Завершение стэйблриджских хроник

Глава 31. Необходимая смерть

Вокруг Скоупрейджа и его семьи закручивается ветвящаяся петля пространственно-временного континуума...

---

Полимат, Стэндглейз, Соубонс и десяток охранников бродили по лаборатории Ц-4, делая мысленные и устные замечания, касавшиеся недавнего буйства чёрного единорога и его предполагаемых замыслов. Больше всего шума создавал начальник отдела прикладной магии, которого целый час заставили из недр зеркала рассматривать узоры столешницы: ни один из заслуженных тружеников отдела не пожелал даже приблизиться к артефакту. Потом они попытались оправдаться, что, мол, опасались попасть под воздействие чар, которые могло таить в себе зеркальце. Но не учли, что Стэндглейз с той стороны зачарованного пространства прекрасно слышал их весёлые «опасения».

Однако единорога с безупречно уложенной чёрной гривой злило не только заточение внутри модного аксессуара. Он был в ярости оттого, что опытный образец созданного им костюма из Ц-4 благополучно пропал, и ни одна из мер предосторожности, за которые Стэндглейз уважал НИИ «Стэйблридж», не остановила злоумышленника.

— Я крайне возмущён и недоволен. – С этими словами фиолетовый единорог приблизился к Полимату, читавшему развешанные по оборудованию записочки. – За подобное поведение сотрудник должен быть наказан с максимальной строгостью. Он напал на меня, господин директор! Напал! На меня!

Седой единорог поднял бровь, словно желая сказать «тоже мне великое дело». Но должность обязывала реагировать на обращения подчинённых более информативно:

— Полностью согласен, что Скоупрейдж нарушил многие пункты устава Стэйблриджа. Всё это войдёт в его персональное дело. Лично внесу туда записи.

— Этого недостаточно! – фыркнул Стэндглейз. – Нападение на других сотрудников! Несанкционированное применение опасных артефактов! Порча и кража имущества! Господин директор, если в вашем научном центре могут работать такие кадры, то в нём не могу работать я. Прошу это учесть.

«Эх, слышал бы ты, что творится с дисциплиной в мэйнхеттанском ИнжиТехе», – подумал оранжевый единорог, через знакомых в Научном совете знавший, что происходит в других учреждениях. И на правах начальника осведомлённый о том, куда активно зазывают Стэндглейза его знакомые.

— Разберусь со Скоупрейджем по всей строгости устава, – пообещал Полимат.

После этого Стэндглейз на некоторое время оставил директора в покое и пошёл вздыхать о «коварстве тех, с кем приходится работать» в другой угол лаборатории. В это время оранжевый единорог, держа веером перед мордой несколько листков с записями, пытался разобраться в принципе работы оборудования для дальней телепортации.

— Бики, ты фиксируешь параметры солнечных отблесков с консоли «Д-02»? – спросил седой пони, бросив взгляд в сторону настенного динамика.

— Подтверждаю.

— Попробуй определить его текущее местоположение на карте.

— Один момент, – с готовностью произнесла Бикер. С превосходящей всех математиков Эквестрии скоростью машинный разум принялся производить расчёты. Учтя неизбежную погрешность и дважды проверив степень округления, Бикер сопоставила полученный результат с координатами известных географических объектов. – Фиксирую совпадение с участком суши. Остров. В данных Эквестрийского Центра Картографии не значится, но в некоторых источниках упоминается как «Си-Хорс». В грифоньих летописях проходит под названием…

— Остановись, – попросил Полимат. – Хм. «Си-Хорс», да? Это про это место говорил тебе Скоупрейдж? В лифте?

— Ага, – буркнул настенный динамик.

— Конечно, кто-то скажет «совпадение», – рассуждал вслух директор НИИ. – Но Скоупрейдж твердит, что ему нужно попасть в определённое место. Чтобы спасти некую пони от катастрофы. После чего Скоупрейдж похищает и использует телепортной костюм, отправляющий его в это самое место. Может ли из этих логических посылок следовать, что его утверждение о катастрофе является правдой?

Полимат задал этот вопрос исключительно для того, чтобы проверить ход мыслей Бикер. Для него ответ был очевиден.

— Это ведь Скоупрейдж, – после недолгого молчания неохотно ответила Бикер. – Насколько я помню, если он чудит, значит, на то есть причина.

Полимат с довольным видом кивнул.

— Фиксирую поток входящих данных! – внезапно раздалось из динамика.

Все пони в помещении вздрогнули, а находящийся на нервах Стэндглейз даже подпрыгнул.

— Ага! Возвращается, преступная морда! – выпалил он. – Вот уж я ему задам сейчас.

Впрочем, едва ли его «задам сейчас» подразумевало нечто большее, чем поток ядовито-занудных слов – право применения физического воздействия фиолетовый единорог оставлял за сотрудниками службы безопасности. Да и, честно сказать, Скоупрейджа он побаивался.

До драки, однако, дело не дошло. По лаборатории пронёсся порыв ветра, рождённый вытесненным воздухом, и на месте, где недавно находился экспериментальный костюм, заклубился чёрный туман – так у его создателя получилось сымитировать ауру заклинания. Туман быстро рассеялся, и все увидели Скоупрейджа – лежащего на полу и не подающего признаков жизни. Лишь приглядевшись, можно было понять, что грудь жеребца всё же приподнимается. Все, даже приготовившийся устроить старшему лаборанту разнос Стэндглейз, поняли, что с начальником Хранилища Артефактов произошло нечто крайне нехорошее, а значит, все претензии следует отложить в дальний карман халата.

Полимат оказался возле телепортированного в лабораторию единорога первым. И почти сразу понял, кому следует приблизиться второй.

— Соу, у него грива в крови! – крикнул седой пони. – Забирай его к себе! Быстро!

— Поняла, – кивнула единорожка, специально разработанным для экстренных ситуаций заклинанием телепортируя к себе носилки и кивком подзывая ближайших охранников.

— Вы только костюм не повредите, – попросил Стэндглейз, наблюдая, как бессознательного Скоупрейджа фиксируют ремнями, и четверо охранников поднимают носилки. – Он очень ценный. Снимайте его осторожно, пожалуйста, чтобы ни в коем случае не… Стоп, а это ещё откуда? – пробормотал он, провожая взглядом проплывающего мимо него чёрного единорога, точнее, пришитое к его костюму устройство возврата. Ещё точнее – беспрестанно меняющую цвет квадратную кнопку.

*   *   *

— Мама, стой!

Копыто Велдингбид замерло, не коснувшись кнопки. Сама кобылка повернула голову в сторону голоса и заморгала. В первое мгновение она подумала, что её тоже ударило по голове упавшим с потолка камнем, и всё происходящее – последние видения гаснущего сознания. Если появление в пещере Скоупрейджа ещё можно было как-то объяснить – собственно, он сам это и сделал, вполне научно и логично, – то второй возникший из ниоткуда пони не мог быть ничем, кроме галлюцинации.

Молодой тёмно-серый единорог, едва тянущий на выпускника старшей школы, стоял в пяти шагах от них и не сводил глаз со взрослых пони. Подобного жеребёнка – тощего, в больших квадратных очках и толстом свитере с торчащими нитками – Велдингбид могла себе представить в библиотеке или на каком-нибудь Дэринг-коне. Но никак не в рушащейся подземной пещере, которую с минуты на минуту затопит море.

И всё же юнец находился здесь, робко переминался с ноги на ногу и теребил висевший на шее медальон, напоминавший кучу-малу из нескольких часовых механизмов. Его поведение напомнило Велдингбид тех «робких смельчаков», что в младших классах не решались потаскать за кобылку портфель – или выразить интерес каким-то иным образом. Вот и у тёмно-серого единорога с бело-лазурной гривой, судя по всему, имелись известные проблемы. Очень известные, ошарашенно сообразила Велдингбид, узнавая в форме скул и надбровных дуг своего ныне бессознательного кавалера. Только теперь сознание серой пони, с трудом успевавшее за стремительно меняющимися событиями, зафиксировало тот факт, что молодой единорог назвал её «мама».

Но чудеса на «Си-Хорс» ещё не закончились. Из окружающей темноты соткалась фигура ещё одного единорога. Молодого. Тёмно-серого. С бежевыми веснушками на морде и бело-лазурной гривой. Только в отличие от появившегося первым этот был облачён в облегающий костюм с ярко светящимися полосами и не носил очков, а его грива была выбрита на висках. Он держался куда увереннее и выглядел как персонаж какого-нибудь фантастического романа.

