The Conversion Bureau: Ушедшие в пони
День десятый: Каждую ночь мы умираем, Каждое утро мы рождаемся
То есть ты говоришь, что фавела Ной-Вэлли была чем-то вроде естественного укрепления?
— Ну, в общем, да. К северу от нас находилась воронка Святой Делорес, и нипони в здравом уме туда бы не сунулся — она была ещё радиоактивна после Аскетической войны, начавшейся за Большим Коллапсом. Насколько понимаю, целились не туда, но ракета упала там. С южной стороны пролегали практически непроходимые руины Каюги, и тебе бы не захотелось встречаться с тем, что там обитало. Всепони знали, что там живут банды людоедов. В общем, было всего два входа и выхода, только западный путь был так себе, не дорога, а сплошное месиво. А вот восточная дорога была классной. Улица Сезара Чавеса сохранилась почти нетронутой, как и большая часть 24-й улицы. Так что это был главный торговый путь сквозь Фавелу Ноя. Неплохо жили, на самом деле. У нас даже был ресторан, можешь себе представить!
Ты шутишь! Ресторан? Не знала, что в фавелах есть рестораны.
— Была одна милая семья, по фамилии Н’го, они использовали Гарантированные Рационы и то немногое, что можно вырастить в фавелах, ну, там, одуванчики, мяту, лемонграсс — такие живучие растения, которые всепони выращивают на крышах. Мы относили семье Н’го свои продукты, а они делали из них что-то более-менее съедобное. Они считались у нас важными людьми.
Погоди, погоди. Я что-то не пойму. Ты говоришь, эти Ин-го или как там...
— Н’го... ничего страшного. К таким фамилиям лучше привыкать с детства.
Эм-м... да. Так что, эти Н-н...го, они брали продукты, готовили и отдавали обратно? А в чём их смысл? Они получается, просто работали бесплатно?
— Саншайн, благодаря этому у них была куча еды. Они готовили на всех, но у них всегда оставалось для себя. Они никогда не голодали. Хорошая сделка, если подумать. А всепони были только рады поделиться с ними, потому что правительственного рациона попросту недостаточно, и он очень скоро теряет съедобность. Быстро портится.
Роуз, я поняла. Так что, тебе нравилось расти в фавеле Ной?
— Ну, если уж тебе пришлось расти в фавеле, то радуйся, если это Ной-Вэлли. У нас было настоящее чувство товарищества... или мне так казалось, пока я была молодая. Может и правда... но потом всё стало меняться. Стали просачиваться банды с севера, и они атаковали всё сильнее. Погиб отец. Пошёл на рынок и... попался им. Просто случайная жертва, но это добило мою маму.
После того как отца не стало, мама начала... чудить. Она винила всех окружающих. Однажды попало и мне... У меня остались страшные шрамы на лице... у мамы был неудачный вечер, слишком много выпивки, и нож. После этого я ушла из дома.
Роуз! Святая Селестия.... Ты говоришь так, будто... описываешь это, не знаю, как что-то нормальное. То, что твоя мама... изрезала тебе лицо ножом! Я не...
— Она была не в своём уме, Саншайн. В ней что-то сломалось после смерти отца. Она просто... сломалась. Она вообще-то не хотела нападать на меня. И я тогда её сильно рассердила.
Рассердила? Это не оправдание! Ни один ребёнок не заслуживает, чтобы ему резали лицо! Луна помилуй, Роуз!
— Эм... я бы не была так в этом уверена. Я была... после того как убили отца, после того как мама стала чудить, я стала злой. Очень злой. Из-за потерь, из-за мамы, из-за того что нашу общину разоряли банды налётчиков... я решила создать свою банду. Только чтобы защитить всепони, так я думала. Но... как-то само так получилось, что... скоро мы перешли к ответным налётам.
Как раз в это время мы сошлись с Бритвой. Мы с ней... держали друг дружку в тонусе, постоянно поддевали, мерились кто... опасней, кто сможет... сильней отомстить. И мы сделали это, мы... покончили с той бандой, которая начала нападения, заручившись некоторой помощью. Но эта помощь... она была намного хуже. Мы объединились с южной бандой, и, скажу так, довольно жестокой.
