Что случилось в Эквестрии

Победа над страхом (Найтмэр Мун)

Жанры — джен, повседневность, флафф

Дата написания — 27 ноября 2013, 12:23

Один из древнейших моих фиков. Немногие, ой немногие из них дожили до сегодняшнего дня. Не вычитывался/редактировался/переписывался из соображений исторической ценности, хехе :)

+5, в одном сборнике, три отзыва (на Фикбуке), три подковки и семь отзывов на Сториесе

Что такое страх? Это — чужой ты, ставший чуточку реальнее… Страх — побеждает только его хозяин. Но победа над страхом не даётся даром. Что, если кошмар выйдет из берегов понимания и станет осязаемым? Страх, начавший жить своей отдельной жизнью — это страшно вдвойне. Луна никогда не задумывалась над своим самым главным страхом, веря, что он побеждён. Но страх остаётся до тех пор, пока ты не дашь ему бой. И помочь тебе не может никто.

Большой портрет, во всю стену. Подойди к нему. Написан, безусловно, мастером. Чёрнокрылая Пони в шлеме из лунного серебра, кажется, сейчас шагнёт на мягкий широкий ковёр. Её большие зелёные глаза с нестандартно узкими значками. Кошачьи глаза. В них блестит ненависть ко всему живому. Её рот растянут в жуткой улыбке. Оскал, звериный рассказ. Когда-то чёрнокрылая Пони владела разумом. Чужим разумом. Пони, которой владела чёрнокрылая, избавилась от неё с чужой помощью. Но её главный страх стал другим. Более реальным и осязаемым. И более опасным.

«Что это?»

Под ней лежал простой город Понивилль.

«Что это значит?!»

Она влилась в открытое окно и против своей воли потянулась к пустой кровати.

«Что происходит? Я схожу с ума?»

Пятно улеглось на подушке.

«Решу всё завтра. Мне надо отдохнуть.»

Найтмер заснула. После произошедшего вчера и сегодня, надо было бы отдохнуть.

«До завтра, смертные пони.»

Луна мигнула и скрылась за облаком.

Солнце осветило уютный домик, выделив его. Это был самый обычный дом, в Понивилле все дома именно такие. Но он был пуст уже десять дней. Хозяева просто покинули дом. Переехали в Троттингем. Это, конечно, неплохо. Пусть живут, где они хотят, верно?

Найтмер не знала, почему она выбрала этот дом. Но у неё были дела поважнее. Например: окончательно проснуться, протереть глаза, сесть на кровати и подумать о будущем.

«Будущее? Какое ещё будущее?»

Чёрная пони села на кровати и моргала заспанными глазами. Надо было как—то существовать в этом сложном мире. Мире дружбомагии и кексов. Мире, который она ненавидела.

Найтмер оглянулась на себя в зеркало. У неё не было шлема, кристальных накопытников и прочего. Они лежали на милом столике, покрытом белой скатертью. Найтмер была рада, что впервые за тысячу лет избавилась от этих неудобных штук. Пони поклялась себе, что наденет их только тогда, когда вновь воцарится вечная ночь.

Она потянулась. Тяжело быть пони из плоти и крови, одна…

СТОП, ЧТО?

Найтмер моргнула и опустилась на все четыре копыта. Моргнула ещё раз. И тут до неё дошло.

Нельзя сказать, что Найтмер Мун огорчилась. Напротив, так было даже удобнее захватить власть. Все порядочные злодеи имели своё собственное тело и собственный мозг. А она одна, как дура, держала на побегушках глупую принцесску. Но это закончилось. Крест на прошлом. Отныне она, Найтмер Мун — живая пони. Живая, с венами и артериями. С собственным сердцем. Она теперь не носит поношенную «униформу». У неё есть новая «обёртка». И она заслужила её по праву.

Найтмер Мун стояла перед зеркалом в гостиной и расчёсывала гриву расчёской. Она была живой пони и обладала собственной магией. Её грива была в точности, как у той самой Луны, только чёрная и более блестящая. Магией она изменила своей зрачок. Теперь она — обычная пони, разве что более крупных размеров. Но это ничего не значило.

Она попыталась стереть кьютимарку. Но на такое не способна ни одна магия. Найтмер Мун решила обойтись чёрным бархатным плащом. Вот так. Теперь можно пойти за покупками.

Когда Найтмер жила в Луне, она не нуждалась в еде и питье. Но её желудок засосало, и Найтмер Мун впервые испытала голод.

Она тихо шла по улице, спрятав под плащ и крылья. Корзинку с петрушкой она магией несла перед собой. Найтмер никуда не торопилась и не собиралась себя выдавать. Надо уметь быть терпеливой, Найтмер Мун, уговаривала себя злодейка. Она наслаждалась своей… обыденностью и своими помыслами, которые не мог прочитать не один пони на свете. Никто не знал, какова она на самом деле и это было здорово, ибо Найтмер…

-ПРИВЕТЯПИНКИПАЙТЫНОВЕНЬКАЯДАДАДАЯЖЕВИЖУПОТОМУЧТОЯТЕБЯРАНЬШЕНЕВИДЕЛАЗДЕСЬАЗНАЧИТНУЖНАВЕЧЕРИИИИНКААА!

-АААААА! — от страха закричала Найтмер, от страха уронив корзинку. Лучший укроп рассыпался по улице. Она магией подобрала укроп, укоряя себя и свою новою обёртку. Ей не было страшно, но челюсти её разжались против воли своей владелицы и крик вырвался из её глотки тоже сам по себе.

— Глупая земнопони, — буркнула Найтмер и тут её осенило: это же Элемент Гармонии, Смех! Почему она не убила её молнией? Но Пинки Пай уже убежала. К её же счастью.

Найтмер вздохнула.

«Надо выработать план действий» — решила Найтмер, сидя перед трюмо и пудрясь. Маленькая ватка, усыпанная золотистыми блёстками, порхала перед ней. Усыпанная золотой пудрой Найтмер не сдержалась и чихнула. Банка золотистой пыльцы покатилась по трюмо, и её содержимое, конечно, рассыпалось.

Но пони даже не обратила на это внимания. Она магией держала «левый» билет на бал в Кантерлоте. Бал был устроен принцессой Луной лично, чтобы поближе подружиться с кантерлотской знатью. Она узнала об этом на вечеринке Пинки Пай. Твайлайт Спаркл, тот ненавистный Элемент Магией, держала магией приглашения и говорила о «Гранд Галлопинг Гала». Найтмер пренебрежительно фыркнула. Какой ещё «Гранд Галопинг Гала»? Это — праздник, устроенный принцессой Селестией, а она сотворила себе левый билет на бал в Кантелоте имени принцессы Луны.

Однако Найтмер ждало разочарование: это действительно был Гала. Только имени принцессы Луны. Совместили праздничики, ага…

Левый билет лежал на трюмо. Найтмер летала без крыльев. Её сердце практически перестало стучать. Она не знала: это — счастье. Злобной Найтмер такое чувство явно было незнакомо. Она радовалась и не знала, что счастлива. На самом деле.

Она долго подбирала наряд. Она рассматривала платья на манекенах, которые стояли в витринах магазинов. Были дорогие, были простенькие. Но на фальшивые деньги, практически неотличимые от оригинала — жалкой монетки, валявшейся под деревом — можно купить любые и сколько угодно. Наконец она решила сходить к Рэрити, зная, что Элемент Щедрости с радостью сошьёт модное платье. Но опасаясь, как бы её крылья не были раскрыты и тайна не разгадана, она измерила себя в точности до миллиметра и отнесла Рэрити свои «размеры». Изучив бумагу, Рэрити заявила, что готова сию же минуту приступить к шитью. Заплатив ей, и не забрав деньги обратно, Найтмер вышла прочь из бутика «Карусель».

Она поймала на себе тревожный взгляд Твайлайт, которая молча глядела ей вслед. Ясно было, что Твайлайт догадывается о происходящем.

Платье из чёрного бархата, в синих кружевах.

Найтмер прижала платье к груди и задумалась. Нужно ли ей всё это. Может быть, просто сходить на Гала и зажить жизнью простой единорожки?

Ну нет, ни за что на свете!

Враги не должны быть прощены!

Найтмер начала собираться.

Хоть она и собиралась больше не надевать накопытники и нагрудник до той поры, когда сядет на трон, однако она надела накопытники. Ей хотелось поразить всех соей красотой, чтобы знали, как красив их новый правитель! В ней жило обычное чувство каждой девушки — единорога. «Кроме той «умницы» Твайлайт» — ухмыльнулась она.

Найтмер долго пудрилась. Её чёрная грива теперь превратилась в локоны до плеч. Чёрные кольца волосиков блестели — заклинание могло спасть в любую минуту. Но Найтмер была даже рада. «Так лучше» — сказала Найтмер вслух и расхохоталась.

Крылья были спрятаны под платьице.

Время выдвигаться!

Надо сказать, что Найтмер в совершенстве владела умением телепортации. Поэтому вместо поездки в Дружеском Экспрессе, Найтмер Мун вспыхнула и через минуту была у ворот дворца.

Посторонившись, она пропустила мимо себя шумную шестёрку пони (мы знаем, из кого она состояла). Найтмер так и обмерла от сурового взгляда Твайлайт. Когда Элементы, наконец, вошли в замок, Найтмер выдохнула — не попалась — и вошла вслед за ними. По ушам ударила песня: её пели эти Элементы, а все пони танцевали за их крупами. Глупые пони! Поют глупые песни. Когда она сядет на трон…

«Дался мне этот трон!»

«Ты хочешь избавиться от своих врагов или нет, глупая понивилльская пони?»

— Что?! — крикнула Найтмер так, что все пони обернулись на неё.

«Стала только стать живой пони, а иду против себя! Моей обёртке завёлся паразит! Этот паразит — я!» — думала Найтмер, трясясь, как в лихорадке.

Она услышала треск. Внутри себя. Магическая обёртка начала спадать.

Найтмер Мун быстро сообразила что делать. Она телепортировалась к Селестии. Телепортация отнимет у неё висящую «на соплях» оболочку. Тем лучше. Эта пони должна знать, что от Найтмер Мун так просто не избавиться.

Громкий хлопок и лоскутки цвета пони, которая стояла на месте хлопка. Лоскутки кружились, пока не сложились в портрет Найтмер Мун, какой она и была.

Селестия сидела в кресле и читала книгу. Последнюю страничку весьма популярной «Эквестрийской Истории Для Жеребят». В часы досуга принцесса Селестия читала книги, которые только-только поступили в библиотеку, дописывала их, если находила ошибку и возвращала в библиотеку. Если в книге была ошибка, на книгу накладывалось заклинание, которое исправляло и все остальные книги в тираже.

Найтмер ухмыльнулась. Праздник же, пони пляшут, а эта правительница сидит и читает книжку. Ничего себе!

Чёрнокрылая тихонько подошла к Селестии и заглянула через плечо принцессы. Взгляд солнечной принцессы скользил по последним строчкам, и наконец, остановилась на красной строчке:»КАНЕЦ КНИЖКИ». Селестия вздохнула и магией исправила слово «КОНЕЦ». Затем она вздохнула и закрыла книгу.

— Кто только пишет эти книги? — простонала принцесса протирая глаза.

— Ты, наверное. — не удержалась и съехидничала Найтмер Мун.

От неожиданности Селестия подскочила и оглянулась на пони. Это была Найтмер Мун, но теперь она была… живой. Живой пони. Однако принцесса не растерялась и мило улыбнулась воинственно настроенной Найтмер:

— Не кипятись, давай присядем.

— Вон уйди. Я хочу найти Луну. Она здесь, да?

— Конечно, здесь. — спокойно ответила Селестия.

Рот Найтмер пополз выше. Она улыбалась.

— Она вон там. — сказала Селестия, давясь от смеха и показала взглядом на луну, плывущую белым блюдцем в небе.

— УЙДИЖАЛКАЯПОНИМНЕНУЖНАЛУНА — в ярости выкрикнула Найтмер, топнув копытом, пробив дырку в полу. Внизу по золотому залу плыли пони в танце.

— Нет, не уйду. Присядь. Сейчас мы попьём чаёчку… — проговорила Селестия, магией заделав дырку в полу.

— Если только ты от меня отстанешь, — буркнула Найтмер, плюхнувшись на диван.

— Отстану, конечно. Я всё знаю.

Найтмер не донесла чашечку чая до рту. От неожиданности её магия не удержала горячий сладкий чай и разлила его на пол. Селестия улыбалась, явив пони все свои тридцать шесть зубов.

— Да, Найтмер Мун, я всё знаю. Я видела тебя в Понивилле. Хоть ты и стояла вдалеке ото всех, на отшибе, так сказать… но я видела тебя. Ни одна магическая оболочка не скроет тебя от моих глаз. Спросишь, почему я не поймала тебя с поличным… Потому что если ты не сеешь хаос и разрушение, то ты очень милая особа. Пойми, я все равно одолею тебя. Не я, так Элементы Гармонии. На твоя новая обёртка благотворно на тебя влияла. Ты даже раздумала сражение с Луной, — добро усмехнулась принцесса Селестия.

Губы у Найтмер шевелились. Пони подыскивала ответ. Селестия сбила её с ног такой неожиданной информацией. Все эти дни, недели и месяцы до Гранд Галопинг Гала, она была заметна Селестии. Её видели все. Все знали, кто она. И не пытались остановить. По улицам Понивилля шагала та, которая мечтала о вечной ночи. Значит, эти глупцы верили, что она изменилась?

И едва только она открыла рот и собиралась ответить, двери в комнату распахнулись. На пороге стояла принцесса Луна.

— Слушай сестра, я уверена, Найтмер Мун жива, и она замышля… — поток информации прервался, едва лишь Луна увидела Найтмер Мун. Её (Луны) ноги подкосились и она чуть не упала, но вовремя взлетела. Найтмер ударила зелёной молнией точно по тому месту, где стояла Луна.

Луна долго уворачивалась от лучей Найтмер, и наконец, устала. Она опустилась на ковёр и смело пошла к Найтмер. В глазах принцессы Ночи больше не было страха.

— СЛУШАЙ МЕНЯ! — прогремела принцесса на Найтмер Мун, которая сидела с открытым ртом, забыв атаковать. — Я ТЕБЯ НЕ БОЮСЬ И БОЛЬШЕ ТЫ МЕНЯ НЕ ЗАПУГАЕШЬ! Я, ПРИНЦЕССА ЛУНА, И Я СОБИРАЮСЬ ДАТЬ ТЕБЕ БОЙ НА ЗАКОННОМ ОСНОВАН…

Речь принцессы прервали медленные аплодисменты. Сидевшая, как изваяние всё это время Селестия медленно аплодировала в передние копыта.

— Молодец, Луна. — промолвила солнечная принцесса. — Ты победила свой страх. Страх, приправленный завистью — худший страх. Избавься от неё. И ты должна знать, как.

Луна кивнула и приступила к сложнейшему заклинанию. Свитки Твайлайт пригодились ей. Она читала их днём, когда отдыхала. Магия дружбы должна была всё исправить.

— Привет, Найтмер Мун.

Чёрный единорог с голубыми гривой и хвостом поднялась с пола. Кьютимарка месяц переливалась волшебным сиянием. Бывшая Найтмер Мун тёрла голову. Она была ростом с Твайлайт, может быть чуточку повыше. Зелёные глаза с весёлым любопытством разглядывали Сестёр — Аликорнов.

Она живёт в Понивилле и часто пишет Луне. И та с радостью ей отвечает. Все понивилльцы её любят. Найт (мер) Мун получила прощение. Лишь иногда память покалывает от воспоминаний…

Иногда, для победы на страхом, надо лишь прекратить прятаться от него. Лишь подойди к нему… и обними его. Ледяное сердце тает от любви. Если тебя любят — это здорово. Если любишь ты — это шаг к счастью. Если ты любишь и ты любим — ни один страх не одолеет тебя.

Магия любви — собрат дружбомагии.

Магия дружбы — ключ к счастью.

Счастье — побеждает страх.

Добро побеждает зло.

Всегда.

2013.

Спасибо! (Найтмэр Мун)

Жанры — джен, юмор, флафф

Дата написания — 4 декабря 2013, 19:04

+13, семь отзывов.

12.02.16 — рассказ переделан начисто ~~без всякого старания~~. На перечисленное выше внимание можете не обращать, это к, скажем так, "оригиналу", которого здесь нет

А тот, кто поймёт, что именно и от кого именно зачёркнуто — получит кексик за догадливость ;)

"Дорогая принцесса Селестия!"

Найтмэр Мун прищурилась и, хмыкнув, потёрла подбородок кончиком крыла и стёрла написанное на белом песке начало письма. Слишком официально.

"Селестия!"

Уже лучше, криво ухмыльнулась аликорн. Итак... Правое копыто, освобождённое от металлической подковы-туфли, заскользило по земле, выводя слова:

"Спешу донести до ~~вашего~~ твоего сведения, что твоя ссылка просто великолепна. Впервые за несколько веков ~~мы с Лу~~ я позволила себе спать столько, сколько захочу Я. Впервые за столетия мне не надо было вскакивать точно по звонку будильника, не давая себе и секунды поваляться, и на всех парах нестись поднимать-опускать эту тяжеленную луну (которая, к тому же, всё время выскакивала из моей магии и стремилась упасть на горизонт, прямо на твоё обожаемое встающее солнышко.

Воздух здесь свеж и чист — так и скажи своим старым учёным пням. До сих пор помню их нудные голоса. "На луне нет кислоро-о-о-ода, на луне невозможно жи-и-ить..." Тьфу. Позор.

Ну так вот, воздух здесь свеж и чист — знаешь, почему? Потому что тут нет твоих вездесущих наглых пони, которые и дышат, и дышат, и дышат, и засоряют кислород, засоряют всё, мелочные букашки... Кхм. По этой же причине здесь прекрасная, ничем и никем не потревоженная тишина.