— Не активируй механизм, мама! – подал голос очередной любитель возникать из ниоткуда. Он не стал смотреть на Велдингбид так, словно та была исчезающей в копыте красивейшей снежинкой, а сразу шагнул вперёд, мягко, но властно отодвинув впавшую в полный ступор кобылку от бесчувственного единорога.

На появление столь похожей на него личности отреагировал неряшливый жеребец в очках.

— Ты из второй линии событий? – без каких-либо колебаний спросил он. – Отца спасаешь?

— Да. И да, – отрывисто ответил стриженый пони. Под одной из фосфоресцирующих полос его костюма оказался карман, из которого его магия вытащила пару блестящих инструментов непривычного вида. Опустившись на пол рядом с неподвижным Скоупрейджем, он коротко бросил: – Мне требуется пара минут, чтобы поменять механизм активатора.

Раздался треск разламывающегося камня. Вскинув голову, фантастически выглядящий единорог быстро оценил ситуацию и принял какое-то решение. Удерживая инструменты в магическом поле, он протянул копыто к поясу – Велдингбид заметила на нём знакомый амулет из сплавленных вместе фрагментов часов, – сорвал с крепления круглый предмет, напоминающий шайбу для игры на льду, и бросил его под ноги серой пони. Предмет коротко сверкнул, и в следующее мгновение четверых узников подземной пещеры накрыл магический купол. Сразу стало тихо, и облегчённый вздох наряженного в свитер жеребца прозвучал как раскат грома.

После того как упавший с потолка булыжник беззвучно раскололся о колдовскую преграду, Велдингбид интуитивно вздрогнула. И вышла из оцепенения.

— Вы кто вообще такие? – спросила она.

Велдингбид обращалась к обоим сразу, потому что два столь похожих жеребца в её понимании не могли не быть родственниками. Вот только ей сложно давался факт теоретического родства. Хотя не так давно она смотрела в эти чёрные глаза. Не так давно приглаживала такую же бело-лазурную гриву. Не так давно не спала ночей из-за плача, тембр которого ещё слышался в не закончившем ломаться голосе. У обоих жеребцов.

— Я объясню, если ты не против? – произнесла растрёпанная версия единорога.

— Не отвлекай, я занят, – буркнул «второй экземпляр», только что доставший из очередного потайного кармашка тускло переливающуюся квадратную кнопку.

— Лады, – кивнул первый, после чего повернулся к Велдингбид. – Мама, я твой сын. Я Таймскейл. Из будущего времени, отстоящего от нынешнего момента на четырнадцать лет. Я вернулся в этот момент прошлого, чтобы спасти тебя…

Его рассказ прервал шум, пробившийся даже сквозь магический барьер. Велдингбид инстинктивно съёжилась. Буровая площадка всё-таки превратилась в месиво из земли, камней и морской воды. Но ничто не смогло попасть внутрь защитной полусферы, стоящей без какого-либо дополнительного вмешательства со стороны активировавшего её единорога. Велдингбид, осторожно подняв голову, полюбовалась плотной магической завесой. Она видела щитовые чары в исполнении нескольких заклинателей, но подобный рисунок поля, казавшийся многослойным и активно циркулирующим, наблюдала впервые. При взгляде на данное чудо сложно было отделаться от мысли, что в нынешнем времени генератору поля не место.

— В этот день четырнадцать лет назад по моей хронологии, – снова привлёк её внимание облачённый в свитер жеребец, – ты погибла. Когда ты нажала на активационный механизм костюма и отправила отца в Стэйблридж, отдача заклинания вызвала стохастические резонансные колебания в окружающих скалах. Мгновенное обрушение сводов не оставило тебе шансов на спасение.

Кобылка вновь задрала голову, изучая массу, давившую на нерушимый магический купол. В то, что пережить подобное у неё не было ни малейшего шанса, Велдингбид охотно верила. Во всё остальное – пока с трудом.

— Отец вместе с доктором Везергласс много лет работал над «эспандером времени», который забросил бы меня в момент, предшествующий катастрофе. У них получилось. То есть у нас получилось, – добавил единорог, покосившись на сверстника, под копытами которого то вспыхивала, то вновь гасла прикрученная к проводкам кнопка.

— Но как?.. Вас двое?.. Ты ведь у меня один! – Велдингбид, на которую за последний час обрушилось так много всего, с трудом выбрала более-менее целую мысль из теснившихся в её голове обрывков.

— В моём времени, – произнёс единорог в комбинезоне со светящимися полосами, который, по всей видимости, закончил самую важную часть работы, – события развивались иначе. Ты нажала на активатор костюма. Но он не сработал, дал сбой. Возникла стохастическая флуктуация меньшего масштаба. Она обрушила часть пещеры, но так, что ты смогла выбраться и выплыть на поверхность. И потом узнала, что отец так и не материализовался после телепортации. Он не вернулся в Стэйблридж, необратимо распылившись в пространстве между двумя точками. Ты захотела его спасти и объединила усилия с профессором Везергласс. Вместе вы создали «эспандер времени», который я применил, чтобы отправиться на четырнадцать лет в прошлое и исправить ошибки в костюме Стэндглейза, чтобы мой отец с гарантией перенёсся в Стэйблридж. Вот так.

Не желая оттягивать триумфальный для себя момент, «ухоженный» Таймскейл вдавил копытом квадратную кнопку. Пространство вокруг чёрного единорога, грива которого успела стать мокрой от крови, исказилось, потемнело так, что даже свет защитного купола не сумел развеять мрак, после чего Скоупрейдж исчез, оставив лишь пятно крови на каменном полу.

— Моё дело сделано. Ты дальше справишься? – поднял голову футуристический Таймскейл, попутно сунув инструменты в карман и отбросив в сторонку ненужную уже ромбовидную кнопку.

— Да, я смогу телепортировать маму на поверхность, – сообщила его неряшливая копия. – Отец скормил мне капсулу моноколдовства перед отправкой, чтобы заклинание сработало с гарантией, и я обеспечил мамину безопасность.

— Тогда не трать времени на разговоры, – посоветовал другой жеребец.

— Нет-нет-нет! – неожиданно для всех, в том числе и для себя, запротестовала Велдингбид. Она не сомневалась, что сейчас эти единороги учинят какое-то новое невиданное колдовство. И оставят свою «маму» без ответов на кипящие у неё в голове вопросы. – Вы что-то неправильное делаете! Вы меняете своё прошлое. Как так можно? Вы же от этого исчезнете или что-то типа того. Перестанете существовать! Разве нет?

— Ты ответишь или я? – тут же оживился лохматый единорог.

— Сомневаюсь, что, кроме профессора Везергласс, кто-то в состоянии это объяснить. – Строгого вида единорог нахмурился, но потом благосклонно кивнул: – Попробуй!

Дав «добро», второй Таймскейл стал изучать состояние многослойного магического щита и его генератор. Было заметно, что юный пони не до конца уверен в эффективности устройства и старается не пропустить момент, когда время на разговоры иссякнет.

— Мама, значит, слушай, – привлёк внимание Велдингбид единорог в свитере. – В момент, когда ты решила нажать на кнопку, но ещё не нажала на неё, случилось то, что доктор Гласси назвала «точкой раскола». В тот момент единая цепь событий перестала существовать, и образовались две реальности. Его реальность, – Таймскейл кивнул на свой «второй экземпляр». – И моя. Они обе существуют в будущем из-за эффекта, который Стэндглейз встроил в костюм. Неосознанно. Он как-то создал условия, при которых в «точке раскола» отец и ты живы. И мертвы. Одновременно. Для каждой реальности будущего вероятен разный исход.

Кобылка тряхнула гривой. Она пыталась понять слова почти взрослого сына. Честно пыталась. Но для неё всё это звучало слишком сложно, и половина тезисов воспринималась просто как шум. Она смогла уцепиться лишь за последние фразы и задала вопрос:

— Но вы оба… Как вас может быть двое одновременно?

Молчаливый Таймскейл сокрушённо покачал головой, словно знал, что так и будет. Его более эмоциональная копия пока сдаваться не собиралась. Более того, от этого Таймскейла веяло радостью – настолько ему хотелось ещё поговорить со своей мамой.

