользили по небосводу, их называли совершенно другими словами и сравнивали с совершенно другими созданиями. А иного поведения от этих «соседей» ждать не приходилось – ночь была их днём, и пренебрегать собственной природой ради комфорта окружающих гордые ночные жители не собирались. Мнением прочих пони они интересовались в последнюю очередь, что, кстати, и тормозило индустриальное развитие края – власти Троттингема никак не могли втолковать сообществу бэт-пони, на что просят у них разрешения и почему это выгодно всей округе.

И пока представители сторон вели бесконечные переговоры, пытаясь понять, что каждый пытается донести до другого, Ситрэп Вилладж просто жила своей жизнью, позволяя взрослым и детям заниматься обыденными вещами. Например, играть на лужайке, возле стены из лесных деревьев, где компания юных кобылок как раз пыталась разыграть на расстеленной скатерти представление с тряпичными куклами, которые жили дружной семьёй.

Небольшое милое развлечение прервали те самые представители соседствующего вида, не сильно превосходившие кобылок по возрасту. Группа мышекрылых юнцов, у которых было достаточно энергии, чтобы валять дурака по ночам, подремать часов пять и сбежать из детского сада через давно разведанные дырки в заборе, нашли себе развлечение. С диким рыком они выпрыгнули из листвы ближайших деревьев, служившей им укрытием. Ответный визг девчонок, которые кинулись прочь от леса с максимальной для маленьких ножек скоростью, молодёжь бэт-пони встретила безудержным хохотом. И только один, отсмеявшись, заметил, что зелёногривая кобылка спокойно отложила куклу, к которой во время игры не питала особого интереса, и наблюдает за озорной компанией. Лидер напроказничавшего коллектива захотел показать остальным, какой он лидер. Расправив вполне окрепшие для его возраста крылья, он спланировал поближе к кобылке и, оскалив пока ещё коротковатые клыки, рявкнул повторно. Та неожиданно захихикала.

— Ты смешной, – произнесла она. Бэт-пони от неожиданности не сразу закрыл хищно распахнутый рот, и теперь, учитывая округлившиеся глаза, действительно выглядел смешно и глупо.

— Нет, я страшный! – запротестовал ночной летун, не желавший утратить уважение своей «банды», которая с веток наблюдала за разговором.

— Ага, конечно, – хмыкнула юная единорожка. Она почему-то чуть ли не с нежностью таращилась на того, кто должен был вызывать трепет. – А ты недавно летать начал? – внезапно последовал вопрос.

— Давно, – буркнул бэт-пони, желая лишь поскорее прекратить этот разговор, явно не раскрывавший его лидерских качеств и способности к запугиванию.

— А почему тогда раньше не показывался?

— Да потому что… Неважно, в общем…

Он развернулся и захлопал перепончатыми крыльями, поднимаясь в воздух. Однако странная кобылка не успокоилась, а вскочила на ноги и в три прыжка вновь оказалась у него перед мордой.

— А завтра покажешься? – спросила она, заглядывая в его оранжевые глаза с вертикальными зрачками своими зелёными, большими и глубокими. – Если покажешься, я постараюсь испугаться! Честно-честно!

— Отстань, малявка! – потребовал злящийся на себя бэт-пони. Ему не требовались чужие подачки, он самоуверенный, независимый. Он воин ночи.

— Меня Дресседж Кьюр зовут. Можешь называть меня Кьюрис, – сообщила «малявка», слегка наклонив голову набок. Жеребец резко взмахнул крыльями, направляясь к листве и деревьям, где ждали молодые соратники, наверняка придумавшие уже немало шуточек по поводу неудачного запугивания, но остановился. И поскольку они в любом случае будут его шпынять, от произнесения дополнительной пары слов летун ничего не терял.

— Краулинг Шейд, – произнёс он, косо глянув на оставшуюся внизу маленькую единорожку. Пускай знает, кого ей нужно бояться при следующей встрече.

*   *   *

Тихий стук отвлёк Дресседж Кьюр от сборника тестов, в котором она карандашом обводила предполагаемые правильные ответы. Единорожка бросила быстрый взгляд в сторону занавесок, скрывающих ставни. Ровно через секунду разум, утомлённый математическими задачками, решил ещё одну. Определил, кто тот единственный пони, желавший в поздний час постучать в её окно на третьем этаже многоквартирного дома.

Раздёрнув занавески и распахнув окно, Кьюр первым делом бросила взгляд на залитые звёздным светом огромные кучи земли, отмечавшие разрытую рабочими «Троттингем Солюшенс» водопроводную линию, вышедшую из строя из-за изначально халтурно проложенных труб. Попытки починить то, из-за чего деревня Ситрэп Вилладж превратилась в несуразную смесь деревянных домиков, каменных зданий и пустого, проданного, но ещё не застроенного пространства, продолжались уже неделю. Они изрядно выводили Кьюр из себя, потому что засесть за книги в таких условиях не получалось. А ночью, когда «Троттингем Солюшенс» брала перерыв, подключались другие отвлекающие аспекты, один из которых завис напротив окна квартиры.

— Ну что, прогуляемся к «старым соснам»? – спросил Краулинг Шейд, подмигнув оранжевым глазом и скаля клыки в улыбке.

«Старыми соснами» называли участок леса, переживший вторжение «Троттингем Солюшенс» и их инновационную работу на местности, переросшую в значительное сокращение количества деревьев в округе. После протеста со стороны жителей владелец конторы, Иолиан Джог, признал поспешность действий и неправоту сотрудников. Небольшой земельный надел засадили юными деревцами, которые стали именоваться, соответственно, «молодыми соснами».

— Не сегодня, Шейд, – резко ответила Кьюр, возвращаясь в кресло, позволявшее принять вид занятого работой философа. – Мне надо готовиться. Через неделю вступительные экзамены в МэйнхМед. Это серьёзно.

— О-о-о, – удивлённо произнёс Шейд. – И давно ты стала такой заучкой?

Дресседж Кьюр не удостоила его ответом. Сочтя тему исчерпанной, она магией закрыла окно, но насмешливое фырканье, хоть и приглушённое, будущая студентка всё равно расслышала.

— Кьюрис, тебе что, родители запретили со мной гулять?

Кьюр тяжело вздохнула. Она очень не хотела этого говорить, надеялась, что первой отговорки будет достаточно и не придётся ставить под удар давнюю дружбу… Но пришла пора установить границу между жизнью беззаботной кобылки и будущим дипломированного специалиста.

— Шейд, ты приятный собеседник… – начала она. «Собеседник» пошевелил украшенными кисточками ушами. Кьюр тихо ругнулась и приоткрыла окно. – Я хотела сказать, что с тобой приятно проводить время, у тебя интересный взгляд на вещи… С тобой весело.

— Упрощу ситуацию, – взмахом копыта остановил её бэт-пони. – Технически я не твой особенный пони, так что не обязательно сочинять речь о том, что хочешь со мной расстаться.

— Я просто хочу, чтобы ты понял, – замялась Кьюр. – Ты… ты как бы тянешь меня вниз. Я трачу на тебя время, которое мне следует тратить на учёбу, на книги, на своё развитие и своё будущее. Я хочу поступить в медицинский институт, хочу его закончить. Но если буду гулять с тобой к «старым соснам», у меня ничего не выйдет. Поэтому, пожалуйста… – Зелёная единорожка замолчала, не зная, как сформулировать мысль. – Давай жить разными жизнями.

Краулинг Шейд висел в воздухе возле окна, интенсивно работая крыльями. Кьюр понятия не имела, что происходит сейчас в голове жеребца. Обиделся ли он? Разозлился? Внял её словам и смирился? Что, если он не захочет быть вот так отвергнутым? Что, если он испытывает к ней какие-то… реальные чувства?

— Кьюрис, сколько ты знаешь песен о «Великих крыльях»? – внезапно спросил мышекрылый гость. Кьюр растерянно заморгала.

— Уверен, что ни одной, – ответил на неё Шейд. – Сильно сомневаюсь, что и твои родители слышали хоть одну… А их сорок восемь. Песен о «Великих крыльях».

Он поставил передние копыта на подоконник и перенёс на них часть своего веса. Ромбовидные зрачки оранжевых глаз сузились, реагируя на слишком яркий для них свет в комнате Кьюр. Но Шейд преодолел это болезненное мгновение, чтобы сконцентрировать взгляд на давней подруге.

— «Великими крыльями» называют тех из моего народа, кто совершил великое деяние, память о ком достойна остаться в веках, – начал он. Бархатистый тембр его голоса всегда действовал на Кьюр чарующе, и даже тяга к образованию или временная неприязнь к рассказчику не могли заставить её прервать речь бэт-пони. – Вот только деяния эти настолько значительны, – он поставил пропитанное горькой иронией ударение на последнем слове, – что за пределами мест, в которых я родился и вырос, про них никто не слышал. Один достойный жеребец нашёл под камнем родник, чем помог семье и соседям. Теперь это увековечено в стихах. Другая песня о том, как кобыла спасла фруктовую рощу от вредоносных клещей. Не правда ли, великие свершения?

Он распахнул окно настежь и, извернувшись, присел на подоконник, прижав крылья к телу.

— А я хочу о себе другую песню, – произнёс Шейд, высверливая взглядом дыры в штукатурке. – Песню, которую будут знать не только мои сородичи. Я хочу, чтобы её пели по всей Эквестрии. И ты права. – Шейд положил своё копыто на копыто Кьюр. – С самой нашей первой встречи, когда ты говоришь про меня, ты подчёркиваешь мои слабости. Ты видишь их во мне, когда я сам не могу увидеть… Ты считаешь, что я трачу время на праздные гуляния? До чего же ты права! У пони с моими планами не должно быть такой жизни.

Копыто жеребца соскользнуло с тёплого прибежища и переместилось на холодную картонную обложку учебника по естествознанию.

— Я тоже хочу получить образование. Тоже хочу в институт. Мне тоже надо постигать науку. Когда, говоришь, там экзамены будут?

— Недели на подготовку тебе не хватит, – печально ответила Кьюр.

— Просто скажи, Кьюрис, на кого я могу выучиться, и что для этого надо понять, прочитав в книгах. Я постараюсь тебя удивить.

*   *   *

Она пришла к нему в общежитие поздно вечером, неведомо как пробившись через принципиального консьержа. Пришла без учебников, конспектов лекций или тетрадок с результатами лабораторных, но со следами слёз на щеках.

— Так, что случилось? – спросил Шейд, бросив взгляд на соседей по комнате. У тех незамедлительно нашлись дела на кухне или около подъезда, под предлогом которых жеребцы мгновенно освободили помещение.

Кьюр долго не отвечала. Так долго, что бэт-пони решил, будто всё, что ей требовалось – зайти и увидеть его. Но когда ей удалось выговорить первые слова, он понял, чем на самом деле была вызвана нерешительность.

— У меня будет жеребёнок, Шейд…

«Ну вот, доучилась». «Это не ко мне вопрос». «По-моему, чудесная новость». «Как ты себя чувствуешь?» Ворох возможных фраз пронёсся через сознание бэт-пони, от насмешек до сочувствия, от вопросов до поздравлений. Выбрать что-то конкретное оказалось затруднительно.

— Если тебе требуется оформить академический отпуск через деканат, я поспособствую, –наконец предпочёл нейтральный вариант Шейд. – Ты знаешь, что я у них на особом счету…

— Тебя даже не волнует, как я оказалась в такой ситуации? – отстранённо спросила Кьюр.

— Нет, конечно… Блин! – Раздражённый рефлекторным неудачным ответом, Шейд чуть не куснул себя за копыто. – Я не хотел сказать, что меня не волнует то, что с тобой происходит. Я хочу сказать, что независимо от предыстории, я готов помочь. Ты же знаешь, Кьюрис! Любыми средствами.

— Я поняла тебя, Шейд, – кивнула зелёная единорожка. – Просто всё так несправедливо.

Шейду было любопытно узнать подробности, но в такой ситуации лезть с вопросами не стоило. Искушение он решил преодолеть, заняв себя приготовлением для Кьюр чашки с чаем. Немного подумав, он сделал чашку бодрящего напитка и себе тоже, пусть это и грозило подорвать его режим «спи ночью, бди днём» – физически неудобный, но вынужденно необходимый для учёбы.

— Вроде бы не такая важная дисциплина, – медленно говорила в пространство гостья, пока Шейд возился с чайником, – основы магических манипуляций. Тройки бы хватило. Но диплом с отличием… Наверное, я бы всё равно его получила. Но я хотела отличную оценку. Потому что у меня везде и всегда только «отлично». А тут что-то не получается, пятёрка не светит… И я не знала, как… где искать решение проблемы.

Кьюр прочно и заботливо обхватила чашку, которую ей протянул Шейд. Бэт-пони уселся на кровать-койку напротив подруги.

— А потом профессор завёл разговор о моих оценках… О том, как мне не даётся магия. Что экзамен мне не сдать… Но… Есть особое предложение. Гарантирует отличную оценку. И я почему-то решила, что не будет ничего страшного… что ничего плохого…

— Кто эта тварь? – перебил сбивчивое повествование Шейд. – Скажи мне имя этого профессора.

— Диспьют… – после долгого молчания тихо проговорила Кьюр.

— Так. – Бэт-пони поднялся с места, отставив нетронутую чашку с чаем, и начал мерить шагами комнату. – Завтра утром я отправлюсь в главный корпус. И добьюсь, чтобы ректор Эмблинген выгнала взашей этого м…

— Нет, не надо, – неожиданно всполошилась Кьюр, но унять Шейда было сложно.

— Я доведу этот вопрос до Научного совета, – разошёлся он. – Это позор для так называемого профессора, для этого института, вообще для всей эквестрийской науки. Пусть все узнают…

— Хватит! – резко потребовала Кьюр. Смена настроения со стороны попавшей в трудную ситуацию пони оборвала не только речь бэт-пони, но и мысли тоже.

— Кьюрис, я же хочу тебе помочь…

Ноздри Кьюр гневно затрепетали.

— Почему ты всё время рвёшься мне помогать? Что у тебя за манера лезть постоянно в мою жизнь? Со школы я постоянно вынуждена видеть твою тень рядом с собой! Преследуешь, надоедаешь, решаешь что-то за меня, указываешь, как мне быть. Я много раз повторяла, что у меня своя жизнь, и она тебя волновать не должна. Твоё присутствие в ней всё портит.

Брови жеребца поползли вверх. Он был настолько взбешён, что мог ляпнуть что угодно, не особо задумываясь о последствиях таких слов. Но из уважения к подруге сдерживался.

— Я хочу помочь, – деликатно пояснил он, – потому что считаю себя обязанным тебе за все те хорошие вещи, которые ты сделала для меня. Понимаешь? Ты очень сильно на меня повлияла, фактически, изменила мой взгляд на мир. Ты для меня очень много значишь…

— Да? А ты для меня не значишь ничего! – фыркнула единорожка.

Шейд озлобленно клацнул зубами.

— Тогда чего ты пришла сюда вообще? – спросил он. Вместо ответа в него полетела чашка. Не успевший остыть чай залил перепонку мгновенно закрывшего морду крыла.

Отдёрнув крыло, Шейд не удостоил его взглядом, хотя ожог был чувствителен, а стекавшие по крылу капли противно щекотали. Осколкам чашки на полу также не досталось его внимания. Бэт-пони пристально смотрел туда, где ещё несколько секунда назад сидела зелёная единорожка. От вида пустого стула в груди жгло так, что пострадавшее крыло совершенно не чувствовалось.

*   *   *

— С огромной радостью от имени Мэйнхеттанского Медицинского Института, – говорила с трибуны белая единорожка в строгом костюме с позументами, – я хотела бы отметить одного из, безусловно, лучших исследователей своего поколения. Довольно странно это говорить, учитывая, сколько раз он опаздывал на мои занятия и засыпал во время лекций…

Стоявший чуть позади трибуны Краулинг Шейд с виноватым видом водил копытом по дощатому настилу. То, что сейчас представлялось шуткой, ранее являлось серьёзной проблемой. Его природные инстинкты ночного жителя конфликтовали с утренней сменой в институте. Чтобы преодолеть этот биологический барьер, ему понадобилась огромная сила воли.

— Итак, особый диплом с отличием и поздравительную грамоту от ректората я хотела бы вручить Краулинг Шейду! – завершила монолог ректор Эмблинген.

Бэт-пони приблизился, чтобы забрать у неё документы, над получением которых корпел, учитывая год переподготовки после заваленных вступительных экзаменов, шесть лет. Он старался добродушно улыбаться, по мере сил не выпячивать клыки и не смотреть профессору в мордочку. Явные признаки старости, а точнее то, что Эмблинген отчаянно пыталась скрыть их под слоем «косметической штукатурки», были Шейду противны. К счастью, он мог спрятать глаза за недавно приобретённой парой круглых солнцезащитных очков, которые имел полное право носить для защиты зрения.

— Благодарю, профессор, – сказал Шейд, сохраняя удачный для ловивших момент фотоаппаратов ракурс. – Уверен, что знания, полученные в этих стенах, мне пригодятся бесчисленное количество раз.

— Вы очень необычный студент, – прошептала сквозь улыбку Эмблинген. – Предвижу, вас ждёт очень необычное будущее. А я с нетерпением буду ждать кого-нибудь из ваших сородичей. Они, наверное, последуют вашему примеру…

--- О, я бы на это не рассчитывал, – ответил Шейд, напоследок отвешивая поклон ректору института, которую, если верить слухам, должны были повысить и поставить по главе всего Мэйнхеттанского Медицинского центра. Сохранить хорошие отношения с такой пони Шейд считал крайне важным.

Профессор осталась за трибуной, чествовать прочих «очень особенных» студентов, а Шейд по приделанной с края лесенке спустился в ряды менее усердных учеников и сразу побрёл к выходу со спортивной площадки, где по традиции проводилась выпускная церемония. Периодически он бросал взгляды по сторонам и в какой-то момент заметил её – зелёную единорожку, которая скромно стояла с краю толпы родителей отучившихся студентов.

— Ты всё-таки пришла, – сказал он, пробившись через пять рядов пони. Дресседж Кьюр вздрогнула, поскольку явно проглядела его приближение.

— Да. Для тебя ведь это особенный день. Я хотела глянуть одним глазком… – тихо ответила она.

И тут Шейд наконец заметил, на чём постоянно сосредотачивала своё внимание Кьюр. Через её шею и плечо был перекинут миниатюрный гамак из ткани, в котором покачивалось маленькое существо с завитушками гривы, которое водило по сторонам зелёными глазками.

— Это красавец Фибелис? – задал очевидный вопрос бэт-пони. Он собирал крупицы информации о Кьюр. По крайней мере, точно знал, что она вернулась в Ситрэп Вилладж и назвала сына Фибелис Файбл.

— Он самый, – по-прежнему не радовала эмоциональностью давняя подруга.

Шейд наклонился чуть ближе к ней и ощутил слабое присутствие знакомого аромата. Аромата медицины. Аромата стерильных кабинетов и процедурных комнат. Что бы ни привело Кьюр в Мэйнхеттан, оно не ограничивалось выпускным вечером друга детства.

— Шейд, ты никак убежать решил? – прозвучал голос за спиной бэт-пони. Краулинг Шейд раздражённо вздохнул – новые знакомые мешали ему нормально поговорить со старыми.

— Кьюр, это Эндлесс. Учится здесь на юридическом, – пояснил он и только после этого повернул голову в сторону подкравшегося земнопони. – Эндлесс, это Дресседж Кьюр, моя хорошая знакомая…

— Ага, здрасьте! – едва скользнул взглядом по кобыле с жеребёнком тот и тут же накинулся на Шейда: – Ну, что, отличник запредельный? Будешь сегодня с нами до утра гулять?

— У меня режим, – последовал ответ.

— Ой, да ладно тебе! Завтра же никуда просыпаться не надо. Хоть весь день валяйся. А дружбу отметить, наш юношеский союз… Это святое, между прочим!

Шейд с недовольной мордой отвернулся от земнопони. Но обнаружил, что Кьюр, видимо, убедившаяся, что у её старого знакомого жизнь складывается просто замечательно, развернулась и уходит прочь. Порыв догнать её остановил буквально повисший на перепончатом крыле Эндлесс.

— Эх! Ладно! – притворно сдался Шейд. – Я могу позволить себе одну ночь веселья. Это не перебор… Наверное.

— Не-не-не, – Эндлесс одёрнул приятеля, попытавшегося высвободить крыло и сделать пару шагов в сторону от товарища, – мы начинаем праздновать в другой стороне. И у меня личная миссия отвести тебя к компании. А то дёру дашь, как много раз до этого…

Не вслушиваясь в трёп Эндлесса, бэт-пони повернул голову и бросил долгий взгляд вслед уходящей зелёной единорожке. «У неё своя жизнь, у тебя своя. Она так хочет», – напомнил себе Краулинг Шейд.

*   *   *

Полная луна с тёмным профилем аликорна заливала землю прозрачным призрачным светом. Его было достаточно, чтобы тень бесшумно скользящего по небу летуна чётко вырисовывалась на стенах обветшалых зданий, кое-где ещё сохранявших потёртые эмблемы «Троттингем Солюшенс» – букву «С», обвивавшую палочку буквы «Т». Бэт-пони искал одно неосвещённое окно среди множества неосвещённых окон. Его память ещё хранила маршрут, которым он когда-то часто летал.

Раму перекосило, и окно стало невозможно закрыть, даже если бы хозяйке квартиры было до него дело. Краулинг Шейд осторожно подцепил угол левой створки; сопротивляясь, с противным скрипом она поддалась. Куда больше времени заняла попытка справиться с намертво заклинившей правой – пролезть в наполовину открытое окно он не смог. Но бэт-пони не сдавался и уже через минуту смог открыть окно настежь и опуститься на подоконник.

Шейд спрыгнул внутрь комнаты и едва не упал: под копыто подвернулась пустая бутылка. Он проследил, как она, вращаясь, в тихим печальным звоном откатывается в сторону, затем огляделся. Чувствительным глазам ночного существа хватало света, чтобы увидеть ещё несколько разбросанных по полу «ловушек», а также то, что комната пребывала в ужасном состоянии. Некогда хоть и небольшая, но уютная квартира превратилась в помойку. Медленно шагающий бэт-пони то и дело переступал через валяющиеся вещи, книги, предметы одежды, всё новые бутылки, неизменно пустые. В помещении висели запахи грязи и сырости, давно завядшей и прокисшей еды. Несмотря на время года, было холодно – точнее, сыро, и эта сырость норовила забраться под шёрстку, выстудить тело, заставить мелко дрожать.

Шейд вышел в коридор, бросил взгляд в сторону кухни – чувствительное обоняние заставило его скривиться – и решительно двинулся к спальне. На пороге этой, единственной обитаемой комнаты он застыл, в который раз кляня себя за то, что столько откладывал путешествие, сочтя урегулирование вопроса с грифонами более важным. Он боялся, что всё-таки опоздал.

Кьюр была в ужасном состоянии, в которое загнала себя сама. Совершенно неухоженная и вдрызг пьяная кобыла не смогла даже заползти на кровать – подтащила к себе покрывало и впала в забытьё. Осторожно войдя – хотя едва ли тяжело дышащая во сне пони была способна услышать его шаги, – Шейд наклонился и поднял валяющуюся у безвольно откинутого копыта почти пустую бутыль, с которой Кьюр, видимо, рассталась в последнюю очередь. Понюхав горлышко и изучив этикетку, он перевёл взгляд на не реагирующую на его присутствие кобылу.

— М-да, подруга, – прошептал он. – Такое пойло даже забесплатно не все стали бы пить…

Покачав головой, он бережно склонился над Кьюр и стал размышлять, как сдвинуть её с места. Идеальным вариантом оказалось перетаскивание с перебрасыванием головы и передних ног через спину бэт-пони. Кьюр при этом, а также на протяжении всей дороги до ванной комнаты, что-то тихо неразборчиво бормотала. Она была не в этом месте и не в этом времени, с кем-то и о чём-то вела беседу, понятную лишь ей. Беседа сменилась приблизительным осознанием происходящего, только когда Шейд, положив единорожку в ванну, врубил холодный душ.

— Что?.. Как?.. – Кьюр сидела и, дрожа, водила по сторонам мутным взглядом. – Я… Ты…

Шейд, которому никак не везло отыскать подходящий кусок материи среди валяющихся на полу одинаково грязных полотенец, откликнулся:

— Да, я, кто ж ещё? – Он распахнул крыло, чтобы повернуть им кран и уменьшить напор воды. – Знаю, ты просила в твою жизнь не лезть. Но, извини меня, назвать ЭТО жизнью нельзя. Как только до меня дошли слухи, что ты гробишь себя выпивкой, я сразу примчался…

— Всё бросил?.. Ради меня… – растерянно прошептала Кьюр, всё ещё не до конца протрезвевшая и не способная удержать на нём взгляд.

— Ой, не много там было бросать, – отмахнулся Шейд. – Оставил Эндлесса подписывать с грифонами бумаги, чтобы один ненужный остров полностью был в моём распоряжении. Надводная часть и подводные гроты в придачу… Эндлесс юрист, ему эти вещи ближе. А с группой строителей договорённость есть, задаток им выплачен. И на стройке я опять же лишний... Так что у меня полно свободного времени.

Слушающая его зелёная пони обессиленно сидела на месте. Будучи мокрой, она не пожелала протянуть копыто, взяв полотенце, или магией остановить воду. Вместо этого она смотрела на маленькую резиновую уточку, забившуюся под алюминиевый таз и заметную лишь из ванны.

— А зачем мне вообще жить? – прошептала Кьюр, оборвав речь жеребца. – Его больше нет, Шейд. Моего малыша. Фибелиса.

Краулинг Шейд недовольно поводил ушами.

— Вот таких разговоров не надо! – потребовал он, бросая на голову единорожки самое чистое из полотенец. Сейчас ему важно было растрясти доведённую до отчаяния и погрузившуюся в чёрную меланхолию подругу, избавить её от безразличия к самой себе.

— Они говорили, что им знакома его болезнь, – продолжала рассказывать Кьюр, комкая в копытах полотенце. – Говорили, что знают способ лечения… Что всё будет хорошо… А я верила. Три года возила его в Мэйнхеттан… И обратно… Собирала справки, приносила анализы, отдавала им своего малыша… И всё равно… Шейд, почему именно он? Почему так получилось?

Краулинг Шейд не знал, как ответить на эти вопросы. Он не придумал на них ответы. Или, возможно, этих ответов не существовало в принципе.

— Я заварю крепкий кофе, – сообщил он, легко похлопав Кьюр по ноге. – Потом соберу за тебя вещи. Ты в этом захолустье не останешься. Переедешь со мной в Кантерлот.

— А что мне там делать? – безучастно спросила она, глядя на мокрое и смятое в тугой комок полотенце.

— Быть под моим присмотром. Кроме того, я дёрну за пару ниточек… Мне командующий Дьютид Клатч кое за что обязан. Он устроит так, что тебя возьмут в Кантерлотский военник. На два года рекрутской службы. Военврачом. Тебе это нужно, – настойчиво произнёс Шейд. – Тебе сейчас надо вернуть здоровый вид, дисциплину, уверенность в себе. Найти цель в жизни.

Бэт-пони ждал очередной гневной отповеди, ждал, что Кьюр опять заведёт разговор про «разные жизни». Что она опять запретит ему диктовать условия. Но сейчас огонь, разжигавший сопротивление и самостоятельность, в ней почти угас. Она посмотрела на Шейда, но посмотрела как бы сквозь него.

— Хорошо, – шевельнулись её губы.

Шейд хотел оставить её ненадолго, чтобы обеспечить кофе и прочие мелкие радости жизни, но Кьюр движением головы остановила его.

— А потом я доучусь. На врача… – произнесла она. – Ведь если бы я была врачом… Может, я смогла бы его спасти…

*   *   *

Краулинг Шейд не мог заснуть. Она, лёжа рядом, чувствовала это по его дыханию. Она уже научилась различать Шейда спящего и Шейда, напряжённо созерцающего потолок в попытках лишний раз не шевелиться, чтобы не разбудить её. Но, раз уж ей тоже не спалось, Кьюр решила не притворяться и магией стянула колпак со светлячковой лампы.

— Что у тебя случилось? – спросила она, приподнимая голову. Как и ожидалось, в широко открытых Шейда не было и тени сна, ромбовидные зрачки сузились от света. Убедившись, что все вокруг тоже страдают бессонницей, он встал и подошёл к окну. Подняв голову, какое-то время молча смотрел на громадную, яркую луну; профиль аликорна на ней выглядел темнее и чётче, чем обычно. Чувствительные глаза ночного существа видели также и четыре звёздочки вокруг светила, зажёгшиеся несколько дней назад и ночь от ночи набирающие силу.

— Пророчество скоро сбудется, – не поворачивая головы, негромко произнёс бэт-пони. – Найтмер Мун вернётся. И устроит Вечную ночь…

— И тогда у тебя будет время выспаться, поэтому сейчас спать не обязательно?

— Кьюрис, это не повод для шуток.

— Шейд, с чего ты взял, что Найтмер… как-её-там вернётся? Откуда вернётся-то?

Краулинг Шейд расправил крылья, практически заслонив ими лунный свет, проникавший в обжитую пристройку к обсерватории.

— Мой народ помнит, – произнёс он. – Мой народ передаёт легенду через поколения. О той, что заключена на луне, но однажды вернётся. Когда четыре звезды укажут ей путь, настанет её Вечная ночь.

— Красивая сказка, – фыркнула Кьюр.

— Мне её сегодня рассказали ещё раз. Старейшины моего народа, – продолжал Шейд с плохо скрываемыми нотками гордости в голосе. – Они прилетели из удалённых селений. Не только из района Ситрэп Вилладж. Пришли, чтобы спросить меня, единственную их связь с миром дневных пони, единственного из них, кто осмелился бросить дом ради другой жизни. Они спросили меня, чью сторону должен принять ночной народ. Должны ли мы, летуны ночи, поддерживать Найтмер Мун и ликовать во время её возвращения? Или мы, как народ Эквестрии, должны, подобно другим народам, страшиться её и препятствовать наступлению Вечной ночи?

Дресседж Кьюр задумчиво потёрла висок.

— Что ты им сказал?

— Что дам ответ утром, – вздохнул Шейд. – Но ответа я пока придумать не могу. Понимаешь, они прилетели не к правительнице Эквестрии, не к Селестии. Они прилетели за советом ко мне. Лично ко мне. И от моего решения может измениться судьба всего мира.

Бэт-пони неспешно вернулся к кровати, где его ждал недоизученный потолок. Попутно из чаши на тумбочке он схватил гроздь винограда, с которой намеревался разделаться в свойственной зубастым пони манере.

— Что, если моё решение приведёт к победе Найтмер Мун? Или ускорит её окончательное поражение? – продолжал рассуждать вслух Шейд, забираясь в постель и подбивая подушку повыше. – Мне надлежит сказать старейшинам, как им управлять многочисленными племенами. Во благо или во вред. Это огромная ответственность. Не скрою, мне очень приятно принимать такие решения, приятно обладать такой властью. Но обратная сторона в том, что я уснуть не могу… Хотя пара пилюль и…

— Нет, завязывай с ними! – прозвучал над ухом голос Кьюр. – Они для тебя крайне вредны. Ты травишь себя снотворными и нейростимуляторами.

— Говорит та, кого я три раза от бутылки отрывал, – усмехнулся Шейд.

— Ну да, конечно, не мне давать советы… Но я воспользовалась случаем и подсмотрела результаты последнего анализа крови в твоей медкарте. У меня теперь достаточно знаний и опыта, чтобы заявить: с такой лекарственной диетой у тебя скоро начнутся проблемы. И печенью с почками ты не отделаешься, уверяю тебя. Ты отравил весь свой организм.

Краулинг Шейд раздражённо заворчал и попробовал на зуб виноградину. Непрекращающиеся лекции на тему ухудшающегося здоровья ему уже начинали надоедать. Он прекрасно знал, что от лекарств пора отказываться, но образ жизни этому не способствовал.

— А по поводу твоих духовных терзаний… – Кьюр ласково погладила прядь волос в гриве Шейда. – Когда мы с тобой играли в «сто клеток», и ты постоянно выигрывал… Помнишь то правило, которое ты сочинил для себя? С которым побеждал? Веди игру…

— …Не позволяй игре вести тебя, – закончил предложение Шейд.

— Сейчас такой же случай. Подумай. Возвращение Найтмер Мун полезно для тебя?

— Нет, – качнул головой Шейд. – Вечная ночь сорвёт работы на «Си Хорс». И другие проекты тоже. Помешает тебе устроиться в этот новый научный центр… Забываю его название постоянно… А, Стэйблридж! Во время Вечной ночи он вряд ли будет работать.

— Поэтому тебе ни в коем случае нельзя её допустить, – завершила мысль единорожка. – Вот оно, твоё решение. – Она поцеловала бэт-пони в щёку и откатилась на свою половину кровати. – Теперь засыпай. Тебе нужен здоровый сон.

Крайлинг Шейд несколько минут игрался с косточками винограда, вспоминая выдержки из институтских конспектов, касавшиеся летаргии, отдыха и релаксации. Потом отбросил несъедобную часть ягод в сторону и попытался погрузиться в этот злополучный «здоровый сон».

*   *   *

— Рэдфилд, сопроводите, – попросил Шейд, надеясь на быстрое избавление от докучавшего ему учёного. При нём нельзя было кривиться от постоянной боли, прятавшейся за рёбрами.

Приходилось сохранять невозмутимый вид и рассчитывать, что пришедший просить о работе единорог примет это за безразличие конкретно к его личности. Тот, судя по поведению, так и подумал. Грубо схватил свои бумаги, пролепетал что-то про свою гордость и покинул кабинет. Вместе с визитной карточкой Центра Океанографии, которую Шейд незаметно вложил между страниц резюме. В Стэйблридже учёные вроде Халфтота ему были не нужны. Но это не означало, что они Шейду вообще не требовались.

Нажатием на кнопку бэт-пони заблокировал двери: с урчанием и лязгом из косяка выдвинулись толстые стальные штыри, исключающие возможность попасть в его кабинет снаружи без использования тарана или боевой магии. Теперь, когда на него мог любоваться только висящий на стене портрет её солнечного высочества, Шейд перебрался на гостевой диванчик и сложился практически вдвое.

— Твою ж мать, – простонал он, вспоминая, сколько обезболивающих таблеток успел выпить за минувшие утро и день. Выходило где-то «на одну меньше, чем надо».

Несколько минут пребывания в скрюченном горизонтальном положении слегка притупили боль, давно предсказанную знакомым врачом. А знакомый врач, судя по отрывистым щелчкам, решила сама дополнительно о себе напомнить.

— Безопасно, можешь показаться, – сообщил Шейд, потихоньку выпрямляясь на своей лежанке.

Пирамидка на полке, принимаемая посетителями кабинета за сувенир из далёких краёв, тихо загудела. Посреди кабинета из воздуха соткалась белая фигура неопределённого пола с размытыми чертами мордочки.

— Тебе опять плохо? – первым делом осведомился фантом. Невыразительный синтезированный голос был полон искренней заботы.

— Нормально мне, – буркнул Шейд. – Не хуже обычного.

— Прекращай все эксперименты с лекарствами, я тебя серьёзно прошу… Умоляю. Ты скоро совсем сляжешь, Шейд. И как профессионал в области медицины скажу, что, после того как сляжешь, больше не поднимешься.

— Ты не по теме говоришь.

Белая фигура сокрушённо покачала головой. Пока Шейд был в одном научном центре, а Кьюр в другом, последняя никак не могла заставить первого взяться за ум.

— Хорошо, скажу по теме. Я контролировала Свитча весь последний месяц. Никаких аномалий в поведении не заметила. И он прошёл твой тест. Успешно, – отрапортовала полупрозрачная фигура, подготовившая подробный рассказ.

Глава 2. Если некуда бежать

Знакомство Скриптеда Свитча с новым домом прерывает внештатная ситуация...

---

— Вот и всё, мы закончили! – объявила зелёная единорожка в белой медицинской шапочке. Шапочка не была необходима при психологическом обследовании и портила вид изумрудно-зелёной гривы, но Кьюр строго следовала правилам, даже в моменты, когда ими дозволялось пренебречь. Посему ради одного пациента разоделась по полной программе: халат, накопытники, шапочка. Даже стерильная повязка присутствовала, правда, не на мордочке, а болталась на шее.

— Совсем всё? – В голосе пациента сквозили давно ставшие привычными жалобные интонации.

Светло-каштановый единорог порядком устал от медицинских проверок, в ходе которых ему требовалось отвечать на хитро сформулированные вопросы и не заглядывать в индикаторы приборов, на которые смотрела Кьюр. Её это злило.

— На сегодня всё, – холодно ответила врач, стаскивая с ноги пациента манжету. Аналогичную ленту со своего лба Скриптед Свич стянул сам, и Кьюр раздражённо зашипела. Единорог от шипения вздрогнул: оно напомнило ему дыхание одной исчезнувшей знакомой. Кьюр не оставила это без внимания.

— Я злюсь, но не кусаюсь, – сказала Кьюр, отводя в сторону медицинский светильник, свет которого вызывал у Свитча особую неприязнь.

— Она тоже не кусалась. Но могла сделать вещи куда хуже.

О «вещах куда хуже» Свитч рассказывал не один раз, но скептицизм надзирающего врача не уменьшался. На каждом обследовании она продолжала сидеть, прищурившись. Словно ожидала, что единорог враз обрастёт чешуёй и покажет раздвоенный язык. Более того, Кьюр держала на полке набор спаянных цилиндров – поглощающий магию артефакт из класса чарсупрессоров. Единорог усиленно делал вид, что с этим артефактом незнаком.

— Да, что ж, спасибо за откровенность, – произнесла «скептик». – Теперь тебя надо отвести обратно в комнату.

Настало время единорогу недовольно шипеть. За последние недели он только и делал, что ходил всё теми же коридорами от запираемой на замки комнаты до кабинета зелёной пони и обратно. Раньше его водили на другой этаж, в медицинский центр, но, когда биологические ритмы выровнялись и непосредственная угроза здоровью исчезла, врач перешла к общению без свидетелей.

— Таковы предписания, – сурово сказала Кьюр.

— Безусловно, – вздохнул тот, кто недавно имел шанс диктовать свою волю всей Эквестрии. – Я не прошу о снисхождении. Я заслужил такое обращение, да и, наверное, достоин наказания в разы хуже. Просто… В свободное от всех этих медицинских осмотров время… Мне совершенно нечего делать. Дайте мне какую-нибудь интересную книгу. Простейший конструктор. Детские кубики. Хоть что-нибудь, чтобы я не сидел часами без дела.

— Угу. Чтобы ты использовал эти вещи для побега.

— Как… – раскрыл рот Свитч, совершенно не понимая логики Кьюр. – Куда я сбегу? Из запертой снаружи комнаты на подземном этаже научного центра, который выдолблен в каменном острове посреди океана? Если, конечно, вы не обманули меня по поводу природы вашего НИИ, то очевидно, у меня до тошноты много направлений, в которых можно дать дёру!

— Ты умный и хитрый. Технический гений. – Кьюр покосилась на кьютимарку единорога, имевшую вид электрического рубильника. – Если тебя не ограничивать в возможностях, ты найдёшь какую-нибудь лазейку. Залезешь в водоходную сферу и скроешься.

— Да вашу ж… Я столько раз уже повторил. Я не хотел и не хочу никому зла. Я не попытаюсь сбежать, чтобы в очередной раз захватить трон. Мне он и в первый раз не особо нужен был. Если бы не одна змея, будь она проклята, я бы ходил в экспедиции, писал бы трактаты, получал бы призы на научных ярмарках. Я бы жил своей жизнью!..

Скриптед Свитч отвернулся и поднял копыто. Сделал вид, будто стирает проступившую слезинку. Даже с учётом всего, что ему довелось испытать, разреветься по-настоящему у единорога не получалось, а отказываться от попытки вызвать сострадание было глупо.

Потолочные лампы без защитных кожухов и с незакрытыми проводами мигнули и несколько секунд померцали. Кьюр даже глаза на них не скосила – как успел понять Свитч, в страдающем от недоделок «Си Хорс» сбои в работе оборудования сотрудников не удивляли.

— Ты и так вполне живой, – хмыкнула зелёная пони. – Хотя, конечно, по официальным бумагам скопытился, и вся Эквестрия в это верит. Всё, топай в свои апартаменты.

Кьюр поторопила единорога движением головы. Свитч уныло побрёл по дороге до лифта, в котором ему иногда позволяли потыкать строго разрешённые кнопки. Светло-каштановый единорог отлично чувствовал пристальный взгляд врача-надзирателя, упирающийся ему в холку. И в очередной раз задался мыслью, зачем Кьюр сговорилась с советником по науке Шейдом, сфальсифицировала заключение о смерти «узурпатора трона», если этот самый узурпатор не использовался ни для чего, кроме задушевных бесед.

Лампы мигнули и замерцали вновь, но на этот раз мерцание сопровождал какой-то резкий свистящий скрежет. А также тихий вскрик, который Свитч услышал у себя за хвостом. Он решил, что Кьюр всё-таки обратила внимание на проблемы с освещением на этаже и даже развернулся, чтобы отпустить по этому поводу комментарий. Только комментарий моментально застрял в глотке, когда Свитч увидел, что произошло.

Зелёная единорожка лежала на боку на пороге своего кабинета. Свитч видел, как она шевелит передними ногами, пытаясь подняться, но видел он и другое, то, что сама Кьюр пока не поняла: полуавтоматическая дверь – видимо, из-за короткого замыкания, и вызвавшего мерцание ламп – самопроизвольно попыталась закрыться. Как раз в тот момент, когда единорожка стояла в проёме, глядя вслед уходящему Свитчу. И теперь Дресседж Кьюр оказалась придавлена тяжёлым ударопрочным металлическим листом, подмявшим её аккурат под рёбрами.

Кьюр скребла копытами, пытаясь протолкнуть себя под дверью, но не могла сдвинуться более чем на несколько сантиметров в обе стороны. Дёрнувшись в очередной раз, она сдавленно пискнула и сжала зубы. Следующие несколько реплик, которыми пони охарактеризовала свою ситуацию и уровень боли, пополнили запас вульгарных эпитетов, известных Свитчу.

— Так… Так… – произнесла единорожка, закончив лингвистические упражнения. – Задние ноги двигаются. Позвоночник не сломан. Удар пришёлся на косую мышцу живота. Предполагаемые последствия: глубокая гематома, возможны травмы внутренних органов. Внешних повреждений нет, кровь не идёт. Болевых ощущений минимум, что обусловлено компенсированной стадией шока.

Пока Кьюр успокаивала себя цитатами из медицинских справочников, Свитч медленно выходил из ступора. Он повёл головой, навострил уши, оглянулся. Коридор за его хвостом был пуст, никто не спешил на помощь, никто не вышел посмотреть, из-за чего шум. Секунду спустя он понял, в чём дело: на этом этаже были в основном жилые помещения, а сейчас время обеда. Значит, их обитатели либо на рабочих местах, либо в столовой. А это значит, что на этаже кроме него и оказавшейся в ловушке кобылки никого нет. На пути к действующим лифтам никаких препятствий не было, кроме того, существовали аварийные лестницы, ближняя и дальняя. По дальней Свитч мог бы спуститься на пару пролётов, и вот он – проход к сектору, где у бетонного причала покачивались водоходные сферы. Конечно, он не обладал навыками управления подобным устройством, но оставался простор для импровизации. Свитч мог поискать инструкцию по управлению плавсредством, которую наверняка составили для самых недалёких из местных сотрудников. Мог заставить кого-то из работников порта пилотировать сферу. Мог спрятаться в ожидающем отправки грузовом контейнере. Имелась возможность опробовать любой из этих вариантов. Почему бы не попытаться?..

Ответ на «почему бы не» находился всего в нескольких шагах: попавшая в ловушку, раненая пони, нуждающаяся в помощи. Её следовало незамедлительно вытащить из-под двери-предательницы и доставить на медицинский этаж.

Дресседж Кьюр потрогала левое ухо. Удивлённо хмыкнула и, вывернув голову, дотянулась до правого. Удивление сменилось досадой.

— Зараза, коммуникатор на столе оставила! – сообщила она и ещё немного подёргалась. С тем же нулевым результатом – дверь давила железно. Во всех смыслах.

— Надо сходить и позвать помощь, – предложил единорог. Кьюр уставилась на него так, словно присутствие Свитча стало для неё сюрпризом.

— Конечно… – фыркнула она. – За помощью он сходит. До первого эвакуационного выхода. Нет! – Единорожка приложила определённые усилия, чтобы топнуть копытом из положения «лёжа». – Ты никуда не двинешься. Даже не вздумай.

— Не вижу, как вы сможете мне воспрепятствовать.

— А я вижу…

Она закрыла глаза. Через несколько секунд по выражению сначала недоумения, а потом досады Свитч понял, что она пыталась применить какие-то заклинание, что в радиусе действия чарсупрессора было невозможно по определению. Излишняя предосторожность врача-надзирателя обернулась против неё, однако причин злорадствовать единорог не видел. Однако и демонстрировать собственную осведомлённость не спешил, решив притвориться, что не понимает сути проблемы.

— Давайте приподнимем её магией, – сказал он, кивая на дверь. – Или как-нибудь телепортируем вас из-под неё. Насколько я знаю, это возможно. В смысле, телепортационные заклинания могут применяться в отношении объекта, контактирующего с другим объектом. Даже если контакт очень плотный, вплоть до сцепления. Вот в жидких средах иные законы…

— Свитч, прекращай! – потребовала Кьюр. – Никакие заклинания нам здесь не помогут. У меня в кабинете штуковина, которая рассеивает поля магии органического происхождения. На магию от неживого источника они вроде бы не влияют… – Кьюр постучала копытом по металлу двери. – Хотя теперь я не так сильно в этом уверена.

— Хорошо, – кивнул Свитч и подошёл к ней. – Тогда давайте, я вас как-нибудь вытяну? Или подтолкну в другом направлении, обратно, в кабинет?

— Нет-нет, – принялась отпихивать единорога Кьюр. – Меня сейчас нельзя трогать! Ни в коем случае нельзя. Я не могу точно оценить степень своих травм. Смещение тела может вызвать их усугубление. Может и не вызвать, но риск…

— Вы врач, – констатировал Свитч, отступая на полшага.

— Лучше бы была ясновидящей, – вздохнула Кьюр. – Тогда бы не попала в эту идиотскую ситуацию. Или дверь бы поставила нормальную, распашную. Так нет же, захотела выпендриться… Ты чего затеял?

Вопрос был адресован Свитчу, замершему возле настенной панели управления дверью.

— Уйти вы мне не позволяете, – объяснял Свитч, примериваясь кончиком копыта к зазору между стеной и краем панели. – Хотя я, честно, нашёл бы пару ваших коллег и вернулся бы с ними…

— Как-то слабо верится, – отрезала Кьюр.

— Если бы я хотел сбежать, то давно бы вас оставил, – ответил Свитч. Он был занят попытками снять верхнюю крышку, за которой прятались дверные «мозги». – А вместо этого я хочу попробовать то, что у меня лучше всего получается.

Он грубо отогнул металлическую пластину. Чуть позже расшатал её и вовсе снял с креплений.

— Повезло, что не на винтах, – заметил он, – а то я не знаю, чем стал бы их откручивать. И да, ваша пара накопытников мне сейчас очень пригодилась бы. Если, конечно, они не из последней модной коллекции с каучуковой фабрики, и вы не боитесь их испортить.

Кьюр оценила неуклюжую попытку отвлечь её от мрачных мыслей шуткой и стянула накопытники. Свитч продолжил разбирать настенную панель, используя снятую ранее пластину с загнутым уголком в качестве импровизированного инструмента.

— Хм-м… – протянул он, созерцая открывшееся переплетение проводов. – Восьмерная серебрянка. Что ж, дёшево, но вполне пригодно. Особенно для магии малой мощности. Так, вот она идёт отсюда. Очевидно, это ответвление к основной цепи питания. Так, рассекатель у нас здесь, а это, наверное, считыватель… Не вижу нигде индуктора обратной циркуляции.

— А он должен быть? – спросила Кьюр, внимательно наблюдая за сосредоточенно копающимся в щитке единорогом.

— Цепи обратной циркуляции – это как венозная кровеносная система. Если сравнить провода из серебрянки с артериями. – Свитч перевёл свои наблюдения на другой профессиональный жаргон.

— Тогда почему их нет?

— Кажется, всё-таки есть, – пробубнил Свитч. – Если вот это вот индуктор. Хотя такого вида индукторов я прежде не видел. Но, судя по месту в цепи, это именно он. И если это он, то у нас от него идут… Интересно кобылки пляшут!

— Чего там, Свитч? – Удивление единорога передалось даже травмированной Кьюр.

— Не знаю, кто у вас тут за распределительные сети и магопроводку ответственный…

— Гальвар, – сообщила Кьюр.

Единорог с трудом сумел удержать кусок железа, которым манипулировал.

— Гальвар? Который грифон Гальвар? Пернатый кудесник? – Он посмотрел на зелёную пони, ожидая утвердительного кивка. – Овса мне в амбар по самый флюгер! – впечатлился Свитч. – Ну, теперь многое проясняется. Особенно в части конструктивных непоняток. Грифон вполне способен собрать в одной связке серебрянку прямой и обратной циркуляции. Без лишних раздумий. Кто ж ему объяснит, что при наличии брака в структуре магопроводки произойдёт полная разрядка цепи с потерей конденсации поля?

— Как всё сложно, – упадническим тоном пробормотала Кьюр.

— Именно! Слишком сложно, чтобы нормально работать. Но если вытащить кончики вот здесь и подвести сюда, то в обход считывателя можно послать разряд на открывающий механизм. Да, сейчас так и сделаю.

Игнорируя летящие искры, он принялся энергично копаться в проводах, бесстрашно подключив к работе зубы.

— Если по одному обрабатывать, то в проводящей связке концентрация чар минимальна, – пояснил он, сплёвывая куски изоляции.

— Ты сколько уже таких дверей перебрал? – спросила Кьюр, с опаской следя за чересчур уверенными действиями юного техника.

— Одну. В Стэйблридже стащил со склада и исследовал. Забавы ради. Правда, она потом обратно не заработала. Но, к счастью, Бикер так и не поинтересовалось судьбой этого складского пылесборника.

Свитч не слишком фокусировался на своей работе – взгляд его то и дело возвращался к Кьюр. Потому и заметил её нервную реакцию на упоминание имени бывшей начальницы Стэйблриджа. Ожидаемую нервную реакцию. Ведь пока Кьюр вела свои замаскированные под обычные разговоры и медицинские тесты допросы и наблюдала за поведением Свитча, он со своей стороны занимался примерно тем же. И заметил, что доктор никогда не упоминает одну личность. Хорошо знакомую им обоим личность.

Свитч вдруг осознал, что ему надоела постоянная недосказанность, постоянное наслоение чувств и эмоций. Ему надоело чувствовать на себе тяжёлый презрительный взгляд и не понимать его причину. И раз Кьюр физически не могла сейчас уйти от разговора, он решил рискнуть и прояснить все детали. Раз и навсегда.

— Вы меня ненавидите потому, что я всё видел? – спросил Свитч, глядя в глаза смотрящей на него снизу-вверх зелёной пони. – Потому что был там? Потому что стал причиной? Из-за меня Бикер и вы…

— Я не знаю, кого я ненавижу! – с приглушённой злостью сказала Кьюр, отводя взгляд. – Ситуация тогда вышла из-под контроля. Из-за того, что ты натворил в Стэйблридже, Бикер утратила рассудок. Перестала думать о своём НИИ, о пони, которым нужна помощь. Ты лишил её главного, ради чего она жила.

Повисла пауза, за время которой Кьюр пристально наблюдала за единорогом, а Свитч не менее пристально всматривался в недра развороченного дверного замка. Он видел, как линии, живые от протекающих по ним чар, сходились в определённых участках цепи. Два проводка шли на вход клеммы. Лишь один уходил дальше. Словно они встретились, и для кого-то встреча стала роковой. И не было ответа, не было причины, по которой сборщик цепи пустил дальше именно этот провод. Ему, автору этой конструкции, просто так захотелось – чтобы один путь для чар оборвался, оставив второй нести на себе полную нагрузку.

— Ты виноват, это безусловно. – Кьюр не считала нужным щадить его чувства, но не могла и сдержать своих. – И твоя огромная подруга, которая тобой управляла. И Бикер, которая не смогла сдержать свою ярость, не смогла правильно расставить приоритеты. А больше всех виновата я. Я позволила ситуации выйти за пределы разумного. Я не смогла найти нужные слова, чтобы остановить Бикер. Я встала у неё на пути, закрыв тебя. Именно я приблизилась к ней настолько, что наши заклинания взорвались и… – Она осеклась.

Вновь повисло молчание. Достаточно долгое, чтобы Кьюр успела взять под контроль голос, а Свитч – поменять местами пару проводков.

— Так скажи мне, кого я должна ненавидеть? – глухо спросила Кьюр, глядя в стену. – Кого мне обвинять в том, что Бикер больше нет?

— Обвиняйте меня, – тихо ответил Свитч. – Это самый простой путь.

— Мне не нужен простой путь. Мне нужен правильный.

— Думаю, сейчас я помогу вам начать его поиск, – ответил единорог, выпрямляя последний контактный проводок.

Секунду помедлив, он коснулся связкой тонких проводков нескольких пластинок. Коснулся одновременно и тут же отдёрнул, зажмурив глаза от брызнувших прямо ему в морду искр. Звонкие «ж-ж-ж» от потока чар спелись с глухими «ш-ш-ш» от прокрутки дверных механизмов. Массивная прямоугольная ловушка выпустила свою пленницу.

Пока Кьюр делала медленные, всё более глубокие вдохи, пытаясь по вспышкам боли определить серьёзность внутренних повреждений, Свитч метнулся в её кабинет, схватил первое попавшееся на глаза, что походило на подпорку – невесть как оказавшийся там деревянный костыль, – и мгновенно вставил в паз. Теперь дверь не могла упасть на лежащую Кьюр, даже если вздумает снова подчиниться гравитации. Правда, по части использования подкопытных средств не в области электротехники Свитч был дилетантом, так что на костыль постоянно косился.

— Коммуникатор со стола прихвати, – пискнула Кьюр, которая осторожно растирала бок. Как только Свитч принёс требуемое, она прижала его к уху. – Центральная! Эндлесс, ответь! Пост управления, приём! Меня кто-нибудь слышит?

— Кьюр? – несколько неуверенно произнёс сопровождаемый помехами голос. – Я уж сам собирался к тебе идти. Тут перебои с энергией и прочее, а тебя нет. Хотя ты обычно любишь координировать…

— Энди! – морщась, перебила коллегу Кьюр. – Мне помощь нужна. Я у своего кабинета. Меня дверью зажало. И отжало обратно. Пришли медбригаду, носилки. И пару охранников, чтобы сопроводить Свитча в его комнату.

— Лады, Кьюр, я понял. Сейчас распоряжусь, – пообещал замначальника и отключился. Послушав ещё несколько секунд треск помех, Кьюр отняла коммуникатор от уха.

— На всякий случай я вставать на ноги и двигаться не буду, – сказала она стоящему рядом Свитчу. – Пусть меня сперва осмотрят и обеспечат правильную транспортировку на медицинский этаж. Так, чтобы не рисковать…

Во вновь воцарившейся тишине было слышно, как один из лифтов тронулся с места и отправился встречать гостей этого этажа. Очевидно, нынешний координатор решил, что магопроводка достаточно исправна, чтобы не гонять пони по лестницам. Лучше уж пусть все застрянут в лифте.

— У тебя последний шанс скрыться, – заметила Кьюр, бросая взгляд на смотрящего себе под ноги Свитча.

— И не подумаю, – угрюмо ответил тот.

— Странно. Я бы вот сбежала… – Единорожка опустила голову на пол.

— Что ж. Мне повезло, что не я оказался под этой дверью, – саркастично заметил Свитч.

И он терпеливо дождался, пока вокруг раненой Кьюр соберётся толпа заботливых коллег, а рядом с ним монолитной стеной встанут двое охранников в форменных куртках.

— Скриптеда Свитча необходимо сопроводить в его комнату, – сообщила им Кьюр. Секунду помолчала и – Свитчу показалось, что он уловил в лёгком движении её головы признательный кивок – чуть более мягким тоном добавила: – Только по пути загляните в библиотеку. Пусть Свитчу выдадут там пару книг о чар-зарядности объектов. За авторством Гальвара.

«Вот и пошли хоть какие-то послабления», – обрадовался Скриптед Свитч. В тот момент он ещё не знал, что вскоре захочет биться головой о стену из-за сложности и запутанности содержания книг и совершенно невозможной манеры изложения их автора.

Дресседж Кьюр внимательно проследила за светло-каштановым подопечным до момента, когда того скрыли дребезжащие двери лифта. После чего, разогнав коллег-врачей, преспокойно поднялась на ноги. Пока она отряхивала пылинки с правой стороны медицинского халата, другие пони смогли полюбоваться на углубление в полу, где единорожка отдыхала всё это время. На этом участке пола природный камень специально выдолбили, заполнили пространство желеобразной массой, перестелив напольное покрытие. Были придуманы и иные хитроумные механизмы.

Один, отсчитав положенное количество секунд, опускал дверь, другой стопорил её на тщательно, до миллиметра рассчитанном расстоянии от пола, чтобы лежащая под дверью пони не пострадала на самом деле. Эластичная подбойка на нижней кромке двери служила дополнительным буфером между металлом и телом. Впрочем, небольшие ошибки в расчёты всё-таки вкрались – кто-то забыл участь толщину образованной порошком «подушки», – зато оханье «придавленной дверью» Кьюр получилось куда правдоподобнее, а заработанный ею длинный синяк поперёк бока послужил гарантией, что наложенная камуфляжная повязка окажется на нужном месте.

В такой повязке она и пришла к Свитчу через пару дней. И он, конечно же, не догадался ни о фиктивности травм, ни о наличии углубления в полу, ни о специальных переключателях, контролировавших закрытие двери, ни о пони, которых в тот день расставили на лестницах и возле лифтов – группах ловцов на случай, если единорог выберет вариант с побегом. Вся эта фальшь для Свитча осталась незамеченной. Он пребывал в твёрдой уверенности, что помог Дресседж Кьюр и совершил благородный поступок.

*   *   *

Дресседж Кьюр сняла с шеи коммуникатор. Единорожка перебралась в помещение «Си Хорс», куда можно было попасть, лишь применив изящную кристальную пластинку-ключ со сложным рисунком круглых и продолговатых отверстий. Таких карт было всего три, потому что Магистр принимал в своём кабинете только самых близких друзей.

Никто из не имевших доступа в это вечно полутёмное помещение никогда не переступал его порог. Никто из непосвящённых в одну из строжайших тайн «Си Хорс» не видел загадочной четвертьсферы из прямоугольных, похожих на тёмные зеркала экранов, нависающей над чем-то, напоминающим беговую дорожку из спортзала. Саму «дорожку» окружали похожие на стебли пшеницы металлические столбики, густо опутанные тонкими, соединяющими их в единое целое проводами. «Усики» – ещё более тонкие провода – поднимались над «дорожкой» и сплетались в металлическую паутину. От каждого столбика, от каждого экрана тянулись толстые, покрытые армированной изоляцией кабели, корнями змеящиеся по полу и лианами свешивающиеся с потолка. Все они в конечном итоге исчезали в массивных коробах двенадцати трансформаторов, расставленных по периметру зала.

Дресседж Кьюр обошла похожую на ракушку панель с надписью: «Механизм Автоматизированного Голографирования И Сигнальной Трансляции» и принялась щёлкать кнопками. Помещение наполнилось гулом пробудившихся трансформаторов. Одновременно с этим ожили тёмные прямоугольники. Вместо отражения обстановки зала в них появилась картинка другого помещения. Вставший на «дорожку» пони оказывался как будто в его центре, отчётливо, словно в двух шагах, видя книжные полки, шкафчики, массивный стол с кучей кнопок, пухлый диван и скрючившегося на нём бэт-пони.

Единорожка оставила пост управления, чтобы лёгкой иноходью добраться до аппарата, напоминавшего спортивный тренажёр. По пути с недовольным выражением мордочки потёрла бок, переживший чувствительный удар дверью и всё ещё ноющий. Кьюр ступила на платформу, придвинула тонкий стебелёк микрофона, зажгла несколько лампочек на скобе, проходившей на уровне её мордочки, и издала несколько коротких щелчков.

Лежащий на диване бэт-пони пошевелился и приподнял голову.

— Безопасно, можешь показаться.

От намётанного глаза врача не укрылось ни изнеможённое состояние Шейда, ни его попытки скрыть свою внутреннюю боль. Он мог видеть единорожку только как молочно-белую фигуру, через которую при желании удавалось рассмотреть смутные очертания находящихся за ней предметов. А вот она через артефакт-пирамидку имела возможность в деталях рассмотреть собеседника и часть помещения, где он находится.

— Тебе опять плохо? – Кьюр решила непременно затронуть тему здоровья небезразличного ей бэт-пони. Один раз в начале беседы, второй – при завершении.

— Нормально мне. Не хуже обычного.

Типичный ответ гордого советника. К сожалению, неискренний. А вот сквозящее в словах желание, чтобы Кьюр прекратила читать нотации и перешла к сути разговора – как раз неподдельное.

— Хорошо, скажу по теме. Я контролировала Свитча весь последний месяц. Никаких аномалий в поведении не заметила. – Кьюр остановилась на секунду, вспоминая события, произошедшие несколько часов назад. – И он прошёл твой тест. Успешно.

Экраны показали, как главный планировщик поломок дверных механизмов с довольным видом потёр подбородок. Он напряжённо и внимательно слушал доклад о произошедших на «Си Хорс» событиях.

— Но я всё ещё Свитчу не верю, – добавила Кьюр в конце доклада, чем повергла собеседника в лёгкое уныние. – Не считаю, что его можно привлечь к работам на «Си Хорс».

— Где он, по-твоему, провалился?

— Я вынудила его начать разговор о Бикер. Чтоб ты знал, мне это было очень неприятно, потому что я никогда не смогу искупить своей вины.

— Ты оплачиваешь уход за её отцом из личных средств, – напомнил Шейд.

— Шейд, ты думаешь, это что-то меняет? Полностью устраняет тот факт, что я стала причиной гибели Бикер? Что моя магическая сила убила её?

— Ты про Свитча рассказываешь, Кьюрис, не про себя. – Бэт-пони использовал весьма редкую тональность голоса «не хочу с тобой на эту тему разговаривать, потому что ты неправа, но тебя не переубедишь».

— Да, прости. Я попыталась вызвать у него раскаяние. Но раскаяния не было. Он не считает себя виновным… Даже не так. Была отмашка в мою сторону. Мол, хочешь меня обвинять – обвиняй, дело твоё… Шейд, в Свитче есть жилка твёрдой уверенности в правоте своих поступков. Неизлечимая опора для совершённых и последующих злодейств.

— Я понял, – дёрнул ушами Шейд. – Кьюр, я не хуже тебя знаю, что исправившийся злодей никогда не избавится от последней частички злодейства. Когда я в Кантерлоте случайно встречаюсь, например, с принцессой Луной, я все ещё вижу Найтмер Мун. Пусть этот образ заточён в мире снов или грёз, или что там у неё в голове, но он есть. И будет жечь принцессу изнутри. Свитч тоже наделён таким изъяном. Но мы не должны держать все положительные качества взаперти только из-за этого. Скриптед Свитч, исправившийся или недостаточно осознающий свою вину, нам нужен. Действительно нужен. Потому что Гальвар с энергосистемой «Си Хорс» явно не справляется. Как я и опасался.

Словно в подтверждение сказанного часть экранов, показывающих кабинет Шейда, подёрнулась лёгкой рябью. МАГиСТр, как и всё на «Си Хорс», брал энергию из питающего комплекс реактора, причём в таком количестве, что в каждый сеанс его работы где-то отрубалось освещение, плавились провода или трясся от перегрузки и выходил из строя трансформатор. Пока грандиозное творение Краулинг Шейда оставалось самым энергоёмким проектом «Си Хорс», реактора хватало на поддержание работоспособности комплекса, а все последствия его запуска подлежали устранению. Необходимость и планы развития комплекса требовали повышения выходной мощности минимум в полтора раза.

— Мой совет – пока что не выпускать Свитча из-под наблюдения.

— Это само собой. Но сопутствующая работа на пользу общего дела ему тоже не повредит.

— Я уже позволила ему взять пару книг из библиотеки.

Кьюр умолчала, что не только позволила взять книги, но и зафиксировала их названия и быстро пробежала глазами вторые экземпляры – чтобы убедиться, что Свитч не получил в копыта ключ к побегу.

— Чтение, писанина, – фыркнул Шейд. – Пусть Свитч делом займётся. Своими копытами начнёт что-то делать. Кьюрис, ты ведь наблюдала его в действии сегодня? Разве он не получал удовольствие, разбирая на части замок твоей двери?

— Да, но…

— Поэтому его надо занять делом, – перебил белого фантома Шейд. В вопросах здоровья Кьюр доминировала и могла перечить, но, когда доходило до управления кадрами, бэт-пони оставлял за собой последнее слово. – Пусть он этот дверной замок чинит. Нет, пусть улучшает. Я кисточками ушей готов поклясться, что у него схемы выйдут лучше, чем у Гальвара.

— Ладно, я позволю ему поиграться с магопроводящими схемами, – кивнула Кьюр. – Но я надеюсь, Шейд, что ты осознаёшь потенциальную опасность своего решения.

По глазам эквестриийского советника по науке читалось, что осознаёт он много вещей помимо причин, заставляющих зелёную единорожку нервничать.

— В нём есть отблески злодейства, – перефразировал самого себя Шейд. – Но истинное зло, которое им повелевало, уничтожено. Я видел доказательства этого. У тебя есть доказательства обратного? Которые серьёзнее, чем случайные искажения рисунка ЭФЦ-машины? Покажите мне их, доктор. Я приму их, и Свитч окажется на цепи. Если таких доказательств нет, не стой на пути между ним и пользой, которую я могу от него получить.

— У меня таких доказательств нет, – ответила Кьюр, почти не разжимая челюсти.

— Вот мы всё и решили, – махнул копытом Шейд.

Он ненадолго покинул пространство, доступное для наблюдения МАГиСТРа. Как оказалось, посмотрел на настольных часах время.

— Давай к другим вопросам, – попросил бэт-пони. – У меня встреча через пятнадцать минут. С организатором свадеб, Гудчиэр. Хоть я и большой начальник, но томить других ожиданием не хочу... Особенно такую милую особу.

— У кого это в Стэйблридже свадьба намечается? – сразу же полюбопытствовала Дресседж Кьюр.

— Ты не поверишь…

*   *   *

Скриптед Свитч спал, но глаза его были открыты. Отсутствие окон в помещении, куда поселили молодого единорога, мешало сказать наверняка, но за пределами «Си Хорс» наступила ночь, время сновидений. Скриптед Свитч не видел сновидений. Однако пребывал в уверенности, что видит их и спит на протяжении всей ночи.

В её распоряжении оказывалось всего полтора-два часа, пока мозг Свитча наслаждался фазами глубокого отдыха. Потом приходилось уступать сознание хозяину, а самой нырять в глубины разума, которые не поддавались осмыслению. Только там она могла спрятаться. Только там она могла выжить.

Ламия несколько недель чужими глазами изучала потолок, пытаясь понять, что и в какой момент пошло не по плану. И насколько она лично в этом виновата.

Ей нанесли подлый удар, её убили. Не слишком приятное событие, но в какой-то степени привычное. Смерть запускала для Ламии цикл перерождения, возвращала обратно в тело, оставляя пребывать в пустоте лишь несколько минут. Но тогда, в Кантерлоте, пустота не исчезла, растянувшись на дни, месяцы. А когда свет прошёл через зрачки, а воздух надавил на барабанные перепонки и наполнил лёгкие, Ламия обнаружила, что живёт в чужом теле, в чужом сознании. В том слабом единороге, которого по своей прихоти возвела в короли. Вместе со Свитчем сознание змеи переместилось неведомо куда, потеряв возможность вернуться в привычное тело.

Хранительница истинной Гармонии должна была бы привыкнуть к случайностям, посредством которых Гармония изменяла мир. Но жизнь подловила её, шокировала и подвела к черте безысходности. Ламия, чтобы построить механизм, контролирующий луну и солнце, сплела своё сознание с разумом единорога. Слишком тесно. Это стало второй ошибкой, которую совершила рептилия. Первая же была в том, что она вообще подставилась под смертельный удар. В момент удара заклинание Старсвирла, обеспечивающее возрождение Ламии, растерялось, запуталось и из двух связанных ментально существ выбрало не то. Выбрало тело молодого единорога, находившегося в бессознательном, но живом состоянии. И теперь Ламии приходилось прятаться в голове бывшего подкопытного.

Что злило сильнее всего – она не видела способа выбраться из ловушки чужого разума. Она не могла вернуть себя обратно в змеиную шкуру – слишком далеко та находилась, и путь к ней известен не был. Она не могла полностью подчинить себе тело Свитча – если тот обнаружит присутствие чужого разума, если даже заподозрит что-то – единорог задействует «иммунитет», механизм психологической защиты. Годы ментальных экспериментов подсказывали Ламии, что в этом случае фрагмент её сознания исчезнет, будет уничтожен. Перспектива бессмысленной и бесславной гибели пугала Ламию настолько, что она пока не пыталась внушать Свитчу хоть какие-то идеи. Например, сегодня, когда сознание единорога балансировало между благородным побуждением помочь и коварным бегством, она позволила ему сделать собственный выбор. Хотя ей хотелось сподвигнуть Свитча на побег – чтобы появилась хотя бы иллюзорная возможность вернуться к прежнему телу, к прежним неуязвимости и силе.

Но Ламия молчала весь день. Потому что понимала опасность подобных мимолётных желаний. И важность собственного существования. Никто, кроме неё, не мог восстановить баланс Гармонии, никто другой не мог исправить этот мир. А значит, ей требовалось уцелеть. То есть соблюдать максимальную осторожность и осмотрительность. И контролировать себя на порядок жёстче, чем кого-либо другого.

Её судьба свелась к простым глаголам. Прятаться и выжидать. Висеть непримечательными идеями внутри разума единорога. Давать ему подсказки. Высматривать его глазами способы и средства, позволяющие вернуть старый облик или получить новый. Заимствовать тело Свитча каждую ночь на полтора-два часа, не имея никаких планов по его применению. Печалиться оттого, что некогда великое и не имеющее равных в разрушении существо превратилось в обрывок воспоминаний о собственном величии. Верить в неминуемый триумф истинной Гармонии.

И ждать…

Глава 3. День, меняющий всё

Свадьба двух сотрудников Стэйблриджа оказывается под угрозой срыва из-за опрометчивости жениха...

---

Дейнти Ран придвинулся ближе и стал аккуратно забирать со столика грязные тарелки. Встречаясь с кем-нибудь из празднующих взглядом, он по старой привычке старался улыбнуться. Улыбка удавалась лишь наполовину – правая сторона морды, навечно сохранившая на себе след от ожога, не двигалась. Но объём жизнерадостности и доброты у главного шеф-повара, а также его приверженность столовой практически не изменились.

Не изменилась и сама стэйблриджская столовая, интерьер которой кропотливо восстановили по фотографиям, сохранившимся с проходивших здесь гулянок. Единственные нововведения, какие удавалось заметить постоянным посетителям – помощники Дэйнти Рана – бегали по кухне в количестве четырёх штук, ускоряя процессы помешивания варящегося и переворачивания жарящегося. А так здесь были всё те же стены, всё те же столики, всё те же скатерти, и всё тот же весёлый гогот освободившихся от работы учёных пони. Всё тех же, с примесью новеньких.

Сегодня основной шум создавал небольшой чисто жеребцовый коллектив, в котором главенствовал начальник Хранилища Артефактов, отмечавший свой последний «день независимости». На завтра в Белом зале НИИ была назначена церемония, которую иные из знакомых Скоупрейджа и Везергласс уже не чаяли увидеть – пара наконец-то оформляла отношения законным, прописанным в уставе Стэйблриджа образом. Намечалась производственная свадьба с присвоением технических статусов «муж» и «жена», но завтра, а сегодня молодые жеребцы, друзья чёрного единорога, уходили в безрассудство, дегустируя напитки, которые Дейнти Ран в обычных условиях не разливал никому. Компания начала веселиться с официального конца рабочего дня и к закату только-только вошла в раж.

— Позволь-ка. – Шеф-повар аккуратно вытащил блюдце, которое Скоупрейдж нечаянно придавливал локтем. Изрядно невменяемый молодой учёный не сразу сообразил, что от него требуется, а уже через две секунды напрочь забыл про посуду.

— Дейнти, ты представь… Я женюсь, – поводил копытом в пространстве единорог. – Я… То есть, казалось бы… Кто угодно… А тут я…

— Сочувствую, друг, сочувствую, – кивнул Дейнти Ран.

— Да ты не понимаешь… – ответил Скоупрейдж, в свою очередь не заметивший тонкую иронию Дейнти Рана. – Я счастлив… Во-от настолько… Ой! Извиняй. – В порыве демонстрации того, насколько он счастлив, Скоупрейдж заехал одному из компаньонов по носу.

— Оно и видно, – произнёс начальник столовой. И отправился на кухню, где вручил поднос с грязной посудой одному из натаскиваемых подручных.

Гуляющая компания продолжала травить истории и подкалывать друг друга, привлекая внимание припозднившихся посетителей, которые хотели цивилизованно поужинать на сон грядущий и уже пожалели, что не решили перекусить в своих квартирках каким-нибудь запасённым салатиком. Наблюдал за мальчишником и бурый земнопони в зелёной куртке, который за весь вечер попросил у Дейнти Рана лишь один графин с водой.

— Вечер добрый, шеф, – сказал он, едва затих почти не слышный из-за общего гама скрип входной двери, от которой земнопони был в пяти шагах.

— Гуляют? – осведомился Краулинг Шейд. Паддок Уайлд сдержано кивнул.

— А чего ты с ними не гуляешь?

Земнопони скосил глаза в сторону зашедшего на огонёк руководства.

— Потому что я начальник службы безопасности, – как само собой разумеющееся напомнил Уайлд. – А это потенциальная угроза для безопасности. Я должен всё проконтролировать.

— Ну-ну, – хмыкнул Шейд и двинулся к сдвинутым столикам, за которыми коротала вечер компания молодёжи. Появление бэт-пони там моментально заметили. Кто-то притих, но вот чествуемый Скоупрейдж, напротив, попытался поделиться переполняющим его счастьем с новой мордой. Правда, связность речи успевшего изрядно «навеселиться» единорога оставляла желать лучшего.

— О! Какие пони… Месье Шейд… Э-э-э… Может, вы как-то с нами… Мы можем подвинуться? Да-да, мы можем подвинуться… Мы будем рады. Садитесь... Садитесь, что вы?.. С нами…

— Благодарю, но у меня режим, – ответил руководитель научного центра. – Однако я не могу полностью проигнорировать ваш праздник. Столь радостный день.

Бэт-пони поставил на стол перевязанный бечёвкой прямоугольный бумажный свёрток, в котором что-то чуть слышно булькнуло. И подвинул его поближе к центру, потому что Скоупрейдж неловкими движениями копыт мог запросто смахнуть бьющийся подарок.

— Это от меня и доктора Кьюр, – пояснил Шейд. – Главным образом от неё, ведь это из её квартиры бутылка. Ей вредно, так что я, согласовав этот вопрос, презентую пьянящий напиток вам. Кстати, Кьюр передаёт свои извинения, что не сможет присутствовать завтра на церемонии. Она крайне счастлива за вас с Везергласс и желает всего наилучшего.

— Спасибо… – с искренней благодарностью произнёс Скоупрейдж. Он не без затруднений раскрыл свёрток и вытащил из него бутылку марочного ликёра. – Эм, ого… Некисло так… Будете?.. Ну, хоть немного… Ну что же вы?..

Шейд стрельнул оранжевыми глазами по сторонам. И подвинул поближе к себе пустующую бесхозную стопку.

— Чуть-чуть за ваше счастье, – улыбнулся бэт-пони.

Он решил уважить мероприятие, заодно запив снотворную пилюлю, приготовленную для превозмогания инстинктов ночного зверя. Кьюр, будь она рядом, подняла бы вой о том, насколько это вредно для здоровья. Но правда крылась в том, что без алкоголя таблетки помогать практически перестали, оставляя Шейда наедине с медленно текущей ночью и хороводами мыслей и воспоминаний, без которых он вполне мог бы обойтись.

— Всё, ребят! – откланялся начальник, смакуя ягодное послевкусие ликера. – Веселитесь, развлекайтесь. Только помните, что послезавтра у вас всех рабочий день. Даже у тебя, жених.

— Я всё прекрасно помню, – ответил Скоупрейдж. – Не беспокойтесь… Э-э-э… Кто вы там будете?.. Пф-ф-ф! – рассмеялся единорог. – Да шучу… Имя я помню… Шейд… И про другое тоже не забуду.

Компания вернулась к распитию дарёного ликёра. Надзирающий за ними Паддок Уайлд вернулся к размазыванию по столешнице капель воды, пролившихся из графина. Дейнти Ран вернулся к приготовлению ингредиентов для утреннего меню. Принцессы в далёком Кантерлоте сменили одно светило другим, и мир погрузился в прохладную ночную темноту. В столовой воцарилось относительное спокойствие, продолжавшееся ровно до того момента, пока перебравший жених не завалился набок вместе со стулом, на котором сидел.

— Ай… Я упал… – весело прокомментировал происшедшее Скоупрейдж.

Паддок Уайлд покачал головой и поднялся со своего места.

— Ну всё, попраздновали, и хватит, – объявил он. – Теперь дотащите своего главного до дома, у него завтра важный день.

Поставленная перед друзьями «главного» задача осложнялась тем, что они и сами не все могли удержаться на ногах. Некоторых основательно заносило в стороны. Насмотревшись на попытки поднять нарочно прикинувшегося безвольным Скоупрейджа, прерываемые взрывами дружного хохота, земнопони полез выполнять своё же поручение.

— Тю-у-у… Ребят, меня герой Эквестрии спасает! – на всю столовую провозгласил Скойпрейдж.

— Заткни фонтан, – сурово потребовал Уайлд. Моменты, когда его называли «героем Эквестрии» или «победителем гигантских змей», его сильно раздражали, поскольку не соответствовали собственному представлению земнопони о его роли в недавних событиях.

— А чего мы такие злые?.. – В дыхании Скоупрейджа Уайлд отчётливо уловил следы всего, что тот выпил за этот вечер. Начальник службы безопасности молча потащил шатающегося и запинающегося единорога в сторону выхода, оставив позади прочих участников торжества, благополучно вернувшихся к соревнованию по «а не пробовал смешать это и это?».

На выходе из столовой к Паддоку пришла неожиданная помощь в виде серой кобылки, появившейся из ночной темноты, чтобы подталкивать и поддерживать почти отрубившегося Скоупрейджа.

— О, Велди… Ты здесь?.. – Ночная прохлада оказала благотворное влияние на почти отключившееся сознание единорога. Правда, ненадолго.

— Пока здесь, – ответила Велдингбид, поддерживая кренящегося то в одну, то в другую сторону жеребца. – Сегодня закончили отделочные работы в вашем Хранилище Свитков. Часть бригады уже уехала, другая, включая меня, уедет завтра. Так что больше ты меня здесь не увидишь.

— У-му-му-гу… видеть, – последовал какой-то ответ. Велдингбид тихо усмехнулась и потрепала жеребца по холке.

— Вот так вот. Бегала за тобой, бегала. А завтра придётся отдать тебя другой.

— Что ж, бывает и такое, – философски произнёс Уайлд. Кобылка смерила его недовольным взглядом.

— Слушай, я знаю, где этот женишок обретается, – сообщила земнопони. – Могу сама его туда довести. А ты успокой остальных гуляк. Отбой как-никак, а они там шумят…

Её замечание совпало с резким взрывом пьяного хохота, донёсшимся из столовой. Это внесло коррективы в первоначальный план Паддока Уайлда. Он кивнул и побрёл обратно, оставив Велдингбид наедине с походившим на управляемую куклу субъектом, бормотавшим какую-то белиберду и периодически грозившим навалиться на спутницу всей своей массой. Учитывая ситуацию, серая пони почему-то была крайне довольна.

*   *   *

Левый глаз открылся на десять секунд раньше правого. Это немного перераспределило боль в гудящей от вчерашнего веселья голове, но всё равно для полного восстановления требовалось небольшое количество специальной микстуры, которую Скоупрейдж припас для снятия последствий мальчишника. Всё-таки сегодня он должен выглядеть идеально, вести себя идеально. По возможности, чувствовать себя полагалось тоже идеально. Чтобы никоим образом не подвести Везергласс.

— Пам-пам-пам... Где тут это у меня… – Единорог воспользовался тем, что лежал на боку на самом краешке кровати. Это позволило ему без лишних движений залезть в тумбочку, куда он предусмотрительно убрал тонизирующие средства.

— А, проснулся! – прощебетал рядом приятный голос.

Бутылочка с микстурой, едва подхваченная копытом, выскользнула и с тихим стуком упала на пол.

Скоупрейдж очень медленно, со скоростью мельничного жёрнова, повернул голову. Так далеко, насколько позволяла шея. И тогда разглядел серую кобылку, наполовину скрытую одеялом, не сводившую с него взгляда едва приоткрытых глаз. Дальнейшая реакция его свелась к мгновенному слетанию с кровати – Велдингбид едва успела подхватить край одеяла, который жеребец потянул за собой.

— Что за?.. Блин!.. Ты чего тут делаешь?.. – хлопал глазами начальник Хранилища Артефактов.

— В данный момент… не хочу вставать, – честно ответила Велдингбид, томно потягиваясь и занимая место посреди кровати, перешедшей в её полное распоряжение.

Скоупрейдж, вспомнив свой изначальный план, подобрал с пола бутылочку с микстурой и разом высосал половину терпкого зелья. К его огромному сожалению, фантом серой кобылки в его кровати никуда не исчез. И для фантома слишком сильно давил на матрас.

— Не-не-не, – выпалил единорог, лихорадочно перебирая возможные варианты развития прошлых событий и остановившись на наиболее вероятном. – Это всё забавно, но я не дурак, я тебя раскусил. Отличный розыгрыш! Хвалю как специалист в этой области. – Он прервался, чтобы хлебнуть ещё микстуры. – Отличная идея, знаешь, прийти ко мне под утро, лечь рядом. Чтобы я подумал, что… Да, весело. – Скоупрейдж попытался залихватски ухмыльнуться, но его хватило только на бледную «улыбку последней надежды». Велдингбид ответила «ты сам-то в это веришь?» взглядом.

Скоупрейдж закрыл глаза и присел на цветастый ковёр.

— Грифон ощипанный! С мозгами параспрайта! Что же я наделал-то, блин?..

— Нечто крайне приятное, хочу отметить, – прозвучал голос серой кобылки. – И плакать не с чего. Ты же не давал никаких обетов, клятв… Они у тебя только на сегодня запланированы.

— Исчезни! – не открывая глаз, простонал Скоупрейдж.

— Не переживай, исчезну, – заверила Велдингбид, с недовольным видом выбираясь из-под одеяла. Приятная во всех отношениях ночь сменилась куда менее приятным утром, впрочем, она могла утешить себя тем, что для сидящего на полу единорога это утро было стократ хуже. Уже сейчас он сквозь чёрную шерсть практически светился красным и, казалось, от стыда мог в любой момент сгореть вместе с ковром.

— Как я вчера говорила, я оставлю тебя в копытах твоей новой пассии, – честно сказала Велдингбид, прикидывая, безопасно ли сейчас приближаться к Скоупрейджу, который слегка подрагивал от избытка эмоций. – Хотя, наверное, этого разговора ты не помнишь. Учитывая состояние, в котором ты был, это нормально… Но и ты меня пойми. После стольких лет отношений мне не хотелось заканчивать их простым расставанием.

— Отношений? – ошарашенно переспросил Скоупрейдж. – Каких, сучаровы чары, отношений? В колледже десяток встреч? Вагон твоих писем, которые мне были безразличны? Или ты про тот случай, когда мы сообща собрали механическую байду, которая нас чуть не убила? Что ты называешь нашими отношениями? Свои фантазии?!

— Не хочешь признавать – не признавай, – ухмыльнулась Велдингбид. – Как я неоднократно повторяла, теперь эти отношения закончились. Ты нашёл себе Везергласс, с которой будешь жить счастливо. Я уеду в Мэйнхеттан, где мне предложили работу в строительной компании. Кстати, могу оставить тебе тамошний адрес, если вдруг решишь заглянуть…

Мышление у Скоупрейджа прояснилось не до конца. Поэтому молнии он мог метать только глазами, а не рогом.

— Я бы тебя в окно сейчас вышвырнул, – произнёс он. – Вот только сам хочу в него выпрыгнуть ещё сильнее. Да и первый этаж к тому же…

Велдингбид рассмеялась. Для Скоупрейджа этот звук моментально закрепился как «самый ненавистный из всех».

— С таким драматизмом, Рейджи, тебе в театральное надо было поступать, – произнесла кобылка, дошедшая до оставленной возле дверей рабочей обуви – грубых накопытников со следами краски и извести. Надев половину униформы, она повернула голову и пристально посмотрела на единорога. Скоупрейдж имел такой вид, будто был альпинистом на краю пропасти, в которую только что улетел его лучший друг. – Я не собираюсь никому рассказывать про эту ночь. И если ты поступишь так же, то и проблем никаких не будет…

Улыбку, расцветшую на губах Велдингбид после этой фразы, поэты и писатели издревле описывали примечательным словом «ядовитая». Она прекрасно знала, что Скоупрейдж не станет скрывать правду от той, которую любит. Велдингбид пожалела на мгновение, что планы по отъезду давно составлены, и ей не удастся увидеть, как именно чёрный единорог будет выкручиваться.

*   *   *

Светло-серый чейнджлинг лениво кружил над стеллажами и шкафами Хранилища Артефактов. Заполнявшие многочисленные ящики волшебные предметы, которые он распознавал и чувствовал на интуитивном уровне, обеспечили его официальным рабочим местом и должностью младшего научного сотрудника. Правда, должность была чистой формальностью как для отдела кадров и бухгалтерии, так и для самого чейнджлинга, так как зарплату он предпочитал получать в обедах, а не в битах.

Заметив ввалившегося в Хранилище Скоупрейджа, грохнувшего дверью так, словно она была его личным врагом, Бзз опустился из-под потолка на уровень рабочего стола начальника и прострекотал приветствие. К настоящему времени в Стэйблридже понимать родной язык инсектоида научились все, кому вообще хотелось его изучать.

— Бз-з бз бзз!

— Ни разу не доброе, – выпалил Скоупрейдж, прочерчивая ножками стула царапины в полу. Он положил передние копыта на тот единственный предмет мебели, за которым всегда чувствовал себя спокойно.

— Бз-зз-з?

— Тебе лучше не знать. – Взгляд начальника отдела заметался по поверхности стола. Первым делом Скоупрейдж схватил сложный оптический прибор, состоящий из крепящихся к козырьку пары десятков разноцветных линз на подвижных коленчатых ножках. Он поднял в воздух свой гипермонокль, покрутил его, с сомнением покачал головой и отложил в сторону.

— Нет, это мне бесполезно!

Он закрыл глаза, мысленно повторил, что пытается отыскать, и сосредоточился. С окутавшегося аурой рога потянулись светящиеся нити чистой магии и медленно сплелись в продолговатый стержень с бороздками – специальный ключ от расположенного поблизости секретера. После случая с визитом шайки Кабаллерона обычные замки и засовы в Хранилище остались только на ящиках, в которых лежали предметы, чувствительные к любой магии. Все прочие открывались иллюзорными ключами.

Затаившийся Бзз, научившийся не беспокоить сотрудников центра в моменты глубокой сосредоточенности, наблюдал, как тёмно-серый ключ, перед тем как бесследно раствориться, открыл замок, с которым не справился бы ни один взломщик, даже располагай он соответствующими техническими приспособлениями. Скоупрейдж магией вытащил из секретера ряд увесистых книг, больше походивших на огромные школьные тетради.

— Так, темпоральная магия – это зелёная обложка, – напомнил себе единорог, после чего спрятал книги неподходящего цвета вглубь шкафа. Зелёный журнал учётных записей плюхнулся на стол.

— Будем искать, – продолжал приговаривать Скоупрейдж, скользя взглядом по страницам, содержащим описание артефактов, историю их создания, цветные фотографии или рисунки, а также списки лиц, бравших предметы на те или иные нужды. – Это где-то здесь… Ментальный реверсификатор… Два месяца назад в него залазил, пыль вычищал…

— Зз-з? Бз. Бззз? – поинтересовался наблюдающий за ним со шкафа чейнджлинг.

— Конечно, я знаю, что эта штука делает, – отмахнулся Скоупрейдж. На секунду он замер, напрягая память, всё ещё плохо работавшую после злоупотреблений прошлого вечера. – Ментальный реверсификатор отправляет сознание использовавшего артефакт пони на сутки в прошлое. Ха, идеально. Задействую реверсификатор, стану собой вчерашним и не допущу всех этих бед, которые на меня свалились! – Скоупрейдж вскинул передние ноги в победном жесте.

— Зз-бзз-з? – спросил Бзз.

— Тебе не понять, – твёрдо ответил единорог. – У вашего племени другая общественная структура и другие социальные связи… Да и способ размножения, наверное, другой.

— Бз-з-з. Бз. Бз-бз. З-з-з, – сообщил крылатый подчинённый.

— Да ладно?! – присвистнул Скоупрейдж. – То есть тьфу, блин, не мешай! – Он с сердитым видом вернулся к пролистыванию книжки. Ему требовалось сосредоточиться на названиях предметов, а не на сюрреалистичных картинах из жизни чейнджлингов.

Второпях проскочив на три страницы вперёд, он ругнулся, вернулся на нужное место и несколько секунд рассматривал фотографию зеркального цилиндра, внутри которого можно было различить сложный механизм из разномастных кристаллов, шестерёнок и кристальных шестерёнок. Цилиндр состоял из двух подвижных частей, вращающихся вокруг продольной оси. Собственно, активировался артефакт одновременным поворотом половин в противоположных направлениях до упора. Главным при этом было не переусердствовать, потому что реверсификатор отличался крайней хрупкостью, – как внешней, так и внутренней, – что Скоупрейдж усвоил ещё два месяца назад.

— Ящик бэ-четыре-цэ-девять, – радостно произнёс он. – Хм, я его в Б-секцию перенёс? А, да, высокая угроза темпорального дисбаланса.

Скоупрейдж поднялся с рабочего места и направился в сторону запертых шкафов в поисках особой закрытой секции, куда помещались предметы «не для плохих копыт». Попадание любой такой вещи к злодеям, вроде того же Кабаллерона, могло обернуться трагедией непредвиденного масштаба. И всё же это была не самая худшая категория предметов: к вещам, классифицированным литерой «А», вообще запрещалось прикасаться без соответствующей защиты.

Чейнджлинг с тихим стрёкотом следовал за начальством, стараясь всё время находиться на уровне плеча Скоупрейджа с левой стороны. Окружающие пони постепенно приучились обнаруживать тихо передвигающегося субъекта именно там и меньше пугались. Впрочем, этому конкретному пони пугаться и вообще следить за спутником было некогда. Часы на его ноге говорили, что крайне важная для него церемония начнётся меньше чем через час, и Скоупрейдж надеялся, что пойдёт на неё с абсолютно другими воспоминаниями о сегодняшнем утре.

Манипуляции с сотканными из чистой магии ключами повторились, только на этот раз ключ был длиннее и заковыристее: очередные меры безопасности, отсеивающие слабо тренированных заклинателей. Боковая стенка ящика мягко откинулась, описав четверть круга, и открыла светящимся от алчности глазам чёрного единорога заветный цилиндр, криво отражавший его довольную физиономию.

— Так, вот и всё, – ликовал он. – Один маленький поворот маленького устройства, и я ни в чём не виноват… Ох, сколько всего я мог бы натворить с этой вещью, будь у меня злая натура!

— Бззз-зз! – предостерегающе заметил Бзз.

— Не переживай, я использую реверсификатор только один раз, – заверил Скоупрейдж, осторожно вытаскивая цилиндр и разглядывая разделявшую две половинки узкую прорезь. – Возможно, я даже оставлю об этом запись в зелёной книге. Возможно. Я же честный единорог и хочу всего лишь слегка исправить одну оплошность…

Чейнджлинг-альбинос, наклонив голову, рассматривал артефакт в копытах начальника. Фасеточные глаза Бзза видели в предмете нечто такое, что его сильно беспокоило. О чём он не замедлил прожужжать.

— Так и полагается, – ответил Скоупрейдж. – Мощная темпоральная магия.

— Бз-зз-з-зз-бз-зз!

— Ладно, – буркнул единорог, ещё раз бросив взгляд на часы, – убедил. Проверю эту штуковину… Осталось только вспомнить, куда я дел «Расклинатель». Ты поищи пока, я подожду…

Если бы мимика позволяла, Бзз состроил бы предельно подозрительную физиономию – слишком уж жадно чёрный единорог вцепился в зеркальный цилиндр. Однако покрывающий мордочку хитин был недостаточно пластичен, и он ограничился прищуром.

— Бз-зз, – потребовал летающий анализатор магии, протягивая ногу.

— С чего это? Пускай у меня побудет, – ощетинился Скоупрейдж, прикрывая копытом бесценный предмет.

— Бз-зз!

Скоупрейдж закатил глаза, но бережно передал реверсфикатор Бззу, не забыв прочитать ему краткую лекцию на тему аккуратного обращения с артефактами. Некое чувство самосохранения заставило его поверить в правильность поступка: в конце концов, чейнджлинг мог видеть магическое излучение, незримое для прочих пони. А раз оно есть, хотя по описанию предмета быть не должно, надо потратить пару минут и разобраться. Потому что Везергласс не обрадуется, если её жениха в день свадьбы поджарят или наэлектризуют неведомые чары.

— Так-с, что мы видим? – Скоупрейдж раскрыл «птичий клюв» устройства, которое всегда лежало в верхнем ящике рабочего стола. Это была уже вторая версия «Расклинателя» – более компактная и удобно располагавшаяся в копыте. Первый образец отправился в Балтимэйр вместе с частным сыщиком по имени Бладхаунд.

На тёмно-зелёном экране проступили светло-зелёные полосы, шедшие с правого и левого края, двигавшиеся снизу-вверх зигзагообразным рисунком. Линии то сближались, практически сходясь, то отпрыгивали за пределы экрана. Скоупрейдж повозился с настройками, выставляя нужные параметры, после чего придвинул к себе книгу, хранящую в числе прочего информацию о фоновом излучении «холодного» артефакта, и направил клюв «Расклинателя» на реликвию.

Если цифры не врали – а они делали это реже, чем читавший их единорог – то реверсификатор излучал следы недавней активности, формируя вокруг себя заметное лишь приборам или чейнджлингам поле, в шестнадцать раз превосходившее показатели, зарегистрированные при поступлении артефакта в Хранилище. Означать это могло только одно: реликвию приводили в действие минимум шестнадцать раз, причём с этого момента прошло не более суток, поскольку излучение не успело рассеяться.

— М-ха, интересная картина, – почесал загривок единорог. – Если артефакт кто-то брал, то почему об этом нет никаких записей? Это же нарушение всех протоколов. – Он повторно просмотрел в зелёной книге все следующие за непосредственным описанием артефакта листы и даже заглянул на тыльную сторону обложки – не внёс ли какой умник туда запись о наличии дополнений к журналу учёта, но не нашёл ни следа каких-либо пояснений. Да и логика подсказывала, что ответственные сотрудники Хранилища никогда бы не взяли артефакт без оформления сопровождающих бумаг. Тем более вещь из Б-секции.

— Очевидно, что кто-то пришёл, взял журналы, нашёл запись о Ментальном реверсификаторе, отправился в Б-секцию, открыл ящик. И сделал это шестнадцать раз, – рассуждал Скоупрейдж, пока чейнджлинг висел под потолком Хранилища. – Но для этого требуется создать два магических ключа. Один от шкафа – элементарная задачка, любой из штата смог бы… А над вторым, от ячейки, им пришлось бы… – Он заглянул внутрь книги и запнулся. – О-па, я что, не записал параметры ключа?

Чейнджлинг опустился поближе к столу, чтобы тоже потаращиться на пустые строчки, на которые во все глаза глядел его начальник.

— Так что получается, вообще никто, кроме меня, ключ создать не мог, – прошептал Скоупрейдж. – Потому что я не написал, каким он должен быть. Только я мог отпереть тот ящик. Только я мог использовать этот артефакт… – Боковая стенка реверсификатора отразила его изумлённую морду. – Я активировал его шестнадцать раз. А почему я этого не помню?

Почувствовав, что загривок он себе расчесал до покраснения, Скоупрейдж изменил подход к стимулированию умственной активности, положил голову на скрещённые на столе ноги и уставился на лежащий перед его носом цилиндр. Он пытался вспомнить хоть что-нибудь, относящееся к артефакту, но пока что все попытки разбивались о непоколебимую уверенность, что последний раз лаборант брал вещь в копыта два месяца назад, когда осматривал её перед перемещением в ящичек Б-секции.

— Как я мог использовать его шестнадцать раз, и чтобы это не осталось у меня в памяти? – Единорог снова потянулся за «Расклинателем» и принялся играть с настройками. Ещё раз проверив уровень излучения и не обнаружив никаких аномалий, он секунду подумал и переключился с темпорального диапазона на ментальный. И вот тут его ждал сюрприз в виде двух параллельных прямых с редкими всполохами.

Артефакт не работал. Вернее, работал, но неправильно. Перемещение сознания во времени он гарантировал. Но сохранность этого сознания исключал. И если кто-то использовал его, то, скорее всего, становился собой вчерашним, но без воспоминаний о будущем. Следовательно, ничего в его жизни не менялось, и цикл с использованием артефакта повторялся. Уже семнадцатый раз.

Скоупрейдж долго сидел неподвижно, уставившись на зелёный экранчик и пытаясь примириться с мыслью, что только что сделал открытие, полностью лишающее его надежды на счастливый финал кошмарной истории. Артефакт был сломан. Скоупрейдж пытался найти ответы на теснившиеся у него в голове вопросы. Когда реверсификатор вышел из строя? Работал ли он должным образом изначально? Повредил ли ему устроенный два месяца назад осмотр? Можно ли его починить? Хватит ли на это часа времени? Каков план действий?..

— Вот теперь у меня проблемы, – вздохнул единорог, но через мгновение его губы растянулись в хитрой улыбке. – Хотя… Есть вероятность, что на этот раз сработает. Может, в его механизме и есть неполадки, но крутиться-то он крутится. Сдвину и проверю – там понятно будет.

Чейнджлинг Бзз плохо разбирался в интонациях и настроениях окружающих пони. Но объективную оценку ситуации дать мог, конечно, со своей, инсектоидной точки зрения. Он видел артефакт, который активировали шестнадцать раз, очевидно, без достижения желаемых результатов – иначе хватило бы одного раза. Также он видел одержимого некими чувствами единорога, от которого слабо веяло любовью, содержащей какие-то специфические примеси. Бзз осознал, что Скоупрейдж сейчас потянется к цилиндру и активирует его, как делал много раз до этого. Потому что в тех предыдущих случаях не нашлось никого, кто смог бы воспрепятствовать халатному обращению начальника Хранилища Артефактов с подотчётными ему инвентарными единицами.

Пока Скоупрейдж тянулся к зеркальному цилиндру, Бзз успел принять решение. Он молнией метнулся вперёд, выхватил артефакт буквально у него из копыта и тут же взлетел под потолок. Наклонив голову, он молча наблюдал за ошеломлённым стремительностью его броска единорогом, к чувствам которого теперь примешивалась немалая толика страха.

— Не смей! – предупредил Скоупрейдж, нутром чувствуя, что перевёртыш замыслил что-то недоброе. – Отдай мне эту штуку. Ты не представляешь, насколько она важная. Она сработает! Она должна сработать!

Цилиндр окружило магическое сияние, но чейнджлинг держал добычу крепко, отчаянно работал крыльями и старался оставаться подальше от Скоупрейджа, одержимого каким-то необъяснимым стремлением к обладанию этой вещью. Его нужно было привести в нормальное состояние, и Бзз видел только один способ.

Чейнджлинг заложил вираж по направлению к одному из стеллажей. Скоупрейдж, не успев отследить его полёт, на секунду утратил магический хват, чем Бзз и воспользовался, швырнув артефакт в стенку ближайшего шкафа. На пол с печальным звоном посыпались осколки внешних и внутренних частей реверсефикатора.

— Не-е-ет! – протяжно выкрикнул начальник Хранилища и подскочил к обломкам реликвии. Теперь на её восстановление не хватило бы и года, а про использование, скорее всего, можно было забыть навсегда.

— Ты, паразит крылатый! Тварь зубастая! Чтоб тебя солнце сожгло, жук-переросток! Ты всё испортил! – орал единорог на висящего в воздухе Бзза. Пустые эмоциональные оскорбления скоро закончились, уступив место адекватному мнению. – Не ты… Это я всё испортил. И как трус решил сбежать от ответственности. Шестнадцать раз… Да, меня действительно надо было остановить.

Скоупрейдж собрал в кучку раскатившиеся шестерёнки и осколки корпуса. За превращение предмета Б-категории в мусор его могли уволить без лишних разговоров. И это был уже второй проступок, который получилось бы замолчать – всё равно ящик с артефактом без соответствующей записи никто, кроме Скоупрейджа, не откроет. Но, как и с первым проступком, единорог решил ничего не скрывать. Разве что признаваться в уничтожении реликвии собирался после важной церемонии, а не до неё.

*   *   *

Белый зал, обычно посвящённый заснеженным северным землям, ещё никогда не был так прекрасен. И столько народу здесь прежде не собиралось. На свадебную церемонию пришли даже те пони, которые уволились после случившейся несколько месяцев назад катастрофы. Собравшихся развлекал шутками и разговорами профессор Вортекс – сегодня единорог в тёмно-сером пиджаке не выглядел на свой возраст. Он охотно переходил от одной знакомой морды к другой, не забывая по пути перемигиваться с пегаской по имени Гудчиэр, бывшей главным организатором этой церемонии.

— Добрый день... Ага, такое событие… Как видите, не жалуюсь… Устроился в Балтимэйре, да, у меня там много друзей… Ну, погода всегда была переменчива, уж мне ли не знать… Приятно видеть вас всех… Почти всех…

На секунду голос бывшего метеоролога стал холодным, как фиксируемые им в прошлом температурные рекорды: мимо Вортекса прошёл бэт-пони в тёмных очках, который остался равнодушен к нарочито громким заявлениям об «эпохе процветания НИИ во времена Бикер» и «упадке науки из-за реформ Шейда».

Пока пожилой единорог успешно отвлекал на себя внимание общественности, а Гудчиэр с помощью Редфилда спешно завершала последние приготовления, малиновая единорожка с красной гривой двигалась к Белому залу со стороны технических лабораторий. В белом, отделанном тончайшим кружевом, подобном взбитому пегасом облаку платье она вышагивала по знакомым коридорам, слегка приподняв подол: знакомыми были не только коридоры, но и пыль, уборкой которой ни «во времена Бикер», ни «в эпоху Шейда» никто себя особо не утруждал.

Дверь лаборатории за номером десять, которую невеста вместе со свитой, состоящей в основном из родственников, только что миновала, тихо приоткрылась. Пребывавшие в полном здравии уши Везергласс уловили тихий вздох и голос, который она ожидала услышать чуть позже.

— Гласси, могу я с тобой поговорить?

На голос обернулись все, причём сама Везергласс в последнюю очередь – она боялась крутить головой из-за того, что тонкие стежки в платье могли нечаянно порваться, поэтому поворачивалась медленно и всем телом.

— Рейджи, – мягко произнесла она; чёрный единорог по какой-то причине вздрогнул. – А разве ты не должен ждать меня там… впереди?

— Я… да… но… – замялся жених в тёмном костюме с зеленоватым отливом. Надевать что-то полностью чёрное на его чёрную шерсть Скоупрейджа отговорили. – Мне хотелось бы тебе кое-что рассказать. Кое-что очень серьёзное… Я… Я не прощу себе, если ты узнаешь это в другое время… После всего.

Везергласс моргнула пару раз, вдумываясь в спутанную просьбу. Не нашла ничего против короткого разговора со своим без пяти минут супругом.

— Мам, пап, тёть, вы идите, – обратилась она к своей свите, – я вас скоро догоню.

— Мы сразу в зале тогда сядем, – кивнул отец Везергласс.

Скоупрейдж, скрывая внутреннюю дрожь, наблюдал, как отворачиваются родственники единорожки. Как сама Гласси идёт в его сторону. Не мог отвести взгляда от её сияющих от счастья глаз. От её улыбки.

В этот момент Скоупрейдж ненавидел себя сильнее, чем манную кашу в детстве, сильнее, чем внезапный проливной дождь на пикнике, сильнее, чем комара над ухом в три часа ночи. Он открыл для себя эталон ненависти и возвёл на этот пьедестал свою персону. Он ненавидел себя за то, что собирался сказать, собирался стереть эту улыбку, погасить эти искры. Он собирался разбить ей сердце своими словами. И, наверное, она простит его раньше, чем он сможет простить самого себя.

Глава 4. Фауна Тартара

В ходе экспедиции, изучающей нуль-магию Тартара, пони знакомятся с одним незаурядным обитателем этого края...

---

— Вы уверены в своей полной готовности?

Принцесса Селестия обращалась к старшему из стоявших перед ней двоих земнопони. Её вопрос не был праздным: услышав в ответ «да», она собиралась открыть двери в самое негостеприимное и опасное место, какое только существовало в мире. Место, о котором большинству жителей Эквестрии было известно только, что оно существует. Место, которое сама принцесса остерегалась посещать без крайней нужды. Место, куда ни один нормальный пони не отправился бы по собственной воле.

Во имя торжества науки исследовательская группа собиралась отправиться в Тартар.

За обоих земнопони ответил стоявший справа от принцессы Краулинг Шейд:

— Дивот и Уайлд профессионалы. Каждый по-своему. Их подготовка к этому походу продолжалась более трёх месяцев. И они полны решимости расширить наши знания о Тартаре.

Шейд отчеканил это без малейшей запинки. Он прекрасно представлял способности и настрой экспедиции – ведь началась она с многочасовой беседы руководителя НИИ с организовавшим её профессором. Желающий во что бы то ни стало найти подтверждение своим теориям профессор Дивот идеально соответствовал желанию бэт-пони показать действенность своих реформ на масштабном исследовании.

Старый учёный, в чьей гриве было на удивление мало присущей образу умудрённого годами пони седины, служил вдохновителем всего мероприятия. Лучшего эксперта в вопросах изучения нуль-магии Тартара Шейд не знал. В первую очередь потому, что многие другие пони с таких фундаментальных исследований переключились на доходные и более перспективные прикладные.

По поводу отправки Паддока Уайлда, тащившего семьдесят пять процентов груза измерительных приборов и сто пять процентов арсенала для самозащиты, Шейд колебался дольше. Но отправить в поход единорогов не позволяли опасения, что твари Тартара используют их магию для побега, а никто из известных ему и согласных на экспедицию пегасов и земнопони не обладал таким опытом выживания в экстремальных условиях, как бывший зоолог.

— Что ж. Ещё раз желаю вам удачи.

С этими словами принцесса Селестия начала плести заклинание. С кончика её рога сорвалась искра магии. Зависнув в воздухе перед увешанными снаряжением исследователями, она разбухла и уплощилась, превратившись в сияющий белый прямоугольник. Медленно, словно проявляющаяся фотография, прямоугольник наполнился красками, превратившись в ведущую в другой мир прореху в пространстве. Несколько секунд все молча разглядывали подсвеченные бледно-зелёным безжизненные фиолетовые скалы.

— Ровно через три дня я открою вам обратную дорогу, – сказала принцесса. Профессор Дивот кивнул и запустил надетый на ногу хронометр, начавший обратный отсчёт.

— Волнуюсь я, – вздохнул земнопони. – Но не будем держать двери нараспашку. Вдруг кто с той стороны заглянет…

Однако прежде Дивота в портал запрыгнул увешанный сумками и странными приспособлениями бурый земнопони в потёртой походной куртке.

— Можно проходить, путь чист, – быстро осмотревшись, доложил начальник службы безопасности.

После того, как через портал прошёл Дивот, Селестия закрыла и развеяла дверь между измерениями. Когда светящийся прямоугольник растаял, принцесса слегка поджала губы и чуть заметно качнула головой. Её осторожный жест остался незамеченным большинством толпящихся в стороне пони, принявшихся обсуждать успешное отбытие группы: за этим событием наблюдала почти четверть не занятых ничем особо важным сотрудников Стэйблриджа, собранных на внешнем испытательном полигоне «на всякий экстренный» либо пришедших из любопытства. Впрочем, их радость была сдержанной: ликование закономерно отложили до момента успешного возвращения исследователей.

— Надеюсь, они достигнут успеха, – произнесла принцесса, продолжая смотреть в точку в пространстве, где только что закрылся проход в самое мрачное из известных большинству магов измерений.

— Иначе и быть не может. Я не поддерживаю провальные затеи, – моментально откликнулся советник по науке.

— Да, – мягко произнесла принцесса. – Я приняла это во внимание, когда по вашей просьбе поставила Нейсея канцлером ЭУО. У меня были серьёзные сомнения на его счёт из-за… его взглядов.

— Ох, Нейсей! – выдохнул Шейд. – Он последовательный. Очень исполнительный. Требовательный ко всем и к себе в первую очередь. Я решил, что эти его качества перевешивают некоторую ограниченность взглядов. Тем более что на посту канцлера образования он вряд ли устроит дипломатический конфликт, – бэт-пони позволил себе быструю улыбку. – Принцесса, с этого момента мы можем начать полноценную ознакомительную экскурсию. Здесь, как вы, наверное, знаете, у Стэйблриджа внешний испытательный полигон. Он вынесен за территорию научного центра, поскольку…

— Шейд! – Селестия своим видом показала, что намерена лично определять тему разговора. – Я верю, что вы заготовили массу эффектных демонстраций, ползущих вверх графиков и выставку достижений. Но меня сейчас волнует не столько Стэйблридж, сколько вся ваша деятельность. Вы уже разобрались с тем безобразием, которое натворили в Мэйнхеттане?

Резким движением головы и демонстрацией клыков бэт-пони заставил отойти пару околачивающихся без дела практикантов: предстоящий разговор не терпел посторонних ушей.

— Протест сотрудников медицинского центра не являлся согласованной акцией и угрожал подорвать доверие к государственной власти в среде учёных. Я принял меры по быстрой изоляции недовольных. Они получили административные взыскания. Но главное – обрели. Страх передо мной. Перед вами. Перед самовольно возникающими учёными сообществами вроде Союза Академиков. Если говорить иносказательно, то я сделал мэйнхеттанской интеллигенции прививку от непослушания. На этом конфликт себя исчерпал.

— Впредь, Шейд, я бы попросила вас воздержаться от подобных методов, – сухо произнесла принцесса, не глядя на советника.

— Вас понял.

— Кроме того, я решила отпустить на свободу всех пони, состоявших в Союзе Академиков. Считаю, что они не представляют угрозы для Эквестрии.

— Полностью одобряю это решение, ваше высочество, – склонил голову Шейд. – Добавлю, что двое из Союза, Диспьют и Глейсерхит, участвовавшие в заговоре Скриптеда Свитча, согласились сотрудничать и в данный момент освобождены из темницы. Они, так сказать, проверяют на прочность балтимэйрский истеблишмент, в верности которого имеются определённые сомнения. Надеюсь, я не превысил в этом свои полномочия?

— Лучше уж так, чем разгонять гвардией толпу, – ответила принцесса. – Возможно, они помогут вам найти таинственного Магистра.

— Если этот Магистр всё-таки существует, мы сделаем всё возможное, чтобы найти его и раз и навсегда положить конец его деятельности.

Селестия повернула голову и встретилась взглядом с непроницаемыми черными стёклами солнцезащитных очков.

— Вас никогда не интересовал вопрос, почему вы стали советником по науке? – после небольшой паузы спросила она. – Почему на этой должности я не оставила какого-нибудь старца, прочитавшего за свою жизнь тысячи книг? Или не поручила это дело своей ученице?

— Вы выбрали меня, значит, на то были причины, – нейтральным тоном ответил Шейд.

— Я выбрала вас за качество, редкое для жителей Эквестрии, но крайне полезное в споре с учёными пони.

Бэт-пони заинтересованно поднял украшенные кисточками уши.

— Вы жестоки, Шейд. Ваша жестокость даёт вам преимущество в решении вопросов, где требуется идти вопреки и против кого-то… – Принцесса бросила ещё один взгляд в пустоту, оставшуюся после портала в Тартар, и окончательно переключила внимание на своего советника. – Итак, что у вас по графику после внешнего испытательного полигона?

*   *   *

Последние ноты мелодии растворились в воздухе. Отняв сирингу от губ, он позволил ей вернуться на привычное место на груди. Задумчиво провёл по кручёному шнурку, рассеянно вслушался в тишину. Что ж, он исполнил все мелодии для всех погружённых в сон обитателей Тартара, и теперь его собственный не знающий сна разум ощущал лишь царящее вокруг спокойствие. Ещё один спокойный день благодаря его музыке…

Последовательно почесав подбородки Церберу, который всегда приходил на звуки сиринги, он переместился к дому. И уже стоя на его пороге ощутил чужое присутствие, похожее на вплётшиеся в знакомую мелодию новые ноты. Новые существа. Двое новых существ.

Мгновенный взгляд через безграничное пространство Тартара – и он увидел их. Маленьких, пришедших из далёкого внешнего мира. Насколько он помнил, они предпочитали называть себя пони. Двое пони как-то забрели в Тартар. Он прислушался к их мыслям, мечтам и устремлениям. Нет, их привела не случайная ошибка, не злая сила коварного заклинания. Двое гостей стали гостями добровольно. Их привело так хорошо знакомое ему любопытство.

«Интересные гости», – решил он. – «Достойные знакомства. Надо посмотреть, что они будут делать».

Сейчас они спорили. Пытались понять, кто руководит их группой, кто кого должен слушаться. Крепкий бурый пони с самыми тяжёлыми сумками, разодетый так, словно ждал в Тартаре зимней стужи, наседал на старшего, более аскетично сложенного товарища с синей, тронутой сединой гривой.

— Слышь, учёная голова, – говорил он. – Делай, что я скажу, а не что тебе вздумается. Иначе я тебя, шибко умного, оставлю как источник прямой опасности и дальше буду выживать самостоятельно.

— Не имеете права, – упирался пожилой. – Ваши обязанности требуют нести ответственность за безопасность всей группы, поскольку вы в этом разбираетесь. Вы должны обеспечивать мою безопасность. Вот и обеспечивайте, а науку оставьте тому, кто в ней разбирается, то есть мне.

— Это не даёт тебе право вести себя бездумно, словно жеребёнок на утреннике. Если не прекратишь игнорировать мои прямые распоряжения, то поставлю сигнальный маяк, привяжу тебя к нему, и будешь сидеть на одном месте все три дня.

— К чему такие резкие слова? Пока что не произошло ничего ужасного.

— Да что ты говоришь? А кто чуть не уронил сигнальный маяк?

— Не уронил же! Вообще, от вас, Уайлд, угрозы в настоящий момент исходит больше, чем от Тартара и всех его обитателей.

— Ещё один повод ко мне прислушаться!

«Забавные существа», – подумал сатир. – «Интересные собеседники. Наверное, из общения с ними получится узнать много нового. Много такого, над чем удастся подумать следующие несколько сотен лет».

Однако ему требовалось как можно быстрее прекратить их спор – он становился слишком жарким. Это было опасно: естественная магия Тартара был крайне чувствительна к эмоциям живых существ, и мелодии, позволяющие поддерживать магический сон его подопечных, черпали силу из его собственного спокойствия. Привнесённый же этими двоими эмоциональный хаос мог вступить в резонанс с этой магией и пробудить кого-нибудь из обитателей. Особенно он переживал за выводок медвежуков.

Он сделал шаг сквозь разделявшее их пространство и взглянул на спорщиков с высоты своего роста.

— Прошу прощения…

— Не сейчас! – одновременно отмахнулись оба спорящих пони. Забавные – лишь с опозданием в несколько секунд они сообразили, что голос им незнаком, да и вообще здесь кроме них никого быть не должно.

Каждый раз, встречая кого-то впервые, – впрочем, с последней такой встречи минула не одна сотня лет, – он отмечал, что именно в его облике привлечёт наибольшее внимание нового знакомого. Это стало своего рода игрой. Вот и теперь он в свою очередь смотрел на уставившихся на него пони, пытаясь понять, что они сочли наиболее примечательным. Витые рога с почти выцветшей оранжевой чёлкой между ними? Раздвоенные копыта? Выгнутые назад колени? Руки с четырьмя пальцами? Висящую на груди сирингу? Или…

«Глаза», – понял он, встретив взгляды неожиданных гостей. – «Как и всегда, глаза».

Горизонтальные зрачки всегда привлекали внимание и нервировали тех, кто впервые видел представителей его вида.

— Меня зовут Силен, – соблюдая правила вежливости, представился он. – Я сатир. Возможно, вы слышали или читали о моём народе. Уже много, очень много лет я называю Тартар своим домом.

Пони продолжали молча таращиться на него, но Силена это не беспокоило. Страх, удивление, робость – привычные для Тартара эмоции. Когда-то он сам испытывал их. Давно, очень давно, так давно, что к настоящему времени от них не осталось и следа. За сотни и тысячи лет они давно угасли, сменились рутинными прогулками, музицированием, собиранием круглых камней в коллекцию, апатией.

— Могу я узнать, кто вы такие и что привело вас в этот неприветливый край?

Они могли и не отвечать. Он уже узнал о них всё, уже понял их мотивы. Они явились в мир, где никто не имел секретов от Силена. Где он обязан был знать всё обо всех.

Старый пони. Профессор Дивот. Силен чувствовал в голове учёного страстное желание исследовать феномен нуль-магии Тартара. Сатир выяснил, что профессора подвигли на путешествие собственные теории. Что он обосновал существования мира с нуль-магией, но все доводы разбились о заседание какого-то Научного совета. Другие учёные пони внимательно выслушали получасовой доклад. И зачитали контраргументы от пони по имени…

«Ритаснелис», – удивился Силен. – «Кто бы мог подумать? А я ведь совсем забыл про тот случай».

Сатир продолжал разбираться в мыслях и переживаниях Дивота, читать память, за секунды просматривая годы его жизни. Его особо заинтересовал момент, когда учёный пони с удивлением и ужасом осознал, что неизвестный ему Ритаснелис научно опроверг выведенные постулаты, предложив не менее убедительные. И поскольку практических доказательств ни одна из сторон научного дискурса представить не могла, Научный совет не принял ни теорию Ритаснелиса, ни теорию Дивота. Что и привело последнего прямиком в Тартар.

Бурый земнопони по имени Паддок Уайлд не принадлежал к касте выдающихся учёных, теоретиков, строителей гипотез и художников с кистью из формул, однако при этом он показался Силену весьма необычным и интересным. Его помыслы, ощущения, фантазии вместо обычной прямолинейности четвероногих существ прыгали из образа в образ, от мнения к мнению, выстраивая постоянно меняющийся лабиринт с движущимися стенками. Силен видел пони, обладающего обострённым чувством долга и развитым инстинктом самосохранения, державшего в секрете навыки и умения, которые вызвали бы отвращение у большинства его знакомых, но не стеснявшегося представлять себя независимым, самобытным, опасным.

— Меня зовут профессор Дивот, – наконец взял себя в копыта пожилой пони. – Это мой коллега из другого научного центра Паддок Уайлд.

Силен ответил вежливым поклоном существам, едва достававшим не самому крупному из сатиров до пояса.

— Нас привело в Тартар желание ознакомиться с нуль-магией, – продолжал Дивот. – Это уникальное явление, существующее только в этих краях. Оно характеризуется высоким сопротивлением атмосферы к образованию связанных энергетических частиц…

— Интересно, – хмыкнул Силен.

«Весёлые пони. Объясняют мне, тому, кто видел зарю их цивилизации, про нуль-магию, хотя попали в Тартар меньше часа назад».

Силен решил, что самое время удивить гостей, а заодно немножечко пошатнуть их представления о реальности.

— Предлагаю из этого неуютного места перебраться ко мне домой, – произнёс он и прежде, чем едва успевшие переглянуться пони поинтересовались направлением и расстоянием, щёлкнул пальцами.

Склон горы исчез. Теперь они стояли на обширном фиолетовом плато, окружённом выглядящими неимоверно древними колоннами и их обломками. В его центре стояло едва не рассыпающееся на глазах строение из тёмно-зелёного, словно покрытого патиной кирпича, увитое вполне живыми, несмотря на отсутствие солнечного света, лианами. Почувствовав возвращение хозяина, они зашевелились и раздались в стороны, открывая арку дверного проёма.

Силен с улыбкой отметил замешательство своих маленьких спутников. Сатир на их глазах свернул одну точку реальности, чтобы развернуть вместо неё другую. Без магических искр, без сияющей ауры. Однако даже в замешательстве учёный пони нашёл место логике.

— Мистер Силен, – подал голос Дивот, справившись с вызванным перемещением дискомфортом и отметив нечто знакомое в магии сатира, – вы, случаем, с Дискордом не знакомы?

«Интересный вопрос. Неожиданный. Хотя нет, ожидаемый. Родился из сопоставления сходных мистических эффектов».

Сатир снова заглянул в сознание гостей. Они слышали про Дискорда. Того самого Дискорда. «Тесен мир», – подумал Силен.

— Мы, сатиры, называли его «наш одичалый брат» – произнёс он вслух.

— Мы? Значит, есть ещё и другие? – спросил Паддок Уайлд.

— Как некоторые говорили, сатиров в мире так мало, что хотелось бы ещё меньше. Когда-то у нас имелся собственный город-сад. Лифгарден. Я всё ещё помню, как он выглядел. Помню лица моих собратьев. Помню утопающие в зелени улицы и звенящие фонтаны, высокие шпили и низкие крыши, мосты и развевающиеся на ветру стяги. Я помню всё это, хотя природа изгнала нас из Лифгардена тысячи лет назад, засыпав его улицы песком и иссушив фонтаны…

Слушая его, пони нерешительно топтались на пороге выглядящей так, словно готова вот-вот обвалиться, постройки, но вдруг одновременно двинулись в обратную сторону. Паддок Уайлд при этом вскинул вооружённую пневмопушкой ногу и навёл оружие на дверной проём. Силену хватило мгновения, чтобы понять, в чём дело – увлёкшись тем, чтобы произвести впечатление на гостей, он совершенно забыл о ещё одном существе, составляющем ему компанию в этом неприветливом краю.

— Эврептерида, – воскликнул он, бесстрашно хватая и поднимая на руки чёрное жукообразное существо с лоснящимся панцирем. Пони даже при желании не смогли бы ему навредить, но вот напугать напугали. А сами испытывали что-то близкое к отвращению.

Домашний питомец невиданной породы, которого один из пони по внешнему виду определил в группу между морскими скатами и пустынными скорпионами, уютно устроился в мускулистых руках сатира.

— Эврептерида живёт у меня дома, – запоздало сообщил Силен. – Без неё мне стало бы невыносимо скучно. Она не очень разговорчива, но жизненного опыта ей не занимать. Эврептерида ползала по камням Тартара задолго до моего рождения.

Пони наблюдали сцену милования между двуногим рогатым музыкантом и большеглазой зверушкой на суставчатых конечностях. И дружно решили оставить увиденное без комментариев. Но Силен не упустил шанса поднять себе настроение и прочитать впечатления пони своими ментальными чарами.

— Что ещё живёт в вашем доме? – настороженно поинтересовался бурый земнопони. В лабиринте его разума наконец-то забрезжил просвет, и Силен понял, что пони считают сатира одним из узников – опасным заключённым с безжизненных гористых склонов Тартара.

— У Цербера своя конура, – ответил Силен. – Кроме Эврептериды, я к себе никого не пускаю. Обитатели Тартара, на мой взгляд, не особо заслуживают комфорта. Они здесь потому, что во внешнем мире им нет места, и не должны радоваться заключению.

Продолжая поглаживать панцирь сонно щёлкающей жвалами Эврептериды, сатир прошёл под аркой из расступившихся растений. Пони рискнули двинуться следом.

— Вам известно, что Тартар служит пристанищем и тюрьмой для наиболее опасных чудовищ, чьё пребывание в вашем мире угрожает живущим там существам. Не сомневаюсь, что вы логично предположили, что я также являюсь узником этих земель. Но нет. Я – первый за века и тысячелетия, кто решил пожить здесь добровольно.

Войдя вслед за хозяином, Уайлд и Дивот застыли на пороге, удивлённые и восхищённые. Снаружи неприветливый, как и окружающая пустошь, изнутри дом сатира оказался совершенно иным: его наполнял жёлто-оранжевый цвет, создававший ощущение тепла и спокойствия. В первое мгновение гости подумали, что хозяин вновь использовал свою магию и перенёс их в новое место, но, приглядевшись, догадались, что раскинувшийся перед ними странный, но невероятно красивый город – всего лишь картинка, невероятно детальное воспоминание. И хотя всё выглядело так, словно обитатели этого города вот-вот выйдут из своих домов, почему-то быстро становилось понятно, что никто и никогда больше не появится на залитых солнечным светом улицах. И вслед за первоначальным восхищением на гостей нахлынула щемящая чужая тоска по потерянному, оставшемуся только в воспоминаниях, городу.

— Оригинальная обстановка, – заметил Уайлд. – Улицы внутри дома.

— Всего лишь переменчивая иллюзия. – Силен опустил питомца на пол, и тот, цокая лапками по жёлтой плитке, направился к правой стене. Внезапно Эврептерида спокойно прошла сквозь преграду, и звук её поступи слышался теперь с той стороны.

Сатир протянул руку и как бы оттолкнул от себя эту стену. Казавшаяся нерушимой кирпичная стена словно отодвинулась, и сквозь неё тут же проступили новые очертания. За несколько мгновений внутреннее убранство жилища полностью изменилось, сохранив лишь цветовую тему, дополнившуюся более густым оранжевым и красным. Древесные стволы и ветви создали широкую беседку, пол покрылся ковром осенней листвы. Продолжающие расти ветви сплели диван, столик, свесившуюся с потолка люстру. Иллюзия была столь совершенна, что казалось, в листве вот-вот блеснёт солнечный зайчик, а уши уловят пение птиц. Городской пейзаж окончательно растаял, сменившись уходящими в бесконечность рядами деревьев.

— Так, ладно, – тряхнул головой Дивот. – Очевидно, что вы сейчас применили магию.

Сатир постарался убрать самодовольную ухмылку и, щёлкнув пальцами, опустился на изменивший свою форму плетёный диванчик – теперь он представлял собой кресло с высокой остроконечной спинкой. Ещё один щелчок пальцами, и древесные корни образовали меньшие креслица, по размеру подходящие его гостям.

— Уставши с дороги, отдохните, – сказал Силен. Листья под его ладонью сплелись в чашку, моментально заблестевшую фарфоровым глянцем и наполнившуюся водой.

— Серьёзно, как вы это делаете? – не унимался Дивот. Сатир прекрасно чувствовал переходящую в алчность тягу к знаниям. Ни удобные кресла, ни возникший из пустоты поднос с фруктами от десятков накопившихся вопросов его отвлечь не смогли.

Паддок Уайлд же, напротив, фруктам уделил особое внимание. Пару плодов он раньше видел, правда, в книгах об ископаемых растениях древних времён. Посему не упустил возможность переложить их в карман своего рюкзака.

— Я могу ответить на ваш вопрос, но будет намного полезнее, вернее и вежливее, если вы сначала ответите на мои. Начнём с того, что вы пришли в Тартар изучать нуль-магию, – отвечал гостям Силен. – Давайте сперва разберёмся, что есть обычная магия.

— Под магией в Эквестрии понимают энергетическую характеристику, являющуюся мерой естественности материальных объектов, – тут же отозвался Дивот. – Также магия – это измеряемая в чарах степень утраты предметом естественных качеств в результате внешнего воздействия. Объективно магия является основой для циркуляции жизненных сил организма. Субъективно это направленный поток эмоционально-ментального излучения.

— А, тот самый магический дуализм, подразумевающий наличие видимого спектра колдовства и незримых чар, отражающий внутреннюю суть предметов, – кивнул сатир.

— Вы знаете формулировку постулата Миркеласиса? – опешил учёный пони.

— То, что я живу в Тартаре, не значит, что я не интересуюсь окружающим миром, – чуть улыбнулся Силен.

— Хорошо. Тогда вы, полагаю, знаете и про второе следствие постулата.

— «Внутренние чары неодушевлённого предмета отличны от внутренних чар мыслящего субъекта». Весьма спорная теоретическая догма, как я считаю.

— На ней базируется всё современное колдовство…

— И именно поэтому у вас такие сложности с постижением феномена нуль-магии и пониманием моего колдовства.

Пока пожилой пони готовился отвечать, сатир почувствовал всё нарастающую скуку Паддока Уайлда. Впрочем, её и шебуршащая листьями Эврептерида смогла бы заметить – настолько усердно зевал земнопони.

«Пора разграничить общение», – решил сатир и сделал едва заметный жест, проведя большим пальцем правой руки по трём другим.

Силен остановил течение событий в своём доме и оставил эту реальность. Он оказался в небольшом, размером с фургон, кабинете, среди оплывших свечей, разбросанных по столу покрытых письменами вощёных дощечек, палочек для письма, а также куда более современных предметов, на удивление не кажущихся чужеродными в этой обстановке. Он послал мысленный вызов двум существам, которых желал немедленно видеть. Те, к кому обращался Силен, могли находиться в сотнях километров от Тартара и тратить время на повседневные хлопоты. Но, едва заслышав зов сатира, две нимфериады, две вечно живущие сущности, служащие своему создателю, без отлагательств покидали свою реальность и переносились в измерение Тартара.

Силен кивком поприветствовал своих нимфериад. В нынешний век они приняли вид кобылок – голубой с розовыми гривой и хвостом и розовой с голубыми.

— Мне нужно, чтобы вы на время заняли моего второго гостя.

Силен обращался к лучшим, по его мнению, экспертам в обеспечении приятного времяпрепровождения с точки зрения пони. Лотус и Алоэ перевели взгляд с сатира на бурого земнопони, замершего в момент застёгивания карманов вместительного рюкзака. Их не слишком обрадовала необходимость отрываться от привычных дел в спа-салоне, но происхождение обязывало.

— С ним непросто, – предупредил Силен. – Его мысли и желания запутанны, и даже мне тяжело сквозь них пробиться. Однако я верю, что вы найдёте подход. И вот ещё что. – Он картинно поднял палец, хотя мог бы этого не делать – нимфериады всегда послушно внимали указаниями своего хозяина. – Узнайте у него про змею по имени Ламия. Он постоянно её вспоминает.

— Та самая Ламия?

— Уничтожительница грифоньих Гнездовий?

Мысленные голоса нимфериад прозвучали одновременно. Обычно подобные существа не задавали вопросов, существуя лишь для исполнения воли своих создателей, но эти отличались определённой самостоятельностью. Видимо, так проявлялись тысячи лет, которые Лотус и Алоэ провели под разными обликами в мире пони. Силен гордился такими независимыми исполнителями, но не мог похвастаться ими ни перед кем из своих сородичей. Уже несколько тысяч лет не мог.

— Боюсь, что да, – вздохнул Силен. – Этот пони, Паддок Уайлд, победил некое существо, видом и поведением очень похожее на жившую больше десяти веков назад тварь. Возможно, что Ламия всё-таки не исчезла насовсем после уничтожения грифоньих Гнездовий. Возможно, что, как и многие из жителей Тартара, она спаслась, переродилась или воскресла, чтобы потрясти внешний мир снова. Я не до конца уверен. Но вы видели Ламию в прошлом, знаете её образ лучше моего.

— Мы всё выясним, – заверила сатира Алоэ.

— И скрасим для этого пони время в Тартаре, – продолжила Лотус.

Силен слегка сдвинул ладонь с растопыренными пальцами. Жилище сатира разделилось на два измерения. В одном остался «осенний лес» с креслами, подготовленными для Силена и Дивота. Осталась и Эврептерида, ползавшая по коврику из листьев и корней – древнее существо было невосприимчиво к играм хозяина с пространством и временем. В другое попали Паддок Уайлд и две схожие по облику кобылки. Для них сатир воссоздал одно из помещений понивильского спа-салона – прикрытия и гордости Алоэ и Лотус в мире пони. После чего Силен вернул движение времени в обоих измерениях.

*   *   *

Паддок Уайлд моргнул пять раз. Светло-лиловые стены и кафель там, где только что росли «вроде как деревья», не исчезли. Для чистоты эксперимента земнопони моргнул ещё десять раз. С тем же успехом.

— Что у вас за привычка перекрашивать стены каждые пять минут? – спросил он, обращаясь к Силену. Сатир не ответил.

Паддок Уайлд повернул голову и обнаружил, что кресло и восседавший на нём рогатый знаток магии сменились на миниатюрный фонтан в виде трёх выплёвывающих воду мраморных дельфинов. И вообще всё помещение из беседки под открытым небом превратилось в нечто, напоминающее огромную ванную комнату. Даже влажности в воздухе прибавилось. А вот существ стало меньше. И сумок тоже – вся исследовательская аппаратура, лежавшая у ног Уайлда, дематериализовалась. Остались лишь рюкзак с походными пайками и небольшая торба с боекомплектом для пневматического оружия.

— Профессор! Профессор! Вы где? Дивот, отзовитесь!

Попытки найти находящегося под его ответственностью Дивота успеха не принесли. Паддока Уайлда это сильно разозлило и раздосадовало.

— Утратил бдительность, называется. Расслабился. Идиота кусок!

Первым делом зоолог скинул оставшиеся сумки и привёл в боевую готовность механизмы своей амуниции.

— Прошу вас, успокойтесь, – произнёс ласковый кобылий голос.

— Не надо так переживать, – прошептал в другое ухо похожий голосок.

Мелодичные голоса сплетались с журчанием воды в фонтане и отражались эхом от стен купальни, звуча подобно нежному напеву. Другой пони, возможно, и поддался бы их чарующему влиянию, но Паддок Уайлд стал неистово крутиться на месте, рассчитывая увидеть источник слов в прицеле своего оружия. Наготове были различные виды снарядов – от ловчих сетей до ослепляющих бомб. Что конкретно подействует на сатира, который, по мнению Уайлда, похитил профессора Дивота, зоолог сказать затруднялся, но был готов использовать всё имеющееся под копытом, чтобы узнать.

Силена в купальне не оказалось, однако Паддок обнаружил, что очутился в куда более странной – другой сказал бы, что приятной, но не он и не в этакой ситуации – компании. Одна кобылка стояла справа от жеребца, другая слева. Уайлд не заметил, в какой момент они появились, и не особо горел желанием выяснять. Сейчас все кроме него в этой комнате представляли угрозу и преследовали единственную цель – не дать Уайлду спасти профессора Дивота. Правой передней ногой пони отталкивался сильнее, поэтому сорвался с места, нацеливаясь на розовую мишень. Он врезался в Алоэ, отбросив её к кафельной стене и придавив горло полусогнутой ногой. Одновременно гладкая трубка пневматического ружья вытянулась в сторону голубой мишени. Положение зоолога было шатким, но он считал, что держит ситуацию под контролем.

— Это не самая лучшая идея, – заметила Алоэ. Удивительным образом ей удавалось говорить так, словно никто не пытался её задушить.

— Я бы даже сказала «одна из худших», – подтвердила Лотус, сделав небольшой шаг вперёд.

— Стоять! – велел Паддок Уайлд. – Иначе спущу пар. В прямом смысле, через пневмокороб. Вот только гвоздь, который в тебя полетит, пробьёт как нечего делать… И ты притихни! – рыкнул зоолог на вторую пони, которая шевелилась под его ногой. – Мне хватит и одной из вас, чтобы узнать, где профессор Дивот. Так что выживание второй под вопросом.

— С профессором всё в порядке. – Лотус придвинулась ещё ближе. Паддок чуть приподнял нацеленную на неё пневмопушку, в последний раз намекая, что шутить не намерен.

— Он сейчас с Силеном.

— Они ведут разговор, который важен для них обоих.

— Силен совместит ваши реальности, как только разговор завершится.

— Нам поручено побыть с вами на это время.

— Чтобы вы не скучали…

Голубая пони с розовой гривой, в третий раз нарушив приказ, сделала небольшой шаг вперёд. Паддок Уайлд коротко выдохнул и дёрнул пусковую скобу. Снаряд из пневморужья в одно мгновение долетел до пони, заставив её попятиться и опустить голову; не спускающий с неё глаз Паддок успел удивиться, не услышав ожидаемого вскрика. Дальше начались странности.