Погоди... ты же говорила, что на юге жили людоеды?
— Ага, они самые. И вот их мы позвали на помощь. Нипони больше не хотел иметь с ними дела. Мы с Бритвой сразу же стали изгоями в Ное, но тогда нам было плевать. Пока долина была в безопасности... Все равно, что они там думают. Только мне было не всё равно, но... я старалась, давила это в себе, понимаешь?
В общем, мы отправились в те нехорошие места. Мы натворили там... не хочу даже говорить. Нам было мало заставить северян просто уйти, нам была нужна расплата. И пока мы были вместе с Лектерами, просто поубивать их — нет, это было бы слишком легко.
Так... Я не понимаю. Типа что ли... пытать их… и всё такое?
— Типа поиграть в футбол их головами. Или в шашки, у них на груди, кусочками их пальцев, слушая, как они вопят. Реально нездоровые вещи, Саншайн. Реально плохие вещи. И мы знали, что если они продолжат плодиться, то к нам придёт новое поколение отморозков... если только мы не перебьем их детей, так что мы потом отправились.... Саншайн? .... Саншайн?
Ох Шайзе. Мердэ. Б...лллл...ядь. Ох ты ж... маффинов пиздец.... Где же... сейчас найду.... Только что был.... Ох, Луна... Ой! Блин! Маффин, я его раздолбала, ох Луна, вот же бл... надо выйти куда-нибудь.... наружу, там есть дверь, была дверь, они спрашивают, вернусь ли я, да как я могу знать, вот дерьмо, кака, вот говнищще, какашка, чёрт. ЧЁРТ!
Куда я пойду? Что я буду... не могу дышать, этого... не может быть, это неправда, этот кекс изюмный не может быть правдой, никак, нет-нет... Спускаюсь по лестнице, мне надо идти вниз... Так, вот тут, внизу за ящиками, всё, понятия не имею, где я, но ушла. Я больше не там.
Ох, святая Луна, как она могла... я не понимаю! Вообще не понимаю! Она ж теперь кексова пони, и она может об этом так говорить, рассказывать мне такое и... да как же это... нет. НЕТ! Я отказываюсь в это верить. Она солгала мне. Это всё маффинова ложь. Она хочет... пытается оттолкнуть меня, вот и всё, она пытается закончить наши отношения. Просто не может прямо сказать, что всё кончено, вот и придумала эту корицу, которой она думает, что напугает меня, ну так, ЧЁРТ ПОБЕРИ, у неё получилось. Луна, ещё как получилось.
Рейдер. Во всей красе. Оглазуреть. Такого даже люди не творят! ЛАДНО, творят, но этого не могло на самом деле быть, только не она, только не моя милая, добрая, маленькая... О Луна, я плачу что ли, да, я плачу, вся мокрая от слёз, так глупо, потому что всё это неправда. Неправда, это не может быть правдой (плачет) ох.... Роуз, нет, нет, НЕТ... только не Роуз, только не Роуз...
Ай!. Я ударилась головой, надо успокоится. Надо себя контролировать, если меня будет так шатать, ой-й.... Я не могу сидеть прямо, мне... так плохо...
Я же спала рядом с ней больше недели! Святая Селестия, Я. Спала. Рядом. Прямо рядом с ней, всю ночь рядом со мной было это, это... чудовище... которое могло.... нет. Ты же помнишь, Саншайн, это неправда? Помнишь? Неправда. Роуз просто почему-то решила солгать мне. Вот и всё. КАК СЕЛЕСТИЯ ПОЗВОЛИЛА ЕЙ СТАТЬ ПОНИ? Как это вообще можно? Она же маффинов маньяк-людоед. КАК ЭТО ВОТ СМОГЛО ПРОЛЕЗТЬ В ПОНИ? Нет. Нет. Она этого не делала.
КОНЕЧНО! Святая Селестия, это же теперь ОЧЕВИДНО! Она рассказала мне о том, что делали другие. Вот оно что. Конечно она не могла такого творить, она просто присутствовала. Она и Бритва, они были вожаками, как она и сказала, Да, они возглавляли группу, но какой, скажите, командир сможет полностью контролировать банду людоедов? Она же не могла смотреть за ними всё время? Правда ведь?
