Проишествие в Эпплузе

Происшествие в Эпплузе

Поезд из Кантерлота прибыл на конечную станцию ровно в девять часов двадцать минут по местному времени. Паровоз обдал клубом дыма пустынную платформу и, заскрипев колёсами, остановился у хлипкого деревянного вокзальчика. Двери одного из вагонов растворились с хищным лязгом, оттуда вышла единорожка с внушительным саквояжем и быстро зашагала по пустынной улице. Из поезда вышла и другая публика, но она тут же разбрелась по своим делам.

Вся фигура пони с портфелем говорили о её уверенности в своём превосходстве над окружающими. Несмотря на жаркую погоду, шляпы она не носила, зато была плотно упакована в дорогой тесный чёрный пиджак, из ряда тех тесных неудобных пиджаков, которые отчего-то так любят крупные бизнесмены Мейнхэттена и Кантерлота. Впрочем, оставим причуды богатых на их откуп.

Пройдя пару пустынных в это время суток кварталов, приезжая очутилась в самом центре Эпплузы. На этом перекрёстке располагались два самых важных здания города: участок шерифа с облезлой серебристой звездой над входом и салун «Соляная глыба» с мерно поскрипывавшими под напором южного ветра створками дверей. Ещё на этой улице были два здания рангом пониже. Это были банки Первый Эпплузский и Первый Южный. Приезжая бесстрастно оглядела оба банка и решительно направилась в Первый Эпплузский. Она не останавливала своих уверенных и тщательно выверенных шагов, пока не упёрлась в окошечко главного бухгалтера.

— Мы принимаем с десяти, — протирая пенсне, отозвался главный бухгалтер, астеничный песочный земнопони с высокими залысинами. На Юге все заведения начинали работать позже обычного, не исключая даже универсальных магазинов круглосуточного обслуживания.

— Мне это известно, — холодно процедила сквозь зубы единорожка. – Разрешите вручить вам мою карточку.

Главный бухгалтер водрузил на нос норовящие съехать пенсне, взял протянутый прямоугольник дорогого, качественного картона и внимательно прочёл:

«П. Стайнер
Ревизор Эквестрийских банков»

— Д-да, конечно, пройдите сюда, мадам Стайнер, — заспешил бухгалтер, чуть не потеряв пенсне. – Вы тут впервые… Мы не знали о вашем приезде.

Не мешкая, мистер Абакус (а именно так звали почтенного бухгалтера) пропустил ревизора в самое сердце банка и по очереди представил ей весь находившийся в наличии персонал. К великому счастью мистера Абакуса, никто сегодня не решил полежать в постели подольше, поэтому на месте были все, кроме старого Пласа, который догадался оформить отпуск для посещения матча любимой бакбольной команды, и потому мог отсутствовать сегодня в банке вполне официально.

— Честно говоря, я ожидал увидеть мистера Кальвадоса, — сообщил бухгалтер. – Вот уже без трёх месяцев семь лет, как нас ревизует Кэл. Но, думаю, и вам будет не в чем нас упрекнуть, учитывая застой в делах по всей стране. Миллиардами похвастаться не можем, но хорошую встряску выдержим.

— Мистер Кальвадос и я поменялись районами по предложению сверху, — сухо ответила Стайнер. – Он теперь ревизует мои банки в Балтимэйре. Если разрешите, я приступлю к проверке кассы.

Мисс Дебет, кассирша, уже раскладывала на потёртом вишнёвом прилавке всю наличность. Она прекрасно знала, что у неё на месте всё вплоть до последнего бита, но всё-таки крайне суетилась и неловко ёрзала на стуле. И все в банке разделяли её волнение. От мадам Стайнер веяло такой безжалостной стужей, что, казалось, одно её присутствие являлось обвинительным актом. Всем своим видом она говорила, что никогда не ошибается и не простит ошибки никому.

Стайнер с проворством бывалого шулера пересчитала все пачки расписок. Золотые биты порхали в воздухе, словно стаи голодных параспрайтов, переправляясь из одного мешка в другой. Она сосчитала всё до единого бита. Она попросила весы и взвесила каждый мешок серебра в кладовой. Она пытала вопросами Дебет по поводу каждого документа, и делала это вежливо, но с таким неприятным холодком, что у бедной кассирши потел лоб и заплетался язык.

