Последняя тарелка
Пролог
Сегодня у Динки день рождения. Мама накрывает праздничный стол. Огонь разгорается все ярче и ярче в камине, и иногда маленькая единорожка смотрит, как искорки поднимаются вверх и так же быстро опускаются вниз. В любом случае, возле него очень тепло.
Гостей было немного: конечно же, это были мамины друзья. Динки немного расстроилась, потому что её одноклассницы не смогли прийти. Она вздыхала, глядя на бушевавшую за окном метель. Луна скрылась за свинцовыми тучами.
-На улице сейчас жеребятам нечего делать, — справедливо заметил доктор. Пока я помогал Кэррот с готовкой, он сидел рядом с маленькой пони и тоже смотрел в окно.
-Пускай лучше побудут дома. Я сам, знаешь ли… еле смог пробиться. Дороги замело будь здоров. Карамель!
-Ну?
-Что там мэр задумала с этой вашей бригадой?
Я вздохнул. Ну вот, начинается.
-Мака назначили главным. Наверное, завтра с утра попробуем еще раз прочистить тропинки от клиники до ратуши. Только смысла в этом нет, ночью опять всё заметет.
Стэйбл понимающе кивнул.
-Ну, вообще-то, я еще никогда такого не видел. На небе, — уточнил он, — я всё понимаю – зима, должно быть холодно, но кто-нибудь знает вообще, когда это закончится?
-Сестра сказала, что пегасы объявили мобилизацию. Все, кто может еще махать крыльями, заняты на Радужной Фабрике, — подала голос Кэррот.
-Результата не видно, — заметил Стэйбл.
-Говорили же – там что-то магическое опять произошло. Твайлайт и компанию тоже отозвали. В Кантерлот. Нигде сейчас не лучше, — добавил я.
-Нигде не лучше – это да, — согласился доктор, — говорят, что пайки урежут.
-Говорят, что кур доят, — ляпнула Берри. Она только-только пришла, стряхнула со своей курточки снег и потянулась к своей заветной сумке, — пайки урежут, не сомневайтесь. И знаете, лично я не протяну на десяти картофелинах в неделю.
-Ешь капусту, — буркнул я. Нашла тоже время для жалоб: — мы тут все от голода скоро копыта протянем. Это вопрос времени. Но пока держались, и ничего.
-Эй, Дерп, тебе за жеребенка что-нибудь дают? – спросила Берри, прежде чем вытащить на общее обозрение несколько бутылочек с пуншем.
Я поморщился. Не очень-то мне нравилось, когда мою подругу так называют. Но похоже, что эта кличка к ней навсегда прилипла. Еще со школьной скамьи, наверное.
-Ага, — ответила Дитзи, — две банки бобов и немного сена. А еще морковь.
Берри ухмыльнулась.
-Так-с. Карамель, не хочешь заглянуть ко мне на часик?
-Да ну тебя, — отмахнулся я.
-Здесь вообще-то дети, — раздраженно заметил Стэйбл. Пока Дитзи раскладывала тарелки, я помог Кэррот перенести кастрюлю к столу.
-Давайте уже, всё готово.
-А я вот и сейчас помню, как Динки родилась, — сказал Стэйбл. Доктор был единственный, кто за все время даже не притронулся к еде.
-Морозная ночка была. Не пошел я домой, решил остаться в клинике. Сижу я себе, слушаю байки Редхарт, засыпаю, и тут вбегает Кэррот…
-Ну, было дело, — жуя, заметила Топ, — Я же с Дерп сидела, пока у неё воды не отошли…
Мне и самому что-то не захотелось есть. Бедный доктор…
-Ну да, ну да… я куртку в зубы – и бежать. И Редхарт со мной. Прибегаем туда, смотрим – ну да, рожает. В клинику мы её не потащили… зима, да и Динки наружу просится…
-Прекратите, а? Мало того, что именинница здесь, так вы еще и поесть не даете, — не выдержала Берри Пунш.
-А мне интересно, — сказала Динки.
-Ну, было дело, да, — Стэйбл задумался, — сколько мы часов провозились, пока её на свет вытащили. И с пуповиной небольшая заминка вышла…
Берри с кислой миной отодвинула тарелку.
-Мнда.
-А я лучше поем. И вам советую, — Стэйбл принялся за еду, — и не будем о грустном.
-Грустном? – Дитзи захлопала глазами, — у меня родилась самая лучшая пони на свете! Чего же тут грустного?
Динки смущенно улыбнулась.
-Ну, здесь уж точно ничего грустного нет, — произнесла Берри, — а вот зима…
-Она всегда была холодной, — заметила Кэррот
-Но она никогда не начиналась так рано, — ответила она, — за два дня град побил половину урожая. И это в начале осени! Я вот что думаю – как еще долго мы продержимся, перед тем, как… ну…
-Таакс, отличные разговорчики ведем, — я уже доел свою порцию. Было бы здорово получить еще, но... похоже, что для такой большой кастрюли мы приготовили очень мало. По одной порции на каждого. Ну, и двойную для Динки. Но это только потому, что мама отдала ей свою.
-Да, Карамель прав, — махнул копытом Стэйбл, — давайте не будем, а?
-Чуть не забыла! — Дитзи отошла от стола и резво побежала на второй этаж. Двигалась она по довольно странной траектории, что чуть не снесла по дороге тумбочку. Берри прыснула, но тут же приняла серьезный вид, глянув на раздраженную мордашку Кэррот Топ.
Мы ждали её недолго. Через минуту она спустилась перед нами на крылышках, держа в копытцах торт. Настоящий торт. Берри присвистнула
-Откуда? – я тоже не мог отвести взгляда от этой чудесной шоколадной глазури. Давно не первой свежести, она намертво прилипла к слоеному коржу. Ну, и сам торт больше напоминал бутафорию из театра. Судя по всему, он пролежал довольно долгое время и стал твердым, как камень. Но…
Я не ел торта еще со дня рождения Розы. А Дитзи умеет удивлять.
Было довольно тяжело его разрезать. Надеюсь, что малютка Динки не сломает себе зубы.
Ан нет. Да, он довольно жестковатый, но очень вкусный. Вопросы исчезли сами собой. Даже хорошо, что он такой твердый. Кажется, я впервые почувствовал сытость. Боюсь, как бы не привыкнуть к этому.
День рождения Динки Хувс проходил в этой милой и непринужденной обстановке. Пунш и торт. Зима осталась за порогом, и мы не собирались пускать всю ту боль и отчаяние, что она несла нам. Мы забыли о печальных историях, которые всегда сопровождали наши посиделки. Забыли о том, что обречены умереть от холода и голода в забытом Богинями Понивилле. Даже если этот день будет последним для нас, нам было все равно. Это был бы самый лучший день в нашей жизни.
Но рано или поздно, все заканчивается. Нам снова придется уйти в этот мир, полный отчаяния и жестокости. Мы собирались по домам. Тепло одевались, прощались с гостеприимной хозяйкой и её чудесной дочкой.
У выхода наши пути расходились. Я попрощался со Стэйблом, Кэррот и Берри, и поплелся к себе. Он совсем близко, мой дом, но каждый шаг давался мне с большим трудом. Снег нещадно хлестал по моей мордочке, копыта увязали в сугробах.
Я изредка смотрел на небо. Холодное, не такое милосердное, как раньше. Оно закрыло всё – и солнце, и луну. Даже не знаю… может, они просто не хотят видеть нашу боль?
