Стальные крылья: рождение Легиона

Глава восьмая: Первые за тысячу лет

— «Как она?» — гулко спросил Графит, идя вслед за мной по темному коридору третьего этажа поместья – «Я не имел возможности осмотреть ее как следует. Крылья и в самом деле сломаны?».

— «Ну а сам-то как думаешь?» — фыркнула я, толкая боком совершенно не почувствовавшего этого могучего жеребца – «Думаешь, я это сказанула для красного словца?».

«Да уж, раздался мой любимый, раздался. Почти как Медоу вымахал, хотя и постройней его будет. Может, это у них так положено, чем выше должность – тем крупнее жеребец? Интересно, а он во всех местах такой большой стал, мммм?».

До посольского особняка мы добрались практически без происшествий. Не считать же таковым двух осоловелых стражников, гортанными голосами докапывавшихся до нас в течение долгих десяти минут? Поняв, что наш разговор с помощью пантомим явно затянется, я фыркнула, получив по носу очередной холодной каплей, и просто поднялась в воздух, через несколько секунд уже окруженная последовавшими моему примеру пегасами. Оставив обалдевших васли провожать нас растерянными взглядами, мы пересекли пустырь, окружавший поместье посла, и вскоре уже приземлялись в саду, вновь распугав павлинов, с перепугу принявшихся орать на разные голоса. Оставив своих подчиненных утихомиривать горластых птиц, я рысцой взбежала по лестнице, и уже через несколько минут аккуратно отцепляла от себя копыта окончательно пришедшей в себя Черри. Разбуженные легионеры непонимающе высунулись из своих мешков, когда запах, шедший от моей подруги, коснулся их носов, и вскоре, недоуменно переглядывавшиеся пони всем миром устраивали грязную пегаску в большом деревянном корыте. Как по мановению ноги, появившиеся откуда ни возьмись тряпки терли и скребли изгаженную шкурку, проходились по впалому животу, осторожно мыли сломанные крылья, и уже через полчаса заметно побелевшая пегаска уже спала, с головой забравшись в мой походный мешок, который я так и не удосужилась разобрать по причине наличия в моей комнате вполне подходящей кровати.

— «Что я думаю? Я вот думаю, что нам стоит поговорить» — буркнул пегас, несильно отжимая меня в сторону лестницы, ведущей на чердак – «Где-нибудь наедине, если ты еще не изменила своим привычкам, моя Скраппи».

— «Да, мой господин!» — хихикнула я, поднимаясь по лестнице и чувствуя чье-то горячее дыхание на своих бедрах. Я только и смогла, что тихо охнуть, очень быстро почувствовав там не одно лишь дыхание – «О мой будущий муж и повелитель, но что это ты сейчас делаешь?».

— «Эммм… Подталкиваю тебя…» — невнятно пробубнил откуда-то сзади Графит.

— «Аххххх… Яз-зыком?» — с трудом подбирая слова, выдохнула я, чувствуя, как мысли в моей голове разбегаются по всем углам, как вспугнутые тараканы. Не отвечая, Графит лишь довольно хрюкнул, совершая своим длинным, как у всех пони, языком, энергичное вращательное движение, и я едва не свалилась с лестницы, с трудом перебирая в момент ослабшими ногами. После такого обращения, посмеивающемуся пегасу и впрямь пришлось проталкивать меня через слуховое окно, где я и растянулась на плоской, горячей от дневного зноя, глиняной крыше дома.

— «А я уже и забыл, какая ты у меня сладкая» — донесся до меня голос милого. Пристроившись рядом со мной, он подтянул меня к себе крылом и зарылся носом в гриву, нежно покусывая основания ушек и мягкую шкурку у самого края черно-белых прядей. Растянувшись, я тихо пыхтела от удовольствия, чувствуя острые зубы, с удивительной нежностью проходящиеся по моей гриве и ушам.

— «Ну так что ты хотел потребовать от меня, злодей?» — томно поинтересовалась я спустя несколько приятных минут – «Если чего-нибудь неприличного, то стоило ли из-за этого вылезать на крышу, или тебе больше импонируют публичные действия, а?».

— «Узнаешь, милая, ох и узнаешь!» — вновь пригрозил пегас, отстраняясь и укрывая меня большим, кожаным крылом – «Ты уверена, что хочешь взять ее под свою опеку? Судя по состоянию твоей «подруги», ей явно нужен врач, причем не один».

— «Если она не придет в себя, мне придется что-то решать с привлечением психологов. Ты же понимаешь, что я не могу оставить ее в таком состоянии…».

— «А почему ты произносишь это с такой неохотой?» — поинтересовался Графит, светя на меня своими люминесцентными глазами – «Сейчас это стало очень модным. Может, они и вправду смогут ей помочь?».

— «Просто я не доверяю этим недоврачам» — призналась я, задумчиво гладя копытом кожистое крыло, легшее на мою спину — «У представителей моего народа не было принято обращаться к психологам или подобным личностям, поэтому когда обычаи, заменявшие такого рода помощь, ушли в прошлое, нам стало очень и очень непросто. Но все же мы так и не полюбили психологию».

— «Ну, у нас с этим особых проблем нет. То есть, пегасы и впрямь, не слишком любят пони, которые с умным видом сидят рядом с тобой, пока ты просто пытаешься выговориться, лежа у них в кабинете на мягкой кушетке. Вместо этого, мы используем «шепоток».

— «Шепочто?» — недоуменно вскинулась я.

— «Шепоток. Так называется незначительный слух, который передается знакомыми пегасами, от одного другому. Это что-то типа послания между двумя друзьями или любовниками, или… Ну, представь себе, что один жеребец крутит шашни с пятью кобылками…»

— «Ах вот у тебя какие фантазии, извращенец!» — хихикнула я из-под серого крыла – «Ну смотри у меня!».

— «Ага. А еще я хочу тебя связать!» — ухмыльнувшись, фыркнул Графит, затыкая мой рот коротким, энергичным поцелуем – «И одна из них еще не поняла, что ему нужно. Он может с ней расстаться, может просто поговорить или потребовать сделать что-то. Но чаще всего, он просто намекает одной из подруг или хорошему другу, знакомому с его табунком, что ему хорошо со всеми, кроме… И почему именно. Друг или подруга, естественно, делится этой сплетней со своими знакомыми, и вот так, по цепочке, послание находит своего адресата. Однажды к пегаске прилетает ее подруга, и так, между делом говорит «Прикинь, а тут прошел шепоток, что нашему общему кольтфренду нравиться, когда кобылка не барахтается под ним, а резво скачет сверху! Я тут попробовала – и ты представляешь, такой эффект!». Послание доставлено, получатель делает выводы, все хорошо и все довольны».

— «Какая хитрая система…» — нахмурившись, задумалась я – «Правда, я вот только не припомню, чтобы мне кто-нибудь говорил, что… Стоп».

— «Да-да. Вот видишь, теперь ты понимаешь суть некоторых фраз, слышанных тобой ранее от своих подруг. Я думаю, теперь ты оценишь по-новому так бесящий тебя, «бесполезный кобылий треп», как ты называешь посиделки твоих товарок» — ухмыльнулся Графит, ласково поглаживая мою спинку прямо сквозь свое кожистое крыло – «Наверняка даже твои подруги из Понивилля не раз использовали тебя для передачи шепотков».

— «Так значит, этот упомянутый Рэйнбоу Дэш слушок о том, что Рарити любит горячий воск, и даже заказала партию ароматных свечей…» — зажмурившись, я покраснела, и впрямь по-новому оценив странные фразы и намеки, которыми иногда перебрасывались мои подруги – «Ох ты ж блин!».

— «Вот видишь. Вместо того, чтобы начинать «серьезный разговор» с любимым пони, который может привести к чему угодно, вплоть до разрыва отношений, пегасы просто пускают слух, и, проходя через несколько знакомых, он доходит до адресата как бы со стороны, в качестве намека, оставляя обе стороны как бы и не причем. Информация донесена, отношения продолжают развиваться, все довольны».

— «Умно!» — оценив ситуацию в перспективе, признала я — «Хотя стоп! Так значит то, что все близко знакомые мне пегаски в один голос утверждали, что я просто тащусь от поглаживаний…».

— «Это не я. Честно-честно» — быстро проговорил любимый, заметив сердитое выражение на моей пунцовой от смущения мордашке – «Сама думай, кто мог тебя сдать. Но я воспринял это как руководство к действию, и как видишь…».

— «Ооооохххх…».

— «Да-да, вот таааак… Вот что значит вовремя пущенный шепоток!».

— «Ауууууууу» — от ощущения проходящегося по мне копыта моя шерстка встала дыбом во всех, каких только можно, местах — «Класс! Меня так только… Дэрпи! Вот зараза!».

— «Ах вот, значит, кто был первооткрывателем!» — расхохотался пегас – «Ну что же, похоже, я теперь знаю, у кого можно проконсультироваться в случае проблем!».

Я собралась было сострить, но внезапно, мои слова оказались заглушены раскатистым ударом грома, сердито рявкнувшего где-то над нашими головами. Ночное небо стремительно заволокло клубящимися тучами, и уже через несколько минут, на наши головы вновь упали капли дождя.

— «Ладно, это подождет» — через силу произнес пегас, зачем-то косясь на стремительно несущиеся тучи — «А сейчас, мне кажется, нам нужно серьезно поговорить».

— «Поговорить? Ну вооооот» — обиженно произнесла я, усаживаясь на задние ноги – «Ну почему все хорошие вещи нужно прерывать вот такими вот заявлениями, а?».

— «Послушай, милая, я…».

— «Черри не отдам!» — твердо заявила я, пристально глядя в светящиеся глаза Графита – «И выбирать между ней и тобой не собираюсь! Хватит с нее того, что уже приключилось – если я повешу на нее еще и разрыв отношений со своим женихом, боюсь, она этого не перенесет».

— «Ты говоришь, как типичный обыватель» — фыркнул пегас – «И это совершенно не касается твоей подруги, с которой ты так носишься, вбив себе в голову невесть что!».

— «Я имела в виду психоэмоциональные изменения в ее личности, а не «ой, мне плохо от твоих слов!», чем нередко пробавляются истеричные дамочки!» — на самом деле рассердилась я – «Не нужно держать меня за старую, манипулятивную бабку, дорогой! И вообще, с чего это ты вдруг стал выбирать, с кем и как мне дружить?».

— «Я не…».

— «Ну хорошо. Ладно. Это разговор не о Черри. О чем же тогда пойдет речь?» — я демонстративно откинула голову и скрестила копыта на груди. У наших потомков, в отличие от Equus Ferus, суставы передних конечностей обладали дополнительной степенью свободы, позволявшей им совершать движения, недоступные обычным лошадям, и я, пусть и неосознанно, воспользовалась этим, воспроизведя этот чисто человеческий жест – «Что-то неприятное, о чем ты решил мне рассказать, периодически «разогрев» перед сообщением неприятной новости? Ты исчез на месяц, а то и больше, а теперь возвращаешься – и ставишь мне условия? Не слишком ли ты многое о себе возомнил, милый?».

«Не отвечая, пегас мрачно смотрел на меня своими жуткими, как и у всех ночных стражей, глазами. Это лишь кажется, что весь антураж ночных пони – всего лишь способ выделить их из толпы. Глядя на постепенно заволакиваемую мраком фигуру с жутким, потусторонним взглядом, я внезапно поняла, для чего именно стражам нужен весь этот маскарад.

«Да, такого в темной подворотне встретишь – сама все расскажешь, лишь бы душу не губил».

— «Знаешь, милая, я думаю, нам стоит отложить этот разговор, пока мы оба не сказали того, о чем впоследствии горько пожалеем!» — внезапно заявил Графит. Не обращая внимания на мою искривившуюся мордочку, он взмахнул крыльями – и резко рванул вверх. Горящий потусторонним светом глаз мелькнул всего лишь раз, и уже через несколько мгновений, пегас скрылся в тяжелых, медленно ползущих тучах, в разрывах которых мелькала полная луна, оставив меня недоуменно таращиться ему вслед с продуваемой порывами влажного ветра крыши.

– «Графит! Графит, подожди!» — вскочив, я расправила было крылья, но неожиданно сильный порыв ветра стегнул меня по глазам десятком тяжелых капель редкого дождя, заставив зажмуриться и долго трясти головой – «Прости! Прости, слышишь?!».

Ответа не последовало. Лишь падающие с неба капли, подхватываемые резким, порывистым южным ветром, мерно шелестели по крыше дома, тяжело стуча по старой, рассохшейся черепице. Грозно рокочущий гром перекатывался и возился в темных, тяжелый тучах, с бешеной скоростью летящих над моей головой. Запутавшись в растрепавшемся шелке, я с яростью сорвала с себя и белую попону, и желтые, бесформенные рукава внезапно показавшегося мне абсолютно нелепым одеяния, и подбежала к краю крыши, испуганно глядя в скрытую от меня непогодой небесную даль.

— «Прости меня» — прошептала я, глядя в темное, закрытое тучами небо – «Пожалуйста… Прости…».

Я так до сих пор и не знаю, как я оказалась в своей комнате на втором этаже посольства. Может быть, я встретила на пути кого-то из своих подчиненных, а может и не попалась на глаза никому, но в один прекрасный момент, я обнаружила себя сидящей на постели, прижавшейся спиной к покрытой старым ковром стене. Прижав к подбородку скомканное одеяло, я незряче глядела перед собой в темноту, слушая шум бесновавшегося за окном ветра, тяжелый, мертвящий стук ледяных капель по закрытым ставням и шорох пальм, с глухим стуком ронявших на землю свои коричневые, похожие на желуди плоды. Множество мыслей крутилось у меня в голове, как хоровод, мелькая, словно блестки на сбруе карусельных лошадок, подобно рою блестящих насекомых, мешая мне сосредоточиться на главном.

«Как я могла? Тупая, эгоистичная дура! Я веду себя как мерзкая, тупая блондинка, устраивая истерики на пустом месте! Подралась, получила по морде, обидела дорогого мне пони – и все за один неполный день! Черт возьми, а ведь Хай был абсолютно прав – я веду себя в этой кентурии так, словно случайный прохожий или гость! Например, я совершенно не знаю своих бойцов. Лишь сегодня я узнала о том, что один из пегасов был в приграничье и точно знает, как там обстоят дела. Я даже не подозревала о том, что мой тессерарий – та еще лесби, или «шаловливка», как предпочитают называть друг друга эти отчаявшиеся найти себе спутника жизни кобылы, и вообще была не в курсе множества вещей, обязательных для любого командира. А то, что я устроила этой ночью своему суженному… Черт, черт, черт!».

Постепенно, ветер утих. Утих и шум, сопровождавший ночную непогоду, и за окном воцарилась привычная тишина, лишь изредка нарушавшаяся стуком запоздавших капель, скатывавшихся с крыши на увлажненный сиротливым дождиком песок. Тучи начали расходиться, и моя комната украсилась причудливым узором, вытканным на полу светом луны, просочившимся ко мне через вычурные, резные ставни на окнах. Мой взгляд бездумно скользил по лунным лучам, пока не уперся в подсвеченный молочно-белым светом прямоугольник. Повинуясь внезапно возникшему желанию, я соскочила с кровати и осторожно, стараясь не стучать копытами по полу, подошла к закрытому окну.

«Заперто. А ты чего хотела? Все-таки второй этаж, а лестницы уже давно вошли в обиход многих разумных рас, вновь заселивших эту землю. Ведь, кажется, ты сама приказала соблюдать осторожность и закрывать все окна и двери… Или это был Хай? Черт, почему я этого не помню?».

Немного поковырявшись с незнакомой, угловатой щеколдой, я поморщилась от скрипа несмазанных петель и распахнула окно, впуская в комнату мертвенно-бледный свет луны. Старики говорили, что после возвращения принцессы ночи, с нее исчезли огромные кратеры, своими черными овалами формирующие на ней изображение отправленного в ссылку аликорна, и сейчас, на мир глядел огромный, белый шар, испускающий яркий, молочный свет.

«Что же со мной происходит? Почему я веду себя как натуральная блондинка, все больше и больше напоминая пародию на саму себя? Ведь я точно не была такой – ни во времена одержимости, ни когда… Стоп. Погоди-ка, Скрапс – а причем тут одержимость? Думай, думай! Не в этом ли все дело?»

Уцепившись за новую мысль, я принялась ходить взад и вперед, то появляясь, то исчезая в дорожке лунного света. Мне показалось, что я чувствую легкое тепло, когда он падал на мою спину, но я отбросила эту мысль как заведомо бредовую – и вновь продолжила наматывать круги у окна.

«Когда я перестала обращать внимание на крайне важные явления вокруг меня? Когда я стала воспринимать как само собой разумеющееся те вещи, которые раньше привели бы меня в восторг или наоборот, заставили подозревать всех вокруг?» — я нервно забегала вокруг стола, натыкаясь на подушки, скамейки и пуфики, пока вновь не оказалась возле окна. Казалось бы, давно забытое чувство страха вновь коснулось моей души, когда я поняла, какой ответ я пытаюсь скрыть за раздробленными, отвлекающими меня мыслями, и оно все росло и росло, пока я бездумно шевелила немыми, не подчиняющимися мне губами. Присев возле подоконника, я задрала голову к небу, пытаясь произнести эти слова хотя бы шепотом – и не смогла. Прошло довольно много времени, и край ночного светила уже коснулся высоких башен храмов Надиры, когда мой взгляд, наконец, смог оторваться от тихо, незаметно двигающейся полосы света на деревянном полу. Мысли вновь порхали в моей голове как вспугнутые бабочки, и я с трудом могла вычленить среди них непонятный страх за Графита, подспудную обиду на всю эту страну и недовольство собственным поведением, теряя их среди вороха каких-то глупых размышлений о необходимости покупки тканей всем своим товаркам, верблюде-багадыре, оказавшемся очень даже душкой, и желания найти, наконец, менялу, способного обменять мои деньги на верблюжьи монеты. Покрутив головой, я опять, уже не знаю в который раз за эту ночь, ощутила страх от неспособности сосредоточиться… И вновь скосила глаза на пол. Что-то мешало, что-то кололо мой взгляд, и проследив краем глаза за наливающейся белизной точкой, я, наконец, смогла рассмотреть тот предмет, за который зацепился мой взгляд.

Это был белый конверт, небрежно засунутый в карман моей седельной сумки, торчащей из-под кровати. Вытаскивая его, я поразилась, до чего же я низко пала, так небрежно обойдясь с тайными инструкциями самой принцессы. Разумеется, я уже давно прочла эту короткую памятку, призывающую меня внимательнее следить за Мейджик Флейвором, не позволяя ему попасть в неприятности при повторении первого провала, действуя при этом как можно осторожнее и не пытаться вмешиваться в его работу, «каков бы ни был ее результат». Помнится, я еще подумала, что эта фраза… Эта фраза…

«Блядь, блядь, блядь! Да что ж это такое?!» — я в ярости швырнула измятое письмо на пол, обессилено сжимая голову передними ногами. Мысли путались и тихо пропадали в подозрительно пустой голове, и я тихо, с подвыванием, заныла, вновь ощущая пронзительный, обессиливающий страх.

«Клетка! Снова клетке! Я схожу с ума! Я, мать его, схожу с ума! Я уже, блядь, сошла с… А это еще что?».

Отлетевший лист измятой бумаги прокатился по полу и застыл в полосе лунного света. На повернутой ко мне стороне листа, коверкая четкий, изящный, рогописный почерк принцессы, вдруг вспыхнули – и загорелись потусторонним, голубоватым пламенем кривые, словно в спешке написанные слова. Шмыгнув носом, я подошла и села возле скомканной бумажки, осторожно толкая и перекатывая ее копытом. Как я и думала, буквы проступали над его поверхностью лишь в свете полной луны, стремительно катящейся к линии горизонта, и спустя какое-то время, я все же решилась взять его и рассмотреть повнимательнее.

— «Забавный эффект» — прошептала я, глядя на парящие над бумагой буквы. Черные, как ночь, они пылали миниатюрными язычками голубого пламени, и мне пришлось долго щуриться, поворачивая лист так и эдак, пока, наконец, я не догадалась посмотреть через него прямо на диск заходящей луны – «И слова какие-то странные – Аурэус анима преэндераааааа…».

«Эй, кто выключил свет?!».

---

— «Ааааапчхи!».

Оглушительно чихнув, я открыла глаза. Уходящая вдаль деревянная стена, в которую я упиралась щекой, на поверку оказалась полом, на котором я провалялась в забытьи хрен знает сколько времени. Застонав, я сморщилась и подняла голову, приводя окружающий мир в относительный порядок.

«Да уж. Очень относительный».

Комната выглядела так, словно в ней успела погулять вся наша кентурия – скомканный ковер закрывал своими вздыбившимися складками половину стены и казалось, был тщательно препарирован на множество длинных, ворсистых лоскутов. Кровать напоминала поле боя, на котором безвременно скончались от множества колото-резанных ран подушки и пара одеял, щедро присыпанные какими-то деревянными обломками, в которых, не без труда, я опознала разнесенный на части стол и несколько скамеек.

Но хуже всего было то, что мои ноги были крепко связаны обрывками какой-то простыни, змеей опутавшей мои ноги и крепкими вязками держащей мои крылья плотно прижатыми к телу.

«Оп-па. Вот это я понимаю, поворот сюжета!» — откинувшись обратно на пол, подумала я – «Однако, окно не взломано, сундук вроде тоже не вскрыт. Тогда в чем же дело? Нападение? Не похоже… Может, бунт? Смена власти?».

Ответ на свои мысли я получила довольно – в одни прекрасный момент дверь тихонько приоткрылась, и в образовавшуюся щель настороженно уставился чей-то глаз, поблескивающий в полутьме коридора. Помаргивающий орган восприятия таращился на меня не менее пяти минут, прежде чем дверь полностью раскрылась, пропуская в комнату опциона и четырех деканов. Остановившись напротив меня, они не спешили подходить к моей стреноженной тушке, с какой-то странной опаской рассматривая мою неподвижную мордочку. В ответ, я так же молча, не мигая, смотрела на делегацию своей сотни, хотя внутри у меня уже начали шебуршиться червячки очень нехорошего предчувствия, постепенно перерастающие в тихую панику.

— «Попробуете надругаться – выброшусь из окна» — на всякий случай предупредила я стоявшую полукругом пятерку, стараясь, чтобы мой голос звучал если и не твердо, то хотя бы не испуганно, и резко оттолкнувшись ногами от пола, подкатилась вплотную к оконному проему, где и застыла в сводящем мышцы напряжении – «Смена власти уже произошла, или вам необходимо скрепить ее кровью?».

— «Кент… Скраппи, скажи нам – это ты?» — как-то очень опасливо спросил меня Хай, не приближаясь ко мне ни на шаг – «Ты тут, или опять не в себе?».

— «Это довольно сложный вопрос» — призналась я, не менее настороженно глядя на стоявшую недалеко от меня пятерку подчиненных, чем они на меня – «А какой ответ ты хочешь от меня услышать? Согласно одной древней философской концепции я, как существо, непосредственно вовлеченное в процесс, не могу дать объективного ответа о сущности происходящих со мной и вокруг меня вещей, поскольку я сама являюсь частью…».

— «Вот навоз!» — негромко ругнулась Сильверхуф, встревожено глядя то на меня, то на дверь – «Это опять не она!».

— «Конечно, это не я. Это мой злобный двойник, одержимый самим Дискордом» — неуверенно пошутила я. От меня не укрылась нервозность моих подопечных, и почувствовав себя чуть-чуть увереннее, я даже попыталась продолжить шутку – «Поздравляю вас, жеребцы и кобылы – вы только что поймали титана хаоса с помощью обычной бельевой веревки! Голливуд тихо плачет от зависти, поверьте мне на слово».

— «Лягать ее в зад!» — не выдержав, серебристая кобыла пнула лежащую позади нее деревяшку и нервно зацокала к двери – «Думаю, нужно сказать остальным, что…».

— «Не спеши» — одернул ее Хай, все так же внимательно разглядывая мою связанную тушку – «Скраппи, если это ты, то скажи мне, когда ты впервые надела свой понож?».

— «Погоди-ка секундочку, я должна покопаться в полусъеденном мозгу этой кобылки, чтобы найти в ее памяти нужный тебе ответ…» — протянула я замогильным голосом, но не сдержалась и громко фыркнула в конце фразы, видя их ошарашенные морды – «Хай, ты меня прикалываешь, или пытаешься проверить?».

— «Отвечай на вопрос, иначе мы не развяжем тебя до самого прибытия в Кантерлот!».

— «Какой именно из них тебя интересует – тот, что был на мне до сегодняшнего утра, или самый первый?» — сварливо уточнила я. Поняв, что шутки кончились, я хоть и была готова сотрудничать, но совершенно не желала показывать этого своим подчиненным – «Самый первый свой понож я нацепила в Обители, и кстати, именно в результате того случая тебе представилась возможность отодрать Санни Клауд в нашем кубикуле, после того, как я с ней немного… позабавилась. Удовлетворен?».

— «Так вот значит, что тогда между вами произошло…» — смутившись, пробормотал Хай, выдавая себя порозовевшим от смущения носом – «Так, похоже, тебя можно развязать – ты точно наша Скраппи Раг».

— «А что, из кентурионов меня уже разжаловали?» — все так же сварливо осведомилась я, растирая онемевшие от длительного лежания ноги – «Нет? Ну, тогда ответствуйте, что тут вообще произошло?».

— «Мы услышали шум ближе к утру, когда луна уже практически закатилась за горизонт» — рассказывал Хай, сгребая ногой разбросанные вокруг остатки мебели, в то время как остальные подошли ближе, недоверчиво рассматривая мою медленно расхаживающую по комнате фигурку – «И Сильверхуф отправилась поглядеть, в чем там у тебя дело. Поскольку шум только усилился, к тебе направился и я, захватив с собой всех тех, кто вылез из своих мешков с целью поинтересоваться, чем это таким шумным занят наш командир. По прибытии на место мы увидели довольно жуткую картину – ты металась по комнате, молча ломая мебель и разрезая клинками поножа ковры. К тому моменту, ты уже успела выпотрошить кровать не хуже озверелой мантикоры, и нам лишь оставалось наблюдать, как ты доламывала стол. На попытки выяснить, что могло тебя так расстроить, ты ответила… уклончиво, поэтому нам пришлось тебя… убедить в том, что здоровый сон полезен для здоровья, так же, как и принудительная фиксация. Вот, вкратце, и все».

— «Хай, я десять лет писала эти фразы в картах вызова, когда приходилось приводить в себя буйствующих пациентов, прописывая им живительных pizduley, поэтому заканчивай вешать мне ботву на уши и говори, что тут вообще произошло. Я смогла объяснить вам свое поведение?» — холодно сказала я, прохаживаясь мимо сундука, выполнявшего роль нашего сейфа. Хотя замок был и цел, по всей поверхности его резной крышки змеились длинные царапины, сколы и надрезы, словно кто-то в бессильной ярости набрасывался на него с каким-то острым, длинным предметом.

«Или предметами, типа лезвий, выступающих из-под стальной пластины поножа».

