Fallout: Equestria «Soldiers Of The Dark Ages»

Глава первая «Отблески и отзвуки»

«Но мои планы были безупречны!»

Воспоминания. 19:40 17-09-77 года, 20 минут до часа «Ч».

Закон един для всех, нам подчинился свет.

Мы выстроим реальность, где страху места нет.

С природою в единстве мы будем танцевать.

Боль, ярость — старые ошибки, не повторим опять.

Дерзкая, даже нахальная перепевка гимна; слова, наложенные на легкомысленную электронную музыку; резкие переходы в ритме — что-то в этом было. Пегаски не отличались умом, особенно рыжие; но смелая певица, которую искали всем Министерством Морали, явно знала что сказать.

Шейди нравилось слушать «Новую Эквестрию». Особенно вечером, под шум любимой Филлидельфии, наслаждаясь тёплым осенним ветерком. Кабина обзорного колеса медленно поднималась, наушники плеера спасали от гомона набившихся рядом жеребят. С каждой минутой кроны ясеней и орехов парка всё меньше скрывали вид на город.

Куплет повторился. «Зачем тебе строка о природе?» — хотелось пегаску спросить. В сравнении с мегаполисом, что сиял, отражая зеркальными зданиями лучи заходящего Солнца — природа была просто ничем. Город раскинулся многокилометровыми крыльями к востоку и западу; переходил в районы фабрик и линии железных дорог на севере; врезался бесчисленными пристанями в водохранилище, сделанное из и без того крупнейшей в Эквестрии реки. Филлидельфия была прекрасна, она украшала мир.

Сила атома вместо смога угольных топок, электромобили и магнитные поезда, тончайшие сверхпроводящие линии энергоснабжения и связи. Если Кантерлот называли бриллиантом в короне Эквестрии, то Филлидельфия стала городом будущего: функциональным, эффективным, выстроенным по плану — очаровывающим безо всякой мишуры.

Заканчивалась суббота. Шейди однажды поклялась себе: брать хотя бы пару часов отпуска в конце недели, чтобы полюбоваться творением цивилизации. Нужно же знать, во имя чего все работают. Многие трудились ради денег, ради положения в обществе — но для того и существовало государство, чтобы придать направление простым мечтам. Шейди хотела быть значимой; недостойная такая, мелочная мечта; но всё же приходила в парк, чтобы посмотреть на город. Даже маленькая мечта становилась чем-то большим, когда вливалась в общий поток.

Куда приведёт этот поток? Можно ли обозреть его, чтобы увидеть конечную точку? Вопросы, вопросы — иногда стоило их себе задать. А пока город отдыхал: неспешно текли автомобили по улицам, площадь у парка пестрела от бесчисленных прохожих; новый прогулочный атомоход проплывал по каналу, громким гудком и столбом пара предупреждая о прибытии. Жеребята рядом мешали — глупые, толкающиеся, болтавшие о чём-то своём — она не любила жеребят.

Неожиданно взревели сирены, ожили громкоговорители на фонарных столбах. Резкий голос военного приказал: «Спускайтесь в убежища, прячьтесь по домам», — знак ядерной угрозы перекрыл все уличные экраны.

Такое случалось в неспокойные годы. Пони знали правила: толпы прохожих поспешили ко входу в парк, где под павильоном цирка скрывались защищённые подвалы. Праздновавшее что-то семейство бросило торт на скатерти у фонтана; воспитатели, размахивая копытами и мечась туда-сюда, всё же собрали вместе ватагу жеребят; последними уходили единороги в синей форме охраны. Все укрылись в безопасном месте — она же могла только смотреть. В теории всё было просто и понятно, но сейчас мешало это чёртово колесо.

Колесо обозрения — огромное, с высоты которого открывался вид на весь город — оно делало оборот за полчаса; ракетам с избытком хватило бы этого времени. А пегасов не хватало: Филлидельфию называли городом земнопони, в кабинках сидели сотни жеребят. Их успели забрать, но и только; время вышло — послышался грохот вдали, небо рассекли инверсионные следы противоракет. Значит, не учения — это случилось. Оставалось только успокоить дыхание и наслаждаться зрелищем: шоу обещало стать представлением на века.

Мыслей не было; Шейди просто любовалась небом, опустив голову на перила; ветер холодил взмокший лоб. Там, в вышине, десятки противоракет пытались просчитать курс падавших боеголовок. Изделия зебр хаотично маневрировали, настоящие бомбы скрывались среди ложных целей, помехи затопляли радиоэфир. Вспышки. Ядерные заряды противоракет сработали, как только ложные цели — лёгкие, тормозящие о воздух — начали отставать. Последние мгновения, взрывы, слепящие молнии электролазеров — и заливший всё ярчайший белый свет.

Шейди закричала, упав на пол; от боли всё потемнело; а затем пришла ударная волна. Гремел гром, рушились здания, вырванные с корнем деревья бились в стены домов — весь мир превратился в бурю, но колесо обозрения, словно не из этой вселенной, продолжало стоять. Лишь ветер усилился и скрипел металл.

Прошли секунды, буря закончилась. В ушах звенело, но она осталась жить. Или всё же нет? Первой мыслью было: «Так не бывает», — но как же ужасно болели глаза.

— Так, так. Что у нас здесь? — голос прорвался через вой сирен и отдалённые крики.

Она не могла уцелеть, даже в теории не могла.

— Ты тоже сбежала? — спросил кто-то рядом, хотя в кабинке не было других.

— Что?.. — слово сорвалось в хрип. Пересохшее горло саднило, тяжело было дышать. И боль не отступала. В детстве она читала, что призраки снова и снова переживают свои последние минуты. Она не хотела такой судьбы.

— Так что твоё «что»?

— Почему больно? Так не должно быть. Не хочу…

— Типичная земнопони.

Она застонала.

— Неа, нетипичная, — голос послышался совсем близко, тонкий и ломающийся; щёку обдуло дыханием. — До конца смотрела. А я слился, такое зрелище пропустил. Будем дружить?

Прекрасно. Это был жеребёнок. Вдобавок к взрыву, обожжённому лицу и полной бессмыслице, что творилась вокруг — ей не хватало только мелких жеребят. Почему в мире мёртвых для них не могли сделать отдельный план?.. Хотя, в свою смерть уже не верилось — всё не могло закончиться так. Всё не могло настолько болеть.

Тем временем жеребёнок продолжал:

— Я Кроу. А ты?

— Кх-х, можешь видеть?

Она закашлялась, в нос лезла какая-то жгучая пыль.

— Могу, — жеребёнок ответил обиженно, — но не здесь!

Вдруг рядом прозвучал грохот, переходящий в оглушающий свист. Жеребёнок схватил её: ноги обхватили шею и живот. Тут же бросило вверх, очень быстро, так что перехватило дыхание; через какие-то секунды копыта стукнулись о металл.

— Обожаю это место. Такой-то вид! Эти стеклянные дома, парк, речка! Правда, после того как бухнуло, облако мешает и всё дымит…

Пегас. Достаточно сильный, чтобы нести другого, не пострадавший от взрыва. Это был её шанс. И этот шанс, судя по предметам вокруг, перетащил её в другую кабинку колеса. Воздух здесь был чище, бок касался прохладных перил.

Отсюда — с холма у изгиба реки, самой высокой точки центрального парка — открывался вид на весь город. Если бы только она могла видеть. Пригороды и сады, дорожное кольцо, лес небоскрёбов делового центра — идеально расчерченные линии улиц и переулков. Её ждали там.

— Ты видишь небоскрёб, вроде пирамиды, с вырезом посередине? Там ещё символ вроде шестерни?

— Неа, уже не вижу. Бухнуло где-то там.

Штаб-квартира Стейбл-тек была крепостью, способной выдержать что угодно. Но ни одно здание не устояло бы после взрыва вблизи. В горле запершило ещё сильнее, всхлип не удалось сдержать.

— Ты чего? — голос жеребёнка ничуть не изменился. Всё такой же весёлый. Он был слишком глупым, или слишком мелким — он ничего не понимал.

— Ты из Филлидельфии? Твои родители здесь?

— Э-эм, что?.. — он переспросил, каким-то смущённым тоном. — Я не очень-то помню. В смысле, вообще…

Копыта потянулись вперёд. Тело жеребёнка было мокрым и горячим, он весь горел.

