Мейридиана
День хлопот
Судорожно вздохнув, Мунлайт открыла глаза. Первые несколько секунд она не могла понять где находится, пока, наконец, не откинула с лица спутанную гриву и не удостоверилась, что лежит на кровати в своей комнате. С облегчением она обнаружила, что её копыта свободны от пут. Успокоившись, Мунлайт сладко потянулась и перевернулась на бок.
Она уже начала натягивать на себя одеяло, но спохватилась. В три прыжка кобылка пересекла комнату по диагонали от кровати до рабочего стола, где её уже ждали припасённые заранее лист папируса и перо и ещё баночка чернил, которую Мунлайт откупорила телекинезом прямо на скаку.
Без секунды раздумий Мунлайт принялась записывать подробности кошмара. Она торопилась зафиксировать как можно больше деталей, перед тем, как они растворятся из памяти без следа. Лист заполнился чуть больше, чем наполовину, когда Мунлайт поняла, что не может добавить ни слова.
– Ай! – Капля чернил застыла в воздухе в полудюйме от строчек на папирусе. – Хм-м, что-то там было ещё... – переведя дух, пробормотала кобылка и уставилась на перо, парящее в облачке магии в паре дюймов от мордочки.
Мунлайт перечитала начало записи, широко распахнула глаза и тут же зажмурились. Кобылка тряхнула головой и подошла к окну.
После недолгой возни капризный запор поддался, и оконная рама со скрипом провернулась в петлях. Комнату наполнил прохладный утренний бриз, принёсший запахи моря смешанные с ароматами цветущих почти круглый год садов.
Если верить солнечным часам в виде клумбы, которые были видны из окна, до завтрака в сиротском приюте оставалось ещё часа два. Можно было никуда не торопиться. Опершись копытами на подоконник и позволив лёгкому сквозняку трепать гриву, Мунлайт дышала полной грудью и наслаждалась каждой секундой выдавшейся свободы.
Почти месяц назад великий герцог Норпоны подарил её придворному магу Хейберту Эквилакскому. Несмотря на все опасения, это событие обернулось скорее благом. Мэтр Хейберт упорно отказывался признавать себя рабовладельцем. Что не удивительно – в землях подвластных Кантерлотскому престолу, откуда он родом, категорически запрещено рабство в любых формах. В то же самое время, он оказался удивительно хорошо осведомлён о свойствах рабского ошейника. Мэтр Хейберт сразу предложил Мунлайт испытать особое заклинание, которое должно было блокировать грифонью магию ошейника. Побочным эффектом оказались ночные кошмары. Хейберт просил записывать их содержание, в которых, он надеялся отыскать ключ к сложному комплексу заклинаний подчинения.
Если не считать редких походов в древние катакомбы под дворцом, то жизнь Мунлайт почти вернулась в старое русло, в котором она протекала в счастливые времена, когда ещё были живы родители, до дворцового переворота и маленькой гражданской войны. Даже злосчастный ошейник, оглушённый магией Хейберта, выглядел всего лишь экзотическим украшением. Правда, снять его, как говорил мэтр, можно только вместе с головой.
Когда Мунлайт почуствовала, что кончательно проснулась, она вернулась к рабочему столу. К тому моменту чернила уже надежно высохли, и лист папируса можно было без опаски свернуть в трубочку. Что Мунлайт и сделала, не пытаясь больше прочитать ни слова из написанного.
Она выдвинула ящик из-под стола и, пошарив там копытом, выхватила подходящий футляр для свитка. Однако, туба из бересты оказалась не пуста – на поверхность стола выпал потрёпанный переклеенный из кусочков лист папируса. Затаив дыхание, Мунлайт развернула его копытами. С листа на неё смотрела прекрасная кобылица с острым как игла рогом и изящной шеей, которую украшал обруч из полированного до зеркального блеска металла. Хоть по рисунку этого понять было невозможно, но Мунлайт точно знала, этот металл – метеоритное железо.
Это была личина для магического театра. Та самая, которая помогла Мунлайт сохранить себя под прессом заклинаний рабского ошейника, что стремились сломить волю и стереть её личность. А когда-то ещё раньше, она вместе с другими жеребятами разыгрывала волшебные представления. Заколдованные рисунки оживали на специальной сцене и позволяли юным актёрам превращаться в героев сказок и переживать чудесные приключения. Мунлайт хранила эту ветхую драгоценность, хотя уже больше года ничто не покушалось на её волю и разум, если не считать редких одёргиваний, когда она приближалась к запретной черте.