— «Эммм… Нет. Не объяснила. Зато сказала много другого» — сдаваясь, нахмурился мой заместитель – «Когда мы потребовали прекратить этот погром, ты послала… В общем, послала всех к Сильверхуф под хвост, а потом… В общем, ты наговорила много такого, о чем, я уверен, уже жалеешь, поэтому я не стану повторять этих слов».

— «Хай! Я приказываю тебе!».

— «Да расскажи ты ей, опцион, или клянусь, это сделаю я!» — не выдержав, раздраженно зашипела переминавшаяся возле двери серебристая кобыла – «Ты богохульствовала, Раг – вот что!».

— «Богохульствовала?» — остановившись, я уставилась на тессерария бараньим взором, не вполне переваривая только что услышанные слова – «То есть, я оскорбляла достоинство наших принцесс?».

— «О да, еще как оскорбляла! За такие слова…».

— «Уточни-ка!» — потребовала я, исподлобья глядя на стоявших вокруг меня командиров десятков. Похоже, они все-таки поверили в то, что я – это я, и решились подойти ко мне поближе, на случай, если вновь придется меня вязать – «Я что, опять интересовалась гаремом, по которому в тайне скучает принцесса ночи?».

— «Шутишь? Ты орала, обвиняя принцессу Селестию в каких-то надуманных грехах, называя ее манипулятивной сволочью и… И… В общем, за те слова, что ты произносила в адрес богини и ее крупа, тебя не просто сошлют из Эквестрии или бросят в темницу, а сошлют и бросят тебя в темницу там, куда ты была сослана! Ясно тебе?!».

— «Ты правда думаешь, что принцесса так поступит?» — нахмурившись, осведомилась я, чувствуя внутри неприятный холодок – «Интересно, и кто же будет тем счастливчиком, кто первым доложит об этом в ее божественные уши? Даже и не знаю… Вот ты, например, Сильверхуф – не хочешь стать первой?».

Серебристая кобыла лишь пробормотала что-то, и сердито, хотя и не без смущения потупила голову, делая вид, что увлечена разглядыванием чего-то очень увлекательного на полу. Под моим взглядом головы моих легионеров опускались, и вскоре я могла созерцать лишь смущенно отведенные морды или лохматые со сна гривы своих подчиненных.

«Да, зря я так открыто давлю. Думаю, вообще не стоит продолжать этот разговор, он может стать слишком тяжелым испытанием для их верности».

— «Ну что ж, значит, мне придется сделать это самой. Не знаю, чем закончится этот разговор, бойцы, но с такими командирами как вы, я могу быть спокойна за эту сотню» — заключила я, почувствовав себя немного лучше от созерцания смотрящих на меня ошарашенных морд и маша ногой на уже открывшего для возражений рот Хая – «Сейчас же меня беспокоит только одно – готовы ли вы и впредь подчиняться моим приказам, даже после всего того, что произошло этой ночью?».

— «Мы готовы, командир!» — выступил вперед Хай, дождавшись согласных кивков от своих товарищей – «То есть, мы надеемся, что ты сама разрешишь свои разногласия с нашими повелительницами, и мы хотим и дальше служить в твоем Легионе… Если ты не собираешься однажды ночью тихо-тихо перерезать всех вокруг, опять сойдя от созерцания света полной луны».

— «Ладушки, теперь буду любоваться ей только под надзором и по расписанию» — скупо ухмыльнулась я, соскакивая с поцарапанного сундука – «А теперь, сэры и сэрихи – трубите подъем и выводите наших сонь на зарядку! Что вылупились, как потерпевшие? Может вашему командиру надоесть маяться дурью, или нет?».

«О боги, как хорошо, а!» — думала я, сидя за офицерским столиком и уплетая за обе щеки вымоченные в молоке сухофрукты – «Как же хорошо снова думать, размышлять, а самое главное – быть свободной от этого кошмара!». Отупение, усиливающееся с каждым днем, пропало без следа, исчезнув после прочтения тех загадочных слов, синим огнем горевших над мятым листом королевской записки. Задержавшись в дверях, Хай осторожно повел глазами в сторону выходивших из комнаты деканов, после чего быстро и как можно более скрытно, сунул мне смятый бумажный комок, после чего быстро вышел, зычно объявляя подъем. В дневном свете бумага превратилась в обычную записку, ничем не напоминая о том, что скрывал в себе измятый лист, но я прекрасно помнила горящие потусторонним светом буквы древнего языка.

«Анима – кажется, это душа? Тогда что обозначают аурэус и прехендерат? Может, золото? Да нет, вроде бы золото это аргентум, или арурум… Блин, что-то знакомое, где-то я раньше уже слышала эти слова…» — я напряженно размышляла, скользя глазами по жующим легионерам, автоматически отметив про себя несколько ироничных взглядов, брошенных на меня из-за ближайшего стола – «Кажется, после возвращения из замка Ириса… Или до этого? Черт, как жаль, что в тот момент я была больше озабочена тем, чтобы не сдохнуть или не перевоплотиться во что-то совсем уж непотребное. Но какова принцесса, а! Сначала убедить меня в том, что заклинания-де совсем на меня не действуют, а затем – наложить какое-то сраное социализирующее проклятье, постепенно превращавшее меня в тупую пи… Хммм, а ведь это Луна вмешалась, не иначе – больше ведь просто некому. Но черт бы ее побрал, эту «мудрую и добрую», мать ее за ногу, правительницу! Еще только попав сюда, дух уже жопой чуял, что стоит держаться подальше от коронованных особ, и он был абсолютно прав. Однако, как же это хорошо – жить и думать, рассуждать, строить планы, не чувствуя давящих на твой мозг, наведенных чужой волей мыслей о каких-то кобыльих тряпках и побрякушках… Кстати, о побрякушках – кажется, кто-то счел происходящее поводом для веселья?».

Перестав жевать, я отложила ложку и припала губами к расписной чашке, наполненной каким-то ароматным соком. Только попав в Камелу, я, наконец, смогла понять, что же это такое – настоящий свежевыжатый сок, с печалью вспоминая жидкую яблочно-консервантно-ароматизированную бодягу, выдававшуюся в древние времена за этот божественный напиток. Густой, ароматный нектар был насыщен мельчайшими кусочками мякоти, и я блаженно смаковала содержимое своей чашки, из-за края керамической посудины глядя на сидящих недалеко от меня кобыл. Оживленно жестикулируя, они тихонько веселились, периодически кидая на меня хитрые взгляды и судя по разыгрывающейся пантомиме, одна из них как раз изображала меня, прихорашивавшуюся перед зеркалом.

— «Завтрак закончен! Полчаса на личное время – затем развод!» — гаркнул Скай Сонг, восстановленный мной в должности ответственного за караулы, в то время как помощник посла, высунувшись из дверей, ведущих на посольскую половину дома, изо всех сил пытался привлечь мое внимание заполошным размахиванием ног – «Подъем, бездельники! Вы что, жрать сюда приплыли?». Поднимаясь со своих мест, пони одергивали туники и стали расползаться по дому и двору, смеясь над одним из шутников, на спор, медленно летящим в сторону двери, перевернувшись вверх животом. Ближайшие ко мне легионеры замерли, когда я негромко, но очень внушительно постучала по столу кружкой, движением ноги подзывая к себе тройку подчиненных, весь завтрак прохихикавших недалеко от меня.

— «Веселимся?» — спокойно спросила я замерших напротив меня кобылок – «Смеемся, пантомимы показываем? Вот ты, например. Назови себя, легионер».

— «Легионер Седьмой контубернии Первой кентурии Легиона, Фловер Сонг!» — отчеканила стоявшая передо мной бурая земнопони. Заметив брошенный мной взгляд на крутившегося возле дверей земнопони, она стушевалась и смущенно пробормотала – «Эммм… И жена легионера Скай Сонга… Кентурион, мэм».

— «Прелестно!» — делано восхитилась я, со стыдом отмечая еще один пример собственной некомпетентности, позволившей мне пропустить мимо себя такое интересное явление, как семейная пара на службе – «Скажи мне, легионер, твоя метка как-то связана с пантомимами? Нет? А может, с цирковым или театральным искусством? Тоже нет? Странно… Ну, значит, ваш кентурион сошла с ума. И ненужно мне возражать – может, я и конченная дура, но косоглазием или слабоумием, слава богиням, еще не страдаю! Так вот, легионер – сейчас ты развернешься, и быстренько, рысцой, поскачешь в мою комнату, где и будешь ожидать меня вместе с этими достойными кобылами, вместе с тобой, так мило веселившимися за мой счет. А чтобы вам не было слишком скучно – можете разогреться перед нашей встречей, наводя порядок в этом помещении, слегка пострадавшем в результате… Эмммм… В результате ночной тренировки по скрытному проникновению в расположение врага. Все ясно? Выполнять!».

— «Ты и впрямь что-то задумала?» — негромко осведомился опцион, идя за мной вдоль закрытых дверей верхнего этажа дома – «И кстати, Черри стало лучше и она уже просит есть».

— «Перебьется!» — добродушно фыркнула я – «В ее состоянии даже тюря – и та будет слишком тяжелой пищей. Пить давать вволю, но кормить ее без моего присутствия или ведома я запрещаю. Это ясно?».

— «Вполне, командир» — настороженно кивнул Хай, скользя за мной по третьему этажу, отданному на откуп послу и его свите – «Раг, я, конечно, понимаю, что это не мое дело… И я не шутил, когда говорил о том, что не хочу лезть в политику или эти ваши придворные интриги… Но должен тебе сказать, как другу, что ты изменилась после вчерашнего. Сильно изменилась».

— «Это так заметно?».

— «Еще как. И да – я видел буквы, угасающие на этом письме, поэтому и спрятал его подальше, от посторонних глаз. Это ведь она, правда? Наша Госпожа?».

— «Эй, а кто это счаз говорил, что не хочет лезть в политику и магию?» — фыркнула я, останавливаясь возле двери в посольские апартаменты – «Или ты недоволен исчезновением этой тупой кобылы, в которую я медленно, но верно превращалась все это время?».

— «Да нет, скорее наоборот. Сейчас ты вновь напоминаешь прежнюю себя, какой ты была во времена нашей учебы в Обители. Значит, Госпожа что-то сделала с тобой?».

— «Скорее, освободила от чьего-то доброжелательного вмешательства» — криво ухмыльнулась я, непроизвольно дернув задней ногой со звякнувшими на ней браслетами – «Ладно, пойдем. Посмотрим, чего это хочет от нас господин посол, да еще и в эдакую рань».

— «После нескольких невыносимо долгих дней ожидания, эти несносные верблюды, наконец, удосужились прислать мне приглашение на аудиенцию у наместника, выполняющего волю шехрияра в этом вонючем городишке!» — разглагольствовал посол. Меджик Флейвор принял меня (по-другому и не скажешь!) в переделанной под гостиную комнате третьего этажа, развалившись на диване и небрежно полируя щеточкой свои и без того идеально ухоженные копыта. Не получив предложения присесть, мы молча стояли перед послом и медленно зверели, слушая досужие рассуждения серого пегаса. Перекатывающиеся на челюсти Хая желваки уже давно давали мне понять, что и ему осточертело выслушивать плавную, жеманную речь посланника, но я продолжала молча стоять, разглядывая комнату, посла и его слугу, застывшего неподалеку от нас, терпеливо дожидаясь, когда же, наконец, этот изысканный чурбан соблагоизволит нам сообщить, какого хрена ему вообще от нас нужно. Но вскоре, не выдержала и я.

— «Мммм, чудесный аромат. Великолепный купаж, терпкое послевкусие – все, что может желать от вина истинный знаток! Признаюсь, хоть сами верблюды и не внушают мне никакой приязни, я вынужден признать, что они далеко обогнали наших виноделов по части изготовления таких вот сладких и полусладких вин» — между тем, продолжал свою болтовню Флейвор – «Представляете, говорят, что его изготавливают все так же, как и в древние времена, и в праздничный для виноделов день верблюды собираются вокруг огромных чанов с виноградом и прыгают, танцуют на лопающихся под их весом гроздьях, давя их необутыми, мозолистыми ногами. Какой изысканный декаданс!».

— «А вы пробовали Киндзмараули, посол Флейвор?» — устав стоять, я нагло плюхнулась на лежавшую неподалеку подушку и ехидно осведомилась у поперхнувшегося единорога – «Нет? Ну, тогда я не удивлюсь, что вы смакуете эту бурду, в которой, к тому же, кто-то еще и вымыл свои «мозолистые ноги». Посол, не майтесь дурью — лишь попробовав «кровь земли», вы сможете с уверенностью сказать, что пробовали в этой жизни все. Но поскольку это вино исчезло больше тысячи лет назад, я могу вам только посочувствовать, а заодно и узнать – зачем вы вообще просили меня прийти? Неужели только для того, чтобы послушать лекцию о винах и закуске к ним?».

— «Закуске? Фи! Признаюсь, что за всю свою жизнь я не раз и не два находил доказательства того, что быть аристократом с изысканным вкусом не только почетно, но и единственно верно в этой жизни, и вот сейчас, жизнь вновь почтительно подносит мне доказательство моей правоты».

— «Должна ли я понимать это как «я любуюсь собственным величием, глядя на выполненный по моему заказу портрет?», Меджик Флейвор?» — осведомилась я, поднимаясь с подушки и направляясь в сторону двери – «Когда коту делать нечего – он яйца себе лижет». И как вам такая пословица, посол?».

— «Отвратительно! Вернитесь, кентурион!» — неожиданно жестко произнес с дивана подобравшийся посол – «Иначе я могу вспомнить, что я…».

— «Я уже битых полчаса надеюсь, что вы, наконец, вспомните, что вы посол, а не «весельчак» из пригородных кварталов Лас Пегасуса!» — сердито нахмурилась я, даже не делая попытки остановиться, несмотря на слугу посла, Фэйр Ноуза, заполошно рванувшегося мне наперерез – «И прекратите уже терзать мой мозг высокопарной болтовней. Поверьте, тот же Фантсипантс умеет изысканно выносить мозг собеседника гораздо профессиональнее вас, при всем этом оставаясь все тем же изысканным джентельпони, не вызывая желания придушить его подушкой».

— «О, вы знакомы с мистером Фантсипантсом?» — удивился Флейвор, присаживаясь на своем диване – «Однако же, никогда бы не подумал… Но оставим это. Я прошу вас, вернитесь, кентурион Скраппи Раг».

— «Вот видите? Вежливость — это не особенно сложно» — подбодрила я нахмурившегося посла – «Итак, мой дражайший Мейджик Флейвор, чрезвычайный и полномочный посол Эквестрии в Камелу – какая помощь вам требуется от моего Легиона в этот ранний час?».

— «Ну вот, наконец-то и начнется то, для чего нас и прислала принцесса» — оптимистично делился со мной своими соображениями Хай, едва ли не прыгая от прискорбного, по моему личному мнению, энтузиазма вслед за моей неспешно бредущей по дому фигуркой – «Нужно отобрать самых лучших, и не забыть проверить их доспехи. А еще – пегасы. Думаю, наличие пегасов произведет неизгладимое впечатление, правда?».

— «Нет, не правда» — буркнула я, открывая дверь в свою комнату и придирчиво оглядывая светившееся чистотой помещение – «Как ты думаешь, зачем ему вообще этот эскорт, а?».

— «Ну, для почета, наверное? Я слышал, что южные владыки любят почет и ритуалы, и даже своих стражников одевают как можно ярче и вычурнее» — предположил опцион, отходя от двери и пропуская в нее мрачных кобылок, несущих в зубах ведра, веники и швабры – «Значит, и мы не должны плюхнуться в грязь».

— «Это точно. Поэтому…».

— «Поэтому, у тебя появился новый план?».

— «Слушай, Хай, вот скажи мне, как своему другу – почему все вокруг начинают подозревать меня в чем-то нехорошем, стоит лишь мне сделать задумчивое выражение на морде, а?» — мрачно поинтересовалась я, взмахом ноги выстраивая запыхавшихся после экспресс-уборки подчиненных возле стены – «Можно подумать, все только и делают, что подозревают меня в вынашивании каких-то гнусных планов!».

— «Наверное, просто они хорошо тебя знают, командир!» — отшутился Хай, недоуменно разглядывая облаченных в красные туники кобыл. Разгоряченные, взмокшие от пота, они были чудо как хороши, и краем глаза я заметила, как мой верный заместитель переступил с места на место, скромно меняя свою позу на более… скрытную, крепко сжимая задние ноги – «Ну так каков будет наш план?».

— «Помимо того, чтобы устроить разнузданную оргию с этими провинившимися кобылами?» — ехидно уточнила я, глядя на ошарашенные морды своих подчиненных – «Эх, ради того, что творилось по ночам в наших кубикулах, я готова еще раз пройти Обитель от начала и до конца! Ладно-ладно, не красней, Хай, а то я и вправду решу рассказать этим милым барышням о твоих похождениях, причем не только в моем десятке! Но довольно болтовни, ведь у нас на повестке дня есть более интересное дело, а именно – наказание».

— «Команд… То есть, кентурион! Я не хотела ничего такого сказать…» — начала лихорадочно возражать Фловер Сонг, порывисто выходя вперед и закрывая своим телом товарок, нервно глядевших на меня из-за этого импровизированного укрытия – «Просто я… Ну… Это все моя вина! Они тут совершенно не причем!».

— «Ага. Они просто сидели рядышком и ржали» — понимающе покивала я – «Ну, вот за это и получат. Раздевайтесь! Догола!».

— «Кентурион!».

— «Мне вновь приходится повторять дважды? Большая ошибка с вашей стороны! И учтите – та, что разденется первой, получит самое легкое наказание» — пригрозила я, выныривая из-под кровати с охапкой казавшихся мне довольно забавными, но с этого дня, ставших абсолютно бесполезными для меня вещей – «А для той, что заголится последней… Ооооо, поверьте – уж для нее-то я уже придумала особенное наказание».

Сгрудившимся в углу комнаты кобылам понадобилось не более десяти секунд, чтобы убедиться в абсолютной серьезности моих угроз, и спустя несколько мгновений, комнату огласил лихорадочный перестук копыт и тяжелое дыхание, с которым легионеры яростно пытались выпутаться из туник, поножей и бижутерии.

— «Быстрее, быстрее! Как вы вообще себе жеребцов-то находите, а?» — подтрунивала я над тяжело пыхтящими подчиненными, сбрасывающими с себя последние клочки разрывающихся от спешки туник – «Три, два, один… Итак, проигравшей сегодня объявляется… Объявляется… Объявляется Фловер Сонг!».

— «Это не честно! Я разделась быстрее всех!» — с дрожащим от обиды голосом вскинулась гнедая земнопони – «Ты же обещала, кентурион!».

— «И я не отказываюсь от своего слова, хотя как провинившаяся, ты могла бы и подождать, пока твои подруги не скинут с себя все свои вещи» — ехидно покивала я – «Но ты забыла одну деталь. Одну маленькую… деталь!».

— «Ой!» — вскрикнула Фловер, когда я осторожно, но довольно чувствительно дернула ее зубами за кольцо, маленьким, практически незаметным кружочком покачивающееся у основания ее уха – «Я никогда, слышишь, кентурион – никогда не сниму это!».

— «Это обручальное колечко, командир» — осторожно произнес Хай. Похоже, моего помощника задело мое иронично-холодное поведение, так же, как и слезы, навернувшиеся на глаза Фловер – «Земнопони хоть и предпочитают неброские украшения, но редко когда расстаются с такими дорогими для них вещами. А ведь она замужняя кобыла…».

— «Зато Скраппи Раг – нет!» — отрезала я – «А уж после сегодняшней ночи… Ладно, покончим с этим. Легионер Фловер Сонг, шаг вперед! Держи!».

— «Чт… Что это?» — ошарашено промямлила гнедая, машинально подхватывая передними ногами гору брошенного ей шелка – «Это… Это же ваш наряд! Вы хотите, чтобы я…».

— «Ага, хочу, поэтому будь добра – сними кольцо и оденься, пока я не придумала что-нибудь поизвращеннее» — кивнула я, отходя к окну и любуясь восходящим солнцем, царапающим свои бока о ярко блестевшие золотом шпили храмов Всеединому – «Могу я иметь скрытые, грязные желания, или нет? А вы что встали, охламонки? Хватит проветривать вымя! Давайте, помогайте ей одевать всю эту шелковую лабуду!».

— «Командир, я что-то слабо понимаю, что ты решила с ними сделать» — негромко проговорил Хай, подходя ко мне и щекоча мое ушко своим прерывистым дыханием – «Зачем ты облачаешь ее в одежды, присланные тебе местными властями?».

— «А вдруг мне пришла в голову идея устроить ночь с самой собой?» — едко усмехнулась я, глядя на исходящую паром глинистую землю, блестевшую быстро исчезающими зеркальцами луж – «Хай, подумай хорошенько, почему я выбрала именно ее, ведь этот выбор не был случайным, а проступок этой кобылы – лишь повод, дополнительный штришок, как вишенка на торте. Соображай, мой опцион – ведь когда-нибудь, ты тоже станешь кентурионом».

— «Погоди-ка…» — повернувшись, мой помощник пристально всмотрелся в крутящуюся возле зеркала, непонятно как уцелевшего в этой разнесенной на части комнате, кобылу – «Раг, командир, а ведь если ей приделать крылья, добавить пятен тут и там, то…»

— «Ой, ну прямо вылитая кентурион!» — вздохнули ее подруги, отходя на несколько шагов от повернувшейся ко мне Фловер. Замерев, кобыла затаила дыхание, когда я медленно обходила ее кругом, внимательно разглядывая ее наряд.

— «Понож спусти пониже, так, чтобы он впоследствии касался накопытника» — посоветовала я, отходя назад и вновь принимаясь разглядывать свой живой манекен – «Жаль, глаза у тебя темно-синие, поэтому на свет не смотри, а лучше щурься или держи голову пониже. Хай, там, в подвале, ребята нашли побелку для забора, которой уже успели украсить тех, кто страдает от местных паразитов. Наставь ей пятен на голове и ногах, чтобы они напоминали мои, подложи на спину тряпок, чтобы казалось, что под попоной спрятаны крылья, после чего прогони по двору. Если легионеры не будут отдавать ей честь – значит, я полная дура и меня уже давно пора гнать отсюда в три шеи».

— «Будет сделано, командир!» — весело рявкнул опцион – «А зачем весь этот маскарад?».

— «А это для тебя, мой дорогой опцион» — ухмыльнулась я в озадаченную морду соломенношкурого пегаса – «Сегодня тебе предстоит вновь нацепить на морду так импонирующее тебе выражение озабоченности, и сопровождать «кентуриона Скраппи Раг» на важные переговоры, которые состояться сегодня днем во дворце каймакама».

— «Но ведь посол…».

— «Посол может идти туда, куда ему вздумается, на то он и посол» — скаламбурила я, примеряя на себя простую, мокрую от пота тунику Флейвор – «Возьмешь с собой двадцать земнопони и пару пегасов, которых покажешь, если наместник шехрияра заинтересуется крыльями. А что же до тебя, моя дорогая дублерша, то твоя задача – скромно стоять в сторонке и изображать мучительное похмелье. На вопросы посла можешь отвечать что угодно – этот олух даже Хая в подобном наряде примет за меня, на вопросы верблюдов гордо отмалчивайся, за тебя все скажет твой опцион. Все ясно? Ну, тогда я оставляю вас наедине, ведь на сегодня эта комната полностью в твоем распоряжении. И кстати – постарайся в дальнейшем сосредоточиться на работе с копьем, а не на пантомимах о начальстве, иначе я придумаю что-нибудь на самом деле извращенное».

День тянулся долго, словно клейкая слюна. Накинув плащ, я незаметно проводила представительное посольство, после чего, наконец, удосужилась установить посты, организовать патрули и вообще, всячески занять оставшихся в моем распоряжении легионеров. Лишь посчитав, что я смогла полностью выполнить свои обязанности кентуриона, я не выдержала – и поскакала к Черри, тихо лежавшей в спальном мешке, уступленном ей кем-то из легионеров.

— «Как она?» — негромко поинтересовалась я у Минти, приставленной мной ухаживать за измученной подругой. «Болезнь» салатовой пегаски уже практически прошла, но пока я нагло пользовалась подвернувшейся возможностью, и держала ее в своеобразном резерве, приставив в качестве сиделки к своей израненной подруге.

— «Уже лучше, кентурион. Правда, она только пьет или спит, лишь изредка открывая глаза, а сегодня даже попросила поесть».

— «Надеюсь, вы ее не кормили?» — прищурилась я, и получив в ответ энергичное мотание головой, довольно кивнула – «Хорошо. Тогда беги на кухню и сделай самую жидкую кашу, какую только сможешь. Ну, что еще?».

— «Я… Я не умею варить кашу…» — призналась зеленая, пристыжено опуская голову в пол – «Я же хотела служить и защищать, а не…».

— «Понимаю, истинный воин не думает о своем желудке, а пожирает лишь печень убитых им врагов» — усмехнулась я. Убедившись, что с Черри ничего не произошло, я поднялась и насмешливо кивнула своей подчиненной, смущенно топтавшейся рядом со мной – «Ну пойдем, горе ты мое мятное, научимся кашу варить».

Каша получилась что надо. Решив не мелочиться, я отогнала от котлов дежурный по кухне наряд, по старой привычке, уже готовившийся порадовать желудки моих подчиненных приевшимся всем, бессменным кулинарным шедевром «фасоль в томатной пасте», и деловито покрикивая, послала их всех в подвал, за мешками кукурузной муки. Прижимистые верблюды выделили сущие гроши чистым золотом, вручив помощнику посла небольшой мешочек с крупными золотыми монетами, называемыми ими гуруш, но зато вволю забили наш подвал простыми натурпродуктами, включая такие забавные вещи как орехи и горы медленно подгнивающих фруктов.

— «Сыпь, сыпь, не жалей!» — подбадривала я пыхтящих помощников, высыпавших желтовато-прозрачную муку в кипящие на огне котлы – «Хватит уже заниматься биотерроризмом! Можно подумать, у меня не сотня, а ходячая фабрика для заправки воздушных шаров! И фруктов, орехов этих туда порежьте, не жмитесь. Все равно ведь не наше, а все не съедим».

— «Так я… Их всех… Понадкусаю…» — пропыхтел Буш, не вовремя решивший заглянуть в окутанную клубами ароматного пара кухню, и моментально привлеченный мной к тяжелой, утомительной работе мешальщика быстро густеющих каш – «Чтобы этим губанам меньше… Уф… меньше досталось».

— «Какой ты жадный, а еще пегас!» — укорила я его, принюхиваясь к получающемуся вареву – «Так, через пять минут добавьте еще масла, и потом десять минут томить под крышкой, без огня, после чего собирайте народ на обед. А уж на ужин – на ужин мы еще чего-нибудь придумаем».

— «Черри! Черри, просыпайся!» — я осторожно потрясла тихо дышавшую пегаску, после чего поднесла к ее морде исходящую паром пиалу – «Проснись, соня – ты так весь обед пропустишь».