Очевидно, конечно же, оно просто вышло из-под контроля и она не смогла остановить своих психов и рассказывала мне, что ОНИ творили, не что ОНА ЛИЧНО делала, это всё ОНИ. Остальные. Те, кого она привела с собой, это ведь были даже не её люди. Да? Конечно же, так и было. Естественно. Я всё неправильно поняла. Ох, коричная палочка, что же я наделала. Глупая, тупая кобылка. Глупая. Дура я. Она наверняка отсиживалась в углу, пока вокруг неё творились эти... зверства. Наверняка молчала, чтобы не набросились и на неё. Вот оно как. Я представляю, как она отворачивается, и слёзы у неё в глазах, и ОООО.... АААА.... Не-е-е-ет.... нет-нет-нет.
Хи. Ха-ха. Ха.... ох, дыши, надо дышать. Это всё недоразумение. Вот и всё. Пожалуйста, пожалуйста, святая Селестия, милосердная Луна, если вы слышите меня, пусть это будет недоразумением. Я неправильно её услышала, неправильно поняла. Роуз не... Она бы не... она не была способна на такие вещи, даже как человек, даже тогда, никогда, ни...
Никогда. Я спала рядом с ней. Всю ночь. Рядом с ней. Каждую ночь. Мы ели вместе. Ох, Луна... она ела... вместе с людоедами? Она, от голоса которой расцветают цветы! Та самая Роуз, которая издаёт такой тихий звук 'и-и-п' когда мы занимаемся любовью, нет... это не могла быть она.
Вот оно, значит, как. Конверсия и правда убивает прежнюю, человеческую личность. Да, тогда — всё логично. Я мертва. Прежняя, человеческая я, которая выпила сыворотку? Она мертва. Умерла, чтобы я, пони, смогла родиться. Да, это вовсе никакая не конверсия! Мы — не они! Нет! Ни разу! Я — другое существо. Совсем другое. Прости меня, ныне покойная Холли Дилайла Холловэй, я пегаска Саншайн Лафтер и я теперь живу вместо тебя. Ты мертва, ты труп, точно так же, как Милли. Холли и Милли в Бюро убили. Заменили на других. Вот что делает сыворотка. Она убивает человека и лепит пони из его мяса. Ново-пони. Это не бывший человек, это всё обман. Просто обман. Ничего общего.
И это ПРЕКРАСНО, вы понимаете? Роуз — это только Роуз. Хи! Как же Роуз может быть той самой женщиной, которая погибла в Бюро от сыворотки? Так что нет, это не она. Она не человек, она никогда не была ею, так ведь? Так ведь? Логично. Она не может быть Миллисентой, тем человеком, потому что Миллисента мертва, а новенькая, блестящая, прямо из коробочки, пони — родилась. Из её пепла выросла Роуз. Роза. Хи! Забавно. Как забавно. Роза... на пепле. Она не то же самое. Мы все не те же самые. У нас всего лишь есть фальшивые воспоминания о том, как мы были людьми. Но всё это ложь. Мы не 'конвертировались', нет никакой 'конверсии', человека просто убивают и заменяют на свежего, нового, невинного, чистого пони, который...
Но ведь, маффин печёный, я же знаю, что это неправда. Роуз рассказала мне про Вельвета с его засранными мозгами, а значит... ох, святая Луна, это значит, мы и правда конвертированные люди? Никуда не денешься, придётся признать. Я знаю, что я — это я. Я помню свою жизнь: детство, папу, маму, помню, как заходила в Бюро, как сильно мне хотелось стать пони, как меня ударил тот псих и... Я — это я. Это всё ещё я, хотя и пони. Это факт. Никуда не денешься.
А значит, Роуз... она — пони, которая когда-то была.... Но как? Как кто-то может дойти до такого, чтобы решить 'эй, а давайте заживо резать людей на куски и заставлять их на это смотреть, правда классная идея?' Как такое происходит? Да, хорошо, её отца убили. Её мама решила поиграть в ножички у неё на лице, и да, я понимаю, это серьёзно калечит психику, но ведь отлягать какая разница между шрамом на лице и кусками плоти в качестве фишек для настолок. Я... я... я просто... Не понимаю.