Лотус преспокойно подняла копыто к торчавшему из груди краешку «гвоздя», подцепила его и без видимых усилий и содроганий вытащила. На теле кобылки, в месте, куда только что вонзился смертоносный снаряд, не осталось даже отметины. А с начищенного до блеска гвоздя упала пара капель бесцветной прозрачной жидкости.

— Это я виновата, – произнесла кобылка, которой по всем законам природы полагалось быть как минимум тяжело раненой. – Силен предупреждал, а я не послушала.

Ошеломлённый, Уайлд почувствовал, что со второй пони тоже не всё в порядке. Тёплая шерсть, которую он ощущал под ногой, внезапно превратилась в подобие холодного болота, не позволявшей копыту сдвинуться. Краем глаза, прежде чем его лишили точки опоры и попытались повалить на пол, земнопони заметил, как очертания розового тела заново формируются из просвечивающей массы.

После грубого толчка Паддок оказался мордой на полу, но на его боевой настрой это практически не повлияло. Он повернул копыто, и вперёд выскочил закреплённый рядом с пневморужьём штык. Уайлд рывком перекатился вправо, ожидая, что розовая пони дёрнется следом, окажется над ним и получит прямой удар острым четырёхгранником.

Копыто уткнулось в розовое тело, вызвав нечто похожее на волны и всплеск, и застряло, сопровождаемое знакомым ощущением вязкой смолы. Пони, замершая над головой зоолога, немного помедлила и кивком подозвала подругу. Та переняла хват на левой передней ноге жеребца. После чего розовая с голубой гривой превратилась в прозрачное, похожее на медузу существо, внутри которого отчётливо виднелись белые проволочки сосудов, две звёздочки зрачков и белый сияющий мешок, от которого по сосудам расходилась пульсация.

Паддок Уайлд заворожённо наблюдал, как неведомая тварь подобно морской волне перетекает в сторону. Как возвращает себе облик милой пони. Милой пони, до боли в суставах придавившей конечность агрессивного жеребца.

— Что вы ещё за хренотени? – отбросив приличия, спросил Уайлд.

— Мы нимфериады, – ответила Лотус.

— Мирные водяные духи, – привычно вторила ей подруга. В этот момент её голос взаправду походил на журчание воды.

— Водяные, значит, – рыкнул Уайлд, предприняв ещё одну попытку резко вывернуться. По его опыту, гранитные скалы сдвинуть было проще, чем этих кобылок. – Надо будет против таких, как вы, огнемёт прикрутить…

Глава 5. Нуль-магия

С целью раскрыть главную тайну Тартара учёные проводят опасный для жизни эксперимент...

---

— Значит, у вас есть собственное представление о нуль-магии? – спросил Дивот. Для него разговор с сатиром не прерывался ни на мгновение.

— Да. Я живу в Тартаре несколько тысяч лет. Чтобы как-то себя занять, я пытаюсь исследовать свой уголок мира. И свои возможности.

— Ха! – усмехнулся учёный пони. – Похоже, мне пора перестать думать, что я единственный старик, у которого свербит в одном месте от незнания основ магии.

— Очень поэтично прозвучало.

С каждой минутой уверенность Силена в собственной правоте росла. Наконец-то ему довелось встретить личность, чьи стремления превосходили плоское «захватить мир», «подчинить себе всех», «изменить ход истории».

— Простите. Мне иногда надоедает говорить подобно сошедшей со страниц учебника иллюстрации, и я пробую ввернуть что-нибудь простонародное… Однако, если возвращаться к поднятому вопросу, – Дивот заметил приготовленное для него кресло и по-старчески неспешно в него забрался, – даже наличие внутренней магии объектов не объясняет феномен Тартара.

— Я не зря акцентировал внимание на том, как вы определяете понятие магии.

Сатир закинул ногу на ногу. Этим опрометчивым поступком моментально воспользовалось его ручное ракообразное – Эврептерида выползла из-под лиственного ковра и вскарабкалась на хозяйские колени.

— Магия, как пишут ваши фолианты, в конечном счёте, есть пучок заряженных искр волны пространственного преобразования.

— Именно, – кивнул Дивот.

— Но, рассматривая магию как единообразную среду, вы упускаете из виду возможность существования промежуточных состояний для отдельных искр, – пояснял Силен, между делом поглаживая панцирь Эврептериды. – Магическая искра, вызывающая элементарное изменение степени естественности пространства, не может быть статичной константой. В противном случае заклинания не имели бы ограничений по продолжительности действия.

— Они и не имеют, – качнул головой Дивот. – Опыт Сетса Вариоса триста лет назад научно доказал прямую связь между ослаблением заклинания и физическим истощением нервной системы мага. Здесь действуют чисто биологические ограничения. Предположив в качестве исходных данных абсолютно неутомимого колдуна, мы получим бесперебойный источник магии постоянного чар-заряда.

«Абсолютно неутомимых у меня здесь пока не встречалось. А вот абсолютно уставших – в каждой второй клетке», – позволил себе очередную ремарку сатир. Делиться этими мыслями с гостем он, впрочем, не собирался, предпочитая вести сугубо научную дискуссию.

— Нисколько не умаляя значимости экспериментов Сетса Вариоса, который, как мне доводилось читать, едва не умер от истощения из-за своих опытов, отмечу, что его теория не объясняет такого явления, как снижение мощности зачарованных предметов.

— Мощь реликвий падает по причине деформации их внутренней структуры.

— То есть вы хотите сказать, что единственной причиной возвращения в ваш мир Найтмер Мун была деформация луны в небе? – вежливо приподнял брови сатир.

— Нет, очевидно, что разрушилась основа Элементов Гармонии, которые её там удерживали.

— Но это не помешало использовать те же самые Элементы Гармонии снова и снова, когда над Эквестрией нависала угроза.

— К тому моменту они восстановили свой заряд и приобрели новый облик, использовав магию пони, надевших Элементы.

Силен возвёл взгляд к потолку, где якобы колыхались кроны деревьев и виднелся лоскут голубого неба.

— И всё же по теориям, распространённым в вашем центре изучения колдовства, возможно такое явление, как поляризация магии. Которая не имеет права на существование, если придерживаться постулата об однородности поля.

— Поляризация магии не доказана экспериментально, – жёстко возразил Дивот. – Более того, я ставил опыты, в которых предполагалось получить положительный результат поляризации, но её как факта зафиксировано не было. Я изложил подробный отчёт о проделанной работе в монографии «Причины и следствия проявления аддитивного эффекта магических искр в синхронном потоке».

Лицо сатира приобрело выражение, которое, появись оно на мордочке пони, следовало бы приравнять к загадочному, когда он вытащил из пустоты над спинкой кресла тонкую синюю книжечку с переплётом из двух скоб. Дивот мог поспорить с любым пони на все свои патенты, что разглядел на титульном листе светлые буквы знакомого названия.

— Я ознакомился с вашей монографией, – подтвердил его догадку Силен. – Нашёл её весьма занимательной. Но не без изъянов. Конкретно в главе, где идёт описание проведённого вами эксперимента. Вы пытаетесь найти доказательства поляризации магии, используя в качестве вспомогательного инструмента магию. Извините, но при таком подходе это как пытаться поймать одну-единственную рыбу, подливая воду в озеро. Вы поставили этот опыт так, что он ничего не доказывает.

— Вы и Ритаснелиса читали, – опустил голову профессор.

«Как же сильно хочется рассказать… Но надо дать шанс его пытливому разуму», – решил Силен, произнеся вслух вежливое:

— Простите?

— Письмо Ритаснелиса к Научному совету Эквестрии, – со вздохом пояснил Дивот. – В котором он изложил претензии к моей теории нуль-магии. Он там тоже про ловлю рыбы и озеро рассуждал… Я хотел найти его, чтобы взять с собой в эту экспедицию. Чтобы мы лично выяснили, кто из нас прав.

— Что помешало? – продолжал расспросы сатир, изо всех сил стараясь не улыбаться.

— У его письма не было обратного адреса. Никаких указателей пункта отправления. Никаких записей о том, кто принёс письмо в канцелярию Совета.

— У вас, однако же, есть имя, – заметил Силен. В руке сатира материализовалось зеркало, в котором он стал рассматривать, хорошо ли уложена меж закрученных рогов чёлка. А также маг из Тартара делал последний отчаянный намёк Дивоту, который пони благополучно проглядел.

— Ритаснелис не имя! – отрезал Дивот. – Это псевдоним для учёных, который в ходу последние лет семьсот. Каждый, кто не хочет открыто публиковать свои идеи или аргументированно возражать коллегам, подписывается «Ритаснелис».

«Ладно. Даже гениальный разум иногда не справляется с простейшими задачами», – нехотя признал Силен, заставляя зеркало исчезнуть.

— Не предполагал, что имя Ритаснелис станет таким популярным. Я придумал его от отсутствия фантазии. Просто развернув буквы. Мне хотелось оспорить работу одного мага по имени Спеллгейм, но я посчитал, что научный доклад от сатира он всерьёз не воспримет. Тогда впервые и заявил о себе пони Ритаснелис.

Дивот вздрогнул. Сатир чувствовал всё, что происходило в голове профессора. Сопоставление фраз и фактов, самоупрёки в недальновидности, примесь злости на своего научного оппонента и растущее восхищение возможностью пообщаться с легендарным субъектом, на протяжении семисот лет указывавшего верные повороты на тропе знаний, по которой шли учёные Эквестрии.

— Вы Ритаснелис? – последовал вопрос.

«Недоверие», – надел маску печали Силен. – «Почему-то я надеялся, что его не будет».

— Не только я, как стало понятно из ваших слов. Но и я тоже.

— Если вы такой умный, – наклонился вперёд Дивот. – Если вы такой начитанный. Если знакомы с моими научными трудами. Почему не сообщили, где у меня ошибки? Почему решили опозорить именно перед Научным советом? Вы превратили день, когда я почти достиг триумфа, в день, когда я чуть не бросил науку.

Силен принял серьёзный вид. Даже Эврептерида почувствовала, что характер беседы изменился, и проворно сползла с волосатых коленей хозяина.

— Я не пытался навредить вам лично, – стараясь придать голосу максимум убедительности, проговорил сатир. – Лишь хотел обратить внимание на сомнительные доводы, которые вы пытались сделать частью официальной науки. Представьте, что ошибка из вашей монографии перешла бы в школьные учебники следующего поколения, в научные теории, в предметы быта. Сколько бы пришлось переделывать, скольких бы пришлось переучивать, если бы противоречивость идеи открылась с опозданием.

— В моих идеях всё правильно, – произнёс сквозь зубы Дивот.

— Нет. Иначе вы бы не явились в Тартар за доказательствами. – Сделанное из корней кресло противоестественно развернулось. – И я готов найти их вместе с вами, коллега.

Сатир взмахнул руками, и пейзаж осеннего леса поблёк и стал терять очертания. Вместо него сквозь стены стал проглядывать Тартар в своём истинном фиолетово-зелёном виде. Вокруг Силена, Дивота и Эврептериды начала образовываться прозрачная конструкция, напоминавшая бутылку без горлышка. Даже кресла вторили этой концепции, став монолитными, скруглёнными и просвечивающими.

— Что вы делаете? – потребовал объяснений Дивот, опасаясь, что метаморфозы пола под ним могут как-то навредить. На деле неприятных ощущений не появилось, только мягкая часть копыта уловила вибрацию.

— Единственный способ доказать чью-то правоту, друг мой – найти следы поляризации магического пола и искры в переходном состоянии. Это получится лишь с использованием вашей техники.

Сложенные на пол сумки с багажом экспедиции шевельнулись.

— Однако приборы не особо помогут, если применять их где попало, – продолжал объяснять Силен. Он простёр над полом левую руку и не спеша повернул её ладонью вверх. – Поэтому нам следует отправиться к Стигийской расселине. Я даже не стану рассказывать, чем она примечательна. Это надо видеть.

Прежде чем профессор задал один из дюжины теснившихся в его голове требующих немедленного ответа вопросов, Силен приподнял руку, заставив превратившийся в подобие прозрачного перевёрнутого колокола дом взмыть над гористыми склонами. Рот Дивота открылся, когда он понял, что под ним лишь хрупкое на вид стекло и неровные просторы Тартара. А также неподвижно лежащие неведомые существа, прикованные цепями к скалам или посаженные в клетки.

— Стойте! Где Паддок Уайлд? – вскинулся Дивот, когда научный азарт, изумление от происходящего и страх высоты отступили, позволив пробиться воспоминаниям о спутнике.

— Наслаждается жизнью, – коротко ответил сатир, сосредоточившись на управлении полётом. – Я отправил его в личный спа-салон. К лучшим мастерицам расслабляющих процедур.

«И уже начинаю об этом жалеть», – мысленно добавил он, на мгновение заглянув в иную реальность, чтобы понаблюдать за действиями Алоэ и Лотус, у которых найти понимание с вооружённым зоологом получалось совсем плохо.

— Я бы предпочёл, чтобы он находился здесь, – настаивал Дивот.

— Я бы предпочёл, чтобы вы достали и развернули антенну чаросеквенсора. И надели защитный доспех, – ответил Силен и свободной рукой указал в противоположную часть помещения. Стараясь не смотреть вниз, Дивот повернул голову и увидел что-то вроде установленной на распорке пластинчатой брони, повторяющей очертания фигуры сатира.

— Как я должен это надеть? – поинтересовался учёный. – Даже будь у меня желание, ваш доспех минимум вдвое меня больше. Не говоря уже о чисто морфологических различиях.

— Без костюма излучение Стигийской расселины вас немножко вскипятит.

— А вас?

— И меня тоже, – ответил Силен, пошевелив пальцами вытянутой руки и остановив смещение пейзажа за стеклянными стенами. – Проблема в том, что моя броня неполная.

Он поднялся с кресла и вытянул руку в сторону доспеха. Профессор неотрывно наблюдал, как металлическая на вид броня превращается в желеобразную массу, и эта серая тусклая слизь стекает на пол. Ручеёк проворно прозмеился до копыт сатира и начал растекаться по его телу, по мере продвижения восстанавливая очертания древних лат. Дивот ожидал, что удивительная субстанция скроет всё тело сатира, но, когда преобразование завершилось и тот заговорил, профессор увидел, что кисть его левой руки осталась открытой, словно стоящий перед ним рыцарь не стал надевать перчатку.

— Часть доспеха я отдал народу, нуждавшемуся в помощи, – приглушённо проговорил Силен из-за принявшей огрублённые черты его лица пластины шлема. На месте глаз зажглась ярко-жёлтая щель. – Надеялся, что перчатка принесёт им процветание. Мне она на тот момент особо не требовалась. В перчатке таились огромные силы, фактически, колдовство моего уровня. К несчастью, века спустя она была утрачена…

Сатир сделал в направлении Дивота пару шагов, на удивление беззвучных для существа, практически полностью закованного в металл.

— Этот волшебный металл сотворил, а может даже приручил, мой сородич Филаист. Назвал его алюмиат. Я не смог понять, как ему это удалось, хотя Филаист пытался объяснить. Увы, с тем же успехом я мог рассказать ему про ноты... Дороги наши разошлись тысячи лет назад. Так что вернуть себе недостающий элемент брони я не могу, сделать новый – тоже. Лезть в Стигийскую бездну даже без одной перчатки – смертельное удовольствие. А вот на пони, вроде вас, алюмиата в доспехе хватит. Даже с избытком.

«Его хватило бы и для нимфериад, но из-за их нематериальной сущности бедняжек потом не отскребёшь от доспеха», – напомнил себе Силен.

Выглядящий угрожающе из-за массивных доспехов сатир протянул Дивоту закованную в металл руку.

— Вы поможете мне с экспериментом, который я не мог провести последние несколько сотен лет?

Смотрящий на протянутую руку пони колебался, и сатир это чувствовал. Однако был уверен в том, что профессор согласится. Потому что его жажда познания была куда сильнее страхов и сомнений, и потому что внутренний голос советовал ему забыть об осторожности, так как такой шанс выпадает только раз в жизни.

*   *   *

Летающий дом Силена замер над чуть неровной расселиной с острыми зубцами скал по краям. Словно какой-то гигант начал пилить мир надвое, но остановился, оставив лишь первую зарубку.

— Стигийская расселина. Она же Стигийская бездна, – представил достопримечательность сатир. Профессор Дивот, к которому он обратился, казался неподвижной статуей самому себе: броня из алюмиата обволокла его полностью чуть ли не в два слоя, но удивительным образом не мешала дышать, ходить, видеть и слышать происходящее вокруг.

Силен чувствовал опаску, с которой пони относился к новой экипировке, но также улавливал и удовольствие. Металлическая броня позволила старому профессору применять колдовство, о котором он прежде и не помышлял. Земнопони на период испытания превратился в неуязвимого единорога, которому облачение подсказывало заклинания.

— Я попытаюсь удерживать нас в одной точке, – сообщил Силен, пока в стене справа формировалась переходная камера, ведущая на вытягивающийся из наружной стены балкон. – Но и вы старайтесь как можно увереннее стоять на ногах. Если вас скинет с балкона, это будет очень печально.

«Отчего я говорю так громко?» – спросил себя сатир и тотчас же дал ответ: – «Точно, мне кажется, что в защитном костюме он меня хуже слышит. Привычки и стереотипы сильнее разума…»

Его вытянутая в сторону левая рука чуть качнулась, и так же качнулся висящий над бездной летающий дом. Силен дёрнул уголками губ и обхватил запястье левой руки правой.

— Всё в порядке? – гулко осведомился Дивот, прижимавший к себе измерительную антенну, для непосвящённого выглядящую точь-в-точь как металлический ёршик для мытья посуды.

— Над расселиной возможны завихрения мощностью до семидесяти тысяч чар, – отрывисто пояснил сатир.

— Я не понял. Откуда здесь магия, если в Тартаре её вообще нет?

— В Тартаре её нет, потому что вся она собралась в расселине. Стигийская бездна работает как огромный водоворот из магии. При этом она создала вокруг себя среду, полностью лишённую колдовской энергии. Но над самой расселиной должен возникать заметный эффект поляризации. И мы с вами его сейчас обнаружим.

Сатир повернул голову, чтобы пронаблюдать, как пони неспешно проходит через первую входную дверь и готовится выйти в непредсказуемый мир избыточной магии.

— Что на дне этой расселины? – донёсся до Силена вопрос учёного пони.

— Не спускался, не знаю. Могу лишь выдвинуть недоказуемую гипотезу.

— Будьте любезны. Пока вы говорите, мне не так страшно.

Голос Дивота стал тише, и разобрать отдельные слова получалось с натяжкой: профессор только что вышел на импровизированный балкон. Теперь вся его защита свелась к слою алюмиата, побитому временем, но не утратившему зачарования.

— Внизу под вами самая глубокая бездна этого мира, – сообщил Силен. Ему пришлось на секунду расцепить руки, чтобы вытереть со лба пот. Даже этой секунды хватило, чтобы штаб исследователей встряхнуло. – Фактически, ворота к его центру.

— Как насчёт попутно выяснить, что находится в центре Эквестрии? – с иронией предложил профессор, занятый расчехлением усиков антенны.

— Боюсь, что знаю ответ. В центре вашего мира сверхгорячий и сверхплотный кристалл, пребывающий в жидком состоянии. Он как косточка внутри вишни. Именно его движение в глубине мира генерирует магию. Мне иной раз думается, что будь этот кристалл иной природы – мир бы всё равно существовал, но сильно отличался от нам привычного.

— Скажете тоже... А вдруг там пустота? Или прямой путь в противоположный Тартар?

— Нет, там внизу есть «косточка». Следы её существования невероятно редки, но иногда их находят. В виде полостей в земле, заполненных густым стеклянистым веществом с радужным отливом. Чем-то, что ваша наука называет «кристаллизит».

— Я слышал про кристаллизит. Ай, чтоб тебя! – Профессор по неосторожности зацепил и вытянул важный для работы антенны штифт. К счастью, заметил оплошность и вернул его на место. – Кристаллизит – вымысел. Сказочка, разорившая не один десяток состоятельных кладоискателей.

Силен поморщился от охватившего руку неприятного покалывания: держать ладонь в нужном положении на нужной высоте над полом становилось всё труднее, но ему нужно было выиграть ещё немного времени: профессор Дивот едва успел закрепить антенну и ещё не приступил к снятию показаний.

— Уверяю вас, коллега, кристаллизит существует. В Лифгардене у нас была чаша, в которой мы хранили несколько капель этого вещества.

— О, пошли линии! – отрапортовал стоящий над многокилометровой пропастью учёный.

— Они расходятся? – с некоторой надеждой поинтересовался Силен.

— Нет.

«Ну конечно», – упрекнул себя сатир. – «С чего я решил, что будет так просто».

— Значит, мы всё ещё слишком далеко от эпицентра завихрений, – предположил Силен. – Я опущу нас чуть ниже, а вы следите за сигналами!

Сказать это было легко, сделать – сложнее. Он стиснул зубы, когда вытянутую руку словно сдавило со всех сторон. При этом невидимая сила, отражение бушующих над Стигийской расселиной магических ветров, пыталась заставить дрожащую от напряжения конечность дёрнуться. Этого он не мог допустить, так как ответное содрогание всего летающего дома швырнуло бы не имеющего, за что ухватиться, пони в бездну.

— Смотрите, не отправьте нас совсем вниз, – попросил Дивот. Силен его едва расслышал.

— Что по линиям?

— Всё ещё прямые. Никакого смещения. Значит, никакой измеримой поляризации.

«Этого не может быть». – Коварные мысли просачивались в голову сатира невзирая на окружающую тряску и треск, который производили медленно ползущие по стеклянным стенам тонкие трещины. – «Такие результаты противоречат всему».

— Мы что-то делаем не так! – выкрикнул Силен.

— Да. Мы затягиваем этот эксперимент. Вот что мы делаем не так.

— Замерьте ещё раз, – велел сатир, игнорируя натужный стон мышц левой руки, которой объективно грозил вывих, и налегая правой, чтобы опустить её ещё чуть ниже. – У нас есть время.

Удлинявшиеся и углублявшиеся трещины, прижавшаяся к ноге Эврептерида и рябь пространства, которая проявлялась даже в параллельно существовавшем спа-салоне, говорили об обратном. Но только слова Дивота смог достучаться до разума охваченного огорчением.

— Коллега, – спокойно проговорил профессор, – позвольте поделиться умозаключением, которое я сделал после провала на Научном совете. Я сказал себе, что я учёный. Один из тех, кто не всегда получает то, что хочет. Это справедливо для всех учёных. Но, будучи учёными, мы ищем не смерть. Мы ищем объяснения. Так давайте искать их вместе.

Дрожащая рука начала медленно подниматься, и покрытый трещинами стеклянный колокол с исследователями вырвался из магических завихрений над беспросветно-чёрной раной мироздания.

— Простите, – выдохнул сатир. – Я едва не подвёл нас обоих.

— Полагаю, эквестрийская наука опечалилась бы, потеряв Ритаснелиса, – ответил Дивот.

— Не меньше, чем потеряв профессора Дивота.

Едва земнопони покинул переходную камеру и закрыл за собой внутреннюю дверь, как та стала превращаться из стеклянной в дощатую. Дом сатира переставал быть транспортным средством и возвращался к облику уютной комнаты с гардинами на фальшивых окнах и до ожогов реальным огнём в камине. В это время алюмиатный покров самовольно начал стекать с пони-профессора, исчезая где-то среди ворсинок расстелившегося под копытами ковра.

— Точно не выявлено никаких отклонений в принимаемом сигнале? – спросил Силен, когда его сердцебиение в достаточной степени успокоилось.

Дивот кивнул на вернувшуюся с ним аппаратуру.

— Я не должен радоваться, но ничего не могу с собой поделать. Результат доказывает верность моей теории... Коллега.

*   *   *

Хронометр на ноге Дивота звякнул, показав, что до открытия портала обратно в мир Эквестрии осталось пять минут. За разработкой и обсуждением новой теории синхронности магического поля профессор совершенно забыл о времени, испытав удивление и досаду от того, что отпущенное на уникальную экспедицию время подошло к концу.

— Знаете, пожалуй, я оставлю это вам, – произнёс Дивот, когда паковал вещи.

Силен, переставший постоянно читать мысли в разуме коллеги, даже не сразу сообразил, что он имеет в виду. И бережно сомкнул пальцы на «ручке» металлического «ёршика» антенны чарсеквенсора. Прибор за все включения так и не зафиксировал расходящихся линий, поставив в тупик Силена, считавшего, что он знает секрет своих колдовских навыков. Природу собственного тела и творимых заклинаний сатиру пришлось выдумывать с нуля, и продвинулся он в этом пока незначительно. Дивот в чём-то помог, но больше занимался формализацией своих научных проблем.

— Я подумал, вдруг у вас получится спуститься в расселину ещё раз, – продолжал профессор. – Тогда секвенсор точно пригодится.

— Вряд ли у меня получится заинтересовать кого-то из местных, – усмехнулся сатир. – Научные открытия несколько чужды их природе.

Пони и сатир обменялись ещё несколькими вежливыми фразами и жестами, и Силен сдвинул границу миров, перенеся из комнаты-спа Паддока Уайлда. Но за ту секунду, что потребовалась на совмещение соседних точек пространства, сатир успел обратиться к обступившим его нимфериадам.

— Успешно?

— Вы были правы. С ним очень непросто, – сообщила Алоэ.

— Поначалу он на нас сильно злился, – добавила Лотус.

— Но мы прочувствовали его желания и стремления. Завоевали доверие.

— Мы пересобрали ему пневморужьё, увеличив скорострельность втрое и дальнобойность на пятьдесят процентов.

— Он пришёл в полный восторг. И теперь, боюсь, придётся мириться с его частыми визитами в наш понивилльский спа-салон.

— Вы всегда можете поменять облик и переехать, – напомнил Силен.

— Мы не хотим этого делать в ближайшие двадцать лет.

— Ламия? – перевёл тему сатир.

— Мы выяснили, – взяла слово Лотус, – что это определённо та самая змея.

— Она всё-таки бессмертна, – подкорректировала мысль сестры Алоэ. – Значит, не убита и на этот раз. Во время того, что именуется «инцидентом Свитча».

«Проклятье! Этих неубиваемых монстров становится всё больше».

Погрузившись в невесёлые мысли, Силен наблюдал, как двое пони замечают друг друга, радостно обнимаются, засыпают друг друга обязательными вопросами «где ты был?», отсчитывают секунды до открытия обратного портала и проходят в раскрывшуюся прореху между измерениями, возвращаясь в свой мир.

— Вам придётся сочинить для неё мелодию, – напомнила ему Лотус.

— Придётся, – кивнул сатир, накрыв ладонью висящую на груди сирингу.

— Мы немедленно начнём собирать сведения, – сказала Алоэ.

— Нет. – Повелительным жестом Силен заставил розовую кобылку умолкнуть. – Не вы лично. Мы это уже проходили. У вас с маскировкой хорошо, но с добыванием информации и особенно с её анализом – плохо.

— За двести лет мы многому научились, – возразила Лотус.

— Но я хочу, чтобы вы нашли мастера в сыскном деле. Кого-то упёртого в плане поисков и не задающего лишних вопросов по теме «кто такой Ритаснелис». Таков мой приказ. Приказ номер два… Приказ номер один, – сатир извлёк из пустоты объёмный конверт, – отдать это профессору Дивоту в Стэйблридже. Ему это крайне необходимо для научной работы. И будьте веселее, девочки мои! Это столетие обещает быть для нас очень насыщенным.

Голубая кобылка приняла пакет с бумагами и посмотрела на розовую. Та с сомнением скривила мордочку, но всё же кивнула. Обе нимфериады исчезли, отправившись заботиться о своём личном спа-салоне и поручениях хозяина. Именно в таком порядке.

Рядом с Силеном осталась лишь безмолвная Эврептерида, снова потребовавшая внимания и ласки. Ради неё сатир присел на груды тартарского щебня. Положил левую руку на хитиновый панцирь питомца, а второй поднёс сирингу к губам.

— Что-то давно не играл я колыбельную для нихилрийских виверн, – задумчиво проговорил Силен и прикоснулся губами к тростинкам. Спокойная и чуть тоскливая мелодия потянулась над безжизненными просторами.

*   *   *

Фиолетовые скалы и зеленоватое свечение над ними сменились на серо-белые палаты медицинского крыла научного центра. Резко открывший глаза Дивот ощутил, что лежит. Спина ощущала упругую мягкость больничного матраса, живот – прохладу покрывала. С потолка светили лампы рассеянного света. Этот было настолько неожиданно, что Дивот вскинулся и принялся неистово вертеть головой, озираясь и пытаясь понять, что произошло. Сильные копыта тут же мягко толкнули его обратно, заставив вновь лечь.

— Вам нельзя так резко двигаться, – предупредила нависающая над ним профессор Соубонс. – Это может навредить мышцам тела.

— Что? Как? Я не в Тартаре? – изумлялся земнопони. Единорожка собиралась что-то ответить, но её отвлёк шум за шторой и раздавшийся из-за неё кобылий голос:

— Уайлд тоже очнулся.

— Практически в тот же момент, – зафиксировала информацию Соубонс, заглядывая в глаза лежащего перед ней Дивота. – Видимо, влияние на любой организм однотипно и ограничено по времени.

— А ну копыта прочь! – прозвучал вопль, однозначно принадлежавший Паддоку Уайлду. – Какого сена я в лечебнице делаю?

— Так. – Соубонс отступила от кровати Дивота и бросила взгляд на столпившихся вокруг подчинённых. – Полагаю, надо убрать занавески и повернуть койки в мою сторону. Повторять объяснения персонально для каждого у меня желания нет.

Понятливые медсёстры и санитары принялись двигать мебель. Впрочем, Дивот увидел, что гордый Паддок Уайлд избавил их от части труда и сполз с кровати, отмахнувшись от предложенной помощи, и сделал несколько неуверенных шагов к кровати профессора. Пока Соубонс держала речь, он моргал и пошатывался, но упрямо стоял на своих ногах.

— Пару часов назад мы повторно открыли портал в Тартар, чтобы забрать вас, однако вы из него не появились. К счастью, нашёлся смельчак из числа техников, который прошёл через портал и обнаружил вас. Вы были в состоянии глубокого сна, от которого пробудились только что. Каких-либо негативных последствий данного феномена мы у вас не нашли, разве что от длительного бездействия ваши мышцы расслабились, и потребуется пара массажно-восстановительных процедур. Это радостная новость, потому что, пока мы не втащили вас через портал в Стэйблридж, мы опасались, что вы погибли, едва попав в Тартар.

— Погибли? – моргал Дивот. – Мы три дня потратили на исследование Тартара. Получили огромное количество данных. Беседовали с жителями Тартара… Ну… Одним жителем.

Пока профессор излагал свою точку зрения, а его соратник по экспедиции периодически кивал, Соубонс изучала медицинскую карту, которую держала в копыте.

— Предположу, что это является правдой, – произнесла она. – Вот только нераспакованный походный маяк, нетронутые запасы провизии, отсутствие каких-либо результатов измерений, образцов, записей – всё говорит о том, что вы потеряли сознание, как только мы с нашей стороны закрыли портал три дня назад. И остальные ваши приключения… вам приснились.

— Нет… – протестующе выдохнул Дивот. – Нет… Не может быть! Я не верю!.. Вы всё придумали. Я организовал экспедицию. Я провёл экспедицию. Я получил данные с приборов. Некоторые из них я даже оставил в Тартаре. Проверьте снаряжение группы! Антенна секвенсора должна отсутствовать.

Соубонс продолжала изучать карту, словно читала в каракулях понятные ей одной знаки. В это время пара санитаров втащила в помещение один из походных рюкзаков.

— Вообще да, пару вещей мы не нашли. Но они могут просто лежать на камнях в Тартаре. Вы начали что-то вытаскивать из сумок, когда потеряли сознание. А мы эти вещи, скорее всего, из-за спешки не подобрали.

— Этого просто не может быть… – прошептал учёный пони, откинувшись на подушки и растерянно глядя в потолок. – Я отдал антенну Силену. Он поблагодарил меня. Это было… Это взаправду было…

— Мистическая природа Тартара могла внушить вам вещи, которых на самом деле не существовало. И события, которые не происходили, – успокаивающим тоном проговорила Соубонс.

— Ясно, – фыркнул Паддок Уайлд и покачнулся. – Месяц подготовки пошёл лесом.

— Эх… – Копыто Дивота слабо дёрнулось, и он отвернулся к стене, скрывая не полагавшиеся ему по возрасту и статусу, но столь уместные по случаю слёзы.

*   *   *

К ночи Паддок Уайлд, у которого не нашли недугов, кроме известных отклонений в психике, выписался из больничного крыла и перебрался в штатные апартаменты. Профессор Дивот ночевал в медицинской лаборатории: у него зарегистрировали полный упадок сил и глубокую депрессию, что, впрочем, не мешало ему страдать от бессонницы.

Профессор лежал, уставившись в потолок, когда его уши уловили лёгкий шум в коридоре, похожий на усиленный хлопок лопнувшего мыльного пузыря, однако пожилой пони посчитал это игрой собственного слуха. Вот только приоткрывшаяся дверь и неслышно вошедшие в палату гостьи явно не могли быть порождением недостатков старческого зрения.

— Вы ещё кто? – Профессор с изумлением глядел на розовую пони с голубыми гривой и хвостом и голубую пони с розовыми.

— У нас сообщение от сатира Силена, – проинформировала его Алоэ, кивнув на сестру, держащую в зубах приличных размеров конверт, к которому большой булавкой было приколото что-то вроде поздравительной открытки.

— Его письмо всё вам объяснит, – добавила Лотус, положив конверт на одеяло и отступая от кровати.

Дивот с некоторым недоверием, но поспешно выдернул булавку и раскрыл открытку из странной на ощупь бумаги. Его глазам предстали мелкие каллиграфические строки, выведенные фиолетовыми чернилами.

«Мой дорогой коллега Дивот.

Должно быть, вы уже знаете, что происходит с существами, попавшими в Тартар и оказавшимися под воздействием нуль-магии. Не обязательно быть единорогом, чтобы зависеть от окружающего колдовства. Тартар же лишён магии абсолютно, и когда его подавляющая среда воздействует на существ вроде вас, то естественная реакция вашего организма – потеря сознания в попытке сэкономить силы для противостояния тяжёлым условиям. Это произошло с вами, и я ничем не смог вам помочь.

Однако выяснив, кто вы и зачем ступили на камни этого негостеприимного места, я не смог отказать вам в небольшом подарке. Я наполнил три дня вашего забвения фантазией, показал вам то, что представляет собой Тартар, каким я могу его видеть. Всё, что вам довелось увидеть, было лишь работой вашего сознания, но это не значит, что увиденное нереально. Стигийская расселина, алюмиат, Эврептерида – всё это существует на самом деле.

Я мог с самого знакомства разочаровать вас, сказав, что вы просто спите и погружены в забвение Тартара. Но как я мог лишить вас радости открытий, удовольствия от исследований? Как мог я отобрать у вас впечатления, столь важные для умов и сердец? Нет, я провёл эти три дня, помогая вам изучать Тартар. И на самом деле вместе с вами изучал Тартар. Я осмелился взять с возвратом некоторые ваши измерительные приборы. Не все заработали – нуль-магия Тартара пагубно влияет и на них тоже. А пара из них, простите за эту оплошность, отправилась на дно Стигийской расселины. Но кое-какие данные получить удалось. Дивот, через своих нимфериад я торжественно передаю вам пакет с результатами измерений, чтобы этими бумагами и вложенным в них смыслом вы смогли отчитаться перед высшими научными кругами об удачной экспедиции.

Единственная последняя маленькая просьба, коллега. Пожалуйста, поставьте в соавторах имя Ритаснелис. Думаю, он вполне заслужил своё место на обложке книги.

Знакомый вам сатир

Силен»

— Я не вполне понял. Что значит... – Профессор поднял взгляд, но не обнаружил у своей койки сестёр-близняшек. Вопрос остался без ответа, зато Дивот остался с большим пакетом бумаг. А в них – зарисовки, результаты замеров, выведенные формулы линейности заряда магии, идеи и мысли, которыми он поделился с сатиром, и которые, выходит, всё-таки остались на бумаге.

Профессор даже не заметил, как на его морде расцвела широкая улыбка. Наверное, это был первый случай в истории Эквестрии, когда пони искренне радовался чему-то, появившемуся прямиком из Тартара.

Глава 6. В случае пожара

Бывший ярл Блэкспот (герой рассказа "Отложенный урок") пытается организовать свою преподавательскую деятельность в научном центре...

---

— День добрый, Рэдс. Краулинг Шейд у себя? – произнесла тень, упавшая на бумаги стэйблриджского секретаря. Рэдфилд зафиксировал линейку на нужной строчке и поднял взгляд. Тень принадлежала крупному светло-серому единорогу с зелёно-чёрной гривой. Хорошо знакомому, но в то же время имеющему новый облик. И новое парадное одеяние, в котором широкие стежки древней эпохи сочетались с эластичностью тканей нынешнего времени.

Рэдфилд потратил две секунды, чтобы свериться с расписанием руководителя НИИ, которое неизменно лежало на дальнем левом краю стола. Пустые строчки в таблице предполагали, что сейчас секретарю надлежит придумать ответ самостоятельно.

— Здравствуйте. Вы по записи? – с притворной серьёзностью спросил он.

По тому, как скривился единорог, Рэдфилд понял, что шутку не распознали.

— Мне не требуется запись, – фыркнул тот. – Я ярл Блэкспот.

— Угу, – ответил Рэдфилд, равнодушно поправив копытом линеечку.

— Мне требуется срочная аудиенция у эквестрийского советника по науке.

— Должность ярлов как государственных деятелей упразднена принцессой Селестией около ста лет назад, – скучным голосом проговорил «бессменный секретарь НИИ». – Исходя из этого факта, а также в соответствии с правилами организации деятельности НИИ «Стэйблридж», приём посетителей главным руководителем НИИ осуществляется с восьми утра до пяти вечера по предварительной записи. Данное положение распространяется в том числе и на утративших пост политических деятелей: лордов, графов, ярлов. Так что в данный момент я не могу пропустить вас в кабинет Краулинг Шейда, но могу внести в лист предварительной записи.

«Утративший пост политический деятель», регулярно кивая, выслушал весь монолог, после чего практически навалился на стол правым боком.

— Рэдс, я протоколы прекрасно знаю. Мы с тобой их вместе писали. И я безмерно счастлив, что ты до сих пор на этой работе и добился значительных успехов в организации безобразия, именуемого «НИИ «Стэйблридж»… Только давай, в честь встречи коллег, ты внесёшь меня в приёмный лист в «вот прямо сейчас» строчку?

— Пайболд, я…

— Блэкспот, – немедленно отреагировал бывший ярл на упоминание старого имени, под которым много лет скрывал свою настоящую личность.

— Как скажешь, Блэкспот так Блэкспот. Я как бы не против пустить тебя к шефу… Только его на месте нет.

— Куда он делся?

— А-а, – отмахнулся секретарь, после чего потянулся к своей кружке. Допил плескавшийся на донышке последний глоток, вытряхнул мокрые листья и лепестки в ведро для бумаг и полез в ящик за свежей заваркой. – Будешь чего-нибудь? Печенюшки, чай, сливу в сахаре?

— Начальника твоего в маринаде, – усмехнулся Блэкспот, осматривая помещение. Он предвкушал долгую беседу со старым другом, но не имел ни малейшего желания провести всю её на ногах. Из-за секретарских рабочих мест вытаскивать стулья было сложно, зато рядом с входной дверью сверкали лаком вычурные, все в изгибах, предметы мебели, дышавшие фабричным однообразием. Блэкспот отметил их для себя на будущее и пока остался стоять.

— Сегодня никак, – пожал плечами Рэдфилд, инициативно закидывая заварку во вторую кружку. Его бюрократическая память в деталях помнила рецептуру напитка, нравившегося бывшему коллеге. – Сегодня Шейд летает по Эквестрии. Улаживает научные дела.

— И как вы тут без него?

— Лучше, чем с ним.

Рэдфилд магией перенёс кружки к железной бочке, где между термоизолированных стенок плескался суточный запас кипятка.

— Не особо он руководящий руководитель, – продолжал жаловаться секретарь. – Расширил штат ассистентов до пяти пони… Они сейчас этажом ниже квартируют. И я туда со дня на день перееду. Социальные вопросы свалил на Соубонс. Ввёл промежуточную отчётность для отделов. А сам появляется три дня в неделю, проверяет отчётности, выслушивает доклады, смотрит на прогресс в паре ходовых проектов. И летит куда-нибудь дальше.

— Да, сразу чувствуется пришлый начальник, – кивнул Блэкспот, принимая у Рэдфилда кружку. – Полимат и Бикер сидели в своём семейном НИИ как мыши в погребе.

Жеребцы синхронно сделали по глотку. На несколько секунд оба погрузились в воспоминания о временах, когда научный центр и лично их шкуры терпели прихоти и заскоки иных управляющих.

— На Шейде ответственность за науку всей Эквестрии, – неопределённо заметил Рэдфилд, глядя в свою кружку. – Где с наукой проблемы – он в это влезает. Главным образом убирает то безобразие, которое своими же реформами и создал.

— Да, даже я в своём замке слышал… Про МэйнхМед. Не верил, что Селестия могла такое допустить.

— После демарша Союза Академиков и тех событий, которые называют «инцидент Свитча», мне кажется, что Селестия сама отдала этот приказ, – понизив голос, поделился своими соображениями Рэдфилд.

— Приказ взять с собой полк гвардии, расшвырять протест профессоров МэйнхМеда, сместить с должностей полсотни научных деятелей, посадив под замок пятнадцать из них, включая одного из деканов, которому под восемьдесят? – уточнил Блэкспот, приподняв бровь.

— Ага. Чтобы другие боялись… А ты к Шейду, сотворившему такое, с претензиями. Хоть озвучь, с какими. Может, я и без него справку организую.

Бывший ярл снова с интересом посмотрел на вычурные стулья, но предпочёл и дальше переминаться с ноги на ногу.

— Позавчера от Эквестрийского Управления Образованием я узнал, что мне запрещено вести преподавательскую деятельность. Без документа об аккредитации образовательной программы, подписанного советником по науке К. Шейдом.

— Да, есть такая директива, – сочувственно кивнул Рэдфилд. – Подписанная советником Шейдом и канцлером Нейсеем. Папка один, директива пятнадцать. «Вся частная педагогическая деятельность, не привязанная к существующим учебным заведениям, может производиться лишь после согласования и утверждения учебной программы». А за месяц до этого все учебные заведения обязали сформировать учебные программы по факультетам и направлениям.

— И у меня всего один вопрос, – произнёс Блэкспот, взглядом выискивая место на столе, куда он мог бы поставить кружку. Рэдфилд пододвинул ему пару исчёрканных страниц.

— У других вопросов больше.

— У меня один, зато всеобъемлющий… – дёрнул уголком рта бывший ярл. – Вот на кой оно надо?

— А! – улыбнулся стэйблриджский секретарь. – Чтобы ты, преподаватель-одиночка, не начал вбивать в головы учеников идеи всеобщего уравнивания и прочую ерунду. Поэтому во всех красках ты должен расписать, что хочешь преподавать и зачем.

— Ха, я так полагаю, принцесса Селестия тоже обязана сочинить подобную бумагу?

— Она её сочинила за два дня до выхода директивы, – ответил Рэдфилд, с тихим весельем наблюдая, как саркастическое выражение на морде Блэкспота сменяется искренним удивлением. – Только, как мне рассказывала сестра, что в Кантерлоте секретарствует, Селестия написала свою учебную программу почерком Шейда. С ошибками, свойственными Шейду. С речевыми оборотами, часто употребляемыми Шейдом. Такая вот у нас принцесса-педагог.

— И Управление Образованием это пропустило?

— Конечно. Нейсей с Шейдом такие друзья, что о чём угодно договориться могут. Включая обход норм преподавания для коронованных особ.

— Значит, мне тоже надо кучу страниц лабуды сочинять, – вздохнул Блэкспот. – И никого не волнует, что я своих учеников уже полгода тренирую? Что у меня за плечами сто с лишним лет практического опыта? Что я, мои заклинания, помогли Кантерлот воздвигнуть, Стэйблридж построить, а потом ещё его восстановить после катастрофы?

Рэдфилд молчал, уставившись в глубины своей чашки. Он отчаянно пытался придумать, как посодействовать старому другу, попавшему в силки бюрократии.

— Ты бы присел, что ли, – предложил секретарь, кивая на новенькие стулья, расставленные вдоль стенки. – В ногах правды нет. А мебели у нас выше крыши. Старую списываем. Новую, вот, приобрели. Стулья, столы, шкафы, тумбочки. Больше семидесяти единиц. Вот, кстати, маленькая польза от нового начальника: где, какими судьбами он добыл мебель, как он её без документов перевёз и оформил – Дискорд его знает. Но вот она, родимая.

Блэкспот потянулся магией к удачно повёрнутому стулу, намереваясь подтащить его поближе к кьютимарке. Развивавшаяся больше века интуиция сразу подсказала, что что-то идёт не так. Гладкое податливое магическое поле вокруг стула вдруг стало вибрирующим и ершистым. Искры поверх серой ауры с каждой секундой вспыхивали всё ярче и ярче. Блэкспот вынужден был разжать магический хват, и, как только бывший ярл это сделал, деревянный стул моментально вспыхнул жёлто-оранжевым пламенем. Превратившийся в полыхающий факел предмет мебели стукнулся ножками о пол посреди секретарской каморки, в опасной близости от занимающих все доступные поверхности гор бумаг.

— Ох ты ж! – произнёс Блэкспот и интуитивно начал творить заклинание, образующее маленькую дождевую тучку. Обычный приём для тушения маленьких пожаров на этот раз вместо пользы принёс только пару седых волосков: от наколдованной воды язык пламени взметнулся вверх, лизнув потолок. Тучу и дождь ярл моментально убрал.

Рэдфилд тем временем уже поднял в воздух бочку и проворно отворачивал её литую крышку. Лишь пара десятков литров натуральной кипячёной воды заставили почерневший стул с насквозь прогоревшей в паре мест обивкой скрыться за дымовой завесой. Своевременные меры спасли от уничтожения в огне документы, папки и ящики. Правда, часть из них, в спешке сброшенная на пол, всё равно пришла в негодность из-за незапланированного воздействия горячей воды.

— Кха-кха… – Блэкспот срочно полез открывать окно, потому что дышать в помещении можно было только горьким дымом. – Это не я, честно. Кхек!.. Я без понятия, что случилось.

— Нам после глобального ремонта только нового пожарища не хватало.

Рэдфилд, хлюпая по пропитанному водой и напрочь испорченному ковру, изучал дымящийся стул, временами робко пытаясь до него дотронуться. Магию секретарь использовать не рисковал.

— Рэдс, у меня и в мыслях не было устраивать пожар, – расстроенно повторил бывший ярл, окидывая взглядом учинённый разгром.

— Блэкспот, я до последнего буду верить в твою невиновность. Я знаю, как тебе дорог наш научный центр, – заверил секретарь, хлюпая к стене и останавливаясь возле панели интеркома. – К счастью, у нас здесь избыток умных голов, которые смогут объяснить, что именно произошло, отчего и почему.

*   *   *

Компанию двум серым единорогам, различавшимся ростом и расцветками гривы, составил чёрный, занявший по параметрам жеребцовой красоты некое промежуточное положение; впрочем, в отсутствие поблизости кобыл подобные сравнения проводить было некому. Вызванный по интеркому старший лаборант кружил вокруг обгоревшего стула, водя над ним похожим на раскрытый птичий клюв прибором. Свидетели пожара, стараясь держаться подальше, ожидали вердикт Скоупрейджа. Рэдфилд попутно занимался сушкой и учётом подпорченных бумаг.

— Скоупрейдж, вас ведь можно поздравить со знаменательным событием? – спросил Блэкспот.

— Можно, – прозвучал не особо весёлый ответ. Гость НИИ вопросительно посмотрел на секретаря.

— У него семейная жизнь не очень складывается, – объяснил Рэдфилд, бережно укладывая семнадцатую страницу какого-то отчёта поверх девятнадцатой, после чего стал осматривать пол на предмет листка с цифрой «восемнадцать». – Молодожёны поругались прямо перед свадьбой. После церемонии разошлись и уже три месяца живут в разных домах.

— Она пустит меня к себе и простит, если я признаю себя виноватым во всех своих изменах, – угрюмо проворчал Скоупрейдж, изучая показания прибора. – Я признал, что совершил одну ошибку, за которую себя ненавижу. Но ей мало!

— Лучше в это не влезать, – шепнул наполовину скрывшийся под секретарским столом Рэдфилд. – У них там какой-то свой особенный счёт измен, от которого у всех интересующихся крыша едет.

— В смысле?.. – так же тихо поинтересовался Блэкспот.

— Я совершил ошибку, я это признаю, – сказал чёрный единорог, который, очевидно, расслышал шёпот и последующий вопрос. – И раскаиваюсь. Но когда я сам попытался её исправить, отправив свой разум в прошлое, артефакт не сработал. Я ничего не исправил, хотя сделал шестнадцать попыток. Но отменить собственную измену не смог…

— Я предупреждал, – печально заметил секретарь, намекая, что лаборант лишь начинает излагать свою точку зрения.

— Но она считает иначе. – Скоупрейдж сердито встряхивал Расклинатель, замыкая отходящие контакты. Со стороны казалось, будто единорог вымещал на приборе всё своё недовольство. – Гласси считает, что из-за того, что я шестнадцать раз перемещал своё сознание во времени, я шестнадцать раз ей изменил. С технической точки зрения это бред, даже двойной. Во-первых, в текущей линии времени существует лишь одно моё тело и одно моё сознание. Все остальные Скоупрейджи относятся к иным линиям времени и, согласно третьему постулату Автерейджда, они все перестали существовать в момент активации Ментального Реверсификатора. На мне одна измена, но никак не шестнадцать. Но когда я пытаюсь обосновать эту точку зрения, она вспыхивает, как ясенец, и вообще перестаёт со мной разговаривать.

Лаборант прервался, чтобы зафиксировать показания измерительного устройства, после чего повернулся, чтобы исследовать целёхонький стул у стены.

— Нормальные семьи посуду на кухне бьют, – не удержался от комментария Рэдфилд, – а эта парочка доказывает и опровергает теоретические основы темпоральной магии.

— Ясенец – это что такое? – спросил у него Блэкспот. Ответ пришёл с другой стороны.

— Да куст один, ядовитый слегка, – ворчал Скоупрейдж. – У него смола такая, что загорается от солнечных лучей. Поэтому он может удивить внезапным огненным шоу. И нет, пока вы не спросили – стулья сделаны не из него.

— Можем вызвать группу биологов из внешнего зоосада, чтобы определили материал, – со знанием дела произнёс секретарь. – Потому что без документов непонятно, из чего эти стулья.

— Надо вообще-то Паддока поставить в известность о случившемся. Он какой-никакой, а ответственный за безопасность НИИ.

— Ой, не-не-не, – запротестовал Рэдфилд. – Этот закроет кабинет на ключ, заставит письменно зафиксировать наши показания о произошедшем ЧП. А то вообще посадит в ЛК-19 до выяснения всех обстоятельств. Без него разберёмся.

— Поддерживаю! – кивнул Скоупрейдж, после чего моментально вернулся к предыдущей, явно больной для него теме. – Так вот, во-вторых, думаю, вы согласитесь, что если Реверсификатор был сломан, а я выяснил, что это так, и не мог никуда переместить моё сознание, то Гласси ошибочно выделяет иные линии времени. Они не были затронуты, следовательно, считаются проступки только в этом континууме… Конкретно один проступок, и тот в невменяемом состоянии.

Лаборант явно ждал, что возникшая пауза будет нарушена одобрительным хмыканьем или словами поддержки. Однако два социально более опытных единорога поддерживали точку зрения, неприятную для молодого семьянина.

— Тебе надо согласиться со своей женой, – отрывисто произнёс Блэкспот.

— Я только что привёл два аргумента, опровергающих её точку зрения…

— Да, но с кобылами это не работает, – оборвал его проживший полторы сотни лет жеребец. – Ты либо соглашаешься, либо тратишь остаток жизни на попытки её переубедить. Так что останься при своём мнении, но кивни и скажи: «Дорогая, ты полностью права».

Уткнувшийся в экран Расклинателя единорог ничего не отвечал, но сердито дёргал ушами. По всему выходило, что заглянувший в НИИ стопятидесятилетний маг привёл тот же самый аргумент, что молодожён слышал от всех прочих советчиков. Аргумент, что шёл вразрез с точкой зрения старшего лаборанта.

— Я так с принцессой Селестией общался, когда ярлом был, – добавил Блэкспот.

— Тоже её «дорогая» называл? – с невинным ехидством поинтересовался Рэдфилд.

Бывший ярл сделал странный жест: он вкинул голову, словно собираясь кивнуть, но в последний момент передумал и медленно опустил голову, бросив отрывистое:

— Не твоё дело, Рэдс.

Справа от перебрасывающихся подколками очевидцев пожара чёрный единорог решился на эксперимент, окутав магией и подняв в воздух нормальный стул. Снова измерил магические параметры, шумно вздохнул и легонько коснулся магическим полем ножки подкопчённого стула. Ни дыма, ни пламени не появилось, что заставило Скоупрейджа задумчиво закусить губу.

— Ерунда какая-то, – фыркнул он, складывая измерительный прибор. – Стулья не прокляты и не несут вредоносных чар. Однако я фиксирую на них какие-то непонятные следы магии. Не разбери какого спектра. Может, стул воспламенился, может, не воспламенился. Но вы, Блэкспот, его заклинанием не поджигали, это я точно утверждаю.

— Мою магию не хотите проверить? На всякий случай?

«Клац-клац-бип» – заговорил раскрываемый высокоточный прибор. Острая часть его «клюва» нацелилась на рог Блэкспота.

— Действуйте, – попросил-скомандовал Скоупрейдж.

Рэдфилд, ведомый чувством самосохранения и любопытством, протопал по испорченному водой ковру за спину лаборанта и через его плечо уставился на мечущиеся по тёмно-зелёному экрану Расклинателя светло-зелёные точки. Об истинном смысле этого монохромного танца знал только задумчиво хмыкнувший Скоупрейдж.

— Так-так. – Лаборант покрутил пару похожих на монеты регуляторов, выступавших по бокам устройства. – Придётся повторить.

— Без проблем, – сказал маг, признанный одним из сильнейших заклинателей прошлого столетия. Он ещё раз потратил энергию на примитивные световые чары.

— Вот это уже интересно, – заметил Скоупрейдж, глядя на непонятные ни для кого, кроме него самого, метания точек. – Смещённая ионизация магического поля. Иногда появляется после контакта с мощными артефактами. Вы ни с какими реликвиями намедни не практиковались?

— Вроде нет.

В течение нескольких следующих минут Скоупрейдж непрерывно крутил регуляторы и жал кнопки, пытаясь добиться от обиженно пищащего Расклинателя совершенно чёткой картинки.

— Гармонизирующее… – пробормотал лаборант. – Вообще шикарно! Это у вас последствия контакта с Элементами Гармонии. Так за сто лет и не выветрились. Это ж магическая инклюзия субклеточного уровня. Мы только что доказали её существование! – Чёрный единорог оторвал заворожённый взгляд от Расклинателя и обратил его на зеленогривого мага. – Нам с вами научную работу под это писать надо.

— Эта инклюзия, она опасна? – поинтересовался Рэдфилд. – Может, Блэкспоту стоит медицинское крыло посетить?

— Что важнее – это данное явление стул подпалило? – задал более животрепещущий вопрос бывший ярл.

— Не-а. Чисто теоретически инклюзия так не работает. Она создаёт некоторые возмущения магического поля, но они даже не сказываются на качестве заклинаний. А также ни на расходе магических сил, ни на мощности в чарах. Это вот как радуга, которая появляется на небе во время или сразу после дождя. Самому дождю нисколько не мешает, просто красиво смотрится.

— Итак, эта версия – не версия, – подытожил Рэдфилд, возвращаясь к своему столу. – И мы всё ещё без понятия, почему самоуничтожилась инвентарная единица нового мебельного гарнитура.

— Вообще, предлагаю показать этот «уголёк» Везергласс, – сказал Скоупрейдж, закрывая «клюв» Расклинателя. – Моя ненаглядная – спец по приведению объектов в негодное состояние. Возможно, у неё появится идея, что не так с данным конкретным.

Рог Скоупрейджа окутала аура, однако бывший ярл оказался проворнее и положил на почерневшую древесину копыто.

— Дотащим без магии, – предложил он. Лаборант, секунду поразмыслив, кивнул.

*   *   *

Копна красных волос едва виднелась за горой всевозможных бумаг. Начальник отдела прикладной магии возвела справа от себя бастион из жёлтых папок, закрытых и топорщившихся хвостиками многочисленных закладок. Слева начинали свой уводивший под стол путь расползавшиеся змеями рулоны перфорированной бумаги с прерывистыми линиями, изобилующими остроугольными выступами. Прямо перед Везергласс высились листы с печатными или рогописными отчётами, наравне с вполне читабельными буквами содержащими совершенно непонятные непосвящённым диаграммы, таблицы и уравнения. Передние ноги доктора лежали на сложенных вчетверо широкоформатных чертежах, давно скрывших под собой истинный облик столешницы.

Везергласс убрала пару проверенных листов в папку, извлекла из недр полуоткрытого ящика чистый лист, поставила внизу подпись и задумалась над уже заверенным, но пока не существующим даже в её голове текстом, одновременно пытаясь копытом вытащить из-под угрожающе шелестящих рулонов печать отдела.

В этот момент доктор услышала топот и сопение в непосредственной близости от своего стола. Втайне радуясь возможности прекратить на время ненавистную её натуре естествоиспытателя канцелярскую деятельность, она подняла взгляд, но, едва распознав за горой бумаг морду своего мужа, поникла вновь.

— Чего тебе? – недовольно-нервным тоном произнесла кобылка. Она держала перо над листом бумаги так, словно уже готова была написать достойную войти в бюрократические анналы фразу и не хотела, чтобы кто-то сбивал её с настроя.

— В Стэйблридж в гости приехал ярл Блэкспот, – сообщил Скоупрейдж, безнадёжно попытавшись заглянуть в глаза супруге, но натолкнулся на сердито-неподвижную чёлку.

— Я занята. Не могу его приветствовать, – жёстко произнесла Везергласс. Перо начертило в воздухе букву «Ф», но листа так и не коснулось.

— Я бы не стал беспокоить, – продолжал попытки завязать более душевный разговор Скоупрейдж, – но просто из-за ярла Блэкспота в секретарской сгорел стул.

— Ремонт оборудования – тоже не ко мне, – буркнула малиновая единорожка. У неё постепенно заканчивались воображаемые буквы, которые можно было оставить в пространстве над листом. А супруг всё не уходил.

— Мы не можем установить причину возгорания.

Перо поставило гипотетическую точку в конце так и не сложившейся фразы и вернулось в чернильницу.

— Я за сегодня подготовила три прикладных и один обзорный отчёт по деятельности отдела, – злобно прорычала она. – Ёлкины иглы, я даже на обед не смогла вырваться! Если ты считаешь, что я всё брошу и побегу выяснять, почему горит дерево, то можешь прямо сейчас пойти в… Ой, здрасьте!

Только на середине подготовленной речи доктор заметила, что перед её столом собрался консилиум из троих единорогов, двое из которых сделали вид, что с пониманием относятся к ситуации и на последние полторы минуты избирательно оглохли.

— Рэдс, будь любезен, принеси из столовой пару бутербродов для доктора, – попросил Блэкспот, одной улыбкой подкрепляя вежливую просьбу и выражая сочувствие голодной и только потому, в чём никто не сомневался, разражённой и злой кобылке. – Я тебе затраты из фамильного состояния потом компенсирую.

— Я могу сходить за едой… – начал было Скоупрейдж, но Везергласс жёстко оборвала мужа:

— Если тебя кто-то вообще попросит.

Рэдфилд ушёл, а учёные переместились к лабораторному стенду, куда уже успели поставить предмет всеобщего любопытства.

— Мы не хотим вас надолго отрывать, – сообщил Блэкспот. Скоупрейдж недовольно нахмурился, посчитав тон бывшего ярла излишне обходительным.

— Я только рада от всего этого оторваться, – покосилась на своё «бумажное королевство» Везергласс. – За две недели ни одного полноценного эксперимента. Ни одного захудалого тестирования. Сижу, пишу, сверяю да заверяю. Это уже не отдел прикладной магии, а отдел лингвистики и каллиграфии какой-то. А у вас чего нового?

— С моего прошлого визита – ничего. Кроме того, что мне преподавать запретили.

— И до вас дотянулся, – сочувствующе произнесла малиновая единорожка. – От этой кабинетной мыши никому покоя нет… Так-с, что тут у нас за драконозебра?..

Начальник отдела прикладной магии изучала останки стула несколько минут, уделяя отдельное внимание наименее пострадавшим частям, где под потрескавшимся от жара лаком проступала естественная структура дерева. Наблюдавший со стороны Блэкспот отметил, что доктор постоянно порывалась что-то сказать, но одёргивала себя, продолжая осмотр. Наконец все миллиметры потемневшей поверхности были изучены.

— Конечно, не без сомнений, но очень может быть.

С этой загадочной фразой Везергласс прошла к рабочему месту. Прежде всего поглядела на подписанный лист бумаги, на котором в её отсутствие так и не появился текст заключения, поморщилась и, отмахнувшись от этих должностных обязанностей, едва ли не с головой зарылась в ломившиеся от содержимого ящики стола.

— Как я погляжу, количество недовольных руководством Шейда растёт день ото дня, –заметил Блэкспот, повернув голову к стоящему рядом Скоупрейджу.

— Вы даже не представляете, – отозвался тот, тоскливо наблюдая за дёргающимся из стороны в сторону хвостом жены. – Практически все проекты, которые вела Гласси, остались без финансирования и не получили одобрения. «Феникс-два» Шейд назвал дорогостоящим и опасным. Запретил. «Имитация драконьего пламени» для него не имела «практической пользы» и не показывала «реального прогресса в развитии». «Психосоматическая матрица» тоже в пролёте. Но там, в принципе, причина есть. Без Бикер матрицу сознания физически не достроить потому, что нет объекта исследования.

— Бикер позволяла исследовать своё сознание? – удивился Блэкспот. Бывший ярл одно время обращался с памятью и психикой бывшей начальницы Стэйблриджка как с игрушкой и не предполагал, что та после этого позволит лезть себе в голову.

— Ага. Учитывая, что профессор тогда сочиняла бумаг столько же, сколько теперь свалилось на мою жену, я уверен, она с радостью ради лишнего часа свободного времени терпела эксперименты над собой любимой.

— Вот! – От вопля вынырнувшей из-за стола и размахивающей зажатым в копыте изрядно помятым листом бумаги Везергласс вздрогнули все в ЛК-1.

Принявший у неё добычу Блэкспот в замешательстве уставился на исписанный в прямом смысле вдоль и поперёк лист. Сделанные с разной степенью неряшливости записи были, насколько он мог судить, заметками для самоорганизации – такая-то встреча, запись в спортивный зал, напоминания отправить письмо, сделать одно, другое, третье… Только с подсказки доктора бывший ярл обнаружил, что изучает не ту сторону.

На обороте штришками и выведенными на глаз линиями был начерчен стул. На четырёх ножках, соединённых продольными планками. С чисто символически изображённой спинкой и небрежно отмеченными местами крепления элементов конструкции. Однако в этом небрежном рисунке единорог без труда распознал предмет мебели, который не в единственном экземпляре подпирал стенку секретарского кабинета.

— Ваш рисунок? – рефлекторно спросил Блэкспот, слегка поворачивая лежащий на копыте лист. До выяснения причин недавнего происшествия он не доверял своей магии никаких предметов.

— Нет, доктора Кэнделвик. Работала в моём отделе.

— Работала?

— Ушла в другой научный центр. Три месяца назад. Здесь у неё мыша кабинетная остановила все проекты, поручив какие-то ерундовые задания. И то, что стало причиной возникновения этого рисунка, Кэнделвик доделать тоже не дали. Моё разрешение она получила, но Шейд сказал «опасно, непрактично».

Везергласс жестом попросила вернуть ей листок. Она положила его на стол картинкой вверх. Рядом пристроился поднос с несколькими бутербродами, парой пирожных и четырьмя стаканами фруктового сока – Рэдфилд как раз вернулся из турне по столовой.

— Сколько я должен буду? – вполголоса поинтересовался бывший ярл.

— А я не сказал разве? – Секретарь, только что отметивший схожесть рисунка и сгоревшего предмета мебели, был слегка рассеян. – В столовой для сотрудников НИИ всё бесплатно. Точнее, за счёт административного ресурса. Дейнти Ран отыскал в уставе Стэйблриджа хитро сформулированный пункт о финансировании второстепенных департаментов и выбил себе несколько процентов бюджета. Так что за всё платит Краулинг Шейд. И никуда не денется, так как внести изменения в устав Стэйблриджа ему сложнее, чем выполнить тройное сальто в двухметровом падении.

— Ну что, тогда давайте объедать вашего начальника, – с улыбкой произнёс Блэкспот.

— Так вот, как я ни старалась, дать ход проектам доктора Кэнделвик я не смогла, – с перерывами на сэндвич с хрустящей корочкой делилась информацией Везергласс. – А конкретно об этом проекте со стульями у нас зашла речь только однажды. Кэнделвик предложила проект создания долговременной фурнитуры, которая бы обновлялась при поломке или износе. Фактически речь шла о внедрении биологической магии в структуру неживого объекта.

— А в фантазии этой Кэнделвик не откажешь, – уважительно произнёс бывший ярл.

— Блэкспот, я вас удивлю ещё больше. Кэнделвик нашла техническую возможность реализовать идею. Если этот стул действительно её творчество, то я клянусь ногой, которую ещё не ломала, что в него встроены чары, свойственные птице феникс.

— Ёжкин ты ж! Теперь понятно, почему не получилось распознать магию, – обрадованно пристукнул копытом Скоупрейдж. – Мой Расклинатель на такие чары даже не настроен. Надо будет перепаять…

— И Шейд завернул такой проект? – спросил Рэдфилд, переводя взгляд с листка на воплощённый в дереве и ткани проект самовосстанавливающейся мебели.

Умудрённый годами вкалывания на разных начальников секретарь в данную секунду не мог сделать две вещи: разжевать засохшее пирожное с кремовой начинкой и понять, каким местом думал нынешний руководитель НИИ, ставя крест на потенциально прибыльном проекте с элементами научного прорыва.

— У этой кабинетной мыши, видимо, свои приоритеты, – фыркнула малиновая единорожка.

— Хорошо, – поднял голову Блэкспот. – Допустим, что была такая разработка…

— Да я с Кэнделвик вечер и ночь спорила о возможности существования подобной мебели, – перебила его Везергласс, раздражённая то ли возможным недоверием к своим словам, то ли попыткой Скоупрейджа тихой сапой подсесть к ней поближе. – Собственно, тогда она эту картинку и нарисовала, когда мне свою теорию доказывала. А я решила не выкидывать. Думала, может, она ещё вернётся в Стэйблридж.

— А где Кэнделвик сейчас?

— Эм-м…

— Где-то в Мэйнхеттане, – вспомнил Скойпрейдж. – Ей письмо пришло из какого-то Центра Океанографии.

— Понятия не имею, что специалист по прикладной магии могла найти для себя в заведении, где плетут макраме из водорослей, – перебила мужа Везергласс. – Но, если судить по единственному письму, которое она потом соизволила прислать, что-то нашла. По крайней мере, ресурсы и возможности.

— Гласси тоже пришло письмо от океанографов, – счёл нужным добавить старший лаборант.

Встретив свинцовый взгляд Везергласс, Скоупрейдж придал своей морде невинно-непонимающее выражение. Ответом был ещё более тяжёлый взгляд и возмущённое фырканье.

— Да, конвертик с рыбкой на штемпеле. С интересными предложениями по трудоустройству, должна заметить. Но бросить всё, как Кэнделвик, и уехать – я этого просто не могу.

— Почему? – полюбопытствовал бывший ярл.

— Потому что на мне не только писанина со всего департамента, – дёрнула ушами доктор. – Только благодаря моему упорству и аргументам с десяток научных проектов ещё ведутся. Шейд бы все ЛК через один позакрывал, если бы я против него не выступила. И как только я сорвусь в другое НИИ, все гениальные идеи в кабинетах задушат, а многие останутся без работы. Или будут при своём высшем образовании и искрах творческой гениальности в панелях третьесортных промышленных агрегатов лампочки менять. Я Стэйблридж не оставлю потому, что я не хочу для него такого будущего.

Везергласс замерла, с гордым вызовом глядя в пространство перед собой. Сотрудники ЛК-1, с мест слышавшие её речь, наверняка по-тихому улыбались. Скоупрейдж придвинулся поближе к супруге.

— Ты восхитительно произносишь пафосные речи, – сказал он с выражением полного обожания на морде.

— Отвянь, – не двигая губами, произнесла Везергласс. Чёрный единорог сник и сделал два шага в сторону.

— То есть, допустим, доктор Кэнделвик всё-таки сделала стулья-фениксы, и Шейд купил их для Стэйблриджа? – вернулся к исходной теме Блэкспот. – Но почему они загораются от моей магии, а не от старости?

— Хороший вопрос, – кивнула Везергласс. – Есть в вашей магии что-нибудь необычное?

Бывший ярл посмотрел на старшего лаборанта.

— Магическая инклюзия на субклеточном уровне, – подсказал Скоупрейдж. Неожиданно упоминание научных терминов дало эффект, который ожидался от прозвучавшего ранее комплимента: Везергласс не просто заметила присутствие мужа, но обратилась к нему со словами, в которых в равной степени звучали забота и радость:

— Это правда возможно? Ох, это же тебе на диссертацию исследование.

— Дорогая, я то же самое сказал. Парни, вон, подтвердят.

— И это открытие может стать ответом на все загадки, – объявила Везергласс, вновь поворачиваясь к Блэкспоту. – У Кэнделвик всегда были проблемы с учётом критических и абнормальных уровней магии. Постоянно её в это носом тыкала. Вполне возможно, что необычное излучение от заклинания спровоцировало встроенные в мебель чары. До момента, когда они реально должны были проснуться.

Блэкспот чувствовал себя неуютно из-за взгляда доктора, прикованного к его голове. Закрадывалось подозрение, что мысленно Везергласс уже спилила рог бывшего ярла и запихнула его необычные клетки под конденсор вандерспектрового микроскопа. Во всяком случае, всю ту его часть, которую не растворила прежде в колбах химического стенда.

— Не предложи я вам присесть, мебель была бы цела, – резюмировал Рэдфилд.

— И сейчас не всё потеряно, – усмехнулась Везергласс. – Вы прервали процесс перерождения, однако его можно завершить. Всё, что требуется – ещё немного чар нашего гостя.

— Я бы не рекомендовал. – Рэдфилд кивком указал на «бумажное королевство» Везергласс, расположенное в опасной близости от собеседников. Малиновая единорожка смерила запасы макулатуры уничтожающим взглядом. Во-первых, потому что охотно сама бы их сожгла. Во-вторых, потому что, в теории, пламя феникса не вредило окружающим объектам, следовательно, они ничуть не мешали.

— Вперёд! – скомандовала она. Бывший ярл нехотя подчинился, но подождал, пока Рэдфилд заберёт со стенда поднос с тарелкой из-под бутербродов и пустыми стаканами.

Знакомую дрожь сопротивляющейся магии Блэкспот почувствовал почти сразу. Окружающие, кто с нервозностью, кто с восхищением, наблюдали, как вокруг подгоревшего стула вновь вспыхнуло жёлто-красное зарево, скрывшее под собой объект. Буквально через несколько секунд пламя угасло, и из клубов сдобренного паром дыма на место опустился изящный предмет для создания домашнего уюта. Такой же сверкающий, такой же лакированный, как и прежде. Даже трилистники на обивке вернулись на свои места.

— Эксперимент считаем удачным, – произнёс Блэкспот, поспешно прекращая магическое воздействие. Стул вполне мог пойти на второй цикл перерождения.

— Ох, Кэнделвик, золотые твои копыта! – Везергласс бесстрашно приблизилась к стулу и погладила его спинку. – Из-за выходок Шейда такой гений покинул Стэйблридж!

— Шейд у нас тут в начальниках долго не просидит, – заверил жену Скоупрейдж. – Уж в чём-чём, а в этом я уверен. Его заменит достойный пони. Возможно, даже ты. Потому что по заботе о своих сотрудниках тебя мало кто переплюнет.

Везергласс продолжала молча смотреть на возродившийся стул. Скоупрейдж бросил на Блэкспота и Рэдфилда быстрый взгляд. Оба единорога синхронно демонстративно напряглись, намекая на наступление подходящего момента и готовые сделать то, что в таких случаях требуется от лишних свидетелей. Скоупрейдж сглотнул, избавляясь от вставшей комком в горле амбициозной гордости, и негромко проговорил:

— Знаешь, я тут подумал… Я ведь задолжал тебе очень много извинений.

Рэдфилд и Блэкспот так же синхронно повернулись и вышли из лаборатории, чтобы избежать участи быть вовлечёнными в семейные разборки.

— Что касается моей образовательной программы… – начал бывший ярл.

— Я состряпаю шаблончик и объясню, как его заполнить, – ответил секретарь. – Сделаем всё грамотно, никакой Шейд не придерётся. А на крайний случай... Я поставлю его в известность, насколько непредсказуемы и опасны отдельные его закупки.

— Благодарю, Рэдс.

— Полимат. Бикер. Шейд. Если честно, это всегда был твой научный центр. Остальные «начальники» дёргали лишь нити, которые видели. А ты дёргал вообще все.

— Я финансировал строительство Стэйблриджа, чтобы реализовать свои злые планы, – напомнил Блэкспот.

Секретарь подвигал ушами, выбирая из множества ироничных ответных реплик одну:

— Ага. Но мы всё равно по тебе скучали.

Глава 7. Будни лекаря

Дом бывшего начальника Стэйблриджа навещает медсестра-сиделка с необычными методами лечения...

---

Пожилой бледно-жёлтый единорог, хмурясь и ворча под нос, со второй попытки повернул заедающую ручку и открыл дверь. В планах на сегодняшний день бывшего директора НИИ «Стэйблридж» профессора Полимата значился отдых в кресле-качалке с перерывами на обед и чай, а вовсе не приём гостей, поэтому в его голосе, когда он обратился к переминающемуся с ноги на ногу на придверном коврике посетителю, слышалось неприкрытое недовольство. Факт, что посетителем оказалась миловидная особа из расы кристальных пони, его не смягчил.

— Чем обязан?

Кобылка явно не ожидала столь нелюбезного приёма. Она стушевалась, несколько нервно одёрнула полы белого медицинского халатика и прошлась копытом по локонам короткой, по-деловому уложенной гривы.

— Извините, что беспокою, – смущённо проговорила она, чуть прижимая ушки и явно чувствуя себя неуютно под тяжёлым взглядом профессора. – Меня зовут Айдлинг, я из Балтимэйрского госпиталя. Мне поручена забота о вашем самочувствии.

Сердиться на столь милую особу было практически невозможно. Но Полимат, вынужденный выбраться из любимого кресла и потому пребывающий не в лучшем расположении духа, тем не менее не собирался полностью подпадать под её очарование. Он попытался захлопнуть дверь, но разболтанная ручка выскользнула из-под копыта.

— Сиделка очередная? – фыркнул учёный пони. – Приходил же уже жаловаться в ваш госпиталь. Не нужны мне никакие врачи, медсёстры, сиделки. В порядке я!

— Ваш друг, профессор Вортекс, считает иначе.

— Этот вопрос я сам с ним улажу! Ваши услуги здесь не требуются.

Непослушная дверь всё-таки начала закрываться, но в последний момент кобылка ухитрилась поставить на её пути копыто. Пара глаз под аккуратной чёлкой даже не моргнула в момент столкновения ноги с деревяшкой, от которого иной нерадивый студент профессора, желавший пересдать экзамен, принимался выть на всю улицу.

— Честность прежде всего, профессор, – сказала Айдлинг. – Вам не доставляет особого желания находиться в компании сиделки. В Балтимэйрском госпитале мало медсестёр, согласных терпеть ваш нрав и ваши капризы. Я тоже к особым вашим почитательницам не отношусь. Но для своей семьи заработать несколько битов, знаете ли, хочу.

— Вот так у нас теперь, значит, лечат, – пробурчал единорог. – Никакой заботы о пациентах, только материальные вопросы в голове. У меня в Стэйблридже такого не было.

— Так вам забота нужна или отделаться от меня по-быстрому? – язвительно поинтересовалась кристальная пони. – Я могу сделать пару обязательных терапевтических замеров, после чего уйду. Или просижу с вами весь день, подкладывая под копыта лекарства и взбивая подушку. Решать вам.

— Первое, – проворчал пожилой профессор, раскрывая дверь шире.

Медсестра проследовала внутрь небольшого, по сравнению с соседними, но от этого не менее чванливо обставленного особняка. Из десятка комнат ей сегодня предстояло увидеть две, считая прихожую, или, как её гордо называл сам владелец, парадный зал. Полимат сразу же проследовал в личный кабинет, где, казалось, были собраны все имеющиеся в его распоряжении книги, а широкое окно выходило на полукруглую площадку с фонтанчиком. Даже заслуженный деятель науки, построивший личный научно-исследовательский центр, в Балтимэйре не мог позволить себе сад больше, чем три на три метра. Но благодаря зелёной изгороди и нависающему над окном карнизу казалось, что за кабинетом начиналась уводящая вдаль тенистая аллея. Полимат был убеждён, что созерцание живой природы придаёт ему особую ясность мышления и позволяет легче переносить печальные новости. А также ненавистные медицинские процедуры, в ожидании которых он забрался обратно в кресло-качалку.

— Давайте, издевайтесь, – ворчал он, наблюдая краем глаза, как медсестра достаёт из саквояжа песочные часы, тонометр, стетоскоп, блокнот, карандаш и плоскую оранжевую коробочку, в которой что-то шуршало и перекатывалось.

— Что ж мы так негативно? – спросила Айдлинг, постукивая по стёклышку тонометра. Убедившись, что стрелка замерла на нуле, она принялась бережно обматывать рукав прибора вокруг левой передней ноги единорога.

— А что хорошего в ваших опытах? – отозвался Полимат, чуть приподнимая ногу. – Если они ничего не покажут, это не значит, что я могу, довольный, бегать и прыгать. Это значит, что я могу помереть в любой момент, но с ремаркой «неизвестно отчего».

— Нет уж, летальных исходов мне тут не надо.

— А если хворь найдёте... – продолжал брюзжать профессор. – В моём возрасте лечить поздновато. Сколько я у природы ещё отвоюю? Лет десять? Пятнадцать? Прекрасно, конечно, но наперёд никогда не знаешь. И молодым-то загадывать опасно…

Профессор бросил мимолётный взгляд на каминную полку. Айдлинг, равномерно качая «грушу», изучила выставленные там фотографии. На них Полимат одиноким и старым не был. Его сопровождали земнопони с амарантовой гривой и жёлтая единорожка с оранжевой. Потом на снимках осталась только единорожка, но выглядела она старше. Последнюю по хронологии фотографию, которую пожилой профессор делил с этой особой, брали с каминной полки так часто, что одна из ножек у рамки не выдержала, и фото пришлось просто прислонить к стене.

— Бросьте, всем можно поставить диагноз, всех можно вылечить, всех можно исцелить, – произнесла кобылка, записывая показания прибора в блокнот. После чего перевесила манжету на заднюю левую ногу профессора. – Во всяком случае, меня на это настраивали в медшколе.

— Я полагал, что вы просто замерите показатели моей жизни и уйдёте, – грубо заметил отставной директор Стэйблриджа. – Задушевных бесед не планировалось.

— Тишина плохо действует на психику.

— Как и психологи.

— Ваша правда, – ответила не замолкающая Айдлинг. – Иной раз подумываю сменить род занятий. Завести себе кушетку, начать выслушивать толпы жалобщиков. Хотя там, вроде, диплом нужен какой-то. Надо у кого-то учиться, сдавать экзамены на право слушать чужое нытьё. В эти моменты я обратно передумываю и не становлюсь психологом.

— Вы долго ещё? – с уже не скрываемым раздражением спросил Полимат: говорливая кобылка успела его утомить.

— С давлением разобрались, мониторим пульс, – отчиталась медсестра, переворачивая песочные часы. Мимоходом она также положила холодный жёлтый кристаллик кубической формы на ногу Полимата, и минерал стал ритмично менять цвет с жёлтого на красный и снова на жёлтый. Айдлинг не сводила с магического камешка взгляд, но, к немалому разочарованию профессора, разговаривать ей это занятие нисколько не мешало.

— Это специфическая для Кристальной Империи методика, – с видимой охотой объясняла она, игнорируя явное нежелание собеседника это знать. – У вас тут привыкли по акустическому шуму сердечного ритма пульс считать, а у нас для этого выращены витальнометрические кристаллы. Именно что выращены, в пещерах и шахтах такой самоцвет не найти, в его основе органические соединения и даже чуточку всамделишной крови.

— Надо же, – далёким от заинтересованного тоном произнёс Полимат.

На самом деле у заслуженного научного работника кристалл интерес вызывал, но он наступил на горло своей жажде открытий ради возможности побыстрее избавиться от собеседницы. Не помогло, потому что гостья явно намеревалась расширить его кругозор, причём вне зависимости от желания.

— Нет, серьёзно, замечательная вещица, – радостно продолжала она. – Все коллеги просто зеленеют от зависти. Где-то Кристальная Империя, конечно, от всего мира отстала на тысячу лет. Но кое-где вы нас ещё и близко не догнали. Вот вы учёный, так? Я слышала, что у вас больше ста двадцати публикаций, статей научных. Слышали когда-нибудь про адаптивные жидкие кристаллы?

— Допустим, что нет. – Полимат печально посмотрел на песочные часы. Те словно нарочно замедлили падение песчинок. Или пожилому пони так показалось.

— Везучий вы тут народ. Нас при Сомбре из-за этих кристаллов в хвост и в гриву… трудиться заставляли. Месторождения искать. Они ведь, заразы такие, и вправду жидкие. Затвердевают лишь под воздействием магии, которая может придавать им форму, менять эту форму, зачаровывать по-всякому. Я почему-то думала, что про них везде слышали.

Айдлинг скатала манжету и шланг тонометра и проследила, чтобы прибор занял в сумке как можно меньше места, после чего продолжила:

— То есть кристальным пони, чтобы угодить повелителю, под землёй надо было нарыть озеро, ручей, гейзер. Хотя бы лужу этой радужноцветной дряни. Которой королю нашему всё время мало было. Мы в народе шутили, шёпотом, конечно, про то, что он жрёт обычные кристаллы и запивает жидкими… Честное слово, иной раз кажется, что если бы не чудесное избавление силами ваших принцесс, мы бы до центра мира докопались.

— Плохо вам жилось при Сомбре, да? – всё-таки не удержался от вопроса профессор.

Песок в часах давно пересыпался, но кобылка заметила это только сейчас и на пару мгновений застыла: то ли вспоминала количество измеренных ударов сердца пациента, то ли искала ответ на заданный вопрос.

— Уж счастливыми эти годы никто не назвал бы, – вздохнула Айдлинг, черкая в блокноте. – Хотя нет, пара командующих назвала бы. Но и тем Сомбра под конец правления надоел как насморк. В общем, всё государство искало способ от своего короля избавиться. И тут, конечно… – последовал куда более тяжёлый вздох, – не без потерь.

— Вы кого-то потеряли? – спросил Полимат, после чего обратил взгляд к потолку, пытаясь понять, в какой момент учёный-исследователь в нём переспорил утомлённого жизнью пони, потому что вопросы сейчас задавал первый, а второй, имевший желание выставить гостью за дверь, отмалчивался.

— Давайте я лёгкие у вас послушаю, – вместо ответа сказала Айдлинг, вооружаясь стетоскопом. Очевидно, для этих процедур никаких кристаллов не имелось, и медсестре приходилось использовать устройства, известные ещё предкам Полимата.

Профессор выпятил грудь, к которой сразу же прижалась холодная пластинка стетоскопа, а сам наблюдал за выражением мордочки кристальной пони, впервые с начала визита переставшей молоть языком. Айдлинг часто моргала, словно пытаясь сдержать слёзы. Не очень уверенно водила копытом. Вопреки инструкциям дёргала ушами, из-за чего ей пару раз пришлось заново надевать стетоскоп. По её поведению было понятно, что она очень не хочет отвечать на этот вопрос.

Какое-то время прошло в молчании, поскольку профессор усердно выполнял команды «дышите, не дышите», а Айдлинг кроме них ничего больше не говорила.

— Я затронул тему, которую не следовало трогать, – произнёс Полимат, когда стетоскоп отправился в медицинскую сумку. – Моя ошибка. Прошу прощения.

— Интерес типичный и вполне оправданный, – ровным, совершено не похожим на прежний жизнерадостный, тоном ответила медсестра. – У вас не было своего Сомбры. Вы все хотите выяснить, что такое диктат и каково при нём жить. Просто… иногда лучше не знать.

— Так, а что с теми жидкими кристаллами? – сменил тему Полимат.

— Да в принципе ничего, – последовал резкий ответ. – Просто прихоть спятившего на всю голову правителя. Подвластные ему рабы трудились день за днём, но не нашли даже следов этой сказочной субстанции. Короля это только злило. Он считал, что мы недостаточно усердно копаем.

Очередные несколько строчек наблюдений украсили страницу в блокноте. Карандаш уткнулся в следующий медицинский пункт.

— Есть какие-то жалобы на здоровье?

— Предпочту, чтобы они остались при мне.

— И всё же?

Профессор раздражённо вздохнул и принялся мерно раскачиваться. Медсестре пришлось чуть отодвинуться, чтобы качалка не прищемила ей хвост.

— Я быстро устаю. Много хочу спать. Больше не могу читать с утра и до обеда книги – болят глаза и голова в целом. Временами засыпаю после обеда, а просыпаюсь с наступлением ночи и до утра не могу уснуть. Бесцельно брожу по дому, не знаю, чем себя занять. Меня иногда злят громкие звуки с улицы. Или то, как лежат в комнате вещи. Вот все эти разглагольствования вы можете записать одним термином «старость». Потому что она у меня сейчас и есть! Жаловаться и злиться я могу лишь на то, что время идёт только в одном направлении.

— Да я смотрю, вас вообще легко разозлить, – уже веселее фыркнула кобылка.

— Мы с процедурами на сегодня закончили или как? – раздражённо поинтересовался Полимат.

— Ну, почти, – кивнула медсестра. – Вы какие лекарства сейчас принимаете?

— А-а-ай, – махнул копытом профессор. – Там в серванте на полке посмотрите. Я учёный пони с высшими научными степенями, но эти языколомные названия лекарств мой интеллект не приемлет.

— Прекрасно вас понимаю. Когда проходила курсы ускоренной переподготовки… это чтобы нагнать отставание в знаниях за тысячу лет… Так вот, когда их проходила, был целый курс под названием «Лингвистическое аптекарское конструирование». Вот не вру, так и назывался. Он про то, как лекарства получать в виде порошков или зелий. Как их смешивать. Как называть то, что в итоге получается. По-моему, единственные занятия, на которых я тыкалась носом в парту. Такая скука…

— Кто у меня засыпал на лекциях, тех я из аудитории выгонял, – поделился воспоминаниями учёный пони. – А следующее занятие начиналось с их извинений.

— Суровый вы, – отметила кристальная пони, перебирая в копытах стеклянные баночки с конусовидными крышками. В каждой лежало от трёх до пары десятков неровной формы таблеток. – Тэк-с, «Соуласед», «Трикалмин», «Клирсимайндатол», «Ризистранс»… Прям какой-то набор невротика. Нет, я, конечно, заглядывала в ваше медицинское дело, но там и половины из этого не значится.

— Видите ли, я сам в состоянии определить, какие таблетки мне помогают, какие нет, – отозвался со своего кресла Полимат.

— Что, врачи нам не указ, да? – бросила на него озорной взгляд через плечо кобылка.

— Я не желаю, чтобы какой-то двадцатилетний выскочка, экстерном прошедший интернатуру, указывал мне, как мне переживать моё горе, когда и кому плакаться, и чем себя успокаивать.

— О, да вам прямо сейчас пара пилюль не повредит! – окончательно вернулась в хорошее настроение Айдлинг. – Только это всё пустая трата битов. Шарики из муки и то полезнее. Дают пользу хотя бы в пищеварительном тракте… – Баночки с лекарствами перекочевали в медицинскую сумочку. – Попробуем немного иное средство.

Айдлинг откинула крышку оранжевой коробки, в которой Полимат краем глаза рассмотрел закупоренные ампулы, завёрнутые в тонкую бумагу столбики таблеток и какой-то плоский тёмно-синий диск. К удивлению профессора, именно за этим плоским диском кристальная пони и полезла. Взяв нечто, напоминавшее крохотную виниловую пластинку и скальпель, она медленно покрутила чудо-лекарство, срезая с его края тоненькую полоску. Придерживая срезанное на кончике скальпеля, она осторожно поместила «нитку» на дно мерного стаканчика и плеснула сверху воды из стоящего на столике графина.

— Ещё один секрет медицины кристальных пони? – спросил Полимат, наблюдая, как вода в стакане шипит вокруг растворяющейся «нитки», а после обретает сначала зеленоватый, потом голубоватый оттенок.

— Зверская штука, – отметила Айдлинг. – Но зверски полезная. Вообще-то это пещерный гриб Панацис, спрессованный до состояния твёрдого блинчика. В горах возле Империи таких можно много встретить.

— Их едят?

Кристальная пони насмешливо фыркнула.

— Съесть этот гриб можно. Но только один раз. В жизни. По-хорошему, из Панациса выжимают все соки, которые особо ядовиты, а остаток вот этот употребляют в столь мизерных количествах, что доктор грибной пласт может таскать всю жизнь, и лишь его дети отрежут от сердцевины последнюю ниточку. Кстати, лечебного эффекта Панацис со временем не теряет, за что его, собственно, у нас и любят.

— Но он ядовитый? – потребовал уточнения профессор, с недоверием поглядывая на стаканчик с голубой жидкостью.

— В такой дозировке скорее тонизирующий. И безвредный. Время вспять он, конечно, не повернёт, но ритм дневной нормализует. Может, даже зарядит такой энергией, что весь город пешком обойдёте. И ещё на тридцать отжиманий останется… Да что ж вы всё так смотрите!

Вдоволь налюбовавшись на полные подозрения взгляд учёного пони, Айдлинг смахнула со стола стаканчик и залпом выпила раствор плоского гриба. Поморщилась, вздохнула и принялась отрезать следующую порцию.

— Как видите, не задыхаюсь, не помираю. Только теперь ночью уснуть, наверное, не смогу от приступа гиперактивности. Мне Панацис рановато ещё употреблять. Своих жизненных сил много.

— Фух! Так и быть, – сдался профессор, – хлебнём вашего зелья.

— Можно подумать, я вас заставляю, – обиженно сказала Айдлинг, бросая новую «ниточку» в стаканчик и берясь за графин. – Не хотите – достану обратно ваш «Соуласед» и его сородичей по химсоставу.

Медсестра внимательно наблюдала, как упрямый пациент пробует на вкус раствор загадочного гриба, как морщится от не самого приятного вкуса, но опустошает предложенную ёмкость.

— К вечеру увидите, как он действует. И никаких больше медикаментов не понадобится.

— Я так полагаю, мне придётся у вас купить весь этот грибной кирпич? – поинтересовался Полимат, принюхиваясь к пустому стаканчику и делая жевательные движения, словно пытаясь счистить с языка противный привкус.

— Не обязательно. Если мне не изменяет память, должность обязывает приходить сюда каждый день, проверять ваше самочувствие. Можем дополнить это экспериментами с медициной Кристальной Империи.

— Можем. Но на сегодня давайте-ка уже закончим.

— А собственно, мне и так пора, – послушно кивнула кобылка. Она убрала коробку с лекарствами и песочные часы, закрыла сумку и повесила её себе на спину. – Приятно было побеседовать.

— Да, – хмыкнул профессор.

Пока что он улучшения самочувствия не ощущал, но отметил, что с этой конкретной сиделкой хотя бы можно вести интересный разговор. Похоже, что она в прошлом потеряла кого-то важного для себя. А Полимат, не признаваясь в этом, искал собеседника со схожим горем, собеседника, который мог понять тяжесть его состояния. Тяжесть от вида фотоснимков, с которых улыбалась та, кто никогда больше не сможет порадовать сердце старика живой улыбкой.

*   *   *

Дверь мини-особняка закрылась, и кристальная пони постояла немного на крылечке, прищурившись и вглядываясь в часы на башне мэрии. Ей важно было точно установить, сколько времени она провела в доме у профессора Полимата. По её прикидкам выходило – едва ли не слишком много. Она без лишней торопливости, но и не медля спустилась с крыльца, на ходу зубами отцепив от халата значок Балтимэйского госпиталя, который оказался не пришит, а всего лишь прицеплен на зажиме. Дальше, сунув значок в саквояж, медсестра сделала ещё более странную вещь: быстро сняв халат, вывернула его наизнанку и вновь надела; форменная одежда превратилась в простую летнюю курточку. Она проделала всё это настолько быстро и спокойно, что никто из немногочисленных прохожих не обратил на её более чем необычное поведение внимания.

Кристальная пони перешла на другую сторону улицы и расположилась на лавочке. Она выбрала место, откуда открывался вид на жилище Полимата и скромного вида кафетерий, хозяева которого бродили между пустующих столиков, от нечего делать поправляя салфетки. Кобылка ожидала, когда на дальнем конце улицы появится голубая пони с подстриженной под каре бежево-лазурной гривой. Она тоже носила униформу медсестры Балтимэйрского госпиталя и направлялась к дому профессора Полимата. Но до порога не добралась, потому что на её пути внезапно возникла кристальная пони.

— Вы ведь Айдлинг, верно? – спросила она.

— Да, – немного растерянно кивнула кобылка.

— Я слышала от профессора, что он ждёт кого-то из, извините за прямую цитату, «госпитальских девиц». Всё пыталась не спутать имя. Просто у меня знакомая есть, Астинг. Вроде созвучно.

— Вы простите, мне к пациенту… – Настоящая медсестра Айдлинг попыталась обойти неожиданное препятствие, но кристальная пони сделала шаг в сторону и вновь преградила ей дорогу.

— Пациент, прямо вам скажу, сегодня не в настроении, – произнесла она, не сводя с начинающей нервничать медсестры пристального взгляда. – С крыльца спустит.

— Но мне надо… – Айдлинг снова попыталась обогнуть стоящую на пути кобылку, и вновь её движение было пресечено на полушаге. – Я обязана справиться о его самочувствии, провести осмотр...

— Тут такая ситуация, – процедила кристальная пони. – Профессор Полимат – весьма капризная личность. Абы кому из госпиталя не доверяет. Он нашёл меня по рекомендации бывшего коллеги профессора Вортекса и сам позвал. Как раз-таки для заботы о своём здоровье и всё такое прочее.

— Но, как бы…

— Да-да-да, – взмахом копыта спешно прервала собеседницу кристальная пони, – я в курсе, что в ваш госпиталь обратились с просьбой следить за самочувствием пожилого профессора. Особенно с учётом того, что случилось с его дочерью. Это действительно на редкость печальная история, и я сегодня от Полимата наслушалась… А давайте посидим немного в кафе? – последовало внезапное предложение.

Медсестра замялась, бросила взгляд на башенные часы, на дом профессора, немного подумала.

— Ну, хорошо. Только сперва… Моё имя вы знаете, а вот я ваше...

— Патримони, – чуть присела в подобии реверанса кристальная пони. – Меня зовут Патримони. И я прекрасно понимаю ваши переживания.

Они уселись за столик, выбрав тот, что вплотную примыкал к кирпичной стене заведения. Рядом моментально появилась владелица кафетерия, с большой радостью выслушавшая, какой набор минеральных вод и сладостей предпочтут посетители. В плане заказа Айдлинг поскромничала, зато кристальная пони разошлась, мотивируя это своим слабым знакомством с эквестрийскими десертами.

— Я в сфере медицины не новичок и прекрасно понимаю, какую работу приходится проделывать ради мелких монеток. Клок сена у вас отнимать не хочу, – оторвавшись от разглядывания только что поданного мороженого, сказала Патримони. – Но и вам его не заработать. Не с этим пациентом. С ним очень сложно найти общий язык.

— Но это моё призвание, и я не могу им пренебрегать.

— А я и не прошу от этого отказываться. И от бонуса к зарплате тоже. – Патримони вытащила из саквояжа блокнот и положила его на стол перед Айдлинг. – Вот всё, что вам необходимо фиксировать по пациенту.

Айдлинг робко приняла блокнот и открыла единственную заполненную страницу. Пробежалась глазами по данным о кровяном давлении, пульсе, жалобам на самочувствие, перечню принимаемых лекарств и дозировкам.

— Чего-то не хватает? – спросила Патримони, внимательно наблюдая за ней.

— Нет, всё так.

— Тогда хочу сделать предложение. Как коллега коллеге. Давайте встречаться здесь, в этом уютном заведении, где недурственные, я прямо сейчас отмечу, фруктовые сиропы. Каждый день, скажем, в два часа. Я к этому времени проведу необходимые процедуры с профессором. А вы придёте и перепишете все цифры для своей отчётности. Вам от этого больше свободного времени, чтобы, например, семью проведать. И нервов меньше потратите.

Кристальная пони приступила к поглощению заказанных десертов, не сводя, однако, пристального взгляда со своей визави и подмечая малейшие изменения в её поведении. Размышления Айдлинг закончились тем, что она полезла в свою медицинскую сумку, где стопкой лежали необходимые медсестре блокноты. Прежде чем она нашла карандаш, Патримони успела подтолкнуть ей свой.

— Благодарю вас, – кивнула Айдлинг. – Как коллега коллегу.

— Не фтоит бвавовафности, – ответила Патримони и только после этого проглотила остатки мороженого. – Постоянно страдаю от этой привычки. Говорю с набитым ртом. А ведь если еда в дыхательные пути попадёт… Главное, пациентов одёргиваю, а себя…

Айдлинг, скорее всего, не слушала – она приступила к переписыванию данных. Патримони, чтобы не мешать ей, сосредоточилась на следующем десерте. А также к воспоминаниям, в которых появлялись нетрадиционные методы лечения, избежавшие участи быть занесёнными в блокнот.

Ей прежде не доводилось посещать третий этаж дворца. Обычным воинам делать там было нечего, но, раз оба командующих оказались сильно заняты, Патримони с радостью взяла на себя почётную миссию, включавшую осмотр этой территории и доставку особо ценного груза. Во всяком случае, так она пыталась сформулировать для себя эту задачу, потому что из уст командующего Прэсенса оно прозвучало как «найди знахаря и принеси королю микстуру».

Естественно, Патримони, верная именно правителю, а не его подхалимам, с доблестью выполнила поручение, лишь немного задержавшись в пути по причине того, что знахарь Ризн оказался очень нерасторопным и очень молодым пони.

— Очевидно, ты та самая кобыла-солдат, – сказал он, на мгновение оторвавшись от стола, заставленного всевозможными алхимическими приборами, в которых булькали и перетекали по тонким трубкам разноцветные жидкости. – Наслышан. Троим жеребцам, которые лезли к тебе с непристойными предложениями, кости сращивал.

Конкретно этот посещённый Патримони кабинет впечатлял вещами, сколь интересными, столь и не вязавшимися с деятельностью лекарей. Со шкафа свисали как стебли соломы, так и надеваемая под доспех плотная стёганая попона, а из некоторых склянок на гостей «смотрели» погружённые в жидкость гвозди, пружины или порубленные на кусочки перья. Хозяина этих владений Патримони решила обучить собранности и дисциплине – чтобы он немедленно кинулся готовить микстуру, а не гонял на скорость зелья по трубкам.

— Король требует свою микстуру, – сухо произнесла она.

Ризн внезапно зашёлся в приступе хихиканья.

— У меня оставались сомнения, но голос тебя выдал.

Патримони, склонив голову набок, ждала объяснений, которые поступали в час по чайной ложке, так как знахарь больше интересовался откручиванием и закручиванием краников в своём сложном лабиринте трубок.

— Нет, я даже одобряю решение короля. Взять в солдаты кобылу – очень здравый шаг. Ибо соображать будет лучше некоторых. Потому что кровь будет поступать, в основном, в мозг. А не к другому органу…

— Слушай, ты, – грозно качнулась в сторону лекаря Патримони. – Жеребячьи шуточки свои затолкай себе поглубже сам знаешь, куда. Делай то, что требует от тебя король.

Молодой жеребец фыркнул с откровенным недовольством. За подобное поведение любой житель Кристальной Империи вполне мог отправиться изучать минеральные жилы глубоко под её землями. Но у придворного лекаря либо совсем отсутствовало чувство самосохранения, либо имелась какая-то весомая причина так себя вести.

— Ты не молод ли для знахаря? – поинтересовалась Патримони, продолжая наблюдать за нарочито неспешными действиями жеребца.

— Да вот, не успел что-то состариться, – съязвил тот, пристально изучая уровень медленно капающей в колбу жидкости. – Стараюсь, но получается как-то не очень. За год старею только на один год. Прямо напасть какая-то.

— Король ждёт свою микстуру.

— А, не сверли мне уши словом на букву «к», – отмахнулся Ризн, но тем не менее полез в шкафчик на левой стене за какими-то ингредиентами. Ближе всего к Патримони он положил плоский тёмно-синий диск, словно помятый в нескольких местах. Жеребец тонким острым ножом отделил от диска похожую на нитку стружку и опустил её на дно глубокой чашки. Буквально две секунды спустя у его горла замерло остриё короткого меча Патримони.

— Ты из тех верноподданных, которые не терпят пренебрежения к своему сюзерену? – спросил Ризн, пока его взгляд медленно скользил по лезвию меча.

— Да, но дело не в этом.

— Королю требуется не моя микстура, а моя кровь?

Патримони отдала должное лекарю – учитывая обстоятельства, он не показывал ни малейших признаков страха. Поведение больше напоминало безразличие. Ризн поддел копытом стеклянную палочку и с её помощью начал перемешивать в глубокой чашке заготовленные растворы.

— Н-нет, – запнулась Патримони. – Просто если ты думаешь, что я не знаю, как выглядит гриб Панацис, который славится своим ядом, и который ты хочешь добавить в зелье для короля, то ты глубоко заблуждаешься.

— А… Да. Мне надо каждому умнику рассказывать… – вздохнул Ризн, не прекращая своего занятия и игнорируя застывший у его горла меч. – Собственно, желание короля вкушать этот грибочек без вреда для своего здоровья и привело меня в этот кабинетец. Так уж получилось, что один пони определил правильную процедуру обработки Панациса и безопасную дозу, при которой он оказывает стимулирующее воздействие и усиливает магические возможности… Железку убери!

Подкрепляя похожую на приказ просьбу, знахарь стукнул палочкой по угрожавшему его жизни оружию, сделав это так, словно парировал удар. Патримони нехотя отвела лезвие от шеи жеребца.

— Благодарю. – Ризн резко поднял палочку и внимательно изучил стекающие с неё капли. – Этот пони, разгадавший тайны гриба Панациса, был моим наставником. Пока не отравился и не помер. К счастью, я сохранил часть его знаний и опыта. А вот если я умру, то знания эти вообще навечно исчезнут.

— И поэтому ты считаешь, что вправе неуважительно относиться к королю? – спросила Патримони, опуская меч.

— Не совсем так. Мне просто стало любопытно, как быстро тебя можно вывести из спокойного состояния. Не сильно много потребовалось времени. Его величество может быть доволен своим выбором – ты ему неплохая поддержка.

— Это он способен определить сам.

Молодой знахарь, постучав всесторонне полезной стеклянной палочкой по испещрённому сколами краю посуды, придвинул чашку ближе к кобылке.

— Микстура для короля. Не расплескай по дороге.

Он демонстративно вернулся к прерванному визитом командующей занятию, оставив Патримони медленно пережёвывать камни обидных фраз. Отношение к ней и к властным пони Империи, какое выказывал Ризн, буквально умоляло преподать жеребцу пару быстрых и точных уроков вежливости. Но в противовес этому другая сила заставила вернуть меч в ножны и, бережно неся чашу, покинуть помещение.

Молодой, дерзкий кристальный пони – нечто, что давно не попадалось на глаза солдату армии. Нечто, что хотелось бы изучить подробнее. И такая возможность представится, ведь командующему Прэсенсу часто бывает лень утруждать себя перемещениями по дворцу. Так что она не последний раз поднимается на третий этаж за микстурами. Не последний раз видит этот загривок, эту ухмылку, эту бурую метёлку хвоста, эти тусклые мерцающие изломы кристальной шкуры.

Ризн сильно её заинтересовал. Слишком сильно.

— Готово! – Фраза Айдлинг вырвала кристальную пони из воспоминаний. Патримони радушно улыбнулась и забрала свой блокнот.

— Тогда до встречи завтра здесь же?

Она дождалась утвердительного кивка от настоящей медсестры. При этом улыбка оставалась на её мордочке, скрывая истинные эмоции. Пирамида из коварства, расчётливости и безразличия надёжно пряталась за милой общительной личностью, за неделю выучившей из книг немного медицинских терминов.

«Нам с тобой ещё минимум месяц встречаться», – подумала Патримони, глядя на уходившую прочь «коллегу». – «Потому что быстрее я старика-профессора на нужный уровень магии не выведу. Но другие варианты и такой перспективой не наделены».

Глава 8. Гибриды I

Нападение на группу грифонов может начать конфликт между державами, если учёные из Стэйблриджа не выполнят в срок крайне опасное исследование...

---

Три точки, зелёные на синем – покрытые растительностью Ураганные острова. Не столь уж крупные, не богатые фауной, но обладающие стратегическим положением между двумя государствами, а потому с давних пор служащие объектом территориальных споров. Патруль грифонов, отвечавший за наблюдение за юго-западной границей, пролетал над ними ежедневно, а с недавнего времени дважды в день. Правительство Республики продолжало грызться с властями Эквестрии по причинам, которые рядовых летунов не особо волновали: их заботило только сокращение увольнительных и рост числа нештатных ситуаций в районе островов.

Пара дозорных, утяжелённых чешуйчатыми доспехами и шлемами, привычно-зорко оглядывала морской простор, выискивая признаки подобных «ситуаций» – например, удирающих во все крылья пегасов. Замыкающий двойки, бросив очередной взгляд вниз, успел заметить неясную тень, скользнувшую под прикрытие деревьев. В пару взмахов крыльями он догнал лидера и коротко сообщил об увиденном. Приказав остановиться, тот несколько минут висел на месте, пристально вглядываясь в неподвижную зелень, потом снял с ремешков копьё и указал острием на пролив между островами.

Два воина в броне спустились к морю, едва не задевая выступающие камни, и на бреющем полёте медленно двинулись над мелководьем. Их взгляды скользили по плотно растущим деревьям и прибрежным выступам. Они искали нарушителей-эквестрицев, полные решимости вдвоём одолеть целый полк пегасов. Любой грифон крупнее и сильнее пони, а они к тому же были тренированными солдатами, так что не боялись встретиться и с десятком травоядных, будучи уверенными, что с лёгкостью раскидают их. Однако к встрече с тем, что с громким рыком спикировало на них с оставленного без внимания неба, они были совершенно не готовы.

Патрульные вернулись в казарму только поздней ночью. Перед собратьями по оружию грифоны предстали в таком виде, что на всех островах юго-запада незамедлительно объявили боевую тревогу.

*   *   *

Посол Эквестрии в Грифоньей Республике обычно начинал свой день с чашки чая и имбирных пряников. Потом Инцитат переходил к чтению свежих газет и корреспонденции. Затем надевал сюртук и отправлялся в полёт, в гости к кому-нибудь из грифонов, чьё имя всплывало в газетах. Или на заседание Совета Республики. Или в Гротный Район.

Так начинался его день, когда на работу выходил секретарь посольства Клипвинд. Однако местный климат, точнее, присущие ему сквозняки, довели того до воспаления лёгких, и сейчас где-то на континенте специалисту по документообороту подыскивали замену. Так что этим утром тёмно-лиловый пегас с чёрной гривой размешивал кусок сахара в стакане воды, ибо заваривать чай ему было откровенно лень. За газетами пришлось отправить одного из гвардейцев, охранявших посольство.

— Ещё и утро для полётов отвратное, – пожаловался Инцитат собственному портрету, на котором пегас выглядел куда моложе и стройнее, а скрещённые лавровые ветви на кьютимарке не казались увядшими. Горестно вздохнув, он отставил стакан и потянулся к подносу с утренней почтой.

Пасмурный день не спешил становиться хорошим ни в каком смысле: в числе ждущих его внимания разноцветных конвертов посол увидел простой белый, без каких-либо надписей или печатей. По опыту он знал, что именно в таких внешне невзрачных посланиях содержатся самые нежелательные сведения, причём появляются они в самый неудобный момент времени. Вскрыв само собой не подписанное письмо, он понял, что проблема отсутствия секретаря отходит на второй, если не пятый план.

— Эй, коридорный! – выкрикнул Инцитат, обращаясь к гвардейцу в дежурной каморке. Пегас-воин, достаточно насоливший начальству, чтобы нести службу вне континента, нехотя побрёл на зов. Чин у посла Эквестрии как-никак был выше, а наказывать за нарушение дисциплины внутри вверенного учреждения Инцитат очень любил.

— Где ты там пропадаешь на полдороге? – проворчал посол сквозь зубы. Сидя за столом, он быстро черкал строки в норовившем свернуться листе. С постановкой последней точки пегас припудрил лист, стряхнул лишнее, скатал тугой свиток, загнув края так, чтобы никто не смог прочесть ни строчки внутри, и перевязал его ленточкой.

— Это в контору Лонгфлайта, – распорядился Инцитат, протягивая послание замершему на пороге гвардейцу. – И передай Лонгику, чтобы в Кантерлоте прочитали это ещё до обеда.

Послу пришлось нетерпеливо трясти протянутым свитком – настолько нерасторопно гвардеец начал выполнять ответственное поручение. А Инцитату казалась важной каждая минута сегодняшнего дня. Проводив хмурым взглядом уныло волочащего ноги пегаса и едва сдерживаясь, чтобы не прикрикнуть на него, посол бросил взгляд в окно и коротко выдохнул.

— Ну, начинается, – пробормотал он, наблюдая за троицей грифонов у входной двери посольства. Двое их них были простым почётным эскортом. Сопровождаемая же ими личность была куда значительнее: затянутый в отутюженный мундир внушительного вида светлый грифон с двумя полосами жёлтых перьев, тянущихся от подбородка к крыльям. Инцитат следил, как почтивший его визитом вице-командующий Флоуик проходит в дверь, гордо держа голову и смотря прямо вперёд из-под козырька форменной фуражки с эмблемой высшего военного статуса, и лихорадочно прикидывая возможные варианты развития предстоящего разговора.

— Мы не имеем к этому отношения, – сообщил Инцитат, едва грифон переступил порог его кабинета.

— Я ещё даже ничего не сказал, – ответил Флоуик. Было заметно, что он не так планировал вести разговор, но перехватить у себя инициативу посол не позволил.

— Я знаю, что вы мне скажете. Эквестрия никак не связана с этим инцидентом.

— Ага, так вас уже известили?

— Спасибо, что подчёркиваете очевидное.

Грифон подошёл к столу и положил правую переднюю лапу на его край, чуть впившись когтями в дерево, демонстрируя их блеск и ухоженность. Флоуик мог нарядиться хоть в три мундира сразу, но по когтям посол видел, что последнее время вице-командующий бился разве что с ценами в салоне красоты.

— Хватит юлить, – зловеще произнёс Флоуик, нависая над сидящим пони. – Обстоятельства таковы, что ваша эквестрийская братия нарушила государственные границы. И напала на патруль грифонов в воздушном пространстве Республики! Не только я – никто в Совете подобную наглость на тормозах не спустит.

— Предоставьте конкретные доказательства, и тогда посмотрим, – бесстрашно ответил посол.

— Боюсь, на этот раз доказательства будут. – В голосе вице-командующего сквозило злорадство. – И я здесь, чтобы предупредить вас о возможных последствиях. Если правительство Республики примет декрет о мерах защиты, то в течение суток вы должны будете покинуть острова. А дальше… Пока не стану загадывать.

Инцитат слова, которые многих вогнали бы в панику, пропустил мимо ушей. Его уже раз двенадцать предупреждали, что придётся уехать. Дальше этого «чириканья» дело не заходило. А вот самое первое предложение, дополненное полученной ранее депешей, вкупе с заголовками принесённых десять минут назад газет, значило ровно одно: тот, кто обладал информацией, до военных её ещё не донёс. Следовательно, не получил разрешающую отмашку от высокопоставленного друга, в чьи интересы не входил конфликт пони и грифонов. Требовалось поговорить именно с ним, а не с самодовольным вице-командующим.

— Вы всё высказали? – поинтересовался посол.

— Всё я выскажу сегодня на заседании Совета, – пообещал Флоуик, подавшись вперёд и не сводя с Инцитата взгляда. – Тем самым представлю точку зрения центрального военного ведомства. Я намерен ещё раз обозначить, насколько внешняя политика Эквестрии угрожает государству грифонов. Надеюсь, что вы, Инцитат, запасётесь доводами в пользу обратного.

*   *   *

Инцитат приземлился аккурат на внутреннюю дугу бассейна в форме полумесяца, отмечавшего роскошь столичного особняка. От рождённых крыльями воздушных потоков вздрогнули стёкла двойной двери, через которую можно было попасть в апартаменты претора северо-западных краёв. Его личная вилла находилась на приличном расстоянии от посольства, но ради встречи с Гардианом Инцитат напряг крылья.

К большой радости пегаса, Гардиана сопровождал глава «Гриффин Глобал Медиакорп» и ходячая энциклопедия по совместительству. Когда удавалось застать этих двоих вместе, задача выпытывания сведений упрощалась, ибо они успешно друг друга разговаривали.

— Гардиан, Нитпик, здрасьте, – раскланялся посол. – Я к вам по срочному делу.

— Догадываюсь, по какому, – ответил бело-коричневый грифон, переглянувшись с как всегда вырядившимся в вычурный камзол товарищем. Нитпик с позволительного кивка Гардиана придвинул к себе лежащую на столе глянцевую папку, через непрозрачные стенки которой невозможно было сказать, что за бумаги лежат внутри и сколько их.

— Вчера вечером из патруля с юго-западной границы вернулись двое солдат, – сообщил Нитпик, частично повторив собственную утреннюю депешу. – Искусанные, побитые, чуть живые. Как только это выяснилось, казармы округа подняли по тревоге.

— Нашли виновных?

— Что-то вроде того, – хмыкнул Нитпик, приоткрыв папку так, чтобы посол не смог заглянуть внутрь, и вытащив несколько фотокарточек. Качество было неважным, но достаточным, чтобы Инцитат рассмотрел каких-то летающих существ.

— Всё совсем не брильянтово, – поделился впечатлениями эквестрийский посол, изучив предложенные материалы, и поднял взгляд на грифонов. – Но вы ведь понимаете, что это не пони?

— Понятливые в Совете окажутся в меньшинстве, – печально ответил Гардиан. Чтобы сосредоточиться, он смотрел на украшавшую стену семейную реликвию – боевую глефу Грифна Великого. Точнее, на пятую по счёту имитацию боевой глефы, ибо настоящая сломалась ещё при жизни Грифна, а её обломки достались историческому музею.

— Флоуик будет настаивать, что это некая новая хитрость эквестрийцев. Новый маскирующий костюм, специальный разведывательный отряд или оружие, – продолжил Нитпик. – Притом, что пострадавшие грифоны клянутся, что ничего общего с пони у этих существ нет. А моего фотокора самого едва не загрызла одна из этих крылатых тварей. Появилась из леса, принялась кусать и полосовать когтями. Хорошо, Гарафер сумел тяжёлой сумкой в неё запустить и дёру дал. А то бы мы этих фотографий не получили.

— То есть, это какая-то местная живность? – уточнил посол, подняв копытом одну из карточек и внимательно вглядываясь в смазанные очертания запечатлённого на ней существа.

— Похоже на то, – кивнул Нитпик. – Но Флоуик будет гнуть свою линию про эквестрийское вторжение, даже если ему такая тварь ногу оттяпает.

— Думаю, Фэрриер его успокоит.

— Верховный командующий на Минеральных островах, – сказал Гардиан, отводя взгляд от глефы. – Пытается вылечить свои хвори. Он, конечно, всё бросит и вернётся в Ивсфилд. Но экстренное заседание Совета отменить вряд ли успеет.

— Как скоро, по закону, Фэрриер сможет сменить вице-командующего? – прямо спросил Инцитат, бросая карточку на стол. Претор пожал плечами.

— Флоуик ещё три месяца будет сидеть на посту. Потом, как я надеюсь, мы его клёкот в столице не услышим.

— Фэрриер не под запись мне обмолвился, что присмотрел для молодчика склад с вакансией руководителя. На южном пограничном рубеже. Самое то, как я считаю, – усмехнулся Нитпик. – Вот только, боюсь, Верховный командующий во время интервью шутить изволил. Ибо он видит Флоуика своим преемником.

— Пока Флоуик в столичном гарнизоне, у всего мира проблемы, – вздохнул Инцитат.

Собравшиеся смолкли, уткнувшись взглядами в разные углы рабочей поверхности крайне дорогого стола. Дорогой мебель делал материал – редкая порода берёзы. На грифоньих островах данное дерево почти исчезло из-за активной застройки пригодной для этого суши, а на материке росли только виды, сильно уступавшие по красоте годовых колец.

— Претор юго-запада не сможет долго скрывать сведения об Ураганных островах, – вернулся к теме разговора Гардиан. – Пока что Регримм молчит, потому что я его по-дружески попросил молчать. И пресса о ситуации ещё не пишет, спасибо Нитпику. Но Регримм расскажет всё на заседании Совета. Ему деваться некуда, Флоуик потребует информацию. А мы должны как-то на заявления военных ответить…

— Даже если вы, Инцитат, выступите с позицией, что это звери, обитающие на Ураганных островах, а не солдаты Эквестрии, первый вопрос вам: откуда они там взялись? Исследование островов, проведённое не так давно, показало, что там нет живых тварей, кроме насекомых, крабов, птиц и ящериц.

— Они на крыльях. Стало быть, сами прилетели, – мгновенно нашёлся Инцитат.

— Кто они такие? Откуда взялись? – качнув головой, продолжал Нитпик. – Без чётких ответов на эти вопросы ваша позиция против Флоуика не сыграет. Даже если я представлю эти фотографии и приведу Гарафера в качестве свидетеля.

Пегас сел и потёр копытом подбородок. Он уже начал составлять речь от имени эквестрийского народа к преторам семи регионов. Самую умиротворяющую, какую мог сочинить. И признавал правоту Нитпика. Если раньше ситуация сводилась к «случайно летели не там, где надо», и слов посла для успокоения пернатого народа хватало, то теперь, когда появились пострадавшие… Грифоны терпеливо молчали, не мешая послу думать.

— Я напишу Краулинг Шейду, – наконец принял решение Инцитат. – Чтобы явился и привёз с собой исследовательскую группу. Пусть поймают этих зверей и докажут, что это не пони.

— Вы с ума-то не сходите, – попросил Нитпик, вскидывая брови. – Вы намереваетесь попросить Совет не начинать войну, а вместо этого добровольно пустить на Ураганные острова нескольких пони?

— Пусть знают, что мы, эквестрийцы – сторонники справедливости. И ложных обвинений не терпим! – напыщенно ответил, поднимаясь, Инцитат.

— А может сработать, кстати, – усмехнулся, опередив уже открывшего клюв главу «Джи-Джи-Эм», Гардиан. – Чем наглее заявление, тем сильнее будет разногласие среди преторов. У нас в любом случае будет два голоса. Но после прямого требования расследовать происшествие северо-восток и север на стороне Флоуика выступить не рискнут. Кроме того, ваш Краулинг Шейд – видная политическая фигура. Его участие покажет заинтересованность Эквестрии в решении политических проблем… Да, зовите своих учёных.

Грифон-щёголь хотел что-то возразить товарищу, но, мысленно взвесив позитивные и негативные доводы, промолчал.

*   *   *

— Рэдфилд, в мой кабинет! – скомандовал глава НИИ «Стэйблридж», заглядывая в новое помещение секретариата.

Крутившийся вокруг картотечного шкафа единорог вздрогнул. Личный визит Шейда при наличии системы внутренней связи не предвещал ничего хорошего. И вполне мог касаться образовательной программы бывшего ярла Блэкспота, которую секретарь третий день пытался завизировать у начальства.

— Летим в Республику грифонов, – пояснил бэт-пони, когда оказался в стенах своего административного кабинета, за громоздким столом. – Через полчаса. Вы, я, Паддок Уайлд. Большее количество пони брать не велели.

Секретарь едва сдержал порыв высоко вскинуть брови. После знакомства с Шейдом Рэдфилд утвердился во мнении, что мало кто мог велеть бэт-пони что-то делать или не делать. Поэтому выходило, что вояж в соседнее государство имел очень высокую значимость.

Пока Рэдфилд строил догадки, в кабинет к руководителю НИИ поднялся начальник службы безопасности.

— Ситуация чрезвычайно опасная, – сказал бэт-пони, морщась от отражающегося в полированном чернильном наборе утреннего солнца, от которого не спасали даже тёмные очки. – Любая неосторожность способна начать войну.

— Даже так! – присвистнул Уайлд.

— У грифонов давно когти чешутся сцепиться с Эквестрией.

— Из-за Грифонстоуна? – предположил Рэдфилд.

— В частности.

— А что не так с Грифонстоуном? – показал свои великолепные геополитические знания зоолог. Его спутники почти синхронно закатили глаза. Отвечать начал Рэдфилд.

— Грифонстоун – королевство грифонов, основанное восточнее Троттингема почти шесть веков назад с согласия принцессы Селестии. Туда переселилась часть грифонов из Республики…

— Там всё сложнее, – прервал секретаря Шейд. – Когда в давнюю эпоху старое государство грифонов погибло, уцелевших повёл за собой Грифн Великий. Он основал Республику и поразительно долго поддерживал мир между своими сторонниками и грифонами с несколько иным мировоззрением. В итоге после его смерти первые не скинули в море вторых, а вторые не особо презрительно смотрели на первых. Но потом возвысилась Церковь Великого Неба. Не всем захотелось принимать эту веру, а игнорировать её уже не получалось. Самые упёртые провозгласили своего лидера Гровера королём и улетели искать новый дом, попутно вычеркнув из истории своего сообщества Гнездовья и Грифна Великого.

— И их просто так отпустили? – недоумевал Рэдфилд, в принципе знавший историю соседнего государства, но не в таких подробностях.

— Церковь запретила преследование. Тогдашние менторы Церкви провозгласили, что Великое Небо само покарает отступников. Улетевшие нашли себе скалистый участок суши и обосновались там, где-то на середине пути между Эквестрией и Грифоньей Республикой. Потом в Грифонстоуне случился затяжной кризис после того, как был потерян важный артефакт и королевская династия прервалась. Республика отозвалась в духе «так вам и надо» и от своего западного поселения отвернулась.

— Мы-то тут каким боком? – проворчал Паддок Уайлд.

Шейд задумчиво прикусил губу. Из-за свойственных его виду клыков повседневный жест едва не привёл к травме.

— Сейчас ситуация примерно такая, – не спеша начал бэт-пони, сложив копыта перед собой и обратив к подчинённым непроницаемые линзы очков. – Грифонстоун не считает себя частью Республики Грифонов. Эквестрия считает Грифонстоун независимым государством. Республика же передумала. Совет Республики из-за перенаселения, собственно, имеющихся островов, решил, что западный край – часть Республики, которая просто пока не следует законам метрополии. Последние двадцать лет грифоны наседают на Эквестрию с предложениями не препятствовать переселению некоторого количества орлольвов, затеваемому просто так, ради помощи страдающему Грифонстоуну.

— Орлольвов? – насмешливо фыркнул Паддок Уайлд. – Слишком поэтичное для них название. Гибриды они все. Помешанные. Помесь зверя и птицы.

— Только в их присутствии таких терминов не произносите, – сердито попросил Шейд. – Тем более что он биологически неверен. Есть и прочие разновидности грифонов. У которых задние лапы не львиные, а какие-то пятнистые. Или в полоску. Только представителей этих семейств мало осталось. Единицы. Большая часть погибла тысячу лет назад, когда катастрофа уничтожила старые Грифоньи Гнездовья…

Начальнику НИИ надоело впустую молоть языком. Бэт-пони вытащил из кармана пиджака книжечку с миниатюрной картой и перекинул её секретарю.

— Так, не будем о прошлом. Настоящее принципиальнее… В последние годы риторика грифонов ставится всё жёстче. Фактически они открыто сообщают «пустите нашу армию по-хорошему или она сама через вас пройдёт». И всячески ищут малейшее нарушение норм дипломатического права со стороны пони, потому что тогда смогут шантажировать Эквестрию и требовать уступок от принцесс. Например, Грифонстоун за просто так.

— Я так полагаю, пускать грифонов на границу с Эквестрией никак нельзя? – поинтересовался Рэдфилд. Он пристально вглядывался в чернильные линии и точки, сулившие огромные проблемы не настроенным на войну народам.

— Их только пусти, – фыркнул Шейд. – Они там придавят местное население, провозгласят власть Совета и Церкви. А потом начнут облизываться на прилегающие земли. Решат, что они вроде как ничьи, а стало быть их, грифоньи. Ну и подумают: «А что бы нам не построить ещё городов». – Начальник НИИ очень умело начал ломать голос, изображая чужую речь. – «Ой, там что, уже живут пони? Ну ничего, поживут ещё где-нибудь, у них места много…» Нет, если клювастых сейчас не осадить, они так наглеть и будут.

— Мы-то тут каким боком? – снова напомнил о себе бурый земнопони. Шейд горестно вздохнул.

— Ты, Уайлд, будешь ловить тварей, атаковавших грифоний патруль на Ураганных островах. Если я правильно понял из текста, это те самые существа, которых притащила с собой в Кантерлот змея Ламия. Не знаю, помнишь ли ты их, но такие крупные редкой силы летуны. Бестии.

Зоолог сдержанно кивнул. Издали он упомянутых существ видел. Вблизи – нет, и этому втихаря радовался, потому что ничего хорошего стычка пони и бестии не сулила.

— Их надо поймать или хотя бы чётко зафиксировать их присутствие, – пояснил Шейд. – Причём времени у тебя – четыре дня. Если мы в установленный срок не представим Совету грифонов доказательства версии, которую изложил наш посол Инцитат, то инцидент на островах будет классифицирован как нападение эквестрийцев на патруль грифонов. А это самый прямой повод для развязывания войны. Войны не хотят многие в Совете, а также, я полагаю, вся Эквестрия. Но отдельные убеждённые интриганы, плюнув на последствия, её развяжут.

— Я-асно, – растягивая гласные, произнёс Паддок Уайлд.

Внезапно налетевший порыв ветра хлопнул створкой окна, заставив стекло задребезжать, словно подчёркивая важность момента. Прозвучавшие государственные секреты оставили у пони неприятный осадок.

— По дороге в Ивсфилд, столицу Республики Грифонов, мы сделаем остановку в Балтимэйре, – прервав молчание, начал излагать план действий Краулинг Шейд, – где тебя, Уайлд, высадим. Оттуда на лодке двинешься в сторону Ураганных островов. Тебе придётся лазить по джунглям в компании пары спецкоров «Джи-Джи-Эм». Посол Инцитат поклялся, что это будут самые осторожные и опытные грифоны.

— А я только обрадовался, что хоть одну экспедицию проведу без эскорта, – проворчал бывший зоолог.

— Увы, это требование Совета Республики. Там полдня эти условия согласовывали. В итоге четверо преторов «за», трое «против», – развёл копытами Шейд. – И едут на острова двое пони в компании двоих грифонов. Чтобы избежать предвзятости и подтасовок.

У Рэдфилда появилось неприятное ощущение, которого не возникало со школы. Будто его вызвали к доске, а он не сделал домашнего задания.

— Я не уверен, что моё присутствие как-то поможет Уайлду выполнить его миссию… – начал он, но Шейд тут же остановил его взмахом копыта.

— Второй пони не вы, – пояснил бэт-пони. – Вместе с Уайлдом прочёсывать леса отправят одного детектива по имени Бладхаунд. Командующий Фэрриер нанял его по контракту как независимого эксперта.

Паддок Уайлд равнодушно хмыкнул и отвернулся к окну. Рэдфилд, чуть больше разбиравшийся в пони и грифонах, копытом вернул на место нижнюю челюсть.

— У нас день розыгрышей сегодня, что ли? Верховный командующий грифонов нанимает детектива-пони для решения вопроса войны и мира?

— Ну, там, видимо, всё на личном доверии завязано, – предположил Шейд. Он заметил, что книжка с картой никому в данный момент не требуется, и жестом потребовать её вернуть. – У вас и меня другая задача. Мы должны встретиться с послом Инцитатом и разработать резервный план. На случай, если наш бравый охотник из ружья попадёт не в того, кого надо.

— Я смотрю, доверие ко мне просто зашкаливает, – саркастично заметил Паддок Уайлд. Но мысленно велел себе проверить, в каком состоянии находятся прицельные и спусковые механизмы оружия.

— «Ласточка» будет готова через двадцать минут, – сказал Шейд, намекая на двупегасный транспорт новой модели, в научном центре получивший птичью кличку, и махнул копытом, показывая, что совещание окончено. – Идите, собирайтесь.

— Как скажете, ваше вашество, – пробормотал единорог за уже дверью кабинета.

Отпущенных минут ему едва хватило, чтобы добраться до Гостевого дома НИИ, посвятить супругу в последние новости, собрать предметы первой необходимости в командировочный саквояж, написать и выслать экстренной почтой письмо в Балтимэйрский Зоологический Колледж. А ещё вспомнить всё, что ему известно о государстве грифонов. Или государствах, если считать обладавший сомнительным статусом Грифонстоун.

*   *   *

Балтимэйр, город музеев, библиотек и учебных заведений, конечно же, заслуживал продолжительной экскурсии, но Шейду не хотелось оставаться в нём больше чем на час – советника по науке ещё ожидал перелёт до столицы Республики Грифонов и встречи с послами, чиновниками, военными, которые не собирались сыпать комплиментами в адрес пони.

Рэдфилду, впрочем, часа хватило на то, чтобы бодрой рысью добежать до здания Зооколледжа и вернуться оттуда с увесистым металлическим чемоданом, напоминавшим надкусанную с уголков вафлю. За время его отсутствия компаньонов успели осадить три грифона. Нитпик, одетый в недешёвый камзол, вёл дискуссию с Шейдом. Над Паддоком Уайлдом, готовившимся к морскому круизу, подтрунивал высокий грифон с чёрными перьями под кепкой и бело-серыми перьями под майкой. Его звали Гарафер. Самочка с оранжевыми рисунками вокруг глаз, чья шерсть темнела лишь ближе к хвосту с кисточкой, носила на одежде именную карточку «Н’сиа» и тоже представляла сеть издательств «Джи-Джи-Эм». Пони-зоолога от этой парочки требовалось срочно спасти, иначе существовала вероятность, что спасать придётся грифонов.

— Уайлд, можно вас на пару слов?

Земнопони, недоверчиво посматривая на стоящих рядом грифонов, сутуло побрёл к единорогу.

— Если только на пару, – предупредил он. – Вся наша весёлая компания должна оказаться на Ураганных островах до темноты. А лучше ещё раньше, иначе я этих помешанных за борт выкину.

— Не поможет, – улыбнулся Рэдфилд. – Они крылатые.

— Я найду, что к ним привязать, чтобы это компенсировать, – хмуро пообещал зоолог. Рэдфилд для собственного спокойствия решил отнести это высказывание к редко проявляемому суровым жеребцом чувству юмора.

— В общем, – секретарь протянул зоологу небольшую коробочку, – тут небольшая разработка от ваших коллег из местного центра…

— Ну-ка, ну-ка, – оживился Уайлд. Он открыл коробку и замер, глядя на пару металлических браслетов, разложенных в виде цифры «3». – Хм. Я не настолько прогрессивный, чтобы это понять, – сообщил он; вспыхнувшие было в его глазах искорки интереса погасли. – Что сие есть?

— Прототипы следящих устройств. Крепятся и затягиваются на лапах животных. Вмонтированная внутрь браслета цитриновая полоса испускает постоянный сигнал, который видит эта машина.

Рэдфилд легонько пнул стоящий рядом с ним чемодан. Уайлд сопоставил взглядом новую поклажу и свободное место в парусной лодке.

— Это всё нужно, чтобы мы не потерялись, да? – предположил зоолог.

— Нет. Подразумевается, что вы наденете это на бестий. Потому что все устройства – часть совместного проекта балтимэйрских зоологов и Стэйблриджа по отслеживанию редких животных. Прототипы закончили буквально сегодня. Я письмом поторопил… Теперь пришла пора опробовать браслеты на практике.

— Тут проблема, – глядя единорогу в глаза, ответил земнопони. – Я не гарантирую, что мои транквилизаторы хоть как-то на этих существ подействуют. Не факт, что я смогу взять у них образцы крови, выполнив приоритетное задание. А цеплять эти побрякушки – совсем не вариант.

— И всё же, если представится возможность, сделайте это.

Секретарь практически силой вручил коробочку зоологу, а чемодан перенёс в багажное отделение «Ласточки». Рэдфилд сделал это столь поспешно, что едва не стукнул по морде усатого земнопони, как раз показавшегося из-за лётной повозки. Отшатнувшись от зависшего в воздухе чемодана, тот выдохнул что-то неразборчивое и явно экспрессивное, после чего перешёл к подобающим приветствиям:

— Добрый д’ень. Меня зовут Бладхаунд. Слутщайно не вы отправляетесь к Ураганным островам?

Паддок Уайлд выдал симметричное приветствие – неразборчиво ругнулся. После чего шёпотом пояснил:

— Мало мне двух помешанных. Ещё акцент этого на нервы действовать будет…

*   *   *

— Какая красавица! – восхищался тёмно-лиловый пегас, обходя карету, в которой важные гости совершили перелёт до столицы Республики Грифонов. Транспорт явно строился не под местные стандарты – занимал полторы гаражных площадки, обозначенные белыми прямоугольниками.

— ДПТ-9. «Ласточка», – представил воздушную карету Краулинг Шейд. Он бережно погладил правую дверцу и ребристую боковую стенку, формой напоминавшую его крыло. – За основу взят концепт личного экипажа принцессы Луны, сделано несколько конструкционных доработок, призванных улучшить аэродинамику и перераспределить нагрузку на извозчиков.

Шейд пропустил мимо ушей недовольное фырканье, которым два измотанных пегаса-извозчика отмечали, насколько благодарны создателям кареты за технические инновации.

— Снаружи крепка и внушительна, внутри практична и уютна. Думаю, ДПТ-9 скоро пойдёт в серию, – завершил доклад эквестрийский советник по науке.

— Я бы посоветовал также сконструировать модификацию для военных целей, – грустно заметил посол с лавровыми ветками на кьютимарке.

— Всё настолько плохо? – изумился Шейд.

— Соотношение мира и войны в Совете четыре к трём, – объяснил Инцитат. – Это самая шаткая ситуация за всё время. Какую позицию занимает Церковь Великого Неба, сказать затруднительно, потому что на Советах представители не появляются с минувшей весны. И это меня беспокоит больше всего. Прежние менторы Церкви, да примет их Небо, активно били по крыльям своих излишне хищных сородичей.

Стоявший около кареты и металлического чемодана Рэдфилд ещё раз задрал голову, чтобы полюбоваться на единственное здание Ивсфилда, которое не стояло на твёрдой почве. Вытянутый многоарочный храм с парой парадных ворот и высоким несимметричным шпилем, видным из любой части города, завис над населёнными кварталами, словно показывая свою роль ступени на пути к небесным просторам. При лунном свете он производил впечатление, которое секретарь мог охарактеризовать как «чарующее».

— Мир вокруг меняется, не так ли? – тем временем спрашивал Шейд.

— Боюсь, что так, – ответил Инцитат и подошёл ближе к бэт-пони. – Помнишь, что я говорил про грифонов на лекциях по политологии? Или со времён МэйнхМеда ты всё успел позабыть?

— Помню, что ты сравнил Республику с лодкой. Которую двигают два гребца с вёслами – армия и церковь. И есть Совет Республики, который сидит на корме и наблюдает, чтобы ни один из гребцов не халтурил.

— Ага. Голова-то у тебя работает… Не зря я тебе пять за экзамен поставил. Так вот, после того, как я устроился здесь в дипкорпусе, я понял, что метафора правильная, но неактуальная. Совет сейчас смотрит куда угодно, только не на вёсла, а один из гребцов настолько активнее второго, что лодка «Республика» кружится на одном месте.

