Зеркало (прошлое)
Часть 3 - Комбинат. Глава 24
Всё та же овсяная каша. Ничем не примечательная биомасса, которую ел каждый травоядный житель Эквестрии для того, чтобы продлить свое жалкое существование на еще один бессмысленный бесполезный день. Все они просто смиренно ждали конца. Но только не она. Задумчиво отправив себе в рот очередную порцию, Тимм продолжала обдумывать план действий по спасению Эквестрии: найти и повредить зловещее устройство для переработки пони, разузнать больше о лидере всего этого жуткого места, выследить и убить его. Уничтожить также и всех его пособников на комбинате. Пособников или заместителей? В любом случае, они тоже должны были умереть. К такому выводу она пришла после опыта с госпиталем, когда случилось, что отсечение одной головы гидры привело лишь к появлению новых. Больше она не допустит такой оплошности.
– Ты не против, если я присяду? – поинтересовался знакомый голос, который она в последнее время слышала даже слишком часто.
Тимм кивнула, и здоровенный земнопони бухнулся на стул напротив неё. Сейчас на нем не было фартука, копыта его не были измазаны в чужой крови, а на боку не висели мясницкие принадлежности. Сейчас он не был похож на безжалостного убийцу и создавал впечатления обычного большого добряка с немного заплывшими из-за полноты глазами-щелочками. Вот только она прекрасно знала, какая тварь скрывается за этим довольным и немного пытливым взглядом.
– Тебе не обязательно мыть полы перед обедом, – деловито заметил Браундаст, – Мы ведь все равно еще не закончили, а значит, до конца дня там снова будет грязно.
– Да мне не трудно…
– Трудно или нет, но ты теряешь время обеда на бесполезную работу.
– Вовсе нет, – отрицательно помотала головой пони и пояснила, – Если вытирать кровь своевременно, то она не успевает присохнуть и её не приходится потом подолгу оттирать щеткой. Так удобней!
«Да и выглядит она в таком состоянии не в пример лучше» – хотела добавить Тимм, но пересилила себя и промолчала. Ни к чему ему знать такие подробности.
– Ну, как знаешь, – пожал плечами жеребец, – Я бы не стал над этим заморачиваться на твоем месте. В конце концов, на заводе не принято платить сверхурочные.
– Так я же для себя стараюсь, – заметила кобылица.
– Ну-ну, – загадочно ответил жеребец и усмехнулся, после чего вдруг придвинулся к ней поближе и заговорщически прошептал, – В потрохах, поди, копаешься, чертовка, пока меня нет, а?
И снова этот омерзительный хитрый взгляд.
– Что? – Тимм удивленно округлила глаза.
– Да ладно тебе, я всё понимаю, – усмехнулся мясник, – Не забывай только копыта мыть перед этим, а то мясо потом гниет быстро. Микробы, сама понимаешь.
– Вы что, я бы никогда… – от такой наглости Тимм не нашлась что ответить, – Да вы… Да я просто полы мою!
– Ха-ха-ха, а чего ты тогда покраснела так? – Браундаст победоносно посмотрел на собеседницу, – Я же тоже не дурак, всё вижу.
– Я к телам не прикасаюсь, – отрезала пони.
– Разумеется, – с наигранной серьезностью кивнул жеребец, – И слюной вся не исходишься, когда я выпускаю чьи-нибудь кишки на столе. Нет-нет, это не про тебя, Тимм! Ты не такая.
– Это другое! – вспылила Тимм – Я проявляю к ним сострадание.
– Тимми, не пытайся меня надуть, я отлично разбираюсь в пони, – фыркнул мясник, – Я тут уже далеко не первый год работаю, и каких только помощников рядом с собой не видал. И уж мне ли не знать, как пони «проявляют сострадание».
– И как же? – изогнула бровь пони.
– Отворачиваются, закрывают ушки, а потом ноют до конца рабочей смены, запершись в туалете. А ты… Тебе нравится, то, что ты видишь.
– Что? Нет, конечно.
Тимм сердито свела брови и отвела взор.
– Да ладно тебе, признайся, – продолжал допытывать её собеседник, – Тебе ведь понравилось, как визжала наша «Мисс Белые Копытца» сегодня? Адреналин чудеса с организмом творит. Сразу сил столько нашлось, и не скажешь, что в терминальной стадии привезли, а?