И тут я припомнил одну старую легенду. О Зиме Вендиго. Очень похоже на это. Тогда земные пони, единороги и пегасы объединились, потому что древние духи питались их разобщенностью. Даже если это и так, то почему сейчас? Разве мы повздорили с кем-то?
А может, нас испытывают? Чтобы мы не теряли основы дружбы и магии даже в моменты отчаяния?
Если это так, то… пони этот тест провалили.
Первая неделя
Я очень хорошо знаю Дитзи. Может, я никогда не учился с ней – потому что мне для этого нужны крылья. Я не знаю, кто её родители. Кажется, она сама о них ничего не знает. Она прожила очень интересную жизнь, и порой я забываю, что с ней не так. Её повальная неуклюжесть… её глаза – я и другие пони находили это очень забавным, хотя и понимали, что смеяться над ней – плохо. Она не виновата, что родилась такой.
И очень боялась, что её дочка пройдет через всё это. Но нет – Динки родилась совершенно здоровой, крепкой единорожкой. Она очень сильно любила свою маму, несмотря на все её странности. И когда кто-то задевал несчастную Дерп, она заступалась за неё.
Да что там сказать – мы все заступались за неё. Дитзи – часть нашей большой семьи.
У нашей небольшой бригады, которую мэр гордо окрестила «Понивилльским ополчением», работы было невпроворот. Самые крепкие жеребцы, которые еще не свалились с ног от голода, расчищали снег. Биг Мак возглавлял процессию. Жизнь его изрядно потрепала, но он не из тех, кто жалуется на свою нелегкую жизнь. Он просто говорит «Агась» и исполняет приказы. Другие жеребцы не разделяли его настроя.
Мне же досталась самая неприятная работа. Я обходил дома и раздавал пайки. Всё бы ничего, но… каждые три дня запас пищи неизбежно подходит к концу. Мэр делает расчеты — прикидывает, как бы растянуть то, что осталось в амбарах хотя бы на один лишний месяц. Ей так же тяжело, как и всем нам.
Я бы предпочел разбирать снег с остальными, нежели снова, раз за разом, видеть слезы на глазах утомленных голодом пони. Мне и самому было не легче, хотя мэр прибавила ополченцам по одной миске похлебки в день – как ополченцам. Чтобы мы держались.
-Прости, Дитзи. Нам снова урезают паек.
Дитзи печально кивнула. Селестия меня раздери, как же она исхудала. Щеки впали, живот сжался до неузнаваемости, начали проступать ребра, но она всё еще была одной из самых красивых кобылок.
Я-то уже понял, что она отдает почти весь свой скудный паек Динки. И да, маленькая пони тоже очень сильно голодала. Я передал им всё, что полагалось. Полбуханки ржаного хлеба и десять картофелин. А еще кочан капусты. Это – на неделю. Как она их сможет растянуть на себя и дочку – я не знаю. Не хочу знать. Я бы хотел что-нибудь сказать еще, но… смысл? Еды от этого больше не станет.
У меня еще четыре дома в списке. Но… один мне пришлось вычеркнуть.
Лили. Биг Мак сказал, что она заходила к ним на ферму за свечами. Но домой так и не вернулась. Её подруги забили тревогу только утром, мы прорыскали все окрестности, но так её и не нашли. Я не знаю, что с ней. Она просто исчезла. Может, идя к своему дому, она просто устала и решила немного отдохнуть…
Мы все знали, что в таком холоде лучше не выходить из дома. Лили нарушила это правило, и теперь её нет с нами. И у нас даже нет времени, чтобы её оплакать, хотя каждый лелеет надежду, что она еще жива.
После утреннего обхода я присоединился к Маку и остальным.
-Слушай, дружище, — обратился я к нему, тщетно пытаясь пройти еще пару шагов со снегоуборщиком на спине. Он сильно давил мне на шею, — тебе ЭйДжей ничего не писала? Ну… как там дела продвигаются? А то надоела зима.
-Не-а.
-Жаль, жаль, — Биг Мак заметил, что я заметно отстал от остальных жеребцов. Он помог мне прочистить тропу. Дальше было гораздо легче – на тропинках снега гораздо меньше, потому что мы убирали его каждый день.
-А как там Эпплблум?
-Болеет, — просто ответил Мак.
-Оу. Мне жаль… пускай выздоравливает.
-Агась.
Разговор с ним обещал быть продуктивным, так что я не стал его развивать. Мы просто сделали то, что должны были сделать. Молча и без лишних слов.
И я замечал насмешливые взгляды молодых единорогов за своей спиной. Опять эти придурки. Вот кому никогда точно не хватало мозгов и сил, так это кучке этих кантерлотских снобов. Какая-то неведомая сила затащила их к родственникам (нормальным пони, замечу) в самый разгар зимы, и теперь они не могут свалить в свои родные края. И всё, что они делают – посмеиваются над остальными. Откуда у них берется еда – понятия не имею. Но глядя на их сытые и довольные морды из-под теплых курток, невольно начинаешь злиться.
Вдруг я заметил Дитзи. С почтовой сумкой. На голову одела синюю фуражка. Как странно. Я думал, что она больше не разносит письма.
-Что это за уродка? – услышал я со стороны единорогов.
-А без понятия. А ты что думаешь, Свитч?
-А ничего такая. Только худая слишком.
-Ща покормим. Эй, крошка!
Единорог свистнул, и у меня резко зачесало в копытах. Моя тонкая и ранимая натура желала крови. Если бы не Мак, я бы точно не удержался.
-Уроды, что с них возьмешь, — сказал он. И другие жеребцы так люто осмотрели эту мерзкую рогатую троицу, что те как-то быстро ретировались. Дитзи озадаченно смотрела в их сторону, и подлетела к нам:
-Привет. Ну как вы?
-Более-менее, — за меня ответил жеребец из нашего ополчения, Кловер, — Как там Динки?
-Отлично.
-Дерп, а нам стоит ждать новых писем? – спросил другой.
-Сегодня привезут помощь из Кантерлота. И письма, — Дитзи улыбнулась. Многие жеребцы смущенно улыбнулись ей в ответ.
Биг Мак тряхнул гривой. Магия улыбки – даже такого сурового здоровяка, как он, заставит выдавить ухмылку.
-Так, всех пони попрошу собраться здесь и не толпиться! Гуманитарная помощь прибудет с минуты на минуту!
Миссис Мэйр чуть не охрипла, прося не устраивать давку на площади. Но её голос благоразумия заглушался позывом из сотен голодных желудков. Пони только что друг у друга на головах не стоя… а нет, стояли. Всё нормально.
-Вы что-нибудь видите? Они едут?
-Пока ничего! Имейте вы терпение, наконец! – воскликнула мэр.
Вот уж чего нам точно никогда не хватало. Особенно в такое время.
-Вот они!! – раздался пронзительный крик. Мы задрали головы вверх и увидели, посреди воющей бури, двойку пегасов, запряженных в золотую колесницу. Пони радостно топали копытами, отсчитывая секунды, когда они приземлятся, чтобы задушить их объятиями.
И вот они приземлились. Пустая колесница предстала перед нашими глазами. Пегас-стражник вороной масти отстегнулся и подошел к мэру. Среди жителей пошел нервный шепот.
-Что случилось?.. – я видел страх в глазах миссис Мэйр.
Пегас снял шлем.
-Мне очень жаль, — выдохнул он, — помощи не будет.
-Вам придется потерпеть еще немного… может, недели две.
-Вы с ума сошли? – голос мэра упал до тихого шепота, — еще две недели? У нас... еда заканчивается.
-Я всё понимаю…, — начал стражник, но его голос стал почти не слышим из-за шквала негодований в свой адрес. Он опустил голову и замолчал, пока мэр через громкоговоритель не успокоила бушующую толпу.
