Fallout Equestria: Садовник

Глава 6: Всему есть конец

Весна всегда была порой возрождения.

Своими внезапными ливнями и расцветанием новой жизни весна всегда вселяла в меня надежду о возрождении былой Эквестрии. И именно этим весенним утром я собирался навсегда покинуть парковку. Каса и Гаучо выразили мне благодарность за столь щедрый подарок, пообещав продолжать работу, с которой они могли справиться без Шарм. Они попросили меня остаться и проявили понимание, когда я объяснил, почему не могу этого сделать.

Перед уходом мне предстояло уделить внимание незавершённым делам. Нужно было распустить караваны, а также оплатить работу охраны. Мне повезло назначить им встречу на понедельник. Они расстроились, услышав, что церковь закрывается, и предложили оповестить остальных вместо меня. Я поблагодарил их всех и каждому в дорогу выдал по несколько яблок. Охранники также были не в восторге, узнав о расторжении их контрактов. Для них охрана караванов была плёвым делом, к тому же мне кажется, что некоторые из них втихую получали с этого дополнительную выгоду.

Однако всё это уже было неважно. Теперь парковка принадлежит Касе и Гаучо. Я больше не мог делиться плодами её деревьев и посевов: они мне более не принадлежали. Ребёнок Касы готов был появиться на свет в любую минуту, поэтому я согласился остаться, пока не приму у неё роды. Я, конечно, не повитуха, однако навыки позволяли мне явить пустошам новую жизнь. Я зашёл в свою комнату, чтобы собрать вещи.

Моя спальня казалась мрачнее, чем когда-либо до этого. Оглянув свои владения, я пришёл к пониманию, что, кроме моих одеяний, у меня осталась только «Книга Селестии» и шерстяной балахон. Я одел накидку и положил книгу в седельную сумку. Больше нечего было собирать, так что я мог уходить в любое время. Покинув свою комнату, я отправился на крышу выставочного зала, откуда мог глядеть на раскинувшиеся вокруг пустоши. Я взобрался сюда ради возможности мельком взглянуть на небеса. Сегодня было облачно, и тучи загораживали собой небосвод, освещая пустоши лишь тусклым зловещим светом. И тут нечто возникло на горизонте. Что-то... хотя нет, кто-то цвета сапфира что есть духу бежал в сторону парковки. Это была Шарм.

Быстро спустившись по лестнице, я ринулся ко входу, чтобы встретить единорожку. Она промчалась мимо меня, прижавшись к стене. Она кричала, молила меня приготовиться к обороне, помочь ей. Я спросил у неё, что она имеет ввиду.

— Он! — завопила единорожка. — Он нашёл меня! Не знаю, как ему это удалось или откуда он явился, но Эндер пришёл за мной в Башню Тенпони. Мне всё же удалось ускользнуть от него и его головорезов. Пожалуйста, Садовник, позволь мне вернуться обратно. Помоги мне, прошу тебя.

— Ты же моя дочь, — ласково обратился я к Шарм. — Я никогда тебя не брошу, неважно в какие проблемы ты ввязалась. Здесь ты в безопасности.

— Они идут сюда, — сказала Шарм. Взгляд её лиловых глаз встретился с моим. — Они уже знают. Один из них видел меня, когда я использовала заклинание очистки. Я уверена, что они последовали за мной.

Единорожка ухватилась за свою гриву и сорвалась на дрожащий плач.

— Богиня милосердная, я ведь привела за собой саму смерть. Теперь моя алчность всех нас погубит. Прости меня, Садовник. Мне следует уйти и бежать, бежать, не останавливаясь. Я не в праве просить тебя о защите. Только не здесь, только не рядом с Касой.

— Здесь нам бояться нечего, — заверил я её. — Мы семья, а в семье каждый стоит друг за другом горой.

Я принялся налаживать оборону стены. Турели Гаучо ожили, начав сканировать ничейную землю на наличие захватчиков. Взобравшись на крышу, я окинул взглядом горизонт, чтобы увидеть одинокого фиолетового единорога, скачущего к ограде нашей парковки. Я вышел к нему на встречу.