Открыв глаза, пегаска с недоумением взглянула на стоявшую перед ее носом глубокую, расписную чашку, блестевшую капельками влаги, оседавшей на украшенных узором, лишенных ручек стенках. Я едва успела отдернуть копыта, как она уже рванулась, забарахталась в своем мешке, и уже через мгновение, давясь и кашляя, лихорадочно уплетала жиденькое варево, вдоволь сдобренное полупрозрачными кусочками фруктовой мякоти. Деликатно отвернувшись, Минти лишь горестно вздыхала, краем глаза глядя на изможденную, костлявую спину когда-то очень привлекательной пегаски, вздрагивавшую от каждого шороха, каждого крика, каждого топота копыт. Присев рядом с вылизывавшей миску подругой, я лишь горестно шмыгнула носом, и не без труда отобрав у нее опустевшую посудину, сунула в ее копыта небольшую верблюжью амфору, до краев наполненную густым мандариново-персоковым нектаром. Когда глиняный сосуд опустел, я поднялась и осторожно перенесла осоловевшую от первой за богини знают сколько времени трапезы подругу на низкий, широкий диван, притулившийся возле большого окна. Черри не сопротивлялась, и лишь лихорадочно сжимала под бабкой мое копыто, так и уснув, не отпуская меня от себя ни на шаг. Вздохнув, я только пожала плечами, глядя на смущенно застывшую неподалеку Минти – и взгромоздилась рядом, укрыв свою изможденную Черри огромным, бежевым крылом.

---

И вновь – ожидание. Медленно тянущееся время, отсчитываемое тихим звуком капель, падающих внутри какого-то странного приспособления для измерения времени, своим внешним видом чем-то напоминающим клепсидру, а так же движением полос солнечного света по моей спине, широкими лучами врывавшегося из-под плотно прикрытых ставень в жаркий, душный полумрак общей комнаты. Я терпеливо выдержала целый час, после чего тихонько слезла с дивана, загнав на свое место неловко жмущуюся неподалеку Минти, строго-настрого приказав ей следить за вверенной ей подопечной. Морщась от покалывания в затекшем от долгого лежания крыле, я принялась слоняться по дому, заглядывая во все щели, следя за ходом тренировок и патрулей, и даже наведалась к ночным стражам, бессовестно дрыхнущим после очередных ночных похождений. Разомлевшие со сна коллеги сначала не слишком внимательно отнеслись к моим вопросам, довольно невежливо послав меня куда подальше. Но я не обиделась, а терпеливо объяснила мохнатоухим жеребцам, что в моем отряде могут быть только два типа ночных стражей – те, кто принимает кентуриона как временное начальство с ограниченными полномочиями, и те, кто сами ищут себе жилье, еду, а так же демонстрируют чудеса выносливости, пересекая Море Вечности на своих могучих мышиных крыльях без всякого корабля. Вдохновившись перспективами, озвученными моим равнодушным, безэмоциональным голосом, они присмирели и поведали мне, наконец, интересующие меня подробности своей операции.

И черт бы их побрал – их рассказ стоил мне еще одной седой пряди волос.

— «Никто не возвращался?» — спросила я, поднимаясь по шаткой лестнице на глиняную крышу дома. Открывавшийся с нее вид был скучен и безынтересен – куда ни погляди, везде расстилалось колышущееся марево раскаленного воздуха, искажающего своим движением вид финиковых пальм, сухой, выдолбленной до состояния камня земли и трещащие от жары стены окружавших посольский пустырь домов. Вздохнув, я бросила взгляд вниз, отмечая блестящие шлемы патрулей, тройками шатающихся вдоль посольского забора. По идее, география патрулей должна была охватывать весь пустырь, но я решила не рисковать и приказала лишь охранять стену сада и крышу, регулярно меняя тройки патрульных.

— «Нет, пока никого… Хотя погоди, кентурион – кажется, там какое-то движение!».

Приглядевшись, я и в самом деле заметила пыльное облачко, приближавшееся к границе пустыря. Вот оно уже рядом, вот пересекло ее – и я быстро скатилась вниз по лестнице, опрометью бросаясь в свою комнату за комплектом положенных мне доспехов.

— «Кто такие? Чего хотят?» — спустя пять минут, вопрошала я Сильверхуф, стоя перед массивными деревянными воротами посольского сада – «И вообще, их там много?».

— «Не так чтобы слишком, кентурион» — рапортовала серебристая кобыла, выслушав ответ одного из пегасов – «Их там десяток, но все вооружены, а один, самый молодой, но довольно представительный, хочет видеть именно тебя».

— «Ну что ж, посмотрим, что там хочет этот мозоленогий!» — прищурилась я – «Ворота не открывать – пегасы мы в конце концов, или кто?».

Взмахнув крыльями, я сделала круг над садом, собирая порхавших под деревьями подчиненных, после чего, набрав высоту, камнем ухнула вниз, лишь перед самой землей раскрывая хлопнувшие тугой подушкой воздуха крылья и приземляясь прямо перед носом у пожаловавших к нам гостей.

— «Прыветсвуй тэбя, славни воин сэвэра!» — приветствовал меня один из них. Вооруженный длинной, кривой саблей и торчащим у бока копьем, он был облачен в нарядный, выкрашенный в разноцветные вертикальные полоски доспех из ткани с нашитыми на нее пластинками железа, и показался мне смутно знакомым. Вот если бы не этот тюрбан с намордником… — «Скол долго минэ стоят на этом солнцепеке под яросным взором Сэдого Старика, жгущэго сваимы лучами зэмлю Всеединого? Ми здес для таго, читобы увидет прэкрасную Хавру, прэкрасну Скраппи Раг, да падэт на нее тэнь Всеединого, и пригласыть ее в госты к маиму атцу, да будут долгимы его годы!».

— «Угмар? Угмар айль-Хаткто-то-там? Это ты?».

— «О, прэкрасни Скраппи-ханым!» — на секунду растерялся верблюд, отходя на два шага назад – «Мое сэрдце трэпещэт ат тваиво вида, но позвол минэ спрасит – зачэм ты прячишсо срэди сваих вэрных васли, а нэ сидиш на жэнскай палавинэ сваиго дома?».

— «Ну, наверное, потому, что мне было бы слишком скучно, Угмар» — пожала плечами я, делая успокаивающий жест крутящимся над нами пегасам, на которых с крайним беспокойством смотрела свита молодого багадыра – «И в нем нет женской половины. Я могу пригласить тебя в сад, где мы сможем побеседовать в прохладе пальм без помех, но мне почему-то кажется, что ты прибыл сюда не за этим, не так ли?».

— «Воистину, мудра речь твоя, о черноокая Хавра» — нараспев произнес старый, сморщенный верблюд, чьи губы отвисали настолько, что казались едва ли не маленьким хоботом. Однако выговор этого седого старика был абсолютно правильным, и я прекрасно понимала его тягучую, произносимую надтреснутым голосом речь. Опираясь боком на почтительно семенившего рядом стражника, он вышел вперед и поклонился мне, едва не черпая губами сухую землю пустыря – «Мы прибыли сюда с другого конца славного города Надиры, да продлит Всеединый ее дни на Его земле, чтобы почтительно приветствовать тебя и передать тебе приглашение быть дорогой гостьей в доме отца сего багадыра, почтенного Рагума айль-Хаткана из рода Хатканидов. Знаем мы, что крайне невежливо приглашать незамужнюю фэтеат в чужой дом без сопровождения отца ее или братьев ее, но обстоятельства превыше нас. Я клянусь тебе, что в доме том ты будешь в полной безопасности, и порукой тому – моя жизнь и честь сего молодого багадыра. Прошу тебя – подумай над этим».

— «Он гаварыт чистый правда!» — торжественно кивнул молодой верблюд – «Я – багадыр! Пусть каждая фэтеат видит ва мнэ брата, а каждая ханум – сына, ибо я Хатканид, и сего даволно!».

— «Я верю тебе, Угмар Хатканид» — подумав, кивнула я – «Действительно, время не терпит, и скоро на улице станет слишком жарко даже для того, чтобы просто дышать. Позволь, я лишь отдам необходимые распоряжения».

«Интересная штука – этот ваш южный этикет. Но вот заваривающаяся здесь политика гораздо интереснее» — думала я, небрежным взмахом крыльев бросая себя к дому – «Стоило лишь послу выйти за порог, как ко второму доверенному лицу посольства уже пожаловала делегация от… От кого? От местной оппозиции? Купцов? Армии? Ну что ж, вот мы и выясним, кто хочет навести мостки через океан!».

— «Тессерария ко мне» — буркнула я, приземляясь в центре сада и задумчиво постукивая накопытником поножа по камням, не забыв при этом пнуть пробегавшего неподалеку павлина – «А, ты уже тут? В общем, я отправляюсь на встречу с местными, которые хотят что-то предложить принцессе или лично мне по неофициальным каналам, в обход уже обгадившегося однажды посла. В мое отсутствие остатки сотни переводятся на осадное положение, ты – старшая до прибытия Хая. Если я не вернусь к моменту отбытия посольства на родину – вы с Хаем возглавите кентурию до момента прибытия в Кантерлот. С собой я забираю десяток пегасов из первой и второй контуберний, включая Буши Тейла. Вопросы есть?».

— «Да, кентурион!» — вскинулась серебристая кобылка, подозрительно посматривая на запертые ворота – «Может, не надо…».

— «Отлично, вопросов нет!».

---

— «Недостойная просит вас пройти в сию комнату, ханум» — едва слышно прошептала юная верблюдица, снимая с меня накопытники и благоговейно простираясь передо мной ниц – «Благородный хозяин сего дома уже ожидает вашего прихода».

Стараясь держать морду кирпичом, я кивнула и медленно, не торопясь, тронулась за странно семенившей передо мной верблюдицей. Ростом едва ли выше пони, она была довольно миниатюрна, а ее наряд, состоящий из прозрачных полосок тончайшего розового шелка и множества тихо звеневших браслетов, вкупе с коротким, чисто выбритым хвостом, не оставляли ни малейшего пространства для воображения, и я, помимо своей воли, с интересом пялилась на ее круп и промежность, быстро мелькавшую передо мной небольшим розовым треугольником.

— «О, Хавра! Благородная Скраппи-ханым» — низким, тяжелым голосом проревел дородный верблюд, поднимаясь с огромного вороха подушек – «Я вновь прошу меня простить, но я не мог лично посетить ваш дом, но в свое оправдание я могу лишь сказать, что это навлекло бы на всех нас нешуточную опасность! Прошу тебя – проходи и садись! Почти дом старого холостяка своим животворным присутствием!».

— «С удовольствием» — нимало не смущаясь, ответила я, слегка прихрамывающей походкой идя в сторону встречающего меня хозяина дома – «Благодарю за столь любезное приглашение, уважаемый…».

— «Рагум айль-Хаткан из рода Хатканидов» — подсказал мне верблюд. В лучших традициях знатных домов Кантерлота, он вышел вперед и почтительно подхватил меня под правую ногу, видимо, сочтя щелкающий по кафельной плитке пола понож и накопытник эдакими аналогами протеза. Усаживаясь на подушки, я хитро улыбнулась, заметив, как глаза верблюда, скрывавшиеся под тяжелыми, набрякшими веками, слегка приоткрылись а брови поползли вверх, когда его нога оценила вес и жесткость моего «причиндала» — «Прошу тебя, присаживайся тут».

«Благодарю за приглашение, радушный хозяин» — произнесла я и принялась осматривать комнату, заинтересованно крутя головой. Хотя какая, к черту, комната? Это был целый зал, разделенный на части резными деревянными перегородками, стоявшими на невысоких, не выше колена, каменных бортиках. Множество темно-зеленых колонн, расставленных, казалось бы, без всякой системы, органично дополняли перегородки, деля зал на укромные уголки с наваленными в них подушками, окружавшими массивные столики с кальянами и остроносыми кувшинами, высившимися последи огромных блюд с блестящими от капелек воды фруктами. Темно-синяя плитка, покрывавшая стены и пол зала, расслабляла взор и заставляла воспринимать уже как должное неглубокий бассейн, едва слышно плещущийся у основания возвышения, на котором усадил меня любезный хозяин этого дома.

— «Как вам нравиться мое скромное жилище?» — осведомился Рагум. От меня не укрылось, что пока я изучающее оглядывала комнату, позволив себе немного расслабиться и ощутить ту умиротворенность, которую ее создатель всеми силами, всем своим искусством старался передать ее обитателям, хозяин с не меньшим интересом изучал и разглядывал меня, в то время как его сын, прилегший чуть поодаль от нас, с отсутствующим видом опустил ногу в бассейн, следя за подвижными тенями в его прозрачной воде.

«У него там что, рыбы?».

— «Мне редко доводилось бывать в столь уютных домах» — призналась я, переводя взгляд с рыбок, выпрыгивавших из воды вслед за дразнившей их ногой молодого верблюда, на хитрую морду хозяина дома, весело блестевшую на меня враз помолодевшим взором – «Эта комната, да и весь дом, выглядят… Или даже ощущаются очень… Соразмерными. Или завершенными – мне трудно подобрать слова. Но это дом, где хочется жить».

— «О, это золотые слова!» — ухмыльнулся Рагум – «Я слышал их всего однажды, и был тогда поражен в самое сердце точностью этого определения. И произнесло их тогда одно очень мудрое существо, почтившее этот дом своим присутствием. Я, и моя жена, да смилостивится над ней Всеединый, распростерлись ниц перед божественным созданием, пришедшим ко мне как к другу, и разделившим со мной трапезу и разговор. Прошло уже много лет, уже нет в живых моей прежней жены, но я все еще храню в сердце образ того чудного божества, чья сила исцелила мои терзания, и позволила взглянуть на жизнь другими глазами. О, что бы я ни отдал за то, чтобы вновь припасть к ее божественным ногам…».

«Интересно, очень интересно» — думала я, вежливо слушая плавный разговор хозяина дома – «Уж не милейшая ли Моллестия почтила сей дом своим благотворным присутствием? Вполне возможно, учитывая то впечатление, которое она оказывает на своих подданных, и, как выяснилось только что, не только на них одних. Интересно, а ему она тоже что-то капнула на мозги?».

— «Я вижу в вас родственную душу» — меж тем, продолжал разливаться айль-Хаткан – «И потому, услышав восторженный рассказ моего сына, моего первенца, могучего Угмара айль-Хаткана, о встрече с Хаврой, случайно произошедшей в одной из лавок моего старого друга, Сухмина айль-Фузуша, я подумал – вот оно! Вот тот знак, что благородное солнце посылает мне из-за Моря Вечности, в ответ на мои искренние и пылкие молитвы!».

— «Да согреет нас всех вечное солнце» — светски улыбнулась я – «По крайней мере, именно эти слова я часто слышу от своих соотечественников. Но увы, почтенный Рагум айль-Хаткан, если это солнце и посылает свой луч, то он об этом вряд ли подозревает, ибо луч прям и безыскусен, являясь всего лишь посланцем, проводником пославшей его воли. Надеюсь, я смогла донести до вас свою мысль…».

— «Превосходно, просто превосходно» — откликнулся верблюд, а затем резко сменил тему – «Скажи мне, почтенная гостья, как ты представляешь себе тот великолепный дворец и зал, в котором правит солнечная богиня? Ведь ты, как я понимаю, всю свою жизнь имела счастье купаться в ее лучах?».

— «Охотно отвечу тебе, почтенный хозяин…» — хитро улыбаясь, парировала я – «Но не раньше, чем ты мне расскажешь, что за странным словом вы все, как один, принялись меня обзывать. Ну как тебе такое условие?».

— «Ах-ха-ха! Превосходно!» — вновь повторил Рагум, наполнив гулкий зал раскатами своего хохота – «Мои агенты не ошиблись в тебе, Скраппи-ханум! Ну что ж, я охотно отвечу на твой вопрос. Хавра – на нашем языке означает «Черноокая» и клянусь, это слово как нельзя лучше подходит под цвет твоих необычных глаз. Большинство праведных, почитающих Всеединого, уже давно привыкли считать это слово лишь обозначением одной из прекраснейших жительниц загробного мира, в который попадут лишь праведные для бесконечных услад. Но у него есть и другое, более древнее значение…».

— «Отэц!» — подобравшись, вскинулся молодой багадыр – «Я нэ думайу, чито наший гостье будэт интэресна эта мрачний лэгенда!».

— «Ну что ж, тогда я тоже отвечу тебе, почтенный хозяин» — улыбнувшись как можно более естественно, я слегка напряглась от непонятного предчувствия, зародившегося в моем хвосте – «Я не только представляю, я неоднократно была в этом дворце. Дворец, в общем-то, неплох, он светел и велик, но честно говоря, мне более по нраву его старая, древняя часть, дышащая строгим, холодным покоем. А что же до самого тронного зала… Ты уж прости меня, почтенный айль-Хаткан, но если бы мне только попался тот архитектор, проектировавший этот зал…».

— «То что?».

— «То в лучшем случае, я бы доверила ему таскать навоз из-под своих легионеров, да и то, с оглядкой и под непрерывным наблюдением. Этот пони был явно нездоров, когда проектировал… Это!».

— «Отлично! Ты видишь самую суть вещей!» — довольно хлопнул себя по бокам хозяин, в то время как его сын поднялся и отошел от бассейна, с ухмылкой откладывая в сторону скрывавшийся в воде меч просто неприличных размеров. Мои глаза мгновенно прикипели к кривому, изогнутому лезвию, сереющему волнистыми линиями булата, с содроганием оценивая его длину и размер.

— «Прости за столь безыскусную проверку, но нам нужно было знать, что ты не подсыл этого бешенного пса каймакама, или, что еще страшнее, самого… шехрияра».

Произнеся последнее слово, верблюды переглянулись и прислушались к неприятной тишине, на секунду повисшей в просторном зале. Я тоже повела глазами вдоль стен и потолка, но не заметила ничего подозрительного, и вновь опустила глаза на тяжелый клинок, блестевший на столе.

— «Дело в том, что я уже имел счастье лицезреть заморскую богиню в ее доме, и я не кривил своей душой, когда говорил о том, что отдам все, что в моих силах, чтобы еще хоть раз оказаться у ее ног. Но увы – годы идут и все меняется. На смену старому, мудрому шехрияру пришел его сын, и это положило начало конца богатству и величию Камелу. Отдалив от трона своего отца достойнейших из числа старых и мудрых дромадов, он приблизил к себе двугорбых бактри — беспринципных торговцев и политиканов из нуворишей, населяющих восток нашей родины. Получив огромную власть, они отстранили молодого шехрияра от трона, закружив его в вихре порока и наслаждений, и теперь, именно они держат власть в нашей стране».

— «Хмммм… Так значит, вот почему посла принял не сам шехрияр, а его наместник – каймакам» — задумчиво протянула я, по новой оценивая всю разворачивающуюся передо мной картину – «Сначала я подумала, что это лишь грубый намек или попытка поставить нас на место столь демонстративным пренебрежением нормами протокола, в то время как приехавшее в Эквестрию посольство Камелу пытается выбить из принцессы какие-то неизвестные мне выгоды и привилегии для своих купцов. Но в свете того, что я узнала сейчас…».

— «Да-да. Увы, даже я, кет-худа – предводитель двора, гордо носящий звание улема – ученого знатока Заветов Всеединого, уже не столь всевластен, как прежде. Купцы, ранее торговавшие с Эквестрией и Королевством Жрефинов под моей чуткой опекой, были разорены, и теперь даже в своем доме я вынужден вскидывать голову, опасаясь чужих ушей. Наступают поистине темные времена, Скраппи-ханум, и в этих обстоятельствах мы должны хвататься за любую соломинку… Даже и столь страшную, как эта».

— «Вас страшит помощь извне?».

— «Нет, не просто помощь, пускай даже и извне – но эта помощь».

— «Боюсь, я не…».

— «Скажи мне, видела ли ты вчерашнюю бурю?».

— «Конечно видела, и даже слышала» — кивнула я головой, постепенно напрягаясь от странных поворотов, которые принялся выписывать наш разговор – «Она полночи долбилась в ставни нашего дома. Хотя гром начал греметь гораздо раньше — вечером, когда на меня напали».

— «Напали? Где? Когда?» — очень резко и серьезно спросил меня айль-Хаткан, приподнимаясь со своих подушек – «И когда именно он прогремел?».

— «Я не засекала времени по причине отсутствия часов, но я точно помню, что это случилось поздно вечером, когда я ушла с базара. Я нашла в глухом переулке свою давнюю подругу, которая оказалась тут неведомыми мне путями. Когда я прогнала нищих, использовавших ее в каких-то гнусных целях, на меня напали их дружки, облаченные в черные, мохнатые плащи. Вот тогда-то и начал греметь гром. А что?».

— «Видишь, сын?» — не удостоив меня ответом, Рагум пристально взглянул на молодого верблюда, иронично поводящего бровями – «И было сказано в легенде: «Придут темные времена, и праведные отпадут от престола Всеединого, и возвысится правитель беззаконный, творящий зло не по велению души, но по глупости своей. И в тяжелый час потемнеет небо, и Хавра разверзнет крылья над древним градом, призывая бурю и дождь…». Разве ты не видишь?».

— «Ну и чито? Эта старый легенда, нэ страшнее других, а жрефины уже многа лэт летают над нашей Надирой!».

— «Боюсь, я вынуждена согласится с твоим сыном, почтенный айль-Хаткан» — кивнула я, в то время как странное чувство дискомфорта, уже длительное время терзавшее мой хвост, начало разливаться по позвоночнику неприятным, гнетущим предчувствием беды – «Мрак, тьма, пророчества, всем хана и все такое – эти легенды встречаются у каждого народа и в своем большинстве они являются собранием общих слов, описывающих ужас перед катаклизмами и переменами. Я не хочу показаться грубой или чего хуже, смеяться над вашими преданиями, но я слышала уже много подобных легенд».

— «И тэм болэе, чито прарочиство нэ било исполнэно точно!» — подхватил ободренный моими словами молодой Угмар – «Гидэ тот эльжэрдиэн вэллам, гиде тот темни страж из прарочиства? Вот видишь, атэц – ано нэ имеет силы!».

Сидящий напротив меня дромад лишь вскинул ногу, призывая сына замолчать, и не отводил глаза от моей морды. Слова молодого багадыра ударили меня словно хлыст, заставив подскочить на подушках и уставиться на своих собеседников дикими глазами, когда мое предчувствие переросло в практически осязаемую уверенность – скоро быть беде.

— «К-какой еще… Темный Страж?».

— «Согласно легенде, на Хавру накинется посланник Лукавой, известной правоверным как Темная Кобылица» — осторожно ответил Рагум, не сводя подозрительно заблестевших глаз с моей нервно подергивающейся мордочки – «Но склонится он перед ней, почувствовав родственную душу, и поймут тогда правоверные, что пришел ихтыдер – время испытаний. Хавра и Тем…».

— «Молчи!» — вдруг выкрикнула я, вытягивая вперед правую ногу, словно стараясь дотянуться и зажать рот сидящему напротив меня верблюду. Шумно выдохнув, я зажмурилась и тихо, по слогам произнесла, клацая оскаленными зубами – «Не-на-до мне рассказывать эту легенду, ясно? НЕ-НА-ДО!».

В доме установилась звонкая, практически осязаемая тишина. Лишь неумолчный гул большого города едва слышным шумом проникал сквозь запертые ставни, да мелкие, надоедливые мухи, звеня слюдяными крылышками, залетали в прохладный зал, но тот час же улетали обратно, спасаясь от запаха благовонных ламп.

— «Мы отбили нападение, но вряд ли бы справились одни» — наконец тихо произнесла я, поднимая глаза на обеспокоенно подобравшихся верблюдов – «Мне на помощь пришел мой жених, Графит… И да, он является ночным стражем – одним из приближенных моей Госпожи. Именно тогда и началась эта страшная буря».

После сделанного мной признания, разговор не клеился, перейдя в перекидывание вежливыми, ничего не значащими фразами. Поглядывавшие друг на друга отец и сын общались в основном между собой, оставив меня неподвижно сидеть на горе подушек, задумчиво уставившись в блестящую веселыми искорками воду бассейна. Дождавшись вежливого кивка хозяина дома, несколькими хлопками копыт я позвала юную служанку, попросив ее отнести корзинку спелых фруктов моим товарищам, томившихся на солнцепеке во дворе, старательно изображая мой почетный эскорт. Наконец, наговорившись и придя к какому-то единому мнению, хозяева дома встали – и почтительно поклонившись, пригласили меня за стол.

Верблюжий обед мне понравился. Это спокойное, неторопливое действо растянулось на несколько часов, во время которых мы возлежали на мягких подушках, раскиданных вокруг большого овального стола, в центре которого красовался оазис из фруктов и вин, таящихся в узкогорлых, с изящными ручками амфорах и кувшинах. Атмосфера непринужденности, с которой возлежащий во главе стола Рагум айль-Хаткан клал в рот очередной персик или кусочек острого, белоснежного, рассыпчатого сыра, обильно сдобренного чем-то вроде укропа, подействовала и на меня, и вскоре, я отмякла и принялась поддерживать беседу, которая, как выяснилось, шла о Черной Кобылице.

— «Дромады и бактри – все они боятся нечистой, внушающей страх любому праведному» – неторопливо рассказывал Рагум, взмахом ноги приветствуя очередного гостя, входящего в большую, уютную комнату, в которой расположилась наша компания — «На востоке, двугорбые коротышки называют ее Черной Верблюдицей, дромады центральной и западной Камелу – Черной Кобылицей. Нечистая уже давно смущает праведных, подталкивая их на не всегда пристойные дела. Но в то же время, плотская любовь или тяжелая, как дикий мед, страсть – тоже ее удел, поэтому многие мои соплеменники всходят на ложе своих жен и наложниц только когда Седой Старик покидает небосклон, закрывая свой палящий, безжалостный глаз. Мы опасаемся ее, даже боимся – но все же отдаем дань тем ее дарам, без которых жизнь бы просто прекратилась».

— «Каку странный тема вы выбрал для застольная песета, о ученый Рагум айль-Хаткан» — каркающим голосом произнесла высокая верблюдица, удивленно поглядывая на мою фигурку, практически незаметную среди окружавших меня горбов – «Хоть ваш ученость и не вызываит сомнений, мой каспадин, но все же я, та и многие почтенные дромады, с радостию откликнувшиеся на ваш зоф, все же болше баимся ту, имя чие предпочитаим не произнасить».

— «Я всего лишь занимаю разговором нашу новую гостью, милая Михрука Нумар» — отмахнулся Рагум, небрежно кладя в рот целый персик и принимаясь деловито его жевать, похоже, нимало не смущаясь наличием внутри толстой, горькой косточки – «Всем в Камелу известно имя Рагум айль-Хаткана, главного улемы нашей благословенной страны. Учится Заповедям Всеединого ко мне приходят множество умных дромадов, и все знают о том, что я не делаю разницы между верблюдами и верблюдицами, поэтому ты сможешь ответить честно, когда муж твой спросит, чему же научил тебя сегодня старый улема. А что скажешь ты, Скраппи-ханум? Не претит ли тебе, дорогая гостья, широта моих взглядов, столь часто порицаемая глупыми факихами, призванными знать наши законы и право?».

— «Отнюдь, почтенный Рагум айль-Хаткан» — я решила не слишком выделяться из горбатой толпы, и тоже перешла на длинные, велеречивые фразы, почему-то так нервировавших моих соплеменников – «В моей стране законы мягки, а самих кобыл – больше жеребцов, поэтому я могу лишь порадоваться вашему космополитизму».

