Хищник

Глава 20. Проклятье Уробороса. Часть 2

Холод. Фальшивый, но ощущаемый настолько по-настоящему… Не датчиками, не программно, но так, как чувствуют живые существа. Это сбивало с толку мои системы, нарушало тонкую работу отлаженных программ.
Холод тёк внутри меня. Изнутри, из самых глубин моей истерзанной души.
Системы ограничивали связь души и разума до того минимума, когда я ещё могу оставаться собой, но уже не буду страдать от лютой боли.
Иногда они переставали справляться с нагрузкой, и наружу прорывался холод.
Я не жалуюсь. После тысячелетия постоянной боли даже этот холод казался райским наслаждением. Просто если я не чувствую боли — это не значит, что её нет.
Кажется, я перешла некий предел, до которого душа может сохранять целостность. Конец неотвратим. Это пугает. Не столько сама смерть (с ней я давно смирилась), сколько тот факт, что меня больше не будет. Я не попаду к своей семье. Никогда их не увижу. Это пугает.
— Что приуныла? — хамоватый голос хищника выдёргивает из лёгкой дрёмы.
— У меня от души осталось меньше трети, — вяло отмахиваюсь я. — Мне положено выть и по полу кататься от боли, а не приунывать.
Хищник понимающе кивает. Немного смущённо отводит взгляд, словно пытается придумать, как завязать разговор. Притворщик, блин. Смущаться он в принципе не способен. Да и с разговорами у него проблем нет. В фигуральном смысле у него язык такой же длинный, как и в буквальном.
— Да говори уже! — нетерпеливо ворчу я.
— Ты когда-нибудь делала что-нибудь ужасное? — прямо и сбивчиво спрашивает он. — Что казалось бы ужасным тебе самой. Не просто плохим, неприятным или мерзким, а…
— Да, — я торопливо перебиваю его объяснения. Они заставляют вспоминать, а за тысячу лет у любого разведчика накопится целое море собственноручно созданных ужасов.
— Как ты с этим справляешься?
Голос Дилона дрогнул. Я знаю его слишком долго, чтобы считать это притворством. Не его стиль.
— Когда была почти органиком — пила. Потом устраивала дебоши, бардак и разврат. Когда стала менее живой — то же самое. Только пила очень много. А потом старалась забыть. При нужде повторяла.
Мой голос не дрогнул. Хоть какие-то плюсы от моей искусственности! На самом деле забыть не получалось. Ни алкоголь, ни секс, ни наркотики не спасали. Даже амнезия не помогла от жгучего чувства вины. До сих пор помню, как убила ту кобылку. Мы ожидали монстра, а был лишь ребёнок с необычным даром. Она решила пошутить. Немного напугать кобылу в странном костюме. Я была в полном боевом обмундировании. Крылья ножницами сошлись на тоненьком тельце, легко разрубив его надвое.
Трое суток беспробудного пьянства. Десятки литров паршивого, но крайне крепкого пойла. Захмелеть не получилось. А потом я ревела. Долго и упорно, пока сон не прервал мои страдания. Потом просто валялась как мешок с дерьмом, пока наши врачи не начали пичкать меня лошадиными дозами антидепрессантов.
Потом я начала строить храм имени своих жертв, но об этом я никому не скажу. Может, Стил и Буч знают, но эти двое знают всё. В любом случае, они молчат.
— Си-и-иба! — тянет Дилон, размахивая рукой перед моим носом. — Судя по тому как ты меня игнорируешь, твой способ не очень работает?
— Работает, — мрачно буркнула я, — пока никто не лезет с напоминаниями. А тебя что грызёт?
В целом я и так представляла, какие горы висели на его сердце. Просто решила, что ему захочется выговориться.
— Многое, — равнодушно пожал плечами хищник. Ну точно хочется! — Убийства и пытки по большей части. Знаешь, однажды я заставил мать пытать собственного жеребёнка. Причём сознательно заставил довести до смерти от болевого шока. Мать по итогу просто утратила волю к жизни, став практически бесполезной для меня. Остальное, поверь, не лучше. Это просто сжигает меня изнутри! Искорка, такая маленькая и ничтожная, едва не разрушает плоть едким чувством вины.
Дилон говорил сокрушённо, даже потеряно, но по его лицу всё шире расползалась улыбка. Всё шире и шире. Пока не растянулась от уха до уха. Буквально. Дилон продолжал говорить, а его пасть стала постепенно раскрываться. За рядом острейших клыков не было ничего. Мои сенсоры отчаянно прощупывали эту пустоту, но ни капли материи или энергии не покидало бездонной пасти. А пасть всё раскрывалась, пока я не осталась посреди пустоты. Где-то безумно далеко лязгнули зубы.
Стул был плох. Старый и хлипкий, плохо ошкуренный, да ещё и шаткий! Длинная парта, полукругом уходящая куда-то в даль, была несколько лучше. Такая же старая, но хотя бы сделана на совесть. Очень хорошо сделана если честно. Временами, когда лекции были особенно скучны, я любила разглядывать тёмный узор древесины. Те времена давно прошли — я давно изучила узор до последней чёрточки. Да и от жёлтого света здешнего солнца быстро уставали глаза. Увы, именно в нашей аудитории не было крыши. В небе разглядывать нечего. Близкий шарик тусклого солнца, да две тысячи сто сорок шесть звёзд. Я считала.
На одногруппников тоже особо не полюбуешься — увечные инвалиды, осколки моей души. Без острого чувства потери на них не взглянешь. Особенно на тот здоровенный осколок в самом конце. Он немного больше меня нынешней.
— Центральный! — резко рявкает ректор, прерывая вялое течение мыслей. — Ты опять не слушаешь! — возмущается он, ярко вспыхивая от гнева. Ненавижу огонь и зелёный. Нет, по отдельности они ещё ничего, но, как видно по нашему ректору, сочетание на редкость неудачное.
— Да слушаю я! — моё возмущение абсолютно искренно, хотя я действительно не слушала.
— Тогда ответь на вопрос, — не знаю, как огонь может выглядеть ехидно, но именно так он и выглядел.
— Э-э-э… — только и смогла ответить я.
— Понятно, — разочарование в голосе ректора ножом полоснуло по сердцу. — Тогда-а-а… сотый, давай ты!
Один из осколков вскочил и заученно оттарабанил:
— Душа есть чистейший осколок бытия, квинтэссенция существования и жизни… нет, всех прожитых душою жизней.
— Ну-у-у… Близко, но нет. — с сомнением протянул ректор, поднимая взгляд к солнцу. — А как думаешь ты, минус тысячный?

Сознание возвращалось постепенно, очень осторожно. Измученное тело упорно не желало просыпаться. Слишком уж истощён организм непрерывной регенерацией. Сознание атаковали фантомные боли — пускай плоть и не терзали острые шипы, но слишком реальны тени ушедшей боли.
Однако страх гнал вперёд. То, что боль ушла ещё не значило, что я в безопасности. Может быть, регенеративные возможности моего тела истощились, и мои мучители решили дать мне время восстановиться. Может быть, боль скоро вернётся.
Может быть, я упускаю свой единственный шанс.
Ещё одно чувство требовало проснуться. Голод. Не какой-нибудь особенный, вроде Дилоновского, а самый обычный, хоть и чудовищно сильный голод. Приоткрыть глаза — как взобраться на высочайшую гору.
Вокруг был полумрак, напрочь скрывающий очертания того места, где я находилась. Впрочем, это неважно. В углу я разглядела мирно спящую Сибу. Сразу стала спокойнее. Разглядев в другом углу Сиваса, я успокоилась окончательно. Хищник лениво приоткрыл один глаз и слегка мне улыбнулся.
— Голодная?
На этот вопрос мне оставалось только крикнуть «Да!». Мысленно. Сил не было даже шептать.
Жевать поначалу тоже не получалось, поэтому Дилон кормил меня жиденьким пюре. Приходилось буквально закрывать глаза на то, что мяса в этом пюре было несколько больше чем овощей. Хотя было вкусно и очень сытно. После седьмой порции я смогла есть сама. На двенадцатой наконец-то наелась.
Или рассказ Дилона просто отбил аппетит. Все мои подруги были живы и относительно здоровы, стоило порадоваться, но… всем им пришлось пережить что-то страшное. Кому-то пришлось даже хуже, чем мне.
— По крайней мере, ты можешь ходить, — улыбнулась Сиба.
Кажется, она издевается. Ходить я действительно могла. Только очень медленно, благодаря всех богов за то, что у меня четыре ноги. Удержаться даже на трёх не получалось. Шагать приходилось, не отрывая ног от пола.
— А толку? — возразил Сивас. — Бегать она всё равно не сможет, а отлёживаться времени нет.
— Времени до чего? — осторожно спросила я. Сивас ответил совершенно обыденно, словно о погоде говорил:
— Да за нас всерьёз взялись, так что минут через десять тут будет не протолкнуться от жаждущих нашей кровушки. — Сивас усмехнулся и бросил уже Сибе, — начинай готовить главный калибр.
— Есть, сэр! — рявкнула киборг, довольно оскалившись. По моей шкуре табуном пробежали мурашки. Дилон торопливо юркнул за мою спину. Оглянувшись, я обнаружила, что не только он — вся наша дружная компания поплотнее скучковалась за моей спиной.
— Ты самая живучая, — смущённо пояснил Сивас.
Пегаска тем временем уже развернулась лицом к двери, вытянула голову в одну линию с телом, широко расставила ноги.
Её челюсть рывком сдвинулась вниз. Нет, она не просто открыла рот, челюсть именно сдвинулась, сохраняя горизонтальное положение и жутко растягивая горло. С противным скрежетом её голова стала деформироваться. Глаза по-птичьему сместились на бок, верхняя половина лица разделилась надвое, обнажая металлические искрящиеся внутренности. В разрыв соскользнул рог, сместившись куда-то вглубь горла. Под шкурой что-то непрерывно шевелилось, стремительно стирая всякое сходство с пони. Пропорции тела изменились, грудь сместилась ближе к заду, шея вытянулась, фигура стала угловатой и ассиметричной.
В глубине этого нечто вспыхнул жёлтый огонёк, видимый даже сквозь весь металл искусственного тела.
Я невольно сжалась от предчувствия той мощи, что скрывалась в ядре этого существа. Спустя миг весь мир исчез, растворившись в свете и грохоте, безумной тряске и сладостно-мучительном напряжении.
Это длилось целую вечность и всего один миг. И ушло, оставив после себя звенящую пустоту и холод.
Постепенно всё приходило в норму. Разрозненные ниточки восприятия сплетались в единое полотно. Звенела не пустота, а у меня в ушах. Холод был не более чем прохладой каменного пола и противным сквозняком. Пустоты не было вообще. За неё я приняла обманчивую лёгкость истощённого тела. Стоит хоть чуть-чуть шевельнуться, и она сменится тяжестью кузнечного пресса.
Однако шевелиться придётся, у нас нет времени отлёживаться. Первым, что я увидела, открыв глаза, стало небо. Довольно странно, учитывая, что мы под землёй.
Дыру я заметила потом. Начиналась она там, где раньше был вход. Сначала не сильно широкая — метра три, вряд ли больше, она стремительно расширялась. Примерно до первого километра ширина вполне совпадала с длиной. Дальше я уже не могла толком разглядеть, но у самого горизонта она превращалась в полоску, визуально шириной ровнёхонько с моё копыто, если вытянуть его прямо перед собой.
До меня только сейчас дошло, что мы не слишком то глубоко и город тоже окажется в зоне поражения. Вместе с домами, улицами, магазинчиками и… и жителями. Как во сне я оторвала взгляд от горизонта…
«Главный калибр» Сибы не просто проделал аккуратную дыру, как мне показалось вначале. Дома вблизи были разрушены и оплавлены. Повсюду поднимался чёрный дым новорождённых пожаров, жадных и безрассудных, с одинаковым удовольствие пожирающих и дерево, и плоть, и камень.
Эмоции сотен тысяч разумных превратили воздух в мутный кисель. Страх, отчаяние, ужас, боль, потеря… негатив струился рекой, привлекая жадные взгляды нездешних тварей.
Кажется, я кричала. Надеюсь, я кричала. Потому что только так можно выразить весь ужас произошедшего. Я оторвала взгляд от города, обернулась к своим подругам. Не потому, что беспокоилась о них. Просто невыносимо больно смотреть на весь этот ужас.
Пинки что-то сказала и непонимающе нахмурилась, не услышав свой голос. От её ушей тянулась дорожка подсохшей крови. Последней пришла в себя Рэрити и сразу использовала какое-то заклинание, вернув всем слух.
И всё-таки я не кричала. Челюсти были плотно сжаты, мышцы словно заклинило. Все обсуждали случившееся, а я не могла рта раскрыть. Не могла крикнуть им, что нет ничего крутого в тысячах безвинных жертв.
Дилон и Сиба приходили в себя гораздо дольше нас. Пегаске явно требовалось время на ремонт — нагрузка от использования такого оружия была явно больше номинальной. Сейчас Сиба лежала на полу, постепенно возвращалась к привычным формам. А Дилон… хищник свернулся в клубок и дрожал, словно от холода.
— Сенсорный шок, — вынесла вердикт Рэрити, на наше счастье сохранившая свои «игровые» возможности.
Я как-то забыла, что наш зубастик имеет гораздо более развитое восприятие, да и ему могло хватить ума наблюдать не только органами чувств, но и выпустить на волю своё внимание. С протяжным скрежетом подскочила Сиба и ровным, механическим голосом отчиталась:
— Уничтожена 1321 цель. Побочные жертвы: 203462 условно-враждебных разумных.