– Нет, это было ужасно.
– Ага, очень, – расплылся в хитрой улыбке Браундаст, – И поэтому ты даже не отвела взгляда ни на секунду. Ха-ха. Не убедительно звучишь, Тимм.
– Я… Эм…
Аргументы у Тимм кончились, поэтому она просто замолчала, так и не озвучив свою мысль.
– Мы с тобой родственные души, я это сразу понял, – довольно произнес Браундаст, откинувшись на стуле – Можешь делать вид, что это не так, но мы оба понимаем, что я прав.
– М-м, нет. Я так не думаю.
– Как скажешь, Тимм, как скажешь… – ответил жеребец, – И именно потому, что мы с тобой не похожи, ты «совершенно случайно» припёрлась именно в разделочный цех в день нашей первой встречи, верно?
Увидев, как она смутилась, Браундаст вновь рассмеялся, встал из-за стола и подмигнул ей, дав понять, что это не последний их разговор на эту тему. После чего он также неторопливо ушел прочь.
От ярости пони сжала челюсти так сильно, что стало немного больно.
Да как он посмел?! Дискордов садист, упивающийся чужой болью и она – воин света. Как у него вообще может хватать наглости считать их «родственными душами». Причем особенно раздражало то, что он с первого дня их знакомства начал намекать ей на это. И чем сильнее она его ненавидела, видя как он издевается над каждым невольным его «визитёром», тем положительней он начинал относиться к ней. Лучше бы продолжал третировать её и оскорблял, как в первую их встречу!
Хотя, её не за что было оскорблять. Она хорошо делала свою работу. И не потому вовсе, что ей это нравилось, а потому лишь, что она не хотела вызывать подозрений. Никто не должен был знать об истинных мотивах её появления на комбинате. Кроме Тиммерлин. И Шейди Хув, но только если та спросит.
Быстренько разобравшись со своей порцией, пони поспешила обратно.
«Мисс Белые Копытца». Очень меткое прозвище для пони, с учетом того, что копыта её действительно имели неестественно яркую белизну и как будто бы состояли из матового белого стекла, которое являлась отличным дополнением к её немного поблекшей, но все еще сиреневой аккуратной шерстке. Скорее всего, выбивали из земли искорки или блестки, а может даже светились во время галопа. Кто знает? У пони все еще было много бесполезных талантов. Покрутив голени в копытах, Тимм отправила их в ведро, где их уже дожидался её белый хвостик и скомканная в бесформенную массу кожа. Из-за крови определить её цвет было достаточно сложно, но пони знала, что она была такой же сиреневой, как и на ногах.
Почему она оказалась здесь? Сложно сказать. Выглядела пони достаточно неплохо, чисто визуально, если не считать небольшое количество пены у рта и носа, и налитых кровью красных глаз, что было обычным для отживающих свои последние минуты существ. Возможно, отравилась чем-то: лекарствами или ядом, специально или нет. А может какая-то болезнь развивалась внутри неё, приведя пони к такому финалу. В любом случае они не были патологоанатомами, чтобы выяснять это и делать выводы. Браундаст оказывал им совсем другую «услугу». Отрезав еще какую-то часть показавшегося ему не особенно хорошим мяса, которое он называл брюшиной, мясник также откинул её в ведро, и продолжил заниматься своим делом.
– Таз тащи, – буркнул он.
– Сейчас, – кивнула Тимм и, ловко взяв ведро со стеллажа, подошла ближе.
– Таз, а не ведро, тетеря! – рявкнул мясник, – Или нравится с пола потроха собирать потом?
– Ой, точно, – быстро поменяв инвентарь, Тимм снова оказалась рядом.
Один разрез и с минимальными усилиями все внутренности посыпались в приготовленную тару. Теплые, окруженные этим вонючим липким паром, который будто бы обволакивал своей вонью всё её тело и от него невозможно было избавиться. Как сразу приметила кобылица, среди внутренностей тоже не оказалось больных органов. Ни сизых, ни пунцовых – обычные внутренности, с которыми еще жить и жить. С другой стороны, она не считала себя экспертом в области анатомии и не могла утверждать наверняка, несмотря на то что за эти несколько недель уже успела вдоволь насмотреться на содержимое чужого брюха. Просто ей всякий раз было важно знать, действительно ли это был обреченный житель Маханхолла, или же все-таки они здесь перерабатывали всех, кто попадется под загребущее копыто работников комбината. Это было важно при планировании «отмщения».