-Еды на всех не хватает. Филлидельфия и Мэйнхэттен тоже в тяжелом положении.
-Но вы забыли про нас! – воскликнула мэр, — того, что осталось в наших амбарах, не хватит даже на неделю!
-Я всё понимаю, но ничего поделать не могу, — затянул он старую пластинку, — мы четыре дня тому назад посылали вам помощь…
-Но где она?!
-Я… я не знаю. Правда, — стражник вздохнул, — они не вернулись. Мы думаем, что они заблудились, или… что-то похуже.
-Что может быть хуже? – послышался тонкий голосок.
Стражник замялся. За него ответил другой, серый.
-Со всех концов Эквестрии поступают слухи о бандах, грабящих наши колесницы.
Это было выше нашего понимания. Неужели пони… нет, не может быть. Пони хорошие. Они не могут дойти до такого отчаяния, чтобы пойти на плохую дорожку.
Гул среди пораженных таким известием пони нарастал все сильнее и сильнее. Многие кобылки были напуганы. Что касается меня, то я даже не знал, что и думать. Неправильно это. Ох как неправильно…
Вторая неделя
Я еще жив.
Не могу поверить. После того, как мэр закрутила все гайки, я всё еще жив. И другие пони еще держатся. С трудом.
В последние дни второй недели я почти не пересекался с Дитзи. Ей пришлось оставить работу, потому что мороз усилился. Почту никто не привозил. Про нас забыли.
Выходить на улицу? Нет уж. Я обхожу дома только один раз в неделю. Теперь будет только так. И что я могу им отдать? Полкочана капусты. Три картофелины и морковка. На одного пони. И это надо растянуть на семь дней…
Я в последнее время не находил себе места. Я размышлял. О себе, о других пони. Я сижу у себя дома, и пишу этот дневник. Надеюсь, что я доживу до того момента, когда со спокойным сердцем смогу его сжечь. А если нет… то думаю, потомки заинтересуются этими заметками. Если хоть кто-нибудь останется в живых.
Зима продолжается. Мы тянем лямку, как можем. Биг Мак часто пропадает у себя дома, мне приходится его подменять. Мне сказали, Эпплблум очень серьезно захворала, и за ней нужен уход.
А еще… прошлой ночью ко мне заглянула Берри. Хочу заметить, что она и раньше любила выпить. Это создавало определенные неудобства – алкоголь начисто сносил ей крышу. С ней было довольно тяжело общаться, она переворачивала всё вверх дном.
А тогда… да как она вообще на ногах держится?
-Эй, жеребец, — вот она у моего порога, улыбается своей пьяной улыбкой. Качается, как маятник. От неё очень сильно несет хересом. Грива промокла от скопившегося снега.
-Берри, ты пьяна, — заметил я.
-Ну…ладно, да. У меня тут бутылочка завалялась.
-Я вижу.
-Ну, и тут подумала… может, выпьем? За старые добрые времена?
Я не собирался её прогонять. Обратно, на мороз… вдруг с ней может что-то случиться?
-Ладно, заходи. Только быстро.
-Тебе незачем идти домой. Проспишься у меня на диване.
Её веки слипались от усталости. Берри несколько раз моргнула, мотнув головой.
-А бокалы? – спросила она. Я усмехнулся: с каких это пор она возомнила себя единорогом?
-Бокалов нет. Придется пить так.
-Чего нет… того нет, — она расхохоталась. Бутылка с хересом на столе, и мы будем пить с горла, как и подобает земным пони.
Я сделал пару глотков. Горький. Бьет в голову; наверное, она слишком долго выдерживала его в бочке. Я передал бутылку Берри, и она жадно припала к горлышку.
-Ууух… — она отложила бутылку и удовлетворенно икнула, расплывшись в веселой улыбке.
-Слушай, Карамель! У тебя есть чего на закуску?
-Откуда?
-И то правда. Есть-то нечего. А вот если мой погреб опустеет… мне точно крышка, — её копыта снова потянулись к бутылке.
-Подожди… надо же за что-то выпить, — предложил я. Впервые на своей памяти я заметил, что в моем доме стало как-то жарко. Понятно теперь, как она согревается холодными ночами… мнда. Никаких одеял не нужно.
-Давай за Лили, — услышал я. Улыбка исчезла с её уст; кобылка абсолютно серьезно смотрела мне прямо в глаза. Она сжала зубы; её губки подрагивали, казалось, что она вот-вот заплачет.
Я опустил глаза. Да. Лили. Первая жертва зимы. Сколько их будет еще, я не знаю. Не хочу знать. Только не сейчас.
-За Лили, — я еще смотрел за тем, как Берри сделала глоток. Словно какой-то ком подплыл к её горлу, что она чуть не поперхнулась. Я тоже сделал несколько глотков. Ночка обещает быть холодной. Мой желудок почти готов выплеснуть свое содержимое с немым возгласом «Я всё понимаю, но где же еда?!».
-Слушай, раз такое дело… давай что ли держаться вместе, ладно? – предложила Берри, — Ну, в смысле… твой паек и мой паек… вместе может и протянем. Так Лира с Бон-Бон делают… я видела.
-Давай.
Нет смысла. Она так сильно налакалась, что все равно забудет. Я-то вряд ли. Не так уж и много выпил, хотя голова уже идет кругом. Хотя идея очень даже здравая. Первая здравая мысль от пьяной Берри за последний год.
-И это… давай за нас. Ты хороший пони, Карамель. Я присматривала за тобой.
-Не делай так больше, ладно? Я боюсь.
И хохот в ответ.
-Смешной ты, — она свесила передние копыта на край стола. Задорно улыбнулась. Вот и наступил он, неловкий момент. Бойся, Карамель. Тебя домогаются.
-А пошли ко мне! У меня в подвале есть отличная коллекция. Ты когда-нибудь пробовал сливовицу? А шнапс? Я уже молчу про вина, их у меня…
-В такой мороз? Ни в коем случае. Отдыхай здесь.
-Ну, я могла бы прихватить с собой еще пару бутылочек, или… — я в ответ покачал головой, и Берри вздохнула.
-Ладно, ладно. Ночка-то холодная. Как греться будем?
Святая Селестия, почему здесь так жарко?
-А тебе холодно?
-А тебе?
-Я думал, ты хочешь греться.
-Конечно. Я хочу. А ты чего-то стесняешься?
-Ты меня домогаешься, Берри.
-Ути, какие мы нежные. А что в этом плохого? Жеребец и кобылка, под одним одеялом. Греются. Это нормально. Или у тебя другие предпочтения?
-Нет, идея хорошая. Только мы оба напились. Мало нам глупостей на ночь?
-Сделаем еще парочку, — с ехидной ухмылочкой добавила кобылка, — назовем их «Биттер» и «Мелони», будем менять им пеленки и недосыпать по ночам.
-Не, спасибо. Обойдусь, — отмахнулся я. Ну правда же, сколько можно, — да и сама как думаешь, чем мы их кормить будем?
-И правда, — вздохнула она, — завтра-послезавтра мы протянем ноги, дружок. Так что я хочу забыть всё плохое и помириться.
-Так мы и не ссорились.
-Нет, я хочу помириться! – теперь неловкий момент плавно переходит в фарс. Берри, как настоящая актриса драматического жанра, упала передо мной. Я ожидал какой-то героической реплики… но нет. Здоровый храп возвестил о том, что спектакль одной пони завершен. А мне теперь придется тащить её до дивана.