Что мне теперь с этим делать? А, серьёзно? Луна? Селестия? Вы когда-нибудь отвечаете своим маленьким пони? А? ОТВЕЧАЕТЕ? Чаще, чем маффиновы человеческие боги, это уж точно. Да, чудесные конверсионные сны, спасибо вам за приглашение, но сейчас я в беде и где же, булки вы коричные, вас носит? Где? Нету вас здесь. Что же мне делать? Как смотреть ей в лицо? Как всепони смотрят ей в лицо? Как она сама на себя в зеркало смотрит? Как она живёт, помня... что...
Селестия, должно быть, сказала ей в том сне что-то, лягать его, невероятное, это уж наверняка. Я не смогла бы с таким жить. Если бы я помнила, что такое натворила, я бы спрыгнула с моста. Погодите. Я умею летать. ЛАДНО, не с моста. И... как тогда... пегаске покончить с собой? Спикировать. Прямо с моста. Прямо башкой вниз. Это должно сработать. Я не обязана летать только потому, что могу летать. ТАК. Да. И покончим со всем этим. Я НЕ МОГУ теперь жить, зная то, что я знаю.
МАФФИН! Я же спала рядом с ней каждую ночь! Просыпалась рядом! Луна. Луна пресвятая.
Ей, должно быть, тоже тяжело. Я бы не могла с таким жить. Неудивительно, что она такая милая. Как мне справиться с этим? Как такое простить? Ладно, на их общину напали. Понимаю. Они защищали себя, я могу это понять. Но... самим стать такими же? Нет. Это чересчур. Но она говорит, иначе это было не прекратить. Ладно, может, они и были вынуждены, но то, что она описала...
Не знаю, что мне с этим делать. Я хотела отправиться в Эквестрию вместе с ней. Хотела провести остаток жизни с ней. Усыновили бы жеребёнка или сами бы родили, стали бы семьёй, ходили бы в Завтраковый клуб и.... Не знаю, что и думать теперь.
Слушайте... Мне надо побыть одной. Я... отключу эту маффинову штуку на время. Не знаю, включу ли я её снова. Теперь уже не знаю.
ЩЁЛК
ЩЁЛК
Э-м-м, привет. Я... поплакала сколько-то времени. Сейчас я на каком-то... не знаю, наверно, складе. Кажется, наступило утро. Может, даже полдень, не знаю. Откуда-то пробивается свет. Я боюсь двинуться с места. Меня вряд ли ищут, но... Я не хочу, чтобы меня находили, понимаете?
Я много думала. Наверно, я немного психанула. Нет, я, кажется, ОЧЕНЬ СИЛЬНО психанула. Слушайте... внезапно узнать такое вот — это очень нелегко. Особенно про понибудь, кого ты, якобы, знаешь. Но опять-таки, Я знаю Роуз всего девять, может, десять дней. Около того. Меньше двух недель.
Наверное, мне нужно принять решение. То есть, всё и так к этому и идёт, так ведь? Надо решить. И это так тяжело. Я... я на самом деле разрываюсь. С одной стороны, это же Роуз. Я обожаю Роуз. Я почувствовала в ней что-то с того самого момента, как увидела её. Если любовь с первого взгляда правда существует, если у пони она существует, то это она. И это истинное чудо, что бы вам ни говорили. Уж его-то я способна увидеть. По крайней мере, мне кажется, что способна.
Но... нет... или всё же — да? Вот в чём реальный вопрос. Пони, которую я люблю, это и правда... она? Может ли понибудь измениться... настолько? И если можно так измениться, тогда всё-таки что мы такое, и что я такое? Я это правда я, как я думаю?
Я понимаю, что физически она не опасна для меня. Даже если бы хотела, она нипони не смогла бы навредить. Это то, чего мы среди прочего лишаемся, уходя в пони. Меня так... хи-хи... Меня так напугало то, что я спала с ней, будто у меня в постели лежит демон, который только и ждёт, чтобы вцепиться мне в глотку. Ведь вообще-то... с ней безопаснее спать, чем с любым человеком. В ней вырезана способность убивать. Как и во всех нас. Так в чём же дело?