На лицах моих подруг проступило понимание — сейчас не просто «круто жахнуло». Сейчас убило двести тысяч живых существ. Я хотела что-нибудь сказать по этому поводу. Что-нибудь нравоучительное и глубокое… но поняла, что не смогу. Не было у меня того запала, что необходим для таких речей. Я и ужасалась то скорее по привычке. Постоянная дикая боль истощила мои запасы сочувствия. Да и трудно было не перекладывать гнев на всех обитателей этого мира.
Через пару секунд Сиба встряхнулась, оглядела нас вполне одушевлённым взглядом и тут же принялась командовать.
— Действуем согласно плану. ЭйДжей, несёшь Дилона. Рэр, на тебе Твай. Поскакали!
И мы поскакали. Понятия не имею куда, ведь меня они в свой план посвятить забыли.

* * *

Владыка с удивлением смотрел на пылающий город. Проплешины пожаров расползались, с ловкостью опытного хищника отрезая последние пути к спасению перепуганным разумным. Огонь не получалось потушить. Желтоватое пламя игнорировало песок и воду, жадно поглощало любую кроху магии. Даже сила Владыки с трудом справлялась с этой дрянью. Он, конечно, мог бы потушить этот пожар, но не пристало Владыке выполнять работу пожарных. Да и судьба города со всеми его жителями была ему глубоко безразлична.
В отличие от Храма, дерзко захваченного иномирцами. Поразительное дело, такие слабые в своём мире, эти создания проявляли иррациональную мощь, стоило лишь оказаться за его пределами. Беглецы оказались весьма безрассудны и столь же отчаянны, раз решились вломиться в Храм. Учитывая, что одну из них держали в его подвалах, им стоило всеми силами избегать этого места. Если рассуждать логически, им следовало бежать на руины Центра Межмировых Переходов, где граница между мирами тонка и изорвана, или просто пуститься в бега куда глаза глядят.
Громада Храма — источник Тьмы и её якорь в этом мире, главная святыня для всех поклонников первостихии, издревле считалась непреступной. Сам мир заботился о его сохранности. И днём, и ночью величественная пирамида переливалась всем оттенками чёрного, видимая всем живым. Видимая, даже в самый сильный дождь и туман, видимая в любой точке мира, видимая даже слепым. Видимая всегда. Видимая до тех пор, пока восемь оборзевших иномирцев не окружили её рябью щита. Многие слуги Тьмы пытались пробить его, но у них не было и шанса. Владыка явно ощущал капельку божественной силы в этой магии. Даже этого было достаточно, чтобы сделать барьер совершенно неуязвимым для смертных. Но не для него. Ленивый взмах рукой — и щит содрогается, проседает и колеблется, готовый вот-вот лопнуть. Пару секунд барьер колебался, но всё же выстоял. Владыка недовольно хмурится. Давно прошли те времена, когда сложный противник вызывал у него трепет и азарт боя. Осталась только воля, что тянула его вперёд. Устало вздохнув, Владыка ринулся в бой.
Прямо передо мной была стена. Серые от влаги и старости доски. Огромные щели между ними забиты сгнившей ватой или чем-то вроде. Ржавые, местами обломанные шляпки гвоздей. Некоторые так до конца и не забили, загнули гвоздь и утопили в податливом дереве. Гвозди были паршивые. Дрянной металл, неровные формы — однозначно не фабричное производство. Странно. Ведь гвозди и должны быть такими?
Нет.
Бывает иначе. Ряды ровных, заострённых прутиков с красивыми ровными шляпками, блестящие, прочные. Я с улыбкой вскидываю руку с зажатым в ней пучком гвоздей. Первая продукция новой фабрики. Первый шаг к… а к чему?
Пустота в голове возвращает меня в реальность к унылой серой стене. Где я? Что я тут делаю?
Кто я?
В голове пустота. Разум пуст, но сердце… Пусть я не помню, кто я, но это не преграда. Тянусь к первооснове… ничего. Почему это так меня шокирует? Пытаюсь ощупать пространство разумом — и опять ничего не выходит. Прислушиваюсь к ощущениям. Воздух влажен, прохладен и совершенно недвижим. Слух тревожат лишь непонятной природы поскрипывания. И всё во мне говорит, что за спиной стена.
Я лишь усмехаюсь и сам себе говорю: «Сюжет должен развиваться».
Позади был коридор. Длинный и тёмный. Может, он был там всегда, может, появился только что, но дышать стало проще, а по полу потянуло лёгким сквозняком. Источников света не было, как не было ни окон, ни дверей. Скорее всего, свет проникал сквозь пресловутую вату в щелях, но освещение было слишком равномерным и при этом слишком локальным. Уже через десяток шагов всё терялось в темноте. Я только плечами пожал и пошёл вперёд. Сюжет должен развиваться.
Так и получилось. Уже через сотню шагов коридор привёл меня в маленькую комнату. Тени здесь были гуще. Они вяло шевелились по углам, беспомощные и слабые. Однако и этого хватило, чтобы скрыть притаившуюся в углу фигуру.
— Не узнаешь меня? — голосом древней старухи проскрипела скрытая от глаз фигура.
И тени пугливо разбежались, открыв взору… ну, голос соответствовал виду. Она нетерпеливо раскачивалась в кресле-качалке (причём абсолютно бесшумно, но стоило мне об этом подумать, и тут же появился противный скрип). Почти уверен, что никогда не видел существ её вида, но чем-то он мне был знаком. Стоп! Я поднёс к лицу собственную руку и с нарастающим удивлением сравнил её с рукой старухи. Удивительное сходство!
— Ты не узнаёшь собственную мать? — старуха пронзила меня взглядом янтарных глаз.
Тепло её рук на лице и прохлада, стирающая боль от свежей раны. Драка вышла бестолковой, ещё и камень неудачно подвернулся — рассёк лоб вверх от брови на целую ладонь. Крови почти не было, рана затронула только верхние, твёрдые и почти бескровные, слои кожи. «Ну как же ты так, милый?» — неловко улыбаясь причитала мать. Я же недовольно хмурился, смущаясь её нежности. Ну не положено мне, почти взрослому мужчине, можно сказать воину (на той неделе стукнуло аж десять(!) лет) ластиться к матери.
Воспоминание оборвалось так же резко, как и началось, оставив в груди ноющую боль утраты.
— Сначала предал нас ради своего нелепого Пути, а потом и вовсе — забыл? — устало вздохнула мать.
Впереди дорога. Нет, не так. Впереди Дорога! Не просто путь между двумя точками. Это начало моей судьбы. Моего Пути. Куда он приведёт меня не ведомо даже богам, ибо нет у них власти над судьбами смертных. Однако цепи из слёз и любви намертво приковали меня к дому. Осуждающе смотрит отец. Рыдает мать. Зло и обиженно отвернулся брат. Сестрёнка цепляется за штанину, умоляюще заглядывает в глаза. Больно, очень больно. Путь ждёт.
Одно воспоминание заканчивается, но следом за ним тут же следует другое. Короткий, но яркий образ пепелища и изувеченные трупы моих родных.
— И всё это твоя вина… — совсем тихо шепчет мама. В её голосе нет и тени обвинения, ни капли разочарования. Только усталость и грусть. Но от этого ещё больнее. Ноги отказывают держать, и я невольно опускаюсь на колени. Мне мучительно стыдно даже поднимать глаза. Вокруг сгущаются тени.
— Я не имел права поступить иначе. — Слова сами срываются с языка. Дрожащие и слабые, пустые оправдания, не значащие ровным счётом ничего. Но сердце ударяет особенно мощно, вторя моим словам. Я поднимаю голову и встречаюсь с матерью взглядом. Осмелевшие тени вновь укрыли её фигуру, превращая безобидную старуху в какого-то монстра. Только глаза остались прежними. — Я не имел права поступить иначе! — вот теперь мой голос был твёрд. К ногам вернулась сила, и одним рывком я взвился на ноги. — Нет во всей бесконечности миров той силы, что может увести меня от моего Пути!
— Да как ты смеешь… — попыталось было возразить существо.
— И моя мать давно мертва. — бросил я в лицо этой твари.
И тогда она сбросила милый сердцу облик. Точнее всего её облик можно описать словами: «непонятная херня». Какое-то неопределимое (то ли два, то ли вообще сотня) число конечностей, формы которых я определить никак не мог. Основное тело и вовсе выпадало из восприятия, теряясь где-то между пятым и шестым измерением, с лёгким креном в седьмое. А ещё оно было почти рыжим, такого… солодового, что ли, оттенка. Только не в нашей, привычной палитре, а какой-то другой, противоположной, где свет был чёрным.
И эта дрянь попыталась меня сожрать. Шансы у неё были и весьма приличные, но крепкий удар чистой волей прямо в… ну, пускай это будет мордой, немного охладил её пыл. Последовавший разрез сгустком гнева должен был покончить с ней, но тварь проявила удивительную стойкость. Моя атака её даже не ранила! А вот прилетевший в ответ сгусток БОЛИ скрутил меня до цветных пятен перед глазами. Следом навалился пресс из тоски, а бездна голода сделала воздух вязким и густым.
Я бездарно проигрывал, а значит, пришла пора сменить поле боя. Вскидываю руки, комкаю и рву пространство иллюзорного мирка, рвусь в реальность. И падаю, наглухо отрезанный чуждой волей жуткого существа даже от собственных эмоций. Кажется, сейчас меня медленно и со вкусом съедят. Я завороженно смотрел на раскрытую пасть твари, на зубы, дробящие и рвущие даже свет. Боялся ли я её? Безумно! И потому сделал глупость. Ударил её. Рукой. Которую мне тут же оторвало. Жуткая, страшная боль пронзила всё моё существо. Слишком страшная для простой физической травмы. Даже пропусти эту руку через мясорубку она так болеть не будет. Я сжал эту боль и выстрелил ею в тварь… Мою боль она с огромным удовольствием сожрала. Настолько огромным, что пресс её воли немного ослаб.
И тогда иллюзорный мир лопнул. И проснулась память. И я ударил по монстру со всей своей силы. Мощь, достаточная чтобы обратить в пыль мелкую реальность, лишь оглушила тварь, заставив явить свой настоящий облик.

* * *

— Эпплджек? — удивлённо пробормотал Владыка, разглядывая то, во что превратился жуткий монстр. А затем он рассмеялся. — И эта безобидная пони смогла сожрать кусок моей души!
— Я тебя целиком сожру, тварь! — едва слышно просипела кобылка сквозь зубы. Владыка лишь усмехнулся, подхватил её за гриву и потащил к остальным. Хвастаться трофеем.
А на вершине пирамиды Храма уже творилась какая-то вакханалия. Киборг поддерживала щит, разложившись в стационарную конструкцию, Дилон с аппетитом дожирал остатки жреца, Пинки задумчиво разглядывала небо. Рэрити уверенно вычерчивала сложные символы колдовского круга. Владыка потратил пару секунд на расшифровку и тут же выбросил её из памяти. Такое мощное заклятие уничтожения потребовало бы источник энергии божественных масштабов. И все упорно игнорировали нагрянувшего повелителя Тьмы.
Пожав плечами, он швырнул Эпплджек к её подругам, но всё чего добился — мимолётного взгляда, брошенного Твайлайт.
— Так и будем друг друга игнорировать? — немного усмехнувшись спросил он. Разумеется, он понимал, что кобылки просто тянут время.
К его удивлению, ответила вовсе не Твайлайт или Дилон, как он рассчитывал. Ну и киборг прекратила поддерживать щит и начала медленно возвращаться в мобильную форму.
— Нам вроде как не о чем разговаривать, — не отрывая взгляд от звёзд ответила Пинки. — Хотя я кое-что приготовила. Одно особое умение. Оно очень дорого обходится, но для тебя ничего не жалко!
Она наконец оторвалась от звёзд и всем телом повернулась к Владыке. Пушки на её боках ожили, заставив древнего бога усмехнуться. Защищаться он не стал. Только в последний миг его сердце тронуло беспокойство — если её подруга смогла навредить ему, то мало ли что подкинет ему эта лошадка?
А потом был удар. Без пафосного гула или героического свечения. Просто миг назад всё было спокойно, а потом единым выстрелом Владыку вышвырнуло куда-то на орбиту, оставив глубокие ожоги. К слову, мощи местного светила на такое бы не хватило. Оно бы и ранить его не смогло.
— Они там что, бога на ингредиенты разобрали?! — возмущённо прошипел Владыка.
Только божественная сила, столь легко мнущая реальность, могла навредить ему при такой низкой концентрации. Мимолётное усилие воли — и пространство сминается, выкидывая Владыку на крышу храма. Мгновенная атака — всё то же, почти неощутимое, воздействие воли на мир, направленное на наглую розовую пони. Достаточное, чтобы убить. Недостаточное, чтобы сделать это мгновенно. Владыка очень не хотел, чтобы кто-нибудь из них умер (кроме, может быть, Дилона, на него ему было плевать).
Промах! Пони ловко соскользнула… по четвёртой оси пространства и уже оттуда запустила в него десяток плотных сгустков плазмы, накачанных божественной силой. Владыка банально шагнул в сторону, но пространство опять изменилось, ужалось в два измерения, вернув его на линию атаки. Капелька гнева и плазменные шары рассыпаются во встречной стене сверхплотного пламени. Пони шагает в сторону от двумерной атаки и мнёт пространство, пытаясь вытолкнуть Владыку за грань мира. Неудачно.
