Виноградная долина

Часть Третья

Вот и пришли те дни, когда сухой, горячий порывистый ветер начал проноситься над долиной. Странник, следующий неведомому маршруту, бывал здесь всего несколько дней. Немногие были рады его приходу. Мне он нравился. Ведь я знала его, и хотела узнать ещё больше. Он так красиво пригибал высокую траву неподалёку от виноградников. Будто волны бегут по высокорослому сорняку. Грива развивалась в этих потоках, и хотелось, чтобы она хоть ненадолго стала сухой и ломкой, будто колосья пшеницы, которых тут так не хватало! А пыль! Как же романтично выглядела дорога, когда на ней появлялись эти маленькие вихри. Песчиночки вздымались вверх, окрылённые мечтой, и бежали, летели вместе с ветром! И мне хотелось поставить копыто на эту тропу, следовать вперёд, в неизведанные дали. Идти и идти навстречу горизонту.

Потом я останавливалась, глубоко дышала, призадумывалась и вспоминала. Нет. Моя цель в другой стороне. Я пойду не за ветром. Я уйду туда, где живёт ветер. Вверх по склону. По этой пыльной тропинке, скрывающейся в толще хвои. За этой стеной из ароматных иголок. Там, на вершине склона, на пике гор живёт ветер.

Тассель была из тех пони, которым ветер не нравился. Спозаранку постучалась в мою комнату и осведомилась на счёт погоды. Когда я сказала, что ветер это запланированное явление, которое продолжится ещё несколько дней, ушки у неё поникли, как всегда бывает, когда она расстроена. Затем кобылка затеребила хвостом, что означало лишь одно – нервничает. И ушла на свежий воздух.

Бедняга суетилась у мольберта. Ветер ещё даже не разыгрался. Волны на траве были маленькие, едва заметны. Единорожка, известная вниманием к деталям, была взбешена подобной ситуацией. До этого погода не менялась, даже дождя не выпадало, он предвидится, скорее всего, только осенью или весной, когда атмосферный фронт сменится. Теперь Тассель металась от любого малейшего дуновения ветра. Что-то пошло не по её плану и ей это очень не нравилось. Просто безучастно смотреть на это было невозможно.

— Неужели ветер тебе так мешает?

— Да, — метнулась она влево, — Ты посмотри, как кусты винограда примялись.

— Совсем немного.

— И всё-таки примялись! – Тассель уже была справа от полотна, — Ещё этот ветер дует прямо в мордочку.

— Ну, пошли в дом, будешь писать там, — единорожка презрительно усмехнулась.

— Я пишу с натуры. Как я могу делать это, не видя виноградник.

— Ты так давно его рисуешь и не запомнила, как он выглядит. Да и зачем запоминать?! – изумилась я, — Представь себе виноград. Подключи воображение, — после этих слов Тассель лишь больше насупилась.

— Я не могу.

— Потому что не видела его вблизи. Ты ведь ни разу не подходила к нему. Ну конечно же! – вдруг меня осенило от моих же слов, — Ты ведь ни разу не подходила к нему!

— Да... Ты уже говорила это.

— Следуй за мной, — я уже понеслась без оглядки к винограднику, только потом меня охватили сомнения.

— Что у тебя на уме? – которые сразу развеял её голос. Неужели она смогла умерить свой скептизм?

 — Помнишь, в каком ты была восторге, когда выпила виноградный сок? – Тассель кивнула, — у тебя тогда была столь вдохновлённая мордочка. Честно, если бы не тот случай, до сих пор бы думала, ты родилась на каменной ферме.

— Просто я храню чувства в себе, — прошептала она.

— Тш... – прервала я её, — Ты только взгляни.

Красота... Внутри вспыхивает огонёк. Искорка. Становится так тепло в груди. А кончики копыт и голову пробирает леденящим холодом. Ты находишься в ясном уме и, тем не менее, чувства переполняют тебя. Ты вроде видишь всё, чувствуешь, слышишь. И, как глупенький, не можешь оторваться. Столько всего нахлынывает. Твои мысли, мечты, воображение, тайные образы, известные лишь тебе, твоя мораль, цели, воспоминания, грёзы. ЧУВСТВА. Всё это вспыхивает, кичится водоворотом. Наверное, слишком пафосно, слишком наивно, но так оно и есть. Если чёрствость не съела вас, то каждый чувствует именно это, когда видит нечто красивое. Нечто, что заставляет сердце биться чаще.

По её мордочке так и не скажешь, что она чувствует. Глубокие выразительные глаза всегда были такими. Неужели она всегда смотрит так на мир, неужели постоянно чувствует красоту? Или же её сердце опять не затронуло.

— Ну, — пискнул мой жалобный голос, — Ты что-то чувствуешь?

— Нет, вроде, — грустно ответила единорожка. Взгляд до сих пор бродил по рядкам пышных кустов, разглядывая каждый листочек и ягодку. Всё оказалось куда сложней.