— «О, это очень хорошо» — кивнул головой хозяин дома, и громко захлопал подушечками ног, призывая себе слуг – «И раз все те, кто откликнулся на мой зов, уже почтили нас своим присутствием, то думаю, нам стоит сделать перерыв – и насладиться скромным обедом».

«Ага, скромным, как же!» — думала я, провожая взглядом очередное блюдо, вносимое молодыми, легконогими верблюдицами в нашу миниатюрную залу – «Однако все довольно вкусное, в особенности – суп».

Поставленные перед нами глубокие пиалы исходили ароматным паром. В глубине прозрачного, душистого супа плавали зеленые островки овощей, даже после варки кажущиеся только что сорванными с грядки, между которыми, словно резвившиеся на глубоководье киты, мелькали розовые спинки крошечных креветок. Глубоко втянув в себя чарующих аромат, я было улыбнулась, но…

— «Возблагодарим же Всеединого, друзья мои!» — торжественно произнес Рагум, делая передней ногой тройной религиозный жест, по-видимому, посвященный как раз этому самому Всеединому — «За то, что дал он нам собраться вкруг дружеского достархана и порадовал нас новой гостьей, с которой мы связываем столькие наши надежды. Кушайте, пейте, дорогие гости, и да ничто не омрачит благоденствие ваших желудков».

«Ешьте и пейте? Ага, как же!» — насупилась я, заметив, что нигде вокруг меня не наблюдалось ни одного, привычного для пони столового прибора. Вместо ложек, верблюды поголовно пользовались какими-то резными приспособлениями, больше напоминающими длинные рожки с тонкими, вычурными ручками, которые так удобно лежали меж коротких, мозолистых пальцев ног дромадов. Осеняя себя тройными прикосновениями ног ко лбу, морде и груди, гости принялись громко и шумно потреблять предложенные им яства, с шумом втягивая в себя обжигающе горячий суп — «Похоже, это очередная проверка – вон с каким интересом поглядывают на меня вновьприбывшие гости. Ну что же, вы хотите проверки?».

— «Благодарю тебя за добрые слова, хозяин сего дома» — поняв, что просто валятся за общим столом у меня не получится даже из банального чувства вежливости, я присела на задние ноги, и слегка облокотилась на низкий стол. Подняв копытами пиалу, я подняла ее на уровень груди, и слегка качнула в сторону лежащего во главе стола Рагума – «Да обласкает тебя и твой дом милость ласкового солнца, да ниспошлет покой и сладкие сны молодая луна. Думаю, что я не ошибусь, сказав, что мы все благодарны тебе за подаренную нам возможность столь сладостного времяпровождения, за ученые беседы и дружеские наставления для молодых умов. Моя же благодарность тебе и вовсе не знает границ, ибо что есть дар, как не благословление дающего?».

Над столом повисла оглушающая тишина. Прекратив хлюпать и чавкать, верблюды молча смотрели как я, улыбнувшись всей честной компании, аккуратно пригубила суп из удерживаемой в копытах пиалы, после чего, еще раз улыбнувшись и едва заметно кивнув головой, опустилась на свое место. Кажется, кто-то едва не подавился, когда на секунду опешивший хозяин дома поднял передние ноги, и широко ухмыляясь, застучал друг о друга мягкими подушечками своих длинных лап. Через мгновение, другие гости присоединились к этим своеобразным аплодисментам, и еще несколько долгих минут я смущенно улыбалась и раскланивалась с возбужденно переговаривавшимися гостями.

— «Ай, хорошо сказала, Скраппи-ханум!» — поклонился мне Рагум, в то время как остальные гости что-то оживленно обсуждали, тихо (по мнению самих верблюдов) перешептываясь между собой. Повернув в их сторону ухо, я уловила знакомое «Хавра» и «ихтыдер», похоже, так и порхавшие между спорщиками, не замечающих обращенного к ним взгляда хозяина дома – «Ну что, дорогие гости, прав я был или нет?».

— «Ты бил паистине прав, мудрэйший» — поклонился один из старых верблюдов, подслеповато щурясь на меня из-под допотопных, круглых очков – «Разве нэ сказана в Куртэб Сахлэа — Книге Пустыни: «… и встретит она вас словами святыми, И благословлены будут ваши дары»?».

— «Рагум айль-Хаткан мудр и велик» — возразила ему каркающая верблюдица, настороженно рассматривая меня из-под накрашенных чем-то красным бровей, отчего у меня складывалось впечатление, что я разговариваю с клоуном из Макдональдса, однако ее слова скрывали за собой осторожную и не лишенную ума натуру – «Но даже мудрейшие из мудрых могут ошибаться. Разве не сказано в той же Куртэб Сахлэа: «Надежда мешает трезвому взгляду»?».

— «Начало – пора деликатная» — нахмурившись, парировал Рагум – «Не следует ее торопить, словно телегу со свежими смоквами, ибо дорога частенько ведет под уклон. А что на это скажет наша гостья?».

— «Несмотря на участившуюся критику ингибиторов АПФ я считаю, что их использование в терапии неотложных состояний как минимум, оправдано, если не показано» — задумавшись, на автомате выдала я, постаравшись в отместку за непонятные мне, «высокоученые» речи сказать что-нибудь не менее вычурное и бессодержательное – «Ваша ученая беседа, о гости, проливает бальзам на мой иссохший в пустыне глупости разум, но я даже и не собираюсь притворяться, что понимаю ваши намеки. Речи ваши слишком мудры и возвышенны для столь неумной кобылки, увы. Но если я правильно поняла суть вашей беседы, вы хотели бы узнать, та ли я крылатая вестница из ваших легенд? Тогда вынуждена вас огорчить – нет, я вот так не думаю. Конечно, если бы я хотела чего-то добиться от вас, то наверное, попыталась бы сыграть роль какой-нибудь «подруги Всеединого», но я не собираюсь отвечать злом на добро».

— «Но пророчество!» — нахмурился Рагум, приподнимаясь из-за стола, в то время как возражавшая ему «ученица» удовлетворенно откинулась на окружающие ее подушки – «Но пророчество говорит, что…».

— «Нет-нет-нет! Пожалуйста, не нужно о пророчестве, а?» — отшатнувшись, замахала ногами я в совершенно непритворном испуге – «Я готова вам помочь чем угодно, хоть нападением на любимый гарем шехрияра (лежавшие вокруг меня верблюды как по команде вздрогнули и оглянулись), но прошу вас – не нужно делать из меня мученицу! Я еще пожить хочу!».

— «Пачиму тин э хочешь знат о пророчествэ, Хавра?» вступился за своего родителя багадыр Угмар — «Мы же нэ хатым тэбе зла!».

— «Да потому что я достаточно знаю о них и так, чтобы не лезть в это дело!» — топнула я ногой. Отдышавшись от странной волны непонятного мне страха, густо замешанного на гадком чувстве вины, я успокоилась и вновь опустилась на свою подушку – «Я знаю много всякого о пророчествах, достойный сын своего отца, и эти вещи не из тех, с чем стоит шутить или интересоваться ими из праздного интереса хотя бы даже потому, что еще ни один настоящий пророк не умер своей собственной смертью! Например, ты знаешь о том, что пророчества можно разделить на два типа – истинные и ложные? Ну вот, а я вот знаю. К ложным, например, относят либо те, что так и не свершились, либо просто громкие слова, бред, выкрикиваемый объятыми ужасом «пророками», увидевших или представивших что-то ужасное. По большей части это бред больного мозга, и отличить их можно в основном по отсутствию конкретики. Ну, там всякое «падет бескрылая птица, треножник жизни повернется колесом, избушка станет к лесу передом, к тебе задом», бла-бла-бла и все такое, в нострадамусовском стиле. В основном, это шизофрения на фоне сезонного обострения и отсутствия адекватной терапии. Хороший пророк всегда говорит понятно – что произойдет, и главное, как. Где же, когда и кого – не суть столь важно. А вот второй тип… Это истинные пророчества, и поверь, это не тема для шуток. Вот они-то как раз и исполняются, четко говоря нам, что случится, а главное – как это произойдет».

Сидящие вокруг меня верблюды настороженно задумались, пока я медленно наполняла каким-то терпким вином красивую стальную чашу. Часть меня все еще пыталась понять, что же это за странное липкое чувство собственной вины, растущее внутри меня. А еще страх… Страх за кого-то, но за кого? Непонятно…

— «Вот вам пример. Верблюд идет в город, стоящий у реки. Он смотрит на город, затем идет на базарную площадь и говорит всем жителям – «Скоро сей город смоет водой. Берегитесь!». Вроде бы, обычное предупреждение, да еще и достаточно смехотворное, учитывая расположение города на большом холме, и тот полусухой ручей, в который превратилась некогда могучая река. Жители поднимают путника на смех, еще не зная, что город их стоит на высоком, но все же песчаном холме, а тонкий ручеек – все, что осталось от реки, перегороженной высокой дамбой, которую сотню лет назад построил один владыка соседней страны. И вот тут-то и начинается самое неприятное. Те, кто все же прислушиваются к его словам, объявляют их пророчеством. Часть из них делает ноги из города, хотя обычно очень немногие достигают других земель. Часть – начинает судорожно класть камни и вбивать в холм сваи, не понимая, что беснующаяся вода сметет их, как прутья, вбитые на пути песчаной бури. Часть идет войной на соседей с целью отобрать эту дамбу, но их враги, лишившись надежды отстоять свой дом, сами разрушают дамбу, тем самым, лишь приближая исполнение пророчества. И вот, каким-либо образом, от старости ли, от умысла ли – дамба рушится. Войско сметено первым ударом стихии, и освободившаяся от заточения вода с силой тысячи драконов бьет по возводимым сооружениям, разнося их в прах. Вбитые сваи не могут задержать просачивающийся сквозь них песок, и вот уже медленно, квартал за кварталом, город сползает в беснующуюся реку и погружается в ревущую пучину. Финал, занавес».

— «И чито же, ничэго нэльзя прэдпринят?» — через какое-то время осторожно поинтересовался молодой Угмар, нарушая гнетущую тишину, охватившую комнату от моих слов – «Истинноэ пророчиство всигда исполница?».

— «Да, насколько я знаю, истинные пророчества нельзя предотвратить. Спастись же от них можно двумя путями, сложным и простым, но оба они трудны. Простой – это тупо ничего не знать о пророчестве. Например, как в легенде о сыне одного царька. Узнав о пророчестве, предрекающем смерть его сыну ото льва, правитель построил для своего чада роскошную башню, где и запер с младенчества на много-много лет. А чтобы тому не было скучно, приказал расписать стены красивыми картинами, на одной из которых и повелел изобразить льва, идиота кусок. Однажды сынуля царька не выдержал этого заключения, и яростно набросился на изображение своего недруга, из-за которого его обрекли на столь долгое воздержание среди картинной галереи, кусая и пиная расписные доски. В результате, одна из щепок глубоко вонзилась ему в небо, и через пару-тройку дней сынуля умер от заражения крови, или, что более вероятно, от гнойного менингита. Таким образом, пророчество все равно исполнилось – лев убил свою жертву. А вот если бы дурачок не знал о нем – может, так и прожил бы в этой башне до скончания веков».

— «Какой глюпий батыр!» — рассмеялся Угмар, залихватски встряхивая косматой головой – «Я би никагда нэ стал прятацо в башнэ, а визял бы мой сабля и вищел бы навистрэчу льву!».

— «А… в чем состоит трудный путь?» — помолчав, осторожно поинтересовался хозяин дома, впервые кидая суровый взгляд на беспечного сына.

— «Он сложен и для сильных мира сего, вдобавок, требуя от правителя нешуточной мудрости и опыта» — вздохнула я – «Он труден и порой, даже жесток, но позволяет избежать огромных жертв. Суть его в том, что исполнением пророчеств можно управлять, сводя на нет их разрушительный потенциал. Зная о том, что город смоет водой, правитель страны собирает всех жителей и заставляет их копать, углубляя и очищая русло реки. Он засылает послов к соседу, предлагая за свои деньги отремонтировать старую дамбу. Он сгоняет тысячи слуг насыпать холмы-волнорезы на возможном пути удара воды. И когда приходит время и все потребное приготовлено, он приказывает силой или хитростью проделать дырочку в дамбе. Постепенно расширяясь, дыра стравливает через себя какую-то часть воды, поэтому к моменту полного разрушения плотины напор уже не так силен. Насыпанные слугами холмы принимают на себя удар, разрезая поток на несколько частей, ослабляя их ярость и под конец, в город приходит вода – но она уже не столь сильна. Часть ее уходит в новое, глубокое русло, а что, а та, что осталась – смывает старые, ветхие дома и все, что находится на улицах. Но защищенный глиняной подушкой песок выдерживает вес крепких зданий, а когда вода уходит, жители возвращаются в спасенный город. Фигурально выражаясь – да, его смыло водой, вот только не до конца. Пророчество исполнено, но его последствия как бы растянуты во времени, поэтому все живы и довольны. И это – самый трудный путь».

Закончив рассказ, я снова потянулась за кувшином, внезапно осознав, как пересохло мое горло. Я уже не понимала, кто сейчас разговаривал с этими верблюдами, я – или дух. Кто же из нас интересовался этим вопросом? Кто искал и сравнивал информацию? Кто…

«И все же, что же это за странное чувство тревоги? Ох, скорее бы вернулся Графит…».

— «Все, кто знают об истинном пророчестве, работают на его исполнение, так или иначе. Поэтому я не хотела бы знать ничего о легендах Камелу, а особенно о тех, которые вы сами считаете пророчествами» — твердо проговорила я, впрочем, тут же придавая своему голосу извиняющийся тон – «Считайте это страхом перед неизведанным маленькой и глупой кобылки».

— «О нет, ты отнюдь не глупа» — возразил мне Рагум айль-Хаткан под согласное кивание казавшихся с чего-то вдруг очень впечатленных верблюдов – «И теперь всякому должно быть ясно, что ты и есть та самая. Ты – Хавра из древней и темной легенды, но если ты говоришь, что не хочешь ничего знать – кто мы такие, чтобы противиться воле небес? Более никто не начнет с тобой разговор о пророчестве, пока ты не пожелаешь обратного. Однако, позволь же и мне рассказать тебе о нашей нужде».

Близился вечер. Ярко-красное солнце уже опускалось за горизонт, уже привычно окрашивая мир в красно-коричневые тона. Наш разговор, продлившийся целый день, затянулся до самого вечера, и мы вновь переместились от стола в большой зал, где и расселись на подушках возле бассейна с тихо игравшими рыбками. Озабоченно хмурясь, я плюнула и перестала даже делать вид, что запоминаю названия родов и имена купцов, разоренных идиотскими «протекционистскими» законами и повелениями шехрияра, написанных под диктовку его верных «слуг и помощников». Казна Камелу скудела, разоряемая безумствами и развлечениями молодого монарха, а введенные в ответ неявные, но очень болезненные санкции со стороны Эквестрии, поставили жирный крест на чаяниях простого народа, стонущего под гнетом новых и новых налогов. Похоже, что новое посольство верблюдов должно было бы стать чуть ли не актом капитуляции, но в последний момент, молодой владыка изменил его состав, отстранив, и по большей части заточив, старых послов.

— «В принципе, это был довольно ловкий ход» — признала я, слушая айль-Хаткана – «Предложить заманчивую наживку, а потом выпрыгнуть, и взять за яйца всех тех, кто клюнет на сладкий запах сепаратизма и закулисных сделок. Что-то это не похоже на образ действий молодого прожигателя жизни…».

— «Это был не наш шахрияр!» — сердито выплюнул Рагум, вместе со мной, подозрительно рассматривая муху, неизвестно какими путями пробравшуюся мимо ароматических ламп – «Это был план коварного Ваджула айль-Сурнахат – мерзкого колдуна, да пройдет мимо него Всеединый и не взглянет! Этот мерзкий дромад был астрологом при дворе, и быстро пошел в гору при новом правителе, предсказав глад, мор и даже нападение каменных существ из-за Пустынного Хребта, отбить которое удалось чисто случайно, заманив их в пылевые ловушки. Тяжеленные махины, чертами похожие на каменных верблюдов, не смогли выбраться из пылевых провалов и навеки упокоились в глубине песков, взяв дань из множества храбрых воинов. Однако он приписал эту победу себе, и теперь как только не крутит молодым владыкой, взамен, бесперебойно доставляя к его двору наложниц, вина и… прочий кейф».

— «То есть, у вас есть и колдуны?» — насторожилась я, продолжая внимательно таращиться на муху. Что-то меня занимало в ней, но вот что… — «И даже коварные? Это осложняет ситуацию. Если этот колдун наколдует что-нибудь неприятное – жди беды. Знаю, знаю я одну правительницу – так мозги может промыть, мигом наденешь чадру, чувяки, и будешь танцевать зажигательные танцы у шеста, даже пикнуть не успеешь! Надеюсь, он не слишком активно участвует в политической жизни страны?».

– «О нет, совсем наоборот!» — с сердцем сказал Рагум айль-Хаткан, добавив какой-то неизвестное мне ругательство, состоящее из одних шипящих звуков и обильных потоков пенистой слюны – «Он слишком активно в ней участвует! Потакая своим сородичам, бактри, среди которых вырос этот дромад, да поразит его Всеединый в маленькие куриные мозги, прямиком через толстую, жилистую печень, он рассорил нас почти со всеми окружающими странами и теперь, принялся за заморские державы! Срывы торговых сделок, оскудение прежде богатых родов – он идет на все, лишь бы избавиться от соперников и конкурентов. Многие просили меня возглавить борьбу с этой язвой на ягодицах Нечистой, но он очень осторожен, и не показывает носа из своего убежища. Мой смелый, но временами такой глупый сын смог выяснить, что убежище его находится где-то неподалеку, может быть, даже в той башне, что высится недалеко от Надиры, но входа туда нет. Потому, мне остается лишь ждать и надеяться на помощь или милость небес в твоем появлении, Хавра».

Муха начинала волновать меня все больше и больше. Вновь отвлекшись от бухтения хозяина дома, я внимательно рассматривала подозрительное насекомое, которое, в свою очередь, рассматривало нас. Перестав даже притворяться обычной мухой, она присела на бок сладкого персика и внимательно следила за разговором, поворачиваясь головой к говорящим верблюдам.

«Блин, это не к добру…».

Наконец, удовлетворившись услышанным, муха вжикнула крылышками и соскочив на стол, принялась обходить его по кругу, словно стараясь запомнить всех, сидящих за широким столом. Ловко семеня лапками, она резво оббегала тарелки, выплюнутые обломки фруктовых косточек и отложенные столовые приборы, подозрительно сверкая маленькими и почему-то, ярко голубыми глазками, словно в миниатюрной голове насекомого светилось два огонька. Не выдержав, я подняла крыло, и резко, словно разрубая невидимую нить, припечатала пробегавшую мимо маленькую дрянь.

Беседа затихла. Верблюды недоуменно таращились на мое застывшее крыло, уперевшееся в поверхность стола, в то время как я изо всех сил пыталась понять, не почудился ли мне тот легкий щелчок, с которым исчезло подозрительное насекомое.

«Вроде бы исчезло. И откуда это чувство надвигающейся беды?».

— «Оххххх… Это просто… Волшебно!» — прошептала накрашенная Михрука Нумар, с каким-то нелепым, детским восторгом глядя на мои крылья – «Они такие мягкие... А можно… Потрогать…».

— «Позже» — нахмурившись, ответила я. Отведя крыло от стола, я внимательно смотрела на темную деревянную поверхность, где, по идее, должны были красоваться останки мухи – «Почтенный Рагум айль-Хаткан, скажите мне – в вашей стране все мухи после смерти превращаются в такой вот серый порошок?».

— «Собираемся и уходим!» — признаюсь, я не ожидала такой прыти от пожилого, велеречивого верблюда. Вскочив на ноги, он резко выкрикнул что-то, и в тот же момент, вокруг нас уже суетились слуги, едва ли не подталкивавшие нас к выходу – «За нами следили, и я думаю, что это проклятый колдун! Позже, я пришлю к вам всем своих гонцов, но сейчас нам нужно расходиться, причем немедленно!».

— «Отэц! Отэц, у нас бида!» — в зал ворвался Угмар, за спиной которого уже маячила угрюмая морда Буша – «Стражи и воины каймакама, да облысеет его голова, окружают наш дом!».

— «Так, спокойно!» — рявкнула я, энергичным жестом подзывая декана – «Они пришли за кем-то из вас?».

— «Нет, я думаю, что они хотят найти в этом доме кого-то из пони, чтобы каймакам мог обвинить меня перед шехрияром в позорном предательстве трона! О, позорная дикая тварь! О, выползок скорпиона и змеи!».

— «Ну, тогда я вообще не понимаю, в чем проблема, мой дорогой Рагум!» — скупо ухмыльнулась я, глядя, как остальные пегасы заполняют зал, подталкиваемые испуганными слугами хозяина – «Покажите нам выход на крышу, и считайте, что нас тут уже нет!».

— «Оооооо, моя старая, глупая голова, да плюнет на нее сам Всеединый!» — обрадовано взревел Рагум – «Как я, дожив до седин и мозолей, мог подумать, что обычное, тупое стадо васли способно поймать саму Хавру?! Друзья мои – идите же за Угмаром! Мой мальчик выведет вас на крышу, куда не достает свет факелов! А мы же, дорогие гости, рассядемся вот тут, и сделаем все, чтобы ни один посланник шакала и не подумал о чем-то противозаконном…».

Айль-Хаткан не обманул, и вскоре, дробно стуча копытами по доскам лестниц, мы выбегали на крышу, располагавшуюся на самом верху отнюдь не маленького дома. Маленькая башенка с узкими окнами-бойницами вывела нас на широкую площадку, окруженную хрусткой черепицей, и повинуясь моему приказу, пегасы тихо поднимались в небо, штопором уходя в чернеющий воздушный океан, в таинственной глубине которого уже тихо мерцали первые южные звезды.

— «Прощай, Угмар айль-Хаткан. Береги себя» — я легонько стукнула копытом по плечу ухмыльнувшегося мне верблюда, и взмыла в воздух, стараясь как можно быстрее набрать высоту. Оглянувшись, я увидела удаляющуюся крышу и смотрящего мне вслед дромада, задравшего голову к вечернему небу. Догорающий закат еще пылал на востоке, словно тщась выбраться из-за высоких гор, частоколом преграждавших ему путь, а город под нами уже погрузился во мрак, освещенный вереницами факелов, мерцавших на стенах домов. Выстроившись косяком, мы неслышно плыли в вечернем воздухе, возвращаясь назад, в посольское поместье, и от нечего делать, я внимательно разглядывала проносящиеся под нами улицы, стараясь запомнить их рисунок, очерченный светом факелов. Это было нелегко, причем не только из-за скорости – хоть большинство из огней и не двигалось, как и положено добропорядочным факелам, часть из них, казалось, ожила, и решила немного попутешествовать по ночной Надире, узкой лентой извиваясь по улицам города.

— «Как ты думаешь, это совпадение?» — спросила я Тэйла, тыча копытом под собой — «Или они и вправду направляются туда же, куда и мы?».

— «Ты права, кентурион» — мрачно кивнул бежевый пегас, взблескивая в темноте стальным шлемом – «Они идут прямо к посольству».

— «Ясненько. Хотят нас опередить, чтобы взять на горячем, так сказать. Ну прям как дети, чесслово!» — хмыкнула я – «Эй, кенгуру с крыльями! А ну стрелой к посольству! По прямой до цели с резким снижением и посадкой. Кто последний – тот дурак! Понеслись!».

И мы понеслись на запад.

Тренировки не прошли для нас даром, и я даже удивилась тому, что практически не запыхалась после такого спринтерского броска до поместья. Инцидента не произошло – подудев у ворот, доблестная стража надиры ошарашено закрутила головами в разные стороны, когда над забором, словно грибы после дождя, стали высовываться любопытные пегасьи головы. Я ухмылялась, глядя на шевелящиеся губы главного из двадцатки стражников, лихорадочно пытавшегося подсчитать крутящиеся над, перед и возле забора крылатые тени, в то время как на прочих губастых мордах стало проступать явное замешательство. Еще бы – я вывела всех остававшихся в доме пегасов, поставив их на крыло. Стремительно наступающая ночь, гортанные выкрики деканов, мерцающий свет факелов и блеск брони на боках крылатых лошадок, стремительно врывающихся в круг света и вновь пропадавших во тьме – зрелище и вправду было не для слабонервных и вскоре, сдавшиеся васли ушмыгали обратно в город, настороженно поглядывая на растревоженный улей посольства.

— «Как мы их, а!» — злорадствовал Буш, громко стуча накопытником по броне своих пегасов, с шутками приземлявшихся во дворе – «Здорово, правда же, кентурион? Эх, мне бы ночку потемнее, да этих губанов поменьше – уж я бы пощупал им морды!».

— «Все бы тебе морды да морды. То грифонам, то вот теперь этим… Грубый ты» — вздохнув, вновь укорила я своего декана – «Грубый и не женственный. Ну да раз такое дело – вот и бери на себя первый патруль. Чувствую, спать нам сегодня вряд ли придется».

«Мне уж – так точно нельзя. Но прежде чем заступить на вахту, у меня есть еще одно маленькое, незаконченное дельце…»

— «Где Графит?» — настороженно спросила я у двух мохнатоухих теней, кравшихся куда-то по коридору. Не ожидавшие, что кто-то еще сможет обставить их в их же стихии, стражи резко повернулись, и попытались было зашипеть, но тотчас же заткнулись, увидев мой недобрый прищур, с которым я шла к ним из-за ближайшей занавески.

«Так вот вам! Будете теперь по сторонам внимательнее смотреть, Сэмы Фишеры недоделанные!».

— «Он еще не появлялссся. Мы идем за ним».

— «Вы знаете, где он?».

— «Это задание Госспожи, Раг. При всем нашшем к тебе увашении – дашше и не проси!».

— «Ладно, не буду. Приглядывайте за ним хорошенько… Мохнатые ушки!» — хмыкнула я, припомнив ироничное прозвище, даваемое в Обители всем новичкам, только что получившим свой облик, и легонько потрепала их обоих по кисточкам мохнатых ушей – «Удачной охоты, коллеги».

— «Спассибо. Приссмотрим» — переглянулись они. Кажется, ребят даже удивила моя просьба, но они не стали ничего уточнять, и только жутковато ухмыльнулись мне из темноты — «И тебе удачи… Сессстра».

---

Ночь прошла спокойно, хотя я и подозревала, что с разных концов пустыря за нашим домом наблюдают попрятавшиеся по разным домам соглядатаи. В конце концов, каймакам был бы полным идиотом, если бы не сделал столь очевидной вещи, а существа, оказывающиеся на столь высоких постах, могут быть кем угодно, но только не идиотами. По крайней мере, обычно.

— «Как все прошло?» — поинтересовалась я у спешившего куда-то Фэйр Ноуза, всеми силами пытавшегося избежать нашей встречи. Увидев мою фигурку, рысящую навстречу по длинному коридору второго этажа, он запетлял, словно вспугнутый заяц, но сзади, тяжело пыхтя, на него напирал последний десяток, волокущий на просушку свежеотмытые доспехи кентурии, и посольскому слуге ничего не оставалось, как покорно идти навстречу своей судьбе, с ироничным прищуром преградившей ему путь – «Вернувшийся посол так и не удосужился поделиться со мной своими впечатлениями, а жаль. Он там что, победную реляцию строчит?».