Мадам Стайнер была полной противоположностью своего предшественника – мистера Кальвадоса. Тот сам был эпплузцем, приходился каким-то родственником половине банка и приезжал в Эпплузу вовсе не затем, чтобы проверять банк. Его даже никто и не называл полным именем, ограничиваясь простым «Кэлом», а уж слово «мистер» в его отношении и вовсе было под строжайшим запретом. Входя в банк, Кэл сразу угощал всех кантерлотскими конфетами, наполняя банк шумом, и принимался травить новые столичные анекдоты. С Дебет он обычно здоровался так: «А, крошка Дебет всё ещё здесь! Разве ты ещё не сбежала со всей кассой?» Проверка наличности также носила совершенно иной характер. Кэл скучающе рассматривал расписки, затем спускался в кладовую, пару раз поддевал ногой мешки со слитками, и заканчивал, приглашая всех в бар за свой счёт. До счёта монет дело не доходило никогда. «Что я, цыплёнок, чтоб по зёрнышку клевать?» — возмущался Кэл. Словом, никто не был против. Мисс Дебет помнила его ещё молодым жеребцом, катавшим её на шее во время очередного праздника.

Пока ревизор занималась подсчётом наличности, через чёрный ход в банк вошла Ред М. Эппл, в просторечии именуемая по своему среднему имени «шериф Мелба». Собственно, она не была шерифом уже пять лет, но кличка приелась и отлипать не думала. Найдя глазами нового ревизора, шериф отправилась в свой «загончик» (так он называл свой кабинет) и принялся читать полученные письма.

В это время произошло небольшое событие, ускользнувшее даже от цепкого взгляда мадам Стайнер. Как только ревизор с мисс Дебет скрылись в кладовой, мистер Абакус подмигнул пегасёнку-посыльному с несоразмерно большой кепке, и тот со всех юных крыльев понёсся к Первому Южному. Через четверть часа он вернулся с вчетверо сложенным куском бумаги в зубах. Шериф Мелба приняла у него записку, пробежала её глазами, сложила листок обратно, умело сложила из него самолётик и метко запустила прямиком в корзину для бумаг. В прошлом шериф успела побывать ещё и бакболисткой.

Несколько минут шериф напряжённо хмурилась, потирая виски копытами, а потом подошла к сейфу, открыла его, вытащила оттуда деревянную папку с золотым тиснением. Там лежали долговые обязательства клиентов банка вместе с ценными бумагами, представленными в обеспечение ссуд. Небрежно вытряхнув бумаги на стол, она принялась разбирать их на две стопки.

Между тем мадам Стайнер завершила проверку кассы. Карандаш в облачке магии летал над блокнотом, занося и вычёркивая столбцы чисел. Затем она повернулась к Дебет и отрывисто бросила:

— Касса в порядке.

Затем она с прежним упорством атаковала бухгалтера, заправлявшего лицевыми счетами. На несколько минут повисла тяжёлая гробовая тишина, лишь голубями взвивались в воздух балансовые ведомости да шелестят страницы гроссбуха.

— Как часто вы составляете баланс по лицевым счетам? – внезапно произнесла Стайнер.

— Р-раз в ме… месяц? – трусливо проблеял бухгалтер, прикидывая, могут ли его сослать на Луну за это.

— Правильно, — кивнула ревизор, не отрываясь от дел.

Скоро пришла пора потеть и протирать спадывающее больше обычного пенсне мистеру Абакусу под ковровой бомбардировкой вопросов о количестве акций, нераспределённых прибылях, недвижимой собственности и тому подобном.

Вдруг Стайнер почувствовала, что кто-то стоит у неё за спиной и незамедлительно обернулась. Её внимательному взору предстала крепко сбитая земнопони в видавшем виды жилете. В гриве цвета июльской листвы уже проглядывали седые пряди, превращая её в августовскую, но серые глаза смотрели на мир всё так же пронзительно, как и несколько десятилетий назад.

— Эм… миссис Ред Эппл, наш президент, — замявшись на секунду, представил пони друг другу мистер Абакус. – Мадам Стайнер, новый ревизор.

