Могущественная

Злобные крики стихли вдали. Трикси сбросила с себя хомут, который помогал ей тащить фургончик и устало посмотрела назад, в сторону деревни. Там всё еще что-то чадило. Но, с другой стороны, местные были слишком заняты пожаром, чтобы преследовать её. Уже что-то.

Это значило, что никуда уже не нужно торопиться. Заночевать можно и здесь, прямо на дороге. Кому надо — объедут, места хватит. К чёрту их. К чёрту их всех.

Трикси ввалилась в фургончик. Посмотрела в зеркало. Седая грива была растрёпана, на шее — маленькое пятнышко грязи. Единорожка ударила по нему копытом, пытаясь сбить пыль. Пятнышко превратилось в большое пятно. Трикси взвыла и занесла копыто над зеркалом — оно было во всём виновато. Если бы не проклятое зеркало, она не увидела бы пятнышка и не испачкалась бы ещё больше. Ну, держись!..

Трикси выдохнула. Дрожащая нога опустилась на пол. Нельзя. Она вряд ли скоро сможет позволить себе новое зеркало — а для артиста и фокусника это вещь незаменимая.
“Пора принять успокоительное.”
Единорожка распахнула прикрученный к стене возле зеркала шкафчик и, не задумываясь, извлекла оттуда бутылку. Мельком, перед тем как закрыть тайник, пересчитала остатки. Двенадцать бутылок. На неделю. Нужно срочно показать где-нибудь достойное шоу.

И на этот раз — без огня. Трикси плюхнулась на койку и откупорила бутылку. Пахло “успокоительное” омерзительно — как плохо разбавленный водой спирт.

Впрочем, это и был спирт с водой. Трикси была рада, что ей наконец-то удалось раздобыть грифоньей выпивки — она была крепче и потому занимала меньше места в её фургончике. Это было важно. Как и то, что сидр её уже почти не брал.

Единорожка выдохнула и одним резким движением залила в себя напитка. Пойло было противным на вкус, но это было не так уж значимо — Трикси знала, что главное влить в себя первые глотков пять, остальное пойдёт как по маслу.

С другой стороны, сейчас бы она не отказалась от сливочного маслица. Заесть бы чем-нибудь этот дрянной вкус. Усилием воли она распахнула сумку, стоящую в углу. Оттуда в воздух поднялись её скромные запасы. Вода, хлеб, чёрствый хлеб, какой-то овощ, покрытый плесенью… она решила выбрать хлеб. Овощ же Трикси положила обратно, смутно надеясь срезать плесень позже.

Хлеб был вкусён. Трикси хлебнула ещё. Она почувствовала приятную расслабленность и беззаботность. Единорожка решила, что лучше прикончить бутылку поскорее. Ещё один глоток.

Она поперхнулась. Пойло полезло в нос; это заставило её зачихать. Бутылка упала на пол, из неё полилось содержимое. Не обращая внимания на боль, Трикси поставила бутылку на тумбочку и лишь тогда прочистила нос. Выпивка была дороже её самочувствия.
“Сейчас бы заклинание очистки! — подумалось ей.”
Она попыталась его применить. И тут вернулась память. Ужасная, проклятая память, что преследовала её. Трикси задрожала и поднесла бутылку к себе. Первый глоток, второй, пятый, седьмой, уже через боль — за какие-то секунд двадцать она осилила бутылку. Это того стоило.

Вскоре она перестанет думать. Перестанет вспоминать.

И перестала!

Следующий час она провела, весело отплясывая Селестия-разбери-что вокруг фургончика. Это было счастье. Нет мыслей, нет прошлого, нет будущего — только Трикси, великая и могущественная, празднующая свою победу. Какую? Будущую! Но немного погодя пойло ударило по её голове в полную силу. Она отправилась спать.

Трикси осмотрелась. Быстрым движением отбросила волосы с глаз. Поправила шлем.

Плотное построение единорогов медленно пробиралось по степи. Хотя просторы выглядели спокойными, все знали, что опасность может возникнуть в любую секунду. Жители одной из деревушек, щедро разбросанных по степям, жаловались на странных пони, снующих неподалёку. Некоторые из них даже были копиями деревенских жителей. Вывод был очевиден: неподалёку обосновались чейнджлинги.

Теперь отряду быстрого реагирования, в котором служила Трикси, предстояло найти и выжечь гнездо насекомых. Ничего необычного – простое уничтожение паразитов. Приборка в доме, зовущемся Эквестрией.

Они остановились на привал, чтобы немного отдохнуть и определить направление поисков. К Трикси, уже усевшейся на землю, подошел Тирс и потрепал её золотую гриву. Трикси улыбнулась.

Единорог начал вещать что-то про удачно купленную страховку и матушку, которой эту страховку получать. Видно было, он боялся. Этот всегда боялся перед дракой. Дрался хорошо, но всё равно боялся. А после боялся ещё больше, когда приходило осознание случившегося. Трикси это забавляло. Она, можно сказать, взяла его под крыло. Они были хорошими друзьями. Очень хорошими.