А она не такая уж и тяжелая. В её животе булькают полбутылки хереса.
«Смешать, но не взбалтывать», — вспомнил я, и, подавив смешок, уложил её на диване, прикрыв одеялом. Берри причмокнула и повернулась на бок, свесив копытце.
Я посмотрел на недопитую бутылку. Так уж и быть, оставлю на черный день. Видит Селестия с Луной, у меня еще будет много моментов, когда мне захочется напиться.
В слуховое окошко постучали. Я открыл глаза. Херес настойчиво просил не подниматься. Это стучит ветер. Да, наверное, это ветер… ну кому еще захочется переться в такой холод?
Пегасу. Я встал, чувствуя, что моя голова начинает раскалываться. Да сколько же времени сейчас? Часы в моей комнате тикали, показывая часовую стрелку на полуночи.
Я открыл окошко, и через него в мою комнату влетела Дитзи.
-Карамель! Помоги мне!
Так-с. Для одного дня нуждающихся кобылок многовато.
-Что случилось? – я вытер глаза. То, что я услышал дальше, начисто выбило остатки хереса из моей головы.
-Динки пропала! Я не знаю, я ночью проснулась, она должна была спать в своей комнатке… — Дитзи выглядела подавленной. Она дрожала от холода, её глаза метались из стороны в сторону.
Я понял, что для уточнений не было времени. Нужно действовать быстро, и найти её раньше, чем… даже думать не хочу о том, что маленькая пони может разделить судьбу Лили. Я быстро оделся. Берри мирно посапывала на диване. Лучше её не беспокоить.
Натянув шапку по самые уши, я раскрыл двери, и лютый ветер ударил мне прямо в лицо. Снежинки больно били по глазам, от чего я жмурился и, не видя дальше собственного носа, вышел из дома.
Дитзи вылетела через слуховое окошко и присоединилась ко мне в поисках.
-Как это могло случиться?! – я заорал, потому что вой метели громко отдавался в моих ушах.
-Я не знаю! – крикнула она.
-Но она же знает, что ночью нельзя выходить!
-Я ей говорила!
Снег скрипел под моими копытами. Идти было тяжело, даже очень. Я чуть не увяз в сугробах, и тогда Дитзи подтягивала меня чуть повыше, чтобы я мог выбраться из снежной ловушки.
Мы долго бродили по опустевшему Понивиллю. Я только сейчас заметил, что в доме Лили были заколочены двери и ставни. Вьюга рисовала перед нами очертания и фигуры, от которых дрожь пробирала еще сильнее.
Но мы не боялись. У нас на это не было времени.
Мы нашли её с трудом. Динки сама по себе была очень незаметной на фоне снега. Я увидел, как её мама всхлипнула, подлетев поближе и обняв маленькую пони, лежавшую среди сугробов. Я подбежал к ней. Динки не дышала. Я приложил ухо к её сердцу, надеясь хоть на слабенький стук…
Дурацкая метель. Ничего не слышно.
-Дерп, ей нужен врач!
Дитзи кивнула. Она помогла мне взвалить бесчувственную Динки. До их дома было далеко, но я подумал, что пегасочка долетит до больницы быстрее, чем я доберусь на своих четырех.
Насколько я помню, Стэйбл и Редхарт допоздна засиживались на работе. Клиника была переполнена, и пациенты нуждались в постоянном досмотре. Не было даже и речи о том, чтобы отвести Динки туда – в последний раз, когда я был в больнице, некоторых пони приходилось укладывать в коридоре, потому что свободных коек не было. В маленьких палатах лежало по десять пациентов, и на всю эту ораву приходилось только два врача и четыре медсестры.
Нужно торопиться. Дом Дитзи довольно далеко отсюда. Удивительно, что Динки смогла так далеко от него уйти. Холод пробирал меня до костей, но я сосредоточился на том, чтобы как можно скорее выбраться из этого ледяного кошмара.
Дом Дитзи не запирала. Дверь была распахнута. Забыла закрыть, наверное. Сразу же побежала искать дочку, забыв об осторожности. Может, оно и к лучшему.
Я вошел внутрь. Здесь было не так морозно, как на улице. Горел камин; слабый огонек еще кружился над грудой из золы и пепла. Платяной шкаф в углу болтался на одной петле. Ворох одежды, разбросанный по всей комнате. Из всех тумбочек были вытащены полки, по кухне разбросаны сковородки, тарелки и прочая утварь.
Нет. При всей чудаковатости Дерп, она не стала бы этого делать. Но кто? Какое чудовище решилось на такое?..
-Дитзи, тебя ограбили. Мне очень жаль.
Я не знал, что еще ей сказать. Стэйбл закрылся с Динки на втором этаже. Изредка он выходил и просил разогреть воды.
Слишком много плохих новостей за одну ночь. Доктор вышел, и наши взгляды устремились к нему.
-Надеюсь, что она поправится, — сказал Стэйбл.
-«Надеетесь»? – как-то странно слышать такое от врача.
-Да, именно так. Всё очень серьезно. У неё сильное обморожение. Это еще счастье, что вы её нашли, еще час-два, и ампутации конечностей не избежать…
Дитзи всхлипнула.
-Или того хуже, — закончил Стэйбл, — но она жива. Лекарство я пропишу, но ей нужно прогревание. Ну, и… Дитзи, загляни к ней, а мы пока с Карамелем поговорим.
Когда пегасочка скрылась за дверью, доктор вздохнул.
-Всё так плохо? – спросил я.
-Гораздо хуже. Просто чудо, если она сможет встать на ноги. А еще… я боюсь, что могут начаться осложнения.
-Какие еще осложнения?
-Ну… воспаление легких. Она долго пролежала на морозе. А еще, если учитывать её состояние, то…
-Ты про голод?
Стэйбл кивнул.
-Лекарств у нас хватает. Пока что, — заметил он. Сумку он левитировал за своей спиной. Раскрыв её, доктор вытащил несколько склянок и две упаковки с таблетками.
-Но для выздоровления этого недостаточно. Моим пациентам тоже нечего есть. Особенно тем, что лежат в психиатрии. На них никто еды не выделяет. Отдаю из своего запаса.
-Похоже, что Дитзи ограбили. Ей нечем кормить дочку, — прошептал я, надеясь, что меня не услышат за дверью. Стэйбл резко помрачнел.
-И кто мог это сделать?
-Пока не знаю. Может, эти кантерлотские зазнайки?
-Вот что, Карамель, — доктор одевал свою куртку, — не очень-то приятно говорить о таком, потому что эти единороги вполне нормальные ребята… по крайней мере, мне так казалось, когда я с ними разговаривал. Но лучше, если бы это были они.
-Почему? – невольно спросил я.
-Если это делает кто-то из Понивилля – а точнее, наши друзья, знакомые, которых мы хорошо знаем… ты понимаешь, что это значит, Карамель?
Я молчал. Мысли бешено крутились в моей голове. Стэйбл всё это время молчал, одевая куртку. Он тоже был странно задумчив.
-Что-то не так? – спросил я у него, на минуту отвлекшись.
-Да так. О Динки думаю.
-А… я тоже вот не понял: зачем она вышла на улицу? Она же знала, что нельзя. Мы предупреждали её, да и ты тоже…
-О, я тоже думал об этом. Но Динки мне успела рассказать об этом.
-…И?
-Странно. Очень странно. Наверное, метель разыгралась, и она увидела… нет, пожалуй, — доктор Стэйбл тряхнул головой, — это игра воображения. Ну знаешь, как мираж. Очертания фигуры… чего только зимой не увидишь. Я знаешь ли, врач по профессии, я не верю в сказки про призраков и прочую чушь. Мне хватило в детстве.