А небо над моей головой блистает во всём своём космическом звёздном блеске — знаешь, почему? Потому что тут нет твоих вездесущих наглых пони, которые... Извини, повторяюсь. Одним словом: они не мешают всему великолепию вечной вселенской ночи своими глупыми фонариками и светом из окон ~~трусливые ничтожества~~. Все созвездия и туманности словно лежат на моём копыте и я безошибочно угадываю их... хотя, так ведь и должно быть, я же богиня звёзд, владычица тьмы и прочие весёлые эпитеты. И голод с жаждой больше не донимают меня, ведь тут нечего есть ~~но я бы не отказалась от коробочки кексов, желательно с клубни~~

Именно поэтому, дорогая ~~сестра~~ Селестия, я говорю тебе спасибо и ~~шлю миллион поцелуев~~ и сообщаю: вернусь годков так через двести. Нет, триста. Вот так вот. И делай что хочешь. ~~А ещё лучше — присоединяйся к нам, тут весело~~

~~Люблю, скучаю, твоя Лу~~ Богиня Хорошего Отдыха Найтмэр Мун"

Вспышка — и песочное письмо отправляется на стол адресату.

Быть хуже (Королева Кризалис)

Жанр — ангст

Дата написания — 4 декабря 2013, 19:53

+ 12, в двух сборниках, четыре отзыва

Слегка редактировалось

Королева чейнджлингов стояла, не двигаясь, словно изваяние. Только губы беззвучно шевелились — она наблюдала пылающий всеми оттенками красного и жёлтого закат. Закат, такой красивый и гордый, такой острый и недоступный, но неощутимо мягкий. Прямо как любовь. Кризалис сощурилась, и далеко не от того, что последние лучики светила попали ей в глаза. Любовь... Она гонится за ней с рождения, за главным элементом своей жизни, единственными едой и питьём, в которых нуждалась их раса. Даже воздух был не столь важен, как розовая тягучая эссенция, жгущая нёбо и язык. Острая, как перец чили, но с приятным послевкусием. Закат был похож на неё: резал по глазам и сердцу лёгкими багряными оттенками, охлаждал и успокаивал взор, напоминая послевкусие. Любовь... ради неё она безжалостно уничтожает целые государства, не жалеет своих сил и подданных в стремлении завоевать больше. Налетают всем Ульем, как разъярённый рой диких пчёл, не моргнув и глазом вырывают пропитание прямо из душ жертв, оставляя их слабыми, опустошёнными, жалкими. Как же они не поймут, что собственная слабость делает их целью, мишенью, лёгкой добычей? Сама же Кризалис никого не любит, да и зачем? Все эти лишние чувства, сердечная маета... Но ошибаются те, кто считают, что у чейнджлингов нет чувств. Они есть, их чувства — самые сильные и сильнее всех любовь.

Королева расслабилась и вновь посмотрела на закат. Он пылала, разгораясь как пожар посреди голубой прохладной лазури, к которой она всегда была равнодушна. Верховная подменыш любила лишь закат: он дарил иллюзию сытости и покоя, заменял любовь, но не потому ли, что любил её? Кризалис подняла переднюю ногу и выставила перед глазами что-то вроде козырька. Отблеск солнечного огня играл на глянцевой чёрной ноге. Королева ненавидит солнце, однако она любит этот закат и приходящее с ним чувство защищённости, мысль о том, что всё хорошо и правильно. Не надо гнаться за пони, обманывать их, заставлять делиться любовью или пытать, силой вырывая столь желанную амброзию. Просто есть закат, и Кризалис уже была благодарна за это.

Солнце сверкало самыми разными оттенками: был даже тёмно-фиолетовый. Словно рубин или многогранный бриллиант... Он разворачивало грани, красуясь и дразня, пылал, вспыхивая в небе, горя, вымещая свою безграничную любовь, не помещающуюся в нём. Даже не верится, что просто какой-то горящий шар может быть настолько прекрасен, может так гореть, захватывая в красно-золотые объятья облака, небо и даже чью-то одинокую душу.

Из глаз текли слёзы, но она даже не пыталась их остановить. Внезапно нахлынувшие боль, тоска и странный, неведомый доселе стыд пугали её, но Кризалис принимала их, изливая свою горечь. Почему она плачет? Это же природа её расы, им естественно питаться чужими... Но королева понимала: её тревожит не столько это, как... Что?

Слёзы жглись, как солнце, но оставляли лишь кисло-солёный привкус, попадая в рот и скатываясь внутрь. Кризалис почти машинально слизывала их. Боль в сердце не спешила отступать, острое чувство одиночества захватило её. Она была одна, одна, как уходящее на покой дневное светило. У них обоих была в себе любовь, но солнце было одно и щедро делилось своим огнём, своей душой со всеми: Кризалис также была одна, однако всю любовь держала в себе, зорко следя, чтобы не пропало ни капли. Солнце дарило счастье, она дарила страх и ненависть. Её презирали все.

Прозрачные крылья застыли в напряжении. Копыто вновь твёрдо стояло на каменном полу, а королева — на всех ногах. Солнце обжигало глаза, но... оно не укоряло её. "Прости меня, солнце." — вполголоса промолвила Кризалис. "Я уже лечу дарить свет этой земле. Любви, собранной веками, хватит."

Её память... Зелёные глаза расширились от нахлынувшего, словно волна, осознания. Перед взором чейнджлинга пролетала вся жизнь, выживание в одиноких и постылых землях. Казалось, каждое новое страдание и каждая новая смерть, что Кризалис приносила на своих копытах, изменяли эту землю веками, делая пустынной. За все её грехи отвечала чья-то незримая жизнь, да не просто жизнь отдельного пони-непони, а чего-то гораздо более великого и серьёзного.

По щекам покатились торопливые слёзы, теснящиеся в глазах, словно боясь, что они не успеют уйти. Кризалис склонила голову, чувствуя, что её сердце рвётся на куски, что боль разрывает её, душит и не хочет отпускать. Вот и пришла законная расплата за всё содеянное зло. Погоня за любовью оборачивалась чьими-то страданиями или же смертью, встревая острым шипом в принесённой ею любви, отравляя и любовь, и королеву, и её сердце. Каждая порция любви приносила тьму в него, одинокое и больное, делая его более одиноким и отчуждённым. Но слёзы вытесняли накопившуюся тьму, отчего становились горькими, сжигающими тонкую и сухую чёрную кожу на щеках. Слёзы падали на пол, а в сердце оставалась лишь любовь, испорченная и ненужная ей. Иллюзия надобности, многовековое заблуждение. Мёртвая любовь не могла ни исцелить, ни прокормить, ни осчастливить. Было поздно. Для чего же она тогда заставляла страдать невиновных, делала их такими же озлобленными, слабыми и одинокими, как она сама?

Кризалис вновь вскинула голову. Солнце, не её солнце светило даже здесь, маня и успокаивая... отчего слёзы текли в тысячи раз быстрее. Она была недостойна его огненного дара, святой свет вызывал лишь горячечный стыд и одиночество. Она была бесполезна, уничтожая в себе последние зачатки добра. А огонь на небе горел, собираясь погаснуть в любой момент. "Сейчас, или никогда."

Королева сорвалась с места, летя к солнцу. Упругий воздух, чувство свободы и всесилия, на которое Кризалис, заносчивая и гордая, раньше и не обращала внимания. Прозрачные жёсткие крылья иногда подрагивали, грива-паутина разлохматилась, лезла в глаза, из которых текли реки, водопады слёз... Даже безграничное пространство рядом с ней, казалось, погибало. Ощущение себя в коконе одиночества и зла рвало душу, сводя с ума. Почти не осознавая реальности, Кризалис летела к свету. Пробив последнюю воздушную завесу она оказалась у солнца, позволяя ему осветить её всю. Глаза болели от льющегося огня, но королева даже не прищурила их, как десять минут назад, она смотрела прямо в золотые очи заходящего солнца. Тишина, мягкая и ласковая, обняла её за плечи.

Рог зажёгся. Пламенные лучи сорвались в бешеный вихрь, кружась и проникая прямо в сердце королевы. Чейнджлинг вся сжалась, ожидая удара, а сердце, давно заснувшее где-то в глубине, наконец застучало. Слёзы продолжали течь, но уставшие глаза пылали солнечно-золотым. Рог горел таким же волшебным светом, освобождая накопленные за века тонны любви: теперь уже здоровой и чистой. Солнце было с ней, помогая, и впервые в жизни Кризалис почувствовала себя счастливой, свободной, по-настоящему гордой и уверенной. Она была готова помочь, если это возможно. Пусть исчезнет её тщеславное, порочное богатство, её слабость и грех, не принесшее никому добра... до этого мгновения.

Последние капли любви вылетели из недр кривого рога, розовый луч устремился прямо в красную комету, несущуюся в сердце чейнджлинга. И комета приняла любовь, треща и ломаясь на осколки прямо в воздухе. До столкновения оставались считанные секунды...

Перед глазами был лишь один сплошной свет. Не выдержала, громко и пронзительно крикнула королева, чувствуя, как на ней словно тает жёсткий хитин и горит чёрная кожа, оголяя сердце, вливаясь в него. Всё вокруг было белым, словно пелена боли и... счастья. Она могла помочь, и она не упустила этот шанс, даже если ей пришлось умереть. Но это была бы просто смехотворно малая цена за те грехи, которые, как считала Кризалис, ей не искупить никогда. Королева была в сознании, но всё происходящее казалось ей сном, прекрасным и ужасным одновременно. Слёз больше не было, было лишь чувство долга и свободы: такие разные чувства... В душе псведоаликорна наконец поселилось спокойствие, и тогда она без сознания повалилась на землю, которая вдруг стала желанной и близкой...

Солнце ушло, напоследок погладив её по щеке тонким лучиком. Из рога текла живительная волшебная влага, очищая землю, но Кризалис не чувствовала этого. В голове её была лишь одна мысль, пробивающаяся даже через глубокий обморок.

Её грехи наконец-то были прощены.

Долгий путь домой (Рейнбоу Дэш, ОС-пони)

Жанры — Джен, Психология, Hurt/comfort

Дата написания — 5 декабря 2013, 20:34

+7, в одном сборнике, один отзыв

Надо бы переделать, ~~но когда-нибудь потом,ещё через три года~~

Рейнбоу Дэш сидела на старом кожаном кресле, выкрашенном в блекло-красный цвет. Голубое крыло накрывало бутылку с уже успевшей нагреться минералкой, сама пегаска тяжело дышала — от жары. Жарко, жарко, жарко... А ещё и эта дискордова пустыня... Как она вообще здесь оказалась? Даже несмотря на весь острый ум и крепкую память, она не могла даже предположить. Слишком жарко.

Все цвета казались мёртвыми. И краска на автобусе выцвела и облупилась, и тёмно-зелёная крыша автобусной остановки была не в лучшем состоянии. Земля была сухой и твёрдой, с чёрными трещинами. Кустики завяли и, казалось, потели вместе с поняшкой. Если бы у нескольких засохших деревьев-коряг, растущих на разном расстоянии, был бы язык, они обязательно бы ругались.

Сама пони сидела в самом конце автобуса и тяжело дышала, высунув язык. Некому было её ругать: пассажиры сидели к ней спиной — старый пожилой единорог тихо сопел, положив передние ноги на спинку переднего сиденья, на ноги — голову. На голове этой была соломенная шляпа с розовым цветочком. Рейнбоу Дэш вдруг вперилась в глазами в этот цветочек: в океанах липкой, душной полуденной жары расплывчатое розовое пятно дарило успокоение глазкам. Пегаска моргнула и вновь начала разглядывать шляпу пенсионера. Параллельно старикашке, на другом ряду и с краю, а не у окна, сидела юная кобылка, державшая в руке чересчур яркие комиксы. Некрасиво намалёванные, потрёпанные и бьющие по глазам своей цветовой гаммой. Дэш хмыкнула и отвернулась к окну, разглядывая эту бесплодную землю. Поня помнила лишь то, что летела с Клаудчейзер на спор до Вечнодикого, после чего Клауд начала бессовестно жульничать. Рейнбоу Дэш разозлилась: ярость и обида до сих пор кипели где-то на дне сердца. Клаудчейзер, разумеется, осталась далеко позади, когда горящая обидой Рейнбоу перегнала её чуть ли не на несколько километров. А после чего... Дальше всё исчезло. Ум отказывался сообщать любые подробности. Дэш поняла, что, возможно, её поездка в самый ближайший населённый пункт могла помочь ей, но автобус, идущий до пункта, стоял уже час с половиной. Водитель и кондуктор словно растворились в кипящей жаре, автобус был недалёк от повтора их судьбы.

Пони закрыла глаза и вспомнила Понивилль: но все самые красочные и гармоничные краски увяли; жара сочилась даже через плотно сжатые веки. И через плотно сжатые зубы тоже — горячий воздух плавно лился в горло, вызывая приступы кашля. Это тоже не помогало представить дом родной, совсем не помогало. Рейнбоу беспокойно замотала головой, пытаясь выгнать и Понивиль, и жару из головы. Вздохнув, она подарила облачко пара этому миру, и пони просто закрыла глаза, откинувшись на кожаную рваную спинку сиденья, из которой лезла вата. Лёгкий цокот копыт вытащил Дэш из дрёмы. Лениво приоткрыв вишнёвый глаз, она увидела жеребца-единорога с приветливой мордашкой. Он поднимался по небольшим ступенькам в салон автобуса, который стал уже напоминать кастрюлю с закипающим супом. Сам пассажир был тёмно-аквамаринового цвета с голубовато-серебряной гривой и карими глазами. Несмотря на удушающую жару, он приветливо улыбался, разглядывая попутчиков. Заметив Рейнбоу Дэш, единорожек улыбнулся ещё шире и поспешил занять свободное место.

— Здрасте, — весело помолвил единорог, поставив спортивную сумку рядом с собой, на сиденье. Только сейчас пегаска увидела у него спортивную сумку с каким-то логотипом. — Как делишки?

— Ужасно, — буркнула Дэш, отвернувшись к окну. В фиолетовой выцветшей будочке рядом с остановкой кто-то бегал, летали бумаги. Понять что-то было невозможно: всё было чёрными силуэтами. — Я хочу домой.

— А где же вы живёте? — любезно поинтересовался жеребец, глядя то на Рейнбоу, то на свою сине-белую сумку.

— В Понивиле, — пробормотала пони скорее окну, чем собеседнику.

— А что же вы делаете так далеко от Понивиля? — приставал с расспросами единорог.

Рейнбоу Дэш надоел этот бессмысленный разговор, и она принялась мечтать о том, как прилетит домой, залезет под очень холодный душ и не вылезет из него неделю, нет, две недели. Мечты оказались прерваны цветной мешаниной, слегка туманной. Пони широко зевнула, даже не прикрыв копытцем рот, и повторила жест соломенношляпого единорога — положить ноги на спинку переднего сиденья, а на ноги — голову. Устроившись поудобнее, спортсменка начала вновь следить за розовым цветком на уже вспоминавшейся шляпе. Мешанина покачивалась, расплывалась, и только розовый цветок вдруг стал чётким, с острыми чёрными краями... Пегаска зевнула ещё раз и была готова провалиться в сон, но голос единорога с нежно-голубой гривой вновь выдернул её из потока мечтаний.

— Литтлбрейн, очень приятно познакомиться, — Рейнбоу оглянулась на соседа, который вытянул переднюю ногу и, сверкая улыбкой, потряхивал головой. Сонно моргнув, Дэш вытянула копыто и лёгонько стукнула им по копыту Литтлбрейна.

— Рада знакомству, — кисло протянула поняша и вновь отвернулась к окну, в мыслях проклиная и водителя, и кондуктора, и автобус и Литтлбрейна с его брохуфом. Сон ушёл, как ушёл водитель, и вряд ли эти две вещи могли вернуться... Лететь? Слишком жарко, да и куда лететь? Дороги она не знает, единственная надежда — Дезертвиль. Чёрные кривые буквы на раскалённом ржавом указателе показывали туда, к верхушкам тонких, белых гор, похожих на антенны или башни. Они терялись в мягких белоснежных облаках — и в первый раз они были недоступны. Отчего казались ещё мягче и слаще.

— Послушай, а почему бы тебе не полететь? — задал Литтлбрейн самый глупый вопрос, который только мог задать. Этот пони явно не мог заткнуться, подумала Дэши. Она даже не стала отвечать этому дураку — пусть сам попробует побегать на такой жаре, тогда посмотрим...

— Слух, ты что, обиделась? — Литтлбрейн легонько толкнул пегасочку в бок, но убрать копыто не успел. Она схватила его за переднюю ногу, начиная трясти её, подскакивая при этом на месте с ужасающей рожей. Не хотелось даже дышать, но ей пришлось прогнать всю свою леность, чтобы ясно объяснить этому единорогу: она не настроена на общение или дружбу. Выпучивая глаза, Рейнбоу искала слова, которые могли прогнать его на другой конец автобуса (или Эквестрии — этот вариант нравился ей гораздо больше), но в то же время, не обидев. Задача была не из лёгких.

— Слушай, Литтлбрейн, — начала Ренйбоу, найдя слова. — Я не хочу с тобой общаться, рассказывать тебе что-то или ухмыляться вместе с тобой. Ты не мог бы уйти в другой конец автобуса и не трогать меня, лады?

Отпустив единорога, пегаска с независимым видом уселась на сиденье. Сидела, пока не почувствовала на себе пристальный взгляд Литтлбрейна. Скосив глаз, Рейнбоу узрела, что он вперился в неё взглядом, задумчиво похмыкивая. Это было мягко говоря, странно. Когда кто-то незнакомый разглядывает тебя, как экспонат в музее, когда ты неизвестно где и неизвестно, когда поедешь домой — ничего хорошего в ум не придёт, честно.

— Ты ч-ч-чего? — еле вымолвила уже подрагивающая от страха пони. — А ну-ка прекрати, я серьёзно!

— Блин, ты вредная, — отвёл свой взгляд Литтлбрейн, теперь он пытал своими глазками пол автобуса. — Я же дружить хотел, вижу, ты расстроенная сидишь... Ты же злая, на себя и на какую-то Клаудчейзер. А она не виновата, просто ей хотелось похвастаться в кругу друзей, что летала наперегонки с самой Рейнбоу Дэш! — единорог вздел переднюю ногу к потолку. — А то ты больно гордая стала, — прибавил он извиняющимся тоном.