— «У посла – сильная мигрень, к-кентурион» — вкрадчиво ответил единорог, стараясь незаметно проскользнуть мимо меня, однако двигавшийся мимо нас десяток не оставлял ему пространства для маневра – «Я не думаю, что он сможет принять вас раньше вечера, а то и завтрашнего утра».

— «Ну да, ну да» — я покивала головой, состроя сочувствующую мину – «Передавайте послу мой пламенный привет. Я прекрасно понимаю, что такое мигрени, а уж с похмелья… Вы вот чем похмелье лечите, Ноуз?».

— «Я похмельями не страдаю» — гордо, но очень вежливо ответил слуга, и этот ответ, вкупе с тихим, вкрадчивым голосом, заставил меня весело усмехнуться – «Но я рад, что смог доставить вам удовольствие испугать меня столь ранним утром. А теперь, если вы не против…».

«Не против. Еще как не против» — думала я, рыся дальше по коридору – «У твоего хозяина не мигрень, а банальная истерика. Похоже, что прокатили его верблюды, да еще как прокатили. Хоть присутствующие на приеме легионеры и не знали верблюжьего языка, от них не укрылось, с каким подобострастием извивался перед каймакамом посол, и с какой небрежностью, едва ли не переходящей в наглость, общались с ним присутствующие на встрече верблюды. Черт возьми, похоже, это все было проделано либо специально, либо… Нужно будет как следует потрясти этого посла, чтобы понять, что же он там натворил, и на что согласился. Но да хрен с ним, пока у меня есть дела и поважнее».

День тянулся медленно, а немного устоявшийся быт посольского дома не требовал от меня каких-то особенных усилий, позволив сосредоточиться на обычной рутинной работе командира подразделения, которой, как оказалось, были вагон и маленькая тележка. И в том числе – ее неприятных моментов, таких, как наказания.

— «Хорошо летают, да?» — спросил меня Хай, заметив, как я недобро щурюсь, придирчиво рассматривая кружащих над садом пегасов – «Похоже, ты была права, и Колт получил свою метку. Правда, не совсем ту, что хотел – но все же…».

— «А, ты про крылышки?» — усмехнулась я, поводя плечами под свежевыстираной туникой. Кажется, я зря решила схалтурить и не ждать, решив, что жаркое южное солнце высушит на мне ее гораздо быстрее, и теперь расплачивалась за это раздражающим зудом мокрой шерсти, трущейся о потрепанную ткань – «Ну, мне лично нравится эта метка. Что плохого в двух крылышках?».

— «Но он-то хотел торнадо! Или грозовую тучу. Или…».

— «Пусть скажет спасибо, что не сложенные бантиком губки, как у кого-то из шестой контубернии! Вот был бы смех» — скривилась я – «Слушай, а чего это она у тебя как реактивная носится, а? Да еще и в плаще?».

— «Кто? А, Роуз. Вечно все куда-то спешит, торопится выпендриться… В деканы метит кобыла».

— «Ну-ка, покличь ее сюда!».

— «Легионер Венита Роуз прибыла, опцион… Кентурион, мэм!» — приземлившись, бодро отрапортовала пегаска, поворачиваясь сначала к Хаю, а потом и ко мне. Я намерено отошла в сторону от своего заместителя и встала рядом с фонтаном, внимательно разглядывая бежевую фигурку с меткой, состоящей из розы и совка. Что-то меня настораживало в крутившей головой лошадке, никак не решившей, перед кем же ей вытягиваться в струнку – перед опционом или кентурионом, что-то было не так. Как-то непонятно лежала на ней туника, крепко прижатая к телу алым легионерским плащом… Нафига он ей по такой жаре?

— «Легионер, снять плащ!» — хрипло приказала я, почувствовав, как сердце стукнуло от какой-то недоброй волны, ударившей в мою голову и ноги – «Быстрее, черепаха бескрылая!».

— «Да чтоб ты сеном подавилась!» — выругался Хай, увидев не прикрытую доспехами тунику – «Легионер, ты что – совсем обалдела на этом солнышке, а?!».

— «Вот-вот. То-то я гляжу, она тут круги наматывает, как в задницу вытраханная!» — скривившись, хрипло прорычала я – «Это тебе что, Академия Вандерболтов? А в бой ты тоже без доспеха, в плаще и латексном костюмчике полетишь, разъеби тебя Селестия?!».

— «Эмммм… Кентурион…» — мой заместитель заметно напрягся, по-видимому, решив, что я вновь начну «богохульствовать», но я не обратила на него никакого внимания, увлеченно отчитывая подопечную.

— «Значит так, легионер – это косяк и залет. Что означают эти слова – узнаешь в десятой контубернии, к которой ты теперь официально приписана до истечения срока наказания. Это понятно?» — я свирепо хмурилась, подойдя вплотную к провинившейся и глядя в ее лихорадочно бегающие глаза, отмечая, что вот теперь-то она взмокла по-настоящему, глядя на меня затравленным взглядом кролика – «А теперь бери лопату, и иди к пристройке типа «сортир», находящейся позади этого славного дома. Вот там-то ты и будешь копать новое отхожее место, причем копать самозабвенно и с полной отдачей сил, так, чтобы я могла зайти туда, сесть, посрать, вытереть жопу, оправить тунику, и только после всего этого, уже выходя из двери, услышать за собой первое звонкое «плюх». Все ясно?! Тогда выполнять!».

— «Мой недосмотр, командир» — виновато буркнул опцион, провожая взглядом виновато бредущую фигурку обосравшейся подчиненной – «Жара, будь она неладна. Готов понести наказание…».

— «Сам придумаешь» — отмахнулась я, заинтересованно шаря взглядом по саду в поисках какого-нибудь павлина, которого можно было бы отпинать. Однако ничего интересного, кроме усердно летающих и стучащих друг по другу тупыми деревянными мечами подчиненных в саду не наблюдалось. Похоже, что зеленые, хвостатые твари, наконец сложили два и два, сообразив, что встреча со мной обычно чревата резким ухудшением персонального самочувствия, ну или как минимум, длительными пробежками среди деревьев, сопровождающимися дикими павлиньими криками и сатанинским хохотом одной маленькой пятнистой кобылы – «Не хватало мне еще тобой голову забивать, дружище. Чай, уже не маленький, раз вон какую палку отрастил».

— «Командир, не наговаривай» — ухмыльнулся Хай, однако, на всякий случай, скрещивая задние ноги – «Я ж никогда тебе не показыв…».

— «Погоди. Что там случилось?» — заинтересованно вскинула копыто я, спинным мозгом чувствуя, что скучный, томительный день подходит к концу – «Эт кто так несется, Скай Сонг что ли? Хммм, похоже, эта дура начала копать прямо в старом сортире, а он как раз там сидел…».

— «Ну ты и скажешь тоже, командир!» — хохотнул мой заместитель, выходя вперед и принимая на свое плечо едва не сшибившего нас ответственного за караулы – «Скай Сонг, ты что – глаза потерял? Куда летишь, как наскипидаренный?».

— «Кентурион… Оп-пцион…» — задыхаясь, прохрипел Сонг, опуская голову и тяжело дыша сквозь покрывавшую его глинистую пыль – «Там… На доме… Я разводил караулы и дозоры… На краю пустыря стоит дом… Оттуда сигналили… Солнечный зайчик!».

— «Молодец, хвалю. Быстро доскакал, да еще и в доспехе, по такой-то жаре» — кивнула я, одобрительно пихая плечом своего помощника тессерария – «Зайчик-попрыгайчик, значит… А не пора ли нам проветриться, Хай?».

Похоже, я вновь оказалась права. Бывший несказанно томным день, грозивший перейти в не менее душный и томный вечер, разлетелся на части от одного только вида, открывшегося мне на чердаке полуразрушенного дома. Судя по длинным веревкам с сушившимся на них бесформенным бельем и стойкому кислому запаху чего-то съестного, на первом этаже обитала бедная верблюжья семья, в то время как второй и третий этажи трущобы представляли собой полуобвалившиеся коробки комнат, засыпанные мусором и грязью. И именно там мы обнаружили цель нашего визита.

Страж был плох, даже по моим древним меркам. Распластавшееся на животе тело лежало неподвижно, нелепо распялив задние ноги, в то время как гнутые стальные полосы на его спине и крупе, казалось, побывали под чем-то вроде трактора или комбайна, топорщась изломанными, скрученными краями пережеванного металла. Стоявший над ним Угмар айль-Хаткан поднял было голову с зажатой в зубах длинной, изогнутой саблей, но затем шумно выдохнул и расслабился, опуская свое оружие. На полу, возле окна, лежало широкое, отполированное до блеска медное блюдо, с помощью которого молодой верблюд так ловко привлек наше внимание.

— «Чем и где?» — задала я два самых важных сейчас вопроса, не размениваясь на глупости типа «а кто это его, голубчика, так помял?», быстро ощупывая застонавшего под моими прикосновениями стража – «Берите мечи и срезайте с него nahren эти железяки… Только аккуратно».

— «Иво прынес пиреданный мнэ батыр. Я послал иво па аднаму очин важный дэло, и…» — Угмар понизил голос, оглянувшись на пятерку окружавших нас пегасов – «И он нэ смог иво завэршит. Но он принес мнэ иво».

— «Поняла. Поговорим позже» — кивнула я, бегло проходясь копытами по телу лежащего на земле серого пегаса. Прикосновение к спине и ребрам вызывало усиление стонов, в то время как первое же нажатие на хрустящие кости таза вызвало громкий, истошный вопль, заглушенный мозолистой ногой багадыра – «А вот это уже плохо. Очень плохо. Так, ребята – отрываем от пола доски и подсовываем под него. Нет, перекатывать не надо, иначе он у нас прямо тут и кончится, у него таз разнесло и her знает, задеты внутренние органы, или нет. Угмар айль-Хаткан, я прошу тебя быть гостем в нашем доме… Хотя бы ненадолго».

— «Эта будит чэст для миня» — кивнул молодой верблюд, нервно поправляя свою разукрашенную броню – «Но будэт ли эта прилычно? Чито скажит хозяин этава дома?».

— «А вот мы и спросим» — кивнула я, глядя, как примотанного плащами к доскам стража осторожно выносят через здоровенную дыру в потолке – «Но думаю, нам там не откажут».

«Черт возьми, это уже не посольство, а целый лазарет!» — мрачно подумала я, глядя на распяленного на жестких досках стража, осторожно внесенного в общую комнату. Проснувшаяся Черри, с трудом перебирая дрожащими ногами, сама освободила место для раненного пегаса, глядя на меня округлившимися глазами, в которых я прочла несказанное облегчение при виде моей фигурки, озабоченно рысившей за входящими в комнату единорогами. Сгрудившись вокруг стража, они тихо переговаривались, позванивая вспыхивавшей магией, вырывавшейся из их рогов и яркими искорками падавшей на вздрагивающего пациента. Поняв, что буду лишь мешать, я тихо вышла из комнаты, кивнув отсалютовавшему мне легионеру, движением глаз приказав ему смотреть в оба.

«Надеюсь, учителя, которых хотела дать нам принцесса, старались не напрасно» — думала я, рыся в сторону небольшой комнаты, куда поместили нашего гостя – «Блин, ну вот! Ну вот почему, когда нужно сделать что-то хорошо – приходится делать это самой? Кто у нас такой умный, что затолкал верблюда в кобылью спальню, а?».

Похоже, гость все понял и без меня. Угмар сидел на самом краешке подушки в пропахшей волнующим запахом множества кобыл комнате, неловко поджав под себя ноги, и вообще, пытался казаться маленьким и незаметным. При звуке открывшейся двери, багадыр беспокойно вскочил с места, словно подброшенный, но увидев меня, немного расслабился, продолжая беспокойно шарить глазами по сторонам.

— «Что случилось? У нас тут вроде бы безопасно, но я все же увеличила количество часовых… Ах да, разрешение хозяина! Прости, почтенный гость, счаз мы узнаем, не против ли она» — я хрюкнула от нервного смеха, и запрокинув голову, зычно проревела – «Кентурион Скраппи Раг, ты не против присутствия в твоем доме нашего гостя?».

«Черт, выражение на этой морде просто бесценно! Но похоже, он ждал Графита, оттого так и нервничал, да? Ну да я его не виню. Думаю, я бы тоже обгадилась, увидев какого-нибудь ангела смерти во плоти».

— «Посмотрим, что скажет хозяйка…» — склонив голову в сторону, я сделала вид, что прислушиваюсь к чему-то, знаком ноги отсылая сунувшегося в комнату легионера, услышавшего знакомый рев – «Нет, дорогой Угмар, она говорит, что не против, поэтому мы можем спокойно располагать данной комнатой. Предложить тебе напитки или фрукты?».

— «Эта было атлычно!» — расслабившись и утирая выступившие от смеха слезы, проговорил багыдыр, когда мы закончили смеяться – «О Хавра, я мэчтаю совиршить кхаджр[1] на тивою родына читобы падобна маиму атцу, пакланыца великой багиня, рождающей таких дачирэй! Нэт, минэ нинада ни вина, ны сладких фруктав – с этага диня я ф паходе, и диржу сиба ваздэржано».

— «Хорошо» — я отбросила веселье, и встав, прошлась по комнате, то и дело наступая на аккуратно свернутые на полу спальные мешки своих легионеров – «Пока мой воин в тяжелом состоянии, но лекарь говорит, что самое сложное ему еще только предстоит. Я и так это знаю, особенно при таких повреждениях, но… В общем, теперь нам остается надеяться на знания и умения этого рогатого костоправа, поэтому больше сделать мы пока не можем. У него сломаны кости таза, но похоже, позвоночник не поврежден, что в принципе довольно странно, как и не задетые внутренние органы. Однако его может добить внутреннее кровотечение, которое мы не в силах остановить, поэтому нам остается лишь ждать, пока он сможет прийти в себя после такой травмы и рассказать нам хоть что-нибудь».

— «Мой батыр са сваимы воинамы савершил паход в пустыня, дабы наити логаво самаго айль-Сурнахатая!» — верблюд понизил голос и оглянулся – «Я нэ мог вазглавит их, ибо мой атэц строга слэдит за мной, паэтаму я отправил свой прэданный альфуриэрх – дружина, однако… Лишь стоила им выйти из варот, как на их голавы апустилась страшнае проклятие! Сначала одного из них пакусали змеи, затэм скарпион пробрался чериз веревка из верблюжий волас и ужалил другова… Пустыня васстала протиф дэтей Всеединого, и фскоре, лишь адын из них продалжал свой путь. Тот смиелый батыр и принэс мнэ этава чернава, крылатава поны».

— «Где он его нашел?» — быстро спросила я, приоткрывая дверь и прислушиваясь к голосам из коридора. Увы, это опять был не Графит, и я вновь плотно затворила дверь – «Там поблизости было что-нибудь? Руины, селения, город… Хоть что-нибудь, а?».

— «Нэт. Ничиво» — помотал головой верблюд – «Батыр идва нэ пропустил иго, лэжащего пад кустом, в тени вэршины эррэма, посли чиго с трудом датащил назад. Йа нэ рэшился навлэч на сибя гнэв сваиво атца, и пэрэдал иво вам. Вот и висе».

— «А что такое эррама?».

— «Эррэм? Эррэм эта…» — нахмурившись, багадыр изобразил ногой что-то вроде горы, впервые столкнувшись с неизвестным ему словом – «Эта эррэм! Дрэвний, старый… Высоки, как гора. Нэчистое мэсто! Запрэщэно!».

«Эррам, не эррам… Только древней, запретной горы мне еще не хватало! Блин, уже голова трещит от всех этих языков и акцентов» — мрачно думала я, идя по коридору в сторону общей комнаты, превращенной в лазарет – «Хотя то, что Эквестрийский считается здесь эдаким аналогом общенародного, торгового языка, делает принцессе честь. Как интересно – уж не готовит ли она экспансию в соседние страны, плотно удобряя их ростками своей культуры?».

— «Плохо дело, кентурион» — шепотом сказал Грим Стоун. В этой миссии явно доминировали пегасы, и земнопони с единорогами досталась незавидная, «хозяйственная» роль, от которой они отлынивали, как только можно. Единороги, как самые изобретательные, все как один, принимали солнечные ванны, отговариваясь нервным истощением, вызванным необходимостью поддержания легких лечебных заклинаний, предотвращающих повторные нападения на легионеров со стороны ползающей, летающей, и как выяснилось, больно кусающейся части местной насекомой фауны. Я смотрела на это спокойно, освобождая их от практически всех работ, но и потребовать с них собиралась немало – «Плохо дело, очень плохо. Кажется, ему раздробило таз, и… Мы ничего не можем сделать, только поддерживать его, насколько это возможно».

— «Значит, ваши лечащие заклятья не сработали?» — сердито прошипела я, сверля стушевавшегося единорога злобным взглядом голодной мантикоры – «Ну, Стоун, не приведи богини, если он не выживет – я вам каждую минуту, каждую секунду вашего распиздяйства и курорта под пальмами припомню! Пожалеете, что рядом с ним не легли, ясно?!».

— «Д-да, кентурион. Мы же понимаем…» — опустил голову тубицен – «Он очнулся и просит постоянно пить. Ему давать?».

— «Конечно давать, эскулап доморощенный!» — рыкнула я, опускаясь рядом с неподвижно лежащим стражем – «Он теряет кровь, и жажда – это стремление организма восполнить оцк[2] хотя бы таким путем».

— «Ккккк…» — тихо просипел страж, приоткрывая лихорадочно блестящие глаза – «Ссссс…».

— «Тихо, тихо, воин. Ты с нами. Мы сделаем все, что можно» — успокаивающе кладя копыто на голову пони. Лоб был мокрым и холодным – «Потерпи. Еще чуть-чуть потерпи. Скоро единороги восстановятся, и мы…».

— «Ссссессстраааа» — едва слышно прошипел страж, вновь тяжело открывая мутно-желтые, и уже прочти не светящиеся глаза – «Граф… Пирам… Схватили…».

— «Единорогов сюда! Всех до единого!» — взревела я, чувствуя, что сбывается самое страшное из моих подозрений, затем вновь наклонилась к серому пони — «Терпи и береги силы, брат! Ты слышишь меня? Береги силы, они уже идут!».

— «Пирамииии… Берегитесь… Там смерть!» — похоже, это была уже агония, и я судорожно стиснула голову умирающего, глядя ему в глаза – «Берегитесь… Камнееееееей».

Единороги уже были в комнате, и воздух вокруг меня зазвенел магией, расцвечивающей стены разноцветными вспышками, исходящими от витых рогов. Но было уже слишком поздно, и я лишь махнула копытом, прекращая бесполезный фейерверк. Встревоженные легионеры заглядывали в комнату и медленно уходили, некоторые оставались, молча стоя у стен, пока я неподвижно сидела на полу, тихо баюкая в копытах голову с навсегда погасшими глазами.

— «Команд… Скраппи, как ты?» — спросил меня Хай, подходя и становясь рядом со мной. Я неподвижно застыла на крыше дома, глядя на алый, кровавый закат, окрашивающий стены древнего города в цвета свежей крови. Прошло всего несколько дней, а я уже ненавидела его – эти пыльные, извитые улочки, полные нищих, попрошаек, лениво глядящей на прохожих стражи и нескончаемого потока бело-черных одежд. Этот город и эта страна уже убили одного из моих соплеменников и покалечили другого – сколько еще они запросят с нас жертв? И даже последние слова стража ни на шаг не приблизили меня к разгадке исчезновения трех ночных пони, одним из которых был мой жених.

— «Тело поместили в погреб» — вновь нарушил молчание Хай, озабоченно поглядывая на меня – «Думаю, мы похороним его вечером, когда…».

— «Пока не нужно» — спокойно ответила я, поднимая голову и принюхиваясь к слабому, едва заметному ветерку, шедшему со стороны пустыни – «Оберните в ткань и обложите мешками с фруктами. Только смотрите, не потеряйте, раззявы. Пришедшем после нас будет над чем подумать, если они найдут его среди фруктов…».

— «Кентурион!».

— «Мы похороним его вместе с остальными… Если найдем их тела» — продолжила я. Кажется, и в самом деле, ветер крепчал. Неужели вновь грянет буря? – «Он до конца выполнил свой долг, Хай. Жаль, я так и не поняла, что он имел в виду».

— «Ну, может быть, он имел в виду пирамиду?» — пожал плечами мой опцион – «По крайней мере, это сочетается со словом «камни», о которых он нас предостерегал. Давай, я вышлю разведчиков? Мы полетим высоко – вряд ли нас там кто-нибудь достанет».

— «А он?» — повернувшись, я боднула своего заместителя тяжелым, недобрым взглядом – «Он что – пешком шел? Нет, Хай, все не так просто. Да и там, где его нашли, по словам багадыра, нихрена нет, только кусты и тень от какой-то горы».

— «Постой, кентурион. Что-то не сходится» — теперь уже хмурились мы оба – «Возле этого города нет никаких гор. Я понимаю, что ты, как обычно, спала в гамаке, когда слуга посла бухтел про географию города, но я точно уверен, что он сказал про пустыню, расстилающуюся на несколько дней пути окрест. Так может быть, этот твой знакомый имел в виду что-то другое?».

---

— «Собрать деканов! Оружие приготовить! Общий сбор через десять минут!» — рявкая на ходу, я летела, перепрыгивая через две ступеньки. Выскочивший вслед за мной из покоев посла, Фэйр Ноуз лишь ошарашено глядел вслед моей быстро удаляющейся фигурки, лихорадочно повторявшей одно только слово.

— «Эррэм! Эррэм, мать его!» — прохрипела я, влетая в комнату, уже полную собравшихся десятников сотни. Тело стража уже унесли, и о произошедшем напоминало лишь пустое место среди десятков одинаковых спальных мешков, расстеленных на полу. Проснувшаяся Черри испуганно сжалась на своем диване, вцепившись в сидевшую рядом с ней Минти и испуганно глядела на небольшую толпу вооруженных пони – «Итак, друзья, у нас появилась зацепка! Слово «эррэм» на верблюжьем означает «пирамида». Эти губаны считают ее местом упокоения древнего правителя и предпочитают обходить ее стороной, да и вообще, поменьше вспоминать о ее существовании. И похоже, именно оттуда летел… Летел наш бывший брат, да примет его душу полная луна. Наше задание не предусматривает вылазок куда-либо, а по законам Камелу, мы вообще не имеем права покидать черты города, поэтому я спрашиваю вас – есть ли в сотне добровольцы, готовые отправиться со мной на спасение попавших в беду?».

— «А ты уверена, что там есть кого спасать, кентурион?» — спросил меня Буш, спокойно глядя на меня из своего угла – «Я понимаю, тебе сейчас тяжело…».

«Уверена? Да, черт тебя дери, я уверена! Чувство беды уже наросло настолько, что скоро я начну бегать по потолку, ведь теперь-то я знаю, с кем приключилась беда. Держись, милый! Продержись до моего прихода!».

— «Нет, Буши, ты не понимаешь» — криво ухмыльнулась я, стараясь, чтобы эта ухмылка вновь не превратилась в оскал – «Да и похоронила я в своей жизни больше народа, чем ты видел за всю свою жизнь. Но вот лично я своим крупом чую, что быть какой-то беде, и труп, лежащий счаз в подвале, как фараон, среди гниющих апельсинов, лишь подтверждает мои подозрения. Но я говорю сейчас не о тебе, а о добровольцах! Разойдитесь по своим десяткам – мне нужны храбрецы, готовые отправиться со мной хоть в жопу Дискорду, если придется. А ежели нет…».

— «Не нужно эмоций, кентурион, я всего лишь спросил» — ощетинился на меня декан – «Неужели ты думаешь, что я пропущу назревающую драку? Мне жалко наших ребят…».

— «Вот поэтому-то ты пока всего лишь декан, Буши Тэйл» — фыркнула я, подтягивая ремешки на вновь красовавшейся на мне двойной, тяжелой броне – «Ты еще не понял, что я не собираюсь мстить или устраивать там показательную резню? Оставь это стражам — я всего лишь хочу узнать, кто же это такой, настолько ненавидящий пони. А если мы его найдем, то просто покалечим немного, или хотя бы сопрем у него что-нибудь нужное. В любом случае, больше тридцати рыл в эту вылазку я с собой не возьму».

— «Я пойду с тобой, командир!» — твердо посмотрел на меня Хай – «Создать вид того, что мы еще в поместье, сможет и Сильверхуф, тем более что кажется, ей пришлась по нраву новая роль «исполняющей обязанности командира». Да и среди первого десятка вряд ли кто-то решит остаться в поместье, пока ты лазаешь по стенам какой-то там пирамиды».

— «Думаю, у меня тоже найдутся желающие намять супостату бока» — буркнул еще один опцион – «В конце концов, тут многие на своих спинах несли погибшего, так что добровольцы найдутся».

— «Ну что ж, значит – решено» — откликнулась я, переводя взгляд на дверь, в которой уже маячил знакомый всем багадыр – «Входи, Угмар. Думаю, ты уже понял, что мы задумали?».

— «Да, Скраппи-ханум. И йа иду с вамы!».

— «Идешь? Тогда это затянется надолго…» — я задумчиво посмотрела на длинного, но совсем не тощего верблюда и вкрадчиво поинтересовалась – «А сколько же ты весишь, уважаемый багадыр?».

— «Эта оно! Эррэм!» — прошипел Угмар, лежа рядом со мной – «Запрэтный мэст! Раньши тут хараныли дрэвный шэхрияр, и с тэх пор тут нэчисто! Дажи поганий калдун айль-Сурнахатай громка признавал, чито иго власты нэт в этам месте!».

— «Ага. Я тоже так говорю, когда не хочу что-нибудь делать!» — фыркнула я. За моей спиной, на ступени древней пирамиды, приземлялись последние легионеры, несущие на своих спинах оружие или других бойцов – земнопони и единорогов. Последних я взяла всех до единого, в отместку за не спасенного ими стража. Я была предельно серьезна, когда предупреждала их о последствиях, и теперь рогатым пони придется очень и очень несладко во всем моем будущем Легионе. Сама же я служила всем наглядным примером, неся на себе оказавшегося довольно тяжелым багадыра.

— «Вот видишь, место запретное – а факелы горят» — прошипела я, тыча копытом в сторону большого, украшенного двумя высокими обелисками, входа – «Факелы горят, стража стоит… Ляпота! Почетный караул при мавзолее!».

— «Мы готовы, кентурион!» прошипел подкравшийся сзади Хай – «Пускать пегасов?».

— «Давай. Только бить сразу, чтобы даже пикнуть не успели!».

Однако в жизни все оказалось сложнее, чем на самой тяжелой тренировке.

«Ну пиздец!» — подумала я, услышав два звонких, металлических стука, а затем – громкие ругательства на гортанном верблюжьем языке – «Это, блядь, что такое было? Да нас за такое в Обители…».