— Тебе здесь не рады, — крикнул я приближающемуся Эндеру. — Уходи, или вернёшься обратно в землицу эквестрийскую.

— Садовник, куда подевалось твоё гостеприимство? — злорадно спросил единорог. — Неужто твоё послание о даровании распространяется только на тех, кто тебе кажется приемлемым? Интересно, что бы Селестия сказала на этот счёт?

— Это уже не мой дом, — ответил я. — Здесь нет более ничего, что я в праве даровать.

— Несмотря даже на то, что ты сломал мне ногу, я всегда уважал тебя за твои убеждения, — молвил Эндер. — Только благодаря твоему милосердию, я ещё не сровнял вашу парковку с землёй. Отрадно видеть, что она больше тебе не принадлежит. Уйдёшь сейчас – и я оставлю тебя в живых. Отдашь мне девчонку – получишь щедрое вознаграждение, — из-под его брони раздался смешок. — Скажи, когда в последний раз твоя богиня тебя вознаграждала за что-либо?

— Селестия мне свидетель, — поклялся я, — если ты переступишь эту черту, то здесь и погибнешь. Твой труп я выброшу гнить в пустошах, чтобы он не осквернял растущую здесь жизнь. Если ты переступишь эту черту, Эндер, это станет последней ошибкой в твоей жизни.

— Я переступлю её, Садовник, — ответил он. — И на твоих же глазах возьму эту девчонку во всех смыслах этого слова.

Эндер поскакал прочь и скрылся за дневным горизонтом. Было отрадно видеть, как он покидает это место. Мне хотелось догнать его и прикончить на месте, но я знал, что остальные также идут сюда, поэтому мне следовало бы укрепить нашу защиту. Гром прогремел у нас над головами – война стучалась в нашу дверь.

Пока солнце всё ближе клонилось к закату, я уже успел зарядить в турели наши боеприпасы, сделанные из шариков Шарм. Какая бы армия к нам ни шла, уверен, Эндер собрал в ней своих лучших воинов. Я настраивал ловушки у входа и укреплял окна. Гаучо же облачился в свою броню и хорошенько закрепил боевое седло. Зарядив свою инвалидную коляску, он был готов к предстоящей битве.

Из-за стресса перед неизбежным нападением у Касы начались схватки. Шарм отвела кобылу в подвал выставочного зала, чтобы помочь ей при родах. Как я, так и Гаучо хотели присутствовать во время рождения их ребёнка, но если мы не справимся с поставленной задачей, то жеребёнок не успеет познать любовь своих родителей. Встав в дозор на крыше, я выжидал готовящееся нападение. Гаучо засел с миномётами в деревьях, готовясь обрушить смертельный дождь на всех, кто к нам заявится. Я лишь надеялся, что он выживет и сможет растить своего ребёнка.

На дворе был уже почти вечер, когда облако пыли выкатилось из-за горизонта. Всё оказалось куда хуже, чем я предполагал. Целый табун пони мчался к нашей парковке, сотрясая пустоши своими копытами. Они явились, словно бич правосудия, и впервые за многие годы я почувствовал страх. Пять десятков пони неслись на войну, готовые разрушить сад и всё, что встанет у них на пути. Против них выступило два пони, готовых сдержать натиск рейдеров и наёмников. Я отбросил страх и ощутил, как меня накрыло волной невероятного умиротворения. Ощущение было таким, словно сама богиня уверяет меня, что всё будет в порядке. Меня больше не мучили сомнения о том, сможем ли мы победить в этой битве.