Пегаска почувствовала себя так, будто ей дали пощёчину. Всё было чистой правдой.

— Ты, ты, да как ты узнал? — ошеломлённо пробормотала она, яростно вспоминая, сама ли она рассказала, или же он увидел её насквозь.

Литтлбрейн лишь пожал плечами с горькой усмешкой.

— Догадался. А что, ты действительно сама не знаешь, как попала сюда?

Дэш кивнула.

— Угу, именно так. Сначала я разогналась до максимальной силы. Это не было хвастовством или попыткой унизить Клаудчейзер. Я даже сама удивилась: зачем так гнать? И кроме того, там уже давно должен был быть Радужный удар, я знаю. А потом... Даже не знаю, — нехотя сообщала Рейнбоу, смотря куда угодно, только не в карие глаза.

Литтлбрейн задумчиво потёр копытом подбородок.

— Что ж, необычно, — согласился он. Некоторое время пегаска и единорог молчали, поглощая тишину и жару, в которых примешивалось отчаяние и пыль с улицы.

— И как же ты теперь? — тихо спросил он.

Дэш мотнула головой.

— Не знаю. Добраться бы до Дезертвиля, там посмотрим. У меня есть с собой бутылка воды, не знаю, что с ней делать. — Рейнбоу приподняла крылом тёплую невкусную минералку, из которой уже вышел весь газ. — Но я точно знаю одно, я буду бороться, я найду путь домой.

Стук копыт отвлёк её. Водитель и кондуктор зашли в салон. Водитель прошмыгнул за руль, а контролёр (земная пони с тяжёлой сумкой на боку) пошла собирать с пассажиров деньги и выдавать билеты. И только тут Дэши вспомнила: у неё нету денег. Стыдно ехать просто так, а просить денег у Литтлбрейна — особенно, если учитывать её наезд на жеребца, — было ещё стыднее. Наконец, контролёр дошёл и до них. Литтлбрейн молча левитировал к себе красно-белый кошелёк, а пегаска уткнулась взглядом в копыта кондуктора-контролёра и созналась в том, что у неё нету денег.

— Тогда выходи, мы бесплатно не возим, — земнопони кивнула на дверь автобуса и подошла к Литтлбрейну. Тот вытащил из кошелька несколько свёрнутых купюр и протянул их кобыле. Она кивнула и начала отдавать лишние деньги, но тут Литтлбрейн её остановил.

— Это и за неё тоже. — Литтлбрейн тихонько толкнул Дэш в бок. Кондуктор-контролёр кивнула с лёгкой улыбкой и пошла сообщить водителю о том, что можно начинать движение. Пегаска не знала, что сказать, её щёки покраснели от стыда. Заплатили из жалости, как за нищую. Это было очень обидно...

— Спасибо, — наконец прошептала Рейнбоу.

— Не за что, — усмехнулся Литтлбрейн. — Устраивайся поудобнее, путь будет очень длинным.

Дэш кивнула и уселась на круп, положив передние ноги на небольшой подоконник. Небо затянулось серо-жёлтыми тучами, но жара и пыль ещё царили этим странным миром. Ещё никогда голубой пони так не хотелось домой, но увидит ли она его? Помогут ли ей в загадочном Дезертвилле? По спине Рейнбоу пробежался едкий холодок: а что, если она никогда не увидит свой Понивиль, свой облачный особняк, своих друзей? Она же Элемент Верности, она Вондерболт, она... Рейнбоу стало ещё страшнее: её явно здесь никто не знал. Да и Эквестрия ли это вообще? Что, если это другая планета, другая галактика? Что твориться в её жизни?

В стёкла ударили лёгкие капли тёплого дождя, автобус сдвинулся с места. Рейнбоу лишь рисовала копытцем на стекле сердца и мордашки друзей. "Я скучаю, уже скучаю", — тихо прошептала Рейнбоу, надеясь, что Литтлбрейн её не слышит.

Long, long as life itself way home...

Чейнджлинг и арфа (ОМП)

Жанр — ангст

Дата написания — 25 декабря 2013, 17:02

+ 13, в трёх сборниках, семь отзывов

Молодой чейнджлинг шёл мимо чёрных, искривлённых деревьев. Небо было затянуто свинцовыми тучами, под ногами слегка шелестели красные и жёлтые, хотя и бледные, опавшие листья. Откуда они — так много, чтобы полностью скрыть землю? И откуда так много облаков, чтобы полностью спрятать солнце и небо? Он не знал, он просто шёл, и всё, по наитию.

Выходить из улья без приказания королевы строжайше запрещалось, и он знал это. Но мир, живой мир — даже обгоревший и почти бесцветный — манил его. Манили к себе увядшие листочки, манили обугленные деревья, манила гробовая тишина, манил воздух — тяжёлый, но по сравнению со спёртым воздухом в Улье он казался чистым и свежим. Это была жизнь. Шажок к свободе и реальности.

Он часто сравнивал себя с теми пони, которые жили в Кантерлоте. Они были разные, имели свои имена и характер, жили в разных домиках и ели, что хотели. Чейнджлинги не имели своих имён, жили лишь в улье, в кельях-коконах, питались любовью, бесчестно отобранной у других существ, и были все на одно лицо. Но иногда любовь казалось ему невкусной, горькой — ещё один признак души буйной и беспокойной, которую другие его сородичи не имели. Но он не сердился на них, не винил за это. Их же заставили, а ему повезло. Какая удача, однако.

Он шагал, размышляя о своём. Куда улетит, где та неведомая страна? Где свобода, где жизнь и счастье? Их нету, они отобраны, как любовь у тех милых и забавных пони. И кем-то поглощены.

Это было невыносимо, ужасно, сама мысль терзала сердце, словно клещами. Уходить было некуда, оставалось лишь всю жизнь есть горькую любовь и не подавать голоса без приказа. Расскажи об этом тем пони — не поверят, сдадут на лечение в психбольницу.

Чейнджлинг искал глазами цель, к которой он упрямо шёл изо дня в день. Цели не было, или же он не знал её. А может, целью было ощущение короткой свободы? Возможно, возможно, но чейнджлинг ждал большего. Чего-то способного перевернуть жизнь с копыт на голову, и казалось — ждать осталось недолго...

Внезапно, за деревьями что-то слегка блеснуло. Это не укрылось от внимательного взгляда путника и он поспешил туда, поднимая листья в воздух. Лёгкий золотистый огонёк прятался где-то в ковре пожухлой серой травы, укрывшись такими же серыми листьями от звенящей тишины и пасмурной погоды. Чейнджлинг знал: этот огонь ждёт его уже очень давно. Это точно не листья — они бледны, а оно горит, как солнце, которое светило когда-то давно... И вот он уже у цели. Что-то горит, как пожар, переливаясь всеми оттенками жёлтого. Чейнджлинг осторожно разгребает листья, слегка прищурив глаза, ведь свет может больно резануть...

Тихий крик вырвался из груди чейнджлинга, когда он увидел, что лежало на траве. Арфа, идеальная золотая арфа небрежно валялась, как ненужный мусор. И казалось, даже солнечный луч пробрался сквозь плотную пелену облаков и прошёлся по твёрдым струнам, извлекая на свет чудную, полную тоски мелодию. Самое лучшее, что когда-либо было в жизни чейнджлинга.

Арфу нельзя было забирать отсюда и нести домой, нужно оставить её здесь. Но он не мог. Арфа исчезнет так же быстро, как и появилась, или же её уничтожат, оставив лишь пыль. Нельзя забрать, но и нельзя оставлять одну. Самый сложный, самый тяжёлый выбор в жизни...

Чейнджлинг робко встал и вопрошающе посмотрел на прекрасный музыкальный инструмент. Как она очутилась здесь, кто её принёс? Кому могло разонравиться это чудо? Вопросы, вопросы, лишь одни вопросы без ответов. Да и зачем они? Ведь можно просто взять и поиграть на этом подарке судьбы, пока она не забрала арфу назад.

И вот чёрное копыто слегка касается струн. Затем бежит по ним, задевая их. Раздаются звуки — чистейшие, прекраснейшие, они заставляют мечтать. И всё бы ничего, вот только арфу наверняка надо поставить вертикально... Чейнджлинг раскрывает крылья и парит над инструментом, думая, за какой конец взяться. Мгновение — и вот арфа уже стоит во всём блеске и величии, как истинная королева. Лёгкий ветерок гуляет между струнами, но не задевает их. И теперь чейнджлинг может поиграть вволю, прежде чем бросить своего первого и единственного друга на произвол судьбы в унылой чащобе мёртвого леса. Он садится и проводит копытом по струнам. Раздаются чистые, приятные звуки, полные радости и жизнелюбия. И вот чёрные копыта перебирают струны, посылая к далёкому небу похвалы солнцу и доброте. Справедливость должна восторжествовать, поёт арфа, воспевая прекрасных принцесс Селестию и Луну, и всю их страну, где нету горестей и боли, где на каждом дереве — свежие зелёные листья, а кости давно погибших не хрустят под ногами. Солнце вышло из-за облака, даря арфе и чейнджлингу свой свет, прекрасный, как музыка. Только один из участников прекрасного концерта не видел солнца, поглощённый игрой.

И вот последняя нотка зависла в воздухе. И деревья, и небо, и земля жадно впитывали в себя брызги затихающей музыки. Казалось, сейчас должны грянуть аплодисменты, но их не было. Была лишь тишина, которая вновь вернулась на свои владения. И был выбор, сложный выбор. Остаться здесь, рискуя своей жизнью и жизнью прекрасной арфы, или же уйти, вычеркнув инструмент из своей жизни? Что делать? Уйти? Остаться? Выхода не было. Чью жизнь спасти?

— Извини, — прошептал он, не сдерживая слёз. Поднявшись, он оттолкнулся от земли и взлетел в воздух, возвращаясь к Улью, к привычной жизни. Лишь арфа служила напоминанием, что здесь кто-то был...

Как появилась Эквестрия (Принцесса Селестия)

Жанры — джен, флафф

Дата написания — 22 сентября 2014, 20:20

+16, в двух сборниках, шесть отзывов

Писалось на 66 пони-экспромт

Хлопнула дверь, впустив белую пони-аликорн в тесную комнатушку. Швырнув сумку с учебниками на идеально застеленную кровать, Тия подскочила к туалетному столику и начала лихорадочно перебирать помады, туши и крема. Первое свидание — это, всё-таки, не шутка! В этот прекрасный день лучший друг наконец-таки пригласил молодую волшебницу в кафе, и пони твёрдо решила не опаздывать.

Так, эти блестящие тени выгодно подчеркнут голубые прядки в гриве, немножко персиковой помады, лёгкий светло-бирюзовый сарафанчик…

Внезапно, все планы и мысли отодвинулись на задний план, сменившись бесконечным Вдохновением. Буквально подскочив на месте, Тия спешно вытащила из сумки учебник по миростроению и открыла нужную страницу. У неё уже зародилась идея: дерзкая, прекрасная и вполне осуществимая. Ах, эта чудная тысяча лет! Именно в тысячу лет каждая девочка-аликорн мечтает стать бесконечно мудрой и справедливой богиней-правительницей, любящей всех своих подопечных пони. Не избежала этого и Тия.

Небольшая светлая искорка опустилась на туалетный столик — мгновение, и косметика падает на пол, теперь всё пространство трюмо занято неброским небольшим материком. Добавим немного зелени, сюда прилепим горы… Селестия с головой ушла в работу, даже забыв о времени — ведь рождается новый мир! Ой-ой-ой, а вот здесь неплохо будет смотреться небольшой лесочек…

Прохладные голубые реки пронзали мягкие травы, молодые деревца неуверенно цеплялись за землю, миниатюрные солнце и луна осветили хрупкий небесный купол. Но вот заняли свои места обрывы и возвышения, пустыни и долины поделили мир напополам… Однако Тия вовсе не казалось довольной. Скептически хмыкнув, аликорн ещё раз пробежала глазами по своему творению. Снежные вершины — есть! Прекрасные тенистые сады — есть! Разноцветные цветы и кусты — есть? Доисторические лошадки, тупо тыкающие палочками в динозаврика — есть! Но тем не менее, новая страна казалось бездушной: красивой, уютной, но бездушной, как красивый кукольный домик.

Тиканье часов напомнило белоснежной принцессе о том, что время всё ещё существует, и если она не хочет опоздать, то надо бы поторопиться. Тяжело вздохнув, Тия подхватила своё творение и опустила его в небольшую дамскую сумочку. Может быть, Дискорд ей поможет?

Кафешка была переполнена, и Тия, сердито пыхтя, старалась хоть как-то пролезть вперёд. Не без труда добравшись до своего столика, она тут же получила букетом цветочков в нос. Дружески чмокнув Дискорда в щёку, аликорн уселась на соседнее кресло, уложив букет рядом с собой. И тут её озарило. Любовь, дружба, счастье — и маленький мир будет идеальным, наилучшим. Вытащив свою поделку из сумки, пони поставила её на стол, сразу же заметив, как загорелись глаза у её друга. Юная принцесса улыбнулась, чувствуя прилив гордости за своё творение.

— Смотри, что у меня есть!

И так появилась Эквестрия.

Падение (Принцесса Селестия)

Жанры — джен, флафф, повседневность

Дата написания — 30 ноября 2014, 15:42

+14, в двух сборниках, девять отзывов

~~Самые лучшие работы пишутся или про Селестию, или про Найтмэр, без исключения.~~

Свобода. Полёт.

Она бежит, не чувствуя под собой дорогу, не замечая времени, не обращая внимания на окружающий мир. Бежит, лишь бы только убежать. Хоть куда-нибудь. Она рада, что нет больше «золоченой клетки» с белыми стенами, с изысканными витражами, с дорогими коврами. Рада, что нет больше тяжёлой драгоценной короны, что так долго сдавливала ей голову, слепила глаза, лишала своих мыслей и желаний. Рада, что нет больше королевского нагрудника-ошейника, что так долго душил её золотой змеёй. Теперь она рада вообще всему. Рада бежать до боли во всём теле, до «гудения» в уставших ногах, рада бежать просто потому, что уже невозможно остановиться. Рада вновь размять каждую косточку.

Мятежная, непоседливая душа в многотысячелетнем сосуде – разве можно придумать что-либо грустнее?..

Пусть ветер треплет четырёхцветные гриву и хвост, пусть на глаза непонятно отчего наворачиваются слёзы – от радости, от усталости, от боли, от скорости? – пусть острые камешки впиваются в непривычно голые копытца: да ради Всего! Она заливисто смеётся. Впереди виден обрыв, сразу за которым – бездна, бесконечное падение. Как раз то, что нужно. Она прижимает крылья к бокам – только бы не раскрылись чисто «на автомате», только бы её план не сорвался! Мышцы сладко сводит в предвкушении – вот сейчас, ещё минуточку… Минуточка проходит и под её копытами уже нет твёрдой опоры.

Законы физики властны над всеми, даже над богинями-аликорнами.

Она изгибает шею и подставляет свою мордочку под лучи тёплого сентябрьского солнца. Грива превращается в перламутровый цветной огонь, тянущийся обратно к обрыву, к безопасности. Она чувствует, как шелковистые воздушные потоки заключают её в невесомые объятья, в лёгкий прохладный кокон. От высоты и свободы кружится голова. Солнце светит ярко, но это не мешает ей видеть души-тени предков, которые липнут к её ветреному щиту. «Оборви всё сейчас. Пойдём с нами. Бедное дитя, ты не заслужила всего, что выпало тебе на долю. Обрети покой».

Она хихикает и по-детски показывает теням предков язык. Закрывает глаза, улыбается, чувствуя, как по телу разливается приятное очищающее тепло, и в последнюю минуту переворачивается в воздухе, раскрывая крылья. Она приземляется в густую изумрудную траву, даже не запачкав кристально-белой шёрстки, и счастливо валится на землю. Густой аромат мёда, цветов, свежести, ушедшего лета и облачной лёгкости пьянит, травинки приятно щекочут спину, отчего на губах принцессы вновь появляется улыбка. И как уставшее тело нашло покой среди васильков и солнечных лучей, так и уставшая душа находит свой покой в пронзительной синеве небес и пряной тишине лугов.

Невеста (Рэрити)

Жанры — AU

Дата написания — 19 июня 2016, вечером

Было написано за час на Prompt #44

Этот день обязан стать идеальным.

Платье из дорожайшего голубого шёлка, сшитое мною собственнокопытно, золотая корона с полупрозрачной вуалью, затерявшаяся в сложно завитой и украшенной причёске, хрустальные, как у Золушки, туфельки… В части нарядности и шика я превзошла Каденс, бесспорно.

А декорированный тронный зал, украшенный моими любимыми подругами с таким тщанием и старанием?! Правда, все эти нелепые шарики, конфетти и игрушки Пинки Пай пришлось убрать, но она, кажется, не сильно обиделась… Редкие райские птицы из самых глубин Вечнодикого, благодаря дару Флаттершай, вторили лучшему в стране оркестру, нанятому Твайлайт. Моя свадьба будет величайшей из всех, настолько пышной и помпезной, что о том недоразумении, которое все поспешили обозвать “Свадьбой Века”, все забудут, едва увидев хоть крошку того величия, что устроила Я. То, что всё делали мои друзья, принцессы и замковые слуги, не так важно — важнее, что они делали это по моей указке, хотя нарядами для жениха и невесты занималась только я — какому дилетанту я могу доверить самое важное?