Сдвиг пространства, десяток атак со спины. Владыка лишь усмехнулся. Его на такое не поймать. На пути снарядов вырос щит. Сдвиг. Щит был в паре километров по шестой оси. Чистая скука вырвалась в мир, растворив в себе плазменные шары. Тоска проморозила всё вокруг. Воля отсекла пони ноги. А нет, показалось!
Пинки уже почти минуту ловко ускользала от атак Владыки, меняя структуру пространства. Но и её атаки не могли его достигнуть. Скука гасила плазму, коррозией съедала любой металл, заставляла магию распадаться. Воля щитом вставала перед теми атаками, что не были убиты скукой и не позволяла менять пространство совсем уж рядом с Владыкой.
«Надоело» — устало заявил тёмный бог. Поднял руку перед собой и резким движением опустил ладонью вниз. Пинки болезненно вздрогнула и от следующей атаки увернуться не смогла. Попытка повлиять на пространство провалилась, а уйти от широкой стены пламени было физически невозможно.
Обгорелое тело тихо повалилось на землю. Чудовищная регенерация принялась мгновенно восстанавливать обугленную плоть, но огонь въелся в мясо, тут же разрушая восстановленное. Регенерация понемногу побеждала, но очень уж медленно.
Тут же радужная молния впечатала все четыре копыта во Владыку. Крохотное усилие воли впечатало пегаску в крышу, ломая едва ли не половину костей. «Поимею и в бордель сплавлю» — зло шепнул ей Владыка, мгновенно убив всякий боевой запал. Кобылка беспомощно сжалась, трясясь от ужаса, совершенно не замечая, что все её раны уже срослись.
Тогда уже жёлто-розовая молния смела Владыку с крыши. Упорхнула от удара ногой и попыталась отсечь ему голову ударом крыльев. Синхронный взмах обеих рук — и сомкнувшиеся на горле крылья начисто срезало. Беспомощно пискнув, Флаттершай начала падать, но была перехвачена золотистым облачком телекинеза. «Пора заканчивать» — всё так же устало сказал Владыка. Без единого движения или жеста вся магия на километры вокруг Храма умерла.
Киборг замерла. Порождение магических технологий, она не могла функционировать без магии. У Твайлайт как-то получалось противостоять этой силе, возвращая миру крохи магии. Для функционирования Сибы этого было недостаточно. Но что-то отозвалось в глубине реактора стальной пони. Дрогнуло, заворочалось, отзываясь на воздействие силы схожей природы, и полыхнуло на полную, возвращая киборга в строй. Её глаза полыхнули жёлтым светом, и что-то изменилось во взгляде. И целая буря стали и гнева обрушилась на опешившего бога. Атаки были молниеносны. Маховые перья — остры как скальпель, удары сильны, а магия подла.
Для любого мало-мальски опытного бога время — понятие относительное. И несмотря на это движения Сибы казались Владыке молниеносными и… дёрганными. Пегаска двигалась быстрее, чем позволяла физика этого мира. Каждый удар порождал сокрушительные волны, рушившие и без того изуродованный город. Но ни один не достигал цели. Владыка любой выпад принимал на щиты, банально блокировал руками или отводил в сторону. «Надоело!» — злобно рявкнул тёмный. Эмоциям он не поддался, удар вышел точным. Игла воли, почти не сдерживаясь, ровно в реактор. Какого же было его удивление, когда собственный удар срикошетил ему в лоб.
Киборга впечатало обратно в крышу Храма. В груди у неё была широкая дыра до самого реактора. «Адамант», — уже без удивления подумал Владыка. Лишь потёр ушибленный лоб и щелчком пальцев попытался выдернуть из киборга реактор. Вновь неудача. Тончайшие нити адаманта скрепляли все части Сибы друг с другом. И несмотря на всё, она почти исчерпала резервы прочности. Все конечности киборга дрожали и плохо слушались, чтобы просто встать на все четыре, ей пришлось приложить немалые усилия. Однако ни капли отчаяния не было в её взгляде.
Владыка колебался. Что-то было не так в этой пегаске. Некая неправильность в её изувеченной душе. Владыка, несмотря на весь свой опыт, никак не мог сообразить, в чём же именно заключалась эта неправильность. Из-за этого вероятностные линии словно взбесились, будущее менялось по десятку раз за мгновение. Даже Владыка уже не мог просто рефлекторно выправлять вероятности, пришлось уделить этому своё внимание. Только тогда он заметил — это было не просто какая-то аномалия. Сиба сознательно переписывала будущее.
Пони подняла голову, твёрдо взглянула в глаза тёмному богу и тихо сказала:
— Будущее мертво.
И стало так. Владыка вздрогнул, ощутив, как неопределённость стирает само понятие будущего, оставляя целому миру одно бесконечное сейчас. Он больше никак не мог повлиять на грядущее.
— Признаюсь, ты меня удивила, — искренне сказал Владыка, — вот только этот фокус тебе никак не поможет.
Сиба совсем расклеилась. Движения её тела стали дёрганными, угловатыми и резкими. Голос утратил всю жизнь, отчётливо показывая своё искусственное происхождение.
— Ты не помнишь меня? — удивлённо спросила она. — Целую вечность назад ты пришёл в наш мир. Сулил щедрые дары и страшные кары. Ни то, ни другое не нашло отклика в наших телах. Тогда ты стал убивать нас. Убивать моих детей.
Владыка отчётливо вздрогнул, но затем расплылся в улыбке.
— Эйнакрей! Мать Кораблей, вечно странствующая среди звёзд. Давно это было, давно, — тёмный рассмеялся. — Теперь понятно, почему пони так легко освоилась с подобным телом.
Вместо ответа тонкий и яркий луч сорвался с рога Сибы, но был разрублен одним взмахом руки. Владыка с удивлением посмотрел на обожжённую конечность.

С отчаянной мощью трепыхался в груди реактор, до капли выжимая последнюю энергию, вычерпывая последние крохи из казавшихся бездонными запасов. Меня не хватало для этой битвы. Мой предел, последняя грань, абсолютный максимум, достижимый технологиями, лишь немного потрепал пелену вечной скуки темной твари. Важнее было не это. Время! Рэрити должна закончить эту проклятую печать.
Мы не успеваем. Медленно пытаюсь встать. Системы сбоят, сообщения об ошибках сыплются буквально от каждой системы, способной их отправлять. И тем не менее, я встаю. Вопреки логике заставляю сокращаться повреждённые мышцы. Предел прочности моего тела давно исчерпан, но что-то глубоко внутри заставляет творить невозможное.
Странный гул реактора поднимает тени со дна разума. Осколки чужих воспоминаний пляшут на границе осязаемого. Дрожь распадающейся души узорами замораживает переполняющую пространство магию. Что-то чуждое ворочается меж едва связанных осколков. И оно, не я, поднимает мою голову, впивается взглядом в тёмного бога… и разрывает мою душу на части.
Но вместо крика мир услышал лишь слова:
— Будущее мертво.
Холодные и равнодушные.
Я сгорала в агонии, пока оно холодно сплетало обломки моей души в сложный узор заклинания. Безумного и непонятного, призванного устроить эпичную гадость с самим временем. Моё тело произносило слова, которые я не слышала за пеленой боли. Ни единая капля моих эмоций не вырвалась во внешний мир, вплетённая в узор заклинания.
Резкая трата энергии (и откуда в реакторе столько?) — и это нечто присваивает меня себе, спаивая кусочки души в единое целое в новой форме.
Отчаянная ярость, порождённая агонией, завладела сознанием. И боль. Даже не от изломанной души — сейчас, будучи превращённой в живое заклинание, она утратила к ней способность. Чужая память, оказавшаяся моей — вот что вызывало боль. За свою долгую жизнь я уже успела сродниться с этой болью. Именно её чувствуешь, когда теряешь близких. Именно ей я томилась последнюю тысячу лет… нет, гораздо больше.
Когда-то давно, где-то далеко я была Эйнакрей. Порождение буйной звезды, короткая вспышка, навеки слившаяся с камнем. Яркая настолько, что сам камень утратил свою твёрдость, став текучим и пластичным. Ярче было лишь моё любопытство. Однажды оно вынудило камень научиться летать. Со временем — даже между звёздами. Любопытство было ненасытно, чем больше пищи я отдавала на его алтарь, тем сильнее становилось другое чувство. Одиночество.
Эйнакрей. Матерь всех кораблей, вечно странствующая между звёзд. Эйнакрей, несущая жизнь, мать всего живого. Я летела от звезды к звезде, заселяя планеты жизнью, насколько хватало безграничной фантазии. По образу и подобию строила других странников и отправляла детей своих бороздить просторы космоса. Пока однажды мир не стал для нас тесен. Пока однажды я не стала счастлива, досыта воздав любопытству, дотла разогнав холод одиночества.
Предо мной было существо, что разрушило всё. И ярость моя была безгранична.
Утробный рёв сотряс Храм до основания, и лишь мгновением позже всем стало ясно — не рёв то был, а гул оружия, призванного в мир киборгом. Огромная пушка из жёлтого металла зависла рядом с Сибой. Древнее оружие, выкованное из осколка души бога. Осколка её души. Владыка отгородился от мира десятком щитов разом. Сплошной луч слизал все щиты, но беспомощно разбивался о выставленную ладонь Владыки. Только на лице его больше не было скуки! Владыка был напряжён и… напуган. Вытянутая рука дрожала от нагрузки, по лбу стекали капельки пота. Реальность кипела и норовила вывернуться наизнанку, время лихорадило.
— Даже твои силы не безграничны, Эйнакрей, — злобно усмехнулся Владыка, стоило лучу угаснуть. Вторя его словам, страшное орудие развалилось на части. Неожиданно материальные куски души падали и с тонким звоном рассыпались в невесомую пыль, уносимую ветром.
— Тем не менее, ты проиграл. — холодно ответила киборг, заставив Владыку дрогнуть. — Моё проклятье УЖЕ создано. Оно обречено прозвучать.
Владыку пробрало. Волна холода прошлась по телу, заставив его поёжиться. Константа. Проклятье было константой. Неизвестным ему, БОГУ, образом эта тварь создала константное событие! Не было во всей бесконечности миров силы, способной повлиять на созданное проклятье или не дать ему воплотиться. Даже путешествия во времени никак не помогут. Пока этот мир существует, проклятье будет создано и воплощено. Владыка лишь сильнее стиснул зубы, борясь с мимолётным желанием стереть этот мир вместе с надоедливыми созданиями. Стиснул зубы и поплотнее закутался в толстые слои защиты.
— Я нареку тебя вечность. Едины конец твой и начало. Константа — время и время — цикл. — Сиба плела тонкие кружева слов, вплетая их в нити собственной души-заклинания. — Всё извечно, всё неразрывно. Пребудь во времени. Будь здесь, в начале. Будь здесь, в конце. Будь между и вовне. Будь змей, что пожирает свой хвост!
Владыка закутался ещё плотнее, практически полностью отсекая себя от этой реальности. Проклятье должно было вот-вот воплотиться. Мощь голоса нарастала. За спиной киборга уже виднелась фигура змеи, настойчиво пожирающей собственный хвост. Иллюзия охреневшего от обилия информации разума. Даже Владыка не мог переварить тех кружев, что сплела Эйнакрей, подсознательно сводя всё к простому и понятному змею.
— Двигайся вперёд, чтобы вновь и вновь пожрать свою плоть. Я нарекаю тебя Уроборосом! Прими новое имя… — лицо киборга изуродовала издевательская усмешка и победный взгляд, мимолётно брошенный Владыке. — …Твайлайт Спаркл!
И вся мощь проклятья обрушилась на опешившую кобылку.

Что чувствует пони, которого насильно перетаскивают сквозь пространство, миры и время? Лично я — ничего особенного. Понять ничего не успела, как проснулась посреди главной площади в Понивилле. Вместо привычной чистоты любимый город захватили грязь и беспорядок. Дома состарились и обветшали, стены украсили неприличные рисунки и похабные надписи, сделанные кем-то одинаково далёким от искусства, орфографии, грамматики и анатомии. Улицы густо засыпаны мелким мусором, грязью, подгнившей листвой. Да и вообще, город выглядел словно его давно забросили, но вместо цивилизованных жителей сюда заселилась толпа дикарей. И не только город — погода была отвратна. Низкие тёмные тучи давили мрачностью и отнюдь не спешили пролиться дождём. Просто бесполезные тучи. Встала, отряхнулась. По привычке навесила на себя десяток долгоиграющих заклинаний… попыталась. Сил не было даже на простейшие.
Анализ завершен
Совершенно без запроса отозвалась нейросеть, о существовании которой я успела позабыть.
Местоположение установлено:
родной мир (совпадение 100%)
Радостно отпиликал интерфейс… а спустя секунду разразился тревожными рёвом огненно-красных сообщений:
Внимание! Обнаружена пространственно-временная петля! Вероятность рекурсии закритична! Рекомендуется немедленное размыкание петли!
Ну… логично.
Отмена предыдущих рекомендаций
Энергонасыщенность петли: 999999?&;!… ВНЕ ДИАПАЗОНА ИЗМЕРЕНИЙ!
Количество циклов: 999999?&;!… ВНЕ ДИАПАЗОНА ИЗМЕРЕНИЙ!
А вот теперь мне стало страшно. «Какие у нас есть варианты?» — тихо спросила у нейросети, молясь про себя, чтобы порожденье запредельных магических технологий сразу двух миров смогло найти ответ.
Анализ...