Взгляд Тимм скользнул по голове кобылки, ненадолго задержавшись на её безжизненных глазах. Браундаст всегда оставлял головы «наблюдать» за процессом до самого конца разделки. Он видел в этом что-то сакральное. Она же наоборот относилась к этому максимально сдержанно, ведь даже дураку было ясно, что они мертвы, и взгляд их сейчас совершенно пуст. Такой взгляд впечатления производил ничуть не больше, чем от глаз, нарисованных на стене или вылепленных из глины. Просто часть интерьера и не более того.
– Ну, как? Говорит тебе что-то? – поинтересовался у неё мясник.
– Нет, конечно, я же не сумасшедшая, – безразлично ответила Тимм.
– Ах-ха-ха, а выглядит так, как будто вы с ней переговариваетесь о чем-то. Ты сразу такая сосредоточенная становишься, таинственная. Прям, спиритический сеанс! Не хватает только маски-черепа и шаманского бубна и вылитый зебростанский шаман бы был.
– Вовсе нет, – нахмурилась пони.
– Вовсе да. Ты очень внимательно их рассматриваешь, я имею в виду всякие «ужасные» вещи, типа отрубленных голов, крови или органики. Тогда как нормальные пони этого сторонятся. Это нас с тобой и отличает от них.
– Может, я просто смелая?
– Нет. По поводу твоей «смелости» мы уже всё выяснили на второй день твоей работы в цеху, ха-ха, – улыбнулся мясник, после чего, будто бы вспомнив что-то произнес, – Кстати! А хочешь я тебе один интересный вопрос задам, которым всегда ставлю в тупик любого пони? Тебя по ночам что больше возбуждает: голова без тела, или тело без головы?
Да что он несёт? Зачем задавать ей такие дурацкие вопросы? Вот же приставучий…
– Ничего, – твёрдо ответила ему Тимм, – Ничего не возбуждает. Я не люблю мертвые тела.
– Ага, вот ты и попалась, Тимм! – рассмеялся он.
– Что не так? Я же сказала, что ничего не привлекает.
– А тут не важен ответ, – с улыбкой пояснил ей мясник, – Тут важна реакция. Ты ни капли не удивилась тому, что я спросил. Не покрутила копытом у виска, не выпучила на меня глаза от удивления. И ответ у тебя готовый имелся. Нормальные пони так не делают. И, знаешь, что, Тимм. Я ведь тебе верю. Ты честно мне ответила, и я это сразу понял. Значит, мертвые тела тебя не привлекают. А что тогда? Умирающие? Их крики? Кровь? Или то, что из них вываливается?
– Ничего из вышеперечисленного.
– Ага, вот мы уже и признались, что всё-таки что-то в убийствах щекочет нежные струнки твоей души. Быстро я тебя раскусил, да? – довольный собой Браундаст еще что-то разрубил на столе, но рассерженная Тимм уже не обратила внимания на то, что именно, – Что-то тебя задевает, но что? Об этом ты мне конечно же не расскажешь, да? – он еще раз противно хохотнул, продолжая заниматься своим делом, – Тогда, пожалуй, я с себя начну. Меня в них привлекают эмоции, Тимм. Страх смерти, который я вижу в их глазах, когда они смотрят на меня, понимая, что это последние мгновения их жизни. Одни смиряются, другие сопротивляются, третьи пытаются торговаться со мной – представляешь? Бывали и такие, кто хотели выторговать себе жизнь у меня. Каково, а? Как будто бы от меня зависит, выживут они или умрут, ха-ха-ха. Дурачье.
– Ну, нож в конечном итоге в твоих копытах, – заметила Тимм, кивком указав на окровавленный тесак.