Этот день обязан стать идеальным. Переполненный зал (добрая половина гостей не будет помещаться и ей придётся тесниться в коридоре, а чернь вообще будет под окнами сбиваться в стада!), первосортные яства, над которыми день и ночь без отдыха корпели и корпят до сих пор лучшие кулинары столицы, заморское вино в высоких бокалах… И Я — утончённая, роскошная, величественная: именно такая, какой надлежит быть леди, невесте, и первой в истории Новой Эквестрии принцессе-единорогу. И даже мой жених, знаменитый своей избалованностью и капризами принц Блюблад, будет лишь жалкой блеклой тенью, благодаря злой шутке судьбы попавшей на живой яркий праздник. Мне плевать. Какое дело до него, если я стану четвёртой(1) принцессой? Моё слово наконец-то заимеет вес, я буду жить безбедно и беспечно, не сражаясь за существование в сложном и нечестном мире, я буду вершить судьбы, я буду развивать культуру и искусство, я буду, буду, буду… Да, я больше не неизвестная швея из какого-то захолустья, я — Элемент Щедрости, признанный модельер с бутиками во всех больших городах, отважная защитница государства, доверенное лицо Селестии… и, в конце концов, невеста, самая важная невеста. Думаю, мне всегда и всего будет мало, стань я хоть Аликорном и получи в своё распоряжение галактику.

Мы не любим друг друга. Это ясно всем, и даже у хладнокровной Луны, когда она слышит о нашем бракосочетании, тонкая бровь приподнимается в удивлении. Он глуп, наивен и придирчив без причины, он инфантилен и честолюбив, мнит себя кем-то достойным и важным… а я смеюсь и, поднеся к себе зеркальце, смотрю на украшенное бриллиантом платиновое кольцо на тонком роге. Я наперёд продумала, как и в какую сторону буду вертеть своим мелким муженьком, я знаю, чего хочу от него и себя. У венценосного балбеса поджилки трясутся: он инстинктивно чувствует истинную власть и силу, которых у него никогда не было и не будет. Никто не может помешать мне: Сёстры привыкли закрывать на глаза на всё, что им не удаётся понять, подруги и семья ослеплены счастьем чуть ли не больше меня — их малышка Рэр выходит замуж, да за кого! — а горожане, несмотря на весь их лоск и манеры, обычное быдло, которого везде полно, просто каждый по-своему “выделяется”, пытается выделиться.

Ароматы фрукта и шоколада дразнят мой тонкий нюх, но я стараюсь сдержаться и быстрее прохожу мимо дворцовой кухни, где готовят десерты на завтра. Я видела, какой они строят торт из свежих ягод и крема: чтобы его передвинуть, придётся сломать стену и потолок, так что есть мы его будем прямо там, скорее всего. Но это завтра, а сейчас я гарцую в свои богатые семикомнатные покои, где лежат на пуховой безразмерной кровати с густым балдахином и шёлковыми простынями завёрнутые в тюль регалии из чистого золота с каменьями и расшитое кружевами и лентами платье. На маленькой скамеечке из чёрного дерева, сделанной специально для моих туфелек, стоят хрупкие аккуратные подковки. Походка, голос и жесты идеальной леди, богатой пони, безупречной невесты, совершенной правительницы, — всё вызубрено, вплелось в самую суть моего разума и памяти, подобно жемчужным нитям в завитую гриву. Тщательно рассчитана каждая секунда завтрашнего торжества, каждое слово и миг. Ни один лишний луч Селестьиного солнца не посмеет заглянуть в тронный зал без моего позволения!

Этот день обязан стать идеальным!

Я могу понять сбежавших невест — в далёких глухих деревнях ещё умудряются выдавать кобылок замуж без их согласия, что ж им, бедняжкам, остаётся делать? Но сбежавший жених… Это ловко, признаю.

И я помню твои глаза, Блюблад, — пока Наше Всё тянула бесконечную речь про счастье свадьбы и лучшее будущее Эквестрии, находящееся теперь в наших с тобой копытах, мы пересеклись взглядами, и я поверить не могла — ты смотрел уверенно и жёстко: так, как смотрит не наивное дитя, но серьёзный и твёрдый Мужчина: то был взгляд того сказочного принца, о котором я грезила всю жизнь. Похоже, с памятного Гала, когда я поняла, что просто так ты мне не достанешься, ты вырос — а потому, когда окружённое моим магическим сиянием обручальное кольцо едва коснулось кончика твоего рога (о, с каким предвкушением и счастьем я делала это, наслаждаясь и упиваясь этим мигом, точно мёдом!), ты упрямо мотнул головой, и кольцо, громко звеня, покатилось по мраморному полу. Не успели все, в том числе и я, в полной мере осознать произошедшее, как ты сломя голову понёсся к выходу. Распихал недоумевающую бесполезную стражу и унёсся в неизвестность. Вещей ты, принц, не забрал, в городах не светишься — неужели ум пробудился после многолетней спячки?.. Хорошую, однако, ты вёл игру — никто не смог разоблачить. А может, ты и не был никогда глупцом, а упрямство и самодурство лишь приросшая привычная маска?

Но не бойся, принц, тебя найдут, обязательно найдут. Не принцессы, не стража — Я. Ты испортил всю мою жизнь, лёгким движением своей безмозглой обычно башки перевернул весь чудесный план… Луна внезапно заявила, что неспроста вялый обычно малышок Блюблад взбунтовался, и взбунтовалась следом за ним; подруги не дают прохода — дурочки думают, что я ужасно убиваюсь по тебе и уговаривают “поскорее забыть”, “не думать об этом козле” и оставить мысли о повторении свадьбы, разумеется; доступа к чему-то важному мне никто и не собирался давать… Да и дали бы потом, стали бы доверять? Не так важно. Ты испортил всё, опозорил моё честное имя — не зря от неё жених-то сбежал, ох не зря! — а значит, месть будет страшной. И тебе от неё никуда не деться, куда бы ты ни бежал.

И этого, уж поверь мне, я обязательно добьюсь.

(1) — после того, как рассказ был уже полностью написан, до меня дошло: а зачем Рэрити вся эта суета и нелюбимый муж, когда у неё есть подружка-Твайлайт-аликорн? Поэтому давайте считать, что “подружка-Твайлайт” не аликорн :) Или всё действие идёт до финала третьего сезона.

Я буду здесь (Флаттершай, Твайлайт)

Жанры — AU, hurt/comfort, джен, дружба, повседневность,

Дата написания — 28 июля 2016, 23:15

Написано в подарок одной замечательной сударыне

Флаттершай не трусиха и не дура, вовсе нет – просто ей очень, очень не нравится всё, что находится за её Стеной.

Радостно и громко поёт поставленный на подоконник древний – старше самой Флаттершай, — патефон, семейная реликвия, иногда срываясь на хрип или затихая. Бодрая жизнерадостная музыка заглушает все отвратительные звуки извне, хотя иногда невыносимый нежными ушками скрежет заглушает вообще всё: и птичью трель, и песни её молодости, и весёлый шум прохладной воды из резинового шланга. Каждый день на закате Флаттершай обходит свои владения, свой огромный цветущий сад, обнесённый высоченной, выше вековечных деревьев, стеной из приятного глазам красного кирпича, украшенной тонкими изумрудными лозами.

Разливающийся по невидному за густыми кронами клёнов, дубков и вишен кроваво-красный закат путается, мерцает в листве, бросает на всё мягкую сумеречную тень и наполняет воздух ароматами приближающейся ночи. Мерцает упругая серебристая струя воды, мерцают капельки на чашечках огромных, переливающихся всеми оттенками цветов и на траве, мерцают прозрачно-золотистые грудки птичек: всё мерцает, и улыбающаяся до ушей Флаттершай тоже мерцает, и мерцает её весёлое звонкое подпевание патефону. Она счастлива. В её саду, маленьком лесу, — аккуратные дорожки, трава всех оттенков зелёного, всякие милые безделушки, спрятанные в ней, вечный полумрак – друзья-деревья помогают Стене, прячут от пони ставший внезапно чужим и агрессивным мир своими вершинами, — прохлада, маленькие зверьки, совершенно её не боящиеся, собственный маленький ручеёк, берущий начало от одной речушки на опушке уже не дикого Вечнодикого (вот каламбур!) и прудик, в который ручеёк и впадает...

И ещё (и это самое главное) — относительная тишина, мир, покой. Что же там творится такое, горестно думает Флаттершай, если всё живое бежит к ней, спасаясь, словно их преследует Найтмэр Мун. Даже детёныш мантикоры – вымирающий вид! — ластится к ней, словно пушистый котёнок. Что же вы наделали, друзья... Неужели снаружи не осталось ничего живого, кроме редких куцых клумб и чахлых ёлочек?

Флаттершай кивает, и сразу три цветастые птички по её сигналу вспархивают с ветки и, подлетев к покрытому белой краской вентилю, цепляются за него лапками и легко выкручивают в сторону. Вода в шланге мигом иссякает, последние капельки падают на усыпанную жёлтым песочком дорожку, и крылатая пони направляется к стоящей рядом с маленьким сарайчиком катушке – смотать шланг, не бросать же его прямо тут. Чуткий слух, не испорченный дрянной современной музыкой и отвратительным шумом внешнего мира, слышит, как тоненько свистит-поёт закипающий на кухне чайник, и Флаттершай, спешно убрав шланг, порхает на слабеющих с возрастом крыльях к нему. Время ценно: закреплённые на копытце часики с узкой ленточкой показывают без десяти девять – значит, у пони есть ровно десять минут подготовить всё к приходу гостьи. Под окном уже толпятся её маленькие помощники во главе с немаленьким Другом Топтыгиным – ждут, когда и их помощь пригодится. Фарфоровый сервиз – на столик под вишнями, фруктовые пирожные с кремом – на белые блюдца, букет собранных утром цветов уже здесь, вазочки с печеньем и вареньем приземляются на опрятную клетчатую скатерть. Кажется, всё. Лёгкий кивок – и звери уходят в свои норы и домики, рыком, свистом и мычанием желая ей доброй ночи. Топтыгин же выключает патефон, и единственным звуком в саду становится стрекотание кузнечиков.

— Доброй ночи, мои друзья, — негромко говорит Флаттершай и улыбается, заправляя за ухо седеющую прядь. Она уже не сидит, восседает за столом в старом, обитом полинялым плюшем кресле, словно королева на троне. Восседает, обводит взглядом идеально расставленные чашечки, исходящие паром, молочник, тарелку со свежими ягодами, любуется чистой скатертью и точно таким же, как у неё, креслом напротив. Быстрый взгляд на часы – ровно девять, не больше и не меньше.

Флаттершай готова. Кажется, даже мир за Стеной застывает – не дай Владычица (Флаттершай иронично усмехается про себя), загудит какая-нибудь металлическая химера в ответственный момент! Впрочем, здесь ещё тихо – Стена и удалённость от города делают своё дело, а Вечнодикий до сих пор наводит на глупых пони трепет. Элементу Доброты даже кажется, что она слышит вздох своей подруги и шелест крыльев – как же хорошо, что в Стене нет входа, абы кто не зайдёт, разве только залетит... Иногда только посещает отшельницу нехорошая мысль: что будет через несколько десятилетий, когда она уже совсем не сможет летать?

Еле слышный звон металлических подковок о стену – сейчас гостья будет спускаться вниз, преодолевая густую листву и переплетение ветвей. Хозяйка внутренне собралась и глубоко вздохнула, готовясь.

Три. Два. Один.

Раздался раздражённый шёпот, клянущий чащу Флаттершай, и на поляну грациозно, насколько это было возможно после сражения с буйными кронами, приземлилась Она. Первое мгновение Она не обращала на хозяйку дома никакого внимания, избавляясь от «даров» деревьев в гриве, хвосте и крыльях.

Невероятным усилием воли добрая пони подавила в себе вскипевшую смесь удивления и недовольства. Ни единый мускул не дрогнул на её лице.

— Твайлайт? – нарочито спокойным голосом проговорила Флаттершай и позволила себе немного расслабиться. – Почему ты здесь. Где Дэш?

Выковыривавшая из чёлки муравья Твайлайт Спаркл вздрогнула от негромкого зова Флаттершай и посмотрела на неё своими лиловыми, чуть сузившимися, как у всех аликорнов, глазами. Если её подруги с каждым годом становились старше, то она словно бы свежела и молодела. Теперь Спаркл была уже ростом с Каденс сорок лет назад, а волшебный ветер уже трепал края её мерцающей всеми цветами ночи гривы. На боку у пришелицы было закреплено что-то в сером чехольчике.

— Это я, Флаттершай, — сказала Твайлайт, будто она могла её не узнать. – Мне нужно поговорить с тобой. Никуда не годится, что...

— Ты прекрасно знаешь моё мнение, Твайлайт, — сидевшая прямо Элемент Доброты облокотилась на стол и сложила копытца вместе. – Садись, не стой как чужая.

Новая Владычица Эквестрии пугливо оглянулась и подошла к столу.

— И всё же... – начала было Спаркл, но пегаска не дала её и слова сказать.

— Нет, Твайлайт, нет. Я уже сорок лет говорю это Рейнбоу и вот всего лишь в пятый раз говорю тебе. Ничего не изменится – по крайней мере здесь, в моём доме, в моём мире...

— Но прятаться от всего, что тебе не нравится – это не выход! – вскричала аликорн, чуть не срываясь на Королевский Кантерлотский Голос. Она была неприятно удивлена тем, как твёрдо возражает ей обычно покорная пони, но понимала, что за те долгие года разлуки поменялось очень и очень многое, и не только за Стеной. – Я забочусь о тебе, волнуюсь!

Флаттершай усмехнулась.

— И поэтому за всё время прилетала ко мне раз в восемь лет? Отмахивалась от меня два раза в год письмом, которое короче, чем всё, что я тебе сейчас выговариваю? Нет, Твайлайт, нет. Это не забота, ты просто тащишь меня в свою секту...

— Это не секта, это прогресс! Развитие! Техника!.. – взревела принцесса, подскакивая на месте и ударяя передними ногами по столу. Её нетронутая чашка от такого действия подскочила тоже и перевернулась на бок. Чай растёкся по скатерти. – Вот, посмотри!

Лёгкая вспышка на кончике длинного витого рога – чайные принадлежности отодвигаются на самый край стола. Ещё одна вспышка, и из серого чехольчика выплывает чёрная гладкая дощечка с кнопочкой на боку, ложится на клетчатую поверхность.

— Вот! Вот, смотри!..

Флаттершай со скукой глядела на назойливо мерцавшую дощечку, «планшет», как называла его подруга и не понимала. Неужели ради вот таких дощечек рухнул весь тот хороший тихий мир, который она, Флаттершай, знала и любила?.. Неужели ради всего этого хаоса, суеты, шума, которого и тогда было предостаточно?

Экран «планшета» погас, а Твайлайт вылупила глаза на Элемент Доброты – и Шай поняла, что это всё она сказала вслух. Видя, что аликорн сейчас будет возражать и приводить аргументы своей правоты до утра, пони поторопилась перехватить у неё пальму первенства.

— Да! – воскликнула пегасочка, вкладывая в свой голос и слова как можно больше горечи и негодования (вполне искренних, надо заметить) – Да, Твайлайт! Ты же помнишь, как нам всем было хорошо вместе? Ты помнишь эти леса, цветы, все эти рассветы, закаты... Да даже не в них всех дело! Ты помнишь тот мир, тишину? Зачем, зачем было издеваться над нашим хорошим миром? Почему? Да, тогда тоже было несладко, но теперь! О, теперь всё просто летит в тартарары!

Выговорившись впервые за все сорок лет, Флаттершай откинулась в кресло и взяла чашку дрожащим слабым копытом. Сделала глоток, и не ощутила обычно любимый терпкий вкус чая с мёдом.

— Но ведь нельзя всё время оставаться на одном и том же месте, пойми ты это! Миру нужно развиваться! Нам нужно развиваться! Ты видишь в прогрессе, технике, моих усовершенствованиях только плохое, только шум и беспокойство, но ты подумай! Развивается медицина, собираемся в космос, перемещение из точку А в точку Б стало лёгким и быстрым! Самолёты! Развлечения! Пропитание! Кино! Заповедники! Это...

— Не для меня! И неужто ты действительно думаешь, что своими «заповедниками» улучшишь ситуацию? Мир, природа – всё загублено! Все бегут! Ты словно думаешь только о себе! – казалось, светлая кобылка после каждого слова ставила восклицательный знак.

— Почему? Почему ты всё время от всего прячешься как мышка в норку? Что тебе такого сделало всё вокруг? Разве тебе не интересна жизнь помимо всякой живности? За эти сорок лет ты могла бы столько всего увидеть, столькому научиться, столько прочувствовать! Неправильно от всего отгораживаться стенами! Ты же... ты же такая замечательная пони, почему ты губишь сама себя? Зачем тебе это всё? Одиночество, отшельничество... Все вот эти цветочки, Стена без выхода, собственный огород... Да, ты хорошо устроилась, не спорю, но ты живёшь... ты живёшь как монашка! Это похоже на нелепость, глупый бунт, детскую обиду!.. Прячешься за свои берёзки! Налей-ка мне чай.

Короткое слово «уходи» уже готово было сорваться с губ Флаттершай, но она вовремя сдержала себя – ни к чему разжигать скандал и спор. Ей хотелось объяснить своей зацикленной подруге, чтобы та поняла... Неужели вот с этими пони она, Флаттершай, была когда-то неразлучна? Они же совершенно не понимают её! Пегаска приготовилась к длинной речи и долила чай принцессе. В первый момент ей хотелось применить к Твайлайт Взгляд, но какая-то часть доброй пони в гневе отвергла такую низость.

— Слушай, Твайлайт, — неожиданно для аликорна Шай подалась вперёд и словно тисками схватила её копыто своим. – Я правда ценю то, что ты делаешь, и ты всё, точнее, большую часть делаешь правильно, но... Это не моё. Даже тогда, в молодости, этот мир, — кончиком крыла пони махнула в сторону Стены. – Был мне чужд. Я и тогда пыталась сбежать от него, скрыться. Мне не нравились, да и сейчас тем более не нравятся, суета и шум. А теперь? Все эти планшеты, самоходные повозки, кино в каждый дом... Это хорошо, но это мешает. Меня там съедят, я потеряюсь. Здесь я – как ты в Кантерлоте или лаборатории. И я буду здесь. Я... я не переношу хаос ни в каком его проявлении. Мне чуждо всё, что там, и я не хочу рисковать своим покоем и счастьем. .