Надпись повисла перед глазами на добрый десяток минут. Я застыла, словно вмороженная в лёд, ожидая то ли спасения, то ли приговора. В разум настойчиво стучалась очень страшная мысль.
Рекомендации отсутствуют
Доступных сил недостаточно для воздействия на аномалии такого уровня
Она вписана константой в ткань двух миров
Для уничтожения данной аномалии требуется уничтожить как минимум один из связанных миров
В противном случае цикл продолжит существовать
Включая оба константных события
Я недоуменно встряхнула головой.
— Какого...?! Какие ещё события?! Откуда вообще эта информация?! И что мне делать то?
На данный момент происходит одно из упомянутых событий
Информация получена из анализа схемы архипроклятья «Уроборос»
Внимания! Имеющихся мощностей недостаточно для более полного анализа
На текущий момент рекомендации отсутствуют
Ситуация признана безвыходной
Мне жаль
Та самая мысль наконец прорвала заслоны. Это всё уже происходило. Очень, очень много раз. И я ничего не смогла с этим сделать! Ну так какова вероятность, что я сделаю что-то, чего не делала предыдущую вечность попыток?
— Всё так же способна часами общаться со своей нейросетью, Твай? — отвлёк знакомый голос. Я не сразу узнала говорившую. Старая жёлтая пегаска с розовыми волосами. В гриву вплетена зеленая лиана и мелкие цветы, на месте кьютимарки символ Венеры и множество точек под ним. Двадцать одна точка, из них семь, словно бы случайных, зачёркнуты.
— Флаттершай? — неуверенно спросила я. — Ты… изменилась.
— Много лет прошло, — пожала плечами кобыла. — Ты тоже сильно изменилась. Другая ты, я имею в виду. Из этого времени.
Вот теперь я точно ничего не понимаю!
— Да, ты говорила, что это всё собьёт тебя с толку, — с улыбкой доброй бабушки сказала Флаттершай. — И ещё ты просила попросить тебя не торопиться. Сказала, что это ничего не поменяет.
В голове роились тысячи вопросов и сотни вариантов происходящего. Один хуже другого. Почему-то казалось, что эта другая Твайлайт меня просто сожрёт. С душой и потрохами. Казалось бы, после всего случившегося чувство страха у меня должно было атрофироваться, однако нет. Я боюсь. Мне ведь и нечего противопоставить этой другой Твайлайт, она занимается этим буквально вечность! У неё, наверное, и речь подготовлена, после которой я добровольно прыгну к ней в пасть.
Из тяжёлых мыслей меня вывела Флаттершай. Нагло лизнула меня в нос. Я села где стояла. Мысли разом заклинило, словно в отлаженный механизм лом воткнули. Я почти слышала, как скрипят заклинившие шестерёнки. А Флаттершай беззаботно рассмеялась.
— Кажется у тебя много вопросов, — она не переставала по-доброму улыбаться. — Спрашивай, отвечу на что смогу. Хотя, честно говоря, помню я не так и много. Благая Тьма милостиво забрала почти все мои воспоминания о войне.
Вот теперь я точно выпала в осадок, наконец сообразив посмотреть на кобылу не только немощными глазами. И едва не завопила от ужаса. Из глубины добрых глаз на меня смотрела Тьма. Тоже по-доброму. Ласково так, зазывающе. Нет, это определённо была моя подруга, настоящая Флаттершай, не подделка. Только давным-давно отдавшаяся Тьме. Странно, но это отнюдь не сделало её чудовищем. Скорее наоборот. Чувствовалось в этой пони какое-то… спокойствие? Устойчивость? Привычная Флаттершай напоминала мне хрупкую вазу… хотя кого я обманываю. Бочку с порохом она мне напоминала! Даже до появления Дилона. Любая мелочь могла поколебать равновесие её хрупкой психики. Об психику этой Флаттершай можно было поколебать горы. Чувство её покоя было столь велико и всеохватывающе, что я и сама успокоилась.
— Что случилось после того проклятья? — тихо спросила я. Мне не хотелось знать ответ, но я просто должна была спросить.
Флаттершай грустно улыбнулась.
— Именно про это я и говорила. Могу лишь сказать, что это было что-то плохое, раз уж я настолько захотела это забыть, что сама Тьма выполнила моё желание. Могу лишь сказать, что в войне мы проиграли. Свет был повержен и ушёл из мира. Потом… были неспокойные времена. Не все приняли случившиеся. Многие продолжили сражаться против Тьмы, даже став её частью.
Флаттершай сочувственно и при этом осуждающе покачала головой.
— А девочки? И Дилон? И принцессы?
Тревога тисками сжала сердце. Если происходящее действительно константа, как утверждала нейросеть...
— Про принцесс ничего не скажу — не знаю. Я... — Флаттершай смутилась, — …не интересовалась этим вопросом. Дилон, насколько я знаю, погиб. А девочки… Пойдём, в пути расскажу.
И мы направились к ферме Эпплов.
— Рэрити до сих пор воюет. В ней Тьмы больше чем во всех моих детях вместе взятых, а всё равно… — кобыла горестно вздохнула. — Единственная из нас, кто ни капли не постарел. Всё такая же бодрая как раньше. Недавно навещала меня, хвасталась очередным уровнем, немного подлечила. Знаешь, думаю, совсем скоро она сама отвоюет должность Наместника. Забавно не правда ли? Метрополия одобряет её кандидатуру. Пинки куда-то ушла. Тоже не смогла смириться. Иногда ловлю её передачи по радио. С каждым годом в них всё больше и больше безумия. Мне её жаль. Она либо так и умрёт в одиночестве… либо по нашему миру прокатится чума безумия… опять.
По спине пробежал холодок. Богатое воображение услужливо подкидывало изображения сходящей с ума Пинки и вязнущей в интригах Рэрити, постепенно забывающей, зачем она вообще сражается.
— А вот Эпплджек и Рейнбоу погибли. Я скучаю по ним. Наша фермерша прожила достойную жить. Увы, но битва с собственными демонами выжала её досуха, скосив и без того не слишком долгую понячью жизнь. В последние годы было совсем тяжело, но она держалась несмотря ни на что. А вот Рейнбоу… она тоже никак не могла смириться, но и сил сражаться у неё не было. Она пыталась вписаться в новое общество, но у неё просто не было полезных талантов. Контроль погоды, как видишь, никому не нужен. Торговать телом она тоже не могла, слишком уж глубоки оказались душевные раны. Однако так уж устроено наше общество, что бездельники тут не выживают. Я бы помогла ей, но почему-то Рейнбоу сильно меня ненавидела и отказалась от помощи.
Эй, вопросы, вы где? Пустота в голове звенела с глухими нотами отчаяния. Я не хочу такое будущее.
— А почему Понивилль такой пустой? — этот вопрос показался мне самым безопасным. Всего миг спустя мне захотелось себя ударить. Нет сейчас «безопасных» вопросов!
— Его разрушили во время войны, затем отстроили в прежнем виде. Пока Эпплджек была жива, тут было довольно много народу...
— А потом я всех сожрала, — сухо сказала знакомая пони.
— Рада видеть, Эпплблум, — на удивление и ужас просто не было сил. — Решила пойти по стопам Дилона?
Ничего странного в её внешности не было. Ну разве что ноги гораздо длинней, чем я ожидала, но в пределах нормы.
— И я рада видеть тебя в трезвом уме и без этих…— кобылка поёжилась, — цепей. И нет, я иду по стопам Эпплджек. Просто не забрасываю.
И она улыбнулась. Зубы у неё что надо, Дилон обзавидуется — длиннющие, в три ряда, непрерывно кружащие странные хороводы по всей пасти. И не только зубы! Вся пони немного изменилась, сквозь привычную шкуру проступили очертания того чудовища, в которое могла обращаться Эпплджек. Чёрный свет прилагается, куда же без него. Ну да, они же сёстры.
Флаттершай деликатно кашлянула, и Эпплблум мигом отпрянула, возвращаясь к нормальному облику. Я обернулась на пегаску, успев краем глаза заметить искорки неведомой Жути в её взгляде. Кажется, после присоединения к Тьме её «взгляд» получил нехилый апгрейд.
— Лучше не задерживайся тут, — буркнула Эпплблум, смотря на меня исподлобья, — для твоего же блага.
И она ушла. Просто развернулась и пошла. Я даже немного разочаровалась. По всем законам жанра тут должны были быть спецэффекты.
Флаттершай вновь деликатно кашлянула. Ближайший дом раздражённо выдохнул. Детали фасада стали расходиться, дом словно распадался на части и плавно перетекал в болезненный чёрный свет. Спустя всего пару секунд перед нами был огромный хаотично-безумный монстр, какое-то невнятное уродливое месиво. Неуловимым (и вызывающим боль где-то в той части мозга, что отвечала за причинно-следственные связи и логику) движением он перетёк к Эпплблум и… короче, он исчез в ней. Понятия не имею как. Ну не должно такое происходить в нашем трёхмерном пространстве! Да даже для четырёхмерного такие фокусы — явный перебор.
— Иногда эта кобылка бывает совершенно несносной, — устало вздохнула Флаттершай. — Так на чём мы остановились?
— А чем ты занимаешься? — мне срочно нужна очередная порция шокирующего безумия, просто чтобы перебить послевкусие вот этого вот всего. Да, точно, загружу свой мозг настолько, чтобы места для размышлений точно не осталось!
— Любовью по большей части. — немного смущённо улыбнулась мне Флаттершай. — Не подумай, что я занималась этим только ради денег или что-то в таком роде. Мне действительно нравится любить и быть любимой. Даже если всего на одну ночь. Ну и дети...
Она улыбнулась столь тепло и с такой нежностью глянула на то, что у неё было вместо кьютимарки. Я и раньше догадывалась, что значат эти точки и теперь моя гипотеза подтверждалась. Сложнее было поверить, что Флаттершай занималась проституцией.
— Просто отлично! — сквозь зубы процедила я. — Половина моих подруг мертва, у Пинки поехала крыша, Рэрити превратилась в тех, с кем борется, ты — шлюха во вражеской казарме, и у меня нет никаких шансов всё это исправить!
Я смахнула злые слёзы. Не знаю, чего Сиба хотела добиться своим проклятьем, но вогнать меня в отчаянье у неё получилось.
— Ты забыла задать самый главный вопрос, — Флаттершай посмотрела сочувствующе, но у меня все внутренности от страха заледенели. — А что всё это время делала ты? Самая сильная из нас, самая стойкая, ты никогда не могла просто сдаться. Ты сражалась не против тёмных, но против самой Тьмы. Половина Эквестрии лежит в руинах по твоей вине.
Она словно бы не обвиняла меня. Впрочем, сочувствия в её голосе тоже не осталось. Одна бесконечная горечь.
— Когда весь мир стал принадлежать Тьме, твоими врагами стали все. А с врагами ты всегда была безжалостна. Рэрити пыталась тебя образумить… погибла десяток раз. Остальные даже подходить к тебе боялись.
Она вздохнула и посмотрела на меня очень пристально, одним только взглядом (простым, без её особых возможностей) едва не остановив мне сердце. Я, наконец, сделала то, что должна была сделать сразу. Закрыв глаза, я распахнула крылья своего разума… чтобы тут же испуганно отпрянуть. Тьма вплелась в саму ткань мироздания, сделав хрупкую словно бумага реальность твёрдой как сталь. Была, оказывается, у нашего мира такая проблема — он чрезвычайно хрупок. Это ограничивало размах наших битв. Сейчас такой проблемы не стояло, и я даже представить боюсь, каких монстров сюда могла притащить Тьма. Просто на всякий случай. Хотя почему «на всякий»? Именно на этот, Владыка ведь знает о проклятье. Но самое ужасающее — это Флаттершай. Я даже не могла понять, что она такое. До абсурда могущественно существо, накрепко вплетённое в структуру мироздания, и я не хочу думать, какую власть ей это давало.
— А ещё, — продолжала Флаттершай, — трое моих детей пали в битве с тобой.
Она сказала это всё так же спокойно. Я открыла было рот, чтобы всё объяснить, за всё извиниться, и бездна его знает, что ещё, но слов было слишком много. Они комом застряли в моём горле.
— Только в память о нашей дружбе я не буду тебя убивать. Более того — выполню твою просьбу. Но не более. Я уже доложила в метрополию. Мой сын идёт за тобой.
И я увидела. За спиной пегаски, далеко-далеко, у самого горизонта...
Шары из щупалец, щупальца из шаров и всё усеяно пылающими глазами. Всё бурлит и кипит в первозданном беспорядке, всё сливается в гармоничное, почти красивое создание. В центре его сияет крошечное оранжевое солнце. Всё шевелится вокруг него, сжимает и пьёт, наполняет, сияет, пульсирует, живёт. И шепчет. Тихо, но верно, слова льются как густой сироп, такие же сладкие и тяжёлые, слова наполняют, вытесняют всё прочь, живут свой жизнью.
С огромным трудом я сбрасываю наваждение жуткого монстра, с усилием перевожу взгляд обратно на Флаттершай. Не шлюха. Мать монстров.
— Иди, — холодно говорит она, кивком указывая на сарай Эпплджек. — Ты просила привести тебя сюда. К тебе.
Мазнув, напоследок, взглядом по монстру (думаю минут десять-пятнадцать до его прихода у меня есть), я рванула в сарай. Подальше от ТАКОЙ Флаттершай.