– И что с того? Нет, Тимм, ты не понимаешь. Я не тот, кто держит нож, я и есть этот нож, – поучительно произнёс Браундаст фразу, которую вероятно уже не раз повторял своим коллегам по работе, – А держит его система, которая предписывает конкретно этому пони сегодня оказаться на моем столе, чтобы потом превратиться в пищу на столе грифоньем. Просто дурной жребий! – немного помолчав, её полнотелый собеседник ухмыльнулся и более спокойным тоном продолжил, – Хотя, не спорю, мысль о себе, как о вершителе чьих-то судеб мне льстит. Я даже с удовольствием подыгрываю им в этом. Думают, что я могу их спасти? Ха-ха, пусть думают. Тем приятней будет видеть их разочарование. Еще один раз поселить в их сердце надежду, чтобы потом растоптать.
– Это жестоко.
– Разве? – удивился жеребец, – Не всё ли равно, какими будут их последние минуты жизни, если они, ха-ха, последние? А так, хоть сами взбодрятся, и меня повеселят – вроде все в выигрыше.
Он подмигнул ей, но Тимм в ответ лишь еще сильнее нахмурилась.
– Что ж, значит, духовная сторона вопроса тебя не сильно волнует, – заключил спустя какое-то время Браундаст под мерные удары мясницкого ножа и чавканье свежей плоти.
– М? – вопросительно посмотрела на него пони.
– Ну, тебя не будоражит ни твоя власть, ни их бессилие, это я уже понял. Их жизни для тебя ничего не значат, хоть ты и говорила, что тебе их жаль. Что ты проявляешь к ним сострадание. А жалость это первый шаг на пути к восхищению убийством, ты знала об этом? – он посмотрел на неё, но, не дождавшись ответа, продолжил, – Знай, Тимм, не бывает хорошей или плохой реакции на какие-то вещи, есть только интерес или безразличие. Страх примерить это на себе и, как следствие, защитный ответ организма. Можно сопереживать им, плакать, представляя, как это, должно быть, больно… или радоваться, понимая, что больно сейчас не тебе. Знаешь, ведь в детстве мне действительно очень страшно было наблюдать, когда кому-то плохо. Я очень боялся видеть смерть. Но с возрастом я осознал, что видеть в этом нечто возбуждающее куда приятней, чем бояться этого.
– Значит, ты стал маньяком еще до работы на комбинате? – без особого интереса спросила Тимм. Для себя кобылка уже сделала о нём свои выводы и не нуждалась в его «исповеди».
– Ишь ты, какая шустрая, – хохотнул он, – Вот прям, так захотел и стал. Может я и хотел бы им стать, но видишь-ли, так уж вышло, что в обычной ситуации это чревато…
– Тем, что тебя поймают и заставят понести наказание? – Тимм впервые за всё время разговора улыбнулась.
– Вроде того, – заметив это, довольно кивнул Браундаст, – Случайный свидетель, мстительный родственник, да даже просто жертва может оказаться чересчур сильной. Много что может пойти не так! Я не хотел рисковать своей жизнью ради того, чтобы ненадолго удовлетворить свои желания.
Тимм промолчала.
– Считаешь это слабостью? – спустя небольшую паузу поинтересовался он.
– Эм… думаю, да, – честно призналась пони.
– Ха-ха-ха. А ты жестче, чем я думал, – вдруг расхохотался мясник, на время даже забыв о разделке – И скольких ты уже успела отправить на тот свет?
– Что?! Никого! Я даже не думала об этом! – вспылила Тимм.
Правда, звучали её слова глупо даже для неё самой. Просто в голове молодой кобылицы сейчас перемешалось слишком много мыслей, а потому остановиться на какой-то одной было крайне непросто. С одной стороны, её сердце требовало опротестовать любые выводы, которые делал о ней этот мясник, ведь он был в корне не прав относительно её персоны. Это же очевидно! К тому же убийство это не то, в чем следовало признаваться кому попало. С другой стороны, она ведь никого не убивала, кто бы не заслуживал этого. Смерть от её копыт получили только настоящие монстры, не заслуживающие жизни. Она гордилась тем, что она сделала, а потому стыдливо скрывать это было ниже её достоинства.
– Расскажешь потом? – как-то уж совсем по-дружески спросил он, – Мне действительно было бы интересно узнать о твоих похождениях.