— «Вперед, пошли!» — тем временем, выкрикнул мой опцион, стоя в героической позе. Я только и успела, что энергично приложить копыто к мордочке, а затем – резко взмахнула крыльями, бросая тебя вперед и вверх, на вершину широкой лестницы, где уже были слышны лязг и грохот железа. Однако моя помощь не потребовалась — добравшиеся до входа легионеры мрачно бодались с облаченными в полотняную броню верблюдами, которых, как выяснилось, было не так уж и мало. Благо, что оттесненные в коридор, они практически не могли пользоваться своими длинными саблями, и вскоре, ловко колющие копьями легионеры надавили – и оттеснили воющих что-то врагов вглубь древних стен. Отступая, наши враги разделились, и вскоре, уже мы оказались в окружении на перекрестке трех коридоров, из которых, со всех сторон, к нам уже ломились многочисленные враги. Сменив бесполезные в тесноте сабли на кинжалы, верблюды с остервенением бросались на наши ряды, и я в который раз убедилась в том, насколько же прав был мой наставник, оставшийся в Обители Кошмаров, когда без устали гонял своих подопечных на тренировки с копьем. Разбегаясь, верблюды прикрывались маленькими, круглыми щитами – и с ревом кидались на выстроенную стену наших скутумов, своей массой стараясь пробить брешь в наших рядах. Но настоящие, уже не тренировочные, копья мерно двигались взад и вперед, отталкивая, отбрасывая и коля вопящих от боли верблюдов. Украсив коридор несколькими десятками стонущих и вопящих тел, противники откатились, и вскоре исчезли во тьме коридоров, стуча мозолистыми ногами и что-то гортанно крича.

— «Мэрзкие бактри! Эти васточные – трусы, висэ до эдиного!» — опуская блестевшую саблю и утирая взмокшую шерсть на шее, сплюнул Угмар — «Аднака, аны завут сваиво гаспадына, и эта очинь плоха, вед по низнанию, мы сунулы голова в пасть льву. Бэрэгись, Хавра – кажитца, мы нащлы логава самаво айль-Сурнахатая!»

— «Понятно. Значит, сломаем ему ноги, а потом – надругаемся над ним. По очереди» — тяжело пыхтя, попыталась ухмыльнуться я – «Эй, копейщики! Помните, как ваш кентурион бухтела, что копья – это прошлый век? Считайте, что она – тупая кобыла! Молодцы, ребята – клинками такого не сделаешь!».

— «Ну вот, а ты все «понож» да «понож», словно больше ничего из оружия и не придумано» — ухмыльнулся взмокший опцион, поправляя болтающуюся на груди полосу стали, сорванную ударом какого-то ловкого бактри – «Ну что, идем дальше?».

— «Идем по самому широкому коридору!» — приказала я – «В каждом встреченном коридоре остаются четверо, которые ждут, пока не пройдут остальные, после чего – присоединяются к концу колонны! В случае нападения – противника не преследовать! Вперед!».

И вновь – коридоры. От широкого, словно дорога, центрального, отходило множество мелких, ветвящихся проходов, явно пробитых гораздо позже. Может, неизвестные археологи искали что-то в этих стенах? Мне было глубоко насрать на изыскания местных «томбрайдеров», и я осторожно вела свой отряд по наклонному, ведущему куда-то наверх, широкому коридору.

— «Эты надписы… Смотрэт на них нэлзя!» — пропыхтел идущий рядом со мной Угмар – «Рассматрыват их разрэшаится лишь тем, кто савэршил кхаджр! Глаза ф пол, друзья маи, сматрыте ф пол!».

— «Ага, и получайте по жбану кинутой сверху каменюкой!» — фыркнула я, глядя на забавные цветные рисунки, похожие на детский комикс, в котором раскрашенные верблюды с забавно изгибающимися конечностями совершали какие-то пантомимы на фоне барашкообразных, практически нечитаемых букв – «Дружище, поверь – тут все неграмотные, поэтому твоим дорогим надписям ничего не грозит. Эй, замыкающие! Мы никого не потеряли?».

— «Все тут, Раг» — выдохнул откуда-то сзади Тэйл, взмахивая крыльями и приподнимаясь над колонной легионеров – «Странно, кажется, нас даже не преследуют…».

— «Естественно. Ведь мы сами идем туда, где нас уже ждут» — через силу ухмыльнулась я – «Быстрее, быстрее, пока они не сообразили подогнать сюда еще пару сотен вооруженных негодяев!».

Мы успели. Коридоры позади нас оставались все также пусты, когда наша колонна, ощетинившись копьями, начала втягиваться в зал. Факелы, которые мы снимали со стен пирамиды, освещали какое-то огромное, заваленное каменными обломками пространство, и мои мысли мгновенно вернулись к последним словам умиравшего стража – «берегитесь камней».

— «Все пегасы – в воздух! Следите, чтобы на нас не сбросили что-нибудь тяжелое» — прошипела я, осматривая самые большие валуны. Лежавшие в странном, подозрительно напоминавшем мне что-то порядке, они явно попали сюда совершенно недавно, и при осмотре, напоминали странную морскую звезду, по ошибке попавшую в этот пустынный край. За исключением подозрительной россыпи камней, в зале было пусто, лишь в дальней его стене зияла чернотой трапециевидная, сужающаяся кверху дверь.

— «Стоять! Стоять, мать вашу!» — зашипела я, чувствуя, как в спине вновь нарастает ноющее, гнетущее чувство тревоги, распространяясь по ослабевшим на миг ногам до самых копыт. Сунувшиеся было к дальней двери легионеры остановились, и попятились, не сводя копий с темного провала. Кажется, где-то там, в чернильной темноте, за стеной, полыхал потусторонним синим светом какой-то светильник, отбрасывая на видневшуюся вдалеке разукрашенную стену извивающиеся, двигающиеся тени. Покосившись на меня, Хай осторожно протиснулся вперед и прошипел – «Заверните камень в плащ и киньте в дверной проем!».

Внезапно сработавшая интуиция нас не подвела. Стоило лишь крупной каменюке, обернутой легионерским плащом, миновать дверной проем, как наши уши заложило от грохота, с которым в пол, сразу за дверью, ударили две толстенные каменные колонны, разнося в пыль попавший под них каменный снаряд. Невольно, мы попятились, глядя на большие, размером с пони, каменные блоки, с тяжелым грохотом рушившиеся на пол. Взметнувшаяся пыль на несколько мгновений скрыла от нас внезапно рухнувшую стену, но вскоре, из завихрений плавающего в воздухе мелкого песка, навстречу нам шагнуло нечто.

Больше всего эта штука напоминала верблюда. Наверняка – бактри, судя по двум огромным каменным горбам на ее спине. Собранная из здоровенных каменных обломков, самым мелкий из которых был не меньше пони, она двигалась с неуклюжей грацией, соединенная голубоватыми росчерками пульсирующих в ее сочленениях лучей, связывающих камни между собой и не дающих им соприкоснуться. Тварью двигалась плавно, издавая тихое гудение синих лучей да тяжкие, пробирающие до костей, глухие удары камня по кладке пола. Бросившиеся к каменному монстру пегасы разлетелись как кегли, сбитые на землю ударом плавно качнувшейся головы.

— «Все, кто может – в воздух! Отвлекайте ее!» — заорала я, пятясь назад и пытаясь укрыться от шагнувшей в мою сторону твари за грудой камней. Теперь-то уж я понимала, что именно валялось у нас под ногами – «Земные – не спать! Не давайте ей зажать себя в угол! Цельтесь в суставы!».

Покачнувшись, тварь мотнула головой – и вновь, медленно и плавно, шагнула туда, откуда слышался мой голосок. Я не знала, была ли она разумной, но предусмотрительно заткнулась и хлопнув крыльями, метнулась в сторону, избегая выпада огромной головой. Бугристый, покрытый какой-то сколотой, глянцевой облицовкой камень с шумом пронесся буквально в нескольких сантиметрах от моего тела, чувствительно задев меня по крылу. Закрутившись на месте, я постаралась сгруппироваться и изо всех сил ударила копытами по стене, отбрасывая себя подальше от каменной твари, изготовившейся к новой атаке. Однако монстр не спешил. Плавно помахивая головой, иногда попадавшей по кружащим вокруг каменного тела пегасам, он осторожно и гулко направился в мою сторону, раскачивая при ходьбе глыбами каменной шеи, совсем, как обычный верблюд. Мои «когти» лишь высекли сноп искр из метнувшейся в мою сторону головы, в то время как неторопливо двигавшаяся каменная глыба уже отдергивалась назад, для новой атаки.

«Аррргхххх!» — прохрипела я, почувствовав внезапный рывок за шею. Зацепившийся за какой-то острый выступ обколотой облицовки плащ рванул меня следом за парящей на высоте нескольких метров глыбой, и уже через мгновение, я уже раскачивалась где-то сбоку громадной каменной «головы», хрипя, и стараясь разорвать оказавшуюся чересчур крепкой цепочку на фибуле[3]. Сновавшие вокруг меня пегасы пытались мне помочь, отвлекая каменную тварь, беспокойно крутившуюся на месте. Попытки сорвать меня за ноги оказались неудачны, и я только захрипела, чувствуя, как от резких рывков чудовища и пытавшихся мне помочь пегасов злосчастная цепочка все туже впивается в мое горло.

— «Скраппи! Командир, держись!» — у моего уха послышался громкий треск, и через мгновение я уже летела в противоположный угол зала, посланная туда могучим пинком, отвешенным мне раскачивающейся головой чудовища. Позади меня, на голове, остался Хай, вцепившийся передними ногами в обрывок распоротого плаща и мерно, без перерыва, звенящий высекавшей искры сталью по заметавшейся под ним глыбище. Раскинув крылья, я умудрилась затормозить, и всеми четырьмя ногами оттолкнулась от ударившей меня стены, посылая свое тело в обратную сторону – к моим легионерам.

Кажется, нам повезло. Накинутый на «голову» уродливого каменного зверя плащ чем-то ему мешал, не давая «разглядеть» мечущихся вокруг него пони, и через несколько мгновений, чудовище начало отступать назад, забавно крутя головой, с силой лупя по каждому шороху, каждому источнику звука, издаваемому вблизи него.

— «Пегасы! На его горбы!» — заорала я, взвиваясь практически к самому потолку – «Как можно больше шума! Отвлекайте эту тварь от земнопони!». Мечущиеся вокруг безжизненных обломков на полу, десяток земных носился от стены к стене, избегая слепых, но разрушительных ударов оказавшихся неожиданно длинными ног твари, хоть и ослепшей, но не прекратившей охоту на мягкие, суетящиеся вокруг нее тела. Моя филейная часть сжалась от тихого ужаса, пока я плавно падала в быстро уменьшающуюся щель между верхней частью пролома и задней частью монстра, словно пробка в бутылку, закупоривавшего разрушенную им стену. Я едва успела проскочить, почувствовав, как неимоверной тяжести глыбы слегка царапнули копыта моих задних ног, и пулей взмыла под потолок… Комнаты? Зала?

Место, куда я попала, было темно. Горы строительного щебня и обрушившихся колонн образовывали небольшой лабиринт, лежавший на пути к высокому постаменту, на котором, в громадной, сияющей полированной медью чаше, ярился тихо шипящий, голубоватый огонь, едва освещавший выглядевшее бесконечным пространство зала. Казавшаяся огромной из-за мечущихся теней, демонического вида фигура раскинула широкие рукава своего бесформенного одеяния, отбрасывая громадную тень на расположенную за ней разрисованную верблюжьими «комиксами» стену, склонив неожиданно маленькую, толстую головку практически к самому краю чаши. Резкий порыв воздуха от стремительно пролетевшего мимо пегасьего тела заставил ее отшатнуться от так занимавшего ее огня, и в мою сторону уставилась маленькая, просто миниатюрная голова верблюда.

— «Кто?! Как?!» — голос скрывавшегося под бесформенным одеянием был неожиданно мягок и плаксив – «Кто бы ты ни был – склонись перед мощью Ваджула айль-Сурнахатай, повелителя песков, владетеля пустыни, командующего легионами каменных зверей! Склонись – или умри!».

«Так вот кто это такой! А парень ловок, и тянуть не будет» — подумала я, резко уворачиваясь от голубоватых лучей, царапнувших по моей броне. Запахло паленой тканью и жаром оплавившегося металла, словно рядом со мной кто-то разогревал припой – «Бля, а где же мои стражи?».

— «Ответствуй, кто ты, дрожащая тварь?» — вновь протянул колдун. Делая круг под потолком, я заметила, как он безбоязненно погрузил передние ноги в зашипевшее, загудевшее пламя жаровни – и резко выбросил их вперед. Ревущий поток голубого огня протянулся длинной дорожкой по всей комнате, шипя и оставляя на плавящемся камне лепестки не гаснущих огоньков, протянувшихся от чаши до елозящего в проломе зада чудовища. Похоже, он каким-то образом подпитал каменную гадину, и теперь мог полностью сосредоточиться на мне, в то время как его послушный монстр пытался расправиться с моими легионерами.

— «Мои силы безграничны!» — вновь завопил Ваджул, погружая ноги в притухшее было пламя – «Выходи, мерзкая, дрожащая тварь, или ты узришь всю ярость моего гнева!».

«Бля, ну просто Томб Райдер какой-то! Блин, зря я тогда посмеялась над этими книжками про Дэрпи Ду или как там ее… Думай, Скраппи, думай! Это не может продолжаться долго!».

— «А, так ты боишься?» — насмешливо протянул колдун, подслеповато вглядываясь в темноту – «Наверное, ты та маленькая пони, о которой ходит столько разговоров среди жителей этого мерзкого городка? Ну что же, раз ты так нерешительна, то я знаю, что заставит тебя показаться и преклонить колени перед моим могуществом и величием!».

— «Блядь! Нет!» — не сдержавшись, взвизгнула я. По мановению тонкой, укрытой в широком рукаве ноги, пламя в жаровне вновь взвыло – и перекинулось на факелы, вбитые в стену рядом с большой, висящей позади колдуна фигурой. Это был Графит, подвешенный вверх головой на толстой, ржавой цепи, спускавшейся с потолка небольшого зала, скудно освещенного потусторонним светом бездымных, голубых огней. Ловко повернувшись, колдун сделал шаг назад – и оказался рядом со злобно сверкавшим глазами стражем, прижимая к его шее что-то блестящее.

И явно – что-то очень острое.

«Ну что, ты уже идешь? Ты готова склонить свои ноги передо мной, своим повелителем?» — вновь обеспокоенно поинтересовался колдун, шаря глазами по сторонам. Кажется, сине-голубое пламя стоявшей перед ним жаровни мешало ему разглядеть остававшийся темным зал, и миниатюрная, оказавшаяся неожиданно плешивой, голова беспокойно поворачивалась на каждый звук, доносящийся из темного помещения – «Выходи, или ты увидишь, как из его глотки вырвутся последние в этой…».

Я больше не мешкала. Как всегда, в минуты опасности, моя голова отключалась от тела, передавая свои полномочия спинному мозгу, явно находившемся где-то в районе хвоста, и этот мозг шептал мне только одно — вперед! Звонкий удар по стене заставил приплясывающего от беспокойства колдуна повернуть голову в сторону, и я изо всех сил взмахнула крыльями, отправляя себя в стремительных полет вниз, к полу и вдоль него, поверх каменных развалин, вперед – к стоявшей на постаменте жаровне. Мне повезло, и отвлекшийся Ваджул до последнего момента, так и таращился в темноту, когда из шипящего синего пламени на него вылетела моя злобно пыхтящая фигурка, припечатывая вскрикнувшего колдуна всеми четырьмя ногами.

— «Аааааа! Моя эммелле бесафвэкиййа! Ты ответишь за это, мерзкая гадина!» — взвыла фигура, отброшенная моим ударом к стене, где она и осталась стоять, искрясь вспыхивавшими на ней язычками голубоватого пламени – «Ты посмела прикоснуться к моим парадным одеждам – и теперь познаешь мой гнев!».

-«Нет!» — вновь взвизгнула я, сама не понимая, почему в этот опасный момент из меня вырывается это затасканное голливудское клише, глядя на поднятые передние ноги колдуна. Увенчанные крупными перстнями и браслетами, они вздрогнули – и обрушили на постамент снопы голубоватых лучей – «Не смей, ссука!».

Но я уже видела, что он целится не в меня.

Висящая возле жаровни фигура стража вздрогнула и захрипела, когда голубоватые лучи уперлись в цепи, покрывавшие его с ног до головы. Раскаленный металл закапал и потек огненной струйкой, когда магическая энергия, треща, словно разряды молний, облизывала мгновенно раскалившиеся стальные путы. Запах горячего металла и паленой шерсти забивал мой нос, когда я бросилась вперед – и заслонила собой раскачивающуюся и изгибающуюся в муке фигуру любимого.

Наверное, это должно было быть очень болезненным. Возможно, даже мучительным. Однако, я не почувствовала ничего такого экстраординарного, когда два толстых, потрескивающих луча уперлись в мою грудь, скрытую двойным комплектом брони. Собранная из двух комплектов, наложенных друг поверх друга, лорика сегментата зашипела и обдала мою шкурку палящим жаром, пока я, раскрыв свои крылья, заслоняла медленно остывающую фигуру за моей спиной. Судя по лязгу цепей, Графит был жив и довольно деятельно пытался вырваться из сковывающих его пут, звон которых наполнил мое сердце какой-то пронзительной радостью.

«Ну, теперь мы повоюем!».

— «Нет! Этого не может быть!» — удивленным голосом проговорил колдун. От изумления, в его голосе появилась какая-то детская обида, когда вырвавшиеся из его мозолистых ног лучи вновь уперлись в мои широко раскинутые крылья – «Да что ж ты такое, евгурю накхлюок?!».

— «Меня уже называли мерзкой тварью!» — зашипела я, подскочив к стоявшей передо мной фигуре, и изо всех сил нанося удар правой ногой. Щелкнув, клинки выскочили из скрывавшего их поножа, и я неторопливо, с потягом, как учил меня старина Праул Шейд, чиркнула ими по врагу – и шипя, отскочила прочь. Заискрившееся голубоватое пламя на мгновение окутало лезвия поножа – и уже через секунду на моей ноге остались два оплавленных огрызка, бывшие когда-то прочными стальными клинками. Пущенное вдогонку пламя вновь, потрескивая, лизнуло мою фигурку, и на моей ноге остались лишь жалкие огрызки поножа, пышущие жаром остывающего металла.

— «Ссука! Мерзкая ссучара!» — рассвирепев, я отскочила назад, едва успев прикрыть крылом позванивающую разлетающимися на части звеньями цепей фигуру Графита, в которого уже направлялся следующий залп магических огней – «Я ж тебя зубами за него порву, слышишь?!».

— «Мммымффмрм!» — донеслось из-за моей спины, пока я вновь изображала из себя памятник великой воительнице, встав на задние ноги и широко раскинув крылья, принявшие на себя очередную порцию трещащих лучей – «Мафофмя!».

— «Я тоже так думаю, что все это полная херня!» — согласилась я, поворачивая голову и встречаясь взглядом с любимым, возившимся в звенящем коконе цепей – «Графит, милый, прости меня! Прости меня, слышишь?! Я была полной дурой! Я за тебя любому задницу порву на британский флаг! Да хоть сам можешь мне ее порвать на клочки – только прости!».

— «Мофофмя!».

— «Блин, говори внятнее, а!» — завопила я, перекрикивая очередной трещащий залп, негодующие вопли колдуна и тяжелый грохот, раздававшийся за разломанной стеной – «Blyad, да заткнитесь вы уже все! Я тут, между прочим, пытаюсь помириться со своим женихом!».

— «Варр… Тьфу… Жарровня!» — прохрипел позади меня знакомый голос. Освободивший от цепей окровавленный рот, Графит раскачивался, словно маятник, рискуя опалить свою новую, темную гриву о синеватое пламя в медной посудине – «Жаровня! Она – источник его силы!».

— «Жаровня? А, ну да» — стушевалась я – «Прости. И кстати, про задницу – это я иносказательно, понял?».

— «Дорогая, если ты сейчас не сделаешь что-нибудь с этой поганой жаровней, я сам тебя растерзаю, и знаешь, с какого места начну?!».

— «Ты все обещаешь да обещаешь!» — оскорбилась я. Обернувшись к жаровне, я погрузила в нее ноги – и в тот же миг надо мной протрещал очередной голубоватый луч, упершийся в тяжело ворочавшееся тело Графита. Была ли это моя милая особенность, о которой я вспомнила лишь сейчас, или что-то другое помешало колдуну, но ударивший в трещащие и разлетающиеся разорванными звеньями цепи луч был уже не столь силен, и с глухим, утробным ревом, тело ночного стража грохнулось на пол, заметно вздрогнувший под его весом.

— «Ты… Ты смогла? Но как?!» — ошарашено бормотал Ваджул айль-Сурнахатай, глядя на замерцавшее вокруг него голубоватое свечение – «Как, во имя пустынных демонов, тебе удалось это сделать?! Ведь ты же не…».

— «Да мне насрать, что ты там думаешь!» — шипела я, подлезая под стоявшую на гнутых ножках медную чашу, через мгновение, закачавшуюся у меня на спине. Стоило лишь мне убрать из нее ноги, как голубоватое пламя вновь осветило помост, с ликующим шипением рванувшись к потолку зала, вызвав к жизни глухой грохот за стеной – «Но за то, что ты и твои твари сделали с моими знакомыми и друзьями, я тебе глотку вырву!».

— «Нет! Не смей! Не подходи ко мне, слышишь?!» — завопил колдун, делая попытку убраться с моей дороги. Вычурная, бесформенная мантия сыграла с ним злую шутку, когда ноги пытавшегося убежать колдуна запутались в широких рукавах, и вскоре, я уже стояла рядом со скулящим от страхом телом верблюда – «Прошу тебя, Хавра…».

— «Да как же вы уже заебали меня с этим прозвищем!» — заорала я, и, поднявшись на дыбы, вывалила на корчившуюся возле моих ног фигуру чашу, полную колдовского огня – «Сдохни уже, ладно?!».

Взметнувшийся к потолку колдовской огонь громко взревел, но еще громче был крик охваченной синим огнем мешковатой фигуры. Быстро перебирая дергающимися ногами, колдун крутился и извивался в корчах, пока его мантия, перстни и амулеты, в избытке понавешанные на оказавшееся неприлично дородным тело, плавились на сгорающей плоти. Отойдя подальше, я бросилась на шею поднимавшегося с камней любимого, чувствуя спиной волны холода и жара, с которым рассыпались магические побрякушки на вопящем, сгорающем от собственного огня теле малефика[4]. Сорвав с ног Графита остатки оплавленных цепей, мы поднялись на крыло – и вылетели через освободившийся проход. Я изо всех сил работала крыльями, стараясь не слушать несущийся мне вслед дикий крик на ставшем уже совершенно непонятном языке, раз за разом повторявший одно и то же слово.

— «Мусаида! Уээнэлэн! Хавра, Хавра муэляууууун! ХАВРААААААААА!».

— «Отходите! Отходите… Да дискорд вас раздери, не стойте же!» — надрываясь, орал Хай. Беснующееся чудовище вытащило-таки свою жопу из дыры, и теперь, тяжело шатаясь, гонялось по всей комнате за прыгающими, словно испуганные блохи, легионерами. Сначала я даже и не поняла, почему ранее столь плавно двигающаяся фигура поскальзывается и натыкается на стены, но присмотревшись, едва не вскрикнула от удивления.

Легионеры сумели оторвать чудовищу «голову»!

Хлеща во все стороны каменными глыбами шеи, громадная фигура с грохотом и треском раскалывающихся камней проворно передвигалась от стены к стене. Перестав обращать внимание на крутящихся вокруг нее пегасов, она с неуклюжим проворством бросалась на любой раздавшийся звук, явно охотясь за скачущими в ужасе земнопони. Кружащиеся под потолком пегасы бросали и поднимали с пола копья, раз за разом без всякого эффекта царапая крепкий известняк горбов, в то время как лишь немногие из моих сохранивших голову собратьев пытались подхватить и поднять повыше уставших от бесконечной скачки бескрылых коллег.

Одним из таких немногих был Угмар айль-Хаткан.

Багадыр возвышался над прочими пони, словно корабль пустыни над стадом овец. Злобно шипя сквозь длинные, стиснутые зубы, он хладнокровно мотал головой, поднимая и опуская сверкавшую сколами и выщерблинами саблю, звонко отлетавшую от посеченных ног чудовища. Стоило твари развернуться к верблюду, как тот проворно отскакивал прочь и начинал кружить вокруг горы обломков, оставшихся от предыдущей твари, водя грохочущего монстра за собой. Оступившись, каменный монстр упал, давая передышку изможденным воинам, рассосавшимся по краям зала, но вновь зашевелился, подгребая под себя обколотые сталью ноги с явным намерением встать.

— «Графит! Толкай! Не дай ему подняться!» — зарычала я, видя, как нелепая четырехногая фигура поднимается с пола, словно верблюд, отклячивая свой каменный зад – «Крылатые! Толкайте с разлету! Не давайте ему встать!».

— «Командир! Ты жива!» — тяжело дыша, прохрипел Хай, держа под собой сразу двух земнопони, остервенело швырявших в каменного монстра копье за копьем – «Мы попробуем не давать ему встать, но эта тварь не ведает усталости. Нужно что-то делать, иначе мы долго не протянем!».

— «Да? Ты ж у нас в колледже учился — вот ты мне и скажи, как нам поступить!» — фыркнула я, невольно отмечая взгляд опциона, мгновенно прикипевший к моей оплавленной броне – «Не знаешь? А как вы ей голову оттяпали-то?».

— «Высокой ценой, Раг» — тихо сказал опцион, и мое сердце внезапно обдало холодком, когда я поняла, что скрывается за его словами, едва слышными за звонкими ударами накопытников по камню – «Нам удалось засунуть туда щит…».

— «То есть, попросту перекрыть эту синюю дрянь? Черт, ну почему я сразу не догадалась?» — сморщилась я, изо всех сил ударив себя по шлему – «Ладно, теперь попробуем изобразить это еще раз!».

— «Стой! Держите ее!» — заорал мой помощник, едва не выронив вскрикнувших земнопони – «Кто-нибудь – держите командира!».

«Ага, попробуйте только!» — мстительно подумала я, пикируя на шею создания. Огромная, неуклюжая фигура вздрагивала и падала на живот, когда пегасы в дружном порыве бросались на ноги чудовища, изо всех сил лупя по скользящим, разъезжающимся камням. Графит же не мелочился, а разгоняясь, раз за разом, мощно впечатывал все четыре ноги в бедра чудовища, каждый раз валя его на пол, словно Большой Макинтош, выкорчевывающий сгнившее дерево.