— Мы из двух вариантов будущего, которые появились из «точки раскола». Вообще, лучше я буду говорить «точры», так как это почти официальный термин. Папин термин. Так вот, когда папин «СтэйблТех» получил ресурсы, он смог построить «эспандер времени», а доктор Гласси вычислила хронокоординаты нужного момента. Момента, в котором помимо двух существующих версий реальности можно было создать третью. Где у Таймскейла, что остался в Мэйнхеттане, будут и мама, и папа. План именно такой. Я попадаю в прошлое, помогаю тебе спастись. А он, – лохматый единорог копытом указал на стриженого, а тот нетерпеливым жестом призвал его поторопиться, – видимо, реализовал собственный план по построению лучшего варианта будущего. В принципе, доктор Гласси ожидала его появления, так как просчитала возможные варианты будущего из «точры». Но третьи и четвёртые варианты меня, к счастью, не появились.

— Угу, – согласился другой Таймскейл. – Какое счастье, что их нет. А то объятья и объяснения до завтра затянулись бы. – Он коснулся копытом висящего на поясе амулета и что-то подкрутил. – Я свою работу закончил. Не хочу вмешиваться в это будущее дальше. – Образ подстриженного и облачённого в облегающий костюм пони начал расплываться. – Давай тоже домой! Если не хочешь, чтобы линия событий свелась к твоей…

Он исчез. Оставшийся Таймскейл быстро осмотрелся, пытаясь понять, насколько следует прислушиваться к собственному совету. Свечение купола явно стало слабее, а тишину внутри нарушил пока ещё тихий, но уже отчётливый скрип проседающей каменной толщи. Но он не мог удержаться от одного очень важного для него жеста. Почти прыгнув вперёд, он крепко обнял вздрогнувшую от неожиданности Велдингбид.

— Я сейчас телепортирую тебя, – произнёс он, сжимая в объятьях обретённую всего на несколько минут маму. – Наверх телепортирую. Под самую поверхность моря. Ты сможешь всем сказать, что выплыла самостоятельно… Чтобы про меня никто не знал. Кроме тебя. И меня в будущем. – Он отстранился и посмотрел растерянной Велдингбид в глаза. – Да, мам, вот ещё что важно. Доктор Гласси просила передать тебе, чтобы ты передала ей: через семь лет мне надо использовать «эспандер» и вернуться в прошлое. Замкнуть цепь событий. Рассказать отцу о своём существовании. Ты передашь, хорошо?

— Ага, – ничего не понимая, пролепетала Велдингбид.

Её сын отступил на пару шагов. Рог жеребёнка окружила мощная тёмно-серая аура. А глаза в то же самое время закрыла пелена подступивших слёз.

— Я так рад был тебя увидеть, мама, – произнёс он.

Серую кобылку окутала щекочущая пелена заклинания, в следующее мгновение сменившаяся чем-то мокрым, холодным и солёным, хлынувшим в нос и рот, отчего горло и глаза тут же начало жечь. На мгновение её сковала паника от мысли, что чары дали сбой и ей всё же суждено погибнуть в шахтах «Си-Хорс», не увидев вновь оставшегося так далеко сына. Ещё младенца, едва успевшего познакомиться с этим миром. Но наполняющий воду солнечный свет помог ей выбрать верное направление, а желание во что бы то ни стало вновь увидеть сына – собраться с силами и вырваться на поверхность.

Жадно втянув живительный воздух, Велдингбид закашлялась и сквозь залепившую глаза мокрую гриву попыталась осмотреться. Она оказалась неподалёку от «Изобилия», с палубы которого знакомые ей пони молча смотрели на неотличимое от остального моря место, где совсем недавно высился ушедший под воду остров.

Её заметили. И пара пегасов, даже не озаботившись надеванием спасательных жилетов, метнулась выручать кобылку. Вскоре она уже выбирала себе полотенце, находясь в компании Стэнчхуфа, Шийзлд Барна, Травертайна и ещё нескольких знакомых морд. Коллеги были так рады её видеть, что охотно приняли придуманную на ходу историю про заплыв по затопленной пещере с удачно подвернувшимися воздушными карманами.

Хмурился, слушая рассказ кобылки, только бывший начальник её бригады. И то позже Стэнчхуф пояснил, что опечален другими известиями. Как оказалось, с «Изобилия» успели отправить сообщение в Троттингем, так что Иолиан Джог был уведомлён о катастрофе, а также о судне, полном горняков с претензиями.

— Эх, поднимет Джог против нас армию своих юристов. Ничего нам не светит, – вздыхал по поводу этой новости Оугерхип, до того отличившийся наиболее яростным высказыванием претензий к руководству «Троттингем Солюшенс».

— Угу, – поддержал Шийзлд Барн, державший в копыте кружку с горячим какао. – В итоге мы ещё и виноватыми окажемся, и заставят нас убытки компенсировать…

— Этим Джогам уже никто не указ, – морщился в ответ на это пегас в рваной спецовке. – Принцесс, и тех не боятся.

— Сосульке, что постоянно растёт, – успокаивающий бас Стэнчхуфа наполняла жизненная мудрость, – тоже никто не указ. Ни луна, ни солнце, ни снег, ни мороз. Но всё же, когда она становится слишком большой, то неизбежно срывается и падает вниз.

Собравшиеся на палубе пони согласно зашептались. И продолжили делиться впечатлениями об этом нерядовом рабочем дне. Велдингбид в тонкости борьбы за права и привилегии не влезала. Она смирно сидела в компании коллег, слушала их, иногда, вроде бы, впопад улыбалась… Но мыслями была в Мэйнхеттане, возле сына, к которому стремилась всем сердцем.

*   *   *

Беспегасная телега сделала круг и зависла над зданием из бетона и стекла, готовясь опуститься на венчающую крышу площадку. Сликер Стайл, чьи копыта подрагивали всё заметнее, шипела сквозь зубы, стараясь сосредоточиться на рутинной процедуре посадки. На заднем сидении её братья практически прильнули к дверцам, рассчитывая как можно быстрее покинуть транспорт. Отчасти потому, что боялись выходок своего не вполне уравновешенного пилота. Отчасти потому, что без слов – используя разработанный в детстве язык жестов – составили план. Жеребцы-Джоги хотели воспользоваться тем, что сестре необходимо идти за лекарством, и доложить отцу о катастрофе на «Си-Хорс», свалив всю вину на Сликер Стайл.

Однако жеребцам, выпрыгнувшим из кабины едва коснувшейся площадки БПТ, пришлось пересмотреть свои планы. Те не выдержали столкновения с суровой реальностью, принявшей вид делегации из полутора десятков пони. Все они младшим Джогам были знакомы, так как постоянно находились возле их отца и неоднократно вызывались «притащить детей» по его приказу. Кто-то из пони, облачённых в куртки охранного подразделения, попал в компанию, не осилив экзамены в кантерлотском военнике. У кого-то не задалась карьера спортсмена, оставившая запас нерастраченных амбиций и прилично накачанные мышцы. Но имелись среди встречающих и профессиональные охранники, главный из которых, Латдавн, встретил братьев колючим взглядом поверх чёрных очков.

— С прибытием, джентлькольты, – произнёс он с оттенком иронии в голосе, после чего моментально посерьёзнел. – Вас велено встретить и препроводить на первый этаж, чтобы вы покинули здание через вестибюль. Без промедления.

Сотрудники службы внутренней безопасности «Троттингем Солюшенс» без резких движений начали обходить транспорт, чтобы взять младших Джогов в клещи.

— Как это? Кем велено? – немедленно встрепенулся Дэфлаш. Эбраиш в очередной раз покачал головой. Он без глупых вопросов знал ответ – отдавать приказы в Джог-тауэр мог только один жеребец.

— Ваш отец знает о провале проекта, – пояснил Латдавн, краем глаза наблюдая, как кольцо охранников смыкается вокруг БПТ. – Он отдал распоряжение сразу по прибытии выставить вас с частной собственности «Троттингем Солюшенс», к которой вы больше не имеете отношения. То есть вы уволены, лишены всех прав и привилегий. И должны немедленно покинуть частную территорию. Без каких-либо обсуждений.

— Это бред какой-то! Отец не мог так с нами!.. – запротестовал Дэфлаш. Впрочем, его протест завершился, едва пара мускулистых пегасов оказалась в непосредственной близости.