– Они не достойны упоминания… – сквозь зубы прошептала Тимм.
– Вот как? В таком случае я надеюсь, что ты достаточно отвела душу, пока «наказывала» их, – мясник подмигнул ей, а затем отложил нож в сторону и продолжил, как ни в чем не бывало – Что ж, наша красавица, кажется, готова к своему дальнейшему путешествию, поэтому заканчиваем разговоры и принимаемся за работу. Пока дорогуша, с тобой приятно было иметь дело.
Подняв со стола голову, он с усмешкой поцеловал пони в нос, а затем закинул её в последнее чистое ведро, что означало, что Тимм следовало относить субпродукты по цехам. Довольная тем, что этот тяжелый для неё разговор, наконец, завершился, Тимм водрузила себе на спину таз, схватила вёдра и поспешила прочь из бойни.
Пока кобылка переходила из одного цеха в другой, передавая части несчастной пони для переработки, у неё в голове всё кипело от сменяющих друг друга мыслей. Ей очень хотелось придумать способ прекратить эти разговоры. Он ведь действительно читал её! Нет, не в смысле их схожести. Здесь Браундаст был совершенно не прав, и ему просто не хватало ума понять это, потому что… Он тупой. И маньяк. И извращенец. Но при этом он каким-то образом смог понять, что она убивала, и это пугало её. Конечно, полиции в Маханхолле давно уже не существовало, да и вряд ли кто-то вообще решил бы наказывать её за то, что она избавила мир от пары-тройки моральных уродов, давно потерявших цивилизованный облик. Но всё же очень не хотелось, чтобы он начал с кем-то делиться своими умозаключениями. Это могло бы настроить коллектив против неё.
Вдруг пони рассмеялась от внезапного осознания того, что боится того, что работающие на этом комбинате душегубы, ВДРУГ испугаются, узнав о том, что она тоже кого-то убивала в своей жизни. Как будто бы она думала сейчас об обычных пони, а не о сборище маньяков!
Да уж, какая глупость…
Посмотрев по сторонам, Тимм обнаружила, что сотрудники смотрят на неё с нескрываемым удивлением. Некоторые даже вышли из цехов, чтобы узнать, кто же здесь, – в мрачных коридорах комбината – так громко смеется. Скорее всего, эти звуки были здесь слишком большой редкостью.
– Просто шутку вспомнила, – едва слышно пробубнила она и поспешила дальше. Вряд ли её оправдание кто-то услышал, но главное, что оно было сказано.
А вообще, мысль ведь была верной. Быть может, ей правильней было не скрывать того, что она забрала чью-то жизнь, а наоборот – заявить об этом во всеуслышание, чтобы «сойти за своего» среди этих ужасных пони. Может даже заслужить их уважение. Ведь Браундаст явно стал относиться к ней совсем иначе, когда понял что она вовсе не такая кроткая и безобидная, как ему показалось вначале.
Да уж, приятные мысли…
Главное, не уточнять при них кого именно она убила, а то они сразу поймут, что она не на их стороне. Хотя, они всё равно могут догадаться.
Нет уж, лучше не отступать от первоначального плана и просто играть роль молчаливой, но исполнительной сотрудницы. И тогда Браундасту никто не поверит, даже если ему вздумается начать трепать языком.
Остановившись напротив двери, Тимм застыла в нерешительности. В её тазу остались только кости и голова, и обычно она сдавала их в этот цех через окно с конвейерной лентой, ибо в само помещение никого не пускали, а над дверью висела табличка «вход воспрещен». В этот же раз, окно было закрыто, причем, судя по оставленным здесь тринадцати тазам с аналогичной продукцией – уже достаточно длительное время. А вот дверь в цех наоборот была гостеприимно распахнута.