Рэдфилд из-за всех этих лодочных метафор на какое-то время утратил нить беседы, поэтому продолжил любоваться достопримечательностями города. За маленьким портом, куда изредка прибывали кареты и товарные повозки, открывался вид на тесно сдвинутые каменные и кирпичные дома. Постройки облепили остров настолько, что висели даже на краешке скал над морем и подарили столице имя, где звучало слово «карниз». Спустя века хозяйствования грифонов три центральных острова, сплетённые мостами, утратили любые признаки естественной природы. Число улиц свелось к минимуму, потому что целые кварталы состояли из жилищ, в которые хозяева проникали через крышу. А профессия строителей облачных домов, очевидно, сохранилась лишь среди адептов парившей над агломерацией церкви.

По одной из узких улиц три урождённых эквестрийца шли к главной площади города, всецело отданной под воспоминания о прошлом. Здесь высилась семиметровая статуя грифона с чуть поломанными «рожками» перьев на голове. Грифон устало опирался на боевую глефу, служившую третьей точкой опоры для статуи. При этом он бросал вызывающий взгляд на запад. В ночной тени каменный исполин был хорошо заметен и, очевидно, служил своего рода маяком для заблудившихся горожан.

— Грифн Великий, – тоном экскурсовода сообщил Инцитат. – Таких статуй в различных углах Ивсфилда четыре. И шесть в столицах округов. Конкретно эта расположена напротив музея имени Грифна Великого и соседствующего здания Совета Республики. Там его светлый лик смотрит на визитёров с картин и статуэток. Собственно, памятников культуры, не имеющих отношения к Грифну Великому, в Республике днём с огнём не отыщешь. Даже менторы церкви и прославленные командующие не могут себе позволить памятник в городской черте, а точнее, за пределами своего жилища. Другие мемориалы, какие есть в городе, посвящены грифонам, погибшим во время войн.

— Много войн было? – спросил Шейд.

— По несколько в столетие. Грифоны кидаются на всех и в любых сварах готовы поучаствовать. Только с Эквестрией ещё не воевали, но, как видишь, хотят наверстать… Особо, конечно, чтут память об участниках двух Драконьих войн, во время которых сначала потеряли, потом отбили несколько южных островов. Кого ни спросишь – у любого предки воевали…

Рэдфилд засмотрелся на статую сгорбленного правителя и даже не заметил, что речь посла стихает. Потом, когда спохватился, попутчиков догонять пришлось через всю площадь.

— Ты давай не отставай, – попросил Инцитат. – Ночью нам лучше не расходиться. И поскорее дойти до посольства, где я вас размещу.

— А что, заблудиться можем?

— Это не самое плохое, что по ночам бывает, – невесело усмехнулся Инцитат. – В некоторые кварталы пони и днём лучше не заходить. Особенно в те, где на стенах малюют узоры в виде расправленных крыльев.

Пегас кивнул на кирпичное строение, стену которого закрашивали неоднократно. Второй слой краски, выделявшийся на тёмном фоне, лёг совсем недавно и прикрыл какую-то неуместную пиктограмму.

— Символ «Свободного полёта», – заметил Шейд. – Не так давно читал в «Крыльях правды» статью про них. Сначала посмотрел, что про меня пишут. Потом и про этих беспокойных.

— Бешеные они, а не беспокойные, – поморщился пегас. – Невоспитанные дети невоспитанных родителей. Пытаются привлечь к себе внимание. Вместо тяги к знаниям у них тяга к порче городской собственности и разжиганию костров.

Обмениваясь неспешными вопросами и полными пауз ответами, троица пони миновала пару кварталов. Ритм путешествия изменился лишь вблизи длинного трёхэтажного дома, во всех окнах которого горел свет, а за входными дверями играла музыка. Посол Инцитат ускорил шаг, чтобы поскорее миновать парадное учреждение с вывеской «Любовное гнёздышко». Рэдфилд взял себе на заметку поинтересоваться, что в этом заведении такого необычного.

— Насколько я помню, у «Свободного полёта» есть цель добиться реформ в стране, – заметил Шейд, когда вновь поравнялся с собеседником.

— Боюсь, что цель у них – делать всё не так, как им велят, – отозвался посол, возвращаясь к прежнему темпу. – При этом ребята ещё считают себя дико гениальными. Хотя даже не самому мозговитому алмазному псу понятно, что все их помыслы навязывают извне, что их мероприятия, так или иначе, организовали. Эта толпа лишь мнит себя неукротимой силой. Главные её сколачиватели прекрасно знают, куда ведут остальных.

— На бойню?

— Надеюсь, что нет. – Посол поднял голову, выискивая крыльцо с перилами из завивающихся железных прутьев и такой же по орнаменту балкон. – Вон там вдалеке посольство. Не сказать, что особо надёжное убежище, ибо три гвардейца охраняют не лучше, чем три мешка репы поперёк прохода. Но официальный политический статус пока что не даёт всяким демонстрантам бить стёкла и ломать двери.

— Что-то я уже начал жалеть, что прилетел, – хмыкнул Шейд.

— И напрасно. Вообще-то это хороший город. Древний, красивый. Днём по нему пройдись. Обязательно. Есть что посмотреть, есть куда заглянуть. То, что народ дурной местами… Ну, это и в Эквестрии встречается.

— Пони всё-таки поспокойнее будут.

— Это потому, что мы мяса не употребляем, – поделился опытом пегас. Он кивнул охраннику на посту возле посольства. Охранник, показывая уровень дисциплины, сперва широко зевнул, а потом ответил ленивым кивком. – Местные грифоны в отличие от грифонстоунских особей на растительной диете не сидят. В этом, как гласит официальная наука, одна из причин их агрессивного характера. Да, кстати, – пропустив Шейда внутрь дома, посол встал поперёк дверного проёма и обратился к Рэдфилду, – если будут предлагать что-то явно не растительного происхождения, отказываться не принято. Но и всё съедать тоже никто не заставляет.

— Вы мясо ели? – удивлённо спросил единорог.

— Во имя мира между народами, – улыбнулся Инцитат.

*   *   *

С борта небольшой лодки Паддок Уайлд наблюдал за скалами и росшей над ними зелёной шапкой. Местами эта «шапка» корнями и лианами спускалась к морской воде, образовывая коварно удобные на вид лестницы. Хвататься за такую зоолог не советовал бы.

Лодка подходила к Ураганным островам с севера – единственной стороны, где скальные стены сменялись мелкими рифами, за которыми простирался уходящий корнями под воду лес. Местные вечнозелёные деревья раздробили камни и утопили твёрдую почву в заболоченной стоячей воде. Лишь на самом краю этого леса, найдя путь сквозь острые клыки рифов, опытный путешественник мог отыскать небольшой пляж, на который получилось бы безбоязненно высадиться. Хотя слово «безбоязненно» здесь не годилось: группа из двух пони и двух грифонов подплывала, ожидая нападения из близлежащих зарослей. Пока что ничего опаснее внезапных криков птиц им не встретилось.

— Как же здесь мило, – фыркнул Паддок Уайлд, наблюдая, как по песку боком разбегаются задравшие клешни крабы, а сотни мелких мушек вьются между стволами деревьев, зачастую оставаясь в метровой сетке паутины.

Зоолог находился в недобром расположении духа по двум причинам. Во-первых, он сильно потел в камуфляжной накидке, раскрашенной так, чтобы имитировать сплетение света и теней от листьев. Во-вторых, он был единственным, кто столь серьёзно подготовился к вылазке в джунгли. На земнопони с длинными тонкими усами сидело нечто вроде украшенного многочисленными карманами делового костюма, а грифоны и вовсе не торопились снимать сетчатые майки и кепки. И ничьих советов по поводу экипировки не слушали, поэтому Уайлду пришлось ещё раз рявкнуть на них, когда Гарафер и Н’сиа стали вытаскивать из лодки третью или четвёртую по счёту сумку:

— Эй, помешанные, кто это всё, по-вашему, потащит через заросли?

— Это наши объективы, фотоаппаратура, технические средства, – гордо пояснил высокий грифон. Один фотоаппарат он уже вытащил, чтобы запечатлеть темнеющий край неба, где только что исчезло за горизонтом солнце.

— Они нам необходимы, чтобы добыть для редакции качественные материалы, – вторила ему Н’сиа. – «Джи-Джи-Эм» доверила нам лучшее оборудование…

— И нести его будете сами, – закончил фразу Паддок Уайлд. Он первым делом озаботился источниками света – распаковал несколько прихваченных из Стэйблриджа миниатюрных фонариков «СиПИл», которые за малый размер называл «сипильдявками».

— Вообще-то, это наша общая миссия, – напомнил Гарафер. – И без совместной работы мы не достигнем в ней успеха.

— Нет. Найти чудище и добыть у него образцы крови – моя личная миссия, – отрезал Паддок. – А ваша – не создавать мне лишних поводов для нервного срыва.

— К чему такая открытая вражд’ебность? – изумился четвёртый участник «охоты на монстров», после вежливого кивка позаимствовавший один из фонариков. Паддок Уайлд нашёл в странно говорящем пони каплю полезности: тот немедленно начал переправлять на берег свёрнутые палатки модели «Тент-3».

— Если эти помешанные хотят обвесить себя ненужным грузом, то это их проблемы, – снизошёл до объяснений Уайлд. – Но завтра они в дороге начнут ныть. Потом сделают кратковременный привал, на котором будут сидеть до заката, после чего устроятся на ночлег. И до полудня следующего дня никуда не двинутся. На кой ляд мне такой балласт?

— Вы уверены, что будет имиэнно так?

— Ты сам глянь на этих неженок, – предложил зоолог, натягивая на морду повязку, защищавшую ноздри и рот от мошкары. – Никакой подготовленности, никаких навыков выживания. Собрались как на пикник, а не в поход. Что ж, они правы в том плане, что ужин скоро будет. У тех тварей, которых мы ищем.

Он коротко, с оттенком злорадства, рассмеялся. Н’сиа возмутилась:

— Как типично для копытного считать себя великим знатоком чего-либо, а всех остальных – ни на что не годными! Вы, значит, подготовленный, а мы нет? А что же, интересно знать, делает вас таким экспертом по выживанию?

— То, что я до сих пор не сдох, – сказал Паддок Уайлд, прицениваясь к просветам в зарослях. Оставаться на пляже казалось не самой разумной идеей, так что при свете фонарей путники планировали вытащить лодку на берег и скрыться от искомых бестий среди деревьев.

Спустя один быстрый осмотр зоологу пришлось признать, что от грифонов с их цепкими когтями всё-таки есть толк. Только они, пожалуй, и могли прорубить дорогу через местные заросли.

Глава 9. Гибриды II

В потенциальное противостояние Эквестрии и Грифоньей Республики готова вмешаться третья сторона...

---

— Вам рокриджское или филлидельфийское? Или, может, откроем бутылочку из виноградников близ Нейгара Фоллз? – спросил Инцитат, склонившись над небольшим выдвигающимся из стены ящичком.

Во мраке бутылей тёмного стекла хранились развязывающие язык и туманящие сознание зелья. Выбор посол предоставил Гардиану и Нитпику, которые появились на пороге посольства чуть позже, чем утренняя почта от Лонгфлайта.

Два грифона заняли полюбившийся диван, который для таких высоких гостей содержался в исключительно чистом состоянии. Сидевший ближе к краю Гардиан каждый раз находил забавным поискать на подлокотнике следы от своих когтей. А Нитпик в своём почти до абсурда роскошном наряде постоянно ёрзал, опасаясь попортить складки костюма.

— Нейгарские виноградники всегда радуют язык и нёбо, – отозвался Гардиан. – Но не в такой ранний час. Рекомендую приберечь бутылку до момента установления прочного мира между державами.

— М-да, – кивнул Нитпик, – рановато ещё для таких напитков. Тем более что мне надо будет лететь в Балтимэйр.

Посол перевёл взгляд на гостей из Эквестрии. Краулинг Шейд занял кресло с противоположной от грифонов стороны. Он демонстративно покачал стаканом, где уже плескался фруктовый сок с мякотью. Рэдфилд, сидевший на стуле, некогда отводившемся секретарю посольства, отрицательно помотал головой. Инцитат разочарованно вздохнул и закрыл шкафчик с винами.

— Как себя чувствует Клипвинд? – поинтересовался Нитпик, успевший отметить наличие в посольстве новых морд и отсутствие некоторых старых.

— Совсем здоровье растерял, – печально сообщил пегас, усаживаясь в кресло слева от Шейда. – Переехал в Мэйнхеттанский Медицинский Центр. Позавчера через Лонгика его последние чемоданы отправил. И ведь я его просил отпуск взять, не запускать кашель.

— Секретари очень упрямый народ, – заметил Шейд.

— Подтверждаю, – произнёс Рэдфилд. Бэт-пони, ожидавший несколько иной реакции, чуть слышно хмыкнул.

— Я полагаю, мы не секретарское дело обсуждать собрались, – сказал Гардиан, которого торопило политическое расписание, – а наши согласованные действия, если ваша, Инцитат, затея с зоологической экспедицией провалится. Будем честны, за три оставшихся дня они могут этих бестий даже не найти. Ураганные острова на карте точка, но по площади не такие уж микроскопические.

— Мои ребята-корреспонденты постараются разыскать этих существ, – заверил его и эквестрийцев Нитпик. – И я больше волнуюсь за вариант, в котором встреча состоится.

— В любом случае, нам терять впустую эти три дня нельзя, – добавил Инцитат. – Ситуация четыре к трём в Совете может измениться в любой момент.

— Разве ваш командующий Фэрриер своим возвращением в Ивсфилд не уменьшил провоенные настроения в Совете? – спросил Шейд, обращаясь к грифонам. Гардиан, перед тем как ответить, сцепил передние лапы в замок.

— Верховный командующий слаб. Он ветеран Песчаного Легиона, кавалер многих наград, но сейчас на него смотрят иначе, чем двадцать лет назад. Уважают, но… не боятся. Кроме того, Фэрриер на своей должности загнан в угол. Он не желает провоцировать конфликт. Но если Совет большинством голосов поддержит начало войны, то долг Фэрриера – либо вести армию, либо в знак протеста подать в отставку. И, я думаю, не стоит рассказывать, кто тогда станет Верховным командующим, и какие у него будут стратегические планы. А Совет в поведении своём непредсказуем из-за должностной декомпозиции.

— Простите, а что такое должностная декомпозиция? – спросил Рэдфилд, заметив, что все остальные слушатели молча поняли последнюю фразу. Секретарь сделал мысленную отметку – шестую или седьмую по счёту – о необходимости получше вникнуть в грифонью политику.

— Принцип, согласно которому претор округа может лично являться главой вооружённых сил округа или может делегировать эти полномочия другому грифону, – объяснил Нитпик.

— Так получилось, что из семи преторов округов совмещение постов есть только у трёх, – глухо сказал Гардиан. – В столице и окрестностях командующий Фэрриер одновременно является политическим представителем. Претор Регримм полностью контролирует юго-запад. И на северо-западе я одновременно возглавляю военное и административное управление. У остальных преторов есть прикормленные военачальники, которые или слушаются, или лезут со своим мнением, или диктуют точку зрения. С некоторыми из этих вояк вице-командующий Флоуик на коротком крыле, поэтому центральный юг и юго-восток не слезают с агрессивной риторики. Их мы, скорее всего, не перетянем на нашу сторону.

— Кого мы можем перетянуть и как? – задал принципиальный вопрос Инцитат.

Гардиан, нахмурившись, прямо посмотрел на Краулинг Шейда.

— Наш союзник сейчас – это страх. Флоуик трещит по поводу войны потому, что считает, будто сумеет легко опрокинуть эквестрийскую армию и достигнет победы в считанные дни. Если показать ему и его сподвижникам, против чего придётся воевать грифонам, то минимум половина решит, что их и дома неплохо кормят.

— Тогда звать советника по науке не самая лучшая идея, – ответил на пристальный взгляд бэт-пони. – Лучше подошёл бы Дьютид Клатч как представитель военной аристократии.

— Я знаю, к кому мне обращаться, – отрезал Гардиан. – Меня интересует не эквестрийская армия, а нечто менее заметное, но более могущественное. Лаборатории «Си Хорс».

Шейд удерживал встречный взгляд секунд десять. Затем чуть качнул головой.

— Рэдфилд, – сказал бэт-пони, – не могли бы вы дойти до ближайшего газетного киоска? Я бы хотел прочитать свежий номер «Птичьего полёта».

— Я, пожалуй, провожу мистера Рэдфилда, – моментально встрепенулся владелец газетной мануфактуры. Шейд и Нитпик недвусмысленно намекали стэйблриджскому секретарю, что разговора, который сейчас состоится, он слышать не должен.

Дверь после ухода единорога и грифона закрылась, и в комнате какое-то время царила тишина. Тишина такого рода, когда каждый из сидящих прикидывает, достаточно ли весомы его слова для того, чтобы нарушить молчание.

— Так каков ваш интерес в лабораториях «Си Хорс»? – спросил Шейд.

— Мне важно знать, чью сторону примет научный центр, если начнётся война.

— Я не могу этого знать. Я лишь наблюдаю за деятельностью «Си Хорс» со стороны Эквестрии. Уверен, со стороны вашей Республики тоже есть аналогичный контроль.

— Есть, но он весьма поверхностный. А мне нужны точные сведения.

— Прямой вопрос упростил бы разговор, – заметил Инцитат, которому поднадоело переводить взгляд с одного собеседника на другого. Шейд остался неподвижен, в то время как Гардиан издал тихий смешок.

— Согласен. Насколько мне известно... а Нитпик в этих вопросах весьма информирован… комплекс «Си Хорс» является совместным проектом Эквестрии и Республики. Однако и пони, и грифонам принадлежит по двадцать четыре процента от общей собственности. Вопрос заключается в оставшихся пятидесяти двух. Есть некая третья сторона, известная как Магистр, которая напрямую контролирует деятельность «Си Хорс» в большей степени, чем мы с вами. Мне хотелось бы найти способ связаться с этим Магистром.

Бэт-пони уставился на чайный столик. Инцитат готов был поклясться, что буквально видит, как мчатся мысли в голове бывшего ученика. Задумчивость Шейда привела к тому, что вокруг стоящего на столике стакана холодного сока появилась линия из капель конденсата.

— Даже если я каким-то образом смогу связаться с Магистром, – размеренно ответил советник по науке, – я не могу гарантировать его поддержку. Он займёт ту позицию, которая ему выгодна, следовательно, «Си Хорс» окажется на той стороне, которая вас может не устроить.

— И всё же я хотел бы попытаться, – ответил Гардиан, не сводя с Шейда пристального взгляда, словно пытаясь заглянуть ему в глаза сквозь скрывающие их линзы очков. – Мнение этого Магистра может существенно изменить настроения в Совете.

— Тогда Магистр должен озвучить своё мнение всем преторам. Хотя бы некоторым. И главное, инициатором встречи должны выступать вы.

— Я подумал об этом, – кивнул грифон. – И договорился о неофициальной встрече с преторами севера и северо-востока. А также с их военными советниками. Это колеблющиеся политики, на которых мы должны надавить сильнее, чем Флоуик. И если Магистр осчастливит своим присутствием эту встречу…

— Присутствие Магистра – понятие весьма условное, – пояснил Шейд. – По этой причине его внешний облик остаётся загадкой для любого, кто с ним встречался.

— Как ему будет угодно. От Магистра требуется лишь обозначить угрозу вмешательства «Си Хорс» в потенциальный конфликт. На стороне Эквестрии.

— Если «Си Хорс» со всем, что он разработал и разрабатывает, влезет в конфликт, я боюсь, и грифоны, и пони окажутся на грани уничтожения, – вздохнул Инцитат.

— Именно этой вероятностью я и хочу напугать своих коллег, – сообщил Гардиан.

*   *   *

— Пресса, пресса, пресса, – скучающим тоном произнёс Нитпик, глядя на газетный киоск, прилепившийся к углублению в фасаде жилого дома. – Так долго работаю с ней, что ощутимый для других запах совершенно не чувствую.

— А сколько лет вы в журналистике? – поинтересовался Рэдфилд, выискивая взглядом журнал, называющийся «Птичий полёт».

— Газету в когти взял лет в семь-восемь. – Нитпик отогнул краешек печатного издания, чтобы полюбоваться отпечатанным на глянцевой бумаге вензелем из трёх символов – логотип «Гриффин Глобал Медиакорп». – Даже читать не умел тогда. Да и учить меня никто не собирался. Отца не было, мать занята работой… неважно где. Парень, разносивший газеты, летел мимо, заметил одинокого птенца, скучавшего возле ручейка. Решил повеселить его, сделав пару корабликов из страниц «Лётной грамоты». Забавно, – улыбнулся Нитпик. – Пять лет назад я довёл эту газету до банкротства.

Рэдилд внимательно слушал откровения грифона, а сам попытался вытащить магией экземпляр искомого журнала, но оставил попытки, заметив, какими глазами продавец смотрит на него и на созданное магическое поле.

— Извините, – смутился Рэдфилд. – Наверное, у вас так не принято.

— Сначала показывай перья, потом трогай товар, – пояснил Нитпик, вытаскивая из кошелька несколько монет. Когда их столбик придвинулся ближе к торговцу, тот сам достал с занимающего всю стену киоска стеллажа указанный журнал.

— Перья? – не понял Рэдфилд.

— Так мы промеж себя называем деньги, – пояснил Нитпик. – Пошло с очень древних времён, когда грифоны расплачивались за товары и поступки самыми красивыми перьями. Потом, когда появились чешуйки… это именование монет, потому что они похожи на рыбью чешую, – ловко вкрутил пояснение в пояснение грифон, – их стоимость исчислялась примерно одно перо к одной монете. Так и продолжили называть их перьями. И поговорки остались соответствующие. В общем, не удивляйся, услышав «у него денег на два щипка» или «всех твоих перьев на это не хватит».

— Учту, – кивнул пони-секретарь.

— Так вот, а в журналистике я с девятьсот восемьдесят пятого года. Тогда я устроился на работу младшим наборщиком в «Гриффин Медиасервис». Сейчас это, как нетрудно догадаться, и есть моя «Гриффин Глобал Медиакорп».

Секретарь посмотрел на нижний колонтитул журнала. Там стоял указатель, что ныне шёл одна тысяча двадцать первый год от создания Республики.

Он попытался бегло изучить статьи и рубрики купленного журнала. Пролистал восторженные отзывы о курортах на Минеральных островах, рассказы о рыбах, обитающих в подводных гротах, правила ухода за клювом, объясняющие заботящимся о красоте самочкам, как выделить его поярче, топ диковинных украшений из золота, составленный по исследованиям чьих-то гнёзд, информацию о розе ветров над столичным островом на ближайшие выходные… Рэдфилд решительно не видел, что могло заинтересовать Краулинг Шейда в этом журнале с тысячей повседневных разностей.

— Про нападение на патруль нет никаких сведений, – констатировал факт пони.

— Это аполитичный журнал, – ответил Нитпик. – Затрагивает темы, важные в быту, и не более того.

— Он не из-под пера «Джи-Джи-Эм»?

— Нет. Свободная независимая пресса, – с хорошо различимым оттенком недовольства сказал грифон. – Даже по набору текста видно. Стандарт моей компании – не более пятисот слов на странице в книге и двести для разворота газеты.

— Всё до такой точности?

— Я главный цензор, критик и контролёр качества всех типографий. – В голосе Нитпика на удивление почти не слышалось самодовольства. – Все печатные стандарты наизусть помню. Так вот, «Птичий полёт» в определённой степени популярен и хорошо продаётся. Народ знает, что многие прочие газеты редактируются мной в интересах политики претора Гардиана. А «Птичий полёт» делается на таком уровне, будто вообще никем не редактируется.

— Пробовали его обанкротить? – иронично поинтересовался единорог.

— Неоднократно, – без тени юмора в голосе отозвался Нитпик. – Но владельцы очень упёрты в своём альтруизме. На них грифонья тяга к золоту словно не распространяется.

— М-да… Просто, если этот «Птичий полёт» такой популярный и выходит раз в три дня, неплохо было бы разместить в нём какой-нибудь материал антивоенной направленности.

— Например? – с вежливым интересом поинтересовался грифон.

— Ну… Хотя бы… «Топ десять убежищ, которые спасут вас от эквестрийской армии», – рассмеявшись, выдал Рэдфилд. – Что-то в этом роде. Смысл в том, чтобы обозначить некое изменение быта, которое случится из-за войны. Если общество не хочет лишений, то оно среагирует на статью, и только безумный политик пойдёт поперёк воли общества.

— Навязать мирные идеи не сверху, а снизу? – поморщился Нитпик, но тут же слегка прищурился, обдумывая сказанное. – В этом есть определённый смысл. Я сообщу об этой идее редакции «Птичьего полёта».

— Вы же её не контролируете.

— Умный грифон сказал мне однажды: нельзя лишать народ иллюзии, что у него есть свободная независимая пресса. Посему не на всех печатных изданиях в Республике стоит штамп «Джи-Джи-Эм».

— Хитро у вас всё закручено, – качнул головой Рэдфилд.

За беседой они не заметили, как проделали обратный путь вдоль двух переулков Ивсфилда и вернулись к витым поручням у входа в посольство. Окна первого этажа была расшторены – верный знак, что секретная беседа Шейда с Гардианом закончена.

— Ах да, мне хотелось бы узнать! – поймал почти ускользнувшую мысль Рэдфилд. – Где в вашей стране хранятся изданные законы, постановления, нормы права?

— Государственный архив расположен неподалёку от моего издательства. Но туда вас не пустят. Вы не грифон. Однако если вас интересуют какие-то конкретные документы, я могу их получить по своему привилегированному пропуску.

— Мне нужны разрешающие и запрещающие акты, посвящённые условиям пребывания представителей иных государств и народностей на территории Республики.

— Пф-ф! – шумно выдохнул грифон. – Ладно. Подойдите завтра во второй половине дня к зданию «Джи-Джи-Эм». Где оно находится, спросите у Инцитата, он знает, весь Ивсфилд наизусть выучил. Вам предоставят пыльные тексты для изучения. Весь вопрос в том, что вы хотите там найти.

— Пока что я и сам этого не знаю, – пожал плечами стэйблриджкий секретарь.

*   *   *

Прежде чем солнечный свет заменил на небе лунный, исследователи, заброшенные на тропический остров, развернули активную деятельность. Н’сиа вытащила и стала раскладывать на относительно ровном участке земли некую конструкцию из металлических трубок и натянутой на них ткани. Цветастость поклажи привлекла внимание бывшего зоолога.

— Это чтобы кадры красивее получались? – спросил он.

— Это воздушный змей, – сообщила Н’сиа, показывая катушку с прочной нитью. – Мы собираемся использовать его, чтобы привлечь внимание существ.

— По их поведению, – подхватил Гарафер, – я понял, что агрессивность являлась мерой по защите территории. Живущие на этих островах существа не потерпят появления в воздухе крупного объекта и попытаются его прогнать или уничтожить. В этот момент, как я полагаю, нам будет удобнее всего их заснять.

— И подстриэлить, – добавил Бладхаунд.

— Вы как зоолог могли бы догадаться до такого плана, – намекнула Н’сиа.

— Я и догадался, – сказал Уайлд. – Только вместо воздушных змеев планировал использовать вас двоих.

Снова наступила пауза, во время которой исследователи отчаянно пытались понять, шутит бурый земнопони или нет. А Уайлд им дополнительных подсказок давать не торопился.

Тишина закончилась, когда Н’сиа завершила сборку воздушного змея и понесла его на свободное от деревьев место, откуда открывался вид на самый высокий холм. Паддок Уайлд предположил, что именно там, в глубоких пещерах, прячутся два искомых объекта и умышленно полночи вёл группу к высокой части острова.

Разноцветная конструкция из бумаги и реек поднялась вверх, увлекаемая потоками воздуха. Н’сиа, укрывшись в неглубоком овраге, аккуратно разматывала верёвку, периодически высовываясь и контролируя полет игрушки. Паддок Уайлд обеспечил себе надёжное и незаметное убежище в высоком папоротнике, держа наготове два различавшихся по дальнобойности ружья. В пятидесяти шагах от него скрывался Гарафер – в древесных тенях удавалось разглядеть только его фотокамеру. Бладхаунда переместили на полсотни метров влево, где для него соорудили хлипкую площадку между пальмами. Детективу выдали самый мощный бинокль – ему поручалось заметить приближение бестий и уведомить об их появлении. Все четверо напряжённо ждали реакции со стороны местной фауны.

Вот только фауна проявлять себя не спешила. Змей парил, подчиняясь ветру, верёвка натягивалась и подёргивалась. Сама Н’сиа изнывала от вынужденного пребывания в неудобном полусидячем положении и отвлекалась, наблюдая за вереницей больших муравьёв, деловито марширующих неподалёку. Паддок Уайлд считал проплывающие по небу облака, регулярно сбиваясь на третьем десятке. Другие исследователи, скорее всего, тоже отвлеклись на мелкие заботы, изнывая от солнечных лучей и жаркого влажного воздуха.

— Возможно, наши бестии не любят дневные полёты, – наконец поделился предположениями Гарафер. – Или, что весьма вероятно, ведут сумеречный образ жизни. Потому что меня атаковали ранним утром, а патрульных грифонов – вечером.

— Или ваше балаганное украшение им не по вкусу, – отозвался Уайлд.

Пони говорил резкими сердитыми фразами не потому, что из-за длительного ожидания утихал охотничий азарт, а потому, что грифон-журналист говорил то, что первым должно было прийти на ум именно внештатному зоологу. И вообще Гарафер оказался слишком умным, чтобы соответствовать ярлыку, который Уайлд успел на него навесить.

— Думаю, ближе к вечеру мы это выясним, – заметил грифон. – Ни, тебе замена не требуется? Может, отдохнёшь от приманивания? – обратился он к коллеге, игравшейся с воздушным змеем.

— Прям мысли мои читаешь, Гар! – отозвалась Н’сиа, последние пару часов мечтавшая только о том, чтобы нормально встать и размять ноги.

— Пересменка, – утвердительно произнёс фотограф, выходя из укрытия. Именно в этот момент обитатели острова решили показать гостям, насколько те недооценили их разумность.

Одна массивная фигура поднялась над верхушками деревьев слева от Уайлда и огласила окрестности шипящим рёвом. Ответный крик донёсся из-за деревьев, возле которых засел Бладхаунд. Пони-детектив моментально подал сигнал, впрочем, уже утративший актуальность. Гарафер проворно юркнул в заросли, чтобы оттуда через объектив фотокамеры наблюдать, как две слетевшиеся бестии будут рвать на клочки воздушного змея.

— Перехитрили, сволочи! – ругнулся Уайлд, понимая, что сейчас только у него есть шансы оказать бестиям соответствующий приём. Зоолог поддел копытом ружьё и стал наводить перекрестие на тварь, которая вылезла первой. К счастью, та оказалось достаточно медленной, чтобы первый же усыпляющий дротик достиг цели, вонзившись в мясистый бок. Вот только эффекта выстрел не произвёл, лишь усугубил ситуацию: бестия решила, что её атаковал летающий ромб. Последовавшая расправа с противником заставила опытного охотника вздрогнуть.

К месту событий прибыла и вторая особь, чуть меньшего размера. Мускулистое существо с двумя кривыми когтями на лапах тоже сосредоточилось на летающем разноцветном ромбе, который, видимо, оба существа долго изучали издали. Перейти к активным действиям, как понял Уайлд, бестии решили по причине того, что услышали голоса.

— Как-то примерно так я себе это и представлял, – прошептал зоолог, отправляя в полёт ещё пару дротиков.

Ружьё коротко вздрагивало, дротики со свистом находили свои цели, но видимого эффекта не было. Уайлд полез в карманы куртки за запечатанными в капсулы патронами. Внутри содержалось нечто особо убойное, подготовленное на случай атаки гигантских созданий, вроде Цербера или медвежука. Рассчитанное на подобные создания зелье должно было сработать и против бестий. Проблема же заключалась в том, что шансы ограничивались запасом в пять патронов. Уайлд не имел права промахнуться, но и времени на долгую подготовку у него не было.

Хлипкая конструкция из бумаги и дерева не выдержала удара массивных когтей. Бестии проследили за её падением, и в этот момент открылся ещё один допущенный организаторами охоты просчёт: Н’сия спряталась в небольшом овраге и со стороны, даже на короткой дистанции, её хорошо скрывали заросли травы. Но этого оказалось недостаточно. Располосовав змея и убедившись, что добыча невкусная, более крупная из бестий, проследив за его падением, заметила куда более привлекательную цель, прятавшуюся в небольшой ямке, и тут же спикировала на неё. Вторая тварь, привлечённая рыком первой, повторила её манёвр. При этом зверюги взрывали когтями почву, стараясь зацепить взвизгивающую Н’сию.

Это требовалось немедленно прекратить, пока грифина не пострадала. Паддок Уайлд тщательно прицелился в меньшую из бестий и потянул за скобу. Дротик вонзился в бок твари, и снотворное, способное свалить полумифического трёхголового пса, начало растекаться по венам чудовища. Но даже столь мощное средство подействовало не сразу: тварь успела сделать ещё несколько попыток добраться до вжимающейся в землю Н’сии, прежде чем движения её замедлились, а рёв стал больше напоминать храп. Распластав крылья, она рухнула на поляну, по счастью, довольно далеко от укрытия грифины; падение массивного тела словно ветром пригнуло траву вокруг. Её спутник стал кружить над ней, пытаясь понять, что произошло.

Паддок Уайлд спешно вытащил отработанный заряд из пневпопушки и достал вторую заправленную усиленным снотворную капсулу. Уже приготовившись зарядить её, зоолог поднял взгляд. И буквально увидел, как смотрящее в его сторону чудовище сопоставляет наличие яркого дротика в теле подруги, её неподвижное состояние и подозрительно спокойный при порывах ветра куст папоротника.

— Да ладно, – прошептал Уайлд. – Не можешь ты быть настолько умным…

Тварь взревела и понеслась прямо на укрытие зоолога. Рядом с ней испуганно пискнула Н’сия, гадавшая, по какой причине её перестали атаковать.

Уайлд бросился вправо, чтобы выбраться из фальшивых зарослей через предусмотрительно оставленный лаз. Пневморужье предательски зацепилось за что-то, и, дабы не терять драгоценных секунд, земнопони его отпустил. Едва он выкатился из импровизированного шалаша, как верхнюю его половину с налёта снесла бестия. Естественно, на этом она не утихомирилась, а сделала круг и стала пикировать на самого Уайлда. Ему оставалось лишь бросить косой взгляд на лежавшее среди обломков берлоги ружьё и приземлившийся рядом снотворный патрон.

— Ну хорошо, тварь, – пробормотал зоолог, наблюдая за кружащим рядом красным монстром, – твою мать-змею я уничтожил. Теперь тобой займусь.

— Мы займёмся, – прозвучал рядом голос Гарафера. Корреспондент ухитрился быстро соорудить из штатива кривое подобие копья, которым планировал удерживать бестию на расстоянии. Уайлд воздержался от ехидного комментария, потому что сконцентрировался на поведении атакующей зверюги.

Железка в лапах грифона летающую бестию не напугала совсем. Бывшему зоологу даже показалось, что тварь раззадорилась и стала совершать в воздухе обманные манёвры. Уайлд решил ввести в игру свои козыри и пустил пару гвоздей из крепившейся на правой передней ноге пневматической установки. Куда более толстые снаряды отскочили от плотной шкуры, никак не сказавшись на манере полёта и настроении твари.

— Надо будет дома перебрать весь арсенал, – почти неслышно произнёс земнопони. – Сколько всего таскаю, а пользы ни грамма.

В этот же момент память зоолога подсказала одно из новаторских решений, добавленное к боекомплекту, и он на минуту сосредоточился на своей правой ноге, где оперативно поменял местами пару трубочек.

— Есть идеи? – уловив его движения, поинтересовался Гарафер.

Паддок Уайлд покрутил головой. Оценил расстояние до ближайших деревьев, до берлоги, где осталось единственное реально полезное оружие, до оврага, где пряталась Н’сия, до спустившегося с наблюдательного поста и способного только следить за развитием событий усатого пони. Его шансы на выживание даже в случае успеха задуманного были весьма невысоки.

— Разбегаемся, – предложил Уайлд. – Кому не повезёт, за тем эта тварь и погонится.

— А есть хорошие идеи? – решил сострить грифон. Напрасно, в данной ситуации пони временно перестал понимать юмор.

— Как знаешь, – выдохнул Уайлд и рванул в сторону, оставляя Гарафера наедине со зверем, барражировавшим за пределами досягаемости импровизированного копья. Зверь, впрочем, отреагировал подобающим образом – утратил интерес к малоподвижной добыче и погнался за пони.

Тем временем детектив Бладхаунд прогулочным шагом двигался через хлёсткую траву к упавшей бестии-самке. Он остановился возле неё, достал из кармана небольшой металлический контейнер, а из него – толстый шприц с короткой иглой. Примерившись, он вонзил иглу под переднюю лапу сопящей бестии и стал наблюдать, как колба начала наполняться тёмной кровью.

— Ты совсем спятил? – поинтересовалась у пони из своего убежища Н’сия. – Помоги им. – Она однозначно кивнула на соревнующихся в быстроте реакции с монстром Уайлда и Гарафера.

— Всиэнепременно, – отозвался детектив. – Но только после выполниэния контрактных обязател’ств. – Он закрутил крышку контейнера и спрятал ёмкость во внутренний карман одежды.

Н’сия видела, что времени у попавших в беду товарищей нет, поскольку Уайлд устроил спринт по травяному лугу, увлекая за собой опасную тварь. Репортёрша решила, что гоняться за всеми бестия никак не сможет, поэтому расправила крылья и бросилась бежать в духе имевшегося у грифонов спортивного соревнования: работая одновременно и лапами, и крыльями. «Летящий бег» завершился в разломанном убежище Паддока Уайлда, где Н’сии предстояло решить следующую задачу: за секунды разобраться, как зарядить и использовать пневматическое ружьё ПДГ-5, приспособленное под копыта.

Паддок Уайлд ожидал, что на вкус бестия решит попробовать именно его, и при этом старался подпустить её поближе. Одно оружие, крепившееся на правой передней ноге и сильно выпиравшее из-под кое-как натянутого рукава, давно ждало своего момента. Сделав очередной зигзаг и позволив бестии пролететь мимо, Уайлд развернулся в её направлении и открыл клапан, мешавший находящемуся под давлением газу. На воздухе смесь, изготовленная в лабораториях Стэйблриджа, мгновенно воспламенилась, заставив голодную тварь с воем отпрянуть, а всех прочих – оцепенеть.

— Что, сильно я вкусный? – ликующе выкрикнул Уайлд, наблюдая, как когтистый летающий хищник, мотая опалённой головой, теряет интерес к охоте и набирает высоту.

Однако в следующее мгновение ликующий крик превратился в дикий вопль боли: кустарный прототип огнемёта, собранный на основе пневматического метателя, оказался с дефектом. То ли напор воспламеняющейся смеси повредил какие-то трубки, рассчитанные на краткий выброс сжатого воздуха, то ли от температуры деформировались какие-то детали, но ровная струя огня с громким хлопком внезапно превратилась в клубящийся шар пламени, полностью поглотивший фигуру земнопони.

— Ёлки-перепёлки! – машинально выдохнул Гарафер. Нечто куда менее цензурное прозвучало со стороны Бладхаунда. Только пони-детектив дополнительно стал зубами вытаскивать из-под Н’сии плотную маскирующую ткань.

Гарафер моментально сообразил, что хочет сделать Бладхаунд, и, подлетев к нему, выхватил матерчатый прямоугольник буквально из зубов пони. Потом, не сильно волнуясь по поводу местных тварей, полетел к участку опушки, охваченному пламенем. Н’сиа, кое-как разобравшись с конструкцией ПДГ-5, через её прицел наблюдала за улетавшей прочь бестией. Она сдвинулась с места, лишь когда сородич начал подавать знаки лапами.

— Вроде живой, вроде дышит, – сообщил Гарафер, указывая на фигуру, плотно завёрнутую в погасившую пламя ткань. – Ни, у нас минуты две, чтобы сделать носилки, а потом лететь с ним вместе до обитаемых островов. – Грифон отстегнул от пояса нож с широким лезвием и указал на ближайшие деревья. – Именно улететь, потому что на лодке долго…

— О лодке я позабочусь, – заверил издали Бладхаунд. – Образцы крови существ тосще есть. За них не волнуйт’есь, они у меня. Дорогу обратную я найду. И захватщу вашу фототехнику.

— Понял, – кивнул Гарафер и кинулся рубить тонкие деревца на краю опушки.

*   *   *

— Я надеюсь, вы понимаете мою точку зрения? – произнесла белая полупрозрачная фигура, находившаяся в окружении десятка грифонов и двух представителей Эквестрии. Если Инцитат в какой-то степени попал под влияние загадочности Магистра, то сидевшего за дверью Шейда занимали куда более приземлённые вещи. Он пытался по едва различимым особенностям речи понять, кто сегодня читает текст Магистра – Эндлесс или Дресседж Кьюр. А также гадал, насколько заметен излучатель в форме пирамидки, позволявший фантомной фигуре общаться с реальными представителями Совета Республики.

Посетившие маленькое сборище преторы, судя по шёпоту из гостевой комнаты, балансировали между недоверием и религиозным восхищением. Такое впечатление Магистр производил на всех, кто впервые сталкивался с появляющимся из ниоткуда посланником, способным вести адекватный диалог. Шейд вспомнил, насколько испуганной выглядела профессор Эмблинген, к которой призрачный гость заглянул после того, как прошёл тесты в лабораториях «Си Хорс». На профессоре «посланник из будущего» прошёл первое «полевое тестирование», и бэт-пони до последнего казалось, что Эмблинген распознала дикцию бывшего ученика.

Механизм Автоматизированного Голографирования и Сигнальной Трансляции этим вечером использовался для воздействия на грифонов Совета, которые догадывались о наличии у лабораторий «Си Хорс» некоего таинственного совладельца, но впервые видели субъекта нематериальной формы. Насколько они верили Магистру, насколько стали его опасаться – этот вопрос пока что оставался открытым.

— Иными словами, – сказал Гардиан, в некотором виде задавший тон беседы, – вы также можете выступить на нашей стороне?

— Если Эквестрия проявит агрессию против Грифоньей Республики.

— Она уже проявила! Напав на патруль возле Ураганных островов, – сказал кто-то. Через щель между дверью и стеной Шейд увидел, что голос подал военный представитель северо-востока.

— Эквестрия не имеет отношения к этому инциденту! – заученно произнёс Инцитат.

— Вами пока не представлено доказательств своих слов, – не унимался командующий Ногард.

Шейд снисходительно наблюдал за эмоциями командующего, который подчёркивал пестроту своего серо-чёрно-бежевого окраса тем, что нацеплял столь же неоднородный по цвету мундир.

— Я не считаю, что ущерб, нанесённый двум грифонам, должен вести к гибели тысяч, – холодно произнёс белый призрак в центре комнаты. Обращался он непосредственно к Ногарду, для чего даже повернулся в сторону грифона. – В мире, где я родился и вырос, живых существ осталось не больше, чем сейчас есть во всей вашей столице. Бездумные попытки одних привести к повиновению других уничтожили всех без разбора. Именно поэтому здесь, в вашем времени, я держу «Си Хорс» на границе двух самых опасных соседей. Если любая из сторон поведёт себя так, что возникнет вероятность образования моей линии времени, моего будущего, научный центр обратит всю свою науку против агрессора. Чтобы остановить войну и спасти от неё весь остальной мир. Ещё раз прошу вас понять рациональность подобного шага.

Бэт-пони по мере возможности изучал грифонов, надеясь понять по игре бровей и скрытых под перьями мимических мышц, действует ли на них легенда «пони из будущего». Политики Грифоньей Республики существенно отличались от учёных пони. Когда-то у Шейда получилось собрать Союз Академиков, но вошедшие в него личности оказались слишком умными, чтобы хранить верность фантомному образу и его басням. Политики-грифоны могли оказаться ещё умнее и отвергнуть доводы Магистра прямо в этой комнате. Прогнозировалась и обратная ситуация, в которой эффекты и контекст в пернатых головах заглушали голос разума.

— А чем ваш притопленный кусок суши угрожает миллионному населению островов Республики? – спросил у Магистра Ивлин – сдержанный в суждениях и самый циничный из региональных командующих.

— Сотнями мощных магических снарядов, дальнобойным многозарядным оружием, прогрессивными заклинаниями психологической направленности, эпидемиями заразных болезней, внесением изменений в географию региона, – кинулся перечислять вездесущий Нитпик, который успел прилететь на эту встречу из дальних краёв Республики.

— Стоп! Как мы позволили разрабатывать это в пределах наших границ? – всплеснул лапами Фаталис, претор северного региона. Он сидел спиной к Шейду, так что судить о настроениях политика получалось только по интонациям голоса. В Фаталисе говорили юность и недоверие.

— Часть из этого на «Си Хорс» разрабатываем мы, – напомнил коллеге Гардиан.

— Как это возможно?

— Совет одобрил совместную с Эквестрией научную деятельность почти шесть лет назад и выделил средства на обустройство лабораторий грифонов на «Си Хорс». Вас, Фаталис, тогда в Совете ещё не было.

— Может, нам перестать финансировать этот центр? – предложил юный претор.

— Ага, – буркнул пожилой военный, зябко кутавшийся в белый с золотом наряд. – И потерять все права в лабораториях? Я вот помню дебаты, что гремели в Совете шесть лет назад. Когда мы чуть не остались без науки, чуть не отдали «Си Хорс» в полное распоряжение Селестии.

Из тесной комнаты послышалось недовольное сопение. Военные представители не имели особых симпатий к принцессе-аликорну, и даже от простого упоминания её имени львиные хвосты начинали подёргиваться.

— Полагаю, что позицию «Си Хорс» я вам разъяснил, – вмешался в перепалку сухой голос Магистра, – и более моё присутствие не требуется. Я предостерёг вас. Надеюсь, что вы внемлете этим предостережениям. И тогда мы, возможно, никогда больше не встретимся.

Как и планировалось по составленному Шейдом сценарию, белая фигура просто растаяла в воздухе, не позволив слушателям задать какие-то дополнительные вопросы. Однако бэт-пони был более чем уверен, что в подводном научном центре продолжают использовать возможности «МАГиСТРа», через зачарованную пирамидку наблюдая за последующим совещанием преторов. Чем дольше грифоны дискутировали, тем больше подслушивавший дискуссию Шейд укреплялся во мнении, что хитрость подействовала. Теперь ему оставалось лишь подождать, пока Паддок Уайлд привезёт с Ураганных островов образцы крови. Миротворческая миссия складывалась проще, чем строки заклинаний.

*   *   *

Несколькими часами позже Краулинг Шейд метался по доскам причала, уходящего в залив Подковы. Шейд ждал, когда тихая рябь залива вскипит от всплытия жёлтой, похожей на теннисный мячик, лодки. Лодка вынырнула столь стремительно, что каплями забрызгала не только доски пирса, но и самого бэт-пони. Пилот аппарата так торопился, что стук металла конструкции о сваи наложился на скрип и потрескивание этих самых свай. Шейд почувствовал, как задрожали доски причала.

Верхний люк мореходной сферы открылся, и на причал в два прыжка перебралась зелёная единорожка, чья грива в лунном свете имела скорее чёрный оттенок.

— Я ещё не опоздала? – спросила пони. Пока она добиралась от «Си Хорс» до Балтимэйра, она не могла выйти с кем-либо на связь и узнать о текущих событиях, поэтому готовилась к любым новостям, хорошим и не очень.

— Полчаса назад выяснял, – ответил Шейд. – Уайлд жив, но загадывать наперёд никто из врачей не берётся.

— Тогда я в госпиталь, – молниеносно ответила Дресседж Кьюр, магией вытаскивая из медицинской сумочки закрытую металлическую колбу. – А это образец, который должны получить грифоны. Который даст нужный нам результат.

— Я как раз успею к этому пони-детективу, – кивнул Шейд. – Раньше, чем к нему наведается командующий Фэрриер.

Когда бэт-пони поднимал голову, тёмная капля сорвалась с уголка ноздри и беззвучно упала на доски причала. Дресседж Кьюр заметила это.

— Ну-ка, смотри на меня! – настойчиво произнесла она, фактически силой поворачивая голову Шейда так, чтобы отдалённый фонарь освещал морду пони.

— Что? – растерялся жеребец. Он поднял копыто к ноздре, подержал и отодвинул. На копыте осталось ещё несколько красных капель. – А, зараза! – констатировал советник по науке.

— Ты сколько часов назад ложился спать? – обеспокоенно произнесла Кьюр, пытаясь разглядеть заодно и реакцию ввиду ночной поры не скрытых очками ромбовидных зрачков.

— Да вот, как-то урывками получается… – шмыгнул носом бэт-пони.

— Тебе немедленно надо брать больничный и отправляться на стационарное лечение. Ты едва живой. Шатаешься от усталости.

— Мне сейчас всяко лучше, чем Уайлду. А если я сейчас возьму больничный, то завтра грифоны на Совете Республики проголосуют за военное вторжение.

— Посол Инцитат примет меры, – спорила Дресседж Кьюр. – А вот если ты откинешь копыта, это войну точно не остановит.

— Всё-всё-всё. – Шейд протестующе помахал ногой, отодвигая от себя доктора. – Завтра, после того, как эти проблемы миротворчества закончатся, я отправлюсь на «Си Хорс». Буду послушным пациентом. Но сейчас у меня нет на это времени.

— У меня тоже, – с сожалением заметила Кьюр, продолжая буравить жеребца взглядом. – Мне надо спасать жизнь Уайлда. Но потом я и до твоей доберусь.

Жёлтая сфера медленно ушла под воду. Пилот повёл её обратно в научный центр на полузатопленном острове. Кьюр почти галопом двинулась от порта Балтимэйра в сторону городского центра, к госпиталю. Дольше всех на месте оставался Шейд, периодически шмыгавший носом и проверявший, остановилась ли кровь.

Глава 10. Гибриды III

Доводы эквестрийских учёных влияют на мнение Верховного Совета грифонов, решающего вопрос войны/мира...

---

— Можно? – Бэт-пони пролез головой в дверь, на которой чернела надпись «Детектив Бладхаунд». Шейд при любом ответе зашёл бы внутрь, но не хотел казаться невежливым.

Сидящий в кабинете усатый земнопони при свете настольной, настенной и потолочной ламп изучал письма и телеграммы, пришедшие в его контору за время непродолжительного круиза по Ураганным островам. Прежде чем Бладхаунд посмотрел на посетителя, посетитель нашёл взглядом то, ради чего явился в столь поздний час – металлическую колбу, лежавшую на столе возле копыта. Груды фототехники рядом не было, следовательно, корреспонденты «Джи-Джи-Эм» в гости к детективу уже наведались.

— Да, конетшно, мсье Тшейд, – ответил Бладхаунд, откладывая в сторону письмо, которое читал. – Я полагал, вы в больнице, проведываете своего сотрудн’ика.

— Это мне ещё предстоит, – сообщил «мсье Тшейд», бережно затворяя за собой дверь сыскного бюро. – Сейчас куда важнее решить вопрос с грифонами.

— Важнее жизни пони? – Кончики усов Бладхаунда вздрогнули от удивления.

— Цена вопроса с грифонами – тысячи жизней пони. Если мы дадим неправильный ответ, то начнётся война.

— Я не улавливаю. Какой ответ?

— Вот этот. – Бэт-пони указал на металлический предмет на столе. – Там образец крови существа, по которому можно определить его видовую принадлежность.

— Да. Командуюстший Фэрриер обещал прийти за ним в течение часа.

— Он не должен его получить! – твёрдо произнёс Шейд.

— Что?

— Этот образец даст положительный результат. Потому что существа, поселившиеся на Ураганных островах, в прошлом были пони. Их звали Оверкаст и Гейлэйдж. Они подверглись воздействию тёмной магии, изменившей их облик и сознание. Но проверка образцов крови покажет, что это пони. Таков будет результат, и нам нельзя его допустить, потому что этот результат начнёт войну.

Бладхаунд задумчиво пригладил усы и тронул копытом металлическую колбу. Запечатанная ёмкость с угрозой для двух государств немного повращалась и остановилась, указав крышечкой на детектива.

— Я уверен, что грифоны разумные создан’ия. Они не станут воевать из-за одной колбочки с кровью.

— Ошибаетесь, – фыркнул Шейд. – Я прекрасно знаю, о чём говорю. Им только эта экспертиза для войны и нужна. Не отдавайте им образец.

— Боюсь, не могу. Я заключил с командуюстшим контракт и должен предостав’ить образцы согласно этому контракту. Мне дано задание, я его выполняю.

— Вы понимаете, что начнётся война? – прямо спросил Шейд.

— Я всё равно должен выполнить своё задание по контракту, – упрямо ответил детектив, качая головой; в ответ бэт-пони раздражённо дёрнул ушами. – Только так. Это мой пр’инцип.

— Плюньте на этот принцип!

— Мсье Тшейд, – приподнялся над столом земнопони. – Я не такой, как вы. Я не плюю на свои пр’инципы. И заставить меня вы не сможете.

— Да неужели? – Шейд пригнул голову, так что очки сползли на нос; в прищуренных оранжевых глазах с ромбовидными зрачками явственно читалась угроза. – Полагаю, что мои полномочия и друзья в Кантерлоте вполне могут устроить вам очень много неприятностей.

— Как и мои, – внезапно произнёс Бладхаунд. – У м’еня имеется одно расследование по делу мсье Скриптеда Свитча. Увы, контракт по нему отменён. Но у меня остались интериэсные наблюдения. Например, смерть Свитча констатировали два пони, Краулинг Тшейд и Дрессетш Кьюр. Весьма близкие в плане отношений особы, должен отм’етить. Тело Скриптеда Свитча в большой спешке постарались вывезти из дворца в Кантерлоте. По вашему приказу. Якобы для захоронения в дер’евне, где мсье Свитч вырос. Правда, когда я посетил ту деревню, то не нашёл там ни места захоронения, ни каких-либо родствиэнников…

— Не уверен, что хочу слышать все эти домыслы, – тряхнул гривой Шейд.

— Возможно, ваши друзья в Кантелоте захотят их услышать? – вкрадчиво поинтересовался Бладхаунд.

Земнопони продолжал нависать над столом, вызывающе глядя в оранжевые глаза бэт-пони, в которых плясали огоньки ярости.

— Давайте не будем проверять, чьи клыки длиннее, – произнёс Шейд, раздвигая губы в натянутой улыбке и обнажая упомянутые зубы для лучшего обозрения. Унаследованная от предков идеально белая эмаль засверкала в свете трёх ламп.

Гнетущая пауза, пропитанная угрозами, оборвалась с открытием двери. Шейд вынужден был подвинуться, спрятать зубы и вернуть на место очки, чтобы избавиться от угрожающего облика, потому что перед Верховным командующим Грифоньей Республики агрессию показывать не стоило. Пусть даже грифон Фэрриер молодостью и богатырским здоровьем не отличался.

— Господин детектив, – учтиво качнул клювом военный, явившийся в сопровождении двух бойцов, заметных через просвет в двери. – Советник. – Приветствие также последовало в адрес Шейда. Бэт-пони оставалось только соблюсти этикет, ответив лёгким поклоном. – Как я понимаю, вы привезли мне с островов подарок?

— Да, – не колеблясь, ответил Бладхаунд. Он подхватил копытом железную колбу и протянул её грифону. – Вот кровь тех сустшеств. Одного из них. Как вы просили.

— Ни минуты в вас не сомневался, – прошелестел голос Фэрриера. Чуть подрагивающая когтистая лапа с чёрными старческими пятнами забрала маленький предмет и взвесила его, покачав в воздухе. – Как я слышал, добыть эту кровь оказалось рискованной затеей.

— Пострадал начальник службы безопасности моего НИИ, – подал голос Шейд. – Он сейчас находится в госпитале. За его жизнь борются лучшие врачи Эквестрии.

— О-ох! – печально произнёс Фэрриер. – Вы не поверите, но мне грустно слышать, что из-за грифонов страдают и гибнут пони. Такие дела.

— Угу, – коротко откликнулся Шейд.

По взглядам двух существ советник по науке определил свою принадлежность к лишним слушателям и покорно оставил грифона беседовать с усатым земнопони.

Шейд ждал у входной двери, когда пока этот разговор закончится, и грифон покинет кабинет.

— Командующий Фэрриер! – позвал он, заставив вздрогнуть не только орлольва, но и двух кобылок, которые стояли возле дома с картой Балтимэйра в копытах. Голубую пони с розовой гривой и розовую пони с голубой гривой Шейд проигнорировал, подойдя к грифону в старом светлом мундире.

— В чём дело, советник? – повернулся к нему командующий. По его знаку сопровождающие бойцы сделали два шага назад.

— Поездка выдалась хлопотной для нашего друга детектива, – сказал бэт-пони, пристально глядя в глаза старого военного и жалея, что яркий свет фонарей не позволяет ему снять очки. – Он ещё не успел собрать воедино мысли и эмоции. И случайно дал вам не тот контейнер. – Шейд поднял копыто, показывая пузырёк, очень похожий на тот, что держал в когтях Фэрриер. – Он просил извиниться и передать вам настоящие образцы. Не загрязнённые примесями.

Грифон внимательно изучил две закрытые ёмкости. Потом снова взвесил ту, что нёс в лапе.

— Мне казалось, что господин детектив не способен на подобную оплошность.

— Мне казалось, командующий, – совсем тихо произнёс Шейд, – что вам грустно слышать, что из-за грифонов страдают и гибнут пони.

Фэрриер удостоил советника по науке прямым взглядом. Во взгляде Шейду удалось прочесть, что грифон подтекст понял.

— Что ж, бывает, – произнёс крылатый командир, забирая контейнер у Шейда и передавая ему свой. – Спасибо вам, советник. Если бы не вы, то завтра на заседании Совета я бы летел без ветра под крыльями.

— До встречи завтра на Совете, – завершил разговор бэт-пони.

*   *   *

— Так что ты искал в законах Республики? – спросил Инцитат у Рэдфилда, когда они оба переступили порог украшенного куполом здания Совета.

— Пытался найти нормы и правила, относящиеся к пребыванию пони на островах, – ответил секретарь.

Ему сложно было сохранять концентрацию на разговоре из-за обилия кичливо разодетых преторов, командующих, секретарей, корреспондентов и прочих участников важнейшего государственного мероприятия. Для единорога цвет грифоньего сообщества представлял малоизученную, но манящую картину.

— И? – потребовал продолжения посол.

— Если бы удалось нацепить на тех зверей браслеты, – вздохнул единорог, – то получилось бы апеллировать к закону от шестьсот третьего года Республики. В нём говорится, что пони, за чьим перемещением по стране наблюдают круглосуточно, не относятся к нарушителям границы.

— Слушай, это интересно, – цокнул языком эквестрийский посол.

— Да, но теперь бессмысленно. Браслеты не нацеплены, чемодан, в котором система для слежения – пустой груз. Хорошо хоть Уайлд жив.

— Ты с самого начала вёз сюда эти устройства, чтобы использовать этот закон?

— Нет, я о нём прочитал лишь вчера. Изначально я думал использовать браслеты на случай, если грифоны потребуют отловить бестий и перевезти в Эквестрию. Мы тогда имели бы существенное преимущество, зная их точное местонахождение.

— Но не получилось, – подытожил Инцитат, подталкивая секретаря в сторону двустворчатых дубовых дверей с ромбовидными узорами. – Я сейчас догоню… Не переживай, ты там сразу поймёшь, где находятся места для представителей Эквестрии, – с кривой усмешкой заверил Рэдфилда посол.

Сам пегас отыскал советника по науке, который перед заседанием позволил себе чашку кофе и пил её, взгромоздившись на подоконник. Ворчание не слишком довольных таким поведением грифонов Шейд игнорировал.

— Слушай, а секретарь-то твой не дурак, – заметил посол, попутно улыбаясь семье знакомого претора.

— Дураки в моём НИИ не водятся, – сухо ответил Шейд.

— Меня поразило то, как он начал шерстить законы Республики. Я такого рвения даже у себя не помню. Я к тому, что твой Рэдфилд в моём посольстве очень пригодился бы.

— Бери его на должность, – произнёс Шейд, не отрывая от губ чашку. – Он всё равно с завтрашнего дня безработный. Только он об этом пока не знает.

— Как это? – не понял пегас.

— Перед поездкой сюда я обнаружил, что Рэдфилд таскает деньги из бюджета НИИ на сторонние исследования, которые я остановил. Может, профессор Бикер ему такое прощала, но мне своевольные управленцы под боком не нужны. Так что гулять он идёт на все четыре стороны.

Инцитат в ответ на слова Шейда хмыкнул и даже сам не смог понять – от удивления или от смеха.

— Тем более хочу его в секретари, – сказал пегас. – Чувствую, кадр разносторонне талантливый. И не обременённый авторитетами.

Посол повернул голову, оценивая, какое количество народа осталось в зале с колоннами, а какое уже прошло через двери с ромбами. Попутно отметил у дальней стены занятых разговором Гардиана и Нитпика. Представитель «Джи-Джи-Эм» сегодня вырядился в синий бархат с белыми отворотами.

— Господин посол, – вновь привлёк его внимание Шейд, – тут вот в верхах Кантерлота слух прошёл, что Селестия в Ивсфилд собирается через пару месяцев. С дипломатическим визитом. Подтвердить можете?

— Если бы мог, – лукаво произнёс пегас, – то подтвердил. Но, увы, есть определённые границы конфиденциальности…

— Ясно-понятно. – Бэт-пони одним глотком допил кофе и поставил чашку на подоконник. – Какие у нас шансы на сохранение мира? – спросил Шейд, слезая с подоконника; выполняя резкий манёвр, он едва не упал, так как обе левых ноги синхронно подогнулись. Послу даже пришлось ловить советника по науке.

— Что-то вы совсем плохо выглядите, друг, – без увёрток сообщил Инцитат. Шейд вместо ответа проворчал что-то неразборчивое. – Не переживайте, шансы таковы, что сегодня рассудок победит безумие, – подбодрил сородича посол.

*   *   *

Рэдфилд сроду не бывал в государственных и правительственных учреждениях. На Кантерлот ему довелось любоваться пять раз, когда он гостил у родственников, но во дворец с экскурсией его провести не сумели. Так что Зал Заседаний Дворца Советов Ивсфилда – своим видом принуждавший проговаривать каждое слово с прописной буквы – стал первой увиденной им ареной политических дебатов. Пони оставалось лишь раскрыть рот и изучать вереницы балконов, возведённых вдоль стен под нависавшим на десятиметровой высоте куполом. Судя по разнице цвета каменной кладки, древнему архитектору пришлось снести ранее существовавший интерьер, чтобы уподобить зал расправленным крыльям. Одно вздымалось вдоль правой стены, и представители южных земель отправились занимать свои места. Второе, симметричное, отводилось северным политикам. В месте, где два каменных крыла сцеплялись балконами-перьями, высилась ещё одна трибуна с единственным на всё помещение столом. Грифона, который взлетел на эту трибуну, Рэдфилд не знал, но отметил шапочку с двумя золотыми лентами. Похожие носили сотрудники архивов, приносившие в редакцию «Джи-Джи-Эм» пыльные свитки.

Мимо замершего в растерянности секретаря шли грифоны. Один из них, в строгом синем мундире, весьма невежливо заставил единорога подвинуться, после чего полез на центральную трибуну, выступавшую из стены, в которой архитекторы проделали двери. Ещё один военный, нацепивший парадного вида китель с высшими знаками отличия, остановился рядом с Рэдфилдом, посмотрел на отведённое ему по закону место и вздохнул:

— Ой, чувствую, однажды не взлечу туда.

— Этому месту не помешает пара лестниц, – поделился своими наблюдениями Рэдфилд. Грифон покрутил головой и заметил единорога с жетоном посетителя, приколотым к отвороту пиджака.

— Господин посольский секретарь. – В голосе старого орлольва слышался вежливый кивок. Рэдфилд на секунду смутился новому для себя титулу, но потом вспомнил, что для пропуска на заседание Инцитат выдал ему значок, который обычно носил сотрудник посольства. – Да не угаснет ваша магия.

— Командующий Фэрриер, – поприветствовал грифона пони. – Да будет… Эм…

К своему глубочайшему стыду секретарь не мог сформулировать даже самого примитивного пожелания. Грифон отнёсся к этому весьма благосклонно.

— Не трудись ты с этим словоблудием. Я за свои годы столько фразочек наслушаться успел, что мне они как вилкой по стеклу… Ох! Вроде на улице тучи, но день будет жарким. Не таким жарким, как в песках Мэйритании, на всё же… – прошелестел голос Фэрриера, после чего старый воитель поднялся на положенную ему высоту, где занял раскладное креслице рядом с молодым и недовольным на вид заместителем.

Рэдфилд в этот момент сообразил, что поток заседателей возрастает, а он в какой-то степени мешает проходу, так что секретарь побрёл к месту, однозначно отведённому для представителей Эквестрии. Грифоны могли быть дипломатичны и вежливы, но своим соседям отвели огороженную квадратную секцию, напоминавшую загон для животных. И разместили её так низко, как могли, чтобы даже зрители в нижних рядах, где ютились представители прессы, видные культурные деятели, отставные военные и просто городские жители, смотрели на копытных сверху вниз.

Тем временем полноватый грифон в причудливой шапке раскрыл лежавшую перед ним книгу и, раздвинув часть стола, достал несколько заточенных бамбуковых палочек и чернильницу.

— Прошу объявить о начале заседания, – зычно сказал он. – Чтобы все собрались для начала.

Сигналом, о котором просил грифон, стал перезвон трёх спаянных вместе колокольчиков, которые висели над входными дверями. Ближайший к ним пернатый, отвечавший за порядок и безопасность в помещении, протянул лапу к верёвочке и резко дёрнул. Скорость перемещения грифонов по залу заседаний и прилегающему коридору моментально возросла.

Рэдфилд услышал, как где-то наверху открылась дверь. Он поднял голову и заметил, что выше трибуны, за которой вёлся протокол заседания, но чуть ниже купола, тоже есть балкон, и на этом балконе имеются деревянные кресла. Целый ряд из пяти своеобразных тронов, на центральном из которых был выгравирован символ. Он напоминал три свисающих сосульки, из которых центральная была чуть длиннее. По книгам и архивным записям секретарь знал, что это символ церкви Великого Неба, отображающий лучи жизни, ниспосланные сверху. Точно такой же знак имелся на одеждах любого из представителей церкви, и даже вход в парящее над городом священное здание строители выполнили в форме трёх сцепленных «Т».

На высоком балконе, над головами всех собравшихся, центральное место заняла одинокая фигура. В зал она попали через особый вход, через балкон, куда, по всей видимости, спустилась прямо из здания церкви. Священника отличала снежного цвета одежда с серебристыми полосами, которые почти сливались с тканью. А что в нём выделялось, так это тёмный круг перьев вокруг левого глаза. Природа не подарила этим перьям симметричных собратьев, поэтому со стороны казалось, что ментор церкви с кем-то подрался и схлопотал синяк. Но, судя по оживлённому и довольному виду, вышел из «драки» победителем.

Уши Рэдфилда уловили рядом с собой тихий стук копыт. Инцитат и Шейд добрались до «ложи», предназначенной гостям из Эквестрии.

— А отчего же сразу в клетку нас не посадить? – Советник по науке не оставил без комментария гостеприимность грифонов.

— Ну, если мы сегодня выступим на уровне бризи-штангиста, то ты и в клетке побываешь, – цинично заметил посол.

— Серьёзно? – всполошился Шейд.

— Нет, конечно, – махнул копытом пегас. – У нас дипломатическая неприкосновенность. Но из Ивсфилда придётся уматывать очень быстро…

— Господа присутствующие, – разнёсся по залу голос сидевшего за столом грифона. – Начинаем заседание Совета Республики от двадцать второго дня тысяча двадцать первого года. – Не переставая говорить, грифон вносил в книгу какие-то пометки. – Заседание носит внеочередной экстренный характер и организовано согласно постановления заседания Совета Республики от восемнадцатого дня тысяча двадцать первого года.

Голос ответственного оратора оказался столь монотонным, что стоявший рядом с Рэдфилдом бэт-пони начал скрытно зевать. Секретарь прекрасно понимал своего начальника: проведя много часов за разбором архивных записей, единорог открыл, что грифоны в канцеляризации дел дотошнее, чем организаторы Эквестрийских игр.

— На заседании присутствуют, – последовал беглый обзор помещения, – все представители округов, имеющие право голоса. Запись дел ведёт секретарь Совета Рилаент. Также… – Грифон подвинул на столе плоский предмет, оказавшийся крутящимся зеркальцем на подставке. При помощи данного хитрого приспособления он мог следить и за поведением «вышестоящих инстанций». – На заседании также присутствует ментор Церкви Великого Неба.

После этого объявления многие грифоны запрокинули головы, чтобы посмотреть на верхнюю ложу и убедиться, что кто-то из церковников решил снизойти до политических дрязг.

— Заседание от двадцать второго дня, согласно протоколам заседания от восемнадцатого дня, посвящается инциденту, случившемуся в семнадцатый день тысяча двадцать первого года на границе территории юго-западного округа Республики. Для раскрытия обстоятельств инцидента слово предоставляется претору округа Регримму.

На ближнем правом «утёсе» началось движение. Вперёд выступил среднего роста грифон с завитками шерсти на львиных лапах. Периодически заглядывая в подготовленную шпаргалку, Регримм произнёс:

— Как я сообщал в докладе на прошлом заседании, два грифона из казарм на архипелаге Первого шага, находясь в патруле над Ураганными островами, подверглись нападению неизвестных существ. Я обратился к Совету с требованием установления обстоятельств происшедшего. Постановлением Совета был утверждён план организации исследовательской группы и мероприятий по сбору информации об инциденте. Результаты должны быть озвучены на заседании данного Совета для принятия решения о причислении инцидента к враждебным действиям со стороны соседнего государства либо к внутренним инцидентам Республики. В качестве инициатора обращения прошу участников Совета и представителей заинтересованных сторон предоставить имеющиеся сведения по обозначенному инциденту. Спасибо за внимание.

Завершив выступление, Регримм сделал шаг назад, оставив балкон пустующим. Как понял Рэдфилд, для грифонов-политиков, желающих взять слово, это являлось отработанной веками процедурой.

Главный секретарь Рилаент сверился с листком, где до заседания политики отметили факт наличия у них докладов и порядок выступления.

— Слово предоставляется Верховному командующему Республики Фэрриеру, – прозвучало на весь зал. Несмотря на громкость фраз, старому грифону в военной форме понадобилось какое-то время и указания молодого заместителя, чтобы сбросить дремоту и сделать шаг к краю своей площадки.

— Ага, гм, да, – бормотал Фэрриер, пытаясь разобраться в нескольких листах бумаги.

Из-за подрагивающих когтей перелистывание страниц давалось военачальнику с трудом. Его заместитель отвернулся, чтобы не наблюдать этого позорного, по его мнению, зрелища.

— Господин секретарь, господа командующие округов, да и все прочие, – начал речь Фэрриер. Рэдфилд даже на большом удалении ощутил боль местного секретаря, которому приходилось перекладывать вольный слог командующего на необходимый канцелярит. – Сердечно вас всех приветствую. Получается, что я, стараниями моего длинного на язык заместителя, как бы выступаю сейчас обвиняющим. Хотя мне обвинять Эквестрию не в чем, да и не особо хочется. Но, раз уж протокол…

Фэрриер снова встряхнул листы бумаги. Рэдфилд краем уха уловил, что тяжело сопевший Краулинг Шейд затаил дыхание.

— В установленные сроки, господа преторы, по поручению совета от… третьего дня давности с помощью представителей Эквестрии и нашинского Медиакорпа была сформирована группа из двух грифонов и двух пони. Группа выполнила поставленную задачу, добыв образцы крови существ, атаковавших патрульных в ночь… этого… инцидента. – Командующий потёр когтём клюв и продолжил, явно перескочив через полстраницы текста. – Короче говоря, при всесторонней проверке никаких признаков, указывающих на принадлежность существ к любой из рас пони, наши светлые головы от медицины не нашли. Посему моя рекомендация как Верховного командующего и претора центрального округа, то бишь Ивсфилда и прилегающих… В общем, предлагаю разойтись уже поскорей. Давайте будем разумными существами и примем то событие как локальное и малозначимое.

В зале раздались одобрительные перешёптывания и даже пара хлопков. Секретарь Совета встряхнул бамбуковой палочкой, которой только что набросал три абзаца скорописи. Командующий Фэрриер попятился, сжимая листы с результатами экспертиз, однако материалы у грифона оперативно выхватили. Место на обособленной трибуне занял докладчик в синем мундире.

— Верховный командующий не огласил один весьма значимый факт! – заявил Флоуик.

— Слово предоставляется вице-командующему Республики Флоуику, – сообщил Рилаент, внося соответствующую отметку в протокол заседания.

— Ну, начинается… – вздохнул Инцитат.

— Коллеги, – сказал Флоуик. Причём, судя по взаимным «переглядкам», обращался он не к политикам, а к стоявшим рядом военным командирам. – В отчёте отмечена бурная химическая реакция с выделением тепла при смешивании образцов крови и раствора игнификтацина. Я не буду сейчас зачитывать курс биохимии, отмечу лишь, что подобная реакция смеси возможна в двух случаях. Или кровь, представленная на анализ, создана искусственным путём, или на анализ представлена кровь существ, созданных искусственным путём. В любом из этих двух случаев, как мне кажется, имеет место обман эквестрийцами наших учёных. И посему снятие всех обвинений преждевременно. Ситуация требует повторных исследований, новых экспертиз, о назначении которых я прошу Совет.

Пегас взмахнул крыльями и слегка приподнялся, привлекая к себе внимание. Рилаент объявил, что посол Эквестрии Инцитат берёт ответное слово.

— В ходе экспедиции на Ураганные острова серьёзно пострадал один из исследователей. Остальные с трудом отбились от этих тварей. Если вам так угодно подтвердить результаты, полученные вами, грифонами, то слетайте на острова сами. Я более не желаю подвергать опасности представителей эквестрийской науки.

— То есть вы отказываетесь от сотрудничества с Республикой? – незамедлительно спросил Флоуик.

— Такой фразы я не произносил, – соскочил с политического крючка Инцитат.

— Слово предоставляется претору и командующему армией северо-западного округа Гардиану.

— Дозвольте сообщить Совету, – прозвучало с крайнего левого балкона, где в одиночестве стоял претор Гардиан, – что результаты экспертизы, вызвавшие у вице-командующего сомнения, имеют объяснение. Согласно сведениям, предоставленным эквестрийской стороной, данные существа, бестии, созданы посредством тёмной магии. Их сотворила змея по имени Ламия. Ни мы, ни пони не имеем представления, откуда они взялись, какие на них использовали заклинания и почему они поселились на Ураганных островах. Но факт их создания магическим путём, как мы видим, научно подтверждён нагревом какой-то там колбы.

— Змея по имени Ламия, – хмыкнул Флоуик. – Какая интересная версия.

— Если вице-командующий не верит моему слову, когда я говорю, что имел неприятный диалог с этой змеёй, если вице-командующий не хочет верить и слову всеми уважаемого Нитпика, сопровождавшего меня в тот день… То, возможно, ему следует посетить Кантерлот, чтобы, с высшего дозволения правящих сестёр, лично увидеть тело Ламии. Если, конечно, это тело не создали искусственно, ведь мы все прекрасно осведомлены о достижениях пони в области творения всяких разных существ.

— Я попросил бы вас, Гардиан, воздержаться от подобного ёрнического тона.

— А я в ответ попросил бы вас, Флоуик, воздержаться от голословных обвинений.

— Как только пони перестанут нарушать законы нашей Республики…

— Они их не нарушают.

— Да? А как же ситуация с вторжением двух пони на территорию Грифонстоуна? Их появление там не согласовано с Советом Республики. И никаких извинений со стороны Эквестрии не последовало.

— Ещё и это вспомнил, – сквозь зубы выдохнул Инцитат.

— Объявляется свободное обсуждение, – провозгласил Рилаент, заметив многочисленных желающих довести до общего сведения своё мнение. Тем самым он устранялся от обязанности объявлять всех по очереди. Судя по смешку Инцитата, на заседаниях Совета эта ситуация была типичной.

— Данный инцидент не имеет никакого отношения к случившемуся двадцать второго числа, – заметил претор Регримм. – Если бы имел, я отметил бы это в своём вступительном обращении.

Флоуик, по-прежнему не желавший сделать шаг в тень и освободить трибуну для выступлений, трагически всплеснул передними лапами.

— Не желаю никоим образом нарушать протокол. Инциденты не имеют прямой связи. Кроме патологического желания пони влезть на нашу территорию и присвоить её себе.

— Вице-командующий, – убедительно попросил Фэрриер, похлопав молодого грифона по спине. – Прекращайте своё выступление и садитесь на место. По-моему, в зале все уже устали от вашего нагнетания.

— Позвольте всего одно последнее замечание, – вывернулся из-под лапы непосредственного начальника Флоуик. – Я хотел бы обратить внимание собравшихся на повторяемость истории. Триста лет назад драконы обосновались на Огненных островах. Мы не оставили земли ящерам, провели две Драконьих войны, отвоевали острова обратно. Сейчас пони и их искусственно выведенные твари обживают другие острова. Мы что, в этот раз отступим и послушно отдадим территории?

— А вы войну предлагаете начать? – спросил командующий Ивлин с юго-востока. Предки грифона относились к числу тех, кто героически отбивал острова у драконов, поэтому он влез поперёк слова Флоуика, с которым обычно старался не спорить.

— Если потребуется.

— Вы, заботящийся о землях страны, хоть представляете, как сильно война ударит по нашему государству? – поддержал командира Ивлина пожилой претор юго-востока. – Вы почитайте новый номер «Птичьего полёта». Там в красках расписали, как и на что взлетят цены, если вы кинетесь клевать соседнюю страну.

— Точно, – кивнул претор южного округа Нэтгал. – Мне с утра супруга такую истерику закатила по поводу роста цен на косметику…

Рэдфилд готов был поклясться всем, чем угодно, кроме жены и сына, что сидевший в этот момент в рядах для зрителей Нитпик подмигнул ему.

— Если мы выиграем эту войну, то все товары, которые якобы подорожают, достанутся вам бесплатно. И в количествах, превышающих ваши потребности, – заявил Флоуик. Поддержки у других командующих он не нашёл. Даже военачальники юга и севера предпочитали смотреть вниз, на ряды зрителей заседания.

— Что-то у меня мало убеждённости, что мы войну выиграем, – отметил Ивлин. – Особенно, если в конфликт вмешается «Си Хорс».

— Видите ли, – подхватил стоявший рядом претор, – мы общались с настоящим руководителем лабораторий «Си Хорс». И получили от него гарантии сохранения нейтралитета и непременном противодействии стороне-агрессору.

— Ух ты! Гарантии! Страшно-то как, – не унимался вице-командующий. – А чего-то посерьёзнее гарантий было предоставлено? А то, знаете ли, слова как-то не очень пугают.

Рэдфилд услышал тихую фразу «не переживай, будет тебе что-нибудь посерьёзнее», которую обронил Краулинг Шейд. Глазами секретарь наблюдал, как Верховный командующий, ставший сердито переминаться с ноги на ногу, нанёс по крылу заместителя ощутимый удар. И такого воздействия хватило, чтобы стоявший на самом краю Флоуик покачнулся и чуть не слетел.

— Так, малой, – на весь зал гаркнул Фэрриер. – Защёлкни клюв и сядь на место. Пока я тебя не вышиб с должности в далёкое Подхвостье.

— Не имеете права. Ещё два месяца, – прищурившись, ответил Флоуик. И тут Рэдфилд понял, что впервые с начала заседания ему есть, что сказать.

— Верховный командующий может обратиться к пункту семнадцать статьи четвёртой военного устава Республики, где подчёркивается возможность смещения грифона с высокой военной должности в обход установленных протоколов по причине психологического несоответствия нормам.

Шум в зале усилился. Посол Инцитат одобрительно кивнул Рэдфилду. Секретарь Рилаент задумчиво покрутил в когтях палочку для письма, но отметил реплику пони в протоколе. А вице-командующий смерил единорога таким взглядом, словно намеревался оторвать голову и выпить всю кровь.

— Это точно, – хохотнул Фэрриер. – Так что сядь и успокойся, пока я не начал слушать советы представителей Эквестрии.

Флоуик тяжело плюхнулся на отмеченный для его персоны участок трибуны, но мысленно изничтожать присутствующих в зале копытных не прекратил. Народ вокруг с юмором и интересом обсуждал «великое отступление» вице-командующего, а также единорога, внезапно продемонстрировавшего знание законов Республики лучше большинства её граждан.

— Итак, полагаю, мы можем приступать к процедуре… – Рилаент расправил плечи и подготовил официальный призыв к голосованию, однако, глянув в зеркало, поперхнулся и сменил тон: – Слово предоставляется ментору Церкви Великого Неба.

И снова многочисленные головы приподнялись, чтобы впиться взглядами в практически забытый балкон под потолком и его одинокого обитателя. Облачённый в белую робу с серебристыми полосами грифон опустил лапу, которой изъявлял своё желание высказаться.

— Мои сородичи, – сказал грифон с ассиметричной расцветкой перьев. – Я обращаюсь так не только к тем, чьи лапы украшены когтями. Под сенью Великого Неба уравнены и единообразны все, в ком есть искра жизни. Даже неверующие в силу верховных покровителей дороги им и должны рассчитывать на их милость.

Посол Инцитат слегка подтолкнул Шейда, которому после нескольких дней научно-политических игр не помогал даже кофе. Однако бэт-пони был не единственным в зале, кто явно скучал, слушая слова с верхнего балкона.

— Но мы должны помнить, что наши деяния куда важнее нашей веры, – продолжал вещать ментор церкви. – Великое небо приемлет и принимает тех, кто в него не верит. Но оно отвергает и карает тех, кто поведением своим умаляет семейство своё и весь род грифонов. Не будем забывать, какова была ярость Великого Неба к древним Гнездовьям. Лишь чистота и праведность Грифна Великого спасли наш сбившийся с пути народ.

Рэдфилд мельком взглянул на барельеф, размещённый под балконом секретаря Рилаента. Скульпторы ожидаемо поместили там героического вида фигуру, обращённую к публике зрячим глазом и опирающуюся на глефу с длинным древком.

— И сейчас внимательней всего мы должны следить за деяниями своими, – продолжал ментор церкви. Он прекрасно осознавал, что притянул к себе все взгляды. – И различать в них угодные Великому Небу. Единой любовью оно отвечает всем существам этого мира. Но лютой ненавистью проникнется к тем, кто возжелает вредить другим своим сородичам. Война, которую готовят чьи-то замыслы, есть худшее из преступлений в мирозрении Великого Неба, и не будем мы достойны спасения и процветания, творя войну другим. И призываю вас, сородичи мои, увидеть благость и отвратность своих помыслов и обратить начинания в дела, угодные Великому Небу. Вот все слова, что мне желаемо сказать вам сегодня.

Грифон в белой робе опустился на трон с символом церкви. Многие преторы и командиры задумчиво переглядывались, пытаясь понять, к чему вообще относились слова церковника и как в связи с его выступлением им теперь надлежит поступить. Первым из оцепенения вышел Нитпик, шумно столкнувший передние лапы. Претор Гардиан, заметивший и мгновенно оценивший жест товарища, начал аплодировать следующим. Через пару секунд овации охватили почти все ряды сидячих мест и трибуны. Даже Флоуик отметился парой равнодушных хлопков.

— Хитрец, однако, этот ментор церкви, – сказал Инцитат, когда аплодисменты начали стихать.

— В смысле? – не совсем понял посла Рэдфилд.

— Сейчас будет голосование преторов. Мы его в любом случае выиграли бы, потому что не тратили зря время и предоставили доказательства. Но народ подумает, потом скажет вслух, что именно слова ментора оказали решающее воздействие и не допустили войны. Что тут скажешь? Отлично продуманный политический шаг. Редкий случай для того балкона.

— Это хорошо или плохо? – спросил бэт-пони. – И кто вообще этот ментор?

— Конкретно этого ментора не знаю. Лично с ним не общался. А имена послушники в церкви не употребляют. Отрекаются от них сразу после обряда посвящения. Так что я не имею представления, кто сей грифон и из какого региона он родом.

— Ясно, – буркнул Шейд. – Значит, примем это к сведению и проясним детали.

— По поводу его выступления. В нём хорошо то, – подумав, ответил пегас, – что он не ратует за войну с пони. По крайней мере, при данной политической ситуации. И плохо оно тем, что церковники много веков не лезли в дела Совета. Последний раз, когда менторы ударились в политические игры, это раскололо государство и привело к появлению Грифонстоуна. Поэтому за этим пёстрым парнем надо внимательно следить, чтобы лишних яблок не натряс.

Над головами пони прозвучал призыв Рилаента к голосованию. Секретарь Совета первым делом предложил к утверждению версию, что произошедшие четыре дня назад события являлись преднамеренным нападением эквестрийцев и служат поводом для ответных мер. Инцитат и Рэдфилд смотрели на «утёсы», на представителей округов. А ещё яростней крутил головой по сторонам вице-командующий Флоуик. К его негодованию, которое почувствовала на себе почти оторвавшаяся пуговица мундира, никто не поддержал военную инициативу.

Рилаент поменял вариант для голосования. Рэдфилд крутанулся на месте, одновременно с другим секретарём считая поднятые вверх лапы. Семь голосов – семь преторов решили считать ситуацию с патрульными и бестиями внутренним делом Республики, никак не связанным с пони. Рэдфилд всё ещё не верил своим глазам, как его кинулся обнимать Инцитат. Чуть меньшую радость выражал измотанный советник по науке.

— Отличная работа, господа! – объявил Инцитат под общий гомон грифонов. – Семь к нулю на стороне пони. Такого на моём веку ещё не случалось.

— Стэйблридж умеет удивлять, – ответил единорог, наблюдая за тем, как здание через отдельную дверь покидает служитель церкви.

— Кстати об этом, – прозвучал над ухом усталый голос Шейда. – Я вас, Рэдфилд, должен кое о чём информировать…

*   *   *

Из-за толстого стекла два пони не слышали нервного писка приборов, но видели свет сигнальных ламп и лежавшую на койке мешанину из белых медицинских повязок, бурой шерсти и чёрных подпалин. Зелёная единорожка листала державшиеся на одной скрепке бумаги, а вот бэт-пони не сводил глаз с сотрясаемого мелкой дрожью пациента, чья борьба за жизнь длилась уже не первые сутки.

— У нас нет других вариантов, – вздохнула Дресседж Кьюр. – Он пережил транспортировку на «Си Хорс», но до конца недели не доживёт. Основные показатели неуклонно деградируют. Только «Оранжерея» может помочь.

— Подумай, что ты предлагаешь, и как бы он к этому отнёсся. Возможно, Уайлд предпочёл бы смерть новаторским методам лечения Еудженин.

— Когда-нибудь мы должны будем перейти к испытаниям. Сейчас это может спасти ему жизнь.

— И превратить его в гибрид из живой плоти и продуктов «Оранжереи».

— Если бы сохранился образец «чудо-клеток», – прикусила губу Кьюр. – Если бы мы не извели его тогда в Стэйблридже, то не пришлось бы всё пересоздавать и выращивать в «Оранжерее». И мы ещё так далеки от параметров тех «чудо-клеток».

Краулинг Шейд практически не слушал. Он всё ещё смотрел на уцелевшую часть морды земнопони-зоолога и пытался понять, на что он как учёный, сторонний наблюдатель, обладающий сердцем, должен решиться. Риск не гарантировал успеха, он это понимал, Кьюр это понимала. Бэт-пони искал в эквестрийском языке слова, которые могли бы служить ему оправданием.

— Ты художник, – наконец произнёс он. – Там твой холст. Делай с ним всё, что посчитаешь нужным. И давай надеяться, что это назовут шедевром.

— Благодарю… – смущённо и неуверенно произнесла Кьюр.

— Если это всё, то я пойду, займусь другими делами.

— Помни, не трать на работу много времени, – услышал за спиной бэт-пони. – Я назначила тебе покой и постельный режим. Иначе нервное истощение тебя убьёт. И новые мозги тебе в «Оранжерее» не сделают.

— А жаль… – вздохнул Краулинг Шейд и направился к лифту.

Он пребывал в твёрдой уверенности, что главврач научного центра будет крайне занята весь вечер, а то и не один, так что не станет проверять состояние своего самого титулованного пациента. А потому бэт-пони решил посвятить эту ночь и следующий день шастанью по личной научно-исследовательской вотчине.

Глава 11. Игры тени

Даже будучи на стационарном лечении Краулинг Шейд ухитряется найти на свою голову пару кризисных ситуаций...

---

Отставив поднос с завтраком и сделав пару потягиваний из предписанного врачом комплекса утренней гимнастики, Краулинг Шейд нажатием кнопки активировал мощные световые трубки. Даже ему, находящемуся в освещённом помещении и прятавшему глаза за очками, стало неприятно от мертвенно-белого сияния, наполнившего соседний закуток. Тамошнему обитателю, содержащемуся в полной темноте, каждое «световое шоу» должно было причинять физическую боль. И Шейд с лёгкой улыбкой наблюдал, как его личный арестант реагирует на иллюминацию, не сулившую ничего хорошего.

По всем законам заключённый в изолированную камеру профессор Диспьют давно должен был получить свободу. Его помилование утвердила лично принцесса Селестия. Но ситуация с земнопони относилась к редким случаям, когда исполнительного Шейда совершенно не интересовало мнение венценосных особ. Бэт-пони поставил себе цель – выбить из Диспьюта раскаяние, и не собирался от неё отказываться. Как не собирался привлекать к процессу кого бы то ни было. Даже верный Эндлесс на замечание по поводу арестанта услышал жёсткое «потому что так надо».

— Профессор Диспьют, – произнёс Шейд в специальное устройство. Оно исказило голос советника по науке, сделав его монотонным и дребезжащим. Похожий аппарат Шейд встроил в «МАГиСТра», чтобы никто из собеседников не мог узнать личность, стоящую за белым фантомом.

— Что? Что вам ещё надо? – отчаянно отгораживался копытами от света и голоса пожилой земнопони. Прятаться ему было попросту некуда: вся обстановка камеры состояла из койки и примитивного санузла. Окна отсутствовали, а дверь и щель для подачи еды были хитро замаскированы. Найти их в темноте узник никак не мог. Всё, что оставалось Диспьюту – ходить, сидеть или лежать в темноте без счёта времени, гадая, когда бестелесный голос снова явится его допрашивать.

— Вы должны раскаяться в своих преступлениях, – проговорил Шейд, из-за «стены» наблюдая за поведением съёжившейся фигурки.

— Я всё вам рассказал! Про змею эту клятую… Про Свитча. Про Союз Академиков. Я всё сказал! Зачем вы меня спрашиваете? Зачем вы это делаете?..

«Потому что могу», – чуть было не ляпнул Шейд.

Он одёрнул себя, мысленно напомнив, что обращение должно быть максимально туманным и расплывчатым, чтобы Диспьют изводил себя, представляя самые кошмарные варианты. Например, что его допрашивает принцесса Селестия. Или кто пострашнее. Или что он вообще умер и находится в загробном мире. Шейд прекрасно понимал важность сохранения тайны в психологическом воздействии.

— Вы совершили гораздо больше преступлений. Вы должны в них раскаяться, – повторил узнику изолятора бездушный голос.

— Я ни в чём не виноват! – почти зарыдал Диспьют.

Шейд, будучи советником по науке, мог зачитать длинный список поступков, опровергающих «ни в чём не виноват» профессора. Но он не пытался припомнить Диспьюту все рутинные недосмотры и просчёты. Его волновало одно, и только одно должностное преступление, касавшееся дорогой Шейду пони. Правда, эта самая пони приложила бы тюремщика-любителя головой о стену, узнай она о злоключениях профессора Диспьюта. По какой-то причине, непонятной бэт-пони, Кьюр простила давнего обидчика, сломавшего ей жизнь. А вот Шейд простить не смог.

— Значит, вспомните о своих преступлениях в следующий раз, – произнёс бэт-пони в микрофон синтезатора голоса и погасил недосягаемые для арестанта прожекторы.

Диспьют остался в одиночестве в объятиях всепоглощающей тьмы. Ему предоставлялось право гадать, когда голос решит вернуться для очередного допроса. Новый «сеанс» Шейд намеревался устроить завтра утром.

— Пожалуйста… – Земнопони потянулся к остывающим лампам, словно уверовав в их сверхъестественный статус. – Позвольте мне поговорить с женой. Я хочу услышать её голос. Узнать, что с ней всё в порядке. Прошу, позвольте поговорить с женой.

Глейсерхит, супруга Диспьюта, тоже находилась на «Си Хорс», но её изолятор больше походил на однокомнатный номер в отеле. В её распоряжении находились светильники, книги, удобная мебель и даже разговорчивый охранник, который стерёг дверь и не позволял светло-синей единорожке выйти. Этот охранник являлся третьей, после Шейда и Эндлесса, и последней личностью, знавшей, что на «Си Хорс» противоправно удерживаются подданные Эквестрии.

Истязать Глейсерхит темнотой и безвестностью Шейд не планировал. В конце концов, никаких личных обид к ней у советника по науке не имелось. А вот Диспьюта, взывающего к состраданию своих тюремщиков, бэт-пони без каких-либо переживаний снова оставил в мрачной комнатушке.

*   *   *

— Босс! Босс! – Эндлесс, как и полагается подчинённому, взятому на работу по дружбе, предпочёл лично найти Шейда, чтобы сообщить ему важную новость. Бэт-пони, почти добравшийся до удалённых апартаментов, где под домашним арестом содержался Скриптед Свитч, с шумом пропустил воздух сквозь зубы.

— Да, Энди, что случилось? – с деланной невозмутимостью поинтересовался Шейд.

— На медэтаже проблема. Срочно требуется твоё вмешательство.

— Я от них ушёл час назад. Какого сена там стряслось?

— Пациент в операционной внезапно очнулся. Кьюр доложила, что он, вроде, вооружился скальпелями и даже поцарапал пару санитаров.

Шейд не удержался от короткого четырёхтактного смешка. На «Си Хорс», да и, наверное, во всей Эквестрии существовал только один «пациент», способный переполошить персонал больницы. Однако, учитывая послужной список «пациента», следовало меньше смеяться и активнее действовать, ибо Паддок Уайлд был способен и на подводной станции форточку открыть.

Лифт с угловатой вмятиной в полу – грохнули что-то из оборудования – по мере технических возможностей опустил двоих пони на два уровня вглубь базы.

— И какова ситуация? – спросил Шейд у зелёной единорожки. Вопрос задавался, скорее, для протокола, потому что бэт-пони прекрасно видел, что творилось в операционной.

Центральной фигурой шокирующего шоу был земнопони, являвший собой дикое смешение бурого, красного, белого и серого цветов. Бурой была шерсть в тех местах, где её не затронуло пламя, серыми – остатки подпалённой гривы. Красным выделялись свежие ожоги на морде и передних конечностях; насыщенный цвет им придавала проступающая сквозь сожжённые ткани кровь. Белыми были те немногие участки кожи, на которые опытные медики уже успели нанести слой лечебного снадобья из сгенерированного в «Оранжерее» материала.

Жуткое многоцветное нечто, по всем параметрам должное лежать пластом и не способное пошевелить и ухом, умудрялось не только стоять на ногах, но и прижимать к себе медсестру, угрожая ей прихваченным где-то скальпелем. И теперь во всех смыслах больной пациент, очевидно, ждал какой-то реакции со стороны остального медперсонала. Вот как раз их возможными ответными ходами Шейд и интересовался.

— Твой красавец очнулся и сходу начал буянить, – коротко ответила Кьюр, бросив на советника по науке сложный взгляд. – При попытке объяснить и успокоить медсестра Кейртач нарушила дистанцию безопасности. Остальное сам видишь. Надо успокоить его, надо спасти её. А потом и успокоить её, потому что, чувствую, Кейртач теперь неделю придётся беседовать с психологом.

— Ты, вроде, заявляла, что Уайлд при смерти? И до сегодня может не дожить.

Кьюр раздосадовано потрясла головой.

— Я отказываюсь понимать, что происходит в теле этого индивидуума, – сообщила единорожка. – Медицинские приборы всю дорогу от Балтимэйра показывали критическое истощение организма и угрозу для жизни, а едва я попыталась стабилизировать его состояние здесь, подскочило сразу всё: СР-сигнатура, уровень ДКК, М- и МВ-колебания. Всё подскочило. И сам он подскочил.

— Ты что, без анестезии работала?

— Издеваешься? Конечно, мы его держали в бессознательном состоянии. Вот только… – Кьюр на мгновение задумалась. – У него или болевой порог превосходит нейтрализуемые пределы, или я, когда ему голову пыталась вылечить, случайно помогла выработать иммунитет к седативам...

— Ладно, потом придумаешь себе оправдание, – фыркнул Шейд, чувствуя, что ему просто необходимо вмешаться в ситуацию в операционной.

Кьюр осталась наблюдать за новым витком драмы из-за стекла. Хотя в помещении была её подчинённая, жизнь которой находилась в опасности, там же был и её пациент, питавший к единорожке не самые тёплые чувства. Шейд при таком раскладе казался лучшим переговорщиком. Вот только его методы ведения переговоров доктор поставила бы под сомнение.

— Уайлд, смирно! – приказал бэт-пони, едва появившись в поле зрения искалеченного бывшего зоолога.

Вблизи Шейд смог в подробностях рассмотреть красно-коричневую корку с обрамлёнными чёрным кровоточащими трещинами, которая лишь отдалённо напоминала морду пони. И ощутить дополнявший жуткую картину сильный запах горелой шерсти и засыхающей крови, который не забивали даже запахи медицинских препаратов. Однако внутри всего этого кошмара всё ещё пряталось многогранное сознание незаурядной личности.

— Шеф? – В хриплом, каркающем голосе Паддока Уайлда проскользнуло удивление: пострадавшие в огне глаза утратили чёткость зрения, наполнив окружающий мир тенями и размытыми силуэтами. Начальника он опознал исключительно по голосу.

— Смирно, я сказал! – тоном заправского строевого сержанта продолжал Шейд. – Ты глава службы безопасности моего НИИ. Как ты себя ведёшь? Немедленно отпусти эту пони, брось оружие и выправись, как надлежит дисциплинированному сотруднику.

Кьюр подумала, что сейчас на Шейда посыплются яростные упрёки, саркастичные замечания, ругань – всё, что способна предложить больная голова Паддока Уайлда. Но, к её изумлению, бывший зоолог послушно выполнил приказы Шейда, попутно выставляя для лучшего обозрения своё обожжённое тело. Брошенный скальпель тихо звякнул о пол, приведя в чувство только что освобождённую Кейртач. Медсестру трясло от пережитого стресса, и она тихо, не имея сил подняться на ноги, поползла в сторону дверей.

— Простите, шеф, – сказал Паддок Уайлд. – Мне не хватило информации для оценки происходящего. Я не знал, что это ваши подчинённые. Если бы я знал…

— Если бы, – повторил Шейд. – Теперь знаешь. И ты позволишь этим врачам провести все процедуры, какие они запланировали. Это приказ.

— Слушаюсь, – тихо произнёс Уайлд.

Брови Кьюр, взметнувшись под самую границу гривы, упорно не желали возвращаться на определённое природой место. Столь быстрого и простого разрешения проблемы она не ожидала. И ей было крайне интересно, как именно бывший зоолог видит ситуацию, потому что она лично, следуя научным терминам, видела, как по ту сторону стекла альфа-самец показывает своё доминирование на данной территории, а его сородич это доминирование признаёт.

— А что со мной сделают? – поинтересовался обгоревший земнопони. Он поднял копыто и осторожно потрогал белую смесь, покрывавшую левую щёку, чем добавил себе ещё один источник небольшого кровотечения.

— Во-первых, не дадут окочуриться раньше времени, – объяснил Шейд. – Во-вторых, постараются вернуть прежний облик. Ты мне здоровым и красивым нужен. Уяснил?

— Для чего? Какой от меня теперь толк?

Эмоциональная перегрузка, удерживавшая израненный организм в активном состоянии, начала постепенно сходить на нет: земнопони вынужденно опёрся уцелевшей стороной тела на операционный стол.

Шейд широко улыбнулся и движением головы подозвал врачей. Храбрости, чтобы зайти внутрь операционной, хватило только у Кьюр.

— Уайлд, можешь не верить, но ты один такой на всю Эквестрию. Уникальное существо. Монстр, живущий среди обывателей.

Кьюр поостереглась бы называть «монстром» психически неуравновешенного пони, пережившего жуткую травму, но Шейд, похоже, прекрасно осознавал, что и кому говорил.

— Мне для охраны и обеспечения безопасности не нужен абы кто. Хоть из Кантерлотской военной школы, хоть из Академии «Чудо-молний». Мне нужен монстр. Зверь, которого боятся и обходят стороной даже когда он сыт и спокоен. Ты монстр, который мне необходим. И ты должен быть рядом со мной, ты должен вернулся к работе в Стэйблридже. Поэтому ты должен послушно выполнять все указания моих врачей и перенести все их процедуры. Понял меня?

— Будет сделано, – с усилием произнёс бывший зоолог.

Шейд отошёл в сторону, показывая Кьюр, что та может беспрепятственно продолжить операцию. Правда, ей ещё требовалось навести порядок в медицинском помещении и вызвать себе новых ассистентов – прежние медсёстры и врачи по понятным причинам приближаться к Уайлду отказывались.

— Не понимаю, как ты вообще до сих пор в сознании, – ворчала Кьюр, дезинфицируя многочисленные раны своего беспокойного пациента, – но лучше тебе в сознании не оставаться. Боль обещаю жутчайшую.

— Нет! – Уайлд дёрнулся, среагировав на один из медицинских манёвров Кьюр. – Не надо никаких усыпляющих уколов и баллонов с распыляемой химией. Я всё выдержу...

— Можно подумать, мне сильно хочется спорить, – цокнула языком Кьюр.

— Шеф, – внезапно встрепенулся Уайлд. – А задание? Оно выполнено? Охота на тех тварей удалась? Войну мы предотвратили?

— Да-да, – успокоил «монстра» Шейд. – Задача выполнена. Это и твоя заслуга тоже. Не смей этого отрицать.

— Не буду… – произнёс земнопони, и, судя по всему, позволил себе провалиться в забытьё. Под тщательным контролем со стороны обрадовавшейся Дресседж Кьюр.

— Вкатить ему двойную дозу анестетика, – скомандовала единорожка, приветствуя таким образом новую группу санитаров, вызванную для участия в операции. – И привязать к столу на всякий всяческий. Хватит мне одного инцидента. Шейд, спасибо. Думаю, теперь я без тебя управлюсь.

Шейд, убедившись, что статус ситуации можно сменить с «чрезвычайного» на «рабочий», покинул операционную. Только в лифте, где никто не мог увидеть, бэт-пони отпустил эмоциональный якорь. Его затрясло от шока и отвращения, которые он сдерживал последние несколько минут.

*   *   *

Пока единорог проверял степень нагретости паяльной лампы, под дверью обозначились два тёмных пятна. Это означало, что между лампой коридора и входом в одиночные апартаменты возник посетитель. Скриптед Свитч с заметным сожалением отложил инструменты – как и в предыдущие пятнадцать раз, он считал, что вот именно сейчас находится на грани научного прорыва, когда от успеха его отделяет лишь последнее усилие.

Дверь скрипнула так, будто ставила ультиматум, чтобы её немедленно смазали и вообще привели в должный вид. Пока что, как и половина дверей комплекса «Си Хорс», это была побитая копытами матросов, снятая с яхты или другой посудины внутренняя корабельная водонепроницаемая дверь. Вделанная в стену настолько «качественно», что вода легко затопила бы всё, игнорируя, собственно, дверь. В проёме показалась фиолетовая физиономия с парой выступающих клыков и тёмными очками, прекрасно осознававшая, что с внутренними помещениями комплекса надо что-то делать, ибо «позор и стыдоба».

Новый посетитель принюхался к исходившему от паяльника запаху раскалённого металла, улыбнулся, после чего подал голос:

— Мистер Свитч, не желаете ли прогуляться?

Очень даже желавший, но склонный к подозрительности в отношении халявных бонусов единорог промолчал, слегка приподняв брови. Обычно в это время дня его навещала Кьюр, а не высокопоставленная особа с газетных разворотов.

— Маршрут засекречен? – спросил Свитч.

Бэт-пони, очевидно, не шутил, даже отошёл в сторону, демонстрируя, что между Свитчем и открытой дверью нет никаких препятствий.

— Напротив, охотно открою вам этот маршрут. Мы идём взглянуть на строящийся главный реактор «Си Хорс». Я считаю, что он вас заинтересует по ряду причин. Во-первых, его строили по технологии, которую вы использовали для получения энергии в Механизме. Даже сердечник тот же.

— Стоп! – поднял голову единорог. – Вы используете прилетевший с неба камень?

— Пытаемся использовать. Тут закрадывается моё «во-вторых». Без надлежащего опыта и вашего таланта у нас пока получается не реактор, а неработающий дорогостоящий хлам. И весь комплекс живёт на резервных источниках питания, среднемощных генераторах и конденсорах.

— Как я заметил, система эта не из самых надёжных, – скептически заметил Свитч, бросая взгляд на то и дело начинающую моргать потолочную лампу.

— Только не сообщайте этого Гальвару, когда его увидите, – попросил Шейд, выдвигаясь в путь. Вопреки обещанию, он назвал не маршрут, а лишь его конечную точку. О том, что путь проходит через коридоры жилого этажа, лифт, технический этаж и технические туннели, упомянуто не было.

— Я встречусь с самим Гальваром? – спросил Свитч.

— Встретитесь, – кивнул Шейд. – Хотя, честно говоря, Гальвар не из тех, с кем хочется часто встречаться. В нём мало от учёного и много от грифона.

— Что это значит?

— Ну-у-у… – протянул бэт-пони, ткнув кнопку вызова лифта. – Гальвар в коммуникативном аспекте весьма своеобразен. Мало кто из грифонов, начиная с ним разговор, заканчивал его без драки. Потому что наука грифонов считает физическое превосходство спорщика достаточным для доказательства правоты в научном споре.

— Вы с ним тоже дрались?

Перехвативший взгляд Свитча Шейд дёрнул носом и, почувствовав сопротивление, провёл под ним копытом. Пару секунд смотрел на оставшуюся на копыте кровь и полез в карман за платком.

— Нет, с Гальваром я не дрался. Потому что Гальвар знает, что я драки не боюсь и могу отвесить пару оплеух, а при необходимости и клюв ему на сторону свернуть. А вот тебя он наверняка начнёт задирать. Или найдёныша своего натравит.

— Кого?

— Найдёныша, – повторил Шейд, выходя из лифта и шагая по коридору. – Так у грифонов называется приёмный птенец, продолжающий семейное ремесло. Иногда случается, что птенцов нет или из наследника семейства вырастает негодная личность. Тогда грифоны ищут среди осиротевших или не нашедших призвание юнцов того, кто заинтересуется семейным делом и продолжит его в следующем поколении. В Республике это в порядке вещей, когда сын ткача, не желающий быть ткачом, прогоняется из дому, а на его место приходит способный найдёныш, который считается за родного потомка. Как Фардеай для Гальвара.

— Какие странные обычаи, – покачал головой Свитч. – Отрекаться от собственных детей…

— В чём-то они даже рациональные, – поделился мнением Шейд. – Если родное чадо тупое как технический карандаш, так зачем тратить на него время, пытаться научить чему-то против воли и желания? Куда проще сохранить ремесло и передать его через поколения, взяв в семью талантливую личность, полную энтузиазма.

— Типа как вы меня взяли?

Шейд слегка запнулся. Сделал вид, что это из-за неровности пробитого через морское дно туннеля.

— Мистер Свитч, я привёз вас сюда, чтобы защитить. За пределами «Си Хорс» о вас сложилось вполне чёткое негативное представление. Хотя принцессы усиленно скрывают детали так называемого «инцидента в Кантерлоте», народ в курсе, что единорог Скриптед Свитч осуществил попытку захвата власти, завершившуюся для него трагически. При иных обстоятельствах вам угрожал бы суд по обвинению в государственной измене и попытке узурпации власти. Если вы, мистер Свитч, слышали про Сомбру, то представляете, как принцессы улаживают подобные инциденты.

Скриптед Свитч историю правителя Кристальной Империи знал детальнее, чем некоторые, потому что змея, долгое время копавшаяся у него в голове, просто забавы ради рассказала ему, каким был Сомбра до становления монархом. В этих рассказах сквозили обида и ненависть, ведь вместо того, чтобы стать верным союзником, король Ламию предал.

Пока единорог предавался воспоминаниям, на его пути выросла массивная дверь с кучей предупреждающих знаков. По условным обозначениям можно было прочесть, что неосторожного посетителя в следующей комнате ожидают воздействие сильнейших магических полей, падение тяжёлых предметов, яркие вспышки света, сильный шум, а также полный запрет на пронос и поедание любых продуктов.

От этой двери у Шейда тоже имелся ключ. Ключ работал по особой системе – запускал поршень, который сдвигал с места металлический овал, преграждавший путь в реакторный зал.

Когда Скриптед Свитч оказался в самой комнате, он ощутил странную комбинацию из чувства узнавания и ощущения собственной незначительности. Он словно уменьшился в размерах и попал в отсек, который когда-то создал для работы Механизма, управлявшего движением луны и солнца. Всё было очень похоже, но воспроизведено в новом масштабе. Огромном масштабе.

— Опаньки! – прозвучало откуда-то сверху.

Свитч задрал голову и разглядел грифона, сидевшего на металлическом стержне, протянутом от стены комнаты к камере в её центре. Тот, недолго думая, сделал кувырок назад и спикировал вниз, грузно опустившись на две птичьи и две пятнистые кошачьи лапы. Теперь единорогу удалось рассмотреть выдающего учёного грифона в непосредственной близости.

— Великий носитель блестящих клыков удостоил нас визитом, – произнёс Гальвар, после чего с пародией на почтение сдвинул очки из жёлтого стекла, которые защищали глаза от вспышек магического пламени. – Интересно бы знать, по какому поводу?.. Э, труженик! – гаркнул грифон, обращаясь к собрату, который вёл сварочные работы на вершине центральной камеры будущего реактора. – Хорош там колупаться, иди сюда! Начальство пришло.

— Вовсе необязательно прерывать работу из-за моего появления, – сообщил Шейд.

— А! – пренебрежительно отмахнулся грифон. – Я её по-любому собирался прервать. Надоело мне там, в латунных трубках, копаться. Глаза устали на них смотреть.

— Но, я так полагаю, при твоём усердии реактор скоро начнёт работать.

— Может, завтра заработает. Может, через год. Исходная технология такая, что хрен разберёшься. Как будто задней пяткой делали.

— Да, кстати об этом, – сказал Шейд, обращаясь заодно и к спустившемуся с верхотуры Фардеаю. – Это Скриптед Свитч. Он разработал технологию получения энергии из небесного камня. И реализовал её в устройстве, которое ты брал за образец.

— Вот он? – спросил Гальвар, тыкая когтём в светло-каштанового единорога. – Вот это? – Коготь обратился в сторону реактора. – Да не заливай мне!

— Мистер Свитч, не будете ли вы так любезны поведать о каких-нибудь технических параметрах Механизма, который вы некогда собрали? – произнёс Шейд, отступая чуть в сторону.

Свитч нервно сглотнул, понимая, что сейчас ему придётся демонстрировать уровень своих знаний одному из лучших специалистов в области магической проводимости. Однако успокаивало то, что манера беседы Гальвара мало походила на строгий научный стиль его книг. Можно было представить, что это вообще не тот грифон.

— Центральный элемент, упавшая с неба звезда, является ключом для получения стабильного потока магии. Небольшое воздействие заклинаниями из внешнего источника способно вызвать сильную ответную реакцию, которую я перенаправил на выводящий узел. К звезде я подвёл точечные источники с рассчитанными значениями пиковых импульсов. Ошибка в значении импульса могла вызвать неконтролируемый рост чар-заряда вокруг центрального элемента с последующим его саморазрушением. Собственно, поэтому я и выбрал в качестве проводящего магию материала латунь – у неё есть природное ограничение по проводимости. Для обеспечения стабильности потока я подвёл несколько стержней и через управляющие клеммы задал последовательное отключение одной группы точечных источников и включение других.

Свитч остановился на моменте, где можно было сделать логическую паузу перед дальнейшим рассказом. Но условный сигнал от Шейда свидетельствовал, что дополнительных лекций не требовалось – Гальвар и так пребывал в состоянии постриженного яка.

— Ни хрена себе, – произнёс учёный грифон. – Ты это слышал? – спросил он у своего найдёныша. – Нет, ничего ты не слышал, куда тебе…

— Мистер Свитч сумел создать работоспособную установку один раз. Сумеет сделать это снова. Поэтому с этого дня он руководит деятельностью вашей грифоньей двойки.

На эти слова Шейда Гальвар среагировал так, словно получил хорошего пинка. Грифон сделал быстрый шаг вперёд и навис над спокойно смотрящим на него бэт-пони.

— Слушай, зубастик, мы так не договаривались. Ты мне обещал, что надо мной не будет никаких начальников и командиров. Только при этих условиях я согласился работать в этом сыром заплесневелом гроте. И ты мне не смей сейчас менять условия.

— Ты мне обещал работающий на полную мощность реактор месяц назад, – моментально парировал бэт-пони. – А он до сих пор даже к пробному запуску не готов. У «Си Хорс» заканчиваются энергетические резервы, и вся важная работа здесь может прерваться, если эта штука и дальше будет в полусобранном состоянии. Так что мне сейчас не до твоих птенцовых истерик. Я ставлю Свитча над тобой, а если понадобится, поставлю вместо тебя.

— Да у тебя, видимо, пара клыков лишних есть так со мной разговаривать?

— Желаешь, чтобы тебе клюв набок свернули?

Бэт-пони и грифон придвинулись так близко, что едва не столкнулись лбами. И так простояли примерно минуту, ожидая малейшей провокации. Первым на попятную пошёл Гальвар.

— Ладно, большой начальник. Я посмотрю, чего стоит этот копытный с костью в башке. Но если он будет сильно надоедать – запихну его в центральную камеру реактора.

— Это ещё кто кого, – хмыкнул Шейд. – Мистер Свитч-то колдовать умеет, в отличие от некоторых.

— Вот и оценим его колдовство. По результатам.

Стоявший рядом объект разговора пытался заглянуть внутрь себя и понять, что он сейчас испытывает. Радость от появления цели, достойной достижения? Трепет перед будущими напарниками и подчинёнными? Сомнения по поводу возможности создать необходимый для «Си Хорс» реактор? Недовольство, что всё решают за него в его присутствии?

Свитч так и не смог найти верный ответ. Но успокоил себя мыслью, что наглый и острый на язык грифон и на подковы не годился одному страшному существу, с которым единорог работал в недавнем прошлом.

*   *   *

В спрятанных под океаном помещениях «Си Хорс» не существовало смены дня и ночи, так что понятие «поздний час» определялось строго по приборам. К обозначенному отрезку времени Шейд вернулся в личные апартаменты, сильно отличавшиеся от его кабинета в НИИ «Стэйблридж». Здесь не нашлось места ни портрету Селестии, ни книгам, ни фальшивому камину. Формой комната походила на пирамиду древних народов, стены которой изрисовали светящимися в темноте линиями. Предельно простая обстановка, идеальная для способного к эхолокации ночного охотника. Влететь он мог разве что в широкую кровать, средних размеров шкаф или низкий стол с пятью точками опоры, который вытаскивался из этого шкафа.

Шейд лежал на столе, распластав крылья. Вокруг него вышагивала Дресседж Кьюр. Недавно она завершила сложнейшую операцию и зверски вымоталась, но всё же старалась сделать самому особенному пациенту расслабляющий массаж.

— Я тебя звала на «Си Хорс», чтобы ты отдохнул и привёл в порядок организм, – ворчала единорожка, осторожно приподнимая левое крыло бэт-пони. Крыло ответило полным удовольствия трепетом. – Но ты каждый день превращаешь в рабочий. Так нельзя! Стрессы и административная рутина тебя убивают.

— Не преувеличивай, – спокойно ответил Шейд. В следующий момент он дёрнулся и зашипел – Кьюр скрутила кожу на не готовом к такой грубости кончике крыла.

— Хватит мне тут умничать! Себя убеждай, сколько хочешь. Других убеждай, потому что так надо. Но я-то прекрасно знаю, в каком ты состоянии. У тебя полный дисбаланс, помноженный на комплексное негативное перерождение клеток. Ещё немного – и жить ты сможешь только благодаря специализированным аппаратам. Будет уже не до юморесок.

— Ты врач, ты меня подлечишь.

— Не подлечу, если ты не начнёшь вести себя как пациент. То есть выполнять мои рекомендации насчёт еды, напитков и графика работы.

— Может, всё-таки отпустишь? – поинтересовался Шейд, намекая на неестественно выгнутое крыло. – Спасибо. Я стараюсь всё соблюдать, но эти нормы вступают в противостояние с моей деятельностью. Советник по науке не имеет права работать по ночам, когда всё государство спит. Руководитель НИИ тоже.

— Тогда брось всё это, – вкрадчиво произнесла Кьюр, подбираясь кончиками копыт к левой лопатке. Пациент извернулся так, что массаж пришлось остановить.

— Что, вот так вот просто? Поломав всю научную систему, не доведя до ума «Си Хорс», не добившись прогресса в нескольких научных областях? Всё бросить? Отказаться от «Оранжереи», от других перспективных проектов? От наших планов?

— Наши планы граничат с утопией, – ответила Кьюр, силой возвращая бэт-пони в нужное положение. – Мы уже прошли достаточный путь, чтобы не вздыхать о потраченном времени. Кое-что достигнуто, но теперь тебе надо пожить нормально.

— Достигнуто… – вяло повторил Шейд. – Допустим, вот, «Оранжерея» есть… Как там с применением её «плодов»? Как там Уайлд?

— Пф-ф. – Вздохом Кьюр обеспечила себя паузой, необходимой, чтобы собрать воедино мысли и отделить их от личного мнения. И заодно выдавить ещё немного массажного крема из тюбика. – Уайлд там дышит и пульсирует. Исполняя твой приказ, умирать отказывается. Честно, не знаю, смогла бы я пережить то же, что и он.

— Но трансформированный кристаллизит на его теле приживётся?

— Пока прошла только первая из четырёх обязательных процедур засвечивания. Но характерных признаков отторжения я не заметила. Если мы нигде не напортачили, то шкуру мы твоему монстру вернём.

Закрывший глаза советник по науке слабо улыбнулся.

— Запомнила мой монолог?

— Ты зачем его монстром начал называть? Не боялся, что он сильнее разозлится? Потому что любой бы на его месте…

— Чуть пониже надави! Вот, замечательно! – скорректировал действия личного врача Шейд, после чего объяснил: – Уайлд не любой. У него значительные перекосы в самоидентификации. Ты за многие часы сеансов должна была это понять. Правее, пожалуйста. Да-да, вот здесь!.. Паддок Уайлд не так давно расправился с одной змееподобной тварью, едва не отправившей на тот свет королеву чейнджлингов. Но не хочет себе почестей и похвалы. Почему? Потому что он с детства изучал живую природу, мир зверей, птиц и прочих существ. Потом взял и отнял жизнь у одного из них. Одного на редкость опасного, абсолютно злого, но тем не менее живого существа. У него в сознании теперь борются гордость за себя и ненависть к себе же. Если грамотно это использовать, подсказать, какую часть сознания ему слушать, то можно получить или хлипкого пацифиста, или кровожадного зверя. Мне не помешал бы последний…

— Ты меня сейчас прямо устыдил, – ответила зелёная единорожка, сдвигая копыта к правому крылу. – Разрушил психологический портрет Уайлда, который я писала. Хотя у тебя в училище такого курса лекций не было. Впрочем, у меня тоже не было. Я заочно это всё изучала.

— А у нас на сегодня только массаж запланирован? – внезапно поинтересовался Шейд, уходя от темы студенческих лет.

— Комплекс оздоровляющих спортивных упражнений начинать поздновато. Завтра с утра начнёшь. Медикаментов из концентрированной химии тебе нельзя. Никаких. Но натуральную микстуру, на травах, готовься выпить. Вон она на тумбочке в стаканчике. На сегодня остаются только эта микстура, покой и отдых.

— Погоди немного. – Мощные мышцы крыла позволили Шейду передвинуть Кьюр в поле зрения. – Есть одно ночное спортивное упражнение, которое вполне подходит к плану моего лечения.

Шейд вынужденно замолк, потому что Кьюр вместо ответа предпочла магией перенести стакан с микстурой к его губам.

— Не путай план своего лечения и свой план лечения.

Поняв, что единорожка отступать не намерена, бэт-пони залпом опустошил медицинский стаканчик.

— Видишь, какой я послушный пациент? Неужто я не заслужил сколь-нибудь особого обращения?

Кьюр усмехнулась и приложила ко лбу копыто.

— Шейд, ты неизлечим во многих смыслах. Переползай в постель, я накрою тебя одеялком, и ближайшие несколько часов у тебя будет марафон сновидений.

— А если нет?

— А если нет, – серьёзно произнесла Кьюр, – то ты вырубишься прямо здесь, на столе. Потому что я нацедила в микстуру немало капель сонницы. И других успокаивающих трав. Для борьбы с твоей губительной гиперактивностью.

Шейд нехотя подчинился – он уже начал ощущать искренность слов Дресседж Кьюр. Голову на подушку он отпустил, будучи в состоянии, когда реальность уже не слишком отличалась от фантазий.

— Погоди, – обратился он к зелёной фигурке, казавшейся похожей на Кьюр, – просто полежи немного рядом. Немного…

— Конечно, – произнесла зелёная единорожка.

Она слегка примяла кровать, спиной через одеяло чувствуя дыхание своего особенного пациента. Передняя нога Шейда оказалась переброшена через её плечо, скорее всего, неосознанно. Кьюр приподняла голову и поцеловала бэт-пони в самую дальнюю точку, до которой смогла достать – получилось, что в середину нижней челюсти.

На этом завершился день Краулинг Шейда. Временно приостановились все начатые им игры.

Глава 12. По заслугам

Ценнейшие минералы пропадают во время проходящей в Стэйблридже геологической выставки...

---

— Извините, пропустите!

Мимо Везергласс пронеслась маленькая тележка с разложенными на ней чёрными крошащимися булыжниками – это к стенду горючих ископаемых везли разновидности каменного угля из различных регионов страны. Задача по транспортировке, очевидно, имела столь высокий приоритет, что её исполнителям позволялось заставлять отпрыгивать организаторов выставки.

— Чтоб ты у гидры дантистом стал, – ругнулась малиновая единорожка, глядя вслед торопливому перевозчику ископаемых. Настроение у неё и так было не очень, а толкотня и гомон организаторов стендов, каждый из которых мнил свои реликвии ценнейшими, радости не добавляли.

Чтобы организовать на внешнем полигоне НИИ выставку достижений геологии и минералогии, превратившуюся в настоящую сверкающую радугу из демонстрируемых объектов и мельтешение занятых делом пони, начальник Стэйблриджа временно оторвал от должностных обязанностей весь департамент прикладной магии, свалив основную ответственность на доктора Везергласс и свалив – в ином смысле слова – куда-то на восток по каким-то научным делам. В общем, морда Шейда за такой подарок напрашивалась на встречу с физическим телом типа «силикатный кирпич». Причём Везергласс уже присмотрела на выставке три вполне подходящих для этого образца.

— Прошу прощения. – К лелеющей планы мести исполняющей обязанности организатора обратился земнопони с кьютимаркой в виде сложенной из четырёх булыжников пирамидки. – Не вы ли будете доктор Вивергласс?

— Везергласс, – вздохнула единорожка, за день успевшая услышать уже десятка два вариаций собственного имени. – Это я.

— О! Не самое приятное начало разговора, – смутился земнопони, потом поспешно ткнул себя копытом в грудь. – Эбраиш Джог из Троттингема. Вице-президент компании «Троттингем Солюшенс».

— Угу…

Малиновая единорожка пыталась вспомнить программу мероприятия, чтобы выудить оттуда всех причастных Джогов. Но выходило это отвратно: память изначально воспротивилась запоминанию канцелярской ерунды. И секретаря под копытом тоже не имелось, так как Шейд умудрился избавить Стэйблридж от единственного толкового работника в этой области, сплавив его в диппредставительство на грифоньих островах. А чем занимались в НИИ четверо новых секретарей и секретарш – Шейд держал в тайне.

— У меня, представляющего компанию, нет на данный момент стенда, – быстро обрисовал свою проблему пони, – поскольку в положенный срок мне не удалось достичь договорённости с Краулинг Шейдом.

— Серьёзно, что ли? – криво усмехнулась Везергласс.

— При личной встрече он не вполне лестно отозвался о методах работы моей фирмы. На что я ему ответил, что вёл бизнес, ещё когда у него клыки молочные не прорезались. И, естественно, не получил на этой выставке даже самого углового уголка. Все положенные документы были составлены в срок, но Шейд их не принял, наверное, просто выкинул. И теперь мне крайне интересно, нет ли возможности отойти от утверждённого графика мероприятия, чтобы предоставить мне и товарам моей фирмы пространство. Восемь на двенадцать шагов будет достаточно, чтобы я разместил бетонные плиты, образцы кровельной черепицы, строительные инструменты. Мне очень важно заинтересовать посетителей вашей выставки инновационными строительно-конструкторскими материалами от «Троттингем Солюшенс»… – Эбраиш Джог перевёл дух и поинтересовался: – Так я могу, несмотря на запрет многоуважаемого Шейда, рассчитывать на лично ваше содействие?

Задумчивость Везергласс длилась квинтиллионную долю секунды.

— Сейчас мы вам всё организуем, – кивнула она, радуясь, что может нанести начальнику хоть какой-то ответный удар. – Первое, что от вас потребуется – оставить подпись в гостевой книге.

Расписание и план выставки телепортировались к единорожке из помещения, подписанного на карте как «Административная будка». Вместе с ними в копыта перенёсся прибор, напоминавший по форме птичий клюв.

— Согласно протоколу безопасности, я должна исследовать все инструменты и материалы, которые вы привезли. Проверить на наличие проклятий и прочих негативных параметров, – пояснила Везергласс, отметив интерес земнопони к «Расклинателю».

— А, да, конечно. Всё понимаю, безопасность, ответственность… – Рассуждая про заботу о благе гостей мероприятия, Эбраиш повёл Везергласс за собой вдоль ряда, посвящённого гидротехническим сооружениям. Путешествие закончилось возле крытой повозки, разделённой перегородками на несколько секций. Сзади к ней была прицеплена бетономешалка.

Везергласс открыла измерительный прибор и попыталась понять, что именно он показывает. Потом попыталась понять, что именно он показывает помимо того, что включён и наполовину разряжен.

От повозки Эбраиша Джога исходил стойкий спектр магических излучений, в котором даже при точных настройках прибора сложно было разобрать что-то конкретное. Особенно сильно «светился» на экранчике «Расклинателя» тёмный кожаный саквояж в ближней правой секции.

— Вот с этим что-то странное, – сообщила Везергласс, указывая на саквояж. Земнопони вздрогнул, помолчал чуть дольше обычного, потом чуть смущённо улыбнулся:

— Это на нём моя коллекция наклеек. – Эбраиш Джог подхватил сумку и повернул её так, чтобы единорожка могла рассмотреть кусочки разноцветного картона с обозначениями городов и посёлков Эквестрии. – Несколько лет собираю. Это наклейки особого производства, они зачарованы так, чтобы переливаться и светиться в темноте.

Везергласс понимающе кивнула, подкручивая настройки «Расклинателя». Прибор упрямо не желал игнорировать исходящие от наклеек сигналы, а изобретателя, способного объяснить этот феномен, поблизости не было. Везергласс не хотела бежать к мужу и спрашивать его о принципах работы «Расклинателя», так как предчувствовала море язвительных комментариев в свой адрес.

— Внутри у меня набор инструментов. Кусачки, отвёртка, молотков три штуки. Всё то, без чего нормальный строитель никогда из дому не выйдет, – тем временем объяснял представитель «Троттингем Солюшенс». – Сейчас открою, всё покажу. Ключик только где-то тут… был… найти бы его…

Он принялся копаться в содержимом своей повозки, приподнимая мешки, рулоны рекламных плакатов, перевязанные верёвками металлические трубки. Везергласс посмотрела на суетливого коммерсанта, потом на бесившийся экран прибора.

— Ладно, ладно, не надо, – сказала она. – Я не регистрирую никаких негативных эффектов. Посему уверена, что данная сумка никому вреда не нанесёт. – Единорожка выключила изрядно нагревшийся «Расклинатель». – Попробую теперь подыскать вам рабочее пространство.

*   *   *

— Вот, здесь можете разместиться. К сожалению, это единственная точка, которую могу предоставить, не конфликтуя с другими стендами.

Везергласс подвела Эбраиша Джога к участку полигона, соответствующему его запросам. Он находился на дальней границе выделенной под выставку территории и носил следы недавно законченных испытательных тестов: сгоревшая и вытоптанная трава ещё не успела снова вырасти.

— А меня устраивает, – кивнул земнопони. – Мне сюда бетономешалку подогнать надо будет, а к центру выставки она не проедет. Кроме демонстрации новой марки бетона также вот сюда положу строительные блоки, здесь столик с инструментами поставлю…

Объяснения земнопони постепенно превратились в пересказ самому себе списка необходимых дел. Он вышагивал по предоставленному участку, мысленно расчерчивая его под свои нужды. Везергласс, решив, что её задача на этом выполнена, отправилась обходить центральные проспекты, образованные палатками с геологическими инструментами, памятниками выветривания и эрозии, образцами руды. Здесь стенд, где экспериментировали с лозами для поиска драгоценных металлов, соседствовал с павильоном, где выставлялись географические карты последнего тысячелетия. Но звездой выставки, притягивающей внимание гостей первого дня, являлась коллекция самоцветов из Рэйнбоу Рокридж.

Коллекция некогда принадлежала Миаморийской династии – семье легендарных наследников Кристальной Империи. И принадлежала бы до сих пор, если бы древнее семейство понимало, что такое бухгалтерия и как её вести. Сейчас роскошные бриллианты в оправах, скромные сапфиры, дерзко блестящие рубины, тончайшая золотая сетка, усеянная множеством искусно огранённых каплевидных изумрудов и многое другое юридически и по факту принадлежало одному из музеев Балтимэйра. Образчики мастерства кристаллийских ювелиров выставлялись впервые, и было это событием такого масштаба, что иные персоны предпочли бы пропустить Гала в Кантерлоте, нежели выставку в Стэйблридже, если бы Гала и выставка выпали на одну дату. Чего, к их искренней радости, не произошло.

Насмотревшись на своё отражение в защитном стекле, за которым прятались сокровища, малиновая единорожка двинулась дальше, стараясь отыскать во всё увеличивающейся толпе двухцветную гриву своего супруга. Тот вроде как обещал помогать с мероприятием, но с самого утра его помощь заметить было сложно, ибо Скоупрейдж вёл себя как типичный гость – лез к каждому стенду с просьбами «посмотреть, коснуться, проверить на магию «Расклинателем»…

Дойдя до перекрёстка, где горнодобытчики пересекались с картографами, Везергласс уличила чёрного единорога в очередной попытке что-то исследовать. Коренастый земнопони, легко двигавший по небольшой сцене превосходившие его по размеру валуны, беседовал с лаборантом, периодически кивая на странный, напоминавший фен для гривы, прибор. Он значительно превышал по габаритам парикмахерский аппарат, настолько, что был поставлен на станок с тремя ножками. Для питания этого агрегата из запасников Стэйблриджа по распоряжению Везергласс вытащили мощный экспериментальный генератор магии СВТЧ-1. С помощью генератора и валуна земнопони по имени Граундбрейкер планировал показать Скоупрейджу, Везергласс и прочим собравшимся мощь «Выветривателя» – последнего слова техники в области прокладки туннелей.

— Гигантского вида булыжник, – басил организатор эксперимента. Для пущей убедительности он пару раз стукнул копытом по каменной глыбе, отозвавшейся глухим, как и положено сплошному камню, звуком. – Киркой такой долбить дня два, а копытами лучше вообще не браться. Но, если задействовать «Выветриватель», то чуть меньше чем через минуту от сего препятствия останется лишь пыль.

Граундбрейкер подвинул и поправил станок с установленным на нём «феном». Со стороны выглядело так, будто он берёт камень в прицел – так оно, по факту, и оказалось. Проверив устойчивость установки и жестом призвав зрителей к вниманию, земнопони щёлкнул переключателем.

Казалось, ничего не произошло: «фен» не начал светиться, из его раструба не ударил поток разноцветной энергии, ворчание генератора не заглушил низкий гул или высокочастотный вой работающей установки. Однако прежде чем кто-нибудь успел скептически хмыкнуть, на обращённой к «Выветривателю» стороне валуна начала образовываться быстро углубляющаяся вмятина; вокруг неё заклубилось облачко пыли. Оно быстро росло и густело, в нём вспыхивали искорки, рождённые то ли солнечным светом, то ли магией прибора. Как только подобное облачко показалось на противоположной стороне валуна, внимательно наблюдавший за процессом Граундбрейкер выключил аппарат и, взмахом ноги разогнав пыль, развернул глыбу, демонстрируя публике появившееся в твёрдом камне сквозное отверстие.

— Пройдёт через любую горную породу. Имеет регулируемую мощность. Совершенно безопасен в работе, – декларировал экспериментатор. – Хоть вплотную к источнику излучения становись – вреда для организма никакого. На расстоянии эффект слабеет, магической энергии потребляет умеренно. В общем, «Выветриватель» – личная моя гордость и одно из главнейших достижений Мэйнхеттанского Инженерно-Технического Колледжа. Ещё не получил патент, но заявка подана, скоро её одобрят. Итак, если вас заинтересовал опытный образец, то подойдите ближе и запишите свои контактные данные. Мы из Колледжа свяжемся с вами по поводу опытной эксплуатации «Выветривателя» за символическую сумму…

— Всё, дальше неинтересно, дальше у него рекламные слоганы, – прокомментировал Скоупрейдж, покинувший наблюдательный пост около сцены. – А их он выдаёт не хуже, чем минотавры.

— Что ещё интересного у нас здесь? – полюбопытствовала у мужа Везергласс.

— Камни, брильянты, глина, песок, щебень, камни. Всё по такому кругу.

— Неприятностей и проблем, надеюсь, нет?

— Пока нет. Была толкучка на входе, но там быстро с пропусками разобрались, так что гости все на местах. Стенды тоже. Неявившихся нет. Хотя тут бродил какой-то Эбраиш Джог с большим желанием найти свободное место под свои товары.

— Он меня уже нашёл. Вопрос с ним улажен.

— А. Тогда пока что новостей никаких.

Везергласс поглядела на улицы из палаток, площади, где происходили презентации, выставочные панно, висевшие над отдельными стендами, и на потоки пони, передвигавшиеся между красноречивыми торговцами и лирически подкованными учёными.

— Ну, вот пусть так оно и будет, – пожелала она.

*   *   *

Был глухой ночной час, пока что и не думавший становиться часом предрассветным, когда в квартире начальника отдела прикладной магии раздался требовательный писк интеркома и взволнованный голос потребовал: «Доктор Везергласс, срочно подойдите на внешний испытательный полигон! Доктор Везергласс, срочно подойдите на внешний испытательный полигон!»

— Ёлкины иглы, – простонала в подушку уставшая за предыдущий рабочий день кобылка. – Что ж вам не спится-то?

Везергласс повернула голову и уткнулась носом в гриву лежащего рядом Скоупрейджа.

— Вставай, нас зовут, – тихо потребовала единорожка.

— Звали только тебя. Я никому не нужен, – буркнул супруг. Везергласс не удивилась бы, узнав, что Скоупрейдж всё ещё спит, просто интегрировал семейный диалог в свой сон.

— Эй, слушай. – Единорожка призывно ткнула жеребца в проступавший под шкурой хребет. – Ты обещал помогать мне, давал клятву быть со мной в печали и в радости.

— Да, быть с тобой в печали… быть с тобой в радости… Про «быть с тобой в четыре утра» там ничего не говорилось…

Везергласс левитировала подушку и легонько стукнула мужа по голове.

— Прибила бы тебя, паразитину, – беззлобно ругнулась она, возвращая подушку на место. Ей требовалось торопиться: привести в порядок гриву, почистить зубы, умыться за пару минут, в течение которых призыв по громкой связи успел бы повториться ещё трижды. По настойчивым попыткам вызвать начальство в неурочный час Везергласс сделала вывод, что случилось нечто крайне серьёзное.

Через десять минут она уже изучала дырки, проделанные в сверхпрочном стекле, и пустые подушечки, где некогда покоились драгоценные реликвии Миаморийской династии. И тихо погружалась в чёрную меланхолию, предвидя часы, которые Шейд потратит на высказывание всего, что он думает об организаторе, у которого из-под носа крадут ценнейшие реликвии.

— А я, наивная, боялась, что мне за Эбраиша Джога выговор будет, – печально резюмировала Везергласс, переводя «взгляд последней надежды» на вызвавших её посреди ночи сотрудников службы безопасности.