— Вот, возьми, — мои копытца протянули ей сорванную гроздь винограда.

— Они же немытые...

— Какой помыть? Ешь, давай!

Только что с куста. Спелые и сочные ягоды. Для пони, что росла в городе, это просто невиданные эмоции. Эта гроздочка приехала бы в крупные города Эквестрии в пыльном ящике. А тут рви и ешь.

— Не хвалюсь своим виноградом, но если его вкус настолько задел тебя, то, возможно, он сможет вдохновить тебя.

Глубоко вздохнув, Тассель положила в рот пару ягодок. Глаза, перед которыми пролетали тысячи мыслей, безучастно смотрели на меня. Челюсти медленно и скрупулёзно перемалывали виноградинки. Всё затихло на секунду. Виноградная долина застыла в ожидании. Даже ветер заинтересовался вердиктом единорожки.

И тут её глаза широко раскрылись! Делать предположения рано, только ведь видно. Это восторг. Внутри неё та самая искра. Сквозь её зрачки было заметно, как поднимается волна чувств. Бедняжку захлёстывает калейдоскоп эмоций. Она жуёт ещё медленней. Чтобы сок ягод тихо сбегал с зубов и фейерверком вкуса взрывался у неё в сознании.

Ветер подул опять. Листья зашелестели, и потоки воздуха свистели в ушах.

— Ты чувствуешь?

Ушки поникли.

— Я сама не знаю. – опустошительно прозвучали эти слова. Все краски, что я нарисовала себе в голове, засохли и потрескались.

И мы сидели посреди виноградника в неловком молчании. Мне было неизвестно, что делать дальше. Тассель, кажется, ничего делать и не хотела. Откуда в ней это отчаянное бездействие? От бесчисленных попыток или от неумения надеяться? Что-то в ней сломалось. И это не мускулы, поднимающие уголок рта. Она сидела здесь, будто маленькая кобылка. Потерянная не просто в пространстве, а в самой себе, в своих мыслях. Следуя неукоснительной программе, она лишь больше показывала свою несамостоятельность.

 — Пожалуй, нам нужно идти, — копыто единорожки пошатнулось в рыхлой земле и художница с визгом рухнула в виноградный куст.

Я поспешила к ней на помощь. Верёвки, которыми были подвязаны кусты, смягчили падение, однако Тассель всё равно удалось из нескольких крупных гроздьев сделать сок. Расплющенный виноград стекал по её гриве, когда пони повернулась. С видом промокшей кошки она шокировано смотрела на меня.

Сдержать смех было так трудно! Копыто стыдливо прикрывало мордочку, пряча хохот.

— То есть это, п-по твоему, с... С... Смешно? – её слова звучали раздражённо, но когда она в это же время мило слизывала катящуюся капельку сока с гривы, нельзя было не улыбнуться.

— Прости меня. Ты просто была такой грустной и всё было так серьёзно, а потом... Плюх! – Тассель нервно попыталась сдуть намокшую прядку, — Ну не расстраивайся. Фиолетовый тебе идёт.

— Ну, раз тебе очень весело, — тут виноградная прядь упала ей на лоб и показался светящийся рог.

— Стой, что это у тебя на уме?

Неожиданно сзади посыпался душ из ягодок. Целая гроздь расплющилась об мою голову. С визгом я побежала прочь от этой доморощенной виноградной колдуньи. Как бы самой не запнуться. Ягодный обстрел, как и мой давящий на уши писк, не прекращался.

— Ну, это нечестно! У тебя есть магия.

— Не ной, земнопони.

Ах так! Одной ногой я вырвала и подкинула куст, а другой лягнула как можно дальше.

Шмяк!

— Пхах!

Как же смачно это прозвучало. Ух...

Было жарко. Тяжело дышать. Горячий воздух обжигал лёгкие. Не буквально, конечно. Пока Тассель откапывала себя из куста, я выжала немного сока из гривы. Сладкие капельки сделали только хуже. Пить захотелось лишь больше.

— Я догоню тебя. – прошипела единорожка. – Моя магия догонит. И затем весь виноградник окажется на твоей шёрстке.

— Так я и не убегаю, – хвост единорожки нервно метался из стороны в сторону, — Зачем мне убегать, когда я могу спрятаться?

Прошмыгнуть сквозь верёвки было не так сложно, но риск запутаться был очень велик. Когда Тассель успела одуматься, я была на три ряда кустов дальше от неё. Побежала вперёд по тропинке. Между кустами, что растила на протяжении нескольких лет. И теперь так усердно топтала. Да-да, и ты здесь. Ветер спускался со склонов. Горячий, жаркий и ещё палящее солнце. Но я не останавливалась. Мимо меня проносились листва, ягоды, шум, всё размытое, едва заметное. Даже зная, что там находится, мозг отказывался дорисовывать картинку. Только впереди ждал отчётливо видимый простор. Горы. Тропинка, по которой спускался ветер. Деревья вечнозелёные, хвойные. И за ними была его обитель. Место, где живёт ветер.