— Ты видишь госпиталь? Здание с крестом на крыше? Должно быть недалеко. Пожалуйста, продержись ещё немного. Там помогут, отнеси нас туда.

— Я не могу.

Это оказалось последней каплей; голова закружилась, ноги подогнулись; Шейди упала на холодный пол.

21:30

Она рыдала. В глазах жгло, но слёзы не текли; нос так опух, что едва получалось дышать; а к тому же всё болело, всё чесалось — теперь уже не только лицо, но и ноги, и грудь. Невеликие знания медицины говорили: «Плохи дела» — и нечем было им возразить.

А жеребёнок рядом всё не унимался:

— Тебе на заметку. Я ни разу не плакал в своей жизни! Вообще никогда!

Голос звучал болезненно-громко, копыто давило на бок. Этот глупый недомерок начинал злить.

— Кх-х, ты Кроу, так? — глубокий вдох. — А меня зовут Шейди. Шейдиблум. Первый студент Филлидельфийского университета, наследница богатства, самый перспективный сотрудник Стейбл-тек; и так далее, далее, далее… И я сдохну теперь здесь от лучевой болезни, нет, скорее от жажды или гангрены, вместе с тобой.

Жеребёнок хихикнул, а её всё несло:

— Это будет замечательным завершением полной приключений жизни, где я, лягать, училась, мечтала, но так и не успела закончить ни один проект. И всё по вине этих цветнополосатых мерзавцев, тупых как сраное дерьмо. Прости, богиня, но какую же охуенно мучительную смерть ты уготовала мне.

Мелкий пегас рядом хохотал, явно наслаждаясь цирком. Она едва сдерживалась, чтобы не пнуть его.

— Хотя, может прыгнуть? За сотню метров, если мы сейчас наверху, — почти ласковое прикосновение досталось жеребёнку. — Ты пойми, спасателей не будет, никто не найдёт нас здесь. Ты должен спустить меня вниз. Если не можешь, сразу скажи. Спускайся сам, иди в госпиталь, там помогут тебе.

— Я могу, — он замялся. — Просто, мне в госпиталь нельзя.

«Жеребята…» — Шейди закашлялась снова, прежде чем застонать.

— Мне нельзя уходить. Я должен найти Луну. И я нашёл! Нашёл этот Луна-парк. Но я не понимаю! Парк должен быть мёртв, но здесь же только деревья, камни, потом это колесо… — жеребёнок бредил, уже совсем невнятно произнося слова. Должно быть он ударился головой.

— Спустишь меня вниз, ко входу в парк?

Он отреагировал не сразу, но вот снова прозвучал свист, копыта обхватили тело. Одновременно обдало жаром, затрясло. Кроу всё делал неправильно, словно бы не умел призывать контур левитации: первое, чему учили маленьких пегасят.

Вскоре они оказались внизу. Копыто коснулось входной арки парка, теперь Шейдиблум знала путь. Вот только больной жеребёнок ни в какую не хотел идти. «Мне нельзя! Ну просто не могу!..» — едва не кричал он. Шейди убеждала словами, пыталась тащить; но Кроу не поддавался — просить дальше не оставалось сил.

— Я отправлю кого-нибудь за тобой, — пришлось сказать. Шансы добраться в одиночку были невелики.

Шаг, ощупать путь впереди, и снова шаг. Она брела, стараясь не врезаться ни во что и не упасть. Размер квартала и расстояние до цели, длина шага и число шагов — правильный счёт теперь значил всё. Благо, что планы города давно и прочно засели в голове.

Сирены стихли, крики паники и боли уже не звучали повсюду вокруг. Всё перекрывало радио: «Пострадал центр, облако взрыва движется на запад. Укройтесь в домах, дышите через повязки. Ждите помощи, помощь придёт!» — повторяла испуганная пони. В последнее не очень-то верилось, но хоть одно утешало — госпиталь был на южной стороне.

Закончилась стенка кустов, ограждавшая парк, в одну пробежку позади остался перекрёсток. Теперь кирпичная стена дома подсказывала путь. Несколько раз что-то попадалось на дороге, под копытами хрустело стекло, позади кого-то звали. В шуме вокруг всё чаще стал угадываться треск, похожий то ли на взрывы от пожара, то ли на стрельбу.

И ещё один переулок, до госпиталя оставалось совсем недалеко, когда рядом прозвучал новый звук. Лязг, стук гусениц об асфальт — движение военной машины.

— Стойте! — она закричала со всей силы. — Прошу, сюда!

Движение не остановилось, но послышались тяжёлые шаги, кто-то спешил к ней.

— Одна кобылка. Пострадавшая, — солдат сказал глухо, явно в шлемофон.

И вновь шаги, лёгкие и быстрые. Прохладное прикосновение к шее, потом к лицу; ощущение магии на ранах, такое приятно-холодящее, что даже чуть отступила боль.

А затем голос очень усталой пони:

— Прости, девочка. Мы не можем тебя взять, — металлический щелчок. — Пожалуйста, прости.

Свист сверху, звук удара, удивлённый возглас. И снова реактивный свист; копыта, обхватившие грудь; болезненно-горячее тело, рывок вверх. Тут же волна холодной магии, прижавшая к земле, отчаянный крик жеребёнка.

— Что же мы творим, командир?.. — сказал второй солдат.

Волшебница ответила молчанием, только холод магии ещё больше усилился вокруг.

— Мы должны им помочь…

— Проклятье! Смертник с ОМП!

Магия опутала тело, не давая даже копытом повести, подняло в воздух. Жеребёнок удушающе-сильно прижался к шее и спине.

«Вот и конец, — появилась мысль, — какой же глупый конец».

Чуть отступил страх, разум прояснился, мысли понеслись одна за другой. Время уходило, оставались последние секунды. Нужен был шанс, хоть какой-то шанс…

— Я Шейди, студентка, инженер. А он Кроу, мой лучший друг. У меня мама в Стейбл-тек, она строила убежища и метро… Кроу помогал мне, мы шли к госпиталю. Мы просто хотели спастись. Ну пожалуйста, отпустите нас…

— Послушай, — прохладное копыто коснулось плеча, — твой друг умирает. Полосатые засунули в него капсулу с отравляющим веществом. Ты тоже сильно пострадала: ты потеряла зрение, надышалась радиоактивной пыли; нормальной жизни не будет, теперь повсюду так.

— …Пожалуйста, я умею строить, я могу что угодно починить.

— Ты хочешь жить в мире, где погибло всё вокруг?

— Да, лягать! Хочу! Хочу!!!

Карта

Настоящее. 5:30 16-03-82 года, 4 года и 6 месяцев после падения бомб.

Воспоминания снова донимали. Война прекрасно сочеталась со словом «глупость». Переговоры срывались в непонимание, ошибки вели к неподчинению, мятеж превращался в бойню — и бог хаоса рвался из своей тюрьмы. В прошлом говорили: «Мы можем знать лишь вероятность, лишь случай полный господин. Из всех сценариев возможных он представляет нам один».

Шейди потянулась. Нужно было немного поспать, но снотворных не хотелось, — снова в размышлениях проходила бессонная ночь. Часы постукивали на грани слуха. Механические, немного кривые. Когда-то давно она смастерила их для себя. Едва ощутимое тиканье отсчитывало секунды, периодически их дополняли чуть более громкие щелчки. Наконец, прозвучал один короткий звонок — время пришло.

Она приподнялась — одеяло мягко потёрлось о шерсть. Скрипнула кровать, копыта утонули в пушистом ковре. Рядом ждал стол с верстаком и кучей всевозможных деталей — любимое место, где она могла работать дни напролёт. Сегодня над обычным беспорядком возвышался новый механизм.

«Что же, пора тебя пробудить», — пара прикосновений и зарядное устройство отсоединилось. Наушники заняли своё место, пульт управления неприятно сжал зубы, когда наконец удалось пристроить его во рту; затем прозвучал код доступа — цепочка несвязных фраз — активировались системы.

Пушистый и тёплый, немного колючий, горьковатый на вкус — первый ответ Штуки оказался таким. Послышалось жужжание, довольно громкое в тишине: это ожили сервомоторы, машина открыла глаза.

