Хрупкое сердце

Хрупкое сердце

Его ноги беспорядочно дёргались так, что стол трясся и подпрыгивал словно отбойный молоток. Его глаза бегали от часов к двери и обратно в такт учащённому биению сердца. Он никак не мог сконцентрироваться, его мысли постоянно возвращались к одному и тому же невероятно важному факту — она уже идёт.

Развесёлая розовая пони привлекла его внимание лишь с третьего раза, но улыбка на её лице была такой же лучезарной, как и когда она в первый раз сказала «Привет! Как дела?». Он качнул головой и кашлянул.

— Ой, да, нет, извини… — стушевался он.

— «Да, нет, извини» что? — рассмеялась кудряшка.

— Ой, извини, — повторил он. — Я думал, ты про мой заказ. Я в порядке, просто, э-э… ещё не готов. Я жду кое-кого.

— Ооо, кое-кого особенного? — она усмехнулась, и ее кудрявая грива колыхнулась в воздухе.

Жеребец покраснел и снова посмотрел на часы.

— Да, вроде того. По крайней мере, я на это надеюсь.

Её глаза расширились, а улыбка стала ещё ярче.

— Это первое свидание?!

Несколько секунд он колебался, но потом всё же кивнул, и розовая пони восхищённо вскрикнула:

— Как здорово! Не каждый день помогаешь кому-нибудь с его первым свиданием! Что бы такого придумать супер-особенного? Может, цветы? О, о! Или принести свечи? Нет, я знаю, что сейчас полдень, но свечи добавляют романтики…

— Ох, нет, всё в порядке, — прервал её собеседник. — Спасибо тебе, но я хочу, чтоб всё было скромно, понимаешь? Это просто обед.

— Оки-доки, скромно так скромно, — она подмигнула ему. — Я уверена, она это оценит. Не хочется, чтобы первое свидание было слишком напряжённым! Пусть будет весело и непринуждённо, как вечеринка у бассейна. Кстати, о бассейнах, ты, наверное, пить хочешь? Может, принести тебе попить, пока ты здесь ждёшь?

Он кивнул и нервно улыбнулся:

— Да, не откажусь. Спасибо.

Она продолжала смотреть на него, пока тишина не стала неловкой, и жеребец не начал нервно теребить салфетку.

— Та-а-ак что будешь пить? — подсказала она.

— Ох, точно. Точно, прости. Можно «Филли-Колу»?

— Как насчёт «Пепни»? — спросила она.

Он кивнул, но немного энергичнее, чем следовало бы.

— Да, конечно. Почему бы и нет.

— Океюшки! Одна нога здесь — другая там! — сказала она и ускакала обратно к кухне.

Увидев, как пони воодушевилась после его не самых правдивых слов, он почувствовал укол совести. Впрочем, его слова были ложью лишь отчасти. Если посмотреть со стороны, это можно было назвать первым свиданием. Хотя оно могло стать и последним.

Когда розовая пони припрыгала обратно с заказанной колой, цикл возобновился — взгляд на часы, взгляд на дверь, крошечный глоток колы, взгляд на часы, взгляд на дверь, глоток колы, часы, дверь, кола — и так пока он не разнервничался до того, что больше не мог сделать ни глотка.

Он вот так ждал её уже не в первый раз, думая, что она вообще не придёт, но этот раз был особенным. Раньше он был уверен, что все равно ещё увидит её — пускай не там и не тогда, где они договаривались свидеться, но всё же она появлялась, своими извинениями и оправданиями исцеляя его раненые чувства — однако теперь раны стали слишком глубокими. Каждая минута в одиночестве оставляла грубый и жгучий порез на его сердце, и каждый новый порез толкал его всё ближе к краю.

Дружелюбная пони прибегала ещё несколько раз, и на каждое её «Что-нибудь еще?» его «Нет, я ещё немного подожду» становилось всё более мрачным, более надломленным, пока он всё же не выдержал.

— Можно мне жареного сена? — спросил он, стараясь казаться как можно более спокойным, — Ну, чтобы мне не было скучно, пока она не пришла.

Малюсенькая пауза между «она» и «не пришла» прожигала желчью его горло, и оставшуюся скомканную часть фразы он еле выплюнул.