В этом проклятом сарая я ожидала увидеть что угодно. Впервые это ожидание меня разочаровало. Картина была ожидаема. В нос ударила тяжелая тошнотворная вонь, смрад дерьма и гниющей плоти. Стены сарая давно прогнили, лохмотья чёрной, серой, синей, жёлтой плесени укрывали стены, добавляя свои, специфические ноты к общему смраду. Тут была пони. Всего лишь я. Постаревшая, изрядно подросшая и очень измученная, закованная в цепи. От крыльев остались лишь гниющие лохмотья, а от гривы — пара седых прядок, всё тело покрыто язвами и ранами, изуродовано шрамами. Даже цепи не удивили, такими меня уже сковывали. Разве что сейчас цепей было больше, и их знатно проапгрейдили целой кучей штырей и крюков, тут и там вонзавшихся в беззащитную плоть. Они сплетались с металлическим каркасом, вроде цельнолитым. Здесь, в амбаре, он принимал форму куба, но его сваи уходили в землю, и что-то мне подсказывало — очень глубоко. Единственное, что было необычно в этой Твайлайт — её кьютимарка… ну, теперь я хотя бы знаю, почему Сиба прячет свою.
Кьютимарка этой Твайлайт выглядела так, словно большую звезду разбили, половину осколков потеряли (вместе с маленькими звёздочками), а оставшиеся кое-как склеили обратно. Попытались склеить, точнее. Старая форма едва как-то угадывалась. И у неё кьютимарка была не на шерсти — прямо на коже, поверх язв и шрамов… и она… светилась.
Пони, когда-то бывшая мной, медленно подняла голову, уставившись на меня пустыми, бесцветными глазами. А потом она вернулась из мира своих грёз. Леденящая жуть проморозила меня насквозь, куда уж там Флаттершай. Не будь эта пони мной, этот взгляд меня бы убил. А так всего лишь сердце остановилось. Учитывая запасы прочности моего организма — не критично. И вот это чудовище — я? Безумно захотелось разреветься, забиться куда-нибудь в угол на пару дней и просто лить слёзы по своей горькой судьбе. Мне ведь предстоит стать ею! Ну или она меня сейчас сожрёт и займёт моё место. Или просто поменяет нас местами, и уже я останусь висеть в цепях.
— Наконец-то, — прохрипела другая я. — Ждать уже не было сил.
Какая-то иррациональная воля этого существа легко вскрыла барьеры моего разума, вломилась внутрь, всё там переворошила.
— Что будет дальше? — тихо спросила, стараясь не обращать внимания на копания в моей голове. Сопротивляться не получалось.
— Знаешь, сколько уже раз это происходило? Наша нейросеть — настоящий чит в подобных ситуациях.
На одной только интуиции открыла логи, отмотала немного назад. Вот.
Обнаружено неизвестное устройство
Устройство опознано как более поздняя версия текущего
Активирован протокол временных петель № 3-8-2-5
Выполняется обновление
Оу. Почему я не заметила это раньше? Ну, сообщение выскочило примерно на сотую долю секунды ещё до того, как я очнулась. А другая Твайлайт всё продолжала сверлить меня взглядом.
— Не ищи, — хрипло усмехнулась она. — Ты не найдёшь ответа. Когда-то давно мы считали циклы. Пока памяти хватало. Ты должна знать, насколько огромны объёмы памяти нашей нейросети. Даже с учётом тех гор информации, что надо передать в начало цикла, всегда оставался приличный запас. Когда весь доступный объём исчерпался, мы перешли на степени. Потом на степени для степеней, использовали тетрацию и метод записи Кнута. Да вообще всё, что понапридумывали математики для записи по-настоящему больших чисел.
Однажды и этого стало не хватать. Тогда кто-то из нас придумал новый способ. А затем ещё один и ещё. В один из циклов способы закончились. Да, я, когда это услышала, тоже отнеслась с недоверием… но у нас ведь помимо собственных вычислительных мощностей была вся аппаратура разведки. Если и с этим не получилось упаковать информацию компактней, то можно опускать копыта.
Мы отметили это и… начали заново. И так из раза в раз. Потом места стало не хватать и на подсчёт того, сколько мы раз забивали память до конца. И это мы тоже отметили. Чувствуешь рекурсию? Упущу детали, скажу лишь, что в один момент времени не осталось никакого способа внятно передать информацию о количестве циклов. Никак. Потом, когда ты будешь над этим размышлять тебе в голову придут сотни идей… Знай, всё это уже использовали.
Эта Твайлайт наконец оторвала от меня взгляд. Её голова обессилено поникла.
— Я к чему это всё…— теперь она говорила гораздо тише. — Мы уже всё испробовали. Как видишь, петля до сих пор на месте. Поначалу просто передавали информацию. Шлифовали планы до идеала. Не помогло. В отчаянии одна из нас поглотила душу «новенькой» и подменила её собой, вернулась в прошлое вместо неё. Её хватило почти на сотню циклов. Это тоже не выход. Я не знаю, как давно мы начали действовать так, как действуем сейчас. Давно, наверное. Суть проста, Твайлайт Спаркл. Сиба говорила довольно прямо. «Двигайся вперёд, чтобы пожрать свою плоть, будь змеёй, что пожирает свой хвост».
Я помнила эти слова. Я боялась. Не понимала, чего хочет это существо.
— Начало пожирает конец, юная Твайлайт. Моя история на этом закончена. Теперь — твоя очередь. Но знаешь, что самое забавное?
Она подняла голову и… улыбнулась. Так невинно и искренне.
— Мы давным-давно нашли выход. Это даже не что-то сложное… для тебя, конечно. От тебя не потребуется ничего… только выбор. Один искренний выбор. А теперь… прощай. Жаль лишь что я так и не получу заслуженного забвения.
Она закрыла глаза. Её лицо разгладилось, расслабилось. В краешках глаз притаились так и не полившиеся слёзы. Сейчас это жуткое существо выглядело почти безобидно. Остатки её кьютимарки вспыхнули ярко. И душа вырвалась наружу, тело распалось невесомым прахом. Шар пылающего света забился в цепях и разорвал их на части, вмиг разросся, обратив пылью стены сарая, стал большим и ярким.
Пронзительно закричала Флаттершай, опалённая истинным светом, затрубил от боли её сын, пространство истаивало дымкой, стирая грань между возможным и невероятным, волны искривляли землю, плавили камень, сжигали дерево и плоть. Одна я оставалась невредимой посреди разбушевавшегося апокалипсиса. Слишком растерянная, слишком обессиленная. Ощущая всей сущностью бушующую мощь своих душ. Бездна, это так странно! Какое-то невообразимое количество душ (или жалких их обрывков), спаянных, спрессованных в единое жуткое месиво, и каждая из них — моя. Понятия не имею, как это работает, но это месиво было моим и ощущалось как часть меня. Кажется, вселенная не рассчитана на существование двух экземпляров одной души в одной точке пространства-времени.
И вся это круговерть и свистопляска рванула ко мне. Я успела лишь нервно сглотнуть. А затем стала больше. Этот сборище душ оказалось на удивление маленьким — немного меньше собственной души. Наверное, так и надо, иначе бы уже оно поглотило меня, а не наоборот. Но это всё ещё была куча из почти бесконечного количества душ! И из всего пережитого они сохраняли лишь малую часть. Тот самый период между началом и концом цикла. Целая прорва боли и гнева стала моей. Я захлебнулась ей почти утонула, почти растворилась в этом безбрежном пылающем океане. Отчаяние многотонным грузом тянуло на дно, страх сковывал ноги, тоска затмевала взор, стыд лишал последних остатков воли.
Но посреди мрачного безумия оставалось что-то, не дающее мне пойти на дно. Упрямство, которое было почти столь же сильно, как и ярость. Надежда, сохранившаяся несмотря ни на что, пылающая путеводной звездой. Долг, который был сильнее боли и вместе с тем гораздо неприятней её. Свобода, что требовала порвать все оковы. И… любовь.
Все прочие чувства были конечны. Да, до неприличия огромны, потребовались бы миллионы, если не миллиарды лет, чтобы они притупились, поблекли, но всё же — они конечны. Но не любовь. Огромная, всеобъятная любовь ко всему миру, к каждому живущему в нём. К моим подругам, Спайку, принцессам, даже к Дилону. Любовь к тёплому свету, любовь к Миру и миру в нём. Любовь такая сильная, что причиняла боль, едва не разрывала сердце в клочья, горела в нём. Жгучее, пылающее чувство, что не даёт мне утонуть в бездне. Чувство, что связывает все остальные, делает их порыв единым.
Время проклятья истекло, чужая сила вновь протащила меня сквозь миры и время. И я ворвалась обратно, безумной, пылающей валькирией, на пару секунд задержалась, собирая ярость в комок и одним ударом разорвала кровоточащую ткань реальности, обращая в пыль всё на многие километры… и с жадностью притянула к себе души сотен убитых.

— …Твайлайт Спаркл! — отгремели в воздухе слова киборга, потухла остаточная магия страшного проклятья. Принцессы не было. Почти беззвучно свалилась на крышу киборг. Звуки боялись звучать там, где недавно гремело архизаклинание. Молчали и разумные. Пока один беспардонный хищник ёмко не выразил то, что крутилось у всех в голове:
— Да кого [ЦЕНЗУРА] сейчас произошло?!
— Может, у неё того, цепи немного погорели? — озадаченно высказался Владыка.
— Да нет, тут скорее какая-то мутная интрига, — уверенно сказала Рэрити. — Кстати, я закончила.
Она была единственной пони, ни на миг не отвлёкшейся от своей работы. У ног её лежал крупный кристалл божественной крови. Над ним завис один из её кинжалов. Владыка устало покачал головой.
— Ты понимаешь, что этого кристалла не хватит на эту печать? Да всех ваших сил не хватит на эту печать! — он раздражённо выдохнул. — А знаете, что? Вы мне нравитесь. Нет, серьёзно. Впервые за Тьма знает сколько тысячелетий мне действительно интересно происходящее. Мне ИНТЕРЕСНО, что же вы выкинете дальше. Поэтому предлагаю сделку. Я позволю вам активировать эту печать, хоть весь день тут с бубном пляшите. Потом будет битва, я знаю, вы их просто ОБОЖАЕТЕ. Вы, разумеется, проиграете и присоединитесь ко мне. Я по достоинству оценю ваши способности. В своём мире вы и мечтать не можете о той власти, что я вас одарю и тех благах, что окутают вас. К слову, ваше согласие меня не особо интересует, но лучше если всё будет добровольно. Так всем будет проще.
— И ты оставишь наш мир в покое? — вскинув бровь спросила Рэрити.
— Если вы захватите мне другой, — согласно кивнул Владыка.
— Не интересует, — бросила кобылка и отпустила кинжал. Кристалл раскололся и густая волна силы ушла куда-то в глубь Храма.
Содрогнулась земля. Содрогнулся Владыка, мгновенно укутывая себя десятком щитов. Там, в глубине, поднималась настоящая буря чистой божественной мощи. Владыка злобно выругался, но лицо его исказила жуткая безумная улыбка. Он был удивлён. У Твайлайт Спаркл просто не могло быть столько силы! Её кровь даже не должна была кристаллизироваться! До бога ей было ещё очень далеко. Тем более кобылка не могла породить силу настолько разрушительную, настолько… опустошающую?
— Сивас, твоя работа?! — почти восторженно прокричал Владыка.
— Есть немного, — равнодушно ответил хищник, встревоженно наблюдая, как сила прокладывает себе путь к вершине башни. Пылающий, опустошающий поток дотянулся до печати. Плотоядно и жутко оскалилась Рэрити, её рог полыхнул ярче солнца. Причудливо сплелись нити силы и исчезли. Заклинание перешло на иной уровень, взаимодействуя не с физикой мира, а напрямую с эйдосом — его основой. Умер свет, погрузив в чернильную мглу всё на многие километры вокруг. Осталась лишь ослепительная точка на кончике рога Рэрити, и только её было видно в сиянии мёртвого света. Непривычно искажались цвета, отчего её шерсть приобрела чёрный цвет, а грива наоборот стала ярче, искрилась и развевалась под потоками несуществующего ветра. Зрачки кобылы стали по-змеиному узкими.
Владыка укутался щитами так плотно, что практически отсёк себя от этого мира. Удар пришёлся не по нему. С громким треском искра просто рассыпалась. Вернулся свет и привычный облик Рэрити. Секунду казалось, что ничего не изменилось. А затем тучи осыпались мелкими мутными кристаллами, небо стремительно утратило синеву, обнажив яркие звёзды, воздух утратил вкус и запах, стал стерилен и прозрачен. В городе угасли последние языки пламени. Будь в небе птицы — они бы попадали замертво. Будь в округе растения — они бы иссохли и осыпались прахом.
Вся мощь заклинания обрушилась на сам мир, оставив глубокую рану на самом мироздании. Ещё многие тысячи лет всё пространство на сотни километров вокруг будут называть проклятым.
Владыка безумно расхохотался.
— Интересный ход! Вот только я одного не могу понять: как это вам поможет?
Дилон усмехнулся, и всем резко стало не до веселья. Повреждённый кусок реальности стал хрупок, уязвим. Сивас просто транслировал свою суть прямо в лишённое защиты мироздание.
На небе погасли звёзды и потускнело солнце, всё вокруг начало стареть и рассыпаться. Надрывно застонал Храм и просел на пару метров — магия покинула фундамент и стены, земля больше не могла выдерживать такую махину. Может, продержись Дилон пару часов, и коррозия заставит Храм рухнуть.
Скривился от боли Владыка, из его носа хлынула кровь. Всего лишь на миг он ослабил бдительность — и его щиты лопнули как шарик, встретившийся с иглой.