Недолго думая, Тимм прошмыгнула внутрь. И Первое на что обратила внимание кобылица, оказавшись внутри, это запах. Конечно, вонь протухшей плоти витала над всей территорией завода и сотрудники давно уже привыкли к ней, однако в этом цехе она имела какую-то особенную «палитру». Словно к привычному аромату добавили еще соль, уксус и эм… запах палёной проводки? Да и определить источник этого запаха было задачей нетривиальной, ведь само по себе помещение оставалось чистым и вымытым. Хотя, пока у неё не было возможности осмотреть его целиком, ведь большую его часть скрывало огромное непонятное устройство из металла, проводов и каких-то непонятных механизмов. О том, насколько оно было громадным, можно было судить исходя из того, что цех, в котором оно располагалось, был раз в десять больше, чем бойня, где они с Браундастом работали. Причем не только в ширину, но и в высоту. А в центре этого устройства была некая металлическая сфера с парой иллюминаторов и трапом, который, судя по всему, вел к расположенному с другой стороны входу в эту сферу.
Пони захотела внимательней рассмотреть это устройство, и пошла дальше, по пути обратив внимание на большое количество пустых железных ведер сваленных в кучу. Было среди них и парочка заполненных. С какой-то странной красно-коричневой жижей с тошнотворным запахом. Также были там огромные высоковольтные провода в армированной гофре, и несколько запасных шестерней. Было даже то самое тяжеленое устройство, которое она – еще будучи грузчицей – доставляла сюда из складов Авафа. Правда, теперь оно казалось ей совсем крохотным, в сравнении с тем агрегатом, частью которого оно являлось.
Сомнений для чего именно создавали эту махину, у неё не было. Она понимала, что это за устройство.
– Эй ты, а ну стоять! – вдруг услышала Тимм чей-то резкий голос и остановилась.
Габ возник перед ней словно из-под земли. Брови его были сердито нахмурены, лицо вымазано в какой-то саже, а в многочисленных карманах его черной униформы находились различные отвертки и ключи.
– Кто там, Габ? – раздался еще чей-то голос откуда-то сверху.
– Всё в порядке, просто сотрудница комбината, – ответил ему жеребец и посмотрел на неё, – Ты какого дискорда здесь делаешь? Это запретная зона!
– Так открыто же было… – пробормотала в ответ Тимм, потупив взор.
– И что? – рассердился технолог, – Табличка на входе для кого висит?!
– Я её не заметила… – соврала Тимм.
– Так, постой-ка, это снова ты?! – Габ кажется узнал её, и немного смягчился – Та пони, которая на комбинат зашла без разрешения пару недель назад. Ты вообще что ли голову никогда не поднимаешь?! Слоняешься вечно, где попало…
– Извините.
– Сюда нельзя ходить, поняла? Посторонних сюда не пускают.
– А почему? – спросила Тимм.
– По кочану, – вместо ответа бросил жеребец, – Всё, выметайся отсюда немедленно, – он начал подходить ближе, подталкивая её к выходу.
Пони попятилась.
– Постойте. А как же кости?! – запротестовала она, показав ему таз.
– Оставь у входа, – ничуть не замедлившись, ответил он.
– Но мне нужен этот таз! – продолжала настаивать пони.
– Вечером заберешь.
– Мне он сейчас нужен! – остановилась Тимм, стоя перед дверью цеха, из которого её уже вытолкали, – Браундаст будет ругаться, если я без таза вернусь!
Резко выхватив у неё железный таз Габ не медля ни секунды перевернул его, отправив голову отжившей свой век «Мисс Белые Копытца», а также собственно сами белые копытца, в другой таз с подобным содержимым стоявший у входа. После чего всучил его ей обратно.
– Довольна? – хмуро спросил жеребец.
– Спасибо…
Вместо ответа он развернулся и, вернувшись в цех, громко захлопнул за собой дверь, на которой сверху была приклеена свежая табличка:
«Цех не работает. Ремонт. Субпродукты оставлять у входа».
– Между прочим, эту табличку я и не могла увидеть заранее, так что сами виноваты, – негромко заметила Тимм, после чего отправилась обратно в свой цех.
Ну, по крайней мере, теперь она знала, как выглядит устройство для переработки аликорнов. В том, что это именно оно пони даже не сомневалась. Правда, то, что она увидела, её никак не обрадовало, ведь, судя по всему, махина была настолько прочной, что даже окажись она там с кувалдой в зубах или с динамитной шашкой, вывести её из строя было бы непосильной задачей. Просто какой-то бронированный монстр. С другой стороны, будь оно настолько неуязвимо, они бы не охраняли его столь яростно от посторонних глаз.