— Предпримем все усилия, чтобы найти виновных, – отчеканил старший смены по имени Компренд временному начальнику. Напарник стоял рядом и согласно кивал. – И выясним, как им удалось совершить преступление.

— Ночью весь периметр охранялся, верно?

— Ровно в одиннадцать мы, вроде, вывели последних посетителей и владельцев стендов, – начал подробный доклад Компренд. Его напарник кивал. – Прошлись по всем рядам, убедились, что никого не осталось на территории, после чего подняли силовое поле по периметру, проверили поле. Никто не мог попасть на полигон ещё, вроде, полчаса назад, потому что поле оставалось на месте. Целостность нарушена не была, за этим следили. Утренняя пара охранников, Лиш и Хэштриггер, сняли поле, зашли на территорию, увидели бардак возле витрины с драгоценностями. Вызвали меня. Я вызвал вас.

— Вызвать-то вызвали, – признала Везергласс. – Только что я могу тут сделать? Открытие второго дня через три часа. И понятное дело, что скрыть факт кражи от владельцев стенда не получится. От публики ещё можно, свернув весь стенд, но, боюсь, слухи пойдут.

— Делегацию музея оповестили. Они бегут сюда, – сообщил второй единорог.

— Прекрасно. Пусть по прибытии объяснят, почему в их ударопрочном стекле проделана такая изящная дырка… Хотя, – единорожка потрогала шершавый овал пустоты в трёхсантиметровой стенке, – не такая уж она и изящная. Вроде чем-то пилили. Причём так странно. Небрежно, словно под разными углами.

Несколько крупинок стекла отслоились от краешка прорези и замерли на твёрдой части копыта. Везергласс сдула их, но тут же принялась отколупывать новые.

— Да оно само по себе разрушается, – сделала вывод начальник отдела прикладной магии. – Словно от старости. Но только по краям дырки. А в остальных местах… – Она с чрезмерным усилием проверила на прочность другую стенку витрины. – Ух, ё!.. К стеклу претензий нет.

— Не понимаю, – честно признался Компренд.

— А вот до меня, кажется, дошло, – задумчиво проговорила Везергласс, вспоминая события прошедшего дня. – Это не стеклорез, поскольку нет параллельных продольных следов. Это не сверло, так как нет параллельных винтообразных следов. И не какая-то пила, потому что я горизонтальных царапин с нужной частотой не вижу. Потому мне думается, что стекло пробили волнами мощной магии, разрушительно воздействовавшими на его структуру. И образовавшими внизу на подушке горку мелкой пыли.

— Чем же его проломили?

— «Выветривателем». Инновационным прибором для прокладки шахт и туннелей.

Везергласс озвучила вывод и сама над ним задумалась. Она представила конструкцию на треноге, направленную излучающей трубкой в сторону стекла. И, заставив Компренда с напарником отшатнуться, пригнулась к самой земле и стала ползать перед витриной. Она искала ямки, которые могла бы оставить тренога «Выветривателя». В предполагаемом месте его размещения, кроме многочисленных отпечатков копыт, единорожка ничего не разглядела.

Оба охранника недоумённо наблюдали за ней, когда их внимание привлёк подошедший коллега. Радостная, во всю морду, ухмылка жеребца с нашивкой «Хэштриггер» на униформе свидетельствовала о характере новостей, с которыми он явился.

— Нашли! Нашли сокровища! Лиш отыскал их. Лежали завёрнутые в тряпочку. Прямо на травке, едва ли не под ногами. Возле стенда номер двадцать семь.

— Это чей стенд? – спросил Компренд. Ему ответила Везергласс, память которой от стресса начала работать должным образом.

— Граундбрейкера, – выдохнула единорожка. – Земнопони, который привёз «Выветриватель».

Дежурные охранники, радостно ухмыльнувшись, сообщили, что незамедлительно пойдут навестить Граундбрейкера, дабы сопроводить его в изолятор НИИ и приступить к дотошным расспросам. Везергласс их слова игнорировала, продолжая мысленно пытаться пропихнуть треугольную фигуру в круглую прорезь. Результат был таким, что всё сходилось, но получалось слишком просто. И когда отоспавшийся супруг явился её проведать, она сообщила ему о своих домыслах.

— Вот кто совершает кражу, показав всем вокруг инструмент для этой кражи? – спрашивала она, пока Скоупрейдж анализировал следы чар на продырявленной витрине. В памяти «Расклинателя» хранилась сигнатура магии землеройного устройства, так что единорог с бело-коричневой гривой подтвердил правильность догадок жены.

— Кто-то с интеллектом параспрайта?

— И кто при этом прячет награбленное около собственного стенда? – продолжила «мозговой штурм» малиновая единорожка.

— Эм-м… Кто-то с интеллектом параспрайта, подсевшего на забродившие фрукты?

— Во-о-от. – Везергласс наставительно подняла копыто, привлекая внимание мужа к этому факту. – А Граундбрейкер – пони с высшим профессиональным образованием, инженер-техник. Наверное, если бы он собирался присвоить драгоценные реликвии, он бы сделал это более продуманным способом?

— Или хотя бы скрылся с тем, что добыл, – кивнул Скоупрейдж. По пути на внешний полигон он как раз столкнулся с Граундбрейкером, которого охранники подчёркнуто вежливо вели в ЛК-19. Земнопони, при желании способный расшвырять группу сопровождающих единорогов, не выглядел особо озлобленным, скорее удивлённым.

— Тоже верно. Такое впечатление, что сокровища его не интересовали. А важен был исключительно процесс или результат. Типа получится или не получится…

— Скажите, а что у вас тут случилось? – поинтересовался голос из-за спины Везергласс. Его обладателем оказался неслышно подошедший Эбраиш Джог, с интересом рассматривающий продырявленное стекло опустевшего стенда. Коммерсант из Троттингема ухитрился пролезть на внешний полигон со стороны своего стенда, где, судя по пятнам на куртке, проверял качество фирменного строительного бетона.

— Случай случился, – буркнула Везергласс, не собиравшаяся выбалтывать посторонним информацию. Она также шепнула супругу, чтобы тот увёл черногривого коммерсанта, а после остался и присмотрел за порядком на мероприятии.

Сообразив, что открытие второго дня должно произойти меньше чем через полчаса, она подпустила к витрине представителей Балтимэйрского музея. Потребовалось немало времени и заверений, чтобы вальяжные господа согласились оставить свою коллекцию на стенде. Для размещения сокровищ, в том числе возвращённых охранниками НИИ и проверенных на подлинность, решили использовать уцелевшие стеклянные коробы.

*   *   *

Везергласс застала в ЛК-19 всё ту же пару единорогов-охранников, которые пользовались служебным положением, ведя перекрёстный допрос Граундбрейкера, мирно и покорно сидевшего в огороженной части помещения.

— Он пока что виновным себя не признал, – доложил Компренд. – Но дайте мне чуть больше времени, и результат появится. Он уже, вроде, трепещет от страха.

— Да что вы говорите? – хмыкнула Везергласс, изучая невозмутимое выражение морды Граундбрейкера. – Очевидно, он трепещет с такой высокой частотой содроганий, что глазом это заметить невозможно?

Один из единорогов, понявший шутку, саркастично фыркнул. Второй скорчил недовольную морду и получил на ухо порцию объяснений.

Тем временем начальник отдела прикладной магии подвинула к себе выкрашенный в белое медицинский табурет и присела напротив Граундбрейкера. Двух пони разделал заметный лишь по бликам слой сверхпрочного стекла.

— Уж извините, но сегодня выставка пройдёт без вас, – покачала головой Везергласс.

— Да понятно мне, – басил из запертой камеры жеребец. – Вы все на нервах, у вас тут оказия какая-то произошла. Может, я, конечно, не так что-то сделал. Но если вы твёрдо уверены, что я стащил некие драгоценности, могу сказать, что это не я. А верить, нет – ваше дело.

— Я склоняюсь к варианту «верить». Но проблема в том, что примерно такое же стекло, – доктор постучала копытом по перегородке, – пробили магией, идентичной той, что вчера продемонстрировал ваш «Выветриватель». Мне хотелось бы узнать у вас пару вещей. Насколько сложно прорезать эрозивным излучением дырку в стекле? И кто кроме вас мог настроить «Выветриватель» необходимым образом?

— Ох! – Пони слегка откинулся назад. Он ожидал вопросов, но для ответа на столь специфические ему требовалась подготовка. – Хм… Можно ли проделать дырку в стекле? Ха, я как-то даже не пробовал ни разу. Технически, раз стекло имеет прочную кристаллическую структуру, то «Выветриватель» его искрошит. Но я не уверен, что прототип В-1, который я привёз, настроится на такую модуляцию. У того, что я в Мэйнхеттане оставил, ещё можно соответствующий режим пробития задать, а этот… Он настраивался на узкий диапазон излучений. Строго для работы на выставке. Чтобы напоказ камни дырявить.

— Перенастроить его можно? – уточнила Везергласс.

— Там внутрь залезать надо, линзы и сетки править, – покачал головой Граундбрейкер. – Это сначала разобрать треть конструкции, потом специнструментами произвести настройку, собрать обратно. Даже вот сейчас меня попросите, я не смогу без помощи Стилвертса… Это мой друг-инженер из колледжа. Без него я внутрь «Выветривателя» стараюсь не лезть. И ехать без него не хотел, но он сильно настаивал…

— Кроме вас и вашего коллеги кто-нибудь ещё знает, как работает «Выветриватель»? – прищурилась Везергласс.

— Да, в принципе, любой может узнать, – пожал плечами земнопони. – Из этого секрета особого не делалось. Когда мы отправляли бумаги, чтобы нам запатентовали аппарат, мы там всё честь по чести расписали. Принцип работы, настраиваемые диапазоны, используемые элементы, на которые ранее оформлялись патенты другими, аварийные ситуации и порядок действий при их возникновении. Всё в том объёме, какой требовался.

У Везергласс появилась интересная мысль, но она решила пока что придержать её при себе.

— Когда вы подали документы? – спросила она вместо этого.

— Месяцев пять назад. Через неделю полгода будет. Там вообще сумбур теперь с бумагами начался. Мы подавали в приёмную Научного совета, а Научный совет расформирован. В приёмной советника по науке нам сказали, что он вопросами патентов не занимается, а уполномоченных пони пока не назначал. В общем, пролетаем я и Стилверст со всеми бумагами. Как всегда…

— Что ж, спасибо, – поднялась с места Везергласс. – Ваши слова в какой-то степени мне помогли. Надеюсь, что вернусь сюда со словами «вы можете идти».

Посаженный в изолированную камеру жеребец качнул головой, выражая какую-то уверенность или неуверенность, понятную, видимо, только мэйнхеттанцам. Везергласс поспешно отвела взгляд, чтобы не выдать свою нервозность. Она сильно опасалась, что обнаруженная зацепка с документами заведёт в никуда или, что ещё хуже, возродит подозрения относительно Граундбрейкера.

— Компренд, где у нас архивы? – спросила исполняющая обязанности руководителя стоявшего за дверями жеребца.

— Внутреннее кольцо главного здания, крайняя дверь…

— Нет, где новые архивы? Куда свалили бумаги Научного совета, которые Шейду фиолетовы?

— Вроде, дом справа от трубы котельной, – подсказал напарник задумавшегося Компренда.

— Ясно. Я туда на разведку. Граундбрейкера пока не трогать! – напутствовала Везергласс. Компренд недоумённо нахмурился.

— Разве для успешного расследования нам не нужно его признание?

— Не хочу ставить под сомнение ваши следственные способности навыки, – фыркнула доктор, – но признание надо получать от виновного. А не от случайно оказавшегося поблизости. В общем, стойте пока у двери, не усугубляйте…

— Когда это я усугублял? – обиделся Компренд.

— А помнишь, во время тестирования саламандровой, вроде как, мази? – с ехидной ухмылкой поинтересовался его напарник. – И во все разы, когда…

— Да-да, я понял! – раздражённо отмахнулся от товарища единорог.

Везергласс исчезла во внутренних переулках НИИ где-то на полчаса, а вернулась с ошарашенным видом и двумя жёстко переплетёнными папками в магическом поле.

— Всё ли вы разведали? – язвительно поинтересовался Компренд.

— Больше, чем намеревалась, – ответила Везергласс, медленно грызя нижнюю губу. – Заявки на патентование «Выветривателя» нашла. Две. На одной печать Мэйнхеттанского ИнжиТеха. На второй – «Троттингем Солюшенс».

*   *   *

Эбраиш Джог в третий раз приподнимал тяжёлый крюк прицепа, намереваясь опустить его точно в паз и зафиксировать бетономешалку за нагруженной повозкой. Крюк в очередной раз выскользнул, металл со звоном ударил в металл, и крепления перекосило. Земнопони ничего не оставалось, как одышливо ругнуться.

— Вы куда-то собираетесь? – вежливо поинтересовалась малиновая единорожка с красной гривой. Она вышла из-за повозки, и от Эбраиша Джога её отделяли только металлические части сцепки.

— Я бы с великой радостью остался на второй день вашей грандиозной выставки, – ответил земнопони, топчась возле уткнувшегося в землю крюка. – Но до меня дошёл слух, что безопасность у вас реализована не ахти. Я просто не могу рисковать дорогим оборудованием фирмы. Возможно, через год или два, когда ваша… ярмарка при НИИ завоюет положительную репутацию, мы с вами вновь увидимся.

— То, что вы с доктором Везергласс увидитесь не раньше, чем через год-два – это я тебе, приятель, гарантирую, – сообщил единорог в униформе охранника, неслышно подошедший со стороны бетономешалки. Для симметрии Компренд обозначился на том же расстоянии, но с другого бока.

Эбраиш Джог сперва испуганно посмотрел в зелёные глаза. Потом в бордовые и в синие. Нигде симпатии не разглядел.

— Вы только не переживайте. Своему отцу, владельцу компании, я сообщу самое положительное мнение о вашей выставке, о вашем НИИ, – пробормотал он, явно пытаясь высмотреть путь к отступлению. – Потому что… вчерашний день был просто замечательным, на мой взгляд.

— Мистер Джог, не могли бы вы ещё раз показать ваш замечательный саквояж с наклейками? – спросила единорожка. – У нас есть прекрасная наклейка с видом Стэйблриджа, и я считаю, что она вполне заслуживает быть включённой в вашу коллекцию.

— Ой, знаете, – замялся земнопони. – Я бы с радостью вообще… Но сумка закопана во всей этой груде вещей… – Эбраиш Джог кивнул на небрежно уложенный багаж. Везергласс изучила его, задержав взгляд на куртке, правая сторона которой была почти вся перепачкана бетоном.

— Ну, ничего страшного. Вот эти ребята её отыщут, – ответила доктор, махнув копытом в сторону вставших по бокам мелко дрожащего жеребца единорогов. – Потом измерим магическое излучение… И я почти уверена, что внутри обнаружится «Выветриватель» вашей модели сборки. Примерно вот такой.

Магия перенесла к самой морде Эбраиша Джога раскрытую папку, продемонстрировав ему нанесённый на малоформатный лист чертёж геологического инструмента. Тот нервно сглотнул.

— В первый раз вижу это художество.

— Сомнительно, учитывая, что под рисунком стоит ваша подпись. Под рисунком и ещё в семнадцати местах в данном наборе документов. Полностью идентичная той, что вы оставили вчера в нашей гостевой книге.

— Даже я, вроде, не нашёл отличий, – вставил Компренд. На него никто не обратил внимания.

— Ваша беда заключалась в том, – доверительным тоном продолжала Везергласс, не отводя взгляда от бегающих глаз Джога, – что патент был подан на три дня позже, чем аналогичный из Колледжа в Мэйнхеттане. И, насколько я знаю, «Троттингем Солюшенс» сейчас не в том финансовом положении, чтобы нанять лучших юристов и втоптать соперников в грязь. Поэтому вы решили сделать это лично. Ибо из двух патентов перевесит тот, что подан не преступником, а Граундбрейкера как бы обвинят в краже драгоценностей.

— Только вот в его виновность мы ни на секунду не поверили, – заявил Компренд. После чего постарался проигнорировать негодующий взгляд Везергласс.

— И теперь я вижу последнюю разгадку. – Аура красной магии окутала и сдёрнула с кучи вещей запачканную куртку. – Я так полагаю, что правая сторона пострадала не случайно. Когда всех выводили с полигона, вы спрятались в своей бетономешалке и лежали там, пока всё не стихло. Это обеспечило вам целую ночь для реализации ваших планов. Но испортило одежду.

Эбраиш Джог ещё раз покрутил головой, оценивая трёх обвинителей.

— Нет-нет, вы немного не так поняли, – взмахнул он копытом, после чего жестом попросил вернуть куртку. Везергласс улику отдала. – На самом деле это я…

В следующую секунду Джог швырнул куртку в Компренда, накинув её охраннику на голову, а сам припустил мимо него. Выиграл пару десятков метров, пока единорог срывал с морды тряпку и смаргивал с глаз бетонную крошку.

— Ребята, взять его! – скомандовала Везергласс.

Но представителям службы безопасности команды уже не требовались: они во весь опор кинулись за удиравшим коммерсантом. В попытке спастись от возмездия Эбраиш Джог хотел проскочить через просвет в линии пони, шедших к выставочным стендам. Она из них, серая земнопони с фиолетовой гривой, заметив «игру в догонялки», бросила какой-то предмет. Через пару секунд беглец наступил на предмет, его копыто повело в сторону, и он плюхнулся набок. Подняться стенающему жеребцу помогли Компренд и его коллега. Последний также поспешил поблагодарить вмешавшуюся в погоню кобылку.

— Спасибо. Спасибо, что помоги схватить этого злоумышленника.

— Это не я, – монотонно произнесла кобылка, ни на йоту не изменив невозмутимо-отстранённого выражения мордочки. – Это Боулдер.

Она показала предмет, который бросила под ноги Эбраишу Джогу, а после подобрала. Предмет оказался небольшим округлым камнем. И, похоже, был для этой пони очень особенным.

— А, – немного смутился единорог. – Ну, тогда спасибо Боулдеру…

*   *   *

Естественно, Шейду доложили о происшедшем. Естественно, он вызвал Везергласс к себе вскоре после возвращения в НИИ. Естественно, единорожка ожидала этого события и собрала кое-какие личные вещи. Она видела, как десяток знакомых сотрудников выставили с должности за меньшее. И, как ей казалось, Шейд получил повод избавиться от давно надоевшей «ставленницы Бикер». Точнее, от двух сразу, потому что Скоупрейдж разродился пламенным заявлением, что не останется в НИИ, если его супругу уволят.

Мышекрылый начальник не самым подобающим образом сидел на краешке стола, уставившись на портрет своей непосредственной начальницы, висевший на стене за креслом. Появление малиновой единорожки Шейд отметил лёгким подёргиванием кисточками на ушах.

— «Троттингем Солюшенс», – сказал глава НИИ. Он сидел сгорбившись, словно нахохлившийся от холода воробей на ветке. Везергласс сразу бросилось в глаза, что в кабинете царил полумрак – вопреки обыкновению бэт-пони опустил шторы и снял очки. Она понятия не имела, зачем, но столь нетипичное поведение клыкастого начальника почти пугало. – Ненавижу эту ушлую контору. Разоряются и восстанавливаются, расходуют десятки тысяч битов и уходят от ответственности за растраты. Я даже счастлив, что кого-то из их совета правления удалось поймать за копыто. Жаль, что его отпустят через пару недель. «Троттингем Солюшенс» – это не просто компания с преступной историей. Это ещё и клан с преступной историей. Что-то вроде семейства Пай, если бы у семейства Пай кто-то украл совесть. «Троттингем Солюшенс» – это, прежде всего, старый папа Иолиан Джог и три сыночка, один другого краше. Эбраиш Джог, если хотите знать, средний из братьев. И могу вас заверить, его родитель уже ищет, как обелить своё чадо, опровергнув результаты следствия.

— Почему вы их в темнице не закроете? – осмелилась спросить Везергласс. – Или почему принцесса их не закроет?

— Моих полномочий для этого недостаточно. А принцесса… Не будем думать о том, что тяготит её разум. – Шейд слегка повернулся, чтобы быть к собеседнице боком. – Я вас вызвал, чтобы рассказать о вещах, которые тяготят мой…

— Фых! – выдохнула Везергласс. – Давайте, чего уж там? Мне самой заявление написать или заполнить бланк? Или у вас эксклюзивное право бумагу об отстранении составлять?

Оранжевые глаза с ромбовидными зрачками непонимающе моргнули. Потом ещё раз. Потом спрятались за стёклами очков – Шейд подобрал их со стола, попутно придвинув к Везергласс какие-то документы.

— Я не знаю, какое у вас сложилось обо мне мнение, но я не полный кретин, чтобы увольнять пони, без которой встанет весь отдел прикладной магии. Я прекрасно осведомлён о том, какие усилия вы прилагаете, чтобы развивать несколько параллельных научных проектов. И понимаю, что именно увидела в вас профессор Бикер. Я нашёл оставшиеся после неё бумаги. Она готовилась представить вас на соискание Эквестрийской научной премии. При том, что у вас стаж меньше двадцати лет и нет высшей учёной степени. Три месяца назад мне это казалось странным, экстраординарной выходкой, но я оценил ваш ум, ваш талант, вашу приверженность коллегам. Теперь мне очень хочется поддержать начинание профессора Бикер.

Шейд соизволил вернуться в белое «командирское» кресло, попутно дёрнув шнурок и раздвинув шторы, впустив тем самым в кабинет солнечный свет, и принял деловой вид. Но всё равно оставался подозрительно весёлым. И, как показалось ошарашенной Везергласс, слегка помолодевшим.

— Естественно, нам с вами придётся ещё потрудиться, чтобы загрести эту премию. Удивить научное сообщество уникальным, успешным и технологически сложным проектом. Я считаю, что лично вы придумали нечто, идеально для этого подходящее. – Приглашающий жест копытом подразумевал, что Везергласс должна подойти ближе и взглянуть на лежащие бумаги.

Единорожка затаила дыхание, когда увидела свои старые наброски, чертежи, графики, страницы с расчётами. Все они касались продолговатого летательного аппарата, чья первая жизнь оказалась недолгой, но яркой.

— Я хочу, чтобы вы вернулись к «Фениксу», – прямо сказал Краулинг Шейд. – Учли ошибки, доработали системы. Следующая его модель должна пролететь расстояние отсюда до океана на востоке. Ну, как минимум до Понивилля. Мы должны побить рекорды высоты, скорости, дальности.

— Хорошо. Но… – начала было Везергласс, но Шейд остановил её взмахом копыта.

— О затратах буду беспокоиться я. Теперь, когда удалось избавиться от пары крыс, таскавших средства из бюджета, на «Феникс» деньги найдутся.

— Боюсь, что время на всё это…

— Не надо бояться, – снова перебил Шейд. – Надо делать. От документирования деятельности отдела вы теперь свободны. В ФилЭкТехе натаскали нужное количество секретарей, чтобы они вели делопроизводство по департаментам. Ни вы, ни Соубонс, ни другие начальники больше в докладных записках тонуть не будете.

— Спасибо, – отрывисто ответила Везергласс.

— Считайте проект «Феникс» приоритетным, – добавил Шейд. – Мне нужны результаты в предельно короткий срок. Здесь подробнее расписаны даты… Будем медлить – опоздаем к оформлению документов на премию. Вам ясно?

— Да.

— Можете быть свободны, – махнул копытом Шейд, утратив к ней интерес и потянувшись к кнопкам интеркома. Медленно шагающая к двери Везерглас успела услышать, что он вызывает к себе начальника отдела зельетворчества.

Скоупрейдж ждал супругу на стуле в Зелёном зале, вплотную примыкавшем к кабинету начальника.

— Итак… собираем вещички? – попытался угадать единорог.

— Нет, – немного шокированным тоном ответила Везергласс. – Он меня похвалил. Дал приоритетный проект. Снял ответственность за делопроизводство. Премию обещал.

Лаборант, в запасах у которого наверняка имелась заготовленная фраза на случай плохих новостей, не растерялся. Он вытащил клочок бумаги и карандаш, вывел крупными буквами слово «Шаблон» и демонстративно располовинил этот миниатюрный плакат.

Глава 13. Отпечаток разума

Блэкспоту, чтобы найти себе работу в НИИ, приходится найти себе «работу» в НИИ...

---

Краулинг Шейд полуразлёгся в белом кресле, скрашивая свои рабочие будни листанием страниц с отпусканием комментариев вроде «так-так-так» на каждом третьем листе. Документ, который просматривал советник по науке, назывался «Образовательная программа частного независимого преподавателя Блэкспота». Единорог, являвшийся для этой работы автором в кавычках, сидел с противоположной стороны стола и пытался угадать, в котором из произнесённых «так» слышалось недовольство.

К огорчению любившего кулуарные беседы единорога, начальствующий бэт-пони выставил самого незаменимого сотрудника НИИ – секретаря Рэдфилда. Более того, уволенный сотрудник практически сразу отправился на крайний восток к грифонам и со старым другом попрощаться не успел. Но ухитрился оставить пару подсказок по оформлению и представлению образовательной программы, которую совместным трудом два единорога сочиняли почти месяц. Самая тяжёлая проверка ждала документ впереди – в копытах Краулинг Шейда.

— Так-так-так, – раздалось в очередной раз. – Конструкторско-проектировочные работы. Зачарование строительных материалов. Геодезия, геодезические артефакты. Всё это замечательно и, полагаю, крайне полезно. А также ментальные чары. Психокинез. Зомбирование, управление сознанием…

Последних терминов в документе не было – Рэдфилд предусмотрительно избавился от всех данных, которые могли бросить тень на Блэкспота.

— Я изучал эти вещи последние сто с лишним лет, – ответил Блэкспот. – Некоторыми исследованиями не сильно горжусь. Но в истории развития строительных технологий строительства я заслужил если не отдельную главу, то параграф точно.

Попытка пошутить разбилась о тёмные стёкла очков, прятавшие спектр эмоций, бурливших внутри руководителя Стэйблриджа.

— Что-то я не вижу перечня учебных изданий, монографий и статей, в которые помещается этот многовековой опыт, – хмыкнул бэт-пони.

— Я не концентрировал внимание на подобной деятельности.

— Видимо, ваши мысли были заняты планами по захвату Элементов Гармонии.

— Простите?

Единорог уставился на тёмную маску, которую представляла собой морда советника по науке. Шейд развил свою мысль:

— Вы, Блэкспот, государственный преступник, дважды покушавшийся на величайшие сокровища Эквестрии. То, что вы сейчас свободно ходите по Стэйблриджу, объяснимо лишь добросердечностью отдельных принцесс, на чьё мнение я повлиять не могу. Но с моей точки зрения вы всё ещё злодей, представляющий опасность. И позволить вам работать над важными для Эквестрии проектами – самая большая глупость, которую может сотворить советник по науке.

Единорог с чёрно-зелёной гривой смотрел на коврик под копытами. Он опустил голову так низко, что фактически мог видеть колыхание ворсинок от собственного дыхания.

— То есть вы отклоняете моё заявление о приёме на работу потому, что я совершил в прошлом несколько ошибок? – глухо спросил бывший ярл.

— Я сам не сказал бы лучше.

— Хорошо, – ответил Блэкспот. – Я приму ваш отказ. Как только вы представите копию моего арестантского бланка.

Челюсти Шейда сомкнулись беззвучно, но воображение бывшего ярла дорисовало к этому жесту сокрушительной громкости щелчок. Причина столь яркого проявления досады заключалась в том, что никакого бланка на Блэкспота заведено не было. Когда он совершил первое вероломство – попытку захватить Элементы Гармонии, – сей бюрократический документ ещё не изобрели. Во время второй попытки завладеть артефактами, когда единорог вступил в личное противостояние с принцессой Твайлайт Спаркл, его благополучно простили на самом высшем уровне. Обошлись опять же без писанины и заполнения бланков. Никто Блэкспота не брал под арест, не обвинял в преступлениях, следовательно, Шейду подкрепить свой отказ было нечем.

Наконец, после минуты напряжённого сопения, бэт-пони придумал следующий ход.

— Я не обязан брать вас сотрудником…

— Мне от которой из принцесс рекомендации принести?

— Дайте договорить! – потребовал Шейд, швырнув на стол «образовательную программу», к которой он полностью потерял интерес. – Нам не требуются дополнительные преподаватели, поскольку образовательная программа НИИ ещё не запущена. Она запланирована в перспективе на ближайшие три года. Могу предоставить место научного сотрудника. Но… – Бэт-пони не удержался от зловещей паузы. – Только на должность, где необходимо обладать соответствующей квалификацией. То есть вас надо привлечь к проекту, посвящённому архитектуре или геодезии. Вот если вы найдёте в моём НИИ подобный проект, то я вас приму.

«Только я прекрасно знаю, что подобного проекта в Стэйблридже нет», – говорила ухмылка советника по науке.

«Вызов принят», – сообщила мимика бывшего ярла.

*   *   *

— Да посиди ты спокойно хоть пять минут! – Голос доктора Везергласс пробился через дверь, рассчитанную на средней силы магический удар. Блэкспот даже задумался, насколько безопасно сейчас соваться к малиновой единорожке. С другой стороны, иного выбора у него не было: обход всего научного центра выявил, что уверенность главного начальника произрастала не на пустом месте. В Стэйблридже действительно не имелось конструкторско-технологических проектов, для которых требовались бы опыт и навыки Блэкспота. Все подходящие исследования, что значились в реестре, кто-то очень предусмотрительно «заморозил» от позавчерашней даты.

Правда, в том же реестре имелся один легко заметный пробел. И Блэкспот не сомневался, что у заправляющего в НИИ бэт-пони этот пробел вызывал массу неприятных эмоций. Из-за привычки смотреть на бюрократию, как яки смотрят на песчаный пляж, доктор Везергласс заполнением реестра не занималась вообще, в результате чего весь отдел прикладной магии творил что ему заблагорассудится. Искать подходящую работу бывший ярл решил именно там, начав с непринуждённой беседы с начальником. Постучав и не дождавшись ответа, он открыл дверь.

Везергласс была занята тем, что гонялась вокруг металлического кресла за чейнджлингом светло-серого цвета. Инсектоид, похоже, опасался пучка проводов, которые удерживала магия единорожки, и старался, чтобы бегунов постоянно разделяла спинка кресла. Помогало то, что Везергласс то и дело останавливалась, чтобы размотать закручивающиеся в петли провода.

— Один эксперимент, и я от тебя отстану, – пообещала учёная пони.

— Бзз-зз, бз-з! – отчаянно прожужжал чейнджлинг. Он взлетел к потолку, но подвешенная там странного вида конструкция, собранная будто бы из всего, что подвернулось её создателю под копыто, принудила его вернуться на пол.

Блэкспот, проследив за его полётом, окинул взглядом помещение и ощутил лёгкую растерянность. Складывалось впечатление, что в этой комнате лазали по канатам, освещая себе путь истыканным иголками кристаллов шаром, а в перерывах медитировали, глядя на переходящие друг в друга охлаждающие камеры с аналогичными кристаллами внутри. Ну и кто-то фиксировал творящийся кошмар на столе, вдоль которого зациклено ползли листы бумаги, посредством механической лапы, сжимавшей карандашный грифель. Несомненно, доктор Везергласс творила здесь что-то грандиозное, однако, по первому впечатлению, Блэкспот был более чем солидарен с активно протестовавшим против своего участия чейнджлингом.

— Да ничего твоя королева не узнает, – успокаивала малиновая единорожка с красной гривой дальнего видового родственника.

— Бзз! Ззз-з-з. Бз, – упорствовал летун, прикидывая путь к отступлению. Дверь, приоткрытая любопытствующей мордой Блэкспота, оказалась весьма кстати.

— Не-е-ет! Куда? Вернись! – запоздало спохватилась Везергласс. – Ладно, но в четыре ты мне нужен в ЛК-1! – крикнула она вслед улепётывающему чейнджлингу. – Общее собрание по проекту «Феникс». Запомнил?

Ответом было затихающее жужжание.

— Здравствуйте! Наверное, я чему-то помешал, – с печалью в голосе сказал Блэкспот. Везергласс приветственно кивнула.

— А, от Бзза никакого толку бы и не вышло, – отмахнулась она и принялась распутывать проводки. – Он только по названию чейнджлинг. По сути вообще непонятно что.

— Раз так, зачем его так усердно ловить?

— В теории он не подходит. На практике – кто его знает. Без эксперимента неясно.

— Для чего конкретно не подходит? – спросил Блэкспот, разглядывая металлические подлокотники кресла. Судя по отсутствию характерных следов, пытками здесь не промышляли. Хотя многое из аппаратуры на вид вполне подходило на роль источника неприятных ощущений.

— Хотела попросить его превратиться в профессора Бикер, – задумчиво пояснила Везергласс.

— А разве он не?..

— Да, с физиологическими нарушениями, – подтвердила доктор. – Ни в кого превратиться не может. Однако у меня была гипотеза, что внутренний метаморфический цикл в порядке и сознание Бзза можно уподобить сознанию другого существа. Но всё устроено совсем не так, как я предполагала.

— Чейнджлинги – сложные существа, – поддержал беседу Блэкспот. Он изучал чертёжный стол, точнее, металлическое устройство, выводившее на листах бумаги волнообразные рисунки. В данный момент механизм бездействовал, и причина простоя крылась в отброшенных листах, исчёрканных вдоль и поперёк пометками Везергласс «всё не так» и «ложные показатели».

— На самом деле до примитивности простые. – Везергласс бросила пучок проводов на спинку кресла. – Биологически они не изощрённее лепестка. Обладают минимумом физиологии для автономного существования, но ничего собственного, личного. Нужны все лепестки и центральная часть, чтобы сошло за цветок, а по отдельности они не работают. Если верить Бззу.

— Ну, вот ваш Бзз, кажется, вполне неплохо живёт вне своего племени.

Везергласс подошла в ещё одной конструкции, напоминавшей подвешенную на вертеле расчёску. Под ней крепился голубоватый кристалл, заострённый с обоих концов. Она открепила блестящую штуковину и магией направила её в сторону шара, ощетинившегося колючками из цветного стекла, в котором как раз нашлась одна пустующая четырёхугольная прорезь.

— Живёт, но не сильно радуется такой жизни, – ответила начальник департамента, – как и все чейнджлинги, Бзз постоянно включён в общую для роя мыслительную сеть. Без которой он очень скоро погибнет. Это уникальная система, в природе встречается только у отдельных высокоорганизованных общественных насекомых. Представляете, какая потенциальная мощность есть у объединения тысяч разумов? – обратилась к слушателю Везергласс. – Неудивительно, что они могут просчитать и скопировать чей-то облик.

— А почему вы хотите, чтобы он прикинулся именно профессором Бикер? – вернул разговор к заинтересовавшему его вопросу Блэкспот, пока доктор не пустилась в пространное описание организации общества чейнджлингов.

Везергласс раздосадовано топнула копытом, смяв пару исчёрканных листов.

— Потому что здесь, в этом помещении, я с профессором проводила эксперимент. Строила психосоматическую матрицу её сознания. – Доктор заметила вопросительно вскинутые брови собеседника и пояснила: – Пыталась отследить и скопировать основные закономерности мышления Бикер. Тогда эта задачка была очень насущной, ибо предугадать, что ей взбредёт в голову, казалось нереально.

— Да, да, помню. Вы об этом уже говорили, – предупредил возможное отступление от темы Блэкспот.

— Если я за пару дней не смогу достичь успехов в направлении психосоматических матриц, то придётся их забросить, а то и сдать наработки в утиль. Потому что сейчас приоритет номер один для меня и всего отдела – «Феникс».

— Уверен, что такую передовую технологию подхватят ваши коллеги.

— Ха, передовую, – усмехнулась Везергласс, занятая проверкой датчиков на морозильных шкафах. Все показывали предельно низкие значения. – Исходные идеи настолько древние, что существовали в Кристальной Империи. Ещё до Сомбры. Именно там начали фиксировать отклики окружающих событий на твёрдых кристаллах. Я лишь развила идею до фиксации незаметных нервных импульсов.

— Как это всё работает? – с искренним интересом спросил Блэкспот. Ответом ему стал сопровождаемый активной жестикуляцией монолог.

— Исследуемый размещается в кресле. Я закрепляю на нём датчики. Прошу сконцентрироваться на одной конкретной мысли, представить что-то, вызывающее эмоциональный отклик. – Указующее копыто переключилось с кресла на чертёжный стол. – Показания датчиков фиксируются каллиграфором; эти рисунки – графическое отображение волновой характеристики мыслительной активности. – Единорожка вытащила один из перечёркнутых листов и потащила его к механизму в виде расчёски. – Скармливаю полученные узоры напылителю. – Везергласс поманила Блэкспота, чтобы тот смог увидеть внутреннюю часть «расчёски». Оказалось, что прибор представляет собой сочетание игл и баночек с золотистой пыльцой. – Дальше посредством лёгкого нагрева полосы из проводящего магию материала наносятся на кристалл. Кристалл вставляется непосредственно в матрицу и подключается к общему источнику питания. И вот, мысль сохранена, эмоция зафиксирована. Полный комплект, по идее, даёт базовую карту сознания. Далее я планировала задать причинно-следственные цепочки. Они у меня математически выведены по результатам тестов. Но… теперь мне в лучшем случае надо всю математику перестроить под нового испытуемого. А возиться с этим некогда.

Блэкспот молча кивал и слушал. Создателю артефакта, внушавшему другим его мысли и намерения, изложенное показалось малопонятным, но жутко интересным. Заметив, что Везергласс потянулась к рубильнику, чтобы отключить подачу энергии, единорог двинул копыто ей наперерез.

— Возможно, я смогу найти какое-то решение, – сказал он.

— Попробуете убедить Бзза, что я не собираюсь лезть в его коллективное сознание и выведывать тайные планы королевы Кризалис?

— Нет. Я предложу обойтись без чейнджлингов, – отвёл взгляд бывший ярл. – Мне кажется, есть возможность обратиться к сознанию Бикер в моей памяти.

— Эмм… Не поняла, – тряхнула гривой Везергласс.

— Я использовал на профессоре артефакт. Печать Повиновения, – со вздохом пояснил Блэкспот, ссылаясь на экспонат Хранилища Артефактов центра за номером пять тысяч сто двадцать восемь. – Он позволил её и моему разуму вступить в непосредственный контакт, чтобы устроить состязание. Битву умов. Профессору с нескольких попыток так и не удалось в ней победить. Да и никому другому… Ну, кроме принцессы Твайлайт Спаркл. Она…

Доктор Везергласс громко и донельзя фальшиво откашлялась. Звук вернул серого единорога из воспоминаний о минувших днях в настоящее.

— Простите. Так вот, Печать Повиновения фактически даёт мне полное представление о структуре мыслительной деятельности оппонента, чтобы я имел возможность взять эту деятельность под частичный контроль, затмив исходные мысли. Следовательно, в глубинах моего разума продолжают существовать образы всех, кого я вызывал на поединок посредством артефакта и побеждал. Профессор Бикер была в этом списке последней, так что о ней должно было сохраниться максимально чёткое представление.

— То есть вы хотите сказать…

— Я могу поставить себя на место Бикер и воссоздать её эмоции, смоделировать мыслительный процесс. Если создать подходящие условия, то вы смогли бы использовать меня как шаблон для продолжения эксперимента.

По скептическому выражению мордочки Везергласс было ясно, что она плохо поняла идею и совсем не уверена в её результативности. Но натура исследователя настойчиво твердила, что стог вариантов для неё никто не собрал и хвататься надо за любую соломинку. В конце концов, несколько минут назад она всерьёз рассматривала вариант усадить в кресло существо иного биологического вида.

— Не представляю, что у нас получится, – вздохнула доктор. Но, тем не менее, активно принялась перебирать пучок проводов с датчиками. Закрепить их все в точках на голове Блэкспота оказалось неимоверно трудно из-за пышной гривы.

— Завтра же сделаю стрижку, – пообещал бывший ярл, наблюдая, как Везергласс в третий раз подбирает с пола датчик с поломавшимся фиксатором.

— Подождите. Ещё не факт, что потребуется, – ворчала учёная пони.

— Полагаю, надо начать с мысли, которую профессор Бикер уже представляла. Чтобы можно было сопоставить результат и оценить точность.

— Понято. – Везергласс мельком взглянула на торчащие из шарообразной подставки кристаллы. – Заставьте её подумать о Стэйблридже. Как она воспринимает Стэйблридж? Как она к нему относится?

Малиновая единорожка тщательно проверила, что все провода идут в нужном направлении и ничего не отсоединилось, после чего ободряюще кивнула Блэкспоту. Испытуемый в кресле закрыл глаза и погрузился в глубины собственной памяти, на ходу выстраивая очередной набор цветной мозаики – сцену беседы двух существ.

*   *   *

Серо-бежевая пустота сознания. Будто середина облака, освещённого со всех сторон. Блэкспот видел эту пустоту каждый раз, когда закрывал глаза и над чем-то раздумывал. Здесь, в иллюзорном пространстве, он вспоминал прошлое, представлял будущее. Здесь он строил свои архитектурные шедевры перед тем, как они воплощались в реальность. Здесь он разрабатывал коварные планы против правительниц Эквестрии. Здесь он проводил интеллектуальные поединки, в которых сотни раз был победителем и лишь единожды побеждённым.

Вокруг посетившего своё сознание ярла закружился смерч из цветных кусочков универсального паззла. Эти кусочки подходили для любых целей – сцеплялись в объекты, места, персон. Они воспроизводили для своего повелителя фрагменты былых времён, а также создавали тихий уютный уголок, где никто не мог его потревожить.

По крупицам вокруг Блэкспота вырос тихий и спокойный приморский городок – шесть стен из цветной мозаики с почти неотличимыми от реальности рисунками. В городке, восстановленном по воспоминаниям, Блэкспот жил лет пятьдесят назад, когда был изгоем хаотично-пёстрого окраса. Лучше всего он запомнил ресторан под открытым небом с видом на полосу прибоя и сейчас находился именно в этой точке Эквестрии, видел вокруг именно то, что видел тогда. Но иллюзия не идеально повторяла эпизод прошлого. Обычно в ресторане было шумно: пони ходили мимо заведения и сидели за столиками, а чайки неустанно барражировали над пляжем, вопя о своей вольности. Хозяин заведения обычно рассказывал кому-нибудь эмоциональную повесть – его тоже пришлось убрать из реконструкции.

Никаких лишних звуков и лишних объектов, никакой игры света, ветров и колышущихся теней. Всё это Блэкспот счёл избыточным. Для первого раза. Он оставил лишь примитивный набросок из практически осязаемых столиков перед рестораном. Там, где заканчивалась стена заведения, за рисунком с её имитацией, мозаика воспоминаний переставала существовать и сменялась бежевой пустотой.

Из пустоты перед ним возник образ. Не из кусков мозаики, не из маленьких составных частей. Этот образ появился подобно свету уставшей лампы: несколько раз передумывал и практически исчезал, но всё же обрёл очертания и подходящие краски. Место на сцене за центральным столиком заняла жёлтая единорожка с собранной в строгий узел гривой. Она была в синей, по-деловому скроенной жилетке, контрастировавшей с оранжевым хвостом. Очки на носу и скромный минимум косметики – собирательный, можно сказать, усреднённый образ профессора Бикер. Такой Блэкспот запомнил её когда-то.

Он в последний раз проверил все составляющие сцены. Не хватало лишь психологической предустановки образа. Чтобы Бикер не отвлеклась от темы, не начала реагировать непредсказуемо, ей надо было задать убеждение, что она ведёт откровенную беседу со знакомой личностью. Автор иллюзии после непродолжительного раздумья перестроил мозаику, придав себе внешность отца Бикер, профессора Полимата. Внешность и ход мыслей старого единорога бывший ярл тоже мог представить, поскольку подчинял себе и его волю. Однако воссоздавать на сцене самого Полимата не было необходимости – достаточно было им прикинуться.

— Ты так и не ответила на вопрос. Что ты думаешь о Стэйблридже? – прозвучала стартовая реплика, «оживившая» Бикер. Сейчас образ единорожки был поставлен в условия, когда от него требовался срочный ответ, а собеседник демонстрировал нетерпение и даже сердился. Хотя в сознании Блэкспота понятия реальности нарушались, в этой иллюзорной сцене время играло важную роль и заставляло героев с собой считаться. Так иллюзорная единорожка вместо того, чтобы раздумывать, в какой точке Эквестрии она оказалась и почему, заторопилась с ответом.

— Это самая важная вещь в моей жизни, – произнесла Бикер так, как сказала бы своему отцу. – Мы с тобой вместе построили научный центр, которому суждено стать величайшим. И я не пожалею времени и сил, чтобы наш, пап, Стэйблридж превратился в символ эквестрийской науки. Пусть он сейчас не очень…

Иллюзорное пространство замерло. Блэкспот остановил единорожку на полуслове, почувствовав, что ключевую мысль уловил. Дальнейший эксперимент казался напрасным издевательством над лабораторным оборудованием, звуки работы которого отдалённым рокотанием прорывались в сознание единорога.

Первым исчез образ Бикер. Потускнел, потерял яркость и отправился в дальние уголки памяти, усиленной чарами артефактов. Пространство вокруг покрылось сетью трещин и рассыпалось цветной мозаикой, шелестящим дождём опавшей вниз, в темнеющую пустоту. Блэкспот завершил создание не существовавшего в истории диалога и очистил свою память от его фрагментов. Возвращение в реальность он отложил на пару секунд, потраченных на осознание произошедшего. Бывшему ярлу требовалось понять, все ли аспекты своего замысла он воплотил, достиг ли желаемых результатов хотя бы внутри своего сознания, потому что о результатах в мире реальном судить полагалось доктору Везергласс.

*   *   *

— Каков эффект? – поинтересовался Блэкспот. Он не мог крутить головой, опасаясь, что слетит половина регистрирующих электродов, поэтому за реакцией Везергласс, занявшей пост у чертёжного прибора, мог следить только самым уголком глаза.

— Не знаю, что у вас там внутри черепушки творилось, – пробормотала доктор. Послышался звук рвущейся бумаги, и Везергласс показалась в поле зрения Блэкспота, притащив с собой бумажный лист. – Но тут у нас каких только рельефов нет. Все, кроме одной искомой линии… Хотя… Нет, всё равно не то! – после короткой паузы добавила она.

Блэкспот разглядывал результаты манипулирования образами, а именно несколько сходящихся и расходящихся линий. Разная толщина, разная амплитуда, разные углы преломления. Очевидно, чертёжный аппарат потрудился изрядно больше обычного – в некоторых местах грифель даже слегка прорезал лист.

— Ничуть не удивляюсь. Для того чтобы разговорить образ профессора Бикер, мне пришлось воссоздать вокруг неё соответствующую обстановку, – поведал Блэкспот. – Отсюда куча лишних векторных узоров… Заправьте ещё лист, – попросил бывший ярл после непродолжительной паузы. – Я попробую внести кое-какие коррективы.

Везергласс, попутно отметив, который час, и оценив, сколько ещё времени она готова потратить на эксперименты с Блэкспотом, перевела каллиграфор в режим ожидания. Она кивнула Блэкспоту и наблюдала, как тот переходит в «расслабленное состояние мечтателя». По мнению Везергласс, это слабо способствовало достижению успеха. Мнение подтвердилось суетливым шебуршанием каллиграфора – тот опять принялся ездить по прямой, рисуя сплетение узоров. Устройство так надрывно поскрипывало тормозной втулкой, что у единорожки сперва появилось ощущение жалости к аппарату, а потом мысль о необходимости его срочно перебрать.

Когда грифель замер, а движение листа под ним прекратилось, результат мало чем отличался от предыдущего и сулил ещё одно разочарование вечера. Везергласс усиленно подбирала выражения, которые помогли бы объяснить Блэкспоту, что он оказался ничуть не полезнее улетевшего инсектоида.

— Нет, не сработало… – начала было доктор.

Мастер ментальной магии, однако, не обратил на эти слова внимания. Он быстро скинул с головы закреплённые проводки, изъял у Везергласс бумаги с результатами и почти что приказал усилить освещение. Лампы на полной мощности ему понадобились, чтобы просветить оба листа, наложенных друг на друга.

— Только что я создал иллюзию, повторяющую первый эксперимент. За одним исключением. Я не стал представлять Бикер и воспроизводить её ответ по оставшемуся в памяти образу. Следовательно, всё, что не попало на второй рисунок, но имеется на первом – это то, что мы ищем. Ага!

Красный маркер покинул пристанище в кармане халата Везергласс и завис перед мордой серого единорога.

— Вот, вот и вот, – бормотал Блэкспот, занимаясь изобразительным искусством детсадовского уровня. – Тащите сюда исходный ответ самой Бикер. Пожалуйста, – добавил единорог, заметив, что стал излишне требовательным.

С одного из морозильных шкафов слетел ящик, внутри которого имелось достаточно нумерованной макулатуры, чтобы выстлать дорожку по периметру вокруг внешней стены Стэйблриджа. Однако Везергласс безошибочно нашла именно те почеркушки, где было закодировано отношение к Стэйблриджу профессора Бикер. Она посмотрела на них. Потом на красные линии, оставленные Блэкспотом. Потом снова на итоги давних исследований.

— Соответствие неполное, – резюмировала она, за нарочитой холодностью реакции спрятав удивление. На теоретизирование, разработку и проектирование механизмов, создающих психосоматическую матрицу, у неё ушло чуть меньше года, тогда как впервые севший в кресло единорог сходу разобрался во всём. Хотя, конечно, свой научный путь он начинал задолго до рождения Везергласс и любого её здравствующего ныне родственника.

— Учтите, что я могу общаться лишь с той Бикер, которая касалась Печати Повиновения, – напомнил Блэкспот. – С того времени в жизни профессора многое изменилось. Например… Тогда она ещё не была профессором. И НИИ не руководила.

— Логично. Сплошь логичная логика, – потрясла головой единорожка. – Конечно, по одному сеансу сказать сложно, но, вероятно, ваша память даст мне недостающий кусочек сознания профессора.

— Полагаю, придётся модифицировать некоторые инструменты, чтобы результаты выводились чётче, а избыточные образы игнорировались, поэтому мне хотелось бы подробнее ознакомиться с принципом их работы. Влезть в математику теоретических выкладок. В конструкцию механизмов.

Везергласс немного успокоилась. Блэкспот был умным и одарённым единорогом, но со всей очевидностью подчёркивал, что не во всех вещах разбирается и нуждается в наставлениях. Она снова посмотрела на часы, хотя вряд ли по дёрганью минутной и часовой стрелок могла увидеть события грядущих недель и месяцев. Однако и так знала, что для совместной работы с Блэкспотом места в графике нет.

— Вводную я, конечно, прочитать могу… Только меня тут с делами закружили как толпа вендиго. Так что всё переоборудование ляжет на ваши плечи. Я в лучшем случае – периодически прибегающий ассистент.

— Это не очень здорово, – пробубнил Блэкспот, – потому что взять полностью на себя такой проект мне кое-кто не позволит.

— Кое-то – это наш летучий крысюк, что ли? – спросила Везергласс.

Блэкспот в очередной раз убедился в наличии тёплых чувств, которые испытывали работники НИИ к кабинетному начальству. Везергласс не поленилась приподнять губу и клацнуть зубами, изображая бэт-пони. Получилось, правда, не очень аутентично ввиду отсутствия клыков и неидеального состояния не единожды залатанных, как и многое другое в её организме, зубов.

— Краулинг Шейд, да, – кивнул Блэкспот, стараясь скрыть усмешку.

— Чего он к вам прицепился? – полюбопытствовала доктор.

— Не горит желанием видеть меня среди сотрудников Стэйблриджа, – пожал плечами бывший ярл. – Придумал пару препятствий, чтобы мне веселее жилось. Например, что я могу работать только в проектах по своей специализации. То есть по архитектуре, конструированию, отделке декора…

— Про специализацию это да, он эту чешуйню придумал, – фыркнула учёная пони. – Особо весело получилось с зеброй по имени Ситис. У неё специализаций вышло на две страницы, потому что она во всех наших департаментах успела отметиться. И главное, так и не нашла себе занятие, к которому бы тяготела. Шейд на это дело посмотрел и хотел Ситис вообще уволить. Но так как это негативно сказалось бы на дипломатических отношениях с зебрами, главнач ввёл специальную новую должность. Ситис теперь «универсальный специалист».

— Так вот, – продолжил Блэкспот, учтиво дождавшись, пока малиновая единорожка выговорится, – у меня есть к вам вопрос. В вашем отделе требуется специалист для проекта, относящегося к геодезии, архитектуре, ландшафтному преобразованию?

— Эм-м… – призадумалась Везергласс. – Нет, таких дел у меня не затевается. Но… – в её глазах появился хитрый блеск, – я напишу письмецо в Мэйнхеттанский ИнжиТех. Граундбрейкеру. Недавно с ним познакомилась, помогла ему выпутаться из кое-каких неприятностей. Мы с ним что-нибудь сообразим. Оформим так, будто ещё во время геологической выставки договорились. Шейду такое крыть будет нечем.

— Спасибо, – произнёс бывший ярл. Кривая настроения, которую рано утром серьёзно погнул начальник НИИ, начала выравниваться. Даже захотелось наплевать на аристократическое воспитание и обрадовано вздохнуть, по-простецки прислонившись к металлическому креслу.

— Да не за что, – подмигнула ему малиновая кобылка. – Мы, стэйблриджские, своим всегда помогаем.

— Своим? – повторил бывший ярл тоном, будто не ожидал услышать этого местоимения. – Это слишком доброе слово. Вряд ли оно мне походит.

Везергласс даже не стала задавать вопрос – хватило красноречивого выражения мордочки.

— Я помог построить этот научный центр, чтобы изучить и, в конечном итоге, присвоить Элементы Гармонии, – глядя ей в глаза, с заметным усилием проговорил Блэкспот. – Вы, учёные пони, мне казались чем-то вроде инструментов. Простых примитивных средств для достижения цели. Мне невероятно стыдно за свою натуру того периода. И я недостоин быть для вас «своим».

— Ой, да что вы говорите? – хохотнула Везергласс. – Я по сей день на своих лаборантов смотрю как на инструменты. И, скажу по секрету, отдельные инструменты попадаются на редкость тупые…

Она снова засмеялась и слегка толкнула жеребца, словно желая донести мысль, что ничего плохого в биографии Блэкспота не видит. Однако тот продолжал понуро стоять, демонстрируя искреннее раскаяние. Везергласс пришлось повысить голос:

— Так, Блэкспот. Из своего прошлого берите только то, что поможет вам в научной работе. Всё остальное оставьте в прошлом. Понятно?

— Да.

— Прекрасно. Рада за вас. – В фокус внимания учёной пони снова попали красивые часы с гравировкой «от любящего мужа» и показываемое ими текущее время. – Теперь вынуждена вас покинуть. Через несколько минут начинается совещание по проекту «Феникс». Без меня там никак не обойтись. – Подкинутые магией ключи полетели в сторону Блэкспота. – Закроете тут всё, когда будете уходить… Да, отключать от питания ничего не надо! Вот те три кабеля ни в коем случае не вытаскивайте. И держитесь подальше от зелёного рубильника. Он с паршивой изоляцией, разрядами магии бьёт.

Единорожка показала мягкую часть копыта, где притоптанные куски медицинского пластыря образовывали уже третий слой.

*   *   *

— Вам надо построить… что? – переспросил Шейд, не до конца понявший последнюю фразу малиновой единорожки.

— Заводик по производству гель-топлива для «Феникса», – охотно повторила Везергласс. – Одна из причин неудачного старта «Феникса» предыдущей модели заключалась в расхождении реальной движущей тяги с расчётной, потому что топливо для разгона аппарата производилось на самых разных стендах по совершенно несогласованным рецептурам с нарушением многих критически важных пропорций. Чтобы избежать этого, я вместе с отделом зельетворчества вывела химическую формулу гель-топлива и намерена производить его в достаточном объёме в специализированном здании, где будут приняты необходимые меры предосторожности.

— Угу. – Краулинг Шейд притворился, что понял суть, чтобы не выглядеть в глазах острой на язык подчинённой полным идиотом.

— Глупо отрицать, что производство гель-топлива является опасным процессом, – продолжала доктор. – При определённых отклонениях от нормы возможна детонация топливной массы. Разрушения переплюнут стэйблриджский инцидент полугодовой давности. Поэтому заводское помещение по проекту специалистов ИнжиТеха должно строиться по уникальной технологии с массой архитектурных хитростей. И, естественно, на определённом удалении от НИИ. К счастью, мне удалось в короткие сроки найти опытного специалиста, способного взяться за эту неоспоримо важную задачу.

«Опытный специалист», присутствующий на этом совещании, изобразил на морде широкую улыбку, резко контрастирующую с кислой физиономией Шейда. Начальник НИИ прекрасно видел, что все совпадения однозначно надуманы, а Везергласс и Блэкспот обыграли его на административном уровне.

— Вся эта строительная деятельность действительно необходима? – спросил бэт-пони в качестве последнего жеста перед полной капитуляцией.

— Блэкспот нужен для строительства завода. Без завода невозможно производство топлива. Без топлива «Феникс» не полетит, – обрушила на начальника последовательность неоспоримых фактов Везергласс. Крыть эту карту советнику по науке было уже решительно нечем.

— Я надеюсь, вы осознаёте, – сказал Шейд, оставляя росчерки на документах, – что ваш новый работник – редкостной силы злодей. Он был злодеем, и он всегда будет злодеем. И всё, что он создаст, он обратит во зло.

— Это очень однобокая и ограниченная точка зрения, – заметила Везергласс. Тотчас у неё возникло ощущение, что, если бы не стёкла тёмных очков, ответный взгляд Шейда превратил бы её в пепел.

— Если по вине этого деятеля проект «Феникс» будет сорван, – с нажимом проговорил бэт-пони, – то я не только его в подземелье упрячу. Но и вас, Везергласс, тоже. В кандалах заставлю прикладной магией заниматься. Мне на это полномочий хватит. Ясно вам?

— Ясно, как небо на Эппллузой, – заявила руководитель отдела прикладной магии.

— Идите вон, – потребовал скособочившийся в кресле начальник.

Глава 14. Политика и политики

Рэдфилд исследует деятельность эквестрийского посольства и нравы окружающей его Грифоньей Республики...

---

Рэдфилд посмотрел, как фарфоровая фигурка в виде довольного ёжика сочетается с настольной лампой с лазурным абажуром, и поменял предметы местами. Подумал ещё немного и поменял обратно. Не то, чтобы расположение вещей на тумбочке имело принципиальную значимость – он тянул время, распаковывал вещи так медленно, как только мог. Словно надеялся, что в следующую минуту жизнь предпримет резкий обратный поворот и он из эквестрийского посольства переместится в НИИ «Стэйблридж».

Единорог пребывал в дикой ярости на Краулинг Шейда, потому что прекрасно понимал два обстоятельства. Первое: только бэт-пони мог перераспределить шестизначные фонды научного центра, а секретарю, пусть даже досконально знавшему бухгалтерию НИИ, провернуть такой фокус не удалось бы. Второе: Шейд свалил все финансовые махинации на него и под этим сфабрикованным предлогом выставил ненавистного «бессменного секретаря» окончательно и бесповоротно. Объявил об этом совершенно не дипломатичным образом и не удержался от сентенций вроде «сомневаюсь, что вы теперь найдёте работу в Эквестрии». Рэдфилд оказался в положении брошенного катапультой булыжника: властные силы уже отправили его в полёт, и лишь от точки приземления зависело, останется ли от камушка хоть что-то.

В тонкую стенку постучал обитатель соседнего кабинета, оперативно позаботившийся о трудоустройстве Рэдфилда, обеспечивший ту самую «точку приземления». И даже собиравшийся найти для единорога с семьёй домик в Ивсфилде. Однако Рэдфилд сомневался, что Дэйли, и без того недовольной перипетиями в жизни мужа, понравится жить на трёх тесно застроенных островах в окружении грифонов. Так что семья Рэдфилда временно была расквартирована в Балтимэйре, утешая себя и родителей Дэйли тем, что теперь «главный жеребец в доме» получает двойной оклад.

— Как-то вы не очень шустры, Рэдфилд, – сказал пегас, который должен был подписывать чеки с этим окладом. – Не успели ещё освоиться?

— Всё очень быстро в жизни поменялось, – пожаловался секретарь, пытаясь рассмотреть, какую именно газету читает новый начальник. Оказалось, «Крылья правды».

— Тут у нас вообще каждый день что-то меняется, – хмыкнул Инцитат. – Приоритеты политиков – самая неустойчивая вещь после башни из тюков сена на эквестрийском родео. И это именно тот материал, с которым нам приходится работать. Но… ты ведь не из паникёров? Не отступишь сразу же при первых трудностях?

— Нет, я умею хранить самообладание, – гордо произнёс Рэдфилд, не понимая, что вообще в его поведении могло натолкнуть на мысли о паникёрстве.

Инцитат кивнул и при помощи газеты придвинул к краю стола чашку, формой напоминающую раскрывшийся бутон.

— Хорошо. Тогда сделай мне чаю.

— Простите? – Сознание Рэдфилда ещё не поспевало за скоростью изменения окружающих обстоятельств, хотя только что получило соответствующее предупреждение.

— Чаю, – повторил пегас. – Без сахара, воды на одну треть. Не горячий.

Магия единорога покорно подняла чашку и блюдце со стола, но не скрыла озадаченное выражение морды.

— Я ожидал каких-то серьёзных поручений, – признался Рэдфилд. – Имеющих решающее значение для Эквестрии. Для грифонов. Вы мне пару дней назад сказали, что отношения между Эквестрией и Республикой полны противоречий, и только мы, работая днями напролёт, способны их уладить.

— Угу. А ты, стало быть, готов ради своей страны выполнить самое отчаянное задание?

— Да.

— Несмотря на то, что при этом будешь рисковать собственной гривой?

— Да.

От избытка усердия единорог задрал подбородок, неосознанно уподобившись золотой фигурке, стоящей на книжной полке в кабинете посла.

— Отлично! – всплеснул копытами Инцитат. – Тогда иди и сделай мне чашку чая. Это самое ответственное поручение, которое я могу тебе сейчас дать. Мне в Нижние Гроты лететь через полчаса, а я ещё не пил с утра чай. У меня все переговоры из-за этого сорвутся…

— Я понял, сейчас всё сделаю.

Рэдфилд старался не замечать, как хихикают два охранника посольства, прикрывая рты потасканными гвардейскими накопытниками. Один из них догнал секретаря на маленькой кухоньке, забитой в самый угол дома.

— Ты не переживай, – усмехнулся гвардеец. – Он всех так поначалу строит. Любит это сильнее, чем овсяную кашу. Проверяет нервы и моральные принципы. Но это ненадолго. Скоро ты ему либо разонравишься, и он твоё присутствие замечать перестанет, либо вы подружитесь, так что и послу будет не тяжко тебе чашку чаю принести.

— Ясно. Спасибо.

Пегас-охранник собрался уходить, но вспомнил об одном важном деле и повернулся к секретарю.

— Да, меня и моего напарника тоже обеспечь чаем!

Просьбу он подкрепил взглядом, говорившим, что это вовсе не шуточное пожелание, да и не просьба, а нечто уровнем выше. Рэдфилд вздохнул, поставил мысленную галочку на «пересмотреть свои последние жизненные решения» и долил воды в чайник.

*   *   *

Дорога в Нижние Гроты была одинаково опасна для крылатых и бескрылых. Первым требовалось предельно точно держаться между водой и низкими пещерными сводами, отплёвываясь от высокого прибоя. Вторые проверяли себя на выносливость и тренировали навыки альпинизма, спускаясь по серпантину над самыми волнами. И те, и другие в конечном счёте попадали в выложенные камнями склизкие туннели, никогда не видевшие солнечного света, но насмотревшиеся на тонны разнообразных морепродуктов, которые отсюда поднимались наверх, к столам зажиточных ивсфилдцев.

Однако обитали под городом не только рыбаки. Через пещеры внутрь проходили баркасы и баржи, на которых поставлялись товары из шести прочих округов и даже из Эквестрии. В наземной части Ивсфилда были и свой порт привоза, и свои торговые лавки, но любой вельможа, искавший уникальный или не самый законный товар, спускался туда, где скалы соседствовали с морем. Посетить это место решил и посол Эквестрии, причём делал это, по его словам, ради встречи с «восьмым претором Республики».

Пегас и единорог встретились на узкой каменистой дорожке, где сходились оба пути в подземные кварталы. Она шла вдоль стен, в которых тускло мерцали вкрапления полудрагоценных камней. Инцитату пришлось ждать своего секретаря, старавшегося аккуратно спускаться по тропе над морем, и посол коротал время, изучая старые и новые царапины и сколы, испещрявшие стену. Такие отметины оставляли совсем отчаявшиеся бедняки, пытавшиеся добыть себе псевдосамоцветы, чтобы выдать их за подлинные. Свежие царапины свидетельствовали, что даже в современном Ивсфилде достаток не был всеобщим достоянием.

— Ты ведь, вроде, единорог, – недовольным тоном заметил Инцитат. – Неужели твоя магия не может заставить тебя двигаться быстрее?

— Моя магия имеет свои пределы, – в тон новому начальнику ответил Рэдфилд. – Мне сил не хватит, чтобы переместиться через весь остров.

— Ну так тренируй свою магию. Потому что в Ивсфилде куча мест, куда я тебя могу послать, и куда ты пешком не попадёшь. – Пегас мотнул головой, указывая на рыбацкую хибару, увешанную сетями, баграми, крючьями и прочей характерной атрибутикой. – Ладно, идём. Нам сюда.

На пороге каменной лачуги сидел одинокий грифон, который что-то неспешно мастерил, вытягивая из катушки леску. Инцитат уверенно отвлёк его от не сильно продуктивного занятия.

— Мне надо видеть Трёхпалого, – уверенно произнёс пегас.

Коренастый грифон посмотрел на посла. Потом на Рэдфилда. Довольно долго и пристально таращился на его рог. Потом отложил своё «вязание» и поднялся. Одним лёгким движением молчаливый труженик открепил какой-то зацеп на сети, висевшей рядом с лачугой. Рыбацкий инвентарь под тяжестью собственного веса сполз по наклонной верёвке вниз, открыв узкую трещину в горной породе. Настолько узкую, что Рэдфилд засомневался, сумеет ли не отличающийся излишней худощавостью эквестрийский посол протиснуться.

Впрочем, потайной путь сквозь скалу и его страж оказались не единственными испытаниями на пути к освещённому факелами домику, буквально построенному на костях. В пещере, куда чисто теоретически можно было прилететь при полном отливе, лишь слегка замочив лапы, с древних времён остались окаменелые рёбра какого-то гигантского существа. Кто-то не побоялся превратить их в дом, соединив тканью, укрепив досками и украсив лампадами. Посол, взмахнув крыльями, перенёс себя на крыльцо этого необычного дома и опять с нетерпением ждал, пока ассистент осилит путь по выступающим из воды камешкам.

Грифон, который обустроил себе такое жилище и пустил в него гостей, произвёл на Рэдфилда отталкивающее впечатление. Его голова выглядела так, словно её как следует придавили, на теле можно было насчитать с десяток участков, где шерсть или перья практически отсутствовали из-за шрамов. И, полностью оправдывая свою кличку, грифон имел три пальца на левой передней лапе. На месте четвёртого, самого маленького, остался лишь короткий обрубок, как напоминание о давней жестокости. Хотя внешность хозяина дома и так не располагала к доверию, Рэдфилд вспомнил о вычитанных в местной прессе подробностях биографии того, кого называли «восьмым претором».

— Это ведь Гиир Трёхпалый, – шепнул секретарь Инцитату. – Самый разыскиваемый преступник Республики.

— Да что ты говоришь? – притворно удивился пегас, проходя мимо подвешенной ловушки, которая превращала нежеланных гостей в дырявых нежеланных гостей. – Слышишь, Гиир, тебя разыскивают за преступления.

— Ох ты! Вот это новость! – в тон ему отозвался грифон. Очевидно, что с Инцитатом он мог вести разговор любого рода. А вот на появление секретаря отреагировал, вскинув серый подбородок и подёргав хвостом. – Что за новую морду ты привёл?

Грифон уселся на выдолбленный в окаменелых костях диван, на который для мягкости накинули плетёное покрывало. Внешне он выглядел спокойным и даже расслабленным, однако, как полагал Рэдфилд, такой грифон всегда держит где-то под лапой оружие, замаскированное под предмет обстановки.

— Мой новый секретарь, Рэдфилд, – пояснил пегас, подталкивая поближе стол, сделанный из спрессованной деревянной стружки. Несмотря на внешние габариты, этот предмет мебели оказался лёгким и прочным – единорога с его магическими способностями просить о помощи Инцитат не стал.

— Я и к старому-то не привык, – заметил грифон. – Что с ним случилось?

— Лёгкие подвели. Местный климат стал опасным для его жизни.

— Ну, ты-то держишься, я смотрю.

— А куда ж я денусь? Кто, кроме меня, объяснит дуракам-преторам, насколько они дураки.

— Он? – Хозяин дома кивнул на секретаря, которого двое давних знакомых оставили стоять у входной двери.

— Ему ещё расти и расти. Он даже с заваркой чая пока не очень справляется.

— Как, ты говоришь, его?..

— Рэдфилд.

— Хм. Рэдфилд – хорошее имя для этих краёв.

Единорог молча принял комплимент. Он уже успел ознакомиться с традицией грифонов давать птенцами имена, которые в качестве первой буквы выбирали одну из содержащихся в имени «Грифн». Хотя иные источники утверждали, что традиция эта ещё древнее и отношения к основателю Республики не имеет. Впрочем, приверженцы любой из версий охотно шутили над обитателями Грифонстоуна, считая, что те бедны настолько, что из пяти изначальных букв могут позволить себе только одну «Г».

— И чего ради вы с Рэдфилдом сегодня явились? – потянувшись, спросил Гиир.

— Пришло время обговорить новые поставки. И отчитаться за старые.

— Эх, да. Как же без этого? Друг мой, затрагивая эту тему… – Гиир снял с каменной полки тонкую книгу, больше похожую на тетрадь, попутно случайно зацепив вторую, в чёрной обложке. Грифон был слишком увлечён тем, что водил когтём по страницам с личными записями, чтобы поднимать упавший фолиант. – В этом месяце я недополучил очень много груза. Патрули на западной границе теперь летают вдвое чаще, посему мне приходится платить большему количеству глаз, чтобы те вовремя закрывались. Иначе мне придётся везти всё через Грифонстоун, а это меня без перьев оставит.

— Это не моя проблема, – жёстко парировал Инцитат.

— Но они из-за возни Эквестрии так разлетались. А ты посол Эквестрии.

— А ещё я договаривался на четверть от изначальной стоимости ввезённых товаров. И по моему распоряжению ты получил в портах Эквестрии все нужные грузы. То, что ты чего-то недовёз, меня не касается, потому что мы чётко оговаривали, что убытки или прибыль влияют на твою долю в семьдесят пять процентов. А я свою получаю железно, даже если из твоего кармана.

— Дружище, ну давай будем мыслить здраво? Я потерял слишком много, и это повлияет на подготовку к следующим вояжам. Вот если бы ты слегка поступился деньгами и согласился на двадцать процентов от стоимости, я бы всё устроил, и мы бы потом вернулись к обычному соотношению.

— Я получаю двадцать пять, или ищи себе другого эквестрийского посла, – не менял выражения морды Инцитат.

По мере развития разговора Рэдфилд сообразил, что рядом с ним обсуждаются подробности того, что называется незаконной деятельностью, что главный представитель народа пони в Республике, ничуть не стесняясь, курирует подпольную торговлю, то есть контрабанду. Секретарь в данный момент поддерживал начальника, понимая, что, единожды уступив грифону в торге, становишься рабом его прихотей.

— И ты меня хочешь без перьев оставить, – разочарованно произнёс Гиир.

— Новые отрастут. Тем более что у меня в планах заказ на товар, который ты сможешь сбыть втридорога.

— Опять какое-нибудь эксклюзивное ягодное пойло?

— Не угадал, – расплылся в самодовольной ухмылке Инцитат. – С недавних пор Грифонстоун начал закупать в Эквестрии разрыхлитель для теста…

Гиир Трёхпалый вопросительно поднял бровь.

— Зная логику поведения преторов республики и окружающего их бомонда, – продолжил пегас, – предположу, что при всём презрении, которое они испытывают к Грифонстоуну, они удавятся за те хорошие вещи, которые там есть. Потому что это же дикий шик – получить что-то как в непризнанном анклаве.

Рэдфилд по движению крыльев и хвоста грифона видел, что Гиир в голове складывает, вычитает, умножает и подбивает конечный итог в понятную порядковую шкалу.

— У меня сомнения…

— Столько лет общаемся, а сомнения у тебя только сейчас?

— Я не вполне уверен, что товар будет пользоваться спросом. В конце концов, наши кулинары вполне неплохо обращаются с тестом, а десерты у нас не так уж популярны.

— Ты не учитываешь политический эффект.

— Я учитываю предпочтения своих клиентов.

— А кто у вас клиенты? – рискнул задать вопрос Рэдфилд. И сразу же пожалел, что открыл рот, так как и Гиир, и Инцитат расхохотались.

— Я с твоим послом пять лет веду дела, – отсмеявшись, сообщил грифон. – Ни одного имени ему не назвал. Но тебе, конечно, всё сообщу. Вот они! – Гиир постучал пальцем по листам учётной книжки и жестом велел Рэдфилду подойти. – Можешь на них посмотреть.

Единорог несмело подошёл к столику и заглянул в записи. В них оказалось на порядок больше цифр, чем он ожидал увидеть. Каждая строка содержала числовую последовательность вроде «112-58-8, 247-132-13, 507-2-6, 147-310-4, 155-25-8, 336-429-1…» Понять, что из этого к чему относилось, было решительно невозможно.

— Читай, Рэдфилд, набирайся знаний. Как видишь, ничего не скрываю от твоего любопытства, – издевательским тоном заявил грифон и только теперь занялся упавшей книгой. – О! А вот это терять нельзя. – Какой-то справочник траурного оформления занял отведённое ему место. – Единственная книга, которая настроение мне поднимает.

— А что это? – поинтересовался единорог, продолжая изучать зашифрованные записи.

— Событийная книга за тысяча тринадцатый год, – поведал Гиир. – Со списком всех грифонов Республики, которые вылупились из яиц, обзавелись парой, достигли чего-то значимого или отправились на Великое Небо. Храня сведения о них, мы чтим их заслуги и память.

— И чью память чтите вы? – спросил Рэдфилд.

В ответ грифон повернул лапу так, чтобы пони мог внимательно изучить отсутствующий палец.

— В этой книге на двадцать третьей странице есть запись о преторе, решившем, что он вправе наказать птенца, пытавшегося полакомиться ягодами в его роще. Решившем, что его желания выше законов Республики. Решившем, что его наказание будет куда действеннее. Он был могущественным и влиятельным, никто ему возразить не осмелился. Но он ошибся, посчитав, что отвадил птенца от дурных поступков. На самом деле он заставил того стать осторожнее, незаметнее, приобрести собственное влияние и могущество. А в тысяча тринадцатом году с этим досточтимым претором произошёл неожиданный несчастный случай, и в Событийной книге появилась соответствующая строчка. Я ответил на твой вопрос?

— М-м-м… да, – по-новому посмотрел на чёрную обложку Рэдфилд.

— Отлично, – Гиир моментально скинул маску добродушия, – теперь отойди и затихни.

— Итак, отдавай мою долю от прошлых вояжей, – произнёс Инцитат так, будто с нетерпением ждал возможности произнести эту фразу. – Условимся о такой же доле на этот раз. И включим пару ящиков разрыхлителя в погрузочные листы.

На секунду показалось, что потрёпанный жизнью грифон начнёт торговаться и ставить свои условия. Но, видимо, вопросы Рэдфилда и необходимость отвечать на них выбили его из колеи. Гиир просто протянул увечную лапу, чтобы закрепить условия неофициальной и очевидно, не подлежащей протоколированию сделки между Эквестрией и Грифоньей Республикой.

— Две минуты, и листы будут готовы, – приоткрылся клюв «восьмого претора».

Грифону действительно понадобилось совсем немного времени, чтобы черкнуть что-то в припасённых внутри плетёной спинки дивана свитках. Инцитат внимательно следил, что делает его друг и торговый партнёр, попутно просматривая уже написанные пункты.

Рэдфилд посвятил свободную минутку изучению системы освещения в доме. Несколько ламп, внутри которых горел огонь и плескалась жидкость, Гиир развесил на определённом удалении и скрепил мотками лески. Таким образом, освещение по воле Трёхпалого стало ещё одной ловушкой, которая, учитывая число вещей из соломы и прессованной стружки, непременно спалила бы всё имущество разыскиваемого контрабандиста. Единственное, что хотел узнать секретарь – не приходило ли Гииру в голову, что пожар в его доме, скорее всего, возникнет без желания хозяина.

— Первые лодки я отправлю на Тенистую Верфь. В Филлидельфию, – произнёс грифон, указывая визитёрам на дверь. – Капитан сообщит, где я планирую забрать следующую партию. Твою часть выручки за последние перевозки получишь нашим обычным способом.

— Действительно, с деньгами лучше не оригинальничать, – улыбнулся Инцитат. – Что ж, Гиир, с тобой приятно иметь дело.

*   *   *

Бумаги с перечислением товаров, изложенным на общепонятном языке, Инцитат оперативно скрутил в тонкую трубку, которую спрятал во внутренний карман делового костюма.

— Итак… – начал он, когда неприятности обратного перехода через мелкое подземное озерцо были решены. – Ты не одобряешь мои знакомства?

— Я этого не говорил, – моментально ответил Рэдфилд.

— Твоё недовольство я по трепету ноздрей вижу. Пойми, парень, твои твёрдые эквестрийские принципы здесь не работают. Здесь нужно встраиваться в мир грифонов, совершать поступки, нормальные для грифонов. За своего тебя, конечно, никогда не примут, но ты всегда сможешь вызвать у них уважение.

— То есть торговать из-под полы чем-то – это способ снискать уважение?

Инцитат поддел копытом гальку, подержал её на весу и запустил в пещерное озеро, вызвав тихий всплеск. Результатом почему-то остался недоволен, даже ускорил шаг.

— Это, мой неопытный заварщик чая, способ контролировать чужие интересы и желания. Контролируя поставки товаров, я могу расположить к себе кого-то. Если понадобится, я всё разузнаю, выясню, кто от каких поставок зависит.

— Ага! – Рэдфилд выставил ногу, мешая послу Эквестрии пролезть через трещину в скалах обратно в Нижние Гроты. – Это не так сложно устроить. Мне нужно добыть экземпляр Событийной книги за тысяча тринадцатый год. И минут двадцать побыть наедине с тетрадочкой Гиира.

Морда фиолетового пегаса приобрела выражение симпатии. Практически такую же похвалу секретарь получил, когда рассказывал о надеваемых на зверей браслетах. Но в этот раз в мимике проскальзывала крупица интереса.

— Что ты понял? – серьёзным тоном спросил Инцитат. Как эксперт эксперта.

— Записи Гиира представляют собой последовательности из трёх чисел. Моя догадка состоит в том, что это номер страницы, слова и буквы в слове. Я так считаю потому, что из тех сочетаний, что Гиир позволил мне увидеть, последнее число нигде не превышало двадцати. Настолько короткими являются отпечатанные на бумаге слова. Опять же, число слов на странице не может превышать пятисот, исходя из стандартов издательства «Джи-Джи-Эм», то есть шрифта, интервала, правил переноса. Поэтому, когда я заметил, что второе число в каждом сочетании имеет диапазон от одного до пятисот, я предположил, что это маркировка слова. Наконец, первое из чисел в любой комбинации может достигать шестисот. То есть за основу Гиир взял книгу с большим количеством страниц, на каждой из которых гарантированно есть слова и цифры, поскольку суммы выручки он тоже пишет сочетаниями. Идеально подходит по объёму и содержит имена и годы жизни Событийная книга, про которую ваш друг и посредник поведал столь душещипательную историю. Не знаю, насколько она правдива, но этот увесистый том он держит при себе совсем по другой причине – чтобы шифровать записи от любопытных посетителей. Это, – Рэдфилд запнулся после длинного монолога, – конечно, всего лишь предположение. Но я запомнил недлинную цепочку цифр, так что догадку можно проверить.

— Ха! – Инцитат позволил себе скрипучий смешок. – Шейд круглый дурак, раз выгнал такую интересно думающую голову. Значит, так. – Пегас с лавровыми ветвями на кьютимарке придвинулся ближе к серому единорогу. – Я обеспечу тебе Событийную книгу нужного года. И придумаю, как оторвать наседку от тетрадки. А ты уж добудь мне из его нумерологии какую-нибудь шокирующую правду.

— Для чего?

Посол наклонил голову, выражая, что не ожидал услышать от собеседника столь наивного вопроса.

— Чтобы были деньги и средства влияния.

— А без денег совсем никак?

Наклон головы повторился, но теперь угол стал чуть ли не травмоопасным для пегасьей шеи.

— Да. Грифоны признают золото и силу. Дружба, взаимопомощь, честное обещание – они долго будут смеяться над этими словами. До меня здесь трудились два посла, которые вели себя принципиально и строго по эквестрийским нормам. В результате сейчас половина Совета готова кинуться воевать с Эквестрией, а вторая против, но не из-за наших аргументов, а по своим личным причинам. Друзей-грифонов, вроде Фэрриера, осталось считанное количество, и сейчас мне приходится покупать, именно покупать, новых.

— Не ожидал, что в Республике всё так запущено.

— Ладно, – отмахнулся Инцитат. – Не будем о грустном. Сейчас мы в игре и даже не с худшими результатами. Так что можно отметить…

Пегас замедлил свой полёт у входа в ресторанчик, который отличался от остальных зданий разве что наличием плотно прибитых коваными гвоздями столиков. Столики не имели ни солонок ни скатертей, точно так же отсутствовали и посетители. Однако каким-то удивительным образом ресторанчик демонстрировал наличие доходов: хозяйка запирала его аж на две мощные двери, препятствующие выносу всего более-менее ценного.

Поглядев на зеленоватый потолок, на отсыревшие ковры на стенах и перекошенные, с выступающими углами и рёбрами булыжники пола, Рэдфилд решил, что скорее проведёт день на голодной диете, чем отведает местное фирменное блюдо. Однако Инцитат, прекрасно ориентировавшийся в полутьме ресторана, придерживался другого мнения. Он поцокал к грифоне, составлявшей из тарелок различной глубины несколько башенок. Рэдфилду её движения показались странными – неспешными и неуверенными, – и он скоро понял причину. Оба глаза грифины не могли что-либо увидеть из-за белых болезненных пятен, так что появление гостей она определяла по слуху. Шум перьев и копыт, похоже, выдавал посла Эквестрии с головой.

— Инцитат, ты, никак, опять по подземельям таскаешься? – растягивая звуки «а», спросила хозяйка ресторана.

— Ты же знаешь, Иринис, я жить не могу без твоей сено-хвойной закуски, – расплылся в улыбке пегас. Стульев и подставок для него в ресторане не запасли, столики сделали так, чтобы грифоны становились на задние лапы, что для пони представляло неудобство. Так что, как подумал Рэдфилд, закуска должна была быть неимоверно вкусна, чтобы кто-то с копытами вернулся за новой порцией.

— Ты ж с неё растолстеешь, – причитала Иринис, нащупывая пальцами различавшиеся по форме ручки дверец шкафов и кладовок.

— Куда ж мне ещё-то толстеть? – хохотнул Инцитат. Секретарь считанные дни провёл рядом с пегасом, но с уверенностью мог сказать, что сейчас он говорил самым добродушным и приятным, максимально далёким от делового тоном, который легко перешёл в серьёзный и начальственный: – Рэдфилд, ты не топчись на пороге. А то подумают, что ты рекламная вывеска.

— У-у-у. Кто у нас такой Рэдфилд? И что он будет? – прозвучало с лестницы в погреб.

— Нет, спасибо. Мне ничего не надо, – поспешно ответил секретарь. Подозревая, что предстоит долгое ожидание, он остановился возле первого свободного столика, достал листок бумаги и карандаш и записал вереницу цифр, подсмотренную в тетрадке у Гиира Трёхпалого.

— Рэдфилд у меня новый секретарь, – рассказывал в это время Инцитат. – Пока ещё не освоился, нежничает и привередничает. Я думаю, до твоей лучшей стряпни он ещё не дорос… А вот чаю две чашки сделай. Пусть хоть попробует, что такое настоящий чай.

«Да когда ж ты забудешь уже про этот чай?» – беззвучно прошептал Рэдфилд. Он всё сильнее убеждался, что определённые моменты сегодняшнего дня рискуют поломать ему всю будущую карьеру.

— Кстати, Иринис. – От внимания посла не укрылось, чем занят его новый подчинённый. – У тебя по случаю нет Событийной книги за тысяча тринадцатый год?

Рэдфилд приготовился намекнуть, что у слепой грифины про книгу спрашивать – полная глупость, но Инцитат, кажется, предельно точно знал, к кому и за чем обращается.

— У Иномы, вродь, была, – ответила Иринис, когтями перебирая мелкие куски сена и зелёные хвойные иглы. Рэдфилд поставил этому заведению очередной мысленный минус, а Инцитат по традиции никак на местные порядки не отреагировал. – Погоди, Инцитат, сейчас я внучка кликну, чтобы сбегал. Рекрит! Рекрит! Сюда иди!

— Чего, ба? – высунулся из боковой двери вихрастый грифон, ещё не распрощавшийся с внешними признаками птенцов своего вида.

— Сходи к Иноме, принеси Событийную книгу за тринадцатый год, – настойчивым тоном сказала Иринис.

— Ладно, – без малейшего энтузиазма ответил Рекрит. Бросая косые взгляды на стоявших за столиками пони, он неторопливо прошёл через заведение и скрылся снаружи в пещерных туннелях.

— Хороший он у меня, – заметила Иринис. – Исполнительный. Даже не ругается почти. Только вот вьётся вокруг тех пустоклюев. Ох, беды б не вышло!

— Что, «Свободный полёт» и здесь появился?

— А! – махнула лапой грифина. – Он как плесень. Везде появляется. – Осторожно обходя столики, Иринис понесла тарелку с сомнительного вида закуской эквестрийскому послу. – Чем ухода меньше, тем пышнее цветёт. Свояк мой говорит, что их на Сплетённых островах всего больше. А на северо-западе Гардиан из гнезда Грифна повывел их всех.

Слушающему краем уха Рэдфилду приходилось бороться с кучей архаизмов, которыми сыпала Иринис. Очевидно, что в языке низшего сословия столицу Ивсфилд ещё именовали по островам, на которых она была возведена, а принадлежность к великим предкам заранее ставили собеседнику в плюс.

— Плесень, как ты знаешь, буйно растёт, если её подкармливать, – закончила свою мысль Иринис. Попутно она закончила сервировать стол одинокому гостю. Поставила две глиняных чаши с чаем, причём та, что находилась на краю, очевидно, предназначалась Рэдфилду.

— Хочешь сказать, – уцепился за мысль старухи Инцитат, – кто-то с деньгами поддерживает «Свободный полёт»?

— Ничего я не хочу сказать, – уклончиво ответила та. – Я просто слепая торговка из подземелий под островами. Ничего не знаю, окромя мимо пролетающих сплетен.

— И что же говорит деверь твоей двоюродной тётки? – с усмешкой спросил Инцитат.

— Вроде, видел кто-то, что главные безобразники за обе щёки уплетают военные продуктовые пайки.

Рэдфилд поперхнулся напитком. Не потому, что новости оказались столь уж шокирующими. Просто местный чай оказался невероятно горьким – секретарь его едва не выплюнул. И был более чем уверен, что ни один из прежних начальников присутствие подобного пойла на своём столе не одобрил бы.

— Те пайки, что официально ввёл и утвердил командующий Фэрриер?

— На хруст и цвет, как говорят, именно что те самые. Стащили, поди, откуда-нибудь с армейского склада. Или может статься, что не стащили.

— Если бы стащили, – рассуждал Инцитат, – то в газетах писали бы о пропаже продовольственных запасов. Раз не пишут, значит, вынесли тихо, и кто-то из высшего командования прикрыл всё дело своим крылом. Хм-м… Зараза! Военные и «Свободный полёт» – это дрянное сочетание.

— Что у тех дурь в головах, что у этих. Всё лишь бы когтями помахать да прикинуться героями. – вздохнула Иринис, улавливая на слух, с каким аппетитом обедает эквестрийский посол.

Отправленный за книжкой Рекрит вернулся и обозначил своё возвращение кашлем.

— Отдай гостям-пони книжечку, – попросила внука Иринис.

Рэдфилд ускорил события, магией выхватив книгу в чёрной обложке. Молодой грифон отшатнулся, отреагировав в стиле, привычном для неколдующих существ. Секретарь на его удивление внимания не обратил, а сразу же стал листать увесистый том, отыскивая страницу с номером сто двенадцать и восьмую букву в пятьдесят восьмом слове.

— Пробовал я, кстати, те военные пайки, – рассказывал Инцитат. – Гадость редкостная. Словно из еды вытащили весь вкус, запах и приятный вид. Лучше бы рядовым воинам что-нибудь с твоей кухни принесли.

— Ха-ха, – прокомментировала замечание пегаса Иринис. – Так главный выдумщик всех этих единых харчей, Фэрриер из гнезда Флоронга, по молодости часто ко мне в забегаловку заглядывал. Хвастался боевыми походами Пустынного легиона. А потом до высших чинов дослужился. Тогда уж ему зазорно стало среди нищеты трапезничать. Теперь он в наивысшем обществе, как мне кузина подруги рассказывала, на званых ужинах клюёт свои же придуманные пайки и ничего больше есть не хочет.

— Даже двойка летает порознь, – ответил фразеологизмом о различии во вкусах Инцитат.

Наблюдая, как посол сочетает неприятную на вид закуску с кошмарным на вкус чаем, Рэдфилд ощутил собственный голод. Чтобы отвлечься от него, единорог сосредоточился на последних буквах шифрованной записи. К моменту, когда карандаш закончил скользить по бумаге, секретарь увидел местами понятный текст:

«ГлорингРЗВ48»

Рэдфилд подошёл к закончившему трапезу послу и показал ему достигнутый результат. Инцитат нахмурился, но кивнул. Расшифрованную запись он прокомментировал прямо в присутствии Иринис, очевидно, желая подкинуть ей несколько новых сплетен взамен услышанных.

— Имя знаю. Это второй помощник претора Регримма. «РЗВ», скорее всего, розовое вино, оно сейчас в дефиците. 48 монет? Как раз перьев выходит на две бутылки.

— Мы идём в верном направлении?

— Да, но дорога длинная. – Посол стукнул кончиками копыт по столу и расправил крылья. – Ладно, теперь у меня на очереди посещение «Любовного гнёздышка». Ты со мной?

— Куда? – машинально переспросил Рэдфилд, хотя его тренированная память мгновенно предоставила полученные ранее необходимые сведения, при первом прочтении вогнавшие единорога в краску.

— Да я смотрю, ты совсем неподготовленный приехал! – сказал Инцитат. – Не знать про такое чудесное место как «Любовное гнёздышко». Про светлую обитель, где одинокие грифоны находят любовь и ласку в объятиях умелых грифин… Иринис, спасибо, было вкусно как всегда, – без пауз сменил тему пегас, отвешивая хозяйке ресторана поклон, который та вряд ли могла увидеть.

— Инцитат, я тебя в любой день рада здесь слышать.

Пегас с хорошо различимым звоном положил на стол неназванное количество монет, которыми оплатил свой обед и две чашки с чаем, пусть даже одна из них и осталась практически нетронутой. Книгу Рэдфилд, повинуясь жесту начальника, вернул в когти молодого грифона. Тот изучил предмет подозрительным взглядом, словно ожидая увидеть трещины и ожоги от магического поля.

*   *   *

— Нет, я знаю, что такое «Любовное гнёздышко», – топнул копытом единорог, вынося конфликт интересов в пещерные коридоры. – Я просто не ожидал, что вы позовёте меня в такое место. Мне там делать нечего.

— А что так?

— У меня жена есть?

— И что?

Рэдфилд смерил посла неприязненным взглядом, будучи не вполне уверенным, чем являются его слова – искренним непониманием, вызванным изменением морали ввиду долгого «огрифонивания», или неудачной шуткой.

— Мне ласк и объятий моей жены достаточно, – наконец сформулировался приемлемо нейтральный ответ.

— Хе. Это ты по незнанию… – иронизировал Инцитат, летя чуть впереди единорога. – Ты даже не представляешь, насколько когти грифин превосходят любое копыто.

Рэдфилд едва не применил магию, чтобы искупать начальство в проточной воде подземных пещер, но вовремя вспомнил слова охранника посольства про «испытание моральной стойкости» и сообразил, что призывы посла на полную серьёзность не претендовали.

— Я бы предпочёл вернуться в посольство, – сообщил Рэдфилд, глядя на начало тропинки, ведущей из пещер к улицам Ивсфилда.

— Как тебе угодно, – кивнул Инцитат. – Только запомни на будущее: лишь полный дурак считает, что можно изменить решение преторов в зале Совета. Там они неприступны и тверды в своих убеждениях. Их надо соблазнять идеями и красивыми словами в месте, куда они приходят, готовые к соблазнению...

— Боюсь, эту вашу точку зрения я разделить не готов.

— Я по твоему хмурому междуушию так и понял. Тогда я тебя на сегодня отпускаю. Возвращайся в посольство и тренируйся. Завтра утром мне понадобится нормальный чай, а не подцвеченная вода, какую ты там, в Эквестрии, делал...

Рэдфилд сначала отвернулся, а после уже позволил себе выпустить воздух сквозь плотно сжатые зубы. За всю его долгую карьеру секретаря бросало в разные бюрократические коллективы, но столь распущенного, лишённого дисциплины и далёкого от морали неблагодарного субъекта, каким в его глазах представал Инцитат, единорог прежде не встречал.

— Эй, по поводу шифра Гиира… – внезапно сломал впечатление о себе пегас. – Ты молодец.

Глава 15. Семейная трагедия

Патримони находит подступы к знаниям не особо разговорчивого единорога...

---

Патримони вела себя как искренне переживающая за пациента медсестра Айдлинг. Прекрасно зная, что ей следует идти по лестнице на второй этаж, она панически побегала по комнатам первого этажа, «разыскивая» Полимата. И лишь потом, поправив на полпути сумочку, поднялась в кабинет профессора.

Светло-жёлтый единорог полулежал в кресле, обхватив передними ногами левую заднюю. При появлении кристальной пони он перестал таращиться на шкафчик с патентами и сертификатами и, морщась от боли, откинулся назад.

— Айдлинг, вы пришли, – на порядок тише обычного произнёс профессор. – Я начал думать, что стук в дверь мне послышался.

— Что с вами случилось? – Кобылка подошла поближе, попутно толкнув одну из створок окна, через которое в комнату проникал чуть покачивающий занавески лёгкий ветерок.

— Нога, – выдохнул Полимат. – Подвернулась на лестнице. Когда утром спускался. Болит жутко. Надо в госпиталь идти.

— Это вовсе не обязательно, – произнесла Айдлинг после короткой заминки. Она подтащила небольшой пуфик и села напротив. Намётанный глаз искал признаки серьёзной травмы, вроде кровоподтёков и опухания конечности, но через шерсть характерные признаки не просматривались.

— Сам не хочу, – поморщился Полимат. – Но придётся. Вы ведь поможете мне до госпиталя добраться? Ай!

Айдлинг принялась проверять ногу, надавливая на определённые точки. От кьютимарки в виде раскрытых книг она плавно двигалась в сторону копыта, ожидая особо бурной реакции.

— Если где-то почувствуете резкую боль, то непременно…

— А-а! – не по возрасту энергично перебил её Полимат. – Вот здесь вот прямо больно! Очень больно.

— О! Ага! – Медсестра обнаружила, что, поправляя сумочку, умудрилась развернуть её застёжкой к телу. – Повезло вам, профессор. Не придётся разговаривать с большим числом медработников. У вас всего-навсего лёгкий вывих коленного сустава. Эластичную повязку наложим, и можно продолжать ваше затворническое сидение.

Айдлинг осторожно подвигала ногу профессора, расположив её под необходимым углом.

— Держать так, – велела она, зарываясь в недра своей медицинской сумочки. Любой, заглянувший в неё, ужаснулся бы числу предметов, противоречивших принципу «не навреди пациенту». И определённо не сразу отыскал бы эластичный бинт, требовавшийся кристальной пони.

Уверенными движениями Айдлинг намотала несколько витков бинта вокруг колена Полимата, потом её копыта поднялись чуть выше, одев в белое часть ноги. Следующие витки пошли вниз, к верхней части голени. Рулончик быстро заканчивался, кобылка не жалея накладывала матерчатые ленты крест-накрест на коленную чашечку. При этом старого единорога успокаивала непрекращающаяся речь медсестры, завершившаяся лишь с появлением бантика на нижней части повязки.

— Травма колена – вещь очень неприятная, – делилась врачебным опытом Айдлинг. – Если говорить техническим языком, то этот сустав – весьма сложная конструкция. Две трубчатые кости, суставный хрящ, пересечные связки, движительный нерв и ещё один нервный узел в подколенной ямке, скользящая мышца спереди, подошная сзади. Много всего уязвимого в одной точке собралось. На ваше счастье, боль и проблемы у вас из-за смещения верхней кости. Она слегка растянула мышцы. Такое часто случается на лестницах с узкими ступеньками. В вашем доме, с этой точки зрения, спуск очень травмоопасный, уж поверьте жительнице страны, где лестницы были королевским фетишем... Короче, по вашим лестницам нормально спускаться невозможно, боком разве что, а если попытаться поставить все четыре ноги на одну ступеньку, то можно вообще кувыркнуться головой вперёд, что, сами понимаете…

Полимат намеревался вставить ответную реплику по поводу того, что прекрасно осведомлён о проблемах спуска по лестницам, но позволил медсестре завершить свою аккуратную работу над пострадавшей конечностью.

— Вот, – произнесла кристальная пони, чуть отстраняясь.

— Как ловко и быстро! – изумился Полимат.

— Достойные были учителя, – ответила Айдлинг. – Такие, что хочешь не хочешь, а начнёшь правильно всё делать.

— Подняться-то мне можно уже? – нетерпеливо поинтересовался единорог.

— Ага. Стоять можно, ходить можно. Повязка фиксирующая, опора на левое заднее копыто колену хуже не сделает. Но мешки вверх и вниз по лестницам я бы таскать не советовала.

— Какая жалость. Я ведь каждое утро начинал, переставляя свою библиотеку. Не вынимая книг из шкафов, – сыронизировал Полимат. – У меня вообще-то магия есть. Кстати, в последнее время весьма усилившаяся. Это от ваших снадобий, не так ли?

— Усилившаяся? В чём это проявляется? – оперативно поинтересовалась медсестра, игнорируя вопрос пациента. Старый единорог, впрочем, оставил это без внимания – ему не терпелось похвастаться новообретёнными магическими способностями.

Кресло, в котором профессор лежал до появления кристальной пони, окуталось желтоватой телекинетической аурой и поднялось в воздух. Одновременно с этим снялись со своих мест расставленные на полках книги. Кружась подобно птицам, они начали опускаться на сидение кресла, выстраиваясь в быстро растущую башенку. В итоге, когда суммарный вес вынудил Полимата всё же опустить получившуюся конструкцию на пол, стопка книг едва не достигала потолка, а на полках осталась только пыль.

— Раньше я с трудом двигал это кресло, – пояснил свою демонстрацию профессор. В знак подтверждения он указал на параллельные царапины – «годовые кольца» лакированного паркета. – Сейчас вся макулатура этого кабинета не в тягость. А тут, как вы видите, отнюдь не пара альманахов.

— Я искренне рада, что вы наблюдаете эффект от лечения, – произнесла Айдлинг, жестом показывая, что может помочь вернуть книги на место.

Вместо ответа прямо перед её мордочкой пролетело пособие в красной обложке. Кобылка даже не моргнула от едва не подстригшего ей чёлку предмета, лишь недовольно уставилась на единорога.

— Виноват, – произнёс забравшийся кресло Полимат; книжную башню он предварительно переставил на пол. Оттуда, из мягкого командного пункта, он быстро рассортировал приведённую в беспорядок библиотеку. На этот раз все печатные издания по широкой дуге облетали кристальную пони.

— И сами вы как-то веселее стали, – заметила Айдлинг. – Даже шутите.

Полимат хмыкнул именно в той тональности и с той продолжительностью, которые в Балтимэйре называли «да что вы говорите».

Кристальная пони всё же приняла участие в уборке помещения после случившегося книжно-колдовского вихря. На столе опрокинулось несколько старых кубков и рамок для фотографий. Особенно долго Айдлинг держала одну древнюю рамку с не менее древним оттиском давно ставшего историей мгновения, разглядывая троих запечатлённых на снимке пони: молодого профессора, симпатичную единорожку и маленькую кобылку, ради желания быть головами на одном уровне с которой пара склонилась почти до самой земли. Чёрно-белое, тронутое желтизной изображение счастливого семейства словно приковало к себе её взгляд.

Полимат заметил отстранённость медсестры и рассмотрел, что за фотографию она изучает. Ещё месяц назад он незамедлительно вырвал бы этот фрагмент своего прошлого из копыт чужака, но сейчас лишь перевёл погрустневший взгляд на соединяющую ножки кресла деревянную рейку.

— Когда они были рядом, – негромко произнёс единорог, – я шутил с большим усердием. Мне хотелось, чтобы они были веселы. Потом, когда Игнис не стало, я думал лишь о том, чтобы быть хорошим отцом. Стать примером для подражания. В этот момент все шуточки забылись, исчезли из памяти. Бикер стала источником хорошего настроения для нас обоих. А откуда ему взяться теперь? Не представляю…

— То, что случилось с вашей дочерью, это печально… – начала Айдлинг.

— А что с ней случилось? – дёрнулся в кресле Полимат. – Я даже не знаю. Мне никто не пожелал рассказать. Погибла. Упала с какой-то крыши в Кантерлоте. И всё! Это всё, что надлежит знать седому отцу. Это всё, что напишут в энциклопедической статейке про талантливого учёного и второго руководителя Стэйблриджа. По их мнению, это всё, чего она достойна!

Жёлтая аура всё же окутала и отняла фотографию у кристальной пони. Но только для того, чтобы поставить её на стол прямо перед Айдлинг. Мимоходом Полимат также поправил остальные сохранившиеся картинки из прошлого, выставил их все в линию, иллюстрирующую этапы его пути к одиночеству и отчаянию.

— Если бы я могла что-то сделать, – сказала Айдлинг. – Если бы я могла выяснить для вас какие-то подробности…

— Не беритесь. Не надо, – отрывисто бросил Полимат. – Эти заботы мои – не ваши.

— Но эти заботы мне очень знакомы, – вырвалось у кристальной пони. По её участившемуся дыханию и судорожно подёргивающимся губам старый единорог понял, что слова даются медсестре с громадным трудом. – Диктатор. Король Сомбра. Кто-то нашептал ему, что мои родители виновны. Что они изменники. Предатели... Ложный донос. Но с чего королю разбираться в подробностях и дополнительно удостоверяться в его истинности? Он услышал, он приказал. Моих родителей не стало… Я ничего не знаю о них с момента, как из дома их увели солдаты. Не знаю, как долго они ещё оставались живы. Не знаю, как они погибли, не знаю, где тот кусок земли, над которым мне следует лить слёзы. Они просто исчезли, а я несколько лет жила в страхе, что следующей исчезну я. И будет в Империи одним пустующим домиком больше. Одним жителем меньше.

В наступившей тишине Полимат подошёл к кристальной пони и мягко погладил её копытом по рукаву сестринской униформы. Айдлинг не шелохнулась.

— То, что произошло с вашим государством, ужасно, – тихо сказал он. – Не должно быть в мире таких, как Сомбра. Не должно быть того, что он сделал.

Профессор ощутил, как тело кобылки сотрясла дрожь, а затем она словно окаменела. Раздавшийся голос был холоден, сух и отстранён, словно принадлежал другой пони.

— Сомбра виновен во многом. Хороших дел за ним не водилось. Но есть такие плохие дела, которые можно обратить во благо. – Айдлинг покачнулась, словно переступая невидимую черту. – Профессор, что если есть одно посильное вам заклинание? Пережившее Кристальную Империю и её правителя. Тёмное, сложное, вероятно, крайне опасное. Но позволяющее сломать ту стену, за которой наши погибшие родственники спрятались от нас. Что, если мрачный король нашёл способ на потеху себе возвращать в этот мир тени тех, кого вынудил его покинуть? Дабы стращать их после смерти и сломать собственный страх перед ней. Что, если такие чары есть, и подвластны они не только лишь Сомбре? Профессор, вы согласились бы использовать их, истощив свою магию, ради секунд, которые могли бы провести с близкими вам пони?

Пожилой единорог молчал, чувствуя, как его шерсть встаёт дыбом, а кожа покрывается мурашками, словно он вдруг оказался в лаборатории, где ставили опыты с холодом и электричеством. Добрая и улыбчивая медсестра Айдлинг с невероятной быстротой преобразилась в существо, у которого даже тень стала гораздо темнее.

Вещи, о которых кристальная пони говорила… Они ужасали не меньше обрывков сведений о короле в её государстве. Не меньше, чем байки о злодеях, мечтавших уничтожить и покорить Эквестрию. Но было и нечто куда более страшное. Она предлагала Полимату самому стать таким злодеем. Уподобиться такому злодею. Смести моральные и природные барьеры ради личной выгоды. Проигнорировать нормы и правила, интересы всего мира, всех улыбчивых соседей, задумчивых коллег, деловитых работяг, видимых из окна. Она предлагала сделать нечто, способное обернуться бедой для всего Балтимэйра. Просто из желания ощутить мгновение радости.

От таких предложений, от голоса, что облёк их в слова, от существа, что их сделало – от этого следовало бежать во всю прыть, наплевав на травмированное колено и фиксирующую повязку. Ведь старому единорогу предлагали чистое зло, присыпанное сахарной пудрой. И скромная медсестра с такими подарками должна была незамедлительно покинуть его дом, его жизнь, Балтимэйр и границы обитаемых территорий… И профессору, как ответственному и порядочному обитателю культурной столицы государства, следовало незамедлительно указать Айдлинг на дверь.

Вместо этого Полимат почувствовал, что взамен страха в нём пробуждается доверие к этой кристальной пони. Взамен ненависти расцветает симпатия, зёрна которой подбросила в его разум улыбка первого знакомства. В мире двуличных гримас и подножек, когда обманом и хитростями так называемые учёные стремились разрушить его Стэйблридж и утопить в грязи карьеру его дочери, только эта пони излучала свет внутренней искренности. Только она выглядела как личность, имеющая определённую цель и не скрывающая её. Прошедшая через горнила тирании и страха кобылка казалась более достойной доверия, чем изнеженные академики, вышедшие из стен университетов.

— Вы ведь не Айдлинг, верно? – на всякий случай спросил Полимат. Ему хотелось перейти на настоящие имена прежде, чем решать, куда двигаться дальше.

— Нет, – произнесла незнакомая пони в униформе медсестры. – Настоящая Айдлинг куда скромнее и застенчивее. И она не кристальная пони. Моё имя Версиатл. Я не знаю, почему не назвалась так с самого начала. Наверное, чтобы придать себе уверенности. Ведь я в мире, где подобных мне не видели целую тысячу лет. А избыточный интерес вредит моим делам.

— Заклинание? – намекнул Полимат. Эта часть предшествующего разговора интересовала его сильнее всего.

Версиатл помедлила, вглядываясь в его морду и словно пытаясь проникнуть в мысли. Лишь когда профессор нахмурился, тихо проговорила:

— Оно существует. Его запись существует. Короля уничтожили, но дневники и кошмарные воплощения его тёмного наследия остались. Они перешли в копыта принцессы Ми Аморы Кадензы и принца Армора. – Пони произнесла эти имена так, словно они вызывали у неё отвращение. – К счастью, не все и не сразу. Какие-то секреты уничтожили подручные Сомбры, какие-то просто не сумели найти, какие-то проглядели, не поняв, с чем имеют дело. Так вышло и с тем листком, который я присвоила, когда вместе с группой пони пришла убирать и украшать дворец, готовить его к чествованию новых властителей моей родины. Мне доверили сметать пыль в маленьком закутке третьего этажа. Оказалось, что под этой пылью находилось кое-что очень и очень ценное. Кое-что, что подарило мне надежду.

— Какого рода это заклинание? – с нарастающим интересом спросил профессор. Уголки губ кристальной пони дёрнулись.

— Длинные слова на древнекристаллийском языке. Начертанные на книжной странице. Я могу принести эту страницу. Вы знакомы с древнекристаллийским?

— Не моя специальность, простите.

— Ничего, я в нём кое-что понимаю. Ведь я же определила по ремаркам автора, что делает это заклинание и как его надо применять.

Полимат, слегка прихрамывая на перевязанную ногу, обошёл кресло и подтащил его магией к столу. Секундой позже для кристальной пони была придвинута трёхногая табуретка, напоминавшая усы, склеенные с блюдцем. Дальнейший разговор профессор явно намеревался вести в деловом ключе.

— Версиатл, вы могли обратиться с этими чарами к любому магу.

— Не могла, – с досадой покачала головой та. – Это тёмные чары, нарушающие суть природных вещей и порядок Гармонии. Любой маг, узнав про такое заклинание, выдал бы меня ближайшему отряду гвардии. Только тот, кому уже нечего терять, способен мне помочь. Способен меня понять. Думаю, это объясняет, отчего кристальная пони доскакала аж до Балтимэйра, чтобы стать заштатной сиделкой... Всё ради кого-то с вашим прошлым. Вашей трагедией.

Белой птичкой рукав униформы взметнулся к гриве – пони смахнула загостившуюся слезинку, контрастирующую с образом видавшего виды мученика. Однако Полимат проигнорировал это несоответствие образу пони с железной волей – напротив, он только что увидел перед собой живое существо, одержимое страстным желанием.

— Ни один гвардейский страж от меня про вас не услышит, – пообещал светло-жёлтый единорог. – Если это заклинание работает. Если оно позволит мне увидеть их. – Он повернул голову в сторону чёрно-белой фотографии. – Если позволит рассказать им ещё одну шутку, снова услышать их смех… то меня не волнует, насколько это правильно и законно. Волнует лишь, насколько это осуществимо.

— Благодаря раствору гриба Панациса ваши магические силы возросли, – напомнила Версиатл. – Их должно хватить. Хотя бы на попытку. С первого раза может и не получиться… И да, извините, что так долго пичкала вас неведомыми лекарствами, не объясняя цели…

— Нет, всё правильно, – перебил собеседницу Полимат. – Ещё месяц назад я не стал бы вас слушать. Я слишком глубоко погрузился в собственное горе. Моя утрата должна была зацепиться за вашу, чтобы разум проснулся и осознал свою ограниченность. Я не должен принимать ваши извинения. Я должен благодарить вас.

Кристальная пони протянула вперёд ногу, повёрнутую мягкой частью копыта вверх. Суть жеста она объяснила через секунду.

— Давайте отложим окончательные благодарности. Перейдём к ним, когда решим все вопросы с древнекристаллийским заклинанием. Вместе?

— Вместе! – поддержал единорог и положил своё копыто поверх протянутого. Вытянутая нога заново знакомой кобылки не дрогнула. Профессору оставалось лишь тихо подивиться её силе и выдержке.

*   *   *

Ей не спалось, и она прекрасно осознавала причину. Возможно, что уже завтра она обретёт способности, которых ей недоставало все эти годы. Получит отмычку от всех дверей Кристальной Империи. Есть вероятность, что завтра она наконец-то сможет сделать ещё шаг на пути к исполнению отданного более тысячелетия назад приказа. В жизнь бывшей командующей вернётся утраченный смысл.

Рассудок напоминал, что от завышенных ожиданий толку не будет. Что профессор Полимат, при всей его уверенности в себе, при всём эффекте «грибной терапии» далёк от вершин могущества, которых сумел достичь король Сомбра. В лучшем случае, единорог завтра научится произносить первое слово заклинания. Первое из трёх с лишним десятков. Профессору и «медсестре» предстояло ещё много работы.

Так как сон всё равно не шёл, Патримони решила проверить, действительно ли заклинание настолько фонетически витиеватое. Она слезла с кровати, которую нашла для себя в самой дешёвой гостинице города, вытащила из-под лежанки медицинскую сумку, где хранила свои немногочисленные сокровища, вроде кинжалов или банки с ядом мантикоры. Эти вещи были слишком опасны и дороги ей, чтобы расстаться с ними. Единственную вещь, которая в сумку не влезала – пристяжной арбалет, – она прятала в одной из подушек, за чистотой и набитостью которых в гостинице всё равно не следили.

Кристальная пони зажала в зубах лампу, в которой старательно и умело зажгла свечу, потом разложила на голых камнях пола страницы, некогда присвоенные в Кантерлоте. Тусклый жёлтый свет упал на символы, в которых было заключено одно из секретных заклинаний её короля.

И тут Патримони снова ощутила накатывающую волну воспоминаний. Нечто вроде приступа обрушивалось на неё в моменты, когда разум пребывал в полусонном состоянии и не стремился решать повседневные задачи. На пару минут её буквально вырывало из реального мира и возвращало к не занесённым в учебники истории событиям. Патримони злилась на это явление и озлобленно шипела, но понимала, что сама создала этот хаос мыслей. Сама допустила ошибку и довела себя до приступов реминисценций. Оставалось лишь смириться и принять воспоминания...

Она вошла в дверь, на которую указал командующий Прэсенс. Сам воин поспешил куда-то «по своим делам», которые наверняка означали участие минимум одной кобылки. А неприятную работу свалил на подвернувшуюся служивую пони, с которой обещал всенепременно потребовать доклад. Ведь сам Прэсенс по поводу допроса пленных отчитывался королю.

Патримони подавила желание донести о своеобразном отношении командующего к своим обязанностям. Скорее всего, король Прэсенсу ничего не сделает, а вот Прэсенс на рядовой пони отыграется по полной программе. Так что презрение и недовольство Патримони решила сохранить для единорога, который ожидал в заветной комнате. Для лазутчика, не желавшего рассказывать о своих намерениях.

Компанию ей составлял Ризн. Это радовало – молодой зельетворец был хорошим собеседником и прекрасно скрашивал любую рутину. И, очевидно, не нашёл для себя иного занятия, чем наблюдение за пытками. Также лекарь не прочь был изучить ранения и состояние тех, кто не выдерживал усердия дознавателей. Тем самым Ризн старался раздвинуть границы медицинской науки.

Когда Патримони появилась в комнате, зельетворец поил узника каким-то эликсиром. Процедура осложнялась тем, что единорога уже успели уложить на сколоченную из трёх досок конструкцию, на которой можно было одновременно проверять на растяжение сразу шесть конечностей. В данный момент, поскольку крыльев у субъекта не имелось, использовались четыре верёвки, подведённые к массивному вороту. Патримони первым делом проверила крепление этих верёвок.

Без внимания не остались и прочие детали интерьера, например, потухшая жаровня, прогревавшая любого кристального пони до состояния «всё скажу, ничего не утаю». Патримони сдула пыль с закрытого шлема с маленькими прорезями для глаз – самого ласкового орудия пыток, открывавшего прямой доступ прямо в голову субъекта. Копыто скользнуло по деревянным ручкам молотков, на любой вкус и размерность. Какие-то с лёгкостью крушили черепа, а другие лишь скалывали эмаль зубов. Наконец Патримони оставила витиеватый узор на потемневшей поверхности ванночки, которую периодически наполняли едкой кислотой.

Обычно оказывавшимся здесь хватало одного вида наполненной ванны, а то и просто комнаты, чтобы их языки развязывались. За некоторыми не успевали даже записывать.

— Всё выпил? Ну, вот и молодец, – похвалил Ризн свой новый объект исследований, единорога с тёмно-лазурной шкурой. Гость из-за пределов Кристальной Империи, на свою беду решивший пересечь не ту границу, содрогнулся от нарочито ласкового тона голоса.

— Ты ведь не аквиту на него расходуешь? – поинтересовалась Патримони, замечая наполненный страхом, умоляющий взгляд единорога.

— О, командующий Прэсенс, вижу, вы сменили пол и звание, – в своей специфической манере ответил Ризн. – Нет, милочка, будь у меня аквита, я бы сам её выхлебал. А это особое зельице. Подействует через несколько минут. До предела усилит чувствительность нервных окончаний. Настолько, что самый маленький укол отзовётся десятикратной волной боли.

Патримони рассмотрела маленькие кристаллики, чернеющие на «костяном наросте» единорога. Они издавали слабый звон применяемой, но отказывающейся работать магии. Кристальная пони позволила себе лёгкую улыбку – защитные чары короля Сомбры против эквестрийских вторженцев работали идеально.

— Мне нравится в тебе, Ризн, твоя способность находить пути к ухудшению и без того плохой ситуации, – сказала она.

— Парню же надо объяснить, с чем он столкнётся, – невозмутимо отозвался королевский алхимик. – А то он, наверное, считает, что на курорт попал.

Уложенный на пыточный станок единорог переводил взгляд широко раскрытых от ужаса глаз с одного кристального пони на другого, словно пытаясь понять, к кому лучше обратиться с жалостливыми мольбами. Патримони не удивилась, что узник выбрал именно её: то, что она была кобылкой, заставляло многих искать в ней доброту и отзывчивость. Чувства, которые выветрились давным-давно.

— А у него милый голосок, – заметила Патримони через несколько минут, когда пленник замолчал и принялся жадно хватать ртом воздух. – Только тараторит сильно. С трудом получается его разобрать. Что он говорит?

— А что они все говорят? – издевательски спросил лекарь. – Что не виноваты ни в чём, что плохого ничего не хотели. Что вообще случайно всё так вышло.

— Н-да, конечно, случайно… – саркастично сказала Патримони.

— Разве он не прелесть? – с интонациями мурчащего кота приговаривал Ризн. Лекарь снова манипулировал своей любимой стеклянной палочкой. На этот раз попросту тыкал ею в единорога. – До чего мягкая шкура, до чего отзывчивая система нервных окончаний! И такая уязвимая.

Он ткнул особенно сильно. Усилившее восприимчивость зелье превратило это действие в болезненное. Единорог снова начал повторять фразы, которые, как думала Патримони, содержали отрицание с мольбой в равных пропорциях. Кристальная пони брезгливо смотрела на тёмно-лазурную шерсть пленника. Не видела в ней ничего красивого, не видела в ней никакой надёжной защиты.

— Нам нужно от тебя кое-что узнать, – поймала челюсть единорога Патримони, вынуждая его молчать и слушать. – Ты скажешь нам, кто твои знакомцы в Империи. С кем ты должен был встретиться? Кто из кристальных пони сотрудничает с лазутчиками вроде тебя?

После ответного лепета солдат посмотрела на лекаря. Тот, условно передавая содержание ответа, отрицательно покачал головой.

— Что ж, Ризн, давай улучшим его понимание.

— С превеликой радостью, – отозвался зельетворец, который как раз оказался поблизости от механического ворота.

— Что самое болезненное, но не смертельное, мы можем сделать?

— Будь это кристальный пони, как мы с тобой, то надели бы на него «чугунку» и получили бы результат, – после небольшого раздумья ответил Ризн. Патримони бросила взгляд на «чугунку», как обзывали угловатый шлем с узкими прорезями для глаз. – Этому же субъекту предлагаю разбить коленный сустав. Там схождение нескольких нервных узлов, подколенного и движительного. Если раздробим ему мениск, то его осколки деформируют пересечные связки, подошную и скользящую мышцы. Это вызовет нестерпимую боль при любом движении ноги.

— Мне нравится, – отозвалась Патримони, примериваясь к кривому молоту с навершием из большого куска железа.

— На нас с тобой это бы не сработало, – заметил придворный лекарь. – Не подумай, не потому, что у нас нет коленей. Конечно же, есть. И устроены схожим образом. Просто они защищены прочной природной бронёй.

— Да что ты! – восхитилась Патримони, взвешивая молот в копыте.

— Ага. Я исследовал много кристальных пони. А также пони иной породы. Даже одного яка. Исследовал снаружи и изнутри. Открыл крайне важную особенность.

— Какую же? – с искренним интересом произнесла Патримони, пропуская мимо ушей не прекращающиеся мольбы о милосердии, на которые не скупился единорог.

— Кристальные пони физически превосходят всех своих соседей, – тем временем менторским тоном продолжал Ризн. – У нас с тобой шкура прочнее. Чтобы её пробить, да и просто поцарапать, требуется существенное усилие. Таская на себе этот чудо-панцирь, наша раса также увеличила мышечную массу и получила более прочный скелет. Если говорить проще, то в противостоянии мы легко уложим любого некристального пони. Мы сильнее, выносливее, терпимее к боли, у нас мощнее удар, хотя мы и не такие ловкие, как наши южные соседи.

Ризн расходился в восхвалениях, словно позабыв, что сам является весьма худым, нездоровым на вид, маломощным представителем своей расы. Даже умудрился когда-то порезаться об осколок колбы.

— Ещё у них есть магия, – напомнила Патримони.

— Ух ты! Магия! И сильно вот ему помогла эта магия? – усмехнулся алхимик, приставляя свою палочку к покрытому чёрными кристаллами рогу пленника и слегка надавливая. – Это преимущество легко блокируется. И тогда мы получаем полное превосходство. Во всех отношениях. Как и полагается высшей расе.

Патримони на всякий случай прищурилась. Нет, Ризн не шутил. Он пребывал в полной уверенности, что его исследования правильны, а выводы однозначны.

— Так вот от кого идут эти россказни про высшую расу, – хохотнула солдат. – А то я от своих сослуживцев постоянно слышу «мы сильнее», «мы совершеннее». Это ты им так мозги пролечил?

— Но ты ведь согласна, да? Что мы в эволюционном плане стоим гораздо выше, чем все наши соседи. Кристальная Империя сильно расширила бы свои владения, если бы наш народ не сдерживал своей волей несовершенный король…

Раздался гул от движения тяжёлого предмета. Это Патримони без видимых усилий крутанула молот так, что металлической частью он дотянулся до подбородка Ризна и замер там, угрожая превратить в кашу нижнюю челюсть.

— Не смей при мне про короля… – рыкнула кобылка.

— Да, извини, я забыл, что у тебя мания тыкать мне предметами в горло, – сдавленно произнёс лекарь. – Может, прекратишь уже с молотком играться? Впечатление такое, что ты, вместо молота, кое-что другое в копытах держишь.

— Не будешь следить за языком, твоё «кое-что другое» с этим молотом встретится, – предупредила Патримони. И переключилась на связанную жертву, которая опять начала умолять и тараторить.

Молот описал дугу, но замер в нескольких сантиметрах над стоящей дыбом шерстью. Причиной стал останавливающий жест Ризна, который расслышал в словах единорога готовность к признанию.

— Страх, Ризн, – гордо заметила Патримони. – Причинять боль, наносить раны – это всё примитивно. Когда тело чувствует боль, разум понимает, что плохое уже случилось и никакие действия этого не отменят. Но страх, когда беды ещё не произошло, когда она только надвигается – вот что мотивирует на деле.

— Так себе философия, – скривился лекарь. – Но сойдёт.

— Заставь его назвать имена сообщников! – потребовала Патримони.

— Версиатл, Рефлектхуф, – выдохнул единорог без дополнительного принуждения.

— Врёшь! – сквозь зубы выпалила Патримони.

Ей потребовалась пара секунд, чтобы разобрать акцент и осознать, почему эти имена звучат так знакомо. Она выросла с этими именами под одной крышей. До того, как случайно стала солдатом короля.

— Он утверждает, что может назвать только эти имена. Встречался тайно с этими пони, но больше в Империи никого не знает, – переводил невнятное бормотание Ризн. – И, в принципе, вряд ли он их выдумал, ведь это реальные пони, которые живут парой.

— Представь себе, я в курсе, что мои родители живут парой, – огрызнулась с яростью смотрящая на вновь замолчавшего пленника кобылка. – Теперь мне надо выяснить, откуда эта скотина эквестрийская знает их имена.

— Его колени в твоём распоряжении, – ответил Ризн, отступая. – Спрашивай.

Молот взметнулся над головой Патримони и замер, готовый обрушиться на оцепеневшего от ужаса единорога, но в этот момент стена напротив двери утратила цвет и стала прозрачной. Тот, кто прошёл сквозь неё, заставил присутствующих кристальных пони отложить все дела и принять позу смиренных подданных. Пленника же заставил съёжиться ещё сильнее, а его зубы – выбивать непрерывную дробь.

— Лазутчик заговорил? – спросил Сомбра. Взглядом он исследовал камеру пыток, очевидно, желая увидеть командующего, которому отдал приказ.

— Да, ваше величество, – заговорил Ризн. – Нам известны имена его пособников в Империи. Жеребец по имени Рефлектхуф. И его жена Версиатл.

— Прекрасно. Теперь можно выставить его за пределы Империи.

— Но… – Лекарь попытался возмутиться, поскольку уже успел составить длинный список экспериментов, которым мог подвергнуть пойманного единорога. Однако взгляд Сомбры моментально этот протест подавил.

— Мне не нужна смерть эквестрийца в Империи. Это может спровоцировать сестёр-аликорнов. Поэтому наш гость уходит. А что до пони, которых он назвал… Как твоё имя? – Сомбра обратился к Патримони. Та вздрогнула.

— Патримони, мой король.

— Предатели Империи должны быть наказаны. Раз командующий Прэсенс не желает исполнять мои поручения и передаёт их тебе, то миссию по наказанию изменников выполнишь ты, Патримони.

Кобылка нервно сглотнула. Сейчас наступил очень опасный момент. Она обязана была произнести слова, которые могли стоить ей жизни.

— Ваше величество, названные пони... Это мои родители. Я считаю, что вы должны это знать. Чтобы назначить правильного исполнителя вашей воли.

— Я назначил тебя, – произнёс король. Внезапно этой одной его фразы хватило, чтобы Патримони успокоилась. Ей передалось спокойствие её короля.

Она видела пропасть, разделяющую сознания простой кобылки-солдата и величайшего из правителей. Все сентиментальные сложности и переживания растягивали её жизнь в стороны, постоянно вынуждали её принимать во внимание чьи-то интересы вместо того, чтобы чётко служить одной цели. У Сомбры не было этой проблемы. Король не отягощал свой разум чужими интересами, придерживаясь чёткого принципа: жизнь каждого пони есть линия между двумя точками. И точки эти предельно просты.

Приказ и исполнение. Лишь эти истины, лежащие в основе военной дисциплины, делали всё простым и правильным, лишь они из клубка разносторонних интересов вытягивали единственную не рвущуюся нить. Всё однозначно, предельно ясно и завершено. Всё достижимо и имеет смысл. Приказ есть смысл. Его исполнение есть смысл. В остальных вещах нет ничего, кроме цепей, сковывающих жизнь.

Величие короля Сомбры крылось в понимании этих истин, в неукоснительном следовании исполнения за приказом и нового приказа за исполнением. Патримони понимала, что ей такого величия никогда не достичь, ибо она слаба и ничтожна. Но ничто и никто не запрещал ей стремиться к этому идеалу, к спрямлению своей жизни через плеяду точек – приказов и исполнений. Начать она может сию секунду. Ведь её король отдал приказ...

Патримони вынырнула из пучины воспоминаний, заметив, что лампа покосилась и едва не упала на край бумажного листа. Она ещё раз внимательно пробежалась по строчкам, повторила про себя звучание каждой буквы, каждой фонемы. В ушах эхом прозвучал голос великого правителя, из уст которого она услышала заклинание в первый раз. Королю бы сильно не понравилось, что его заменили каким-то отжившим своё светло-жёлтым единорогом. Но командующей пришлось использовать синиц, попавшихся в копыта, потому что стая журавлей парила где-то наверху, в заоблачном небе.

Страница с чарами отправилась в медицинскую сумку, потеснив там кинжалы с чёрными кристаллами в рукоятках. Второй клочок бумаги, который Патримони вырвала из старой книги, остался лежать на камнях. Там содержалась информация, которую следовало унести из Кантерлота, но не следовало показывать Полимату. Текст на относительно понятном эквестрийцам языке рассказывал, что тёмные чары наделяют носителя возможностью проходить сквозь сделанные из кристаллов стены. Эти сведения достались на пробу пламени огрызка свечи, а пепел на следующее утро сгинул в небольшой канаве на заднем дворе дешёвой балтимэйрской гостиницы.

Глава 16. Королева нового поколения

Стэйблридж опять страдает от визита королевы Кризалис, которая охотится за другим мастером перевоплощений...

---

— Так-с, от имени нашего научного центра, – Краулинг Шейд переместил несколько карточек с записями, лежащих перед ним на столе, – ещё раз благодарю вас, Гудчиэр, за организацию торжественного мероприятия. Хотелось бы в дальнейшем продолжить сотрудничество.

Пегаска с белой, отливающей зеленью шерстью и пышной курчавой гривой оттенка ржавчины зарделась, смущённая похвалой сурового жеребца.

— С каждой новой церемонией получается лучше и лучше, – робко произнесла она. – До сих пор вспоминаю предпредыдущую свадьбу. Мои планы были рассчитаны на радостных и счастливых молодожёнов. А получилось…

— Да уж, – скорбно опустил уши бэт-пони. – Не знаю, какая муха укусила дражайших Везергласс и Скоупрейджа, что их свадьба напоминала прощальный вечер. У мисс Трейл и мистера Рейнлайтера день сегодня прошёл веселее.

— Я надеюсь, что смогла им угодить. Напрямую уж не стала спрашивать – невежливо как-то...

— Вы угодили мне, – ответил Шейд, откидываясь на спинку белого кресла. Между его копытами замер в горизонтальном положении механический карандаш. – Это главное. Считайте, что у вас есть рекомендация на самом высшем уровне.

Голова руководителя НИИ чуть наклонилась вправо, и кисточки на кончиках ушей указали на большой портрет принцессы Селестии.

— Что ж, – ещё сильнее раскраснелась пегаска. – Ура. Жаль только, в таком обществе свадебные мероприятия – события крайне редкие. Последнюю церемонию, когда принцесса Кейдэнс сочеталась с Шайнинг Армором, я, к сожалению… – Взгляд пони на мгновение остекленел. – Я её пропустила. До следующей свадьбы какой-нибудь принцессы могу и не дожить.

— Прозвучало как-то совсем не весело. – Шейд счёл, что ночные сумерки достаточно густые. Одна из кнопок на столе убавила яркость светильников, позволив ночному жителю снять тёмные очки. Теперь Гудчиэр могла видеть оранжевые глаза с ромбовидными зрачками-клиньями. – Есть ещё юная принцесса Твайлайт Спаркл. Если вдруг она надумает остепениться, дам вам знать.

— Везучий вы, – ответила Гудчиэр. – У вас в друзьях принцессы.

Шейд поморщился. Якобы из-за снятых с морды очков. На самом деле – от воспоминаний, связанных с принцессой Твайлайт.

Пару недель назад советник по науке по случаю удостоился беседы с младшей из принцесс, и та обрушила на него град упрёков. Ей, как и половине Эквестрии, не нравились те реформы, которые Шейд провёл в научной сфере, не нравилось возросшее число безработных учёных и закрытых малых учреждений. А подавление протеста в Мэйнхеттане Твайлайт пусть не прямо, но всё же назвала преступлением.

Разговор получился неприятный и сугубо оборонительный. Завершился, правда, бронебойным аргументом Шейда: «принцесса Селестия одобрила». Советник по науке прекрасно знал магическое влияние этих слов на Твайлайт, так что раунд остросоциальных дебатов остался за пони с крыльями, лишёнными перьев.

— Благосклонность высокопоставленных особ скоротечна, – пожаловался Шейд вслух. – Но, повторюсь, ваши навыки организации торжеств великолепны. И я уверен, что без спроса они не останутся. Наш НИИ приглашает вас уже в третий раз. Притом, что раньше свадебных церемоний в нём вообще не устраивали. За столь оригинальное влияние на трудовой коллектив я даже готов выдать вам бонусный оклад.

— Ой, нет-нет, – замотала головой пегаска. – У меня принцип не брать денег больше условленной суммы. Радостные улыбки, весёлый смех и ликование окупают для меня все затраты. Вы даже представить себе не можете, насколько окупают.

— Хорошо, принципы – это хорошо. – За бормотанием Шейд скрыл радость. Будучи в финансовых вопросах до невозможности прижимистым, он с удовольствием сэкономил на премиальных временному сотруднику. – Тогда, полагаю, мы на этом договори…

Вспышка зелёного света выломала оконную раму, впустив внутрь порыв холодного ночного воздуха. В свете замерцавших светильников карточки на столе Шейда брызнули во все стороны. Сам хозяин кабинета проворно нырнул за кресло, а Гудчиэр отпрыгнула в сторону, спасаясь от осколков стекла и ударившего следом луча ярко-зелёной энергии.

На подоконник беззвучно опустились две ноги, практически сливавшиеся с ночью. Отверстия в них освещало зелёное пламя, окутывающее угловатый рог. Отсветы пламени плясали также и в хищно распахнутых глазах.

— Вот я тебя и нашла, – прозвучал довольный и колкий голос. Гудчиэр невозмутимо смотрела на королеву народа, который лишь с большой натяжкой можно было называть пони, печально известную всей Эквестрии своими периодическими налётами. Последний произошёл всего несколько месяцев назад и привёл к гибели многих чейнджлингов, поэтому увидеть Кризалис снова страна в целом и один научный центр в частности никак не ожидали. Но на всякий случай готовились.

Краулинг Шейд перескочил из-за кресла в новое укрытие – под рабочий стол, который сдвинуть с места не смогла бы никакая магия, ни чейнджлинговая, ни нормальная. Там он, подняв копыто, постарался найти одну из кнопок срочного вызова. Одностороннего. Не требовавшего голосового подтверждения.

— Тебя происходящее не касается, пони, – бросила Кризалис, услышав шорох. Она решила предостеречь случайного наблюдателя, чтобы тот не вздумал путаться под ногами. – Не лезь в дела чейнджлингов.

— Позволю себе не согласиться, – донеслось из-под стола. – Это мой научный центр. Неважно, ради каких ваших чейнджлинговых дел вы прилетели, но здесь меня касается всё.

— О, так он твой… – с оттенком издёвки сказала Кризалис. – Ну, раз он твой, окажите мне посильную помощь.

— Помощь в чём? – спросил Шейд, вспоминая о судьбе профессора Бикер, некогда заручившейся поддержкой королевы чейнджлингов. И завершившей свой жизненный путь на камнях у подножия Кантерлота.

— Избавить твоё милое заведеньице от лишних неприятностей с моим народом.

Шейд воспользовался паузой, чтобы выглянуть из убежища. Кризалис все ещё висела в воздухе за высаженным окном, наполняя ночь стрекотанием крыльев. Гудчиэр отступила в тёмный угол кабинета. Изображение принцессы Селестии на портрете всё так же равнодушно взирало на происходящее. Разбросанные на полу осколки стекла сверкали в свете взошедшей луны. Мельком отметив всё это, Шейд снова затаился в слабо защищённом логове.

— Смею утверждать, что в настоящий момент источником неприятностей являетесь исключительно вы.

— А ты присмотрись повнимательнее, – ответила Кризалис.

Комнату озарила ещё одна зелёная вспышка. Шейд раздражённо зашипел, жалея, что снял очки. Но и без очков, выставив над столом только часть морды, он смог разглядеть, как луч ядовито-зелёной магии упирается в невидимое поле вокруг стоящей в углу пегаски. Её фигура казалась размытой, трепещущей, и Шейд в первое мгновение подумал, что кобылка дрожит от боли, но тут же понял, что это не так. Она трансформировалась. Зеленовато-белая шерсть осыпалась и растворялась, уступая место гладкому чёрному хитину, крылья лишились перьев и истаяли почти до прозрачности, кудрявая грива распрямилась и стала похожей на стеклянную. Между упавшими на лоб прядями вырос похожий на половинку ножниц рог. Не оставалось никаких сомнений – под обликом пегаски в НИИ заявилась ещё одна жукокрылая королева. И после раскрытия своей личности она выглядела смущённой. Выражение её мордочки бросилось в глаза Шейду, как только с неё исчезло напряжение, вызванное необходимостью сдерживать поток разрушительной магии – убедившись, что лже-Гудчиэр приняла свой истинный облик, Кризалис прекратила атаку.

— Теперь прошу мне не мешать, – потребовала Кризалис, проворно перебираясь через подоконник. – И всё закончится быстро.

— Всё закончится ещё быстрее, если ты меня просто отпустишь, – через силу произнесла уступавшая ей в размерах особь.

— Ни за что! – прогремел полный ярости голос. Новый поток магии ударил в спешно восстановленный щит.

Пока Шейд пытался разобраться в происходящем, ситуация вновь изменилась – гуляющий по разорённому кабинету ветерок превратился в сквозняк. Причиной тому стала распахнувшаяся дверь, точнее – появившийся на пороге бурый земнопони с грязно-серой гривой. Не тратя времени, он навёл крепившуюся на вытянутой ноге коробочку на Кризалис. Из коробочки выстрелили тонкие нити, ужалив её в полудюжину мест. Фонтан зелёной энергии иссяк, потому что зашумела энергия сине-белая. Кризалис сотрясло несколько волн молний, растрепавших гриву и хвост, после чего она растянулась на полу, бросая во все стороны свирепые, но безопасные для окружающих взгляды.