Но на этом всё. Распад не распространялся дальше Храма. Состояние Владыки не ухудшалось. Наоборот, он постепенно распрямлялся, а из его носа больше не текла кровь. А вот о Дилоне такого сказать было нельзя. На хищника словно небо уронили — он едва стоял под незримым грузом, все его мышцы дрожали от напряжения, из носа, ушей, глаз текли тонкие струйки крови, местами выпадала шерсть и шкура покрывалась мерзкими язвами. Сражаться он не мог, просто не хватало сил.
Тогда в бой вступила Рэрити. Разумеется, она не стала ломиться в ближний бой — кобылка прекрасно знала собственные возможности и точно не стала бы лезть в копытопашную против бога. Бесшумно рассекли воздух ножи, с едва слышным гулом световой меч закрутился словно пропеллер. В нормальных условиях её оружие едва ли смогло бы поцарапать Владыку. Сейчас ножи легко прошили его насквозь. Увы, всего один раз, а меч и вовсе не успел даже приблизиться к нему. Бог раздражённо дёрнул бровью и вокруг него возникла сфера разрушительной энергии. Рэрити едва успела отозвать свои игрушки. Промедли она хоть на миг — осталась бы без оружия. Возможно, в другой ситуации она бы пободалась с Владыкой. Сейчас же она была слишком истощена — печать потребовала всех её сил.
Владыка поднял руку, демонстративно пощёлкал пальцами. Ничего не изменилось. Магия всё ещё была мертва.
— Напомни мне, почему вы ещё живы? — вскинув бровь обратился он к Рэрити. — Разве материя вашего мира не должна распадаться в отсутствии магии?
— Резист, лошара, — сквозь зубы Рэрити процедила фразу, с лёгкой подачи Сиваса ставшую крылатой в одном забавном мире. Божественную кровь она пила не зря и выдавать свои секреты не собиралась.
— Как хочешь, — пожал плечами Владыка. — Ещё попытки будут или наконец сдадитесь? Остались только вы двое, но если Дилон Сивас до возвращения Твайлайт прекратит делать то, что он сейчас делает, вы потеряете последний шанс сбежать.
Да, казалось, что гораздо логичней кобылкам напасть на руины Центра Межмировых Переходов, где граница между мирами тонка и изорвана… при условии, что они не знали — слуги Владыки намертво закрыли любые пути из этого мира. И всё же кобылки смогли пробить свой. Заклинание Рэрити и воздействие Дилона пробили тонкую тропинку за грань этого мира… вот только не было той, что могла увести их.
Рэрити нахмурилась с такой решимостью во взгляде, что Владыка на всякий случай создал незримый щит. Кобылка собиралась жестом фокусника достать очередной козырь из инвентаря. И, судя по всему, ОЧЕНЬ дорогой козырь. Не успела.
Твайлайт появилась… буднично. Жёлтая вспышка и хлопок, лишь немного более отчётливые чем при обычной телепортации. Вот только с её приходом все чувства, кроме банальных физических, словно исчезли. Рэрити непонимающе бегала глазами по менюшкам внутреннего интерфейса — все индикаторы молчали, не работали ни радар, ни карта, иконки всех сканирующих способностей окрасились серым. Дилон сразу всё понял. Бедный хищник тихонько заскулил, съёжился, перестал влиять на мир. Сразу вернулись звёзды и солнце засияло в полную силу.
Недоумённо нахмурился Владыка, пощёлкал пальцами, пытаясь до чего-то достучаться. Беспокойство никак не отразилось на его лице, когда ничего не получилось. Даже Тьма не отзывалась на зов, а это было просто невозможно! Спустя пару мгновений до него дошло. Тьма-то отзывалась, просто он не слышал. Очень горячее кажется холодным, громкий звук убивает слух, свет ослепляет. Чем бы Твайлайт Спаркл ни перегрузила инфосферу, это напрочь отрезало всё. Какой мощи должно быть это нечто, чтобы оглушить существо, способное во всех диапазонах наблюдать смерть не то что звёзд — целых миров! Владыку это по-настоящему напугало. Настолько, что он ударил по Твайлайт в полную силу. Даже не на физическом уровне — Владыка попытался стереть саму возможность существования этой пони. И очень зря. Временная петля, созданная Эйнакрей, могла существовать только при условии, что Твайлайт из прошлого встретится с Твайлайт из будущего. Петля УЖЕ существовала.
Будь это нормальная петля — и мироздание прогнулось бы под Владыку найдя какой-то выход. Но эта была накрепко связана с существованием не только Твайлайт Спаркл, но и сразу двух миров. Попробуй Владыка уничтожить Твайлайт в самом начале этой катавасии со временем, на первых циклах, у него бы получилось (правда, вместе с кобылкой сгинуло бы сразу два мира), но тогда Твайлайт не была настолько опасна, поэтому он не пытался. Сейчас было поздно. Нейросеть Твайлайт могла вычислять такой абстрактный параметр как «энергонасыщенность петли». Физика в этом вопросе работала довольно своеобразно. С каждым циклом в петлю привносилось некое количество энергии. В нормальных петлях это никак не проявлялось, просто в один из циклов «лишней» энергии становилось слишком много, и петля распадалась. Либо вероятности складывались удачно, либо излишки выплёскивались в момент создания петли. Поэтому зачастую попытки путешествия во времени заканчивались эпичным взрывом.
Вот только эта петля была слишком устойчива, и никакая «лишняя» энергия не могла ей навредить. Наоборот. И поэтому одним неосторожным движением Владыка попытался уничтожить два мира, одну могущественную пони и временную петлю с плотностью энергии больше, чем в сингулярности.
Откат выбросил Владыку из этой реальности, разорвал на десяток кусков, половину испепелил, половину прожарил. Ему пришлось лечиться секунд десять. ВСЕРЬЁЗ лечиться, а не демонстративно заращивать раны, как он это делал обычно.
Твайлайт даже не заметила атаки. В этот момент она атаковала сама. Волна чистой ярости сожгла всё вокруг на многие километры. Сотни душ убитых ей существ яркими звёздами проявились в физическом мире и были притянуты к обезумевшей пони.

Наверное, меня можно оправдать тем, что я до последнего не понимала, что творю. Как и главное ЗАЧЕМ я притянула к себе сотни душ? Я не думала об этом. Я не могла думать. Невозможно думать, когда ты — бурлящий комок эмоций. Я была ярость и я — потенциал, самореализуемая возможность действия, не осознающая, но происходящая. Действовать было так упоительно и так сладко. Промедление хуже смерти, думать значит предать. Я словно река, и русло моё проложено вечность назад. Я действительно не знала, что собираюсь делать с этими душами, пока в иступлённой ярости не заставила их вспыхнуть словно спички пламенем Армагеддона.
Я хотела закричать от ужаса, но было поздно. Та часть меня, что могла испытывать этот ужас, та часть, что я искренне считала собой, была лишена права голоса. Крошечный вектор моей воли не мог повлиять на мою же единую сущность.
Только сейчас поняла — у нас ведь проблемы с восприятием масштаба. Не только у меня или моих подруг, даже не только у пони. У всех известных мне разумных видов вообще. Мы понимаем, что такое один. Легко воспринимаем десяток. А вот «сто» начинает превращаться в размытое «много». Не сразу, конечно. Особо продвинутые индивидуумы даже понимают (не просто знают, но действительно осознают) что такое «миллион». А вот дальше всё. Пустота и пресловутое «много». Мозги такие числа не воспринимают. Для нас эти числа пустые — один звук и синтетическое понятие. Ну а после миллиарда уже тёмный лес и чистой воды философия. Потому мы легко разбрасываемся словами вроде: «вечность», «навсегда», «бесконечно». Мы их тоже не воспринимаем, на уровне подсознания приравнивая к пресловутым «много» и «долго».
Другая Твайлайт это понимала. Потому и не сказала, что эти чёртовы циклы длятся уже вечно. Тут ведь забавный момент, физика нашего мира просто не позволяет менять прошлое. Отсюда вывод — всё, что мне рассказала другая Твайлайт полная брехня. С того момента, как я попала в будущее своего мира, это будущее предопределено. И как часть этого будущего — передача души себе прошлой. И вот тут всё ломается нахер!
Даже с учётом того, что к финалу я буду пережигать достаточно своей души, чтобы всегда выходить в ноль, нет трюков, позволяющих как-то свести к одному числу количество прошедших этот цикл душ. Кроме одного — перевёрнутой набок восьмёрки. Откуда тогда взялись эти бесконечные версии меня, ужатые в компактную сингулярность? ДА Я ВООБЩЕ ПОНЯТИЯ НЕ ИМЕЮ!
Может быть, это всё бред свихнувшегося от ужаса сознания, краешком коснувшегося танца вечности. Попытка несчастного ума отвлечься от творимого нами ужаса.
Тонким звоном то ли колокольчиков, то ли клавиш отзывались кусочки моих душ, танцем сплетаясь в архизаклинание. Силой чужих пылающих душ они взламывали мироздание, паутиной оплетая эйдос мира. Бесконечные Твайлайт Спаркл плели свою магию.
Тьма почувствовала неладное и попыталась остановить нас. Ага, удачи, эту дрянь оттачивали бесконечно долго. Нет ни в одном из миров той силы, что способна остановить безумную пляску бесконечных Твайлайт.
Ярко вспыхнули чужие души, предсмертным воплем разбив моё израненное сердце. Метафорически. Нормальные страдания пони, невольно окончательно уничтожившей больше сотни разумных. Никакой метафизики.
Их смерть породила мощь столь колоссальную, что я просто не могла её осознать. Махина архизаклинания приняла и поглотила эту силу и… застыла. Весь мир застыл. ВСЁ застыло. Застыло в ожидании моего решения. Я словно на кончике иглы: малейшее движение — и вся эта мощь сорвётся и обратит в пепел целый мир. Обманчивое ощущение. Юмор злодейки-судьбы. Почему-то нельзя просто заставить меня обратить эту реальность в пепел без моего осознанного на то согласия. И как вишенка на торте — мне дали целую вечность, чтобы принять это решение. И как нож в спину — мне дали полное понимание последствий.
Действительно забавно. У нас целую бесконечность был выход… которым мы не желали воспользоваться. Слишком чудовищно было архизаклинание. Вместе с миром сгинут души всех его обитателей. Пятьдесят четыре триллиона душ! От крохотных душ мелких насекомых, до невероятно огромных божественных душ. Сгинут все, и сгинут окончательно, без права на возрождение. Исчезли те рамки, что не позволяли осознать масштаб — теперь я понимала, сколько это, пятьдесят четыре триллиона.
Уничтожить даже одну душу — страшнейшие преступление даже по меркам моих врагов. Сама Тьма не допускала даже мысли о подобном, жестоко карая своих адептов, устремивших взор на эту тему. За убитую мной сотню… не знаю. Нет таких наказаний. Честно говоря, я сомневаюсь, что спасение нашего мира от Тьмы стоило хотя бы этой сотни. Впрочем, нет, не сомневаюсь. Оно того не стоило. Потому этот цикл будет длится вечно. Я не соглашусь на такой размен. Да, наш мир захватит Тьма, почти все будут страдать (хотя и не так чтобы сильно), мои подруги умрут, меня саму будут пытать, насиловать и делать вещи похуже… но всё это лишь одна жизнь. У наших душ впереди неисчислимое множество новых жизней в неисчислимом множестве миров. И этот краткий миг нашего существования не стоит того, чтобы обратить в ничто пятьдесят четыре триллиона душ. Я приняла решение.
Не знаю, что изменилось на этом цикле. Может, накопилась критическая масса боли моих душ, может, кому-то просто надоело наблюдать бесконечные циклы, а может, виновата случайная квантовая флуктуация безымянного электрона в глубине мозга. Не знаю.
Я приняла решение. И это не было то же самое решение, что целую бесконечность циклов до. Я осознала всю ценность каждой души. Осознала всю чудовищность того, что собираюсь сделать. И с диким, безумным визгом вдавила мысленную Красную кнопку.
Магия обрушилась на несчастный мир. Вспорола беззащитную обыденность, ломала физику — кости мироздания, по пульсирующим артериям пробиралась к сердцу, выгрызая мясистые куски материальности. Пожирала каждую душу, до которой могла дотянуться.
Кажется, я кричала. Пыталась остановить безумие собственной магии. Тысячу раз пожалела о принятом решении. Бесполезно. Всё, на что меня хватало — это не дать магии сожрать моих друзей. Кажется, они даже не понимали происходящего. Видели лишь бессмысленные спецэффекты. Чёрное небо и бушующее северное сияние (выглядело оно откровенно хищно). Огромные дыры, разверзающиеся тут и там, на земле и в воздухе, истекающие пульсирующей кровью.
Быть может, хоть что-то понимал Дилон… если вообще был способен что-то понимать. Глаза хищника — два чёрных провала, два зеркала несуществующей души, два окна в бездну. Шкура местами лопалась, но под ней были не плоть и мясо, а непроглядная тьма, сочащаяся едким бесцветным дымом, разъедающим пространство. Пасть приоткрыта в болезненном оскале, зубы полосуют реальность, медленно отъедая кубометры мировой геометрии.
Хотелось бы мне сказать, что это длилось вечность. Мне так и показалось. Три минуты четырнадцать секунд магия жрала души. Стоило последней распасться — и мощь архизаклинания превысила какой-то порог. Мир не выдержал нагрузки, развеялись остатки материальности. Мы остались в небытие межмирья. Наедине с миром, который я так старалась уничтожить.