Они дежурно потрясли друг другу копыта. Трудно было представить себе двух более разных пони, чем эти две. Одна была дочерью мира прямых линий, всеобщей стандартификации, официальных отношений и растворимого кофе в семь тридцать утра ежедневно, без молока, ровно две ложки сахара. Другая же глубоко уходила корнями в природу. Ред Мелба Эппл не была сшита по одному лекалу. Хоть у неё на крупе и застыло взмывающееся ввысь лассо, она успела переменить за свою жизнь около десятка профессий от погонщицы скота и работницы на яблочной ферме до сыщика в Филлидельфии, где она заслужила своей дедукцией определённый авторитет, и шерифа Эпплузы, в чьём качестве она пробыла аж восемь лет. И теперь, когда она стала президентом банка, её старые приятели, проводившие с ней в молодости дни на ногах и ночи под открытым пряным небом прерий, не замечали в ней особых перемен. Она сколотила себе состояние, когда цена на эпплузские яблоки взлетела вверх, и не придумала ничего лучше, чем основать банк, названный Первым Эпплузским. Несмотря на её природное великодушие, дела у банка шли преотлично, потому что шериф Мелба видела насквозь не только яблоки да скотину, но и пони. Последние годы были убыточными для фермеров, и банк шерифа оказался одним из немногих, не понёсших серьёзных убытков.

— Таким образом, осталось только проверить ссуды, — окинув взглядом настенные часы, произнесла Стайнер. – Если не возражаете, мы этим займёмся.

Она ревизовала Первый Эпплузский с рекордной быстротой, но в то же время с внимательностью и аккуратностью, присущими ей во всём. К слову, ей облегчил задачу тот факт, что дела банка находились в состоянии, близком к идеальному. Стайнер знала, что в городе есть ещё один банк. Принцессы платили ей по пятьдесят битов за каждую ревизию. Скорее всего, рассчитывала она, проверка ссуд и векселей займёт у неё не более получаса. После этого можно будет немедленно перейти для ревизии в следующий банк и успеть на поезд до Кантерлота на двенадцать двадцать. Больше поездов в этот день не было, а перспектива останавливаться в этом скучном захолустном южном городке целые сутки её не прельщала. Вот почему мадам Стайнер так спешила.

— Прошу вас к моему столу, — хриплым, закалённым многими ночами на свежем воздухе голосом пригласила её шериф Мелба. – Я помогу вам в этом деле. Никто не знает каждый вексель этого банка лучше меня. Есть там молодняк, который ещё не совсем крепко стоит на ногах, а кому-то не хватает ещё одного клейма на спине, но к сроку всё будет в полном порядке.

Обе уселись за стол президента банка. Сперва ревизор в одно движение перебрала векселя, затем вновь принялась строчить в блокноте, складывая, умножая и вычитая. Убедившись, что итог сходится со значащейся в балансной книге суммой, она перешла к более крупным ссудам, обстоятельно вникая в каждый документ, в каждую подпись. Словно полицейская собака-ищейка, прильнув носом к асфальту, вынюхивает след сбежавшего преступника, Стайнер рыскала, петляла среди бумаг, пыталась найти малейшие несостыковки в счетах. В конце концов, она властным движением отодвинула в сторону все бумаги, кроме семи или восьми, и сообщила шерифу Мелбе строго протокольным тоном:

— Я полагаю, миссис, что дела вашего банка находятся в отменном положении, учитывая прошлогодний неурожай и общий экономический спад в районе. Счета и книги ведутся аккуратно. Убыток по просроченным платежам предвидится маленький. Я бы порекомендовала вам вплоть до следующего оживления в делах выдавать лишь краткосрочные займы на два или три месяца. Ещё одно дело, и ревизию можно считать завершённой. Вот здесь передо мною семь документов, всего на сумму девятнадцать тысяч пятьсот семьдесят три бита. Согласно описи, в обеспечение этой суммы имеются различные акции и ценные бумаги общей ценностью на тридцать тысяч битов. Однако в делах данные бумаги отсутствуют. Скорее всего, они в кладовых банка или в сейфе. Я хотела бы с ними ознакомиться.

Шериф Мелба твёрдо посмотрела в бледные водянистые глаза ревизора:

— Нет, мадам, — чётко проговорила она. – Этих бумаг нет ни в сейфе, ни в кладовых. Я взяла их лично. Можете считать меня ответственной за это.

По гриве Стайнер прокатилась дрожь волнения. На её вечно невозмутимом лице немного приподнялась бровь. Это стало для неё полной неожиданностью. Полицейская ищейка напала на след и теперь готовилась разразиться торжествующим лаем, призывая хозяев, таких же легавых, как и она сама.

— Вот как, — произнесла она. – Не соблаговолите ли дать подробные объяснения?