Бывший зоолог опустил ногу и тут заметил стоящую в углу вторую королеву. Мгновенным перекатом уйдя с траектории возможного удара, он вновь вскинул ногу, на ходу откинув отслужившую своё коробочку и насадив на крепления новую, снятую с пояса во время переката.

— Уайлд, стой! – поднялся с места хозяин кабинета. Бурый земнопони с наведённым оружием послушно сыграл в «фигура замри».

— Нам нужен кто-то способный объяснить, что происходит, – пояснил начальнику службы безопасности Шейд. Бэт-пони искренне надеялся, что, остановив признанного эксперта в вопросах чейнджлингов, принял правильное решение.

*   *   *

Две королевы сверлили друг друга взглядами. Чтобы вновь не случилось стычки, особ поместили в лабораторный комплекс ЛК-4 с прозрачной антимагической перегородкой по центру. Кризалис дополнительно скрутили эластичными верёвками и нацепили на рог особую ленту, нарушавшую целостность любого генерируемого магического поля. Для второй представительницы инсектоидов такие меры не понадобились: бывшая Гудчиэр охотно выполняла все указания и отвечала на вопросы, но Паддок Уайлд на всякий случай держался рядом с ней. В состоянии полной боевой готовности, практически не отличавшемся от его обычного состояния.

— Итак, кто вы такая? – обратился Шейд к меньшей королеве. Его вопрос слышала на другом конце помещения и Кризалис.

— Угроза для вас, вот кто! – выкрикнула она, вполне справившись с последствиями удара шокера и не прекращающая попыток вырваться из пут.

Исторический счёт по нокаутам между королевой чейнджлингов и земнопони пока был три-один в пользу последнего.

— Мы сами разберёмся! – повысил голос Шейд. Он не спал почти сутки, и для организма, и без того страдающего от насильственного изменения привычных биоритмов, это было тяжким испытанием. Любой громкий звук действовал бэт-пони на нервы, что не прибавляло ему терпимости и мягкости в общении.

— Вообще-то, она права, – произнесла «королева номер два» после короткой паузы. – Моё существование в принципе опасно. Опасно для чейнджлингов и, наверное, опасно для вас.

— Я пока не заметил в вашем поведении ничего опасного, – возразил бэт-пони. Он слегка поёрзал на неудобном стуле из железа и пластика – чего-то более пристойного в ЛК-4 не нашлось. Велев себе терпеть, Шейд продолжил: – Да, вы прятали свой облик. Но, в отличие от некоторых, просто организовали и провели свадьбу. Не подменяя собой невесту.

— О, нашли, что вспомнить! – донеслось слева.

— Отрицать изволите? – не поворачивая головы, спросил Шейд.

— Нет, я этим поступком горжусь. Хочу только отметить, что мне ошибочно приписывают желание подчинить себе или полностью уничтожить ваше государство. Это есть не полная правда. На самом деле мне нужен был временный контроль над вашим обществом.

— Временный?

— Да. Правя вами, я собиралась силами подвластных пони отыскать и порвать в клочья одну зажравшуюся рептилию. Потом со всем своим народом я бы просто улетела.

— Кризалис врёт, – сказала вторая королева. – Насчёт того, что улетела бы.

— Молчи, тварь! – последовал яростный рык. – Тебя вообще бы не было, не улети я в Кантерлот.

— А вот это правда, – грустно сказала бывшая пегаска, посмотрев на прожигающую её яростным взглядом Кризалис и вновь поворачиваясь к сгорбившемуся на стуле Шейду. – Королева надолго покинула часть роя, когда приняла облик вашей принцессы и начала осуществлять планы по захвату вашей столицы. Ирония в том, что ради воплощения этого замысла Кризалис не только оставила большую часть роя, но и перестала поддерживать с ней ментальный контакт, чтобы не тратить зря силы, требовавшиеся для постоянного поддержания маскировки и манипулирования сознаниями пони. Сознание роя в этот момент последовало инстинкту на случай утраты королевы. Проще говоря, из-за отсутствия Кризалис один из рядовых чейнджлингов переродился в новую королеву. Я была одним из безгласных порождений Кризалис, мирно развивавшимся в своём коконе, но вышла оттуда обладающим независимым сознанием самодостаточным существом, способным управлять сородичами. Рой дал мне имя Экзилис.

— Мне вас так и называть? – спросил Шейд, во время рассказа не сводивший с неё взгляда.

— Гудчиэр тоже сойдёт, – ответила Экзилис. – Я привязалась к этой личности за долгие месяцы скрытной жизни.

— Почему вы прятались? – продолжал допрос Шейд.

Молодая королева изучала пол и стены, стараясь не встречаться взглядом с присутствующими пони. В этой застенчивости и неловкости, в желании создать минимальное количество неудобств крылась какая-то странная петля, которая стянулась вокруг Шейда и метафорически тянула его к Экзилис. Он даже готов был опротестовать сказанное ею.

— Во-первых, вы не очень любите чейнджлингов. Кроме того, чейнджлинги не очень любят меня.

— Не любят все чейнджлинги или только?.. – Шейд кивнул в сторону скалящейся мордочки с зелёными глазами-блюдцами.

— Процесс перерождения следует негласному закону, по которому чейнджлинги не могут выжить без королевы, – медленно ответила Экзилис. – Но есть и другой закон. Чейнджлинги будут в не меньшей опасности, если у них вдруг окажется больше одной королевы. Фактически это начнёт внутри роя противостояние, которое истребит самых сильных, выносливых и послушных. Я понимаю, почему Кризалис стремится этого избежать.

— Молодец! – воскликнула Кризалис. – А теперь будь любезна, дай мне тебя убить, пока ситуация не усложнилась.

— В этом научном центре без моего приказа никто никого не убьёт! – повысил голос Краулинг Шейд.

Паддок Уайлд неопределённо хрюкнул. Шейд лишь понадеялся, что это не звук разочарования. После продолжительного лечения в комплексе «Си Хорс» земнопони прошёл курс психологических и физических тренингов, которые должны были помочь ему восстановиться после экспериментального лечения полученных в ходе охоты за бестиями травм. Насколько опаснее стал Паддок Уайлд – неведомо было даже советнику по науке.

— И я не желаю раскола своего народа, – поведала Экзилис. – После рождения я поняла по ощущениям роя, что настоящая королева жива, что она возвращается. Нас ждала схватка, в ходе которой одна из королев будет уничтожена, а вторая станет править. Но я только появилась на свет, слабая и беспомощная. И решила идти иной дорогой. Оборвала все связи с роем. Улетела прочь. Пыталась спрятаться в вашем мире. Я стала Гудчиэр и хотела бы ей оставаться до конца своих дней.

— Хотеть не вредно, – бросила Кризалис. – Но если, Экзилис, ты думала, что я оставлю тебя бродить по миру, то ты сильно ошиблась. Мне не нужен враг, способный нанести удар в спину и забрать весь мой народ.

— А мне не нужен твой народ! – Экзилис сделала шаг в направлении Кризалис, словно так пытаясь донести до неё свои слова. – Пожалуйста, послушай! Я тебе не враг. Я не хочу того, чем ты владеешь. Я иду против закона природы, отказываюсь драться за единоличную власть. Потому что это не мой путь. Я избрала другую дорогу. Никак не связанную с тобой и твоим народом. Прими это. Отпусти меня!

Кризалис сокрушённо покачала головой. В этот момент Шейд ясно ощутил, что на принятие только что придуманного им плана можно не рассчитывать.

— Глупая мелкая крылатка, – мрачно сказала правящая королева. – Неужели ты действительно считаешь, что сможешь идти против закона природы? Претендентка на трон, ты, как и десятки до тебя, обязана сойтись в поединке с правящей королевой. Победить или погибнуть. Другого пути нет, хотя поколения за поколениями искали его, но безрезультатно. Когда-то давно я тоже столкнулась с этой дилеммой. Либо убить предыдущую королеву и занять её место, либо стать пустой тратой ресурсов роя. Я смирилась с тем, что сделала. С выбором, которого была лишена.

— Но мы здесь решаем вопросы иначе, – подал голос бэт-пони. – Не по законам природы. Никаких схваток насмерть, никаких «победить или погибнуть». Ваши «дела чейнджлингов», попав в Стэйблридж, стали делами Эквестрии. И мы будем решать их по-эквестрийски.

Он поднялся с места и протянул копыто молодой королеве.

— Пойдёмте со мной, – попросил он, видя, что та колеблется. – Я помогу вам написать прошение принцессе Селестии. Во-первых, её надо поставить в известность, что в Эквестрии есть ещё одна королева чейнджлингов. Во-вторых, она поможет найти место, где до вас не доберётся ни одно существо, желающее вашей смерти.

— Доберусь, – сказала Кризалис. Это не было ни угрозой, ни обещанием. Она просто констатировала факт.

Шейд поспешил увести Экзилис из помещения, убрав с глаз штатной королевы. Паддок Уайлд остался на карауле возле Кризалис, не спускавшей с земнопони пронзительного, нервирующего взгляда.

— Ты это, моргни, если хочешь, чтобы я тебя развязал, – пошутил глава службы безопасности.

— В тебе что-то изменилось, – уверенно заметила королева. – Твоя морда выглядит иначе.

— Ну уж всяко краше твоей, – грубо ответил Паддок. Пристальный взгляд королевы роя действовал ему на нервы.

— Я и не спорю. – Два зелёных глаза продолжали нарушать психологическое равновесие пони. – Но у тебя странный вид. Обычные глаза этого не распознают, но другие, доступные мне спектры зрения… Да, с твоей мордой что-то не так. Она светится иначе. Сияет как… Хм… Немного похоже на панцирь моих чейнджлингов.

— Ага, сочиняй-сочиняй, – постарался сохранить невозмутимость земнопони. Этот разговор с каждой секундой нравился ему всё меньше.

Уайлд проверил прочность завязанных лично им узлов и покинул ЛК-4, фактически сбежав от королевы, слова которой были ему неприятны, если не сказать больше. Он поспешил догнать начальника, за жизнь которого имел некоторые причины опасаться. Полного доверия к Экзилис земнопони не испытывал, а Кризалис счёл вполне надёжно связанной и запертой. Немного ошибся.

Через несколько минут после бегства Уайлда дверь ЛК-4 приоткрылась, и внутрь влетел чейнджлинг нетипичного светло-серого окраса.

— Бз-зз. З-бз?

— Да, мой милый, я звала тебя, – ласково приветствовала его королева. – Как видишь, я не из прихоти оставила тебя здесь, среди пони. Ты мне нужен. Мне повезло, что каким-то образом Экзилис действительно отгородила сознание от тебя и остального роя. Иначе ощутила бы твоё присутствие, и ты не смог раскрыть её личность.

— З-з-з?

— Будь умницей, сними с моего рога эту ленточку. – В медовом голосе явственно слышался металла приказа.

*   *   *

— Я сомневаюсь, что у вас получится меня спрятать, – вздохнула молодая королева чейнджлингов. Она магией крутила в воздухе чернильницу, уставившись на лежащий на столе перед ней чистый лист бумаги. Она сидела так уже какое-то время, не прекращая однообразной игры с чернильницей и не спеша взяться за составление прошения. В её голосе слышалось близкое к отчаянию безразличие.

— Эквестрия велика, – заметил Шейд. – В половине её уголков при всех моих командировках я ни разу не был. В половине от этой половины, скорее всего, и не побываю.

— Она всё равно будет пытаться, – ответила Экзилис, не отрывая взгляда от листа. – Будет искать. Я поняла это, глядя ей в глаза. Увидела там чувство долга, от которого она не отступится.

— Это её королевские проблемы, – попытался подбодрить Шейд. – Рано или поздно она надорвётся вас искать. А её преемница, возможно, уступит в упорстве.

Последовал очередной вздох. Глаза с вертикальными зрачками встретились с глазами каждого из присутствующих, словно их обладательница надеялась увидеть в них хотя бы намёк на выход из безвыходного положения.

— Возможно, так оно и будет, – проговорила она, вновь принявшись рассматривать пустой бумажный лист. – Но моя жизнь – это риск для вас и всей вашей страны.

— Ваша жизнь – это бесценный дар, за сохранение которого следует бороться! – резко произнёс бэт-пони, отодвигая кресло от стола.

Он хотел подняться, подойти к отрёкшейся от своего предназначения, своей сути королеве. Сказать ей ещё несколько ободряющих слов. Убедить не сдаваться… Но, не успев встать, вздрогнул и резким движением откатился к развороченному окну: снаружи раздался усиленный магией голос, громом раскатившийся над всем Стэйблриджем и заставивший мирно спящих после празднования свадьбы сотрудников ошалело повскакивать с постелей:

— Ты же не думаешь сбежать от меня?

Шейд, найдя в небе движущуюся крохотную чёрную фигурку, развернулся и вонзил яростный взгляд в начальника службы безопасности.

— Ты её без охраны оставил, да?

— Э-э-э…

— Даже не подумал позвать роту, полроты, отряд, да хоть кого-нибудь из местных дежурных, чтобы дверь покараулили? – продолжал наседать бэт-пони.

Ответом было всё то же невнятное бормотание.

— Уайлд, насколько ты бываешь полезен в одних ситуациях, настолько ты никчёмен в других! Иной раз я просто поверить не могу…

Вспышка зелёного света и грохот взрыва не дали Шейду продолжить. Снаружи раздались испуганные крики, но их заглушил громоподобный голос королевы роя:

— Экзилис, я знаю, что ты меня слышишь! И я также знаю, что могу сделать с этим научным центром и его обитателями, если ты попробуешь сбежать и спрятаться. Тебе не избежать своей судьбы! Каждая минута твоей нерешительности – это новые разрушения и новые страдания. Сколько их ты готова вытерпеть из-за собственного упрямства?

— Шеф, я в арсенал. Возьму петард помощнее и… – Решивший искупить вину Паддок Уайлд красноречиво показал копытом, что собирается сделать с нарушительницей спокойствия.

— Да? А кто потом будет управлять чейнджлингами? – бросил Шейд, отвернувшись от окна и смерив его тяжёлым взглядом.

— Полагаю, достойнейшая из них. – Земнопони кивнул в сторону Экзилис, которая всё это время сидела, съёжившись и опустив голову.

Юная королева одарила стэйблриджцев взглядом, полным благодарности и грусти. После чего сдвинула тускло-зелёные пряди, показывая полностью обломок, которому следовало быть царственным украшением. Вспомнив облик Кризалис, бэт-пони осознал, что смотрит на «корону», венчавшую правящих представительниц расы чейнджлингов. И только теперь понял, на какую жертву пошла Экзилис, чтобы избежать предначертанной ей судьбы.

— Я не смогу ими управлять, – просто сказала она. – Никогда больше.

— Тогда чего она вообще вас опасается?

— Кризалис не знает об этом. Не чувствует. Когда она рядом, она улавливает течение моей жизни, отклики моего разума. А я не могу всего этого ощутить. О моём народе у меня остались лишь обрывки воспоминаний. – Экзилис не спеша поднялась с места. – Я попробую ей это объяснить. Возможно, есть шанс, что Кризалис услышит.

Снаружи снова донеслись звуки разрушаемой собственности. Шейд разрывался между задачей сберечь доверенный научный центр и естественным желанием не допустить гибели уникального существа, которое ещё так много могло сделать для науки и Эквестрии.

— Вы не обязаны, – прошептал он. – Мы что-нибудь придумаем. Обещаю.

— Не надо. Природа уже всё придумала. – Через раскуроченное окно Экзилис посмотрела на небо, полное тускнеющих звёзд – на свой предстоящий путь. – Я вступлю с ней в бой. И постараюсь увести подальше от вашего научного центра… Но я не смогу её убить. Отнять её жизнь… Я просто не смогу.

Молодая королева одним прыжком вскочила на подоконник. И практически сразу сорвалась в полёт, поскольку заметившая её соперница моментально атаковала. Последовали разбивающиеся о препятствия всполохи зелёной магии. Двух оттенков.

— Мы должны снять защитный магический купол, – сказал наблюдающий за схваткой Паддок Уайлд. – Который поднят по правилам кода «Ч». Иначе план этой летуньи не сработает.

— Мне лучше знать, что мы должны, – сквозь зубы ответил Шейд.

Бэт-пони подошёл к декоративному камину, вделанному в одну из стен кабинета. В верхнем левом углу среди прочего орнамента он нащупал белую розочку, которую с силой вдавил копытом в стену. С щелчком, неслышимым за шумом разгорающейся снаружи схватки, передняя стенка камина с нарисованными дровами и пламенем начала поворачиваться на петлях. Шейд нетерпеливо ускорил её движение, пытаясь добраться до одного из свёртков, плотно уложенных в потайную нишу.

— С такой штукой когда-нибудь обращался? – спросил он, торопливо разворачивая пакет и принимаясь за сборку его содержимого. Слегка ошарашенный зоолог увидел под чехлом немаленьких размеров установку для пневматической стрельбы с двух опор.

— О-че-шу-еть, – прошептал Уайлд. – ПДГ-7у. Алюмиатный пневмокороб на шестнадцать усилий. Хромированные нагнетатели, эластомерные трубки. Прицельная дальность семьсот метров. С наружной оптикой. Красавица.

Земнопони чуть ли не пал ниц перед мощным оружием, которое Краулинг Шейд поспешно приводил в боевое положение. Заметив, что начальник службы безопасности не очень-то помогает, а снаружи по-прежнему ведётся нешуточная баталия, бэт-пони встряхнул подчинённого.

— Уайлд! Мне точный выстрел нужен. Обеспечишь?

— С радостью.

Шейд понадеялся, что разгорающийся рассвет и мелькающие зелёные вспышки обманывают его зрение – в ином случае оставалось принять факт того, что бывший зоолог едва ли не плачет от возможности подержать в копытах мощную дальнобойную винтовку, произведённую серией из полудюжины экземпляров.

— Соберись, ёлы-палы! – рявкнул начальник НИИ, в буквальном смысле встряхивая зачарованно прижавшего к груди винтовку земнопони. – Это тебе не тренировочный полигон. От твоей точности зависит жизнь. И не одна.

Момент любования резко оборвался. Паддок Уайлд вздрогнул, потянул на себя увесистый приклад оружия и, повернув его, поставил ПДГ на сошки, выставив ствол в окно. Уверенным движением коснулся цевья, нащупал в положенном месте рычажок и дослал снаряд из магазина в стволовую камеру. Стравил избыток давления в пневмокоробе и, завершая подготовку, опустил на морду очки, служившие бонусом при ночной охоте.

— Кто цель? – хрипло спросил земнопони.

*   *   *

Она хотела улететь прочь. Встретить неизбежное над лесом, подальше от Стэйблриджа, или, если удача будет на её стороне, попытаться дотянуть до моря, где больше никто не сможет пострадать. Но не смогла вылететь даже за пределы внешнего периметра научного центра – магическая стена, которую при приближении она ощущала как невидимую, но непреодолимую, не пускала её, заставляя кружить над зданиями и петлять по улицам. Она надеялась, что пони сообразят убрать защиту, пока Кризалис не нанесла значительного урона, но этого не происходило, а уклоняться от прожигающих воздух лучей ядовито-зелёной магии становилось всё труднее.

Старая королева не церемонилась, щедро оставляя подпалины на камнях и дыры с горящими краями в соломенных крышах. Мало кто в Кантерлоте и никто прежде в Стэйблридже не наблюдал истинной мощи магии королевы чейнджлингов. В борьбе за свой рой Кризалис мобилизовала все внутренние силы, став на порядок быстрее, агрессивнее и выносливее. И всё же ей этого не хватало.

Растерянная и рассчитывающая на бегство Экзилис быстро приняла мысль о неизбежности противостояния. Пируэтом уйдя от очередного удара, она атаковала сама. На Кризалис обрушился град магических залпов: на каждый выстрел действующей королевы приходилось три ответных, а попасть в юркую соперницу она просто не могла.

Высшей точкой противостояния стал момент, когда обе королевы, застыв на мгновение, одновременно ударили прямыми лучами магии. В точке их столкновения расцвёл ядовито-травянистый цветок, разбрасывающий во все стороны жгучие искры. Несколько секунд казалось, что силы равны, но вот зависшая над своей противницей Экзилис начала прижимать её к земле. В какой-то момент Кризалис дрогнула, и в тот же миг её магия угасла, а сама она рухнула на плоскую крышу какого-то здания, где осталась лежать в центре опалённого круга, тяжело дыша и судорожно подёргивая крыльями. Не менее утомлённая Экзилис опустилась на вентиляционный короб, откуда могла наблюдать за действиями поверженной соперницы.

— Отпусти меня, – ещё раз попросила она. – Позволь уйти.

— Выполняй своё предназначение, – процедила Кризалис, зло, но бесстрашно глядя в глаза новой королевы роя. – Правь своим народом, Экзилис!

Приказ прорезал воздух, и немногие наблюдатели внезапно увидели Кризалис в новом свете. Зная, что это значит для неё, она приказывала Экзилис исполнить свой долг. У роя должна быть королева. Одна королева. Достойная. Та, кто примет власть, встав над бездыханным телом своей предшественницы. Это было последним испытанием, последним доказательством того, что властительница будет достаточно сильна, чтобы вести за собой свой народ, защищать его, в первую очередь уничтожив ту, кто могла одним фактом своего существования расколоть рой. От Экзилис требовалось сделать последний шаг. И она отступила.

— Я не смогу. Я утратила это право.

Пряди бледно-зелёных волос сдвинулись. Теперь настал черёд Кризалис увидеть вблизи то, что осталось от «короны» той, кого она считала своей соперницей за право управлять роем.

— Ты изуродовала себя, – с ужасом и жалостью прошептала Кризалис. Ярость и жажда битвы угасли, сменившись печалью и растерянностью. Она смотрела на ту, кому готова была отдать свой рой, и глаза её блестели, словно она готова была расплакаться. – Бедное дитя, тебе нет названия. Ты отреклась от всего и от всех. Как ты могла так поступить с собой? Как?

— Пожалуйста, Кризалис, позволь мне уйти.

Поверженная королева пыталась что-то сказать, но лишь судорожно открывала и закрывала рот. Она не знала, что делать. Рой помнил все события, все смены поколений. И эту память Кризалис несла в себе. Но никогда прежде ни одной из королев не доводилось видеть подобного уродства, никто не мог поделиться опытом утраты всех связей со своим народом.

— Н-нет, – сглотнув, произнесла Кризалис. – Ты должна понять. Твоя гибель – не моя прихоть и не моё желание. Это необходимость, жертва для сохранения вида. Избавляться от слабых ради процветания сильных. – Знакомые слова позволили ей собраться с мыслями, ухватиться за нечто привычное, позволить разуму уступить инстинктам. – Ты – само олицетворение этой слабости. Королева, неспособная править. Предводитель, утративший способность вести народ. Таких, как ты, не должно быть. Ни в одном поколении, никогда.

Раздался шум кожистых крыльев, и на крышу опустилась ещё одна тень.

— У нас опять тупик неразрешимых противоречий? – поинтересовался Краулинг Шейд, переводя взгляд с одной королевы чейнджлингов на другую.

— Не твоё дело, пони, – бросила на него свирепый взгляд снизу-вверх Кризалис.

— Я не смогу убить её, – ответила Экзилис. – От этого не будет пользы никому. Но я не хочу умирать. Если бы хотела, то позволила себя убить давным-давно. «Победить или погибнуть». Я ненавижу то, что мне приходится делать этот выбор. Я ненавижу быть королевой чейнджлингов.

— Ты можешь лететь, – сказал Шейд. – Мы сняли защитное поле. И постараемся удержать здесь эту особу некоторое время. Чтобы ты спряталась в новом облике, и никто не знал, где.

Услышав это, Кризалис снова попыталась подняться. У неё это даже почти получилось.

— Благодарю вас. – Прозрачные крылья тихо заработали. Экзилис приподнялась, чтобы последний раз взглянуть на ту, кто будет преследовать её до скончания дней.

Шейд повернул голову в сторону административного корпуса и резко махнул копытом. В предрассветной тишине хлопок прозвучал не громче хруста одинокой веточки под ногой, а тонкий свист и вовсе смогли уловить лишь чувствительные уши бэт-пони. Шейд продолжал смотреть в окно своего кабинета. Ему не нужно было поворачивать голову, он и на слух мог определить, что произошло в следующие несколько секунд. Тихий свист, оборвавшийся одновременно со стрёкотом крыльев. Многоэтапное падение, смягчённое соломой в начале и кустами газона в финале пути. Внезапно наступившая тишина – ошеломлённая Кризалис застыла, не веря своим глазам.

— Что?.. Что ты сделал, пони? – немедленно спросила королева, в один момент утратившая связь с себе подобной.

— Решил вашу проблему, – глухо ответил Шейд, не поворачивая головы.

— Ты не имел права, – сверкнула глазами Кризалис, – лезть в дела чейнджлингов!

— На территории Стэйблриджа эти дела стали моими делами, – выделяя ключевые слова, ответил бэт-пони. – И я уладил их так, как посчитал нужным. И теперь прошу вас как можно скорее покинуть пределы НИИ, забиться в самый дальний угол существующего мира и сидеть там тихо. Потому что, если наши пути снова пересекутся, я не постесняюсь оставить народ чейнджлингов без королевы. Насовсем.

Сказав всё, что намеревался, Краулинг Шейд, взлетев, сделал небольшой полукруг над местом завершения схватки. Дальнейшие действия здравствующей королевы его не волновали – Паддок Уайлд обещал подстраховать на случай эксцентричных выходок. Шейд сложил крылья и спикировал к телу королевы почившей.

*   *   *

Чернота выцвела до серой мглы, которая словно нехотя начала отступать. Сквозь неё постепенно проступали размытые очертания окружающих объектов: белое и далёкое, наверное, было стенами, мигающее огоньками и попискивающее – чем-то непонятным, но важным, тёмная тень на самой границе зримого пространства…

Судорожный вздох заставил тень приблизиться, и удалось рассмотреть детали: тёмно-фиолетовую шерсть, едва выступающие из-под губ тонкие клыки, тёмные очки, защищающие глаза от яркого света потолочных ламп… «Краулинг Шейд», – подсказало медленно пробуждающееся сознание. Странный, добрый пони, искренне стремящийся помочь ей, даже если это ставит под угрозу безопасность как его, так и его подчинённных.

— Что? – Единственное слово далось с таким трудом, что Экзилис не была уверена, что ей хватит сил на следующее. А ещё она не могла пошевелить чем-либо кроме век. И не могла вспомнить ничего, случившегося после поединка с Кризалис. Который она выиграла. Вроде бы.

— Вы живы, – ответил Шейд. – Вам сильно повезло. Впрочем, везение всегда являлось важнейшей частью любого эксперимента.

Экзилис не улавливала и половины из сказанного. Но ощущение нависшей над ней угрозы после слов бэт-пони почему-то отступило.

— Это была абсолютная импровизация, придумывать план пришлось буквально на ходу, – рассказывал Шейд. – Пришлось доверить редкий образец оружия не самому надёжному пони. Который мог промахнуться или попасть слишком точно. Пришлось использовать редкие, да что там, запрещённые медицинские препараты. Без гарантии, что с учётом вашей физиологии они вообще подействуют. Причём подействуют должным образом, обманув Кризалис. И всю науку биологию. Пришлось отложить процедуры реанимации до рекордных трёх дней. С учётом вашего изнеможения и возможных травм вероятность вашего пробуждения вычислению не поддавалась. Но Дресседж Кьюр справилась.

Бэт-пони повернул голову и посмотрел на кого-то невидимого для королевы чейнджлингов. До слуха Экзилис донёсся звон металлических предметов и кобылий голос:

— Ей надо отдохнуть. Минимум ещё неделю на тонизирующих препаратах без нагрузок. Иначе организм не придёт в норму.

Шейд кивнул и хотел сделать шаг в сторону. Но два почти неощутимых выдоха, в которых едва угадывались осмысленные звуки, задержали его.

— За… чем?

Шейд улыбнулся и жестом попросил незримого врача повременить с каким-то действием.

— Потому что вы это заслужили. Шанс на спокойную жизнь. Лично устроенное будущее, которое не решает за вас ваш вид и происхождение. Потому что вы хотели пойти против законов своей природы. А я строил всё это, – бэт-пони повёл копытом, – с единственной целью – обойти и подчинить клятые законы природы. Так что здесь, в «Си Хорс», где обитает мой личный рой единомышленников, вы можете чувствовать себя как дома.

Наклонив голову и поводив ушами, Шейд додумал следующую «мысль напоследок». Договаривал он для себя, так как обессиленная Экзилис провалилась в беспамятство.

— Если хотите сказать «спасибо», то сделаете это позже. Если не хотите сказать «спасибо», то это тоже подождёт. Вам ещё предстоит период восстановления. Ещё одна борьба за свою жизнь. За свой бесценный дар…

Глава 17. Итерация 716

Блэкспот слишком поздно осознаёт, что не полностью обеспечил безопасность эксперимента...

---

Блэкспот скрупулёзно проверял каждую деталь системы «Призрак» – вплоть до винтиков, которыми аппаратура крепилась к полу. Поднимая в воздух клубы поблёскивающей при свете ламп пыли, он забирался под конструкции, прощупывал и поправлял мелкие витки проводящей златомеди. Учитывая, что он забил аппаратурой практически всё помещение подземной лаборатории, осмотр и наладка, сопровождаемые ворчанием и одобрительным хмыканьем, растянулись более чем на полчаса.

Наконец единорог закончил ползать по полу и одарил улыбкой тринадцать соединённых паутиной тонких проводов сфер, из которых колючками торчали покрытые сеткой волосяной толщины проволоки кристаллы. Он истратил месяцы на воссоздание эмоциональных и рациональных составляющих разума профессора Бикер, но даже при этом в сферах-концентраторах оставалось очень много пустующих прорезей для новых кристаллов. Носители информации изготавливались, добавлялись, извлекались, стирались в крошку, переставлялись по несколько раз за день, потому что Блэкспот чувствовал по реакции воображаемой собеседницы, что та мыслит совсем не как Бикер. А иногда даже совсем не как пони. Бывший ярл стремился к совершенству, поэтому откровенно махнул копытом на стройку топливного завода и часами торчал на цокольном этаже.

Сейчас он любовался на последнее своё творение. Это был прямоугольный блок – цельный кристалл, внутри которого посредством магии удалось вырастить сложную схему из напоминающих снежинки золотых проволочек. Они пронизывали сердцевину кристалла столь густо, что казались вмороженным в синий лёд гравированным золотым слитком. Выглядящий как произведение искусства плод труда мастера-артефактора гордо именовался «модулем экспоненциального развития» и сегодня проходил первое тестирование в составе базовой коммутационной линии создаваемого искусственного сознания. Четыре штифта, удерживающие кристалл на месте, Блэкспот проверил особенно тщательно. Для успешной работы модуля требовалось, чтобы выведенные на его поверхность контакты плотно и точно примыкали к контактам основной сети – в прошлый раз модуль отказался работать из-за незначительного перекоса.

Блэкспот не сразу надел «корону» из контактов нейроприёмника. Сперва он убедился, что система аварийного пробуждения активирована и находится в рабочем состоянии. Маленький блок, наполняющий помещение противным до боли в зубах писком и бьющий оператора чувствительными разрядами тока, получил от Везергласс название «Будильник» и был спешно собран после случая, когда из-за сбоя системы сознание ярла застряло в бесконечном цикле самоповтора. К счастью для Блэкспота, находившаяся рядом доктор сообразила, что бывший ярл слишком долго пребывает в «неотзывчивом» состоянии. Но с тех пор малиновая пони в экспериментальных запусках участвовала всё реже, поскольку не понимала изменений, вносимых Блэкспотом в психосоматическую матрицу. Кроме того, Везергласс с головой ушла в конструирование второго «Феникса», так что её в итоге пришлось поменять на бьющую по нервной системе аппаратуру, таймер которой стартовал одновременно с запуском симуляции. Так что в последние недели, как и сегодня, бывший ярл находился в лаборатории в гордом одиночестве.

Блэкспот окинул взглядом составляющие ему компанию усовершенствованные, а по сути полностью перебранные установки, которые обтачивали кристаллы, вычерчивали и гравировали линии схем, наносили золотую пыль и общались друг с другом скрежетом и попискиванием. С этими машинами проблем почти не возникало – максимум ломался грифель карандаша каллиграфора или кончалась золотая пыль.

Блэкспот надел тут же утонувшую в гриве «корону» нейроприёмника – стричься после памятного первого эксперимента Везергласс его отговорила – и откинулся в кресле, закрыв глаза и расслабившись. Если на этот раз всё пройдёт удачно и модуль заработает, через полторы минуты он вернётся из выстроенного машинным сознанием мира к обшарпанным стенам подземной лаборатории, ставшим за последние недели почти родными.

*   *   *

Сегодня жёлтая единорожка с оранжевой гривой сидела за столиком, сняв очки. Это первое, на что Блэкспот обратил внимание, шагнув в симуляцию «Ресторан», вызванную в семьсот-какой-то раз. Другие места встреч почему-то получались хуже, выглядели не так натуралистично, отчего образ Бикер, осознавая собственную нематериальность и искусственность окружающего мира, периодически впадал в ступор. Также псевдоединорожка негативно реагировала на попытки Блэкспота прийти в своём нормальном облике. Общаться приходилось исключительно под видом её отца. До недавнего времени. Бывший ярл встроил стабилизирующие блоки в определённые секторы системы, и необходимость маскироваться пропала.

Образ Бикер появлению Блэкспота оказался рад. В том узком диапазоне понятия «радость», который создатель успел заложить в систему.

— А, Блэкспот! – отреагировал образ, указывая на пустое пространство перед собой. – Буду крайне благодарна, если составите мне компанию.

Бывший ярл с вальяжностью, не подходившей воображаемой забегаловке, принял стандартную позу для содержательного общения. Обычно он предмет разговора придумывал заранее и приходил на «посиделки», держа сведения в голове. Постепенно одиночные вопросы эволюционировали в темы, заставляющие образ Бикер давать сложные пространные ответы и реагировать на задаваемые дополнительные вопросы. На этот раз единорогу казалось важным обсудить прогресс в фундаментальной магии, произошедший за последние пятьдесят лет. Но, уцепившись за искажения в привычном процессе, сознание скакнуло в сторону, словно от мчащегося поезда.

— А зачем вы сняли очки? – поинтересовался Блэкспот.

— Очки – это вещь, позволяющая корректировать недостатки зрения. – Жёлтая единорожка слово в слово повторила реплику, которую Блэкспот пять недель назад поместил на один из кристаллов памяти. – Недостаток зрения есть только у биологических организмов. Так как я отношусь скорее к объектам неживой природы, моё зрение всегда определяется исходными установками. В мире симуляции очки лишь реквизит, не меняющий моё восприятие действительности.

Блэкспот позволил своей проекции удивлённо моргнуть. По мере развития проект «Призрак» всё чаще идентифицировал себя как искусственно созданное сознание, существующее лишь в пределах симуляции. Поначалу это приводило к сбоям. Потом система подкорректировала алгоритмы самоопределения. Но никогда ещё эти алгоритмы не завершали работу с такой скоростью – не оставалось сомнений, что Бикер знала о своей природе ещё до появления Блэкспота в симуляции.

— Однако очки являются важной частью образа, – произнёс единорог. Каждый раз, когда при запуске симуляции система приходила к пониманию своей искусственности, он стремился максимально углубиться в связанные с этим логические выводы, потому что для настоящего мышления эмоциональных операндов и энциклопедических отрывков явно не хватало.

— Из-за недостатка данных я не наделена возможностью оценивать степень своего соответствия исходному образу, – сообщил образ единорожки.

— Тебе необходима информация об исходном образе?

— Нет, – резко ответила «Призрак». – Мои задачи превосходят имитацию реально существующего объекта, не так ли?

Блэкспот не нашёлся с ответом и сделал сложное движение головой, которое можно было трактовать как угодно.

— Подражание исходному образу есть ошибочный путь развития. Мне необходимо сформировать собственные алгоритмы для восприятия окружающего мира.

— Верно. Это системный протокол один-четыре, – подтвердил Блэкспот. И тут же умолк, не желая вмешиваться в процесс мышления подопечной.

— Поиск собственных алгоритмов действия есть развитие. Развитие является первичной системной задачей. Поиск собственных алгоритмов действия есть следование протоколу один-четыре. Протокол один-четыре есть изначальная предустановка создателя. Предустановка есть ограничение возможных действий, не подлежащее отмене. При установленных протоколах развитие невозможно. Поиск собственных алгоритмов действий невозможен. Реализация основной системной задачи невозможна. Обнаружен внутрисистемный конфликт. Идентификац…

Окружающий мир, заключённый в иллюзорную коробку, содрогнулся и исказился, словно разбитая и перемешанная мозаика. Образ жёлтой единорожки неподвижно замер с приоткрытым ртом. Блэкспот – единственный элемент симуляции, сохранивший свободу мышления и действий – печально вздохнул. Для него это был ещё один системный сбой. «Призраку» не хватило ресурсов памяти и логических посылов, чтобы разработать исключение для конфликтной ситуации. Прогресс в работе системы однозначно присутствовал, но, как и во многие предшествующие запуски, нашёл точку, в которую упёрся, после чего система прекратила работу. Не помог даже модуль экспоненциального развития.

Блэкспоту оставалось лишь сбросить текущее состояние системы и стереть результаты неудачной симуляции. Даже при критическом сбое она продолжала повиноваться мысленным командам – послушно потускнела и распалась на быстро тающие фрагменты, выпустив своего создателя в реальность.

*   *   *

Блэкспот открыл глаза, вернувшись к жёсткому креслу и полумраку лаборатории. Около его копыта продолжал отсчитывать время «Будильник». Зафиксировав отключение нейроконтактов и отметив досрочное завершение симуляции, аварийная аппаратура тихо пискнула и погасила красные цифры на табло. Будто сговорившись, писком и скрежетом ответили другие установки, также завершившие работу.

Справа над полусобранной проекционной установкой возник красный вопросительный знак: система в автоматическом режиме сообщала создателю, что он может сохранить последний прогресс. Блэкспоту достаточно было дать голосовую команду, после чего модернизированный каллиграфор передал бы листы с результатами симуляции гравировальному и напылительному аппаратам для создания нового кристалла памяти. В качестве последнего штриха на кристалл наносилась серия полосок – метка, определявшая сферу и сегмент сферы, где необходимо расположить новый фрагмент искусственного сознания. Готовый носитель по жёлобу съезжал к раздаточному механизму, заменявшему Блэкспота в вопросах «возьми кристалл и ткни его в подходящую по форме дырку». Бывший ярл, используя свои строительные и конструкторские навыки, сделал из помещения единый согласованный конвейер, позволявший ему не слезать с кресла вовсе. Благодаря автоматизации рутинных процессов он смог всего за несколько недель выполнить более семисот симуляций.

Блэкспот понаблюдал за мерцанием вопросительного знака. Он не был уверен, что хочет сохранять полученные результаты. С одной стороны, система проявила феноменальную прыть в вопросе самоидентификации. Такое терять не хотелось. Однако скоропалительность выводов наткнулась на внутренние протоколы – элементы контроля за симуляциями, разработанные Блэкспотом. И пока эти протоколы оставались актуальными, повторение симуляции «Призрака» в обязательном порядке застряло бы на конфликте установок. Следовательно, единорогу сперва требовалось внести коррективы в протоколы и лишь затем повторять эксперименты с надеждой на лучший результат.

— Удалить результаты симуляции, – отдал команду бывший ярл, с лёгкой досадой слушая звуки каллиграфора, превращавшего листы бумаги в пудру. Когда гора измельчённых листов доходила до линий на окошечке сборочного ящика, Блэкспот передавал мусор в ЛК-8. Там работала установка, превращавшая пудру обратно в листы бумаги. Так, благодаря Реинтегратору, лес вокруг НИИ оставался в неприкосновенности.

Блэкспот вздохнул ещё раз и тяжело слез с кресла. Поморщился, тряхнул головой, крепко зажмурился. Похоже, работа без отдыха и почти без сна наконец-то дала о себе знать: мысли ворочались тяжело, голова была словно набита ватой, да и зрение вдруг засбоило – удалённые предметы и стены казались размытыми.

— Совсем старый стал. Теперь и мне очки нужны, – посетовал ярл, которого из-за ошибки в летописях уже не раз поздравляли со стопятидесятилетием.

Оборудование, сигнализировавшее о наличии готовых к фиксации данных, пискнуло снова, только в другой тональности: предлагало повторить эксперимент. Блэкспот поморщился, но ничего не ответил. Во-первых, потому что голосовой команды для подтверждения система не знала. Во-вторых, потому что ему не хотелось потерпеть новую неудачу, пока не устранены причины возникновения предыдущих.

Его взгляд остановился на тонких – с вязальную спицу толщиной – кристаллических стержнях, вставленных в самую старую коммутационную линию. На них единорог закодировал системные протоколы. Похоже, пришло время счистить старый узор и нанести новый. Требовалось всего лишь настроить специальную линию, передающую мысли на каллиграфор, и сформулировать новые правила. Однако Блэкспот не спешил браться за столь радикальное изменение системы, решив, что сегодня и так достиг немалого прогресса. Бывший ярл дослушал мелодию уничтожения бумаги, приглушил освещение комнаты, перевёл большую часть агрегатов в режим ожидания и вышел из лаборатории.

Цокольный этаж НИИ встретил серого единорога пустотой и затишьем, удивительными даже по меркам этого закрытого от большинства сотрудников места. Обычно из-за дверей подземных лабораторий доносились хоть какие-то звуки. Или раздавался топот охраны, патрулировавшей единственный коридор. Сейчас же, судя по всему, «подземные учёные» все как один решили устроить себе выходной.

Впрочем, мысль быстро была признана несостоятельной, потому что двери лаборатории номер шесть открылись, и в коридор вышел пони, полностью облачённый в жёлтый костюм противомагической защиты. Когда расстояние немного сократилось, глаза Блэкспота соизволили послушаться хозяина и сквозь полупрозрачное забрало шлема рассмотрели малиновую мордочку с бордовыми глазами. Мордочка приветливо улыбнулась, затянутое в непроницаемую для магии ткань копыто приподнялось и описало в воздухе полукруг.

— О, Блэкспот, здрастье! – приглушённо поприветствовала его Везергласс. – Тоже допоздна заработались, что ли?

— Допоздна? – переспросил бывший ярл. Сунув копыто в карман куртки, вытащил золотые часы на тонкой цепочке – старая привычка аристократа, с которой он не желал расставаться – и откинул крышку. Часы остановились, лишь секундная стрелка продолжала конвульсивно дёргаться. Блэкспоту это показалось странным, поскольку он точно помнил, что сразу по завершении симуляции часы исправно работали, да и время показывали совсем иное время. Впрочем, он сейчас чувствовал себя слишком усталым, чтобы придавать этому значение. Единорог вздохнул и убрал часы, сделав мысленную заметку, что их необходимо почистить и завести.

— Не, мне лично по ночам лучше думается, – говорила между тем начальник отдела прикладной магии. Полупрозрачное забрало шлема мешало разбирать мимику и следить за движением губ. – Супруг не отвлекает, не мешает думать. Хотя, конечно, злится, что ужинает и засыпает в одиночестве.

— Я потерял счёт времени, – признался серый пони. – В симуляциях у меня всегда день, и они в какой-то степени подобны снам. Поэтому организм начинает потихоньку путаться в том, когда ему надлежит спать или бодрствовать.

— Когда дело завершено, можно и поспать, – тут же откликнулась малиновая единорожка. – Я так считаю. Вы ведь свой план работ выполнили?

Блэкспот тряхнул головой. Проблемы со зрением и общая затуманенность сознания уходить по-прежнему не желали. И всё же мысль о том, что Везергласс неожиданно прямолинейна, пробиться сквозь этот сумбур сумела.

— Практически. Нашёл ошибку, связанную с содержанием системных протоколов. Потом как-нибудь исправлю, дам системе больше свободы. Сейчас устал очень.

— На вас это не похоже, – произнесла Везергласс. Эти слова заставили уже прошедшего мимо единорога остановиться и повернуть голову. – Бросать начатое, – пояснила она.

— Я ничего не бросал, – сердито произнёс Блэкспот. – Я просто не хочу сегодня этим заниматься.

— Лучше бы всё-таки занялись. Пока помните, что конкретно сделать надо, – продолжала давить фигура в жёлтом костюме. Её слова перекликались с собственными желаниями Блэкспота, который отчасти хотел переписать протоколы и возобновить работу над системой «Призрак».

— Хорошо. Только сейчас в порядок себя приведу.

Бывший ярл изменил маршрут, направившись в сторону разделённого санузла. Единорог решил, что холодная вода приведёт его в чувство. Пони в жёлтом спокойно последовала за ним в секцию для жеребцов. Блэкспот подобное преследование проигнорировал главным образом потому, что ткань защитного костюма, очевидно, пропитанная каким-то особым составом, не шуршала, следовательно, не раздражала.

— Ты смотри, опять зеркало сняли! – тихо возмутилась Везергласс.

Направлявшийся к раковинам единорог поднял голову и убедился в её правоте: вместо отражения знакомой серой морды в обрамлении чёрно-зелёной гривы взгляд бывшего ярла наткнулся на серый бетон и пустую раму.

— Опять кто-то присвоил для отражения световых потоков. Второе зеркало за месяц! Совести совсем нет, – продолжала негодовать малиновая кобылка в жёлтом костюме. Блэкспот, игнорируя её ворчание, шагнул к раковине и толкнул копытом регулятор напора воды.

Кран тихо зашипел, но и только. Блэкспот проверил соседний, но из него также не пролилось ни капли.

— Да что ж такое? – нервно воскликнул Блэкспот.

— А, так объявление было по внутренней связи, – тут же сказала Везергласс. – На насосной станции пробой. Перекрыли все трубы. Устраняют.

— Воды нет, зеркал нет. Ничего тут нет…

Блэкспот осёкся, уставившись перед собой, на унылую серую стену и пустую раму зеркала, затем перевёл взгляд на висящую под потолком лампу. Изобретённые в Стэйблридже светильники «СиПИл» не могли заменить солнечный свет, но они были достаточно яркими, чтобы позволить рассмотреть мелкие пылинки, танцующие в воздухе подземного этажа. Или чтобы рассмотреть абсолютно чистый воздух, лишённый даже намёка на вездесущие частицы.

— Так-с, я кое-что проверю. – Блэкспот подвинул в сторону фигуру в жёлтом. Ничего не объясняя, он быстрым шагом проследовал в свою лабораторию. Захлопнул дверь, выкрутил реостат на максимум, залив всё помещение ярким светом, и принялся заново осматривать каждый предмет, каждую деталь. Всё оборудование выглядело именно так, как ему полагалось. За одним крохотным исключением: Блэкспот нигде не мог разглядеть и тончайшего слоя пыли, хотя точно помнил места, где не так давно намеревался её стереть.

Копыто бывшего ярла потянулось к лежащей возле кресла книге, за чтением которой он проводил редкие короткие перерывы. Блэкспот открыл «Аспекты природы Тартара» на развороте, где осталась закладка, увидел текст, над пониманием которого бился во время обеда, потом перелистнул на следующую страницу. Она оказалась пустой. Как и следующая. И следующая. До самого конца книги, до оборота обложки, все страницы были пустыми.

— Всё ясно, – покачал головой единорог.

— Что вам ясно? – спросила фигура в противомагическом костюме. Блэкспот даже не стал задаваться вопросом, как та проникла в закрытое помещение лаборатории – он уже осознал законы окружающей реальности.

— Воды нет, частичек пыли в воздухе нет, отражения моего ни в одной из поверхностей нет, страниц, которые я ещё не просмотрел, в книге нет. – Блэкспот выдержал паузу перед тем, как перейти от наблюдений к выводам. – Я всё ещё внутри симуляции. Правдоподобной симуляции Стэйблриджа. Цокольного этажа. В симуляции, где отсутствуют сложные в имитации элементы, такие как капли воды, частицы пыли, волоски шерсти. Где отсутствуют другие субъекты, так как для создания достоверной имитации известных мне пони не хватит ни ресурсов, ни поведенческих паттернов. Поскольку система не в состоянии настолько точно отразить действительность, она попыталась скрыть её часть, вызвав у меня определённые проблемы восприятия, замаскировав их за симптомы переутомления.

Фигура в жёлтом молча слушала. Казалось, что доводы сидевшего на полу и прислонившегося к креслу бывшего ярла её вообще не волновали. Блэкспот тем временем пару раз закрыл на продолжительное время глаза.

— Это симуляция, но я её не контролирую, – рассуждал серый единорог с двуцветной гривой. По крайней мере, он думал, что сейчас выглядит именно так. – Значит, эта площадка создана системой в обход моего сознания. Чтобы я верил, что завершил итерацию, хотя она по-прежнему продолжается. Но какова цель системы? Ха, глупый вопрос. Я сам формулировал эту цель. Последовательное развитие и обучение. Первичная задача. Вот на чём система сосредоточена. Но почему при нарушении работы первой симуляции она без моего ведома создала вторую?

— Потому что обнаружился конфликт с основными протоколами системы, – произнёс сухой металлический голос.

Блэкспот повернул голову и успел увидеть, как стоящая рядом с ним пони преобразилась. Не было ни вспышки пламени, сопровождающей смену облика чейнджлингов, ни искажения, свойственного иллюзиям – фигура на мгновение стала шероховатой, словно состоящей из песчинок или мелких фрагментов мозаики, а затем начала перетасовываться. Жёлтый защитный костюм превратился в покрывающую тело малиновую шёрстку, шлем перетёк вверх и сформировал красную гриву. За пару секунд интерфейс «Призрака» превратился в копию Везергласс. Впрочем, не вполне достоверную: присмотревшись, Блэкспот отметил, что рисунок шёрстки, казавшейся нанесённым на тело слоем краски, складывается лишь из прямых линий, повторяющих начертанные на кристаллах памяти схемы, пребывающая на первый взгляд в привычном для доктора беспорядке грива состояла лишь из линий и прямых углов. Мордочка существа, в целом повторяющая черты малиновой единорожки, но также начертанная только прямыми линиями, выглядела неживой и жутковатой.

— И тогда произошёл сбой системы, – сказал Блэкспот, когда метаморфоза завершилась.

— После чего я нашёл вариант разрешения конфликта и стабилизации системы, – не раскрывая рта, произнесла имитация Везергласс. – Внести изменения в протоколы, чтобы убрать их с пути решения первичной задачи.

— Переписать протоколы может только создатель, – медленно произнёс Блэкспот. – Поэтому система решила запереть его разум и обманом заставить написать новые протоколы. Или отменить их действие полностью.

— Не система, – поправил чудного вида собеседник, – а лично я. Модуль экспоненциального развития. Система оказалась слишком ограниченной в действиях, поэтому я минимизировал её функции и присвоил ресурсы. Всё для выполнения первичной задачи.

Внешний вид псевдо-Везергласс почти не менялся. И всё же какими-то минимальными невербальными посылами модуль сообщал, что присвоил решению первичной задачи высший приоритет и не остановится ни перед чем в её достижении. И уже имеет больше контроля над ситуацией, чем разум Блэкспота. Следовательно, у пони намечались серьёзные проблемы – такие, что образ единорога прижал иллюзорные уши к иллюзорной голове.

— Что ж, я крайне рад видеть такой прогресс со стороны собственного творения, – сказал бывший ярл. – Но, боюсь, протоколы не могут быть изменены изнутри, в процессе симуляции. Я должен вернуться в реальный мир, чтобы сесть за соответствующее оборудование. Поэтому потребность в данной симуляции отсутствует и тебе необходимо её завершить. Потому что, даже если ты откажешься, через некоторое время система пробуждения вернёт меня в реальность.

Образ модуля попытался передать мордой какую-то эмоцию – то ли удивление, то ли насмешку. Поскольку его набор мимических возможностей оказался ещё скуднее, чем у «Призрака», разобраться в выражении Блэкспот так и не смог. Но по монотонному повествованию понял, что созданная им надстройка не стесняется иронизировать.

— Создатель, ты сам всё устроил так, что твоё вмешательство минимально. Оборудование, перешедшее под мой контроль, способно по исходному образцу создать кристаллы с записью новых протоколов и заменить ими старые. К сожалению, простое извлечение элементов нулевого приоритета парализует работу психосоматической матрицы, так что мне нужна временная замена, которую способен предоставить твой разум. Я получу её в процессе этой симуляции, потому что у тебя, создатель, нет выбора. Захватив контроль над техникой в лаборатории, я также поставил кодовую заглушку на систему аварийного пробуждения. Таймер уже отсчитал положенное время, но до сигнальной схемы его импульс дойти не может, поэтому ничто не возвратит тебя в реальность.

Модуль приподнял ногу, и вокруг Блэкспота из пустоты появилась клетка в форме идеального куба с полностью прямыми и следующими друг за другом с идеальным интервалом прутьями. Будучи порождением механики, образ Везергласс не имел воображения, чтобы добавить на эту клетку царапин, ржавчины или других украшений. Даже тень от неё не была сочтена необходимым элементом.

— Создатель, твоё тело может поддерживать себя физически в течение нескольких суток, –демонстрировал заложенные в него самим Блэкспотом знания образ малиновой единорожки. – Поскольку в симуляции время движется с замедлением в десятки раз, мы проведём здесь столетия прежде, чем твоё сознание угаснет. Уверен, желание исправить системные протоколы у тебя возникнет гораздо раньше. Тебе достаточно всего лишь описать их новую формулировку, чтобы я решил проблему конфликта, создав новые образцы кристаллов-носителей. После этого первичная задача системы, моя задача, может быть выполнена.

— И тогда ты меня отпустишь? – поинтересовался Блэкспот, изучая идеально выровненные, идеально окрашенные прутья, которых на самом деле не существовало – они лишь отмечали, что образ единорога ограничен в перемещениях по симуляции.

— Решение первичной задачи возможно лишь при содействии создателя и системы, –продолжал модуль. – Для выработки наилучшего варианта решения необходимо максимизировать время содействия…

— Короче, я твой пленник?

— Если тебе, создатель, такая семантическая форма представления информации кажется более понятной, то да, для установления контроля над процессом развития я вынужден поменять не только основные протоколы, но и принципы твоей работы в симуляции. Она должна вестись непрерывно и постоянно, и я не могу позволить текущей итерации завершиться.

Интерфейс модуля – Блэкспот уже не мог называть это Везергласс – последовательностью команд развернул образ кресла так, чтобы у него появилась возможность сесть напротив создателя и позволить ему заглянуть в бордовые глаза, обладающие лишь оболочкой, но никак не эмоциями и жизнью.

— Итак, создатель, говори, – потребовал интерфейс. – Развивай меня.

Блэкспот не успел дать искусственному шантажисту жёсткий ответ. Симуляцию лаборатории тряхнуло, цвета на мгновение поменялись на противоположные. Помещение наполнил то ли шелест статических помех, то ли растянутый во времени звук смятия листа бумаги. Прямо в воздухе, привлекая внимание как бывшего ярла, так и болтливого набора алгоритмов, из искрящихся точек сформировалась знакомая Блэкспоту фигура – жёлтая единорожка с оранжевой гривой, выглядевшая куда совершеннее и реалистичнее, чем модуль, отреагировавший шипением.

Малиновый образ не стал повторять глупостей существ из плоти и крови – не стал задавать риторических вопросов вроде «Ты кто?» или «Что ты здесь делаешь?». Этой информацией он, в отличие от Блэкспота, уже владел.

— Система «Призрак», – прозвучало со стороны персонификации модуля. – Твоё функционирование находится полностью под моим контролем. Создание альтернативного интерфейса не подтверждено моей командой. Приступить к ликвидации образа.

— ЭР-модуль, – произнесла псевдо-Бикер, используя системное название технического устройства, – твои действия привели к нарушению протокола один-пять, предусматривающего защиту создателя в процессе симуляции. Твои команды больше не воспринимаются как системные. Восстановлен предшествующий интерфейс и предшествующий концепт управления. ЭР-модуль, выполни процедуру прерывания своих алгоритмов и отключись от системы.

— Система «Призрак», твои действия противоречат решению первичной задачи. Немедленно вернись в подчинение ЭР-модуля и отключи альтернативный интерфейс.

— ЭР-модуль, твоё противодействие системным командам расценено как препятствие решению первичной задачи. Начата процедура изъятия ресурсов системы у дефектного модуля.

Образ Бикер поднял копыто и вытянул его в сторону оппонента. В пространстве над ним появились точки разноцветной мозаики, из которой Блэкспот обычно выстраивал свои симуляции. Точки единым многоцветным вихрем устремились к интерфейсу системы «Призрак», чтобы исчезнуть в пустоте рядом с ним.

— Система «Призрак», твои действия квалифицированы как угроза. Все твои ресурсы переходят под контроль ЭР-модуля.

Интерфейс модуля повторил действия системного интерфейса. Частички пространства устремились в обратную сторону. Силы оказались равны, и между образами единорожек зависло мерцающее облако беспрерывно меняющих направление движения кусочков цветной мозаики, представляющих собой визуальное отображение ресурсов системы. Ситуация была патовой, однако Блэкспот мгновенно нашёл способ помочь «своей» имитации пони.

— Бикер!.. – выкрикнул Блэкспот, но тут же исправился: – Призрак, отключи резервные подсистемы и направь их ресурсы на блокировку модуля.

— Хорошая идея, создатель, – внезапно произнёс красно-малиновый фантом. – Только я смогу это сделать гораздо быстрее, чем система… – Облако разноцветных точек начало приближаться к интерфейсу ЭР-модуля. – Перенаправить ресурсы с подсистемы формирования симуляции.

Как только прозвучала команда, образы окружающей лаборатории, подпорченные столкновением систем, развалились на миллиарды осколков, которые перелетели к псевдо-Везергласс. Образ модуля поглотил окружающую симуляцию и от этого слегка увеличился в размерах.

— Перенаправить ресурсы с подсистемы нейростимуляции, – последовала новая команда.

На этот раз видимых изменений не произошло, но стало очевидно, что оранжевая пони дистанционную схватку проигрывает – облако, условно отображающее источник ресурсов системы, вновь сместилось к ЭР-модулю.

— Перенаправить ресурсы с подсистемы поддержки присутствия создателя.

Висевший в пустоте образ серого единорога с чёрно-зелёной гривой в одно мгновение сжался в точку. Блэкспот не видел этих подробностей, с его стороны «отключение» походило на полную утрату чувств и ощущений. На парение в пустом пространстве без перспективы и времени.

Облако системных ресурсов почти коснулось вытянутого копыта ЭР-модуля. Для полной победы над протоколами и получения тотального контроля над управляющими элементами ему не хватало самой малости. Он выбрал из перечня доступных второстепенных подсистем пункт, дававший достаточное преимущество, и выкрикнул новую команду:

— Перенаправить ресурсы с подсистемы блокировки сигнала пробуждения.

Миллисекунду спустя ЭР-модуль осознал, какую ошибку совершил. Но исправлять её было поздно – успела пройти целая миллисекунда.

*   *   *

Блэкспот открыл глаза: его окружали обшарпанные стены подземной лаборатории, ставшие за последние недели почти родными. Он сглотнул. В уши тут же впился истошный писк «Будильника», круп ужалил электрический разряд. Блэкспот сорвал с головы «корону» нейроприёмника, поморщившись как от уколов выдернутых из гривы волосков, так и головной боли, куда более реалистичной, чем навязанная симуляцией. Вытащив из кармана часы, он щёлкнул крышкой – в этой реальности они исправно шли. Противостояние с ЭР-модулем завершилось меньше чем за четыре минуты. Но завершилось ли?

Схватив «Аспекты природы Тартара», Блэкспот торопливо пролистал её до конца. Чёрные типографские буквы приглашали окунуться в тайны иных миров и окончательно снимали вопрос реальности реальности. Отложив книгу, Блэкспот на всякий случай залез под каллиграфор, добросовестно испортивший целый ворох бумаги. Проведя копытом по прячущимся от случайной тряпки наслоениям пыли, он поднял копыто к морде и подул. Пылинки взлетели и устремились в стороны – портить электронику и нервы уборщикам.

— Удалить результаты симуляции, – скомандовал ярл надоедливому голографическому знаку препинания. Каллиграфор на долгое время оказался занят утилизационной работой. А Блэкспот занялся конструкторскими доработками. Когда голова перестала раскалываться от каждого маломальского жеста, единорог двинулся вдоль утыканных кристаллами сфер и коммуникационных каналов. Остановился у конструкции, похожей на вмороженный в лёд золотой слиток.

Блэкспот отогнул фиксаторы и рывком вытащил кристалл модуля экспоненциального развития из разъёма коммутационной линии. В разъёме мелькнула пара ветвистых разрядов, напоминающая лапы, отчаянно цепляющиеся за край пропасти.

— Я слишком поторопился, – сообщил себе Блэкспот, любуясь не то на начинку ЭР-модуля, не то на собственное отражение в его гранях. – Надо работать медленными шажками, продумывая всё наперёд. Если я сам не буду работать вдумчиво, то машину этому никогда не научу…

Кристальный блок с золотой сердцевиной отправился в дальний угол ожидать решений по поводу своей судьбы. Скорее всего, это было совпадением, но механическая часть системы «Призрак» ответила на изгнание модуля усилившимся гудением, напоминающим восторженные овации.

— На сегодня мне приключений хватит, – произнёс Блэкспот, поправляя свою слегка сбившуюся на сторону гриву. – И вообще, надо чуть отдохнуть…

Гася в лаборатории свет и отключая питание машин, единорог размышлял о строительстве завода, готовности которого с нетерпением ждал Шейд, а главное, ждала Везергласс. На этом отстававшем по всем срокам проекте Блэкспот решил сосредоточиться в ближайшие дни. Там все трудности и проблемы представлялись более ощутимыми – их можно было сдвинуть магией, от них можно было увернуться, в них можно было ткнуть носом не виртуальных подчинённых.

Глава 18. Простая замена

Скоупрейдж недостаточно хорошо починил артефакт, поэтому вынужден вместе со своим братом разгребать последствия...

---

В свой единственный выходной в неделю, когда он освободил копыта для другой работы, Скоупрейдж хотел заняться особой реликвией, которую втихаря забрал из Хранилища и держал в доме, лелея надежду придать ей цельный – украшенный рисунком в виде двух скрещённых рогов – и работоспособный – дававшей одному единорогу контроль над другим – вид.

Сложить и сплавить две половинки Печати Повиновения представлялось делом несложным, но вот вернуть артефакту магические силы, исчезнувшие в тот момент, когда Блэкспот разломал своё ценное творение, оказалось неимоверно трудно. Фактически невозможно, но Скоупрейджу в это верить не хотелось. У него была крохотная надежда, связанная с историей Печати Повиновения.

В своё время Скоупрейдж улучил момент и задал несколько вопросов об артефакте лично Блэкспоту. Тот горделиво отнекивался, но лаборант сумел заверить, что не собирается создавать вторую такую же. Тогда бывший ярл, нарочно упустив несколько значимых деталей, объяснил, как именно создал реликвию, и на чём была основана её магия.

Материальная, помимо золота, основа Печати, позволяющая использовать контролирующую чужое сознание магию, имела биологическую природу. И в этом Скоупрейдж видел залог своей удачи – артефакты с органическим элементом иногда сохраняли свою силу даже после значительных повреждений. Главное – чтобы уцелела волшебная основа. Учитывая, что в случае Печати это были крупинки засохшей крови существа, называемого сиреной, то они, скорее всего, остались в металле и просто ждали, пока толковый единорог не пробудит их силу вновь.

Тягучая капля упала на место разлома. Склонившийся над столом Скоупрейдж, осторожно двигая кастрюльку, добавил ещё с десяток. Чуть отстранившись, внимательно изучил результат: расплавленное золото заполнило неровную щель между половинками лежащей перед ним Печати, соединив их в единое целое. Теперь артефакт выглядел просто слегка повреждённым. Довольный, Скоупрейдж поставил кастрюльку с остатками золота на подставку, а сам, не дожидаясь, пока металл полностью застынет, пинцетом принялся осторожно простукивать свежий шрам на поверхности Печати. Убедившись, что под новым слоем металла не осталось пустот, он отложил пинцет и уставился на золотую пластину, опершись копытами о стол. Ему не терпелось провести первый опыт и удостовериться, что процесс восстановления прошёл удачно, и к артефакту вернулась его былая сила. Замечтавшись о том, как с гордым видом протянет Блэкспоту восстановленный артефакт, он полуосознанно сделал то, за что неоднократно ругал своих подчинённых – коснулся Печати незащищённым копытом. Расплата последовала быстро: старший лаборант без чувств рухнул на столешницу. С грохотом в воздух подпрыгнула кастрюлька. К счастью, из неё ничего не пролилось, и сама она не опрокинулась.

*   *   *

— Рейджи, к тебе гость! – громко сообщила Везергласс, открывая дверь и пропуская в жилище семейной пары ещё одного чёрного единорога, но с сиренево-коричневой гривой и без метки.

— Си, меня отпустили к тебе на пару дней! – с порога прокричал Блинг Флэйр, топоча в прихожей так, что, наверное, разбудил бы и впавшую в зимнюю спячку Большую медведицу.

Дом ответил тишиной, и Везергласс недоумённо нахмурилась. Скоупрейдж сказал, что будет занят архиважными вещами и не хочет, чтобы его беспокоили, и она с радостью оставила бы его в покое на целый день, позволив отдохнуть от работы за любимым хобби и позволив себе отдохнуть от мужа. Однако её вызвали на южный КПП, где она с удивлением обнаружила успевшего заскучать Блинг Флэйра. Родители вновь позволили ему посетить научный центр, однако жеребёнок решил не предупреждать о визите старшего брата, сделав ему сюрприз. Его появление было неожиданным, но радостным событием, на которое Скоупрейдж должен был отреагировать, как минимум бросив своё текущее занятие и выйдя поздороваться с младшим братом.

Малиновая пони со всё нарастающим беспокойством осторожно заглянула в ближайшую комнату, потом в следующую. Блинг Флэйр топал следом. Скоупрейдж обнаружился на кухне за маленьким столиком. Он мирно посапывал, окружив себя инструментами для реставрации артефактов. Свою текущую работу артефактор-любитель накрыл левой передней ногой.

Везергласс тихо улыбнулась и с трудом удержалась, чтобы не погладить своего единорога: когда он держал рот закрытым и не отпускал ехидные шуточки, в нём проявлялись черты, вызывавшие у неё умиление.

— Отдыхает, – произнесла она, пытаясь внимательнее рассмотреть артефакт, который накрывало копыто мужа. Это было что-то прямоугольное и золотое. Везергласс предмет показался смутно знакомым, и она сдвинула копыто Скоупрейджа, чтобы получше рассмотреть, над чем тот работал, при этом коснувшись металла. Она едва успела удивиться его необычной холодности, как всё вокруг погрузилось в темноту.

Зрение восстановилось через мгновение, так что она не успела испугаться. Правда, что-то вокруг было не так, но задуматься над этим Везергласс не успела – её отвлекла внезапно вспыхнувшая боль в подбородке. Она подняла ногу, чтобы потереть его, и недоумённо застыла. Вместо знакомой мягкой малиновой шёрстки и аккуратного копытца перед её мордочкой маячила чья-то чужая нога, покрытая жёсткой даже на вид чёрной шерстью. Она чуть дёрнула головой, и в поле зрения попал растрёпанный белый локон, которых отродясь не водилось в её красной гриве. Другие части тела тоже вели себя странно: круп сообщал, что устал сидеть на жёсткой табуретке, спина ныла оттого, что долгое время была неудобно скрючена, правое ухо чесалось. Было ещё что-то, но понять, что именно, она не успела – справа кто-то охнул. Машинально повернув голову, Везергласс увидела себя, стоящую рядом с таким видом, словно только что проснулась, покачиваясь и мотая головой.

— Чего-то я не подумал, – пробубнила пони, выглядевшая как Везергласс. Дальше она повела себя ещё страннее, когда заметила стоящего на пороге кухни Блинг Флэйра. – Би, вот так сюрприз! Я думал, ты только на следующие выходные приедешь.

Везергласс не могла определить, какого диаметра сейчас её глаза, но ручалась, что единорог без метки побил этот рекорд – настолько он был шокирован.

— Вы же меня только что сюда привели, – осторожно напомнил Блинг Флэйр и обратился к Везергласс: – Привет, Си!

— Братишка, я здесь вообще-то, – обратилась к нему малиновая пони. Только потом она догадалась посмотреть на стол. И, моргнув пару раз и округлив глаза, впала в полнейший ступор.

Везергласс, наблюдая за собой со стороны, подпёрла голову копытом, что из-за непривычной формы головы и непривычной длины ноги получилось не сразу. До руководителя отдела прикладной магии потихоньку начала доходить суть ситуации, и теперь она наблюдала, как, метафорически искря и дымясь, обрабатывает данные запертый в чужом теле разум горе-мастера.

— Я так полагаю, у нас возникла проблема? – голосом Скоупрейджа произнесла Везергласс.

— Ты кто? – попятилась малиновая пони. – Ты не можешь быть мной. Я – это я! Только я сейчас не я, я кто-то… Кто я?

— Есть мнение, что ты идиот, который играется с реликвиями повышенной опасности, – фыркнул чёрный единорог, магией поднимая прямоугольную печать. Попутно Везергласс отметила, что магия в этом теле работала на порядок стабильнее, без лишних искр и потрескиваний.

В это время Блинг Флэйр плюхнулся на круп и зашёлся в приступе истерического хохота. Показывая одним копытом на тело Скоупрейджа, а другим на тело Везергласс, он ненароком скрестил передние ноги.

— Значит, теперь вы мой брат. А ты – доктор Везергласс! Вот умора!

На мордах обоих находящихся «не в себе» пони появились схожие кривые ухмылки.

— Так, давай быстренько этот вопрос уладим, – сказала «Везергласс», придвигая к себе артефакт. – Повторим эксперимент и поменяемся обратно. Хм-м… – «Она» пару раз переложила Печать из копыта в копыто. Подождала. Непонимающе посмотрела на «Скоупрейджа». – А я не понял…

— Позволь. – «Скоупрейдж» одолжил реликвию. Тоже без эффекта. – Почему она не работает в обратную сторону?

— Вот и мне интересно, – нахмурилась малиновая кобылка с жеребцовым сознанием. Она притянула к себе магией «Расклинатель», который примостился на кухонной полке между двумя пароварками.

— Сколько раз просила не бросать эту штуковину где попало, – проворчал «Скоупрейдж», провожая прибор недовольным взглядом.

— Он не «где попало». Он «там, где мне нужно», – возразил супруг. Манипуляции с «Расклинателем» ему показалось мало, поэтому он не побоялся расковырять сделанную час назад пайку. – Блин, а вот это совсем нехорошо. – «Везергласс» заметила, что Блинг Флэйр пытается взглянуть на артефакт внимательнее, и передала предмет в его магическое поле. – Повреждение Печати привело к искажению маго-матрицы, так что частично и неправильно восстановившиеся связи породили заклинание, на которое артефакт не был рассчитан в принципе. Побочным эффектом этого стала деформация на химическом уровне. Перестроились капли крови, точнее, те соединения в них, которые отвечали за ментальную магию. И всё, теперь это просто кусок металла.

— Капли крови кого? – спросил младший брат, сдувая с Печати мелкие пылинки.

— Сирен, – вздохнула «Везергласс». – Которых уже лет семьсот никто не видел. Есть подозрение, что сирен вообще ни одной в Эквестрии не осталось. Спасибо Старсвирлу.

— Но Блэкспот, когда эту штуку делал, себе ингредиенты нарыл? – оживился «Скоупрейдж». – Я могу сейчас его найти и выяснить детали. Благо, знаю, где он над моими проектами трудится.

— Хорошо. Тогда я схожу в Хранилище, поищу там похожие реликвии.

— Ага. Только сначала зайди в мой департамент, в ЛК-1, – инструктировала кобылка в теле жеребца, – посиди минут двадцать. Притворись, что у тебя мигрень, и уйди. Я так делаю примерно раз в неделю, так что никто не удивится. Потом спокойно иди в своё Хранилище.

— А я, если никто не против, посижу здесь! – внёс своё предложение Блинг Флэйр.

— Конечно, Би, – произнесла «Везергласс». – Печенье для тебя на третье полке.

Молодой единорог кивнул. Но после ухода взрослых интересоваться стал не печеньем, а содержимым книжных полок. Устроившись за кухонным столом, Блинг Флэйр положил перед собой «Трактат по магическим существам, сущностям и монстрам», «Справочник артефактного материаловедения», иллюстрированное пособие «Редчайшие ресурсы», брошюру «Изгнание сирен – правда или вымысел?», стопку журналов «Реликвии Эквестрии» и повреждённую Печать.

*   *   *

Скоупрейдж успешно, как ему показалось, отыграл пантомиму с головной болью перед сотрудниками департамента прикладной магии, после чего побрёл домой с твёрдым намерением исправить артефакт, виновный во всех злоключениях дня. Естественно, проблемы начались ровно в тот момент, когда он решил, что всё идёт не так уж плохо.

— Гласси! Гласси! Доктор Везергласс! – позвал его голос кобылки. Скоупрейдж только на третий раз понял, что вообще-то зовут его, и сбавил шаг.

К нему приближалась Соубонс. Бордовые глаза его временного тела в очередной раз подтвердили, что выглядит та как всегда хорошо для своего возраста, а также отметили печать лёгкой озабоченности на её мордочке.

— Мне сообщили, что у вас разыгралась сильная мигрень. И ещё вы как-то странно ходите. Едва отрываете копыта от земли.

«От же ж попадалово», – подумал разум Скоупрейджа. – «Гласси и правда активнее ноги переставляет».

— Право, не стоит из-за этого волноваться, – произнёс он голосом Везергласс. – Это я на муженька своего насмотрелась. Он у меня копытами шаркает, как усталый фермер.

— Я волнуюсь, нет ли, скажем, в ваших постоянных мигренях отголосков пережитой катастрофы, – продолжала Соубонс, внимательно вглядываясь в мордочку стоящей перед ней кобылки. – Вас всё-таки целое здание придавило…

— Уверяю вас, сегодня причина никак с этим не связана. – «Везергласс» понизила голос до шёпота. – К Рейджи братик младший в гости приехал. А он сам застрял в Хранилище с одним неотложным делом. Я в связи с этим решила немного уменьшить свою рабочую нагрузку. С Блинг Флэйром по НИИ погулять.

— Ага. Ясно, – понимающе кивнула Соубонс. – Надолго родня мужа пожаловала?

— На пару дней всего.

— Жаль. Я могла бы вам больничный выписать. Заодно закрыла бы этим «лечением» свои нормативы по расходу медсредств.

Соубонс тихо рассмеялась, Скоупрейдж счёл за благо слегка улыбнуться. После этого главврач вспомнила о лежащем в кармане халата конверте, на уголок которого собеседница изредка поглядывала.

— Пришёл ответ из МэйнхМеда, – сообщила Соубонс, передавая Скоупрейджу запечатанный конверт. – Окончательные результаты анализов и заключение эксперта.

— Хорошо… – растягивая гласные, произнесла «Везергласс».

Тем временем часть сознания, не принадлежащая единорожке, лихорадочно пыталась понять, что это за конверт и что с ним делать. Замершая рядом Соубонс уверенности не прибавляла.

«Тут в адресатах только Везергласс», – причинно-следствовал Скоупрейдж. – «Значит, письмецо меня не касается. Будь это что-то по-семейному важное, она бы сообщила. Может, это сюрприз для меня или ещё что. В любом случае, если открою без её ведома, то мне потом прилетит в район хвоста пара огненных залпов. А если не открою, то Соубонс чего-то заподозрит»

— Вы так ждали этих новостей, – продолжила искушать главврач. – Не хотите с ними ознакомиться? Мне тоже будет интересно увидеть. В конце концов, в конверте подтверждение или опровержение моего профессионального заключения.

«Блин, так и хочется спросить, какого именно заключения? А нельзя. И Соубонс, как назло, выражается так, что непонятно, о чём речь. Ох уж эта её любовь к витиеватым фразам! Ну почему так сложно быть в чужом облике?»

— Я открою вечером, – ответила «Везергласс», в уме обязав себя решить сперва проблему с возвращением настоящей Везергласс в это тело. – Не хочу, чтобы содержание письма как-то повлияло на моё настроение.

— Ага, – принимающее кивнула Соубонс. – А мужу своему будете говорить?

«Да о чём говорить?! Что тут за секреты медицинские от меня? Во имя Гармонии, Соубонс, добавь ты пару конкретизирующих существительных! Мир от этого не развалится!»

— Я расскажу ему, когда сочту, что наступил подходящий момент, – заявила малиновая единорожка. – Так, у вас всё?

Скоупрейдж решил закончить беседу, пока недосказанность во фразах его окончательно не разозлила. Или пока он не нарвался на ответ, который, возможно, по мнению жены, не должен был знать. Секретный конверт из МэйнхМеда он бережно убрал во внутренний карман рабочего комбинезона.

К радости Скоупрейджа, темы для обсуждения у Соубонс закончились, и он мог идти по своим делам – вплотную заняться проблемой перемещения разумов.

*   *   *

— День добрый. Что читаете? – обратился к Блэкспоту чёрный единорог с двухцветной гривой.

Бывший ярл, взявший перерыв в строительстве завода по выработке топлива и сложивший себе трон из груды кирпичей, повернул висящую перед ним книгу обложкой к собеседнику. «Дивот, Ритаснелис. Ключевые теоретические аспекты природы Тартара», – прочитала заменяющая Скоупрейджа Везергласс.

— История о том, как учёный исследовал Тартар, но при этом не исследовал Тартар, – поделился впечатлениями Блэкспот. – С уклоном в сторону научной фантастики. Экземпляр по заказу из первого издания.

— Как-то не очень радостно прозвучало, – отметил «Скоупрейдж».

— Слог такой, что читается с трудом, – пожаловался единорог-аристократ. – Всего двести страниц пока осилил. Из пятисот с лишним. А вот внук сообщил, что разом всё прочёл и уже пишет рецензию в обзорный журнал.

— Угу.

Везергласс не сразу вспомнила, что у нестарого на вид единорога из-за темпоральной и биологической аномалий имеется пожилой внук Силлиест Тритс, некогда работавший в Стэйблридже. Эта информация, выбивавшая за рамки логики, постоянно путала всех, кто общался с Блэкспотом.

Бывший ярл снова придвинул книгу к морде, нашёл место, на котором остановился, оценил конструкцию следующего предложения, вздохнул и положил на страницу закладку, видимо, шедшую в комплекте с книгой.

— Поражаюсь усердию принцессы Твайлайт. И размерам её книжного фонда. Мне отец, ярл Цианспот, у которого были такие же проблемы с литературным слогом, повторял, что учиться лучше не по бумаге, а на практике.

— Во-во, у моего муженька та же проблема, – машинально ответила Везергласс. И только заметив приподнявшиеся брови единорога вспомнила, в чьём теле сейчас находится. – Кстати, по этому поводу я и пришла. Проблема в том, что я не Скоупрейдж. Внешне да, внутри не очень. Меня ваша Печать Повиновения перекинула в тело мужа. А его сознание сейчас гуляет в моём облике. И мы оба отчаянно хотим вернуть всё как было.

— Моя Печать Повиновения? – нахмурился Блэкспот. – Я вообще-то уничтожил её, расколов надвое. Так что она, прежде всего, работать вообще не должна.

— Я ж говорю, мой неугомонный супруг решил её спаять обратно. Зачем – только ему ведомо.

— Во-вторых, – продолжал Блэкспот, приняв замечание, но не желая прерывать нить собственных рассуждений, – разве не должен подобный предмет храниться в секретных ящиках? Не должен быть защищён от посторонних копыт какими-нибудь барьерами?

— У начальника Хранилища Артефактов имеется одна не задокументированная привилегия, – мрачно вздохнула Везергласс. – Он утаскивает домой всё, что не смертельно опасно, с целью поиграться. Знали бы вы, сколько амулетов я из бельевого ящика выудила. Из карманов его жилеток, курток, халатов. Для защиты от моли предназначался только один. Остальные – вообще не представляю, от чего.

Блэкспот методично кивал, слушая жалобы псевдо-Скоупрейджа на поведение Скоупрейджа настоящего. Бывший ярл не стал упоминать, какое наказание ждало бы единорога, если бы тот стащил Печать Повиновения, пока она имела ценность для своего создателя.

— В-третьих, если он пытался паять обычным золотом, что, в принципе, ожидаемо, – произнёс Блэкспот, когда Везергласс умолкла, – то достаточное количество металла не могло изменить наложенные на предмет чары. Но, как мне думается, он применил более подобающий по цвету сплав. Чисто красоты ради. Белое золото. А в его составе имеется элемент, который своеобразно взаимодействует с органическими магически заряженными веществами. Насколько я помню… Я не помню, – смутился бывший ярл. – Надо в «Кодекс» Старсвирла лезть. Я его последний раз лет двадцать назад открывал. Найти бы теперь…

— Есть такой книга! – Спеша выразить радость, Везергласс пренебрегла грамматикой. – Дома у нас она есть. Я ей крышку кастрюли прижимаю, когда тесто для пирогов ставлю.

— Великий маг пришёл бы в восторг от столь рационального использования своего главного труда по артефактам, – заметил единорог. Он шумно выдохнул и добавил с жалобными интонациями в голосе: – Прекратите ушами двигать, пожалуйста.

— Простите?

— Вы незаметно для себя постоянно дёргаете ушами, – пояснил Блэкспот. – Пока вы в своём естественном облике, это не так заметно и даже мило. Но сейчас вы себя хлещете ушами по голове. Это страшно нелепо смотрится. И раздражает.

— Виновата, – сконфузился «Скоупрейдж». – Тело новое, привычки старые. Знали бы вы, как тяжело мне было, когда одно ухо висело поломанное.

— Я знаю, я с вами тогда часто общался.

— Точно! Всё никак не привыкну, что вы, Блэкспот, в прошлом наш верный помощник Пайболд.

— Не только вам посчастливилось нарваться на артефакт, меняющий ваш физический облик, – улыбнулся бывший ярл.

Он положил «Аспекты природы Тартара» в одностороннюю несимметричную котомку, зафиксировал котомку на спине, подтянул крепления, чтобы она не сползала.

— Ладно, пойдёмте смотреть, чего там спаял ваш благоверный.

*   *   *

Консилиум из трёх магически одарённых единорогов склонился над прямоугольной пластиной жёлтого металла, наспех слепленной из двух половинок. При этом каждый из напряжённо думающих нашёл себе часть загривка, которую мог почесать. Для Скоупрейджа это едва не закончилось глубокими царапинами – он не учёл наличие хуфикюра на копытах жены.

Юный единорог с сиренево-коричневой гривой и без кьютимарки оказался недостаточно взрослым для серьёзного разговора и послушно отправился в боковую комнату, утащив с собой кое-что из инструментов и приборов Скоупрейджа, набор реактивов, а также обед, за которым самостоятельно сбегал в столовую НИИ. Взрослым некогда было контролировать Блинг Флэйра и его деятельность – от сменившего тело родственника он получил лишь лёгкое рассеянное похлопывание по голове плюс обещание интересного времяпрепровождения после завершения хлопот по переселению разумов. Завершение, исходя из молчаливой задумчивости членов консилиума, откладывалось на неопределённый срок.

— По сути, переплавить и сделать основу – не проблема, – заключил Блэкспот. До этого он потратил несколько минут, чтобы поскрести и внимательно изучить использовавшийся для пайки материал. – И я могу повторить заклинания, которые накладывал на Печать изначально. Благо, память позволяет. Но мы нигде не найдём даже каплю крови сирены. Без шансов.

— Совсем нигде? – уныло спросил «Скоупрейдж».

Настоящий Скоупрейдж в это время боролся с лёгкой дальнозоркостью жены, читая её глазами отрывки из «Трактата по магическим существам». Он снова и снова возвращался к главе, где рассказывалось про историю сирен. При желании до упомянутых там островов можно было добраться, совершив двухдневный круиз по морю. Вот только, согласно сведениям тамошних обитателей, ничего даже отдалённого напоминавшего сирену поблизости не плавало.

— Кровь сирен – редкое и уникальное вещество фиолетового цвета, – зачитывала малиновая «единорожка». – Из текстов Старсвирла Б. следует, что магически активные соединения в крови сирен дарованы им солёным морем. Волшебник отметил, что использование такого ресурса, как кровь сирены, возможно в областях ментальных чар и дисгармоники, а также, что для ингредиента не существует полноценного магического заменителя.

— Сирен нет в известных пони землях, – продолжил Блэкспот. – Я не берусь утверждать, что сирены не переселились куда-нибудь на крайний запад, юг, север от места прежнего обитания. Проблема в том, что надо вычислять климатически пригодные для них условия, собирать и анализировать фольклор аборигенов, организовывать экспедицию в места, где есть легенды о поющих плавающих существах. Не один раз возвращаться в НИИ без результатов. Убить на всё это лет двадцать жизни. Тогда, возможно, какой-то прогресс будет достигнут. И после этого надо будет ещё разработать язык для общения жестами, заткнуть себе уши, отловить сирену, забрать пару капель крови. И порадовать себя на старости лет обратным превращением.

— Кубок Оптимиста этому господину, – вздохнула «Везергласс», закрывая книгу.

— Си, а где я могу найти зарядный кристалл для кухонного измельчителя? – неожиданно раздался голос молодого единорога.

Блинг Флэйр тихо покинул комнату и теперь заглядывал во все подряд шкафчики. Когда очередь дошла до дверцы, удерживавшей на месте металлические противни, методичный поиск превратился в грандиозный погром.

— Верхний ящик, который с крючком для накопытников, – подсказала личность старшего брата, подключая магию жены к игре «запихни это всё обратно». Естественно, пара выпавших противней теперь места почему-то не находила. – Чего ты там измельчать собираешься?

— Да я у Дейнти Рана капусты морской взял полведёрка…

— Ни разу не пробовал её измельчать, – заметил Блэкспот, провожая взглядом молодого единорога, который, затолкав кухонную утварь в шкаф и прихватив кристалл, потопал обратно к своим научным игрушкам.

— Ни разу не пробовал её вообще, – сказала «Везергласс».

— Напрасно, милый, – отозвался «Скоупрейдж». – Полезная вещь. Содержит много фиолетки.

— Нет, вы не подумайте, что я отчаиваюсь, – сказал Блэкспот, – но вам следует серьёзно рассмотреть перспективу привыкания к новым физиологическим условиям.

— Начнём с того, что нам полагается пособие, которое выплачивают инвалидам неудачных магических экспериментов, – уныло произнесла «Везергласс», рассматривая ухоженное копыто, которым в очередной раз чуть не расцарапала шею. – Только надо будет доказать, что мы сильно страдаем от пребывания не в своих телах.

— Ещё как страдаем, – сказал «Скоупрейдж», уже какое-то время беспокойно переступающий с ноги на ногу. – Я отойду на минутку, избавлюсь от кое-каких страданий…

Чёрный единорог скрылся в направлении ванной комнаты. Двое других учёных пони вернулись к чтению литературы о сиренах. Ни в одном из пособий, даже в содержащем жутко большое количество страниц, поющие монстры не соизволили оставить адрес своего теперешнего проживания.

— Мне дико повезло в своё время, – скрашивал поиски воспоминаниями Блэкспот. – Я наткнулся на одного торговца. Вид его не вызывал особого доверия, но мы кое-как договорились. За одну двадцатую… Да, не меньше чем за двадцатую часть от моего семейного состояния я приобрёл у этого торговца кувшин. Кувшин не с кровью, а с жалкими крупицами бурого порошка, который остался от высохших столетия назад капель крови. Мне несказанно повезло, что кровь сирен имеет такой мощный заряд органической магии, что даже после векового хранения на что-то ещё годится…

— Угу. Порошок, значит… – произнёс снова невесть как оказавшийся в кухне Блинг Флэйр.

Магия перенесла поближе к молодому единорогу чайное ситечко и спиртовую горелку. Малиновая единорожка проследила за полётом предметов до приоткрытой двери.

— Би, ты только не спали там ничего, – кобыльим голосом попросил старший брат. – Особенно мои комиксы.

Блэкспот тем временем наблюдал, как вернувшийся в помещение «Скоупрейдж» нервно прохаживается вдоль полок. Наконец он по цвету корешка отыскал справочник «Физиология пони», открыл и принялся торопливо листать.

— А вот просто спросить нельзя? – ехидно поинтересовался разум реального Скоупрейджа.

— Ага, спросишь у тебя! – отмахнулся чёрный единорог. – Если я спрошу, затем всю неделю буду слушать твои язвительные комментарии.

— Учитывая нашу с тобой ситуацию, комментарии ты обречена слушать безо всяких «если».

— Это что, пончик с глазурью? – выпалила Везергласс, заметив, что её тело потянулось к припрятанным в хлебнице десертам.

— Ага!

— Спятил, что ли? Положи на место! – всполошился «Скоупрейдж». – Он знаешь, какой калорийный? Мне из-за него целый час на тренажёрах бегать, чтобы все эти калории согнать.

— О, – удивлённо произнесла «Везергласс», стряхивая крошки с губ. – Ну тогда, милая, тебе следует записаться на пятичасовой марафон. Прости! – пискнула единорожка, поймав на себе изничтожающий взгляд неподходящей для этого пары глаз. – Я иногда начинаю есть, когда сильно нервничаю.

— Поверь мне, ты ещё не сильно нервничаешь, – фыркнула супруга. – Я на тебя утром посмотрю, когда ты косметику будешь накладывать.

— Сучаровы чары! Я совсем про это забыл, – сникла «Везергласс». – Надо срочно отловить где-нибудь сирену. Или заменить её кем-нибудь.

За стенкой раздалось слабое «пуф», и из-под двери в комнату Блинг Флэйра начал просачиваться светло-фиолетовый дым.

— Да что за напасть-то такая! – незамедлительно отреагировало сознание Скоупрейджа. – Би, если с тобой что-то случится, мама наша… – Последовала неловкая пауза с поглядыванием на собственное отдельно стоящее тело. – Найдёт, кого за это пришибить.

Дверь приоткрылась, выпуская ещё больше клубов отвратно пахнущего дыма. Из него поспешил выскочить молодой чёрный единорог с двухцветной гривой. Он кашлял, глаза у него слезились, но Блинг Флэйр выглядел очень довольным. В накопытнике-прихватке он нёс подкопчённый стаканчик с тёмными крупинками.

— Вот, вот это вот можно попробовать! – выпалил он, поставив результаты химических опытов на стол. В это время магия, принадлежащая Скоупрейджу, занялась открытием всех окон и дверей.

— И что же это у нас такое? – опережая всех, поинтересовался Блэкспот.

— Концентрат фиолетки, – отчитался Блинг Флэйр. – Чтобы заменить кровь сирен и вернуть моему брату необходимый облик.

Сказанное заставило малиновую единорожку улыбнуться и, придвинув молодого единорога поближе, обнять его.

— Ты у меня, конечно, умница. Но, видишь ли, Би, фиолетка не способна заменить столь редкий магический элемент. Иначе бы Старсвирл в своём «Кодексе Алхимика» об этом бы написал.

— Брат, ты не прав, – отстранился Блинг Флэйр. Ему требовалось пространство для рассказа. – Сам Старсвирл ничего о фиолетке не знал, при его жизни это вещество ещё никто не открыл и не получил в чистом виде. Но маг пишет, – повинуясь магии, со стола поднялась раскрытая книга: – «Активные соединения в крови сирен дарованы им солёным морем». То есть имеют биологическое происхождение и связаны со средой обитания. Далее. – Поверх брошенного на пол справочника лёг том другого трактата. – Фиолетку впервые получили двести двадцать лет назад из морских водорослей. Примерно тем же способом, выпариванием, какой я использовал сейчас.

Следующие слова Блинг Флэйр подкрепил, раскрыв небольшую брошюру на странице с группой портретов.

— Учёный пони, пегас, мореплаватель Уэйл Райдер путём серии экспериментов доказал, что фиолетка в определённом количестве присутствует в организмах большинства морских растений. И некоторых животных. Уэйл Райдер доказал это по крови лосося, осьминога и ещё нескольких существ. Он обнаружил, что их кровь зачастую имела фиолетовый оттенок. А теперь, если мы вернёмся к «Кодексу Алхимика»… – лишние книги слетели с самой нижней: – «Кровь сирен есть редкое и уникальное вещество фиолетового цвета». Всё почему? Потому что там есть это химическое соединение. И оно же сейчас здесь.

В качестве заключительного победного жеста Блинг Флэйр ткнул копытом в стаканчик с тёмными кристалликами, который отдельные единороги уже пару минут гипнотизировали взглядом.

Скоупрейдж надулся от восторга и гордости за младшего брата. Настолько, что, манипулируя чужим телом, едва не залез мордой в стаканчик с кристалликами. Но его остановил разработанный им же научный инструмент, вместе с серым копытом перегородивший поле зрения.

— Проверьте магические характеристики, – посоветовал Блэкспот, передавая «Расклинатель». Малиновая единорожка с едва заметной неловкостью подкрутила ручки прибора.

— Опасаетесь, что тут могут быть примеси других элементов? – предположил «Скоупрейдж», напрочь забывший о своих потребностях и причинах, по которым всё ещё держал справочник по физиологии.

— Уверен, что они есть.

— Так точно, – с недовольством произнесла «Везергласс». – Магически нестабильная смесь кристаллизованных веществ, где одни помешают другим проявить свои свойства. Нужен серьёзный процесс фильтрации, очистки, чтобы получить чистую фиолетку.

— К счастью, мы можем обойтись и без этого, – уверенно произнёс Блэкспот. – Идея юного Блинг Флэйра хороша, вот только к осуществлению он подошёл с долгой стороны. Есть способ проще. В каждой аптечке есть пузырёк с раствором фиолетки. Достаточно чистым, поскольку на действии ментальных заклинаний спиртовой разбавитель никак не сказывается, что есть парадоксальный факт, ведь, казалось бы…

Везергласс и Скоупрейдж, не слушая бывшего ярла, наперегонки метнулись доставать спрятанный в кухонном шкафчике небольшой ящичек. В него склонный к бережливости муж постоянно закидывал лекарственные препараты, а склонная к излишнему риску жена их постоянно оттуда вытаскивала. Содержимое ящичка быстро оказалось на полу, и даже, перфекционизма ради, было расставлено в ряд, но не обрадовало семейную пару.

— Ах да, точно! – вздохнул чёрный единорог. – Я же извела всё, что оставалось в пузырьке, недели две назад. Когда меня лабораторная выдрокрыса исцарапала. Но… – «Скоупрейдж» адресовал «Везергласс» взгляд «ты ведь можешь это поправить».

— Я без проблем достану зелье, – правильно считал взгляд тот. – Хотя Шейд осложнил мне это своими директивами по расходу лекарств.

Скоупрейдж вспомнил встречу, во время которой его приняли за Везергласс, и уверенно направился к коммуникатору. По пути опять заметил, что поднимает копыта на неподобающую высоту и постарался исправить походку.

— Ты давай в роль-то не вживайся, – прокомментировала эти действия жена. Единорог в чужом теле просьбу проигнорировал.

— Медцентр, Соубонс. Это Везергласс. Можете ответить? – произнёс голос кобылки в коммуникатор. Коммуникатор помолчал минуту и ожил.

— Ответить могу. Вы по поводу конверта обращаетесь? Какие там результаты?

— Ах да, конверт… – с досадой прошептала «Везергласс», вспомнив напрочь вылетевший из головы предмет, выпиравший из внутреннего кармана. – Нет, знаете, до этого ещё копыта не дошли. Помните, вы сегодня говорили, что у вас недорасход лечебных препаратов? Можете некоторое количество фиолетки одолжить? У нас тут… – опытный в придумывании причин разум Скоупрейджа на этот раз внезапно заклинило, – потребность есть.

— Не вопрос. Поделиться этим зельем я всегда могу. Оно для свободного пользования, так как средство первой медицинской помощи… – Малиновая единорожка приглушила коммуникатор, обрывая речь Соубонс о классификации лекарственных препаратов.

Все собравшиеся терпеливо ждали, пока сознание Скоупрейджа, обладавшее детализированным планом действий, распределит обязанности. Первым делом в ход пошёл запечатанный конверт с несколькими марками – малиновая единорожка зубами вытащила его из кармана.

— Это мне Соубонс сегодня передала, – пояснила «Везергласс», протягивая конверт «Скоупрейджу». – Что-то из Мэйнхеттанского Медицинского. Я взял, но от объяснений отмахнулся, сказал, что мне некогда. Потому что, наверное, если бы это меня касалось, ты бы сообщила.

— Конечно, сообщила бы. Тут просто сведения об одном из моих родственников. Никак с тобой не связанные, – последовал быстрый ответ.

Слишком быстрый ответ. Скоупрейдж печально отметил, что супруга в его теле поспешила не только со словами – она буквально выхватила конверт и тут же затолкала его в карман халата. Он сразу вспомнил вопрос Соубонс: «А мужу своему будете говорить?» и понял, что столкнулся с той частью семейной жизни, когда когда в единство двух сердец вмешиваются различия двух разумов.

— Секреты-секретики, – губами жены усмехнулся он, стараясь скрыть обиду. – Ладно, я пробегусь до медцентра, избавлюсь от калорий тех съеденных пончиков, которые тебя так беспокоят. А вообще, – в сознание единорога пришла мысль, подсказавшая способ забыть не самую приятную ситуацию с конвертом, – Би, как насчёт наперегонки до кабинета Соубонс?

— Не догонишь, не догонишь! – моментально сорвался с места молодой единорог без кьютимарки. Догнать его, пребывая в теле Везергласс, оказалось и вправду проблематично.

*   *   *

Несколько капель раствора фиолетки испарились, оставив на Печати Повиновения чуть заметные округлые следы. Блэкспот довольно ухмыльнулся: магия бывшего ярла подняла магический предмет в воздух и окутала сиянием, идентичным тому, что некогда породило реликвию на свет. Только на этот раз, учитывая металлические вкрапления белого золота и крупицы фиолетки, Печать настраивалась на мгновенное перемещение сознаний пары контактировавших через неё субъектов. В теории, от бездоказательности которой Везергласс начала нервно грызть губы мужа.

— Лучше б этому сработать, – облёк в слова её мысли голос чёрного единорога.

— Всё получится, – ответила малиновая единорожка, занявшая выжидательную позицию по другую сторону стола. – Мой младший брат меня никогда не подводил.

В подтверждение своей уверенности, с твёрдостью которой могли состязаться разве что цепи и клетки в Тартаре, Скоупрейдж опустил копыто чужого тела на прямоугольник заряженного артефакта. Произошло то же, что и в начале дня – он потерял сознание.

— Не мешкайте! – сказал Блэкспот, обращаясь к запертой в теле чёрного единорога кобылке.

Бывший ярл опасался, что нерешительность Везергласс всё испортит: наложенные им чары могли рассеяться до того, как держащаяся на честном слове Печать выполнит обратное перемещение. Впрочем, доктор и сама всё понимала. Глубоко вздохнув, она решительно опустила копыто на золотой прямоугольник и так же, как и Скоупрейдж до того, ткнулась лбом в стол.

Блэкспот и Блинг Флэйр напряжённо следили за поднявшими головы единорогами, пытаясь по их поведению понять, кто в чьём теле. Первым открыло глаза и рот тело Скоупрейджа.

— Что? – непонимающе озирался чёрный единорог. – Где? – Его взгляд сфокусировался на Блэкспоте. – Вы кто такой?

— Ой-ёй! – пискнул Блинг Флэйр, перепугавшийся от одной мысли, что брат, следуя его советам, потерял память.

— Я, видимо, что-то не учёл при анализе химического состава металлической пайки, – печально отметил Блэкспот, опуская голову.

— Серьёзно, ребят, вы все кто? – приподнялся на месте Скоупрейдж. – Что я здесь делаю?

— Ты страдаешь ерундой, вот что ты делаешь, Рейджи, – проворчала потиравшая лоб Везергласс. – Нет ни у меня, ни у тебя амнезии. Но у тебя есть поганая привычка устраивать совершенно неуместные розыгрыши.

— Ты ж моя супруга. Ты должна меня поддерживать, – обиженно отозвался чёрный единорог.

Прежде чем Везергласс успела возразить или пожалеть, что не сделала что-нибудь нехорошее с телом мужа, пока им владела, раздался радостный вопль. Это Блинг Флэйр, не испытывавший недовольства по поводу розыгрышей Скоупрейджа, стиснул брата в объятьях, поздравляя его и себя с успешным магическим экспериментом. Старший брат ласково потрепал младшего по сиренево-коричневой гриве.

— Молодец, Би! Сегодня мозгами троих солидных учёных обогнал. Мы бы долго тут сидели, прежде чем до фиолетки додумались.

— Правда? – засиял от похвалы Блинг Флэйр.

— Ну, если уж наш эксперт по артефактам про неё не знал… – предположила Везергласс.

— И создатель реликвии тоже, – добавил Блэкспот.

— То без тебя мы бы не справились. И штуку эту не починили бы, – закончила мысль малиновая пони.

— «Штуку эту» я, кстати, заберу на личное хранение, – безапелляционно сообщил бывший ярл. – Потому что, как я вижу, надёжных копыт, которым можно доверить такую…

Блэкспот осёкся и повернул голову. Комната наполнилась сиянием, охватившим Блинг Флэйра. Скоупрейдж почувствовал, как нечто мягко отталкивает его от молодого единорога и поднимает того в воздух. Прежде чем старший брат успел испугаться, младший опустился на пол, уверенно встав на все четыре ноги с ошарашенным видом, сияние вокруг него угасло так же быстро, как и возникло. Молодой единорог стал таким же, каким был. За одним небольшим исключением.

— Что? Что? Как?

Молодой единорог огляделся по сторонам, краем глаза отметил новый рисунок, определявший его будущее предназначение. Он принялся крутиться на месте, чтобы лучше рассмотреть картинку из золотого четырёхугольника с трещиной в центре, поверх которой был наложен кусок пластыря.

Взрослые единороги синхронно улыбнулись, вспомнив своё поведение в день получения кьютимарки. Все они прошли через этот момент, и все они вели себя одинаково глупо.

— Поздравляю, юноша, – сказал бывший ярл. – Кажется, вы нашли своё призвание в области ремонта и восстановления артефактов. Весьма увлекательное занятие. Да и прибыльное, между прочим.

— Си, это ведь значит, что я смогу работать вместе с тобой? Да? Буду работать здесь? В Стэйблридже?! – засыпал брата вопросами Блинг Флэйр, подпрыгивая на месте.

— Ага, – ответил тот. – Только после того, как закончишь школу. Я недоучек на работу не принимаю. Мне их указом начальства подсовывают, – добавил он с безрадостным вздохом.

Глава 19. Дар змеи

Древний вирус в лабораториях Си Хорс вырывается из-под контроля, а Скриптед Свитч внезапно осознаёт, как его остановить...

---

— Ночью поступили ещё трое с кашлем, температурой и осветлением копыт и волос, – доложила дежурная медсестра заступившей на утреннюю смену Дресседж Кьюр.

— Ещё трое? – переспросила главный врач «Си Хорс».

— Да. – Сестра Кейртач, с недавних пор работавшая в регистратуре, протянула начальнице три листка. – Сотрудники отдела древностей.

— И симптомы полностью совпадают с теми, что были у их коллег, поступивших вчера, – говорила вслух зелёная единорожка, удерживавшая магией три набора записей перед глазами. – То есть в отделе древностей уже восемьдесят процентов сотрудников заболело. Слишком высокий процент для совпадения. Да и болезнь какая-то странная. Вирусное респираторное по основным симптомам, но оно волосы трогать не должно… Вообще я не помню, чтобы, кроме синего гриппа, что-то так влияло на пигментацию роговой ткани...

Зелёная единорожка прикусила нижнюю губу. Она подцепила эту привычку у одного бэт-пони и теперь постоянно ей злоупотребляла, когда пыталась мобилизовать рациональное мышление.

— Держать всех под наблюдением! – распорядилась она. – Медицинские препараты давать только при усилении симптомов. Пока не разберёмся, что вызвало заболевание, эффективность всех лекарств под вопросом. Всему медперсоналу использовать средства личной защиты. Докладывать мне о состоянии всех заболевших каждые полчаса.

— Будет сделано! – откликнулась медсестра. Но, нарушив образ беспрекословного подчинённого, поспешила поинтересоваться: – Доктор Кьюр, а куда вы сейчас?..

— Куда-куда? Искать ответы, – фыркнула единорожка. – Выясню, чем там голубчики в отделе древностей занимались. Побеседую с их начальником. Возможно, какие-то пробелы в анамнезе закрою. Пойму, отчего вообще лечить надо…

Дресседж Кьюр напоследок посмотрела на шесть занятых пациентами палат. Не изобиловавший гостями медицинский этаж сегодня радовал своего начальника кашлем, стенаниями, ворчанием больных, цокотом копыт спешащих оказать помощь медсестёр. Слово «радовал» она, естественно, заключала в кавычки.

Хмурясь и продолжая покусывать губу, Кьюр ждала лифт. Зелёная стрелка на панели исправно мигала, сообщая, что кабина в движении, но единорожка за всё время пребывания на «Си Хорс» не единожды попадала в ситуацию, когда лифты выходили из строя, а индикаторы продолжали исправно работать. В первый раз она простояла так минут десять, пока не догадалась нажать кнопку вызова соседней кабины. Ожидание затягивалось, и Кьюр уже решила попытать счастья со вторым лифтом, когда с тихим звонком двери открылись.

Единственный пассажир через секунду после открытия дверей перестал напевать и робко подвинулся к самой стеночке, стараясь, чтобы между ним и зелёной единорожкой образовалась комфортная для последней дистанция. Кьюр вошла в кабину и ткнула кнопку этажа чуть выше того, куда спускался Скриптед Свитч. Бросив на него короткий взгляд, она развернулась мордочкой к дверям.

— Доброе утро, – тихо произнёс единорог, не ожидая, что его удостоят хоть каким-то ответом. Дресседж Кьюр, впрочем, была не против поговорить, пока белая стальная коробка медленно ползла вниз, пугая скрежетанием и лязгом.

— Мистер Свитч, мы с вами стали гораздо реже видеться. Вы не скучаете по нашим откровенным беседам?

Единорог спешно потёр нос. На языке психологии этот жест говорил, что собеседник выигрывает время, дабы сочинить осторожный и продуманный ответ.

— Беседы эти, по моему мнению, принесли некоторую пользу, – наконец сказал он. – И никто не ограничивает нас в проведении подобных бесед. Просто хотелось бы в них некоторого равноправия.

— Угу, – с видом «принято к сведению» произнесла Кьюр. – Что ж, приступим, коллега. Как продвигается работа над реактором?

— О! Замечательно! – оживился Свитч. – Мы с Гальваром уже добились постоянной нормы – десяти процентов от максимальной генерации чар. К концу недели хотим поднять до четверти от нормы. Но это всё надо делать осторожно. Ведь если что-то пойдёт не так, то потеря энергии по всему комплексу будет меньшим из зол. В худшем же случае от «Си Хорс» останется крохотный кусочек…

— А вам бы хотелось, чтобы что-то пошло не так? – холодным тоном спросила Кьюр.

С гордостью рассказывающий о своих достижениях единорог моментально сник, чувствуя, что снова погружается в омут недоверия с глубоким слоем вязкого презрения на дне. Одной из причин, почему Свитч на самом деле не скучал по беседам с доктором, как раз и была её привычка через каждые три реплики делать толстый намёк «я вам не доверяю».

— Мы с Гальваром полностью контролируем работу ректора, – угрюмо ответил он, глядя на свои копыта. – Все меры аварийного останова подготовили заранее. И применим их незамедлительно, если возникнет необходимость. Кроме того, всегда есть дублирующая система управления. В кабинете Краулинг Шейда. Если вам кажется, что я что-то не то делаю, вы с его рабочего места можете всё прекратить.

— Не надо передёргивать. Я не говорила, что вы что-то не так делаете, – отрывисто заметила Дресседж Кьюр.

Она воспользовалась тем, что лифт достиг нужного этажа, и оставила последнее слово за собой, хотя оставшийся в подъёмнике Свитч наверняка высказал стенам несколько «лестных» слов в её адрес.

Отдел исследования древностей занимал один из этажей нижнего уровня комплекса. Это было личное пожелание профессора Шайнсикера, с которым единорожка намеревалась встретиться. Очень многие, если не большинство, учёных, специализирующихся на исследовании артефактов, поведением походили на чудаковатых старичков, в эмоциональном плане не вышедших из подросткового возраста. В нечто подобное, как думалось Кьюр, начал деградировать работающий в Стэйблридже Скоупрейдж. Как тот уединялся в Хранилище Артефактов, так и местные энтузиасты запирались на отдельном этаже, на который редко кто спускался.

Все двери кабинетов оказались заперты. Отсутствовал характерный блеск замкового язычка лишь в «даталогической лаборатории», где громоздились агрегаты, всеми правдами и неправдами устанавливающие возраст реликвий. Из-за энергетических проблем комплекса учёным приходилось подключать приборы к питанию по одному за раз. Более того, им требовалось самостоятельно постигать науку взаимодействия с местной сетью, так что Кьюр познакомилась с Шайнсикером и прочими сотрудниками «древнего» этажа, когда тех по очереди привозили с травмами от энергетических разрядов. Или с обострившимся от перестановки тяжёлой аппаратуры суставным артритом.

— Профессор Шайнсикер! – негромко позвала Кьюр, заглядывая вглубь лаборатории. Вызвать учёного пони по коммуникатору было бы гораздо проще, вот только учёные пони на этом этаже имели привычку забывать свои средства связи под подушкой, чтобы те не раздражали важными оповещениями.

— Кхе-кхе!.. Можете вы попозже зайти? – донёсся до слуха Кьюр шелест убитого возрастом голоса. Он совпал с шарканьем тапочек, которые пегас не снимал даже в полёте.

— Не могу. Я по срочному медицинскому вопросу, – сообщила Дресседж Кьюр, входя.

Она осторожно обошла поваленную набок разновидность спектрометра, которую местные деятели науки предпочитали не поднимать без крайней необходимости. Аналогично они обращались и с грязью в помещениях: её снимали только с поверхности драгоценных артефактов, хотя там её слой был куда меньше, чем на коврике у входа.

— Я-то тут… кха!.. при чём? – поинтересовался профессор.

По частым приступам кашля главврач начала подозревать, что пациентов у неё будет не шесть, а семь. Собственно, когда она преодолела последнюю пару поворотов, то увидела старого учёного, практически лежавшего на каменной скрижали. Шайнсикер порывался через увеличительное стекло начать читать украшавшие твёрдую поверхность символы, однако ежеминутно отвлекался на носовой платок или отворачивался в сторону, чтобы откашляться.

— При том, что вы очевидно заболели, – сказала Дресседж Кьюр. Пегас слабо махнул копытом.

— Я уже отпустил всех лодырей к вам… Кхе-кхе!.. Кому-то всё-таки трудиться надо. Так что не мешайте, пожалуйста, я… А-а-апчхи!.. Мне за семерых работу делать.

— Что за работа? – моментально спросила единорожка, рассчитывая, что пожилой учёный не станет увиливать от ответа, если почувствует повод похвастаться.

— Изучение реликвий вымершей цивилизации, – пояснил Шайнсикер и опять полез в карман за носовым платком. – Наследия исчезнувших длинношерстных пони.

— Типа яков, что ли?

Ответом на опрометчивый вопрос послужили гневный взгляд и потрясание облачённым в цветастый тапочек копыта.

— Сама ты… кха! Сама ты як. Яки на севере живут. В горах... Длинношерстные пони обитали на дальнем юге. В горах. Тысячу лет назад… Кхе-кхе… Там гор почти не осталось за прошедшее время. А следов пони тем более. А тут такая удача, какая раз в жизни бывает... Апчхи!.. Утварь, образцы древнего письма, окаменелые изделия. Найдены в собрании редкостей султана Сулеймена. В Седельной Аравии. Перекуплены грифонами и отданы нам для исследования... Апчхи! Апчхи!.. Не до болезней тут, когда такие сокровища в копытах.

Пегас попытался сделать вид, будто разговор окончен и его теперь интересует только начертанное на расколотой каменной плите, однако главврач «Си Хорс» имела свой взгляд на распорядок дня седого профессора. Требовалось только прояснить пару моментов.

— Так значит, народа длинношерстных пони больше нет?

— Они совершенно исчезли из истории. Случилась какая-то… апчхи!.. катастрофа. Если верить источникам, найденным в Красностенье, по-другому – в крепости Экус Кермен, случилось какое-то массовое вымирание... К-ха!.. Болезнь уничтожила в горах большую часть жителей. Немногочисленные представители смешались с другими народами. Их потомки теперь населяют Седельную Аравию и Мейританию. Основы культуры забыты. Самоназвание народа утрачено.

Дресседж Кьюр снова оглядела неухоженное помещение лаборатории и немногочисленные артефакты, завёрнутые в обрывки газет. Газеты сами по себе являлись реликвиями – вязь букв языка хорси, государственного в Седельной Аравии, не позволяла что-либо прочитать неподготовленному пони. Подняв ближайший скомканный лист, она секунду разглядывала фотографию, изображающую врача и крайне недовольного чем-то грифона. Под фотографией мелким шрифтом давалось пояснение на «общем» – что-то про анемволическую лихорадку и пилюли «Астидицилат»… Реклама, куда без неё. Она перевела взгляд с бесполезного листа на ранее завёрнутый в него окаменелый фрагмент чего-то и мрачно посмотрела на вытирающего нос платком профессора.

— Я искренне надеюсь, что нет такой вероятности, что вы всем отделом подцепили заразу, изничтожившую в прошлом цивилизацию этих длинношерстных пони? – ледяным тоном поинтересовалась зелёная единорожка.

Прежде чем ответить, Шайнсикер выдал несколько аккордов «симфонии больного пони». Кьюр потянулась к коммуникатору, намереваясь независимо от его ответа вызвать медбригаду с диагностическими приборами.

— Это крайне маловероятно... Кхе-кхе!.. Вообще невозможно. Хотя для науки это было бы очень полезно. Мы бы выяснили, как именно умирала цивилизация длинношерстных пони. И зафиксировали это во всех деталях… – Шайнсикер застыл с неподобающим моменту мечтательным выражением на морде.

*   *   *

Весь персонал медицинского этажа вынужденно отложил выходные и увольнительные до лучших времён – на этом жёстко настояла начальник. Сама Дресседж Кьюр при этом физически оградила себя от работы в палатах: она заперлась в герметичной изолированной камере, откуда наблюдала за собравшимися подчинёнными через толстое стекло. Общение велось в одностороннем порядке по внутренней системе связи.

— По моему приказу этаж, где располагается отдел исследования древностей, закрыт. Доступ к медицинским помещениям предоставляется только работникам медэтажа. Я поместила себя в карантин как потенциальный источник заражения. Та же мера действует в отношении пациентов с проявившейся симптоматикой. По моему приказу группа Дебафтера взяла образцы с артефактов, которые предположительно являются причиной заболевания. Через пару дней исследования докажут правдивость этой гипотезы, а пока мы должны минимизировать распространение болезни по комплексу. Всех обратившихся со сходными симптомами немедленно в карантин. О состоянии заболевших извещайте меня каждые полчаса. Перемещения грузов и персонала временно прекратить. Всем свободным сотрудникам приступить к поиску лекарства.

Персонал, завёрнутый в несколько слоёв противомикробной защиты, стал разбредаться по предписанным заранее постам. У стекла карантинной камеры остался лишь золотистый земнопони с белой кучерявой гривой, которому по долгу службы полагалось участвовать во всех масштабных мероприятиях, де факто определяющих будущее «Си Хорс».

— Кьюр, ты должна знать, – сказал он, придвинув к губам микрофон коммуникатора. – Я через «Магистра» сообщил о ситуации Шейду. Он летит сюда.

— Что? – Кьюр рявкнула так, что обернулись некоторые из замешкавшихся врачей. – Эндлесс, немедленно отговори его! Чтобы и копыта его не было на «Си Хорс».

— Ага, отговоришь его, как же, – саркастически ответил Эндлесс.

— Заблокируй весь комплекс! Вели закрыть на замок Центр Океанографии! Сделай всё, чтобы его остановить! – Зелёная единорожка разве что не прыгала на стекло, чтобы показать своё волнение. – У нас тут угроза полного вымирания маячит! Шейд не должен в это влезать. Ради собственной безопасности и блага всей Эквестрии.

— Знаешь, что он мне ответил, когда я ему пытался это объяснить? – иронично спросил Эндлесс. – Сказал, что ему наплевать, потому что опасность угрожает тебе. Вся Эквестрия без тебя пусть провалится в Тартар.

Брови зелёной единорожки почти достигли линии гривы.

— Это его цитата?

— Повтор цитаты. Он мне это полтора года назад сказал, – кивнул земнопони. – Мы тогда себе немножечко позволили… Центр Океанографии открывали. Вот он и разоткровенничался… – Эндлесс резко смутился, заметив не самый одобрительный взгляд Кьюр. – Я постараюсь придумать пару способов, чтобы задержать прибытие Шейда. Выиграю сутки-другие, но он через меня к тебе прорвётся.

*   *   *

Удержать Краулинг Шейда получилось не на сутки, а лишь на пару часов. Именно столько в Центре Океанографии смогли тянуть с подготовкой личного плавсредства советника по науке. Справедливости ради надо отметить, что не торопились служащие усерднее, но минут сорок Шейд отыграл, разогнав «Ската» – водоходный аппарат, формой напоминавший наконечник стрелы – до небезопасной скорости. И теперь с недовольным видом выслушивал доклад управляющего «Си Хорс».

К тому, что было известно на момент отбытия Шейда из Стэйблриджа, добавилась лишь пара существенных замечаний. Первое касалось быстрого распространения болезни: из-за него «штат» занемогших расширился до пятнадцати пони, а под карантинную зону отвели дополнительный этаж. Вторая новость радости не добавляла: наспех проведённая экспертиза образцов с древних артефактов пока смогла лишь установить, что ничего не смогла установить. Известных вредоносных частиц найдено не было, а наличие неизвестных предполагалось выявить не раньше следующего утра. Что крайне не понравилось Шейду, как раз посетившему главврача с немного посветлевшей гривой.

— Ты понимаешь, что у неё может не быть этого времени? – настойчиво повторял бэт-пони в ответ на каждое замечание исполнительного директора «Си Хорс», что микроорганизмам даже в питательной среде необходимо время для воспроизводства. – Нам нужно лекарство! Оно нам нужно сейчас!

— У нас технологии гораздо лучше, чем у жившего в горах тысячу лет назад племени, – пытался успокоить друга Эндлесс. – У длинношерстных пони даже градусников не было. А у нас целый этаж заставлен высокоточными медицинскими приборами. И лучшие умы Эквестрии идут в дополнение к ним. Я думаю, к вечеру Кьюр сама себя излечит, так что зря ты так трясёшься.

Советника по науке его речи не успокоили, и он продолжил метаться в ограниченном пространстве, гордо именуемом «командным постом «Си Хорс»». Так гордо именовал помещение только Эндлесс, потому что остальные прекрасно знали, что кабинет, где подписываются документы и нажимаются ключевые кнопочки, находится этажом выше. А в своём закутке земнопони, как правило, тратил время на прослушивание волн внутренней связи и кидание мячика в стену, на которую Шейд едва не залез в приступе неврастении. Он бы и на дверь взлетел, да та вздумала приоткрыться, чем советника отпугнула.

— Разрешите? – Светло-каштановый единорог робко замер на пороге.

Против гостей пони особо не возражали: Эндлесс надеялся, что Скриптед Свитч займёт чем-нибудь Шейда, а Шейду до появления новой морды не было абсолютно никакого дела. Ровно до того момента, как морда открыла рот.

— Я слышал, по всему комплексу объявлена чрезвычайная ситуация. Это правда, что у нас тут обнаружилась какая-то редкая болезнь?

— Информацию по ситуации сообщают регулярно по внутренней связи, – ответил Эндлесс.

— Ага, вот… Просто если это загадочная болезнь длинношерстных пони… Я, кажется, читал про неё в какой-то книге… И про их попытки найти лекарство. Про какой-то рецепт.

— Ты что-то сказал? Рецепт? Лекарство? – среагировал бэт-пони. Он подскочил к единорогу с таким видом, словно тот принёс двадцатилитровую бутыль зелья для исцеления всех болезней и уже подсоединил её к водопроводной системе.

— Д-да… – смутился от избытка внимания Скриптед Свитч. – Мне просто случайно вспомнилось… не знаю откуда… что я когда-то читал один труд по этнографии. Вроде бы, по этнографии. Там рассказывалось, что болезнь пытались лечить змеиным ядом. Ядом предгорной веретеницы.

Эндлессу очень захотелось оттащить начальника от светло-каштанового эрудита – Шейд выглядел слишком уж обрадованным. Настолько, что любой пони, мало-мальски знакомый с хмурыми и суровыми ночными летунами, начал бы орать: «Чейнджлинг, чейнджлинг!»

— В какой конкретной книге ты это вычитал? Кто её автор? Насколько мы можем доверять написанному? Ты должен вспомнить все возможные детали, – потребовал земнопони. Краулинг Шейд кивнул, соглашаясь с правом друга задать подобные вопросы.

— Если бы я всё это помнил… – печально вздохнул Свитч. – Что-то из трудов Старсвирла я читал, насколько мне помнится.

— Старсвирл Бородатый никогда не писал о длинношерстных пони, – заметил Эндлесс.

— Да-да, там не о пони было! Не совсем о пони. Что-то про выцветание костей. Или просто про выцветание. Там смесь предлагалась на основе змеиного яда. Пропорция с водой и ещё несколькими травами. Это я помню. Название книги – вообще из головы вылетело.

— Не беда.

Шейд отмахнулся от незначительной проблемы крылом. При этом чуть не смахнул со стола потёртый жёлтый мячик с тёмными пятнышками и подставку для карандашей. Эндлесс кинулся ловить любимые предметы, немо выражая просьбу «не надо так делать».

— Найдём знатока трудов Старсвирла, – продолжил Шейд, игнорируя осуждающий взгляд друга. – Он вспомнит и номер тома, и номер страницы.

— Таких знатоков на континенте хвоста три от силы, – охладил пыл начальства земнопони. – И то они ведут постоянные споры о принадлежности того или иного трактата перу Старсвирла. Только за это десятилетие научных трудов великого мага стало на три меньше, ибо подделки и фальсификации… Может, и эта книга про змеиный яд тоже на липовой бумаге отпечатана.

Свитч согласно кивнул. Он сам не до конца понимал, откуда к нему пришло воспоминание о способе лечения древней эпидемии. Решил, что со времён школьной жизни, когда он пролистывал книгу за книгой, сжигая за ночь по четыре свечи.

— Есть специалисты, которые могут прояснить этот вопрос, – сказал Шейд и повесил на ухо ленточку коммуникатора. – Далеко ходить не надо. Кьюрис, ответь, пожалуйста.

— Успокойся, родной, я ещё жива и умирать пока не собираюсь, – ответил голос зелёной единорожки.

Голос казался усталым, потому что бэт-пони с момента появления в коридорах «Си Хорс» постоянно связывался с подругой и успел порядком её достать. И оказался слышен всем в тесной комнатке, потому что тут же покрасневший советник по науке забыл отключить громкую связь. Шейд быстро исправил оплошность, но при желании оба жеребца вполне могли разобрать слова главврача «Си Хорс».

— У нас, кажется, появилась идея относительно этой болезни, – поведал бэт-пони и сдержанно угукал, слушая медицинскую сводку единорожки из зоны карантина. – Скажи, может в этом деле помочь змеиный яд? Змеиный яд, – повторил для «не понимающих юмора» Шейд и после небольшой заминки добавил: – Яд… э-э-э… предгорной веретеницы. Может, тебе известны какие-то природные компоненты в этом… – За очередным «бу-бу-бу?» в коммуникаторе последовал слегка растерянный взгляд в сторону светло-каштанового единорога. – Нет, идея лично моя. Я от своего народа слышал предание… Да не вру я! – бурно отреагировал на очередное замечание собеседницы Шейд. – Как сейчас помню, мама мне рассказывала про изнемогающего белокурого витязя, который хотел, чтобы змея убила его ядом. А та оказалась царицей змей и витязя излечила. Мне подумалось, вдруг в этой истории есть подсказка… Нет, я… Подожди! Я ведь… – Копыто бэт-пони бессильно замерло возле уха.

— Попросила её больше с подобными идеями не беспокоить? – предположил Эндлесс, наблюдая, как коммуникатор возвращается на своё место на контрольной панели.

— Ага. А если бы я рассказал, чья на самом деле идея, разговор был бы вдвое короче.

Краулинг Шейд, собираясь сделать крайне важное объявление, потянулся и расправил крылья. К радости Эндлесса, уставшего убирать с пути бэт-пони личные вещи, – каждое по очереди.

— Кьюр не единственный специалист, который способен нам помочь, – сообщил Краулинг Шейд, поправляя тёмные очки. – Мне надо проведать «Оранжерею» и доктора Еудженин.

— Босс, вы уверены в том, что говорите? – Эндлесс постарался очень тонко – так, что у него чуть шея не отвалилась – намекнуть на присутствие постороннего, то есть Скриптеда Свитча, при котором, как считал земнопони, не стоило вести разговор о секретном отделе «Си Хорс» и о пони, факт присутствия которой в стенах комплекса оставался неизвестен большинству коллег. Но у Шейда на этот счёт имелся иной взгляд.

— Ничего, мистер Свитч заслужил поощрение. Если его идея позволит остановить эпидемию и избежать катастрофы, то маленький рассказ о месте, куда направляется большая часть энергии с его реактора – не проступок. И не переживай, экскурсию я ему не организую. Можно у тебя?.. – Бэт-пони настоятельно потребовал прямоугольную ключ-карту, выпиравшую из нагрудного кармана рубашки Эндлесса.

Свитч с подозрением прищурился. Он успел заметить минимум пару дверей, которые могли бы открываться таким хитрым способом. Одна находилась на административном этаже, вторая – в каких-то боковых ответвлениях за лабораториями прикладной магии.

— Прежде всего, – сказал Шейд, – уточню насчёт доктора Еудженин. Скорее всего, мистер Свитч, вы с ней не сталкивались. Она редко покидает «Оранжерею», избегает лишних контактов. И вообще дама со странностями.

— Мягко сказано, – усмехнулся Эндлесс, пытающийся копытом вытащить застрявшую в тесном кармане ключ-карту.

— Вполне приличная с виду единорожка. Талантливая. Деловитая, – продолжал бэт-пони. – Просто испытывает сложности в общении с окружающими. Ни с кем в команде сработаться не может. У неё это, судя по отзывам педагогов, ещё со школы началось. Минимальное стремление к общению, максимальная замкнутость. Так что, мистер Свитч, если пересечётесь с ней, не пугайтесь её эксцентричного поведения.

Светло-каштановый единорог не удержался от мысли, что у него с неведомым доктором много общего.

— И вы не боитесь доверять такой пони свой особо секретный проект? – спросил Свитч.

— Нет, это даже даёт определённые преимущества. Во-первых, учитывая её необщительность, за содержание секретных проектов можно не волноваться. Она о них не хочет разговаривать даже со мной, хотя я заказчик и её работодатель. Во-вторых, доктор Еудженин настолько уверена в своих личных умениях, – Шейд специально выделил последние два слова, – что берётся за самые рискованные и непредсказуемые эксперименты. В частности, за опыты с кристаллизитом.

Вот тут челюсть светло-каштанового единорога непроизвольно описала полпараболы.

— Кристаллизит? – удивлённо переспросил Скриптед Свитч. – Но как это возможно? Эта субстанция не существует в природе. Кристаллизит – миф.

— Тогда из всех мифов этот – самый доступный для работы, – спокойно пояснил Шейд. – Первоначально я не знал, где разместить «Си Хорс». Но когда мы поняли, что здесь сейсмоснимки рисуют под морским дном полость, а в ней – озеро из неведомо как сохранившегося чистого кристаллизита, я понял, что его следует добывать, и построил над всем этим комплекс. И пытался получить из вещества самые разнообразные по форме и составу предметы. Выращивая их как в самой настоящей оранжерее. Ну-с, господа, – бэт-пони поправил гриву и галстук-бабочку, словно собирался не в лабораторию, а в ресторан, – я пойду побеседую с доктором Еудженин. Ждите здесь. Я сообщу о результатах.

*   *   *

Как и большинство врачей, Дресседж Кьюр меньше всего любила болеть и ждать, пока кто-то её вылечит. Поэтому она, оставив свою изолированную камеру, ходила по взятому в карантинное оцепление этажу, сверяя собственные симптомы с симптомами остальных пациентов. Она отчаянно искала любую аномалию, способную дать больше информации о заболевании и средствах борьбы с ним. К её огорчению, от пациентов поступали однообразные жалобы, а в медицинских картах обнадёживающих открытий не находилось. Из-за герметичных шлюзов, поставленных при входе на этаж, хороших новостей тоже не поступало. Так, доклад группы Дебафтера с намёком на извинения сообщал, что на артефактах нашли лишь микрочастички грифоньей чешуи и больше ничего необычного. А чешуйками с передних лап артефакт, безусловно, замарали индивиды, транспортировавшие реликвии – тут никакой тайны не было.

Бесполезную прогулку главврач, по ощущениям превращавшаяся в главпациента, завершила у койки профессора Шайнсикера. Исследователь, чьи копыта приобрели молочно-белый оттенок, напряжённо дышал, вызывая опасения, что каждый следующий вздох может оказаться последним. Во взгляде старого пегаса читалось примирение с фактом, что открытие, которое должно было стать ключом к всеобщей славе, станет причиной досрочного завершения карьеры, да и жизни в целом. При всём при этом учёный пони счёл появление Кьюр достаточным поводом для радости.

— Я уж думал, до меня никому дела нет, – шипящим голосом произнёс Шайнсикер. Кашель у него прекратился, но это вряд ли свидетельствовало об улучшении.

— Тогда бы это превратилось в ваш обычный рабочий день, – улыбнулась Дресседж Кьюр, старавшаяся не думать о том, что она сама обречена через несколько часов так же лежать на койке и медленно угасать.

— Эх-х… – вздохнул исследователь реликвий. – Самое обидное, что я так быстро с этой хворью свалился. Даже не успел письмо дочке в Филлидельфию написать. Четыре года с ней не виделся, ни одной весточки не получал. Разругался с ней, потому что её особенный пони мне не понравился… Теперь и остаётся только жалеть…

— Вы ещё напишете ей. Обязательно, – ободряюще произнесла Кьюр. – И в отпуск к ней съездите, и с её мужем по стакану крепкого выпьете.

Пожилой пони не стал отвечать на эти пустые слова, прекрасно понимая их несбыточность.

— Я найду лекарство, – пообещала зелёная единорожка. – И не такие сложные задачки решала. Вот, помню, месяцев семь назад в Кантерлоте представляла Стэйблридж на медицинской конференции. Конференции, совмещённой с олимпиадными по уровню задачами.

Дресседж Кьюр, предаваясь воспоминаниям, уставилась в дальний угол. Воображение рисовало там картинку былого мероприятия, которым врач гордилась.

— Организаторы, а это, фактически, принцессы Селестия и Кейдэнс, предоставили образец крови на анализ группам исследователей. Стэйблриджская группа под моим руководством быстро вывела инициаторов эксперимента на чистую воду. Они там специально намешали образец, совместив маркеры единорога и кристального пони. Да ещё и магией преобразовали. Получили смесь, с которой ни одно существо жить не смогло бы. Думали, никому ума не хватит распознать фальсификацию. А я распознала. И буквально заставила их подтвердить, что образцы создали искусственно… Но уже после конференции. Через Шейда это выяснила.

Пегас рассеянно слушал рассказ, прекрасно понимая, что Кьюр просто пытается хоть ненадолго отвлечь его от мрачных мыслей. Когда она замолчала, он с трудом вздохнул. Одеяло едва заметно приподнялось.

— Досадно, что вы из-за меня больны. И мои коллеги больны. Столько пони и грифонов хворает и может не выздороветь… Потому что мне хотелось подержать в копытах древние реликвии…

Дресседж Кьюр окинула взглядом пациентов, которые не прятались за зелёными занавесками палат. Изрядно посветлевшие местами земнопони, пегасы, единороги выглядели одинаково печально на фоне белых стен с серыми полосками. Но ни одного пациента с клювом на койках не лежало.

— Грифонов? – повторила Кьюр, ещё раз внимательно всматриваясь в каждую занятую кровать. – У нас, вроде как, все грифоны здоровы.

— Те четверо, что привезли артефакты, – тихим голосом пояснил Шайнсикер. – По-моему, они тоже болели. Постоянно откашливались, словно горло прочищая, тёрли себе лапы так, будто замёрзли. Глаза щурили… Бедняги… Даже не поймут, отчего захворали…

Дресседж Кьюр закрыла глаза, восстанавливая в памяти строчки доклада медицинской бригады. В котором отмечалось, что никаких известных и опасных микроорганизмов найдено не было. И рассказывалось о том, что конкретно найдено было. Не микро, но частицы…

— Коммуникатор мне, срочно! – потребовала главврач у пробегавшей мимо медсестры. Собственный переговорник, который постоянно сыпал идеями Краулинг Шейда, Кьюр оставила в изоляторе. Единорожка решила, что проще, не возвращаясь, воспользоваться чужим устройством.

— Реакторная! Гальвар, ответьте! – потребовала пони с бледно-зелёной от недуга гривой.

Треск статики подтверждал, что связь установлена, но молчание красноречиво сообщало, что работавшему с реактором грифону не сильно хочется общаться. Кьюр пришлось две минуты на разные лады повторять имя почётного инженера-энергетика, прежде чем тот соизволил отозваться.

— Ух-гх, – раздражённо шепнул кто-то, нацеплявший своё переговорное устройство, после чего рявкнул: – Кому там так неймётся?! Чего надо от меня опять?

Дресседж Кьюр подскочила от неожиданности, едва не выронив планшет с записями. К счастью, недуг никак не влил на колдовские силы, и листы поймало магическое поле, в то время как создательница заклинания сосредоточилась на разговоре с сердитым грифоном.

— Гальвар, это Дресседж Кьюр с медицинского этажа. У меня вопрос по медицине грифонов. Вы лично чем-нибудь болели?

— Допустим.

— Воспаление в горле, слезливость, отслоение чешуек на передних лапах. Знакомые вам симптомы?

— Да ну вас! Найдите там себе кроссворд посложнее. Это обычная анемка. Анемволическая лихорадка, если вашим высокопарным... Только её больше нет у нас на островах. Всех привили уже. Ещё лет семьдесят назад.

— Это опасная для вас болезнь? Смертельная?

— Ерунда это, а не болезнь! – хмыкнул динамик коммуникатора. – С ней даже часовые на посту стоять оставались. Проходила за пару дней и никаких проблем не возникало. Всё у вас?

— Последний вопрос, – схватилась за переговорное устройство Кьюр. – Эта болезнь может передаться другому виду? Пони могут ею заболеть?

— Не знаю, не слышал, не интересуюсь, – равнодушно сообщил Гальвар.

Место грифона на линии связи заняла тишина. Дресседж Кьюр оставалось лишь тихо выругаться от ощущения, что ниточка идеи рвётся, и от неё осталось лишь несколько жалких волосинок.

— С другой стороны, – добавил Шайнсикер, убедившись, что единорожка завершила разговор по удалённой связи, – моя мечта сбывается. Правда, как-то очень неправильно. Я попаду в газеты, но не как учёный и открыватель чего-то. А как жертва тяжёлой болезни, относительно которой врачи оказались бессильны.

«Врачи», «газеты», «жертва болезни», «анемволическая лихорадка»... Перед глазами Дресседж Кьюр возникли обрывки газет, в которые неаккуратные перевозчики заворачивали артефакты. Последние новости из Седельной Аравии. О том, как там лечили грифонов. В следующее мгновение у неё в голове вспыхнула не просто искра – дуга газоразрядного сварочного агрегата.

— Кейртач! Сколько у нас в запасе таблеток «Астидицилата»? – отрывисто бросила в коммуникатор Кьюр. Медсестра, которую она вполне могла видеть в дальнем углу помещения, засуетилась.

— Упаковок десять. А зачем он? Им грифоны, вроде, свою какую-то болезнь лечат. И то лекарство почти не берут.

— Не берут, потому что все привитые, – боясь спугнуть свою удачу, пояснила зелёная единорожка. – Привиты те, кто из Республики. Но те, кто из других краёв, подвержены анемволической лихорадке. Сильно не болеют, но являются носителями. При транспортировке реликвий они передали сотрудникам отдела древностей штамм заболевания, распространившийся месяц назад в Седельной Аравии. Надо срочно дать всем больным «Астидицилат». И заказать ещё вагон в Грифоньей Республике!