— Фьюх…

Каждый раз это чувство поражало. Свет и оттенки, очертания предметов; бесчисленные волны; звуки, которых в мире нет. Бесконечно странное чувство сенсорного замещения, когда мозг переключался, чтобы буквально видеть языком. Насколько это, вообще, получалось.

Технология была несовершенна. Язык хотели использовать, чтобы передавать солдату всю информацию от экипировки, создавая дополнительную реальность. Но не сложилось: этому приходилось слишком долго учить. Да и других проблем хватало — постоянно преследовало чувство жжения, такое назойливое. Стоило бы ещё раз откалибровать систему, но времени на это уже не оставалось.

«Как непривычно».

Ещё совсем недавно казалось, что время, здесь, в тоннелях, единственный избыточный ресурс. День следовал за днём, неделя за неделей; атмосферой было ожидание: редкие новости с большой земли, ещё более редкие посланники или переселенцы. Теперь же незнакомцы шастали повсюду, временами доставляя немало проблем.

Все эти новобранцы с вопросами: «Как пройти? Где найти?» — офицеры из комиссий, вечно придиравшиеся к форме; бесчисленные эксперты, считавшие себя умнее всех. Один раз даже целый генерал-полковник — очень злой — из-за которого неделю пришлось без Штуки сидеть.

— Но мы тебя починили. Лучше чем прежде, а?

Штука послушно чирикнула в ответ. Зашелестели винты, очень тихо, в этот раз на них шла прямая передача от вариатора маховика. Маленький квадрокоптер взлетел, скрипуче огляделся. Его электромоторы звучали громче винтов: во всём бункере не нашлось подходящих деталей, так что, как это всегда бывает, пришлось собственными копытами мастерить.

— Это мы тоже исправим, дружище, — она снова зашептала вслух, — ведь там, на флоте, столько всего.

Воздушный флот объединённой армии — Тандерхед — снова отправлялся в поход. И теперь это было не просто сообщение из новостей. Чувства переполняли. Нетерпение смешивалось с любопытством, но сильнее всего был страх.

За пять лет бункер стал её домом. Здесь она нашла своё место, друзей, семью…

— Я знаю, ты не спишь. Обещай.

Брат не ответил. Как и вчера. Она тогда весь вечер работала над Штукой, чтобы каждую минуту не просить. С таким пони как он упрямство ничуть не помогало, а свободного пространства здесь было слишком мало, чтобы враждовать. В узкой, низкой, словно пенал комнате нашлось место лишь для пары кроватей, шкафчика и верстака. Двух шагов хватало, чтобы дойти до стены; но обычно они с братом справлялись. В казармах со всеми он жить не мог; как, впрочем, и она.

Копыто прикоснулось к изголовью второй кровати, затем к полке над ней. Там стояли фигурки: пони в одежде и броне, танки и пушки, разные военные устройства — она мастерила их, а брат мог неделями дорабатывать детали. Он замечательно рисовал.

— Вставай. Ты должен пообещать.

Он вдохнул, но снова ничего не сказал.

— Братик?

Не удалось удержаться: копыто коснулось щеки.

— Убирайся, — он ответил чётко, но голос звучал словно издалека. — Знаешь, как эта твоя гадость бесит, когда над ухом жужжит?..

Она отступила, приказ увёл Штуку прочь за дверь. Всё это было безнадёжно — в плохое утро следовало просто уйти, но сегодня очень хотелось попросить, всего лишь об одном.

— Пожалуйста, останься. Тебе нельзя лететь за мной. Это войсковая операция, пегасы тебя убьют.

…

— Они боятся диверсий, будут за всеми следить. Тебе не попасть на флот.

Молчание в ответ.

— Как ты не понимаешь?.. С твоей болезнью даже наши ребята…

Звук удара о стену, резкий выдох, стук копыт о пол.

— Да пошла ты к Дискорду! — дыхание перехватило от толчка в грудь. — Ты, мразь! Пошла!

Её отшвырнуло, бросило боком на каменный пол. С щелчком захлопнулась дверь. И всё. На этом всё закончилось, в тесный коридор жилого блока вернулась тишина.

«Что же, сама виновата».

Вроде бы ничего не болело, и Штука, покрутившись рядом, подтвердила, что видимых повреждений нет. Разве что грива сбилась, но она сбивалась по любому поводу и каждый раз.

В столовой ждала овсянка, но есть расхотелось совсем. Овсянка на завтрак, на ужин, неизбежно на обед — так долго, что потускнели воспоминания о нормальной еде. Кто-то по радио говорил, что на основе модифицированного зерна можно приготовить любой продукт. Что же, повара однажды попробовали: «Лучше уж овсянка» — было молчаливым решением всех.

Шейди приподнялась, попыталась шагнуть; но тут голова закружилась, бок прижался к стене. В горле запершило, нос намок. Она пыталась сдержаться, но слёзы не хотели слушаться ума. Она расплакалась: беззвучно, скорчившись на полу.

Шли секунды, зубы сжимались со всей силы. Нельзя было здесь оставаться — коридор жилого блока усеивали десятки дверей. Впритык друг к другу стояли комнаты техников и офицеров, все просыпались. У неё и без того хватало проблем с репутацией, чтобы так подставлять брата и себя.

Но метод известен — счёт всегда помогал. Секунда и ещё секунда; десять тысяч гражданских, тысяча солдат; снова пара мгновений — килограмм еды в день; пять лет — двадцать тысяч тонн. Было больше, но они покупали технику и оружие, раздавали другим, тем кто мог помочь. На всех всё равно бы не хватило, приходилось выбирать.

Теперь же спокойная жизнь заканчивалась: склады опустели, зима прошла. Настало время идти вперёд.

7:00

Кальм когда-то называли северной жемчужиной Эквестрии. Расположенный в отрогах Льдистых гор, тихий и уютный, до войны он славился лучшими зимними соревнованиями в стране, прекрасными видами на горы и самым вкусным на свете вареньем из рябины. А ещё здесь добывали магнетит. И вот, благодаря последнему под горой протянулись длинные штольни — отличное место, чтобы спрятаться и жить.

Убежище третьего класса защиты, названное номером пятьсот сорок шесть, неспешно просыпалось. Хотя, к чему ложь?.. Многие не спали в эту ночь, и теперь, к завтраку выбираясь из своих комнатушек, не могли сдержать зевоту. В тоннелях подземного бункера царила суета, а в разговорах утренних пони чувствовалась явная опаска, порою переходящая в страх.

Шейди осторожно шагала по тоннелю. Штука пряталась в гриве и судорожно сканировала всё вокруг. Ловкая пони и внимательный робот, обычно они вместе отлично справлялись — но сегодня обстановка требовала всех сил. В центральном тоннеле прибавилось прохожих, кучи свёртков лежали тут и там, а ещё крылатые жеребята затеяли новую игру.

Шаг вперёд, два влево, ещё три вперёд; пригнуться, вздрогнуть, когда гриву дёргает реактивный поток, и снова шагнуть. Таким образом, расплатившись за всё дрожью от ушей до хвоста, всё же удалось выбраться в более спокойный район. Оставалось совсем немного до цели, когда путь преградила очередная неприятность.

— Стой. Это запретная зона, гражданским нельзя.

На входе в комцентр стоял новичок.

— Всё верно, солдат, — сходу удалось взять уставной тон, — лейтенант Шейдиблум по приказу майора Старлайт явилась в расположение части. Мой пропуск, — Штука вытянула манипулятор далеко вперёд, — сегодняшний пароль, — копыто вычертило символ. — Отзыв?

Солдат задумался, хлопнув накопытником о шлем.

— Отзыв? Я спешу.

— Проходите, мэм, — он отступил, с лёгким скрипом открылась дверь.

«Что ж, это сработало», — Шейди позволила себе вздохнуть лишь после того, как дверь осталась далеко позади. Пропуск был визиткой механика, пароли не использовались уже чёрт знает сколько лет, а что до звания лейтенанта — майор обещала это уладить, но позже, не здесь.

База шестьсот тридцатого батальона в общем-то не отличалась от остального убежища. Больше гермозаслонов, узкие коридоры, бронированные двери в закутках. А так, та же планировка. Это место не предназначалось для боя, командир больше полагалась на внешние посты.