— Дам, — кивнула шериф. – Я взяла их, но не для себя, а чтобы выручить брата, попавшего в переплёт. Давайте проследуем в кабинет, там нам будет удобнее разговаривать на эту тему.

Ревизор последовала за ней в кабинет, располагавшийся в глубине здания. В кабинете стояли два стола: письменный красного дерева и обычный, а также несколько глубоких кресел. На стене висела старая широкополая шляпа шерифа Мелбы и её семейная фотография четвертьвековой давности.

Шериф жестом пригласила Стайнер к креслу, а сама села у окна, откуда ей был отлично виден весь перекрёсток. Она молчала, не спешив начинать разговор, и ревизор решила напомнить ей о своём существовании единственным доступным ей способом – официальным предупреждением:

— Вам, несомненно, известно, что ваше заявление, если только вы не сумеете от него отказаться, чревато для вас крайне серьёзными последствиями. Вам также известно, что я обязана предпринять…

— Прекрасно знаю, — перебила её шериф Мелба. – Как президент банка может не разбираться в вопросах финансового законодательства! Я не прошу снисхождения. Но раз уж я заговорила о брате, я бы хотела рассказать вам одну историю.

Стайнер поёрзала в кресле. Она прекрасно осознавала, что теперь ей не успеть до отправления поезда. Об этом не могло быть и речи. Придётся телеграфировать в Кантерлот, чтобы испросить ордер на арест миссис Ред М. Эппл, за этим последует распоряжение закрыть банк до выяснения обстоятельств. Мадам Стайнер раскрыла не один десяток преступлений разного уровня. Пару раз ей случалось вызывать такой поток страстей, что её чиновничья душа чуть было не поколебалась. И ещё ни разу она не встречала пони, который в столь трудное время держал бы себя с таким достоинством, как эта немолодая земнопони из Эпплузы. Ревизор поняла, что такая пони имеет право на то, чтобы её слова были внимательно выслушаны.

— Если вы родились в такой же большой и дружной семье, как наша семья Эпплов, — прикрыв глаза, начала шериф Мелба. – То вы будете питать братские чувства к каждому члену своей семьи. И будете готовы прощать им, пожалуй, практически всё. Но мой братец оказался гнилым семечком в яблоке.

«И всё-таки вы утащили для него тридцать тысяч битов», — про себя подметила Стайнер.

— Когда брат получил свою кьютимарку в виде сверла, мы были очень рады. Знаете, на ферме порой нужны не только фермеры, но и толковые строители, — шериф говорила медленно и певуче, порой останавливаясь, чтобы вспомнить детали. – Но оказалось, что он решил направить свой талант в иное русло. В пятнадцать лет он взломал сейф на станции и сбежал в Мейнхэттен. С тех пор он не возвращался в Эпплузу, хоть мы и пытались его вернуть всеми способами. В конце концов, мы потеряли надежду, погоревали немного, и продолжили жить дальше, стараясь про него не вспоминать. Впрочем, не вспоминать получалось плохо. В газетах время от времени всплывали объявления об ограблениях банков. Братец на них специализировался. Его несколько раз ловили, но он заимел нехилые связи в определённых кругах, потому за решёткой он не задерживался. Встретиться с ним мне пришлось не по своей воле. Аккурат через десять лет после его побега из дома я работала в Филлидельфии сыщиком. Как я там оказалась – долгая история. Если вы хотите, мадам Стайнер, я расскажу вам и её, но позже.

Шериф Мелба вздохнула, украдкой поглядев в окно. Стайнер не ответила, переменяя позу в кресле.

— Так вот, однажды мне пришёл заказ разыскать братца, – продолжала шериф. – Он только-только вышел из тюрьмы, снова принялся за старое, но быстро прилёг на дно, затаился. И найти его предложили мне, аргументировав это тем, что он мой брат, и потому я должна его хорошо знать.

Искала я его долго. Почти полгода прошло, прежде чем я смогла нацелить своё лассо на этого вёрткого типа. Он скрывался в одном маленьком городке к северу от Мейнхэттена. Я уж запамятовала название. Вычислила я его, когда он отправил своему бывшему партнёру по скользким делам письмо. Честно признаюсь, оно меня насторожило. Братец говорил своему партнёру, что он хотел передать ему свои инструменты, потому что решил оставить своё прежнее занятие. Братец объяснял это тем, что влюбился и решил жениться. Мне тогда пришла в голову мысль, что можно было бы его и оставить в покое, но я сказала себе: «Ну уж нет, Мелба. Простить его невозможно. Вспомни, сколько он горя принёс семье. Да, когда-то он был твоим братом, но сейчас он уже не тот милый жеребёнок, которого ты нянчила в детстве. К тому же, вряд ли он исправился. Наверняка это опять какой-то его выкрутас, чтобы запудрить всем мозги». И я поехала в тот городок.