Где-то внизу раздался плач новорождённого жеребёнка. Я поблагодарил Селестию за её доброту и направился к выставочному залу. Шарм вышла ко мне навстречу и сообщила, что теперь у Гаучо есть сын. Я велел ей оставаться с Касой и оберегать их жеребёнка до последнего вздоха. Меня ни в коей мере не смущало, что кобылы могут за себя постоять. По правде сказать, в своё время мне приходилось видеть, как кобылы становились свирепее алмазных псов, когда дело доходило до защиты их детей, однако сейчас подобные подвиги были неуместны. Пришло время насилия, и скоро это место превратится в кровавую баню.

Первая ракета ударила в место, которое Шарм восстановила где-то год тому назад. Крупные куски бетона разлетелись по всей парковке, разбивая окна в теплицах. Как бы там ни было, стены выстояли, и теперь турели начали сеять смерть среди захватчиков. Очередная ракета пробила стену, оставив в ней приличное отверстие, чтобы из него можно было вести ответный огонь. Гаучо подкатил к дыре и принялся отстреливать пони из своей винтовки. Миномёты ударили между теплиц, уничтожив посевы пшеницы. Ох, как же мы провозимся, выбирая из земли осколки шрапнели перед осенней жатвой.

Я вновь взобрался на крышу. Теперь ограда была полностью осаждена, окружённая пони, желающими нашей смерти. Они обстреливали стены и закидывали нас гранатами из безопасного места за колёсной оградой. Я буквально проклинал себя за то, что не позволил Гаучо установить режим огня на поражение. Несмотря на все мои подготовления, я никогда не ожидал полномасштабного штурма моего Сада.

О Селестия. Опять я о себе. Сейчас я защищал дом своего друга, и всё, о чём я мог думать, так это о себе. Вместо раздумий я решил сосредоточиться на задании и открыл ответный огонь по пони, которые осаждали наши стены. Пули отскакивали от парапета крыши, осыпая мою броню осколками бетона. Один из них резанул меня по бедру, угодив между металлических пластин. Похоже, Эндер поумнел и в этот раз потратился на куда более лучшее обмундирование для своих бойцов, чем во время нашей предыдущей встречи. Ближайшая ко мне турель крутанулась и выпустила ещё дюжину патронов, отбросив в кровавых брызгах на землю троих пони. Судя по подсчётам, войско из пятидесяти пони уже потеряло пятнадцать бойцов. Мы побеждали, но победа была ещё далеко.

Я заметил, как Эндер, встав на крышу повозки, приказывает своим войскам отступить от стен. Пони с гранатомётом нацелился на ближайшую ко мне турель. Ракета покинула сопло, прочертив собой сумеречное небо. Возможно, для остальных это выглядело потрясно, ведь, не стреляй он по нашей турели, я бы сам одарил его овациями за столь великолепный выстрел. Прежде, чем боеприпасы успели сдетонировать, я спрыгнул на лестничный пролёт, после чего взрыв усеял парковку и ничейную землю раскалённой шрапнелью. Я выругался из-за потерянной турели, однако бой был ещё далёк от завершения. Для подобного случая у нас стояло две турели, охватывающих каждый участок внешней стены. Так и было, пока меня не взволновал второй залп гранатомёта.

Гаучо тоже услышал взрывы и перекатился к баррикадам, которые мы возвели у центральных ворот. После уничтожения двух фронтальных турелей, у них не оставалось особого выбора, кроме как штурмовать главный вход. Я укрылся вместе с Гаучо за баррикадами и ждал, когда они прорвутся через врата. За ними раздалась серия из трёх взрывов. Это были противопехотные мины. Первых, кто сюда прорвётся, ждала яма полная кольев. После этого у нас останется лишь боевое седло Гаучо и моя закалённая решительность.

Взрыв у ворот застал нас врасплох. Когда я увидел взлетевший остов повозки, то понял, что они начинили её взрывчаткой, превратив в некое подобие тарана. Очевидно, они на неё поскупились, ведь это выбило ворота лишь наполовину. Пони ринулись сквозь образовавшуюся брешь. Первые из них угодили в яму-ловушку. Товарищи использовали их тела в качестве помоста. Им не было где укрыться, поэтому для миномётов Гаучо они были как на блюдечке. Стараясь особо не высовываться из-за баррикады, я открыл по нападающим ответный огонь. К этому времени враги потеряли ещё полдюжины сотоварищей, и, похоже, они были уже на пределе.