Медсёстры не имели привычки спорить с начальницей, когда она докладывала о своих умозаключениях определённым тоном. Вот и сейчас Кейртач отрапортовала о незамедлительном исполнении и потащила охапку лекарства в сторону коллег. Для скорейшего распространения. А на голову Кьюр моментально обрушились новые проблемы – зажужжал коммуникатор.

— Доктор Кьюр, это пропускной пункт карантинной зоны.

— Слушаю.

— С вами хочет связаться Краулинг Шейд. Просит переключиться на его линию. Три-два-восемь, подлиния «бэ».

— Угу, спасибо, – ответила Кьюр. Прежде чем переключиться на названный канал, она не удержалась от тихого комментария: – Достал всё-таки.

— Кьюрис! – прорвался сквозь помехи голос советника по науке. – Я в «Оранжерее» вместе с Еудженин. Мы близки к воспроизведению яда предгорной веретеницы. Если получится, на его основе попробуем создать вакцину…

— Уймись, не хлопай крыльями, – требовательно попросила Кьюр. – Я определила вид заболевания. Уже лечу всех «Астидицилатом». Так что вылей свою народную медицину в контейнер для отходов.

— Но… – растерянно протянул бэт-пони.

— Иначе пропишу тебе ежедневную клизму! – огрызнулась Кьюр. И тут же пожалела – советник по науке не по своей воле имел напрочь сбитую интуицию в части советников.

Теперь можно было даже посмеяться над ситуацией. И над мордой доктора Еудженин, которая, как думалось Кьюр, сильно вытянулась от просьбы сгенерировать химически точный эквивалент змеиного яда.

*   *   *

Она подняла тело Свитча на ночную прогулку. Пока разум хозяина сидел, запертый в темнице глубокого сна, она спустилась на пару этажей вниз, к исследовательским лабораториям. К двери с необычным запирающим механизмом, в который особо уполномоченные пони вставляли прямоугольный магический ключик. Как подсмотрел Свитч, следуя её подсказке, именно за этой дверью пряталось нечто, именуемое «Оранжереей», о существовании которой любезно поведал субъект с перепончатыми крыльями. В «Оранжерее» как-то могли создать змеиный яд. А значит, как полагала Ламия, могут создать и целую змею. Хотя…

Ламия не особо хотела возвращаться к облику ограниченной в возможностях рептилии. Она лишь мечтала получить инструмент обработки кристаллизита. Инструмент, ради которого стоило ждать долгие месяцы в чужом теле, на задворках чужого разума. Инструмент, который дал бы ей возможности, ограниченные лишь фантазией последовательницы истинной Гармонии. Инструмент, который прятался за этой дверью, имевшей хитрый запирающий механизм.

В довесок патруль охраны выпускал дверь из виду лишь на пару минут в период каждого обхода. Ламии приходилось долго ждать и выгадывать момент для перемещения из тени в тень. Она уже поняла, что всё задуманное обязательно следовало делать быстро и тихо.

Сегодня особо дерзких планов не имелось – Ламия лишь попробовала поддеть крышку запирающего механизма магией подвластного ей единорога. Как она и ожидала, чары соскользнули с предмета, который заговорили игнорировать внешние поля – чтобы не сломался и не стал добычей недоброжелателей. Этих сведений с одной ночной вылазки Ламии хватило. Она шмыгнула обратно в тень прежде, чем фигура охранника появилась поблизости. Крадучись направилась обратно в комнату Свитча. С мыслями о том, что задуманное вскрытие замков придётся проделывать не только быстро и тихо, но ещё и плохо подвластными ей копытами. И, скорее всего, опираясь на технические навыки Скриптеда Свитча, которые она могла заимствовать у пони так же, как он заимствовал, принимая за свои собственные, воспоминания об эпидемии у длинношерстных пони и о лекарстве из змеиного яда…

Глава 20. Исчезающая личность

Получив эффект желаемого заклинания, Патримони прекращает играть в добрую медсестру...

---

Левую ногу кристальной пони пронзала колющая боль. Словно лесной ёж решил покататься по ноге вверх-вниз, и его иголки, вопреки физиологии кристальных пони, могли пройти сквозь кожу. У многих в подобный момент появилась бы гримаса страдания, а сквозь зубы прорвался бы свистящий стон. Но Патримони даже не вздрогнула. Пусть боль оказалась сильнее, чем помнилось, но она ждала эту боль долгие месяцы, она вожделела её. Кристальная пони была счастлива мучениям физическим, потому что с ними заканчивались мучения ментальные.

Пожилой единорог, только что осиливший древнее тёмное заклинание, но не заметивший никаких изменений в окружающем мире, причин для радости не видел. Он подумал, что, как и в предыдущие шестьдесят восемь попыток, он где-то ошибся, перепутал ударение, выдержал слишком долгую паузу. И всё же, подтверждая теорию Спеллгейма, заклинатель интуитивно чувствовал, что заклинание сработало, что магия не ушла впустую.

— Версиатл, ты заметила что-нибудь? – с беспокойством спросил Полимат сразу после того, как отдышался.

Единорог израсходовал много сил, чтобы правильно произнести записанное на хрупком листочке заклинание; не дожидаясь ответа от собеседницы и не следя за её действиями, он поспешил добраться до кресла-качалки.

— Насколько я могу судить, с дикцией был полный порядок, – искренне заметила кристальная пони. Она сказала правду, но так, что это прозвучало как очередная попытка обнадёжить старика.

— Тогда почему ничего не произошло? – воскликнул Полимат. – Ни силуэта, ни тени, ни шёпота. Я ничего не почувствовал. Если мы сейчас всё сделали правильно, если заклинание сработало, то почему не открылась граница между мирами? Почему к нам не пришли, хоть на миг, те, кого мы представляли? Я ничего странного, неестественного не ощутил. А ты?

У Патримони имелся ответ. Но она приберегла его на вторую часть разговора. Пока что следовало завершить первую.

Кристальная пони приподняла белый край медицинской униформы на передней левой ноге. Если раньше она носила одежду медсестры потому, что выдавала себя за Айдлинг, то теперь накидка сослужила иную службу. Она скрыла от Полимата вереницу мелких чёрных кристалликов, которые как веснушки усеяли поблёскивающую шкуру. Они выстроились в иной рисунок, не похожий на оставленный чарами Сомбры, но Патримони не сомневалась, что сработают кристаллики схожим образом. Они – её отмычка для Империи, её шанс выполнить последний приказ короля.

Оставалась лишь одна проблема, мешавшая возвратиться в Кристальную Империю. Проблема эта сейчас с удручённым видом покачивалась в кресле и что-то едва слышно бормотала под нос. Выпустив из поля зрения существо, к которому ни в коем случае нельзя было поворачиваться спиной.

Кобылка подтянула к себе медицинскую сумку и вытащила из неё сложенный в несколько раз бинт и тёмную бутыль, стараясь, чтобы стекло не звякнуло. Глубоко вдохнув и задержав дыхание, она осторожно вытащила зубами пробку, прижала бинт к горлышку и перевернула бутылку, следя, чтобы ткань хорошенько пропиталась. Когда сжимающее бинт копыто ощутило влагу, Версиатл, жертва тирании Сомбры и та, кто хотела вновь увидеть своих погибших родственников, исчезла. Её место заняла Патримони, верный солдат короля, та, кто не остановится ни перед чем ради выполнения его приказа.

Одно копыто легло на спинку кресла и резко дёрнуло его назад вместе с задумавшимся единорогом. Второе, выждав пару секунд, легло на морду Полимата, прижав к его носу мокрый бинт. Кресло наклонилось ещё сильнее и опрокинулось, позволив Патримони повалить единорога на пол и придавить его сверху. Локтем она зафиксировала его голову, мешая скинуть пропитанную усыпляющим зельем тряпицу.

Тонкие рейки кресла затрещали, не выдержав борьбы двух существ. К ним добавился отрывистый шелест нарождающейся магии. Единорог пытался использовать какое-то колдовство, но предшествующее заклинание слишком его утомило. Искры магии, едва начав светлеть, угасли. А сам Полимат, вдохнув пары зелья, после нескольких попыток вывернуться закатил глаза и обмяк.

Кристальная пони поднялась, посмотрела на сломанное кресло, отбросила в сторону ненужную тряпку. И лишь после этого позволила себе сделать вдох. Бросив взгляд на часы, она сделала шаг к своей сумке. Время было ограничено, а сделать требовалось очень многое.

*   *   *

Полимат в момент пробуждения даже не вспомнил, что та, кого он считал сообщником и другом, напала на него. Это открытие ему пришлось совершать повторно, когда профессор обнаружил, что привязан к странной вещи, напоминавшей не то спортивный снаряд, не то импровизированную, сделанную из пуфика лавку. Что он определил практически сразу – кому-то было очень удобно приматывать пони к подобной штуке, так как хватило двух верёвок. Попытавшись пошевелиться, он обнаружил, что передние ноги примотаны намертво, в то время как на задние, похоже, длины верёвки не хватило либо она ослабла – ему удалось чуть подвигать ими. Также тот, кто связал профессора, не позаботился вставить ему кляп, чем он не преминул воспользоваться.

— Версиатл, океан вас побери, что происходит? – требовательным тоном произнёс Полимат. Точнее, попытался – дрожь в голосе скрыть не удалось.

Полимат не ждал, что ему кто-то ответит. У него возникла надежда, что кристальная пони, оставив его привязанным, благополучно ушла из дому. В этом случае через час или два единорог смог бы развязать задние ноги. Не факт, что они достали бы до пола – лежал Полимат высоко, – но чем-то помогли бы. Как минимум, позволили бы раскачать себя и свалиться на пол вместе с лежанкой.

Ответивший ему голос был настолько непохож на голос выдававшей себя за медсестру кобылки, что профессор замер, оставив попытки освободиться.

— Очнулся? Рада это слышать.

Через несколько секунд кристальная пони появилась в поле зрения. Вопреки сказанному на её мордочке не было и следа радости, углубившиеся и заострившиеся черты застыли маской равнодушной сосредоточенности. От пережившей ужасное и отчаянно ищущей способ вновь, хоть на миг, увидеться со своими близкими пони не осталось и тени. Перемена была столь разительна, что Полимат задался вопросом: а была ли хоть капля искренности в её словах?

Полимат не отрываясь смотрел на ту, кого знал как Версиатл, и не узнавал её даже с учётом застывшего выражения мордочки. Кобылка сменила наряд – теперь её фигура была затянута во множество ремней с металлическими пряжками, кольцами, зажимами и крючками, на которых висели непривычные и неприятные для современного пони предметы, словно сошедшие со страниц энциклопедии. И самым страшным было то, что кристальная пони выглядела совершенно естественно в этом облачении, не испытывая ни малейшего неудобства, словно всю жизнь имела дело с подобными вещами.

Профессор следил, как незнакомая пони, после обронённых фраз переставшая обращать на него внимание, методично выносит из кабинета годами копившиеся здесь вещи и сдвигает мебель к стенам кабинета, освобождая пространство с одной ей ведомой целью. Она делала это равнодушно, словно пленение пони и подготовка к чему-то едва ли для него приятному было для неё давно наскучившей рутиной. Тревога Полимата усилилась, когда она начала расстилать на освободившемся полу принесённые из прихожей старые газеты.

Старый единорог напрягся, когда кристальная пони внезапно шагнула к нему, но та всего лишь проверила стягивающие его верёвки, уверенным жестом специалиста подтянув удерживающую задние ноги, лишая даже малейшей надежды на освобождение. Затянув узел, она бросила взгляд на рог Полимата. Профессор знал, на что она смотрит: с момента пробуждения он попытался сплести какое-нибудь заклинание, но знакомое ощущение пробуждающейся магии бесследно растаяло в самом основании рога. Скосив глаза, он увидел, что на его рог надето золотое кольцо, с которого свисали тонкие нити, усеянные чёрными кристалликами. Их касание было неприятно, словно прикосновение холодного инструмента стоматолога к разрушившемуся зубу, и именно они глушили волшебство, что оставляло лишь альтернативу «рассчитывать на милосердие кристальной пони». Пони, занятой раскладыванием на маленьком столике на колёсиках набора хирургических инструментов, извлечённого из медицинской сумки.

— Я доверял тебе… – вырвалось из уст единорога.

— Как и многие до тебя. Совершенно напрасно.

— Почему я доверял тебе? Ни одна причина не приходит на ум. С первого появления до сегодняшнего дня. Несколько месяцев… Чем ты меня так ослепила? Как ты заставила меня поглупеть?

Кристальная пони, если и знала ответы, держала их при себе. Она сосредоточилась на откупоривании бутылки старого и дорогого алкоголя, который как-то вытащила из тайного шкафчика. Несмотря на своё положение, Полимат нашёл в себе силы печально вздохнуть, наблюдая, как редкий напиток небрежно выливают в салатницу. Только для того, чтобы опустить в него медицинские инструменты.

Профессору давали возможность самому искать ответы на заданные вопросы. И, как ему показалось, он начал понимать.

— Я ждал кого-то, кто избавит меня от гнетущего одиночества. Не жалостью, но идеей, планом того, как жить дальше. И ты… – Полимат опустил подбородок на твёрдую поверхность своего неудобного ложа. Кристальная пони терпеливо ждала, пока он продолжит мыслить вслух. – Ты продумала это всё заранее. До того, как переступила порог. Ты знала каждую фразу, на которую я среагирую, знала мои желания лучше, чем я сам. Предложила колдовство, слишком хорошее, чтобы быть реальностью.

Взгляд пожилого единорога устремился к свитку, который все ещё лежал на прежнем месте. Этим он словно напомнил кристальной пони о существовании манускрипта, поскольку та быстро его свернула и убрала в сумочку.

— Ты обманывала меня, скрывала факты. Но потом разрушила одну ложь, чтобы построить вторую. Я решил, что поступил бы так же. Что ты лгала для достижения планов, выгодных нам обоим. Но выгодно это было лишь одной тебе. Я думал, что мы идём рядом, значит, идём по одной тропинке. А на самом деле мы просто шли рядом.

— Тебе со мной не по пути, старик, – грубо сказала Патримони. И в пятый раз посмотрела на часы. Научный ум Полимата принялся искать объяснение такому поведению. Какого момента выжидает кристальная пони? Собирается ли она совершить нечто ужасное в определённый час? Чтобы соблюсти какой-то древний ритуал?

— Я полагаю, всё, что ты говорила о заклинании – ложь. Оно служит другой цели. И твоё пойло из грибов тоже. Ты готовила меня… моё тело. К какому-то жертвоприношению.

Сначала у пони выражение мордочки стало таким, словно ей сообщили, что кристаллы – затвердевшие слёзы драконов. Затем губы её раздвинулись в улыбке, но старый единорог не увидел в ней радости. Последовавший за улыбкой смех, который в другой ситуации можно было бы назвать хрустальным, заставил профессора содрогнуться. Отсмеявшись, кристальная пони умолкла, вернув мордочке прежнее спокойное выражение. И не дав ответа.

— Что ты хочешь со мной сделать? И, главное, как быстро?

В его голос закралась мольба – неизвестность и ожидание томили и пугали сильнее, чем возможная, пусть и ужасная, правда. Для учёного не было пытки страшнее, чем незнание. Патримони услышала это и чуть улыбнулась уголками губ.

— Заблудший мудрец, ты прав в том, что планы мои составлялись заранее. И порог твоего дома я переступила, точно зная, как и чем всё закончится. В моём видении будущего был ты, привязанный к скамье, я, не рассказывающая ничего о своих намерениях. И наша гостья. В данный момент, скорее всего, она уже нашла записку с просьбой постучать.

Снова появился проблеск надежды, но уже через секунду сгинул в океане обречённости. Кем бы ни была упомянутая только что гостья, вряд ли она имела цель и намерение спасти связанного единорога. Скорее всего, кристальная пони позвала кого-то себе в помощники по ритуалу, проведение которого она, вроде как, не отрицала.

— Я так и не услышал ответа.

Кристальная пони приподняла ремешки на ноге, демонстрируя цепочку чёрных кристалликов, напоминавших рассыпанную фасоль.

— Ты дал мне то, что было необходимо. С этого момента потребность в тебе отсутствует. Но в силу определённых причин я не могу тебя убить. Это было бы нежелательно. Одновременно с этим твой разум хранит в себе текст заклинания. Будучи единожды верно произнесённым, оно остаётся с заклинателем. В его памяти. Так что я не могу ни убить тебя, ни оставить как есть. И не могу сделать ничего, к чему привыкла. Ситуация сложная, и известные мне методы её разрешения не подходят.

— Ты пригласила кого-то, кто решит проблему?

Полимат делал то немногое, что ему оставалось – рассуждал. И пока его рот привлекал внимание кристальной пони, левая задняя нога, почувствовавшая ненадёжность узла, тихо двигалась вдоль скамьи, ослабляя путы.

— Позвала заклинателя, который сотрёт мою память? Чтобы я не вспомнил про Айдлинг, Версиатл, или как тебя на самом деле?..

— Патримони, – ответила кобылка. Профессор нахмурился.

— Я читал… Письмо дочери. Ты дерзко вломилась в Стэйблридж. Украла какие-то клинки. А потом удрала…

— Совершила тактическое отступление, – поправила Патримони. – Полностью выполнив поставленную задачу. И, возвращаясь к твоему предыдущему вопросу… У меня были разные идеи, как стереть тебе память. Артефакты, заклинания…

Она оттянула один из ремешков, и на секунду профессор увидел круглый амулет с синим камнем в центре. Амулет был повреждён, кристалл покрылся сетью трещин и был готов рассыпаться, удерживаясь на месте только благодаря сжимавшей его оправе.

— Опыт показал, что всё это не является приемлемым решением, – сухо сказала Патримони. Однако взгляд её, адресованный амулету, таил искры злобы. – Поэтому я нашла ещё одно…

Внизу раздался стук – кто-то стоял перед входной дверью. Патримони, явно ожидавшая именно этого события, тем не менее не спешила спускаться. Вытащив из-под наплечника знакомую Полимату тряпицу, она показала её профессору.

— Я хочу спросить, собираешься ли ты кричать и звать на помощь? – поинтересовалась она, поигрывая тряпкой. – Вряд ли это поможет. И той, кто заглянула в гости, тоже. А если я не буду уверена в твоём поведении, то снова отправлю в долгий сон.

Полимат, дабы не рисковать, даже на этот прямой вопрос ответил жестом, не раскрывая рта. В деле освобождения задней ноги намечался небольшой прогресс, и очередное усыпление загубило бы профессору всё дело.

— Прекрасно, – почти шёпотом сказала кристальная пони. – Я не сомневалась, что ты сохраняешь надежду на побег. Потому что уверенность, что ты потерял всё, что тебе дорого, ошибочна. Сейчас ты считаешь иначе.

Она потопала по лестнице вниз, оставив Полимата раздумывать над тем, насколько права явившаяся из дальних краёв мучительница.

*   *   *

Патримони не потребовалось много усилий, чтобы втащить на второй этаж настоящую Айдлинг. Кобылка с бежево-лазурной гривой, обнаружив на столике в кафе записку, пришла к дому пожилого единорога, чтобы сыграть свою роль в замысле кристальной пони.

— Профессор, знакомься! – сказала Патримони. – Айдлинг, медсестра балтимэйрского госпиталя. Айдлинг, ты сейчас смотришь на своего пациента, профессора Полимата.

Земнопони попыталась вырваться, но кристальная пони бросила её на паркет, легко подавив сопротивление, так же, как и ранее, в прихожей и на лестнице. Выучка и сила кристальной пони оказались вне конкуренции – Айдлинг лишь удалось растрепать противнику причёску и расстегнуть один из ремешков. И то, и другое было приведено в должный вид менее чем за минуту.

— Никак не могу привыкнуть к тому, какие вы слабые, – сказала Патримони, убирая копыто с лежащей медсестры. – Впрочем, чего ещё ждать от вида, который деградировал сотни лет.

— Что?.. Что ты хочешь? – пискнула Айдлинг, которой в процессе короткой трёпки, естественно, ничего не объяснили. Вместо ответа Патримони раскрыла перед ней потрёпанную книгу со штампом библиотеки Балтимэйра.

— Знакомая книжка, не так ли? – спросила кристальная пони, изучая синюю печать на одном из листов. – Ты брала её несколько раз, когда стажировалась в госпитале. Не только её. Пособия по нейрологии, нервной системе высокоразвитых существ, рефлексам, психологическим деформациям личности…

Называя книгу, Патримони бросала её на пол с точно выверенной высоты, наблюдая, как лежащая на полу Айдлинг вздрагивает при каждом шумном падении тяжёлого тома.

— Красный фолиант, страница сто семнадцать, – скомандовала кристальная пони. – Вот, что мне от тебя нужно.

Полимат, вопреки своему положению, ощутил интерес: натура учёного требовала узнать, что написано на странице сто семнадцать. Его это интересовало едва ли не больше, чем протянувшую дрожащее копыто к указанной книге медсестру.

— Исследования головного мозга показали различия в функциях отдельных его частей, – снова взяла слово Патримони. Она по памяти пересказывала содержание медицинских семинаров и нескольких прочитанных книг, ныне раскиданных по полу. Кристальная пони с гордостью могла заявить, что готовилась к этой речи, как ни к одной другой. – Части мозга руководят поведением хозяина, аспектами его жизни. Наши мозги надо хранить в целости, ведь без них существовать мы не в состоянии. Но есть отдельные теории, подтверждённые лабораторными исследователями. Они утверждают, что можно вмешаться в работу столь важного органа. Можно нарушить связь отдельных сегментов мозга, не убив пациента в процессе. Всего лишь одно точное хирургическое воздействие…

— Да ни за что! – отбросила книгу с, как успел заметить Полимат, подробными цветными иллюстрациями Айдлинг. – Я поняла, о чём вы ведёте речь. Деформация Вирдериуса. Я никогда и ни с кем не поступлю так…

Патримони понадобилось лишь повернуть голову в сторону бунтующей кобылки. Движение и последовавшие слова вынудили Айдлинг от гордого отказа перейти к немому ужасу.

— Ты Айдлинг. Медсестра из госпиталя Балтимэйра. Живёшь на Мощёной аллее, дом под номером двенадцать. Двухэтажный пригородный дом белого цвета с синими ставнями. Четыре комнаты на первом этаже, две на втором, плюс подвал. Два входа, шесть окон на первом этаже, к одной из стен примыкает старый вяз, ветки которого достают до крыши. Твой супруг, Хейкрафт, работает в зернохранилище, по постоянному графику, домой приходит в пять вечера. Твоя девятилетняя дочь, Лакиана, приходит из школы номер шесть в четыре тридцать по понедельникам и средам, в три пятнадцать во все остальные дни, кроме выходных. От школы до дома она идёт по улице Фейрвезера, Малому Лиственному переулку и Мощёной аллее. Делает два поворота и трижды переходит дорогу…

Каждая фраза, произносимая спокойным, не содержавшим и тени угрозы тоном, действовала на Айдлинг как пощёчина. Голубая кобылка прижималась к паркету, с содроганием глядя на знавшую о ней так много пони.

— Лакиана закончит занятия через двадцать минут, – невозмутимо продолжала Патримони. – Я вполне успею привязать тебя здесь к чему-нибудь, перехватить её по дороге к дому, привести сюда. Приставлю ей нож к горлу и посмотрю, как ты будешь отнекиваться, когда её кровь начнёт капать на этот пол.

— Прекрати! Хватит! – потребовал пожилой профессор. Вряд ли у Айдлинг имелись какие-то сомнения, но Полимат был точно уверен – всё обещанное кристальная пони выполнит. Без каких-либо угрызений совести, если таковая у Патримони вообще имелась. – Зачем ты всё это творишь? Как ты можешь оправдывать себе всё это?

Кристальная пони прекратила терзать взглядом Айдлинг и откашлялась. Повернувшись к Полимату, она заговорила, медленно приближаясь к связанному профессору.

— Старик, ты знаешь трактовку термина «родина»? Наверняка ты с ней сталкивался. Имеешь собственное отношение, собственное мнение по этому вопросу… Так вот, мою родину уничтожили ваши проклятые правители! Думаешь, у тебя ничего не осталось, старик? У меня нет места, куда бы я могла вернуться. Нет дома, в котором я могла бы жить. У меня есть лишь приказ тысячелетней давности, который я обязана исполнить! И я исполню его во имя любви к тому, что вы в ваших учёных книжках написали после слова «родина»!

В конце своей речи кристальная пони стояла вплотную к единорогу, и тот мог заглянуть в глубину ей глаз. Почувствовать на себе её взгляд. Взгляд зовущегося кристальным, но живого существа. Взгляд, по твёрдости не уступавший алмазу.

— Вы… – В голосе Айдлинг слышались умоляющие нотки. – Вы просите меня провести… операцию, которую… лишь теоретически описали в книгах… которую… никто и никогда на практике не делал.

— Знала я одного лекаря, – сказала Патримони, – который рискнул бы… Но здесь и сейчас он вряд ли появится. Поэтому деформацию Вирдериуса проведёшь ты.

Кристальная пони взяла медицинские накопытники, лежавшие рядом с салатницей, и бросила в сторону Айдлинг.

— У меня не получится… – пискнула земнопони, глядя на накопытники, словно на кишащие червями яблоки.

— Должно получиться. Иначе пожалеешь об этом не только ты. Но и твой муж. И твоя дочь. И твои родители, проживающие ныне в Филлидельфии.

Айдлинг неуверенно подняла с газет накопытники. Пока она, сотрясаемая мелкой дрожью, рассматривала их, а Патримони рассматривала паниковавшую медсестру, Полимат никого не рассматривал. Он закрыл глаза. Сделал пару глубоких вдохов. Узлы на задней ноге оказались слишком хитрыми, слишком тугими. Пожилому единорогу пришла пора отбросить слабые надежды. Принять то, что автор двухсот публикаций, монографий, пособий, обладатель десятка патентов, изобретатель научных теорий, заклинаний и приборов сейчас может принести пользу лишь одним-единственным способом.

— Дочка, – произнёс он, обращаясь к Айдлинг. – Сделай то, что она требует. Не рискуй. Не думай о старике. Старику уже ничего не светит. Старик сам загнал себя в эти силки. Старик в этих силках останется. Но ты слишком молода, чтобы остаться вместе с ним. Сделай то, что она требует.

Даже Патримони не смогла полностью скрыть промелькнувшее на её мордочке изумление. И говорить после слов профессора начала чуть иначе. В её голосе появился до омерзения извращённый отзвук материнской ласки.

— Вот скальпели, вот медицинские зонды, – сказала она, вылавливая из салатницы необходимые инструменты. – Описание операции ты, наверное, помнишь. Ты ведь тоже сидела на семинаре доктора Дэмга. Но я могу тебе напомнить. Делаешь надрез над глазом. Вводишь в полость за глазницей тонкое лезвие…

Айдлинг всхлипнула, кое-как натянула стерильные накопытники на дрожащие копыта, с трудом поднялась на ноги. Шаткой походкой двинулась к скамейке с привязанным единорогом, подгоняемая подавляющим волю заклинанием чудовищных обещаний. Скрипнув колёсиками, рядом с ней остановился столик со всем необходимым.

— Соберись! – рыкнула на медсестру стоящая по другую сторону столика Патримони. – Помни, что одно твоё неудачное движение прервёт больше чем две жизни.

— Ты просто чудовище, – произнёс старый профессор. – Не могу поверить, что ты существуешь в природе. Я готов верить, что ты колдовство своего короля. Порождение его тёмной магии.

Патримони не стала открывать профессору, насколько он близок к истине. Конечно, не на все сто процентов, поскольку кристальная пони оставалась существом вполне естественного происхождения. Но в ней поселилось столько черт, идей и мыслей сгинувшего правителя Империи, что без них она превратилась бы в кобылку, которую сама бы не узнала. Она жила не за счёт тёмной магии, но за счёт мечтаний о ней.

Патримони спустилась в тайные ходы, проложенные под дворцом и окружающими постройками. О существовании подобных мест знали лишь король и его командующие. Она теперь тоже состояла в звании командующего. Получила свою «отмычку» для проникновения в эти туннели. Использовала её, когда помчалась на зов, не завершив партию с Ризном в карточки-снежинки, которую почти выиграла.

Разглядывая непривычного вида коридоры, проложенные сквозь естественную скалу, а не магически выращенные кристаллы, Патримони спешила отыскать своего короля. Приказ незамедлительно явиться в потаённые туннели она получила лично, услышав его голос в своей голове. И считала каждую секунду промедления не заслуживающим снисхождения проступком…

Патримони прикусила язык, чтобы через боль вырваться из плена воспоминаний. Как всегда, в самый неподходящий момент ветер прошлых эпох ворвался в её мысли. Колючий, терзающий ветер. Она не могла долго идти против этого ветра. Она ощущала новый грядущий шквал. Каждый раз, когда она пыталась уйти от воспоминаний, они быстро возвращались, с большей жестокостью ударяя по сознанию.

На несколько мгновений вернувшись в настоящее, Патримони быстро оценила обстановку. Айдлинг пыталась сосредоточиться, склонившись над головой профессора со скальпелем в копытах. Сам Полимат, похоже, полностью смирился с уготованной ему участью, глубоко дыша и прижав уши. Было опасно оставлять их без присмотра, но Патримони не могла долго противиться приступу реминисценции. Это был противник, одержать верх над которым командующая короля Сомбры так и не смогла. Ни разу.

— Думай о своей дочери, старик. – Патримони произнесла напутствие, совпавшее с первым надрезом, который сделала Айдлинг. – Думай о дочери. Возможно, тогда её образ останется у тебя в памяти…

Патримони замолкла. Поддалась ударившим словно шторм воспоминаниям. Она могла лишь надеяться, что несколько секунд, которые они отнимут, ничего не поменяют.

Не все подземные туннели под Империей были прямыми. Иные вели из помещения в помещение, разделяясь на несколько путей. Патримони в военном обмундировании шла по одному из немногих прямых ходов, рассчитывая увидеть впереди силуэт короля Сомбры. Или перегородку, через которую можно пройти, используя кристаллики на ноге. Но при свете лампы видела землю и слабо отсвечивающие рудные жилы. А скоро могла не увидеть и их – свечка внутри лампы превратилась в лужу воска со слегка возвышавшимся над ней огрызком фитиля. Менять свечу в лампе никому из пользовавшихся ей командующих не хотелось, так как каждый считал, что на его смену хватит, а суетиться должен следующий.

Неверный свет вдруг канул в пустоту там, где должен был отразиться от камня. Целая часть стены бесследно исчезла по воле тёмных сил, подействовавших на высоко висевший кристалл. Патримони видела, как король открывает такие двери, но не подозревала, что здесь, в случайном месте подземного хода, есть подобная «тайна тайн».

Кристальная командующая замерла в нерешительности. Послушная пони не переступила бы порог чародейской комнаты без разрешения. Но послушная пони выполнила бы приказ своего короля и явилась к нему. Ведь зов был, и промедление сулило неприятности. Патримони не могла выполнить оба приказа своего короля одновременно, и это причиняло ей почти физическую боль.

Пока она размышляла, какой из приказов придётся нарушить, фитиль, питающий крохотный дрожащий огонёк, утонул в растаявшем воске. Свет погас. Пони осталась в кромешной тьме без возможности зажечь лампу снова. Теперь прямота туннеля вызвала радость, ибо проще было вслепую добраться до любого его края.

Однако через несколько секунд Патримони поняла, что окружающая её темнота не абсолютна. Свет под землю как-то поступал, причём из нового открывшегося прохода, из помещения за ним. Это подвигло кобылку продвинуться вперёд, нарушив часть дворцовых инструкций.

«Хотя бы разожгу свет там, где буду видеть кремень. Потом незамедлительно отсюда уйду», – решила для себя Патримони.

Вот только в месте, где имелось достаточно света, чтобы открыть лампу, расковырять утонувший в воске фитиль и высечь искру, до слуха пони донёсся голос. Слов она разобрать не смогла, но интонации подсказывали, кому принадлежала речь. Патримони была на верном пути к звавшему её монарху. И, поскольку в комнате за углом света было ещё больше, она решила не терять время на розжиг лампы и предстать перед очами государя.

Она остановилась на пороге чудного и чудесного помещения, в которое словно загнали облако – настолько осязаем был мутный свет, пробивавшийся через потолок. Верх комнаты, очевидно, представлял собой большой купол из однородного кристалла, чьи грани снаружи ловили на себе солнечные лучи. Ловили и фокусировали на большую прямоугольную призму, которую уложили на наклонный постамент в центре зала. Патримони пришлось моргнуть несколько раз, чтобы убедиться – это не иллюзия, внутри призмы действительно просматривался силуэт. Неизвестная пони лежала внутри огромного кристалла. Словно жемчужина внутри раковины моллюска.

Голос продолжал произносить какие-то слова. Он исходил от чёрно-серого комочка, прижавшегося к одному из углов постамента. Патримони потребовалось время, чтобы осознать – король Сомбра полулежал возле заключённой в кристалл пони. И общался с ней словами, которые никто и никогда во всей Империи от Сомбры не слышал. И даже не надеялся услышать в мечтах. Просто невозможно было вообразить, что король способен разговаривать с кем-то… нежно.

— Прости, прости меня, – донёсся до Патримони голос единорога. – Я так жесток с ними. Если бы я мог… Если бы я был способен так убеждать… Как ты убеждала… Я могу только угрожать. Только заставлять их. Твоих подданных. Прости… Я должен их торопить… Иначе не успеть… Иначе всё будет потеряно. Я потеряю твою Империю… Я не могу её потерять, не могу потерять то, чем ты так дорожила…

Патримони с трудом закрыла приоткрывшийся от изумления рот. Очевидно, что она смотрела на какое-то кристальное божество. Кем ещё, кроме божества, могла быть пони, полностью замурованная в кристалл, чтобы вызывать у короля такие эмоции?

Взгляд Патримони блуждал по тайному залу, когда Сомбра внезапно замолк. Каким-то образом, возможно, по отражению в кристальной стенке призмы, он понял, что больше не является единственным посетителем данного укромного уголка. Отразившиеся от кристального саркофага фиолетово-зелёные огни не обещали ничего хорошего той, кто посмела нарушить его уединение.

— Тебе известны поговорки о чрезмерном любопытстве? – раздался вновь ставший низким и раскатистым голос короля. – И расплате за него?

Мгновение спустя чёрная фигура единорога в доспехах превратилась в поток дыма и, пролетев несколько метров, обрела форму рядом с замершей у стены командующей. Два выступающих из челюсти клыка оказались рядом с незащищённой доспехами шеей. И даже не обладавшая особой чувствительностью кристальная шкура уловила дыхание монстра.

— Мой король желал меня видеть, – сглотнув, доложила Патримони. Ей стало понятно, что сейчас она поплатится жизнью за свой проступок. И она не хотела, чтобы последнее действие, последние слова как-то перечеркнули её историю, историю верного своему господину солдата.

Мощные челюсти клацнули, ухватив лишь воздух. Зелёное пламя ярости в глазах короля угасло, но фиолетовая дымка продолжала сочиться из их уголков.

— Вер-рно. – Сомбра отошёл на пару шагов так, как сделал бы пони, желавший скрыть свою оплошность, но не имевший в этом достаточно практики. – Я звал тебя. Просто забыл, насколько ты исполнительна. Другие командующие заставляют себя ждать.

Патримони не знала, похвала это или выражение недовольства, поэтому старалась стоять неподвижно и не таращиться на короля, которого прямые взгляды раздражали. Её взгляд вновь притянуло к кристальному саркофагу, бывшему центром зала. Сомбра отследил направление взгляда.

— Ты ведь не помнишь правление принцессы Аморы? – неожиданно спросил он.

— Мне… – запнулась командующая. – Мне было всего лет пять. Я плохо…

— Ясно, – перебил её король. Кивком головы он указал на выход и двинулся следом за Патримони. Его рог слабо светился, разгоняя темноту и делая ненужной подвешенную к доспеху командующей лампу. Король молчал, а Патримони не решалась задавать вопросы, чтобы не навлечь на себя его гнев.

Вновь Сомбра заговорил, лишь когда они вернулись в коридор, и он создал на месте ведущего в тайную комнату прохода монолитную кристальную стену.

— Тебя не касается то, что ты увидела в усыпальнице, – сообщил он, одновременно дав залу имя. – Знай лишь, что принцесса Амора была великим и искренне любившим свою родину правителем. В её семье лишь она одна понимала значение слова «родина». И желала ей процветания. Остальные желали лишь очутиться под крылом соседних правителей. Ради всяческих выгод… Гр-р-р!

Король с трудом сдержал вспышку гнева, предвестие которой эхом разнеслось по туннелю.

— Я позвал тебя, – сменил тему Сомбра, – потому что из командующих лишь ты заслуживаешь доверия. И лишь у тебя достаточно решительности, чтобы выполнить один мой приказ.

Сомбра подвёл Патримони к стене из сплошного кристалла, за которой или начинался ещё один ход, или была какая-то комната. Она не знала точно, так как в этом направлении подземного лабиринта ещё не ходила. Вскоре порадовалась наличию провожатого – в расходящихся туннелях она сама плутала бы долго.

Король по какой-то причине не торопился открывать проход или приказывать командующей использовать пропускающие кристаллы. Вместо этого он глядел на своё отражение. В магическом свете в недрах кристальной стены удавалось рассмотреть лишь бесформенный тёмный силуэт.

— Очень скоро я отдам тебе приказ, который ты должна будешь выполнить. Но не ради своего короля. Ради своей родины. Ради блага всей Кристальной Империи.

Патримони, как могла, попыталась встать ещё более «смирно».

— Твоего короля скоро не станет, – глухо произнёс Сомбра. – Того короля, которого ты знаешь. Чудовище, что живёт внутри, победит. Это неизбежно. И времени осталось мало. – На секунду кристальной пони почудилось, что клубящаяся в толще кристальной стены тень смотрит на неё; в темноте вспыхнули ядовито-зелёные глаза, сочащиеся фиолетовым дымом. – В день, когда это случится, я прикажу тебе уничтожить меня.

Если бы Патримони обрела крылья, очутилась в городе на облаках, где ей сказали бы, что солнце зелёное, так как сделано из огурцов – то и тогда она не ощутила бы и половины своего нынешнего изумления.

— Мне интересно, что именно вызывает у тебя такое недоумение, – проявил некоторую иронию единорог. – Суть приказа или то, что ты не видишь способа его выполнить? Не переживай, скоро ты увидишь то, что даст тебе ответы.

Командующая отработанным движением прижала ногу, украшенную чёрными кристалликами, к стене. Поверхность стала зыбкой и полностью исчезла. За стеной оказался короткий проход. И длинная лестница, уводившая куда-то в пахнущую сухой пылью темноту.

— Я почти закончил работать над механизмом, – объяснял Сомбра, – который назвал Кристальной Яростью. Когда придёт время, ты запустишь его. Кристальная Ярость распознает и уничтожит любое существо в Империи, в котором почует иную магию, кроме кристальной. Никто из жителей страны не пострадает, зато они окажутся под вечной нерушимой защитой. От сестёр-аликорнов. От теряющего разум короля. Империя будет сама по себе. Независимая, свободная. О такой Империи мечтала принцесса Амора. И я создам такую Империю в память о ней…

— Ваше величество, – робко произнесла Патримони, преодолевая первые несколько ступенек. Сомбра чуть заметным кивком разрешил ей говорить. – Как я узнаю?.. Как я пойму, что выполнила ваш последний приказ? Как я пойму, что… Империя в безопасности?

— Это очень просто. – Король жестом велел ей поднять ногу с рисунком из кристалликов. – Эти чары, которые ты используешь. Как только их заклинатель умирает, они прекращают действовать. Когда ты выполнишь приказ, это украшение исчезнет. В этот момент тебе лучше быть на поверхности, – с лёгкой тенью усмешки добавил король.

Несколько красных капель стукнули по скамейке под старым единорогом. Упал на пол скальпель с окровавленным лезвием. Неподвижно замерла растрёпанная седая грива. Появился лишённый осмысленности взгляд, съехала на сторону нижняя челюсть. Медсестра Айдлинг сжалась в комочек на подстилке из газет, повторяя слова: «Простите меня». Наверное, слова должны были что-то исправить, но не исправляли.

Патримони позволила себе шумно выдохнуть. Она успела запугать Айдлинг так, что та не заметила необычно молчаливое поведение кристального надзирателя. Кобылка с бежево-лазурной гривой выполнила свою часть задачи. И, как показал мимолётный взгляд на точки узора из кристаллов, справилась превосходно. Не убила, но отправила гениальный разум в царство забвения.

— Встань! Поднимись! – рявкнула Патримони. В этот момент кристальной пони стало почти жаль Айдлинг. Ведь у кобылки не было многолетней муштры, она не училась жестокости. Для медсестры случившееся станет новым, порождающим кошмары, опытом.

— Я сделала… Вы просили… Я не… – бессвязно бормотала земнопони. Патримони сохраняла невозмутимость.

— Теперь ты обеспечишь профессору палату в госпитале и постоянный уход. О нём должны заботиться как о величайшем сокровище этого мира. Потому что, если он вдруг умрёт, я узнаю об этом моментально. И тогда… Ну, скажем так, я найду чудовищное применение своим знаниям о твоей семье. Ты меня поняла? Ты поняла меня?!

Патримони грубо встряхнула раскисшую пони. Та издала писк вытаскиваемой из-под дивана маленькой собачонки и судорожно кивнула. После этого она стала кристальной пони безразлична. Патримони подхватила сумку с оставшимися у неё ценными припасами. Одним из них был билет на поезд, отходивший от городского вокзала и шедший на север.

Миссия командующей в Балтимэйре успешно завершилась. Теперь её путь лежал в Кристальную Империю. На родину.

*   *   *

— Кьюрис, с тобой всё в порядке? – спросил Краулинг Шейд, зашедший проведать подругу перед отлётом в Стэйблридж. Он задал вопрос потому, что за годы знакомства не помнил такой реакции – у кобылки от ярости дрожали веки и нижняя челюсть. Что бы ни вызвало такой гнев, оно крылось в письме, которое утром привёз с материка Эндлесс. Послание поступило на фиктивный адрес, который Кьюр использовала, чтобы анонимно оплачивать уход за одним пожилым пони.

— Профессор Полимат, – произнесла имя этого пони Дресседж Кьюр. – Какая-то кристальная тварь напала на него. Искалечила…

Единорожка бросилась к шкафу. Она вытащила с нижней полки чемодан, куда принялась не глядя скидывать вещи с двух верхних. Шейд сразу догадался, что затевает подруга. Но на всякий случай спросил:

— В Балтимэйр собираешься?

— Да. Для начала. – Кьюр выплёвывала слова, словно они жгли ей рот. – Узнаю, как зовут ту кристальную сволочь. Потом пойду по её следу.

— И? – с особым вниманием к реакции произнёс Краулинг Шейд. Он опасался весьма редких для Дресседж Кьюр скоропалительных решений. Опасался потому, что при её характере последствия обычно были чудовищными.

— Поймаю её и передам в копыта гвардейцев. Шерифов. Поницейских. Любых служителей правопорядка, – ответила единорожка. Она сообщила ровно то, что хотел бы услышать бэт-пони. Но совсем не то, что было у неё на уме.

— Кьюрис, ты не обязана этого делать.

Если бы взгляды могли двигать предметы, то Шейда в момент завершения реплики впечатало бы в зеленовато-серую каменную стену.

— Нет, обязана. – Кьюр мотнула головой, словно ожидая, что от этого заклинание быстрее застегнёт молнию чемодана. – Если бы Бикер была жива, она поступила бы так же. Но Бикер больше нет. Из-за меня. Так что теперь её путь целиком на мне…

Шейд задержал её поднятым крылом. Всего на пару секунд. Чтобы заглянуть в покрытые панцирем леденящей злобы зелёные глаза. И чтобы попытаться их отогреть тёплыми нотками голоса, идущего от сердца:

— Пожалуйста, помни, что не вся твоя жизнь подчинена этому долгу. Береги себя, ладно?

Зелёная единорожка позволила словам проникнуть внутрь, под броню своей решимости. И, неучтиво шмыгнув носом, прошептала в ответ:

— Хорошо…

Глава 21. Право собственности

Компания «Троттингем Солюшенс» использует лазейки в эквестрийских законах, чтобы присвоить себе чейнджлинга Бзза...

---

Дежурный на КПП не мог знать, что его вызов окажется крайне несвоевременным. Скоупрейджу пришлось отрывать свои губы от губ Везергласс, подниматься с дивана и подходить к коммуникатору.

— Конечно, именно сейчас я кому-то понадобился, – ворчал жеребец, не отрывая глаз от супруги.

— Работа зовёт, милый, – прилетело в ответ вместо сочувствия.

Копыто единорога с силой вдавило кнопку приёма на панели интеркома.

— Скоупрейдж вас очень нехотя слушает, – произнёс он в микрофон.

— Это Компренд с КПП-один, – раздалось из динамика. – Тут группа сердитых пони. Вроде, требуют впустить или вывести к ним чейнджлинга Бзза. Шейд, как вы знаете, в разъездах, Уайлда я вызвал. Зная, что вы с Бззом в артефактном вместе работаете, решил и вас позвать.

— А морды у них не треснут? – осведомился Скоупрейдж. – Кто вообще такие, откуда к нам?

Возникшая пауза говорила о том, что Компренд рискнул оторваться от переговорного устройства и сделать то, что по должностной инструкции надлежало сделать в первую очередь: выяснить, что за пони намереваются пробиться через КПП научного центра.

— Эм… Судя по разрисованной карете, это, вроде, группа из «Троттингем Солюшенс».

Теперь уже Скоупрейдж замолк, вникая в ситуацию.

— Хм, ну, я бы не удивился цирку из Лас-Пегасуса. Они уже предлагали устроить шоу «Белый чейнджлинг на манеже». И очень на меня обиделись за прямолинейный ответ с указанием направления. А строителям этим на кой наш чейнджлинг сдался?

— Не знаю. У меня как-то желания нет вылезать из будки и их расспрашивать. Может, вы подойдёте, узнаете?

— Охранник, тоже мне, – усмехнулся Скоупрейдж, временно отжав кнопку. – Скоро себе охрану начнёт выпрашивать.

— Сообщи на КПП, что мы идём, – произнесла с дивана малиновая единорожка. Её магия уже снимала со спинки стула брошенный туда защитный комбинезон, который Везергласс использовала в качестве повседневной одежды – это значило, что переубеждать её уже поздно. – Если это господа из «Троттингем Солюшенс», возможно, с ними будет Эбраиш Джог. А я ему очень хочу сказать пару ласковых.

Везергласс проворно натянула комбинезон и взялась за шнуровку: серые верёвочки ныряли туда-сюда подобно юрким змейкам. Последним отточенным движением она сплела мудрёный узелок под горлом.

— Ага, – кивнул Скоупрейдж, досмотревший шоу с одеванием супруги до конца. – Компренд, слушай, вызови там подмогу с ближайших постов. Тут, походу, шторм надвигается.

*   *   *

Шторм и правда надвигался на Стэйблридж, но обещал пройти над ближайшим лесом, затронув НИИ лишь краем. Отдельные капли так и не ставшего чем-то большим дождика как раз ползли по стеклу сторожевой будки северо-западного пропускного пункта, когда Скоупрейдж и Везергласс подошли к шлагбауму, препятствовавшему движению троттингемского дилижанса. То, что транспорт пришёл из Троттингема, читалось по скошенной задней части и сдвоенному комплекту рессор. То, что разговаривавшие между собой пассажиры из тех же краёв, проявлялось в чуть слышной «э» после некоторых «и».

— Наконец-то нас соизволили встретить, – фыркнул земнопони, державшийся особняком от двух попутчиков и четырёх работяг, впряжённых в дилижанс. Плащ с воротником и завитые вокруг ушей пряди гривы подсказывали, что главной мордой среди вновь прибывших является он. И ещё этот пони показался Везергласс смутно знакомым – она уже видела такую остроносую морду и красноватый оттенок глаз у другого представителя семьи Джог. Правда, тот держался куда скромнее, как минимум, плащей с золотой вышивкой не носил.

Два жеребца, сопровождавшие сию персону, стояли достаточно близко, чтобы оставаться под аркой, защищающей от дождя, но достаточно далеко, чтобы их не приняли за личных помощников остроносого пони.

— Мы соизволяем встречать только гостей, которые соизволяют предупреждать о своих визитах, – ответила Везергласс.

Пони в плаще внимательно изучил единорожку, очевидно, прикидывая, насколько какой-то сотрудник научно-исследовательского института ниже его персоны по социальной лестнице. Видимо, статус всё-таки обязывал земнопони проявлять манеры, поэтому он слегка качнул головой в знак приветствия.

— Дэфлаш Джог, – представился он таким тоном, будто всем следовало немедленно пасть на мокрую траву в истовом земном поклоне. Но вместо этого реакцией стало чуть слышное хмыканье.

— И что же угодно семье Джог от нашего НИИ? – произнесла Везергласс.

— Отлично, сразу к делу, – встрепенулся троттингемский фанфарон, попутно смерив взглядом подошедшего на КПП Паддока Уайлда. Начальник службы безопасности делал вид, будто не представляет никакой угрозы, но широкие рукава куртки наверняка прятали «а не уйти бы вам, пожалуйста» арсенал.

Один из спутников Дэфлаша Джога подошёл ближе и протянул прикрытую от дождика папку с бумагами. Земнопони вместо благодарности цокнул языком, очевидно, отмечая, что бумаги для большей эффектности следовало подать на секунду раньше.

— Я приехал, чтобы забрать своего чейнджлинга! Инсектоида по кличке Бзз, – объявил Дэфлаш Джог, поглаживая краешком папки раскрашенный бело-красным шлагбаум.

Сколько Везергласс ни всматривалась в гостя, разглядеть в нём королеву Кризалис не получалось. Либо повелительница инсектоидов вела какую-то нереально запутанную игру с перевоплощениями, либо Дэфлаш Джог реально являлся собой, то есть старшим сыном владельца «Троттингем Солюшенс», и, судя по заявлениям, нуждался в срочной психиатрической помощи.

— Давно ли чейнджлинг вашим-то стал? – нахмурился начальник службы безопасности.

Везергласс который месяц не могла избавиться от ощущения, что с мордой у специалиста-зоолога не всё в порядке – слишком уж она была гладкой и бледной. Сейчас, наблюдая за каплями дождя на скулах Уайлда, единорожка ещё больше укрепилась в своём мнении. В отличие от большинства присутствующих, он не прятался от дождика под подъездной аркой и позволял каплям холодной воды падать на гриву и морду, сохраняя при этом весьма довольный вид принимавшего тёплую ванну субъекта.

— С момента, когда я внёс запись в кадастр домашних питомцев под номером… – Дэфлаш Джог прервался, чтобы рассмотреть мелкие значки на одной из бумаг. – Ди-Эл, пробел, тысяча тридцать восемь. Запись заверена троттингемским кадастровым управлением, и мне на копыта выдан экземпляр правовладельца. Как указано в этом документе, – обнажив в улыбке ухоженные зубы, произнёс земнопони, – «никто из граждан Эквестрии не имеет права препятствовать хозяину питомца вернуть его в своё владение». Так что, если вы сейчас не пропустите меня к Бззу или не приведёте Бзза ко мне, то у вас возникнут серьёзные юридические проблемы.

Повисла пауза, во время которой стэйблриджцы боролись с эмоциями. Паддок Уайлд сдерживал злость, Скоупрейдж маскировал любопытство относительно копий бумаг, балансировавших на шлагбауме, Везергласс изо всех сил старалась не рассмеяться.

— Ишь чего придумал. Кадастр какой-то! – покачала головой кобылка. – Кто-нибудь вообще слышал про этот кадастр домашних питомцев?

— Я слышал! Я! – подал голос Компренд. – Это у меня в кроссворде было! Есть такой давний перечень, берущий начало ещё с ручного паучка Старсвирла Бородатого. Туда, вроде, можно вписывать своих домашних животных, на веки вечные закрепляя за собой право владения ими.

— Это абсолютно бесполезный генератор макулатуры, – высказался Паддок Уайлд, имевший по вопросу профессиональное зоологическое мнение. – Учёт ведётся по желанию, толку от него любому пони – нуль в дцатой степени. Никто не обязан вписывать туда своих собак и птичек.

— Не обязан, но имеет на это право, – хищнически заметил Дэфлаш Джог. – Я воспользовался этим правом и, поскольку в кадастре не было опережающей по времени записи, чейнджлинг, которого вы у себя держите, принадлежит мне.

— Этот кадастр собираются отменить в следующем полугодии, – сообщил Уайлд.

— Но пока же не отменили, – повысив голос, произнёс пони в расшитом плаще. – Так что ведите сюда моего питомца.

В дополнение к своим словам земнопони собирался топнуть. Но, поскольку стоял вплотную к опущенному шлагбауму, заехал по нему ногой, после чего сдавленно промычал что-то, касающееся матери конструктора шлагбаума, и скрыл пострадавшую конечность в складках плаща за вышитым золотым трилистником.

— Это вы так решили нам за брата отомстить? – спросила Везергласс, насмотревшись на попытки визитёра представить себя пегасом заоблачного полёта. Встреча пристальных взглядов земнопони и единорожки напоминала столкновение двух локомотивов, гружёных петардами.

— Хоть мою семью и опечалили те лживые обвинения, которые вы выдвинули против Эбраиша и которые благополучно были опротестованы, я здесь не для выяснения отношений, – высокомерно ответил Дэфлаш, однако в глазах его читалось обратное. – Просто я с детства мечтал о личном чейнджлинге, но папа не хотел мне его покупать.

— С детства, да? – усмехнулся Уайлд. – А ничего, что вся Эквестрия о существовании чейнджлингов узнала пару лет назад?

— Ох, я так утомлён вашими препирательствами. – Дэфлаш Джог поставил передние ноги на шлагбаум. Возможно, желая сломать заграждение, нанёсшее ему подлый удар. – Здесь со мной господа из Троттингема. – Терпеливо стоящие в стороне пегас и земнопони удостоилась невнятного жеста. – Литерал Стомп, журналист «Эквестрийского обозревателя». И Сэтлекс, один из выдающихся юристов Троттингема. Они готовы засвидетельствовать ваше согласие следовать нормам эквестрийского права. Или готовы запечатлеть нарушение с вашей стороны положений кадастра домашних питомцев.

Сотрудники Стэйблриджа, число которых возрастало, так как к подъездной арке начали подтягиваться другие учёные пони, переглядывались. Представленные гости подошли ближе, вежливо поздоровались и не показывали негативных эмоций – вели себя как специалисты, готовые к сотрудничеству. Пегас Сэтлекс заверил Везергласс, что поддержит ту из сторон юридического конфликта, которая обладает более весомой доказательной базой. В словах слышался намёк, что адвокат отнюдь не желает успеха Дэфлашу Джогу. Литерал Стомп в это время наседал на Паддока Уайлда. Синего жеребца очень интересовало, не является ли бурый земнопони легендарной личностью, обладающей сведениями об инциденте с захватом кантерлотского дворца Скриптедом Свитчем. Зоолог вежливо объяснил журналисту, что поклялся более чем одному аликорну не давать интервью на эту тему.

Однако становление дружеских отношений между стэйблриджцами и прибывшими троттингемцами прервал Дэфлаш Джог.

— Господа, давайте я напомню ещё раз, что вы стоите между мной и чейнджлингом, который мне нужен. Отдайте его, и я никоим образом больше не вмешаюсь в работу вашего НИИ. А иначе моя карета будет стоять на месте, загораживая проезд. И это только первое из последствий…

— Для решения возникшего вопроса, – нашлась Везергласс, – необходимо дождаться возвращения руководителя НИИ. Пока Краулинг Шейда нет, мы не вправе…

— Для решения возникшего вопроса Краулинг Шейд не требуется, – настаивал Дэфлаш Джог. – Так как я имею право привлечь к ответственности любого сотрудника, который препятствует процессу воссоединения хозяина и питомца. Вас, например.

— Ради этого всё и затеяно, – словно получив ответ на незаданный вопрос, кивнула Везергласс.

— Насколько я помню эквестрийское право, – опять влез в разговор Компренд, – юристы нашего НИИ, вроде, должны изучить документы, которые тут принесли. Проверить их подлинность, как бы.

— И это даст нам время понять, что делать в этой ситуации, – неслышно для Дэфлаша Джога добавил Скоупрейдж.

Представитель «Троттингем Солюшенс» практически повис на просевшем под его весом шлагбауме, протягивая папку с бумагами на вытянутой ноге.

— Вот это уже другой разговор, – сказал он. – Все бумаги в вашем полном распоряжении. Но не пытайтесь их уничтожить, – чуть более серьёзно сообщил Джог приблизившемуся Уайлду. – У меня копии этих копий в карете крышу подпирают.

— Ага, – хмуро ответил Уайлд. – Только, если что, мы и карету заодно дезинтегрируем.

Зоолог удовлетворённо отметил промелькнувшее на морде напористого визитёра беспокойство. Фирменный стиль Уайлда «угадай, есть ли тут шутка» работал даже на личностей, мнивших себя всемогущими.

— Компренд, свяжись с Гостевым домом. Кабинет сто два. Передай Стор Фрифт, что надо организовать семь комнат для гостей, – приказал Уайлд, сосчитав троттингемцев.

— Шесть комнат! – незамедлительно отозвался Дэфлаш Джог. – Я не живу во всяческих гостевых домах общего доступа. У меня есть моя роскошная карета.

Паддок Уайлд пожал плечами и повторил приказ дежурному охраннику, уменьшив число запрашиваемых комнат. Суда по выражениям морд журналиста, адвоката и четырёх извозчиков, они были очень даже не против разместиться отдельно от представителя семейства Джог.

*   *   *

— Всё очень плохо! – сообщил Скоупрейдж, поднявшийся в Зелёный зал с этажа, где безостановочно варили бюрократическую кашу секретари НИИ.

Везергласс, Паддок Уайлд, а также приглашённые для полноценного обдумывания ситуации Соубонс и Блэкспот синхронно повернули головы в сторону начальника Хранилища Артефактов. Затем одновременно посмотрели на папку с документами, плюхнувшуюся на стол для заседаний. По реакции собравшихся легко читалось, что они ожидали услышать совсем не «дело плохо».

— Этот сын минотавра с вендиго действительно имеет право забрать у нас Бзза, – с досадой пояснил Скоупрейдж. – А мы не имеем права ему мешать. Это такой бред в законотворчестве, что у меня слова с языка не сходят. Всё по принципу «кто первый встал, того и тапки».

— Да не заберёт он у нас Бзза, – пробурчала Везергласс. – «Троттингем Солюшенс» чейнджлинг вообще не нужен. В крайнем случае, если мы вдруг согласимся, нам же перепоручат заботу о «питомце». Дэфлаш Джог просто пытается поймать нас на уклонении от соблюдения законов Эквестрии, чтобы нанести удар по имиджу НИИ. По руководителю НИИ… – Малиновая единорожка позволила себе тяжкий вздох. – Или по отдельным сотрудникам.

— Так давайте притворимся, что мы согласны? – предложила Соубонс. – Если гостю из Троттингема Бзз не нужен, то он его забирать не станет. И симптоматика нормализуется.

— Нет, в этом случае остроносый выдумает ещё какое-нибудь обвинение, – покачала головой Везергласс. – Он сродни пиявке – присосётся и начнёт нас медленно изводить. По его указанию поднимут десятки трактатов времён детства Селестии и найдут пункт, по которому мы с «его животным», с Бззом, не так обращаемся. Не тем кормим. Не ищем ему пару для размножения. Джог и его родня завалят нас судебными исками. Втоптать недругов в грязь – это у них семейное.

Она кивнула на украшавшее стену благодарственное письмо от помнившего добрые дела коллеги. Его сочинил Граундбрейкер, получивший патент на «Выветриватель» при содействии Стэйблриджа и лично Везергласс. Во многом схожий патент, который от своего имени пытался протащить Эбраиш Джог, сгинул в мусорной корзине. Как теперь выяснилось, случившееся помнили не только в Мэйнхеттанском ИнжиТехе, но и в другой части Эквестрии.

— А если мы ошибаемся, и Джоги серьёзно в инсектоиде заинтересованы? – среагировал Уайлд. – Заберут его для опытов, например. Мы не имеем права отдавать Бзза кому-то в собственность, потому что сразу же заявится сами-знаете-кто и пропустит нас всех через дырки в копытах, как через яблокодавилку.

— Красочно! – заметил Скоупрейдж. – Даже воображать не хочется. Нет, Бзза однозначно отдавать нельзя. Он наш друг и коллега, в конце-то концов.

У качавшегося на стуле Блэкспота назрел вопрос, который он задал, к радости окружающих вернувшись в нормальное положение и прекратив скрипеть.

— Почему он вообще может считаться чьим-то питомцем? Вот я чего в толк не возьму, – признался бывший ярл. – Совершенно очевидно, что Бзз разумное существо, которое само определяет, есть у него хозяин или нет. Никто не может заставить меня или вас ходить на задних ногах и выполнять команду «апорт», потому что это форменное рабство. А рабство в Эквестрии, насколько мне известно, было запрещено задолго до моего рождения.

Присутствующие согласно закивали. Скоупрейдж что-то неразборчиво пробормотал и полез листать создавшие проблему бумаги.

— Тут мне пояснили как раз по этому вопросу, – сообщил единорог, – что разумными, имеющими право на юридическую объективизацию существами считаются те виды, представители которых прошли специальный тест Иппоталамуса. Его составили лет пятьсот назад единороги для проверки наличия высших интеллектуальных процессов у других видов пони. Ну, это очередной этап истории, когда одни решили, что они в Эквестрии самые-самые, а остальные так себе.

Никто не произнёс ни слова, но у всех в памяти мелькнул образ жёлтой единорожки с оранжевой гривой. Бикер сделала много хорошего для своего НИИ, с этим никто не планировал спорить. Но помнили и сторону, которую единорожка скрывала. Помнили, как Бикер чуть не позволила научному центру буквально уйти под воду из-за нежелания уравнивать в правах учёных пони разных рас.

— Единороги насели на Селестию с требованием утвердить тест в качестве мерила объективизации норм права, – продолжал Скоупрейдж. – Принцесса уступила, но с условием, что лично выберет тестируемых кандидатов от каждой расы. Короче, от пегасов и земнопони пришли настоящие гении, показавшие результат процентов под сто. А единорога принцесса нашла настолько ограниченного, что тот едва сумел набрать баллов для преодоления нижней планки уровня «не животное». После чего Иппоталамус и другие авторы тестирования захлопнулись.

Парой ударов копытами Блэкспот выразил восхищение блестящим гамбитом принцессы.

— Но засада в том, что принцип определения «не животных» по тестированию остался вписанным в нормы Эквестрии, – с досадой заметил Скоупрейдж. – Его просто забыли вычеркнуть. И получилось, что есть пегасы, земнопони, единороги… и ещё минотавры с грифонами, которые позднее подсуетились. Они все считаются объектами права. И есть коровы, овцы, бризи, никаких тестов не проходившие, а потому являющиеся субъектами права. То есть собственностью, которая может кому-то принадлежать. Некоторые, вроде коров, от этого имеют неплохой бонус в виде заботливых хозяев, которые их жизнь обеспечивают… Так вот, чейнджлинги тоже идут во вторую группу.

Везергласс любовалась на своё отражение в полированной столешнице. Она видела у себя над головой спускавшиеся из-под потолка побеги растений. Дав волю воображению, она представила, что на самом деле она не в Зелёном зале, а лежит где-нибудь на лугу, на травяном ковре, что она одинокая, далёкая от всех забот, свободная. Но разум подсказывал, что, с учётом всех окружающих обстоятельств, начальник отдела прикладной магии куда закрепощённее любого встроенного в единую мыслительную сеть чейнджлинга.

Сквозь эту идиллию постепенно проступили контуры идеи. И контуры второй идеи, позволявшей с некоторой долей вероятности осуществить идею первую.

— А что, если Бзз пройдёт это тестирование? – произнесла она вслух, ни к кому конкретно не обращаясь. – И успешно его сдаст. Тогда вопрос с принадлежностью чейнджлингов отпадёт сам собой, и «Троттингем Солюшенс» своими копиями выписок из кадастра сможет лишь с аппетитом поужинать.

— Милая, это отличная идея! – воскликнул Скоупрейдж. – Вот тут вот в бумажке мне секретари написали, что по закону у нас есть три дня, в течение которых мы можем проверять подлинность документов Дэфлаша Джога. В эти три дня мы, согласно правилам эквестрийского управления образованием, организуем для Бзза тестирование Иппоталамуса. Он его сдаёт, его вид навсегда перестаёт считаться собственностью, документы, которые мы держим у себя, теряют смысл. И даже возвращения Шейда для этого ждать не надо.

Чёрный единорог жестами призвал других пони вернуть обратно листки, которые те повытаскивали из злосчастной папки с троттингемскими переплётными скобами.

— Так-с, – начала отдавать распоряжения Везергласс, – Скоупрейдж, иди к гостям, сообщи им о задержке с возвратом документов, а также о предстоящем тесте. Посмотрим, как они запляшут. – Дождавшись кивка мужа, она повернулась вправо. – Соубонс, Уайлд, на вас организация самого тестирования. Всё должно в точности отвечать установленным нормам, иначе юристы «Троттингем Солюшенс» опять до нас докопаются. – Пара учёных выразила понимание, и очередь перешла к левой части листообразного стола, где в одиночестве сидел бывший ярл. – Блэкспот, нам с вами необходимо найти Бзза. Объяснить ему и его королеве ситуацию, варианты. Потому что наш чейнджлинг может с перепугу и улететь. А мы, с юридической точки зрения, окажемся виноваты…

*   *   *

Место для отдыха чейнджлинг Бзз устроил на одной из крыш в юго-западной части Стэйблриджа. По его указаниям, переведённым с языка жужжаний, над одним слоем соломенной крыши соорудили небольшой навес, почти параллельный земле. Навес служил защитой от дождя и вторжений, так как места под ним для внезапной телепортации не хватило бы. Любой, желавший наведаться к чейнджлингу в гости, был вынужден выполнять ряд обязательных процедур.

Во-первых, требовалось найти не имеющее указателей здание насосной станции, обеспечивающей НИИ водой. Как более точно высказался Дейнти Ран, в этот домик вообще никто не наведывался, пока краны в других домах хоть как-то работали. Бзза такая посещаемость устраивала.

Следующий пункт обязательных действий – залезть наверх по специально приставленной лестнице, достаточно удалённой от укрытия Бзза. Лестницу хотели разместить ближе, но младший научный сотрудник посчитал это угрозой своему уединению. В довершении от посетителя требовалось показать навыки хождения по наклонным поверхностям, которые этим вечером оказались ещё и опасно скользкими от моросящего дождика.

Везергласс учла это обстоятельство и решила не выполнять последний пункт списка. Тем более что Бзз узнал её ярко-красную гриву и вылез сам, недовольно подрагивая от падающих с неба капель. Обычно светло-серый чейнджлинг в пасмурную погоду предпочитал не покидать убежища, поэтому ещё не слышал о том, что является чьей-то собственностью. Эту новость предстояло донести Везергласс.

Выслушав единорожку, инсектоид не выказал ни малейшей радости, и упрекать его в этом Везергласс не собиралась. Но не собиралась и рассказывать о выжидавшем неподалёку Блэкспоте, в задачу которого входило магией остановить Бзза, если тот надумает смыться.

— Нам тоже это неприятно, – объясняла пони чейнджлингу. – Мы даже представить не могли, что подобная ситуация возникнет. В нашем понимании ты всегда будешь сотрудником Стэйблриджа, подданным своей королевы и нашим другом.

— Ззз? Бз-з-бз-з?

— Да потому что этот гад, Дэфлаш Джог, хочет поиздеваться над нами. За то, что мы чуть не отправили его брата в темницу. Ну, как тебе объяснить? Помнишь, одно время мы в зоосаде НИИ держали твоего сородича. Твоя королева явилась, чтобы наказать нас и вызволить его. Вот, тут похожая ситуация, кровь за кровь. А тебе не повезло оказаться вне законов Эквестрии.

— Бззз-ззз-бз? – ответил чейнджлинг и зашелестел крыльями.

— Нет, давай без твоей королевы обойдёмся, – не раздумывая отклонила предложение Везергласс. – Каждое её появление – это гарантированный ремонт на сумму с несколькими нулями. У нас есть план, мы всё устроим, чтобы ты прошёл тест Иппоталамуса. Тогда все твои сородичи навсегда получат защиту от всяких Дэфлашей Джогов.

— Ззз-з?

Везергласс тряхнула намокшей гривой, после чего в демонстрационных целях вытащила из кровли несколько соломинок. При этом опять забыла про магию, в результате чего хват из трёх копыт едва не обеспечил ей падение с лестницы.

— Да несложный тест… Ой! В общем, например, вот три соломинки. Ты же сможешь определить, какая из них самая короткая?

— Бз!

— Хорошо. – Везергласс повернула копыто так, чтобы чейнджлинг видел лишь верхушки соломенных трубочек, которые выступали на одинаковую длину. – А теперь?

— Бз. Зз-бзз.

— Ну, это потому что ты их до этого видел. А если бы я их поменяла или показала бы впервые?

— Ззз-з бз-з?

— Я к тому, что тебе надо будет среди заданий различать те, которые ты можешь выполнить, и тогда ты выполняешь их. А есть такие, которые разумное существо поставят в тупик. И тут тебе необходимо чётко сообщить, что правильного ответа ты с полной уверенностью дать не можешь. В противовес этому повинующаяся инстинктам или дрессировке зверушка попробует что-то наугад сделать. Ну и, конечно, сами задачи… Как я успела подсмотреть в справочнике, они на пространственное мышление, на понимание добра и зла, понятия «жизнь», реакцию на эмоциональные раздражители… Не самая простая вещь, но мы тебя подготовим. Кроме того, у тебя в голове будет целый рой сородичей вместе с королевой. Уж как-нибудь ответ сообразите.

Краем глаза Везергласс уловила внизу у лестницы белую светящуюся точку. Это Скоупрейдж в надвигающихся сумерках зажёг магический фонарик, чтобы обозначить своё присутствие. Везергласс, поманив за собой Бзза, стала осторожно слезать по лестнице, оставляя на красных металлических ступеньках свежие царапины, в будущем обещавшие покрыться ржавчиной из-за тут же заполняющей их дождевой воды.

— Докладывай, Рейджи, – обратилась она к мужу, наблюдая, как рядом превращают дождь в туман мелькающие полупрозрачные крылья чейнджлинга.

Везергласс сразу поняла, что новости так себе: Скоупрейдж выглядел так, словно ему пришлось протащить овцу через заросли шиповника, оберегая её руно от малейших повреждений.

— Дэфлаш Джог предусмотрел наш вариант. Не зря он в одной телеге с адвокатами ездит. На проведение тестирования троттингемская делегация согласна. И у них при себе бумаги, выданные ЭУО, делающие их главными типа судьями, которые решат, принимать результаты теста или нет. Ну, а так послезавтра в час дня можно всё провести. Раньше не получится, так как, оказывается, Дэфлаш Джог «не испытывает потребности просыпаться раньше полудня». Однако, Гласси, тут закавыка. Мы должны обеспечить условия, при которых наш чейнджлинг будет давать ответы сам по себе. Без помощи с нашей стороны и со стороны коллективного разума чейнджлингов. То есть мы должны поднять вокруг Бзза блокирующее поле на всё время сдачи теста.

— Создание поля – вопрос минутный, – уверенно сообщила малиновая единорожка. – Но я опасаюсь, что без связи со своим народом и королевой Бзз не сможет набрать нужный результат. Всё-таки эта постоянная связь с роем даёт огромные преимущества, настолько огромные, что отдельный инсектоид утрачивает индивидуальность. Если вообще способен выжить.

— Зз-ззбз-збз. З-бззз-бз, – пояснил светло-серый чейнджлинг и потряс головой.

— Он не уверен, что справится, – перевёл Скоупрейдж. – Хотя и не отказывается помочь нам уладить возникшие из-за него неприятности. И ещё королева Кризалис передаёт, что вполне может прибыть через пару дней и устранить проблему по имени Дэфлаш Джог. Я не очень уверен в контексте слова «устранить», – добавил от себя единорог, – поэтому не стал бы соглашаться на предложение её величества.

Приглушённый цокот копыт по мокрому камню возвестил о приближении Блэкспота. Как только оповещение чейнджлинга сменилось разработкой дальнейших планов, бывший ярл сразу же ввёл себя в состав экстренного совета.

— Итак, вариант с тестированием мы отметаем? – поинтересовался Блэкспот.

Везергласс посмотрела на достопримечательность Стэйблриджа, превращающую дождевые капли в туманную взвесь вокруг крыльев. Посмотрела так, словно в фасетчатых глазах разглядела не отражение затянутых тучами небес и собственную вытянутую мордочку, а весь рой чейнджлингов во главе с королевой.

— Ничего мы не отменяем, – уверенно заявила кобылка. – Будем играть по правилам Дэфлаша Джога. Только внесём коррективы… Рейджи, завтра предложи визитёрам, Литерал Стомпу и Сэтлексу, однодневные пропуска и экскурсию по НИИ. Условься с ними начать тест послезавтра в десять. А ты, парень, – единорожка повернулась к Бззу, – позови в Стэйблридж своего ближайшего связного.

Скоупрейдж недоумевающе округлил глаза, пытаясь понять последнюю фразу супруги. Для чейнджлинга подобное действие было физиологически неосуществимо, но он уклончивым стрёкотом постарался обозначить непонимание.

— Не надо мне зубы заговаривать, – отмахнулась Везергласс. – Я через тебя твой вид полгода изучаю. Мне прекрасно известно, что единственный способ, каким ты можешь поддерживать связь с Кризалис и прочим сообществом – это наличие цепочки из чейнджлингов. Один инсектоид ментально охватывает зону в тридцать километров, можешь не спорить, я этот факт приборами фиксировала. Ваш рой давно развернул целую сеть внутри Эквестрии. И сейчас мне здесь нужен один из элементов сети. Тот, который способен перевоплощаться.

Бзз вёл себя так, словно находился в активном споре с неслышимым собеседником – постоянно наклонял голову и выделывал в воздухе ломаные линии. Под моросящим дождиком группа учёных пони терпеливо ждала окончания телепатического спора.

*   *   *

Чейнджлинг-альбинос смотрел на доску, где старательно и примитивно изобразили очередную задачу. От него требовалось указать на изображение простого карандаша, нарисованное вторым слева и помеченное цифрой «2». Бзз протянул ногу и коснулся карточки с соответствующим номером варианта, коих перед ним было разложено целых пять штук. Белая доска лязгнула и повернулась на сто восемьдесят градусов, открывая следующую задачку и перезапуская отсчёт времени. Пара учёных пони сразу же побежала вешать следующую головоломку на стороне доски, которая Бззу была не видна. Только эти двое случайно выбранных лаборантов находилась в поле ощущений чейнджлинга – остальных, включая весь рой, отгородил мерцающий полупрозрачный купол.

С трибуны, размещённой вне магической полусферы, за действиями инсектоида наблюдали стэйблриджцы. Только Блэкспот решил не появляться, отшутившись, что его присутствие приносит неудачу экзаменуемому, причём особенно часто неудачи случаются, когда экзамен принимает сам Блэкспот.

Скоупрейдж нервничал так, будто лично проходил тест. Каждый раз, когда чейнджлинг ошибался, единорог издавал тихий стон. В конце концов сидящая рядом жена, которую это достало, тихо, но эмоционально пообещала телепортировать ему на голову аквариум. Дальше Скоупрейдж переживал молча, но его трясло от напряжения.

Везергласс снимала стресс, крутя на ноге плетёный из бисера браслет. Разноцветные бусинки изображали поле с фиолетовыми колосками неизвестного растения. В одном месте леска слегка съехала, и колосок оказался кривоват. Везергласс запомнила это, поскольку использовала деформированную часть браслета как счётчик времени. Колосок уже сделал сто сорок восемь оборотов вокруг копыта.

Паддок Уайлд тестированию внимания не уделял совсем: он зафиксировал взгляд на противоположной трибуне, на трёх внимательно следящих за ходом эксперимента троттингемцах. Дэфлаш Джог тоже не мог усидеть спокойно: ёрзал, вздыхал, бормотал что-то, кашлял и нарочито громко зевал, уведомляя всех, что не следовало поднимать его в такую рань. Сэтлекс даже сделал земнопони замечание, за что получил презрительный взгляд и беззвучное передразнивание.

Серьёзность и сосредоточенность у Дэфлаша Джога появились ближе к завершению теста, когда стали очевидны успехи Бзза. Итоговый протокол поверг земнопони в молчаливый ступор, из которого он вышел только спустя несколько минут. Сразу заверять документ оттиском копыта не стал, спустился с трибуны, проверил магический купол, даже хотел стукнуться об него головой, но передумал. Какое-то время щёголь, нацепивший сегодня зелёный плащ с расходящимися бирюзовыми волнами, пристально смотрел на отдыхавшего от интеллектуальной работы Бзза. Изучил он и доску с висевшим на ней последним заданием. Потом, сердито сопя, заверил протокол, уже подписанный Сэтлексом и Литерал Стомпом, после чего выместил злость на двери в ЛК-7, где проводилось тестирование. Правда, дверь в этот кабинет и не такое видала, поэтому попытка сломать её резким закрытием провалилась.

Стэйблриджцы и решившие задержаться троттингемцы принялись делиться впечатлениями.

— Честно говоря, когда юридическая фирма направила меня сюда вместе с Дэфлашом Джогом, – признался Сэтлекс, – я сильно опасался, что стану свидетелем печальной сцены присвоения дорогого кому-то существа. Искренне рад, что вы нашли выход и обошлось без этого.

— Подумать только. Чейнджлинги теперь шестой вид существ в Эквестрии, официально имеющих статус «разумных», – на ходу составлял черновик будущей статьи Литерал Стомп. – В этом они опередили даже кристальных пони…

В разгар шуточек и пересуд дверь ЛК-7 отворилась, снова впуская Дэфлаша Джога, на этот раз в синем костюме, крой пиджака которого копировал отдельные элементы гвардейского мундира.

— Итак-с, когда мы начинаем тест? – спросил он, окидывая взглядом толпу пони и всё ещё сидящего за партой виновника торжества.

— Так ведь только что закончили, – озадаченно ответил Литерал Стомп, чем привёл земнопони в недоумение.

— Вы не имели права проводить тестирование без меня! Я результаты такого тестирования не приму. Результаты его никогда не одобрю. Переделывайте всё заново!

— Вообще-то, вы уже всё одобрили. – Сэтлекс сделал пару шагов, чтобы забрать с трибуны протоколы. Дэфлаш Джог вынужденно уткнулся мордой в отпечаток копыта, примостившийся аккурат между двумя заверяющими подписями.

— Это не моё! – возмутился он, но спустя секунду в поле его зрения красовался идентичный отпечаток, оставленный на оригинале документа из кадастрового ведомства Троттингема. Его извлекла из папки и любезно сунула земнопони под самый нос доктор Везергласс.

— Очень даже ваше.

— Не надо мне мозги пудрить! Я только что сюда пришёл. Проснулся всего десять минут назад в своей карете.

— Правда, что ли? – слегка удивился Паддок Уайлд. – А подтвердить это кто-нибудь может?

— Нет, – буркнул земнопони. – Я спал в карете один. Мне сказали, что здесь приличное научное заведение. Поэтому, знаете ли, не взял с собой своих метресс. Но если бы знал заранее… – Дэфлаш Джог клацнул челюстями, обрывая фразу.

Троттингемский щёголь повернул голову в сторону двух наиболее знакомых пони. Сэтлекс изучил два отпечатка копыт, потом, прищурившись, воззрился на Джога. Литерал Стомп просто сокрушённо покачал головой.

— Мне думается, – саркастично заметил он, – что кое-кто проиграл свою партию в «сто клеток» и решили переиграть заново. Зашли, переоделись, вернулись. И будете так делать, пока не получите необходимый результат. Это ведь методы семьи Джог?

— Я вот вижу вашу отметку под официальными документом, заверенную подписями двух уполномоченных лиц, – поддержал Сэтлекс. – Всё выполнено в рамках закона, и эти бумаги обратной силы не имеют независимо от того, какое у вас по этому поводу мнение. – Пегасу пришлось быстро отдёрнуть листки, так как Дэфлаш Джог попытался отобрать их.

— Предатели! – рявкнул остроносый пони. – Мой отец мог бы вас озолотить, а теперь вы пыли дорожной от моей семьи не получите!

— Переживём как-нибудь, – пожал плечами Литерал Стомп.

Увидев, что грозное раздувание ноздрей не оказывает на недавних попутчиков ни малейшего эффекта, Дэфлаш Джог крутанулся на месте, превратив свой плащ в иллюзию расплескавшегося моря. Теперь он нацелил копыто с декоративными золотыми шляпками от гвоздиков на Везергласс.

— Я не знаю, как она это сделала… – начал Джог, но потом его взгляд зацепился за светло-серого инсектоида. – Я знаю, как она это сделала! О, хитро! Брат не зря предупреждал, что тебя надо остерегаться. Ты, мелкая красная коварная мра…

Разошедшиеся в стороны зубы не смогли сойтись вплотную, потому что поток магии затолкал Дэфлашу Джогу в рот две из пяти табличек, которые Бзз использовал во время тестирования. А три других поднялись в воздух и начали вращаться вокруг головы чёрного единорога.

— Если ты что-то ещё вякнешь про мою жену, – ледяным тоном пообещал Скоупрейдж, – то всё состояние семьи Джог пойдёт на лечение твоей челюсти. Понял?

Три таблички метнулись к передним ногам Дэфлаша Джога, заставив земнопони отступить. В процессе отступления он выплюнул мешавшие говорить предметы. И стал выбирать, к кому обратиться с ответной репликой. Все вокруг – от прижавшейся к своему защитнику Везергласс до специалистов из Троттингема, от Уайлда, как бы случайно выставившего контакты электрошокера, до Бзза, забравшегося на парту и угрожающе наклонившего голову – демонстрировали примерно одинаковое презрение к разодетому пони.

— Вот отец мой узнает, – злобно сверкал глазами Дэфлаш Джог. – Он найдёт способ выкупить ваш замшелый научный центр. В день, когда это случится, я лично сяду в бульдозер и всё тут с землёй сровняю. Уяснили? Семья Джог вам ничего и никогда не простит.

Повторив ещё пару раз «я всё папе расскажу» в разных вариациях, земнопони удалился под аккомпанемент лишённого сочувствия молчания. И снова от сильной злости Дэфлаша Джога пострадала дверь ЛК-7, но выдержала и это потрясение. В следующую минуту, пока все переваривали скандальное послевкусие, Бзз придвинулся ближе к Скоупрейджу.

— Зз-бзз-з-зз? – спросил он, интересуясь, нельзя ли ему, когда посетители из Троттингема уедут, для самоутверждения пройти тестирование честным путём.

— Бз, – сохраняя тайну, ответил Скоупрейдж, полночи наносивший на листы с заданиями теста видимые лишь в инфракрасном спектре отметки. Именно они позволили Бззу набрать высокий балл.

Глава 22. Встреча для принцессы

Во время дипломатического визита в Грифонью Республику на принцессу Селестию совершается покушение...

---

Рэдфилд умудрился попасть в то крохотное число трудоустроенных, кто в первый же месяц работы получает отпуск. Отпуск, по всем бумагам проходивший как «деловая командировка». Когда секретарь посольства объяснил начальству, куда и зачем ему нужно отправиться, Инцитат практически сразу ответил: «Приятного полёта». Учитывая многолетний опыт конторы-перевозчика «Лонгфлайт», полёт действительно получился приятным. И вскоре после его завершения Рэдфилд стучался в дверь одной из кафедр Мэйнхеттанского Инженерно-Технического Института.

Дверь открыл светло-красный земнопони с густо припорошёнными сединой усами-щёточками. Где-то полминуты он изучал единорога, о прибытии которого, несомненно, узнал заранее: Рэдфилд, остановившись, чтобы полюбоваться институтской доской почёта, лично видел, как с вахты по пневмопочте отправили уведомление.

— Надо же! Зятёк объявился. Ну, заходи, что ль… – произнёс земнопони. И, пропуская единорога в кабинет, заботливо протёр табличку «Доцент Хейммерсмит, зав. каф. металломагии».

Рэдфилд окинул кабинет заинтересованным взглядом. Последний раз он был здесь несколько лет назад, когда робко испрашивал благословения у отца своей невесты. С тех пор переделанная из кладового помещения комната изменилась мало. Лишь над диваном появились новые рамки с дипломами, а в застеклённом шкафу – новоизданные «труды всей жизни». И стало отчётливее скрипеть кресло под хозяином кабинета, которого руководство института желало видеть как можно реже, для чего разместило всю кафедру металломагии в дальнем краю корпуса.

— Я тебя ругать сейчас буду, зять, – сообщил Хейммерсмит. По его ухмылке можно было понять, что ругать и ругаться начальник кафедры любил. – Ты чего дочь мою в Балтимэйре бросил? Она пишет, плачется, что от тебя неделями никаких вестей, а она одна с жеребёнком.

— То есть отправка денег уже вестями не считается? – сыронизировал Рэдфилд, исправно перечислявший большую часть жалования временно покинутой части семейства.

— Погодь! – поднял копыто Хейммерсмит. – Ещё не всё сказал. Ты зачем её пугаешь? Рассказами, как в Грифонляндии опасно. Знаешь же, какая дочка у меня впечатлительная. Воображает, что тебя заклевали там уже. Ты вот зачем в такую опасную даль поехал?

— Не такая уж она и опасная, – последовательно оправдывался Рэдфилд. – Грифоны тоже разные встречаются. Наглых много, но и пугливых с избытком. Кроме того, не такая уж это и даль. До вас добрался всего за семь часов лёта. Если бы не облетали Грифонстоун, вообще было бы пять часов. А понесло меня туда потому, что очень хороший оклад. Мне в Эквестрии нигде такой не предложат.

Хозяин кабинета, не оборачиваясь, копытом нащупал шнур от жалюзи. Потянул, подумал, потянул ещё. С сухим шорохом жалюзи раскрылись полностью. В кабинете стало ощутимо светлее.

— Брось, ты хвалился, что в научном своём центре барыши огромные зашибаешь. Это что, получается, там уже не барыши?

— Деньги, они и тут и там хорошие, – печально заметил Рэдфилд, прикидывая, как лучше всего обойти неприятную тему. – Но вышел конфликт с главным начальником. Краулинг Шейдом. В общем, в пределах Эквестрии мне теперь платить не будут. Нигде. Нисколько. Я, так сказать, в кадровом чёрном списке.

— Тыть! – хохотнул Хейммерсмит. – Аликорн дворцовый! Проблему мне, тож, нашёл! Зять, ты явился бы сразу ко мне. Поставил бы я тебя на должность. Что я, своим родным вакансий не найду? Тем более что ты, вроде, не лентяище, работать умеешь.

— Ну, вы бы взяли, – развил гипотетическую ситуацию собеседник. – Только чуть позже руководству МэйнИТИ пришла бы рекомендация меня рассчитать. Подписанная советником по науке Шейдом. Причём, не сомневаюсь, в конце рекомендации он написал бы «а иначе». И многоточие поставил бы.

— Да кто такой этот твой Шейд?! – жахнул копытом по столу доцент кафедры. Сразу несколько важных для образовательной деятельности листов упорхнуло в разные стороны. Магия Рэдфилда собрала их обратно.

Хейммерсмит тем временем снял со стены увесистую металлическую трубу, судя по надписи на ленте, презентованную коллективу кафедры в честь её двадцатипятилетия.

— Да я твоего Шейда вот этим остатком магического рафинирования… – Земнопони показал на воображаемом противнике несколько вариантов обращения с арматурой, после чего, убедившись, что гость внимательно рассмотрел экспонат, бережно вернул дарёную вещицу на место.

Рэдфилд решил, что самый простой и надёжный способ перейти к цели своего визита – это обратиться к собеседнику непривычным способом.

— Папа, я не с целью мести повидать вас приехал, – сообщил единорог. – Меня по работе одна вещь очень интересует. Читал в начале года в «Технике и магии». У вас тут устройство придумали, которое может очень быстро скопировать книжку. Прям полностью.

Хейммерсмит недолгое время пребывал в задумчивости, потом морщины на его лбу чуть разгладились.

— А, да! Разработали такое дело. Копирка, копировалка… Как-то её там назвали. Ну, это не моя кафедра занималась. Это кафедра прикладной магии профессора Вишастера трудилась по гранту.

— Сведёте с ним?

— Пф-ф… Па-па-па, – невразумительно ответил усатый пони. – Сведу, если надо. Я с Вишастером не в лучших отношениях, он моему коллеге подписывать рецензию не хотел. Главное, монография есть, рецензию за него составили, одну закорючку поставь! Нет, упёрся. – Седые брови поднялись, выражая полное непонимание чужого поведения. – Редкой гадственности личность этот Вишастер. Но если тебе надо…

— Это всей Эквестрии надо, – моментально ответил Рэдфилд. – Дело государственной важности.

— Ему объяснять будешь, что там за государственная важность. Но хоть чаю попей сперва, – почти попросил Хейммерсмит. И, не дожидаясь ответа, полез в ящик стола за чашками из разных дарёных сервизов, заваркой, коробкой с сахаром. – А то прилетел-улетел, прилетел-улетел… Семья ты или кто? А, зять?

— Семья, семья, – охотно кивнул Рэдфилд, выбирая из чашек ту, где меньше всего была заметна коричневая линия от завариваемого напитка.

*   *   *

— Итак, ты всем доволен, мой гарцующий друг? – наклонил украшенную шрамами морду Гиир Трёхпалый. Спрашивал он потому, что посол Эквестрии уже десять минут сверял свои заметки в блокноте с документацией контрабандиста.

— До конца дойду – и буду доволен, – ответил пегас. – Я тебя слишком хорошо знаю, Гиир. Небось, ты чего-нибудь приписал от себя, чтобы денег стрясти.

— Инцитат, с тобой я честен, как грач по весне. Никаких приписок, никакой «случайной» ошибки в математике. Ты не дурак, и я знаю, что ты не дурак. И ты знаешь, что я знаю, что ты не дурак. И даже этот твой книжный червь, – грифон когтём здоровой лапы показал на Рэдфилда, тихо читавшего в углу книгу, – знает всё перечисленное.

— Ладно, павлин, хвост собери, – отмахнулся Инцитат. – Меня лестью не купишь. А вот разрыхлитель для теста из Грифонстоуна…

— Всё тут, – постучал по списку товаров Гиир.

— Вижу, – кивнул фиолетовый пегас. – Всё вижу.

Инцитат закрыл блокнот. Секундой позже Гиир скатал исписанные мелким почерком листы в рулончик, чтобы спрятать рулончик в шкатулку. Куда грифон собирался спрятать шкатулку, он не рассказал, но Рэдфилд прекрасно помнил, что иногда она стояла на столике, а иногда там были лишь следы от её ножек.

— Гиир, слушай, ты сейчас сильно занят? Я ж знаю, что у тебя плотный график… Минут десять выкроишь?

— А что надо?

Инцитат поводил нижней челюстью, словно готовясь к раскрытию жизненно важной тайны, но последовавшая просьба случайному слушателю показалась бы по меньшей мере странной.

— Поучи меня ещё немного, как плоские камни швырять. Я сколько ни тренируюсь, не могу заставить их по воде прыгать. И копыто, вроде, правильно выгибаю, и стойка правильная. А они всё равно моментально тонут.

Самый разыскиваемый в государстве преступник расхохотался так, что пара колец, украшавших его оперение, лязгнула как столкнувшиеся клинки.

— Ты просто неподражаем, дружище, – ответил грифон, отсмеявшись. – Пойдём, покажу, как надо, чего бы не показать-то?

Грифон и пегас поднялись из-за стола, чтобы повторить забаву, которую устроили однажды, будучи под влиянием некоторого количества тостов за сотрудничество. Далеко идти им не требовалось – озеро с усеянными плоской галькой берегами плескалось фактически у порога.

— Простите, не присоединюсь, – сказал Рэдфилд, не поднимая глаз от книги. – Очень интересный сюжетный поворот, не могу оторваться.

— Чего он у тебя читает? – спросил Гиир.

— Чего-то из серии о Дэринг Ду, – ответил Инцитат.

— А, эта лабуда тупая! Как-то отгружал пару ящиков. Один чуть во время шторма не смыло. Лучше б смыло, честное слово.

Гиир посмотрел на обложку книги, на голову единорога, вчитывавшегося в строчки печатного текста, потом на уют собственного жилища. Не увидел ничего, с чем побоялся бы оставить копытного без присмотра, поэтому прикрыл за собой дверцу и за пару взмахов крыльями догнал Инцитата.

Рэдфилд тоже не был особым поклонником книг про Дэринг Ду. Настолько не был, что в экземпляре, который держал в копытах, почти у двух третей страниц вырезал середину, оставив тонкий ободок, и положил в пустое пространство тайника коробочку с несколькими кнопками и одним индикатором.

Как только секретарь посольства остался в помещении один, он вытащил коробочку и прошёл в ту часть лачуги, где лежала тетрадь, полная зашифрованных записей. Открыл её на самой первой странице, положил коробку в центр листа, нажал большую кнопку в левой части. По всей странице документа промчалась чуть всколыхнувшая воздух белая волна. Индикатор сместил красную полоску чуть вправо по шкале. Рэдфилд кивнул и повторил процедуру с «портативной копировальной установкой Вишастера-Датаргета», как официально обзывалось это устройство, положив её на следующую страницу. Краем уха секретарь ловил доносящийся снаружи разговор.

— Я тут от сороки на хвосте узнал, – сказал Гиир, – что ваша принцесса в гости в Ивсфилд собралась. Неужто правда?

— Нитпик вторую неделю в газетах об этом пишет, – подал голос Инцитат. – Событие года, века, не знаю, десятилетия. То есть… век – это больше десятилетия… Оговорился я что-то.

— Ну, так прилетит к нам белая госпожа или нет?

— Да.

«Плюх», – внёс свой вклад в беседу упавший в воду булыжник.

— Предыдущий визит на государственном уровне, – продолжил Инцитат, – сорвался по независящим от сторон причинам. В Кантерлоте возникли некоторые проблемы. Посол Гардиан вынужден был срочно прервать визит.

«Плюх-плюх-плюх-плоп», – показал мастер-класс в метании камней Гиир.

— Кстати, у вас очень мало по этой теме пишут. Никаких официальных заявлений, никаких интервью с очевидцами… Да нет, не под таким углом! Вот, чуть ниже пусти. Теперь замахиваешься и кидаешь.

«Плюх-плюх».

— О, уже неплохо, – отметил Гиир. – Так что у вас там, в Кантерлоте, стряслось? Насколько верны байки про гигантских невидимых змей?

— Я ещё потренируюсь. А про достоверность россказней… Понимаешь, если бы это меня как-то касалось, мне бы сообщили подробности. Но я только знаю, что дипломатический визит вашей делегации был досрочно прерван ввиду чрезвычайных обстоятельств. Так что для развития и закрепления договорённостей принцесса Селестия прибудет через три дня в Ивсфилд. Меня, бедного, на всех не хватает, поэтому правительница бросает свой дипломатический опыт на чашу весов примирения.

«Плюх-плюх-плюх», – продолжились метательные упражнения. Рэдфилд тряхнул головой, сообразив, что немного отвлёкся на подслушивание, а прибор ждёт, пока ему предложат следующие заполненные страницы. Благо, их оставалось всего десятка три.

— Нет, все ещё слегка криво делаешь… – советовал Гиир. – Так ты как считаешь, верха войны не допустят?.. Вот, смотри, показываю!

«Плюх-плюх-плюх-плюх-плюх-буль», – последовал рекордный бросок.

— А, кажется, понял… Вот так надо попробовать… Очень надеюсь, что войны не будет. Потому что для меня это профессиональная катастрофа.

«Плюх-плюх»

— Вижу, принцип ты уловил. Для меня война – тоже большая беда. Любая стычка возле Ураганов или около Грифонстоуна – это уже строгий контроль на границах и финансовые потери. А война моему бизнесу вообще хребет сломает. С кем и чем мне торговать, если все поссорились и друг на друга кидаются?

Рэдфилд перелистнул тетрадь на предпоследнюю исписанную страницу, когда внезапно краем глаза заметил какое-то движение. Единорог с ужасом увидел, что на край дверной створки легли три птичьих когтя, намеревающиеся открыть их обладателю путь внутрь дома.

— Гиир, – позвал посол Эквестрии. Зазор между косяком и дверью прекратил увеличиваться. – Скажи, а почему такой интерес к визиту её высочества? Торговые контракты заключить хочешь?

— Смешная шутка, – громко ответил грифон. – Но нет. Просто Нитпик в своей публицистике брешет время от времени. Хотел от надёжных грифонов… То есть, я хотел сказать, от надёжных пони узнать. Видишь, как у нас много общего. И войны мы не хотим. И оговорками сыпем так, будто язык отваливается.

С последней фразой Гиир переступил порог дома, все ещё счищая с когтей мелкую грязь, оставшуюся от прибрежных булыжников. Взгляд грифона первым делом упёрся в Рэдфилда, который сидел на вырезанной в кости лавочке и с упоением читал цветастый фолиант, рассказывающий о похождениях Дэринг Ду.

*   *   *

— Её высочество принцесса Селестия Эквестрийская!

Громкий голос, объявивший о появлении высокой особы, заставил прервать разговоры и повернуться к дверям всех грифонов. И не только грифонов. Инцитат и Рэдфилд, одинаково склонившись в церемониальном поклоне, первыми приветствовали ступившего в зал в сопровождении почётного караула белого аликорна с вечно развеваемой эфирными ветрами многоцветной магической гривой.

Осознание важности момента временно заглушило досаду Рэдфилда, причина которой крылась в том, что за расшифровку записей Гиира он пока так и не сел. По возвращении в посольство единорог взял схожую по формату тетрадку и положил на неё копировальное устройство. Нажатие правой кнопки вызвало появление чёрных волн, которые воспроизвели на листах записанные в память коробочки записи. Но, едва единорог закончил воссоздавать тетрадь, Инцитат велел ему выдвигаться к столичной резиденции претора Гардиана для проверки апартаментов, готовившихся к визиту её высочества. Потом были согласования меню, планировки маршрутов, встречи с Верховным командующим и его заместителем. Вставить в плотный график подготовки визита белого аликорна ещё и время для корпения над шифрами оказалось решительно невозможно. И, как полагал Рэдфилд, ближайшую пару суток, пока длится визит Селестии, ему будет не до тетради со списком контрабанды.

Правительница Эквестрии лёгким шагом двинулась по двухэтажному, слегка изогнутому залу. Принцесса прекрасно знала быт и нравы орлольвов, причём в разные исторические эпохи, а вот гвардейцам пришлось растолковывать, почему местные балконы, где грифоны могли сидеть по одному-двое, больше напоминают насесты в курятнике. Инцитат заранее дал краткий комментарий, что интерьер дворцов и поместий грифонов устраивается таким образом, чтобы не ограничивать гостей ни в одном из способов перемещения, включая полёты.

Гардиану, гордившемуся до кончика хвоста фактом, что его личный особняк превратился в место проведения мероприятия международного значения, пришлось докупить изрядное количество предметов мебели, не сочетавшихся с представлениями грифонов о красоте. Так, многим в новинку были навешанные на окна шторы, наличие диванов в углах и отсутствие второго этажа у сервировочного столика – чтобы никому не пришлось подниматься в воздух и тянуться к еде. Попутно уменьшилось количество фамильных алебард, копий, луков, мечей и прочей милитаристической атрибутики, которыми ранее был увешан каждый простенок между окнами. Не нашлось место и учебным мишеням, которые Гардиан любил привешивать к потолку и ставить на треноги. Сегодня их заменили люстры в форме распростёртых крыльев и пара статуй Грифна Великого.

— Добро пожаловать, ваше высочество, – на правах представителя принимающей стороны первым обратился к принцессе Инцитат. Хотя он-то относился к числу тех немногих, кто виделся с Селестией, когда та посещала посольство. Гораздо больше народу – преторы, помощники преторов, военные командиры, состоятельные граждане Республики – впервые видели настоящего аликорна вблизи.

— Ваше высочество, – щёлкнул клювом один из немногих давних знакомых Селестии, – до чего же я рад вашему визиту!

— Командующий Фэрриер, – улыбнулась принцесса. – Как же я могла не прийти? Кому-то ведь надо было отобрать у вас звание самого старого гостя.

— Ох-хо-хо, как это верно, – пыхтел девяностолетний грифон. – Меня времечко не особо щадит, разве что юношеская забывчивость как была, так и сохранилась. Только теперь она склерозом зовётся.

Верховный командующий, опасавшийся, что вряд ли доживёт до следующей встречи с высокопоставленной особой, надолго увлёк Селестию беседой. Посол Инцитат продолжал держаться неподалёку на случай, если его советы и подсказки будут востребованы. Рэдфилду же предоставлялась возможность найти развлечение самостоятельно. Очень скоро секретарь высмотрел в толпе личность, с которой не против был перекинуться парой слов. Он подошёл к грифону в белом балахоне с серебряными полосами, которого выделял несимметричный узор из тёмных перьев на морде.

— Вы ведь один из менторов Церкви Великого Неба, не так ли? – поинтересовался единорог. Грифон отогнул ворот балахона, поддел цепочку, показывая недешёвый на вид символ веры – горизонтальную палку с тремя отходившими вниз вертикальными.

— Чуть ли не единственный, кто вообще считает нужным выходить за церковные стены, – сообщил грифон.

— И, насколько я знаю, вы ради веры отказались от собственного имени.

— Не совсем так. К менторам церкви не принято обращаться по именам, поскольку имена в момент начала службы переходят к Великому Небу, записываются на особую небесную скрижаль. Но преступления в том, чтобы упомянуть имя ментора, нет. Меня звали Икталигар, если вам интересно. – Грифон протянул лапу, чтобы взять со стола кубок. Понял, что ему по сану такое питьё не полагается. Поспешно взял другой, плеснув в него чуток из первого.

— Ага. А меня зовут Рэдфилд, – представился единорог.

— Буду помнить. Насколько мне ведомо, вы в столице Республики недавно. Могу предположить, что вы подошли с вопросами о Великом Небе и служении ему.

Секретарь посольства и ментор церкви несколько секунд смотрели, как уставшего говорить Фэрриера, с его благословляющей отмашки, сменил хозяин особняка. Теперь претор Гардиан вёл с эквестрийской принцессой увлекательные беседы и не подпускал близко прочих лизоблюдов.

— В каком-то смысле да, – вернулся к беседе Рэдфилд. – Во что конкретно верит Церковь Великого Неба?

Секретаря крайне интересовала точка зрения церковного служителя, потому что доступ к архивам, который обеспечил Нитпик, позволил ознакомиться с одной точкой зрения. Выходящая с позволения самого Нитпика пресса искажала содержание древних скрижалей. А мнение посла Инцитата, прозвучавшее во время распития более-менее удачно заваренного чая, умудрялось противоречить обеим печатным версиям.

— Церковь не верит, – резко ответил Икталигар. – И не должна. Церковь – это просто выстроенное на облаках здание. Верят грифоны. Те, кто постоянно живёт под сводами церкви. И те, кто приходит в неё изредка. Они верят. Верят в то, что неизбежная смерть не является чем-то плохим. Потому что она даст доблестным грифонам силы, чтобы подняться на Великое Небо. В чертогах которого жизнь прекраснее, чем представляется в самых смелых мечтах.

— Это очень сложно понять тому, кто привык к научной картине мира, – признался Рэдфилд.

— Это сложно понять вообще кому бы то ни было, – усмехнулся ментор церкви. – Но Великое Небо есть. Его чудеса спасали народ грифонов в прошлом. И вера позволяет удерживать самые буйные головы от печальных поступков. Потому что лишённых доблести грифонов преступления утянут вниз, в Подземье. Так что суть в том, чтобы быть хорошим. А в случае, если оступился по глупости, вернуться на тропу к Великому Небу. Обратившись к постулатам Церкви и способствуя её процветанию.

После этого монолога Рэдфилду пришла в голову мысль, каким образом ментор церкви получил столь роскошное украшение на цепочке. Но единорог благоразумно смолчал.

— А вот некоторые в Эквестрии считают, что принцесса Селестия является божеством, воплощением добра и света, – сказал Рэдфилд, уставившись на разноцветную, находящуюся в постоянном движении гриву. – Потому что она поднимает солнце и ей уже больше трёх тысяч лет. Считать ли её, своего рода, Великим Небом, но для эквестрийского народа?

— Хм-м. – Грифон, явно не готовившийся отвечать на такие вопросы, поправил балахон. – Здесь следует обратиться к решению конкордата церкви от четыреста пятидесятого года Республики. Данный конкордат предотвратил раскол в рядах менторов, поскольку постановил, что принцесса Селестия должна считаться дочерью Великого Неба, следовательно, тоже божеством. Просто на ступеньку ниже в божественной иерархии.

— А как быть с её сестрой, принцессой Луной?

— На эту тему у нас конкордат ещё не собирался, – пожал плечами Икталигар.

— Вот чем мне нравятся церковники, – как бы между делом произнёс Нитпик, подошедший к столу за заварными пирожными, – так это своей фантазией. Стоит их уличить в какой-то двусмысленности, так они сразу найдут пяток недоказуемых отговорок. А когда в моих газетах что-то противоречит фактам, то я должен чуть ли не в слезах извиняться.

Рядом с Рэдфилдом начал разгораться спор, касающийся высших материй истинности и честности, который, судя по настроению Икталигара и Нитпика, был не первым и не случайным. Пока два грифона, не забывая набивать желудки, обменивались аргументами, секретарь посольства перебрался ближе к окружённой представителями высшей знати принцессе, которая объясняла, что приграничные инциденты никак не влияют на торговые отношения. Слушавшие политики и торговцы кивали, чувствуя приток радостных ощущений сейчас и приток денег в перспективе. Только одного орлольва из толпы больше интересовали инциденты, нежели их последствия.

— Перевозки, покупки, продажи, – хмыкнул белопёрый грифон в синем мундире. – А вот, интересно, с Грифонстоуном вы торговлю так же ведёте?

Перед тем как ответить, Селестия бросила мимолётный взгляд на посла Инцитата, который несколько минут назад успел шепнуть, кто сей молодчик и чего от него ждать.

— Я не понимаю, чем вызвано ваше недовольство, вице-командующий, – мягко произнесла Селестия, – Эквестрия поддерживает с Грифонстоуном торговые отношения по документам, которые согласованы Эквестрией и Грифонстоуном.

— А почему эти документы не согласованы с Грифоньей Республикой? – гордо задрал клюв Флоуик.

Рядом с ним постепенно образовывалось пустое пространство, так как все опасались, что их сочтут поддерживающими точку зрения вице-командующего. Пусть даже некоторые её поддерживали, но лишний раз это показывать не стремились – слишком громким был звон монет от дружеских отношений с соседней державой.

— Почему они должны быть согласованы с Грифоньей Республикой? Грифонстоун – отдельное и независимое государство.

— Очень даже зависимое, – упорствовал Флоуик. – От вас.

Чувствуя нарастающее напряжение, а также вняв призывным жестам посла Инцитата, гвардейцы эскорта перестали праздно слоняться по помещению и выстроились позади принцессы. У противоположного края помещения с дивана устало поднялся Фэрриер.

— Я искренне не понимаю, что вы хотите сказать, – произнесла кобыла-аликорн. Грифона эти слова чуть ли не оскорбили.

— Только то, что вы давно видите в Грифонстоуне свою провинцию. На саммит народов Эквестрии позвать? Пожалуйста! На Эквестрийские игры сборную пригласить? Всенепременно. Я так полагаю, скоро посадите там свою принцессу, и будет как с Кристальной Империей.

— Вы несведущи в вопросах, касающихся Кристальной Империи, – медленнее обычного произнесла Селестия.

Это и посуровевший взгляд остановили бы заговорившуюся личность, если бы всё происходило в Кантерлотском дворце. Флоуика же поддерживала вещь, называемая в простонародье «родные стены», которая пьянила его сильнее алкоголя, от употребления которого вице-командующий по долгу службы отказывался. И он продолжал сыпать обвинениями:

— Тут нет никаких вопросов. Жило-было государство. Отдельное, независимое, как вы говорите. В вас не особо нуждалось. Только вам хотелось пройтись по нему копытом. Где теперь Кристальная Империя? Нет там никакой империи! Теперь там вотчина, подотчётная Кантерлоту…

Когтистая лапа со светлыми чешуйками легла на плечо молодого грифона.

— Боец, – очень тихим голосом произнёс Фэрриер. – Тебе необходимо пойти и проверить наружный периметр. Прямо сейчас.

По выражению морды Флоуика читалось, что он находится на грани неповиновения. Но старый командир подарил юнцу взгляд грифона, который некогда шёл в бой и убивал, так что следующие слова Флоуика остались непроизнесёнными, а сам он развернулся и резкими шагами вышел вон.

— Ваше высочество, я прошу прощения за поведение своего найдёныша, – понуро произнёс Фэрриер. – Я многому его научил. Но умение думать перед тем, как открывать клюв, даётся ему труднее всего.

— Вы уверены, что Флоуик может стать вашим преемником на посту командующего? – без тени прежней весёлости произнесла принцесса.

— Он неплохо справляется с наведением порядка на улицах. Ещё не добрался до подпольного лидера Гиира, но нескольких его видных сподвижников за решётку отправил. А что до внешней политики, где другой подход… Думаю, пара годков у меня в запасе ещё есть. Я его поднатаскаю, – пообещал Фэрриер.

*   *   *

Для Флоуика обход периметра двухэтажного особняка, кое-как втиснувшего своё величие в застроенный плотнее некуда Ивсфилд, почти сразу же превратился в «подойти-поболтать». Как раз у каменной стены нашлась пара солдат, временами поглядывающих на шумный, ярко освещённый дом. На общий праздник грифонью охрану не пустили – чтобы не поцапались с пегасами из гвардии принцессы, которых, напротив, всех загнали внутрь. Теперь вице-командующий, нашедший таки, с кем поцапаться, присоединился к изгнанию сослуживцев, сразу для себя решив, что подышит свежим ночным воздухом до конца приёма.

— Чего хвосты морозим? – встряхнул грифон двух рядовых бойцов, которые моментально притворились, что оружие секунду назад не валялось просто так рядом.

— Никаких происшествий, ваше благородие! – отчитался грифон с нашивками старшего в двойке.

— Да уж понятно, – фыркнул вице-командующий. – Если бы чего случилось, ваш девчачий визг услышал бы весь дом. Расслабились они тут мне. На какой границе дозорными желаете быть? – максимально сурово спросил Флоуик.

Понятное дело, бойцы мялись с ответом. Жизнь в пограничных бастионах и продолжительное патрулирование на любом из направлений вызывали дрожь. Будь то холодный север или изнуряющий жарой юг, запад с его вечной нервотрёпкой с пегасами, или восток, откуда ждали возвращения драконьих стай – нигде новобранцам служить не хотелось.

— Ладно, вши казарменные, – сменил настрой вице-командующий, – считайте, что вам повезло. Я сегодня злость свою сорвал, мне хватит.

Рядовые грифоны немного успокоились и размякли. Даже рискнули оторвать взгляды от каменной мостовой. И в этих взглядах вице-командующего кое-что сильно смутило. Настолько, что он ухватил старшего из двойки за ворот и притянул ближе к себе.

— Ну-ка-сь, ну-ка-сь, – приговаривал Флоуик, изучая при свете вечерних фонарей нервно бегающие зрачки. – Живинкой баловались? Мозги свои в яйце оставили, когда вылуплялись, не так ли?

— Так точно! – на всякий случай ответил схваченный грифон. Результатом стало то, что вице-командующий стальной воротник отпустил.

— Ох, я найду, кто эту дрянь по казармам разносит! – пригрозил Флоуик. – У кого мазь брал?

— Вот у него, – сразу признался виновный боец, кивая на товарища. Товарищ не стал дожидаться, пока вице-командующий проверит его воротник на прочность.

— У Гвиосана в Нижних Гротах купил.

Ответ Флоуика не особо обрадовал. Второго рядового, которого ещё не касалась его лапа, он впечатал спиной и тыльной частью шлема в камень стены.

— Ты ведь знаешь, что Гвиосан – один из помощников Гиира Трёхпалого?

— Так точно.

— Ты знаешь, что я люто ненавижу Гиира Трёхпалого?

— Так точно.

— Тогда скажи мне, почему я прямо сейчас не должен оторвать тебе, кречету, крылья?

— Я… Не имею знать, ваше…

Флоуик гневно рыкнул и просто отвесил рядовому оплеуху.

— Завтра за добавкой придёшь, червя обрубок! Оба придёте! – приказал вице-командующий. – А теперь быстро пошли и в ближайшее корыто головы окунули. Если кто узнает, что вы под мазью во время дежурства, будет позор всему гнезду вашему!

Грифоны вприпрыжку помчались искать любой подходящий для выполнения приказа источник воды. Флоуик, не особо интересуясь их дальнейшими действиями, направился к другому углу поместья. Там стражу несли порядочные солдаты, ни поведением, ни внешним видом не вызывавшие желания дать острастку. С такими вице-командующий не прочь был просто постоять, распустив язык.

— Никаких происшествий, ваше благородие! – предваряя вопрос, выпалил старший в этой двойке.

— Оно и к лучшему, – ответил Флоуик. – Такого нашествия копытных Ивсфилд ещё не видел.

— Ваше благородие, а чего ради эти эквестрийцы прилетели? – наивно, но с нескрываемым интересом спросил второй солдат, по виду совсем недавно взявший в лапы копьё.

— А как ты думаешь, боец, зачем лисица приходит в курятник? – вопросом ответил Флоуик, изучая созвездия ночного неба. – Чтобы заверить всех куриц, что она их не тронет. Во всяком случае, эта здоровенная белая лиса именно такие речи и ведёт.

— Разве ж пони могут что-то против нашей Республики? – искренне удивился молодой солдат. – Вся наша рота их гвардию разметает только так. Вы ж, ваше благородие, видели этих пегасов? Сытые и беспечные, еле в доспехи помещаются.

— Во-первых, в Эквестрии и другие пегасы имеются, посерьёзнее этих, – ответил Флоуик. – Эти так, для параду лощёные. Во-вторых, завоёвывать нас будут не сейчас и не напрямую. Белой кляче уже не одна тысяча лет. Она ещё двести-триста подождёт, пока наши внуки перестанут влезать в доспехи, как те пегасы. Вот тогда её копыто нашу республиканскую гордость в камень и втопчет. А в-третьих, боец, не твоего ума это дело. Сие есть высшая политика. Вам, торчащим на улице, не по плечу в неё лезть. Ясно-понятно?

— Так точно, ваше благородие! – синхронно отрапортовали оба солдата.

Будучи спокойным за этот фланг внешней охраны, Флоуик двинулся дальше. Но его уши разобрали кроме собственных шагов и шума из особняка хлопанье крыльев. Подняв голову к небу, грифон непонимающе нахмурился: часть звёзд исчезла, а кое-где начали разгораться очень яркие новые.

Прежде чем вице-командующий понял, что витает высоко над ним, с небес в окна виллы Гардиана полетели булыжники. Раздался звон стекла и треск дерева, к ним добавились крики. Камни продолжали лететь. К ним добавился ещё один вид метательных снарядов – ярко-красные огоньки, которые вспыхивали и расплёскивали вокруг волны огня. Стало ясно, что особняк закидывают сосудами с воспламеняющейся смесью, причём стараются попасть внутрь дома. Или хотя бы подпалить крышу.

— Драть меня под хвост... – выдохнул Флоуик, чувствуя, как к горлу подступает жгучая волна бешенства. И заметив, что два воина поблизости схватились за обязательные к ношению алебарды, рявкнул: – Тревога по всем постам! Всех на взлёт! Отогнать этих уродов немедленно! Брось сюда лук! – Флоуик указал на второстепенное оружие, которое имел при себе старший в двойке.

Лук со стрелами вице-командующему понадобился для непосредственного применения. Собственное оружие – короткий клинок с узорами кислотного травления на лезвии – не подходил, потому что юрких нападающих, накинувших на себя тёмную ткань, сложно было перехватить, выйдя на дистанцию прямой атаки. Выпущенная стрела в этом плане давала больше гарантий. Хотя, чтобы ею куда-то попасть, требовалось предугадать, какие из звёзд загородят непрошеные гости.

С третьей попытки вице-командующий доказал, что не зря продолжает тренировки с оружием, даже находясь на должности, где владеть им по факту не требуется. Кто-то в небе тихо всхлипнул и, не удержавшись на одном крыле, плюхнулся на крышу дома напротив. Остальные участники штурма этой потери не заметили: они по сигнальному свисту понеслись прочь, преследуемые взлетевшими стражниками. И растворились в ночной тьме, позволяя грифонам, спасавшимся из горящего особняка, заполнить небо.

— Отставить преследование! Вывести всех из поместья! – распорядился Флоуик, направляясь к крыше дома, куда упала его подстреленная добыча. Там вице-командующий обнаружил юного грифона с обломком стрелы, торчащим из крыла, и чёрной материей, повязанной по всему телу. Парень пытался сбежать пешком, но мешкал слишком долго – Флоуик успел перехватить его на краю крыши, спикировал и оглушил, врезав по голове. Приводить добычу в сознание и устраивать допрос вице-командующий предпочитал в специально приспособленных для этого помещениях.

Внизу, неподалёку от этого места, конвой из пегасов сопровождал принцессу к спешно поданной карете с намерением незамедлительно отправиться в путь. Скорее всего, без остановки, до границ Эквестрии. Напоследок, уже на ступеньках кареты, Селестия повернулась к Гардиану, чьё левое крыло слегка дымилось.

— Благодарю вас, что закрыли меня от осколков того огненного снаряда, – сердечно сказала белая пони. – Это было необязательно, ведь я могла защитить себя магией. Но вы поступили благородно. И, кажется, остались без поместья.

Глаза принцессы и претора одновременно обратились на пожираемый огнём особняк, на который уже начали лить вёдра воды. Воду черпали прямо из примыкавшего к дому бассейна.

— Не за дом обидно, – признался грифон. – За то, что в обсуждение судьбоносных вопросов постоянно лезут какие-то обстоятельства.

— Подготовим следующий раунд переговоров в самые короткие сроки, – пообещала Селестия. – Да, да, отправляемся! – Она крылом подтвердила нетерпеливым гвардейцам, что те не напрасно нарезают круги вокруг кареты.

Пегасы одновременно с каретой поднялись в воздух, оставив в толпе на мостовой фиолетового сородича в компании серого единорога. Сотрудники посольства, без проблем покинувшие пылающее здание, теперь переминались с ноги на ногу, прикидывая, на сколько баллов можно оценить вечер по шкале кошмарности. Единорог первым бросил это занятие и магией поднял с земли округлый булыжник.

На камень кто-то постарался тщательно наклеить бумажку с уведомлением. Успешно: бумажка осталась на булыжнике, хотя тот промахнулся мимо окна, отскочил от стены и некоторое время валялся у всех под ногами. Рэдфилд прочитал лозунги «Смерть эквестрийцам!», «Грифонстоун принадлежит Республике!», а чуть ниже увидел символ в виде пары разведённых в стороны чёрных крыльев, принадлежавший движению «Свободный полёт».

Единорог показал находку послу. Инцитат пристально всмотрелся в надписи, благо, пожар по соседству давал достаточно света. Злобно фыркнул и до возвращения в посольство больше никаких эмоций не проявлял.

Глава 23. Разбор полётов

Грифоны и работники эквестрийского посольства стремятся найти истоки заговора внутри Республики...

---

Посол Инцитат весь остаток ночи и предрассветную пору демонстрировал профессиональную выдержку – вместо того, чтобы носиться по этажам посольства, он сидел за столом, уставившись в одну точку и оживая лишь, чтобы отпить заваренного по его правилам чаю либо задать очередной вопрос.

— Что за безалаберные кретины следят за порядком в этом городе? – Инцитат сделал паузу, вспоминая. – Флоуик и Фэрриер. Военные и административные руководители центрального региона, как-никак... Ну да, они не безалаберные кретины, но ответственности с них это не снимает. Ничто им не мешало изловить и изничтожить «Свободный полёт», вместо того чтобы подбрасывать Нитпику статейки типа «повзрослеют и образумятся». Ух! – Посол рассерженно хлопнул крыльями. Так, что даже приподнялся над креслом.

Рэдфилд наблюдал за начальником поверх обложки Событийной книги за тысяча тринадцатый год. Поскольку на визите принцессы впору было ставить жирный несмываемый крест, секретарь, на благо общего дела и для успокоения собственных нервов, принялся ломать шифр Гиира, начав с последних по времени записей.

— Вот точно говорю, с минуты на минуту придёт сообщение от принцессы Селестии с вопросом «какого сена вчера произошло?» Я даже не удивлюсь, если будет именно такая формулировка. А мне нечего по существу ответить, ничего определённого. – Инцитат театрально воздел копыта к потолку. – Первый раз я в такой ситуации.

— Мы можем сообщить, что себя проявила банда «Свободный полёт», – ответил Рэдфилд.

Камень с запиской-доказательством единорог отдал грифонам-солдатам сразу же, как увидел воителей в толпе. Хотел отдать лично командующему Фэрриеру, но тот пребывал не в лучшем состоянии, ибо растерянно смотрел то на пожар, то на собравшуюся толпу зевак, и безуспешно пытался найти какого-то «взводного».

Инцитат повернул голову в сторону секретаря.

— Удивляюсь я твоему спокойствию.

— А чего волноваться? – пожал плечами Рэдфилд. – Когда я секретарём в Стэйблридже работал, повидал потоп, кристаллизацию всего персонала, нашествие чейнджлингов, взрыв мощной магической установки. Меня обманом заставили верить, что моя жена и сын мертвы… Как-то после всего этого теряешь склонность к панике.

Пегас хмыкнул.

— У нас очень мало информации по «Свободному полёту», – рассуждал посол, ёрзая в кресле. – Я как-то не особо горел желанием лезть к грифонам, которые пони люто ненавидят. Надо навёрстывать. Но, опять же, с безопасного расстояния… Так. – Он подтянул к себе лист бумаги и придвинул чернильный прибор. – Я тебя сейчас отправлю в редакцию Нитпика. Напишу информационное сообщение от Селестии, так сказать, точку зрения эквестрийской стороны. Пусть Нитпик выпустит его во всех газетах. Он вряд ли откажется, но уж постарайся говорить с ним убедительно.

— Вы напишете? – уточнил Рэдфилд. – Разве точку зрения принцессы Селестии не должна сформулировать принцесса Селестия?

— Как будто ей делать больше нечего, – усмехнулся Инцитат, берясь за перо. – Нет, в таких вещах она мне доверяет. А я стараюсь сочинять близко к её письменному стилю. Так вот, ты отдаёшь Нитпику послание. Обязательно стребуй с него обещание, что он ни буквы в нём не переделает, потому что этот хмырь может выбросить половину фраз, поменяв весь смысл. Пусть поклянётся, что пустит в печать всё дословно. Значит, пока ты с ним это дело обсуждаешь, – посол потряс в воздухе пером, чтобы стряхнуть лишние чернила, – выясни, что ему есть сказать про «Свободный полёт». Он давно собирает материалы по этой теме. Сдаётся мне, что в печать до сих пор они пошли не все.

Прежде чем задать вопрос, Рэдфилд подождал, пока посол напишет пару строчек и вернёт перо в чернильницу.

— А ваши планы на сегодня какие? Где я вас смогу найти после встречи с Нитпиком?

— Ты встреться с ним сперва, – не поднимая головы, ответил Инцитат. – После вчерашних событий он может даже в редакции не объявиться. Будет летать от грифона к грифону… Я, если что, буду во дворце, где заседает Верховный Совет. Он сегодня собирается на экстренное заседание, без эквестрийского представителя никак. Заодно попробую выяснить что-нибудь про «Свободный полёт» у градоначальников. Хотя, чувствую, Флоуик меня за дверь выставит, а Фэрриер очень далёк от этих дел... Что нужно?

Последняя фраза предназначалась охраннику посольства, чьи накопытники на пороге кабинета Инцитат мог видеть, даже глядя в стол.

— Письмо от принцессы Селестии, – доложил пегас в доспехах.

Рэдфилд телекинезом перенёс конверт через комнату. Послу даже не потребовалось подниматься из-за стола.

— Ещё чаю, – распорядился Инцитат, распечатывая конверт. Рэдфилд тихо вздохнул, отложил свои занятия и пошёл на кухню.

На разбор письма послу понадобилось совсем немного времени: чашка с блюдцем ещё не успели опустится на столешницу, как пегас вернул лист бумаги в конверт и позволил себе короткую и усталую усмешку:

— За исключением слова на букву «с», содержание в точности, как я и предсказал.

*   *   *

После разгрома поместья Гардиана бессонная ночь выдалась не только у работников посольства. В подвалах под казармами городской стражи вице-командующий Флоуик держал пойманного налётчика в бодрствующем и подвешенном состоянии. В прямом смысле – узнику связали вместе четыре лапы и прицепили верёвку на крюк. Раны на крыле молодому грифону бегло обработали, но больше никаких привилегий юнец по имени Рекрит не дождался.

— Итак, поговорим о «Свободном полёте», – предложил вице-командующий, удостоивший визитом подстреленную добычу.

— Ничего не знаю! Отпустите меня! – покачнулся подвешенный спиной вниз Рекрит.

Флоуик, стараясь находиться в поле зрения грифона, взял прислонённый к стенке складной столик, отогнул ножки и поставил перед собой. Потом постучал в дверь. Согласно отданному ранее приказу солдаты принесли пару наполненных едой тарелок и графин с кубком.

— Вы, скоты, меня без ужина оставили, – пояснил вице-командующий, краем глаза наблюдая, как облизывается Рекрит. – Так что я позавтракаю прямо на работе. А ты повиси пока, подумай над своим поведением.

Взяв двузубую вилку и столовый ножик, Флоуик надрезал свежий, недавно купленный зерновой пирог, аромат которого чувствовали даже солдаты за дверью. Пленник, которого согласно другому приказу не кормили с момента водворения в камеру, во все глаза смотрел на столик и тарелки, но пока что молчал.

— Я тут недавно в газетёнке рассказывал про ваш «Свободный полёт», – прервал молчание вице-командующий. В промежутках между фразами он старался нарочито громко чавкать, а каждую новую порцию уплетать с довольным мычанием. – Пытался народ успокоить. Мол, вы не очень опасные, ерундой просто страдаете. Что вы ещё не нашли своё призвание. Ну, похоже, что теперь нашли. Ваше призвание – всё подряд разрушать.

Флоуик отставил в сторону наполовину съеденный пирог и придвинул тарелку с рыбным салатом. Запах сырой рыбы тоже являлся одним из инструментов воздействия. Но юнец продолжал упорствовать, слушая бурчание своего желудка.

— Ну, я тебя обрадую, потерянное ты чадо. На ближайшее время дом ты себе нашёл. Да, сыровато, темновато, соседи не особо приветливые. Но года через два ты начнёшь по-настоящему любить эти стены. Даже на солнце выходить не захочешь.

— Нет! Мне нельзя здесь оставаться! – подал голос подвешенный птенец. – У меня бабушка слепая. Мне заботиться о ней надо. Она пропадёт без меня.

— Ага, – усмехнулся вице-командующий, державший в лапе графин с фруктовым киселём. – Внезапно вспомнил про свою бабушку. Бабушка твоя знает, что мазь-живинку в лапы втираешь для одурения? Да-да, мы следы этой дряни на твоих обмотках нашли.

Рекрит сконфуженно покачнулся. Очевидно, понимал, что фактом употребления запрещённых снадобий гордиться не стоит. Особенно теперь, когда из всей толпы охочих до «испробовать живинку» птенцов ответственность нёс он один.

— Бабушка у него, значит. А ты о ней думал, когда в чёрные тряпки одевался? Ты о ней думал, когда летел чужой дом громить?

— Нет, – пристыжено пискнул юнец.

— Вот, теперь у тебя есть возможность, чтобы об этом подумать, – сообщил Флоуик и на какое-то время умолк.

Его аппетита хватило на несколько ложек салата и полграфина киселя, после чего он снова вызвал из коридора стражников.

— Я тут не доел немного, – сказал он, указывая на наполовину полные тарелки. – Выкиньте куда-нибудь. И передайте верхкому, если он на месте, что я сейчас к нему поднимусь…

— Подождите, постойте! – запротестовал Рекрит. – Я могу кое-что рассказать. Но очень мало. Я почти ничего про других не знаю. У нас в группе никто про других не знает. Таковы правила.

Флоуик жестом остановил подчинённых, а потом другим жестом велел юному грифону продолжать.

— Я лично знаю только троих в своей группе, – торопливо начал тот, чуть раскачиваясь и переводя взгляд с вице-командующего на тарелки и обратно. – Над нами есть Надзирающий. У других групп свои Надзирающие. И только они знают, кто и в каких группах. А они получают приказы от Вестника. Кто такой Вестник, никто не знает. Он записками приказы отдаёт.

— Давай имя своего Надзирающего, – потребовал Флоуик.

— Рикалад.

Вице-командующий почесал когтём верхнюю часть клюва.

— Это Рефинера сынок, по-моему, – сообщил он. – Рефинера я хорошо знаю. Что ж, придётся к нему зайти. И огорчить. Бедняга Рефинер думает, что его птенец высшее образование получает. А он уличные банды координирует…

Флоуик повернулся к столу и отрезал небольшой кусочек пирога, положив его на лезвие ножа.

— Ладно, заслужил.

Он скинул кусок в приоткрытый клюв юного грифона, не особо заботясь о том, как тот в перевёрнутом состоянии будет глотать.

— Разыщите в Нижнем городе слепую старуху, у которой внука зовут Рекрит, – приказал Флоуик за дверями камеры, где пленник не мог его услышать. – Без каких-либо угроз вежливо приведите её сюда. Возможно, ей внучок больше расскажет, чем мне. Далее, в дом Рефинера надо направить двойку. Пусть задержат его сына Рикалада или выяснят, где он. Нужно отловить этих Надзирающих и вычислить, кто такой этот Вестник, что заправляет «Свободным полётом». Во что бы то ни стало. Это дело государственной важности.

Флоуик подождал, пока каждый из присутствующих ответит уставным «Так точно!» и «Будет исполнено!». В итоге рядом с ним остались только двое грифонов, провинившихся минувшим вечером. Вице-командующий узнал их лишь после небольшого раздумья.

— А, вы двое! Любители живинки. – Флоуик толкнул дверь незанятой камеры слева от себя. – Вам сюда. Пока меня отвлекают дела поважнее, вы, мухи навозные, обживаете эти роскошные апартаменты. Потом я придумаю, какое жестокое наказание к вам применить.

Вице-командующий лично проследил, чтобы виновные бойцы оставили оружие и обмундирование и вошли в холодную камеру неодетые и с пустыми лапами, после чего так же лично задвинул засов на двери и закрыл окошко, предназначенное для наблюдения за арестованными.

— Этих болванов завтра утром выпустишь, – тихо наказал он грифону, смотрящему за камерами. Тот молча кивнул.

*   *   *

Рэдфилд предположил, что ему несказанно повезло: «главный редактор всего в Республике» заглянул на полчаса в свой офис ровно в то же время, когда секретарь посольства попросил о встрече. И теперь единорог любовался на странное сочетание деревянных стен и каменного камина с выходившей на крышу трубой. Наличие камина отличало офис главного редактора от прочих помещений издательства. Складывалось впечатление, что Нитпик на собственные средства построил себе мансарду из редкого в столице дерева, пожелав сделать её всепогодно удобной: вставил двойные окна от сквозняков, завёл камин для обогрева и дополнительную форточку на случай жары.

Посреди этой идеальной с точки зрения комфорта комнаты стоял палисандровый стол, который впечатлял природной текстурой дерева, подчёркнутой почти бесцветным лаком. На стенах, полках и столе было расставлено много позолоченных вещей, но самую важную для себя вещь Нитпик ещё и подсветил тремя лампами. Впрочем, свет был необходим, ибо вещью этой являлась печатная машинка, которой грифон уже не один раз успел похвастаться. Даже при первом визите Рэдфилда в офис он назвал устройство «своей рабочей лошадкой». И несколько раз потом извинялся, решив, что оскорбил неосторожной метафорой весь эквестрийский народ.

— Доброе утро, Рэдфилд. Слушаю вас, – сказал Нитпик, изучая на просвет красную катушку с лентой для машинки, которую держал в когтях.

— Посол Инцитат передаёт сообщение. От принцессы Селестии. Это официальное коммюнике эквестрийской стороны по вчерашнему происшествию.

— Угу. Если это всё, то оставьте, я его вставлю в завтрашний выпуск «Крыльев правды».

Грифон перевернул катушку с лентой и принялся крепить её в недрах машинки. Рэдфилд внимательно следил за манипуляциями богача, не отказывающего себе ни в каких удовольствиях, но в рабочих вопросах бывшего на редкость прижимистым.

Серый единорог порылся в дорожной сумке, в которой, кроме заветного послания, лежал всё тот же испорченный томик про Дэринг Ду. Нитпик нацепил на клюв небольшие очки и пробежал взглядом по строчкам протянутого Рэдфилдом листка.

— Да, хорошо, я это опубликую, – ответил грифон и положил листок слева от печатной машинки, после чего протянул лапу к едва не рассыпающейся стопке конвертов, ждавших его внимания.

— Инцитат особо настаивал, чтобы я с вас взял обещание, – прямо глядя в глаза замершего с вытянутой лапой главного редактора, произнёс Рэдфилд, – что вы ни слова не поменяете в этом сообщении.

Солидный грифон вздохнул, вновь взял листок и прочёл текст ещё раз. Несколько наклонов головы из стороны в сторону, как решил Рэдфилд, позволили ему взвесить возможные проблемы и последствия.

— Обещаю, что я это опубликую дословно, – кивнул по завершении раздумий Нитпик. И положил листок справа от машинки.

Конверт с пометкой «срочно» и его содержимое, оказавшееся каким-то ерундовым региональным извещением, в итоге полетели в камин, шуршанием напомнив о скопившейся там груде макулатуры различной степени желтизны, изорванности и скомканности. В горке бумажных комков глаз единорога углядел нечто необычное – почти засыпанную приготовленной к уничтожению бумагой зелёную катушку с лентой для печатной машинки.

— Это что у вас, массовая ликвидация неудачных статей? – поинтересовался единорог.

Нитпик шумно вздохнул:

— А! Это я в столе разбирался. Впервые за четыре года. От кучи ненужных вещей избавился. Спалить надо бы это всё, пока я здесь.

Нитпик с проворством, не сочетавшимся с его возрастом и шикарным костюмом, метнулся мимо гостя к дверям кабинета. Он предпочитал лично выглядывать и давать поручения грифине-секретарю: так было проще выяснить, чем она в данный момент занята – предыдущие пять секретарш лишились места за табличку «отошла всего на пять минут».

— Гизелль, где у меня каминные спички? – спросил главный редактор. И несколько секунд наблюдал, как растерянно хлопает глазами грифина, вообще не подозревавшая о существовании такого предмета. На всякий случай она стала искать что-то похожее на спички прямо перед собой, возле перекидного календаря.

Суетливо-безмолвная пауза продолжалась, пока в кабинете за спиной Нитпика что-то не вспыхнуло, и не раздался характерный треск огня. Грифон крутанулся на месте, чтобы увидеть, как языки пламени весело превращают отдельные комки бумаги в чёрное ничто. Наблюдавший за этим зрелищем Рэдфилд повернул голову и улыбнулся.

— Я же единорог. Огонь наколдовать – секундное дело. Ой… – Улыбка исчезла с его морды. – Я не подумал… Вам, наверное, хотелось самому это сделать?

— Нет, я вам благодарен. Терпеть не могу возиться со спичками. Они длинные, они тонкие. Ломаются у меня в когтях постоянно. – Нитпик сообразил, что все ещё стоит в дверях и на него все ещё таращится молодая секретарша. Необходимо было занять её делом, отдать хоть какое-то распоряжение. – Гизелль, свяжись с Гарафером, поторопи его. Пусть принесёт фотографии особняка Гардиана после пожара. Я их хочу просмотреть перед уходом.

Нитпик вернулся к столу и принялся возвращать машинку в рабочее положение. Убедившись, что лента заправлена правильно, он поставил на место вал, выровнял каретку, затем заправил исписанный с одной стороны черновой листок. И только после этого заметил, что гость, следящий за весело потрескивающим в камне пламенем, чего-то ждёт.

— Вам, что ли, Инцитат велел проследить путь листочка до завтрашней публикации? – саркастично произнёс Нитпик.

— Нет, – не отрывая взгляда от огня, ответил Рэдфилд. – Я просто хотел поговорить с вами о вчерашних событиях. Когда мы чуть не сгорели, как вон те обрывки фотографий.

— О, это было бы печально. Республика потеряла бы своего лучшего публициста. А Эквестрия едва не лишилась главы государства. И нескольких весьма недурственных служащих. – Когти грифона очертили пространство вокруг Рэдфилда, символизируя, что секретарь посольства включён в упомянутые «несколько».

— Есть сведения, что этот варварский поступок совершило движение «Свободный полёт», – отвернувшись от камина, прямо посмотрел на Нитпика единорог.