Она хорошо справлялась. Не только с хозяйством батальона, но и, в последнее время, вообще со всем. Власть менялась и старшим офицерам снова приходилось брать управление городом на себя. Тысячи старых жителей и тысячи новых, потоки грузов отсюда и сюда — неизбежные ссоры, неизбежные попытки одних пройтись по головам других. А потом суды, наказания… Шейди знала, как сложно это всё.

Вот и дверь зала собраний, копыто нащупало интерком. В этот раз открыли сразу. Штука влетела первой, чтобы осмотреть негромко шумевший зал. Офицеры переговаривались, ожидая выступления; народу оказалось куда больше, чем в любой другой день; повсюду стояли новички.

— Шейди, — знакомое прикосновение досталось шее и спине, — доброе утро, — пони сказала на ухо, одновременно увлекая за собой.

— Утро…

— Ты причесаться забыла, разве можно так?

По гриве прошлось чем-то прохладным, затем снова. Как водой, только не мокрой. Единорожья магия всегда ощущалась холодной, словно бы лучилась в эфир потоками радиолокационных волн.

«Холодные радиоволны?» — экая лирика, недостойная учёной пони. Впрочем, не о том речь — Раими Дон умела колдовать: у неё тоже не было офицерского звания — на самом деле она до кончика рога была гражданской — но всё же её позвали на совет.

— Рами, у меня просьба.

— Хм?..

— Брат ничего не хочет слушать. Глупый крылатый… Я знаю, он сразу же рванётся следом, или хуже — попытается проникнуть на Тандерхед. Проследи за ним, пожалуйста. Нужно будет — запри. Не хочу, чтобы он так умирал.

Единорожка долго молчала. Она ненавидела брата, и не без причины. Но старые семейные ссоры, своеволие глупых жеребят — теперь всё это казалось таким далёким. Разве можно было отказать?

— Постой, ты что… — Раими запнулась. — Ты тоже идёшь?

— Да, это мой долг.

Единорожка резко выдохнула:

— Она совсем тронулась умом?!..

— Рами.

— Мало было взять детей, так теперь, получается, и раненые должны воевать?! Прекрасная идея, Старлайт! Давай, прикройся нашими телами! Выстрой себе курган из трупов — будь достойна трона Северного Короля!

— Рами!

Наконец-то это сработало. Но — Штука огляделось — все смотрели на них. В том числе и майор — волшебница в армейской униформе стояла близ трибуны. Она сделала шаг вперёд.

— Всегда выбираешь сдаться? — в голосе Старлайт звучал холод. — Твоё право. Все мирные жители останутся дома. Это долг армии — сражаться и защищать. Я лишь даю право каждому решить, кто он, гражданский или солдат. Лейтенант Шейдиблум, тебе ведь есть что сказать?

«Сказать?» — Шейди шагнула вперёд, потом ещё раз, ближе к сцене. Она поднялась по ступеням, обернулась к остальным.

— Я слепая. Потеряла зрение, когда упали бомбы, смотрела на взрыв. Три года назад я вступила в армию, сначала простым техником-радистом, потом научилась радиоэлектронной борьбе. Я не бесполезна, в своём деле я хороший специалист. Я готова умереть за Эквестрию и наш батальон, но всё сделаю, чтобы ни мне, ни другим умирать не пришлось. Эквестрия снова будет жить мирно. Мы победим.

Прикосновение к шее, нежное объятие. Командир умела успокоить — дрожь сразу же прошла. Зал молчал ещё несколько секунд, но потом кто-то стукнул копытом; вскоре остальные подхватили его жест. Прежде чем стихли овации Шейди поспешила уйти. Возвращаться к Раими не было смысла, поэтому она остановилась в первом ряду.

— Мы победим, — взяв небольшую паузу Старлайт продолжила речь. — Годы зимы стоили нам многих жизней, но мы выдержали это испытание. А зебры — нет. Только что пришло сообщение — южный фронт рухнул, путь на столицу теперь открыт. Армия «Центр» стремительно продолжает наступление — полосатые проиграли войну.

В этот раз обошлось без бурных восторгов; все в штабе знали, к чему дело идёт; но тихое воодушевление чувствовалось в дыхании каждой пони вокруг.

— Пора нам решить, какую роль сыграет армия в восстановлении Эквестрии. Офицеры связи, инженерных войск, батальонов снабжения — друзья — я пригласила вас сюда, чтобы решить судьбу страны.

Старлайт не упомянула пегасов — ни одного из крылатых не позвали на совет. В госпиталь убежища часто попадали пострадавшие с крыльями, недавно прислали целую ватагу заболевших жеребят. Да что там, среди местных были сотни пегасов, но в армии раскол между сухопутными войсками и летучими дивизиями усиливался день ото дня.

— Погибли многие пони, но до сих пор мы не замечали, как пострадала природа. Даже если мы объединим усилия, Эквестрия не сможет всех прокормить. Что бы ни говорили пегасы, нам не хватит запада, и облачные фермы тем более не смогут помочь. Это первое. Второе — мы не можем позволить зебрам вернуться к их захватническим планам. Дай их лидерам шанс и они снова устроят вторжение.

Секундная пауза, молчание всех вокруг.

— Поэтому мирного договора не будет. Мы примем только полную капитуляцию. И более того, Зебрика с Эквестрией превратятся в единую страну. Как тысячелетие назад, после долгой войны объединились три расы, так и мы уйдём на юг, чтобы вместе с зебрами создать новый народ.

В этот раз поднялся ропот. О таком никто никогда не говорил.

— Ты всегда любила громкие слова, — знакомый голос, касание волшебства. Раими перенеслась на сцену. — Но вернись к делам насущным. Провокации на границе не прекращаются, стоит батальону уйти и грифоны сразу же нападут.

Майор холодно рассмеялась:

— Нападут на госпиталь для офицеров и членов их семей?.. Это будет последней ошибкой наших добрых соседей. Господа офицеры, мы ведь не оставим медицину без штыков?

И вновь она использовала злость Раими себе на пользу. Все отвлеклись от идеи переселения, командиры батальонов наперебой принялись обещать технику и оружие. Кто-то первым предложил прислать свою роту охраны, затем к нему присоединился другой. Тыловым частям по штату не полагались боевые подразделения, но после раскола с пегасами, после всех разногласий на уровне штабов — каждый командир начал подготавливать собственный спецназ.

Вскоре в списках уже значилась небольшая армия.

— Напрашивается вопрос, — произнёс некто из первого ряда, — зачем обороняться, когда мы сами можем напасть? Грифоны всех достали, лично у меня план рейда давно готов.

Слова упали на благодатную почву. Нападения не прекращались уже который год. Говорили, что взбесившиеся от голода звероптицы пожирают других: с оленями на западе у них шла настоящая война. А что до Эквестрии — кое-как вооружённые и неорганизованные банды не могли ей угрожать.

Но с какой же лёгкостью офицеры приняли план. Никто не задумался о мнении Генерального штаба, никто не спросил о стратегии, никто даже не предложил начать с общих учений. Здесь не было боевых офицеров, только тыловики.

Майор молчала, не вмешиваясь, даже когда обсуждение в зале превратилось в кучу несвязных бесед. Слышалось дыхание Раими, но она тоже не говорила ничего. Поднявшаяся к потолку Штука видела, как две единорожки неотрывно смотрят друг на друга. Власть военная и власть гражданская — они никогда не умели мирно жить.

8:10

Шейди вышла за дверь, глубоко вдохнула. Воздух в зале хорошо вентилировался, но, чисто психологически, там стояла страшная духота. Шерсть слипалась от пота, ей срочно нужно было в душ.

Обратно в жилой блок? Через центральные проходы?.. Или… Она повернулась. Рядом был технический тоннель.

— Штука, сними решётку.

Несложные приказы робот понимал, манипулятор быстро отвинтил болты. За декоративной решёткой скрывалась гермодверь; запертая, конечно же; но все двери управлялись главным компьютером, Штука постоянно поддерживала с ним связь.

Обычно зал собраний с командным центром стояли пустыми — со стандартными протоколами компьютер справлялся куда лучше, чем сонный персонал. Да и задач у него было немного: распределение ресурсов, сверка списков, проверка подписей — обычные обязанности смотрителя. А ещё работа с энергоблоком: главная задача, для которой создавался этот мейнфрейм.