Твайлайт попыталась что-то возразить и уже открыла рот, но так ничего и не сказала. Флаттершай участливо пододвинула к ней вазочку варенья.

— Угощайся. И давай больше никогда не возвращаться к этой теме, хорошо?

Спаркл упрямо мотнула головой, но всё же...

Вечер и половина ночи прошли в разговорах и смехе. Твайлайт рассказывала про жизнь остальных Элементов, про Принцесс, про ушедших Спайка и Дискорда, про всё, всё... У них обеих уже сорок лет не было откровенного разговора по душам, и бывшие подруги с радостью делились всем наболевшим. Загорелись над ними фонарики светлячков, повеяло свежестью от распустившихся ночных цветов, пели поздние птицы, а пони всё никак не могли наговориться. Разбуженные шутками и голосами зверьки, протирая глаза, вылезали из своих жилищ посмотреть, что же там творится в такой неурочный час, но поглощённые беседой кобылки никак не могли наговориться, ничего не замечали вокруг себя. В итоге Твайлайт осталась ночевать у Шай, правда, спать ей пришлось на маленьком тесном диванчике, но разве это серьёзная помеха?

— Остаться бы у тебя здесь навсегда – так тихо и спокойно, — мечтательно протянула Владычица, кутаясь в лёгкое одеяльце. Она хотела было включить свой планшет, но вместо этого она, наоборот, отключила его. Немного подумав, Спаркл сунула его в выдвинутый её магией ящик стоявшей рядом тумбочки и спрятала под какие-то тетрадки. Любопытство подталкивало её посмотреть, что в них, но Твайлайт, к её чести, не стала этого делать. Спустя минуту в комнату зашла Флаттершай.

— А я тебе что говорила? – с улыбкой сказала она и положила на тумбочку небольшой букетик из какой-то бирюзово-синей травы, разливавшей по полутёмной комнате еле слышный аромат. – Это луноцвет: помогает лучше спать, прогоняет дурные мысли и успокаивает нервы. Думаю, тебе он пригодится. Его ещё можно заваривать в чай.

— Да? А я и не знала, что есть такая травка на свете. Заваришь?

— Конечно, ещё и с собой дам. Доброй ночи?

— Доброй ночи, — повторила Твайлайт и с улыбкой выключила свет. Флаттершай вышла в коридор и, направившись к окну, долго, очень долго смотрела на свой сад, на громаду стены, на уходящие ввысь деревья... Светила полная луна (впрочем, её не было видно), и, наверное, поэтому везде, во всём чувствовался какой-то таинственный покой, неизвестный до этого даже Флаттершай. В конце концов, она приняла решение.

Не без труда пони взобралась на крышу, взлетела на кроны деревьев, похожие на ровный твёрдый пол и подошла к самому краю. Примчавшийся к ней со стороны Вечнодикого ветерок пощекотал раскрытые мягкие крылышки, встрепенул седеющую гриву, погладил по светлому боку... Кобылка видела море огней на горизонте, высокие прямоугольные дома с множеством зажженных окон, широкие шоссе на месте уютных укромных улочек... И Кантерлот, похожий на наряженную к Вечеру Согревающего Очага ёлку: пёстрый, переливающийся, полный света, украшенный самыми замысловатыми и дерзкими украшениями. В чёрном небе пролетел серебристой стрелой едва заметный самолёт, позволяющий летать не только пегасам.

А возможно ведь, подумала Флаттершай, что когда-нибудь ей удастся примириться со всем этим. Когда-нибудь. Не сегодня, не завтра, не через год... Пока что всё будет идти своим чередом, а потом... потом...

Но – возможно ведь?

День Неба (Принцесса Селестия)

Жанры — джен, ангст, флафф

Дата написания — 17 августа 2016, 18:20

Конец безбожно загублен, ну да ладно,

Многоточия, тире, двоеточия, повторы — всё, как вы любите!

Термос с крепким горячим чаем, толстая книга для записей в твёрдом переплёте, два карандаша, пять коробок яблочных кексов от ЭпплДжек... ничего не забыла?

Острый взгляд принцессы Селестии мигом обежал комнату и остановился на неприметной серой игрушке-свистелке, лежащей на столе под завалом из крохотных пустых чашечек тонкого фарфора, свитков, документов, отчётов, ходатайств и интересной увесистой книжищи о недалёком будущем с полётами в космос и лазерными бластерами. Специально ведь отложила сувенир, чтобы не оставить дома, растяпушка, а теперь... Лёгкий золотистый дымок окутал свистелку и поднёс её вплотную к чуткому носику повелительницы. Любой пони, будь он хоть трижды выпускником Академии Одарённых Единорогов, сказал бы, что это — обычная глиняная глупость, которую в базарные дни навязывают хитрые бабульки жеребятам, но ни одному не пришло бы в голову, что эта "глупость" старше их на целые два тысячелетия.

Селестия легко потянула носом — даже спустя десятки веков свирелька пахла ярким солнцем, душным жарким днём, синим небом, весельем, зацветающей водой из близкого прудика, подносами со свежей выпечкой... Богиня могла бы часами вспоминать безвозвратно ушедшее славное времечко, и сегодня у неё будет предостаточно времени — но не здесь. Далеко за горами, куда давно не ступало копыто пони, где воздух давно не рассекался крылом лихого пегаса... Путь неблизкий, а значит, надо вылетать уже сейчас. Солнце уже час сияет на небе, поставленное на обычную дорогу, распоряжения кому надо отданы, регалии в шкафу на полочке — всё, принцесса, отдыхай. Сегодня твой день. Свистелка отправляется в маленький кармашек на сумке, откуда ей не выпасть, не сломаться.

Взлетая, Селестия посмотрела вниз, на просыпающихся граждан. Знают ли они, что сегодня за день? Для них — среда, двадцатое июня. Это завтра будет праздник, Летнее Солнцестояние, а сегодня... Да, в чём-то правы ещё сонные эквестрийцы, выходящие из своих домиков навстречу новым заботам, радостям и кутерьме, да, завтра Солнцестояние. Ну а сегодня?

Возможно, будь Селестия хоть чуточку наглее и смелее в таких делах, как Луна, то у пони было бы два праздника подряд, но это Луна может бахвалиться карнавалом в честь своей тёмной стороны, а Селестия — не может. Да и зачем выносить такую личную, сокровенную дату на всеобщее обозрение? День Неба, как его называли тогда, в старину — дата лишь для одной пони, для неё.

Позади исчезает столица, впереди поднимаются из розоватой прозрачной дымки скалистые вершины, заросшие тёмно-зелёными елями. Редеют и становятся проще дома, и с каждым взмахом царственных широких крыльев принцесса чувствует, как суета и пыль большого города разжимают свои душные объятья, давая ей вздохнуть полной грудью. Ещё мгновения полёта – и под парящей богиней расстилаются бесконечные леса, куда ни глянь. Как ни старайся охватить взглядом это хвойное море, не выйдет, и кажется, что кроме тайги уже и нет на свете ничего.

Любой растерялся бы, заплутал, но только не Селестия — столько раз видела она лес своего прошлого, что помнит в нём каждое дерево, каждую травинку! Поэтому через минуту пони солнца пикирует, зажмурившись, даже не заботясь о том, чтобы раздвинуть колючие широкие ветви – впрочем, они и не думали её царапать, лишь ласково гладят по бокам, приветствуют старую подругу. Вековечные огромные ели помнят её ещё беззаботной юной кобылкой... Беспокойное сердце тревожится, поёт от радости в предвкушении долгожданной встречи.

Принцесса легко приземлилась на полянке, прямо перед началом протоптанной ею за два тысячелетия узенькой тропки. Петляя через деревья, она выводила прямо в бескрайнее поле с высокой желтоватой травой. Двадцать столетий здесь никто не жил, но прошлое воскресало, стоило только Селестии глянуть на знакомое раздолье. На горизонте возвышались отделявшие Эквестрию от всего остального света высокие горы с жемчужно-белыми от снега, похожими на подтаявший пломбир вершинами; везде, вокруг – золото и янтарь сухого от жары разнотравья, над головой – чистейший аквамарин неба, свободный от облаков и суетливых пегасов. Как же хорошо дома – ведь когда-то это место и было домом...

Она сделала несколько шагов, входя в объятья луга, и события, настолько давние, что о них помнила лишь одна пони, вновь ожили. Вот здесь, в метре от её левого копыта, стоял некогда прилавок весёлой семьи игрушечников Мелодиев – именно их свирелька лежала сейчас в рюкзаке Селестии. Каждый год, в День Объединения Пони, они, немаленькое семейство, привозили на телегах несколько широких столов и доставали сундуки и мешки, полные куколок, калейдоскопов с крашеным стеклом, глиняных поделок, заводных от ключика мантикор из овечьей шерсти... Не проходило и минуты, как к ним уже сбегались все ребята, устраивая давку и расхватывая в момент всё привезённое...

Левое копыто ступило точно на то место, где когда-то давно друг детства подарил ей, тогда ещё беззаботной единорожке, ту самую вечную свистульку... Как его звали? Селестия застыла на месте, поняв, что знакомое имя ускользает из памяти. Мелодий... Как? Тот самый жизнерадостный земной пони, с которым они бегали наперегонки, ели на спор незрелые яблоки и в шутку дрались, который преданно ждал приезда своей подруги из Академии Старсвирла на каникулы... Даже черты его лица, крепкая небольшая фигурка, космы непослушной гривы расплывались, бледнели, теряли цвет...

Селестия шмыгнула носом и возвела глаза к небу, вспоминая, как...

Хэвен Глэнс* во весь опор мчалась через лес, безошибочно чувствуя, куда свернуть. Наконец-то она могла свободно бежать, а не величаво вышагивать в узких тесных коридорах, могла не чувствовать тяжеленной, словно набитой кирпичами, сумки! Наконец-то встретится со своими настоящими друзьями, а не жеманными дурочками Академии! А ведь сегодня ещё и праздник, и завтра праздник, и... и целое лето впереди! Этого хватило, чтобы молодая чародейка ускорила бег и с громким радостным «Йе-ей!» вырвалась на поле, где знакомые с младенчества поселяне горы Кантерлот наводили последнюю красоту на свои ярмарочные столы.

— Тия! – разумеется, кто, как не верный дружище (имя которого я так легко выкинула на свалку памяти, горько усмехнулась аликорн) сразу заметит твоё появление? Сорвавшись с места, невысокий земной пони помчался навстречу голубогивой единорожке. – Ти-и-и-ия!

Почему именно Тия? Принцесса не знала до сих пор. Сам Мелодий отшучивался, что «так просто звучит веселее», но, возможно, это было предчувствие-предсказание – кто знает? Хотя, если вспомнить, что именно позабытый приятель предложил ей подходящее к новому статусу величественное имя Селестия, всё становилось гораздо проще и яснее.

— Наконец-то ты приехала! Что так долго? – и, не дождавшись ответа, Мелодий сунул ей в прямо в мордочку неизвестно откуда появившуюся в копыте глиняную свистелку. – Вот, дарю! Сам попробовал сделать, и-и-и...

— О! – теперь Хэвен увидела: на боку земнопони красовалась картинка кусочка серой глины и прозрачно-красной, словно покрашенной гуашью, с «непрорисованными» бледными краешками ноты. – Поздравляю! Отличная Метка!

— Ну, солнышко-то всё равно получше, — покосился Мелодий на знак светила. Теперь они медленно шли в сторону ярмарки, греясь под тем самым солнцем и лениво разговаривая.

Хэвен-в-будущем-Селестия скептически хмыкнула.

— Получше чем? Старсвирл говорит, что я сильная, что у меня талант, что я многого добьюсь... и обещает выхлопотать мне место в Управителях Солнцем.

— А что не так? – невинно поинтересовался Мелодий, пиная камушек.

— Я не хочу, чтобы моим пределом оказалась пустяковая работка по вращению солнцем! – недовольным взглядом Хэв можно было резать алмазы. Остановившись, она негодующе топнула ногой. – Представляешь, как скучно? Проснуться Тартар знает как рано, тридцать минут помахать рогом... и всё! Ладно бы это была «сольная» работа, но там таких Управителей пятьдесят пони! Такую работу тот же, например, Старсвирл мог бы легко сделать один!

— Вот видишь, какая ты хорошая волшебница, — попытался охладить пыл подруги молодой игрушечник. – Пошли, тётя Церера уже привезла свои великолепные яблоки, перекусим.

Селестия вынырнула из воспоминания словно из глубокого холодного пруда. Самые мельчайшие детали того дня промелькнули перед ней. Их разговор... Аликорн улыбнулась: да уж, похоже, «вращать солнцем» ей на роду написано... И правда – вот она, её Метка, вечная и неуничтожимая.

Ветер пробежал по необъятному лугу, разгоняя жару и волнуя поверхность травяного моря. Надо идти дальше, продолжать вспоминать. Чувствуя, как годы слетают с плеч, подобно опадающим осенью листьям, Селестия, которая всё больше и больше чувствовала себя Хэвен Глэнс, оторвалась от места встречи с Мелодием и невесомо зашагала вперёд.

Тётя Церера Гесперид* была самой почитаемой пони горы Кантерлот и замечательной садоводницей. Её обширный яблочный сад занимал невероятные территории и считался настоящим лесом, за которым она ухаживала совершенно одна. Вся жизнь тётушки проходила в челночном беге из сада к печке, в которой пеклись тысячи пирогов с ароматной золотистой корочкой, от печки – на рынок, продавать варенья и горячие пирожки которые действительно расхватывались как горячие пирожки, с рынка – в сад... Первый праздник Дня Объединения Пони стал для неё и первым выходным за много лет неустанной работы.

Церера Гесперид, основательница рода Эпплов, первая их них, начавшая выращивать яблони, первая из них, получившая «яблочную» Метку с золотым яблоком... Участок земли, на котором некогда стояли заваленные её выпечкой широкие столы, давно зарос сорняками, но принцесса видела вместо них ряд украшенных глазурью тортиков, стоящих на льняной скатерти... Стремясь повторить их восхитительный вкус, почти выветрившийся из памяти, Селестия на автомате открыла сумку, коробочку и достала оттуда несколько маленьких кексиков.

— Тётя Церера! – не в силах больше сдерживаться, друзья побежали к усыпанной светлыми веснушками пухлой кобыле с цветастой косынкой. Едва только сладости стали различимы глазу, урчание в животах и голодные слюнки стали неуправляемы. Как же иначе: тётя Церера – добрый друг каждому, всегда готова поделиться своими бесконечными запасами, а уж росших на её глазах жеребят накормит так, что и ходить будет нельзя. Хорошо, что её столики стоят в самом начале длинного ярмарочного ряда, чуть в отдалении от остальных – не так много народа.

— Хэвен! – воскликнула земная пони, заметив две маленькие кометы, несущиеся к ней со всех ног и различив в одной из них дочь своей соседки. Поспешно сунув какому-то единорогу кусок пирога, она полностью переключилась на детей. – Наконец-то! Я тебе твоего любимого повидла наварила десять банок, — покопавшись в огромном сундуке, она достала не менее огромную банку вышеупомянутого варенья. – Хоть домой-то забежала? Где мама, где Луна? Давно их не видно уже.

— Мама всё работает, и Луну с собой таскает, она ведь совсем маленькая, — уставшая Хэвен навалилась на крошечный свободный уголок прилавка, тяжело дыша. Свистелка легла рядом. – Здасьте, тётя Церера. Забежала, вещи кинула, а они уже это... собираются в дорогу. Расцеловались, двумя словечками перекинулись... и разошлись.

Отставший Мелодий в два прыжка достиг цели и буркнул то же приветствие.

— Могла бы и оставить сестру сестре, — проворчала Гесперид, с сомнением глядя на большой коричный крендель, предназначавшийся Мелодию. – Этот, кажется, испорчен... – она вновь глянула в сундук. – Сёстры, и видятся раз в полгода, где это видано... Погоди минутку, сейчас и тебя того... угостим... – через минуту довольный земнопони с удовольствием чавкал более свежим кренделем, улыбаясь до ушей и всем своим видом выражая счастье.

— И я про тоже. – «Селестия» положила голову на прилавок, голубая волнистая грива – ещё не насыщенная потоками волшебства, ещё не развевающаяся на магическом ветру, — рассыпалась по гладкой поверхности. Один локон угодил в вазочку с мёдом.

— Ну, не будем о грустном, — сменила через несколько минут молчания тему тётя Церера. – Расскажи лучше, как учёба? Всё так же отличница? Как Свирлсвирл твой?

— Старсвирл, — поправила единорожка. – Говорит, мне не стоит замыкаться в себе и строить какие-то иллюзии. Говорит, сейчас не то время, чтобы геройствовать и мнить себя гениальной волшебницей... – она вздохнула и слеветировала себе маленький пирожок. Как всегда, аппетитно и сладко. Вкус дома. – Может, и будут более благоприятные времена, но сейчас надо твёрдо стоять на ногах, думать о будущем...

— Вот и глупо говорит, — рассердилась пони-пекарь. – Жизнь дана для того, чтобы воплощать мечту в реальности, тем более, что ты действительно гениальная – я-то помню, ты ещё в пелёнках себе книжки из другой комнаты... – не успела Церера закончить свою мысль, а Хэвен её опровергнуть, как к столу подошёл заносчивого вида пегас, и земнопони поспешила вручить ему заказ. Вручив пегасу десяток покрытых карамелью яблок на палочке, тётя вытерла пот и фыркнула от усталости. – Жарища-то какая... Убавь немножко солнышку температуру, дорогая.

— Нет, я такого ещё не могу, — призналась Хэвен и встала. Испачканный мёдом локон некрасиво повис, пачкая белоснежную шейку и привлекая пчёлок. — Кстати, что это там такое?

— Где? – рассеянно спросила Гесперид и глянула, прищурившись, на небо, проследив взглядом, куда указывает копытце единорожки. – Это... солнце?

— Солнце вон там, — подал голос заснувший было от сытости и тепла Мелодий и махнул передней ножкой куда-то в сторону.