— У меня чёткий приказ, – доложил начальник охраны. – Велено вас встретить. Велено ни при каких обстоятельствах не пускать в кабинет. Велено спустить на лифте в вестибюль. Велено выпроводить из здания. – Морда Латдавна ненадолго утратила профессионально-безэмоциональный вид. – Уж простите, парни. Ваш отец ни с кем из вас разговаривать не хочет. Точнее, не хочет слушать ваших оправданий. Это он точно дал понять… Может, через недельку оттает.

— Недельку? После такого провала он не факт, что через год открытку вышлет, – вздохнул Эбраиш.

Он попытался увидеть на мордах «группы сопровождения» хотя бы капельку симпатии. Но охрана, натасканная исполнять прихоти единственного директора, к его детям относилась как к приставным колёсам на велосипеде. Латдавн являлся редким исключением.

Группа пони на крыше вяло переминалась с ноги на ногу, так как одни максимально оттягивали момент собственного выдворения из семейной фирмы, а другие не слишком спешили подтолкнуть первых в нужном направлении. Но когда казалось, что первый шаг братьев Джог к безработице вот-вот произойдёт, на посадочную площадку внезапно обрушился ветер, настолько сильный, что всколыхнулись даже коротко стриженые гривы охранников. Вскинувший голову Латдавн увидел в боковом зеркале БПТ отражение. Отражение чего-то столь искажённого яростью, что черты кобылки, прошедшей несколько циклов корректирующих операций, узнавались с трудом. Словно за штурвал и рычаги, выведя двигатель на максимальные обороты, уселась остроносая, оскалившая пасть рыбина, перенёсшаяся из морских глубин в небесный океан.

Полозья свистнули над самыми головами пригнувшихся пони – спешно брошенное удерживающее заклинание оказалось бессильно против тяжёлой машины. Охранники и гармонично смотрящиеся на их фоне Джоги сгрудились на самом краю крыши, во все глаза наблюдая за дёрганым полётом винтокрылого аппарата. Сквозь бликующее на солнце стекло не получалось разглядеть сидящего за штурвалом пилота, расстояние и неровное движение мешало паре единорогов-охранников прицелиться, а среди пегасов не нашлось храбреца, готового поднырнуть под бешено вращающиеся лопасти, чтобы влезть внутрь через двери, которые никто не потрудился закрыть.

Тем временем повиновавшаяся своему пилоту БПТ выровняла угол полёта и начала выполнять разворот с потерей высоты. Наблюдавшей за этими манёврами компании было решительно непонятно, что задумал разум, контролирующий транспорт. Было непонятно до того момента, как БПТ начала набирать скорость, двигаясь прямо на башню. На широкие окна кабинета пони, что владел всем вокруг, включая и здание, и нёсшийся на него транспорт.

Латдавн в последний момент сообразил, насколько небезопасно толпе народу находиться на краю не ограждённой площадки, поэтому, вцепившись в бывших боссов, потянул их назад. Пару мгновений спустя всё здание содрогнулось от мощного удара. Звон стекла и стон корёжимого металла впились в уши. Будь башня возведена по традициям «Троттингем Солюшенс», она непременно рухнула бы, повторив судьбу сорвавшейся с креплений буквы «р» из названия компании. Но Иолиан Джог строил личную резиденцию качественней, чем объекты для сторонних заказчиков, и потому здание выдержало, а вовремя отпрянувшая от края группа пони на крыше отделалась синяками и ушибами.

Кабинету хозяина повезло куда меньше. Идущий на полной скорости транспорт врезался в панорамное окно, разметав его тысячей осколков, и втиснулся в помещение, не предназначавшееся его проектировщиками для подобного варварского вторжения.

За оглушающим грохотом пришла оглушающая тишина, нарушаемая только надсадным воем генератора уничтоженной машины, звоном падающих на землю осколков стекла и приглушёнными расстоянием испуганными возгласами свидетелей катастрофы. Иолиан Джог осторожно высунулся из-за массивного стола, под который нырнул, едва увидев несущийся на него винтокрылый аппарат – только это спасло его от того, чтобы быть иссечённым осколками лопнувшего стекла. Старый пони медленно поднялся и окинул взглядом остов БПТ – искорёженный, лишившийся дверей корпус, закрученный спиралью винт, полуоторванные полозья, превратившееся в мутную сетку лобовое стекло – и всегда пребывающий в идеальном состоянии, а теперь полностью разгромленный кабинет. Охвативший его при приближении воздушной машины страх сменился холодной яростью. Кто-то должен был за это ответить.

«Кто-то» не заставил себя ждать. Мощный удар задними ногами выбил ставшее помехой лобовое стекло, и из останков летательного аппарата показалась кошмарная тварь, которую кто-то лишь по крайнему недомыслию мог принять за пони. Не обращая внимания на глубокие порезы, ослепший глаз и текущую из носа и правого уха кровь, она, пошатываясь, спустилась с груды исковерканного металла и, тяжело ступив на засыпанный осколками пол, прохрипела:

— Отец, я хочу с тобой поговорить.

Иолиан Джог не мог припомнить, когда ему в последний раз навязывали беседу столь отчаянно. Даже эквестрийские принцессы в коротких депешах обходились без приказных формулировок и всегда добавляли «пожалуйста». И вот – старый пони словно вернулся на пятьдесят лет в прошлое, когда он был не самым преуспевающим клерком и вынужден был кому-то что-то объяснять. Только тогда собеседники изволили входить через дверь.

— Наш разговор лишён смысла. Я передал всё, что хотел, через Латдавна, – произнёс земнопони с изрезанной морщинами остроносой мордой. Он позволил себе невозмутимо опереться о стол, хотя очень хотел позвать необходимую в сложившейся ситуации охрану. И одновременно – бригаду врачей. Ну и, учитывая, сколько ламп погасло или начало мерцать, электриков тоже.

— Я слышала о приказе, – просипела иссечённая осколками фигура. – Я слышала всё. И я понимаю. Я, правда, понимаю. Я подвела тебя, отец.

— Подвела? – сверкнул глазами старший Джог. – Ты даже не представляешь, что значит это слово! Это был самый важный проект. Ключевой проект для «Троттингем Солюшенс». – В этот момент ярость пересилила отцовские чувства, и земнопони принялся читать нотации тяжело раненой дочери. – Через несколько дней война сотрёт мир, который мы знаем. Я организовал эту войну, подтолкнул. Чтобы потом на очищенной земле строить будущее. Моё будущее! – Иолиан Джог ткнул себя копытом в грудь. – Мир, в котором не будет диктата короны по праву рождения. Будет диктат денег по праву успешности. Где не будет преданности и верности. Будет лишь финансовый долг и состоятельность. Где править будут хозяева того, что приносит прибыль, а не те особы, что называют свой сарай дворцом.

В словах Иолиана Джога чувствовался огонь давних желаний. И понимания основ мироустройства, сходного чуть ли не с одержимостью. Он яростно выплёвывал слова, которые должны были достичь сердца каждого, кто их слышал. Но быстро осёкся, потому что увидел перед собой то же, что видел всегда – разочаровывающее непонимание его идей и теорий. Убеждения Джога оказались не способны понять даже те, кто впитывал их с детства как молочную кашу. И оттого старый делец ещё сильнее разозлился.

— Я хотел построить новый мир. Для вас, чтобы вы в нём жили. Кристаллизит был ключевым элементом. Опорой финансовой стабильности. Источником безграничного богатства. И где он? Где материал, из которого я буду строить будущее? Он покоится на морском дне! Потому что я доверил важное дело ничтожествам вроде тебя и твоих болванов-братьев!

Иолиан Джог грозно шагнул вперёд. Под его копытами захрустели осколки стекла и щепки от разбитой вдребезги мебели.

— Я надеялся, что моя кровь способна дать вам часть моих талантов. Но я ошибся. – Джог повернул голову, то ли не желая смотреть на ужасное состояние мордочки Сликер Стайл, то ли желая не замечать её существование. – Трое избалованных детишек. Ничто и никто без моих денег. Вам нечего делать подле меня! Вы доказали свою бесполезность. Катитесь в Тартар!

— Отец, – на полувздохе произнесла дрожащая мелкой дрожью пони. – Я подвела тебя и не выполнила задачу. Я оказалась никчёмным организатором. Но… – Тихий голос стал похож на мольбу. – Неужели я не могу искупить этого? Отец, прошу. Ненавидь меня как делового партнёра, ненавидь меня как вице-директора… Но я… Я твоя дочь… Пожалуйста… Скажи, что для тебя это что-то значит!..