— Бэрри! – жалобный напуганный крик пронёсся над виноградником. Голос такой, как будто что-то случилось.

— Тассель! – я отвернулась от тропы и взглядом искала художницу, — Что случилось?

— Я... – она была близко. Что же с ней случилось? Вдруг рядом со мной в погнутых и истоптанных кустах зашуршала испачканная в винограде кобылка, — Застряла.

— Пхахаха! — Верёвки крепко обхватили её тело. Видимо, во время моих поисков она не рассчитала траекторию и увязла между кустов.

— Это всё из-за тебя, — жаловалась и причитала Тассель, — шмыгаешь между кустов с самого детства, а сейчас стоишь, ржешь, как лошадь.

— Не ной, единорожка. Как же твоя магия? Почему с помощью неё не пыталась освободиться?

— Пыталась.

— Ну и?

— Вот, — художница попыталась указать на себя копытами, — из-за этого и запуталась, — Я ещё раз взорвалась хохотом.

— Тебе как, удобно, нет? – верёвки не так туго сдавливали копыта, однако она и вправду мудрёно обвязалась ими, — Ничего не мешает? — художница наградила меня скептическим взглядом, — помимо того, что ты заложница виноградных кустов.

— Нет, — вздохнула единорожка, — Даже лечь могу.

— Ну, вот и ложись тогда, — Я плюхнулась рядом с ней, — По-моему, сегодня для тебя виноградник станет родным, сокровенным и любимым местом. Ты достаточно узнаешь о нём таким способом.

— Ты могла бы просто рассказать. Ты же вырастила это чудо.

Ну, а что тут рассказывать. В тёплой и солнечной долине вырастить что-либо не такая проблема. С этим могла справиться даже маленькая кобылка. Ну, я к примеру. Родители не заставляли меня работать сутки напролёт, нет. Папа так и вообще был против. А мама скорее давала мне задания «для общей профилактики», и просто, чтобы занять делом малютку пони. Время шло и копания в саду стали добровольными, до сих пор не осмысленными, однако с энтузиазмом. Пять лет назад мне захотелось чего-нибудь своего. Сначала это были клумбочки около дома, комнатные цветы. И лишь через год бабушка дала мне возможность проявить себя. Помню, как она позвала меня, сказав, что принесла нечто удивительное. У неё в копытах, в маленьком керамическом горшочке, укрытом шершавой бумагой, виднелся саженец. Обычный саженец. Но я уже знала, что это. Это мой виноград. Мой! Ну, конечно, мне хотелось вырастить собственный виноградник.

И вот этой мечтой я пылала на протяжении последующих четырёх лет. И хоть итог уже известен и интригу сохранить сложно, надо признать, что это было довольно тяжело. И в какой-то момент мне показалось, что у меня может просто не получиться. Ну, чахло растение. И я не могла ничего с этим поделать. Плакала и безуспешно просто торчала рядом. Лишь бы сделать что-то. Каждый день проверяла подопечного. Смотрела, наблюдала, поила, подвязывала, слушала и говорила с ним. В этой глуши виноград стал для меня единственным, не считая бабушки, кому я могла доверить свои секреты. Честно сказать, ему рассказывала гораздо больше. Так мы по-настоящему сроднились.

И вот через четыре года появились первые плоды. Это было событие. Родители поздравляли, да и вообще было действительно здорово. А когда выяснилось, что это вкуснейший сорт, что пони когда-либо пробовали... Хотя, на самом деле мне было всё равно. Даже если бы ягоды были кислыми, для меня это растение самое родное и особенное.

— Я никогда не разговаривала со своими картинами, — сказала Тассель после моей истории. Я бы усмехнулась, если бы это не звучало столь печально. На мордочке художницы вырисовывалось явное сожаление из-за этого.

Тассель так и не стала рисовать сегодня. Немного постояв у мольберта, она объявила, что сегодняшнее время для написания картины вышло и следует собираться домой. Последовательно сложив кисточки, палитру и полотно, единорожка выжидающе посмотрела на меня с явным желанием пойти домой. У неё не было порыва отобразить все эмоции в красках. Неужели ей не хотелось поделиться своими чувствами? Ведь они точно были. Потому что когда она пришла ко мне сегодня вечером и помогала поставить кусты на место, я спросила её.

— Ты чувствуешь?

— Да, — ответила она, — И от этого только страшней. Ведь это мне так и не помогло.

Мы опять думали каждая о своём. И немного я думала о ней. И хотелось, чтобы она тоже хоть маленько подумала обо мне. Тассель мучилась от чего-то. За этим холодом, что был на ней поначалу, я так и не заметила главного. Теперь, когда подул горячий воздух, стало ясно, что она так же, как и я мечется в поисках чего-то.

Она пыталась поговорить с моим виноградом. Лишь бы смогла услышать ответ.