Глаза троих пони (как, впрочем, и у всей ярмарки неподалёку) расширились, когда они увидели приближающийся к ним на огромной скорости раскалено-белый огненный шар. Воздух полнился жаром и нарастающим неприятно-резким свистом, похожим на завывание сирены, по небу словно побежали трещины всех цветов радуги – аура неизвестной падающей звезды резко не сочеталась с аурой Эквестрии и её обитателей. Летевшие пегасы мигом попадали, потеряв связь с плавящимся небом, у единорогов заискрили рога, телекинез стал прерывистым и слабым. Началась паника.

— Бежим! – гаркнул Хэвен в самое ухо Мелодий, чуть ли не силой оттаскивая её в сторону. – Нужно бежать!

Мимо них в ужасе бежали табуны пони, переворачивали столы и топтали лакомства, украшения, вещи, образовывалась давка... и только одна маленькая волшебница застыла на месте, не слыша и не чувствуя ничего: крики, тычки, ор, коррозийный рык звезды, похожий на издаваемый царапающим школьную доску гвоздём звук, — всё проходило мимо. Странно, но единорожка не ощущала никакого волнения или страха: пусть болели и слезились глаза – она всё продолжала смотреть, пусть сами собой загибались в трубочку уши – не прикрывала их... Словно во сне, не осознавая и не задумываясь над тем, что делает, Хэвен расслабилась и пустила магию в рог, позволяя ей скапливаться на самом его кончике в маленькую серебристую сферу. Десять лет её учили как управлять солнцем, как подружиться с ним и в совершенстве узнать... Чем же эта мятежная злая звезда отличается от него?

«Почему ты летишь сюда? Почему ты хочешь погубить нас?» — неслышимые ни единому, даже самому чуткому уху, гневные вопросы текли по взбешённому таким вторжением магическому полю, пытаясь пробиться к самой сути светила.

Не бояться. Стоять твёрдо – и на земле, и на своём. Сжать зубы, перетерпеть боль. Ты – пони, ты сильнее и крепче. Подчини себе всё, измени сам ход судьбы, если оно того стоит. Так учили.

Звезда упрямо продолжала свой путь, загорелась трава. Бывшее ещё двадцать минут назад голубым небо стало белее шёрстки упрямившейся Хэвен Глэнс. Пот лился с неё градом, силясь упереться посильнее, единорожка чуть ли не начала пропахивать землю копытами. Рог окутался бледным туманом, сфера разрослась почти до размера рослого жеребца. Пони пыталась сделать два дела сразу: дозваться до неумолимого огненного шара и хоть как-то его придержать, замедлить... В тот момент не возникало даже и догадки о неудаче.

Собственный мыслеголос казался Хэвен хриплым и исступлённо-яростным, как у страшной ведьмы из сказок. Каждая капля сил тратилась на тщетную попытку предотвратить неизбежное, спасти хоть кого-то, хоть что-то... В заранее неравном противостоянии у молодой безрассудной единорожки не было даже самого маленького шанса на победу, но, не желая принять просыпавшееся где-то внутри осознание, она стояла твёрдо, сжав зубы и претерпевая боль – как учили.

Это не могло длиться вечно, и острые длинные лучи, похожие на осколки разбитого зеркала, воткнулись в землю, обращая в пепел луг, столы и поброшенный скарб, мгновенно испаряя болотистый прудик, в котором так хорошо когда-то купалось, оплавляя склоны гор. Ни одно живое существо не могло бы выжить в потоках безумного небесного огня... так почему же уже почти всё понявшая Хэвен бросилась наперерез пылающему магией и пламенем камню?

Заворожённая принцесса испуганно дёрнулась: самое важное воспоминание в жизни обожгло её не менее сильно, чем упавшая звезда некогда. Даже теперь, спустя два тысячелетия, Селестия не могла вспоминать этот момент, проматывала его – да и кто, будем честны, захочет вспоминать такое? Момент, когда она пыталась остановить метеорит собственным телом, отпечатался в сознании и памяти как смазанное мутное пятно бесконечного страдания, чуть ли не горения заживо. Огонь пытался избавиться от неё, а притянувшаяся как к магниту, уловившая знакомую нотку-волну чужая космическая Магия спасала, вливалась, становилась частью безрассудной спасительницы, меняя её тело, насыщая до отказа неизвестным доселе никому волшебством. Огонь уничтожал луг и горы, Магия – энергетическое поле, обрывая привычные и удобные нормальным маленьким пони каналы... Богиня провела языком по пересохшим губам, вытащила чай и выпила всё в один глоток – ей уже несколько часов хотелось пить от усталости и близкого жара далёкой звезды.

Очнулась Хэвен, как выяснилось, через десять дней после Праздника Объединения Пони, в столичной больнице. То, что единорожка выжила после такого, оказалось настоящим чудом, на которое надеялись, в которое верили, но осознавали, что вероятность почти нулевая...

Над её кроватью кругом стояли все – мама, Луна, Мелодий, тётя Церера, и, разумеется, до сих пор поражённый и несколько испуганный Старсвирл. Волшебник с опаской поглядывал на протеже, но ничего не говорил, из чего пострадавшая сделала неутешительные выводы о своём здоровье и внешности, хотя чувствовала она себя весело и бодро. Даже есть не хотелось, из-за чего попытки накормить Хэвен стали похожи на шумный цирк. Мама просила «съесть ложечку за Луну», тётя Церера соблазняла видом банки своего чудесного повидла, Мелодий же пугал сочинёнными за минуту сказками о том, что если не кушать вовремя, то можно во сне случайно съесть ближнего своего... Только старый единорог отошёл к окну и встал спиной к компании, смотря вдаль и думая о чём-то своём. Приглядевшись внимательнее к друзьям, Хэвен подумала, что они чем-то крайне встревожены и прячутся за нервными улыбками и напускным весельем...

Она позволила им накормить себя, выслушала новости. Долина полностью выжжена, никто, к счастью, не пострадал (за одним исключением), Правители Народов неприятно удивлены, большая часть Управителей Солнцем разогнана – не предотвратили такую катастрофу, а ведь это тоже входит в их обязанности! Выждав момент, когда мама устала красочно и подробно рассказывать о том, как принцесса Платина упала в обморок от таких недобрых известий, Хэвен осторожно спросила:

— Вы от меня что-то утаиваете, да? Скажите... только честно, пожалуйста, я теперь совсем страшно выгляжу, да?

Повисла неудобная тишина, собиравшийся что-то сказать Мелодий закрыл рот и как-то смутился. Старсвирл отошёл от окна и выкатил на середину комнаты высокое зеркало в медной раме.

— Мы бы всё равно не могли утаивать вечно.

Хэвен со страхом заглянула в чистую прозрачную гладь, ожидая увидеть в отражении изувеченную пожаром несчастную кобылку, но... Тонкое одеяльце сползло на пол, не скрывая плотно прижатые к бокам белоснежные крылья невероятного размера. Волшебница с момента пробуждения чувствовала что-то мешающееся, но не придала особенного значения – может, бинты отвалились, или компрессы какие... Не веря своим глазам, отважная пони попыталась развернуть их, но напряжение и дискомфорт заставили её оставить затею и осмотреть себя целиком. Рог оказался ненормально длинным и тонким, ставшие непропорциональными ноги стали похожи на молодые веточки саженца яблони... Однако гораздо больше бывшую единорожку изумили и обрадовали грива с хвостом, ставшие прозрачно-перламутровыми, чуть трепыхавшимися, словно от сквозняка. Такое бывает, если магическая энергия не помещается в своём «сосуде» и «выливается» из него, пояснил старый профессор, гордо поглаживая седую бороду...

Воспоминание обрывалось, как плёнка в кино – самое главное увидено, да, но как хочется знать побольше об ушедшем так давно времени... С подачи Старсвирла старые правители, не отличавшиеся особым умом или волей и давно уже мечтающие отойти от дел, с радостью передали короны ей, согласившись, что новому государству – новая смелая повелительница... В честь неё, Селестии, День Объединения Пони передвинули в самый конец года, прибавив к нему праздник с украшением ёлки и подарками, а спустя год в тот же день, на том же месте, где до сих пор остывала иссякшая звезда, эквестрийцы – Мелодий и Церера в первых рядах, — несли знамёна с изображением крылатого единорога. Первый День Неба. Когда и почему любимый праздник забылся? Кажется, это произошло после изгнания Найтмэр Мун – не до празднеств было...

Солнце медленно шло к горизонту, насыщая воздух и травы мягким золотистым тёплым светом. Селестия вздохнула. Неужели она потратила весь день на воспоминания? Выходит, что так – в любом случае, пора возвращаться. Аликорн любовно погладила крылом низенький куст солнцелистов: время залечило все шрамы, и теперь здесь снова растёт трава... Подумав, принцесса достала блокнот с карандашом и начала записывать имена всех своих друзей из прошлого: Мелодий, тётя Церера Гесперид, многие, многие прочие... Богиня не могла объяснить себе, почему она до сих пор цепляется за такое далёкое прошлое, почему так бережёт эти запахи, цвета, имена... Что было бы, если она побежала бы вместе со всеми прятаться или вообще не пошла на ярмарку? Прожила бы скучную бессмысленную жизнь, умерла бы две тысячи лет назад... Что было бы с Эквестией, с Луной? Было ли это предрешено более могущественными силами свыше? Селестия не знает и взмывает ввысь – завтра ей опять вставать «Тартар знает как рано» и работать, работать, работать...

За плечами остаётся долина, из-за хвойных стен леса поднимаются башни Кантерлота. Её творение, её труд и покровительство...

«Кинулась бы я так смело в атаку, если б знала о последствиях?»

Глиняная дудочка вылетает из кармана, окружённая облачком магии, и принцесса осторожно свистит. Звук получается тоненький-тоненький, мелодичный и невыносимо тоскливый.

_____________________________________________________________

*Heaven Glance

*Церера — древнеримская богиня урожая и плодородия (как древнегреческая Деметра), Гесперид(ы) — "в древнегреческой мифологии нимфы, охраняющие золотые яблоки" (https://ru.wikipedia.org/wiki/%D0%93%D0%B5%D1%81%D0%BF%D0%B5%D1%80%D0%B8%D0%B4%D1%8B)

Горный лес за Кантерлотским Дворцом (Твайлайт, Селестия, кое-кто ещё; soulmate!AU)

Написано по мотивам этого поста https://vk.com/wall-98733420_601983. Спасибо всем отписавшимся под моим скромным ~~жалующимся на мировую несправедливость~~ комментарием!

Твайлайт телепортировалась на поле за Кантерлотом с громким хлопком – последнее перемещение выбило из неё жалкие остатки сил, нагрузка оказалась слишком велика. С громким вздохом пони повалилась на пожухлую траву – дрожащие ноги уже не держали, — и сильно ударилась грудью о твёрдую землю, но улыбка не исчезала с мордочки. Получилось! Теперь несколько минуток можно полежать спокойно...

Вечная осень не покидала лесов за столицей. Расположившись на склоне Пика Юности, они каскадом «текли» вниз по уровням самой низкой горы из горной цепи, рассеиваясь в окраинах Кантерлота в жалкие рощицы с ресторанами и домами отдыха. Здесь же была нехоженая, никому не интересная территория: отличное место для раздумий, подготовки к экзаменам и, как ни странно, слёз. Эта мысль заставила волшебницу вспомнить о событиях дня, и уголки губ единорожки сами собой опустились в грустную гримасу.

Сегодня их, школьников, – почему-то Твайлайт считалась в числе учеников второго класса Академии для Одарённых Единорогов, хотя жила и училась она в покоях принцессы Селестии, – повели на экскурсию в Музей Цивилизации Пони, самый большой и красивый музей страны. На самом деле кобылка терпеть не могла суету, ор балбесов-одноклассников, не проявляющих никакого интереса к увлекательной истории своих предков, и собственную исключительность в этих походах – две стражницы, как две тени, следовали за волшебницей, невыносимо действуя ей на нервы. Энойнс[1] считала, что жеребятам можно всё, ведь у них «такой возраст»; Дисмэй была уверена в прямо противоположном: чем строже, тем лучше, и что «эта пони Дискорда доведёт своими выкрутасами». Сладкая парочка постоянно препиралась, и в разгаре ссоры легко могли накричать на уставшую от их разборок единорожку – ну, хоть в чём-то они сходились. Злые, как и все дети в их возрасте, жеребята неутомимо сочиняли шутки про «арестантку Твайлайт» и «собственный гарем кобылиц», хотя и осторожничали – мало ли что может им сделать любимая ученица самой повелительницы. Все эти минусы перекрывали единственный возможный плюсик от экскурсии – сам музей, но Селестия была непреклонна. «Давай же, Твайлайт, сходи отдохни – может быть, именно там ты встретишь свою судьбу!».

Судьбу... Шмыгнув носом, кобылка покосилась на закреплённую на левой ноге полоску тонкого серебристого металла с выгравированной её Меткой в уголке. Середину занимало мутновато-серое, словно сгустившийся туман, стекло с кобальтового цвета прописными цифрами: 35... Числа время от времени менялись, как меняется иногда пульс[2]. Закон жизни: у каждого пони появляется такой браслет, едва он получит кьютимарку. Цифры – действительно пульс назначенного судьбой партнёра, если он рядом – число равно нулю, если умер – то же самое; у счастливых пар на браслетах проступает золотая магическая вязь. Даже принцесса имела такой, хоть и прятала его в тайной шкатулке! Браслеты были точнее любых часов, никогда не ломались и не ошибались... наверное. Или она, Твайлайт, просто такая неправильная.

На экскурсии рядом с ней постоянно крутился сын герцогини Грации: в целом, неплохой жеребёнок, интересный собеседник и отличник. Он никак не отставал, даже когда Твайлайт демонстративно утыкалась носом в первую попавшуюся вазу доселестийской эпохи, постоянно лез с анекдотами и порывался то цветочек ей с клумбы сорвать (не забыв при этом картинно помучиться укорами совести – смотри, Твайлайт, какой я честный), то булкой угостить. В какой-то момент он незаметно оказался рядом и попытался панибратски закинуть переднюю ногу ей на плечо, но единорожка успела увернуться. Возмущённая до глубины души таким обращением, она замахнулась на него... и угодила по колену своей как из-под земли выросшей наставнице.

– О, молодёжь! – жизнерадостно пропела Селестия и чересчур бодро стиснула их в крыльях. – Надеюсь, я не помешала чему-то... важному?

– Он попытался меня обнять! –хриплым от ярости голосом воскликнула пони. Аликорн нахмурилась:

– Но разве это плохо? Значит, ты ему небезразлична.

– Я... – запнулась растерянная Твайлайт. Почему принцесса поддерживает этого приставалу? Куда вообще делись сварливые надзирательницы, Энойнс и Дисмэй? Единорожка с обидой глянула на мордочку Селестии, надеясь поймать выражение глаз принцессы... которые смотрели куда-то вниз.

– Вот так чудеса, Твайлайт! Посмотри-ка! – золотистая магия приподняла ногу кобылки, демонстрируя браслет с тёмно-синим нулём. – Похоже, маленький герцог твоя настоящая судьба! Зря ты так переживала.

Ловко запустив переднюю конечность в волны своей эфемерной гривы, Селестия вытащила оттуда новёхонькую ассигнацию и с широкой улыбкой протянула её готовой заплакать пони.

– Надо же, у меня как раз есть тысяча битсов вам на кафе-мороженое и карусели! Могу даже освободить тебя от Энойнс с Дисмэй... только если потом вы проводите её домой, молодой ловелас!

Расстройство и гнев кипели в душе единорожки. Сами собой потекли слёзы — Твайлайт перестала их сдерживать, позволив себе разреветься в голос. Довольное лицо солнечной богини, ведущей себя как третьеразрядная сваха, рожа аристократишки, светлый зал Музея позади них смешались в одно размытое пятно, и волшебница с криком огорчения бросилась вперёд, не разбирая, куда несётся. Натренированный на алую с фиолетовыми полосками гриву взгляд выхватил её из толпы, но мысль о Мундэнсер исчезла в потоке разочарования и ненависти к самой себе. Возможно, твёрдая стена прервала бы отчаянный бег Твайлайт, если бы этого не сделало гораздо более твёрдое и неумолимое копыто.

– Ну и куда тебя черти несут? – рявкнула Дисмэй, нервно дёргая хвостом и ушами. – Что за сопли? Перестань истерить!

– Мне очень жаль, — громкий голос Селестии будто развеял окружившее кобылку облако слепой обиды. – Извините моей Звёздной Ученице этот маленький каприз. Думаю, мне стоит провожу молодого герцога домой. Вы же, — обратилась правительница к вытянувшейся в струнку стражнице. – Хорошо следите за ней. Мы поговорим дома, Твайлайт.

Мягкое крыло осторожно погладило её по голове – всего секунду, после чего принцесса вместе с испуганным жеребёнком покинули Музей. Инцидент был исчерпан, и вновь вернулся галдёж развеселившихся школьников. Единорожка попробовала осторожно двинуть телом, но Дисмэй сдавила её ещё сильней, – на это действие из ниоткуда выскочила Энойнс, за версту чуявшая злобу напарницы.

– Перестань её душить! Я удивляюсь, как тебя вообще подпускают к детям.

Дисмэй развернулась так резко, что у Твайлайт закружилась голова.

– Да? – прорычала она и, отпустив кобылку, с силой ударила себя освободившимся копытом в грудь. – Где, интересно, была ты, когда эта оторва чуть не размазалась по стене?

– Я, в отличие от некоторых...

Перед глазами у Твайлайт всё плыло. Приказав себе подняться, она резво вскочила на ноги и помчалась в сторону туалета, распихивая ненавистных «одноклассников». Сегодняшний день имел все шансы стать ещё хуже, чего кобылка дожидаться не стала: влетев в кабинку, волшебница зачем-то закрыла её на задвижку и, почти не задумываясь, телепортировала себя на улицу, сразу же с улицы – на другой конец Кантерлота: вряд ли у стражниц имелась возможность отследить её перемещения, но безопасность всё же превыше всего. Умело чередуя длинные дистанции с короткими «перебежками», единорожка сохранила ровно то количество магии, которое перенесло бы её в любимый горный лес. Оживлённая площадь сменилась элитным рестораном за чертой города, в тех самых рощах, ресторан сменился уединённым лугом...