Шейди шагала, стараясь ступать аккуратнее, каменная крошка скрипела на полу. Проходом не пользовались уже очень давно, с тех пор как прорубили в скале. Раз в месяц здесь прогуливался техник с проверкой, но всё работало, так что он только смотрел пломбы на щитках. А Шейди любила заглядывать в технические тоннели, это возвращало гордость — ведь во всё здесь, от трубопроводов до линий электропередач, она вложила часть души.

Через стены доносился отчётливый гул. Всего в двух десятках метров, за скалой и системой защит, горело сердце реактора. «Горело» — правильное слово, ведь деление тяжёлых атомов под ударами нейтронов очень напоминало распад многоатомных частиц. Только энергии это давало гораздо больше. В капсуле активной зоны плавился свинец; насосы прокачивали его через трубы, идущие под корпусом реактора; а дальше тепло подхватывала вода, крутились турбины.

Когда-то созданный для наработки оружейного плутония реактор питал системы убежища, давал свет и согревал; но главная доля энергии уходила вовне, на ветку магнитной дороги и поддержку сотен меньших, оснащённых фильтрами домов. Немало иронии скрывалось в том, что одна из уничтоживших мир машин теперь помогала выжившим спастись.

Шейди остановилась, вслушиваясь в гул. Он так напоминал шум прибоя во время непогоды. Все пони разбегались, а она любила взять плащ и подолгу прогуливаться по набережным родного города. Возвращались воспоминания: планы районов и чертежи старых проектов, запах дождя, по-прежнему яркие картины улиц. Прекрасные мгновения, когда весь мир словно бы таял вокруг.

Но следом за воспоминаниями всегда приходили кошмары.

Филлидельфия горела. Звучали выстрелы и взрывы, всё рушилось вокруг. Из всех боеголовок лишь одна прорвала оборону города, но зебрам большего и не требовалось: их шпионы распылили повсюду новый яд. Все пони бросились глотать рад-протекторы, обожжённым вкололи заживляющий гель; но лекарство лишь усилило болезнь, в первые же часы пострадавшие потеряли рассудок.

Эти пони кричали, бросались под гусеницы бронемашин. Город погрузился в хаос, эвакуацию не смогли организовать ни в первый день, ни даже через неделю. Магнитные дороги оказались разрушены, армия сражалась на фронтах, а местные службы… Правила требовали от них сразу же принять предельные дозы радиозащитных средств. Они погибли первыми, а следом и город. Выжили лишь те, кто успел сразу прорваться за внешнее кольцо. В тот день Старлайт спасла всех.

Одна храбрая пони с толпой испуганных гражданских; её рота больных, смертельно уставших солдат. Они вместе шли по разрушенному миру. С неба падал дождь, чёрный от пепла; по вечерам лужи сковывал лёд. Тысячи потерявшихся пони увязались следом, ведь пегасы не могли спасти каждого, а отставшим тоже хотелось жить. Майор не бросала инженерную технику; конвой двигался медленно, вскрывая по дороге каждый резервный склад. Эти задержки стоили жизни многим больным, но дали остальным шанс продержаться — ушедшие с пегасами остались совсем без ничего.

Командование инженерных войск пыталось наладить снабжение: все силы они бросали на запад, не думая о восточных частях. Когда пришёл приказ отдать технику, майор не могла проигнорировать его. Но подчиниться — значило умереть. Мятеж был общим решением. У них были товарищи, кто поставил помехи на линиях связи; друзья нарушили график охраны; нашёлся и ядерный заряд. Даже Раими согласилась: она так прикрыла операцию со стороны министерств, что в итоге мятежниками назвали верный приказу штаб.

А может, смутное время действительно смывало грехи.

Тот горький день стал началом «Проекта» и шестьсот тридцатого батальона — центра в объединении всех боеспособных частей. У них был реактор, горнопроходческие машины, специалисты всех мастей. И две особенные пони. Одна, способная повести других, и другая, потерявшаяся кобылка, знавшая всё об устройстве подземных городов. Здесь, в старых штольнях, сохранивших склады продовольственного резерва, они построили дом для тысяч беженцев и спасение для ещё большего числа других.

Штука чирикнула.

— Глупый робот. И глупая я, всё забываю научить тебя от размышлений не отвлекать. Что там? Совещание закончилось?

О ногу что-то поскреблось.

— Хм?

Стало больно.

— Ты?!.. А-а-ай! Штука, убей его! Убей!!!

Звук выстрела — шипение, треск — в стороне. Вцепившаяся в ногу тварь, благо лёгкая. На одних инстинктах Шейди била её о стену и пол, но сволочь всё кусалась.

И снова шипение выстрела. Электролазер ударил на максимальной мощности, но совсем не туда. Хорошо, что не туда!

— Штука, в меня не стреляй! — бросок к стене. Ещё один удар по твари, громкий хруст. И наконец-то облегчение, челюсти существа разжались.

А робот всё стрелял; куда-то в сторону; такими мощными импульсами, что закладывало уши и запах озона бил в нос. И будто мало этого: завизжала сирена пожарной сигнализации, сверху ударили потоки ледяной воды.

Наконец, она очнулась:

— Стой! Охраняй меня! Что там?!

— Зебра, — робот ответил буднично.

…

— Отмена! — дрожь пробрала до копыт. Здесь не могло быть зебр, только техники. Штука могла убить любого техника, если он не носил изолирующий костюм. Он ведь носил?

— Эй, кто там? Ты живой?!

Визг сирены, снова и снова, прямо над головой.

— Штука! Компьютеру! Пожарную тревогу отключить!

Наконец-то это сработало. Тишина вернулась в тоннель. Мгновение, другое, и через заложенные уши пробился звук.

— …Свои. Живой, — голос принадлежал жеребцу. Не звучало ни нотки страха, должно быть у него был шок.

Она бросилась на звук. Там была ниша в стене, какой-то ящик, и один пони, прижавшийся к нему спиной.

— Несильно поранилась?

Он ещё спрашивал. Нога почти не болела, копыта стремительно ощупывали жеребца. Обычного, невысокого земнопони. На нём не было защитного костюма, только промокшая форма и какой-то плащ. Ему невероятно, немыслимо повезло.

— Давай знакомиться, Шейдиблум. Какое милое имя. Мне понравилось твоё выступление, лейтенант, — он нежно коснулся её шеи, затем раненой ноги. Слова звучали мягко, но чётко, будто он успокаивал её. — А меня зовут Рифт, комвзвода рейнджеров, почти настоящий капитан.

— Я в порядке, — она со вздохом опустилась рядом. — Как ты только следовал за мной? Зачем? Я же закрывала дверь. И что это было?

— И тут мы возвращаемся к нашим проблемам. Термит тебя покусал. Зебринский. Злобные создания, у нас на юге их полно.

Она снова вздохнула. В последнее время на убежище, и на неё лично, обрушилось уж слишком много бед. Впрочем, правила вежливости это не отменяло.

— Приятно познакомиться, капитан, — она сказала, поднимаясь. — Простите, что доставила вам неудобства. Пойдёмте обратно, — пара шагов по коридору. — Ужасно выгляжу, да?

Жеребец усмехнулся:

— Кровь, грязь, мокрая грива. Подтверждаю. Но и я хорош.

Шейди ускорила шаг. Вовсе не на такой душ она надеялась. Но, по крайней мере, от слипшейся шерсти это помогло — сделало наименьшей из проблем. Боль в ноге усилилась, приходилось идти осторожно, чтобы не опираться на неё. Нужно было сообщить как можно скорее: мерзкие твари ведь могли кого-то ещё покусать.

— Говорите, на юге их много? — она обернулась.

— Ага, полчища.

Голос донёсся издалека. Почему-то он оставался на месте.

— Вы ранены?

— Слегка оглушён. Проблема в другом. За ящиком есть маленький люк, и там их тоже много. Очень.

На краю слышимости звучал характерный звук, как будто что-то скребётся о металл. Вспомнилась карта — водосточный канал вёл к коллекторам. Его построили только на случай аварии, в нишах технического тоннеля стояли решётки. Одну из них, видимо, забыли толком закрепить. И сейчас в этот канал стекала вода.

— Штука, — голос прозвучал ровно, — запрос к мейнфрейму. В технических тоннелях есть пони кроме нас?

Отрицательный писк.