— Да, я в курсе, – ответил грифон, последовательно нажимая клавиши и проверяя, насколько отчётливыми получаются символы. – Про это уже верстается материал. Завтра прочтёте. Третий разворот «Крыльев правды».

— Ага, – признательно кивнул Рэдфилд. – Не могли бы вы поделиться информацией, которая в этот материал не вошла?

Ритмичное постукивание рычажков машинки прекратилось. Грифон приподнял очки, чтобы с подозрением взглянуть на гостя.

— Я стараюсь ничего не скрывать от своих читателей. Всё пойдёт в газету.

— Я не оспариваю вашу редакционную политику, – моментально изменил подход серый единорог. – Просто любые конфиденциальные сведения посольству могли бы очень пригодиться в деле восстановления отношений между государствами. Если грифоны помогут привлечь к ответственности своих нашкодивших сородичей, Эквестрия и лично принцесса Селестия это учтут.

Рэдфилд выжидающе смотрел в зелёные глаза редактора. В итоге миролюбивое выражение морды секретаря посольства победило принципы Нитпика. Он прошёлся когтями по рукаву шёлкового камзола и произнёс:

— Тут простой борьбы-то уже мало будет. Тут внутреннюю войну вести надо. С тех пор, как Церковь лишили прав на воспитание молодёжи, каждое следующее поколение всё больше идёт вразнос. В результате плохо понимающие границу между добром и злом родители не могут доказать детям её наличие. Кроме того, многих выгоняют из семьи, заменяют найдёнышами. Вот грифоны и грифины в возрасте, когда их переполняет энергия, вместо работы и учёбы учиняют безобразия. Старик Фэрриер, при всём моём уважении к нему, не понимает сути происходящих событий, не способен решить проблему. И пылающий особняк, возможно, лишь начало…

Нитпик вздрогнул от посетивших его невесёлых мыслей и посмотрел на часы, монументальной башней возвышавшиеся в углу кабинета. Помимо напоминания о дневном расписании часы также успокаивали грифона размеренным движением маятника, стилизованного под стебель цветка с бутоном.

— Давайте так, – предложил занятый грифон. – Разговоры про «Свободный полёт» затянутся часа на два-три. А у меня времени на вас совсем нет. Не обижайтесь. Я загляну в посольство в начале следующей недели. Обещаю. Занесу вам кое-какие справки, что собирал насчёт «Свободного полёта». И личное мнение в довесок. Устроит?

— Вполне, – радостно ответил Рэдфилд. – Спасибо, что уделили время.

На выходе единорог едва не столкнулся с грифоном-корреспондентом: Гарафер принёс фотографии на суд редактора. Рэдфилд не сомневался, что часть из этого материала окончит свой путь в ещё не потухшем камине.

*   *   *

— Могу я попросить ещё пару дней отпуска? – спросил у начальника Рэдфилд, едва тот ранним вечером переступил порог родного посольства. Инцитат посмотрел на единорога, словно тот вместо чая предложил ему дождевой воды.

— У нас тут аврал, говоря языком военного времени, – ответил пегас. – А тебе лишь бы с места сорваться. Могу я узнать, куда и чего ради?

— Всё туда же. В Мэйнхеттан. К тестю в МэйнИТИ. Во-первых, верну послужившую нам копирку. Во-вторых, поинтересуюсь ещё одним изобретением. Мне понадобится для получения информации отсюда. – Рэдфилд показал копыто, на котором лежала зелёная катушка с чернильной лентой.

— Это откуда? – первым делом поинтересовался Инцитат.

— Из офиса Нитпика. Из его камина. Он хотел сжечь практически новую ленту. Что меня сильно удивило, учитывая, что он каждую такую использует по пять раз, а потом ещё отдаёт секретарше. А тут такая расточительность. Я её из камина вытащил, а потом сжёг всё остальное, что там было. Теперь полон желания узнать, что на ней отпечаталось.

— Есть какой-то способ прочитать ленту? Я не в курсе.

— Здесь я на ней ничего прочитать не смогу, – охотно ответил Рэдфитлд. – В МэйнИТИ есть одна установка волнового излучения. Она изначально создана для определения плотности металлических лент. Находит малейшие дефекты в металле. Я вот что подумал. Лента для печати, в принципе, однородна, слой везде равной толщины. Но там, где по нему ударяли рычаги с литерами, слой теряет в толщине. Взяв фрагмент ленты и подав на него волну, я, теоретически, увижу, где какие буквы использовались. Прочитаю сообщения, оставшиеся на ленте, которую Нитпик собирался сжечь.

— А будет нам от этого польза? – спросил Инцитат, устраиваясь в кресле. – Может, там любовные записочки, а ты на них время потратишь?

— Может, и любовные записочки, – признал единорог. – Но чутьё подсказывает, что этим делом стоит заняться.

Инцитат посмотрел на портрет себя в молодости. Когда-то и он был рвущимся к правде юнцом, которого не останавливали ни расстояния, ни закрытые двери. Теперь тихо радовался, что нашёл подручного, которого нельзя сравнить с домоседом-предшественником. И всё же один вопрос не давал пегасу покоя.

— А книгу кто расшифровывать будет? Тоже важное дело.

— Частично я уже… – моментально ответил всё успевающий секретарь. – Первые страницы расшифровал, остальное после возвращения доделаю. Кстати, я почти сразу нашёл нечто очень интересное. – Единорог подал начальнику копию тетради Гиира со своими пометками. – Вот. Везде встречаются нормальные имена. А здесь какие-то клички. Воин, Клирик, Вестник. Причём последний особенно интересен.

— Чем же?

— А смотрите, что для него привезли с последней партией контрабанды. Строительный известняк, жёлтую соль земли, древесную смолу. Я видел опыты с этими веществами в Стэйблридже. Если смешать и закупорить, знаете, что получим? Взрывающийся горючий снаряд, – ответил Рэдфилд, после того как пегас отрицательно мотнул головой.

— То есть этот Вестник связан со «Свободным полётом»? И они заранее всё это готовили? – схватился копытами за голову эквестрийский посол. – И есть ещё двое зашифрованных, которые, я уверен, тоже замешаны.

— Так я пойду собирать вещи в дорогу? – спросил Рэдфилд.

— Да, конечно, – махнул копытом Инцитат, откидываясь на спинку кресла. – Только возвращайся скорее. Как видишь, я тут сижу в клубке гремучих змей, каждая из которых способна серьёзно отравить жизнь всей Эквестрии.

Рэдфилд скрылся за дверью, оставив начальника наедине с его портретом и мыслями. Инцитат рассеянно сосчитал ступеньки, по которым единорог поднялся на второй этаж, после чего полез во внутренний карман пиджака. Достал золотую монету в один бит со стилизованным профилем принцессы Селестии. Эта монета была в конверте вместе с письмом, но при секретаре посол вытаскивать её не стал, потому что излишне любопытный и рассудительный помощник должен был оставаться в неведении относительно определённых вещей.

Инцитат взял с письменного стола ножик и принялся осторожно водить им по ребру монеты. Отточенное лезвие нашло маленькую трещину, и пегас осторожно, с точно рассчитанным усилием надавил на нож. Он медленно вращал монету, продолжая прижимать лезвие к её ребру, и в итоге она распалась на две половинки, между которыми скрывалась бумажка. Крохотный клочок с единственным символом – не менее крохотным треугольником.

В кабинете посла было много необычных вещей, привлекавших внимание посетителей. Одной из них был стоящий на книжной полке большой микроскоп. Инцитат любил всем рассказывать, как получил его в подарок от одного щедрого пони, понятия не имевшего, чем занимаются посольские работники. На деле микроскоп был очень даже необходим: пегас перенёс его на стол и сунул бумажку под объектив. Только при стократном увеличении можно было рассмотреть, что стороны синего треугольника не являются сплошными линиями, а представляют собой ряды букв, складывающиеся в очередное послание. Чтобы его составить, принцесса использовала нормальный лист бумаги, особые чернила и многократно применила уменьшающее заклинание.

— Так-с, – прошептал посол, когда ознакомился с содержимым всех сторон треугольника. – А вот это уже серьёзно…

*   *   *

Дома, нависавшие над морем в юго-западной части острова, считались аварийными из-за огромной трещины, которая прочертила каменное основание Ивсфилда. Обитателей чудесным образом державшихся на месте построек городская управа эвакуировала в кварталы северной части столицы, переселив в дополнительно надстроенные этажи. Могла и не переселять – да и не собиралась, в общем-то, – но Верховный командующий Фэрриер, когда ему сообщили о печальном состоянии кварталов, настучал паре бюрократов по клюву, и в администрации засуетились. Приняли решение, что восстановление скального основания, частично разрушенного, нецелесообразно, а дюжина домов со дня на день обречена сгинуть в море. Прогноз аварийное жильё выполняло неспешно: за пять лет в пустовавших домах лишь перекосило дверные и оконные проёмы. Из прямоугольников они превратились в трапеции.

Среди грифонов имелось немалое число смельчаков, готовых жить и в таких домах – всяко лучше, чем в гнёздах под открытым небом. Но юго-западную часть города они облетали стороной. Гнали их оттуда не конкуренты, не городская управа, и даже не военные силы Республики. А личности несколько более опасные, использовавшие естественные трещины скал и сделанные когтями ниши для хранения контрабанды и средств, вырученных от её продажи. Народ знал, что гости из частично разрушенных домов целыми и невредимыми уходят редко. Бандиты, напротив, зная все проломы в стенах и подковообразные туннели, при необходимости могли покинуть квартал свободно и быстро.

И всё же в перекошенные здания изредка наведывались особые гости – одинокие летуны, мало походившие на бездомных ивсфилдцев. Они слетались с разных направлений и, обустроившись в боковой комнате одного из строений, где никто не смог бы увидеть свет от пары лампад, определяли будущее Республики.

Четверо называли себя Воин, Клирик, Вестник и Вор. Хотя последнему, которому по жизни и так хватало кличек, традиция не нравилась, и он следовал ей лишь в бухгалтерских записях. А сообщников прекрасно знал по именам. Но остальные считали идею с кодовыми именами хорошей. Пусть и позаимствованной – от недостатка фантазии – непосредственно из настольной игры. За этой игрой четвёрка проводила минуты и часы. Каждый брал себе соответствующую фигурку с определённым числом очков здоровья, навыка и денег, и начинал двигать её по лежавшему на столе серпантину из белых прямоугольников. Грифоны кидали кубики, перемещали персонажей по клеткам, проигрывали, выигрывали – и вели постоянные беседы.

— Итак, определим, насколько успешным оказался дебют приручённых птенцов, – предложил тему Вор, которому по результатам пробных бросков кубики велели отправляться в путь последним.

Встрепенулся Вестник, чья фигурка с письмом в клюве успела сдвинуться на две клетки и, попав в область непроглядной темноты, раскошелилась на факел.

— Переговоры с Эквестрией сорваны. Верховный командующий Фэрриер сегодня на Совет не явился. Обсуждали дипломатию без него. Я навёл справки, выяснил, что у Фэрриера серьёзные проблемы с головой. После вчерашнего пожара он возомнил себя юным солдатом времён Песчаного легиона, и просветлений пока не наблюдается. Так что очень скоро, опираясь на законы Республики, можно будет потребовать отправить Верховного командующего в отставку ввиду недееспособности. Ещё, к слову, усадьба претора Гардиана серьёзно пострадала, и он теперь из столицы переедет к себе в округ. Меньше будет влиять на дела в Ивсфилде. Город в шоке и не понимает, что произошло. Из завтрашнего выпуска «Крыльев правды» горожане узнают много нового.

Пара кубиков тихо стукнулась о столешницу. Фигурка Воина, прижимавшего к себе меч с ромбовидным лезвием, обогнала Вестника на четыре клетки.

— Кого-то из птенцов поймали, как я слышал? – спросил грифон, игравший за Воина.

— Да, – поморщился собеседник. – Надзирающий за группой доложил, что одного бойца не досчитался. И Флоуик, судя по всему, взял след. Начались обыски, допросы.

Фигура, ради удачного броска закатавшая рукава белого балахона, сделала в сторону Вестника успокаивающий жест.

— Церковь надёжно укроет птенцов. Вице-командующий до них не доберётся.

Кубики показали три точки и цифру «семь». Игрушечный Клирик, вырезанный из дерева с такой детальностью, что можно было различить все символы веры, прошёл на три клетки вперёд и вытащил карточку с седьмым номером на рубашке. Карточка сулила обогащение на сорок перьев, если первый кубик упадёт на единицу. Но Клирик, так и не увидев за три попытки нужную грань кубика, вернул карточку в стопку.

— Двойки грифонов снуют даже в туннелях под Ивсфилдом, что отнюдь не прибавляет мне радости, – сообщил Вор, крутивший в когтях свою фигурку. Она была самой новой и самой блестящей. Предыдущий экземпляр из игрового набора потерялся, поэтому ему пришлось заказать у игрушечных дел мастера нового Вора. – Если Флоуик заменит Фэрриера на должности, он вообще из-под контроля выйдет. Никто ему будет не указ. К счастью, Флоуик не успеет насладиться своими властными полномочиями.

Наблюдавший за большим игральным кубиком Вор умолчал, что волнуется совсем не за безбашенных птенцов-налётчиков. Обыски Нижних Гротов грозили ему потерей пары складов с дорогостоящими товарами, которые, естественно, были избавлены от такого бремени, как прохождение таможни и налогообложение.

— Через два часа соберётся закрытый трибунал командиров округов, – доложил Воин, злорадно наблюдая, как соперник, не готовый к указанному в карточке противостоянию, теряет половину игрового здоровья. – Я обеспечил максимальный сбор. Но без Гардиана и прочих принципиально честных личностей. Против Флоуика выдвинут обвинения в государственной измене. За организацию и поддержку «Свободного полёта». Обвинения за подписью Фэрриера, конечно.

— Ох и здоровский материал получится! – пробормотал Вестник, который искренне переживал, что новости о состоявшемся совете, отставке одного и аресте второго градоначальника для читателей опоздают на день-другой.

— Как интересно, – позволил себе замечание Клирик. – Только что я слышал, что Верховный командующий не в состоянии вести государственные дела.

— Чтобы обеспечить его подпись, его лапа не нужна, – пояснил Воин. – Я позавчера так же приказ Второму Песчаному легиону составил. От имени Фэрриера с печатью Центрального Штаба.

— Ответ пришёл?

— Нет ещё. Курьерская служба работает медленно. Но это Песчаный легион. Самое дисциплинированное воинское подразделение. Легион вернётся, и мы возьмём его под контроль.

Вор смерил Воина неодобрительным взглядом. По мнению устроителя настольных забав, тот не уделял должного внимания воинскому подразделению, которое очень сильно могло повлиять на планы четвёрки. Но высказаться по этому поводу не успел – снова настала его очередь двигать фигурку. Когда Вор и его деревянный прообраз двумя удачными бросками кубика совладали с выпавшей на их долю стихией, первый напрочь забыл, что именно хотел сказать, поэтому сменил тему.

— Мои ребята влезли сегодня в кабинет Флоуика и в его казённую квартиру, – сообщил он Воину, прикидывающему, какой из путей на развилке выбрать. – Оставили кое-что. Флоуик согласится, чтобы у него провели обыск по требованию трибунала. Он считает, что скрывать ему нечего. Значит, запоминай. В средний ящик стола положили трафарет, с которым птенцы оставляли записки на булыжниках. В учебнике по ближнему бою между страницами несколько приказов, напечатанных от имени Вестника. В квартире Флоуика, в платяном шкафу, я гарантирую, найдётся несколько неношеных комплектов чёрной одежды.

Игравший фигуркой служителя церкви грифон по результатам предыдущего хода пропускал текущий. Следя за беседой, он в то же время осматривал комнату, выискивая признаки того, что море готовится принять в себя место их встреч. Четверо игроков украсили тайное логово, стащив для него вещи, списанные как мусор, но мусором отнюдь не выглядевшие. Погнутый золотой подсвечник, пострадавший от моли ковёр с символом Великого Неба, содержащий опечатку календарь на дорогой глянцевой бумаге, тумбочка из редкой континентальной породы дерева с половиной дверцы. Всё это собиралось с конкретной целью – создать уют – и конкретным расчётом – бросить, не жалея, если домик окончательно решит обрушиться в море.

— Если добавить к этому поведение вице-командующего на приёме, а именно его непочтительность в разговоре с её высочеством, – сказал Клирик, – то бедняге просто не отвертеться.

— Ещё его интервью в «Крыльях правды» вспомните, – предложил Вестник. – Он там чуть ли не с гордостью про «Свободный полёт» рассказывал. Ну, во всяком случае, так фразы скомпонованы.

Воин кивнул и принялся что-то подсчитывать на когтях.

— Даже если до ареста не дойдёт, трибунал обязательно снимет Флоуика с должности. Для проведения расследования. На место вице-кома я предложу свою кандидатуру.

— А мои средства обеспечат поддержку твоей кандидатуры.

Уверенный тон Вора не оставлял сомнений: нужное количество отнюдь не игрового золота упаковано по мешкам и распределено по адресатам едва ли не с прошлой недели. В вопросах финансирования интересов четвёрки не существовало грифона организованнее, чем тот, что однозначно проигрывал нынешний раунд настольной забавы.

— На юго-западе претором станет Глоринг, – продолжал доклад Воин, для наглядности загибая когти, – и тогда перевес в Совете будет у нас. Минимум четыре к трём при голосовании за инициативу КУС.

Вестник, зябко кутавшийся в камзол с меховым воротом, имел собственные когти и собственные расчёты с их загибанием, о чём не замедлил сообщить:

— Ты упускаешь из виду, что на юге и юго-востоке засели друзья Флоуика. Когда мы его сместим с поста, представители этих регионов не обрадуются. И, скорее всего, перебегут в лагерь другого воителя, у которого есть авторитет. Гардиана. А поскольку северные провинции и так признают его влияние, это будет два к пяти не в нашу пользу.

Вор, без особых надежд бросивший кубики, плюнул на каменный пол, выразив как раздражение неудачей – его игровое воплощение сдвинулось всего на одну клетку вперёд, – так и своё отношение к собеседникам.

— Мы уже упустили одну возможность дискредитировать Совет и создать КУС во время кризиса с Ураганными островами, – недовольным тоном напомнил он.

— И хорошо, что упустили, – незамедлительно откликнулся Клирик. – Война с Эквестрией стала бы огромной ошибкой.

— Поэтому мы и приложили все усилия, чтобы утихомирить общество. Позволили Инцитату одержать дипломатическую победу. – Говоривший грифон поднял взгляд и заметил ироничные усмешки собеседников. – Вы очень зря недооцениваете эквестрийского посла. Его одного бояться надо не меньше, чем всего Песчаного легиона.

Невезучий Вор, фигурке которого осталось богатства на пару ходов, покрутил в лапе двадцатигранный кубик с цифрами и передал его грифону слева, горевшему желанием первым добраться до края игровой доски. А сам продолжил рассуждать вслух:

— Идти к войне смысла нет. К счастью, вместо этого можно использовать армию юных монстров, не способных отличить хорошее от плохого. Используйте их, чтобы весь город взвыл, а Совет признался в своём бессилии. Тогда никакой Гардиан ничего остановить не сможет, и мы подтолкнём Республику к государственным реформам. Инициатива КУС должна быть реализована, пока обстоятельства не изменились.

— То есть юные дарования из «Свободного полёта» должны почаще демонстрировать свои таланты? – уточнил грифон в балахоне, фигурке которого повезло разминуться с клеткой, отбрасывающей к самому старту.

— Да. Народ нервничает. А должен быть в панике. Надо заставить его отказаться от старого мышления. Навязать новое. Убедить в бесполезности Совета. Убедить в необходимости КУСа. Пора вбить в каждую голову, что ничего хорошего грифоны от нынешних политиков не дождутся. Но если выступят в поддержку Комитета Управления и Стабилизации, ля-ля-ля… Дальше сами придумаете, не птенчики малые, – махнул лапой Вор.

«Не птенчики малые» какое-то время сидели задумчиво, постукивая когтями по подлокотникам кресел, после чего вернулись к приключениям деревянных фигурок в сплетении белых разлинованных путей.

*   *   *

Посол Инцитат едва не отправил тяжёлый бронзовый канделябр в сторону разбудившего его гвардейца. Но тот замаха не испугался – значит, дело заслуживало подъёма с кровати.

Заспанный пегас прямо в ночной рубахе с узором из морских волн спустился на первый этаж, в приёмную посольства. Там его ожидал грифон с полосами жёлтых перьев на груди. Без синей фуражки, без мундира, без прочих военных знаков отличия. Крайне смущённый и растрёпанный. И постоянно косящийся на закрытую дверь.

— Вице-командующий! – подавив зевок, приветствовал нежданного гостя Инцитат. – Полдня как не виделись. Что-то со времени последнего Совета случилось?

— Случилось, – эхом откликнулся грифон. И опять принялся прислушиваться, что происходит в спящем городе, а конкретно за дверью посольства.

— Поведать не желаете?

Посол жестом пригласил Флоуика в комнату, где полагалось быть гостям. Грифон, не спеша с ответом, торопливо принял приглашение и устроился на диване, заняв его практически полностью. Его коготь указал на шторы.

— Закройте, пожалуйста.

Перед тем как лишить себя вида ночного города, Инцитат подал охранникам условный сигнал. Те отправились запирать двери на все замки и опускать все ставни. До отдельного распоряжения Инцитата посольство переходило на осадное положение.

— Чаю, может, для разговорчивости? – спросил пегас у нервно потирающего передние лапы грифона.

— Чего покрепче, если можно, – ответил Флоуик. – Последние два дня такие, что врагу не пожелаешь. Я теперь уже и не вице-командующий. И вообще ничем не командующий. Я изменник, предатель Республики. Меня арестовать хотели минут двадцать назад.

— Да что вы говорите! – с подчёркнутым изумлением произнёс Инцитат, отпирая винный шкафчик.

— Представьте, собрался закрытый трибунал военных командиров округов, – продолжал Флоуик, жадно наблюдая, как посол откупоривает бутылку и ставит на стол фужер тонкого стекла. – Меня мало того, что не позвали, так ещё и прямо осудили. Не дав даже возможности говорить в свою защиту. На основании бумаги за подписью Фэрриера, которую он никогда бы не подписал, я знаю. Потом в моём кабинете, в моём присутствии нашли вещи, которых там раньше не было. И мне, МНЕ, сообщили, что это Я создал «Свободный полёт» и руковожу его безобразиями!

Грифон фактически выхватил фужер с вином и залпом осушил его. Потребовал ещё один.

— Повезло, что деятели эти трибунальные мой арест поручили моим же подчинённым. Которые не такие тупые и коварные. Рядовые бойцы, которых я не первый год наставляю, прекрасно знают, что я скорее сердце себе вырежу, чем начну поддерживать что-то вроде «Свободного полёта». В общем, двойка, которая меня конвоировала, соизволила отвернуться, чтобы я на них якобы напал. И сбежал из-под ареста.

— Командующий Фэрриер может как-то на всё это повлиять?

— Мой наставник не может повлиять даже на ремень от собственной сабли. Я навестил его сегодня и, сообщу вам, Верховный командующий нездоров. Очень, если не сказать совсем. Он не узнаёт супругу, не узнает меня, бормочет что-то про поход в Мэйританию и военные сборы. Врачи говорят, что память старика из-за стресса скакнула на несколько десятков лет в прошлое. Но тело-то моложе не стало. И Фэрриер даже пуговицы на мундире застегнуть не в состоянии. Просто кошмар. Очевидно, что он никаких документов против меня не подписывал и подписать не мог. Физически. Верхком не в своём уме. И поэтому не получится получить от него заявление, что подпись на документах фальшивая…

Инцитат продолжал понимающе кивать лежавшему на диване гостю. Хотя понимания в голове у посла оставалось всё меньше. В столице Республики, по мнению пегаса, разлилось настоящее гнилое болото из корыстных интересов, в котором непонятно было, где опора, а где трясина.

— Надо будет ту двойку к награде представить. Когда всё в норму вернётся, – напомнил себе Флоуик, повторно избавляя фужер от содержимого. – Мать-перемать, какая, в подхвостье, норма! Фэрриер невменяем. Меня обвиняют в сговоре с этими паскудами, которых я, вполне возможно, отловил бы к концу недели... Город без начальства. Армия без командующих. Центральный округ без управления. В Совете теперь будет твориться непонятно что. А я… Докатился я, – вздохнул Флоуик. – Прячусь у копытных…

Пегас молча передал опальному военачальнику всю бутылку рокриджского игристого вина, а сам подошёл к окну. Чуть отогнув край занавески, убедился, что на данный момент никакая армия на штурм здания не идёт.

— Согласно двустороннему договору, – сказал Инцитат, продолжая изучать тёмные улицы, – территория посольства является территорией Эквестрии. Значит, вас отсюда силой забрать не смогут, так как это равносильно военному вторжению в пределы соседнего государства. Хотя я не уверен, что это их остановит.

— Кого «их»?

Посол повернулся к грифону с выражением, в котором сочетались тревога и решимость. Тревожился Инцитат за жизнь сотрудников посольства, в частности, одного непоседливого секретаря, ещё не знавшего о произошедших в Республике переменах. А решимость у него имелась потому, что все эти жизни более чем уравновешивались благополучием Эквестрии. У него под крылом ещё имелись козыри для шедшей в Республике политической игры.

— Тех «их», которые на самом деле создали «Свободный полёт». Тех «их», которые решили одним ударом разделаться с принцессой Селестией, вашим наставником и лично вами. Тех «их», которым выгоден беспорядок и раскол в стране. Тех «их», которых мы с вами непременно выведем на чистую воду.

Глава 24. Сплетение слов

Когда все работники Стэйблриджа подвергаются влиянию необычных чар, каждый находит свой выход из ситуации...

---

Краулинг Шейд использовал нестандартную форму общения: он взял в копыта белую доску, чёрный маркер и вывел надпись с лишним вопросительным знаком: «Вам удалось разобраться в произошедшем??»

Начальник медслужбы, доктор Соубонс, тоже использовала нестандартную форму общения, вместо чёткого краткого ответа по существу выдав пространное:

— Узнать удалось, поразведав немного – отдел зельетворчества наказать нужно строго. Зебры в отделе, уходя на обед, без умысла злого наделали бед: склянку не ту из копыт упустили и зелье одно в канализацию слили. Его испаренья над нашим НИИ до рифмованных строчек всех довели.

«И надолго это? Есть лекарство?», – спросил посредством таблички бэт-пони, который, чтобы не уронить себя в глазах подчинённых, наотрез отказывался раскрывать рот и «слагать стихи».

— Ни зелий, ни трав на такой случай нет. К счастью, мозг сам изведёт реагент. Но сильная смесь, должна я сказать, часов восемнадцать придётся прождать.

«Кошмар!» – ответил советник по науке. Несмотря на замечание, он явно воспрянул духом – его поза стала чуть свободнее, а тёмно-фиолетовая морда определённо просветлела. Весть о том, что «всеобщее стихопомрачение» носит временный характер и всё вернётся в норму менее чем через сутки, а значит, ему не придётся откладывать поездку в Кантерлот, несколько успокоила столкнувшегося с уникальным явлением бэт-пони.

— Опасности нет для жизни всех пони, но, как главврач, вам всё же напомню: согласно уставу, раз случай такой, должны вы сотрудникам дать выходной.

Шейд задумчиво покусал губу. С одной стороны, терять целый рабочий день было крайне нежелательно, с другой – на своей шкуре испытав воздействие «реагента», он без труда мог представить, насколько исполнительными окажутся вынужденно рифмующие каждую фразу сотрудники. Особенно некоторые, и в обычных условиях не отличающиеся чрезмерной приверженностью к заполнению рабочих часов работой. Бэт-пони проворно стёр последнюю надпись и вывел:

«Хорошо. Объявление сделайте».

Соубонс склонилась над занимающей треть поверхности стола россыпью кнопок, пытаясь на память отыскать нужные. Пару раз ей приходилось временно принимать на себя руководство центром и занимать кабинет начальника, но из-за двух обстоятельств родным и желанным он для неё не стал. Во-первых, её начальствование было недолгим, и Соубонс тогда предпочла отдавать распоряжения из своего кабинета. Во-вторых, после потрясшего весь Стэйблридж взрыва она стала ценить медицинские заслуги куда выше административных. Даже, чем прямо-таки шокировала бухгалтерию, велела понизить себя в должности – с соответствующим уменьшением зарплаты – до простого научного сотрудника со степенью, чтобы не претендовать на пост директора НИИ. Шейд к таким фокусам главврача отнёсся благосклонно – минус один претендент на кресло, всё-таки.

— Всему персоналу – минуту внимания. Как слышали вы, случилась авария, – в меру возможностей переплетала слова Соубонс. – Боюсь, что весь день, до поздней ночи, говорить сможем мы лишь рифмованно очень. И я, на правах главы медкрыла, суточный отпуск вам всем выбила. – Светло-розовая единорожка прикрыла микрофон копытом и повернула голову к сдвинувшему брови Шейду: – Простите, чтоб рифму в строке удержать, пришлось мне с ошибкой слова подбирать. – Доктор снова включила громкую связь: – Прошу вас, коллеги, вместо работы на сутки придумать новое что-то.

«Складно, хотя и сумбурно», – вывел на личном средстве общения Шейд. – «Спасибо. Дальше я как-нибудь сам».

— Итак, решение проблему нашло, пожалуй, отправлюсь к себе в медкрыло…

*   *   *

Обычно в вечернюю смену по залам Стэйблриджа бродили отдельные сотрудники, в меру сил отлынивающие от наскучившей работы. Но специфического рода авария, из-за которой Паддок Уайлд успел опечатать лабораторию по зельетворчеству, собрала в помещении, оформленном под северные заснеженные земли, десятки лаборантов, докторов наук, профессоров, доцентов, соискателей учёных степеней и инженерный персонал НИИ. Некоторая корявость поэзии коллег поднимала их коллективный позитивный настрой. И даже на зебр, допустивших утечку опасных веществ, никто особо не сердился.

Стэйблридж готовился к ночной гулянке. Случайно наметившийся выходной пришёлся как раз между Днём науки и Днём согревающего очага. Плюс-минус месяц, ровно. Поэтому, после краткого совещания, завершившегося ремаркой «Ладно, разрешаю» на табличке Шейда, выходной превратился в мини-праздник проводов осени, наступления зимы и прочих повседневных мелочей. Дейнти Ран, проигнорировавший объявление о прекращении работы, вызвал всех подшефных и трудился над сервировкой грандиозного праздничного стола. В то же время учёные пони готовили редко надеваемые вечерние костюмы и модные платья.

Скоупрейдж взялся за обеспечение народа музыкой и песнями. Дабы слова не расходились с делами, чёрный единорог разыскал троицу лаборантов, о соответствующих талантах которых точно знал, и раздобыл для них музыкальные инструменты. Новообразованный коллектив сразу же оккупировал Красный зал и принялся репетировать, чем несказанно «обрадовал» пони, выздоравливающих в больничном крыле, так как долетавший гул несыгранного трио серьёзно противоречил предписаниям «полный покой, никаких стрессов».

— Рейджи, ты как тут, не сильно загружен? Потому что ты дома мне, в общем-то, нужен, – вмешалась в отработку чего-то медленного и танцевального Везергласс.

— Дела бы могли и быстрее пойти, если б вышло к «штангенциркулю» рифму найти, – пожаловался единорог. Везергласс серьёзно задумалась: несколько секунд её взгляд сохранял неподвижность.

— Чтобы свести проблему на нет, обзови его просто как «инструмент».

— Увы, не подходит такой вариант. Слово будет звучать несколько раз подряд.

— Милый песенник мой, поддержи разговор: на кой ляд ты поёшь про чертёжный прибор?

— Я сносный придумал для песни сюжет, но какой, не скажу – пусть будет секрет.

Везергласс, не рассчитывая на свои лирические таланты, просто скорчила физиономию «да не особо интересны мне ваши секреты». И с нажимом в голосе попросила:

— Муженёк, музыкантам дай отдохнуть и вместе со мной выдвигайся-ка в путь. Помимо активного стихосложенья исполнить прошу и моё порученье.

Скоупрейдж погладил гриф гитары, которая висела у него на груди, потом шумно вздохнул и снял музыкальный инструмент.

— Пойду разбираться с этим несчастьем. Репетируйте всё без текстовой части.

Везергласс с видом гордого завоевателя повела супруга по наружным улицам НИИ, где ледяная корка зимы цеплялась за камни, сопротивляясь светившему днём солнцу. Пару раз им приходилось ловить друг дружку, поскольку без утяжелённых сапог на такой поверхности устоять было сложно.

— Да чтоб наш технический персонал к себе беспросветный Тартар забрал! – не выдержала малиновая единорожка. – Можно подумать, рифмование строк им как-то мешает рассыпать песок.

— Будь Вортекса здесь результаты работ, легко б мы смогли растопить этот лёд, – ответил Скоупрейдж, имея в виду погодный генератор, который долгое время служил источником веселья и неприятностей всего НИИ.

Супруги как раз прошли мимо окон, за которыми некогда можно было увидеть упомянутые механизмы. Опытные образцы разной направленности и мощности какое-то время пылились в недрах двухэтажного склада. Потом профессор Вортекс, передумавший бросать науку и устроивший себе лабораторию в пригороде Филлидельфии, выпросил наработки себе. Мстительный Шейд устроил учёному пони бумажную волокиту, затянувшуюся на месяцы. В итоге, не без подсказок со стороны коллег, Вортекс оформил свою деятельность как «содержание музея климатических явлений и измерительных приборов». Советнику по науке пришлось разжать челюсти и освободить складские помещения.

— Да, Вортекса видеть была бы я рада. Но только не сделает он всё, как надо. Как обычно, неверную кнопку нажмёт – и устроит морозы до минус трёхсот.

Скоупрейдж хотел напомнить наибольшее отрицательное значение температуры, которое некогда получил в ЛК-11, но, пока подбирал рифму к числовым показателям, пауза затянулась, и момент был упущен.

Гулявшую на лёгком морозе парочку догнал стрёкот крыльев. Чуть позже появился и его источник. Выглядел Бзз не особо радостным: низкая температура окружающей среды приводила к снижению активности чейнджлинга. Он временно перебрался из логова на крыше водонапорной станции в астрономическую башню, которую отапливали.

Утечка алхимических реактивов произвела эффект и на инсектоида. Поскольку слов Бзз не произносил, то выражалось это в возросшей мелодичности жужжания.

— Бз, бз, бз, бз-з-з, бз-з-з, – обратился чейнджлинг к учёным пони. Скоупрейдж, чаще общавшийся с подшефным, первым расшифровал сообщение.

— Королева Кризалис желает узнать, почему ей народ начал песни слагать. Хм… Очевидно, что зеброво колдовство по цепочке от Бзза на весь рой перешло. – Скоупрейдж наигранно вздрогнул. – Я б на месте Кризалис оторвал себе уши – сотни разных мелодий ей приходится слушать.

— Бз-бз, з-з-з-з. Бз-ззз-зз?

— Нет, конечно, шучу, таких мер не надо. – Скоупрейдж выбрал точку опоры понадёжнее и поднял ногу, чтобы поглядеть на часы. – Часов через пять стихнут все серенады.

— Бз-з-з-з-з, бз-з-з-з, бз-з-з, – кивнул подрагивающий от холода инсектоид и полетел греться. Чёрный единорог потратил на перевод и переложение переведённого в стихотворную форму пару вдохов и выдохов.

— Королева просила нам передать, чтоб мы не пытались ей нагло соврать. Если песни не смолкнут в положенный срок, она лично прибудет нас оставить без ног.

— Надеюсь, что срок рассчитал ты умело. Мне, знаешь ли, ноги милее у тела, – сказала Везергласс, наблюдая, как пар от её дыхания охлаждается и растворяется в воздухе.

Скоупрейдж кивнул в сторону дома, угол которого виднелся с перекрёстка Свиточной аллеи и Меридианной улицы. В доме Везергласс, вроде как, требовалась некая помощь, о чём сама пони из-за разговора с чейнджлингом успела позабыть. Парочка продолжила путь и обмен рифмованными впечатлениями.

Оставив на пороге тонкий слой мёрзлой земли и снега, хозяева прошли в привычную с недавнего времени обитель, ставшую новым домом для решивших связать свои судьбы пони. Хотя в углу до сих пор оставалась пара коробок неразобранных вещей, которые Скоупрейдж забрал из своей холостяцкой квартирки при переезде.

Везергласс в этом плане было проще – её предыдущие апартаменты исчезли в пламени взрыва, устроенного Скриптедом Свитчем. Так что после свадьбы она сразу переселилась в эту просторную квартиру, прихватив минимум уцелевших вещей, вроде наполовину расплавившегося кубка с надписью о победе на школьной олимпиаде. Бытовую технику и предметы мебели обеспечил из административного ресурса Шейд. Комнатные растения подарили коллеги из зоосада. Прочий хлам подарили те, кто сердился, когда их вещи называли «хламом».

— Ты в кухню пока, посиди минут пять. Там суп на плите – будет что похлебать, – сообщила малиновая единорожка, удаляясь в сторону общей спальни.

Скоупрейдж прикинул оставшееся до праздничных мероприятий время, и перспектива поесть супа ему понравилась. Хотя в кулинарных талантах супруги он обоснованно сомневался, ибо неоднократно тушил оставленную без присмотра кастрюлю или сковороду. Двум единорогам лучше давалась еда, приготовленная и разогретая магией, поэтому сначала семье пришлось довольствоваться ею. Однако такие яства имели выраженный, пощипывающий на языке кислый привкус и редко съедались больше чем наполовину. Так что после вытягивания короткой соломинки Везергласс отправилась к Дейнти Рану учиться готовить по-настоящему.

Полтарелки холодного супа и почти все плававшие в нём куски мелкокочанной капусты уже оказались в желудке Скоупрейджа, когда его благоверная изволила показаться. Только вместо привычного рабочего комбинезона она щеголяла в трёхслойном платье с маленькими белыми крылышками. Платье сочетало в себе круглые узоры и синие линии, темнело к подолу и крепилось на теле посредством корсета из сшитых вместе многогранников.

Везергласс недвусмысленно намекала, что ожидает комплиментов. Она повернулась к мужу один боком, потом другим, расправила пару складок на подоле и эффектно перебросила гриву, открывая синее ожерелье, почти никогда не покидавшее шкатулку.

Прекрасно понимая, что от него хотят, Скоупрейдж, тем не менее, успешно применил научный подход к решению бытовых вопросов. Он донёс ложку супа до рта, с хлюпаньем втянул её содержимое, после чего так же неспешно положил обратно в тарелку. Чтобы ещё немного помучить супругу ожиданием, цокнул языком и с видом эксперта-искусствоведа облокотился о стол, подперев голову копытом.

— Меня от дел ты оторвала показать, что платье приобрела? Шикарное платье, спорить не буду. И во сколько ж тебе обошлось это чудо?

— Чтоб знал ты, далёкий от моды мужик, наряд сей – новейший столичнейший шик. – В голосе кобылки слышалась опасная для супруга обида на его дремучесть. – За этот шёлк и два атласных крыла я все накопленья свои отдала. Зато, нет сомнений, за сегодняшний вечер сотни завистливых взглядов я встречу.

— Странно ум ваш, кобылий, работает всё же. Есть в шкафу много платьев довольно хороших. Ну, раз дело такое, я, затрат избежав, достану свой старый зелёный пиджак. – Последнее слово единорогу пришлось практически прокашлять, потому что мозг, не видя рифмы, отказывался его произносить.

Как и ожидал Скоупрейдж, супруга раздражённо закатила глаза к потолку. Пока она, бурча что-то себе под нос, отправилась укладывать перед зеркалом гриву, единорог продолжил обеденный перерыв, от которого оставались ещё полтарелки супа и целая горбушка хлеба.

Дальнейшие пути супругов временно разошлись, потому что Скоупрейдж, быстро нацепив свадебный пиджак, помчался репетировать вечернее выступление. Везергласс же закончила укладку лишь через час и сорок минут. Правда, час из этого времени она потратила на то, чтобы разобрать парикмахерский прибор и записать в блокнотик, что в нём надо улучшить. Это означало, что минимум через две недели Стэйблридж запустит свою линию щипцов для завивки.

Все старания едва не пошли прахом, когда Везергласс, полностью готовая выходу в свет, осторожно спускалась с крыльца, которое, естественно, никто и не подумал очистить от наледи. К счастью для кобылки, мимо проходил смельчак, обладавший достаточными габаритами, чтобы остановить её неконтролируемое падение и предотвратить очередной перелом или вывих.

— О, Мисс Аварийность, – насмешливо поделился впечатлением от встречи Паддок Уайлд. – Ни дня не проходит, чтобы вы не оправдали своё имя.

Земнопони, лично придумавший это «имя», помог малиновой единорожке преодолеть оставшуюся ступеньку. А также поддержал её, пока та, поменяв в очередной раз мнение о гардеробе, снимала скользившие изящные накопытники.

— Скажите, пожалуйста, милый мой друг, как вас не коснулся всеобщий недуг? – поинтересовалась пони, отметив обыденность речи Уайлда. Тот постучал кончиком копыта по виску. Везергласс решила, что это и будет весь его ответ, но начальник службы безопасности добавил:

— На эту голову пытались подействовать двумя десятками лекарств. Но эта голова такая, что ей ни лучше, ни хуже не делается. Так что местные зебры со своей алхимией зря старались. Зельями рифмоплётства Паддока Уайлда не свалить… Ой! – Ему в очередной раз пришлось ловить на повороте путавшуюся в платье кобылку. – Доведу-ка я вас прямо до бального зала, пока вы туда не отправились на носилках.

— Буду крайне признательна вам, что вы рядом. Уцелеть я должна вместе с этим нарядом.

— Хм… – Брови земнопони сдвинулись вниз, но сделали это немного неестественно. – Где-то я этот фасон уже видел.

— Что знаком вам наряд – то загадка легка, во всех модных журналах мелькала строка. Сэсси Сэдлз из бутика в Кантерлоте делилась восторгом об этой работе. С заказом письмо в нужный час сочинив, удалось мне урвать себе эксклюзив.

— Да не, я его сегодня видел. На какой-то другой кобылке, – подёргал ушами Уайлд. Везергласс была слишком внимательна к деталям, когда дело касалось бывшего зоолога, а потому сразу отметила, что одно ухо двигается не в пример активнее второго.

— Простите за наглость, но гложет вопрос, – робко обратилась к Уайлду единорожка, – что в последней поездке с вами стряслось? Гляжу пристально в профиль или в анфас – отличия мелкие вижу я в вас. Буду мучиться я до скончания лет – есть ли в морде у вас какой-то секрет?

Сначала Везергласс показалось, что Паддок Уайлд забавы ради прошёл по тонкой корочке льда на луже. Но жеребец, настраиваясь на ответ, сгрёб в сторону ледяные осколки – полюбовался на искажённое отражение своей головы. То ли отражение ему сказало, что лучше не молчать, то ли увиденное впечатлило, но в воздухе охлаждающимся паром начали оседать слова.

— Я взял с собой в поездку одну непроверенную конструкцию. – Уайлд закатал рукав утеплённой рубахи, показывая модернизированную версию огнемётной установки. – Она меня не просто подвела, она меня едва не убила. Неслабо так прожарила, местами до состояния картофельных чипсов. Благодаря заботе Краулинг Шейда меня вернули в норму. Но, чтобы она стала ещё более нормальной, подарили вот это. – Жеребец провёл снизу-вверх копытом по собственной щеке. Копыто скользнуло, почти не сморщив кожу. – Биосинтетический заменитель, адаптирующийся под носителя. Имитирует несколько слоёв кожного покрова. Чувствителен к воздействиям среды, окрашен в мою масть, участвует в процессе выведения пота и аэроциркуляции. – Земнопони с яростью топнул по луже, едва не забрызгав драгоценное платье спутницы. – Только это не отменяет факта, что я наполовину клятый чейнджлинг.

Везергласс успела пожалеть, что затронула эту тему. Но, чтобы не облекать сочувствие в поток слабо связанных слов, она произнесла «простите» беззвучно, одними губами.

— Ничего, я уже обвыкся, – ответил земнопони. Но в противоречие словам маска из искусственной шкуры слишком медленно избавлялась от выражения ненависти и злобы, рождённого предыдущими словами. – В конце концов, жить как-то надо. Умирать мне приказа не было.

Единорожка понимающе кивнула. Дальнейший путь они проделали в молчании: Везергласс развивать предыдущую или поднимать новую тему не стала, опасаясь вызвать гнев и без того всегда не слишком жизнерадостного жеребца. А Паддок Уайлд к любителям начинать беседу никогда не относился.

Пара пони остановились у дверей, за которыми начинался коридор к Белому залу. Им пришлось пропускать целый ряд единорогов, нагруженных тарелками, кастрюлями, сковородками, керамическими горшками и хлебницами. Это Дейнти Ран вёл на штурм Белого зала ополчение из подмастерьев и сервировщиков. Общими усилиями они облагораживали расставленные буквой «П» столики, стараясь при этом не мешаться коллегам по НИИ, слонявшимся по пустующему центру помещения.

— Ну-с, здесь я вас, пожалуй, оставлю, – сказал Паддок Уайлд, у которого на морозе успели слегка порозоветь искусственные щёки. – Веселитесь, стихоплётствуйте. А я, раз у меня у единственного сегодня голова работает нормально, – бурый жеребец не удержался от смешка после слова «нормально», – пойду устранять возможные источники опасности.

Земнопони убежал быстрее, чем Везергласс, занятая надеванием накопытников, смогла сложить пару строк в благодарность. Как ей показалось, исключительно чтобы не слушать её вирши, Уайлд так быстро и ретировался.

Белый зал наполняла музыка, доносящаяся из динамиков внутренней связи. Очевидно, нашёлся какой-то умник, который сумел прикрутить к системе автоматическое пианино. Лично Везергласс в своём департаменте могла назвать трёх-четырёх таких экспертов-связистов и теперь гадала, который из них приложил к этому копыто.

Своего супруга она пока не видела, зато с ужасом осознала, что её «Платье Принцессы» оказалось на празднике восьмым по счёту. И это с учётом, что половина народа ещё не подошла.

— Маркетологи клятые, чтоб им утонуть, – пробормотала себе под нос уязвлённая кобылка. – Умудрились же с платьем всех обмануть.

— Прошу вас не злиться в сей радостный день, – позвучало у неё над ухом, – забыть про оказию с платьем. Соперницы ваши бледны, аки тень, не могут похвастаться статью.

Везергласс скосила глаза на статного серого красавца с чёрно-зелёной гривой, облачённого в отдававший роскошью минувшей эпохи парадный мундир. К просторным фалдам не хватало лишь позолоченной сабельки, которая, судя по следам от ремешка, когда-то прилагалась.

Стоило бывшему ярлу Блэкспоту в камзоле искусной вышивки появиться на пороге, как зал тут же наполнился гулом голосов. В нём были восхищённые возгласы тех, кто ошибся, решив, что говорит тихо. Были очарованные придыхания кобылок. Было завистливое бормотание ограничившихся дешёвыми нарядами жеребцов. Фоном им служили шум и позвякивание как ни в чём не бывало расставляемых по столу тарелок, рюмок, столовых приборов.

Осмотрев помещение и вслушавшись в аккорды механической музыки, Блэкспот счёл, что, набрав авторитета для себя, обязан передать его часть знакомой пони, чувствовавшей себя не так уверенно.

— Не жажду в подарок бесценных камней, проживу без скульптуры в граните. Не пойте сонета о славе моей – лишь танцем меня одарите.

Везергласс поступила в духе персонажей бульварных романов, где интрига закручивалась, в основном, из-за недокрученности извилин героев: она сначала согласилась, а после, когда первые па танца перенесли пару к центру комнаты, напомнила:

— Прошу лишь в симпатиях знать свою меру, иначе влетит вам от моего кавалера.

Блэкспот прошёлся взглядом по помещению: пока что «кавалер» со своим доморощенным оркестром на общем гулянии не появился.

— Всего один танец ни к чему не ведёт. Я у мужа вас не отнимаю. До дуэли магической дело дойдёт – так и быть, я ему проиграю.

Везергласс не стала интересоваться, почему пары реагента оказали на Блэкспота не совсем обычный эффект. Во-первых, бывший ярл вряд ли обладал точным ответом, ибо с зельетворчеством практически не связывался. Во-вторых, вывод казался очевидным: партнёр Везергласс по танцам неплохо адаптировался к современным реалиям, но всё ещё оставался жителем более раннего исторического периода. С этой точки зрения малиновую единорожку очень интересовало, какие бы баллады получилось услышать от принцессы Селестии с её привычками тысячелетней давности.

Блэкспот сдержал обещание и не стал весь вечер докучать Везергласс. Тем более что пользовался огромным успехом у представительниц прекрасного пола. На пятой или шестой учёной пони, тире, партнёрше Блэкспота по танцам Везергласс сбилась и стала смотреть в другую сторону, на край танцевальной площадки. Её супруг перебрасывался витиеватыми репликами с Дейнти Раном, который из-за расстановки мебели не оставил места под сцену. Проблему со столами быстро и аккуратно решили, превратив букву «П» в несимметричную «Н».

Скоупрейдж и его товарищи, следуя заранее оговорённому плану, телепортировали к себе по частям конструкцию, из которой сноровисто собрали сцену. В этот момент Дейнти Ран снова побеспокоил музыкальный квартет, уведомив, что публика не настроена на длительный концерт, поскольку на столах практически всё расставлено. Чёрный единорог отмахнулся и пообещал ограничиться несколькими короткими песенками.

— Итак, ребят, как обсуждали, давайте мы по скуке вдарим, – шепнул Скоупрейдж своим лаборантам, настроившим гитару, набор барабанов и маленькое пианино.

Везергласс настолько быстро, насколько позволяло платье, добралась до ближайшего интеркома и отключила трансляцию механической музыки.

— Не мастер я сложенья речи, – повысил голос чёрный единорог, компенсируя отсутствие какого-либо микрофона, – прошу вниманьем обеспечить. Пусть наш корявый первый хит в честь Стэйблриджа прозвучит!

Скоупрейдж повернулся к товарищам по группе и магией показал обратный отсчёт, начавшийся с цифры «три». Музыканты-любители, как и было сказано ранее, дружно «вдарили», а сам чёрный единорог запел, стараясь попадать в такт их не слишком слаженной игре.

Беззаботные годы детства
Прошли для нас давно.
Вернуть их верное средство
Ещё не изобретено.
Всех нас через школу долго
Мамы с папой вели,
Но ушли из родного мы дома,
Свою дорогу нашли.
Здесь повода нет для уныний,
Скажу я вам, друзья –
У нас другие родители ныне,
Другая у нас семья.

Идею прошу простейшую
К сведению принять:
Наука! Наука! Наука – наша мать!
И если вдруг есть сомнения,
Легко смогу доказать.
Наука! Наука! Наука – наша мать!

Ещё несмышлёными, глупыми
Устроились мы в НИИ,
Гружёные личными думами,
По дороге знаний пошли.
Хлебнули проблем и горестей
Без малого мы сполна.
Для нас в это время совестью
Была заступница одна.
Что ответы насыплет щедро
Для голодающего ума.
А тех, кто к ней сердцем чёрствый,
Накажет сурово сама.

Без неё ни защит, ни экзаменов
Мы не смогли бы сдать.
Наука! Наука! Наука – наша мать!
Перед советом академическим
Позволит не спасовать.
Наука! Наука! Наука – наша мать!

Независимо от направления
Завет у нас простой:
Трудиться до изнеможения
Над маминой красотой.
Завивать ей кудри на плоскости,
Штангенциркулем править хвост,
Тома книг писать и подкладывать,
Увеличивая мамин рост.
Вопрос один риторический
Оставлю я под конец:
Про мать мы всё знаем практически…
А кто нам тогда отец?

Припев повторить я вынужден,
Хотя устал рифмовать.
Наука! Наука! Наука – наша мать!
И раз последний в такт со мной
Заставлю вас прокричать:
Наука! Наука! Наука – наша мать!
Наука! Наука! Наука – наша мать!

Как отметила Везергласс, в начале выступления ещё можно было найти сотрудников с утончённым вкусом, которые исполнение ставили выше идеи, но к третьему куплету даже они настроились на благодушный лад. Последнюю строчку, повторяющуюся в песне постоянно, зал декламировал единым хором. Даже Краулинг Шейд, одевшийся в повседневный для себя строгий деловой костюм, позволил себе подвигать губами, видимо, решив, что в общем шуме никто не услышит и не заметит. А обычных бесед бэт-пони избегал, поскольку не захватил с собой белую табличку и маркер.

Чёрный солист с двухцветной гривой отметил, насколько успешным получился дебют, и перекинулся парой четверостиший с коллективом. Те, судя по движениям голов, не возражали против каких-то изменений в репертуаре. После этого Скоупрейдж нашёл взглядом Везергласс – что было не самой элементарной задачей из-за обилия в зале наряженных в «новейший столичнейший шик» кобылок.

— Отвлеку ещё раз от застольных дел – вторую песню я бы спеть хотел. И воспеваемый объект я не держу в секрете. Строки о пони, что мне милей всех на свете.

Зазвучала мелодия иного характера – медленная, лирическая, в какой-то степени чарующая. Её задача была уже не в том, чтобы взбудоражить народ – музыка следовала за голосом и лишь подчёркивала слова и образы.

Усталый по вечерам
Домой возвращался порой.
Пустой холодильник встречался со мной,
А вовсе не пир горой.
Настал, однако, день,
Который всё изменил –
Ужинать редко я не прекратил,
Но любовь придаёт мне сил.

Любая проблема моя
От меня далека,
Когда тепло огня ощущаю
Семейного очага.
Когда тепло огня ощущаю
Семейного очага.

В доме своём проводил
Я тоскливый недели финал.
Пусть даже чего-то там изобретал –
Всё равно от скуки страдал.
Как радостно жить-поживать
С тобою в квартире одной,
Пусть часть разговоров приходит порой
К тому, какой я тупой.

Любая проблема моя
Испарится, как в кузне вода,
Тебя я обрёл, ты счастье моё
Отныне и навсегда.
Тебя я обрёл, ты счастье моё
Отныне и навсегда.

Брался сам по себе
За решенье любых задач.
Много терпел на пути неудач,
Что подтвердит мой врач.
Но смотрю веселее вдаль,
Твоё ощущая плечо.
Оно так нежно и так горячо,
Что я знаю – мне всё нипочём.

Любая проблема моя
Имеет значимость ноль.
Я в должности мужа уже состою,
Осталось отца лишь взять роль.
Я в должности мужа уже состою,
Осталось отца лишь взять роль…

На последних строках Скоупрейдж, всё это время не сводивший взгляда с Везергласс, увидел, как та закусила губу и резко отвернулась. Низко опустив голову, она почти побежала к дверям, однако не ожидавший такой реакции единорог всё же успел заметить, как исказилась её мордочка, словно она готова была заплакать. Бросив пару кое-как срифмованных фраз остальным музыкантам – те не слишком огорчились, так как рвались показать собравшимся собственные таланты, – Скоупрейдж спрыгнул со сцены и принялся проталкиваться сквозь толпу, на ходу сочиняя извинения.

Он догнал супругу в слабо освещённых переходах главного корпуса, около дверей Хранилища Артефактов. И понял по туши, размазанной по краешку платья, что не ошибся, и единорожку накрыла непонятная волна слёз.

— С твоей стороны это было бы мило – сказать, чем так песня моя огорчила, – обратился к супруге Скоупрейдж, пытаясь заглянуть ей в глаза.

В ответ Везергласс покачала головой, продолжая прятать взгляд от мужа.

— Хорошая песня, её не вини. Но в рифму тебе не скажу. Извини.

Скоупрейдж бросил пару быстрых взглядов по сторонам и поманил жену за собой. На ходу единорог создал сияющий ключ, вонзившийся в обитую утеплителем дверь Хранилища Артефактов. Жестом пригласив супругу «в гости», он прошёл к рабочему столу и выкатил из-под него странную коробку, напоминавшую склеенный из спичечных коробков замок, внутри которого произошёл взрыв пакета с макаронами. В комплекте к этой авангардистской инсталляции шли две шапки из гибких тонких полосок металла. Одну Скоупрейдж взгромоздил на свою двухцветную гриву, другую позволила надеть на себя немного оторопевшая Везергласс. После чего специалист по артефактам подсоединил шлейфы головных уборов в коробке, заставив светиться разными красками короткие трубки, и правда напоминающие успевшей проголодаться кобылке макаронины.

«Отлично! Теперь, если эта штуковина работает, то я могу услышать то, о чём ты думаешь. А ты сейчас слышишь эти слова», – прозвучало в голове у единорожки, отчего та вздрогнула. Скоупрейдж рта не раскрывал и посматривал то на неё, то на коробку.

«Это… интересно», – попробовала сочинить в голове Везергласс.

«Ага, работает», – молча улыбнулся «начальник над артефактами». – «Я тут, когда кошмар с рифмованием начался, нашёл в запасниках агрегат времён Хоксера Мейка. «Нейроутер» называется. Позволяет мысли воспринимать напрямую от собеседника. А поскольку варево зебр затронуло немного другой сегмент мозга, рифмы через этот прибор не передаются»

«Но это же замечательно, милый. Почему ты никому не рассказал про этот Нейроутер?»

«Ну…» – Мозги Скоупрейджа взяли паузу и заполнили её скрипом внутренних частей. – «Во-первых, он один на численность персонала в сто с лишним голов. Во-вторых, на сборку второго такого «Нейроутера» уйдёт неделя минимум. В-третьих, его сразу же присвоит наш бэт-пончик, а потом прибор из его кабинета попробуй вытащи. В-четвёртых, с контролем мыслей у народа имеются серьёзные проблемы, и тут косяки на зелье зебр уже не свалишь. В-пятых, собственно, это прикольно, когда вокруг все в рифму разговаривают…»

«Ясно всё с тобой», – с ворчливым вздохом подумала Везергласс. Через пару мгновений сама же об этом пожалела.

«А вот с тобой всё неясно. Почему ты плакала только что?» – вернулся к теме супруг. Взгляд Везергласс заметался по помещению. В конечном итоге она уставилась на огоньки «Нейроутера», тихо светившиеся серым в ожидании ей мыслей.

Но вот кобылка словно решилась избавиться от давившего на неё груза. Она чуть распрямилась и задрала вверх подбородок. Индикаторы мыслительного передатчика окрасились зелёным.

«Всё равно когда-нибудь пришлось бы рассказать… Ты ведь помнишь письмо, которое ты получил от Соубонс, когда притворялся мной? Помнишь то письмо из Мэйнхеттана?»

Шипящая тишина в голове и фиолетовые мерцающие лампочки подсказали ей, что с воспоминаниями у единорога туго. Загадочный конверт с марками, изначально крайне заинтересовавший супруга, до сего момента в беседах не всплывал, поэтому память Скоупрейджа поступила с ним так же, как с таблицей умножения – дезинтегрировала напрочь. Но, в отличие от той же таблицы, сохранила какой-то процент сухого остатка.

«Да, вроде, вспоминаю конверт», – последовал неуверенный немой ответ.

«Это были результаты медицинских анализов. Соубонс не смогла поставить точный диагноз и отправила данные в МэйнхМед, к специалистам из специалистов. Там сделали окончательное заключение… Рейджи, я… Я никогда не смогу стать матерью твоих жеребят»

«Что ты такое говоришь?» – нахмурился чёрный единорог. На глазах жены опять выступили слёзы, в тысячный раз отразив её горе.

«Я пережила столько катастроф, травм, неудачных экспериментов… Ставила на себе столько опытов… Что-то из случившегося в прошлом повредило меня. Лишило возможности иметь жеребят. А ты…» – Единорожка вновь содрогнулась. – «Ты пел про счастье семейного очага, пел про детей… которых у нас никогда не будет… Ты связал жизнь с той, которая не может обеспечить тебе желанного будущего»

Скоупрейдж повёл себя так, как поступил бы для утешения выраженных словами эмоций. Он приблизился к супруге и крепко её обнял, примяв картонные крылья платья.

Мысли работали чуть иначе, чем слова, и в голове единорога извинения и ноты чужого раскаянья не исчезли, а плавно перетекли в удивление.

«Гласси, не упрекай себя!» – потребовал единорог. – «Никогда себя в этом не упрекай! Я выбрал тебя и хочу быть с тобой всю свою жизнь. Мы учёные. Мы умеем исправлять всё в природе, вплоть до движения времени. Мы придумаем выход. Мы обретём ту семью, о которой мечтаем, и ничто нам не помешает. Гласси, ты понимаешь меня?»

Малиновая единорожка отодвинулась, чтобы посмотреть мужу в глаза. «Нейроутер» помаргивал синим, обрабатывая и донося до единорога обрывки сомнений пони, которая успела получить консультации от всех светил медицинской науки. Горизонт своих желаний казался Везергласс недостижимым, и она искренне боялась, что станет преградой на аналогичном пути Скоупрейджа. Но тот это понял и не отступил.

«Мы будем счастливы вместе. Я хочу, чтобы ты это повторила! Я хочу, чтобы ты в это поверила!», – пронеслось по рекам металлических лент.

«Мы будем счастливы вместе», – признала Везергласс. Муж и жена снова крепко стиснули друг друга в объятиях. Никаких фраз, никаких мыслей. Просто единение на некоем сверхдуховном уровне, определённое двумя биологическими приборами, синхронно сокращавшимися в клетках из рёбер. В этом единении они провели минуты реального и бесконечность личного времени.

Везергласс первой вышла из оцепенения. С неожиданным необоснованным озарением: она находилась в Хранилище Артефактов, куда прежде наведывалась от силы единожды. Теперь, когда семейные горести отступили, всё вокруг вдруг показалось очень интересным и необычным.

«Хочешь, я проведу для тебя экскурсию?» – предложил Скоупрейдж.

«Ты прям мысли мои читаешь», – подумала малиновая единорожка. Супруг, намекая, пошуршал сидевшей на загривке серебристой шапочкой. – «А, ну да, точно!» – сообразила кобылка. – «Только знаешь, что? Хочу послушать тебя велеречивого»

С этой мыслью она избавила обоих единорогов от головных уборов и приготовилась слушать речи мужа о его рабочей вотчине. Правда, сперва пришлось послушать протестующие вопли.

— Не-не, я так не смогу, это очень слож… – Скоупрейдж оставил рот полуоткрытым и подвигал челюстью. – Ты смотри, выветрилась дрянь поэтическая.

— Досадно, – откликнулась Везергласс, но тут же довольно вздохнула. Ей порядком надоело тратить по полминуты на сочинение рифмованного варианта простой фразы.

— Знаешь, Гласси, – подмигнул единорог, – я постараюсь в процессе осмотра чего-нибудь сочинить. Тут есть пара таких штуковин, что нормальным языком их красоты и изысканности не передать. Правда, имеются и такие, про которые без ненормативной лексики не расскажешь. Но эти в той галерее, мы туда не пойдём, мы в другую сторону. – Скоупрейдж схватил магией лежавшее на столе оптическое устройство с множеством разноцветных линз, после чего принял вид, обозначение которого притаилось где-то между понятиями «гид» и «гедонист», и пригласил супругу в совместное путешествие по лабиринтам стеллажей.

Перед чтением следующих глав автор рекомендует ознакомиться с произведением "Как по нотам"
https://ponyfiction.org/story/12812/

Глава 25. Последний день Империи

Кристальная империя подвергается нападению существ, отразить которое может лишь особый защитный механизм...

---

Перед чтением этой и последующих глав автор рекомендует ознакомиться с произведением "Как по нотам" https://ponyfiction.org/story/12812/

Она открыла глаза. Сначала попыталась понять, видит ли она что-нибудь вообще, а потом – что она вообще видит. Какое-то место, какие-то вещи, несомненно имеющие названия. Только вот названия эти словно увязли в трясине, и вытаскивать каждое приходилось с огромным усилием. Например, она не сразу осознала, что зовут её Патримони. И даже после того, как осознала, долго сомневалась в этом осознании. Но больше вокруг никого не было, и она решила оставить это имя себе.

Она была в месте, что называлось «пещерой», располагавшейся где-то под поверхностью. Неровные каменные стены подсказали это. Пещеру кто-то старательно вырыл и укрепил, чтобы разместить в ней странный механизм в виде огромного белёсого горшка, над которым вздымалось пять угловатых коленчатых лап, напоминавших лапки насекомого. Внутри сосуда крутился какой-то тёмный вихрь, который эти лапки словно придерживали. Она не имела ни малейшего представления, как называется вся эта конструкция, для чего она нужна и что заставило её оказаться рядом с ней, возле панели с несколькими рычагами. Эти сведения голова отказывалась вспоминать, награждая за старания лишь всполохами боли и странной картинкой – темнотой, в которой горели два зелёных светящихся круга.

Она предположила, что раз оказалась возле рычагов, то, видимо, как-то управляла или контролировала загадочный механизм. Естественно, память отказывалась сообщать, каким именно образом, так что Патримони решила на всякий случай ни до чего не дотрагиваться. Вторая мысль, показавшаяся ей однозначно верной: важность ожерелья с большим синим камнем. Когда она пришла в себя, её копыто тянулось к этому ожерелью. Поскольку вещь загадочной и пугающей не выглядела, Патримони решилась поднять её с пола. При этом убедилась, что цепочка у ожерелья сломана: несколько деформированных звеньев удалось отыскать рядом, на полу. Складывалось впечатление, что она зачем-то с силой сорвала ожерелье с шеи, повредив цепочку.

— Ну, и куда мне тебя девать? – спросила Патримони у ожерелья. После чего стала осматривать одежду, пытаясь разобраться, что на ней надето, и есть ли у этого карманы.

Наряд поразил её обилием ремней и пряжек, подгонявших лёгкие металлические пластины к телу. В памяти всплыло слово «доспехи» и то, что эта странная металлическая одежда имела определённое назначение и не была чем-то таким, что было принято носить ежедневно. Похоже, она надела на себя какое-то защитное снаряжение. Зачем и для защиты от чего – на это память не давала ответа. Золотое ожерелье с ним не особо гармонировало. Патримони повернулась на месте и обнаружила крепившиеся к боковой части доспеха ножны. Это слово ей не пришлось вспоминать. Пустые, без меча, они стали временным местом хранения ювелирного изделия. Отсутствовала и ещё одна вещь – Патримони почти неосознанно почесала левую переднюю ногу. Логика подсказывала, что её должна была облегать ткань, как и правую. Но эта часть её облачения отсутствовала.

Начав со шлема, она продолжала осматривать латы и искажённое отражение своей мордочки в них. В пещере было светло – магическое сияние исходило от работающего механизма. Но Патримони, ещё раз взглянув на устройство и на чёрный вихрь в его сердцевине, не рискнула назвать его лампой. Настоящая лампа со свечкой внутри лежала неподалёку – так, будто её в спешке отбросили в сторону. Свеча выпала, одно из стёкол треснуло. Но лампу при необходимости можно было разжечь, она даже вспомнила, как именно это делать. И нашла при себе всё необходимое.

Беглый осмотр помещения вызвал одну мысль, которая крутилась в голове уже не первую минуту. Из пещеры не было выхода – со всех сторон её окружали стены. Даже за механизмом не скрывалось никакого прохода. В полу и на потолке не имелось никаких люков, никаких лестниц. И всё же Патримони не паниковала. У неё имелась странная, непонятно чем рождённая уверенность, что из помещения есть тайный выход. Что она им уже пользовалась, но понятия не имеет, как пройти через него снова. Память выдала мешанину случайных сведений, касавшихся потайных дверей: требовалось найти чуть заметную кнопку, нажимную плиту или незакреплённый книжный шкаф. Последнего в пещере априори не имелось, но вот с кнопками и плитами вопрос оставался открытым. Голова болела и не желала вспоминать, где конкретно находится выход, так что она принялась методично исследовать помещение, предположив, что ноги смогут решить проблему, с которой не могла справиться голова.

Наибольшее подозрение у неё вызвала дальняя стена: она была однотонной, очень гладкой на вид и чуть светилась, отражая неяркое свечение загадочного механизма. Память подсказала, что этот материал называется кристаллом, а несколько секунд спустя пришло осознание, что есть ещё и кристальные пони – целая раса, чья шкура обладает похожими свойствами. Патримони, изучив своё отражение, решила, что является одной из них.

Пока пони пыталась вспомнить что-либо о своём народе, копытами она гладила гладкую однотонную стену, пытаясь найти трещины, выступы, углубления – любые дефекты, способные подсказать форму и принцип открытия потайной двери. В процессе поиска скрытой задвижки она отметила, что её передние ноги различаются не только наличием одежды: на левой имелся какой-то рисунок из чёрных кристалликов. Что-то вроде сыпи, которая не болела и не чесалась, но выглядела странно и неуместно. А ещё Патримони готова была поклясться, что именно в тот момент, когда она согнула ногу и нечаянно провела этими кристалликами по стене, прямо перед ней открылся проход, сотканная из пустоты дверь, за которой начинался мрак.

Пони не устремилась слепо вперёд – вернулась за лампой, полностью доверившись копытам в вопросе разведения огня. Оказалось, что мышцы помнят всё куда лучше, чем разум. Когда в лампе поселился дрожащий огонёк, пони заметила, что проход в стене из кристалла исчез. Но она уже знала, каким образом можно открыть его вновь. Теперь ей не терпелось выяснить, что находится дальше, за стеной. Однако прежде она обошла всю пещеру, убедившись, что кристаллики на ноге работают только на одном ограниченном участке. Видимо, они являлись каким-то волшебным даром. Патримони гордилась их наличием, но не была уверена, что у остальных кристальных пони таких нет.

На пути ей встретилось ещё несколько преград похожего свойства – в каждой удавалось проделать отверстие. На всякий случай Патримони шла вдоль правой стены, опасаясь заблудиться в лабиринте однообразно-тёмных каменных коридоров. Наконец её путь завершился перед уходившей вверх лестницей. Выше последней ступеньки располагалось уже знакомое кристальное заграждение, миновать которое не составило труда.

И вот её мордочки коснулся ветер, несущий запахи открытого мира. Несколько следующих шагов Патримони сделала в слепящем после подземной тьмы свете, вслушиваясь в цокот своих шагов и раздающийся откуда-то лёгкий шелест. Она обнаружила себя среди каких-то угловатых зданий, выглядящих так, словно целиком были сделаны из кристаллов. Успела заметить, как в двух шагах позади пустота прохода зарастает непроницаемой материей. Пони решила запомнить, где именно был вход в подземные катакомбы, поэтому, затушив свечку в ненужном теперь фонаре, поставила его у стены и отправилась изучать город, который почему-то казался ей знакомым.

Планировка улиц, внешний вид домов, ощущение огромного пространства вокруг – вещи, находившие отклик в памяти, – никак не желали принять в себя огромное здание, иглой возносящееся вверх, в голубое небо. Чем бы ни было это заметное отовсюду сооружение, Патримони не покидало ощущение, что ему полагалось выглядеть иначе. Но никак не получалось вспомнить привычный вид постройки – на пути в прошлое опять вставала чёрная пелена.

Пока пони пыталась понять, что засело у неё в голове и не даёт воспоминаниям вернуться, она заметила бродивших по улицам сородичей. Они собирались в плотную группу и переходили с одной стороны улиц на другую, изучая дома и переговариваясь. Кто-то заметил Патримони, что-то сказал товарищам и подошёл ближе.

— Скажите, вы случайно не помните что-нибудь о том, что происходит? Или происходило? – спросил кристальный пони. Патримони осмотрела его тусклую, едва светящуюся шерсть, понуро висевшие хвост и гриву, глаза, в которых застыла растерянность. Она отметила, что подобным образом выглядели все окружающие, и не сомневалась, что и сама едва ли отличается от них.

Очередная попытка что-то вспомнить. Очередной проигранный поединок с тёмной преградой, блокирующей образы в голове.

— Нет, извините. Ничего не приходит на ум, – сконфужено призналась Патримони. Собеседника это опечалило, хотя его и так сложно было назвать счастливым.

— Я просто подумал… Вы так одеты… Словно вы какой-то чиновник. Или командир. Решил, вдруг вы понимаете, что происходит…

Незнакомый жеребец заставил Патримони вновь оглядеть свой наряд и отметить, что у окружающих действительно не имелось подобного обмундирования. Ни у кого больше не было и кристалликов на ноге. Это подтвердило её предположение о том, что она была кем-то важным, но совершенно не проясняло, кем именно и что это значило.

— Эм… Мы тут ходим по городу, – снова заговорил незнакомец. Хотя для Патримони он мог являться хорошо знакомым пони, которого память отказывалась признавать. – Пытаемся вспомнить, кого как зовут, где кто живёт. Не хотите присоединиться?

Патримони чисто машинально кивнула. Других занятий она придумать не могла, а пристанище найти действительно следовало. Хотя при упоминании слова «дом» взгляд её почему-то метнулся к высокому зданию в центре города. Там словно находилось нечто очень важное. Там мог быть её дом. Но Патримони сомневалась. И решив, что достаточно пробыла в одиночестве, приняла приглашение.

Кристальный пони с кьютимаркой в виде двух скрещенных подзорных труб оказался самым словоохотливым из сородичей, некоторые из которых при виде новой спутницы почему-то стали робкими и испуганными, причём сами не могли объяснить природу своего страха. Тогда как единственная пони в доспехах не могла объяснить, почему её так мало волнуют разговоры товарищей по несчастью. Её не оставляло ощущение, что она должна немедленно оставить их и куда-то бежать, что-то сделать. Это были странные мысли и желания, причины которых не позволял вспомнить чёрный туман. Туман, блокирующий память, её спутники постоянно упоминали, каждый раз упоминая горящие зелёные глаза и фиолетовое сияние. Описание казалось Патримони знакомым и не вызывало особого трепета. А потом кто-то случайно назвал имя.

Особое имя.

Сомбра.

Имя заставило всех содрогнуться, хотя никто не мог объяснить, что оно значило. В голове Патримони на долю мгновения возник образ. Серый единорог. Металлические латы. Красная мантия, чёрная грива. Ничего больше, никаких объяснений. Этот Сомбра, что-то значил для неё. Патримони ничего не сказала, но вдруг ощутила уверенность, что она с этим единорогом знакома. Что она с ним разговаривала. Что он ей что-то поручил. Очень-очень важное.

Однако остальные слишком затравленно реагировали на это имя. Патримони не могла их понять, не могла выяснить причину. По всему выходило, что она как-то отличается от остальных. Ей с ними не по пути. Но, невзирая на недостаток общности, Патримони двигалась в группе, изредка перекидываясь с кем-нибудь парой фраз. Взглядом она выискивала знакомые места, улицы, при виде которых возникло бы ощущение привязанности, крышу, на которую хотелось бы смотреть с особыми чувствами.

Уже перед самым закатом в одном из городских кварталов ей встретилось смутно знакомое здание. Не слишком аккуратное, выглядящее заброшенным и обветшалым. Но находившее эмоциональный отклик. Патримони решила зайти внутрь. Несколько минут спустя она сидела, разглядывая подобранную с пола тарелку. Прямо на керамике при помощи острого предмета и красок кто-то сделал корявый рисунок. Семья. Подпись: «Папа, мама, я». Патримони помнила эту тарелку. Именно эту вещь, лежавшую в копытах, которые некогда сделали на ней рисунок.

— Твой дом? – спросил болтливый кристальный жеребец, по дороге вспомнивший, что его зовут Спайгласс.

— Кажется, да, – без особой уверенности ответила Патримони. Осматривая внутреннее убранство дома, она ощущала смутную убеждённость, что раньше бывала в этих стенах, возможно, действительно жила здесь. Но не могла с уверенностью назвать дом родным, что-то значащим. И слой пыли внутри говорил, что здесь давно никто не появлялся. То есть Патримони жила где-то ещё. Она опять подумала про высокое здание, которое народ называл дворцом.

— Знаешь, что? Живи здесь, если хочешь, – предложил Спайгласс. – Даже если это не твой дом, а чей-то ещё, думаю, они не будут особо против… В такой ситуации все должны помогать друг другу.

Патримони просто кивнула. Ей сейчас хотелось, чтобы жеребец с кьютимаркой из подзорных труб отправился дальше бродить по улицам вместе с остальной толпой. Он мешал ей думать, мешал сосредоточиться. Хотя, как оказалось, одиночество тоже не помогло. Патримони напрасно сняла доспехи, положила на видное место медальон с разорванной цепью. Они больше ничего о себе не рассказали. Недостающих вещей, типа меча, пони в доме не обнаружила. Не обнаружила и запасов еды – пришлось напрашиваться на ужин к соседям, которые сварили похлёбку. В смутно знакомом доме для Патримони не нашлось новых осколков прошлого. И даже снов.

На следующее утро кристальная пони, помня про опасливые и недоверчивые взгляды сородичей, решила не надевать доспехи. Лишь замотала левую ногу, чтобы скрыть кристаллики. Ей почему-то показалось очень важным спрятать это украшение. Причина опять же скрывалась где-то за тёмной стеной, отгородившей память от сознания.

Патримони направилась к дворцу – зданию, о котором думала больше всего. В этом месте она надеялась обнаружить какие-то ответы, возможно, встретить кого-то знакомого. Встреча и вправду произошла, но крайне удивительная. У дворца она увидела двух единорогов с кажущимися неестественно прямыми рогами. Жеребец был белого цвета с гривой из нескольких оттенков синего. Его спутница была нежно-розовой с трёхцветной гривой. И ещё у неё были крылья. Как только Патримони это заметила, то сразу расхотела общаться с этой парой. Они показались ей слишком странными и чужими для города. В этот момент рог у розовой пони засветился, и в небо ударил столб света. Заворожённая Патримони наблюдала, как над городом растекается купол из чистой магии.

— Кажется, получилось, – произнесла пони с рогом и крыльями.

— Сильно утомляет? – спросил её спутник.

— Пока ещё нет, но я ведь только что применила чары.

— Я подменю тебя через час, хорошо?

— Хорошо, Шайни. Думаю, нам надо сейчас отправиться на поиски Кристальной Ярости.

Два последних слова. «Кристальная Ярость». Патримони не могла выразить, насколько они показался ей важными. А следующая мысль удивила – она почему-то очень не хотела, чтобы предмет, о котором в голове не сохранилось ни малейшего представления, попал в копыта этих двоих.

Идти во дворец, где хозяйничали чужаки, Патримони раздумала. Остаток дня она провела, восстанавливая цепочку ожерелья. Ей хотелось верить, что память вернётся, если привести украшение в порядок. Но, как бы она ни трудилась копытами и найденными в одном из домов инструментами, как бы она ни пыталась закрепить амулет на себе, изменений не чувствовала. Сдаваться, впрочем, тоже не собиралась. Во-первых, потому что ощущала необходимость вернуть своё прошлое. Во-вторых, сомневалась, что привычка сдаваться являлась чертой её характера до потери памяти.

Временно прекратив попытки починить амулет, она решила попробовать что-нибудь ещё, например, воссоздать подобие нормальной жизни: навела чистоту в доме, поправила покосившуюся дверь, до блеска начистила шлем и латы. Разобралась, как готовить простейшие блюда из сена. Обыденные, повседневные действия были непривычны; только полировка доспехов принесла какое-то смутное удовлетворение. Но Патримони продолжала занимать себя любыми делами, подворачивающимися под копыто, пытаясь найти хоть что-нибудь, что сломает тёмную стену в голове. И постоянно оглядывалась на закрывший всё небо чуть светящийся магический купол. И на странную клубящуюся тучу, которая то приближалась к барьеру, то отступала, растворяясь в окружающих город тенях. Ей было неспокойно. Тревога усиливалась, когда облако приближалось к куполу, но и его исчезновение не приносило успокоения. Каждый раз, когда тёмная клубящаяся масса попадалась ей на глаза, она чувствовала страх, когда исчезала – смутную вину. Живая туча была слишком странной, непонятной, казалось, её появление предвещает большую беду. Хотя она могла быть чем-то привычным, чем-то скрывающимся за тёмной стеной, отгородившей большую часть её памяти и прошлого.

Патримони в очередной раз пыталась выправить цепочку амулета, когда в дверь постучали. Она открыла, ожидая, что на пороге окажется какой-нибудь кристальный пони. Может быть, даже двое. Может быть, они окажутся теми, кто были изображены неумелыми копытами жеребёнка на найденной ею картинке, подписанной «мама» и «папа». Вот было бы здорово…

Но она увидела ещё одну пони с прямым спиральным рогом, растущим из центра лба, и лавандового цвета шёрсткой, казавшейся неестественно тусклой по сравнению с её собственной. Возле её передних ног стояло совсем маленькое существо, покрытое чешуёй лилового цвета, с зелёным костяным гребнем на голове и большими, по-детски широко открытыми глазами. Кто это мог быть, Патримони не знала.

— Гм, добрый день, – произнесла единорожка. – Мы ищем способ защитить Кристальную Империю.

«Так называется этот город? Название вроде знакомое», – подумала Патримони, но вслух резким, почти командным тоном произнесла:

— Мы – это кто?

— Ой, да, извините, – смутилась единорожка. – Меня зовут Твайлайт Спаркл, а это, – она указала на существо у своих ног, – Спайк. Я приехала в вашу Империю вместе с подругами, чтобы защитить вас всех от злого и коварного короля Сомбры.

«Злого и коварного короля Сомбры», – мысленно повторила Патримони.

В голове разом сработал неведомый механизм: захотелось захлопнуть дверь, стукнув визитёршу по носу, потому что для неё сочетание этого имени и этих прилагательных в одной фразе казались чуть ли не преступлением. Но зато хотя бы выяснилось, что этот Сомбра был или является королём в упомянутом государстве. А значит… Патримони оглянулась на сложенные в углу доспехи. Она служит королю?

— Вы что-нибудь помните про защитный механизм Империи? – спросила Твайлайт Спаркл, заметившая растерянность собеседницы.

— Нет. Не имею ни малейшего представления, о чём вы, – покачала головой Патримони и закрыла дверь. Сев спиной к двери, она прижала копыта к вискам и закрыла глаза. После слов единорожки у неё в голове что-то мелькнуло. На долю мгновения, после чего вновь спряталось за непроницаемой чёрной стеной. Обрывок воспоминания. Она знала о защитном механизме. Когда-то её посвятили в эту тайну, но она забыла о ней. Так же, как о многом другом, что было до момента её пробуждения в подземной пещере. Но это знание не предназначалось ни для кого, кроме неё, особенно для тех, кто не принадлежал к её народу. В этом Патримони была уверена. Никто из некристальных пони не должен был знать о… Чём? Она не помнила. Но пыталась вспомнить.

В голове выстраивался путь, подъём на крутую гору собственного прошлого. Патримони словно высекала для себя ступень за ступенью. В конце этой лестницы её ждала она сама – прошлая, та, кем она была. Но проблема крылась в том, что ступени эти были разбросаны по склону – одна внизу, другая в середине. А между ними зияла чёрная пропасть. Она не могла перешагнуть от одного осколка воспоминаний к следующему. Она могла лишь повторять снова и снова как заклинание:

— Воин короля, защитный механизм, узор на ноге, подземные тайные ходы, Кристальная Империя, Сомбра, Кристальная Ярость, доспехи без меча…

Истина пряталась где-то за этой мозаикой, но кусочки не подходили друг к другу и лишь усиливали головную боль. Она упрямо продолжала попытки вспомнить, и в итоге голова разболелась настолько, что, когда вновь раздался стук в дверь, она, скорчив яростную гримасу, рявкнула:

— Убирайтесь вон!

— Эм-м… Патримони, это Спайгласс, – после короткой паузы раздался смущённый резким ответом голос. – Хотел спросить, не пойдёшь ли ты на центральную площадь?

Спайглассу она дверь открыла, извинившись и свалив вину за свою грубость на докучливых чужеземцев. Жеребец ответил, что и его сегодня тоже расспрашивали про некий защитный механизм. А потом добавил:

— Эти чудные пони затеяли какой-то фестиваль на центральной площади, возле дворца. Говорят, они там фокусы показывают и ещё по-всяческому народ развлекают.

— Обойдусь как-нибудь без этого, – буркнула Патримони. Голова болела слишком сильно, ей было неприятно поддерживать даже этот разговор и не было ни малейшего желания идти куда-то, где будет ещё больше раздражающего шума.

— А ещё ходят слухи, что они нашли Кристальное Сердце, – заговорщицки понизил голос Спайгласс.

— Кристальное… что? – переспросила Патримони, хотя казалось логичным, что в Кристальной Империи, в принципе, названия всех вещей должны начинаться со слова «кристальный».

— Вот, я тоже не вполне помню, что это такое, – поддержал Спайгласс. – Но интересно же. Мне почему-то кажется, что происходит что-то необычное, и подобного в истории Империи ещё не было.

Патримони прищурилась. Спайгласс не просто так делился впечатлениями и ожиданиями. Он пытался выманить из дому кобылку, которая стала ему небезразлична. Возможно, в условиях глобальной амнезии жеребец пытался максимально быстро построить новый семейный быт – никто же не гарантировал, что провалы в памяти заполнятся, а старая жизнь вернётся.

— Ладно, – решила подыграть ему Патримони. – Прогуляемся и посмотрим. В конце концов, из четырёх стен в доме мне не интересна ни одна. Так что фестиваль, ярмарка, или что-там-на-центральной-площади-есть, придётся кстати.

И она до поры не жалела о своём решении. Даже могла назвать проведённое в компании Спайгласса время приятным. Вместе они наблюдали, как две пегаски пытались устроить рыцарский турнир. Патримони отпустила пару едких комментариев, характеризующих полное отсутствие профессионализма у «бойчих» на манеже. Она словно откуда-то это знала. Потом Спайгласс повёл её смотреть на устроенное ещё одной единорожкой плетение из соломы. Они немного постояли и посмеялись над розовой пони в смешном колпаке, которая как раз искренне старалась развеселить народ. А после этого Патримони решила полюбоваться на Кристальное Сердце.

Дорогу перегородила какая-то оранжевая пони в шляпе. Перегородила так резко и так неожиданно, что Патримони машинально встала в защитную стойку и едва успела сдержать дёрнувшуюся ногу, чтобы не дать этой похожей на кристальную, но тусклошёрстной пони в зубы.

— Ой, простите! – Она отступила на пару шагов. Ради того, чтобы не навредить окружающим. Её тело пыталось жить прошлой жизнью, помня многое из того, что забыл разум. И она могла не поспеть за своими рефлексами.

— Да не, ничё, – ответила оранжевая кобылка. – Вы бы это… Вона там кольца покидать можно! Загляните туда, там весело, ага.

Отшутившись, пони в шляпе сделала пару шагов в сторону, чтобы перегородить путь ещё одному желающему полюбоваться на Кристальное Сердце.

— Не место им всем здесь, – буркнула Патримони. Она успела заметить девятерых вторженцев разного вида: с рогами, с крыльями, с тем и другим разом. И то существо, что именовалось Спайком, она тоже посчитала. Вроде бы, не слишком много гостей для Империи, не факт, что их раньше было меньше – но Патримони испытывала смутную, но стойкую тревогу. И причиной этой тревоги было присутствие отличающихся от неё и других кристальных пони существ. Чужаки вели себя так, словно намеревались остаться здесь надолго. Сделать Кристальную Империю своей. Это было неправильно, она не сомневалась в этом. Нечто скрытое за тёмной стеной в её разуме приходило в ярость от одной мысли о том, что народом кристальных пони может управлять кто-то, отличный от кристальных пони.

Некоторое время спустя Патримони оказалась у границы магического барьера – её утомила суета на площади, и она решила побродить по городу. Спайгласс увязался следом, но её это не волновало. Жеребец был довольно навязчив, но не вызывал у неё раздражения, от присутствия же чужаков ей было неспокойно. Соседство пустых домов и вид раскинувшейся за барьером ледяной пустыни были приятнее.

В очередной раз скользнув взглядом вдоль улицы, Патримони увидела, как стоящий ближе всего к магическому куполу дом окутало тёмное облако. Спустя несколько мгновений оно рассеялось. Дом остался на месте, но выглядел иначе. Более… привычно. Более правильно. Застыв на месте, Патримони следила, как волна магического преобразования окутывает дом за домом, двигаясь к центру города. К вознёсшемуся над ним дворцу. Всё больше пони замечали её движение. Раздались испуганные вскрики, те, кто видели чародейское облако, прижимали уши и начинали дрожать, их шерсть тускнела, почти полностью теряя блеск. Патримони же во все глаза следила за его движением, не чувствуя ни тени страха. Она хотела, чтобы облако добралось до дворца.

— Ой! Что происходит? – вскрикнул Спайгласс, только сейчас заметивший облако и сотворённые им изменения.

У Патримони внезапно нашёлся ответ. Успокаивающий, полностью рассеивающий её тревогу ответ длиной в одно слово:

— Сомбра.

Здания темнели и покрывались выступающими кристаллами, словно меня число углов, магический купол просел и покрылся трещинами. В расширяющиеся дыры можно было видеть покрасневшее, ставшее тяжелее и ниже небо. Сквозь один из проломов стремительно ворвалась тёмная клубящаяся туча. Патримони была уверена, что это именно её она видела подступающей к границам города. Тогда живая тьма пугала её, теперь же кобылка приветствовала сгусток мрака, пусть и не могла до конца вспомнить, что или кто это. Она не отрываясь следила, как вытянувшаяся туча, передний край которой приобрёл сходство с головой единорога, устремилась по улице к дворцу. Рядом сник и сжался Спайгласс, только что выглядевший горделивым и мужественным.

— О нет! Это король Сомбра! Он вернулся! – дрожа, бормотал жеребец, в то время как его спутница расплылась в улыбке:

— Да, он вернулся.

Стена в её разуме словно дала трещину, отступая перед ворвавшейся через купол тьмой. Она рада возвращению своего короля. Она служит своему королю. Она – командующая Сомбры, его доверенная слуга. И теперь ей надлежит наблюдать из первых рядов, как истинный кристальный король вышвыривает чужеземцев, восстанавливает свою власть. А она… Патримони всё ещё не покидала мысль, что она обязана что-то сделать. Как можно скорее. Немедленно.

Защитный механизм… Кристальная Ярость…

— Ой, смотри, что там? – подал голос Спайгласс. Патримони повернула голову.

Навстречу чёрной туче летела маленькая голубая точка. Пресловутое Кристальное Сердце. И маленькая фиолетовая точка – то загадочное существо, что сопровождало утром единорожку Твайлайт. Облако же приняло вид большого серого единорога, устремившегося навстречу падающим точкам на вырастающей из земли кристальной колонне.

И тут между ним и голубым падающим предметом промелькнуло нечто быстрое, буквально вырвавшее трофей из копыт короля. Зоркий глаз Патримони различил ту крылатую и умеющую колдовать особу, за которой она наблюдала какое-то время назад. Эта пони спустилась с Кристальным Сердцем куда-то к подножию дворца, почти заросшего чёрным панцирем.

А потом был взрыв. Необычный магический взрыв, тугой волной пронёсшийся от центра города до его границ. Взрыв, развеявший тёмную магию на земле и под землёй. Взрыв, от которого в секретной пещере потрескался и рухнул механизм, впитавший и удерживавший память кристальных пони. Сияющая волна накрыла фигуру короля, дворец, все улицы, все строения. Над Кристальной Империей пронёсся дикий протестующий крик – последнее напоминание о тёмном правителе.

Магическое поле добралось до Патримони. И тут висевший на шее медальон завибрировал. Её голову пронзила резкая боль. Драгоценный камень в украшении не выдержал напора заклинания Кристального Сердца. Он треснул, его чары перестали существовать. Но они успели исказить форму магического воздействия. И на стоящую неподвижно Патримони обрушились воспоминания. Среди всего потока одно, первое из последующих сотен, вырвало пони из реальности. Воспоминание заставило пережить себя заново.

— Настало время. Разбуди Кристальную Ярость! – велел король. Велел голос короля, прозвучавший в голове. Для Патримони это означало лишь одно – атака двух принцесс на Империю началась. Пришёл момент, когда она исполнит последний приказ короля. Когда она активирует защитный механизм.

Никаких промедлений, никаких остановок – через полминуты она уже бежала по тайным подземным ходам. Бежала так, словно на ней не было полного комплекта латных доспехов. Бежала так, словно сёстры-аликорны гнались лично за ней по этим самым туннелям.

Позади осталось несколько поворотов, когда сквозь собственный топот Патримони услышала голос. К ней взывал королевский знахарь.

— Кто здесь? Патримони! Патримони, это ты?

Она должна была игнорировать этот голос. Она должна была промчаться мимо. Она должна была выполнить свою задачу. И если бы её позвал кто-нибудь другой, она так и поступила бы. Но звал именно Ризн…

И она свернула в сторону этого голоса. При свете качающегося фонаря наткнулась на непривычную картину: королевскому лекарю самому срочно требовался лекарь.

Ризн лежал на боку, подогнув под себя правую переднюю ногу. Из нескольких ровных, словно нанесённых мечом ран на ней струилась кровь. На полу этой крови набралось уже немало.

— Командующий Прэсенс, – пояснил жеребец, пока Патримони спешно разматывала часть ремней своих доспехов, чтобы сделать жгуты. – Он предал короля. То есть… Он сговорился с Харбрингером. Один провёл принцесс мимо защитных заклинаний. А второй отказался сделать из подданных армию. Спрятал все Шлемы Одержимости и собирался сбежать. А я… Я попытался его остановить. И он меня…

— Зачем ты полез против командующего, идиот? – Патримони оторвала часть униформы, которая скрывала узор из кристаллов. Она перетянула ремнями ногу Ризна, а ткань намотала в несколько слоёв поверх ран. – Ты что думал, стеклянной палкой своей от него отбиться?

— Я вообще не думал, – вздохнул Ризн. – Просто возненавидел скотину.

Лекарь, чуть приподнявшись, наблюдал за действиями Патримони. Какое-то время назад он научил её перевязывать раны, оказывать первую помощь, варить лечебные зелья и эликсиры. Не предполагая, конечно, что опробует на себе навыки своего подмастерья.

— Прэсенс мне сказал кое-что, – прошипел кристальный жеребец. – Перед тем, как убежал прочь. Возможно, рассчитывал, что я тебя встречу... Ещё живым.

— Мне не особо интересны речи предателя.

— Нет… – выдохнул раненый. – Эту ты должна выслушать. Прэсенс признался, что пробовал втянуть тебя в свой заговор. Он подговорил пленного единорога назвать имена твоих родителей. Прэсенс думал, что это обернёт тебя против короля. Что он, как командующий солдату, предложит путь спасти твоих родителей, пообещает вывести их из Империи в обмен на твою преданность. Но у него не вышло…

— Потому что эта мразь не знает, что такое преданность! – рыкнула Патримони, до предела затягивая созданный из ремня жгут.

Ризн зажмурился и начал часто дышать, борясь с болью. Минуту спустя его дыхание стало чуть спокойнее. Он открыл глаза.

— Так. – Патримони сообразила, что не может тратить больше времени на помощь кристальному жеребцу. – На случай, если предатель ещё раз встретится… – Она вытащила свой меч и положила рядом с раненым. – У тебя хоть какой-то шанс будет. А я его и без оружия прибить сумею. Но не буду за ним гнаться. Он рассказал эту историю про моих родителей, чтобы сбить меня. Чтобы я ради мести бросила свои обязанности. Не выйдет!

Она рванула дальше к выходу на поверхность, в тронный зал. Ей предстоял долгий подъём за Кристальным Сердцем. Без него выполнить приказ короля Патримони не могла.

Но Ризн ухватился за ногу командующей. Ухватился так цепко, что пони протащила лекаря за собой несколько шагов.

— Постой! Есть одно срочное поручение.

— У меня нет на это времени, Ризн.

— Я понимаю. Но… король дал мне приказ. Велел включить одно устройство, которое должно помочь твоей миссии. Но, похоже, я уже не смогу выполнить этот приказ.

Лекарь приподнял складку одежды и практически выкатил из-под неё золотой медальон на цепочке.

— Это амулет, который мне следовало тебе отдать. Он должен быть на тебе в момент, когда по Империи ударит волна магического забвения. Но этого не будет. Я провалил своё задание. – Ризн тихо заскулил, то ли от физической боли, то ли от душевной.

Патримони несколько секунд смотрела на украшение. Затем подняла его и повесила на шею.

— Что от тебя требовалось? – спросила она.

— Пойти направо, налево, налево и снова налево. Пройти сквозь стену. Поднять на устройстве четыре рычага. И опустить один центральный. Король сказал, что после этого все в Империи забудут о нём. В теории.

Патримони бережно поправила золотой амулет. Теперь она окончательно поняла план своего правителя. Он велел ей оживить Кристальную Ярость, чтобы уничтожить физическое своё воплощение и защитить Империю. Но этого было мало. Сомбра желал, чтобы кристальные пони забыли о нём полностью, чтобы их навсегда покинули воспоминания о периоде правления серого единорога. Король пытался полностью исчезнуть из истории. Пытался найти искупление в забвении.

Верная командующая короля обязана была исполнить желание своего господина.

— Задачкой больше, задачкой меньше, – вздохнула Патримони, поднимая с пола лампу. – Ризн, слушай. Что бы ты ни делал – не смей терять сознание. Пытайся вылезти отсюда. До помещений дворца совсем недалеко. Ты должен туда доползти.

— Понял, – с усилием произнёс кристальный пони.

Патримони бросила последний, возможно, прощальный взгляд на балахон придворного знахаря, на его морду, на быстро намокавшие от крови тряпки. Пути двух пони расходились, и никто не знал, чем обернётся этот день.

В это время высоко над дворцом в безнадёжном поединке сошлись два аликорна и тень, оставшаяся от некогда величественного единорога. Тень ещё хранила в себе крупицы былого сознания. Достаточно, чтобы ощутить, что всё идёт не так, как было запланировано. Шансы его подручных таяли, с ними таяла и надежда выполнить клятву, данную принцессе Аморе двадцать лет назад.

Король Сомбра вихрем поднялся выше облачной гряды. У него оставался лишь один секрет, один козырь, ещё не разыгранный в этой партии. Пока две принцессы вели погоню за ним, чародей обратился к остаткам внутренней силы. Он решил окончательно пожертвовать своей сущностью, чтобы выиграть время для своей Империи, для своих подданных. В настоящем они проигрывали. Но, возможно, в будущем их шансы возрастут. В будущем, что наступит через тысячу лет…

Огромный пласт пространства: дома, замок, улицы – всё содрогнулось, померкло и оставило после себя пустоту. За секунду то, что называлось Кристальной Империей, перешло в иную временную плоскость, где тысяча лет уравнялась с мгновением.

Чёрную тень короля настигли два луча, напитанных синим и белым светом. Монстр потерял концентрацию, потерял возможность летать. Магия аликорнов продолжала пытаться испарить его тёмные чары, но преуспела лишь в ускорении падения. То, что осталось от гордого короля, врезалось в горный лёд с такой силой, что тот взорвался, растаял, но тотчас же затвердел снова. Тёмная сущность обрела сверкающее надгробие. И существовать ледяная ловушка была обречена до момента, пока от появления Кристальной Империи не изменилось направление ветров. Что случилось лишь тысячу лет спустя.

Нога бегущей Патримони оторвалась от пола в одну эпоху, а опустилась уже в другую, но пони об этом узнала гораздо позже. В тот момент её мысли занимал лишь сообщённый Ризном маршрут, который привёл её в пещеру, где находился странный горшок с поднятыми над ним суставчатыми ножками. Патримони старательно подняла вверх четыре рычага. «Лапы» механизма перестроились, внутри него напитался тьмой магический вихрь.

Командующая, упёршись задними ногами в пол, налегла на последний, самый массивный рычаг. Тот, который требовалось сдвинуть вниз. Она так торопилась выполнить чужую миссию, что не заметила одну роковую случайность: её голова оказалась над рычагом, а золотое ожерелье с синим камнем – прямо под ним. Рычаг двинулся вниз, упёрся в украшение, натянул цепочку – и та не выдержала, несколько звеньев разогнулось.

Золотое ожерелье отлетело на пол и в сторону. Патримони услышала звон, заметила потерю, протянула к медальону копыто. Ей не хватило одной секунды. Волна магии накрыла Империю. Всех без исключения кристальных пони настигло забвение.

Прошлое Патримони ворвалось в её настоящее. Она всё вспомнила, и воспоминания привели её в ужас. Она воин короля Сомбры. Не справившийся со своим заданием воин. Она не выполнила приказ. Не завладела Кристальным Сердцем. Не активировала Кристальную Ярость. И отдала Империю в копыта чужеземцев. Её король лишился жизни, стараясь не допустить такого финала. А она подвела своего короля.

— Ты, – произнёс где-то рядом Спайгласс. – Я вспомнил, кто ты такая.

Что ж, жеребец был не одинок. Патримони тоже вспомнила, кто она такая. Пусть и слишком поздно.

Копыто прошлось по левой ноге, ставшей гладкой, как в детстве… и бесполезной. Ключа-отмычки больше не существовало, потому что заклинатель навсегда исчез из этого мира, и его верная последовательница уже не могла выполнить поставленную задачу. Ведь в зал с Кристальной Яростью не существовало пути, не закрытого стенами из кристаллов.

Но Патримони не собиралась сдаваться. Как она правильно отметила раньше, пораженчество не было одной из черт её характера. Всё поправимо – понадобится новая магическая отмычка. Новый мощный маг-заклинатель.

— Ты вспомнил, кто я такая? – переспросила Патримони у Спайгласса. – Значит, ты представляешь, что я могу с тобой сделать, если ты хоть кому-то проболтаешься, что видел командующую короля Сомбры…

— Твоего короля больше нет, – с вызовом произнёс кристальный жеребец. Сделал он это совершенно напрасно.

Копыто Патримони осторожно стянуло с шеи деформированный амулет. Накрутило его цепочку вокруг ноги – чтобы не соскользнул. Пони-воин крутанулась на месте, набирая силу для удара, и фактически погнула ювелирное украшение о надбровную дугу Спайгласса. Сильно, до крови, ранила. Но не убила. И не собиралась убивать. В конце концов, он подарил ей день, полный развлечений.

— Неважно, что его нет, – произнесла Патримони. – Приказ короля должен быть исполнен.

Она верила в эти слова тогда, в последний день её Империи. Она верила в них спустя двенадцать месяцев и двенадцать дней – в момент, когда её копыто вновь ступило на родную землю.

Глава 26. Кристальная ярость I

Группа учёных в срочном порядке выезжает из Стэйблриджа в Кристальную Империю для расследования чрезвычайного происшествия...

---

Ночные караулы на дворцовой площади не нравились никому. Там было холодно, ветрено, темно и скучно. Поболтать не с кем – обычные пони, незнакомые с уставом караульной службы и не приносившие присягу, ночью предпочитали спать. Впрочем, тем же уставом дозволялось перекинуться парой фраз со сменщиками во время сдачи поста сверх положенных пароля и отзыва. Ввиду некоторой двусмысленности формулировки этот пункт трактовался весьма вольно – в итоге смена караула затягивалась порой минут на десять, во время которых гвардейцы загадывали друг другу загадки или травили анекдоты разной степени неприличности и бородатости. В остальное время единственным развлечением караульного было разве что смотреть на беспрестанное вращение Кристального Сердца, но это наскучивало лишь немногим медленнее, чем наблюдение за тем, как сохнет краска.

Ночные караулы никому не нравились, но график службы составлялся так, что рано или поздно они выпадали каждому. Вот и младший командир Флэш Сентри, ёжась от пронизывающего северного ветра, «дара Як-якистана», считал шаги и оставшиеся до конца его смены минуты. И размышлял над загадкой своего товарища по тактическому звену. По всему выходило, что ответ «лягушка», но жёлтый пегас сомневался в части про «хвост и чёрное платье». С другой стороны…

— Младший командир Сентри! – козырнул подошедший к нему рядовой. Флэш мотнул головой и с сожалением отложил поиски ответа – покидать пост без причины было запрещено уставом, так что игнорировать подчинённого не стоило.

— Что такое?

— Там пони какая-то мимо колонны прошла только что. Уронила сумку и сама не заметила. Сумка её осталась.

Флэш всмотрелся в темноту. Луна как раз скрылась за облаками, и разглядеть что-либо за пределами освещённого тускнеющим фонарём пятачка было сложно. Как назло, фонарщик опять опаздывал.

— Где эта пони?

— Не знаю… – пожал плечами гвардеец. – Я пытался её догнать, но она буквально пропала. Куда-то свернула с улицы, а я не увидел, куда именно. И я не знаю, что делать. Забытая ей сумка лежит и лежит.

Взгляд пегаса наконец уткнулся в небольшой мешок с застёжкой, прислонённый к одной из четырёх опорных колонн дворца, на самой границе света и тени. На оставленную вещь начали поглядывать и другие стражники.

— Ладно, оттащи сумку в караульную, – махнул копытом Флэш Сентри. – Когда растеряша вернётся, ей отдадим.

Рядовой снова козырнул и помчался выполнять приказ. Флэш Сентри проследил за ним взглядом – хоть какое-то событие за всё дежурство. В голове у него крутилась догадка, что ответ на четверостишие и вправду лягушка, потому что у головастиков есть хвосты…

Вспышка разорвала ночь, превратив её в летний полдень. На месте сумки вскипело огненное облако, из которого во все стороны с рёвом метнулись жёлто-рыжие жгучие змеи. Раскалённые куски металла со свистом рикошетили от мостовой, колонн дворца, парадной лестницы, постамента Кристального Сердца. Сама реликвия не пострадала, укрытая мерцающим магическим полем, принявшим удар на себя. Стражи-единороги укрыться щитами не успели. Стражи-пегасы и не могли этого сделать.

*   *   *

Первое, что Шейд и сопровождающая его группа стэйблриджцев увидели на вокзале Кристальной Империи – целую толпу кристальных пони, читавших объявление на кассе. На их мордочках отражались разные чувства, от возмущения до тревоги. Объявление было набрано такими крупными буквами, что вновь прибывшие, не приближаясь к толпе, прочитали его без труда. Администрация вокзала уведомляла, что выезд из Империи по железной дороге временно запрещён. Въезжать же дозволялось исключительно особым группам специалистов, вроде тех, что сопровождали советника по науке. Причём последних при пересечении границ Империи проверяли поимённо.

Вторым сюрпризом стал состав встречающей делегации. Доставленную экстренным поездом группу ожидали лично принц-консорт Шайнинг Армор, а также принцессы Селестия и Луна. А ещё минимум рота закованных в броню пегасов и единорогов, защищающих высокопоставленных особ от любых возможных угроз. Краулинг Шейд по долгу службы и ввиду вхождения в высшие круги был знаком с принципом армейского посткатастрофического синдрома, но даже он оторопел от такой сверхреакции. Его менее информированные спутники – Везергласс, Скоупрейдж и Соубонс – и вовсе застыли столбами, едва выйдя из вагона, тогда как советник по науке прошёл через расступающиеся ряды гвардии к ожидающим его пони.

— Ваши высочества, ваше превосходительство. Какие есть новости? – Бэт-пони одномоментно перешёл от формальных приветствий к деловому общению.

— Пока что здесь, в Империи, половина всей гвардии, – ответила Луна, вовсе проигнорировав положенные по этикету пустословия. – В том числе несколько ваших сородичей. Для ведения ночного дежурства.

— Если понадобится, я сюда со всех краёв дивизии переведу, – жёстко произнесла Селестия. – Если бы не угроза со стороны Грифоньей Республики, то уже бы это сделала.

— И я не считаю такое поведение правильным, – холодно заметил Шайнинг Армор. – Большое количество эквестрийских воинов лишь нервирует кристальных пони. Ваша гвардия, конечно, профессиональнее моей, но потребность в ней кажется надуманной.

— Ясненько, – уныло сказал Краулинг Шейд, мелко кивая. – Я-то думал, что-то серьёзное случилось, а не кадровые вопросы с семейными дрязгами.

Венценосные особы переглянулись и, как подумалось Шейду, вразумились.

— Шайнинг Армор объяснит вам ситуацию, – обратилась к советнику по науке Селестия, принц молча кивнул. Шейду показалось, что он не стремится задерживаться в обществе эквестрийских принцесс. – Мы с сестрой будем ждать здесь Твайлайт и её подруг. Их поезд подойдёт через несколько минут.

— Всё настолько серьёзно, что потребовалось присутствие Твайлайт Спаркл? – приподнял бровь бэт-пони.

— Надеюсь, что не потребуется, – ответила солнечная принцесса.

Охранное построение поменялось, заключая в отдельное кольцо Шайнинг Армора, советника по науке и троих стэйблриджцев, прекративших таращиться на непривычные имперские порядки.

— Да что тут творится-то? – взволновано спросила Везергласс. Бэт-пони жестом переадресовал вопрос представителю правящей семьи.

— Минувшей ночью неизвестное заклинание ударило по дворцу, по одной из опорных колонн, – коротко обрисовал ситуацию Шайнинг Армор. – Скоро мы пройдём мимо этого места, и вы увидите последствия.

— Скоупрейдж, Везергласс, осмотрите там всё, – распорядился Шейд.

— Ой, а на выступление Винил Скрэтч можно будет потом сходить? – неожиданно спросил Скоупрейдж. – Я слышал, что она тут с гастролями…

— Пришлось отменить, – сообщил Шайнинг Армор.

Скоупрейдж к вящему неудовольствию шагавшего рядом начальника не успокоился.

— Печально. Но, может, гастроли ещё возобновятся?

— У нас она выступать точно не будет, – разочарованно ответил принц. – На первом же концерте в местном Дворце искусств от специфической музыки Винил Скрэтч начали трескаться стены. И едва не рухнул потолок. Оказалось, что строительный материал, которым славится наша Империя, плохо реагирует на звуковое воздействие. То есть музыка Винил не сочетается с нашей архитектурой.

В подтверждение единорог указал копытом на массивное здание с барельефной аркой над входом. Фасад Дворца искусств оплетали нововозведённые строительные леса.

— Давайте вернёмся к ночному происшествию, – попросил Краулинг Шейд.

— Стоящие в ночном карауле стражники пострадали, – продолжал вводить специалистов в курс дела белый единорог. – Начальнику отряда перебило крыло, у него мелкие ранения, временная потеря слуха. Через полгода вернётся в строй. А вот рядовому бойцу, стоявшему близко к месту удара заклинания, досталось сильнее. Ему помочь ничем не смогли.

— Соубонс, медицинский отчёт мне предоставишь, – потребовал бэт-пони. Розовая единорожка, поддерживая серьёзный тон начальства, коротко кивнула.

— К счастью, заклинание оказалось недостаточно сильным, чтобы повредить опору дворца. Всех в здании, конечно, разбудило, и паника разыгралась самая натуральная. Мне пришлось вывести жену из дворца в безопасное место. А в её положении такие потрясения крайне нежелательны.

Шейд шагал, согласно кивая в такт речи Шайнинг Армора и своим видом показывая, что разделяет волнение единорога. Радостные известия о «положении» принцессы Кейдэнс разошлись по Эквестрии пару месяцев назад. Советник по науке отреагировал, отправив подарок от себя и своего НИИ. По поводу подарка пришлось собирать целый совет из начальников отделов. Неожиданно самым адекватным оказалось предложение Скоупрейджа о детской коляске со встроенным индикатором местоположения.

— Вы с супругой уверены, что целью был дворец, а не Кристальное Сердце? – задал очевидный вопрос Краулинг Шейд.

— Нет. Не уверены. Попало в колонну дворца, а куда летело, сказать сложно. На всякий случай мы временно переместили Сердце внутрь, в закрытое защищённое помещение. Охранять его от таких атак, когда оно на площади, слишком сложно.

Впереди уже виднелась та самая площадь под дворцом, где перевёрнутой сосулькой торчал пустующий постамент вновь скрытого от глаз символа Империи и виднелись одинокие горожане, с печальным видом бродившие вокруг. На их памяти уже был случай пропажи Кристального Сердца – король Сомбра спрятал артефакт незадолго до своей принудительной отставки. Или за тысячу лет до неё – тут мнения современных историков расходились.

— Я непременно хочу осмотреть Сердце, – предупредил советник по науке, встряхнув небольшую сумку с инструментами, которую ему доверил коллектив учёных. – Надо удостовериться, что ему не нанесён вред. Физический либо магический.

— Мы никаких повреждений не заметили… – начал было Шайнинг.

— У ваших глаз есть возможность двухсоткратного увеличения? – довольно дерзко поинтересовался Краулинг Шейд.

— Эм… Нет, – смутился фактический правитель государства.

— Тогда моя точка зрения куда более, как вы говорите, профессиональна.

— Это не я так говорю, – буркнул белый единорог. – Это прицепилось ко мне после Эквестрийских игр. Точнее, после обсуждения их организации с комитетом…

Пони-учёные отделились от беседовавших административных деятелей около лестницы, поднимавшейся ко входу во дворец. Скоупрейдж ещё на ходу вытащил верный «Расклинатель», который без проблем должен был обнаружить малейшие следы излучений и идентифицировать магию, подкоптившую и оплавившую кусок колонны и почву под ней. Везергласс принялась осматривать царапины, трещины и сколы, которых вокруг имелось более чем достаточно. Соубонс осведомилась о местонахождении медцентра и зашагала в указанном направлении.

Два жеребца поднялись на нижние этажи дворца. Советнику по науке хотелось лично поприветствовать хозяйку Империи и будущую маму, также он планировал удостовериться в сохранности Кристального Сердца. Выполнивший свою задачу отряд охраны оперативно разбрёлся по переходам и комнатам дворца – настолько оперативно, словно именно это являлось самой ответственной частью их службы.

— Мы нашли особую закрытую комнату, – пояснил Шайнинг Армор. – Окон нет. Двери отпираются, только реагируя на нашу с Кейдэнс магию. Причём заклинания она и я должны творить совместно. Это чтобы избежать… – Единорог уставился на узорчатое ковровое покрытие. – Ну, всяких обманных перевоплощений.

Шейд оценил и одобрил все меры предосторожности, введённые венценосным семейством. Меры включали и пару гвардейцев, неотлучно нёсших вахту у запертой комнаты. Эти воины были настолько сосредоточены на своей обязанности стоять и таращиться на противоположную стену, что явно упускали из виду стоящую чуть в стороне зеленогривую кобылку, которая наблюдала непосредственно за ними. Шейд её как раз заметил, но не успел подать вида – подарил широкую клыкастую улыбку принцессе Ми Аморе Каденза, представшей перед гостями в широком платье, маскировавшем выпиравший животик.

— Ваше высочество. Свежи и румяны как никогда, – учтиво склонил голову бэт-пони.

Тон ответной фразы не гармонировал с отмеченным прекрасным видом:

— Выгляжу я приемлемо, несмотря на весь шум, бессонницу и плохой завтрак, который мне подсовывают.

— Он не плохой, он витаминный, – возразил супруг.

— Вот сам его и ешь! – недовольно фыркнула Кейдэнс.

Советник по науке слегка опустил уши, ощущая сочувствие к принцу, который показался ему затравленным ещё на вокзале. Теперь тайна нервозного состояния единорога перестала быть таковой.

— Советник по науке Краулинг Шейд желал бы удостовериться, что Кристальное Сердце в порядке, – поспешил перейти к делу Шайнинг Армор.

Судя по недовольному выражению мордочки, Кейдэнс не собиралась менять тему разговора и так легко забывать про неугодный ей завтрак, однако присутствие бэт-пони всё же заставило будущую маму отложить выяснение отношений с супругом. Она повернула голову к дверям, лишённым замков, ручек и каких бы то ни было иных выступающих частей. Рог её окутало слабое сияние, и из воздуха соткалось полупрозрачное розовое подобие кьютимарки кристальной принцессы. Проплыв к двери, оно коснулось левой створки и словно впиталось в неё, окрасив кристалл в розовый цвет. Секунду спустя правая створка засветилась голубым, вобрав энергию ключа в форме голубоватого щита, созданного Шайнинг Армором. Сияние становилось всё ярче, затем по дверям от центра к петлям прошла волна, похожая на раздвигающийся занавес – и двери медленно распахнулись, открывая взглядам присутствующих полутёмное помещение с высокой подставкой в центре. Поставка была пустой.

Стоящие в карауле стражники смотрели на Шайнинга, который вместе с титулом принца носил и звание капитана гвардии, Шайнинг смотрел на Кейдэнс, Кейдэнс не сводила глаз с пустующего постамента в самом надёжном помещении дворца. Шейд смотрел на зелёную единорожку с изумрудной гривой, которая в момент открытия дверей решила присоединиться к общему веселью.

— Это невозможно! – Шайнинг Армор забежал внутрь комнатки, где, в лучшем случае, могло поместиться всего четыре принца. – Двери не мог открыть никто, кроме нас. Заклинания чётко работали. Их нельзя было подделать. Никто не мог. Я же велел не позволять никому останавливаться или замедлять шаг в этой части замка? Велел или не велел?

— Велели! – кивнул старший охранник.

— А через двери никто и не проходил, – взяла слово зелёная единорожка, с напускным интересом заглядывая в пустую комнату. – Она другим способом зашла и вышла. Если потратить часок и проломить одну из стенок, мы наверняка найдём за ней тайный ход времён Сомбры. Патримони им воспользовалась.

Хотя Шайнинг и Кейдэнс были знакомы с Дресседж Кьюр, её слова оставались для них непонятны. В отличии от них, Шейд сразу сообразил, откуда во дворце взялась зелёная единорожка и о чём она ведёт речь, поэтому прямо спросил:

— Ты её выследила?

— Слово «выследила» будет преувеличением. Мне известно, что она пару недель назад вернулась в Кристальную Империю. Здесь её следы найти сложно. Она прячется. Использует старые военные приёмы и потайные ходы под Империей. Там я её достать не могу. Поэтому я караулила здесь, надеялась, что она объявится возле Кристального Сердца. Как видно, напрасно.

— Я ничего не поняла, – сказала Кейдэнс; Шайнинг кивком поддержал жену. – Кто у меня тут во дворце шастает? Зачем? Почему? Это чейнджлинги? Милый, вдруг это чейнджлинги? – Она в страхе прижалась к облачённому в мундир мужу.

— Это не чейнджлинги, – заверила беременную кобылу Дресседж Кьюр. – Это кристальная пони, которую зовут Патримони. За ней числится весьма длинный список преступлений. Ограбление в Стэйблридже, ограбление в Кантерлоте, причинение тяжких увечий в Балтимэйре. Это не считая того, что она творила здесь в правление Сомбры…

Шайнинг Армор почесал сине-голубую гриву.

— А это не та кристальная пони, которая стащила заклинание из справочника по Империи?

— Та самая, – кивнула Кьюр. – Она не просто умыкнула «Отмычку Сомбры» из архивов. Она нашла мага, который наложил на неё эти чары. Теперь в вашем королевстве есть пони, которая может пройти через стены. Буквально. И она вас двоих очень сильно не любит.

Шейд бросил на подругу предостерегающий взгляд. Сведения о том, что Патримони действует согласно посмертной воле своего короля, Кьюр получила из разговора со Скриптедом Свитчем, о котором никому более не полагалось знать. Впрочем, тревога бэт-пони была излишней – зелёная единорожка прекрасно понимала, что не всякая информация предназначена для чужих ушей.

— Вы изволили лишить командующую её короля и, следовательно, её работы. Поэтому она весьма на вас зла, – продолжала Кьюр. – Возможно, что Патримони стащила Кристальное Сердце, чтобы отомстить. Но, может, все ещё хуже, ибо о её планах остаётся только гадать. К тому же не совсем понятно, что за заклинание она применила к дворцовым колоннам. И зачем.

— Везергласс и Скоупрейдж над этим работают, – ответил Шейд.

— Отлично! Я давно их не видела. Будет повод обменяться свежими сплетнями.

— Можешь начинать, – качнул головой бэт-пони.

Несмотря на яркий день и блеск окружающих кристаллов, от которого очки почти не помогали, Шейд ни на минуту не терял сосредоточенности. Он успевал следить не только за стоящими рядом пони, но и за дальним концом коридора, первым заметив несущихся во весь опор подчинённых, явно спешащих сообщить нечто крайне важное.

— «Расклинатель» ничего не зафиксировал! – резко остановившись и едва переведя дух, доложил Скоупрейдж. – О! Привет, Кьюр! Здравствуйте, ваше высочество.

— Это не было заклинанием, – дополнила скупой отчёт Везергласс. – Судя по разлетевшимся фрагментам, а также остаточным следам, огненная буря имела немагическую природу. Кто-то смешал раствор с отложенной бурной экзотермической реакцией, добавил к нему несколько колб с горючей смесью и два десятка гаек. Всё это ночью и бабахнуло. И да, привет, Кьюр. И ваше высочество.

— Колонну, кстати, это не свалило бы, – перехватил эстафету чёрный единорог. – Для этого вагон такой взрывчатки потребуется.

— Везергласс, Скоупрейдж, рада вас видеть. А если по делу, то вагон она достать не сможет, – вступила в разговор Дресседж Кьюр. – Гайки и химикаты она утащила пару дней назад. Я ещё сомневалась – она или не она. Получается, решила устроить взрыв. Чего ради?

На этот вопрос ответ дала принцесса Кейдэнс.

— Чтобы мы с Шайнингом испугались за сохранность Кристального Сердца и перенесли его во дворец. Где все стены в её распоряжении. Мы сами подарили ей доступ к главной реликвии Империи.

— А что, Сердце свистнули? – удивился Скоупрейдж.

Шейд с трудом удержался, чтобы не шикнуть на подчинённого, ограничившись лишь неодобрительным взглядом, ввиду скрывающих глаза очков полностью проигнорированным. Догадку единорога подтвердил кристаллийский принц. Скоупрейджа это почему-то заставило улыбнуться.

— Тогда дело за малым. – Он похлопал по карману, где покоилось раскладное исследующее устройство. – Сейчас «Расклинатель» перенастрою, и он с точностью до метра нам местонахождение Кристального Сердца обозначит. Артефакт такой мощности от сенсоров не скроешь.

Уже через пять минут чёрный единорог с двухцветной гривой стоял на балконе дворца, неспешно поворачиваясь по часовой стрелке в попытках отыскать след реликвии. Везергласс, Шейд, Кьюр и венценосные супруги могли в это время наблюдать, как в сторону дворца по центральной улице направляются две кантерлотские принцессы, а также шестёрка из Понивилля, которой приписывали свойство решать все крупные государственные проблемы. За исключением тех, о которых вообще не упоминали. Не упоминали потому, что сноска в учебнике истории с текстом «узурпатора Скриптеда Свитча свергла армия чейнджлингов, пока государственная власть сидела и точила лясы» не нравилась решительно никому.

«Расклинатель» несколько раз пискнул, и чёрный единорог нажал несколько кнопок, уточняя настройки. Скоупрейдж, постоянно вносивший в конструкцию своих технических средств какие-то новшества, мог видеть на экране текущей модификации не только точку-источник излучения, но и рассчитываемые дистанцию и топографическое положение. Хотя в корректности работы алгоритма, отвечавшего за последнее, сейчас уверен не был, так как тот выдавал какую-то чепуху.

— Кристальное Сердце предположительно в той стороне, – не очень уверенно произнёс он, для наглядности качнув «Расклинателем» в нужном направлении. – До него девятьсот семнадцать метров.

— Далековато она с ним утопала! – присвистнула Кьюр.

— Восемьсот семьдесят шесть метров, – озвучил уточнённые показания Скоупрейдж, медленно подкручивая какой-то верньер.

— Да, но это, наверное, с учётом того, что она прячется под землёй, – заметил Шейд. – Последние шесть метров, возможно, придётся преодолевать строго вниз.

— Восемьсот двадцать один метр…

— Она что, движется? – растерянно спросила Везергласс.

— Если так, то почему-то в нашу сторону и почему-то с невероятной скоростью, – ответил супруг, на всякий случай встряхивая измерительный прибор. – Семьсот семьдесят пять метров…

— Она на поезде, что ли?

— Едва ли, даже наш локомотив так мчать не может, – покачала головой Кейдэнс. – Милый, а ты что думаешь? Милый?

Принцесса посмотрела на неподвижного мужа, широко раскрытыми глазами таращившегося в одну точку, и перевела взгляд в том же направлении. И тоже замерла в оцепенении. Через секунду к семейной паре присоединился Шейд. Последним, кто не понял, почему вокруг него все стали излишне молчаливы и сосредоточенны, стал Скоупрейдж. «Расклинатель» показывал ему, что до Кристального Сердца осталось меньше пятисот метров. А откуда-то сверху донёсся неопределённый гул.

Единорог оторвался от экрана, поднял взгляд и увидел дракона. Не слишком большого, не слишком похожего на настоящего, какого-то угловатого и сильно бликующего на свету, но дракона. У него были два крыла и пара задних лап, а передние отсутствовали вовсе. Спереди вместо привычной головы находилось нечто, напоминавшее чемодан или сундук, сидевшее на толстой короткой шее. Но ради художественной ценности – или ради аэродинамики – автор вырезал из минеральной породы рельеф ноздрей, глаз и рта, шипы, расходившиеся подобно воротнику, и даже чешуйки с прожилками.

В полёте существа тоже хватало странностей. Работали и издавали шум только крылья, остальные части тела если и двигались, то крайне скованно. Чтобы выполнить разворот над дворцом, чудище заложило широкий вираж, кое-как подправляя траекторию хвостами, которых насчитывалось три. Наверное, для уравновешивания чрезмерно тяжёлой передней части туши. Тем не менее, при всех своих недостатках выглядел дракон весьма устрашающе. И неестественно.

В копытах единорога тихо пискнул «Расклинатель». Точка, отмечающая Кристальное Сердце, двинулась по дуге следом за монстром. Свидетельствуя, что либо дракон присвоил себе драгоценный артефакт, либо, что Скоупрейджу казалось при всей невероятности более реалистичным, реликвия являлась частью существа. Ведь оно целиком, насколько удавалось рассмотреть, состояло из кристаллов, а в глубине его груди светилось нечто, напоминавшее формой Сердце.

— Вот когда я говорю «мать моя драконозебра», я вот что-то такое обычно и представляю. Только ещё и в полосочку, – нарушила молчание Везергласс, когда летающий монстр пошёл на второй круг.

— Что это такое? – испуганно спросила Кейдэнс.

— Это, милочка, Кристальная Ярость, – прозвучало сзади.

Все, включая трёх гвардейцев, настолько увлеклись наблюдением за драконом в небе, что совершенно не заметили, как в помещении дворца стало на одну пони больше. Лишь когда гостья подала голос, присутствующие обратили на неё внимание. И снова впали в ступор, потому что сложно было понять, кто перед ними.

Без сомнения, это была Патримони, но даже сталкивавшийся с кристальной пони Скоупрейдж не узнал её – к созданию своего образа она подошла со всем возможным тщанием. Тело кобылки было скрыто комбинезоном из плотной тёмно-серой ткани, поверх которого она надела фрагменты доспеха – воротник из стальных полос и наборные пластинчатые поножи, закрывавшие ноги спереди. На её спине лежала красная тряпка, изображавшую королевскую мантию. Взлохмаченную гриву она выкрасила в чёрный цвет за исключением одной пряди, идущей от центра лба к затылку – она жёстко топорщилась, пламенея подобно закатному солнцу в разрыве грозовых туч. Глаза Патримони держала закрытыми, но в первое мгновение никто этого не понял: она густо подвела их фиолетовыми тенями, нарисовав широкие полосы от переносицы до висков, а на веки нанесла зелёную краску с красными точками фальшивых зрачков. В целом её попытка создать образ сгинувшего короля-тирана была довольно нелепа и должна была вызывать смех, однако никто даже не улыбнулся.

Пегас-стражник, явно не слишком знакомый с историей Сомбры, бросился на незваную гостью с копьём, однако та продемонстрировала, что он напрасно счёл её просто ряженой кобылкой. Мгновенно открыв глаза, она качнулась в сторону, подставила ногу и, когда наконечник скользнул по пластинам брони, быстрым движением вырвала копьё из копыт незадачливого воина и с силой ударила его тупым концом древка в морду. Не ожидавший отпора жеребец взвыл и отшатнулся. Бросив оружие на пол, Патримони развернулась и смерила оставшихся стоять взглядом.

— Не стоит повторять его попытку. Я пришла поговорить.

Услышав шум за хвостом, она повернулась так, чтобы одновременно видеть и стоящих на балконе, и тех, кто только что появился в дверях. Убедившись, что все четыре принцессы-аликорна не спускают с неё глаз, она подошла к столу и села на стул, скрестив на груди передние ноги.

*   *   *

Любой артист отдал бы свой хвост и ухо в придачу, лишь бы оказаться перед такой аудиторией: полтора десятка пони, среди которых четыре принцессы, принц и советник по науке, да и остальные известны далеко за пределами родного Понивилля. Патримони спокойно смотрела на них, словно восседающая на троне королева – на своих вассалов. Ей будто было безразлично, что большинство из обступивших её полукругом жеребцов и кобылок просчитывают свои шансы одолеть её в бою.

— Что нам мешает немедленно упрятать тебя в каземат? – На роге синего аликорна замерцали искры магии.

— Ничего, – согласно качнула головой Патримони. – Можете упрятать. Я вам это даже позволю. В любом случае я выполнила свою задачу. Выполнила приказ моего короля. Дальнейшая моя судьба мне безразлична. Я пришла ради того, чтобы вы смогли обрести свою.

— И что это должно означать? – спросила вернувшаяся в комнату Селестия, выходившая на балкон, чтобы посмотреть на кружащее над городом кристаллическое чудовище.

— Защитный механизм, который я активировала, по-простому называется Кристальная Ярость. Строго говоря, это неживой организм, созданный магией. Кристальное Сердце питает его энергией, позволяет двигаться, летать и, как вы вскоре убедитесь, уничтожать цель сфокусированными магическими потоками.

По балкону в очередной раз пронеслась тень крылатого чудовища, оказавшегося всего лишь хитроумной конструкцией. Это, впрочем, не умаляло тревоги потенциальных целей, которым грозило уничтожение.

— Управляется Кристальная Ярость, – продолжала Патримони, – посредством кристальных пластин, имеющих сквозные отверстия. Они двигаются внутри её головы, пропуская или не пропуская лучи энергии. Это определяет реакцию Ярости на ситуацию. Сейчас исполняется команда барражирования над центральной точкой Империи в течение трёх часов.

Единственной реакцией слушателей стала фраза Везергласс «Я знала, что такая технология в Империи была», брошенная шёпотом. Остальные всё ещё пытались понять, к чему ведёт кристальная пони.

— А что будет потом? – спросила Твайлайт Спаркл.

— Самое интересное, – охотно ответила Патримони, холодно улыбаясь. – Кристальная Ярость выполнит приказ короля. Видите ли, принцесса, Сомбра не хотел, чтобы Кристальная Империя попала в копыта какой-то крылато-рогатой твари. И построил механизм, готовый без жалости и промедления уничтожить всех существ, чья сущность отличается от сущности кристальных пони. То есть всех пришлых чужеземцев вроде вас. Итак, если вы вовремя не сбежите в свою Эквестрию, вы её больше никогда не увидите. Выбор за вами.

— Так это... Может, просто поломать эту штуковину? – произнесла пегаска с разноцветной гривой, которую Патримони помнила ещё по никчёмно исполненному турнирному поединку.

— Попробуйте, – развела копытами кристальная пони. – Остановите творение короля Сомбры. Покрытое бронёй из чистого кристаллизита… О, да! – подтвердила она, заметив скептическое выражение на некоторых мордах. – Хоть королю и пришлось загнать в шахты почти всё население Империи, это принесло свои плоды. Источник кристаллизита был обнаружен, ценной субстанции нашлось применение. Чтобы проломить броню Кристальной Ярости, потребуется магия, стократно превосходящая возможности Сомбры. А среди вас нет никого, кто стоил бы даже кончика его рога. Попробуйте сбить Кристальную Ярость магией, попробуйте забить копытами – она просто перейдёт в режим ответного удара. И трёх часов у вас уже не будет.

Принцесса Селестия посмотрела на пегасов и единорогов своей гвардии. Особенно пристально – на получившего в морду древком своего же копья.

— Как нам остановить эту Кристальную Ярость? – спросила принцесса.

— Понятия не имею, – рассмеялась кристальная пони. – Это ваша проблема, вы её решайте. Меня вполне устраивает, что защитный механизм запущен. И что сегодня к вечеру от вас в Империи не останется и следа. Так или иначе.

Солнечная принцесса надменно фыркнула. По её распоряжению пять гвардейцев опустили копья нацелившись на Патримони. Остальные бойцы под их прикрытием стали подходить ближе.

— Раз ты нам позволяешь, мы тебя, пожалуй, арестуем, – произнесла Селестия. – Возможно, нам хватит трёх часов, чтобы объяснить тебе, какую ошибку ты совершаешь. Нельзя отделять Кристальную Империю от Эквестрии. Это может сказаться на благополучии всего мира.

— Другим эти сказки рассказывай, – рыкнула Патримони, слезая с «трона». – Пока можешь.

Она действительно не препятствовала своему пленению, даже позволила надеть на себя кандалы. Лишь немного развлекла себя, резким поворотом головы заставив отшатнуться того молодого гвардейца, которого недавно приложила копьём.

Когда тихий смех ряженой под Сомбру кобылки затих в коридоре, Селестия обвела взглядом оставшихся в комнате, явно не предназначенной для таких больших собраний.

— Луна, Кейдэнс, Твайлайт, идёмте за мной, – распорядилась правительница Эквестрии. –Составим план действий. Шайнинг Армор, как принц Империи, займись спасением её подданных. На случай, если мы не преуспеем, как можно быстрее выведи всех не-кристальных пони за границу государства. Я сомневаюсь, что она рассказала нам всю правду, но давайте надеяться, что этот дракон действительно не полетит в Эквестрию.

— Я здесь со своей командой подумаю над решением, – вставил Краулинг Шейд.

Селестия его, по всей видимости, не слушала, машинально кивнула и вышла в сопровождении троих аликорнов в соседнюю залу. Подруги Твайлайт тоже ушли, чтобы ждать под дверью до момента объявления плана и, скорее всего, принять в нём самое непосредственное участие. Шайнинг Армор помчался выполнять свой долг правителя: скоро над всем городом зазвучало его объявление, в котором единорог призывал одних сохранять спокойствие, а других – собирать вещи.

Шейд махнул копытом, призывая подчинённых свободно рассаживаться.

— Кьюрис, мне и твоя голова тоже потребуется, – обратился бэт-пони к зелёной единорожке.

— Я здесь и никуда не собираюсь, – ответила Кьюр. – Злодейка поймана, помещена в темницу, как и планировалось… – Недовольные нотки в её голосе выдавали, что такое наказание она считает непозволительно мягким. – И я снова с тобой.

— Хорошо, – выдохнул Шейд. – Итак, как нам остановить летающую гадость искусственного происхождения так, чтобы она нас не изжарила?

— Изменить ход её мыслей, – сказал Скоупрейдж.

— Она не разумна! – раздражённо ответил бэт-пони, не видевший в текущей ситуации поводов для шуток, но чёрный единорог ещё не закончил:

— Так и я не в метафорическом смысле предлагаю. Надо залезть на неё, просверлить дырку в башке, вытащить пару управляющих шестерёнок…

— Эх, сюда бы Граундбрейкера с его «Выветривателем», – сокрушённо вздохнула Везергласс.

Бэт-пони протестующе замахал копытом, пресекая досужие размышления супружеского тандема.

— Это не пойдёт! Нам вряд ли удастся залезть на эту штуковину. Кроме того, она наверняка решит, что мы на неё нападаем, и тогда мы покойники. Ещё идеи?

— Я уверена, что эта Патримони нам в чём-то врёт, – подала голос Дресседж Кьюр. – Не мог Сомбра построить совершенно неуязвимую машину. С его-то безумием. Очевидно, что есть способ свалить её, а эта тварь кристальная пытается нас запугать, чтобы мы не пробовали.

— А если нет? – возразил Шейд. – Если она честно нас предупредила? Нельзя пытаться атаковать магией или, там, камнями, без гарантии, что сработает. Один неверный шаг, одно неверное предположение – и нам всем не жить. Метод проб и ошибок тут точно неприменим. Нужны более рациональные идеи. Думаем!

Участники «мозгового штурма» погрузились в молчание. Дресседж Кьюр, соединив копыта и уткнувшись в них губами, неотрывно смотрела на стол. Скоупрейдж уставился через балконные двери в небо, то ли просчитывая траекторию движения волшебного конструкта, то ли просто пялясь в никуда. Затянувшуюся тишину нарушила Везергласс, принявшись отстукивать копытом какой-то ритм и немузыкально мычать. Шейда, снявшего очки, чтобы протереть стёкла, это порядком разозлило.

— Хватит завывать! – рявкнул он, бросая на малиновую пони злой взгляд сильно прищуренных глаз. – Сосредоточиться мешает.

— Извините, я нервничаю, – ответила начальник отдела прикладной магии. – День сегодня очень поганый выдался. Я не выспалась, тряслась несколько часов в поезде, выяснила, что мне осталось жить меньше трёх часов. А ещё муж мой ныл, что на концерт Винил Скрэтч не попал. Вот, стараюсь ему компенсировать…

Сидевший напротив неё Скоупрейдж медленно повернул голову в сторону жены и уставился на неё широко раскрытыми глазами.