-Что она видела, Стэйбл?
Доктор поправил свою врачебную сумку и посмотрел на меня.
-Она сказала, что видела в окне Твист. Ну знаешь… рыженькая такая. Училась с ней в одном классе у Черили. Вот я и подумал, что… наверное, воображение разыгралось.
-А что с ней не так? – спросил я.
-Твист? Поступила к нам три дня назад. Тот же диагноз, она промучилась у нас в больнице. А потом… — доктор резко развернулся, — она умерла. Так что я не знаю, что и думать. Да и не хочу. Рецепт на столе, таблетки я оставил. Я пойду. Редхарт нужно сменить, она две ночи без сна работает…
-Да, конечно, — моя голова раскалывалась от усталости, и в голове царил какой-то странный сумбур. Нужно идти домой и хорошенько поспать.
На этот раз лягу вместе с Берри. Она теплая.
Третья неделя
Я с трудом могу шевелить копытами. Мой разум меня не слушается, а желудок сжимается до размеров котенка. Селестия, я бы всё сейчас отдал за что-нибудь съедобное…
Снег расчищают скелеты, обтянутые кожей. Правда, мы выглядим немного получше остальных – наше «ополчение» получает по миске похлебки в день, как обычно. Но я… я… я дурак. Точнее, в те самые моменты, когда я отдавал столь желанную пищу Дитзи, я думал как раз об этом. Скоро ноги протяну, а думаю о других. А точнее, о Динки, которой нужно поправляться.
Кому-то может показаться странным тот факт, что здесь остались пони, способные поделиться с нуждающимися. Нуждались все. Все голодали, все умирали от голода, и каждый должен был думать только о себе. Но страх смерти объединил нас. Не всех, конечно, но заставил подумать о том, что на взаимной помощи строится что-то такое, что помогает нам протянуть лишнюю пару дней.
И вот, когда время близится к вечеру, в город приезжает мой хороший друг…
Его зовут Скайфолл. Он пегас, и служит в королевской страже принцессы Селестии. И, если честно, узнал я его сразу – не похоже, что на своей службе он сильно голодает. А вот он меня узнал с трудом.
-Это ты, Карамель? – он в ужасе посмотрел на то, что от меня осталось. Я как-то уже смотрелся в зеркало: видок, мягко говоря, не очень. Кожа да кости. И хохолок.
-Это я. Какими судьбами, Скай?
-Наш отряд перебрасывают в Кантерлот. Говорят, какие-то беспорядки среди знати.
-Вот как… — протянул я. Действительно. В большом городе большие проблемы.
Я угостил своего друга остатками хереса (спасибо тебе, Берри), а он взамен мне принес кое-что из своего пайка. Селестия меня подери, как же я соскучился по простому бутерброду с сыром и розмарином. Пища богов… то есть, богинь.
-Ешь-ешь, — Скайфолл позволил себе устало усмехнуться. На нем сказались долгие перелеты по всей Эквестрии, но он держался достойно. Испытаниями его не сломить, он стражник в четвертом поколении.
-А ты почему не в форме? – я наконец-то доел этот чудесный, восхитительный бутерброд и посмотрел на него. Никогда не видел его без традиционного золотого шлема и накопытников.
-Я разведчик, — его длинная темно-бордовая грива спадала ему на грудь. Отращивать такие длинные волосы – это уже не по уставу.
-Ищу безопасные маршруты, выслеживаю воров и преступников. Это уже не старая добрая Эквестрия. По дорогам бродят отчаявшиеся пони, и если они увидят хоть одну колесницу…
-Ты не знаешь, когда нам пришлют помощь? – с надеждой спросил я.
-Дай-ка подумать… — Скайфолл задумчиво постучал копытом по столу, — дня три-четыре сможете продержаться?
-Надеюсь, — выдохнул я, подавляя искреннее желание задушить друга за такую чудесную новость. Это… это превосходно.
-Питаться зимой довольно тяжело. Говорят, что в древесной коре много питательных витаминов. Если её грамотно приготовить…
-Утешил, спасибо, — пробурчал я.
-Нигде сейчас не лучше. Все города распиханы по приоритетам. Мэйнхэттен и Филлидельфия – крупные мегаполисы, они съедают около половины запасов. А еще пегасов неплохо кормят в Клаудсдейле. Но там работа такая, что крылья ломаются.
-А Кантерлот?
-Когда в него потянулись беженцы, единороги закрыли город щитом. Прокормить целую ораву они не могут. Хотя, наверное, даже не пытаются, у них своих проблем хватает.
-Это… жестоко.
-Это необходимо. Я уже видел, на что способны пони.
Огонь в его глазах разгорался все ярче и ярче. Скайфолл допил остатки хереса, вытер рот копытом и продолжил. Каждое его слово я воспринимал с дрожью в сердце. Он говорил страшные вещи, которые происходили в Мэйнхэттене. О том, как обезумевшие пони вышли на тропу войны со стражей, со своими родными и друзьями. Из его памяти всплывали подробности, о которых лучше не знать никому. А мое больное воображение рисовало жуткие картины. Огромные ямы, в которые сбрасывали тела. Разбитые витрины и разграбленные подчистую магазины. Может быть, Скайфолл под алкоголем преувеличивал? Нет, у него воображение не такое богатое. Он говорит правду. Но правда всё ближе и ближе приоткрывала для меня новые грани. Грани того, как низко могут пасть пони
-Подожди-подожди… мясо? Пони не едят мясо!
-Неважно. Просто забудь об этом, Карамель. Просто мне рассказывали стражники, которые были в тех домах… что те, кто ел… ну, признавались, что оно очень сытное и питательное. Насыщаешься в один момент.
-Но где они нашли мясо?
Скайфолл молчал. Его глаза молча смотрели на пустую бутылку.
-Скай? Ты слышишь меня? Скай?
Когда он снова заговорил, его голос вдруг понизился до дрожащего шепота.
-Просто забудь.
-У меня есть к тебе предложение, Карамель. По старой дружбе. Не могу видеть, как ты тут подыхаешь, — Скайфолл протянул мне пергамент с гербовой печатью.
-Что это?
-Документы. Вообще-то каждый, кто проживает в Кантерлоте, их получил. Без них ты не можешь попасть в город.
-И откуда они?
-Так… по старым каналам откопал. Ну так что? Кантерлот – столица Эквестрии, с едой недостатка там нет. Оттуда же все поставки идут.
Действительно. Трудно отказаться от такого предложения. Особенно, когда ты видишь в этом выбор между жизнью и смертью.
Я прожил три недели в голодающем городе. Три дня. Четыре дня… в Кантерлот? Бегом! Хоть сейчас…
Но есть кое-что, почему Карамель не может покинуть свой загнивающий городок и отправиться по дороге в светлое будущее. Например, я не могу оставить своих друзей. Берри, Кэррот… даже молчун Биг Макинтош, он для меня ближе всех этих кантерлотских снобов. Я прожил здесь всю жизнь. Не хочу умирать.
А еще Дитзи. Ей сейчас приходится еще хуже, чем мне. Всё, что ей удается наскрести, она отдает своей дочке. Чтобы та поправлялась. По самой Динки так не скажешь: она увядала на наших глазах так же стремительно, как пролетала метель за моим окном. Даже моя злосчастная миска с овощным супом не могла ей помочь, хотя она и приносила облегчение. Можно сказать, что на похлебке держалась жизнь маленькой пони.
И… всё? Просто так взять и уйти? Нет, Карамель этого не сделает.