Последние слова, произнесённые затихающим шёпотом, заставили старого земнопони повернуть голову и посмотреть на лежащую у его ног кобылку. Встретиться взглядом с затуманенными болью глазами, имевшими тот же цвет, что и глаза единственной пони, что когда-то что-то значила в его жизни, залитую кровью, искажённую страданием мордочку, в которой после всех операций с трудом удавалось разобрать фамильные черты. Во взгляде Иолиана Джога смотрящая на него снизу-вверх пони увидела презрение. Только презрение. Словно она была оборванкой, случайно подвернувшейся под ноги могущественному строительному магнату.

— Нет у меня дочери, – сквозь зубы процедил Иолиан Джог. – Есть недоразумение, застрявшее между жеребцом и кобылой, которому я по глупости уделял внимание. Совершенно бесполезное существо, марающее мой ковёр. И мою жизнь.

Тварь, что съёжилась у ног магната, от последних слов буквально передёрнуло. Передёрнуло от боли, но не от полученных во время крушения ран. Эта была иная боль. Боль отвергнутого питомца, обречённо смотрящего, как хозяин уходит прочь. Нет, даже хуже. Боль питомца, которого несправедливо обругали, навсегда выгнали из хозяйской спальни, обрекая сидеть в конуре на цепи. Только конура становилась дешёвой ночлежкой. А в образе цепи отчётливо прослеживались изгибы удавки.

Тварь считала, что не заслуживает подобного обращения. И ей захотелось заглушить голос, что произносил такие слова. Захотелось прервать ток воздуха, что сотрясал голосовые связки и позволял создавать такие звуки. Захотелось оборвать дрожание обвисших складок шкуры на шее стоявшего перед ней жеребца.

Копыто твари так удачно замерло на осколке треугольной формы.

*   *   *

Из всех пони, ворвавшихся в кабинет Иолиана Джога, первым из оцепенения вышел старший сын.

— Не стойте столбом! – Голос Дэфлаша больше походил на визг, потому что разговаривать нормально с учётом представшего перед его глазами кошмара он попросту не мог. – Сделайте что-нибудь! Помогите отцу!

Латдавн и его облачённая в униформу бригада бросились вперёд. Прежде всего они попытались оттащить взлохмаченную, покрытую окровавленными лохмотьями тварь, которая прижимала старого земнопони к полу. Профессионалы, больше времени проводившие за стаканом сидра и трепотнёй о своих прошлых подвигах, чем в спортзале, не сразу сумели преодолеть сопротивление Сликер Стайл – она вырывалась как бешеная и наставила немало синяков наседавшим на неё жеребцам.

Эбраиш и Дэфлаш со смешанными чувствами наблюдали, как мимо них тащат существо, в здравом уме называвшее себя их сестрой. В настоящий момент отсутствие необходимых лекарств, аварийная посадка и эмоциональное потрясение от свершённой расправы окончательно пошатнули разум кобылки, заставляя её выкрикивать нечто невразумительное и мало подходившее к ситуации. Единственными словами, которые удавалось разобрать у пони с вымазанной кровью и слезами мордочкой, были «Папа, я люблю тебя!»

Дэфлаша Джога перекосило. Он даже повернулся в сторону горшка с алоэ, ожидая, что его вот-вот вырвет. Но на совести у Джогов было слишком много всего, чтобы остро реагировать даже на такие потрясения.

— Была семья в один момент едина. И в миг другой уж больше нет её, – пробубнил Эбраиш, наблюдая, как охранники поднимают их отца и выносят его из кабинета.

— Ты… – Дэфлаш вынужденно отвернулся, чтобы не смотреть на тело своего родителя. И только когда шум спешащей на медицинский этаж бригады стих, решился закончить фразу: – Ты думаешь, отец выживет? Может ведь выжить? Врачи всего тремя этажами ниже.

Эбраиш обвёл взглядом ту половину кабинета, что ещё напоминала офисное помещение, и другую, которую не заглохшая до сих пор БПТ превратила в месиво. Примерно в таком же состоянии пребывали чувства приземистого земнопони.

— Отца больше нет, – через силу выдавил Эбраиш. Путешествие его взгляда закончилось на здоровенном, ещё влажном тёмном пятне, лишь несколько минут назад появившемся на дорогом, а теперь безнадёжно испорченном ковре. – И фирмы тоже больше нет.

— Как это? – захлопал глазами старший брат. – Если отец не выживет, значит, фирма наша теперь. Мы ею владеем.

Одному земнопони очень захотелось дать второму подзатыльник – тот своей памятью, что была хуже, чем у аквариумной рыбки, невероятно раздражал. А момент был удачный: сейчас Латдавну и его коллегам куда важнее было изолировать взбесившуюся кобылку и попытаться спасти шефа. Дэфлаш с Эбраишем оказались предоставлены сами себе. Чему младший брат тихо обрадовался. И, не тратя время на подзатыльники, поманил старшего за собой.

— Если ты потрудишься, – фыркнул приземистый земнопони, – то вспомнишь последний наш разговор с отцом. Как он сказал, его посмертная воля составлена так, чтобы нам не перепало ничего из активов «Троттингем Солюшенс». Всё будет распродано, а нам и прелого сена не оставят.

— Засада! – на полтона громче нужного выпалил Дэфлаш. – Точно! Было такое! – Жеребец немного поумерил пыл, так как брат прижал копыто к его морде. Эбраиш кое-что задумал, но ему было крайне важно, чтобы окружающие ничего не заподозрили.

К его радости, все встречные посты и секретарские комнаты пустовали. Весть о «прилёте» в окна здания БПТ и гибели начальника разнеслась по Джог-тауэр в считанные секунды. Сотрудники, имевшие причины переживать по поводу обрушения здания, предпочли эвакуироваться. Хотя кто-то, возможно, помчался к врачам, чтобы справиться о здоровье шефа. Или сбежал, дабы незамедлительно начать поиски новой работы.

Два де-факто бывших директора «Троттингем Солюшенс» спустились на этаж ниже, в оставшуюся без нормального освещения рекреацию, богатую конференц-залами и картинными галереями. Младший из братьев вломился в помещение для деловых встреч, без лишних раздумий приложившись телом к двери. Дэфлаш недоумённо любовался на погнутые зубчики лязгнувшего замка и на то, как его брат растирает плечо и бок.

— Это ты что задумал? Мебель, которую нам не оставят, сломать? – интересовался старший из братьев, напрочь игнорируя странности, присущие этому конкретному помещению. В частности, то, что вся мебель была покрыта заметным слоем пыли – и это в здании, где уборщиков было не меньше, чем охранников. Или то, что стоящий на столе проектор для показа слайдов выглядел так, словно был его частью, а не отдельным элементом обстановки.

— Нам с тобой не будет никакого наследства. Поэтому придётся жить на то, что успеем унести с собой, – на ходу пояснял Эбраиш. Ухватившись за проектор, он с силой налёг на него, разворачивая в противоположную от экрана сторону. Дэфлаш не успел спросить, что это он задумал, когда экран отъехал в сторону, открывая взгляду земнопони скрытую за ним массивную металлическую дверь, какую можно было ожидать увидеть в каком-нибудь крупном банке, но никак не в частном здании. Наличие потайного сейфа с дверью, в которую мог спокойно пройти пони, объясняло ещё одну странность, которая не давала бы покоя Дэфлашу, если бы он хоть раз задумался над тем, что фактическая площадь помещений на этаже не совпадает ни с одним из планов.

Остроносый пони зачарованно присвистнул, вслушиваясь в приглушённый лязг проворачивающихся механизмов и открывающихся замков, отделяющих алчную парочку от обеспеченной сытой жизни.

— И давно ты про этот тайник знаешь?

— Пару лет. – Эбраиш, едва дождавшись, пока дверь откроется настолько, чтобы он мог протиснуться, нырнул в сокровищницу. Дэфлаш, ведомый желанием неправедной наживы, подошёл и заглянул внутрь.