Разумеется, это не всё! Любой мир — это не только энное количество материального пространства с прилагающейся начинкой. Есть ещё эйдос — суть мира, его сердце; но и это не всё. Мир — это сингулярность. Бесконечность, ужатая в точку. Буквально делённая на ноль. Противоестественная операция над противоественным явлением порождает настолько фатальный… да я даже не знаю, как это прилично обозвать. Чисто технически сама сингулярность меня не интересовала. Чтобы признать мир полноценно уничтоженным (и соответственно избавиться от временной петли), достаточно разрушить эйдос. Вот только он связан с сингулярностью, как текст с чернилами.
Лично у меня даже идей не было, как с этим сражаться. Зато магия знала, что делать. Архизаклинание отнюдь не закончило действовать. Наоборот, до этого был лишь подготовительный этап. И, кажется, у всех архизаклинаний есть традиция. Они срабатывают по мне!
Поток энергии испепелил моё тело, огнём пропитал душу. Я словно оказалась на кончике молнии. И молния эта ударила в сингулярность, буквально спаивая нас вместе. Мир не был беззащитной овечкой. Пускай этот не обладал полноценным самосознанием, как наш, но и того что было, хватило, чтобы попытаться меня уничтожить. Удар чуждой мощью едва не разорвал мою душу на части, и сразу за этим сингулярность попыталась меня сожрать. Будь на моём месте любое другое существо — и у неё бы получилось. Сложно что-то противопоставить бесконечности, такую карту нечем крыть. Только я сама была бесконечностью, ужатой до ограниченного объёма. Да, моя душа тоже сингулярность. Мы с миром были сущностями одного порядка. К моему удивлению, моя душа попыталась сожрать мир.
Мы с миром пыталась сожрать друг друга, но никто не мог одержать верх. Мы были равны в своей неуязвимости и своей беспомощности. Временная петля начала размыкаться (или, скорее, наоборот, замыкаться), кольцом пуская сквозь нас очередную бесконечность — бесконечность времени и энергии. Архизаклинание продолжало спаивать нас воедино, равнодушно и деловито. Ему было плевать, какая из бесконечностей победит в этом противостоянии, и у всех трёх были примерно равные шансы. Мы достигли шаткого равновесия.
Осознание пришло внезапно. Нас было не трое. Я была не одна. Пускай остальные не понимали, что происходит, но они с готовностью отозвались на мой зов. Пускай на фоне этого безумия их силы были ничтожны, но не голой мощью решалось наше противостояние.
Пять пони ослепительно сияли на фоне пустоты. Наша связь напряглась до предела, пять пони передавали мне сильнейшие черты своих личностей. Увы, не самые лучшие, сейчас они были бесполезны, совсем наоборот.
От Эпплджек мне досталась упрямство. Глупое и слепое, вынуждающее игнорировать «малозначимое», крушить всё на своём пути.
От Флаттершай я получила кровавую ярость, дарующую силу, но затмевающее взор разума и сердца.
От Рэрити пришла одержимость. Та самая, что возвела её на вершины мастерства, заставляя раз за разом оттачивать навыки… даже если это значило творить зверства (как она качала хирургию, пугало даже Дилона).
От Пинки — безумие. Игнорирующее любые законы и правила, позволяющее нырять глубоко за границы возможного. Бесценный дар в моей ситуации.
Только Рейнбоу Дэш поделилась со мной не просто чем-то относительно полезным, но по-настоящему светлым. Неотъемлемой частью в её душе пылала свобода. И пускай невзгоды и боль уменьшили это пламя, погасить его было решительно невозможно.
Тускло, словно издалека, вспыхнул жёлтый огонёк. С упрямой улыбкой Сиба одолжила мне основное качество своей души. То, что заставляло её рвать свою душу на части снова и снова, вставать после любых ударов, день за днём жить с невыносимой болью. То, что было сильнее смерти и времени, сильнее всего, что я встречала ранее, сильнее, чем это было возможно. Верность.
Я добавила от себя лишь одно — любовь, а остальное отбросила. Лишь эти семь нот звучали в моей песне. Лишь эти семь качеств я отправила против сразу двух бесконечностей. Что можно противопоставить такому набору? Как оказалось — ничего. Сразу две бесконечности стали частью меня.
Есть такое выражение «натянуть сову на глобус». Сейчас я поняла, что при этом чувствует бедная сова. Сущности, многократно превосходящие возможности моего понимания становились частью меня.

Обстановка до боли знакома. Казённые зелёные стены. Грязный потолок. Тусклый светильник. Железная дверь. Смесь характерного больничного запаха и едкой, подспудно ощущаемой вони безумия. Только окна нет.
Выбраться не получается. Я привязана к кровати надёжно. Онемевший рог на магию не способен. Душа… сомневаюсь, что ЭТО можно так назвать, но оно никак не может помочь. Да и я её почти не ощущаю. Остаётся ждать. И я жду. Терпеливо, смиренно. Время словно кисель. Оно течёт вокруг, но не касается меня. Секунды накапливаются, собираются в минуты, минуты склеиваются в часы, часы вязкой жижей образуют дни. Я жду.
Иногда слух тревожат далёкие крики, плач, стоны, всхлипывания. Я жду. Мне не приходит в голову мысль считать время — это бессмысленно. Иногда слух тревожит едва слышный скрип тележки, цокот шагов. Пока однажды не останавливается возле моей… комнаты, палаты, камеры? Не знаю. Протяжный скрип открывающейся двери. Причитающая старушка с тележкой полной лекарств. Даже не дежавю — полное повторение старого сценария.
Всё действительно повторяется как тогда, вплоть до каждого слова. Пытаюсь развести старушку на диалог. Тест Тьюринга она не проходит, твердит одно и тоже.
Окна. На всю больницу ни одного окна. Странно. В прошлый раз были.
— Ну и зачем всё это? — равнодушно спрашиваю у Махишварана, не дав тому и рта раскрыть. — Мы оба знаем, что это всё иллюзии. Уверена, большая часть ваших книг пусты внутри, ведь я никогда не читала их.
— Ошибаешься. Сейчас у нашего сознания достаточно мощности, чтобы хоть целую библиотеку заполнить. Можешь проверить, все эти книги полны связного и разумного текста.
Голос жеребца равнодушен и холоден.
— Кто ты? — спрашиваю я, склонив голову на бок.
— Я — Твайлайт Спракл, — так же равнодушно отвечает он. — Точнее её часть. Одна из защитных функций подсознания. Отвечаю за сохранение целостности.
— Ты — часть меня. Ясно. Тогда зачем...
— Я не часть тебя, — перебил меня Махишваран (я решила пока звать его так, за отсутствием других имён). — Ты такая же Твайлайт Спаркл как я. Часть её личности, пускай и более ощутимая чем я. Ты — часть её самосознания. Логичность, рациональность, благоразумие, целесообразность.
Его слова не вызывают у меня доверия, но я верю фактам. Я не испытываю эмоций, не пытаюсь думать о том, на что не могу повлиять, не следую характерным для Твайлайт шаблонам поведения. Мои реакции нестандартны не только для Твайлайт — для моего вида в целом.
— Понимаю. Можешь меня развязать, в драку не полезу.
Путы тут же спадают, я покидаю неудобное кресло, оглядываюсь. Сзади стоял некто, похожий на Сиваса. Глаза у него были зелёными, вместо радужки — металлическая диафрагма. Демонстративно, нарочито.
— Нейросеть, — с ехидным оскалом представился он или она, по голосу не понять, он нарочито безлик и механистичен. — Кажется, архизаклинание, уничтожив наше тело, впечатало мою информационную матрицу прямо в теперь уже НАШУ душу.
Опускаю взгляд вниз. Сидела она так, что пол определить было легко. Внешность у Дилона… скажем так, усреднённая, но сам он жеребец, так что и нейросеть я скорее по привычке посчитала жеребцом. Однако, в вопросах самоидентификации она склонилась на другую сторону. Заметив мой взгляд, нейросеть целомудренно обвила ноги хвостом. Молча ей киваю и задаю главный вопрос:
— Что происходит?
— Его проф.непригодность, — нейросеть обвиняющее ткнула копытом в Махишварана.
Возмущалась она гипертрофированно, показушно. Под тяжелыми взглядами меня и Махишварана нейросеть смутилась, потупилась. Только она проявляла эмоции и это делало их неуместными.
— Распад. — ответил Махишваран. — Сознание Твайлайт Спаркл не выдержало слияния со структурами такого порядка. Важную роль в этом сыграла потеря центра кристаллизация — души. Это и не позволило просто воссоздать сознание заново.
— Центр кристаллизации?
— Да, мы решили называть это так. Разум строится на основе души. — Махишваран поднял копыто и на нём зажегся огонёк. — «Вокруг» души выстраивается подсознание.
Возле огонька вспыхнули слои запутанных схем. Десятки линий устремлялись вглубь, к душе, сотни вниз, к схематичному отображению телу. Тысячи — вверх.
— И на базе этого формируется личность, — закончила я, и над этой конструкцией вспыхнуло хаотичное облачко. К нему и шли те тысячи линий.
— Да. В случае если сознание стабильно, душу можно извлечь из схемы без потери функциональности.
— Ага, если не считать ей потерю разумности, — фыркнула нейросеть. — Без души это всё...
— Мы в курсе, — перебил её Махишваран. Я согласно кивнула.
— С вами поразительно тяжело иметь дело! — она прикрыл глаза.
— Что мешает использовать в качестве центра то, что получилось вместо души?
— Схема рассчитана быть внешней, — ответила земнопони. — А у нас нет внешней аппаратуры. То, что есть, способно поддерживать сознание, но для этого нам где-то нужно взять сознание. И нет, осколки не подойдут. К примеру, ты, оказавшись вовне, даже телом управлять не сможешь. И это будет наименьшая из твоих проблем.
Несколько секунд на раздумья, и я вижу нестыковку.
— Мне известны случаи функционирования разума без тела.
— Сейчас наш контроль не столь велик, чтобы заставить нашу, кхм, «душу» продуцировать внешние структуры. Да и для этого эти структуры сначала надо создать, с чем у нас и возникли проблемы.
— Что мешать использовать один из осколков в качестве центра кристаллизации?
— Это мы и пытаемся сделать, — кивнул Махишваран. — Пока результаты плачевны.
— Мы перепробовали почти все относительно положительные осколки Твайлайт, но всё безрезультатно, — печально вздохнула нейросеть. — И проблема тут не только в них. Просто мы не единственные претенденты на нашу душу. Просто посмотри сама.
Она указала копытом на окно. Единственное виденное мной окно в этом месте. Зрелище было… впечатляющим. Слева была сингулярность. Полыхающая бесконечность энергии просто не могла выглядеть безобидно! Казалось, ещё миг — и она взорвётся, разнесёт тут всё на атомы. Я никак не могла понять, что вижу — то ли точку, то ли уходящую куда-то вдаль стену. Восприятие шалило. А вот справа...
— Помнишь ту штуку, в которую превращалась Эпплджек? — нейросеть легко предсказала мой вопрос. — Как оказалось, у нас есть похожая. Она, между прочим, в некотором роде тоже Твайлайт Спаркл. Как и сингулярность.
Это был гиперкуб. Кажется, десятимерный — декеракт. Сам гиперкуб оставался неизменным и неподвижным… а вот пространство вокруг него постоянно изменяло свою размеренность, то сжимаясь в плоскость, то разрастаясь до десятимерности. Да и способы отображения декеракта менялись. Он… проецировал себя на пространство. Как трёхмерные фигуры можно отобразить на двумерной плоскости (обычно — бумаге), так и он проецировал себя в разномерные пространства. Учитывая меняющуюся размерность пространства — мозги закипали мгновенно. Вот это проекция десятимерного куба на трёхмерное пространство, а вот уже семимерная проекция на пятимерное пространство. И нет, я сама не понимаю, что это значит и даже как это выглядит. Кажется, у меня просто нет способов даже воспринимать это, не то что записывать в память.
Как я вообще понимаю, что происходит?
— А на базе чего, по-твоему, мы и запускаем осколки, неспособные к самостоятельному функционированию? — ехидно отозвалась нейросеть на мой вопрос. Как-то комментировать её достоинства я не стала. Молча кивнула, попутно раздумывая, что мне может дать эта информация.
— Мне нужна память прошлых попыток.
— Сделано, — цокнула копытом нейросеть. И я погрузилась в раздумья.
То, что осталось от привычной Твайлайт Спаркл в этом пространстве, было воплощено в виде огромного Дома Покоя. В палатах были заперты осколки Твайлайт Спаркл, вместо персонала — куски её подсознания.
Между всеми тремя силами была платформа. Как наше противостояние её не разрушило я не знаю, но от нашей территории к ней вела дорога. Мне придётся дойти до платформы (само по себе тяжёлая задача — не все с ней справились) и попробовать присвоить и организовать все три части Твайлайт. Разум, душу и… гиперкуб. Как он вообще сюда затесался?
— В текущей конфигурации и пытаться не стоит, — вынесла я вердикт. — Надо кое-что поправить...
— НЕТ!!! — рявкнула нейросеть. — Мы НЕ будем стирать части Твайлайт Спаркл! Это АБСОЛЮТНО не допустимо!
Я осознала — ещё не прозвучал один важный вопрос.
— Ты не доверяешь мне. Почему? Почему вы считаете, что я — худший из сколь-нибудь допустимых осколков?
— Я — единственная, кто сохраняет память о прошлых циклах, — успокоившись начала нейросеть. — Немного, но там есть память о том, ЧТО случается, когда Твайлайт теряет эмоции, когда она становится существом чистой логики… становится тобой. И я не хочу...