Её губы сжались в недовольную гримасу так мимолётно, что он едва успел заметить, а через мгновение на её лице снова сияла улыбка.

— Одна корзинка свежайшего сена-фри на подходе! — объявила пони.

Слишком громко прозвучали эти слова, слишком рьяно, и он вздрогнул, почувствовав, как её сожаление сыпет солью на его свежие раны.

Он стал реже оглядываться на часы, уперев взгляд в стол, а сердце сжималось всё сильнее. Каждый раз, когда дверной колокольчик звонил, он всё же оборачивался, но каждый раз видел не её и с каждым разом всё медленнее поворачивался обратно, и каждый новый звонок всё жёстче резал его уши. «О-динь» – эхом отдавалось в его ушах. «О-динь, о-динь, о-динь».

Весёлая розовая пони молча принесла сено, и он довольно долго просто смотрел на него, загипнотизированный шарканьем копыт по полу и гулом голосов, прерываемыми пронзительным звоном колокольчика. Но запах свежего сена и урчание желудка всё же взяли верх, и он сдался. С первым же укусом страшная правда, которую он боялся принять, захлестнула его — она не придёт. Он доест сено, оплатит счёт и уйдёт домой один. Он доест сено и смирится с тем, что всё кончено.

Он ел медленно, машинально, его голова нависла над корзинкой, а глаза были плотно закрыты. Он угрюмо погрузился в ритм жевания-глотания, который вытеснил всё остальное, но воспоминания всё равно всплывали, нежеланные и непрошеные.

Ленивые вечера в их квартире, где занавешенные шторы позволяли расслабиться в обществе друг друга. Недельной давности ссора в парке, самая недавняя из многих. Слова, произнесённые с яростью, лишавшей их всякого смысла. Их первое свидание, как раз за этим самым столом, когда солнце светило сквозь окно и в её глазах отражалась сверкающая бесконечность.

Она была такая резвая, такая счастливая, улыбалась всё время, смеялась над каждой мелочью, попадавшейся ей на глаза — над сидящим на высоком стуле жеребёнком, у которого никак не проходила икота, над ошибкой в названии «Пончик» («Поньчик») в меню и над тем, как он это произносил («Правильно — «пон-чик», глупенький!»). Она всегда подкалывала его на эту тему, когда они были вместе, и от этого он только чаще хотел произносить «поньчик», чтобы любоваться искорками в её глазах и слушать, как она передразнивает его: «Ммм, я люблю поньчики! Я бы сейчас перекусила аппетитным поньчиком, а ты?»

А теперь, глядя в меню, он никак не мог понять, что же в этом было такого весёлого. Слово «поньчик» выглядело грустным, жалким, неуместным, как будто только оно не понимает, насколько глупо смотрится, а остальным словам стыдно за него. «Интересно, — подумал он, — если я выгляжу сейчас так же, стыдно ли всем остальным в зале? Нет, скорее, они меня даже не замечают».

Но как минимум одна пони заметила. Розовая кобылка смотрела на него с другого конца зала и отчаянно пыталась придумать, как его поддержать. Такому грустному пони одним только великодушием не поможешь, но она просто не могла оставить его наедине с неприятностями, поэтому подошла и мягко улыбнулась.

— Сено за мой счёт, — сказала она. — Сожалею, что всё так вышло.

Он поднял на неё расстроенный взгляд и покачал головой.

— Нет, ничего страшного, — сказал он низким, тяжёлым голосом. Голосом, в котором слышались сдерживаемые слёзы. — Я могу заплатить, не волнуйся.

— Я настаиваю, — сказала она. — По тебе видно, что немного доброты не помешает.

Он криво усмехнулся, и она запнулась.

— Нет, не то чтобы ты плохо выглядел, ничего такого. Я знаю, это не моё дело, и ты не обязан рассказывать мне всё, но я не могу просто так смотреть на того, кто ждал свою особенную пони, которая до сих пор не пришла, а твой грустный вид заставляет грустить и меня, и я хочу сделать что угодно, чтобы ты хоть чуточку улыбнулся. Извини…

Некоторое время он молча смотрел на неё, взвешивая её слова и побуждения, а потом вздохнул.

— Спасибо, конечно, — сказал он, — но для улыбки нужно что-то более весомое, чем бесплатная корзинка жареного сена.