– Интересно, а сможет ли мэтр Хейберт починить это? А может лучше перенести на что-то более прочное, чем папирус? – пробормотала кобылка.
Затем она бережно свернула магический рисунок, обернула вокруг него лист с записями своего сна и вложила всё это в футляр для свитков.
День выдался насыщенным событиями. С самого утра Мунлайт заскочила в лабораторию к своему новому хозяину и передала ему лист с записанным кошмаром. Она хотела спросить Хейберта насчёт починки заколдованного рисунка, но момент был явно неподходящий. Мэтр, похоже, провёл бессонную ночь над какими-то особо важными исследованиями: всклокоченная грива, заторможенная реакция и перепачканные мелом копыта. Тут и там по полу были раскиданы магические приспособления и чертёжные инструменты, а прямо посреди лаборатории стояла хрустальная сфера на массивном бронзовом штативе, внутри которой мерцали причудливые формации тёмно-рубиновых и зелёных огоньков.
На грифельной доске размером с полстены Мунлайт с удивлением обнаружила развёртку символов со своего рабского ошейника, вплетённую в сложный магический чертёж. Решив вернуться к вопросу позже, она положила тубу с рисунком в сундук у стены, после чего предупредила Хейберта, что отправляется на занятия в приюте.
После завтрака Мунлайт ассистировала на практических занятиях по магии. Дюжина шумных кобылок создала очажок хаоса на поляне в дворцовом парке. Уследить за всеми было той ещё задачей. Так, например, малышка Блю Хейз самостоятельно освоила заклятие телепортации и, не рассчитав силы, материализовала себя на верхушке шпиля одной из дворцовых башен.
Мунлайт кинулась спасать подопечную. Она отлеветировала саму себя на необходимую высоту и пересадила перепуганную кобылку на спину. Однако сразу стало понятно, что паникующая юная волшебница создает такие возмущения в магическом фоне, что Мунлайт уже не могла устойчиво левитировать. Пришлось срочно вспоминать заклятия управления воздухом – дисциплина, которую Мунлайт не особо жаловала.
Буквально за секунду до того как две кобылки с громким визгом сорвалась вниз, удалось сформировать "воздушную трубку" – одно из самых ходовых заклинаний воздушной магии. Это структура вроде длинного шланга или хобота, внешние стенки из уплотненного воздуха, а, управляя давлением внутри, можно либо разгонять либо тормозить любой объект попавший внутрь трубки.
Мунлайт кувырком влетела в широкий призрачный раструб. Ей удалось стабилизировала падение, растопырив ноги на манер белки-летяги и подруливая хвостом. Выходной конец она направила на поляну, а сам ствол трубки закрутила широкой спиралью, чтобы дать себе больше времени на торможение.
С громким "Пф-ф!" Мунлайт мягко приземлилась прямо посреди взбудораженной толпы. Здесь собрались не только младшая группа приюта, но и старшие ученицы, учителя, садовники – случайные свидетели произошедшего, а на небольшой высоте парили несколько пегасов из охраны дворца. Мунлайт захотела провалиться под землю, вспомнив, что именно этим парням положено разбираться с ситуациями вроде той, что только что приключилась. Поймав несколько заинтересованных взглядов от крылатых дружинников герцога, кобылка густо покраснела. Она бы телепортировалась куда подальше, если бы не малышка Блю Хейз, которая всё ещё сидела у неё на спине вцепившись мёртвой хваткой в гриву, а телепортировать кого-нибудь кроме себя Мунлайт не умела.
Потом был разнос за безрассудное поведение от мадам Брайдельхильды, которая тоже всё видела. Впрочем, наколдованную "воздушную трубку" она сочла более чем годной для зачётной работы по основному курсу воздушной магии. Ранее Мунлайт уже три раза безуспешно пыталась сдать этот курс.
Остаток дня в приюте прошёл куда спокойней. Мунлайт читала сказки своим юным подопечным и отвечала на наивные детские вопросы.