Наверное... Наверно, уже само то, что она раньше могла такое делать, или видеть, или желать делать... это само по себе... ужасно. Более, чем ужасно. Это худшее из того, на что способны люди. Такие вещи обычно читаешь в отчётах черносеточников или смотришь по холо, где тебя пугают ужасами фавел “радуйтесь, работники синего и красного уровня, что живёте на охраняемых фабриках…” и да, я радовалась. Такие, как она, обычно кончают жизнь героями этих репортажей. Маффин его знает... может, что-то из того, что я видела, было как раз про неё.
О Луна.
Каждый день, проведённый с ней, был исполнен радости. Это первый факт. Я никогда не была так счастлива. Это второй факт. Ещё какие есть факты? Она никогда не навредит мне, по крайней мере физически, тоже факт. Я люблю её. Факт. В этом нет сомнений, именно потому мне так больно. Эм... Она стала пони. Она не растаяла на том столе. Это значит... Что Селестия и Луна приняли её. Она говорит, что умоляла их... Очистить её. Она умоляла их очистить её. Они это правда могут? Почему же они тогда не стёрли ей память? Мне кажется, так было бы куда милосердней.
Но только если Конверсионный сон — это действительно сон. Возможно, и нет. Конечно, у этих снов всегда много общих деталей, но... это можно объяснить. Всепони в Бюро знают, кто такие Селестия и Луна, всепони имеют примерно одинаковое представление об Эквестрии... может легко статься, что сны — это просто сны. Может быть, у снов общая тема, потому что так работают наномашины, пересобирающие мозг. Может даже, сыворотку специально так запрограммировали. Мы этого никогда не узнаем.
Но если Селестия и Луна и правда богини, тогда... они приняли её. А даже если и нет... факт в том, что теперь она пони, безобидная и...
Нет-нет. Нет. Это всё понячьи перья. Хи-хи. Понячьи перья. Немного анти-пегасовски звучит, нет? Раньше не замечала. Эх. В любом случае, это всё не важно, я просто уклоняюсь от главного вопроса. Хочу ли я остаться с ней? Ох, пони, как же мне тяжело. Нет, СМОГУ ли я остаться с ней, зная, кем она была?
Ох, Селестия, но как же она сама это носит? Я-то думала, это мне тяжело... может, человеком она могла нормально относится ко всей этой... резне... но для пони это не может быть легко. Значит... она страдает? Ей, наверно, ужасно больно всё время, каждый раз, когда она что-нибудь оттуда вспоминает. Для пони... это должно быть невыносимо. Ужасно. Если Селестия и правда богиня, если Сон реален, она должна была стереть ей память. Это слишком жестоко — оставлять такие воспоминания.
Если только... Корица, я кажется поняла. Что, если... Роуз попросила оставить ей память... в качестве искупления? Вот блин. Это ж подумать страшно. Пожелать такое по доброй воле. Не думаю, что я бы смогла. Я бы скорей закричала 'сотрите меня сейчас же!!!'. Но, в первую очередь, я бы такого не натворила.
Хватит. Остановись, Саншайн. Возьми себя в копыта. У тебя два выбора, два возможных пути. Уйти или остаться. Итак: что будет, если я уйду? Я сказала ей, что она может рассказать мне абсолютно всё, и я приму это, было такое? И она мне поверила. Получается, я солгала? Я сказала, что буду любить её, несмотря ни на что. Что ж, это правда. Я всё ещё люблю её. И прямо сейчас это сжигает меня изнутри. Просто даже то, что мы не вместе. Ей тоже сейчас очень плохо, после того как я вот так сбежала. А разве я не причиняю ей боль каждую секунду, в которую меня рядом нет? Я об этом даже и не подумала. Просто сбежала. Что я за маффинова трусиха! Что же я за навоза кусок!
Если я уйду... то что тогда? Мне, конечно, будет больно. Я не представляю себе жизнь без Роуз. Это будет мегаотстойно. Пони, как мне её будет не хватать. Мне её уже сейчас не хватает. Пони. Маффин. Ч-чёрт. Ого. Стало получше. Чёрт.