— «Поооберегись!» — проорала я, приземляясь на шею монстра. Дождавшись, когда камни туловища и шеи окажутся в неподвижности, я зажмурилась – и резко, словно меч, засунула крыло в светящуюся синим щель. Дернувший перья щелчок да неяркая вспышка – вот все, что и осталось от длинной цепи ветвящегося магического пламени, скреплявшего воедино каменные «позвонки». Длинная шея замерцала – и рухнула на пол пирамиды, отделенная от туловища, словно срезанная ножом. Задергавшееся создание напряглось, рванулось – но зря, ведь для того, чтобы подняться, ему пришлось зафиксировать в неподвижности свои каменные ноги – а я совершенно не собиралась ждать. Подлет, взмах, щелчок – я с трудом уворачивалась от падающих вокруг меня глыб, каждая из которых была больше моего тела. Воспрянув духом, легионеры с ревом подбегали к дрыгающему ногами монстру, обхватывая и повисая на его конечностях, пытаясь дать мне хотя бы секунду, необходимую для экстренной ампутации каменной ноги. Вскоре, на полу зала, в окружении множества рассыпавшихся камней, возвышалась слегка вздрагивавшая каменная туша, лежащая на едва слышно скрипевшем боку. Устав, я поторопилась вонзить в сияющий синим светом живот порядком уставшее крыло, и если бы не Графит, выдернувший мою тушку из-под миниатюрного обвала, с которым распалась громадная туша – лежать бы мне сейчас в саркофаге из камней. Прямо как…

— «Кто?» — хрипло спросила я, кутаясь в рваную тунику. Броня лишь ограничивала мои движения во время этого «расчленения», и я безжалостно сорвала с себя оплавленные, продырявленные пластины, понадеясь, что оторванные от монстра камни надежно похоронят под собой свидетельство моих «паранормальных» способностей – «Кого мы потеряли?».

— «Скейти Белл» — опусти голову, пробормотал Грим Стоун. Напрягшись, собравшиеся земнопони откатили огромный камень «головы», на котором до сих пор болтались ярко-красные обрывки моего плаща, и вскоре, из-под тошнотворно захрустевшей по костям глыбы, показались раздавленные, переломанные останки синей единорожки. Не выдержав, большинство легионеров отбежало к стене, и вскоре, зал огласили согласные звуки обильной рвоты.

— «Голова твари зацепилась там за что-то, и я попытался засунуть в щель между камнями свой щит. Потом еще один» — тихо сказал Стоун, опускаясь рядом с измочаленным телом и осторожно трогая изломанные, прорвавшие шкуру кости и свернувшуюся кровь, обильно сдобренную разорвавшими живот внутренностями. Сегментарная броня раскрылась как раковина, обнажая лежащие в ней останки единорожки, и тубицен, словно слепец, нежно ощупывал ярко-оранжевую мякоть подкожного жира, плотные, сочащиеся черной кровью обрывки разорванной печени и наконец, прикоснулся к практически не пострадавшему рогу, вдавленному в раздробленный череп кобылки – «А потом, она просто встала под поднявшейся глыбой – и попыталась остановить ее магией. Опцион успел подлететь и затолкать туда же третий щит… И голова оторвалась. Упала – прямо на нее».

— «Мы не оставим тут никого» — буркнула я, отстраняя копошащегося в крови единорога и в свою очередь, погружая ноги в хлюпнувшие под копытами останки, осторожно начав перекладывать их на валяющийся рядом щит – «Эй, герои, ну-ка быстро закончили блевать! Деканы, стройте народ и начинайте обыскивать зал! Особое внимание на обломки щитов, броню и прочие вещи, способные выдать нас с головой местным верблюдам. И кто-нибудь, сводите проветриться нашего тубицена!».

— «Нужно тщательно обыскать все в этом зале» — сосредоточенно проговорил Графит, глядя на догорающие останки на полу. Синеватое пламя еще бегало по источающему удушливый запах горелой плоти телу, в то время как сверкающий своими светящимися глазами страж уже зарылся в роскошные сумки, стоявшие возле помоста – «Мне нужно найти один древний предмет, который мог быть либо у него, либо где-то в его башне. Я уже наведывался туда, но не сумел пробраться через магический щит во внутренние покои. Надеюсь, что с его смертью эта проблема спадет сама собой».

— «Развлекайся. Что-то мне не хочется становиться наследницей погибшего черного мага» — буркнула я, осторожными прикосновениями гася последние огоньки магии на обуглившейся, вонючей головешке. Сквозь почерневшую, лопнувшую кожу желтоватыми извивами проступала сварившаяся, застывшая пжк[5], и я поспешила отойти в сторонку, прихватив с собой каганец[6] на длинной, изогнутой ручке, приспособленный для переноски во рту – «Повалуй, я луфе тут паиффю тифо-нипуть».

— «Вряд ли тут сохранилось что-нибудь интересное, но если тебе так хочется – будь моим гостем» — невнятно проворчал пегас, с хрустом перебирая что-то в вещах поджарившегося малефикара – «Только чур, от потолка ничего не отрывать! И не рисовать гадостей на стенах. И не…».

— «Мофно повумать, я так фебя веду! Ну… По квайней мере, не чафто!» — возмутилась я, оглядывая ряды полуразрушенных статуй. От некоторых бюстов осталось одно лишь название, в то время как большинство губастых изваяний стояли неповрежденными, сверкая искусно выполненными украшениями. Забавно, что поврежденными оказались именно те, что изображали, как это ни странно, пони и уже виденных мной на базаре странных, пониподобных существ из неизвестной мне страны. Головы бюстов были снесены сильными ударами тяжелого, острого предмета, и приглядевшись, я заметила ржавое кайло, валяющееся за одним из постаментов. Пожав плечами, я подняла его и с хищной усмешкой направилась к потрескавшимся изваяниям.

«Берегитесь, древние сокровища – Скраппи нужны новые поножи и броня!».

— «И не разрушать древние памятники!» — откуда-то сверху сообщил Графит, своим появлением заставив меня вздрогнуть, едва не выронив каганец. Порхая вдоль стен, пегас задумчиво рассматривал древние надписи, водя копытом по изрезанным непонятными буквами стенам, но в то же время не забывая внимательным глазом посматривать и на меня – «Ох, Скраппи, я даже и не знаю, откуда в таком маленьком теле столько страсти к разрушениям…».

— «Наверное, это что-то вроде компенсаторной реакции» — сморщив нос, обиделась я. Поставив светильник на постамент, я с деланным безразличием выбросила тяжелую кирку, и вновь пошла вдоль длинных рядов изваяний – «Когда тебя оставляют одну…».

— «Прости меня, маленькая глупышка. Прости, что я покинул тебя» — прошептал мне на ухо хриплый голос пегаса – «Обещаю, я постараюсь, чтобы у нас больше не было друг от друга тайн… То есть, по-настоящему серьезных тайн».

— «Заметано!».

— «И кстати, спасибо за то, что спасла мою жизнь».

— «Кентурион! Ты нам нужна!» — раздался голос Хая.

Обследовав зал, я все же раскокала несколько здоровенных амфор и кувшинов, скромно притулившихся за каким-то тяжелым, каменным саркофагом, и была вознаграждена приглушенным звоном тяжелых, круглых монет, потоком хлынувших к моим копытам. Открывший было рот Графит только покачал головой, напоровшись на мой предостерегающий взгляд, которым я указала на пролом. После всего произошедшего, мало кто из легионеров пожелал осмотреть местные достопримечательности в виде жареного колдуна, но я прекрасно понимала, что первой, и пока единственной кентурии Легиона предстоит в первый раз пройти сквозь такое нелегкое дело, как похороны павших бойцов. И черт возьми, я собиралась сделать так, чтобы семья покойной не осталась ни с чем после гибели своей дочери, но для этого нужно было одно – деньги, много денег. Туго набив седельные сумки, я уже направлялась к выходу, когда мой глаз натолкнулся на что-то в глубине зала, сверкнувшее в свете каганца. Один из постаментов словно притягивал мое внимание, подмигивая мне серебристым светом какого-то металлического украшения, расположенного на разрушившемся от времени бюсте. Время сточило древний камень, оставив от изваяния одну только шею, грустно торчавшую над высокой каменной тумбой. Постучав копытом по обломку, я разглядела массивный треугольный амулет, после легкого удара охотно вывалившийся из рассыпавшихся камней. Несмотря на свой размер, он был практически невесом, и я с удивлением гадала, из какого же металла сделан этот треугольный щит, увенчанный изображением головы единорога и расправленными крылышками, топорщащимися по бокам щита. Красноватый камень в центре был тусклым и практически плоским, словно стекляшка, а тонкие штырьки по бокам амулета – пусты, словно ремешок был снят, как самая дорогая часть украшения. Осмотрев, обнюхав и даже примерив его на себя, я пожала плечами, добавив дешевую хреновину в коллекцию своего хабара, справедливо рассудив, что если и не удастся это продать, то можно будет его подарить или прибить на стенку в прихожей.

— «Что случилось, Хай?» — поинтересовалась я, утвердительно кивнув нахмурившемуся опциону, уловившему характерный звон из моих явно нелегких сумок – «Все собрали? Готовы выдвигаться?».

— «Мы готовы, но ты должна знать – мы нашли второго стража».

— «Где вы нашли тело?» — мрачно спросил Графит, отдергивая плащ, которым один из земнопони накрыл тело пегаса. Открывшееся зрелище заставило большинство стоявших рядом отвернуться, да и меня передернуло от открывшегося зрелища. Обугленные, пропеченные останки были перекручены, словно умирающее тело застыло в момент пика своей агонии, но стоило лишь материи сползти со вздыбленных в воздух ног, как мы услышали отчетливый, вкрадчивый шорох, с которым черная, обугленная плоть пошевелилась, содрогнувшись от соприкосновения с затхлым воздухом пирамиды.

— «Похоже, оно было внутри этого монстра. Мы разгребли камни, высыпавшиеся из живота, а там…».

«Он… Живой?» — тихо, но очень напряженно спросил Графит, пристально глядя при этом не на единорогов, сгрудившихся вокруг потрескивающей жертвы проклятой магии, а на меня. Я на мгновение опустила глаза, угадав тяжелую муку в узких, драконьих зрачках, а затем решительно шагнула к телу сожженного пони – «Прошу, скажи мне – что мы можем сделать?».

— «Ахххххх…» — изо рта тела раздался едва слышный выдох, стоило лишь мне положить копыта на грудную клетку, и уже через мгновение, почерневшая плоть, больше не скрепляемая магическими узами, начала стремительно распадаться, жирными, блестящими чешуйками сползая с почерневших костей. Уже через минуту, у наших ног лежал черный, скрученный скелет пони, распяливший узкие косточки широких мышиных крыльев. Убрав испачканные в саже копыта, я вновь поглядела на Графита.

— «Увы, теперь, единственное, что мы можем сделать – это достойно его похоронить».

---

Открыв глаза, я долго лежала неподвижно, глядя в резной потолок своей комнаты, украшенный искусной резьбой. Кровать рядом со мной была пуста, но зарывшись носом в потрепанные подушки, я ощутила слабый запах любимого, хранимый измятой хлопковой тканью. Перекатившись на бок, я перевела глаза на узкую полоску рассвета, алеющего над домами Надиры, словно далекий огонь.

«Огонь…».

Огонь полыхал ярко и победно, вымывая огненными языками над пустырем, словно тщась лизнуть само небо. Сложенные решеткой изогнутые, чахлые стволы местных деревьев с трудом бы дали нужный нам костер, но принесенный слугами Угмара верблюжий горюч-камень, похожий на бурые, жирно блестевшие куски каменного угля, дал нужное количество жара и вскоре, отсвечивающие синеватым языки пламени заплясали над тремя телами, сложенными поверх погребального костра. Шеренги легионеров выстроились на пустыре, вокруг костра, чтобы проводить в последний путь трех наших собратьев, прах которых должен был упокоиться на их далекой родине, на Эквестрийской земле. Мы не делали различия между пегасами и единорожкой, и вскоре, ревущее пламя поглотило обернутые в шелк тела, выстреливая икрами в темнеющее над нами небо. Негромко переговариваясь, легионеры глядели на эти искры, быстро гаснущие в прохладной ночной вышине, и время от времени, не выдерживая, тихо покидали строй.

Сухое дерево горело недолго. Уже через час помощники из верблюдов Угмара откатили пышущие жаром горюч-камни, освобождая место для небольшого кургана углей, в котором лежали черные, потрескавшиеся кости – все, что осталось от погибших бойцов.

— «Почему страдают невинные? Почему мы стоим с вами живые, в то время как трое наших собратьев покоятся тут, среди пепла и золы?».

Подойдя к остаткам костра, я поколебалась – а затем шагнула на хрусткие угольки, злобно стрельнувшие яркими искрами, завладевая вниманием всех, как один, повернувшихся ко мне легионеров. На глазах множества пони блестели яркие слезы, и я почувствовала, что должна была сказать хотя бы что-то, что могло бы их не приободрить – но примирить с неизбежной потерей.

— «И я отвечу вам – именно потому. Мы дышим – потому что они дали нам шанс жить. Мы живем – потому что они встали впереди нас, прикрыв нас от смерти своими телами и до конца выполнив свой долг. Хотя бы на мгновение, хотя бы на миг – но этот миг решил все. Они выбрали смерть – чтобы мы с вами могли жить».

Слегка покачиваясь, я поднималась по шуршащим углям, пока не встала на вершину погребального костра. Поставив ноги на обуглившийся, но не сгоревший до конца щит, я чувствовала, как нагреваются на мне стальные накопытники, но не могла заставить себя уйти с этой крады, не сказав того, что должна была произнести.

— «Мы предаем эти тела огню с печальным сердцем, и будем помнить каждого, кто пал в наших рядах. Мы никогда не должны забывать их жертву, и вечно помнить одно – как каждое семя сулит рождение цветка, так и каждая смерть сулит новую жизнь. Новое начало».

Закончив речь, я махнула опаленной ногой, распуская стоявших передо мной легионеров – и спрыгнув вниз, подхватила тяжелый молоток. Это была тяжелая обязанность, но будь я проклята, если бы позволила себе переложить ее на чью-то спину! Сглотнув тяжелый комок, я осторожно сгребла на щит потрескавшиеся кости – и принялась мерно поднимать и опускать молот. Сажа и зола першили в горле, забиваясь в нос и рот, но я продолжала долбить по рассыпающимся от моих ударов костям, смаргивая солоноватые слезы, чертившие светлые дорожки на моих покрытых копотью щеках. Вскоре, все было кончено.

Намахавшись тяжелым молотком, я попыталась было поднять трещащий щит, но покачнулась и едва не навернулась носом в шипящие угли, если бы не множество копыт, со всех сторон протянувшихся к моей перепачканной фигурке. Подняв глаза, я увидела окруживших меня легионеров, так и не ушедших с места печального обряда. Хай, Стоун, Сильверхуф, и даже Черри, тяжело опиравшаяся о бок поддерживающей ее Минти – они все были здесь, так же, как и многие другие пони из всех контуберний моей кентурии. Некоторые из них тихо кивали, благодаря меня за хорошую речь, проходя мимо небольших медных сосудов, в которые складывались останки наших кремированных товарищей. Легкие, почти невесомые урны были теплы, словно хранили в себе частичку души почивших пони, но мне почему-то казалось, что они жгут мою спину словно огонь.

Однако, как оказалось, все самое тяжелое было у меня впереди.

— «Могу я задать тебе вопрос… Командир?» — поднявшись с места, мрачно сверкнул глазами Буши Тэйл, не обращая внимания на предупреждающе подавшегося к нему опциона – «Кто этот твой жеребец, а? Он раскидал нас, словно стаю щенят, хотя я один на один сходился с двумя грифонами, и оставался практически цел! Он страж, но можем ли мы ему доверять, вот в чем вопрос! Сегодня он с нами, а завтра… Ты заметила, что он оставил погребение своих подчиненных на нас, словно это мы должны были заботиться о его погибших?».

Это был еще не бунт, но собравшиеся в моей комнате офицеры кентурии явно были подавлены, и словно маленькие дети, осознавшие, что вокруг них лежит огромный, враждебный им мир, они льнули к своему командиру, пытаясь обрести хоть немного уверенности в себе, в правильности своих действий и может быть – и в завтрашнем дне. Я не винила их за это – каждый может поддаться слабости, а для жителей доброй, спокойной Эквестрии гибель собратьев наверняка должна была стать нелегким испытанием. Однако неуверенность зачастую рождает нервозность, влекущую за собой агрессию, а на ком же ее можно выместить, как не на родном, любимом командире? Однако я не собиралась отпускать вожжи, и делать из себя кобылку для битья…

— «Я позабочусь о каждом своем соплеменнике в этом проклятом краю, если в том возникнет нужда, декан. А что же до самого Графита, то ты можешь задать этот вопрос лично ему, а не наезжать на маленькую и глупую кобылку, которой ты за глаза считаешь своего командира» — сверкнула глазами я, поднимаясь и в упор глядя на строптивого подчиненного – «Может, мне лично организовать вашу встречу? Хотя учти — те, кого укусил страж, сами становятся стражами. БУУУУ!».

— «Да ну тебя, кентурион!» — не ожидавший такого поворота дел, декан отшатнулся и запутавшись ногами в свернутом спальнике, бесславно плюхнулся на круп под смешки окружавших его офицеров – «Опять эти твои шуточки! А что насчет тебя, опцион? Ты тоже решишь промолчать?».

— «Я доверяю своему кентуриону» — ответил Хай, почему-то глядя в пол, а не на нас – «И если она решит, что готова нам рассказать…».

— «Рассказать о чем?» — непонимающе огляделась я.

— «Например, вот об этом» — на ковер передо мной, глухо звякнув, упала броня, в которой я с удивлением узнала свою двойную лорику, опознав ее по дырам и оплавленностям пластин – «Посмотри на нее, кентурион. В этой броне мы насчитали как минимум шесть дыр, пробивших, а вернее, прожегших ее насквозь! Заходившие во второй зал ребята говорили, что видели оплавленные цепи и кирасу стража, на котором, кстати, тоже красовались неплохие такие ожоги. Оплавленные цепи, Раг! Как же вышло так, что ты влетела в логово колдуна, способного взглядом прожигать насквозь самый крепкий металл и зверски убивать стражей, а вскоре, вылетела оттуда без единой царапины? Я уж молчу про ту каменную тварь, в которую ты засовывала крылья, словно под хвост «шаловливке», и внезапно рассыпавшийся труп! Ты точно ничего не хочешь нам рассказать, кентурион?».

— «Дай-ка подумать…» — протянула я, поднимая с пола броню и внимательно оглядывая присутствующих через большое, неровное отверстие в проплавленной насквозь броне – «Думаю… Что… Нет. Еще будут вопросы?».

— «Почему так получилось, кентурион?» — глухо спросил Стоун, поднимая на меня глаза – «Она должна была быть на последнем месте в строю. Наша задача была лечить, а не… Это из-за того погибшего стража? Поэтому ты так ненавидишь нас, кентурион?».

«А вот это будет тяжко. Но я дам тебе то, чего ты заслуживаешь, тубицен. Привыкай к расплате за командную роль, жеребец!».

— «Ненавижу? Нет, я вас не ненавижу, и даже не собираюсь каким-то образом принижать ваш вклад в общее дело нашего отряда. Но и отсиживаться за спинами товарищей я вам тоже не дам!» — я очень серьезно взглянула в лихорадочно блестевшие глаза своего тубицена – «Ты винишь меня в произошедшем, Грим Стоун? Ты впал в апатию, злишься на меня, горюешь о погибшей, винишь самого себя? Знаешь, добро пожаловать в клуб! Теперь ты понимаешь, как чувствовала себя я несколько часов назад? Хотя я знаю, что повреждения того бедняги-стража были слишком сильны, я бесилась от осознания того, что вы вытрахались вусмерть, а даже не смогли как следует стабилизировать его состояние, хотя знали, ссучки, что в любой момент, любой из легионеров может огрести чем-нибудь острым, тяжелым или ядовитым по своей голове, придя точно в такое же состояние! Черт бы вас всех побрал – а если бы она выжила? Что, если бы она так же лежала бы у тебя возле ног с перебитыми ногами и раздавленным тазом – что бы вы сделали, а? Молчишь… Вы обманули меня, обманули всех нас почти на половину контубернии, которой, как оказалось, в отряде просто не было! Вместо нее был пяток расслабленных единорогов, как выяснилось, даже не способных на то волшебство, которого так ждали от них все остальные! И да – за это вы заслужили наказание, но я дала вам возможность реабилитироваться, и потащила вас в бой».

Поднявшись, я прошлась по комнате, заглядывая в глаза сидящим вокруг меня жеребцам и кобылам. Стоун был мрачен, Буш – саркастически зол, в то время как Сильверстоун с еще тремя кобылами-деканами робко жалась к изображавшему неподвижную статую Хаю. Мне было плевать, что нас могут услышать через открытое окно, но я так или иначе пыталась донести до них то, что чувствовала уже давно – наше привольное житье подходило к концу.

— «Тяжело было? Страшно? Вы скулите, что столкнувшись с чем-то пугающим, непонятным или просто необычным, не можете мне доверять? А как я могу доверять вам? Вы все такие гладенькие, хорошенькие, щепетильные, с умным видом рассуждаете о том, чего может быть, а чего нет – вам я могу доверить свою жизнь и жизнь своих легионеров? Ведь как это легко – вечно бухтеть, обличая начальство во всех грехах, но как только дело доходит до ответственности – вы все решили свалить на меня! Тэйл полез буром на стража и получил по хлебалу? Это Скраппи виновата! Единорог пожертвовала собой и погибла, чтобы спасти остальных? Это кентурион виноват! Вы все хотите остаться чистенькими, незапятнанными, ведь это я, я одна несу ответственность за вас за всех! И даже такую тягостную повинность, как поиски средств на похороны или отправку денежной компенсации родственникам бедняжки вы повесили на своего некомпетентного командира! Так или не так?».

— «Кентурион… Командир…» — попробовал было вступиться Хай, но тотчас же завял, напоровшись на мой немигающий, кипящий холодным бешенством взгляд.

— «Приключения закончены. Мы прошли через первый бой и теперь запятнаны кровью – своей и наших врагов. С этого дня, мы стали по-настоящему боевым подразделением, поэтому я прошу и даже требую вести себя соответственно, а не ныть, как все страшно и плохо» — холодно проговорила я, брезгливо отбрасывая на пол оплавленную броню – «По прибытии на место расквартирования разрешаю любому из вас, да и вообще, любому пони кентурии в течение суток написать рапорт об увольнении. Думаю, наша добрая принцесса с легкостью найдет достойное занятие всем желающим разносить печенье. Те же, кто останутся, должны будут принять как данность то, что любой из нас, в любой момент, может умереть. И это, дорогие мои, совсем уже не шутка».

Заря ушла, и первые лучи солнца осветили верхушки домов, когда я выбралась из постели, слыша зычные команды деканов, собиравших своих подчиненных на умывание и зарядку. Поискав взглядом броню, я лишь вздохнула, и натянула на себя грязную, перепачканную сажей и грязью тунику, дробно постучав копытами к выходу.

На город неудержимо накатывался новый жаркий день.

---

Спустившись в общий зал, я сонно кивнула Хаю, попутно отвечая на приветствия опционов и опустилась за отдельный стол, за которым уже расположился командный состав кентурии. Похоже, ночь притупила впечатления вчерашнего дня, и глядевшие на меня пони были бодры, за исключением одного лишь Стоуна, но я не собиралась что-либо с этим делать. Лишь время могло притупить боль его потери.

Похоже, сваренная мной каша стала новым трендом[7] отряда, и раскрасневшаяся Минти, глупо улыбаясь от удовольствия, сновала взад и вперед, докладывая остатки каши в протянутые за добавками миски. И кто бы мог подумать, что именно тут, среди грубоватых вояк, в мятной пегаске откроются такие способности к кулинарии? Зачерпнув ложкой кашу, я только покивала головой, почувствовав на языке необычный микс из кусочков сена и слабой кислинки помидоров.

«Минти, если ты когда-нибудь решишь оставить службу – будь другом, черкни нам записку, ладно? Мы все хотели бы знать, в какой ресторан столицы нам нужно будет ходить, чтобы еще раз насладиться твоей стряпней» — ухмыльнулась я, глядя на зардевшуюся от похвалы пегаску, чьи крылья приподнялись от радостного возбуждения, под одобрительный стук копыт легионеров.

После вчерашних приключений, день прошел практически спокойно и даже как-то пресно. Вылечившийся от глубокой «мигрени» посол был груб и неприветлив, потребовав от меня обеспечить ему торжественную процессию до трапа корабля в день нашего отъезда из Камелу. Выслушав сбивчивый монолог коричневого единорога, я молча отодвинула его с дороги и ушла, отфыркиваясь от кислого запаха перегара, исходившего от ошарашенного чиновного пони.

Вернувшийся из таинственной отлучки Графит был вымотал до предела, едва не сорвавшись и не набив повторно морду сунувшемуся было к нему Бушу. Углядев мои взбешенные глаза, с которыми я шла к застывшим друг напротив друга пегасам, декан решил не обострять и тихо слинял, оставив на потом выяснение отношений. Посмеявшись над моим бухтением о «мающихся дурью жеребцах», Графит с удовольствием заглотал подогретую лично мной кашу, после чего крепко уснул, положив голову мне на спину и с глупой улыбкой обнимая, словно подушку, мой круп. Присутствие любимого неожиданным образом подняло мне настроение, развеяв ледяную сосредоточенность, которой я пыталась отвлечь себя от гнетущих мыслей и тревог. Я даже наплевала на верблюжьи страхи и ханжество, разрешив едва ли не половине своей кентурии, большую часть из которой составляли кобылы, совершить вылазку в город, чтобы порезвиться на местном базаре. Облаченные в доспехи и плащи, они шли под охраной десятка жеребцов, вооруженных остро наточенными копьями, так хорошо показавших себя в деле против полотняных верблюжьих доспехов. Хотя мои легионерши смогли и сами порвать немало губастых врагов, я решила, что минимальные приличия все же должны были быть соблюдены.

Наличие тяжелых сумок с золотом заметно подняло настроение в кентурии, повергнув часть моих подчиненных в прямо-таки неприличный восторг, родив среди легионеров первые шепотки о том, что потери товарищей – это, конечно, печально, но вот зато полученный приииииз… Запершись в отдельной комнате со своими офицерами, я разделила полученную сумму на несколько частей, выделив большую часть для раздачи подчиненным, в то время как меньшая часть должна была быть разменяна одним из опционов на привычные для нас эквестрийские биты. Те же, кто не собирался покупать местные, экзотические товары, могли свободно отказаться от своей доли, получив за нее эквивалент в битах из казны кентурии. Признаюсь, я немного нервничала, ожидая возвращения этой возбужденной толпы, и была только рада, когда Черри смогла отвлечь меня, наконец, поговорив со мной по душам.

Рассказ пегаски был прост, но выразителен. После своего бегства из Обители, пегаска, так и не ставшая стражем, скиталась из деревни в деревню, стараясь не задерживаться на одном месте и не попадаться на глаза другим пегасам. Перебиваясь добротой жителей глубинки, она двигалась на юг, в конце концов, оказавшись в Стэйблсайде. Жители южных окраин страны были прижимистыми и деловыми пони, а деньги, полученные от сердобольных фермеров и поденную работу, быстро закончились, поэтому ей пришлось наняться матросом на судно идущее к берегам Камелу, едва ли не за миску прогорклой еды. Увы, пустынная страна не была тем оазисом счастья, которым ей рисовались дальние берега – заблудившись в припортовых трущобах, она быстро попалась шайке нищих, воспринявших ее как подарок судьбы. Поймав «голую» пегаску, они первым делом связали ее, а потом – оттащили местному факиху. Как и каждый верблюд, совершивший кхаджр в святые места, он носил черную ленту на грязном тюрбане и имел законное право толковать заветы Всеединого как ему заблагорассудится, сообразуясь при этом лишь со своим умом и понятием о Великом. Ответ был быстр и однозначен – «если бы Всеединый хотел, чтобы ползающие по земле твари летали, он дал бы им крылья!». И тем же вечером, ночь в трущобах огласилась дикими криками белой пегаски, лишающейся своих крыльев.