Этой ночью Хейберту Эквилакскому всё же удалось поспать пару часов. И он бы выспался лучше, если бы не забыл накануне перекрыть световой колодец, через который в его подземную лабораторию поступал солнечный свет. Рыжие всполохи восходящего солнца пролились из грозди рассеивающих кристаллов под потолком, причём так неудачно, что один из лучей упал прямо на лицо спящего мага.
Поворочавшись с бока на бок, Хейберт всё же поднялся и побрёл за стремянкой в дальний конец лаборатории. Мимоходом он опрокинул неудачно стоявший на пути стеллаж, и на пол посыпались церы, счётные линейки, и футляры со свитками. Довершил разгром тяжёлый бронзовый циркуль, который при падении разбил пару восковых дощечек.
Хейберт давно хотел перенести маховик заглушки светового колодца пониже, да всё как-то не доходили копыта. В принципе, любому единорогу не составит большого труда провернуть телекинезом колесо, торчащее из потолка. Однако, уставший, или спросонья, Хейберт терял концентрацию и с трудом мог справиться даже с такими простыми задачами.
Попытка снова заснуть провалилась. Проворочавшись полчаса, Хейберт так и не смог успокоиться из-за усилившегося зуда в роге. В голове роились десятки безумных вариантов решения главной магической проблемы последнего месяца. Загвоздка только в том, что Хейберт уже просчитал и отверг большую их часть, а оставшиеся были ну уж совсем нереальны.
Нехотя Хейберт всё же поднялся и, уже без вспомогательных средств вроде стремянки, впустил в помещение солнечный свет. Затем он затолкал спальный тюфяк в стенную нишу за большим сундуком и принялся ходить по лаборатории взад и вперёд, растирая висок копытом. Наконец, он поймал себя на том, что уже несколько минут смотрит на грифельную доску, куда ещё накануне выписал последовательность символов с ошейника своей рабыни.
От мысли о наказании, которое ему грозит по кантерлотским законам за владение рабыней, у Хейберта пробежала волна колючих мурашек от холки вдоль позвоночника до кончика хвоста. Впрочем, навряд ли ему грозит дожить до наказания, если главная проблема так и не будет разрешена. Зато в случае успеха...
– Размечтался! – Хейберт тряхнул головой и громко фыркнул. – Та-ак, для начала нужно собрать воедино всё, что я знаю об этом треклятом ошейнике.
Взяв в копыто один кусок мела и ещё парочкой оперируя при помощи телекинеза, Хейберт принялся вычерчивать на грифельной доске сводную диаграмму. Довольно быстро диаграмма превратилась в сложный узор, напоминающий рунные орнаменты некоторых древних святилищ. Хейберт отступил на пару шагов и внимательно вгляделся в общую картину. Через минуту он ударил себя копытом по лбу.
– Дискорд меня дери! Как я мог забыть?!
На диаграмме отсутствовало несколько важных связей. Как назло, информация необходимая, чтобы правильно соединить узлы, была записана на цере, разбитой злосчастным циркулем.
Хейберт сложил обломки дощечки и попытался прочесть написанное, но половина воска раскололась и выпала. С помощью заклятия воссоединения целого Хейберт попытался отыскать рассыпавшиеся по полу восковые чешуйки. За этим занятием его и застала Мунлайт.
– Доброго утра, мэтр. Вы позволите?
– Да, конечно, проходи. Стой! – Хейберт подхватил телекинезом слабо мерцавшие обломки воска, на которые чуть было не наступила Мунлайт.
Именно этих кусочков, как оказалось, недоставало, чтобы уверенно прочесть текст восковой дощечки. Облегчённо вздохнув, Хейберт положил восстановленную из обломков церу на полку.
– Простите хозя... эм, мэтр, я кажется не вовремя?
– Что? А-а... Нет-нет, всё в порядке. Ты что-то хотела?
За годы службы Троттерику Хейберт более-менее привык держать себя на равных с аристократами, но ситуация, когда дочь настоящего графского рода готова в любой момент исполнить любой его каприз, до сих пор никак не могла уместиться в его сознании. И да, любой значит любой! Чтобы хоть как-то примерить действительность со своим восприятием Хейберт пытался относиться к юной благородной кобылке как к ещё одной племяннице.
Тем временем Мунлайт сняла со спины футляр для свитков и вытащила оттуда свёрнутый лист папируса.