Значит... я не хочу уходить, так? Конечно же, не хочу. Предупреждаю: вам, с той стороны экрана, грозит ещё долго выслушивать мою околесицу о том, какая я ужасная трусливая дура. Рейтингов я точно не подниму. Пони, что я за отстой. Почему бы просто не пойти и не найти её? Попросить прощения за то, что сбежала. Это... было очень неправильно. О Луна, мне нельзя была сбегать. Я всё испортила. Сама же попросила рассказать мне всё, а потом сбежала. Бл-л.... Блин коричный.
Ей сейчас больно. Она, наверно, напугана и унижена. Нет, она наверное зла на то, что её предали. Я, я только что предала её. Я не хотела, О Селестия, если ты слышишь... я правда не хотела! Я просто... просто была в шоке. Как будто весь мир одной маленькой пони вдруг разлетелся на куски и... всё это, весь этот ужас, и...
Я должна сказать ей. Я должна прямо сейчас говорить с ней... а не валяться за ящиком на каком-то... складе... или не знаю где. Даже не знаю, где я. ТАК. Мне очень срочно надо извиниться. О, ПОНИ! Я думаю только о том, хочу ли я возвращаться... а захочет ли она меня принять? Я ведь сбежала! Сбежала, как последняя треклятая трусиха! Не смогу её винить, если она не захочет со мной разговаривать. Как стыдно. О Селестия... Как же мне стыдно. Я должна была это вытерпеть. Для неё, наверно, было ужасно... рассказывать мне всё это.
Значит так. Я сейчас пойду к ней и буду умолять её простить меня, и если она всё ещё захочет иметь со мной дело, тогда... пусть так и будет. Это — Роуз, и мне этого достаточно. Что сделано, то уже сделано, но... Она — это только Роуз. Роуз Вэйл. И больше никто. Та, кто доверилась мне... а я сбежала. Надеюсь, что она сможет простить меня. Пожалуйста! Надеюсь, она выслушает меня.
— Я уже.
А.... чего? Кто тут? Алло?
— Я была тут всю ночь. И всё утро. Сейчас, мне кажется, около полудня. Я слушала и ждала, когда ты наконец разберешься в себе.
Роуз? Какого? Ты — здесь? ты... ох, святые... ты была здесь всё это время?
— Да. Прямо вот за тем ящиком. Я была здесь всё время.
Как... почему.... Это же.... Я не знала! Как ты там оказалась?
— Саншайн, ты была очень сильно не в себе. И... учитывая то, кем я раньше была... я бы там не выжила, если бы не умела очень хорошо подкрадываться. Некоторые навыки у нас, видимо, сохраняются.
Роуз, это немного жутко.
— Мне было немного больно, когда ты сбежала, Саншайн. А потом... потом ты была не в том состоянии, чтобы пытаться тебе что-то объяснять. Ты конкретно психанула. Поэтому... Я просто легла там и старалась не шуметь. И ждала. Несколько раз я порывалась заговорить с тобой, но ты снова начинала психовать, и я молчала. Пока мы не пришли к тому, что имеем, понимаешь?
Эм... да. Я, наверно... Немного... была не в себе. Прости. Я иногда бываю... слишком эмоциональна.
— Да, бываешь. За это я тебя так и люблю. Я правда очень тебя люблю, Саншайн. Прости, что я... что со мной... такие проблемы.
Роуз... Роуз... не надо... пожалуйста... это всё я. Я не должна была сбегать и...
— Я понимаю, отчего ты сбежала. По правде, я подозревала, что так оно будет. Моё прошлое действительно... очень плохое. Я не обижаюсь. И я не злюсь.
Эм... ничего... если я... тебя обниму?
— Ох, святой маффин, конечно, пожалуйста, пожалуйста, обними меня! Пожалуйста!
О... Ох, Роуз. Роуз. О... мне так жаль, я довела тебя до слёз, Мне так жаль, так жаль...
— С-Саншайн... всё хорошо.... это... это я от счастья. Я думала, ты не захочешь снова ко мне прикасаться, после... узнав...
Я... не скажу, что... мне это далось легко, но... Я точно знаю, что люблю тебя. Это всё, что я знаю. Просто люблю. И... кем бы ты ни была раньше, каким человеком... теперь ты Роуз. Ты пони, я пони, и... это новая жизнь.