-Ты отказываешься?
-Я… могу тебя попросить о другой просьбе?
Скайфолл недоуменно сдвинул брови.
-Есть одна пегасочка… у неё дочь. Она тяжело больна. Ты не мог бы провести её и…
-С этим будет сложнее. Хотя… — Скайфолл подумал, — надо подумать. Найти еще один документ… хм. Если провести пегаску как стражника… ну, шлем и накопытники я ей найду. Скажем… о! Скажем, что потеряла документы. А на маленькую пони отдадим этот. Что скажешь?
-Ты настоящий друг, — вырвалось у меня. Скайфолл с кислой улыбкой мотнул головой.
-А ты настоящий пони, Карамель. Никогда бы не подумал…
-Ты это о чем?
-Ну… сам видишь, что происходит. А ты другим помогаешь, хотя сам похож на суповой набор…
Отличное сравнение, нечего сказать.
-В стражу бы тебя, — на этом пегас и закончил, — когда отрастешь крылья, дай знать.
Скайфолл не задержался. Он заскочил всего-то на часик, а потом вернулся к своим, а я, запирая дверь на засов, остался наедине с собой. Мне нужно было рассказать Дерп о том, что возможно, я нашел решение всех проблем. Документы лежали на столе.
Я оделся и вышел на улицу. Дурацкая зима.
…В доме Дитзи горел свет. Да, ей сейчас не до сна. В последние дни Динки мучилась от сильной лихорадки. Как и предсказывал Стэйбл. Впрочем, он теперь стал частым гостем у них дома. Температура у маленькой пони не спадала, несмотря на множество таблеток, которые ей прописывал доктор.
Когда я постучал, двери раскрылись. Дитзи при виде меня радостно заулыбалась.
-Привет, Карамель. Заходи!
Я давненько не видел её такой счастливой. Мне порой кажется удивительным, как можно сохранять улыбку в такое время. Что же случилось?
-…Откуда? – вырвалось у меня. Дитзи виновато посмотрела на меня, ошарашенного этим маленьким чудом.
Это была… вы только подумайте! Не какая-нибудь маленькая скороварка, вовсе нет! В этой здоровенной металлической кастрюле было не меньше пяти литров! И все пять литров были заполнены без остатка. Под большим огнем кастрюля кипела быстро; живительный бульон, в котором плавали мелко нарезанные морковь, картофель и капуста разливался, и огонь разгорался всё жарче и жарче.
Чудо. Маленькое чудо в нашем голодном краю.
Суп готов. Дитзи разливала бульон по тарелкам, которые были подписаны её кривым почерком. Каждому пони по тарелке. На всех не хватит, но… Кэррот, Биг Мак, Берри, даже Стэйбл – они получат свои порции.
-Садись, поешь, — предложила она.
-Да, конечно… а Динки?
-Я не забыла, — Дерп поставила еще одну тарелку, правда, не подписанную. Что касается меня, то я забыл. И про документы, и про то, где она смогла раздобыть столько еды.
-Давай, я покормлю её, — предложил я. Ну в самом же деле, хозяюшка Дерп будет встречать гостей. Я вполне могу справиться с тем, чтобы покормить маленькую пони.
Динки лежала в своей кровати, прижав плюшевого медвежонка к себе, укрытая толстыми одеялами и небольшой горой из подушек. Мама постаралась, чтобы ей было как можно теплее. На тумбочке, среди лекарств и кружки с теплой водой, стояла старая керосиновая лампа. Она и освещала темные уголки комнаты, и вымученную мордашку больной пони.
-Привет, Динки, — я поставил тарелку на тумбочку, немного потеснив лампу. Она в ответ попыталась улыбнуться, но у неё это получилось с трудом. Я помог ей немного привстать и положил тарелку перед ней на кровать.
-Вот. Поправляйся.
Она осторожно подула на суп. От него исходила легкая струйка пара. Я держал копыта так, чтобы она ненароком не уронила тарелку.
-А где мама?
-Всё хорошо. Она на кухне. Готовит для других пони. Поешь.
-Горячий, — она осторожно приникла губками к тарелке.
Всё-таки, один вопрос мне не давал покоя.
-Динки… а где мама нашла еду?
-Еду?
-Да. Ну… морковь, и остальное. Для супа.
-К ней приходил один пони. Он и оставил.
Я насторожился.
-Кто это был?
-Я не знаю. Другие пони называли его Свитч.
Свитч. Что-то знакомое. Это часом не…
-Ой, мне что-то попало в зубы, — Динки осторожно выплюнула кусочек обратно. Я с удивлением посмотрел на содержимое супа.
Дерп умела удивлять своей готовкой. Со временем к этому привыкаешь. И к гайкам, которые каким-то образом оказались в её утренней выпечке. И к этикеткам продуктов, которые она просто кидала в воду, даже не удосужившись их снять.
Но этого я еще не видел. Динки откусила кусочек от странной коричневой штуковины, по форме больше похожей на солнце. Или на кьютимарку принцессы Селестии, если быть точнее.
Это печать. Клянусь её здоровенным рогом, это печать! Как она оказалась в супе?
-Подожди… твоя мама разговаривала с этим пони? Ты слышала, о чем они говорили?
-Не очень. Мама много плакала, и, наверное, он оставил ей продукты.
-Давай поподробнее. Динки, это важно! – сказал я. Единорожка наморщила лобик, пытаясь вспомнить события прошлого дня.
…Они говорили с этим пони очень недолго. Он что-то кричал про нехватку еды. Мама плакала, и говорила, что ей нужно кормить меня. Чтобы я была здорова. Он сказал, что ему это неинтересно. Они о чем-то еще долго спорили, пока мама не сказала «Хорошо».
Мне было очень тяжело встать. Может, прошло не больше часа, когда пони по имени Свитч ушел, громко хлопнув дверью. Мама не спускалась, и я решила узнать, в чем дело.
Динки накинула на себя одеяло и осторожно спустилась вниз. В её состоянии это было очень нелегко: перед глазами мутнело, к горлу подкатывала тошнота. Но маленькая пони держалась, осторожно ступая по лестнице.
Её мама лежала на тахте, прикрыв глаза копытцами. Она выглядела взмыленной, как после долгой скачки. Под кроватью лежала пустая бутылка, вроде тех, которые иногда приносит Берри Пунш. Рядом с ней — два бокала, один из них скатился на бок. Фиолетовая жидкость покачивалась на донышке.
-Мам? – в ответ было только тихое всхлипывание. Пегасочка плакала, поджав свой желтый хвостик. Динки осторожно подошла к ней. Она зметила, что на кухне появилась небольшая белая коробка, забитая морковью и капустой под завязку.
-Мам, с тобой всё хорошо? – единорожка прилегла рядом с ней. На тахте двум кобылкам было немного тесновато, но мама крепко прижалась к ней, обняв передними копытами, словно любимую игрушку, не желая выпускать.
-Всё хорошо, мой сладкий маффин. Всё хорошо. Видишь, — она взглядом указала на коробку с едой, — у нас есть еда. Много еды. Мы с тобой еще заживем.
-Хорошо, — неуверенно протянула она, — но почему ты плачешь?
И хотя мама улыбнулась ей, смахнув слезы, её губы подрагивали, а щеки заливала краска.
-Не бойся. Я с тобой, — сказала Динки, прижавшись к её теплому бочку, укрыв себя и маму одеялом. Дождавшись, когда мама успокоится, она закрыла глаза, прислушиваясь к её легкому посапыванию. Они заснули под приятное шкворчание медленно затухающего камина и тиканье старых часов. Стрелки отсчитывали начало нового дня.