Единорог всё болтал и болтал, Трикси не могла разобрать ни единого слова, но улавливала смысл. Теперь он говорил о дружбе, ответственности и какой-то ещё философской материи. Всё было хорошо.

Но нарастало странное чувство, там, в груди, которое предупреждало о грядущем. О чём? Трикси не знала, но почему-то боялась.

Неожиданно мир потёк, все вокруг залилось белым светом, и вот она уже оказалась в самой гуще боя. Чейнджлингов оказалось больше, чем они рассчитывали. Пришло время Трикси показать свой коронный номер. Нужна была только команда.

И она прозвучала – тромбоном голоса лейтенанта, он прогудел лишь одно слово:

— Вапоризуем!

Это было для неё, для Трикси. Как сильнейший маг в отряде, именно ей нужно было применить заклинание.

Трикси уже знала, что произойдёт дальше. Знала, но ничего не могла с этим поделать. Она была как пони, которого привязали к креслу в кинотеатре – она не могла сбежать отсюда, она не могла ничего изменить. Она ничего не могла поделать.

Как всегда каждый единорог прикрыл себя щитом. Как всегда, она сосредоточилась и принялась вбирать в себя магию. Как всегда, на Тирса напали два чейнджлинга и повалили его.

Щит единорога мигнул и исчез. Трикси хотела бы остановить свою магию, но это было невозможно – спичка, которой чиркнули по коробку, не может быть потушена, пока не сгорит головка. Так и с её заклинанием. Было слишком поздно.

Она зажмурилась, спасая глаза от обжигающего белого света. Она открыла глаза.

Чейнджлингов не было. Были два белесых облачка, растворявшихся в воздухе.

Тирса не было. Было розовое облачко, медленно развеиваемое ветром.

Трикси завизжала от бессилия и ужаса.

Крик сотряс фургончик. Единорожка подскочила в кровати. Она потёрла лоб. Сон быстро забывался. Но он оставил послевкусие, которое тревожило её разум.

Да, Трикси не помнила, что ей снилось. Но она знала, что ей снилось. Ничто иное не заставило бы её проснуться посреди ночи.

Единорожка глубоко вдохнула и выдохнула. Нужно было успокоиться. Благо, она всё ещё была пьяна. Но теперь, когда воспоминания накинулись на неё, подобно диким зверям, даже выпивка не могла помочь.

За окошком фургона раздался неприятный хруст. Трикси, не особо задумываясь, вышла наружу и оглянулась. Кажется, никого. Только что-то противный треск дерева где-то во тьме неподалёку.

Она только успела задуматься, где же она слышала такой звук, как на обочине вспыхнули два зелёных глаза. За ними ещё шесть. И тут Трикси вспомнила.

«Древесные волки!»

Она приготовилась задать им трёпку. Сжечь? Обратить в камень?

«Испарить?»

Эта мысль вызвала к жизни образ розового облачка, что огрел её по голове. Нельзя испарять, никогда, никого, ничто нельзя! С её рога сорвалась маленькая искорка и сразу же погасла – заклинание, которое она хотела сотворить, развалилось прямиком в её голове; развеялось дымкой. Она была бессильна.

Проклятые воспоминания мешали ей колдовать. Мешали всякий раз, когда нужно было нечто большее, нежели манипуляция верёвочкой.

Трикси взвыла; не от страха перед волками, но от боли, что пришла вместе с воспоминаниями. Она метнулась в вагончик и закрыла дверь на засов. Этот засов не раз спасал её от разгневанных пони, должен он помочь и от стаи разъярённых волков. Но ей не было до них дела. Одним движением она распахнула шкафчик и достала оттуда ещё одну бутылку «успокоительного». Откупорила её. Хлебнула.

И свалилась на кровать, плача и зарываясь мордочкой в подушку.

Селестия пила чай, развалившись на подушках в своей опочивальне. Время было позднее, и принцесса неторопливо разбирала дела, которые предстоит решить завтра. Ничего интересного, впрочем, не было. Сплошная рутина.

Нежданно дверь отворилась и в проёме появилась Луна. Она явно была чем-то недовольна – её выдавали недобро прищуренные глаза.

— Добрый вечер, сестра, — отрешённо кивнула Селестия. – Что привело тебя ко мне?

— Что за привычка соблюдать этикет, когда он лишний?

— Привычка, Луна, привычка, — принцесса поставила кружку в сторону. – Что случилось?

— Ты случилась.

Под нос Селестии упала пухлая папка чьего-то личного дела. Принцесса подняла усталый взгляд к сестре:

— Какое я отношение имею к этим бумагам?

— Прямое, — Луна бесцеремонными толчками подвинула Селестию на подушках и улеглась рядом. – Начну издалека. Сегодня утром мэр Эквинсвилля сообщил о пожаре, случившемся накануне. Пожар произошел по вине вот этой особы, — Луна распахнула папку. – Трикси Луламун, бродячей фокусницы.

— Пожары случаются, — легкомысленно ответила Селестия.