— Миллисента умерла, Саншайн. Её нет. Ты это правильно поняла, именно так я себя ощущаю. Я умерла во время Конверсии. Я... хочу быть Роуз, и только Роуз. Но... при этом... я же хотела быть честной с тобой и не пытаться скрыть моё прошлое. Я так боялась рассказывать тебе. Так боялась!
Роуз? Так всё же, что ты видела в твоём Конверсионном Сне? Я... вот теперь я правда хочу знать. Мне нужно знать Не знаю пока, почему.
— Я оказалась в домике, Саншайн. В таком маленьком коттеджике. Как те эквестрийские домики на холо. Просто маленький домик. Головой я лежала на чьём-то тёплом белом животе. Это была Селестия, Саншайн. Я лежала на полу, положив свою голову Селестии на живот, она обнимала меня, как если бы я была жеребёнком, а она моей мамой.
Это продлилось долго. Я плакала, потому что... Мне очень не хватало моей мамы, такой, как она была раньше.... Так сильно, ты не представляешь как. Как будто вернулись те дни, когда всё было хорошо, я была счастливой девочкой, маминой любимой девочкой, в Ной-Вэлли я видела всё только хорошее и делала только хорошее и…
...и Селестия лизнула меня, Саншайн. Лизнула мой лоб, я уже была пони, и она лизнула меня, как своего маленького жеребёнка. Я почувствовала такое счастье! А потом мне стало так грустно, я поняла, что не заслуживаю такого, ничего из этого. Я вскочила и отшатнулась в ужасе, что нечто столь прекрасное позволяет чему-то такому... такой, как я... касаться её. Что она пожелала прикоснуться ко мне.
Луна тоже там каким-то образом присутствовала и наблюдала. И когда я увидела её, то я просто сломалась. Стало так плохо, я упала на пол, на живот, и... умоляла её уничтожить меня. Позволить мне умереть во время Конверсии, потому что мне нельзя быть пони, я не заслуживала этого. Умоляла её покончить со мной. Не “простить меня”, как я говорила тебе. А уничтожить.
И... вдруг она оказалась рядом, и мне было никуда не убежать, и она крепко держала меня, и говорила мне, что всё будет хорошо. Она говорила что я слишком много страдала как человек и что я заслуживаю быть пони за то, что мир сделал со мной. Она приказала мне всегда помнить это. Она сказала, что жалеет меня и что у меня будет лучшая жизнь.
Я не могла этого принять, я пыталась рассказать ей о том, что я сделала, и... она всё знала. Она знала, и... И, Саншайн, она простила меня. Простила. Я стала пони. Человеческая жизнь закончилась. Было только сегодня и завтра, и только они имели значение. Я стала её пони, могла ли я отвергнуть её дружбу? Я не смогла ответить “нет”, да и кто бы смог сказать ей “нет”?
Но она сказала, у этой дружбы будет одно условие. Обязательство, которое я должна исполнить.
Какое... какое условие?
— Она сказала, я должна буду простить себя и просто быть пони. Отпустить всё человеческое и просто жить. Я пообещала ей. И ещё раз пообещала. Она сказала, когда я проснусь, начнётся новая жизнь. Каждый раз, когда мы просыпаемся, это новая жизнь, и важно только то, что мы делаем в ней, а не в прошлой. И потом я проснулась, и я была пони, и я без конца плакала. Бедный доктор так испугался! А я не могла остановиться. А на другой день встретила тебя.
Офигеть, Роуз. Просто офигеть.
— Саншайн?
Да, Роуз?
— Сможем мы всё ещё... быть вместе, как... мы хотели раньше?
Ох, Роуз! Роуз... Я... да, думаю, мы сможем. Если ты согласна. Если ты хочешь.
— Хочу! Я бы не спрашивала, если бы не хотела! Я больше боялась, что ты не захочешь.
И я хочу. Теперь я это точно знаю. Я осознала это ещё до того, как ты дала понять, что ты здесь.
Да. Я хочу быть с тобой, и это неизменно. Мне очень-очень жаль, что я так сорвалась. Простишь меня за то, что я сбежала? Я не буду больше. Правда.
— Глупая... конечно же, я тебя прощаю. К тому же, куда ты сбежала... мы были вместе всю ночь!