Битва и дальше шла бы как по маслу, если бы стена не взорвалась фонтаном осколков бетона и стали. Они дали нам ложное чувство превосходства, и мы заплатили за эту ошибку собственной болью. Осколки изрешетили нашу броню, и пони хлынули через новое отверстие в стене. Их оставалось ещё двадцать пять; нас же – только двое. Надев свой шлем, Гаучо поблагодарил меня за дружбу.

Резко развернув своё кресло, Гаучо начал обстреливать толпу бегущих пони. Они не могли предсказать его хаотичные движения и оказались зажаты под свинцовым ливнем. Земля вокруг Гаучо была усеяна стрелянными гильзами, а сам он, задорно крича, направлял на своих врагов боевые сёдла, поливая их раскалённым градом пуль во имя защиты собственного дома. Ещё семь пони пали жертвой свинцового дождя. Минус ещё двое, которых я смог снять из-за баррикад. Вновь выглянув из укрытия, я увидел, как в бреши возник гранатомётчик.

Ракета взорвалась между нами. Ударная волна швырнула моего друга через окно с портретом Селестии. Я знал, что броня убережёт его от осколков, но, пока я вертелся в воздухе, гораздо больше меня волновало то, насколько сильно она защитила его от взрывной волны. Упав на открытой местности, я услышал треск брони и нескольких рёбер. Пули обрушились на меня шквалом, иногда пробивая мою броню и заседая глубоко в теле. Перекатившись, я укрылся в проходе между теплицами. Моё тело истекало кровью от бесчисленных ранений, однако же я совсем не чувствовал боли. Ещё ни разу за многие годы мне не приходилось ощущать такой прилив эйфории. Я так сильно ей наслаждался, что аж сорвался на смех. Вот он я, умираю от кровопотери в схватке с почти дюжиной пони и всё равно не могу перестать улыбаться.

Я увидел, как из толпы возник огнемётчик, которому Эндер приказал поджечь выставочный зал. Встав обратно на ноги, я покинул укрытие за теплицами и устремился к оставшимся налётчикам. Плевать на огнемёт, я не пущу их в церковь, пока бьётся моё сердце. Гранатомётчик зарядил новую ракету. Остальные собрались вокруг пони с тяжёлым вооружением, чтобы повысить свою убойную силу. Выстрелы вырывали куски бетона из парковки. Лавируя между укрытиями, я слышал, как выстрелы испещряли бетон у моих ног. Огнестрельные ранения замедляли меня, и я чувствовал, что не смогу вовремя добраться до пони с огнемётом.

Позади меня раздался оглушительный выстрел винтовки. Всех собравшихся вокруг огнемётчика поглотил сотрясающий землю шар пламени. На вершине церкви я увидел Шарм, передёргивающую затвор. Она начала отстреливать самые опасные цели, начав с идеального попадания в бак с огнемётным топливом. Когда вопящие в пламени пони попадали на землю, Шарм сделала свой следующий выстрел в гранатомёт.

Но целилась она не в пони, а в боеголовку. Её винтовочная пуля поразила головной заряд ракеты, раскидав тем самым ошмётки гранатомётчика в радиусе десяти ярдов. Оставшиеся в живых сфокусировали свой огонь на крыше. Вновь поблагодарив Селестию за эту кобылу, я занёс свой молот над первым из последних десяти противников.

Первого пони ошеломил внезапный удар моей кувалды, снёсшей половину его головы. Покрытый кровью своего павшего оппонента, я замахнулся и обрушил свой молот на рёбра следующего пони. Мир словно застыл. Моё тело предупреждало меня, что скоро откажет, но теперь меня уже ничто не могло остановить. Подобно берсеркам древней Эквестрии, я пробивался через ряды своих врагов. Даже когда они нацеливали на меня своё оружие, я продолжал смеяться. Третий пони пал от норовистого удара задних копыт, сопровождаемого знакомым хрустом дробящегося черепа, в то время как четвёртый лишился собственного таза, пав жертвой мощнейшего удара моей кувалды.