— Хорошо. Команда главному компьютеру. Запереть все гермодвери в технических туннелях, блокировать коллекторы.

Подтверждающий писк.

— Открыть дверь к командному центру.

— Шейди, тебе бы лучше туда поспешить…

— Взять декоративную решётку.

— …Сейчас мне придётся очень быстро бежать.

— Закрепить ящик решёткой. Приварить.

Робот вернулся быстро, снова затрещал электролазер, сплавляя металл. Работа электронного луча в воздухе, конечно, требовала уйму энергии, но в сверхпроводящем кристалле её хранилось тоже немало. Жаль лишь, что сложно было его заряжать.

В этот раз минута работы почти обнулила заряд. Ещё пара минут потребовалась системе пожаротушения, чтобы охладить расплавленную сталь.

— Вставайте, капитан. Можете идти?

Он поднялся лишь после того, как дёрнул решётку несколько раз. Ответ прозвучал наконец-то по уставу:

— Спасибо вам, лейтенант. Приятно, когда спасают умные пони.

«Едва до этого не убив».

— В этот момент вы очень напомнили мне майора. Когда-то мы вместе воевали на Сахиле. Вроде разведки и вроде прикрытия. И точно так же эффектно она вытаскивала нас. Вы, лейтенант, из её учениц?

— Вроде того.

Они быстро следовали по коридору. Шейди позволила себе вздохнуть спокойно лишь когда гермодверь закрылась позади. Прежде всего она принялась ощупывать себя.

Что ж, её вид был действительно ужасен. Вся грязь мира висела на шерсти, порез на ноге покрывала липкая кровь, грива промокла. Устав гласил, что офицер должен быть примером для солдат и — Штука видела — сейчас в коридоре у зала собраний стояли два прекрасных примера глупости и неосмотрительности.

Штука чирикнула.

— Собрание закончилось, да?..

Через мгновение скрипнула дверь.

— А вы, собственно…

— Служба поиска и дезинсекции. Не обращайте внимания, сэр, — Рифт ответил так, что незнакомый пони запнулся.

Шейди вздрогнула, когда копыта обхватили её за бока. Забросило на спину, сверху упал плащ. Рифт быстро уходил.

— Я знаю, у вас тут лучший на свете госпиталь. А где бы нам доктора найти? Надо укол сделать, швы наложить. Но сначала в душ. Нельзя пугать медицину — я всегда говорю!

Как же у неё кружилась голова.

10:00

— Можно называть вас по имени, лейтенант?

Она снова висела у Рифта на спине. Сначала после душа, потом после перевязки и инъекции. Сил хватило только чтобы написать отчёт. Скоро за дело должны были приняться солдаты и роботы с огнемётами, но слухи всегда опережали официальные сообщения — в коридорах появилась уйма вооружённых пони, всех жеребят заперли по домам.

— Как ты, Шейди? — спрашивал её то один знакомый, то другой.

Приходилось отвечать. Но вскоре путь закончился, они оказались перед дверью домой. Нужно было прощаться.

— Капитан…

— Звания и титулы всегда казались мне ужасно неуместными. История не для того дала нам прекрасные имена, чтобы мы связывали их и бросали в клетки. Так можно называть вас по имени, лейтенант Шейдиблум?

Рифт говорил временами вычурно, временами просто, изредка даже умно. На обычного солдафона он ничуть не походил.

— Да, можно, когда мы не на войне.

— И этих букашек ты назвала «войной»?

Он рассмеялся. Но важно ли, кем был враг, если он мог убить?..

— Мне нужно немного отдохнуть. Поговорим позже, ладно?

Он позволил ей встать на ноги, но не спешил уходить.

— Ты страдаешь бессонницей. Я вижу, что-то тебя гнетёт. И очень хотел бы помочь.

Помочь? Чем он мог помочь?.. Раими теперь бы не стала, майор и так делала всё возможное, другие не могли и не знали ничего. Но это не значило, что следует сдаваться. Сдаваться, вообще, не стоило никогда.

— Помоги. У меня есть брат и у него был очень паршивый год. Он потерял всё, кроме меня. Боюсь, он хочет умереть. Но не могу помочь. Я должна, обязана уйти. Скажи ему, что я вернусь.

С щелчком открылась дверь. Она шагнула в комнату, оставив Штуку позади.

— А где его найти?

Брат исчез, осталась только примятая постель и открытый шкаф.

— Штука, прогресс операции зачистки? Огнемётные команды уже отправились в тоннели? Нет?.. Передай командиру: «Пусть подождут».

Некоторое время длилось молчание. Она прошла два шага до стены, к верстаку и обратно — копыта приятно охватывал мягкий и пушистый ковёр — потом всё же опустилась на постель.

— Не бойся, букашки совершенно не опасны бойцу в скафандре. Зебры бились над этим, бились, но так и не сумели вывести взрывающийся подвид. Получались так, хлопушки.

Брат действительно не расставался с бронёй, но не по этой причине, просто не хотел показываться другим. Часы по-прежнему тикали и щёлкали, времени оставалось всё меньше. Выход был назначен после полудня, в этот же день.

— Я понимаю, — Шейди вздохнула, — понимаю, почему майор так спешит. В этом году мы должны высадить урожай, иначе в следующем начнём умирать. Но зачем устраивать войну с грифонами? Нам ведь теперь нечего делить.

Рифт промолчал. С тихим шуршанием он опустился рядом на ковёр, слышалось дыхание.

— Извини, если не хочешь обсуждать политику, можно и о термитах поговорить.

— Да нет, — он мягко фыркнул, — всего лишь вспоминал. Старлайт всегда злилась на своё звание — бесконечно амбициозная кобыла и всего лишь майор. Неудивительно, что она собрала всех. Но пони инертны: большинство предпочтёт бежать от войны. Поэтому понадобились грифоны — когда вспыхнет север все наконец-то прислушаются и уйдут на юг.

— Грифонов уничтожат.

— Глупости. За ними можно бесконечно гоняться в горах. И эта потешная армия — видела их? — совершенно небоеспособны, только потеряют бойцов.

Печально. Даже ради высшей цели не хотелось лишних смертей, не хотелось использовать других втёмную. Но оставался ли выбор?.. Старлайт не была богиней — всего лишь верная мечте единорожка. И поэтому одна земнопони последовала за ней.

— Рифт, ты верен майору?

— Конечно. И дело не в старой дружбе. Я здесь, потому что верю — она права.

«Значит, нас теперь трое».

— Спасибо.

Приятно было хоть с кем-то свободно поговорить. В последнее время совсем не оставалось сил соблюдать секретность. Ту секретность, о которой все знали, но немногие находили в себе силы сказать: «Эквестрия умирает», — и как тысячу лет назад пони снова вынуждены бежать в новые земли, чтобы спастись.

Открылась дверь.

— Ты закончил?

Брат не вошёл в комнату, некоторое время он молчал.

— Уничтожил их?

— Да, сжёг царицу и гнездо. Доклад в штабе, оружие вернул в арсенал.

Голос звучал хрипло и глухо, шлем он не снимал. Прошло ещё одно долгое мгновение и молодой пегас всё-таки шагнул внутрь. От скафандра несло хлоркой, но запах гари чувствовался всё равно.

Она не знала, что сказать, ухо подёргивалось. Ещё один шаг прозвучал впереди.

Рифт вмешался:

— Термитов невозможно уничтожить, иначе бы истребили давным-давно. Каждый раз остаётся схрон, молодая пара и несколько рабочих особей.

— Значит, проверим каждый угол и каждый проход.

— Желаю удачи. Но разве вы не собирались уходить?.. Всё меняется в мире: когда пони уйдут, убежище достанется термитам. Со временем они прогрызут новые тоннели, перестроят систему вентиляции. Воздух здесь станет влажным и жарким, металл покроют составом, чтобы не ржавел. Термиты будут выращивать грибы, создадут колонии. Может, они начнут новую цивилизацию, если нам не повезёт?

Это было самым антипатриотичным, что Шейди слышала за всю жизнь. Но на брата слова капитана никакого впечатления не произвели, он молчал.

— И всё же пони выживут, я верю. Эквестрия снова будет жить мирно. Мы победим. А до этого я тоже буду жить, чтобы не позволить хорошим пони умирать.