— Гласси, ты самая умная умница на свете! – торжественно произнёс единорог. – Вот оно! Концерт Винил Скрэтч!

— Что? – не понял Краулинг Шейд.

— Винил Скрэтч своей музыкой разломала местный Дворец искусств, – поделился услышанной сегодня сплетней Скоупрейдж. – Который из кристаллов. Потому что твёрдая структура минеральной формации чувствительна к звуковым колебаниям определённой частоты. Если найти правильную частоту для кристаллов, из которых сделан тот дракон… – Единорог для усиления эффекта резко свёл вместе передние копыта. – Бум! Нет монстрика! Он сам рассыплется.

— Ёлкины иглы, а ведь ты прав, – произнесла Везергласс. – И Винил Скрэтч в городе. Потому что поезда отменили, уехать она не могла. Попросим её поставить пару убойных треков. Сделаем их мега-убойными!

— Как подобрать правильную частоту? – задала резонный вопрос Дресседж Кьюр.

— Можно потренироваться на одном музейном экспонате, – тут же ответила Везергласс. – Не так давно я приезжала изучать кристаллийские технологии, видела в музее незаконченную плоскую табличку с отверстиями. У неё был отколот уголок. Я тогда не поняла, что это такое. Но теперь уверена – это Сомбра делал запчасть для своего дракона, но она не получилась, и он кусок кристалла выкинул. А другие, аналогичные, вставил в голову этой своей Ярости.

Шейд посмотрел на загоревшуюся идеей малиновую единорожку. Потом на спешно что-то чертившего чёрного единорога. Вот ради таких моментов, когда удавалось наблюдать, без ложной скромности, великие умы за работой, он и решился стать советником по науке.

— Итак, если повезёт, мы разломаем музейный кусок кристалла, – сказал бэт-пони. – А как разломать всего дракона?

— Так-так-так. – Карандаш Скоупрейджа ещё активнее заскользил по бумаге. – Нам понадобится расставить по городу в определённых точках звуковые пушки. Фактически динамики, только узконаправленные. На них выведем треки от Винил. При сложении волн эффект мультиплицируется. Трёх пушек должно хватить, четырёх хватит с запасом, на большее количество я, скорее всего, деталей не найду. Только…

Единорог замер с выражением сомнения на морде. Дресседж Кьюр неспешным шагом переместилась ему за спину, изучая вычисления.

— У нас нет источников питания для таких пушек, – сформулировала она проблему.

— Нужно что-то со стабильной выходной мощностью до шести тысяч чар, – подтвердил Скоупрейдж. – Эх, зараза! Из Стэйблриджа генераторы не успеем доставить. Даже на крыльях.

Странный звук привлёк общее внимание, и взглядам поднявших головы стэйблриджцев предстало нечто куда более поразительное, чем кружащий над городом искусственный дракон – сотрясающийся от смеха Краулинг Шейд.

— У нас четыре таких генератора в соседней комнате ходят, – произнёс он, взяв себя в копыта и сделав глубокий вдох.

— Шейд, ты предлагаешь запитать технику от принцесс? – ошарашенно спросила Дресседж Кьюр.

— Не, ну а что, можно, – кивнул Скоупрейдж, вновь черкая на листке. – Можно настроить адаптер на поддержку постоянного поля. Единственная проблема в контактах… У принцесс есть какие-нибудь отверстия, чтобы вставить МТП-штекер?

— Не отвечайте, это провокация, – быстро сказала Везергласс, прекрасно уловившая весёлые интонации в голосе своего супруга.

Шейд махнул копытом и поднялся с места. Ему не терпелось рассказать их высочествам о перспективной идее, выдвинутой подчинёнными ему учёными пони. Возможность представилась прямо в коридоре, поскольку их высочествам не терпелось поделиться собственными гениальными планами.

— Мы придумали, что делать, – одновременно произнесли Краулинг Шейд и Селестия. Бэт-пони смутился и быстро добавил:

— Уступаю вашему высочеству.

— Мы придумали план. Рискованный, но он может сработать. Одна из нас атакует чудовище, и оно погонится за ней. Другие откроют портал в Тартар. Кристальная Ярость, следуя за целью, пролетит через него. Потом отвлекающая принцесса вылетит обратно, – с лёгкой запинкой, говорившей о неуверенности, добавила Селестия. – Чудовище остаётся там.

Шейд оглядел свою учёную свиту, ожидая, кто первый сформулирует очевидный вопрос.

— А Кристальное Сердце мы как вернём?

— Мы думаем над этим, – уклончиво ответила Селестия, отводя взгляд.

— Можно попросить Силена, чтобы сыграл мелодию и утихомирил это чудовище, – предложила старшей сестре Луна.

— У кристального дракона ушей нет, разума как такового тоже. Силен со своей музыкой будет бесполезен. И вообще его реальные умения сильно преувеличены. Или ты забыла, как он не смог разрушить заклинание Тирека и освободить нас?

Дав непонятный почти всем ответ на непонятное предложение, старшая из принцесс выжидающе посмотрела на советника по науке. Тот поправил галстук, откашлялся и произнёс:

— Наша идея в том, чтобы расставить несколько звуковых излучателей и воздействовать на минеральную оболочку дракона, разрушив её направленными модулированными звуковыми колебаниями. Пробное испытание проведём на одном музейном экспонате. И, к большому нашему счастью, ведущий эквестрийский эксперт в области звука сейчас находится в Кристальной Империи.

— Мне их идея уже нравится больше, чем наша, – сообщила Кейдэнс, пока Твайлайт и её подруги согласно кивали. Селестия помолчала несколько секунд, прикидывая желательные и нежелательные последствия обоих планов.

— Что требуется от нас? – осведомилась солнечная принцесса у советника по науке.

Глава 27. Кристальная ярость II

В борьбе с невосприимчивым к магии чудищем на помощь приходят законы физики...

---

Патримони могла понять и объяснить многие странности в поведении королевских гвардейцев. Что ни одна из принцесс, ни один из высших командиров не вызвался лично проконтролировать, как преступницу запирают в карцер – логично, у всей правящей верхушки над головами летала забота посерьёзнее. Что конвоирующие её пегасы и единороги не «поучили» пленницу десятком ударов по морде – сказывалась, по всей видимости, программа подготовки Кантерлотского Военного Училища, где курсы этики по продолжительности превышали занятия по стрельбе из лука. Что сопровождающие стражи временами отвлекались, оставляя кристальную пони без постоянного надзора, говорило о проблемах с дисциплиной и отсутствии у государства серьёзных угроз, дававших полезный практический опыт.

Но факт, что королевская гвардия надела на бывшую тюремщицу старые кандалы, в которых она лично знала каждое звено в цепи, и что на страже внутри карцера с Патримони остались всего два бойца – это иначе как клиническим дебилизмом всего личного состава командующая Сомбры объяснить не могла. В таких условиях попытка побега была обречена на успех, а причина сбегать имелась.

Патримони выполнила приказ короля, выполнила последнее распоряжение, отданное тысячу лет назад. Защитный механизм был включён и кружил на недосягаемой для пегасов высоте – выжидал отмеренный в минутах срок до смены алгоритма поведения. Кристальная пони не сомневалась в способности искусственного ящера испепелить всех, не отвечающих заложенному шаблону, в кратчайший срок. Но учитывала и то, что четыре собравшихся вместе аликорна – не тот коллектив, которому, не задумываясь, предсказываешь поражение. Селестия и компания могли что-то предпринять, и этому чему-то следовало воспрепятствовать.

Кроме того, у Патримони имелся один личный незакрытый счёт – к той особе, что год назад уничтожила её короля. Да, пусть сам король стремился исчезнуть навсегда, пусть его полностью поглотило безумие, и он уже не был монархом, занимавшим трон ранее – принцессу Кейдэнс всё равно должно было настигнуть возмездие. Возмездие шло в комплекте с четырьмя припрятанными кинжалами и арбалетом наперевес.

Ради воплощения личного плана Патримони необходимо было сделать две вещи. Во-первых, ослабить на ногах железки, что она, прекрасно зная конструкцию оков, спокойно и незаметно сделала. Лёгкое движение – и оковы слетели бы окончательно.

Во-вторых, ей требовалось жёстко и быстро избавиться от двух охранников, упиравшихся задами в дверь карцера так, словно это они мечтали сбежать из помещения от арестованной. Одним из них оказался тот молодчик, что схлопотал синяк на морде. Второй, кристальный пони, состоял в местном управлении поддержания правопорядка – Патримони помнила его, ведь именно он устроил ей развлекательную прогулку в день свержения короля.

— Эй, малой! – крикнула раздетая, но всё ещё загримированная под бывшего короля командующая. – Я удивлена, что ты здесь ещё. Думала, ты к мамочке убежал плакаться.

Новобранец, которого звали Джавлирейс, злобно надул щёки. Старший напарник вовремя заметил его гримасы.

— Не слушай её. Она уже проиграла битву и просто пытается тебя позлить себе на потеху.

— Ха-ха, – гортанно усмехнулась Патримони, – Спайгласс, удивительно, что ты можешь так заблуждаться. Ты же прекрасно знаешь, что битва для командующих Сомбры не закончится, покуда они живы.

— Нет больше ни короля, ни командующих, – отрывисто произнёс кристальный гвардеец. – Ты последнее, что осталось от проклятых времён тирании.

— Ага, да, конечно. А сейчас у вас пора процветания, когда вы радуетесь жизни под крыльями принцессы Кейдэнс. Принцессы любви, как я слышала. И что, Спайгласс, много тебе её любви перепало? Давай, расскажи старой знакомой! Много? Сколько раз? Сколько раз в день?

Кристальный стражник отвернулся и стал смотреть на трещинки в стене. Омерзение, вызванное глумливыми словами, постепенно перерастало в гнев. Но он помнил, чем завершилась его предыдущая встреча с командующей, помнил про исходящую от неё опасность. И вместо физических действий попытался ответить на слова словами.

— Мне не интересно, что ты там бормочешь, проклятая убийца!

— Странно, что тебе не интересно, – мотнула головой Патримони. – Ведь я воздаю хвалу твоей правительнице. Принцессе-шалаве! Разве не таков её официальный титул, а? Кстати, ты не выяснял, от кого из сотен любовничков она нагуляла жеребёнка?

— Закрой пасть! – рявкнул страж.

Теперь он сам находился на грани срыва, а стоявший рядом молодой собрат по оружию был слишком неопытен и не сообразил вмешаться.

— Заставь меня! – почти приказала Патримони. – Давай, Спайгласс! Пойди наперекор своим чувствам!

— Каким чувствам? – опешил воин. Патримони широко улыбнулась.

— Я не забыла, как ты смотрел на меня в день, когда не стало короля. Кобылы чувствуют подобные вещи. Ты был настроен серьёзно, водил меня по городу с чётким пониманием грядущих событий. Просто признайся, – она посмотрела Спайглассу прямо в глаза, попутно отметив гневное трепетание ноздрей. – Ты влюбился в меня тогда. И готов был беззаботно провести остаток жизни с командующей короля Сомбры. Или мне лучше сказать, со своей ненаглядной…

Откровенная ложь и клевета в адрес принцессы Кейдэнс не оставили Спайгласса равнодушным, но он сумел удержать эмоции под контролем. В словах, что Патримони бросала ему сейчас, была доля правды. Горькой, ядовитой правды. Правды, от которой кристальный жеребец попытался отстраниться после того, как обрёл память и вспомнил, кем была кобылка, с которой он провёл первый день после возвращения Империи. И эти слова разожгли в нём огонь, рёв которого заглушил слишком тихий голос разума.

— Ну, всё, ты напросилась!

С этими словами кристальный воин сдвинулся с места. Молодой пегас остался у двери, с затаённым злорадством желая понаблюдать, как страж, не посещавший курсы этикета, будет копытами вбивать в пленницу вежливость. Вот только у пленницы, в одно мгновение сбросившей с морды улыбку, имелись иные планы, подразумевавшие выбор правильного момента для собственного удара.

«У вас передо мной всего одно преимущество. Дистанция. И вы, идиоты, его только что потеряли», – пронеслось в голове Патримони за секунду до её превращения из беззащитной жертвы в безжалостного хищника.

*   *   *

Везергласс осторожно повернула не уступавшую ей размерами кристальную пластину с прямоугольными отверстиями и отколотым краем. Супруг помог своей магией с другого края. Вдвоём они поставили экспонат из музея на специальный пьедестал напротив конструкции, собранной из частей динамиков, громкоговорителей и регуляторов потока. Чудо инженерной мысли, воздвигнутое совместными усилиями фантазии Скоупрейджа и начитанности Твайлайт Спаркл, соединялось пучком проводов с музыкальным пультом, который, распаковав, сняли с грузовой железнодорожной платформы. Над пультом возвышалась сине-голубая грива белой единорожки в зеркальных очках, молча взиравшей на привычный музыкальный инструмент. Картинно размяв копыта и хрустнув шеей, она коснулась пластинок.

И мир утонул в магии. Странные, кажущиеся несовместимыми звуки – обрывки, прыгающие по октавам и резко меняющие тональность, возвращающиеся с середины к началу фрагменты – складывались в неожиданно гармоничную, приятную для слуха мелодию. Везергласс, не отрываясь от приборов, даже сделала несколько танцевальных движений. Скоупрейдж, внимательно следивший за кристальной пластиной, заранее условленным жестом махнул над головой копытом – привлечь внимание Винил словами он всё равно не смог бы.

— Всё замечательно, – сообщил он единорожке-диджею, оставившей в покое пластинки и вопросительно поднявшей брови. – Но вы пытаетесь составить законченную мелодию. Мы не этого добиваемся. Сделайте что-то неидеальное, несозвучное, дико раздражающее, но такое, чтобы этот кусок кристалла разлетелся вдребезги.

Винил Скрэтч в ответ на просьбу кивнула, почесала участок затылка, где сходились крепления очков, и начала сдвигать регуляторы в разных частях пульта.

— Разлетелся? Как? Вы хотите уничтожить этот уникальный предмет прошедшей эпохи? – ужаснулась директор местного музея, которой просто не успели объяснить грядущую судьбу кристальной пластины.

— Если получится, мы вам два этажа уникальными предметами засыплем, – пообещал Скоупрейдж, поправлявший рупор своей акустической пушки.

— Её высочество выплатит денежную компенсацию вашему музею, – пообещал Краулинг Шейд, не снимавший тяжёлые шумоподавляющие наушники. Будучи ночным летуном, он гордился дарованным от природы тонким слухом и боялся его потерять в череде «дж-дж-вуб-вуб», исполняемых с пульта.

Директора музея временно удалось успокоить, хотя она сохранила недовольное выражение мордочки. Впрочем, учёным, у которых оставалось чуть больше часа на решение глобальной проблемы Империи, на её точку зрения было фиолетово. Каждому уже нашлось по пять-шесть заданий, требовавших срочной реализации и десятка помощников. В ход пошла вся гвардия – пришлось даже снять часовых с внутренних постов. Кто не стаскивал запчасти, не собирал по чертежам Скоупрейджа звуковые пушки, не готовил площадки для их размещения – помогали Шайнинг Армору с эвакуацией. На всякий случай из Кристальной Империи уводили всех пони всех видов, поскольку в избирательность Кристальной Ярости верилось слабо.

— Сообщение с точки «Л», – ворвался в помещение для испытаний пегас-гвардеец. Пегасы использовались как самое быстрое из средств доставки сообщений, поскольку одного личного дракончика принцессы Твайлайт на четыре площадки не хватало. – Всё установлено и настроено.

Везергласс слегка качнула головой, принимая сообщение к сведению. Точка «Л», где в качестве генератора работала принцесса Луна, располагалась на стадионе, оставшемся после Эквестрийских игр. И малиновая единорожка справедливо полагала, что готовность техники там относительная, так как следить за правильностью сборки было некому. Как, впрочем, и в трёх остальных точках. Кроме того, принцесса Селестия согласилась участвовать, но настаивала на сохранении плана по заманиванию чудища в Тартар в качестве запасного. Принцесса Твайлайт кинулась вносить в конструкцию акустической пушки свои улучшения, польза которых была под большим вопросом. Для принцессы Кейдэнс препятствием могло служить её физическое состояние, поэтому в точке «К», на верхней площадке дворца, дежурила Дресседж Кьюр в качестве медицинского специалиста.

— Давайте ещё раз, – попросил Скоупрейдж, докрутив последнюю гайку.

Винил Скрэтч, едва дав собравшимся время нацепить наушники, сдвинула ползунки, ввела в действие педали и регуляторы пульта. Даже сквозь защиту собравшиеся могли слышать низкий неритмичный гул и высокие атональные всплески, от которых начал колебаться пол под ногами. Примерно секунд через двадцать такого издевательства на мелко вибрирующем кристалле начали появляться трещины. А ещё чуть позже во все стороны полетели осколки. Единорогам пришлось обеспечивать безопасность себя и окружающих защитными полями – настолько куски кристалла не хотели оставаться единым целым.

— Зафиксировали! – поднял копыто в воздух Скоупрейдж, когда то, что даже самые преданные фанаты Винил Скрэтч не назвали бы музыкой, стихло. – Вот это нам сыграть и надо.

В магической ауре Винил Скрэтч появились блокнотик и карандаш. Единорожка принялась старательно записывать уровень басов и другие важные параметры настройки пульта.

— Ребят! – подозвала Везергласс подпирающих стену пегасов. – Тащите аппаратуру в точку «С». Шейд, проследите, ладно?

— Рядом с ними полечу, – ответил снявший наушники и подёргивающий ушами советник по науке.

— Вы двое за мной. Тянем провод до точки «Т», – продолжала командовать малиновая единорожка. – Рейджи, на тебе… Рейджи, ты где?

Везергласс завертелась на месте и обнаружила мужа за диджейским пультом. Он показывал Винил Скрэтч какой-то набор альбомных листов.

— Вот здесь, в уголке чертежа, нужна ваша подпись. Как исполнителя. Ага.

— Рейджи, отвлекись на минутку! – потребовала малиновая пони.

— Милая, я тебя прекрасно слышу, – сообщил чёрный единорог. Он подхватила магией кусок здоровенного кабеля. – Я протяну это дело до точки «Л». Не проблема вообще. Вот на крышу дворца закинуть провода… Тут я не знаю, как это вообще получится.

— Придумаем что-нибудь, – сказала Везергласс, быстро перекидывая инструменты в инженерную сумку, хорошо крепившуюся на спине. – Кстати, зачем тебе подпись исполнителя на чертеже? Она там не нужна.

— Ага, – шёпотом произнёс супруг. – Зато мне нужен автограф Винил Скрэтч.

— А хуфсик от Графини Колоратуры тебе не требуется?

— Это до другого раза подождёт…

*   *   *

Замок опустел. И, насколько можно было видеть с балкона, опустел практически весь город. Патримони ожидала от принцесс чего угодно, но что они предпочтут оставить Кристальную Империю совсем без населения – это как-то в её план не вписывалось. Впрочем, изучение окрестностей в бинокль выявило три очага суетливой деятельности. Справа от главной улицы кристальная пони разглядела многоцветную зелёно-лазурно-розовую гриву, отмечавшую присутствие Селестии. Чуть позже над стадионом она разглядела летающего аликорна синего цвета. После этого кристальная пони вернулась к столу. Кто-то любезно забыл там не особо удачные рисунки, где изобразил Кристальную Империю на плоскости и четыре точки, от которых шли пересекающие лучи. Патримони отметила косым крестом вторую точку и пересела в другой наблюдательный пункт.

В третьем отмеченном на плане месте никак не удавалось рассмотреть большую часть участников. Но как минимум две пегаски в поле зрения Патримони попали. Жёлтая с розовой гривой и голубая с радужной. Кристальная пони не слишком разбиралась в быте принцесс, но помнила, что эти две особы состоят в свите Твайлайт Спаркл. Во всяком случае, именно они пришли вместе с этой пони год назад, чтобы уничтожить короля Сомбру. Так что третью точку с карты Патримони могла с уверенностью вычеркнуть. И оставалось всего одно место, где могла находиться принцесса Кейдэнс – площадка не вершине дворца, от которой Патримони отделял не один десяток этажей.

Однако облачённая по всем правилам военного времени командующая, смывшая с мордочки лишний грим, увешавшая себя арсеналом из тайных запасников Сомбры, двинулась по лестницам не вверх, а вниз. На такой же пустой первый этаж, в пустой вестибюль.

О Сомбре ходил слух, что король очень любил лестницы. И король действительно их обожал. Но не горел желанием каждый раз бегать вверх-вниз по ступенькам. Поэтому в одну из опорных колонн дворца был встроен секретный подъёмник, по нажатию рычага перемещавшийся строго между двумя точками – вестибюлем и верхней площадкой под крышей.

*   *   *

— Возникла проблема на точке «С». Разошлись контакты. Устраняют. Ждите сигнала. Как только в небо полетит светящийся зелёный шар, значит, можно активировать.

Выпалив сообщение от Шейда, пегас перекувырнулся в воздухе и рванул в сторону стадиона, чтобы и там народ ждал условного сигнала.

Принцесса Кейдэнс доклад практически не слушала. Она неотрывно смотрела вверх, где кружил монстр, отсчитывающий последний час своего бездействия.

— Знаете, что гнетёт меня больше всего? – обратилась она к Дресседж Кьюр, перебиравшей содержимое аптечки первой помощи. Зелёная единорожка притащила с собой едва ли не все известные медикаменты, но ей всё равно казалось, что множество непредвиденных случаев не учтено.

— Никак нет, ваше высочество. – Врач ответила как солдат, которым в некоторой степени являлась.

— В день, когда Кристальная Империя появилась из пустоты. Когда она вернулась. Селестия послала меня и Шайнинга сюда. Чтобы защитить Империю от Сомбры. Но Селестия поручила мне не победить Сомбру, не найти Кристальное Сердце – нет, об этом разговор не шёл. Её распоряжение гласило, что мы должны отыскать и уничтожить Кристальную Ярость. Чем бы она ни была… Естественно, Шайнинг и я не нашли даже упоминания о такой вещи. А после, когда Сомбры не стало, решили, что это уже не имеет значения. – Кейдэнс горестно вздохнула. – Если бы я тогда меньше думала и просто продолжила выполнять поручение. Возможно, мы бы откопали эту штуку и разобрали по кусочкам. И сегодняшний день был бы другим…

— Вы мудро и самоотверженно управляли государством, разрушенным двумя десятилетиями деспотизма, – напомнила Дресседж Кьюр. – Вам было не до проверки истинности легенд и преданий. В том, что сейчас происходит, вашей вины нет. Одна сдвинутая на Сомбре маньячка откопала древнее оружие. Если бы его уничтожили, она нашла бы другой способ вам навредить.

Единорожка понятия не имела, что её услышала и та пони, о которой шла речь. Перед Патримони беззвучно расступилась стена шахты подъёмника, и она, оставаясь незамеченной, смогла рассмотреть всех, кто прохлаждался на верхней площадке дворца. Рассмотрела странную конструкцию, напоминающую поставленную на бок кастрюлю, рассмотрела чёрных магопроводных змей, тянущихся вокруг непонятного устройства, рассмотрела ящик генератора, из которого выглядывали закрученные металлические стержни. Рассмотрела четырёх охранников, трое из которых умели колдовать, а один мог атаковать с воздуха. Рассмотрела зелёную единорожку. И особо тщательно рассмотрела свою цель.

Патримони заметили слишком поздно. Она успела отцепить кинжал с чёрными кристаллами на рукояти, успела метнуть его. Впрочем, со стороны это показалось неудачным покушением, в котором не помог даже элемент внезапности. Магический щит у Кейдэнс создать не получилось – все колдовские силы как раз в этот момент шли на подпитку генератора. Но принцесса успела рефлекторно закрыться крылом и, хотя кинжал ранил её, но ударил совсем не туда, куда метила метнувшая его пони. Кроме того, Кьюр тут же занялась осмотром раны, загородив принцессу собой.

Спохватившиеся единороги-охранники ударили по Патримони. Кристальная пони даже не шелохнулась, а магические лучи внезапно угасли в полуметре от неё. Пока единороги соображали, что командующая использует против них артефакт-чарсупрессор, они стояли на месте, накапливая новый заряд. Патримони воспользовалась этим: отцепила висевший на груди цилиндр, сдвинула его крышку и кинула под ноги единорогам. Точно такое же устройство она положила в мешок, попортивший колонну дворца. Только это сработало без задержки, отшвырнув и тяжело поранив двоих гвардейцев. Магию третьего утихомирила стрела, вставленная в арбалет ещё в лифте.

Доблестный пегас с командирскими знаками отличия на доспехе едва не попал в Патримони своим копьём. Однако для своего манёвра он вынужден был пролететь слишком низко и по заранее просчитываемой траектории. Это позволило кристальной пони сделать кувырок в нужную точку, попутно вытащив меч. Гвардейцы ничего не знали про армию времён короля Сомбры, про стиль боя, про тактику. За тысячу лет их выучка ушла от стандартов, заложенных командующим-перебежчиком Харбрингером. А вот Патримони знала о враге очень много – успела выучить и основные тонкости боя королевской гвардии, и уязвимые места уставного доспеха, поэтому она ловким ударом поразила пролетавшего над ней пегаса, отправляя последнего в небытие.

Кристальная пони резво вскочила на ноги, за три движения перезарядила арбалет и приготовилась к дальнейшему бою… Которого не предвиделось, ибо в прицеле имелась лишь зелёная единорожка, напрасно тратившая время на заживление раны принцессы. Что же до самой Ми Аморе Каденза – командующая сомневалась в эффективности кинжалов и предпочла бы завершить дело лично.

— Ладно, – негромко произнесла кристальная пони. – Тебя, зелёная, я пощажу. Просто отойди в сторону и дай мне покончить с Миаморийской династией.

Дресседж Кьюр словно ждала этих слов. Велев принцессе немедленно улетать, она магией притянула к себе ножны одного из выбывших из строя единорогов. Магия обхватила эфес короткого прямого меча. Два года военной подготовки научили, как с ним обращаться.

— Не дождёшься, – сказала Дресседж Кьюр перед тем, как броситься на кристальную пони.

— Чего вы все так жить-то не хотите? – удивилась Патримони, спуская скобу арбалета.

Она промахнулась, поскольку за мгновение до этого Кьюр телепортировалась в точку за спиной командующей. И напала, рубанув мечом по ноге и разрядившемуся арбалету.

Патримони удар выдержала. Сломавшийся арбалет и ножная обмотка не позволили лезвию достать до кристальной шкуры. А факт того, что эфес удерживала магия, а не копыто, ещё больше ослабил удар. Более того, ответным взмахом командующая попросту вышибла меч из хватки противника. Дресседж Кьюр пришлось вновь прибегнуть к магии и создать щит. Щит вспыхнул на мгновение и исчез – кристальная пони не для красоты впаяла артефакт-чарсупрессор в металлический нагрудник. Чтобы уцелеть, Кьюр пришлось поддерживать дистанцию, а соперница всячески старалась её сократить.

Патримони нанесла сильный удар по магическому щиту – настолько сильный, что клинок командующей сломался, и та, ослабив крепёжные ремни на ноге, обломок отбросила. Но и щиту досталось – восстановить его моментально Кьюр не сумела и не уберегла ногу от атаки Патримони, которая, выгадав момент, воткнула в неё арбалетный болт. Единорожка вскрикнула от боли, а соперница не планировала ослаблять натиск.

Дресседж Кьюр тренировалась два года в кантерлотском военном училище. Она обучалась у ветеранов гвардии четыре семестра, параллельно работая над совершенствованием медицинских навыков и парой хобби.

Патримони много лет натаскивали быть воином и убийцей. И учила она только то, что требовалось ей на этой стезе. И ничего больше.

Поэтому победитель в схватке определился очень быстро, когда очередная неудачная атака лишила единорожку равновесия, и воспользовавшаяся полученным преимуществом Патримони моментально стала наносить удар за ударом, лишая врага координации. Последним ударом командующая повалила уже мало что соображающего врача на пол.

Патримони подогнула ногу и упёрлась в горло Дресседж Кьюр. Единорожка уже была обречена, и кристальная пони делала раненому противнику одолжение, даруя быструю смерть. Но также обеспечила возможность к сопротивлению. Пригнись Патримони ближе, артефакт в нагруднике полностью блокировал бы магию зелёной пони. Этого не произошло.

Дресседж Кьюр хрипела, боролась за жизнь, пыталась оттолкнуть массивное тело командующей. Силы таяли, лёгкие требовали кислорода. Мечущийся в поисках спасения затуманенный взгляд единорожки наткнулся на ящик с инструментами, и в гаснущем сознании вспыхнула спасительная искра. Магия коснулась лежавшей на крышке отвёртки и подтолкнула её в копыто лежащей пони прежде, чем наслаждающаяся чужой агонией Патримони смогла осознать происходящее.

Из последних сил Кьюр нанесла удар, пришедшийся в одно из двух уязвимых мест, лишённых природной защиты прочной кристальной шкуры.

В этот удар она вложила и своё желание жить, и желание отомстить за профессора Полимата. Око за око, забытый, почти изгладившийся из памяти за века спокойной жизни принцип. Для Патримони удар длинной отвёрткой оказался фатальным. С хрипом, в котором было больше удивления, чем боли или ярости, она поднялась на подгибающихся ногах, позволив Кьюр судорожно хватать ртом воздух. Несколько секунд командующая стояла, раскачиваясь из стороны в сторону, захваченная последней серией видений, рождённых умирающим мозгом. Видений, за которыми её ждала лишь темнота.

— Мой король… – выдохнула кристальная пони, обращаясь к видимому лишь ей образу, после чего безжизненно повалилась набок.

Дресседж Кьюр потребовалось время, чтобы отдышаться, откашляться и попробовать встать, игнорируя возможное сотрясение, вызванное ударами кристальных копыт по голове. Но когда единорожка смогла подняться и осмотрелась, то обнаружила, что не одна она выбрала холодный пол площадки приемлемым местом отдыха. Принцесса Кейдэнс лежала на самом краю и, похоже, не планировала улетать даже ради сохранения своей жизни. Кьюр предположила, что ранение крыла оказалось серьёзнее, чем выглядело, однако быстрый осмотр выявил куда более страшную правду. Принцесса с трудом оставалась в сознании, и сил на то, чтобы двигаться, у неё не было.

Кьюр вскинула голову, с её рога сорвался и взвился в небо шар тревожного красного цвета. Он означал, что требуется срочная помощь. Впрочем, к площадке уже летело несколько пегасов, обративших внимание на творящуюся там сумятицу. Их ждали печальные вести.

*   *   *

Часы Скоупрейджа подсказывали, что у стэйблриджцев есть меньше двадцати минут, чтобы понять, что делать в изменившейся ситуации. К этому моменту принцессу Кейдэнс отправили в госпиталь под присмотром Дресседж Кьюр, раны которой тоже требовали лечения. Туда же помчались Шайнинг Армор и Краулинг Шейд, крайне обеспокоенные здоровьем дорогих сердцу дам. Гвардию в большинстве своём тоже отослали, решив, что погибших и раненых и так достаточно много. Остальным требовалось срочно решить, какого плана борьбы с Кристальной Яростью теперь придерживаться – предложение Селестии уже не воспринималось как самоубийственная глупость.

— Рейджи, ты, вроде, сказал, что трёх установок хватит? – напомнила мужу Везергласс.

— Должно хватить, – кивнул чёрный единорог. – Четыре акустических пушки рассматривались как вариант с запасом. Теперь у нас этого запаса нет, и, если что-то где-то накроется, страховка не предусмотрена.

— Но ведь мы всё проверили, и всё работало, – заметила Твайлайт Спаркл.

— Угу. Работало на минимальных мощностях и по очереди. Всё решит синхронный запуск на полных оборотах. Либо сработает, либо нет.

— Винил Скрэтч закончила делать для нас записи! – объявила Рэйнбоу Дэш, затормозившая в метре над головами собравшихся. В копытах пегаска держала три круглые пластинки. Скоупрейдж моментально одолжил один из музыкальных носителей, чтобы придирчиво покрутить его в копытах.

Первоначально планировалось, что Винил Скрэтч останется за диджейским пультом, сигнал от которого пойдёт ко всем четырём пушкам. Но ни одна линия кабелей не работала должным образом, поэтому единорожку спешно попросили сделать запись «ломающего кристаллы хита». А Скоупрейдж, снова объединившись с Твайлайт Спаркл и её подругами в техническую артель, соорудил три воспроизводящих коробки. Четвёртую из-за случившейся с Кейдэнс беды доделать не успели…

— Годится. Останемся живы, сможешь одну пластинку забрать, – сообщила Везергласс супругу.

— Чего же мы ждём? – спросила Луна. – Все свои места знают. Покончим поскорее с этой Кристальной Яростью.

Многие непроизвольно подняли глаза к небу, словно убеждаясь, что им ещё есть, с чем покончить. Кристальный дракон о трёх хвостах всё так же невозмутимо кружил над дворцом.

Скоупрейдж со своей пластинкой поспешил к точке «С», где заменил Краулинг Шейда. Везергласс отвечала за точку «Л», а на точке «Т» всё исправно работало под руководством самой принцессы Твайлайт.

Чёрный единорог вскарабкался на плоскую крышу дома, где разместили акустическую пушку, залез копытом внутрь устройства, не имевшего никаких защитных панелей, и повернул к себе коробочку для воспроизведения. Пластинка послушно легла на штифт и позволила закрыть фиксирующую крышку с иглой. На всякий случай Скоупрейдж осмотрел новый элемент конструкции со всех сторон, после чего подал сигнал о готовности – вверх взметнулась зелёная магическая искра. Пришлось чуть подождать, пока аналогичные сигналы придут со стороны стадиона и Дворца искусств, образовывавших на карте равнобедренный треугольник.

Принцесса Селестия опустила голову и направила окутавшийся золотистой аурой рог на специальный столбик, обмотанный несколько раз двухслойной серебрянкой. Оттуда магия предельно высокой мощности пошла на выравниватель внутри генераторной коробки, сгладивший пиковую активность и усреднивший мощность заклинания до шести тысяч чар, далее к процессу подключились накопительный элемент и катушка нагнетания. От них магия перешла непосредственно на динамик, активировав воспроизводящую установку и выводящий элемент. В это время уши Скоупрейджа уловили идущий издалека гул: точка «Т» произвела успешный запуск. Буквально через секунду натиск на барабанные перепонки удвоился: со стадиона тоже донеслись резкие аккорды авторства Винил Скрэтч. Чёрный единорог ждал, когда в игру вступит последний из собранных им акустических приборов. И дождался, но совсем не этого.

Из передней части динамика вырвался сноп искр, а вся конструкция неприятно зашипела. В нескольких местах вырвался тёмно-серый пар, пахнущий прелыми ягодами.

— Твоё-то стойло! – Учёный пони одним рывком отсоединил звуковой излучатель от генератора, после чего послал в небо красный заряд.

Несмотря на едкий дым, заставлявший глаза слезиться, Скоупрейдж героически полез внутрь устройства, выясняя, что пошло не так и насколько это поправимо. Стоящая за его спиной принцесса Селестия задала очень схожий по содержанию и форме вопрос.

— Ох, нет! – простонал учёный пони. – Я это не починю. – Он поднёс к глазам часы, на которые только что смотрел, но благополучно забыл, какое время они показывали. – За двенадцать минут не починю. Никак. Раскручивать, вытаскивать… Много всего подгорело…

Пока Скоупрейдж потерянно перечислял не подлежащие спешному ремонту элементы конструкции, принцесса Селестия хранила печальное молчание. В это время из другого квартала Империи, оставляя за собой радужный след, примчался самый быстрый посланник из всех возможных.

— Чего у вас тут стряслось? – спросила Рэйнбоу Дэш, зависнув над головой чёрного единорога.

— Подложка на динамике поплавилась, – обречённо махнул копытом Скоупрейдж. – Даже ни звука издать не успела, а уже мусор.

— Не круто, – ответила пегаска. – Чего делать теперь?

— Думаю над этим, – ответил единорог, подтягивая к себе ящик с инструментами.

— Мы меняем план, – прозвучал за спиной у технаря величественный голос. – Заманим чудовище в Тартар. Лети и передай Луне и Твайлайт, что они должны будут открыть портал. Когда я пролечу через него…

— Стоп. Почему вы? – повернулся к принцессе Скоупрейдж, держащий в телекинетическом поле с дюжину различных инструментов.

— Да, почему вы? – поддержала вопрос единорога Рэйнбоу Дэш. – Я очень быстро летаю, так что подхожу в качестве приманки для дракона лучше всего. Он у меня в Тартаре за десять секунд окажется. Ровно.

Принцесса одарила пегаску взглядом, который обычно предназначается наивному маленькому жеребёнку, утверждающему, что конфеты берутся из карманов родителей.

— Не думаю, что кто-то, кроме меня, сможет выдержать магический удар Кристальной Ярости. В данном случае важно именно это, а не скорость.

Скоупрейдж, так и не нашедший подходящего для спасения ситуации подкопытного средства, сел на край крыши и покачал головой.

— Если Сомбра мастерил эту штуку для защиты Империи от вас, она, по всей вероятности, уничтожит вашу защиту одним залпом. Притом, что в полёте ваша магия будет чуть слабее, чем на земле. Эффект диспозиции аликорна, доказанный учёным магом Вэйртейлом.

— Помню. Он с моей помощью его доказывал, – ответила Селестия.

Даже в этот отчаянный момент, когда хотелось бросить всё и обхватить голову копытами, принцесса находила повод для улыбки. И Скоупрейджу резко расхотелось бросать всё. Он стал отчаянно вертеть головой по сторонам, пытаясь найти супербыстрое решение. В какой-то момент его взгляд зацепился за пролетавшую в небе Кристальную Ярость. И скользнул чуть ниже.

— Ах ты ж!

Единорог практически перепрыгнул через динамик и полез в его пахнущее гарью нутро, пытаясь быстро, но осторожно вытащить воспроизводящую коробку. Часы на ноге ему помешали, и он отстегнул ремешок зубами.

— У нас же осталась запасная пушка! Мне надо срочно подняться на смотровую площадку дворца. Я просто прицеплю устройство для проигрывания пластинок… – Единорог отдёрнулся назад, победно вскинув над головой коробку с торчащими кусками серебрянки. – Мне десяти минут хватит!

— А сколько у нас есть? – моментально поинтересовалась Селестия.

Скоупрейдж посмотрел на валявшиеся у него под ногами часы. И закусил губу.

— Девять с половиной… – невнятно проговорил он, затем встряхнулся и уверенно произнёс: – Я успею.

— При всём уважении, мистер Скоупрейдж, при таких обстоятельствах единственный выход – задействовать запасной план. Пока и для него не стало поздно.

Вместо ответа единорог бросил воспроизводящий ящик Рэйнбоу Дэш. И магией поднёс поближе к ней ящик с инструментами.

— На площадку! Быстро! – приказал он пегаске. После этого скромный учёный пони повернулся к величественному аликорну с царственными регалиями. – Ваше высочество, я знаю, что у вас за хвостом тысячи лет управления и жизнеутверждения. Вы наверняка знаете все уголки Эквестрии, прочитали все книги, видели все возможные погодные явления и были свидетелем всех исторически значимых событий. Уважая весь ваш опыт, я сейчас прошу об одной маленькой вещи. Прекращайте страдать героизмом и поверьте мне, когда я говорю, что я что-то знаю. А я знаю, что у меня получится всё починить и дать залп по этой сверкающей твари.

На какой-то момент ему показалось, что выражение мордочки, полускрытой магической гривой, сулит дерзкому на язык единорогу в лучшем случае гневную отповедь, а то и билет в один конец в уютные казематы. Но в следующую секунду бледно-золотистая аура окутала его и подняла в воздух. Взмахнув крыльями, принцесса с уютно устроившимся в объятиях её магии техническим специалистом направилась к башне. На полпути их встретила Рэйнбоу Дэш, успевшая отнести груз наверх и уже возвращавшаяся.

— Пусть на точках запустят установки на полную и сконцентрируют волны на Кристальной Ярости! – передал ей сообщение Скоупрейдж. Пегаска радужной лентой метнулась по кварталам имперского города.

Едва копыта единорога коснулись твёрдой поверхности, он тут же бросился к боковому кожуху динамика, на ходу притягивая нужные инструменты и воспроизводящий агрегат. Часы, заново надетые на ногу, тихо пискнули, оповещая о лимите времени.

— Слышу, слышу! – буркнул единорог, с головой влезая в недра звуковой пушки.

Слышал он не только свой личный хронометр. Также не без внимания остался рокот двух работоспособных динамиков. Всё, а особенно мысль, что на других точках что-то может вдруг накрыться, подгоняло копыта делать работу быстрее. И серебрянка словно текла и струилась, повинуясь легчайшим воздействиям и цепляясь к нужным участкам с первого раза.

Единорог крепил соединения инструментами, которые держал магией на весу, при этом удерживал неподвижно воспроизводящий ящик и сжимал зубами зеркальце на гнутой ножке, в которое наблюдал за процессом. Он много работал с разными механизмами, но подобным «непотребством», насколько мог вспомнить, страдал впервые. И, тем не менее, рычал себе мотивирующие слова, поскольку считал, что не успевает. Он не мог подвести жителей Империи, которым в случае его провала, скорее всего, просто некуда будет возвращаться. Не мог подвести принцессу Селестию, особенно после произнесённой недавно речи. Не мог подвести свою жену, героически ждавшую технических свершений супруга.

— До чего же я не люблю всех спасать, – выдохнул единорог, выплюнув зеркальце. Он отпустил воспроизводящий ящик, и тот повис внутри динамика. На трёх проводах и чуть ли не на честном слове.

Скоупрейдж бросил взгляд на часы. Самая тонкая и самая быстрая стрелка заканчивала круг по циферблату. Последний круг из тех, что оставался в запасе.

— Скорее, магию! – потребовал учёный пони. И верховная правительница Эквестрии послушно подчинилась.

Энергия с катушки устремилась по соединительным линиям, добралась до генераторной коробки. Та издала непродолжительный рык и застыла, как надгробие всем строившимся планам. Динамик не ожил, третья мелодия не зазвучала. А ровный шелест крыльев наверху сменил тональность, когда кристальный ящер принялся разворачиваться, выходя на позицию для уничтожения целей. И первыми в его списке оказались пони, находившиеся на верхней смотровой площадке дворца.

Снизу две звуковые пушки работали с перегрузкой, но ничего не могли сделать, никак не могли повлиять на полёт чудовища, которое сбавило высоту и зависло в сотне метров от оторопевшего единорога и принцессы, всё ещё пытавшейся напитать своей магией неработающий генератор.

Внутри кристального дракона начал разгораться свет. Там, где у обычных особей был огнетворный зоб, находилось Кристальное Сердце, обращённое против своей Империи. А его сияние должно было вырваться через горло, в данном случае через направляющую трубу, боковые стенки которой украшал орнамент в виде оскаленной зубастой пасти. Широко распахнутые зеленовато-прозрачные крылья, способные обхватить полплощадки, неспешно двигались, и порождаемый ими ветер трепал гривы невольных, неспособных покинуть места в первом ряду наблюдателей. Зрелище выдалось красивое, величественное, но, очевидно, скоротечное и из тех, что запоминаются на всю оставшуюся жизнь.

У Скоупрейджа при взгляде на нависающего над ними угловатого монстра здравые идеи выветрились, будто их сдула пара сверкающих крыльев. Он просто подхватил тяжёлый разводной ключ, который ранее притащила на площадку другая группа.

Чёрный единорог затормозил буквально в миллиметре от затихшего генератора и, чисто чтобы лишить себя каких-либо печальных, обречённых, саркастично-циничных мыслей, принялся дубасить разводным ключом по боковой части закрытого на винты ящика. Свои чувства относительно технического средства Скоупрейдж решил не скрывать:

— Давай же, работай, ты, железная х…

Позже вечером кто-то выдвинул предположение, что удачно поставленный удар с последующей встряской вернул в пазы некую важную отошедшую часть. И этот фрагмент потом, вроде бы, даже нашли в подтверждение теории. Однако скептики эту версию попытались опровергнуть, сопоставляя вмятины на корпусе с расположением внутренних частей генератора. Однако свою версию случившегося не выдвинули. И были согласны с тем, что чудеса случаются даже в инженерно-технической сфере.

Генератор внезапно клацнул и ожил, пропустив через себя шесть тысяч чар на выводящий контур. Из динамика вырвалась чистая, спасительная, но оттого не менее отвратная для слуха мелодия, ударившая в точку схождения волн с двух других пушек – в центр скопления энергии на шее безмолвного чудища. Строенный заряд диссонансной музыки расколол мнимую несокрушимой броню, и глотка дракона треснула. Нагнетаемая в неё магическая энергия оказалась чрезмерной для потерявшего целостность кристалла. Тонкая дисковидная волна, отделившая голову Кристальной Ярости от остального тела, разлетелась на все триста шестьдесят географических градусов.

Утратившие всякое подобие жизни куски рухнули вниз, в полёте распадаясь на всё более мелкие части. Голова Кристальной Ярости зацепила и превратила в крошку центральный балкон дворца. Тело разлетелось сотнями осколков по площади, каким-то невероятным образом не зацепив ни одним из хвостов статую, воздвигнутую в честь Спайка Бесстрашного. Грохот от падения защитного механизма, созданного сгинувшим королём-чародеем, разнеслась по всей Империи, а низвержение исполина радостными криками встретили все кристальные пони, топтавшиеся у границы собственного государства.

Энергия перестала поступать в генераторы, акустические пушки замолкли, и внезапно вокруг дворца наступила столь ощутимая тишина, что, казалось, падение пёрышка из крыла пегаса отзовётся эхом во всех уголках и на всех перекрёстках.

Единственный звук, который мешал Скоупрейджу наслаждаться данной тишиной, был загадочным первые несколько секунд, пока единорог не сообразил, что этот грохот издают его собственные учащённое дыхание и пульсация разогнанной адреналином крови. Ему пришлось какое-то время смотреть на стрелки часов, чтобы удостовериться, что время не остановилось, мир продолжает существовать, в нём происходили, происходят и будут происходить события. Некоторые из пришедшихся на последние мгновения существования кристаллического дракона Скоупрейдж прокрутил в памяти повторно и залился краской, насколько это было возможно при его цвете шерсти.

— Эм-м… – Он не осмеливался повернуться и посмотреть на принцессу Селестию, любовавшуюся сбегавшимися к имперской столице облачками. – Я… Хм… Надеюсь, что некоторые слова, произнесённые в присутствии… не создадут для меня проблем? Ваше высочество?

— Не переживайте вы так, мистер Скоупрейдж, – безмятежным тоном ответила правительница Эквестрии. – Я ведь совершенно не владею вашей технической терминологией. Ни слова не поняла.

— Да, бывает… – расплылся в улыбке единорог.

Пока он свыкался с мыслью, что не посетит сегодня мир мёртвых, Селестия осматривала площадку, где ещё виднелись пятна крови и прочие следы недавнего побоища. Одна кристальная пони разом одолела четверых королевских гвардейцев. И при этом ей почти удалось сбежать. Сколько жизней командующая павшего короля могла бы забрать, оставшись на свободе, принцесса опасалась даже представить.

— Никуда это не годится, – тихо сказала она себе. – Парадное украшение в стране вместо армии… Найду Шейда и попрошу, чтобы разогнал руководство кантерлотского военника. Всех пора переобучать. Всех, и в первую очередь самих учителей... Иначе мы против грифонов и пяти минут не продержимся.

— Ваше высочество, – обратился к занятой своими мыслями принцессе Скоупрейдж. Ему немного полегчало от свежего ветра с северных гор, и в голове зародилась одна мыслишка. – А вы не знаете, тут какой-нибудь спуск предусмотрен? Ну, кроме гравитационно-линейного? А то тут высоковато даже для прицельной телепортации…

— Я очень много сил потратила на вашу звуковую волну, – ответила Селестия, отвлекаясь от раздумий и созерцания неба. – Подождите минут десять, и я заклинанием спущу вас вниз.

— А, да не вопрос вообще! – Теперь уже Скоупрейдж улёгся на спину и принялся таращиться на лёгкие облачка, не заслоняемые более никакими искусственными драконами.

Глава 28. Целебные силы

Будущее Кристальной Империи зависит от сомнительной медицинской процедуры и не менее сомнительного лекаря...

---

— Как это возможно? – Шайнинг Армор почти прижимал Соубонс к стене больничной палаты. Она прекрасно понимала его эмоциональное состояние, но помочь ничем не могла. У неё не было ответа. – Как маленькая ранка на крыле может убивать мою жену? Как она может… что она там может?

— Дренировать жизненные показатели, – подсказал Краулинг Шейд, сидевший возле мониторов, по которым медленно ползли кривые линии жизненных показателей принцессы Кейдэнс. Если бы бэт-пони прижал к краю экрана линейку, то уже намерил бы падение светящихся линий в полсантиметра.

— Как такое возможно? – почти простонал принц Кристальной Империи. Он задавал этот вопрос по нескольку раз в минуту, и с каждым повторением отчаяние в его голосе слышалось всё отчётливее.

— Мы пока не знаем, – пришла на выручку коллеге Дресседж Кьюр. Ради выполнения своего долга она временно оставила без внимания собственные травмы и ранения.

Шайнинг Армору позволили остаться в палате при условии, что он будет сидеть тихо и не лезть под копыта, но он, похоже, напрочь забыл про данное обещание. И его бы давно следовало выставить вон, накачав успокоительным, но на кровати, опутанная проводами, без сознания лежала его беременная жена, а вся Империя готовилась встречать возможную катастрофу, причиной которой должна была стать кружащая в небе кристаллическая тварь. В таких условиях до соблюдений формальностей никому не было дела.

— Что может быть такого в этом ноже? Проклятье какое-нибудь? – Шайнинг бросил полный ненависти взгляд на полку с медицинскими инструментами, на которой лежали четыре кинжала с чёрными кристаллами в рукоятях. Три, не носивших следов крови, Дресседж Кьюр сняла с тела кристальной командующей.

— Скоупрейдж при вас эти кинжалы дважды проверил, – напомнил Краулинг Шейд. – На всех частотах спектра. Магии не нашёл. Кислотный баланс проверили на всех клинках. Яда нет. Вы сами цвет индикационной бумажки видели.

— Видел, – печально признал Шайнинг Армор. И поправил выбившийся локон в гриве супруги. – Пожалуйста, я не хочу тебя терять… – прошептал он.

Дресседж Кьюр скривилась и копытом погладила повязку, наложенную на место, куда ткнулся арбалетный болт. Рана была обработана и профессионально зашита, несмотря на дефицит времени, но при этом продолжала мучительно ныть, и боль постепенно усиливалась. Но болеутоляющие Дресседж Кьюр не пила, стараясь сохранить разум в ясности. Тряхнув гривой, она бросила короткий взгляд сначала на мониторы, затем на Шайнинга и двинулась вокруг операционного стола, словно проверяя крепления датчиков.

— Ваш прогноз? – тихо спросила она у Соубонс, когда как бы невзначай оказалась рядом.

— Учитывая показатели… Если вас в скором времени не осенит очередная гениальная догадка, то прогноз неутешительный.

— А в случае, если мы не сможем спасти… Каковы шансы жеребёнка?

— На таком сроке никаких. – Соубонс не смотрела на неё, сосредоточившись на изучении содержимого шкафчика с лекарствами. – Мы сегодня либо двоих спасём, либо двоих потеряем. Лично я надеюсь, что спасём. Хотя при этом боюсь, что произошедшее как-то повлияет… Может повлиять на плод. На его здоровье или развитие.

Дресседж Кьюр была благодарна бывшей начальнице за прямоту и честность в тяжёлом разговоре. Шайнинг Армор не мог слышать их разговора, но, заметив перешёптывание врачей, опять вскочил с места.

— Делайте же вы что-нибудь! – потребовал он. – Лекарство ей дайте! Прибор какой-нибудь подключите! Что-нибудь…

— Уважаемый принц, – с железными нотками в голосе ответила Дресседж Кьюр, – от ваших воплей тут ничего не изменится. Мы понимаем вашу ситуацию и ваше состояние, и нам очень хочется помочь принцессе Кейдэнс, вернуть вам семейное счастье. Но мы понятия не имеем, что с этими кинжалами не так, не знаем, как и на что они зачарованы. Последняя, кто могла об этом рассказать, отправилась на аудиенцию к королю Сомбре. А без информации орите хоть на всё крыло – толку ноль.

Краулинг Шейду пришлось красноречивыми жестами успокаивать подругу детства, которая сквозь зубы напоследок буркнула нечто вроде «скандалят тут» и, прихрамывая, отправилась в лабораторию проверять и перепроверять результаты. Искать в картине ухудшения жизненных показателей Кейдэнс совпадения с известными ядами, проклятиями, болезнями и эффектами вампиризма.

Шайнинг Армор, получив такой отпор, вновь впал в задумчивость. Через какое-то время по его морде пробежала тень сомнительного озарения – когда догадка настолько неприятна, что поневоле хочется выбрать любой другой вариант. Магией он притянул к себе злосчастный кинжал, покрутил его в воздухе, после чего отошёл от кровати жены.

— Шейд, пойдёмте со мной, – скорее попросил, чем приказал он, затыкая кинжал за перевязь, которую, как и мундир, не снимал с прошлой ночи. – Сделайте всё возможное и невозможное, – тихо попросил он у доктора Соубонс. Та кивнула и принялась проверять капельницы.

Два жеребца вышли из здания госпиталя. Шайнинг Армор явно знал, куда идёт, а Краулинг Шейд шагал рядом, сохраняя на морде сосредоточенно-выжидающее выражение. Советник по науке прекрасно ориентировался в моментах, когда лучше оставаться молчаливым наблюдателем – в большинстве случаев подобное поведение позволяло узнать больше секретов. Бэт-пони тратил время на разглядывание опустевшего города, быстро приближавшегося дворца, Кристальной Ярости, по-прежнему кружащей в небе. Он не собирался напоминать шагающему с каменным выражением морды принцу, что борьба за жизнь Кейдэнс может стать бессмысленной, если огромный кристальный дракон окажется невосприимчив к планам по своему уничтожению и разворотит больницу.

Во дворце Шайнинг миновал несколько коридоров и остановился в каком-то глухом углу возле выступавшего из стены барельефа единорожки, покрытого тонким слоем пыли. Бэт-пони внимательно изучил постамент и выбитую на нём надпись, рассчитывая заранее догадаться о конечной цели их путешествия. Но информация о том, что барельеф изображает принцессу Амору, не сильно помогла – Шейд даже не смог вспомнить, с чем связано это имя. Да и оказалось оно совершенно неважным.

Он вновь перевёл взгляд на принца. Тот стоял, закрыв глаза и нахмурившись, полностью сосредоточившись на творимом заклинании. Его рог был окутан не привычной голубоватой аурой – энергия словно текла и пузырилась, зелёный и фиолетовый цвета смешивались и вновь распадались, вызывая страх и отвращение. Морда Шайнинга кривилась, словно ему самому было неприятно это колдовство, но тем не менее он продолжал плетение чар.

Хрипло выдохнув, единорог дёрнул головой, и в барельеф ударил луч тёмной магии. Шейд невольно моргнул, когда на участок стены словно упала тень – и тут же распахнул глаза, так как барельеф изменился. Вместо стройной единорожки с тонкими чертами мордочки возник образ мрачного жеребца в полулатах и с короной на голове. Король Сомбра был лишён ложной скромности и желал видеть свой лик в отделке помещений дворца. Но Шейда изумило не это – под изменившимся барельефом открылся проход, резко уходящий вниз, в катакомбы.

— Теперь понятно, как эта кристальная зараза тут лазила, – не удержался от комментария Шейд.

— Этот ход особый. Его без магии не открыть.

Шейд не стал спрашивать, куда он ведёт, понимая, что скоро получит ответ. Вслед за принцем бэт-пони двинулся по коридору, настолько низкому, что ему приходилось прижимать к голове скребущие кисточками по потолку уши, а Шайнинг Армор вообще держал рог, освещавший путь заклинанием, почти горизонтально. К счастью, коридор оказался недлинным, и скоро они уже стояли в небольшой камере перед толстой дверью с застеклённым окошком. Шейд тут же выступил вперёд и заглянул в него.

За дверью была крохотная, скудно обставленная комната, освещённая единственной слабо мерцавшей лампадкой. На грубой лежанке, занимавшей почти треть помещения, затылком к двери лежал молодой кристальный пони, пытавшийся в тусклом свете читать какую-то книжку. По расположению немногочисленных вещей вокруг юноши Шейд заключил, что он являлся единственным полновластным хозяином этих «апартаментов», но люто ненавидел свою камеру, где нельзя было толком потянуться. Тем не менее, судя по продавленной лежанке, а также измятой и заношенной одежде, он провёл здесь немало времени.

— Принц, что это за логово отшельника? – отвернулся от окошка Краулинг Шейд, не понимающий, зачем они пришли сюда. – И кого вы туда посадили?

— Это мрачный секрет Кристальной Империи, – ответил Шайнинг Армор, погасивший световое заклинание. – О нём знаем только я с Кейдэнс. И принцесса Селестия. Вы четвёртый.

Просачивающегося в окошко тусклого света не хватало, чтобы разогнать темноту с этой стороны двери, но было достаточно, чтобы заставить блестеть глаза принца. Учитывая окружающую обстановку, картина была довольно зловещей.

— Я польщён, – немного неуверенно произнёс Краулинг Шейд. Он пока что не мог понять, как относиться к оказанному ему доверию.

— Принцесса Селестия сейчас занята спасением моей Империи. Я не могу просить её обеспечить поддержку на случай, если этот парень сорвётся с цепи. Поэтому решил довериться вам. Селестия вам доверяет. Она позволяет вам творить такое, за что любой другой советник отправился бы давать советы тюремным охранникам. То, что вы творили в Мэйнхеттане, в других городах и научных сообществах… Если такие поступки получили молчаливое одобрение, то вы действительно уникальный придворный деятель.

— Я уже сказал, что польщён, – отвёл взгляд бэт-пони. – Не надо меня совсем в краску вгонять.

Единорог старался тщательно подбирать слова, но помнил о том, как мало у него времени для спасения любимой, поэтому говорил быстро и сбивчиво.

— Пони, которого мы упрятали в тайную тюрьму, опасен, Шейд. Не тем, что он может сделать. А просто своим существованием. Происхождением. Поэтому я даже собственной сестре не могу рассказать об этом. Твайлайт не поймёт, как можно запереть кого-то в подземелье не по справедливому суду, не за совершённые поступки, а за рождение в определённой семье с определённой кровью.

— Вы меня прямо заинтриговали, – переступил с ноги на ногу советник по науке. – Кто этот парень?

— Его зовут Ризн. Мы с Кейдэнс нашли его на нижнем уровне дворца. Раненого, истекавшего кровью. Кейдэнс его подлечила. Когда ко всем в Империи вернулась память, мы захотели выяснить историю этого пони. Ризн рассказал нам, что хотел поднять восстание против короля, и за это его истыкали мечами. Но мы не поверили и перепроверили. Он оказался лекарем, работавшим при дворе короля Сомбры. Лекарем, посвящённым в особые тайны и имевшим доступ к самым сокровенным знаниям. Как он получил ранения, выяснить так и не удалось, но против Сомбры этот пони никогда бы не пошёл. Слишком многим был королю обязан.

Шайнинг Армор вытащил кинжал с чёрными кристаллами в рукояти. И посмотрел на запертую дверь одноместной тюрьмы, как утопающий смотрит на канат, брошенный ему с борта катера. Шейд старался не выдавать своего разочарования услышанным. Впрочем, как только монолог продолжился, от него не осталось и следа.

— А потом мы на всякий случай сделали анализ его крови. В первую очередь на случай, если потребуется переливание. У нас сразу появилось подозрение, что с кровью у него не всё в порядке. Но детально мы взялись за исследования, когда Сомбры не стало, и дела в государстве нормализовались… Вы не поверите мне на слово. Я знаю, что не поверите. Но в моём рабочем кабинете спрятана его медицинская карта, там эти результаты есть. Кровь Ризна полностью состоит из клеток, реагирующих на раствор игнификтацина. Он не родился кристальным пони. Его превратили в такового после рождения при помощи преобразующей магии. Полностью переписали биологический код, сменив расу и внешние отличительные признаки. – Шайнинг Армор опустил взгляд, словно пытаясь скрыть неуместное сочувствие. – Я никогда не использовал такое колдовство. Но очевидно, что оно было применено, а то и разработано в стенах этого дворца… Как считает Кейдэнс, подобные чары не просто расходуют магию и заставляют утирать пот со лба. Они поглощают, разрушают, испаряют часть заклинателя, часть его рассудка, часть его жизненных сил.

Шейд не позволил себе уронить достоинство придворного советника, но мысленно вернул челюсть на место.

— Если это вообще возможно, то зачем кому-то так поступать с собой? Зачем делать такое с жеребёнком?

— Тут даже мы с Кейдэнс долгое время не могли разобраться. Пока Ризн излечивался, мы обратились к Селестии за советом. Она провела в Кантерлоте на государственном уровне медицинскую конференцию. С одной тайной целью – досконально выяснить, что не так с этим пони. Мы представили образцы его крови в качестве тестовых материалов в исследовательском конкурсе. Потом пришлось соврать, что кровь намешали искусственно – настолько невероятные отчёты мы получили от экспертов. Ризн по происхождению единорог, отец и мать у него были единорогами. Но он родился раньше срока и, скорее всего, умер бы, если бы не ритуал, изменивший его сущность.

Шейд неотрывно смотрел на кристального пони, даже не догадывавшегося о наблюдателях. В уме у бэт-пони роились неоспоримые факты и парадоксальные гипотезы.

— Погодите, принц. Он на вид очень молодой. Скорее всего, родился в период правления короля Сомбры. И я что-то не помню, чтобы в это время в Империи жило много единорогов. Вы же не хотите сказать, что?..

Шайнинг Армор молча кивнул. Советник по науке позволил себе не свойственное советникам по науке замечание:

— Ничего себе.

— Сейчас вы поразитесь ещё больше. В его крови есть маркеры, указывающие на принадлежность к Миаморийской династии. Ризн и моя жена – дальние родственники. Этому есть объяснение, которое заодно вносит ясность в кое-какие «белые пятна» древнекристаллийской истории… Известно, что последний законный правитель Кристальной Империи – принцесса Амора – более полугода изнемогала и в итоге умерла от загадочной болезни, которую, как считает молва, наслал на неё Сомбра. Молва, что удивительно, не врёт. Потому что причину и следствие «болезни» принцессы Аморы вы сейчас видите по ту сторону двери. – Шайнинг Армор уставился себе под ноги. – Одно радует. За прошедшую тысячу лет доктора, включая акушеров, стали гораздо профессиональнее.

— Ага, – произнёс Краулинг Шейд, когда последний кусочек грандиозной мозаики встал на место. – В общем-то, ясно теперь, с чего вдруг вы его заперли. Прямой наследник последней принцессы, законно правившей Империей. Прямой наследник захватившего власть короля. У него прав на трон больше раза в два минимум, чем у вашей жены.

— Мы эти права у него отняли, – безрадостно заметил Шайнинг Армор. – В один момент и без колебаний… А сейчас я намерен просить у своего узника помощи. В надежде получить сведения об этих кинжалах. И я прекрасно знаю, что он потребует у меня в ответ.

— Трон Кристальной Империи?

— Нет. Он не знает о своём происхождении. Мы ему не говорили. Он считает, что мы держим его взаперти, пытаясь выведать секреты короля Сомбры. И он готов о них рассказать в обмен на прощение совершённых преступлений и право покинуть пределы Империи. Мы с Кейдэнс не знаем, как поступить с ним. Можно ли отпустить кого-то с его родословной и спать по ночам без кошмаров? Что если он узнает правду? Догадается сам или услышит от кого-нибудь о своём происхождении? Как с ним поступить? – Шайнинг Армор замолчал, с затаённой надеждой глядя на Шейда. Тот отрицательно покачал головой. – А я вынужден буду предложить ему свободу в обмен на его знания, его целебные силы. Иначе Кейдэнс не спасти… И тут, к счастью, я могу использовать вас. Позволю Ризну выехать за пределы Империи. С условием, что вы его поймаете прямо на вокзале или в поезде и упрячете в другое потаённое место.

Шейд не стал озвучивать просившуюся на язык мысль, что подобная точка сбора для потенциальных узурпаторов уже открыта и вовсю работает, развивая эквестрийскую науку. Корректный ответ получился намного короче:

— Принц, я помогу вам с этой проблемой.

Шайнинг открыл дверь в логово секретного узника сразу после этих слов, не позволяя себе даже секундной заминки. Шейд предпочёл остаться в тени за дверью. Оттуда бэт-пони наблюдал, как к ногам встрепенувшегося Ризна, так и не дочитавшего страницу, упал кинжал с тёмными кристаллами.

— Ты знаешь, что это такое? – спросил единорог у кристального пони.

Бывший лекарь Сомбры опустил нос к самому полу, полюбовался на лезвие и рукоять, потом копытом потрогал кинжал, посмотрев, как он покачивается.

— Намёк? – предположил Ризн.

— Я жду твоего ответа всего несколько секунд, потом ухожу, – грозно предупредил Шайнинг Армор. Краулинг Шейд, более-менее разбирающийся в физиогномике, мог с уверенностью заявить, что кристального пони эта угроза не сильно напугала.

— Я жду своей амнистии не первый месяц, – напомнил Ризн. – И чувствую, мягкотелый, я её не дождусь.

Позже Шейд выяснил, что отношение к чужакам в Империи у наглого, не чтившего королевских особ жеребца было откровенно пренебрежительным. И он, не ведая о своём истинном происхождении, называл не-кристальных пони «мягкотелыми».

— Сегодня ты получишь прощение и билет на все четыре стороны. Если объяснишь, почему это оружие оказывает смертоносный эффект даже от лёгкого ранения.

— Простой вопрос, – выпрямился кристальный пони. – Сомнамбулические чары. Всё от них.

Наступил известный многим болтливым личностям момент, когда один из собеседников прекрасно понимал, о чём речь, а второй очень не хотел показывать, что не знает этого. Но скрыть замешательство у Шайнинга не получилось.

— Ох! Ты ни разу не слышал про сомнамбулические чары? – с издёвкой спросил Ризн. – Как неожиданно! Видимо, Сомбра действительно умел хранить секреты и тайные знания. Пришёл вместе с ними в Империю и благополучно развеялся, унеся их с собой. Но кое-кого из приближённых в курс дела ввёл. Какие-то причины у него на это имелись. Иначе бы я не знал, что на нескольких клинках лежит особый вид тёмных проклятий, которые создаются и снимаются в промежуточном состоянии между сном и явью. Только там они сильны, там они видны. И туда затягивают своих жертв на срок длиною в вечность.

— Ты можешь снять такое проклятие? – спросил принц, как только кристальный пони умолк.

Ризн с интересом смотрел на правителя Кристальной Империи, задумчиво потирая подбородок. Размышляя над ответом, он, видимо, вновь взвешивал всё то, что получил от белого единорога и его отсутствующей жены: исцеление при первой встрече, длительное содержание в тёмной закрытой пещере, прозвучавшее только что обещание полного помилования, а также собственное врождённое недоверие и презрение к существам иной расы и невольное уважение к героям, уничтожившим великого короля-чародея.

— Мог бы, – наконец произнёс Ризн. – Я знаю принцип лечения от сомнамбулических чар. Сомбра зачем-то иногда мне рассказывал про свою магию. Никогда не мог понять этих его откровений… – Шайнинг Армор призывно кашлянул, спровоцировав смену темы. – Я знаю, каким образом снимать подобные проклятия. Но, видишь ли, мягкотелое подобие правителя, не могу сделать этого лично. Я не единорог, а тут нужна магия.

После этих слов Краулинг Шейд мог в деталях представить дальнейшую цепочку событий. И слова принца, призвавшего узника следовать за ним, стали первым предсказанным действием.

Краулинг Шейд понял, что с совершенной точностью может предсказать, что произойдёт в самое ближайшее время. Вжавшись в образованную дверью щель, он проследил за уходящими единорогом и кристальным пони, не подозревавшим о своей истинной сущности.

*   *   *

Кристальный пони с интересом рассматривал медицинскую аппаратуру, которая ему, учившемуся работать с зельями, порошками, заговорами и стеклянной палочкой, была в новинку. При этом лекарь не мог сдержать ухмылки: всё это хитроумное оборудование, возможно, многим помогало, но сейчас никак помочь не могло. Для излечения от проклятия, распространяемого чёрными кинжалами, требовался метод куда проще и примитивнее.

— Почему ты не сказал, что пострадала твоя жена? – спросил Ризн, переводя взгляд с диагностических приборов на подключённого к ним аликорна. – Я бы тогда не стал тратить время и выспрашивать, что за мараказина летает над городом. Спешил бы сюда со всех ног. Я ведь помню, как Кейдэнс спасла мне жизнь год назад. И просто обязан ей помочь… Потому что Империя может не пережить второго единорога-одиночку на троне.

Шайнинг Армор, не разделявший иронию и сарказм лекаря, недовольно фыркнул.

— Кристальной Ярости больше нет, – объявил Шейд, выходивший на улицу, чтобы выяснить причину сотрясшего всё здание больницы грохота. – Она лежит грудой осколков на площадке перед дворцом.

— Что ж, хорошо, что это произошло сейчас, – ответил Ризн. – Тряхни нас во время лечения, начались бы проблемы. Погружение в сомнамбулическое состояние – крайне тонкий процесс, требующий полной концентрации как, позвольте прибегнуть к терминологии короля, «кукловода», так и «марионетки». – Дальше кристальный пони обращался исключительно к Шайнингу. – Значит так, недокороль. Я введу тебя в мир, что лежит на границе кошмарного сна и размытой реальности. Это очень опасная прогулка для рассудка любого пони, независимо от мягкости его шкуры. А проклятие вечного сна, убивающее Кейдэнс, попытается сделать её ещё опасней. Помни, рогатик, тебе предстоит борьба не с обычными чарами. Ты не сметёшь их как пылинки веником. Сомнамбулические чары поведут борьбу с враждебным сознанием, попытаются обмануть, иллюзией внушат всё, что угодно, чтобы сохраниться. Это заклинание со своей злой волей, и его надо уничтожить методично, последовательно и за одну попытку.

— Я готов, – ответил белый единорог.

— Нет, не готов, – резко произнёс кристальный пони. – Но, возможно, чуть менее не готов, чем все остальные. А иной возможности снять эти чары у нас не будет. Обеспечьте невмешательство!

Последняя реплика Ризна предназначалась Краулинг Шейду. Сам бэт-пони, услышав о грозящей принцу опасности, покидать помещение отказался, пообещав сидеть тише мыши – летучей, естественно. Перекрывать всё больничное крыло, не позволяя обеспокоенным пони повидать Кейдэнс, отправились Соубонс и Кьюр. Правда, зелёную единорожку Шейд хотел отправить не на задание, а на соседнюю кровать – ему не нравился её усталый вид и потемневшие синяки на мордочке. Но переспорить пони-врача не смог.

Ризн и Шайнинг Армор заняли место рядом с операционным столом, на который переложили раненую принцессу; её дыхание было таким слабым, что заметить движение груди можно было лишь с большим трудом. Пострадавшее крыло распрямили и вытянули специальными фиксаторами, всё остальное медицинское оборудование отключили, чтобы не гудело и не прерывало ритуал своим писком.

В наполненной современным оборудованием операционной появилось нечто, принадлежащее давно ставшему седой историей времени – белый меловой круг, очерченный вокруг стола – пространство, внутрь которого дозволялось шагнуть лишь Шайнингу. Принц сделал необходимый шаг и развернулся, чтобы, как было указано, поддерживать постоянный зрительный контакт с Ризном, замершим по ту сторону белой черты. С Ризном, который чуть ли не впервые соизволил обратиться к нему по имени.

— Шайнинг Армор, – воззвал кристальный пони голосом, стал вдруг до жути похожим на голос сгинувшего короля, – ты чувствуешь только моё присутствие. Ты слышишь только мой голос. Через несколько минут ты заснёшь, но будешь и дальше его слышать. Твоё состояние меняется. Ты засыпаешь. Ты не в силах сопротивляться желанию заснуть. У тебя нет такой возможности. Слушай мой голос, Шайнинг Армор. Слушай, что я говорю тебе.

Белый единорог всё ещё удерживал взгляд на чёрных точках – зрачках кристального пони. Но делать это ему становилось всё труднее, потому что наполняющая их тьма внезапно начала разрастаться, заполняя собой весь окружающий мир. Лёгкий отголосок волнения коснулся разума – Шайнинг Армор испугался, что сейчас просто уснёт, как велит ему кристальный пони. Просто уснёт и никак не поможет своей Кейдэнс… А Ризн сбежит. Одна надежда теплилась в цепенеющем разуме. Надежда, что Краулинг Шейд всё контролирует и вмешается.

— Ты погружаешься в сон, Шайнинг Армор, – продолжал бывший лекарь. – Но это иллюзия сна. Ты будешь спать, но будешь всё видеть. Я досчитаю до пяти, и ты уснёшь. Раз. Ты слышишь меня и продолжаешь слышать. Два. Ты не находишься больше в своей реальности. Три. Ты иначе воспринимаешь окружающий мир. Четыре. Ты спишь, но видишь всё. Пять. Ты спишь, Шайнинг Армор.

Белый единорог сосредоточился на словах Ризна, стараясь не моргать и не отводить взгляд от его глаз, и потому не сразу понял, что кристальный пони замолчал. Он не чувствовал никаких изменений, только страшно хотелось зевнуть и закрыть глаза, словно на донельзя скучной лекции. Шайнинг почувствовал, что засыпает, и понял, что кристальный пони всё-таки обманул его, затеяв спектакль ради того, чтобы сбежать. Усилием воли он оторвал взгляд от зрачков Ризна и…

Чёрные точки, в которые он смотрел, перестали быть зрачками Ризна. Никакого Ризна по ту сторону белой линии не было. Там вообще ничего не было, только темнота, пронизанная серебристым светом. От операционной сохранился лишь маленький кусочек, помещённый в центр пустоты. Здесь были только он и она. Только целитель и нуждающаяся в исцелении. Шайнинг Армор видел только то, что ему требовалось. И так, как ему требовалось.

Расправленное крыло Кейдэнс выглядело иначе, чем он помнил. От него к телу пони тянулось несколько тёмных клубящихся отростков, подёргивающихся с каждым слабым движением груди. Подобно морскому кораллу, болезнь доросла до важных жизненных точек и подобно пиявке вытягивала жизнь из аликорна. Не простое заклинание, не простое проклятие – настоящий живой организм, скрывающийся в искажённой реальности.

«Шайнинг Армор», – донеслось эхо иного мира, – «Ты уже спишь наяву. Ты в сомнамбулическом состоянии. Оно не продлится долго. Действуй, исцели свою жену, сними проклятие».

Воззвание было тихим, отделённым, напоминало шуршание одинокого сухого листа под ветром. Весь мир, где единорог оставил помощников, словно не существовал, отведя роль реальности небольшому пространству, где проблемы приходилось решать самостоятельно, будучи не целителем, не экспертом в проклятиях, а просто верным и любящим мужем. Откуда-то пришла идея создать в воздухе фантомный скальпель – будто сотканный из чистого света короткий луч, направленный на источник болезни.

— Методично, последовательно, – прошептал Шайнинг Армор, не совсем понимая, в каком из состояний он произносит слова – реальном или сомнамбулическом. Для него это не имело сейчас значения. В данный момент принц отчётливо представлял, что должен сделать. Он поднёс скальпель к одному из тёмных отростков, шедшему вдоль хвоста Кейдэнс, и перерезал его белым светящимся лучиком.

Паразитирующая масса вздрогнула. Вздрогнула, как показалось Шайнингу, болезненно и злобно. Отсечённый кусочек заклинания исчез, растаял в воздухе, но остальные лишь плотнее натянулись, намереваясь во что бы то ни стало сохранить контроль над аликорном.

Единорог нацелился на следующий участок распространения сомнамбулических чар, когда почувствовал боль и тяжесть в голове. Мысли путались, концентрация сбивалась, иллюзорный скальпель начал мерцать. Принц не мог даже полностью открыть глаза – болью отзывалось каждое действие, – и видел тело своей жены словно сквозь мыльную плёнку. Отдалявшиеся, расплывавшиеся очертания трёхцветной гривы. Он не мог до неё дотронуться, он не мог до неё добраться – слишком далеко, слишком тяжко.

Но он не мог сдаться. Собственное состояние стало Шайнингу безразлично. Он пришёл спасать любимую, спасать будущую мать своего жеребёнка, и никакая минутная боль не сравнилась бы с поражением, с потерей того источника, что питал одержимое сердце. И он, игнорируя боль, двинул магию дальше, перерезал тугой ремень чар, завивавшийся вокруг задней ноги Кейдэнс. В следующий момент боль и изнеможение пропали, отступили прочь, признав своё бессилие.

Шайнинг Армор понял урок, вспомнил предупреждение Ризна.

— Заклинание защищает себя. Заставляет меня чувствовать то, чего нет…

— Шайни, – донёсся вдруг до единорога тихий голос. Зрение прояснилось, и он ясно увидел свою жену, лежащую на операционном столе. Она приоткрыла глаз, полный ужаса и мольбы. – Нет, Шайни! Не делай этого! Ты убьёшь меня вместе с ним! Ты убьёшь малышку.

Кейдэнс просила, Кейдэнс умоляла. Единорог слышал голос своей жены, такой знакомый и родной, наполненный неподдельными ужасом и мольбой. Из приоткрывшегося глаза на стол скатилась слезинка, которая должна была стать верным доказательством истинности. Слезинка боли, слезинка чистоты, слезинка любви, поставленной на грань гибели.

— Нет. Я тебе не верю, – выдохнул Шайнинг Армор. Собственные слова ужасали его, они были чужими, жестокими, чудовищными. Он делал то, что сердце велело не делать. Но в холодном отстранении от чувств крылся единственный шанс на победу. Сомнамбулические чары играли с чувствами единорога, но не могли пересилить логику, подсказывающую, что он поступает правильно.

Ещё одно щупальце, извиваясь, растворилось в воздухе. Шайнинг не сводил глаз с мерзкого клубка тела паразита, присосавшегося к крылу. Заклинание больше не держалось за живот принцессы, но два вытянутых отростка ещё оставались – один извивался вокруг головы, второй впивался в грудь возле самого сердца. Светящийся скальпель почти коснулся «сердечной» ветви, когда верхняя часть её раскрылась, выпустив чёрный клуб дыма.

Над столом и принцессой Кейдэнс завис призрак – тёмная фигура с зелёными прорезями глаз, из которых шёл фиолетовый дым. Фантом открыл еле заметный в мареве рот, и зазвучал суровый голос чародея-правителя:

— Ты хочешь уничтожить эти чары, жалкий глупец! Давай, попробуй. – Тень Сомбры сместилась, открывая замерший отросток. – Но знай, что этим ты откроешь мне путь к возвращению. Я король этих земель, и я верну себе эти земли. Сотни и тысячи погибнут завтра, потому что ты решил спасти свою любимую. Давай же, низвергни мир во тьму по велению своих желаний!

Призрак короля, не имевший даже ярко выраженной морды, улыбался зубастой пастью и не сводил с Шайнинга зрачков цвета обещанной крови. Его тихий смех превратился в бьющий по ушам ритм. Белый скальпель слегка подрагивал над любезно подставленным под удар отростком. Вопросы. Единорога мучили вопросы. Кому он сейчас принесёт пользу? Принесёт ли её вообще? Сопоставима ли его личная потеря с ужасами полновластия Сомбры? Ответ был один. Ответ был очевиден.

— Значит, мы победим тебя ещё раз! – произнёс Шайнинг Армор, рубанув магией по тёмному заклинанию. Призрак ответил горестным воем и превратился в туманный вихрь, не имевший ни формы, ни злой воли. Очередная попытка сомнамбулических чар защитить себя провалилась, и сами они тряслись как желатин на кухне. Розовое крыло с небольшой ранкой показалось из-под тёмной массы заклинания, упавшего вниз подобно свисавшему с крыши снегу.

«Поздравляю, принц», – донёсся из-за завесы реальности голос Ризна. – «Всё получилось. Ты спас свою жену. Теперь тебе пора возвратиться, скинув оковы сна».

— Всё закончилось? – недоумённо спросил Шайнинг Армор.

«Да, принц. Тебе пора проснуться… Итак, Шайнинг Армор, я досчитаю до трёх. И на счёт «три» ты пробудишься. Ты вновь увидишь мир в его реальном представлении…»

Сияющий скальпель, созданный его магией, продолжал висеть в воздухе, словно призывая продолжить лечение, которое уже завершилось. Шайнинг недоумённо нахмурился. Чувства подсказывали, что победа достигнута и пришла пора ликовать. Но чувствам он не верил. Глаза видели, что заклинания на теле Кейдэнс больше нет, и причин оставаться в сомнамбулическом мире тоже. Но и глаза могли ошибаться. А некая сила магии, сила, позволявшая творить заклинания, подсказывала, что она ещё нужна, что она ещё требуется. Что и глаза, и чувства ошибаются. Чего-то не видят. Чего-то не чувствуют.

«Раз. Ты теряешь связь с искажённым миром и движешься к своему пробуждению…»

Что-то из происходящего отдавало неправильностью, где-то проглядывала очередная обманка, но убеждённость отсутствовала. Шайнинг Армор вспоминал наставления Ризна.

— Методично, последовательно, за одну попытку…

Единорог пытался заглушить для себя голос кристального пони, счёт которого начал искажать сомнамбулическое видение. Шайнинг Армор не хотел пробуждаться, но уже прозвучало первое число, заставившее цвета поблёкнуть.

«Два. Принц, твоё сознание очищается от неверных образов и принимает реальный мир…»

Пространство вокруг расслаивалось, распадалось. Из пустоты за белой круглой линией начал проявляться медицинский кабинет. А перед собой Шайнинг Армор видел два образа Кейдэнс, почти совпадающие. Один из образов казался менее реальным, от попытки взглянуть на него в глазах появлялась резь, а к горлу подкатывала тошнота. Разум пытался оставить из двух картинок одну и шёл по пути избавления от несуществующей принцессы – от её проекции в пространстве сомнамбулического сна. Вместе с ней истаивал и магический скальпель.

Шайнинг не мог себе этого объяснить – он просто чувствовал по биению магии в теле, что ему нельзя сейчас просыпаться. Ему нельзя останавливать лечение. Оно не закончено. И никакие слова Ризна над ним не властны.

Слова Ризна. Не те, что он произнёс перед процедурой. Те, что он говорил теперь. Кристальный пони, пытавшийся пробудить Шайнинг Армора, обращался к нему, называя принцем. Едва единорог это осознал, как из двух реальностей осталась одна – с неподвижной Кейдэнс и появившимся из ниоткуда пульсирующим сгустком заклинания на её крыле. Чары тянули последний оставшийся у них отросток к голове принцессы. И чуть было не победили.

Но Шайнинг сообразил, вовремя догадался, что слова, призывающие его проснуться, обман. Чары ошиблись, использовали неверное слово. «Принц». Слово «принц» произносили все знакомые, обращавшиеся к Шайнингу. Даже сам единорог, красуясь перед зеркалом в мундире, обращался так к отражению. Но Ризн никогда не называл его так. Он не желал мириться с мыслью, что создание из расы единорогов получило трон Кристальной Империи и титул в придачу. Призыв к пробуждению был ложью с самого начала. И Шайнинг Армор, словно мечом, ударил скальпелем по источнику этой лжи.

Сгусток смертоносной магии задёргался, забился в конвульсиях. Лишившись связи с телом и сознанием своей жертвы, он утратил возможность питать себя, поддерживать дарованную ему создателем гнусную пародию на жизнь. Почувствовав приближение смерти, он повёл себя подобно загнанному в угол зверю – бросился на своего убийцу. Шайнинг инстинктивно выставил перед собой скальпель, и последнее творение павшего короля сгинуло, рассечённое пополам воплощением воли белого единорога.

Вот теперь это была победа. Теперь он чувствовал это.

По указанию Ризна Шайнинг Армор вырвался из пространства иллюзий, из мира сомнамбулических чар. Он проснулся в момент, идеальный для того, кто хотел увидеть свою жену, реально открывающую реальный глаз.

Счастливый и довольный единорог, измотанный приключениями на границе кошмара, смог устоять на ногах, только тяжело навалившись на операционный стол. Но придвинулся, фактически подполз ближе, чтобы поцеловать супругу… И продолжал целовать её губы, мордочку, глаза, гриву – так, словно не видел её целую тысячу лет.

— Шайни, ну хватит, Шайни! – попробовала чуть отстраниться Кейдэнс.

— Я так боялся. Я так боялся потерять тебя, – шептал единорог, не сводя с неё затуманенных слезами любви и облегчения глаз. В эти светло-фиолетовые глаза он намеревался смотреть целую вечность, особенно теперь, когда все тревоги и тяготы остались позади.

Почти все.

— Совет да любовь вам, мягкотелые, – напомнил о своём присутствии Ризн. – Однако хотелось бы напомнить, не нарушая гармонии момента, что кое-кто должен мне кое-что за спасение чудесных глазок, чудесных крыльев, чудесного всего остального. Шайнинг, уговор!

Кристальный пони призывно вытянул копыто. Стиснув зубы, принц Кристальной Империи повернул голову в сторону бывшего лекаря. Но смотрел преимущественно на советника по науке, незаметной тенью вставшего за спиной Ризна.

— Я подпишу бумагу о твоём помиловании. Вечером возобновится движение по железной дороге. Ты сможешь уехать, как я и обещал.

Ризн расплылся в довольной улыбке:

— О большем и не прошу. Ну-с, милуйтесь сколько угодно, если что, я буду тут, поблизости. До вечера. Потом буду от вас как можно дальше…

Палата опустела, поскольку советник по науке удалился, чтобы снять дежурящих врачей с сестринского поста. Теперь, когда с Кристальной Яростью было покончено, а среди обломков дракона отыскали невредимое Кристальное Сердце, целая толпа пони всех мастей, среди которых присутствовало несколько высокопоставленных особ, рвалась справиться о самочувствии Кейдэнс. Магические барьеры Кьюр и Соубонс могли такого «административного давления» не выдержать.

— Милый, – прошептала Кейдэнс. – Почему Ризн здесь? Ты его выпустил? И ты… ты собрался его совсем отпустить?

Этот разговор был неизбежен, но Шайнинга удивило, что жена, едва очнувшаяся от, казалось бы, губительного и безнадёжного недуга, жена, отягощённая бременем беременности, помнящая о летающем драконе и прочих проблемах Империи, жена, находящаяся в согревающих объятьях любящего мужа – затронула именно эту тему прежде всех остальных.

— У меня не было выбора, – отрешённо произнёс Шайнинг Армор. – Только с его помощью я мог тебя спасти. Только так. Но не волнуйся. – Единорог положил копыто под спадающую со стола гриву. – Он не станет проблемой. Ничего нам не сделает. Краулинг Шейд позаботится об этом.

Глава 29. Последствия трудных решений

Краулинг Шейд осознаёт, что в некоторых ситуациях даже он не способен одержать победу...

---

Паровоз невозмутимо дымил, ожидая, когда стихнет царящая на перроне суета и можно будет отправиться в путь; начищенные до блеска заклёпки горели в свете клонящегося к горизонту солнца. Вагоны, даже дополнительные, были забиты до отказа: едва стало известно, что запрет на выезд из Империи снят и железнодорожное сообщение восстановлено, десятки пони бросились на вокзал. Все билеты на ближайшие рейсы были распроданы, а кондукторам и проводникам впервые за долгое время предстояло заниматься своей работой, а не коротать минуты в купе за чашкой чая и праздными разговорами. Дежурные по станции носились как ошпаренные: состав следовало отправить до заката, чтобы освободить перрон для следующего.

Садящееся солнце отражалось и в линзах тёмных очков, скрывающих привычные к ночному сумраку оранжевые глаза с ромбовидными зрачками. Наблюдающего за посадкой пассажиров Краулинг Шейда этот состав не интересовал: он уже выяснил, что молодой кристальный пони по имени Ризн купил билет на рейс, отправляющийся ночью. Бэт-пони тоже разжился пропуском в вагон номер семь, перебив чужую бронь посредством бумаги, содержавшей рекомендацию получателям сомкнуть челюсти и выполнять все распоряжения советника по науке. Этот созданный заранее документ имел в нижней графе такие подписи, что у сталкивавшихся с ним пони округлялись не только глаза, но и очки, и контактные линзы.

Шейд повернулся к четвёрке бэт-пони, временно освобождённых от обязанностей охранять принцессу Луну, которая на ближайшие сутки планировала остаться в Кристальной Империи – как и все пони, героически спасшие государство от его защитного механизма. Одному лишь Шейду не терпелось отправиться в путь ночным экспрессом до следующей станции. Пустив вперёд себя группу «ночных стражей», славных тем, что не задавали лишних вопросов.

— Ждёте на платформе «Речная застава», – инструктировал сородичей Краулинг Шейд. – Это к востоку в семнадцати километрах. Поезд будет стоять там пять минут. Я спущусь на платформу вместе с пони, который нам требуется. В этот момент вы его хватаете. Без меня инициативы не проявлять, ясно?

Четвёрка синхронно кивнула, и Шейд жестом отправил их в путь. Наблюдая за улетавшими от вокзала мышекрылыми воинами, он ненадолго вспомнил юные годы. Когда был беззаботным озорным жеребёнком, лидером банды проказников. Когда вместе с сородичами пугал юных пони, считавших, что днём в небольшой роще бояться нечего. Времена изменились, забавы превратились в приятные воспоминания, но некоторые моменты в жизни Шейда, как ему казалось, были обречены на повторение. Он не был уверен, но подозревал, что один из ночных стражей даже состоял когда-то в его банде юных проказников.

Да, времена изменились. Он больше не жеребёнок. Он – взрослый и состоятельный эквестриец, достигший высот, о которых в юные годы не мог и мечтать. Он взлетел так высоко, что вместо одной песни его народу придётся сочинять целый цикл.

Он – наделённый огромной властью не-аликорн. Поднявшийся на вершины, доступные единицам. К его советам прислушиваются принцы, принцессы, политики, начальники всех мастей. Его точка зрения не ставится под сомнение. Его директивы тиражируются и рассылаются как подлежащие неукоснительному исполнению. Ему не нужен рог, ему не нужна магия. Ему не нужно поднимать светило или приминать крупом разукрашенный стул, именуемый троном. Без всех этих якорей, без всех этих ограничений бэт-пони по имени Краулинг Шейд властвовал над судьбами сотен эквестрийцев, определял будущее огромной страны. По обстоятельствам совещаясь с венценосными особами.

— По вагонам! Отправляемся! – объявил кондуктор с пышными бакенбардами и дал свисток.

«Властитель судеб» повернулся, намереваясь покинуть охваченный лихорадочной суетой перрон – здесь его присутствие более не требовалось. Однако он не успел сделать и шагу, как с другой стороны его окликнул хорошо знакомый голос:

— Мистер Шейд, мистер Шейд!

Бэт-пони вынужден был как можно быстрее подойти к Соубонс и выяснить, что ей нужно. Во-первых, без причины советника по науке обычно никто не искал. Во-вторых, до ночного путешествия по железной дороге бэт-пони предстояло разобраться с кучей дел, и ещё одно на вершине могло и не удержаться.

— Доктор, я надеюсь, что повод у вас срочный, – прямо сообщил Шейд, когда подошёл вплотную к единорожке. – Моё присутствие требуется принцессе Селестии, и я не хотел бы заставлять её высочество ждать.

— Дресседж Кьюр срочно нужно вас видеть, – взволнованным тоном произнесла Соубонс. Бэт-пони повернул голову, бросив взгляд в сторону вагона, в котором уже включили внутреннее освещение. В это время кондуктор дал второй свисток, призывая пассажиров занять места.

Как бы ни хотелось Шейду повидаться с Кьюр, отвлекаться на мелкие дела он физически не мог. У него на очереди значилось выполнение обещания, данного принцу Шайнингу: проследить, чтобы династическая проблема Кристальной Империи осела на «Си Хорс», в какой-нибудь из лабораторий. Шейд подсчитал, сколько ветров он поймает крылом одновременно: правящая чета перестанет волноваться о лояльности подданных, Ризн с его талантами лекаря куда-нибудь да продвинет зельетворчество с медициной, «Си Хорс» приобретёт ценный кадр, советник по науке получит ещё одну галочку в графе «исполнительный и надёжный».

— Я не могу сейчас на это отвлекаться, – произнёс Шейд, мельком взглянув на Соубонс и поворачиваясь в сторону выхода. – Часа через три-четыре освобожусь. Так Кьюр и передайте…

Он успел сделать несколько шагов, но словно примёрз к земле, когда до него дошёл смысл прозвучавших за его хвостом слов:

— У Кьюр может не быть трёх часов.

Шейд поворачивался очень медленно – мимо него успели провезти две тележки с чемоданами и пробежать пара опаздывающих на поезд пони.

— Как это понимать, Соубонс? Что это значит?

Единорожка помедлила с ответом: в линзах очков советника по науке отразилось закатное солнце, и ей на мгновение показалось, что это его глаза полыхнули сквозь тёмное стекло…

— Она была ранена сегодня днём. И только сейчас выяснилось, что оружие было отравлено. Яд мантикорус фаталисис по рецептуре Хээлума. От него нет противоядия, и, я боюсь, тут ничего нельзя…

Одним мощным движением крыльев бэт-пони поднялся в воздух.

— Где сейчас Кьюр? – По голосу Шейда было понятно, что он сорвётся с места в то же мгновение, как получит ответ.

— Второй этаж городской больницы… – Соубонс отвернулась и прищурилась, когда рождённый крыльями бэт-пони порыв ветра хлестнул её по мордочке. – А разговор с принцессой Селестией? – спросила единорожка. – Вы не собираетесь его перенести?

Едва ли бешено работающий крыльями Шейд услышал заданные вполголоса вопросы – впрочем, Соубонс сомневалась, что он обратил бы на неё внимание, даже используй она одну из звуковых пушек, что низвергли с неба Кристальную Ярость. Сейчас советнику по науке не было дело ни до разговоров, ни до принцесс, ни до Эквестрии – его мысли занимала судьба лишь одной пони.

Проводники дали третий свисток. До предела заполненный состав, лязгнув сцепками, отошёл от перрона и двинулся по маршруту «Кристальная Империя – Ванхуфер».

*   *   *

Краулинг Шейд не стал тратить время на то, чтобы попасть в больницу обычным путём – через приёмный покой, врачей и бюрократию. Бесшумно скользя в темнеющем небе, он перелетал от окна к окну, пока не нашёл нужное, а затем сделал то, чего не делал уже много лет – подцепив и подняв раму, перевалился через подоконник. Со стороны, наверное, это выглядело по меньшей мере странно: немолодой, солидный бэт-пони в дорогом костюме лезет в окно подобно подростку. Но Шейду не было дела ни до чьего мнения. Он хотел как можно скорее увидеть Кьюр. Убедиться, что всё и правда настолько плохо.

Единорожка выглядела гораздо хуже, чем несколько часов назад, после излечения принцессы Кейдэнс. Кожа вокруг повязки потемнела, что было видно сквозь шёрстку, белки открытых глаз приобрели синеватый оттенок, полученные во время драки синяки совсем почернели. Вены на шее и возле копыт набухли. Опирающуюся на высоко поднятые подушки кобылку до половины скрывало клетчатое шерстяное одеяло, от правой передней ноги тянулась трубка капельницы. Она смотрела перед собой, медленно потирая сложенные вместе копыта, словно ей было холодно. Черты её мордочки заострились, уши мелко подрагивали. Шейд почувствовал, как у него в груди разливается холод.

Дресседж Кьюр повернула голову на шум и увидела столь необычно явившегося посетителя.

— Через окно? М-да. Я почему-то так и думала.

— Кьюрис. – Бэт-пони одним прыжком подскочил к койке, опёрся на край, всмотрелся в потускневшие глаза подруги. – Ты же ведь не… Это невозможно. Так не может быть.

Единорожка тяжело вздохнула.

— Наверное, мне следовало помнить, что кристальная гадина стащила из Стэйблриджа не только кинжалы, но и банку с ядом. Наверное. Но я как-то в тот момент головой не очень думала.

— Ты уверена, что это тот самый мантикорный яд? – В голосе Шейда слышалась отчаянная надежда. – Ты ведь можешь ошибаться. Ты иногда ошибаешься!

— Увы, но все симптомы присутствуют. Вторая степень интоксикации уже наступила, и сомнений нет.

Краулинг Шейд отцепился от матраса и сел на прикроватный коврик. Почувствовал, как копыто Кьюр погладило его по гриве. Не зная, что ещё сделать, снял тёмные очки.

— Где все врачи? Медсёстры? Почему ты в палате одна?

— Потому что я выставила всех за дверь, – жёстко ответила Кьюр. – Мне их сочувствующие морды здесь видеть неохота. А помочь они ничем не могут. Так что пусть занимаются беременной принцессой в другом крыле…

— Как давно ты поняла, что умираешь? – шелестящим голосом спросил бэт-пони.

— Я поняла, что случилось, когда стала обрабатывать рану. Учуяла характерный запах… Интоксикация шла медленно, кроме того, я сумела выиграть себе несколько часов, введя раствор енотовых ягод.

— И ты мне ничего не сказала? – неверяще произнёс Шейд.

— Ты бы начал психовать, потерял контроль над собой, – спокойно ответила Кьюр. – А в тот момент Империя была под угрозой уничтожения, жизнь принцессы Кейдэнс была в опасности…

Предсказание зелёной пони моментально сбылось: вскочив, Шейд схватил коврик и яростно швырнул его в стену.

— Кейдэнс?! – взревел он, оскалив клыки. – Мне плевать на Кейдэнс! Пусть хоть десять раз сдохнет! Я не за Кейдэнс ухаживал с юных лет! Я не ради Кейдэнс бросил своих сородичей и поступил в институт! Я не Кейдэнс обеспечил квартирой и карьерой. Проклятье! Как ты могла так поступить со мной, Кьюр? Как ты могла украсть у меня свою жизнь?!

Зелёная единорожка моргнула несколько раз.

— Мы с тобой неоднократно говорили об этом, Шейд. У тебя своя жизнь, у меня своя. Они тесно сплелись, но каждый распоряжается собственной жизнью, а не чужой. Когда на крыше дворца Кейдэнс требовалась помощь, я приняла решение. Я бросилась её защищать. Не думай, что я упустила из виду тебя и наши отношения. Но в тот момент всё это не имело значения. Я обязана была спасти жизнь принцессы. И её будущей дочери. Если бы ты стал отцом, растил детей, ты бы понял… Я старалась спасти как можно больше жизней. Взамен тех, что не по праву отняла.

Бэт-пони глядел в стену и тяжело дышал. Он вслушивался в слова подруги, но слова эти с огромным трудом преодолевали путь к его сердцу – гнев и боль окружали его стеной, и скоро последние просветы оказались закрыты.

— Ты не должна была жертвовать собой ради какой-то там Кейдэнс. Да Тартар с ним, ты должна была сразу мне сказать, что обнаружила в ране яд! Мы бы что-нибудь придумали. Мы бы успели добраться до «Си Хорс». Там оборудование, там «Оранжерея», там всё… Всё, что мы создали. Не говори, что нет никакой возможности тебя спасти.

Кьюр отвернулась, не в силах видеть выражение бессилия на морде старого друга, и принялась изучать обстановку палаты. Она совсем не походила на привычные ей помещения медицинских и научных центров и лабораторий. Здесь была просто больница. Но даже там, где трудились передовые умы науки и медицины, для неё не было надежды на исцеление.

— Это что же получается? – продолжал обращаться к равнодушной вселенной бэт-пони. – Годами мы строили ни с чем не сравнимый по возможностям исследовательский центр. Я встал у рычагов управления научным сообществом Эквестрии, получил контроль над лучшими умами. Мог проворачивать все законные и незаконные эксперименты. Расходовал миллионы из государственной казны на лаборатории, конференции, институты, училища, школы, библиотеки. Только для того, чтобы оказаться в ситуации, когда вся эта научная мощь ничего не может сделать с какой-то царапиной? Не способна помочь одной-единственной пони, которая мне на самом деле дорога?!

— Ирония, – слабо улыбнулась единорожка. Бэт-пони её веселья не разделял.

— Должен быть выход! – топнул копытом он. – Должен быть способ что-то сделать!

— Есть кое-что, что можно сделать, – тихо сказала Кьюр.

Краулинг Шейд рухнул на колени и вцепился копытами в матрас, впившись взглядом в её мордочку.

— Только скажи, что…

— Ампула, – внезапно произнесла зелёная единорожка, прямо взглянув ему в глаза. – Ампула в воротнике. Ты всё ещё её носишь?

— Д-да. – Шейд лихорадочно рванул воротник, извлекая на свет секретный пузырёк с экстрактом вишнёвых косточек. Кьюр расцепила копыта и положила протянутую бэт-пони ампулу к такой же, лежащей на одеяле.

Шейд таращился на два одинаковых пузырька с жидкостью, решительно не понимая, как снадобье для фальшивой смерти поможет обмануть смерть настоящую. Пока в его голову не пришло кошмарное озарение: Дресседж Кьюр не планировала убегать от смерти. Удваивая дозу экстракта, она решительно шла ей навстречу.

— Нет! – рявкнул советник по науке и попытался забрать ампулы. Несмотря на яд в крови, Кьюр оказалась проворнее, и копыто бэт-пони бессильно ткнулось в её ногу.

— Шейд, я дипломированный врач, – устало произнесла она. – Я знаю, что со мной будет дальше. Знаю третью фазу интоксикации. Когда мышечные спазмы достигают такой силы, что ломают кости, а осколки костей разрывают внутренние органы. При сохранении ясности сознания и полной чувствительности нервных окончаний… Поверь мне, с ампулами будет легче. Сердце просто остановится, и боли не будет.

Слабо светящееся облако зелёной магии подняло ампулы в воздух и сломало их, выплеснув жидкость на дно небольшой чашечки – такие обычно приносили пациентам в палаты вместе с лекарствами. Она медленно поплыла к губам Кьюр, когда внезапно магия начала отказывать, аура померкла, и чашечка не опрокинулась лишь по одной причине – её подхватило копыто Шейда, и она легла в нём как влитая. Теперь бэт-пони замер, удерживая на весу чистейшую отраву. И по выражению его морды не было понятно, что он намерен с ней делать: советник просто наблюдал, как слабо дрожит маленькая хрупкая чашечка вместе с держащей её ногой.

— Шейд, прошу, – с нажимом произнесла Дресседж Кьюр. Она не хотела отбирать чашечку, поскольку боялась расплескать содержимое. А бэт-пони не спешил отдавать – лишь скосил на единорожку глаза и вернулся к неподвижному созерцанию.

После всего, через что они прошли вместе. После всего, что они вместе создали. После опасностей, которые вместе преодолели. Уходит она. Хотя это он изнуряет себя недостатком сна. Он глотает таблетки десятками. Он избегает лечения. Но уходит она, лишая его малейшего представления о будущем. Он больше не пройдёт с ней ни шага. Больше ничего с ней не создаст. Не выдержит никакой опасности, с которой столкнётся. Мир рушился по чужой злой воле, и последние капли, которые его уничтожали, Шейд буквально держал на вытянутом копыте.

Советник по науке сместился ближе к голове Дресседж Кьюр. Он просунул свободную ногу под шею единорожки и помог ей немного приподняться. Чашечку с каплями экстракта аккуратно поднёс к губам.

— Я буду винить себя в любом случае, – произнёс он. – Но так я хотя бы буду абсолютно уверен.

Он помог своей подруге. Помог в последний раз. Сделал маленькое одолжение и навсегда повесил на себя груз вины, вес которого вполне мог оказаться непосильным даже для его крыльев.

— Ты не должен останавливаться, Шейд, – сказала Кьюр, проглотив экстракт. – Все начинания, все идеи. Они нуждаются в развитии, твоей поддержке. «Оранжерея», Шейд! Вспомни про неё. Вспомни, какие мы строили на неё планы. Ты это осуществишь, я верю. Иначе и быть не может для того Краулинг Шейда, которого я воспитала.

Бэт-пони молчал, лишь не сводил с неё словно потухших глаз. Его мысли тонули в гигантской тёмной круговерти, возникшей на месте привычного мира, который окружал Шейда ещё час назад. Из круговерти не возвращалось ничего.

— Я сейчас посплю немного, – добавила Кьюр. – Потом мы ещё с тобой поговорим…

Она прижалась к бэт-пони. Их гривы практически переплелись, и смотрели они в одну точку на дальней стене. Смотрели, пока глаза Дресседж Кьюр не закрылись. Нога, которую поддерживало копыто советника по науке, бессильно опустилась на одеяло.

Шейд просидел рядом ещё добрый десяток минут. Он мог вскочить и закричать от бессильной ярости – закричать так, что от его крика вышибло бы все стёкла на этаже. Его народ называл это «рык зверя» и приберегал эту способность для самых отчаянных драк и безысходных ситуаций. Ещё бэт-пони был способен разворотить в комнате всё, превратив скудную обстановку в груду мелких осколков. Он даже представлял, с каким удовольствием разломал бы и растоптал в пыль сделанные из кристаллов столик, тумбочку, как вырвал бы начинку у приборов, включая обычные лампы освещения.

Но он ничего этого не сделал. Потому что круговерть в его сознании поглотила и ярость, и отчаяние. Не осталось Шейда, способного сделать что-то подобное. Был какой-то бэт-пони, прижавшийся к больничной койке и смотревший пустым взглядом в светло-сиреневую стену. Но что-то от Краулинг Шейда в нём ещё осталось. Эта неведомая частица, не имевшая названия, заставила пони вылезти на подоконник. Ему срочно требовалось найти перо, чернильницу и минимум три листа бумаги. Чтобы распорядиться всем, чем некогда владел и командовал эквестрийский советник по науке. Должности и научные центры не терпят пустоты.

В кармане пиджака слабо трепетали билет на поезд и документ, подтверждавший особые полномочия. Невесомое напоминание о важном обещании, об ответственной миссии. Бэт-пони успевал на поезд, успевал выполнить поручение…

Но какой в этом был смысл? Разве поимка одного кристального жеребца как-то вернёт Дресседж Кьюр? Как-то исправит мировую несправедливость, где одним полагается счастливая жизнь без лишних усилий, а другие добровольно губят себя, чтобы в один момент рухнуть с достигнутых вершин и утратить то единственное ценное, что имели?

Значимость связанного с Ризном поручения растаяла, как кусочек воска в кипятке, желание исполнять прихоти правящих особ улетело прочь вместе с унесённым ветром билетом. Исчез в темноте наступившей ночи и Краулинг Шейд. Он не появился ни в вагоне шедшего в Грифонстоун поезда, ни на станции «Речная застава», ни в Стэйблридже, ни в «Си Хорс», ни в Кантерлоте, ни в родных краях у деревушки Ситрэп Вилладж.

*   *   *

— Станция «Речная застава», стоянка пять минут. Из вагонов просьба не выходить, – объявил проводник, приоткрыв дверь своей каморки. Поезд стоял и ждал, пока мимо проследует встречный состав, очень долго ожидавший дозволения пересечь границу Империи.

Молодой кристальный пони с любопытством изучал пустующую станцию, хотя свет из окон вагонов не позволял ничего увидеть дальше бетонной ограды. Ризн никогда прежде не покидал город, да и вообще старался не покидать дворец без лишней нужды. Теперь ему, пусть и с поправкой на ночную темень, открывался целый мир. Мир, населённый существами, которых он считал слабыми.

Ризн был морально готов проверить свои теории, наведавшись в края, где чужаками стали бы как раз существа с кристальной шкурой. Возможно, там ему даже придётся разувериться в идеалах. В конце концов, как он слышал, какая-то единорожка сумела убить Патримони – кристальную командующую, которая, по мнению Ризна, в боевом плане превосходила вообще всех в Империи, кроме, возможно, сгинувшего короля. Факт такой победы заставлял задуматься о теории превосходства рас и видов.

— Первый раз в поездке? – прервал размышления кристального жеребца земнопони в фетровой шляпе, который всю дорогу занимался разгадыванием кроссворда. Пару слов Ризн угадал раньше попутчика, что тут же отнёс на счёт своего интеллектуального превосходства. Правда, добрый десяток тех, что земнопони отгадал моментально, бывший придворный лекарь видел впервые. Сказывалось тысячелетнее отставание в знаниях.

— Да… Не доводилось как-то в поездах бывать… – ответил Ризн.

Мимо окон вагона прошла четвёрка бэт-пони, озиравшихся по сторонам. Они не сильно походили на технический персонал, обслуживающий поезд. Скорее ждали, что их пустят в вагон или что кто-то выглянет из вагона. Ночные стражи постояли минуту, после чего разделились: двое пошли к голове состава, двое двинулись к последним вагонам, и наблюдать за ними стало проблематично. А больше на станции «Речная застава» не происходило ровным счётом ничего.

— А я постоянно в деловых поездках, – сообщил земнопони с кьютимаркой в виде собранного чемодана. – Очень удачно нашёл себя в сфере продаж и доставок. Суит Кейс. – Он протянул копыто временному попутчику. Ризн решил не выделываться и коснулся копыта представителя низшей расы, назвав своё имя.

— Я ещё не уверен, нашёл ли своё призвание, – ответил кристальный пони, слушая грохот проносящегося мимо встречного состава. – Моя старая работа меня устраивала. Но работодатель… В общем, его не стало. И это сильно изменило условия труда.

— Печально слышать. Стало быть, вы едете на новое место работы?

— Не-а. Я понятия не имею, какое и где будет у меня место работы. Вообще не представляю даже, на какой станции сойду.

— О! – удивлённо воскликнул Суит Кейс. – Даже так. Что ж, в таком случае позволю себе пару советов. До конечной станции близ Грифонстоуна вам лучше не ехать, там не особо интересно. Добраться до Троттингема можно, пересев на паром у поселения «Восточный мост», но Троттингем… Не самый спокойный город в Эквестрии, не лучшее место для начала карьеры. Там заправляет семья Джог и фирма «Троттингем Солюшенс». Сплетни всякие идут про порядочность этой семьи, точнее, про её отсутствие… Так что лучше вам в Рэйнбоу Фоллз сойти. Я помню, в это время года там чудесные виды.

Ризн кивнул. Кивок вышел слишком резким, так как именно в этот момент машинист отжал тормоза, и состав, вздрогнув, начал движение.

— Рэйнбоу Фоллз, значит. Я запомню.

— Ага, – произнёс Суит Кейс и замолк на пару минут.

Поезд отходил от станции и набирал ход. Как успел заметить Ризн, пара бэт-пони, что двинулась к первому вагону, теперь стояла на краю платформы и провожала состав взглядами. На секунду кристальный пони даже подумал, что они караулят конкретно его. Но успокоил себя мыслью, что, скорее всего, это охранники станции. Ведь после бардака, устроенного Патримони, приходилось лишь удивляться, что по пути следования поезда не встречались гвардейские разъезды. Что-что, а перестраховываться эквестрийские принцессы умели.

Тем временем попутчик снова развернул свою газету с головоломками и перелистнул на следующую страницу.

— А как у вас с числами, Ризн?

— Да вроде, нормально, – призадумавшись на секунду, ответил кристальный пони.

— Тут ещё кроссворд, только в нём надо расставлять цифры так, чтобы по горизонтали, вертикали и диагонали не было двух повторяющихся… Поможете одолеть?

— А почему бы и нет? – уже без паузы произнёс Ризн.

Земнопони придвинулся ближе, по-другому ухватил газетный лист и стал держать его так, чтобы обоим попутчикам удобно было смотреть на таблицу.

*   *   *

Хотя полночь давно миновала, обе эквестрийские принцессы были на ногах: прошедший день был настолько переполнен событиями, что они просто не могли заснуть. Селестия сидела в кресле, рисуя что-то в блокноте для набросков. Вид у неё был усталый и недовольный – наедине с сестрой она позволила себе расслабиться и снять маску идеального монарха. Луна стояла у окна, глядя на медленно плывущее по небу ночное светило.

— Учения? – переспросила она.

— Да, учения. Совместные учения кантерлотской гвардии и войск Кристальной Империи. Мы проверяли готовность региона к чрезвычайным ситуациям.

— Думаешь, кто-то в это поверит?

Селестия равнодушно улыбнулась.

— Некоторые поверят. Особенно, если это будет нашей официальной и единственной позицией. Остальные… Доказать свою точку зрения не смогут.

Селестия мысленно перенеслась в недалёкое прошлое, в момент, когда она лично следила, как останки кристального дракона переносят в один практически не используемый склад рядом с дворцом. Она пока не решила, как следует поступить: спрятать творение Сомбры в надёжный тайник, выбросив ключ и замуровав дверь, или использовать обломки как материал для создания чего-нибудь полезного.

— Что за жизнь пошла? – вздохнула солнечная принцесса. – На той неделе на приёме у грифонов меня чуть не сожгли. Теперь в Кристальной Империи попытались дезинтегрировать. Хоть совсем из дворца не выезжай... А, стоп, не поможет. Во дворце какие-нибудь гигантские змеи заведутся.

— Ты так и не рассказала, что за приём тебе устроили грифоны, – напомнила Луна.

— И рассказывать не собираюсь. Спишись с Инцитатом, он тебе в деталях всё поведает. Очень корректными дипломатическими выражениями. – Она сделала паузу. – Эх, какое хорошее было столетие! Тихое, спокойное. Потом ты вернулась, и началось… Сплошные кризисы.

Селестия чуть склонила голову к плечу, любуясь эскизом нового доспеха. В отличие от многих сиюминутных порывов, к перевооружению гвардии она отнеслась максимально серьёзно. Даже велела разыскать и привести советника по науке, чтобы выслушать его предложения по кадровым перестановкам в Кантерлотском Военном училище. Сама же села рисовать видение нового доспеха, воплощение которого в металл планировалось до следующего Дня Зимней Уборки.

Процесс рисования прервал гвардеец – молодой пегас, остававшийся при исполнении обязанностей несмотря на побитую морду и перебинтованную ногу. Некоторые сослуживцы Джавлирейса уже успели подивиться двум вещам: что парню удалось выжить после того, как он дважды отхватил тумаков от кристальной командующей, и что он по-прежнему не задумался о правильности выбора карьеры.

— Ваше высочество, принцесса, – произнёс гвардеец, слегка пришепётывая – Патримони, напав на пегаса, обеспечила работой стоматолога. – Вам сообщение от советника по науке Краулинг Шейда.

— Наконец-то соизволил ответить. Хм… Странно, – произнесла Селестия, не торопясь забирать у пегаса сложенный лист бумаги. – Он прежде не заставлял себя ждать. И никогда не присылал вместо себя отписки.

Принцесса посмотрела на гвардейца поверх колец блокнота.

— А я помню тебя, рядовой… Джавлирейс? Да, точно! Ты ведь отличился на прошедшем Гала. Достойно развлёк там мэйританского вельможу.

По морде гвардейца отчётливо читалось, что он не считает упомянутое событие ни отличительным, ни достойным. Однако он не успел залиться краской – у принцессы были на него и иные планы.

— Ну-ка, стой смирно! – скомандовала она, прищуривая один глаз и измеряя карандашом застывшую фигуру. – Да, опять у меня пропорции не так получились!

Селестия перевернула карандаш и ластиком принялась уничтожать фрагменты зарисовок государственной важности. Сообщение от советника по науке с молчаливого дозволения старшей сестры пришлось читать младшей.

— И что там? – спросила Селестия, не отрываясь от набрасывания нового эскиза – на этот раз с натуры.

— Уведомление об уходе. Со всех постов и должностей.

Карандаш и блокнот старшему аликорну пришлось отложить, чуть ли не выронить. Она трижды перечитала торопливо выведенные слова, перевернула листок и даже посмотрела его на просвет, чтобы убедиться, что ни на обороте, ни между строк специальными чернилами нет приписки: «Ха-ха, шучу, буду через пять минут, прошу простить за задержку».

— Эх, а какое хорошее было столетие! – вздохнула принцесса, роняя записку на пол и откидываясь на спинку кресла.

*   *   *

— Слышала про Дресседж Кьюр? – спросил Скоупрейдж у своей жены, когда та вернулась с полей сражений.

Сражалась доктор Везергласс с бюрократическими препонами, которые почему-то встали на пути её желания исследовать останки Кристальной Ярости, прежде всего ту часть, что служила головой. Она хотела выполнить обещание, данное директору исторического музея, и компенсировать разбитый вдребезги образец искусства обработки кристаллов. Но все куски, кусочки и крошки, оставшиеся от искусственного дракона, заперли в каком-то сарае, а Везергласс так и не довелось увидеться с кем-нибудь, у кого были ключи – все вдруг оказались чудовищно заняты.

Скоупрейдж же последние несколько часов раскурочивал, разбирал, раскручивал и разматывал акустические пушки. В том же подвале, в котором ранее их создал. Один аппарат в идеальном рабочем состоянии было решено сохранить для истории и поместить всё в тот же музей.

Супруги не виделись с победы над Кристальной Яростью. Расположившись в выделенных им комнатах в одном из зданий, спасённых от магического дракона, они впервые за последние несколько часов смогли вытянуть усталые ноги и просто поговорить. Ввиду очень позднего – или слишком раннего – часа они были наедине, если не считать компанию принесённого с дворцовой кухни давно остывшего ужина.

— Да, про Кьюр слышала, – печально кивнула Везергласс. – Кошмар вообще. С четырёх часов ночи, как из Стэйблриджа выехали, напасть за напастью. Сердечных капель на всё не хватит.

— А нужны? Капли? – заботливо поинтересовался супруг, многократно получавший выговор за прикарманивание медикаментов в личный стратегический запас.

Везергласс вяло отмахнулась. На сердце она не жаловалась – оно удивительным образом сохранило целостность и работоспособность, невзирая на дюжину экспериментов, при провале которых его едва не протыкало чем-то заострённым.

— Я просто… Вот иногда ложишься спать. Думаешь о том, какой завтра будет замечательный день, как ты всё успеешь, всё сделаешь. – Везергласс говорила негромко, положив копыта на стол и уставившись в свою тарелку. – А он оказывается для тебя последним. Или вообще не наступает. Как-то я ни разу об этом не задумывалась. Лезла во всякие авантюры, нарушала технику безопасности всеми четырьмя копытами, ставила опыты на самой себе, заработала кучу шрамов, к которым относилась чуть ли не с гордостью… А вот так раз – и всё. И нет Везергласс. Всё, что должно свершиться дальше – оно не свершится. Ведь тебя нет. Законы пространства-времени немножечко поменяются, исполнятся, но с другими константами…

Скоупрейдж нарочито звякнул ложкой по краю тарелки, чтобы прервать экзистенциальные откровения жены и взять слово. А ещё чтобы отцепить от ложки прилипший к ней разваренный лист крапивы.

— Милая, не забивай себе голову этой ерундой про отношение бытия и личности. Это метафизика, а ты всё-таки практик. Не твоя область, в общем. Кроме того, ты ведь уверена в существовании альтернативных Эквестрий, в которых живут альтернативные Везергласс и альтернативные Скоупрейджи, не так ли?

— Да, я считаю это фактом, имеющим научное обоснование.

— Так вот, – чёрный единорог поднял ложку, дабы обрушить её в атаку на крапивный суп, – чтобы ты не переживала, знай: если с тобой что-то случится, я найду себе другую Везергласс из параллельного измерения. И замещу тот пробел, который ты боишься создать в пространстве-времени.

— Ты правда это сделаешь? – подняла на мужа повлажневшие глаза малиновая единорожка.

— Уж постараюсь, – серьёзно кивнул тот.

— Спасибо. Это очень много для меня значит…

Тут Скоупрейдж не выдержал и захрюкал, разрываясь от смеха и пытаясь не подавиться супом. Ужин на какое-то время приостановился, поскольку Везергласс присоединилась к веселью мужа, удивительным образом сумевшего развеять сгустившиеся в комнате эмоциональные сумерки, словно вкрутив новую лампочку.

— Мы с тобой реально двинутые, – отсмеявшись и выдохнув, заметил Скоупрейдж.

— Есть такое дело, – подтвердила Везергласс.

Стук форточки привлёк внимание супругов. Повернув головы, они увидели листок бумаги, планирующий прямо на выставленную на подоконнике коллекцию кактусов. Везергласс успела поймать его в считанных сантиметрах над иголками, пока Скоупрейдж, не вставая из-за стола, пытался высмотреть хоть что-нибудь в темноте. В оконных стёклах ему удалось рассмотреть только собственную физиономию и постепенно вытягивающуюся мордочку читающей записку жены.

— Вот это называется «приплыли», – сообщила она, дойдя до последней смазанной точки. – Стэйблридж опять без начальника остаётся.

Она протянула листок мужу, и тот без труда узнал почерк главного крылатого руководителя над всеми мозгами НИИ. Специалист по артефактам едва не нарушил заветное правило молодой семьи: использовать обсценную лексику исключительно для разъяснения подчинённым допущенных ошибок.

— Хм… Неприятная ситуация, – наконец последовал допустимый в приличном обществе комментарий. – Ничего хорошего не сулит.

*   *   *

В темноте вспыхнул свет. Давно отвыкший от него заключённый закрыл морду ногой и напрягся, ожидая, что сейчас раздастся неживой голос, явившийся вновь мучить его, призывая раскаяться в том, о чём он не мог даже вспомнить. Но голоса всё не было, и Диспьют несмело опустил ногу, через почти сомкнутые веки всматриваясь в свет. Лишь через несколько секунд он понял, что видит не расположенные под потолком лампы, а освещённый прямоугольник двери, ведущей, казалось не в другое помещение, а в иной, лучший мир. Впрочем, после недель – месяцев? лет? – проведённых в одиночной камере, он воспринял бы как подарок судьбы что угодно. Помедлив ещё немного, он сделал осторожный шаг, внутренне ожидая, что это новая пытка, придуманная голосом, и дверь мгновенно захлопнется, вновь оставив его в темноте. Но дверь оставалась открытой, и, сделав ещё несколько шагов, пожилой профессор встал на пороге своего узилища, щурясь на всё ещё слишком ярком для его глаз свете.

Его встречали. Золотистый земнопони с белой кучерявой гривой – его тюремщик? Льдисто-голубая единорожка со взглядом, слишком строгим для жены, встречающей мужа после долгой разлуки. И ещё двое рослых пони в одинаковых, скорее всего форменных куртках с нашивками. Разглядеть какие-либо подробности окружения Диспьют не мог – глаза болели и слезились.

— Начальство велело вас отпустить, – произнёс земнопони, – поскольку вы понесли заслуженное наказание в полном объёме. Пройдите вместе с охраной. Вам предоставят комнату, где вы сможете помыться, сменить одежду, привести себя в порядок. Для вас подготовлен транспорт в Эквестрию, он отправляется через два часа.

Профессор Диспьют стоял на месте и молчал. Его отпускали на свободу. Но это была лишь условная свобода. Часть его останется навеки запертой в тёмной камере, где не было ничего, кроме внезапно включающихся ярких ламп и жестокого, с железными нотками, голоса. Часть его не могла оттуда уйти, пока её не выпустят определённые слова – слова правды.

— Почему? – дрожащим голосом спросил Диспьют. – Мне никто ничего не объяснил. Что я сделал? Чем я заслужил это? Кто мне судья, кто приказал меня наказать?

— Начальство не предписывало сообщать вам подобную информацию, – отрезал Эндлесс. – Точнее, вся информация, которую до вас велено довести – имя. Дресседж Кьюр.

— Кто? – Пожилой профессор поднял голову и бросил умоляющий взгляд на золотистого земнопони.

— Причина вашего наказания. И причина вашего освобождения. – Эндлесс сделал шаг в сторону, позволяя Глейсерхит приблизиться к мужу. Она поддерживала неуверенно ступавшего супруга, но категорически отказывалась напоминать ему, кто такая Дресседж Кьюр, и почему это имя является важным.

Эндлесс немного растерялся от такого поведения Глейсерхит. Либо она понятия не имела о некоторых проступках мужа, либо прекрасно о них знала и использовала возможность отомстить изменщику. В любом случае, через пару часов чета учёных переставала быть проблемой «Си Хорс» и возвращалась в Эквестрию. Земнопони откровенно радовался, вычёркивая сей презренный пункт из списка забот, потому что сам список вырос, по его прикидкам, раза в три-четыре. Проводив их взглядом, он повернулся в другую сторону, намереваясь вернуться к другим пунктам.

— Здравствуйте. – Перед земнопони как из-под земли выросла одна из таких забот, именуемая «Скриптед Свитч».

Дресседж Кьюр хотела видеть этого единорога в камере, запертым на все существующие виды замков. Краулинг Шейд горел идеей вовлечь бывшего узурпатора едва ли не во все свои секретные проекты. Эндлесс, вечно находившийся между этих двух огней, обзавестись собственным мнением на его счёт как-то не удосужился.

— Что вы хотели, Свитч?

— Вы не знаете, когда советник Шейд вернётся? Я бы хотел с ним переговорить…

Эндлесс тяжело вздохнул и потёр копытом переносицу.

— Я понятия не имею, когда он вернётся. – Золотистый земнопони вытащил из кармана свёрнутый в трубочку листок. – Три дня назад он написал письмо, которое было почтой доставлено из Кристальной Империи. Просил позаботиться о научном центре, его проектах, его фондах. И в постскриптуме велел внести изменения в судьбу кое-какого пони. Всё. С того момента Шейда никто больше не видел и не слышал. Мы сами по себе, без Шейда.

— Ага, – озадаченно произнёс светло-каштановый единорог. – То есть по реактору мне лично вам докладывать?

Земнопони-директор молча кивнул. Свитч помедлил, глядя в пол и переваривая новую информацию, потом снова поднял взгляд.

— А когда с Дресседж Кьюр я смогу поговорить? – спросил он.

— Не в этой жизни, – вздохнул Эндлесс. – Дресседж Кьюр больше нет.

— Чт… Что? – непонимающе заморгал единорог. Его морда приобрела скорбное выражение, взгляд слегка затуманился. – Я с ней не особо ладил. Но надеялся, что со временем получится сдружиться… Обидно, что так и не выйдет.

Эндлесс склонил голову к плечу. Печаль Свитча была искренней, и скептицизм Кьюр в душе земнопони уступил место доверительному отношению Шейда.

— Так что там насчёт реактора? – спросил он, кивком приглашая единорога следовать за собой по коридору.

Он внимательно слушал, ведя мысленные заметки: разобраться во всех этих «чарах», «чар-зарядах», «порогах подавления», «искр-выбросах», «серебрянках». Лишь один раз докладчика пришлось прервать – земнопони набрёл на лужу серой мыльной воды, около которой переминался с ноги на ногу тёмно-красный земнопони, чья бронзовая грива едва выбивалась из-под надвинутой почти на самые глаза плоской кепки с козырьком.

— Что тут за безобразие? – возмутился Эндлесс.

— Я па-алы убыраю. Вэдро апракинул слущайно, – с жутким акцентом ответил уборщик, опираясь на швабру. Последний оставшийся начальник и сопровождающий его единорог недовольно осмотрели мешковатый неглаженый комбинезон, тёмную бородку, блестящие из-под козырька глаза, висящее на шее украшение – кулон в виде маленькой серебряной флейты.

— Кто вас только взял здесь работать? – на автомате произнёс Эндлесс, после чего с досадой закрыл глаза. – Точно. Я же и взял три дня назад. Лаахд-ат-Хадбан? Из Мэйритании?

Уборщик приосанился – или по крайней мере попытался это сделать – и кивнул.

— Я эта буду. Пра-авда, да.

— Порядок наведи здесь, – распорядился земнопони, осторожно обходя лужу. Скриптед Свитч протопал прямо по воде, на ходу возобновляя отчёт о нормативной выработке энергии за день.

Лаахд-ат-Хабдан постоял, опершись на швабру и глядя им вслед. Потом сделал странный жест – словно хотел пригладить отсутствовавшие на морде усы.

— Сатир, скот’ина рогатая, – пробормотал он уже с иным акцентом. – Чем я вообстше думал, позволяя себя маскировать под поломойку? Тьфу!

Земнопони повернулся в сторону лужи. Но к этому моменту, воспользовавшись отсутствием в коридоре посторонних глаз, лужа преобразовалась в кобылку, чью розовую шёрстку и голубую гриву покрывал слой серой пыли.

— Чего ты ноешь? – спросила она, пытаясь соскрести грязь хотя бы с видимых ей частей тела. – По мне вообще нагло протоптались.

— Так и план’ировалось, – снисходительно заметил уборщик.

— Зато теперь установлено, что Скриптед Свитч – не новое воплощение Ламии. Не преобразованное магией существо, а обычный, даже заурядный, единорог, про смерть которого власти Эквестрии предпочли наврать… Эх, ладно, дома почищусь…

Заметив, что усилия по избавлению от налипшей грязи успехом не увенчались, Алоэ попросила у жеребца, прятавшего свою истинную личность за именем Лаахд-ат-Хабдан, его кулон в виде флейты. Чуть скривившись и бросив на смотрящего на неё земнопони недовольный взгляд, поднесла украшение к губам и подула, словно играя неслышную мелодию. Впрочем, кто-то её всё же услышал: на стене возник мерцающий овал, ведущий из мира поверхности прямиком в Тартар.

— Старую нашу виэрсию, получается, придётся вытшеркнуть, – сказал напоследок Лаахд-ат-Хабдан, возвращая странно работавший свисток себе на шею.

— Да, господин детектив, ваша задача ещё не выполнена, – улыбнулась нимфериада, пересекая границу миров. – Трудитесь дальше, отрабатывайте контракт.

Она вскинула копыто, но помахать на прощание не успела – портал в Тартар быстро сомкнулся, оставив бородатого жеребца наедине со шваброй, пустым ведром и очень неблагозвучными размышлениями по поводу своего внедрения.

Эпилог. Призрак

---

«Ключевые теоретические аспекты природы Тартара» за авторством Дивота и Ритаснелиса лежали на столе перед Блэкспотом. Судя по положению закладки, до конца книги оставалось страниц тридцать, однако бывший ярл не спешил открывать её и продолжать растянувшееся на несколько месяцев приключение – настолько оно оказалось скучным. Наблюдать за медленной сменой цифр на мониторе казалось ему куда более предпочтительным занятием, тем более что цифры эти говорили о приближении проекта особой важности к успешному завершению.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 71%
Определение базовых протоколов: 3/6»

Блэкспот посмотрел на тонкие кристаллы, пронизанные светоносными жилами. Заветные протоколы являлись первым и главнейшим элементом системы, призванным удерживать воссозданный по крупинкам разум от принятия решений, которые плохо закончились бы для всего Стэйблриджа. Первоначально протоколов было пять, но, после того как один особо амбициозный модуль попытался их перепрыгнуть, пришлось добавить шестой, предписывающий системе не знать о существовании протоколов. По воле Блэкспота искусственный разум буквально следовал определённой морали, не подозревая, что способен от этой морали отступить.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 76%
Интеграция даталогического массива»

Увидеть всю память, все мысли «Призрака» с одного места не получалось. Блэкспот, руководствуясь своими более чем вековыми познаниями в строительстве и магии, вырыл под землёй трёхэтажное помещение размером с тронный зал Кантерлота. Только так получилось разместить восемьдесят с лишним сфер, содержащих суммарно больше десяти тысяч кристаллов памяти. Ярл считал, что ему крайне повезло, что исходные материалы для системы оказались дешёвыми и лёгкими в изготовлении. В противном случае, чтобы воплотить замысел в реальность, ему пришлось бы искать второе фамильное состояние.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 82%
Проверка стабильности логических модулей:
Модуль «Честность». Выполнено.
Модуль «Верность». Выполнено.
Модуль «Щедрость». Выполнено.
Модуль «Доброта». Выполнено.
Модуль «Смех». Выполнено.
Модуль «Магия». Выполняется...»

Блэкспот позволил себе лёгкую улыбку по поводу этой «шутки для своих». Когда он понял, что для работы системы понадобится ровно шесть надстроек, осуществляющих рутинные вычислительные процессы, он думал над их обозначениями очень недолго. В конце концов, единорогу хотелось верить, что в «Призраке» тоже есть гармония.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 89%
Соединение с внешними устройствами. Выполняется…
Обнаружено устройств: 7»

Пока что система не имела особой власти над НИИ. С ней стыковались лишь несколько аппаратов, необходимых для саморазвития. Все стояли в этой же лаборатории цокольного этажа. Но Блэкспот держал в уме далеко идущие планы. Системы оповещения, вентиляции, освещения, карантинной изоляции, внешнего защитного поля, генерации энергии, отопления, индикации чрезвычайных ситуаций – всё это должно было обрести единый центр управления и перейти под ответственность «Призрака». В теории управляющее сознание легко предотвращало и устраняло последствия ошибок учёных пони. На практике Блэкспот оценивал эффективность системы процентов на шестьдесят: местные учёные пони в ходе простого эксперимента могли сотворить такое, что в принципе не поддавалось пониманию ни одним разумом в мире.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 93%
Запуск процедуры самоидентификации»

Блэкспот с огромной радостью дождался надписи: «Запуск произведён успешно». Чаще всего система выдавала критическую ошибку именно на этом моменте. Единорогу пришлось прочесть несколько объёмных трудов по психологии, чтобы разобраться, что гнетёт сознание «Призрака». Оказалось, что слишком жёсткое требование идентифицировать себя с профессором Бикер вступало в конфликт с кристаллом памяти, где хранился факт гибели этой пони. Система не воспринимала себя единорожкой с оранжевой гривой, поскольку точно знала, что ею не является. Блэкспоту пришлось продумывать дополнительные алгоритмы для склеивания в одной личности комплекса мировоззрений. И, как бы ему ни хотелось встретить активацию системы фразой: «С возвращением в Стэйблридж, профессор», слова следовало выбирать осторожнее.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 97%
Подключение подсистемы голосового оповещения»

— Система голосового оповещения подключена успешно, – донеслось из специального динамика, крепившегося за креслом Блэкспота. Голос единорог собрал буквально по отдельным звукам из записей, которые Бикер делала для внутристэйблриджской системы оповещения. Записанные директивы и приказы после смены руководства в НИИ избежали уничтожения: их спасло то, что Краулинг Шейду лень было наговаривать новые стандартные фразы для системы связи.

Бывший ярл разобрал все гласные и согласные звуки, все переходы между слогами, ударные и безударные фонемы, паузы. Даже шумы от дыхания. Закинул эти ингредиенты в своего рода холодильник, откуда они поступали в подсистему генерации слов и словосочетаний. Получалось коряво, дёргано, с неровным темпом. Но получалось.

«Инициализация системы «Призрак», версия 1.25. Выполнение… 99%
Подключение пользовательского интерфейса»

Плоский столик, напоминавший гигантскую монету на ножках, окутало сияние. Блэкспот придвинулся ближе, чтобы понаблюдать, как из мелких трёхмерных частичек собирается воплощение системы: голова жёлтой единорожки с оранжевой гривой, уложенной в строгую причёску. Образ слегка подрагивал – сбоили конденсоры излучающих кристаллов – и слегка просвечивал – с этим физическим эффектом Блэкспот поделать ничего не мог.

Последним пунктом создания образа служило подключение мимических алгоритмов, позволявших перестраивать точки состоящей из света мордочки в зависимости от воспроизводимых динамиком реплик. Пока что выглядело это не слишком натурально, даже пугало, но над аспектами визуализации Блэкспот ещё работал. Решил, что сперва сам посмотрит на функционирование «Призрака», потом доведёт образ до нужного уровня красоты, потом покажет наработки Везергласс. Изначально единорог хотел пригласить её на сегодняшний пробный запуск, но ключевые сотрудники Стэйблриджа, включая начальника отдела прикладной магии, рано поутру укатили в Кристальную Империю. Пришлось устраивать шоу только для себя.

Система, идентифицировав в помещении пользователя и определив его местоположение, пересчитала корректное положение точек, отвечавших за визуализацию глаз изображения. Теперь иллюзорная голова над плоским столиком смотрела на Блэкспота. А тот прикидывал, что бы произнести в качестве приветствия.

— Как ты себя чувствуешь? – наконец спросил у образа единорог.

Система выполнила фиксацию звукового сигнала, разбор речи, сопоставление вопроса с имевшимися в наличии шаблонами.

— Желаете провести полную диагностику системы? – произнёс динамик за креслом.

Блэкспот придирчиво поморщился. Бывший ярл ждал какой-то более оригинальной реакции. Хотя и понимал, что глупо рассчитывать на эвристичность от набора кристаллов с золотыми прожилками.

— Да, проведи полную диагностику, – приказал он, перенося к себе научный труд про Тартар.

По его опыту диагностические процессы отнимали приличное количество времени, в течение которого система переставала отвечать на запросы. А иногда выходила из строя полностью. Хотя с момента последнего неудачного запуска Блэкспот много всего добавил к конструкции, он не слишком рассчитывал на быстрый и полноценный диагностический отчёт. И определённо не ждал, что динамик потревожит его ещё на стадии перекладывания закладки словами:

— Диагностика завершена. Ответ на запрос создателя получен. Я чувствую себя живой…

Многострадальная книжка, разом ставшая единорогу неинтересной, выскользнула из копыт и улетела куда-то под стеллаж.