Только потому, что ты какая-то пони-ниндзя. Ты правда незаметная. Серьёзно. Роуз, я бы тебя так и не заметила.
— Ага. Я... ну, да, я могу. Слушай... я очень, очень голодна. А ты?
Ох, горячие ляжки Селестии, а я-то какая голодная! Я прямо ненасытная. Я уже готова глодать эти ящики!
— Тогда... Саншайн, как насчёт того, чтобы покинуть это место и попытать счастья в кафетерии?
Будет просто ЧУДЕСНО что-нибудь пожевать. Но сначала нам надо кое-что сделать. Если... если только ты не против.
— Ч-что... что ты хочешь сделать?
Их поцелуй был долгим, и сладким, и очень-очень нежным. Венеция наблюдала, как две пони медленно закрыли глаза и растворились в нежности момента. Она едва заметила всплывшее окно в правом глазу, оценившее их игру как на 99.999+ убедительную, потому что она почти ничего уже не видела, слёзы потоком лились по её щекам. Она никогда не плакала раньше. Никогда. С самого раннего детства. Что угодно, но только не слёзы. Никогда. А теперь плакала и не могла остановиться.
Венеция почти не видела, как Роуз и Саншайн ужинали вместе, она сидела, плотно обхватив себя руками за плечи. Она стиснула себя насколько позволяли мускулы, но этого было недостаточно. Слёзы не думали останавливаться. Она услышала, как кто-то тонким голосом воет, и поняла что это её собственный голос: она воет на экран, на стены, на свою жизнь, на себя.
Когда серия закончилась, она уже не помнила, что сталось с парой пони после ужина. Она обнаружила, что вертится в постели в своей каюте и бессмысленно смотрит на облака, проплывающие за большим овальным окном. Она раскачивалась взад и вперёд, плотно обхватив себя руками, но и это не помогало. Какое-то чувство внутри пылало и сжигало её, но ей было мало, ей хотелось ещё, как бы это ни было больно. Прошло время, прежде чем она поняла , что это за чувство, отделив его от сожаления, грусти, радости и чувства вины... острое хотение чего-то. Она невыносимо, мучительно чего-то желала.
Это было как нестерпимый голод, как жажда, это желание, болезненное, огромное и ненасытное, но Венеция так и не могла понять, чего она хочет, и так шли часы. Она не вышла к обеду, сильно напугав тем корабельную прислугу. Снова и снова Венеция возвращалась к той сцене, последним минутам перед поцелуем, и пересматривала её снова и снова с момента появления Роуз.
Раз за разом она пересматривала каждую секунду, она уже знала Конверсионный сон Роуз наизусть, и всё ещё не могла сдержать слёз. Когда она думала, что слёзы уже прекратились, какая-нибудь маленькая деталь на холо задевала её, и всё начиналось снова.
Далеко за полночь, когда уже почти светало, она лежала в темноте, пока первый луч солнца не коснулся верхушек облаков, сквозь которые плыл дирижабль. Холоэкран был давно выключен, и Венеция больше не обнимала свои плечи, а просто измученно лежала. Она отключила все входящие сигналы, все, даже от её новых "Ночных Странников", и впервые за долгие годы осталась наедине с собой. Всплывающие окна и потоки данных казались ей сейчас навязчивыми и... неуместными.
Улегшись, Венеция мыслями вернулась к недавнему прошлому. Первый интерес к 'Ушедшим в пони', то странное, индуцированное этим сериалом поведение. Тот несчастный лакей, Филипп — она даже запомнила его имя — который беспокоился о ней, а она... она беспокоилась о нём. Малышка Петра. Которая никогда не увидит ни настоящей доброты, ни любви, ни дружбы, как у Роуз и Саншайн. Венеции стало ужасно грустно. Она обнаружила что снова плачет, наверно это из-за Петры, девочки из Антарктики, которой никогда не суждено узнать подлинной дружбы... пока не поняла, что плачет не о Петре.
Она оплакивала себя. И в тот момент Венеция наконец, возможно, впервые в жизни, поняла, чего она на самом деле хочет.
Больше всего на свете ей хотелось перестать быть Венецией Бертарелли.