Теперь она здесь. Твайлайт перевернулась на спину; воспоминания отняли у неё по меньшей мере час времени, солнце уже медленно клонилось к горизонту. Всё вокруг пропиталось мягким рыжим цветом, таким приятным и спокойным, непохожим на агрессивный неон и магические вывески столицы... Осень в Кантерлоте проходила почти незамеченной: слишком мало деревьев, чтобы заметить желтеющую листву, а дожди и так были частыми гостями в столице. После суматошного города и скандала в Музее тишина почти оглушала, и кобылка умиротворённо прикрыла глаза, отдыхая. Мысли, однако, могли посоперничать в навязчивости с няньками единорожки. Твайлайт не осталось ничего другого, кроме как передумать их всех. Правда ли этот приставала оказался её судьбой? Браслеты ведь не врут... Странно, но волшебница не чувствовала к сыну герцогини вообще ничего: пожалуй, он был ей даже неприятен. Или так надо? Или это всё придёт позже, как говорят: «вырастешь – поймёшь»? Пони не хотела понимать. Если он действительно назначен свыше, то уж лучше тогда остаться старой девой и вовсе выкинуть этот дурацкий браслет!

Кобылка сокрушённо вздохнула — честно говоря, ей хотелось совсем другого. Как здорово было бы пойти как-то раз с Мундэнсер в библиотеку, сесть рядышком в тихий уголок, негромко болтать и смеяться, смотреть в хорошие книги, делать домашние задания, а затем с удивлением обнаружить, что цифры на их браслетах одинаковы... Твайлайт довольно много общалась с светлошёрстой пони, но ни разу судьба не уступила ей. Как же повезёт тому (или той), кто окажется для умной симпатичной единорожки больше, чем другом!

Беглянка поднялась. Кажется, второпях она перескочила выше, чем следует – кобылка не узнавала местность: «её поле» было окружено сосняком со всех сторон, как картина в тёмной раме; здесь лес высился преградой впереди. Справа и слева шумело жёлто-зелёное травяное море. С наслаждением вдыхая ароматы луга и горной свежести, Твайлайт бодро зацокала вперёд, и напряжение наконец отпустило её. Позади еле слышно грохотали водопады Кантерлота; приятная фантазия о покинутой столице и уединённой жизни в горах вызывала улыбку, и волшебница позволила себе помечтать. Жить бы где-нибудь в непролазной чащобе, в просторном старинном доме с библиотекой и большим подвалом-лаборатории... Исследования, чтение, прогулки на природе – и всё в компании с самой замечательной кобылкой на свете! Искренняя радость засияла на мордочке Твайлайт, а её богатое воображение заработало на всю мощь. Никаких интриг, никаких нелепых украшений, которые велят тебе жить с нелюбимыми, никаких невеж в музеях...

Приятная прохлада наступающей ночи ласкала измученное тело единорожки, взъерошивало её короткую шёрстку. За нечёткими верхушками гор пламенел огромным небесным костром закат, и Твайлайт восторженно, будто впервые увидев солнце, уставилась на прекрасное зрелище. Несмотря на медно-золотое блистание сумеречные тени окружали маленькую фигурку, стелились широкими лентами по земле. Любимый лес прятал её! Пони прикрыла уставшие глаза и медленно опустила голову в темноту, кутаясь в полумрак словно в мягкий шёлк. Неужели потом опять возвращаться в этот дурацкий дворец? Вот бы спрятаться от Селестии...

Плохо соображая, что она, собственно, делает, кобылка неторопливо зашагала дальше, оставляя за собой полосу смятой травы. Пропали из её внимания и горы, и закат, и даже Мундэнсер, – непонятная горькая мысль, неизвестно откуда взявшаяся, не желала отступать, но и ловиться тоже не желала. Твайлайт надоело думать, – неслыханное событие! – но ядовитое жало какой-то навязчивой идеи-фикс не давало ей бесцельно идти. Тогда единорожка остановилась и начала упрямо смотреть себе под ноги: мысль могла «врезаться» в неё, и озарение бы пришло...

На дымчатом стекле браслета красовался сияющий во темноте ярко-синий ноль.

Твайлайт застыла. Что за чертовщина? Она здесь одна, так? Последние лучи дневного светила не особо освещали местность, но пони оказался бы хорошо заметен. Кобылка бешено замотала головой из стороны в сторону, пытаясь разглядеть... кого-то, кто рядом. Что тут забыл сын герцогини, если он и правда её судьба? Разнотравье не волновалось, шагов или взмахов крыльев не раздавалось –– так в чём же дело? Опять её браслет чудит? Ведь пульс показывает ноль только когда твоя истинная пара рядом, так?

Не только.

Твайлайт поледенела. Лёгкий розовый свет заструился откуда-то сверху, и пони осознала, что зажгла себе «фонарик» на кончике рога. Неужели рядом с ней... Волшебница вновь глянула на свою левую ногу, но её взгляд не добрался до «пункта назначения», споткнувшись о торчащую среди травяного ковра кость. О Богиня... Паника сжала сердце кобылки, и она плюхнулась на круп, не сводя глаз с мутно блестевшего... копыта? Оно было обуто в заржавевшую металлическую туфлю несуразно большого размера – пожалуй, такой был бы впору только...

Единорожка замерла – все её мысли, страх, горячечные догадки замерли тоже. Словно в гипнозе она разглядывала острое железо, нарочно заточенное, чтобы рвать, резать, калечить. Рядом выделялся из земли бритвенно-острый изгиб нагрудника с полустёртым полумесяцем.

Никаких выводов-догадок Твайлайт сделать не успела. Лёгкая струя взметнувшегося вверх воздуха полоснула по её спине.

– Что же, вот мы с тобой и здесь, — прозвучал тихий голос Селестии, и сталь в нём была в разы холодней и твёрже той, что виднелась из-под тёмно-коричневого песка. – Чему быть –– того не миновать, сказала мне тысячелетие назад одна мудрая зебра, но, признаться, я до последнего верила в обратное.

Шокированная, совершенно растерянная кобылка молниеносно обернулась – последние солнечные лучи окрашивали текучую гриву богини в тёмные, увядающие цвета. Прищуренные миндалевидные глаза принцессы с безразличием смотрели на единорожку, и этот взгляд – пустой, холодный, ничего не выражающий, — окончательно её добил. Чувствуя, как слёзы вновь прочерчивают дорожки на щеках, Твайлайт поникла и опустила голову на грудь: она была не в силах выдержать равнодушный взор кобылицы, которую считала себе за мать.

– Вы… кто она? – раздался хриплый, осевший голос со стороны, и Твайлайт не узнала саму себя. В один шаг Селестия оказалась вплотную к пони.

– Моя сестра. Она восстала против меня – и погибла. Её безумное желание уничтожить весь мир не оставило мне выбора. Одна из её доверенных колдуньй смогла увидеть назначенную ей Судьбой любовь… и это оказалось ты.

Голова Твайлайт резко взметнулась вверх, встретившись с твёрдым взглядом аликорна. Аметистовые радужки слабо сияли двумя угасающими закатами, а чёрные зрачки – гипнотизировали, приковывали. Золото туфли холодило крепко сжатый подбородок

– Браслет невозможно подделать, но можно имитировать его работу. Целый век я разрабатывала сложнейшие заклинания… Помогла тебе на вступлении в Академию, взяла под своё крыло, искала выгодную партию, подговорила семью герцогини мне помочь… Никогда бы не подумала, что ты можешь перемещаться так далеко.

Твайлайт не могла сопротивляться, не могла спорить.

– Вы… даже не похоронили её…

Селестия ничего не ответила. Выпрямившись, она отпустила свою ученицу; её голова безжизненно повисла, спрятавшись в спутанной гриве. Несколько минут богиня разглядывала несчастную кобылку, а затем, ни говоря не слова, начала сплетать тончайшие магические нити. Тысячелетний опыт позволял ей и работать над психоволшебством, недоступным даже самым опытным и усердным магам, и корить себя самыми последними словами. Как можно было так ошибиться! Юный герцог, конечно, отлично подошёл бы Твайлайт, но имело смысл поинтересоваться, о ком же все те наивные детские стишки в её заветной тетрадке… Неудивительно, что единорожка сбежала ото всех. Звал ли её сюда дух Луны, или ей просто нравился уединённый лес?

Теперь уже никогда никому не узнать. Стрела золотого блеска сорвалась с пылающего мощью рога Селестии и вонзилась в самый край маленького рожка Твайлайт: ярким светом засияла золотая спираль на нём, а через миг кобылка окончательно обмякла и без сил улеглась на холодную землю. Аликорн подняла лёгкую пони на спину, продолжая думать. Никто не в силах спорить с Судьбой, даже богини, — сможет ли магия перебить воспоминания об этом вечере и тягу к Истинной Возлюбленной? Она, Селестия, сделала всё, что было в её силах.

Могучее копыто без промедления растоптало кость в белёсый прах. Облачком телекинеза принцесса подняла доспехи на уровень своих глаз: что-то давно забытое не давало ей сжечь их вспышкой солнечного пламени. Поколебавшись, аликорн спрятала их в свою гриву, в личное нуль-пространство. Одновременно с этим очнулась Твайлайт.

Селестия напряжённо ждала: изогнув лебединую шею, богиня жадно ловила каждое движение мимики своей воспитанницы. Испуганный взгляд пони ткнулся в место, из которого секунду назад торчала конечность.

– Пр.. принцесса… Что мы здесь делаем?

Повелительница удержалась от довольного выдоха: сегодня она выиграла. Для чародейки её уровня ничего не стоит окончательно сгладить малейшие шероховатости в памяти юной кобылки; молодые мозги податливы, как пластилин.

– Уже ничего, Твайлайт, — подарила ей Селестия свою самую тёплую и любящую улыбку. – Мы летим домой.

[1]Annoyance – надоедливость; Dismay — тревога
[2] Гугл говорит, что «нормальной пульс у взрослой лошади, находящейся в покое, составляет от 26 до 40 ударов в минуту...». Если не так – скажите, исправлю

Рассказ талантливой пони (ОС-пони)

Prompt #119, тема — "Неисправимый злодей"

Всё своё детство я провела в апатии и тоске.

Пока остальные жеребята и кобылки пробовали всё наперечёт, увлекались то балетом, то альпинизмом, то выпечкой пирожных –– иногда всё это в течение одного дня, –– я лишь скучала, не испытывая тяги ни к чему. Вечно занятой матери, главе нашей деревушке, не хватало времени дать мне, как говорится, по мозгам, да и вряд ли бы это помогло. Общение со сверстниками и всякие детские проказы занимали меня лишь на самое короткое время, так что моё одиночество не было чем-то удивительным. Даже вопрос кьютимарки меня ничуть не заботил –– удивительное дело для маленькой пони, не правда ли?

Но и для меня нашлось какое-никакое, но увлечение –– сидеть в кресле-качалке на чердаке и листать однообразные любовные романы, из тех, в которых скромная провинциальная швея выходит замуж за прекрасного принца Блюблада и живут они долго и счастливо и так далее... Не самая полезная литература для неокрепшего ума, согласна, но она одна вызывала во мне хоть какие-то чувства. К счастью, потрёпанных книжиц в мягких обложках было так много, что они заполняли собой весь чердак.

Нет, я не стала наивной кобылочкой с широко распахнутыми в ожидании Вечной Любви глазами. И нет, я не стала, вопреки ожиданиям своей суровой матери, "позором семьи", гуляющей от заката до рассвета с табуном жеребчиков. Все эти дешёвые сказки для скучающих барышень я использовала совсем не так, как следовало бы, –– я их изучала, как изучают критики сложные произведения древности. Перечитывая уже, наверное, пятисотую историю о том, как богатый помещик влюбился без памяти в тихую служанку, я думала не что-то вроде "Ах, какая чудесная повесть! Была бы я на месте этой счастливицы Тендер Вайолет...", а что-то около "Кто-то серьёзно верит в такую чушь? Да они же там все идиоты!"

Но время шло, ребята по соседству выросли, обзавелись своими метками, и я смогла воочию убедиться: верят! Верят с радостью, обманываются "чудесами любви"! Какой же удобный инструмент для махинаций и обмана эта любовь! Достаточно сказать пару слов глупой простушке, подмигнуть жеребцу, дать хоть малейшую надежду –– и вот они у твоих ног! Бери да пользуйся!

Не стану извиняться ни за что из того, что я сделала. Слишком велик был соблазн повертеть этими глупышками. Подумайте сами: уж если верят они в кукольные страсти и ведут себя как актёришки дешёвого театра, то почему бы и не поиграть ими точно куклами? И не надо думать, что моя маленькая афера далась мне легко! Пришлось несколько месяцев вливаться в компанию сельских идиоток, выслушивать их плоские шутки про мою пустобокость (лучше и без метки вовсе, чем с вантузом на крупе!), втереться в доверие к Джуси Пич -- местной третьесортной "королеве красоты"...

Через полгода, "развлекаясь" на её унылой пижамной вечеринке, я рискнула -- сердце моё сладко замерло, когда я подбросила Джуси Пич в седельную сумку письмецо от Литтлбрейна, сына деревенского травника. Ничего особенного он из себя не представлял, но воистину любовь слепа! Персиковая пегаска втрескалась в него по уши и лезла к нему каждую секунду свободного времени. Признаться, мне его даже стало жаль: из всех дурней нашего села он один не отмачивал мерзких шуточек, не щипал кобылок за хвосты, выдавая это за проявление Дивных Чувств, не предлагал свидания каждой мимо проходящей в надежде получить хоть какое-то внимание... Молодец парень, захотел поступить в Академию Кантерлота –– и засел за учебники!

Впрочем, это не гарантия: переедет в столицу и сойдётся наверняка с какой-нибудь фифой, забросит учёбу, станет типичным жёнушкиным муженьком... Признаться, у меня слёзы на глаза наворачивались, когда я думала о такой страшной судьбе талантливого единорожка. Почему бы не прихлопнуть двух параспрайтов сразу? И я решила заодно привить Литтлбрейну неискоренимое отвращение к греху глупой, бесполезной любви.

–– По-моему, Литтл стал на тебя совсем по-другому смотреть, –– с нарочитой небрежностью сказала я, расчёсывая соломенного цвета космы Джуси Пич. –– Кажется, крепость его сердечка сдаётся под твоей осадой, подруга!

Джуси визгливо хихикнула.

–– А ты сомневалась? Да я прекрасна как сама Селестия! Вот тебе урок: никогда не сдавайся, всегда борись за свою любовь! Только к смелой приходит кобылье счастье.

"Иди к Дискорду, тупица", –– подумала я.

–– Даже и не думала сомневаться! –– ответила я и дёрнула мерзкую гриву пегаски особенно сильно. –– И... знаешь, я даже видела днём, как он что-то подкинул тебе.

Расчёска выскочила из моих копыт –– Джуси так быстро подскочила к сумке, что изящный гребешок застрял в волосах и теперь болтался в ней. Пегаска лихорадочно выворачивала сумку, вытряхая всё содержимое, и наконец-то добралась до дна, где лежало письмо. Я застыла в напряжении.

–– О Небеса... О... –– стандартная реакция типичной главной героини любовных повестей двадцатилетней давности на столь же типичное признание. Спасибо Фрости Берри, его единственному другу: вместе с "обрабатыванием" кобылок я мало-помалу выведывала стиль и почерк Литтлбрейна –– теперь даже он сам не поймёт, что это подделка!

Но никакого расследования со стороны образованного пони не последовало: не до меня ему было! Ошалев от радости, Джуси Пич утроила усилия, доведя беднягу едва ли не до слёз.

Но я ничуть не сожалела.

Наблюдая из-за дерева, как пегаска обвивает своим тощим тельцем шею Литтлбрейна, а тот с хныканьем пытается её отцепить... я наслаждалась. Уж конечно, в реальности всё оказалось вовсе не как в сопливой книжке! Вдохновение охватило меня, заполнив от кончика рога до самых копыт. Найтмэр побери, сколько прекрасных, уникальных сюжетов! Истерики, драмы, крики, расставания, разбитые сердца, искалеченные судьбы... Что за чудо, что за прелесть! Пронзительная, но сладкая боль застучала в мой круп миллионом звонких, как пузырьки в шипучей воде, иголочек. Словно крылья восторга раскрылись у меня за спиной.

Обретение Метки –- ни с чем не сравнимое блаженство. Засверкав, устроились на моих боках навечно три разбитых сердечка тёмно-красного, кровавого цвета.

Так я и стала Разрушительницей. На самом деле, это только временное прозвище, пока я не придумаю что-нибудь получше. Или пока народная молва не увековечит меня в сказаниях и легендах, дав другое имечко.

Теперь я поняла, откуда пони с кьютимарками берут силы ежедневно следовать своей судьбе –– снизошедшее вдохновение никогда более не оставляло меня. Тем же вечером, глядя на закат, я поклялась, что стану лучшей в тёмном искусстве расставаний и разводов. "Слаб тот маг, что вызубрил своё мастерство лишь с одной стороны: познал день без ночи или же чёрное без белого", –– говорила Кловер Премудрая, и как можно спорить с умнейшей кобылицей прошлого? Ну вот я и свела Литтлбрейна с Фрости Берри, пообещав, что это первый и последний раз, когда я влюбляю, а не развожу. Да и что уж там, они мило смотрятся вместе. Я от души посмеялась, разглядывая их удивлённые мордашки, но скандалы и разочарования всё-таки слаще...

Вскоре парочка уже-не-просто-друзей укатила в Кантерлот учиться –– и через пару месяцев, хорошенько потренировавшись на односельчанах и тайно "заняв на неопределённый срок" у матушки, переехала и я. Что делать уникально талантливой единорожке в убогой провинции?

Тогда, в те ужасные полгода я рисковала всем. Уезжая без поддержки и уверенности в завтрашнем дне, мчась в суровый Кантерлот сквозь холодную ночь, я сама поражалась своему легкомыслию и глупой, опасной самонадеянности. Сколько всего могло пойти не так!..