Миллион вопросов крутился в её голове, но выражение его лица говорило о том, что сейчас не время для них, и стоит промолчать. Но одно слово всё же соскользнуло с её губ:

— Почему?

Он колебался насчёт того, как много можно ей рассказать. «Она была прекрасным слушателем, — мог сказать он. — Она не просто не перебивала, она всегда внимательно слушала, когда ты говорил, и, как только ты умолкал, знала, что ответить. Она понимала то, что ты имел в виду, даже если ты сам понимал не до конца. Но она больше никогда меня не выслушает, и я не знаю, что делать».

Или «у неё было самое нелепое чувство юмора. Она смеялась над всем подряд, и её невозможно было остановить. Её смех был настолько заразительным, что когда она всё-таки умолкала, смеялись все вокруг. Она делала жизнь веселее просто находясь рядом. Теперь же мы постоянно ссоримся. Вот уже много недель я не слышал её смеха, и я надеялся, что сегодня всё изменится, но она даже не пришла. Я перепробовал всё: и собрать наши отношения из осколков, и начать всё сначала, и я не знаю, сколько ещё я смогу ждать».

Но было бы слишком выкладывать всё здесь и сейчас этой незнакомке. Нет, это нужно было сказать ещё тогда, несколько недель назад, совершенно другой пони. Наконец он подобрал нужные слова, чтобы объясниться со своей добросердечной официанткой:

— Потому что она так и не пришла. Я ждал, ждал и ждал, а её всё нет. Мне хочется верить, что она уже идёт ко мне навстречу, что она просто заблудилась или опаздывает, но с каждой минутой поверить в это всё сложнее.

Она кивнула.

— Это действительно тяжело, — понимающе сказала она. — Я знаю, каково это — ждать кого-то и сидеть будто на иголках. Но ты бы не ждал её здесь так долго, если бы оно того не стоило, верно?

Вопрос обрушился на него, и он замер, уставив взгляд куда-то в пустоту. Стоит ли она того? Он вспомнил все те случаи, когда она подводила его и унижала, а когда он требовал справедливости, его же во всём и винила. Он вспоминал, как раз за разом она черпала обожание из колодца его сердца, полагая, будто чувства там никогда не иссякнут. Он подумал, что бы он сказал ей, если бы прямо сейчас она вошла в эту дверь? И смог бы он сказать хоть что-нибудь? Тут он осознал, что сверлит взглядом розовую пони, которой от этого уже не по себе, кивнул и отвёл взгляд.

— Да, — сказал он. На её лице начала появляться улыбка, но затем он добавил:

— Можно чек, пожалуйста?

Она замерла и моргнула:

— Что?

— Я пойду, — ответил он. — Хочу оплатить колу.

— Я не работаю здесь, глупенький, — хихикнула она. — Ты выглядел очень взволнованным, так что я пришла познакомиться и хотела, чтобы твоё первое свидание было супер-дупер, но та, кого ты ждёшь, супер-опоздала, ты очень погрустнел, и я купила сена, чтобы взбодрить тебя. И не волнуйся за газировку, я заплачу и за неё.

Он прищурился, ожидая, что пони сейчас надоест шутить и она подаст чек, но стало понятно, что она полностью серьёзна. Он пожал плечами.

— Что ж, спасибо, — сказал он и встал, чувствуя себя немного неловко, но не зная, что ещё делать.

— Пожалуйста! — с улыбкой ответила пони, но затем подозрительно взглянула на него. — Стоп, ты уходишь? Уже? Но она ещё не пришла!

Он вздохнул:

— Вот именно.

Ещё несколько мгновений он колебался, нечто заставляло его остаться на месте, подождать, но он пересилил себя и поплёлся к двери. Розовая пони приуныла, наблюдая за ним, но остановить не пыталась. Когда дверь за ним захлопнулась, колокольчик над нею прозвенел в последний раз. Звук эхом прокатился по помещению, а затем всё стихло.

Несколько минут спустя дверной колокольчик зазвучал вновь, и вошла она — спокойная, собранная, как всегда прекрасная, и извинения готовы сорваться с её губ… Но в зале её ждут только недоеденная корзинка жареного сена и призрак только что разбитого сердца.