В тусклом свете блестели башни из монет, замки из слитков, заполненные драгоценными камнями лотки, полки, на которых в три ряда были разложены ювелирные изделия, за каждое из которых все знатные кобылы Кантерлота устроили бы настоящее побоище. От вида столь баснословного богатства Дэфлаш ощутил, как у него в прямом смысле слова потекли слюнки. Он ощутил злость на отца, не упускавшего случая упрекнуть сына за бессмысленные расходы, которые могли быть покрыты всего парой вещиц из этой комнаты.

— Как ты его обнаружил? – проглотив восторг, спросил он.

Эбраиш уже занимался делом: вытащив откуда-то пару объёмистых сумок, он старательно набивал их разложенными по коробочкам драгоценными камнями. Не отвлекаясь от своего занятия, он принялся удовлетворять любопытство родственника.

— Я знал, что у отца богатый запас драгоценностей. И не в подземном убежище. Потому что в нём я был, и оно больше походит на избушку отшельника. – Жеребец взвесил в копыте слиток золота и решил, что такую тяжесть тащить не хочет, посему бросил его в кучу монет. – Сейф был, и в него исчезали груды сокровищ. Но отец никогда бы не сказал, где он. И не позволил бы за собой проследить. Поэтому я решил проблему научным методом… Ты, может, проявишь какую-то активность? – зло сверкнул глазами земнопони, увидев, что брат всё так же стоит и праздно пялится на сокровища.

— Ой, да, прости… – Дэфлаш ступил внутрь небольшого помещения, где они с братом едва могли развернуться. И сразу же в свете мерцавшей потолочной лампы увидел на полках несколько вещей, от которых комнатку стоило бы избавить.

— Бери только то, на что не станут требовать сертификат подлинности, – предостерёг Эбраиш, проследив, куда потянулся родственник. Дэфлаш с явным разочарованием отвёл копыто.

— Так что за научный метод? – поинтересовался он, перебирая кольца с драгоценными камнями. По его мнению, эти безделушки для продажи годились.

— В день, когда в башню пришёл очередной караван сокровищ, я смазал тапки отца особым раствором, – откровенничал Эбраиш, зашнуровывая первую из набитых «наследством» сумок. – Следы раствора устойчивы, но не видны простым глазом. Потом я сделал себе очки с особой цветной пластиной. Так я смог понять, куда отец ходит. И по следам нашёл, куда он складирует всё ценное. Самое сложное было додуматься, что дверь открывается и закрывается поворотом проектора.

— Я бы не додумался, – покачал головой второй жеребец. Он перекинул через порог комнаты-сейфа звякнувшую при падении сумку. Попутно Дэфлаш бросил косой взгляд на внутреннюю поверхность двери – совершенно гладкую, лишённую каких-либо зацепов и рычагов.

В это время его брат попытался поднять набитый под завязку тюк, не смог этого сделать и со вздохом стал вытаскивать уложенные сверху антикварные блюдца.

— Много мы на своих ногах не унесём, – печально заметил он. – По два «ларца» на брата, как говорится. Шикарно жить на это не выйдет, но если грамотно инвестировать, то капитал нарастим.

— Одного не понимаю, – прищурился Дэфлаш. – Как мы это через вестибюль потащим? Как незаметно выволочем за крыльцо? Наверное, там уже толпа народу собралась. Ну, чтобы посмотреть на бардак, учинённый сестрицей.

— А нам через вестибюль идти не надо, – отозвался Эбраиш. Он уже закончил паковать свои «запасы» и, вцепившись в лямки, вытащил их из сейфа. После чего вернулся, чтобы помочь нерасторопному братцу утрамбовать четвёртую сумку. – Два поворота направо, и мы у лифта, что спускается в отцовский бункер. Лифт тоже потайной, кнопка от него вделана в маленький натюрморт, что на стене висит. А уж когда спустимся в бункер, оттуда сможем выйти на поверхность через любой из двух резервных выходов. Оба ведут за город, в поля.

— Ага, – кивнул Дэфлаш. – Там, стало быть, и разойдёмся.

Остроносый земнопони, удостоив внутреннюю поверхность двери ещё одним пристальным взглядом, предоставил брату честь укладывать последний подсвечник и перешагнул через порог комнаты с сокровищами. Потом перешагнул через валявшиеся в поддельном конференц-зале сумки. Остановился возле крайней из них и понаблюдал, как брат завязывает тесёмки на боковых карманах. И кое-как, с риском вывихнуть челюсть, выносит поклажу к остальному «наследию».

— От тебя помощи… – пожаловался Эбраиш, прикидывая, как ему ловчее ухватить ремешок. – Иди хотя бы лифт в бункер вызови.

Старший брат встрепенулся, услышав доступное для его физической подготовки задание, сбросил обмотавшуюся вокруг копыта лямку и двинулся в сторону двери. Попутно с шумом зацепив один из невзрачных стульев.

— Ай, ой! – поморщился от своей неловкости Дэфлаш, но в следующее мгновение замер, глядя широко раскрытыми глазами куда-то вглубь сейфа. – О, погоди секунду! Видишь вон ту карнавальную маску, которая с перьями? – Он указал на верхнюю полку. – Я знаю одного лавочника, который за неё полтора мешка монет даст.

— Полтора мешка солидный куш, – рассудил коренастый земнопони, глядя на лёгкую по виду вещицу, которая когда-то служила частью маскарадного костюма принцессы Селестии, а ныне пылилась в запасниках купившего её на аукционе богача.

Краем уха уловив топот брата и стук двери конференц-зала, Эбраиш вернулся в недра сейфа и влез на заколоченный ящик, содержавший что-то весьма ценное, но слишком крупное для присваивания. Оттуда он попытался дотянуться до маски, однако та была повёрнута на редкость неудобным образом, и копыто не доставало до позолоченного украшения считанные миллиметры. Но Эбраиш не хотел отступать, полагая, что времени в запасе предостаточно, а полтора мешка монет окажутся совсем не лишними.

Осознание, что маска понадобилась Дэфлашу не из-за её уникальности, пришло слишком поздно. Ровно как и мысль, что старший брат, изобразив уход, мог бесшумно вернуться. Эти догадки озарили Эбраиша лишь после того, как Дэфлаш скрипнул проектором, который развернул обратно, предполагая, что дверь сейфа без промедлений захлопнется, а маскирующий экран вернётся на место. Так и произошло – в один момент Эбраиш оказался внутри невероятно прочного помещения, где долгие часы мог любоваться на злосчастную карнавальную маску – правда, в полной темноте.

— Извини, братец. Сам сказал, что на двоих тут маловато. Зато мне одному надолго хватит, – проговорил себе под нос Дэфлаш, вслушиваясь в то, как клацанье дверных засовов сменяется еле уловимым стуком, который наверняка был следствием отчаянных ударов чем-то тяжёлым по двери, которую с внутренней стороны невольный пленник открыть попросту не мог. Приглушённый стук был слышен в пустом зале, но уже в коридоре превращался в едва слышный шум, на который вряд ли обратили бы внимание.

Сразу после того, как вернулся на место маскирующий экран, Дэфлаш буквально впрягся в сумки с сокровищами. Никогда прежде не утруждавший себя физическими занятиями пони сопел, кряхтел и скрипел зубами, пытаясь унести ношу, предназначенную для двух жеребцов. С целеустремлённостью и упорством, шедшими скорее от жадности, нежели от силы воли, Дэфлаш закрепил на себе тянущий на крохотное состояние багаж. Сделал шаг. Потом ещё один. Остроносый жеребец поддерживал себя мыслью, что земнопони рождены таскать тяжести – стало быть, и он сможет. И повторял ноющему телу, что груз обеспечит все его последующие запросы. Куча еды, виноградные напитки в бочках, молодые кобылки с красотой, наведённой в элитном спа – всё это Дэфлаш обещал себе за терпение.

— Какой же ты молодец! – бормотал он, чтобы отвлечься от буквально воющих от перенапряжения плеч, спины и ног. – Всех обошёл, урвал самый вкусный клевер. А все тебя за дурака считали. И где они теперь, эти «все»? Папочка мёртв. Не сообразил папочка, насколько опасного вырастил монстра. Себе на погибель. Сестрица… – Дэфлаш зашипел и поправил закрутившийся и оттого врезавшийся в шкуру ремешок. – Просто больная на всю голову. Ну, это с рождения. Неизлечимо... Братец. Эх, братец. – Остроносый земнопони попытался оглянуться на взломанную дверь поддельного конференц-зала. – Наивный, глупый братец. Знал же, с кем живёт… То ли дело ты. Заслужи-и-ил! – Понадеявшись, что сможет ускорить продвижение, сделав лишний шаг, он вынужденно задержался, закрывая расстегнувшийся от резкого рывка карабин перегруженной сумки, не прерывая ни на миг самовосхвалений: – Самый умный ты. Самый хитрый ты. Обречён на победу.