Чтобы навести справки, мне не понадобилось и часа. Естественно, братец жил в том городке под другим именем, но стоило мне завести разговор с одним тамошним старожилом о свадьбах, как я сразу же узнала все подробности о предстоящей свадьбе в этом городке. Некто Эппл Дрилл действительно готовил свадьбу с дочкой местного банкира. Пару раз незаметно пройдясь по городу, я увидела его и удостоверилась, что это точно мой блудный брат.

«Хочешь жениться на банкирской дочке? – подумала я тогда про себя. – Это мы ещё посмотрим, братец».

Я решила задержать его вместе с инструментами, чтобы они уж точно не попали в неправильные копыта. Я следила за ним, когда он заходил в банк к намечающемуся тестю вместе с невестой, её сестрой и племянницами. Брат был безупречно любезен, раскланивался со всеми, даже с конторщиками, что, согласитесь, редкость. И все платили ему взаимностью. Я зашла в банк вслед за ними, сказала, что всего лишь жду знакомых и начала наблюдать за братцем. В это время его тесть показывал ему новый сейф в кладовой. Расписывал он его долго, божился, что никто и никогда его не взломает. Было видно, что почтенный банкир крайне этим сейфом гордится. Брат стоял, послушно кивал, а рядом с ним я видела его заветный чемоданчик. Тогда я поняла, что задержу его на выходе из банка, поскольку он не успел бы его никому передать незамеченным.

Но тут произошло нечто, перевернувшее мои представления о брате. Кобылки, племянницы невесты, разыгрались, и одна заперла другую в этом новом сейфе. Положение усугубилось тем, что часы не были заведены, и соединительный механизм тоже не установили. А это значит, что двери нельзя было открыть. Крик поднялся! Кто-то предложил принести динамит. Сестра невесты рыдала, её дочь тоже, банкир звал на помощь, но не было там никого, кто бы мог открыть злополучную дверь. За специалистом не было времени ехать – несчастная бы просто задохнулась в сейфе. И вдруг невеста спросила, не может ли братец что-то сделать. Он лишь улыбнулся, кивнул, скинул пиджак, скомандовал всем отойти назад и открыл свой чемоданчик.

В этот момент раздался свисток паровоза. Это прибыл на станцию поезд до Кантерлота. Стайнер автоматически посмотрела на часы. Двенадцать ноль шесть. «На шесть минут опоздал, — пронеслось в голове у ревизора. – Непорядок».

— Можно бесконечно смотреть на три вещи: как течёт вода, как горит огонь и как работает профессионал. Я искренне любовалась братцем, хоть и понимала в глубине души, что этим трудом он оставил многих честных пони без копейки. Мне на всю жизнь врезалась в память эта картина: кладовая в маленьком захолустном банке, все в нарядных одеждах, не двигаясь, смотрят на моего брата, а он насвистывает какую-то весёлую мелодию, сверля сейф. Он открыл его за десять минут. Кобылка была в обмороке, но жива и здорова.

Братец надел пиджак, захлопнул чемоданчик и пошёл к выходу. Его позвали, но он не остановился. И у самого выхода я перегородила ему дорогу.

— Мел? – удивлённо посмотрел он на меня тогда, затем его взгляд зацепился за бейджик, где говорилось, что я работаю сыщиком. – А, вот оно что. Ну, пускай, пойдём. Теперь уже без разницы.

Я лишь улыбнулась и покачала головой:

— Эх, братец-братец. Вот как так можно? Женишься, а сестру родную на свадьбу и не позвал!

Он обнял меня, и я поняла, что он действительно исправился. Вскоре после свадьбы я уволилась из сыщиков и переехала обратно в Эпплузу.

Шериф Мелба снова замолчала, глядя в окно. И тут в окне Первого Южного появилась пони и с сухим деревянным стуком захлопнула ставни, хотя солнце ещё не поднялось так высоко, чтобы влиять на самочувствие работников банка.