— Но сейчас ранена она, а ты жив и здоров, — голос пегаса звучал по-прежнему ровно. Как и всегда, когда злость ему едва удавалось сдержать.

— Я всегда жив и здоров. И смогу защитить её.

— Да что ты можешь, ничтожество? Мне хватит секунды, чтобы убить тебя.

— Проверим?

Ни один земнопони не мог победить хоть сколько-то подготовленного пегаса; но Рифт шагнул к двери, изготовился, он явно не собирался отступать.

— Пожалуйста, без ран.

— Конечно.

Брат бросился вперёд. Мгновенно. Ветер ударил по комнате, тело земнопони отбросило.

— Ты мёртв! Раз, два! Трижды мёртв! — пегас рассмеялся.

— А ты один раз, — Рифт встал. Голос звучал так, как будто ему тоже смешно: — Во мне бомба, срабатывает от мысли или на смерть. Всего сотня граммов взрывчатки, но тебе хватило бы, шею бы точно разорвало. Ты же ринулся в бой, словно идиот, когда достаточно было одного удара издалека.

Брат не ответил, просто вернулся на свою кровать. Чего бы ни хотел добиться капитан этим спектаклем, его попытка провалилась. Впрочем, Рифт продолжал:

— Не один ты такой невезучий. Я тоже потерял всё, разве что жизнь осталась. Никчёмная штука, но всё ещё полезная другим. Было бы стыдно зазря её терять.

В комнату вернулась тишина. Молчали двое грустных пони и Шейди не знала, что им сказать. Брата речи о полезности жизни уже давно не утешали, Рифт едва ли сам верил в свои слова. Всё вернулось к тому, с чего начиналось, и ничего не получалось изменить.

— Бомба?.. Значит в тебе есть имплантаты?

Хотелось поговорить, хоть о чём-нибудь.

— Да, рейнджеры, ты знаешь: максимум эффективности, максимум компактности, плевать какой ценой. Сначала в нас пихают железяки, потом нас пихают в железяки; бросают за линией фронта, чтобы кого-то найти, что-то сломать; или зажариться в хрустящей корочке, если не повезёт.

Её передёрнуло.

— Но ты не бойся, в наш отряд берут только тех, у кого удача ну просто десять из десяти! С нами не пропадёшь.

Он говорил ещё многое. Рассказывал о приключениях своего отряда в стране зебр; о джунглях, таких высоких, что среди деревьев можно было спрятать самолёт; о саваннах дальнего юга и бесчисленных островах; о древних городах, причудливых и странных.

Спать расхотелось и изредка она вставляла свои слова. Пегас рядом по-прежнему молчал.

12:00

— Это было в восьмидесятом. Я с командой, потом эта парочка: Джой и Сорроу, потрясающий разведчик и какой-то немыслимой силы маг. Штаб к тому времени уже ничего не решал, так что мы работали сами. Союз племён дал поддержку, но на деле опять же нам приходилось этим жеребятам сопли подтирать.

Рифт рассказывал увлечённо, довоенные истории плавно переходили в послевоенные, атмосфера менялась. Конечно, пропаганде не стоило верить, но в одном радио не обманывало — дела у зебр шли плохо, более чем плохо. Империя распалась на княжества ещё в первые послевоенные годы, усилилась племенная рознь, повсюду поднялись культы. И неудивительно: разница между деревней и городом в зебринской стране всегда была недопустимо велика. Центры цивилизации окружала дикость, и когда сгорели все сколь-либо крупные города единственной объединяющей силой осталась армия.

— …Пока наши горе-боевики отвлекали гвардейцев снаружи, волшебник перенёс отряд в катакомбы. Старые проходы частью обрушились ещё в прошлое наступление, полосатые понаставили мин — но это было привычным делом. Подобравшись к штабу, первым делом мы вырубили им свет и связь. Охрана засуетилась, но она была немного не с той стороны. И пока мы паковали связистов, Сорроу решил генералу визит вежливости нанести. Была у него к ним глубочайшая неприязнь.

— А скажи, гвардию там не любили?

— Очень. Не без наших стараний, но больше по их собственной вине.

Рифт уже рассказывал об этом, да и прочих слухов хватало. После первых месяцев безумных наступлений и огромных потерь на годы наступило затишье, армии остановились на фронтах. И если в Эквестрии были резервные склады, которые готовили на годы большой войны, Зебрика всегда рассчитывала на распределение запасов и помощь местных властей. Это помогло быстро оправиться от первого удара, но разрушило единую страну.

Гвардии приходилось насильно забирать продовольствие в прифронтовых районах, южные княжества задерживали поставки каждый раз. Инфраструктура сильно пострадала, диверсии рейнджеров ещё больше усиливали внутренний раскол, и пока пони страдали от холода и голода, зебры умирали в гражданской войне.

Рифт вежливо ждал, пока она не продолжит вопрос. Часы отстукивали секунды. Штука чирикнула уже дважды, сначала предупреждая о времени, потом о следах магии за стеной.

— Кроме Союза там остались угрозы?

— Остатки гвардии держатся за шахты. Но их отрезали, следом за столицей они тоже падут.

Так заканчивалась война. Союз племён пытался договориться, они обещали поставки продовольствия в обмен на самоуправление; но не все в штабах с этим соглашались. Старлайт умела убеждать: «Продолжить войну, колонизировать юг». Её идеи непросто было принять: чувства протестовали; но в итоге разум соглашался — так стало бы лучше для всех.

Эквестрия уже успела однажды поплатиться за торговую зависимость от другой страны.

— Нам пора идти.

Шейди поднялась, надела униформу. Рифт уже был готов. Хотелось остановиться, снова просить брата обещать. Но стоило ли?.. Все пони в этом мире имели право на гордость. Как она, так и он.

— До встречи, — она закрыла дверь.

Двое шли по коридорам, к арсеналу, следом за потоком недавних кобылок и жеребят. Всё же Раими была права — детей забирали на войну. Но выбора не оставалось: в отличие от взрослых они сохранили здоровье, лучше «стариков» научились бегать и стрелять. Правда, определяющим оказалось другое: Старлайт учила их преданности Проекту, и в этих уроках не было места ненависти к народу зебр.

Дождавшись своей очереди, Шейди вошла в арсенал. Комплект экипировки ждал в личном шкафчике, полка выдвигалась, чтобы одним движением можно было надеть. Ткань скафандра скрипела, пахла чистотой. Как же давно не приходилось его использовать, но копыта помнили — быстро закрывались клапаны и застёжки, последним защёлкнулся шлем.

— Спасибо, что ты с нами.

Командир, майор, волшебница по имени Старлайт — она стояла рядом. На самом деле следовала от комнаты, не показывая себя.

— Штука тебя видела.

— Как и всегда.

Шейди хмыкнула. Они были давно знакомы, но разобраться в чувствах к подруге и, возможно, будущему правителю объединённой страны — не получалось до сих пор. Когда к дружбе добавлялись сомнения, всегда получалась на редкость сложная смесь.

— Идём?

— Идём.

— Как в старые времена, командир.

Теперь их было трое. Нет, больше, гораздо больше. Сотни солдат шестьсот тридцатого отдельного батальона; тысячи сотрудников «Проекта»; миллионы военных и гражданских, доверившихся им. Порознь у них не было шансов выжить, но объединившись они могли изменить мир.

Шейди шагала по туннелю, представляя, как в это же время незнакомые пони распечатывают послания. Старшие офицеры, командиры ещё не превратившихся в банды батальонов, лидеры уцелевших гражданских служб. Кому-то «Проект» помог, кого-то подкупил обещаниями, кого-то вынудил сотрудничать — не важно, от них требовалось выполнить лишь один, простой и чёткий приказ. Пропустить поезд, погрузить войска и технику, встретить в порту — приказы объединялись, дополняли друг друга, и вот, в дело уже вступало нечто большее. Государство, как самоподдерживающаяся система связей, и объединяющая всех идея, которая, право же, могла быть любой.

12:30

Вот и дверь внешнего шлюза, шипение воздуха, а затем шаг наружу: на мягкий, пружинистый и чуть мокрый весенний снег. Шейди шагнула в сторону, пропуская остальных; а затем не удержалась от второго шага и третьего, пока грудь не уткнулась в подтаявший сугроб.