Повторённое несколько раз самовнушение каким-то образом подействовало. Дэфлаш внезапно обнаружил, что дотопал до маленькой картины, на которой быстрыми мазками была изображена корзина с фруктами. Здесь жеребец скинул часть сумок, оставив лишь котомку с кольцами и бусами, что не сильно тяготила его шею. Отдышавшись, он тщательно ощупал мягкой частью копыта холст, где пряталась секретная кнопка. Наконец Дэфлаш обнаружил маленький твёрдый бугорок, который придавал скрывавшему его нарисованному апельсину дополнительное правдоподобие. Только очень внимательный пони мог обнаружить этот секретный элемент. В отличие от него щель, намекавшая на пару ведущих в шахту лифта дверей, бросалась в глаза моментально. Требовалось сделать всего пяток шагов в сторону от картины, что Дэфлаш и сделал, потащив за собой временно отстёгнутые сумки.

Он полностью погрузился в мечтания о том, в каких краях и в каких объёмах он примется тратить заполученное богатство. Предавался грёзам о личной резиденции дворцового типа и прикидывал, пески или пальмы должны её окружать. Размышлял, какой климат лучше подойдёт его шерсти. Прикидывал, следует ли каким-либо образом переманить с собой при переезде на новое место врача-стоматолога, массажиста и особенно ту горничную, формы которой просто провоцировали на просьбу вымести немного сора из-под глубокого шкафа. И пыхтел, представляя, о чём именно будет просить эту горничную, которую позовёт в свой личный дом отнюдь не для уборки пыли.

Голова Дэфлаша была занята множеством мыслей, но в ней не нашлось места одной, очень простой, однако единственно важной – мысли, что в здании, в которое только что врезалось управляемое безумной кобылой транспортное средство, и в котором на всех этажах наблюдались перебои с освещением, неполадки с электросетью могли привести к поломке иного оборудования. Например, лифтов. Эта мысль посетила его лишь в момент, когда он, бездумно повинуясь возвестившему об открытии дверей звонку, попытался боком войти в кабину, таща за собой сразу две сумки. И уже сделав шаг понял, что кабины перед ним нет, а есть только тёмная пустота с едва заметно покачивающимися тросами.

На какой-то момент казалось, что ничего плохого не случится. Дэфлаш успел заметить проблему и кое-как удержал своё тело в шатком равновесии на двух левых ногах. Но именно в этот момент маленькая сумочка, которую земнопони оставил болтаться на перевязи, решила стать маятником, двигающимся между жизнью и смертью. И качнулась.

Всё случилось так быстро, что Дэфлаш успел только недоумённо вздохнуть. Земнопони, завалившись набок, исчез в неосвещённой лифтовой шахте, оставив три набитые сокровищами сумки сиротливо лежать на полу.

*   *   *

Скоупрейдж высоко оценил милосердие Соубонс, на которое поначалу обижался. Он считал, что его нарочно удерживают в палате, заставляя скучать и накачивая лекарствами, от которых он не мог толком проснуться. Но, как оказалось, главврач НИИ целую неделю оберегала чёрного единорога от сонма событий, разговоры, слухи и сплетни о которых если и не ходили по всей Эквестрии, то точно укоренились и цвели пышным цветом в стенах научного центра. Соубонс, словно Цербер у врат Тартара, не позволяла ни одной весточке, ни одному рьяному посетителю проникнуть в белоснежные палаты, пока не убедилась, что пациент может самостоятельно слезть с койки, съесть миску манной каши и одеться. И, как подумалось Скоупрейджу, главврач пустила к нему посетителей лишь потому, что устала самостоятельно следить за пони, норовившим размотать повязку на голове, чтобы ощупать вмятину на черепе и потеребить стягивающие кожу швы.

Первым чёрного единорога решил проведать профессор Полимат. Хотя, возможно, он и не был первым среди желавших навестить Скоупрейджа, но наверняка воспользовался статусом директора и связями с управляющей Стэйблриджем автоматизированной системой, чтобы подняться наверх списка. Тем более что его новости носили значимый для сотрудника характер.

— Стэндглейз до сих пор на тебя зол, – поведал старый пони, когда неизбежная в таких случаях тема о самочувствии была исчерпана. – Даже не представляешь, как долго я спорил с ним по поводу административной ответственности. По-хорошему, Скоупрейдж, копыта твоего не должно быть на территории научных учреждений никогда больше. Так должно быть, если прислушаться к аргументам Стэндглейза. А он апеллирует к нормам ЭУО.

— Да-да, конечно, – понуро буркнул Скоупрейдж. Он не питал иллюзий по поводу совершённых поступков и их последствий. И уже прикидывал, как, будучи безработным, двинется на юг в поисках супруги. Которая, услышав новости, вполне возможно, своими копытами сделает пострадавший череп любимого единорога симметричным.

— Мне не хочется затевать конфликт с единорогом, на котором держится дюжина научных проектов, – продолжал излагать ситуацию Полимат. – Но и тебя в этих стенах чужим не назвать. Было очень сложно на что-то решиться. К счастью, Бики подсказала…

Седой пони, прищурившись, посмотрел на коммуникационную панель. И по тёмно-серым индикаторам догадался, что главврач её отключила, оставив в распоряжении чёрного единорога только колокольчик на палке – для вызова медсестры. С недавних пор – с момента, когда один пациент запаниковал и телепортировался в столовую – Соубонс личным распоряжением перевела медицинское крыло на примитивные технологии коммуникации.

— Так вот, Бики подняла кодекс Эквестрийского Управления Образованием и последние директивы Нейсея, – продолжил Полимат. – И выяснила, что к научному центру их пункты неприменимы. Так как мы развиваем науку, а не несём её в неокрепшие умы школьников.

Скоупрейдж тихо фыркнул, вспоминая выездную лекцию, которую ему навязали в прошлом месяце. Его попытки поделиться научными идеями и что-то сообщить неокрепшим умам школьников непостижимым образом свелись к обсуждению магических способностей Радиенс в последнем из комиксов про «Могучих Пони».

— В итоге наказание тебе выносить должен я, – резюмировал «двукратный директор». – И я нашёл компромисс, который стравил у Стэндглейза давление. Ты понижен в должности. Будешь старшим лаборантом при новом начальнике Хранилища.

— Ага, – поднял уши Скоупрейдж. Секунду спустя радость от того, что увольнения удалось избежать, сменилась замешательством. – Эм-м… А кто начальник? Новый который?

Голова Полимата, которую словно подталкивало внутреннее самодовольство, приподнялась выше.

— Мне удалось убедить одного прославленного специалиста. Через пару дней приедет, тогда и познакомишься. Его Санбёрст зовут. Весьма годный теоретик в сфере магических реликвий. Правда… – Полимат поднял копыто и поскрёб подбородок. – Мне пришлось пообещать сему специалисту, что он получит возможность уезжать из Стэйблриджа. Потому что у него, как оказалось, широкий спектр дел. В Понивилле, в Кристальной Империи, в Кантерлоте. В общем, будет руководитель «я к вам буквально на пару минут» типа. И это значит, что очень многое в Хранилище ляжет на плечи старшего лаборанта.

Старый профессор в стиле юного жеребёнка подмигнул полусидящему на койке коллеге. Тот жест оценил и расплылся в широкой улыбке.

— Но ты тоже не валяй ковыль, – быстро посерьёзнел главный начальник. – Оформляй себе учёную степень диссертацией. Тогда появится возможность поднять тебя обратно, то есть на ступень руководителя. Понял?

— Эх, в смысле угу! – запутался в эмоциях Скоупрейдж. – Я б давно… Но усидчивости…

— Этого я слышать не хочу, – поднялся с места Полимат. – Ты взрослый жеребец. Семейный. Значит, ответственный. Найдёшь и время, и усидчивость. Так?

— Так, – почти обречённым тоном повторил Скоупрейдж.

Директор НИИ удалился, предоставляя пациента заботам следующей взволнованной личности, от вида которой Скоупрейдж испытал радость. Потом панику. Потом – разглядев, что за свёрток кобылка принесла в палату – снова радость.