Если маленькая Динки еще не осознала, что случилось, то я всё сразу понял. То, что сделала Дитзи… я не могу в это поверить.
-Дядя Карамель? – да, я сам бы хотел посмотреть на свое лицо в этот момент. Мне было тяжело стряхнуть с себя этот невообразимый ужас, царивший в моем сознании.
-Всё хорошо, Динки. Ты поела, да?.. Хорошо, давай я уберу тарелочку, — я находился в каком-то странном состоянии. Голод меня убивал, но шок, в котором мне приходилось прибывать, был гораздо сильнее. Я сам чуть не разбил эту тарелку, но постарался взять всю свою волю в копыта. Мне предстоял очень сложный разговор.
-Карамель? – Дитзи удивленно смотрела на то, как я спускался на ватных ногах вниз. Я её не слушал. Только что мой взгляд на многие вещи пошатнулся и рухнул, как статуя Дискорда на глиняном постаменте, и мне пришлось постараться, чтобы самому не сломаться под тяжестью собственных мыслей.
-Как ты могла? – свой собственный голос я слышал со стороны. У меня не было сил, чтобы говорить. Я медленно и постепенно сходил с ума.
-Что? – не поняла Дитзи.
-Не придуривайся. Ты можешь запудрить мозги Динки, но не мне. Ты хоть понимаешь, что сделала?
Дерп подошла ко мне. Я не видел в её взгляде не сожаления, ни капли стыда. Только холодная решимость, спрятавшаяся за её придурковатым взглядом. Это меня покоробило.
-Это для Динки.
-Ну да. Когда она вырастет, она поймет нерадивую мамашу.
-Нам было нечего есть!
-Всем нам нечего есть! – крикнул я, — но это не повод для того, чтобы подстилать себя под каждого встречного жеребца!
Дитзи словно окаменела. Подойдя ко мне чуть поближе, я впервые увидел праведный гнев в её глазах. Я даже не ожидал, что она меня ударит.
Но это случилось. Она врезала мне по щеке копытом. Удар слабый; скорее как пощечина. Я в свое время получал и посильнее. Было дело, как-то с Маком сцепились в детстве.
Но этот удар словно вывел меня из прострации. Дитзи и сама не ожидала, что решится на такое. Она тихо охнула, и хотела извиниться, но я отошел от неё.
-Ты хоть понимаешь, что это краденая еда?! Хотя… откуда тебе понять, — я горько усмехнулся, — на ящике, который тебе оставил этот… Свитч, или как его там, была королевская печать Селестии. Ей опечатывали гуманитарную помощь из Кантерлота. Скорее всего, он и его дружки ограбили колесницу. Ты приготовила печать вместе с супом.
-Нет, — её копыта подкосились. Я отвернулся и пошел к выходу, надевая свою куртку.
-Ради этой еды проливалась кровь невинных, Дерп. Приятного аппетита, — бросил я напоследок.
Знаете, у неё на двери было такое небольшое круглое окошко. Застекленное. Через него я видел бушующий ураган снега и града, день за днем уничтожавшего мой милый, славный мир. Но за стеклом, в его смутном отражении, я видел слезы на глазах милой Дитзи. И свой взгляд, полный ненависти и боли.
Больше я не мог сдерживаться. Раскрыв двери, я шагнул в темноту, освещаемую лишь отдельными фонарями и огнями соседних домов.
Эти подонки должны заплатить. За всё.
В тот момент гнев заглушил всё светлое и доброе, что должно было оставаться в моей душе. Это был другой Карамель. Долгая зима наконец сделала свое темное дело. Я стал на плохую дорожку, и спускался за ней всё дальше и дальше, пока не натолкнулся на могучую фигуру Макинтоша, блуждавшую где-то вдалеке.
Я побежал за ним. Огромный красный жеребец шел против ветра по сугробам, таща за собой санки. Его копыта увязали по самые бока, но он упрямо следовал по своему пути. Знать бы, куда он ведет.
-Мак! Мак, мне нужно с тобой поговорить! – орал я, пытаясь перекричать вой метели. Бесполезно. Он меня не слышал. Я бежал вслед за ним. Ступая по его следам, я смог быстро его нагнать.
-Не сейчас, Карамель, — услышал я. Мак говорил негромко; но это я слышал отчетливо.
-Это срочно, Мак!
-Это подождет. Я занят.
-Что это у тебя?! – я посмотрел на санки. Я заметил небольшую кирку, державшуюся на веревках, что опоясывали груз. Зачем Маку тащить его в такую даль?
Порыв ветра подхватил кусок мешковины, укрывавшей груз и слегка приподнял его, обнажив маленький красный хвостик.
-Не сейчас, Карамель. Оставь меня, — Мак потащил санки дальше. Я ошеломлен, сломлен, разбит и уничтожен. Но я побежал за ним.
-Я с тобой. Я… помогу.
Мак не стал возражать. Вместе мы шли, наперекор стихии и собственной судьбе. Я тащил вместе с Макинтошем его ношу. Он не должен был оставаться один на один с собственным горем, которое скрывал за маской холодной решимости.
…Мы нашли подходящее место нескоро. Земля здесь была довольно мягкой, но быстро промерзала от таких лютых морозов. Нам пришлось работать копытами усерднее, от кирки не было никакой пользы.
Пока мы раскапывали яму, я рассказывал ему о своей страшной находке, опустив при этом некоторые подробности касательно Дерп. Мак слушал меня внимательно.
-Эти единороги остановились в доме Розы, — сказал он.
-Мы должны их взять. И как можно быстрее, пока они не ушли.
-Не уйдут.
Я помог ему сгрузить тело Эпплблум с санок. По веревкам мы спустили маленькую пони в её последнее пристанище. Макинтош вбил в землю колышек, чтобы отметить это место. И когда мы закапывали могилку, я неловко испытывал его взгляд на себе.
Когда всё закончилось, я вытер пот со лба. Мак еще некоторое время постоял у колышка. Его глаза были прикрыты, он опустил голову и, тяжело дыша, сжал зубы.
-Собирай ополчение, Карамель, — услышал я.
Я, пожалуй, пропущу тот момент, когда на пару с Маком мы собирали всех наших друзей. Обходили дома, стучались, рассказывали о произошедшем. И до меня дошло, что не я один так страстно желаю мести. Оголодавшие, сломленные, они с ужасом воспринимали такую новость. Но они шли за нами.
Мы приближались к дому Розы. Не очень-то хотелось устраивать там погром – всё-таки она была нашим другом. Но по-другому было нельзя. Не в эту ночь.
Мы быстро и решительно вытащили четверых единорогов из их теплых постелек. Пришлось немного потрудиться, потому что они пытались оказать нам сопротивление. Но мы накинули мешки им на головы и насильно вытолкали на улицу. Без одежды, на мороз.
Сначала мы их допросили. Свитч заорал о том, что еды больше нет, и что всё было давным-давно съедено, еще на второй неделе. Ложь.
-Что мы собираемся с ними сделать? – крикнул я. Часть меня осознавала, что то, что мы сейчас сделаем, неправильно. Мак мне не ответил. Мрачные физиономии моих друзей только подогревали опасения.
Наконец, мы выбрались из Понивилля. Остановились у небольшой полянки с одиноким дубом. Крепкое дерево. Зима сбросила с него листья, но согнуть его так и не смогла.
Единороги что-то кричали… я не мог этого разобрать. Мне было это неинтересно. Мои глаза наблюдали за тем, как Кловер забрасывал через дерево веревку с петлей.