Пули отскакивали от брони, некоторые проникали сквозь неё, застревая внутри меня. Но мне было уже всё равно. Я нёсся подобно смертельному урагану, сметая всех пони, оказавшихся на моём пути. Пятый, шестой и седьмой исчезли в кучке поверженных пони, а восьмой и девятый были вместе раздавлены моими непобедимыми копытами. Из пятидесяти пони, осмелившихся захватить парковку, остался лишь один Эндер.

Он наблюдал, как я, пони, движимый праведным гневом самой Селестии, косил ряды его армии. Он смотрел и выжидал, держа свой меч наизготове. Когда я поверг последних из его приспешников, он напал и вогнал свой меч мне в грудь. В ту же секунду меня поразила невообразимой силы боль. Мой праведный гнев покинул меня в последние секунды, и теперь я молча стоял, не в состоянии сделать последний удар. Молот вывалился из моей хватки скорее от шока, нежели от боли.

Я упал на землю, и мир вокруг начал угасать. Издалека ко мне начали взывать голоса, нашёптывая моё имя. Я хотел следовать этому голосу до самого дома. Я буду следовать ему до края Эквестрии, ведь, несомненно, эти ласковые слова принадлежали моей богине. Готовясь покинуть этот мир, неподалёку я услышал ещё один шёпот.

— Надеюсь, ты проживёшь достаточно долго, чтобы услышать, как она вопит.

Мир вновь принял прежний облик. Сделав резкий выпад, я ухватился зубами за рог Эндера. На последнем издыхании я отдёрнул голову в сторону. Хруст ломающихся позвонков говорил сам за себя. Сворачивать шею ублюдку и видеть трепещущий взгляд его злобных жёлтых глаз однозначно того стоили.

Повалившись с единорога на землю, я устремил свой взгляд к небесам, которые дождём орошали мои глаза. Мой путь подошёл к концу так же, как и начался. Таковы были устои пустошей.

Дождь.

Садовник не раз рассказывал мне о чудесах дождя. О его способности смывать наши грехи с ошибками и приносить жизнь с самих небес. Он лежал под дождём, окружённый телами рейдеров, стремившихся разрушить наш жизненный уклад и погасить ту искру щедрости, которую мы так усердно пытались разжечь. Оставаясь в меньшинстве и сражаясь с противником, превосходящим его двадцать к одному, он защитил парковку и ознаменовал настоящую победу щедрости над силами хаоса, правившими всеми пустошами. Он отдал всё, чтобы нас защитить. Я смотрела на его тело, чувствуя как внутри вскипают слёзы горечи и утраты.

Я собиралась прожить с ним всю свою жизнь. Надеялась, что однажды смогу пройтись с ним по возрождённым землям Эквестрии. Надеялась, что однажды буду носить в утробе его детей и растить их, следуя чудесам щедрости, которым он меня обучил. Но ничего из этого он не хотел. Он хотел лишь одарить меня любовью, которую испытывал отец к своей дочери. Ослеплённая собственной ревностью, я отвергла его объятия, отдав предпочтение своим корыстным стремлениям. Теперь вместо того, чтобы начать новую жизнь, он бездыханно лежал на прохладном бетоне, поверженный Пустошью, от которой он так долго пытался избавиться. Я закрыла его жёлтые глаза, оплакивая потерю для всей Эквестрии.

Ко мне подошла Каса и сочувственно положила копыто на моё на плечо. Она умоляла, чтобы я наконец вышла из-под дождя, уверив, что мы похороним его попозже. Я отказалась. Когда у Садовника была возможность помочь, он никогда не оставлял пони лежать на земле. Вся эта парковка, полный жизни сад были его наследием. Пока дождь тушил горящие вокруг меня огни, я прослежу за тем, чтобы вновь сделать его частью Эквестрии. Я взяла его кувалду и что есть силы обрушила её на бетон.