Нет, ей определённо надо было пробраться туда и полностью изучить этот агрегат. У него точно есть уязвимые места, и она непременно о них узнает.
Но чуть позже.
– И что молчишь, стоишь? – со скучающим видом поинтересовался Браундаст.
«Потому что сидеть и молчать я не могу. Стул всего один и он под тобой» – мысленно ответила ему Тимм, но вслух сказала лишь:
– Думаю…
– О чем? – заинтересовался мясник, – О сегодняшней гостье?
Тимм фыркнула. Смысл о ней думать? Её больше не было, и даже более того, в цеху уже не осталось ни одного намёка на то, что её когда-либо сюда привозили. Они давно уже сделали свое дело и очистили рабочее место, а потому сейчас им оставалось только ждать конца рабочего дня, ну, или внезапного нового гостя. А думала она сейчас о том, как изучить и уничтожить огромную установку, которую она видела. Очевидно, она представляет большую ценность и играет важную роль для тех, кто совершает все эти злодеяния на комбинате. Не будет её – не будет убийств. Правда, пока она не совсем улавливала связь между важностью машины и убийствами. В конце концов, убийства пони происходили в забойных цехах. Зачем тогда она нужна?
– Я думаю, почему Габ не пустил меня в цех для переработки голов и копыт? – решила сказать ему Тимм.
– Об этом? Серьезно? – толстый жеребец хмыкнул, – Да уж, я почему-то был уверен, что ты мыслишь о чем-то куда более «масштабном». Эх ты, разочаровываешь меня…
– И все же? – не унималась пони.
– Габ не пустил тебя в тот цех, потому что вход туда «воспрещен» для всех кроме ограниченного круга лиц, – как-то чересчур официально проинформировал её Браундаст.
– Но почему?
– Потому что там стоит устройство для переработки твайликорнов. Сложное и, между прочим, высокотехнологичное оборудование.
– Да, это я заметила, – кивнула пони, – Но какой в нём смысл?
– Как какой? – удивился жеребец, – Дробить головы и копыта.
– И всё?
– А тебе этого не достаточно? – ухмыльнулся собеседник, – Хочешь снова туда пони целиком начать пихать, да? Ха-ха-ха.
– Ну, просто я слышала, что всё на этом заводе крутится вокруг этой машины.
– По первоначальной задумке – да, – принялся пояснять ей мясник, – Я имею в виду, когда всё только начиналось. А что? Было удобно – сунул в неё пони и получил несколько ведер паштета для грифонов. Практически безотходное производство! Старик Оуэлл потому и развязал всю эту байду, потому что идея с аликорнами накрылась медным тазом, а установки остались. И голодные грифоны тоже остались. Вот он и решил приятное с полезным совместить.
– И что ему помешало?
– То, что установка на практике оказалась не слишком прочной. То протез железный туда попадет, то зубы чьи-нибудь вставные, то просто болт в желудке. В общем, выяснилось что бессмертных, регенерирующих твайликорнов с магическими способностями перерабатывать было куда проще, чем всякий маханхолльский сброд, а потому намучавшись с её ремонтами Оуэлл принял решение, что легкого пути в деле мясопереработки нет и нужно делать всё «по старинке», – мясник кивнул на свои жутковатые инструменты, висящие на стене, – Тем более что грифоны уже слишком привыкли к паштету из понятинки, и вряд ли согласились бы пухнуть с голоду, перестав его получать.
– То есть теперь установка почти не используется?
– Почему же? Наоборот. Пони всё также идут через этот агрегат, но теперь не сразу целиком, а по частям и предварительно разделяясь на сорта. Первый сорт – мясо живых пони, второй сорт – мясо мертвых, потом потроха живых и потроха мертвых. Ну и наконец, кости, кожа, содержимое желудков и совсем уж стрёмные окоченевшие трупаки, которые иногда находят на улице. Тут уже без деления, потому что получающаяся масса в любом случае не слишком, так сказать, аппетитна, но при этом всё еще питательна и, с определёнными приправами, даже съедобна.
– Ага, теперь понятно, – кивнула пони, – То есть установка все-таки важна.