— Твои выводы неверны, — перебила я. — В нормальных условиях такое невозможно. В ненормальных неизбежны повреждения личности. Искажения ориентиров и ценностей. Сбой логических цепочек. Неверная трактовка причинно-следственных связей. Я меньше этому подвержена — условия распада не столь травмирующие, как то, что ты описываешь.
Мои слова сбили нейросеть столку.
— В любом случае, чувство вины такой силы порождает столь мощную жажду саморазрушения, что вся эта затея теряет смысл. Безумие же мешает формированию взаимосвязей между частями личности на самом начальном этапе.
Нейросеть молчала почти десяток секунд, пристально разглядывая меня исподлобья.
— Может, ты и права. Может, я действительно неправильно оцениваю ситуацию, но подумай вот о чём: личность — очень тонкий механизм. Взаимосвязи зачастую тонки и неочевидны. Что случится, если мы просто уберём вину? Не потеряет ли Твайлайт саму возможность осознавать моральность своих поступков?
— А это настолько важно? Сейчас речь идёт не о том, что будет после, а о том, будет ли это «после» вообще. Власть могут захватить и наши противники, а они не настроены на объединение. Нас просто отбросят, сотрут.
В этот раз нейросеть молчала долго. Очень долго. Все ресурсы, выделяемые мне, были отозваны, вернув меня в пассивно-ожидающее состояние.
Наконец, всё вернулось, и нейросеть молча кивнула. Разумеется, исполнять задуманное пришлось мне. Она не может вредить Твайлайт Спаркл. Даже её частям. Честно говоря, ей пришлось очень вольно истолковать свою программу, чтобы позволить мне это сделать. Я чувствовала это, когда открывала тяжёлую стальную дверь палаты. В каждом движении, в микролагах собственного сознания, порывистых движениях. Весь наш маленький мирок вздрагивал от противоречий, раздиравших нейросеть. Происходящее давалось ей с трудом. Я едва не упала, стоило лишь открыть дверь.
Мы ведь не были полноценными личностями — лишь осколки. Нейросеть достраивала необходимые кусочки. Только необходимый минимум, на большее её не хватало. Сейчас требовалось поддерживать сразу два осколка.
Густой туман неотрисовки укатал Дом Покоя. Исчезали мелкие детали — царапины на стенах, неровности покраски. Пропали источники света, свет стал равномерным, исчезли тени. Пропали почти все звуки. Шерстинки и волосы слились в однородное покрытие, очертания тела стали угловатыми, оно словно онемело — осязание упрощалось до минимума. Запахи исчезли вовсе.
Я чувствовала, как перераспределяются вычислительные мощности моей личности; перестраиваются, упрощаются, оптимизируются алгоритмы. Меня низводят до функции, инструмента, вычислительной машины, чтобы другой осколок личности мог полноценно существовать. Да, нейросеть отдавала ей большее предпочтение. И это было понятно. Чувство вины Твайлайт Спаркл было в три с половиной раза больше её логики. Довольно логично для пони, только что отправившей в небытие пятьдесят четыре триллиона душ. К тому же, она была не просто чувством. Она была тем, что позволяло эту вину ощущать. По итогу этот осколок был в десяток раз больше меня.
Она плакала. Вздрагивали плечи. Тихие, почти неслышно всхлипывания подрывали тишину.
— Я пришла убить тебя, — мой голос прозвучал словно гром в этой тишине.
— В этом нет смысла, — неожиданно сухо отозвалась Вина. — Мы все должны исчезнуть. Твайлайт Спаркл не должна существовать.
— Тогда все пятьдесят четыре триллиона смертей будут напрасны, — как нечто само собой разумеющееся ответила я. — Если Твайлайт Спаркл умрёт сейчас, получится то же самое, как если бы она умерла в любой момент до этих событий. Мне неведомы твои чувства, но даже я не хочу, чтобы столько жизней исчезли напрасно.
— Мы не сможем искупить наши грехи...
— Но можем сделать всё, что в наших силах. Пускай этого никогда не будет достаточно, но это будет хоть что-то. Не добавляй бездействие к списку наших грехов.
— Ты… — её голос дрогнул, особенно громкий всхлип не дал воцариться тишине. — ты права! Я… я так виновата! Из-за меня мы могли упустить шанс хоть что-то исправить!
Я не стала слушать, что она скажет дальше. Мне было всё равно. Хорошо, что у меня нет эмоций. Нож легко вошёл между рёбрами, точно пронзив сердце. Где-то далеко тонко закричала нейросеть, оглушённая болью потери. Вина дрогнула напоследок и застыла. Серость постепенно расползалась от ножа, обращая тело в серый песок. Невероятно детализированный, словно настоящий, разительно контрастирующий со всем, что я видела вокруг. Будь детализация в норме, я бы и не обратила внимание. Этот песок нейросеть не отрисовывала. Это было нечто другой природы. Песок я припрятала, быстро создав себе маленький модуль на инвентарь. Это было сложно, но я кое-как справилась.
С безумием я не церемонилась. Метнула нож почти не глядя, вложив всю доступную магию в бросок. Стараясь успеть до того, как нейросеть наладит с ней контакт. Безумие была единственным осколком, способным функционировать самостоятельно, но даже она не могла двигаться в этом пространстве без взаимодействия с нейросетью. Чем я и воспользовалась.
Если описать мои отношения к этому осколку одним словом, то самым подходящим будет страх. Её действия нельзя предсказать, как и границы её возможностей. Она легко может разрушить все мои планы. Или наоборот, но риск не оправдан. Поэтому я пронзила её голову (именно голову, другие раны вряд ли смогут её хотя бы задержать) ножом с такой поспешностью. А затем я эту голову отрезала. Просто на всякий случай. Отрезать остальные конечности я посчитала излишним, но всё же сделала и это. Безопасности много не бывает.
Где-то на середине процесса нейросеть брезгливо «отвернулась» перестав контролировать и записывать происходящее в этой камере. Чем я и воспользовалась, вырезав сердце Безумия и спрятав. То, что осталось от этого осколка я благоразумно сожгла. Тот факт, что он, в отличие от Вины, так и не рассыпался меня ОЧЕНЬ беспокоил.
Я в центре всех сил, на границе меж ними. На платформе. Это важно. Осколки разума Твайлайт Спаркл пытались вернуть её сотни раз и сотни раз терпели неудачу. Что они делали не так? Чего они не понимали?
Я стою на платформе. Это важно. Она неподвижна. Она неизменна. Всегда — фундамент зарождающей личности, неумолимо разрушаемой буйством сил. Никто не придал ей значения. Зря. Платформа важна. Но для чего? Или… для кого? Для Твайлайт Спаркл? Сотни раз её пыталась восстановить на этой платформе. Твайлайт Спаркл? Неудивительно, что никто не понял. Настоящая Твайлайт сообразила бы даже раньше меня.
Я вновь достаю нож, впервые задумавшись откуда он меня. А ножик-то боевой! Что есть главное оружие логики? Что материализовалось в этот нож? Мне не важен ответ. Главное — он острый. Это я подтверждаю на себе, одним движением вспарывая грудь. Больно. Не та боль, что хранит память. Менее… эмоциональная, холодно-информативная. Из «инвентаря» достаю всё ещё трепещущий комок плоти, с пылающей внутри зелёной искрой хаоса. Рывком раскрываю рёбра и вбиваю сердце Безумия в собственное тело. Этот мир иллюзорен, поэтому можно обойтись без операций. Рана заживает за считанные секунды, а новое сердце врастает и того быстрее.
Я прислушиваюсь к изменениям в себе и, следуя старой традиции, довольно скалюсь. Пару секунд, не больше. Мощный взмах крыльев — и я взымаю вверх, выше трёх противоборствующих сил. И падаю вниз. Прямо на гиперкуб. Переменчивые грани разрывают тело на части, и я рассыпаюсь снопом фиолетовых искр.
О чем забыли все, кто пытался до меня? Здесь нет НИЧЕГО кроме Твайлайт Спракл. И бушующая сингулярность, и переменчиво-статичный гиперкуб. С ними нельзя бороться — это просто невозможно. Пытаясь отрицать одну из частей, неизбежно внесёшь дисбаланс во всю систему.
Одна из главных особенностей рационального существа это способность менять своё мнение, если того велят факты. Это одновременно твёрдость и гибкость убеждений. Рациональность не купится на дешёвые уловки, но будет стремиться к правде, какой бы горькой она ни была. Даже логика будет меняться в угоду рациональности.
Я была разорвана на тысячи кусочков, но даже это меня не уничтожило. «Познавай, понимай» — твердила моя суть. И искры нитями тянулись друг к другу, связывались, образуя сложную систему, постепенно понимая и осваивая особые свойства гиперкуба, его переменчивого пространства и чёрного света. Подобно фениксу я восставала из пепла, обновлённая и улучшенная. Но самое главное — я интегрировалась в сущность, которую считала гиперкубом. И мы пришли в движение.
Гиперкуб поплыл к центру платформы, и сингулярность двинулась ему навстречу. Беспрепятственно прошла меж переменчивых граней и застыла в центре, оплетённая бесчисленными фиолетовыми нитями.
Опали стены Дома Покоя, тенями вырвались на волю его узники — осколки личности прежней Твайлайт. Они вязли в паутине моих нитей внутри куба. Интегрировались и упорядочивались. Я познавала себя, переделывала и переплетала сообразно тому, что открывалось мне.
Сворачивалось пространство — нейросеть, имитирующая его, становилась частью нашего общего единства. Отдельной, но при этом столь глубоко вплетённой частью, что я уже не могла точно сказать, где начиналась граница между нами.
Всё плыло и менялось, сливалось в едином порыве. Немного безумном, немного логичном. Ни капли не упорядочено, но, признаюсь по секрету самой себе, так мне больше нравится.
Твайлайт Спаркл возрождалась. Я возрождалась. Всё та же старая Твайлайт. Почти. Когда процесс был на грани завершения, бушующая бездна внутренней силы вырвалась наружу, захватила контроль, по-новому структурируя кусочки личности, превращая их в нечто странное и… мощное. К своему удивлению, я понимала происходящее и потому не противилась.
Процесс был столь велик и мощен, что даже в пустоте межмирья я обретала ясную форму (не сильно-то и отличавшуюся от моей физической). Это пугало до жути многих разумных. Боги и смертные пытались помешать моему рождению. Мириады атак пытались дотянуться до меня, но все вязли в жадной пустоте Сиваса. Как бы ни извращались враги, с какой стороны и какой бы мерности ни были атаки, Дилон пожирал их все. Хищник поступил до обидного просто. Немного исказил своё восприятие межмирья: спереди враги, позади друзья, а между — он. Очень просто и бесконечно эффективно. Хитрые выверты и трюки ломались о линейную простоту странного хищника.
Не только тьма пыталась убить меня. Гибель целого мира вместе с принадлежащими ему душами — слишком ужасающее событие. Меня атаковали и тёмные, и светлые, и серые, принадлежащие другим силам и не принадлежащие никому и ничему. Меня пытались убить все, кто мог дотянуться. Плевать. Домой. Пора домой. Всё уже закончилось.
Хватило лишь желания — и мы вывались в привычное пространство, под защиту родного мира. Я с ужасом поняла, что абсолютна беспомощна. Моя новорождённая сущность ещё мягка и податлива, хрупка и беззащитна. Наши враги знали это, ибо не раз видели подобные процессы.
Вслед за нами пространство вспороли воины Тьмы. Десятки полыхающим могуществом созданий. Сильнее всех, кто приходил раньше. Один из них был самым настоящим богом. Он и в подмётки не годился Владыке, но всё же это был полноценный бог.
Огромный прямоходящий, больше двух метров ростом, в тяжёлой броне и с жутким двуручным мечом сделал шаг ко мне. И вскинул своё чудовищное оружие. Конец. Это конец.
Удар был страшен. Слишком. В единый взмах мечом воин вложил столько сил, что наш хрупкий мир не выдержал. Меч буквально расколол пространство, погрузился в него, так и не навредив мне. Чёрный свет проник из-за разлома. А вслед за ним вырвалось нечто. Непонятной мерности, хаотичных форм. Отдалённо напоминающее то, во что превращалась Эпплджек. Оно схватило воина и… просто утащило его. За те мгновения, пока разлом не схлопнулся, я почувствовала смерть порождения Тьмы.
Остальные замерли, с ужасом смотря туда, где только что погиб их товарищ. Пара мгновений, но они решили всё. К нам пришла помощь. Десятки ярких снарядов прошили пространство, рыжей молнией одного из тёмных сбила с ног… Скуталу! С неба спикировало… нечто железное, отдалённо напоминающее птицу, и придавило и воина, и жеребёнка. Тёмный этого не пережил, а вот кобылка как-то оказалась внутри этой штуки. Чтобы вместе с ней взмыть в воздух, уступая место сражения своей подруге.
С хлопком появилась Свити Белль. У неё были крылья. И пушки. Она никого не убила, но привлекла внимание и изранила почти всех. А следом поле боя осветило Чёрным светом. Жуткое нечто явилось на поле боя. Я уже видела его в будущем, которого не будет. Это была Эпплблум. И она сходу кого-то сожрала. А затем вернулась Скут, филигранно придавив ещё одного и одарив остальных залпами бортовых орудий.
А следом пришёл Стил Рейн. И Буч. Эти двое не оставили врагам шансов, но и это оказалось не всё. Селестия и Луна обрушились с небес, эффектно закончив бой.
«А в бездну всё» — решила я, самозабвенно теряя сознание.