Трещины расползались всё дальше после каждого удара молота. Теперь я понимала, почему он использовал его в бою. Он разил, подобно молнии, а в хватке Садовника им можно было сметать всё на своём пути. Пока я управлялась, дождь вымыл пот из моей шерсти и очистил от крови истерзанное тело моего наставника. Я отлевитировала куски бетона, которые мне ещё понадобятся для восстановления стены. Из вырытого круга я доставала огромные кучи размокшей земли и отбрасывала их наружу, не смотря на то что грязь всё равно стекала по его краям. Так я вырыла могилу отцу, которого у меня никогда не было. Взяв на копыта его сломленное тело, я сняла его шлем. Он выглядел умиротворённо, словно спал у меня в копытах. Я так и не смогла отблагодарить его за самопожертвование.

Дождь продолжать омывать наши тела, а буря даже и не думала утихать. Казалось, будто сами облака знали о смерти Садовника, надеясь, что их молебные слёзы смогут вернуть его к жизни. Взглянув на него в последний раз, я прошептала слова похоронного обряда, коим он меня научил. Целый водопад земли излился на тело Садовника, и Эквестрия приняла его смертную оболочку. Когда дождь закончится, я вернусь и засажу его могилу нашими лучшими семенами. Я знала, что его дерево будет расти крепким и здоровым, давая убежище и жизнь всем вокруг так же, как он делал это при жизни. Я лишь надеялась, что познала достаточно из его учений, чтобы продолжить его мечту.

Зайдя обратно в выставочный зал, я всё ещё истекала дождевой водой. В углу тихо работало радио, и приятные голоса давно ушедших певцов наполнили наш дом умиротворением. Гаучо без сознания лежал в своём кресле. Когда он упал, пролетев через окно, я сняла с него всю броню. Она уберегла его во время налёта, так что он будет жить. Его верная жена сидела рядом и убаюкивала их новорождённого жеребёнка. Но также, она оплакивала потерю своего близкого друга.

Я подняла мантию Садовника и закуталась в её мягкую шерсть. Она всё ещё хранила его аромат: аромат земли и пота, надежды и щедрости, крови и жизни. Я прижала её к себе сильнее, согреваясь его последним теплом. Даже смерть не могла запретить ему даровать уют тем, кто этого просил. Теперь я знала, что Селестия взывала ко мне, и просила помочь спасти Эквестрию через свою самоотдачу. Я лишь хотела, чтобы она оставила его как пример для всех нас. Смерть Садовника была самым настоящим наказанием. Моё самолюбие и высокомерие навлекли на него забвение. Я стояла и смотрела на непрекращающийся дождь, чувствуя, как по моей мордочке скатываются ручейки слёз.

— Ты как, в порядке? — ласково спросила Каса.

Взглянув на выкопанную могилу Садовника, я устремила свой взгляд обратно на Касу. Я была уже не той Шарм, которая пришла сюда чуть ли не вечность тому назад, а наследницей удела служения, о котором доселе ещё не ведала.

— Я больше не могу звать себя Шарм, — ответила я Касе. Рокот грома раскатился над небосводом. — Пустоши нужен тот, кто через проповеди будет ширить послание о щедрости и возрождении. Тот, кто будет проводить мёртвых в загробный мир, предавая земле их бывшие тела. Всё, чего я хотела от этой жизни, более не имеет никакого значения. Именно из-за меня его больше нет, — я уставилась на свой плащ, после чего вновь взглянула на Касу.

— Я по прежнему буду обучать заклинанию очищения каждого, кто сможет его освоить, — сказала я ей. — Но для этого мира Шарм мертва. Как искупление за отнятие у мира его щедрости я перенимаю у него этот плащ и молот и буду даровать всё свое до последнего вздоха.

— Теперь я – Садовник.