– Ну, в моем представлении – нет, – поделился с ней своим мнением Браундаст, – Будь я грифоном, я бы категорически отказался употреблять эту красноватую жижу, сделанную из трупов, костей и кишок. Зачем? Когда можно просто взять себе поняшку покраше и приготовить её свеженькую где-нибудь на костре в кисло-сладком соусе. Но у Оуэлла, а, следовательно, и Габа свое видение. Им нравится переводить добро на говно, поэтому установка работает и превращает всех в однородный «продукт».
– Хм, – Тимм надолго задумалась.
– Что? Тоже понравилась идея про пони в кисло-сладком соусе? – Браундаст рассмеялся.
Что ж, теперь она, по крайней мере поняла, почему они так пекутся об этой установке. И почему уничтожение агрегата действительно было важно для её дела. Придумать бы только, как именно вывести его из строя…
Тимм сидела на кухне, слушая монотонные звуки шарканья мастерка по штукатуреной стене. Звуки казались даже чересчур интенсивными, как будто бы того, кто их издавал, переполняла фанатичная энергия. Или желание сделать всё поскорее.
– Может, поужинаешь? – поинтересовалась светловолосая кобылка.
– Чуть попозже, – ответила Шейди Хув, продолжая надраивать стену, – Пока настроение есть. Доделаю эту сторону и всё: остальное завтра.
Её соседка по общежитию действительно выглядела вдохновленной. Надела на голову белый чепчик, а на передние копыта верхонки, правда, от строительной пыли это её особо не уберегло, ибо большая часть волос и серая шерстка уже побелели от остатков белил и штукатурки осевших на них. В таком состоянии Тимм и обнаружила её вечером, когда вернулась домой, однако, судя по всему, занималась она этим едва ли не с самого утра. Чем именно? Счищала облупленную краску со стен, ровняла, а также шпатлевала многочисленные трещины при помощи раздобытого где-то строительного раствора. Также на кухне стояли и банки с краской, которыми Шейди Хув очевидно собиралась воспользоваться в ближайшее время. Ведь половина коридора, а также почти вся кухня, уже были готовы к обретению своей «новой жизни». Непонятно только зачем…
Вопрос об этом висел у Тимм на языке уже достаточно долго, однако она не хотела его озвучивать. Боялась, что это может обидеть пони или сбить её порыв. А ей не хотелось, чтобы Шейд снова становилась апатичной и депрессивной, как раньше, когда рассталась со Стоунхаммером. Да и кулинарные её навыки сейчас были на высоте.
Пони с улыбкой посмотрела на исполненные в виде звездочек, грибков и елочек сладкие овсяные лепёшки. Такого она не видела с тех пор, как… Да вообще ни разу! Ни в этом общежитии, не где бы то ни было еще. Казалось бы, что может быть проще, чем приготовить еду в какой-нибудь необычной форме? Но почему-то никто этого не делал. Слишком глубоко в умы проникла безысходность. Не до того стало.
– Шейд, а где ты взяла формочки?
– Чего? – переспросила пони, ненадолго прервав работу со шпателем.
– Формы для лепёшек, – повторила вопрос пони, – Откуда они?
– Что нравится? – Шейди Хув широко улыбнулась, – Ограбила кондитерскую в центре города.
– Серьезно? – удивилась Тимм.
– Да нет, конечно! Просто смастерила из железяк каких-то. Дело-то нехитрое.
– Здорово… – протянула Тимм, – Красиво выглядят. Думаю, местным жителям очень не хватает сейчас чего-то такого… жизнерадостного.
– Ха-ха, ну если ты так считаешь, значит, завтра пойду раздавать овсяные лепёшки на улице.
– А что? Хорошая идея. Представляю, как это бы порадовало их.
– Да брось, – отмахнулась Шейди Хув, – Их уже ничего в этой жизни не порадует. Я сегодня бродила по нашему городу в обед. Кажется, он с каждым днем становится все более смурным и обреченным.
– Это потому, что ему не хватает таких пони как ты, – заметила Тимм.
– Ха, скорее потому, что он почти целиком состоит из таких пони как я, – с усмешкой парировала Шейд.
Закончив разговор, кобылка вернулась к своему занятию, и кухня вновь наполнилась одновременно приятными и режущими слух звуками шарканья металла о камень.