— «Это… Это просто звери!» — всхлипывая, рассказывала мне Черри, пока я, засунув ее в глубокую, полную пенной воды бадью, скребла и терла ее шкурку, возвращая пегаске ее природный белый цвет – «Они кидали камнями мне по ногам, а потом, окружив меня, подбегали и изо всех сил били меня палками по крыльям, пока не сломали их в нескольких местах. Они заставляли меня попрошайничать возле рынка, а тех из пони, кто пытался проявить ко мне сочувствие – отгоняли криками и плевками. Они даже… Даже…».

— «Шшшш, все хорошо. Этот кошмар закончился» — бросив губку, я вытащила отощавшую, похожую на скелет подругу из бадьи и стала растирать жестким полотенцем – «Теперь ты с нами и поверь, никто больше не посмеет тебя обидеть. По прибытии на родину, я попрошу Бабулю и Кег осмотреть твои крылья, и со временем, я думаю, мы сумеем что-нибудь придумать».

— «Я боюсь, Скраппи, ты даже не представляешь, как я боюсь!» — прошептала почти белая пегаска, судорожно обнимая мое тело тощими, как рентгеновский снимок, ногами, рождая у меня смутное ощущение какой-то нарастающей тревоги и нехорошего предчувствия – «Я боюсь, что все это мой сон, и вскоре я проснусь в куче вонючих отбросов, придавленная весом очередного…».

— «Единственный вес, который теперь может тебя отяготить, это вес каши в твоем животе, до которой ты оказалась такой охотницей» — хмыкнула я, отбрасывая полотенце и провожая подругу на первый этаж, где свободные от службы и занятий легионеры подкреплялись обедом, приветствуя нас стуком копыт по груди – «Поверь, Черри – я ни за что не брошу тебя, ты слышишь? Поверь, что все твои злоключения уже закончилась, и просто дождись, пока мы не прибудем на родину. А теперь бери ложку – и начинай есть. Должна же я хоть когда-нибудь похвастаться перед своими подчиненными роскошными формами своей подруги или нет?».

Однако судьба еще не закончила свои игры. Разочаровавшись во мне, как в игрушке, она решила заставить меня страдать, выбрав при этом самый болезненный для меня путь – мучая моих близких и друзей.

---

Посольство освобождало особняк. Посмотреть на это зрелище пришло множество верблюдов, не смутившихся ни ранним утром, ни тяжелыми тучами, недобро заслоняющими жгучее солнце, медленно ползущее по небосклону. Упакованные с вечера вещи мерно покачивались на наших спинах, двух медленно ползущих телегах и даже на крыше посольского экипажа, неизвестно какими путями доставленного верблюдами из Эквестрии. Может быть, так они попытались подсластить послу горькую пилюлю, прописанную ему на приеме, но я была только рада такому повороту дел, и с удовольствием затолкала в нее Черри, сердито напомнив послу, что это его долг и обязанность – заботиться о попавших в беду соплеменниках и мирно предложив ему не выражаться при моей подруге в мой адрес. В противном случае, пообещала я взбешенному единорогу, я лично попрошу свою темную покровительницу проследить, чтобы единственным делом, которого он мог бы добиться в отдаленном будущем, была бы чистка дворцовых сортиров.

Заполонившие улицы верблюды неохотно раздвигались при нашем появлении, и занятая тем, чтобы побыстрее освободить дорогу для нашей процессии, я пропустила момент, когда в нашем тылу началось какое-то брожение, вскоре, переросшее в полноценный конфликт с размахиванием различными колюще-режущими предметами. Улочка была слишком узка для моих гипертрофированных пархалок, и когда я протолкалась к карете посла, отряд хорошо вооруженных дромадов и бактри уже утаскивал что-то белое, извивающееся на их спине.

— «В чем дело? Где Черри?» — рявкнула я, с треском открывая дверь в экипаж и мрачно глядя на высунувшегося из него посла – «Куда они потащили ее, посол?».

— «Это были верблюды самого шехрияра!» — прошипел Мейджик Флейвор, отталкивая меня прочь осветившей его рог магией телекинеза – «Они что-то кричали про скрывающуюся распутницу, после чего утащили ее прочь, сунув мне под нос какой-то папирус. Похоже, это был буюрулду самого правителя, поэтому вы вряд ли что-то сможете сделать для своей знакомой. Эти верблюды очень щепетильно относятся к видимости исполнения своих законов, и если они сочтут, что она послужит отличным примером для наказания…».

— «Что ей грозит?» — негромко спросила я единорога, следуя за ним в строю своих легионеров, с угрожающим видом сопровождавших семенивший перед ними отряд стражи, на спинах которой я увидела белые перья безвольно свесившихся крыльев пегаски – «С чего бы это такое рвение?».

— «Вы так ничему и не научились, Раг!» — раздраженно зашипел посол, дергая преющей под нелепым цилиндром головой – «Всю дорогу окружавшие нас верблюды радостно орали про владыку, шехрияра, посетившего этот город. Похоже, кто-то решил выслужиться перед этим самодуром и доставить ему удовольствие от созерцания показательного наказания чужестранки, нарушившей заветы Всеединого. Я не знаю, что можно сделать для нее. Наиболее разумным было бы…».

— «Ни слова больше!» — предупредила я Флейвора, до боли стискивая зубы под своим шлемом – «Посол, попробуйте сделать хоть что-нибудь. Используйте ее арест как повод обратиться к самому владыке, ведь это неплохой способ обратить на себя внимание. Посол, вы же представитель нашей могучей страны! Вспомните, что за вашей спиной не только сотня копий, но и гнев двух древних богинь и вся мощь нашей Гвардии, не говоря уже о Ночной Страже. Торгуйтесь, обещайте, делайте что хотите, только вытащите ее оттуда, и я клянусь, что буду лично драить ваш сортир!».

— «Я не ожидал услышать это от вас, кентурион» — неожиданно спокойным, «нормальным», без жеманства, голосом откликнулся единорог. Усиливающаяся влажность заставила его все-таки снять с головы высокий цилиндр, подставляя голову прохладному ветерку, своей влажностью обещающему скорую непогоду – «Ладно, попробую что-нибудь предпринять. Знаете, а я ведь даже не знаю ни одной молитвы нашей принц… Богине. Ладно, я пойду!».

«Вот так и раскрываются характеры люд… пони» — думала я, распихивая плечами сначала своих легионеров, а затем – опустившиеся мне навстречу кривые сабли стражи. Приняв на нагрудник новой, вытащенной из запасов обычной брони посверкивающие булатным узором лезвия, я искренне пожалела, что так обошлась со своей старой броней. Сопровождаемая выкриками следовавшего за мной посла, я вышла на площадь, на которой уже был построен небольшой помост, покрытый множеством богатых ковров. Десятки богато расшитых подушек были раскиданы по расписным, пушистым поверхностям, на которых располагались важные, дородные верблюды, с усмешкой поглядывавшие на толпу, запрудившую площадь и соседние улицы и на высыпавшую на эту же площадь кентурию пони, ощетинившуюся острыми копьями, которыми вившиеся над головами щитоносцев-земнопони пегасы держали на расстоянии не рисковавших приближаться к ним верблюжьих воинов. Часть вельможных губанов с некоторой тревогой посматривала на небо, с которого уже падали редкие капли собирающегося дождя, в то время как на возвышении, перед самим помостом, пара деловитых бактри быстро прикручивали белое тело пегаски к какой-то широкой, покрытой белой холстине скамейке.

«Блядь, они что, хотят ее… Обезглавить?!».

— «Хавра, йа нэзнаю, чито йа магу сдэлат!» — прошипел рядом со мной знакомый голос. Подняв глаза, я увидела Угмара айль-Хаткана, с сочувствием глядевшего мне в глаза. Молодой багадыр был зол и растерян, яростно теребя свой тюрбан – «На правах аднаго из силнеших багадыроф йа абращался к шехрияру, но другие багадыры, старээ и сильнее мэня, отвэргли маю просбу, высказавшись за наказаний твой падруги! Мой атэц сабираэт своих друзэй и друзэй их друзэй, ибо уже нэ вазможно тэрпет этот самодур!».

— «Что они хотят с ней сделать?» — напряженно спросила я, глядя на посла, раболепно кланявшегося кому-то на помосте, кто был скрыт от нас горбами богато одетых верблюдов.

— «Минэ очен жаль, Хавра, но ани хатят наказать ийо за распутства! Жаловавшийся нищие дромады гаварыт, она завлекла их в сваи сети и таргавала сваим тэлом, а вчера пазвала сваых друзэй, каторые накинулысь на них, отобрав адэжду, дэньги и прочий достаток. Байус, ани захотят наказать йийо элькурмэ эссаби… Мужайся, систра!».

— «Элькурмэ? Никогда не слышал о таком. Сами слова мне знакомы, но складываются они в полную бессмыслицу» — признался Флэйвор, кланяясь весь путь по дороге от помоста до нашей кентурии в сторону группы чиновных верблюдов – «Какая-то пленительная лоза из вина… Прости, кентурион, я ничего не смог сделать. Шехрияр с самого утра очень зол – куда-то пропал его маг, игравший важную роль при его дворе, и чтобы развеять скуку, ему предложили посмотреть, как будет проходить наказание пони, которого он никогда раньше не видел. Боюсь, я очень ошибался в этом повелителе, считая его образцом вкуса и воспитанности».

«Блядь, что же делать? Что же делать…» — лихорадочно думала я, видя, как к скамейке, на которой должно было состояться «наказание», спускается облаченный в черные одежды верблюд, и увеличивается количество стражи, окружающей нашу кентурию полукольцом из сабель и копий – «Да не могу же я смотреть, как будут измываться над моей подругой местные аборигены!».

— «Боюсь, мы ничего не можем сделать, кентурион» — настойчиво проговорил посол, пытаясь оттеснить меня прочь. С тем же успехом он мог бы бодать стену дома – «Прошу вас, давайте уйдем…».

— «Нет!» — я увидела Рагума айль-Хаткана, быстрым шагом вышедшим на площадь. Высоко вздымая перед собой какую-то толстую книгу, он шел к помосту, гортанно крича сквозь сжимающие деревянную обложку зубы что-то ритмично-певучее, заставляя бросившихся ему навстречу стражников остановиться и пропустить богато одетого кет-худу. Забурлившая группа богачей на помосте раздалась – и исторгла из себя того, кого я даже и не думала когда-либо встретить – навстречу предводителю двора вышел тот, кого боялись в этой стране едва ли не больше, чем самого Всеединого. Мягкой походкой настоящего воина, навстречу Рагуму шел сам шехрияр.

Стоявший напротив дородного дромада верблюд был подтянут и бодр. Брезгуя богатыми одеждами своих чиновников и слуг, он был одет в простую, длинную попону, спускавшуюся практически до земли, с нашитыми на ней металлическими бляхами образующими какой-то узор, напомнивший мне рисунки на стенах вчерашней пирамиды. Блестевшее сталью одеяние гармонично сочеталось с богато украшенными ножнами сабли, по обычаю всех верблюдов, пристегнутой к его правой ноге, и каждое движение, каждый жест и поворот головы, выдавал в нем существо, способное бить самому и получать удары, стойко выдерживая боль. Глаза дромада нехорошо сверкнули, когда, повернув голову, он лениво кивнул в мою сторону, и я неохотно пошла в сторону помоста, слыша за своей спиной частое дыхание разволновавшегося посла.

«Глупый прожигатель жизни, говорите?».

— «Ты понимайт мой речь, существо?» — спокойно осведомился шехрияр, обходя вокруг распятой на холстине пегаски и вновь приближаясь к нашей группе, по указанию сопровождавших нас стражей замершей за три шага от владыки – «Ты отвечай минэ, ты ли эта загадочни Хавра, о который толковал мой кет-худу?».

— «Я не имею ни малейшего понятия о том, кто эта хавра, о которой толкует столько народа» — почтительно, но без малейшего подобострастия ответила я, стараясь не пыхтеть слишком громко под забралом своего шлема – «Я всего лишь хочу спасти свою подругу, попавшую в неприятности в чужой стране, и смиренно прошу…».

«Смирение? Мы ни ценим эта качество, нэ-Хавра» — презрительно скривился молодой шехрияр, закончив разглядывать бедра Черри, раскрывавшиеся перед его взглядом, словно экзотический цветок – « Сриди маиго народа уважаемы лишь те, кто можит долга и непреклонна идти к своей цели. Те, кто ни пабаится труднастей и рискнет, встав на пути песчаный буря. А есть ли среди вас те, кто способен на такоэ?».

— «Я думаю, что да».

— «Нинада думать!» — отмахнулся от меня верблюд, со скучающим видом поворачиваясь ко мне задом – «Нинада прасить или малить, нэ-Хавра. Мой улэма еще поплатица за попытку обманут миня сваим быстрым и хитрым умом, но сийчас – сийчас мине обещали зрелища, способный ублажить мой взор, посему, подите прочь».

— «Пойдемте, кентурион, пойдемте!» — заторопил меня посол, обливаясь потом при виде отходящего владыки и острых сабель, замаячивших перед нашими носами – «Мы ничего не можем сделать! Еще немного – и мы все окажемся на этой же скамье!».

«Окажемся на скамье?».

— «Скажи мне, Рагум айль-Хаткан, есть ли какой-то путь, которым я могу заменить свою подругу? Отбыть наказание за нее?».

— «Нет. Наказание должно бить исполнено, ибо так приказал шехрияр, и мы повинуемся» — покачал головой верблюд. Опустив голову, он помедлил, а затем тихо произнес, глядя мне в глаза – «Но если ты действительно этого хочешь, если ты — Хавра, то есть другой путь…».

— «Что угодно!» — казалось, моими устами кричала сама надежда. Одетый в черное палач ехидно ухмыльнулся и плотоядно посмотрев на белеющее перед ним тело, опустил ногу в большой кувшин у своих ног – «Какой угодно путь!».

— «Как пожелаешь» — скорбно кивнул Рагум, а затем, присев на задние ноги, раскрыл висевшую на цепи, опутывающей его шею, книгу, и принялся что-то громко и велеречиво читать. Остановившийся палач скривился, но отошел прочь, отчего-то не рискуя перечить выкрикивавшему гортанные слова улеме, которому внимала уже вся площадь. Где-то позади нас я слышала крики, дублировавшие его речь замершей в ожидании толпе, и вскоре, несколько стражей двинулись ко мне, повинуясь небрежному кивку угрожающе нахмурившегося шехрияра.

— «Что ты делаешь, кентурион?!» — задыхаясь, прохрипел посол, оттесняемый от меня в сторону подошедшей стражей – «Ты хоть понимаешь, на что ты только что согласилась? Ты не имеешь права! У тебя есть обязанности кентуриона, которые ты должна выполнять!».

— «А еще у меня есть долг друга, посол!» — стиснув зубы от напряжения, откровенно перерастающего в липкий, холодный страх, когда стоявший передо мной страж вытащил изогнутый кинжал, с треском вспарывая шнуровку моей брони, раскрывая ее, словно сияющую экзотическую раковину. Повернувшись к своей кентурии, я сделала успокаивающий жест Хаю, уже поднявшего ногу, чтобы скомандовать начало боя, и отрицательно покачала головой. Я проходилась взглядом по каждой морде, всем глазам своих легионеров, и эти секунды казались мне вечностью, когда я склонила голову в коротком прощальном поклоне. Кажется, я догадалась, что за развлечение приготовили верблюды своему владыке. Но пророчество не исполнится, и я не дам им запороть свою верную подругу.

«Прости меня, Графит. Но есть долг превыше нас самих. Кто-то должен встать на пути этой бури».

Словно отвечая моим мыслям, ветер пронзительно взвыл, гоня перед собой песок и волны влаги, когда я медленно шла навстречу скамейке. Сунувшийся вперед палач покачал головой и отложил в сторону веревку, которой он хотел прикрутить меня поверх лежащей на холстине Черри. Похоже, согласно этому обычаю, любой желающий мог прикрыть спину наказуемого своим собственным телом, но и наказание, следующее за этим, должно было быть ужесточено. Зашумевшая толпа начала что-то гортанно выкрикивать, глядя, как я осторожно переступаю через скамейку и становлюсь над телом белой пегаски. Раздвинув крылья, я закрыла собой распятую Черри, и зарылась носом в ее гриву, прикусив толстую прядь измочаленных волос. Вздрогнув, пегаска открыла глаза, слегка повернув голову, и ее отощавшая мордочка расплылась было в улыбке, но она быстро угасла, и из Черри вылетел визг ужаса, когда ее глаза увидели что-то за моей спиной.

Удар был страшен. Меня бросило вперед, словно ударом тарана, на закричавшую подо мной пегаску, а мой круп и спину внезапно обожгла дикая, раздирающая боль. Словно опытный садист, она приходила не сразу, сперва охлаждая мою спину волной онемения, быстро перераставшей в потрескивающий язык пламени, лизнувший мою спину и весело, безумно заплясавший на моей спине. Заорав от боли, я попыталась было встать, но ноги отказали, и я вновь тяжело упала на спину подруги, изо всех сил поджимая хвост в попытке защититься от змеящейся, нарастающей боли. В поле моего зрения вплыла мозолистая нога, облаченная в толстый кожаный башмак, из прорези которого змеилось черное, извивающееся нечто, топорщившееся в белый свет миллионами маленьких, острых шипов, и на секунду, мне показалось, что я вижу миниатюрные, прозрачные капли яда на изогнутых крючках. Нога отдернулась, и через мгновение, я вновь глухо, с подвыванием заорала, терзая зубами гриву плакавшей подо мной Черри. Бедняжка явно ощущала удары даже через мое тело, и ее плач дал мне крохотную капельку стойкости, решимости не уходить, которая росла во мне с каждой волной горящей, обжигающей боли, терзавшей мою спину и крылья. Разошедшись, палач перестал стесняться, и вскоре, я уже глухо, не переставая, ревела перехваченным спазмом горлом, терзая зубами что-то мягкое, попавшееся мне в зубы. Закрыв глаза, я рухнула на спину кричащей что-то пегаски, и каждый удар, каждая новая волна боли несла мне новые корчи от мук. Не выдержав, я обмочилась, и прикосновение соленой мочи к свежим ранам заставило меня завыть, перекрикивая вопли беснующейся толпы. Вскоре, я просто рухнула и лежала без движения, не выпуская из зубов что-то мягкое и солоноватое, едва заметно двигающееся у меня во рту. Каждый новый удар заставлял мои ноги непроизвольно дергаться и извиваться, и вскоре, на площадь опустилась гробовая тишина, заглушаемая лишь свистом ветра и звуками очередного удара, когда крутившиеся за строем васли верблюды, наконец, поняли, что же именно происходит на площади.

Медленно но верно, меня запарывали насмерть.

Ветер, гнавший прохладные брызги, холодил мою спину, превратившуюся в полыхающий костер боли. Повернув голову на бок, я тупо смотрела куда-то перед собой, отмечая маячившие на периферии зрения облаченные в богатые одежды фигуры, и вновь, глухо завыла от боли, когда вместе с очередным ударом на мою спину упали косые струи дождя, приносившие мне дополнительную порцию страданий. Стоявшая недалеко от меня фигура шехрияра внезапно попятилась, колыхающиеся где-то вдали фигурки засуетились – а затем упали, зачем-то прикрывая головы краями своих одежд, когда огромная тень, словно глыба мрака, вынырнула из струй дождя – и подняв фонтан влажной, брызнувшей коричневым взрывом земли, рухнула перед фигурой правителя.

Плавный удар, показавшийся мне очень медленным и едва ли не ленивым, обрушился на голову верблюду, выбивая из его рта окровавленный фонтанчик, блестящий кусочками длинных зубов. Второй удар был просто презрительным, деревенским тычком, и кувыркнувшись длинными ногами с оказавшейся бесполезной саблей, шехрияр улетел куда-то на помост, сбивая своих испуганных советников. Оказавшийся более догадливым, палач попытался было ускакать, но взмахнувшая крыльями фигура исчезла – и уже через секунду перед моими глазами дергались, скребли землю ноги облаченной в темное верблюжьей фигуры, шею которой сдавили мощные зубы огромного крылатого пони. Какие-то голоса кричали что-то знакомое, и вскоре вокруг меня замаячил частокол спин, облаченных в блестящие доспехи, в то время как на мою спину опустилась какая-то холодная, влажная ткань. Я дико завопила, почувствовав новую волну боли, но меня уже перевернули и закутывали, словно куклу, в прозрачную невесомую ткань, выливая на спину что-то горячее. Чьи-то ноги крепко охватили мою содрогающуюся в муках фигурку – и земля ушла куда-то вниз, когда огромный мышекрылый пегас поднял меня в воздух и понес сквозь грохот грома и косые струи ледяного дождя, впервые за тысячу лет обрушившегося на город в пустыне.

---

Я плохо запомнила возвращение домой, но до этих самых пор вспоминаю тот вой и плач, огласивший пропахший фруктами трюм принявшего наше посольство корабля, когда с меня снимали шелковую ткань. Окружившие меня единороги, только сглотнули и отвели глаза, когда затхлый воздух трюма коснулся мой открытой спины. Трясущаяся Черри со слезами на глазах держала мою голову, запихивая мне в рот какую-то скрученную тряпку, кисло пахнувшую дешевым вином. Измучившись, я, наконец, смогла выплюнуть этот кляп, когда моя спина была обработана и укрыта плотной повязкой, для наложения которой меня пришлось поднимать телекинезом. Двигаться самостоятельно я уже не могла.

А через несколько дней, я почувствовала неладное. Это было смятение в глазах единорогов, отводивших свой взгляд, когда я пыталась спросить их о том, что же происходит там, на скрытой от меня части моего тела, и неуверенное вранье легионеров о том, что «это всего лишь небольшие раны и куча царапин, командир! Ты скоро поправишься!». Это был страх в глазах Черри, помогавшей моим подопечным выносить целые тазы какой-то белесоватой, мутной жидкости, остававшейся после обработки моих ран и тяжелый, сладковато-тошный запах гноя, волнами распространяющийся по трюму. Но хуже всего был тихий ужас в светящихся глазах Графита, денно и нощно дежурившего возле моего обессилевшего тельца. Вскоре, я уже с трудом могла даже двигать головой, и тряслась от колотившего меня озноба, заставлявшего мои ноги плясать по деревянному лежаку не хуже барабанных палочек. Прерывающимся голосом я пыталась убедить Стоуна не тратить на меня силы, но непреклонно покачивавший головой единорог лишь ободряюще улыбался трясущимися губами, вновь и вновь пытаясь добиться какого-то эффекта своим звенящим от магии рогом, пока, наконец, я не впала в спасительное забытье, слыша удалявшийся куда-то от меня странно знакомый мне крик – «Единорогов сюда! Всех до единого!».

«Интересно, а хоть сейчас будет белый тоннель?».

---

— «Кажется, ей лучше. А я и не подозревала у тебя дара талантливой целительницы, сестра».

— «Она выкарабкается, поверь. За много сотен лет, я впервые вижу того, у кого душа так крепко пришита к телу. А что же по поводу дара, то поверь – тысяча лет это достаточный срок для шлифовки любых навыков. Кроме дружбы, конечно».

Голоса двигались и менялись, словно на пластинке допотопного граммофона, скрипящими болтами раздражения впиваясь в мой отупевший мозг. Попытавшись подвигаться, я не смогла даже вздохнуть, словно кто-то или что-то продолжал дышать за меня, мерно двигая грудной клеткой, расправляя и вновь сжимая легкие. И что это за онемение на моей спине?

— «Ты точно уверенна, что хочешь именно этого?» — спросил голос справа, превращаясь в спокойный, доброжелательный, солнечный голос старшей богини – «Она и раньше была не подарком, а после всего случившегося, я предчувствую, что она может стать куда как строптивее. Боюсь, теперь она будет настороже, и я уже не смогу вновь прибегнуть к тому средству, если вы с ней…».

— «Она была создана с моей, хоть и не совсем добровольной, помощью, сестра, и я сразу почувствовала на ней твою волю. Я освободила ее от твоего благословления, поскольку считаю, что было бы глупо ограничивать ее таланты, несмотря на тот финт ушами, который она учудила в Камелу. А что до наших… Эммм… Взаимоотношений, то уж прости, но это не твоей любопытной морды дело, милая моя Моллестия».

— «Но…».

— «Ох, Селли, не заставляй меня напоминать тебе про твою ненаглядную Твайлайт!» — голос принцессы Луны стал неожиданно капризным, и я рассмеялась, если бы смогла, когда услышала в ее голосе какие-то новые, незнакомые мне, маслянистые нотки, с которыми она произнесла имя Первой Ученицы богини.

«Интересно, а что это у них за дела со Спаркл, а?».

— «Прошу, не начинай этот разговор опять, Лу» — защищаясь, проговорила Селестия, прерывая свою разоткровенничавшуюся сестру – «Если ты так хочешь этого – то как я могу отказать тебе, дорогая сестра? Но помни о том, что она – еще та заноза. Я поступила так, как поступила, потому что считала, что это будет лучше для всех. Мой капитан дворцовой стражи говорит, что она начала что-то подозревать и признаюсь, я сама недооценила ее чутье. Но если ты твердо решила взять ее под свое крыло – то я с радостью дарую вам свое благословление».

«Спасибо тебе, Селли. Ты даже не представляешь, как это важно для меня!» — полным благодарности голосом проговорила Луна, и вскоре надо мной послышался влажный звук поцелуя, сопровождаемый загадочным фырканьем солнечной богини. Почти невесомая грива упала на мою шею, и я мучительно попыталась задергаться в попытке почесать щекочущийся нос, когда в мои уши проник низкий, чуть хрипловатый голос ночной принцессы, принося мне тяжелый, без страданий и сновидений, целительный сон.

– «Спи спокойно, моя новая ученица. Первая – за тысячу лет!».

______________________________

[1] Кхаджр (вербл.) – Ритуальное путешествие к местам, где Всеединый вступал на благословленную им землю. Совершившие к. имели право носить черную ленту с речениями святых на своем тюрбане.

[2] ОЦК (мед. аббр.) – Обьем Циркулирующей Крови. Количество крови, циркулирующее по крупным сосудам организма и по сути, поддерживающее в нем жизнь.

[3] Фибула – металлическая, красиво украшенная застежка для одежды, чаще всего – для плаща.

[4] Малефик – (устоявш. книжн.) – зловредный колдун.

[5] Пжк (мед. сокр.) – подкожно-жировая клетчатка. Тот самый жир и сопутствующие ткани, расположенные между кожей и слоем мышц.

[6] Каганец – светильник в виде плошки или чайничка с торчащим из него фитилем.

[7] Тренд – основная тенденция, традиция. В более широком смысле – узнаваемые, популярные в данный момент времени действия, явления или традиции.