…Первым пошел Свитч. Он был связан, и долго дергался, когда Биг Мак надевал на него петлю. Я следил за тем, как Кловер и еще несколько жеребцов схватили другой конец веревки и потянули его назад. Единорог захрипел; его задние копыта беспомощно дрыгались, тщетно пытаясь достать до земли. Через минуту я услышал хруст шеи; тело конвульсивно задергалось и обмякло.
Так, постепенно, одного за другим…
Я не чувствовал облегчения. Мне было горько и больно за самого себя. За того, кем я стал. Вместе с Кловером и остальными, я тянул эту веревку зубами, надеясь, что она не оборвется под тяжестью очередного единорога.
Не оборвалась. Ни после первого, ни после второго. Ни один из них не остался живым после нашего чудовищного суда. Тела мы собирались выбросить, но этого я уже не помню. Я только видел фигуру пегаса, наблюдавшую за нами.
Скайфолл. когда я уходил, он молча смотрел, подлетев прямо ко мне.
-Мне нечего тебе сказать, друг. Уходи, — бросил я ему, запахиваясь в свою куртку.
Но он покачал головой.
-Если кто-то узнает о том, что вы здесь натворили, тебе конец, — произнес он.
Я смотрел ему в глаза. Пегас на одном дыхании спросил у меня, и я ему ответил.
-Ты поедешь в Кантерлот?
-Да. Но не сейчас.
Эпилог.
«Надежда — самая живучая в мире тварь. Все сдохнут, а она подождет, чтобы умереть последней» – Г.Л. Олди.
Зима закончилась.
Говорят, что Элементы Гармонии проделали колоссальную работу, поборов духов Вендиго в открытом противостоянии. Впрочем, меня это уже мало интересовало. Впервые за долгое время можно увидеть солнце, и, не скрою, я радовался, как жеребенок при виде радуги.
Я приехал в Кантерлот. Не совсем в то время, на которое рассчитывал Скайфолл. Найти работу здесь довольно тяжело, но мой старый друг помог мне устроиться стряпчим в королевские бараки. Работенка непыльная, не слишком доходная, но я наконец-то начал поправляться.
Больше в Понивилле мне нечего делать. Мои далеко не самые лучшие воспоминания связаны с этим местом, и я не хочу возвращаться к этому. Мне грустно без Берри, без Кэррот… насколько мне известно, они пережили последние четыре дня, пока в город не приехала помощь.
А Дитзи… ну что же. Она живет совсем недалеко. Я иногда прогуливаюсь возле королевского дворца и вижу, как её выводят из темницы, закованную в цепи, конец которых доходят до огромной тяжелой гири. Это мера предосторожности, чтобы преступник не смог сбежать. Или улететь, если у него есть крылья.
Я не мог её судить за то, что она совершила. Я был не лучше её, и мы оба это прекрасно понимали. Говорят, что теперь она останется здесь надолго, если не навсегда. В последний момент суд заменил смертную казнь на заключение, учитывая обстоятельства и те показания, которые я дал. Не особенно я удивился, когда она пришла сюда с повинной. Я бы так не смог. Просто… я всё еще жить хочу. По возможности, на свободе.
И, как я обещал, я сжигаю этот дневник. Я пережил это испытание, и больше не хочу каких-либо напоминаний о том, что произошло. Это не письмо о магии дружбы, и лучше будет, если оно не попадет в чьи-либо копыта.
За стеной, которая огораживает королевскую темницу, горит костер. Иногда его разводит королевский конвой у входа, чтобы немного согреться. Меня они знают, и знают, что ничего плохого не будет, если я немного отдохну у теплого очага.
Страница за страницей. Огонь пожирает сухие листы пергамента очень быстро, и затихает, когда ему не бросают добавки. Я надеюсь, что смогу вернуться к нормальной жизни… хотя видят Богини, это будет тяжело.
Последние страницы. Это были заметки, которые я сделал из признания Дитзи. Секретарь любезно предоставил мне копию протокола. На этом история заканчивается, и они отправятся в огонь. Но не раньше, чем я их прочитаю.
Одним сумрачным субботним утром, Дитзи оставалась дома, бессильно наблюдая за тем, как обрывается жизнь её милой дочки.
Последние дни Динки не вылезала из кровати. Лихорадка медленно, постепенно высасывала из неё жизнь, и даже доктор Стэйбл ничем не мог ей помочь. Единорожка мучилась от жажды и голода, которые ничто не могло утолить. Температура не спадала уже несколько суток, приближаясь к критической отметке, за которой не было никакой надежды на выздоровление.
Мама всю ночь не смыкала глаз с неё. Динки без сна и отдыха ворочалась, прося о помощи. Маленькая пони её не узнавала; она слышала голоса, зовущие её на небо. Она видела яркий свет. Он не шел от лампы – он был повсюду, окружал её и переливался всеми радужными цветами.
Пока она находилась между двумя мирами, мама всячески пыталась облегчить её страдания. Она не спала несколько дней, но понимала, что всё кончено.
Её разум сыграл с ней злую шутку, объясняя понятным языком, что нужно сделать. Он холодно отвергал все позывы больного сердца, говорящего, что это неправильно. Этого нельзя делать.
Нужно… всего лишь прервать её страдания. Подарить ей долгожданный покой, которого она заслужила.
Динки наконец-то смогла забыться в сновидениях. Глядя на её мордашку, которая выглядывала из-за горы одеял и подушек, Дитзи с трудом сдерживала слёзы. Решение далось ей с небывалым трудом. Пегасочка подошла к ней и пододвинула выпавшего плюшевого медведя к её копытцам. Динки прижалась к игрушке, причмокнув губами. Её глаза закатывались от смертельной усталости, пот стекал с неё тоненькими холодными струйками.
Тень сгустилась над глазами умирающей пони, когда Дитзи еще несколько секунд держала подушку над её головой. Медленно, чтобы не потревожить сладкий сон, она опускала её ниже и ниже, пока с силой не прижала к её лицу.
Как удивительно. Неужели её сон был настолько крепок, что она даже не могла сдвинуться? Хотя бы сопротивляться, хоть самую чуточку?
Но у Динки не было на это сил. Мама держала копыта крепко. До тех пор, пока её тело не обмякло, и маленькая пони не испустила дух.
Из одинокого окошка, на котором мороз рисовал причудливые узоры, проходил неяркий свет. Он никак не мог пробиться через темный чердачок на втором этаже, и полумрак укрывал только что совершенное преступление.
Дитзи отпустила подушку. Правда о том, что она совершила, ударила ей в голову сильнее, чем херес. Пегасочка дрожала; копыта сами по себе уводили её дальше и дальше, прочь отсюда. Как можно дальше, лишь бы не видеть то, что она сделала с родной дочкой.
…Когда раздался стук в её дверь, Дерп вздрогнула. Она осторожно подошла к двери, чувствуя, что сейчас её сердце готово вот-вот разорваться.
Она подходила всё ближе и ближе. Осторожно потянула за дверное кольцо и распахнула дверь. Её обдало ворохом из снежинок. Зажмурив глаза, она смогла их раскрыть, и увидела на пороге продрогшую, осунувшуюся мордашку Карамеля. Его грива промокла от бурана, но его взгляд, полный отчаяния, устремился на неё.
Карамель держал обоими копытами миску с овощной похлебкой. От неё исходил теплый пар, и на краю плавали несколько одиноких картофелин и немного моркови. Земной пони протягивал её в последнем усилии, словно умоляя её забрать.
-Это… для Динки, — выдохнул он, — ей нужно поправляться.
Конец.