Обычно гости столицы сразу бегут глазеть на Дворец, в музеи и рестораны... Для меня центром не просто города, но вообще вселенной, стала Королевская Библиотека –– величайшее собрание всех возможных текстов, книг, историй. Я приходила и уходила бок о бок с библиотекаршами, самым ранним утром и самым поздним вечером. Я сметала с полок всё: психология, психиатрия (почему бы и нет?), социология, магия... Работа казалось бесконечной. Моя бедная голова болела от напряжения, желудок приучился грозно рычать от голода аккурат тогда, когда в поле зрения появлялись какие-нибудь пижоны. Я-то ни на что не обращала внимания –– я обязана стать лучше! –– а им от вида грязной тощей оборванки наверняка становилось дурно. Но добрые библиотекарши никогда не прогоняли меня: скучающие кобылицы, уставшие друг от друга, нуждались в компании, которая слушала бы их в любой момент...

Соседка Эмеральд Глоу перекрасила хвост в ужасный свекольный цвет. Безумица с проспекта Подков нечаянно подожгла себе уши во время изготовления фейерверков на дому. У дочери Сан Спаркл после игр с приятелями в лесу копыта стали как желе. Хэппи Пейпер выходит замуж...

Мне повезло –– ещё одно невероятное везение в моей невозможной авантюре. "Ой, а можно я приду? Можно-можно-можно?!" –– "Ох, золотце, ну конечно! Хоть покушаешь нормально..."

Хэппи, прости меня! Признаться, увидев тогда её слёзы в Час Икс, я даже подумала остановить это безумие и вернуться домой, к матери... Но было поздно.

Разодетые жених и невеста стояли напротив... ну, кто бы там ни регистрировал свадьбы, и постоянно косились друг на друга влюблёнными глазами. Я сидела в самой толпе, затянутая в неудобное душное платье; шляпа с невообразимо широкими полями закрывала моё лицо и рог...

–– ...Итак, Призм Глайдер, берёшь ли ты в законные супруги Хэппи Пейпер?

Пот градом катился с меня. На кону стояло всё –– мои знания, моё будущее... Мой талант и смысл всей жизни. Никто вокруг не обращал внимание на тяжело дышащую кобылку-худышку: каждый, даже самый подозрительный пони, сам находил для себя объяснения. Возможно, она слишком сильно зашнуровала платье? Или от голодухи мается? Жарко?

Я страдала не зря.

–– Нет, –– ответил Призм Глайдер и сам испугался своих слов. Толпа ахнула. Ярко-синяя шерсть библиотекарши мгновенно побледнела.

–– Я должен признаться тебе, что никогда не любил тебя, милая Хэппи Пейпер... –– начал говорить против своей воли бедолага. Речь эту я полностью скопировала из одного дешёвого романа полувековой давности, выбрав ту, что больше всего походила на речь самого женишка.

Описывать то, что происходило дальше, не имеет смысла –– и так всё понятно. Я старалась незаметно держаться рядом с "молодожёнами", то накладывая, то снимая заклятие. Призм, сгорая от стыда, улетел обратно в Клаудсдейл, несчастная Хэппи пыталась храбриться, ходила на работу... Но, конечно, не выдержала и уже через неделю засела дома, заливая близстоящие особнячки своими слезами.

Я помариновала её в страданиях и пришла, взяв адресок у Эмеральд Глоу, в самое лучшее время; время, когда горе достигает своего пика и замутняет рассудок полностью. Хэппи вела себя точь-в-точь как героиня моей любимой литературы: валялась на диване, рыдала и поглощала мороженое из картонных вёдер центнерами.

–– Здоров, Пейпер, –– сказала я как можно беспечней, запрыгивая к ней на диван. Она лишь проревела что-то непонятное в ответ. –– Я... сожалею.

Моя игра достигла эндшпиля.

–– Послушай, я... знаю, как тебе помочь. В смысле, с Призм Глайдером. Чтобы у вас всё наладилось.

Слепое обожание зажглось в её глазах. Этот пустой взгляд, полный безумной надежды, долго ещё преследовал меня в кошмарах.

–– К... как? О Селестия, как? Говори-говори-говори!!! –– я и не знала, что у питавшейся в последне дни исключительно пломбиром кобылки в истерике такая силища: её копыта так сдавили мои плечи, что синяки красовались ещё несколько недель.

–– Всё... не очень просто, на самом-то деле. Пожалуй, даже и не знаю, смогу ли я это провернуть... Наверное, не стоило тебе говорить...

–– Всё, что захочешь, солнышко! Всё на свете!

Вот оно. Стараясь быть спокойной и уверенной на всю тысячу процентов, я чётко и тихо, глядя ей прямо в глаза, сказала:

–– Пропуск в закрытую секцию и секцию для учащихся Академии. Обещаю, никто никогда не узнает, что я там была...

Будь Хэппи чуть менее влюблённой или чуть менее несчастной, то наверняка бы задумалась хоть на секунду. Но я всё сделала правильно.

–– Конечно, заинька! О чём речь! Только... ты ведь попытаешься, да? Ты вернёшь мне моего Призм Глайдера?

–– Безусловно, Хэппи! Вот что нам надо сделать...

Как права мудрая кобылица прошлого! Простенькая магия влечения плюс волшебство влюблённости, испытанные ещё на Литтлбрейне и Фрости, пригодились.

С того дня моя бедовая жизнь начала стремительно налаживаться –– в порыве благодарности Хэппи забрала меня к себе в семью, и я могла держать её жеребца под заклятиями круглые сутки. Так и в Академию можно было бы поступить, но возраст уже не тот... Ничего страшного, Библиотека навечно моя.

~~~~~~

Что дальше, спросите вы? На самом деле, ничего особо интересного –– чтение, чтение и ещё раз чтение, практика на Хэппи, Призме и обитателях соседних домов. Как же просты для понимания их дешёвые чувства! Так легко сломать, а склеить магией –– и того проще! Я чувствовала своё превосходство и упивалась им.

Я –– самородок из крошечного села на востоке.

Я –– пони с уникальным талантом и недюжинным желанием творить.

Я –– тёмное подобие принцессы Каденс, этой сладенькой-правильной принцессочки из кобылочкиной сказочки.

Я –– та, что имеет право сгонять на денёк в Лас-Пегасус, захватить одного забулдыжку ложной надеждой на любовь и аккуратно грохнуть его в подвале нашего кантерлотского дома.

И не надо на меня так смотреть! В Лас-Пегасусе каждый день кто-нибудь пропадает! Это же самый пьющий город страны, раздери меня Найтмэр! Постоянные вечеринки, как-никак... Мне правда нужно было чьё-то горячее сердце, всё не напрасно!

Несколько толстенных тетрадей с конспектами из книг Библиотеки, зелье долголетия из сердца пони (точно установленный срок жизни –– шестьсот лет, неплохо!), светлое будущее впереди, –– с этим чудесным багажом я покинула дом Хэппи и Призма. Иногда что-то поднималось в моей душе, я даже хотела назвать их "мама" и "папа"...

Кажется, я излишне сентиментальна для своего призвания, да? Но ничего, у меня впереди ещё как минимум шестьсот лет, чтобы перебороть это болезненное добродушие. Дорога уводит меня на другой конец карты Эквестрии, в молчаливые северные города земных пони и пегасов. Нужна ли им скрытная знахарка? Надеюсь, что да. Буду тихо-незаметно разбивать сердца,с треском крушить с виду счастливые семьи, возможно, иногда сводить тех пони, которые мне нравятся, или у которых сочетаются цвета шерсти –– и не надо мне говорить, что это "неправильная" и "неискренняя" любовь! Начнут подозревать –– и маленькая кибитка вновь поскрипывает колёсами по пыльной дороге, перевозя меня в новый город, полный глупых наивных пони.

Дорога уводит меня –– и я иду по ней вслед за своей судьбой.

Постараетесь сочинить легенду про меня?

Несоответствия, ошибки (ОС-пони)

– Не могу вспомнить…

Сидящая перед шерифом кобылка мученически вздохнула и потёрла лоб копытом. Шериф терпеливо ждала, не торопила и не давила, понимая, как её посетительнице тяжело.

– Честно, не помню… Всё это просто… началось. Я поняла, что что-то не так, когда всё стало слишком странным. Когда я не смогла оправдывать все эти… мелочи? Да, я считала это мелочами, ну, с каждой случается. Не всё всегда в жизни хорошо. Но потом…

Она внезапно замолчала и уставилась пустыми глазами на чашку травяного отвара, которым её угостила любезная шериф. Шериф внимательно разглядывала гостью, покусывая губу.

– Рассказывай, Фло. Обещаю, я помогу всем, чем смогу! – мягко сказала она, когда пауза слишком уж затянулась. – Я здесь уже тридцать лет и, поверь, видела и слышала многое! Вряд ли ты сможешь меня так уж удивить, – и коренастая пегаска мягко хохотнула, подтверждая свои слова этим уверенным смешком.

Фловер Глоу робко кивнула и взяла чашку копытцами. Отражение растерянной пони заколыхалось в волнах маслянистой жёлто-зелёной жидкости.

– В общем… Где-то месяца два назад я пошла на рынок… Сельдерей, помидоры, овсяные крендельки… Ты знаешь, они почти в самом конце рынка, так что я сначала купила овощи, немного масла в салат… – Фло прервалась на глоток чая: он замечательно пах чем-то приторно-сладким, чем-то, от чего воздушно кружилась голова и мысли сбивались куда-то в сторону. – И, в общем, пришла к Грин Тейсти. Мы с ней всегда были в тёплых таких, дружеских отношениях… Когда-то мы с ней жили в одной комнате в Филлидельфийском Политехническом, в общежитии, в смысле… А на выпускном всех лучших жеребцов себе забрала Старкэтчер и её свита, так что мы плюнули и зажигали вместе, наш маленький праздник на двоих… У неё была бутылка отличного яблочного сидра, так что мы потом убежали на берег и сидели там до рассвета, вспоминали школьные годы… Они прошли так быстро…

Фло дёрнулась, и чашка чуть не выпала из её объятий. Земная пони яростно затрясла головой; комната вокруг закружилась, начала расплываться мутными пятнами… Медово-травяной чай, пахнущий солнцем и лугом, жарким июльским полднем, бесконечностью летнего бездумного времени, стал таким мерзким… Горло сжалось спазмом, но кобылку, к счастью, не вырвало – точнее, её и не тянуло, просто тошнота схватила за шею суровым кулаком.

– Извини, – через силу выдавила пони и слабым движением поставила чашку на стол. Шериф сочувственно смотрела на неё своими грустными понимающими глазами. – Мысли разбегаются. Как зайчики. Гм… В общем, я подошла к её лотку и попросила десяток крендельков. Она, Тейсти, была какая-то задумчивая, потерянная… Сначала дала мне круглые пшеничные пышки, ну я и сказала ей, что это вовсе не крендельки. Она извинилась, но дала мне ржаные завитки в меду… Я сказала: “Что с тобой? Это тоже не крендельки!”, и она…

Фло прерывисто вздохнула и вновь посмотрела на чашку. Ей стало немного легче, и кобылка подумала, не сделать ли ей ещё хоть пару глоточков.

– Она рявкнула на меня во весь голос! Я даже и не подозревала, что она так может! “Да откуда мне знать, что такое крендельки! Я, разлягай тебя быки, ничерта не разбираюсь в твоей тупой пище!”. Просто… Она всегда была такая добрая, тихая… Я даже не дождалась чего похлеще, я убежала прямо там… Не помню, как прискакала домой, но утром на следующий день поняла, что оставила пакет с сельдереем и яблоками там, у её лотка. Но я уже не пошла туда.

Шериф продолжала всё так же тепло улыбаться, но взгляд её зелёных глаз стал строже и внимательней.

– Это ужасно, – мягко произнесла она и указала мускулистым крылом на чашку. – Выпей, он успокаивает. Семейный рецепт.

– Д-да… – Фло послушно осушила всю чашку. На дне остался буро-коричневый с рыжеватым отливом осадок: чем дольше пони смотрела на него, тем неприятней ей становилось, словно в рот и нос ей бросили горсть крупного шершавого песка, и теперь она не могла его выкашлять и вычихать. – И потом… Я начала приглядываться ко всем. Не знаю, почему, просто какой-то… инстинкт? Наверное, случай с Тейсти сломал это отрицание, в котором я жила. Я думала, я очень долго думала, почему вдруг Тейсти так сорвалась на меня. Я однажды набралась смелости и пошла к её дому, я просто хотела поговорить… Собрала волю в копыто и пошла… Но мне никто не открыл. Свет не горел, и, знаешь… Дом вообще казался каким-то… Остывшим? Как будто его давно покинула жизнь. Цветы у калитки были политы, но мне всё равно казалось, что… Ну, как будто ещё вчера утром она была тут, пекла блинчики, пела песенки, поливала цветы… И просто исчезла. Растворилась в воздухе, будто её никогда и не было. Будто она и не жила.

Шериф забрала пустую чашку и скептически глянула внутрь, словно собираясь погадать на чайной гуще. Хмыкнула какой-то своей мысли.

– И тогда я начала наблюдать за всеми. Подслушивать все разговоры. Задавать одни и те же вопросы одним и тем же пони, только выжидая немного времени. Кто-то сначала проходил мои “проверки”, но потом… Словно какой-то вирус рассеянности и раздражённости заражал их всех, медленно, но верно перекидываясь с пони на пони… Утром в среду Щедрый Гиацинт Мидоу дал мне пятьсот битсов и метр кружев просто так, когда я обмолвилась, что хочу заказать себе платье в мастерской в Филлидельфии – ну, ты же его знаешь, он последнюю шерстинку вырвет из своего бочка, лишь бы помочь кому. А в четверг в обед он огрызнулся и сказал, что самому денег мало. Когда я сказала ему, что у него есть несколько огромных фабрик и два сейфа с золотом, он посмотрел на меня как на сумасшедшую, а затем крикнул, что копит на безбедную жизнь себе и детям… И я сказала ему, что он никогда не собирался завести жеребят, он тогда раскраснелся как помидор и вышвырнул меня… Да, именно вышвырнул! И сказал никогда больше не приходить.

– Ужасно, – молвила шериф, медленно раскачиваясь на стуле. Свет закатного солнца проходил сквозь перья её расправленных крыльев, бросая на паркет устрашающие тени. – И что же было дальше?

– Иногда мне просто хотелось забыть это всё. Выкинуть из своей памяти все несоответствия, все грубые слова добрых друзей, жадность самых щедрых… Дьюдроп-Книгочейка не смогла объяснить принцип работы диких облаков, а ведь она писала диссертацию по этой теме и с блеском её защитила! Мне хотелось плакать. Мне очень хотелось сдаться и забыть, я пыталась притвориться, что всё в порядке… Но уже не могла. Я словно попала в другой мир. Блеклый мир, без вкуса и ароматов. Грейс Кэнди перестала творить свои шедевры из сливок и цукатов. Сказалась больной и закрыла кондитерскую. Я четыре дня шпионила за её домом и смогла поймать Грейс на лжи: она не болела, она просто… сидела дома и читала свои старые книги по готовке. Я была уверена, что она выучила их ещё в школьные годы, мы все точно это знаем, она же наизусть рассказывала нам свои рецепты… Я вломилась к ней, я поймала её на лжи, а затем очень попросила сделать хоть что-то, испечь хоть кексики. Она долго отпиралась, но когда я ей сказала, что она не может вечно сидеть дома, что рано или поздно ей придётся вернуться к работе… Это сработало. Неожиданно, если честно. Она согласилась испечь кексики. И… это было ужасно. Она путала соль и сахар, малину и клубнику, запуталась в делениях и температурах плиты… Я не выдержала и убежала, даже не дождавшись результата. Мне… страшно. Сначала я убеждала себя, что она просто потеряла своё кулинарное вдохновение – как в тот раз, когда мы месяц сидели без сладкого, ужасное было времечко, – но она просто… Забыла своё жизненное призвание? Я… не знаю, Бриз. Правда, не знаю. Чем больше я вижу эти… несоответствия, ошибки, тем сложнее игнорировать их. Как снежный ком. Везде. В каждом и каждой.

Стул со зловещим скрипом встал на все четыре ножки. Шериф в упор посмотрела на Фло своими глазами – казалось, они проникали в саму суть земной пони, отчего она почувствовала себя очень маленькой и слабой, лишь хрупкой оболочкой. Надави – и сломаешь. Будто вне своей воли кобылка продолжала смотреть прямо в глубину чёрно-изумрудных узких зрачков шерифа; мысли, с таким трудом оформленные в речь, окончательно разлетелись, точно перепуганные птицы.

– Чем больше ты видишь эти несоответствия, ошибки, тем сложнее тебе игнорировать их, – размеренно проговорила шериф. Фло с трудом улавливала смысл её слов. – Спасибо. Я учту это… в дальнейшем. Но кое-что ты всё-таки не увидела, верно?

И Фло заметила самое главное, самое роковое несоответствие. Она попробовала закричать, вскочить, убежать – или же проявить смелость, поступить как хорошая подруга и сбить с головы шерифа эту странную жёстко-угловатую чёрную штуку, исходящую зелёным магическим ядом, но язык не слушался её, тело больше не принадлежало ей, в слабое сознание ломились тысячи хриплых жутких голосов странных чуждых существ, ужасная чужая воля – и сила повелительницы захватчиков растоптала то, что было когда-то земной пони, цветочницей с ромашками в кудрявой гриве, жизнерадостной Фловер Глоу.

Примечание: Было написано на Prompt #133, но опубликовать руки дошли только сейчас.
Пыталась сделать не слишком предсказуемо и сохранить интригу до самого конца, но, судя по комментариям на "Табуне", никто ничего не понял. Ну ок.

Старлайт и Трикси сидят с Флари Харт

Ученик Ночи

Вечная песня

Смысл жизни

Конфликт интересов

Туман

Игры богов

Путь служанки или Послушная девочка Смолдер

Второе нашествие ченджлингов

Кот и Ночь