— Я тоже не устоял, — хохотнул Рифт. — Удивительно, что здесь всё не в снеговиках.

Ничего удивительного: после пары неприятных происшествий жеребят не выпускали. И Шейди лично поставила подпись на приказе, хотя после этого добавилось немало новых проблем.

Вообще-то в долине не слишком фонило, дозиметр почти не трещал; некоторые новички даже выходили прогуляться, воздухом свежим через фильтр-маску подышать. Но какой в этом был смысл?.. Холодные горы севера, бывший шахтёрский городок — это место ничуть не напоминало дом. А ещё постоянный ветер, который так и свистел от осени до весны, и в день, и в ночь.

«Это всё вендиго, духи метели, карает подлецов, презревших заветы двуединых богинь!» — так ругалась одна старушка из переселенцев. Из-за жужжащей Штуки звание первейшей из «подлых» доставалось известно кому. Вот и запомнилось.

Средние пони часто принимали следствие за причину всех вещей. Что есть ветер? Ритм в движении молекул, следствие перехода энергии, перепада температур. Свет Солнца давал энергию, вращение планеты направляло её, заставляло вихриться, а затем рельеф суши добавлял знатную долю хаоса в этот поток. Да уж, хаоса в мире хватало — на мейнфрейме университета так и не успели построить полноценную климатическую модель.

Снова неприятные воспоминания, но ладно, к другим момент не располагал.

Друзья говорили: всему мешает магия. Непростая штука, если вдуматься, — но всего лишь одна из систем, составляющих мир. Когда-то пони просто верили в волшебство, затем начали познавать. И наконец, меньше чем за жизнь одного поколения, сумели подчинить. «Подчинить» — верное слово. В основе магии лежала дружба: дружба, как чувство; и путь к ней, как алгоритм.

Высоко в стратосфере жили облака. Они питались светом Солнца и ловили вспышки звёзд. Чтобы расти им требовалась материя, но они не желали копаться в земле. Тогда облака создали нити и сбросили их вниз. Нити начали выращивать кристаллы — сложнейшие структуры из молекул-сверхпроводников — и щедро запасали в них энергию. Они научились создавать туннели через пространство, чтобы не рваться понапрасну из-за стихийных бедствий или попросту слишком сильных ветров.

«Так в мир пришла магия: продукт жизнедеятельности двух взаимосвязанных видов, глобальная сеть обмена энергии и вещества. А между тем начиналась эпоха, когда первые из ваших предков покинули океан», — рассказывала богиня. Ярко и чисто вспоминалась улыбка на её лице, тихий голос, увлечённый тон; и Солнце за окном, в светлом классе школы для одарённых жеребят. «Кем ты была?» — тогда хотелось спросить. Но решимости не хватило. А теперь уж… не судьба.

Время пришло. Штука увидела, как с юга приближается огромная структура, со стороны скрывающей горизонт стены туч. Облачный замок пегасов, первый серийный тандерхед, он поражал. Поражал своим уродством, непропорциональностью, присущей всем проектам начала войны. Но вопреки всему он был функционален.

Тандерхед предназначался, чтобы доставить дивизию со всем обеспечением в любую точку мира. На нём стоял полноценный реактор, что мог дать энергию городу, производству или магнитному пути. А что до его артиллерии и противоракетных систем, статистика не могла лгать, — летучие крепости сбивали нечасто.

«Нечасто?..» — мягко сказано. Крепость окутывали километры защитных сетей. Углеродные фуллерены, микротрубки, монокристаллы — ткани, созданные из самых прочных в природе веществ. Живое облако мог ранить разве что ядерный заряд. Если допустить случай, что оно не успеет вызвать импульсный щит — серию направленных взрывов на пути ударной волны.

И будто мало этого, крепость шла в составе ордера. Штука насчитала восемь, нет, двенадцать рапторов, многоцелевых десантных кораблей.

Шейди поморщилась, преследовало неприятное чувство. Позади ждал кое-как восстановленный батальон: меньше тысячи пони, в основном новички; остатки танковой роты с парой машин; десяток самоходных миномётов. Вот и всё. Пегасы могли взять бункер. Или уничтожить — вовсе без потерь. Они специально шли в боевом порядке, чтобы это показать?

Рядом прозвучал мелодичный звук: командир включила мегафон.

— Впечатляет, не правда ли? — Старлайт начала без приветствия. — Вот только война, это прежде всего снабжение, а вовсе не флот. Но речь не о войне. Мы идём, чтобы она закончилась. Помните, бункер не вечен, поэтому мы должны найти новый дом.

Несколько секунд длилась тишина.

— Мы потеряли слишком многих, — командир сменила тон, — но вскоре всё это кончится. Вскоре всё будет по-новому. Вспомните, что говорила богиня: «Вы призваны изменить мир». Она всегда верила в нас. Так что и мы должны поверить в себя. Война заканчивается, и мы, штурмовые инженеры, превратим пустоши в новую страну.

Речь закончилась, но Шейди всё прислушивалась, ушки подняв. Получилось ведь?.. Молчание солдат говорило, что, скорее всего, да. Вчера командир репетировала выступление, пока они совещались вдвоём. Старлайт беспокоилось, а по мнению одной скромной кобылки уж что-что, а убеждать у неё получалось идеально, везде и всегда.

Четвёрка рапторов приблизилась. Яркие, сияющие в инфракрасном диапазоне машины до странного напоминали божьих коровок, если бы в них встраивали бумеранг. С рёвом они пронеслись над площадью, резкий разворот, и опустились вниз. Жалобно взревели турбины.

«Почему идиоты всегда, чтобы покрасоваться, гробят движки хороших машин?..»

— Шейди, эй, Шейди! — послышалось со стороны. Штуке потребовалось несколько секунд, чтобы перенацелиться на звук. От здания входа спешила единорожка, Раими Дон, и один пегас в скафандре шёл следом за ней.

Хотелось бежать навстречу, но правила запрещали покидать строй. Шейдиблум дождалась, пока они подойдут.

— Попрощаюсь с дочерью, вам есть что сказать.

Раими оставила их наедине. Молчание затягивалось. Затем последовал лёгкий удар по шлему, через пару мгновений ещё один.

«Дура!» — Шейди дёрнулась, переключая шлемофон.

— …До встречи. Архипелаг Танзи. Восточный регион.

«Зачем она сказала ему?!»

— Ты действительно верила, что я не узнаю? — копыто ткнуло в грудь, — У меня есть подарок. Возьми.

Он достал нечто из подсумка. Это было… — Штука подлетела ближе — это была фигурка! Копыта коснулись её: тихо зашелестел плащ, скрипнула шелковистая одежда. Фиолетовая и синяя одежда. И фетровая шляпа, и маска, что всегда скрывает лицо.

— Знаешь, чем она клёвая? — брат сказал негромко. — Никто не знает её, значит она может быть любой пони, вообще любой.

Ещё шаг, он приблизился, шлем уткнулся в шлем.

— Я обещаю. Не полезу под пули. Но и здесь не буду ждать. Разберусь с букашками, помогу с грифонами — накопилось столько дел. А потом снова встретимся. И всё будет как прежде. Обещай.

— Конечно.

Если бы пони таяли от радости, на месте Шейди не осталось бы ничего.

— Обещай уцелеть.

— Клянусь!

В шум двигателей рапторов добавился лязг гусениц о металл. Боевые машины погружались в трюмы кораблей, батальон отправлялся в поход. Тысяча пони, сотни испуганных жеребят — командир обещала им новую жизнь и многие вызвались добровольцами. Вместе они готовились осуществить новый Проект.

Здесь тоже оставались пони: волшебная единорожка, сумевшая оживить потерявшего всё солдата; молодой пегас, ставший ветераном ещё до семнадцати лет; многие другие. И прежде чем все встретится снова — оставшиеся и ушедшие должны были сами бороться за свою судьбу.

А между тем далеко на юге, за накрытой слоем облаков центральной Эквестрией и выжженными пустынями приграничного региона, продолжалась война.

Характеристика

Слепая

Вспышка ядерного взрыва оставила только темноту. Многие погибли после этого, но друзья и технологии дали вам шанс продолжить путь.

Восприятие — 1
Ловкость — 6
Удача — 7

Ссылки

Дополнительные материалы:
Военная экономика Эквестрии