Маленький жеребёнок тёмно-серой масти, на мордочке которого едва начали проступать бежевые веснушки, смотрел на всё вокруг пока ещё мало что понимающим взглядом. Взглядом красивых чёрных глаз, так походивших на отцовские.

Скоупрейдж бережно и немного неуверенно прижал к себе бесценный свёрток, который Велдингбид так же неуверенно доверила единорогу.

— Мне кажется, ты заслужил право его увидеть, – ласково, хотя и не без холодка в голосе заметила кобылка. – А я заслужила право увидеть тебя. Неделю жила в волнениях. Что линия времени снова изменится, и тебя в будущем этой реальности не станет.

— Э-э-э… Ну, я тебя тоже рад видеть… Вроде как, – замялся Скоупрейдж. – Так это, я почти ничего не помню о произошедшем на «Си-Хорс». В той пещере, откуда я тебя спасал. Я не был уверен, что у меня это получилось. Но… Соубонс выяснила для меня. Сразу, как я очнулся. Выяснила, что ты жива. Ну, впрочем, это был её врачебный долг. Потому что без этой хорошей новости я не мог нормально глаза сомкнуть. Давление зашкаливало. Правда, потом я начал думать, что Соубонс соврала мне, лишь бы успокоить. Было так тяжело гадать, в каком ты состоянии…

Сбивчивую торопливую речь единорога прервал Таймскейл, который с тихим прискуливанием зевнул.

— Погоди, – напрягся чёрный жеребец, когда умилительная сценка закончилась. – А что там было про линии времени и будущее реальности? Я не совсем понял…

— И я не поняла, – честно призналась Велдингбид. – Такое там творилось…

Последовал короткий рассказ, затрагивающий события, связанные с кобылкой, Скоупрейджем и двумя версиями маленького жеребёнка. В процессе рассказа Велдингбид начала волноваться за некогда любимого единорога – его челюсть опустилась столь низко, что впору было звать Соубонс для консультации – или срочного вправления.

— Сучаровы чары, – произнёс Скоупрейдж, на всякий случай прикрыв копытами уши сына. – Семейка у меня. Одну люблю. От второй дитё. И реальность раскалываем так, играючи.

— Привыкай, – усмехнулась Велдингбид, решив пропустить мимо ушей уточнение «кто есть кто». – Потому что сейчас у меня работы нет, на шее родителей сидеть совесть не позволяет. Так что я в Стэйблридж перееду. К тебе поближе. А может, и к тебе в квартиру. Чтобы ты мог видеться с Таймскейлом. Хоть каждый день.

Скоупрейдж недоумевающе воззрился на сидящую перед ним кобылку. Разговорами про линии времени и горизонты событий она сильно напоминала другую пони – ту, что затерялась в песках Мэйритании и позабыла про обещание регулярно писать. Чёрному жеребцу стало немного боязно – речь Велдингбид между строк рисовала картину не самой стандартной семьи, притом, что и одной взбалмошной кобылки старшему лаборанту было более чем достаточно.

Однако перспективы домашнего уюта для троих учёных пони с жеребёнком парочка обсудить не успела. Вернулась главврач и снова проявила «милосердие»: выгнала посторонних, но взамен раздвинула шторы и пустила в палату любопытные и ласковые лучи весеннего солнышка.

*   *   *

— Спасибо, мам! – произнёс молодой пегас, забирая с подноса кружку какао. Секундой ранее этот ритуал повторили его старший брат и отец, буквально угнездившиеся в ящиках с бумагами. Кипы и башни из документов полностью скрыли стены подвальной комнаты, недалеко ушедшей от гаража, которым она и была при покупке дома у прежних владельцев. И все развешанные по стенам почётные грамоты и награды с дипломами в данный момент лишь скромно выглядывали из-за бумажных гор уголками или верхними краями рамки.

Пегаска ласково потрепала супруга по гриве и поднялась по лестнице на кухню. Она не хотела мешать семье, когда та впадала в «трудовой раж». А сейчас момент был именно такой – через комнату летали то карандаши и заточенные перья, то хозяева, чья семейная контора несколько дней пыталась справиться с титанических размеров задачей.

— Сколько уже набралось? – поинтересовался старший брат, ради развлечения двигавший по столу необычную раздвижную чернильницу, в качестве затычки к которой шло вырезанное из древесной ветки перо.

Ответ на свой вопрос он слышал ровно три минуты назад, но из-за монотонности работы разум решил, что прошёл минимум час. И многое успело поменяться.

— Двадцать семь, – буркнул старший пегас, от которого спрашивающий унаследовал оранжевый окрас. – Двадцать семь дочерних фирм. Двадцать семь долей наследства.

— Ещё одна, – добавил младший из сыновей, разглядывая веер бумаг. – «Констракттеррикон». В собственности у… Сликер Стайл.

— Нет, – безапелляционно сказал отец. – Вычёркивай. Всё, что принадлежало семейству Джог, не в счёт. Согласно последней воле Джога-старшего, предприятия его детей в конгломерате «Троттингем Солюшенс» значатся как объект наследования. А не субъект.

— Ага, – кивнул старший брат. – Тем более что эта Сликер Стайл не сможет управлять собственностью. После того, что совершила. И после диагноза, который ей поставили.

— Не отвлекайся, – попросил отец. – Фирма «Сэтлекс и сыновья» занимается улаживанием наследственных вопросов. А не распусканием слухов.

Молодой пегас глотнул какао и принялся дальше просматривать свою часть документов, исписанных сухим юридическим языком, мало напоминающим официальный эквестрийский. Но в этот момент младший из сыновей почувствовал, что от квадратных метров площадей и тоннажа грузов у него начинает рябить в глазах. И решил сделать короткий перерыв.

— Так неожиданно, что принцесса Селестия поручила разобраться с наследием «Солюшенсов» именно нашей фирме, – сказал он, осторожно расправляя затёкшие крылья, чтобы ни в коем случае ничего не задеть. – В смысле… У той компании своих юристов был целый вагон.

— Да, но наша репутация гарантирует честное распределение наследства без утаивания и обломка монеты, – откликнулся Сэтлекс, бросая взгляд на сына и повторяя его жест.

— Что забавно, папа, – продолжил младший, – если бы ты в прошлом не заступился за того чейнджлинга, которого Джоги хотели отобрать у научного центра, то продолжал бы работать в «Солюшенс». То есть не работал бы сейчас вообще.

— Я не захотел идти на поводке у Джогов, – отозвался отец, складывая крылья и пододвигая к себе очередную папку. – Отступать от принципов из-за звона чужой монеты, сынок, это плохой поступок. И ты видишь, как всё в итоге устроилось? Джогов больше нет. А мне велено заняться их наследием. Поделить по числу самостоятельных фирм. Надеюсь, кто-то из двадцати семи получателей распорядится средствами лучше старика Иолиана.

— Двадцати восьми, – поправил занятый бумагами пегас. – Ещё одну нашёл. А, не, тут тоже Сликер Стайл упоминается. Вычёркиваю, значит… – На морде молодого пони за несколько секунд эмоции дважды сменились на противоположные. – Хотя не, она совладелец бренда. Вместе с обозначенными здесь Скоупрейджем и Везергласс. Стало быть, по пункту три-восемь-два…

— Не пугай меня, сынок. Ты прекрасно знаешь, что номер пункта три-восемь-шесть.

— Точно, – смутился будущий юрист. – В общем, получается, что эта компания тоже наследует. Одну двадцать восьмую долю «Солюшенса».

— Получается, – с улыбкой признал Сэтлекс. Улыбка появилась потому, что пегас лично знал и Везергласс, и Скоупрейджа. И уже сочинял для этой семейной пары неожиданное по содержанию письмо, в котором уведомлял о возможности оформить на определённое юридическое имя долю огромных финансовых и материальных ресурсов, которыми Иолиан Джог не собирался делиться ни с кем. Пока был жив.

Мгновение радости отступило, и Сэтлекс вернулся к работе, предварительно сделав глоток из чашки. Как ни приятно было сделать что-то хорошее для заслуживших этого пони, долг квалифицированного юриста был превыше личных привязанностей.

— Ты отложи пока бумаги по этому… – он вчитался в надпись на корешке документа, – «СтэйблТеху». Я должен буду перепроверить.