Стайнер посмотрела на рассказчицу. Она слушала рассказа вполуха и без особенного участия. Он никак не относился к делу и не мог изменить течения событий. «Все эти южане страдают излишней чувствительностью, — думала Стайнер. – Настоящих деловых пони из них никогда не получится».

— Я хотела бы узнать, — произнесла она, поняв, что продолжения рассказа не предвидится. – Что вы можете добавить ещё касающееся непосредственно похищенных ценностей?

— Ценностей? – нахмурилась шериф Мелба. – О каких ценностях вы говорите, мадам?

Она вытащила из кармана жилета пачку бумаг, бросила их Стайнер и встала с кресла, сладко потянувшись.

— Все ценности здесь, вплоть до последней акции. Я взяла их из папки с документами, когда вы подсчитывали наличность. Можете проверить и убедиться.

Шериф отворила дверь и вышла из кабинета. Ошеломлённая и непонимающая Стайнер последовала за ним. В её шагах уже не было прежней уверенности. Она вдруг почувствовала себя пешкой в чьей-то хитрой игре. Он прекрасно осознавала, что её самым бессовестным образом использовали, но не понимала, как и для чего. И ей не за что было зацепиться. И что бы она могла написать в официальном отчёте? И что-то говорило ревизору, что больше она об этом таинственном деле никогда ничего не узнает.

Ревизор со стеклянными глазами автоматически проверила бумаги, словно робот. Убедившись, что всё в точности соответствует описи, она подхватила магией свой портфель и начала прощаться.

— Должна всё же сообщить, что ваша попытка ввести меня в заблуждение не имеет никакого логичного объяснения, — сквозь зубы проговорила Стайнер. – Если это какая-то шутка, то я её решительно не понимаю.

Шериф Мелба тепло улыбнулась и посмотрела ей в глаза.

— Знаете, в наших бескрайних прериях и зарослях бизоньей травы есть нечто, чего порой так недостаёт в больших городах среди небоскрёбов, шума и трамваев. Оттого и так сложно нам с вами понять друг друга. Но я хочу хотя бы поблагодарить вас за то, что вы так терпеливо слушали рассказ немолодой сентиментальной кобылы из Эпплузы. Нас, старых эпплузцев, овсом не коми, дай рассказать кому-нибудь историю из жизни. Вот и открываемся первому встречному.

Стайнер улыбка шерифа не тронула, и она, холодно откланявшись, торопливой рысью покинула банк. Из окна было видно, как она пересекла перекрёсток и скрылась в подъезде Первого Южного.

Шериф Мелба направилась к себе в кабинет. Там она нашла в корзине для бумаг утреннюю записку и вновь прочитала её. Морщинки в уголках её глаз хитро лучились. Вот что содержала в себе записка:

«Дорогая сестра!

Мне передали, что у тебя там хозяйничает кантерлотская кабинетная крыса, и через час она доберётся и до нас. Потому хочу попросить тебя об одолжении. У нас сейчас в кассе всего 1800 битов наличкой, а по закону их там 20000. Вчера я дал Баркли и Филси 18000 на покупку овец у старика Брейбёрна. Они на этом деле через месяц наварят тысяч сорок, не меньше, но от этого касса не покажется ищейке полней. А документов показать не могу – деньги-то я выдал не под векселя, а просто под расписки. Мы-то с тобой знаем, что Баркли и Филси ребята что надо, и не подведут, но ревизор не в курсе и на слово не поверит, хоть ты лопни. Я уже послал весточку Флиму и Флэму, но те деньги привезут только с кантерлотским поездом в полдень. Если ищейка увидит в кассе только 1800 битов, она закроет банк, а этого допустить нельзя. Мел, от всего сердца прошу, задержи этого Дискордова ревизора. Что хочешь делай, хоть зааркань его и в сейф запихни. После прихода поезда следи за нашим окном. Если там закроют ставни, то знай: деньги в кассе. А до того ищейку не пускай. Рассчитываю на тебя, Мел.

Твой братец

Дэкс Дрилл

Он же
Эппл Бит

Президент Первого

Южного банка».

Дочитав до конца, она порвала записку на мелкие клочки и выкинула обратно в корзину, удовлетворённо хохотнув.

— Эх, братец-братец, — покачала она головой, как много лет назад в безымянном городке под Мейнхэттеном. – Вот теперь я хоть немного сквиталась с тобой за ту услугу, которую ты хотел мне оказать много лет назад.