— Да, случаются, — неожиданно глубоким и мягким голосом отозвалась Луна. – А ещё случаются древние артефакты и изоляции городов. Случаются неожиданные атаки параспрайтов и обрушения ратуш, — принцесса вперила пристальный взгляд в вернувшуюся к чаю сестру. – А ещё случаешься ты. Каждый раз, когда эта… артистка должна попасть в тюрьму или хотя бы покрыть причинённый ущерб, появляешься ты с высочайшим указом и снимаешь с неё всякую ответственность. Очередной план, про который ты забыла мне рассказать, сестрёнка?

— И ты прочитала всё дело?

— От корки до корки.

— И не нашла ничего примечательного?

— Только то, что она опасна для Эквестрии. И вообще, причинила уже куда больше вреда, чем я когда-то.

Селестия уставилась на чашку чая. Немного поболтала напиток лёгкими движениями, наблюдая за круговертью чаинок. Опрокинула содержимое кружки себе в рот и слизнула сладость с губ. Посмотрела на терпеливо ожидающую Луну – та всё еще была недовольна.

— Да, — наконец сказала Селестия. – Ты права. Намного больше. Да. Ты права. Ты не могла найти ничего примечательного, — принцесса перевернулась на спину и расправила крылья, используя их как опору. – Видишь ли, большая часть того, что действительно интересно, если говорить об этой пони, хранится в архиве шестого управления гвардии.

— Шестого? Это тот твой особый корпус выдающихся магов?

— Именно. Так что, если уж тебе интересно, сходи, почитай. А потом, если ты решишься, мы продолжим этот разговор.

Луна издала неопределённый звук, выражающий сомнение и недоверие, но тем не менее поднялась и ушла, оставив Селестию одну. Та перевернулась обратно в привычное положение и вернулась к распитию чая, аккуратно отмеряя сахар маленькой ложечкой – каждый раз, когда она добавляла его, в воздухе оставалась прозрачная белая дымка; Селестия дула на неё, развеивая. Это её забавляло.

К тому моменту, как Луна вернулась, принцесса уже подумывала о том, чтобы лечь спать – в конце-концов, негоже работать, когда у тебя в кружке не осталось ни капли чая.

В этот раз её сестра не выглядела разгневанной. Впрочем, по непроницаемой маске, что она изобразила на своёй мордашке вовсе нельзя было ничего сказать.

— Так значит, неизлечимо больна?

— О, ты прочитала, — тоном, звучащим как издёвка над всякой радостью, откликнулась Селестия. – Неизлечимо.

— И всё потому, что она убила своего друга?

— И вновь верно.

— И с тех пор всякий раз, когда она пытается колдовать, её память возвращается к этому моменту?

Селестия устало поглядела на сестру, возвышавшуюся в свете ламп подобно гранитному монументу:

— Ты читала или очень хорошо угадываешь?

— Читала.

— Так зачем спрашиваешь у меня? Бумага лучше – она не ошибается. Или… — принцесса хитро прищурилась, — или ты хвастаешь?

Луна встрепенулась, вопрос застал её врасплох:

— О чём ты, сестра моя?

— Ага! – Селестия обвинительно указала на неё копытом. – «Сестра моя»! Попалась! Значит, у тебя есть идеи, как помочь?

— Да, — решила не томить Луна. – Но, говоря искренне, я неприятно удивлена тем, что ты сразу не предложила это мне.

— Ты отстала от психиатров на тысячу лет, — пригорюнилась от внезапной мысли Селестия. – Ты даже то, что её мучает, выговорить не сможешь.

— И всё равно, — гордо вздёрнула нос Луна. – Какой бы это ни был «триггер психотравмирующего события», я с этим справлюсь. – она бросила самодовольный взгляд на сестру. – Ведь я придумала врачевание душ, и я покажу этим простофилям, как это делается.

— И что ты предлагаешь? – скептически спросила Селестия. – Они пробовали всё, даже стирание памяти. К несчастью, оказалось, что так они сотрут её саму.

— Я не буду стирать память. Я внедрю память. Она убила друга? Это невыносимо? Хорошо. Я убью его сама. Я сделаю так, что она возненавидит этого… Тирса. Она захочет убить его. И когда она в очередной раз вспомнит об этом, это будет самое приятное чувство из тех, что она может испытать.

Селестия встрепенулась:

— Нет. Нет, так нельзя. Ты превратишь её в чудовище. С её знаниями…

— Под мою ответственность.

— Тем не менее, нет. Она одна из сильнейших единорогов…

— Я, напомню, тоже принцесса Эквестрии.

— Ты хоть читала отчёты о сражениях, в которых она участвовала?

— Я сделаю её своей ученицей.

Селестия нахмурилась и поднесла к себе ещё одну кружечку, для Луны, после чего пригласительно повела копытом, указывая той на подушки. Когда сестра улеглась, принцесса спросила, разливая чай по кружечкам:

— Ты свергнуть меня решила?

Луна рассмеялась, принимая чай с благодарным кивком:

— Нет, это я уже делала. Хватит с меня. Но нос я тебе утру, раз уж ты решила недооценить меня, — Луна погрозила сестре ложечкой. – Не впервой, кстати. А работы с этой Трикси будет много, так что будет лучше, если она побудет у меня под присмотром. Договорились?

Селестия приподняла кружку чая в воздух и ударила ею об кружечку Луны:

— Договорились.