– Вот, мэтр, вы просили записывать кошмары... Кажется сегодня был ещё один.
– Кажется?
– Как вы и говорили, я ничего не помню. – Кобылка неловко улыбнулась и пожала плечами.
– Что ж, посмотрим-посмотрим. – Хейберт подхватил папирус телекинезом.
– Я тут ещё хотела попросить. Но вы похоже заняты. Может тогда вечером, сегодня?.. Можно я оставлю это у вас? – Мунлайт покачала футляром для свитков, который всё ещё держала в копыте.
– Конечно-конечно, положи в тот сундук у стены.
Кобылка покинула лабораторию лёгкой торопливой рысью, ещё примерно минуту был слышен удаляющийся по коридору ритмичный перестук копытц. Вздохнув, Хейберт развернул папирус и пробежался глазами по написанному. Никаких новых деталей к общей мрачноватой картине это не прибавило.
Взгляд снова приковался к недоделанной диаграмме. Растирая копытом зудящий висок, Хейберт потянулся к полке, куда положил восстановленную восковую дощечку.
– Что-то я сегодня совсем не в форме... – Хейберт цокнул языком, глядя как цера, едва заметно подрагивая, опять расползается на части.
Одно несложное заклинание, и надпись отделилась от восковой поверхности и повисла в воздухе. Хейберт огляделся по сторонам в поисках хоть какого-нибудь писчего материала.
– Да что ж сегодня такое с утра?! – раздраженно проворчал Хейберт, не обнаружив ничего подходящего. Надпись тем временем мерцала коричневато-багровым свечением, словно тлеющие угли от лёгкого сквозняка, и медленно расползалась в стороны, теряя четкость линий.
Не найдя ничего лучше, Хейберт развернул папирус, который он всё ещё удерживал телекинезом, и опустил надпись на незаполненную половину листа.
– М-м... Дискордова задница! – Хейберт с раздражением тёр ноющий затылок.
Диаграмма собрана, и знает он теперь гораздо больше, чем два года назад, казалось бы, бери и распутывай задачу – всё в твоих копытах! Всё, да не всё – Хейберт опять на грани магического истощения, ещё чуть-чуть и он не сможет сплести даже самых простейших чар. Ему отчаянно нужен отдых, но как раз на это нет времени – караван Айрон Честа вчера вошёл в гавань Норпоны.
Сколько уйдёт времени на пополнение запасов, погрузку-разгрузку и мелкий ремонт? Неделя. Может, дней десять. Если за это время Хейберту не удастся сломать проклятие рабского ошейника, то проход на борт кантерлосткого корабля ему заказан – ни один рабовладелец не в состоянии ступить на палубу ни одного судна, ходящего под кантерлотским флагом. Доски палубы и обшивка бортов станут проницаемы как воздух и тело провалится сквозь них прямо за борт. Это заклятие составила сама Селестия. В каждом порту под юрисдикцией кантерлотского престола есть специальные чиновники, которые строго следят за тем, чтобы ни одна посудина не отошла от пирса без наложения этого заклинания.
После первого же визита в древний арсенал Хейберт сразу понял, почему Селестия пыталась его подкупить. Даже щедрость её уже не казалась такой уж чрезмерной. Чем дальше он погружался в древние тайны, тем больше и сам убеждался, что правителей подобных Троттерику необходимо держать как можно дальше от таких соблазнов.
Знал ли Троттерик о предложении Селестии? С него станется. Этот его жест с дарением рабыни в таком случае выглядит изощрённым способом отрезать Хейберту путь к побегу.
И всё же, что теперь делать-то? Есть один способ восстановить силы и, возможно, даже получить помощь. Вот только, что, если это ещё одна ловушка от его высочества? Слишком много совпадений.
– Была не была. – Хейберт вызвал в памяти формулу призыва и влил в неё почти все оставшиеся силы.
С минуту ничего не происходило, затем сбоку послышалась какая-то возня и частые удары чего-то тяжёлого об пол. Источником шума оказался большой сундук у стены: что-то билось внутри, а на крышке мерцал знак предупреждения о магической активности. Хейберт застыл в нерешительности до тех пор пока изнутри не донесся едва слышный сдавленный голос:
– Мэтр, выпусти! Это я, Мейридиана!