Единороги волшебны

Немного игры слов

Тусклое вечернее солнце медленно опускалось за горизонт на фоне унылого серо-синего неба. Проносящийся время от времени душный ветерок создавал впечатление, будто мир печально вздыхал. Вдали вразнобой звонили колокольчики, созывая на молитву бездумных почитателей лунной богини и отправляя почитателей солнца по домам.

Рэйнбоу Дэш даже не думала вылезать из своего довольно-таки неудобного кресла. В богинь она уже больше не верила. Вера в них, как и во многое другое, давно покинула её.

И поэтому она просто сидела. Боль во всём теле от недостатка движения ухудшала её и без того плохое настроение. Всё же, наверное, стоило посвятить упражнениям хотя бы один день этой недели. Сделать коротенькую пробежку, например. Однако с тех пор, как остальные ушли, Рэйнбоу Дэш едва ли прилагала к чему-нибудь какие-либо усилия.

Последнее время она вообще ни к чему не прилагала усилий. Разумеется, она ела и содержала себя в чистоте, но на этом всё и заканчивалось. В её лишённой всякого смысла жизни остались только естественные потребности.

Под её глазами темнели глубокие мешки — последствие беспощадной бессонницы. Несмотря на сильную усталость, Рэйнбоу Дэш не хотелось спать. Да и зачем, если сны будут такими же горькими, какими были на протяжении нескольких месяцев подряд.

Однажды ей снилось, что она летала. Её спину украшали мощные, ловкие крылья с перьями, синими, как вся её шёрстка. Уверенно хлопая крыльями, она носилась по небу, а вслед за ней тянулась радуга.

Земная пони вздохнула, выбрасывая из головы эти фантазии. Никогда им не стать реальностью.

— Не будь в этом так уверена.

Удивлённая, Рэйнбоу Дэш резко подняла голову. Это было самое быстрое движение, сделанное ею впервые за долгое время.

— Я что, сказала это вслух? — спросила Рэйнбоу странную кобылу, чьи пугающие своей красотой глаза смотрели на неё.

— Нет, нет, — мелодично ответила кобыла. — Это была всего лишь мысль.

— Подожди-ка, ты читаешь мои мысли? — удивилась Рэйнбоу. В отличие от кобылы, её голос звучал сухо и трескуче. Она поморщилась от резко нахлынувшего на неё чувства несоответствия.

— Ах, если бы мысли можно было читать подобно книгам… — вздохнула кобыла. Рэйнбоу Дэш хотелось ответить, хотелось умолять её продолжать говорить своим очаровательным, напевным голосом, но жгучий стыд за собственный голос не позволял ей этого сделать.

Странная кобыла повернулась лицом к закату и села на дорожку, ведущую к лужайке у дома Рэйнбоу Дэш. «Необычное место для сидения», — подумалось бывшей бегунье. Дэш, правда, не собиралась утруждать себя расспросами. Это бы потребовало усилий, прилагать которые у неё не было никакого желания.

Воздух наполнил нежный музыкальный гул, и в тот же миг мир для Рэйнбоу словно бы расцвёл яркими, насыщенными красками, что она уже не надеялась увидеть вновь. Вместе с этим её конечности наполнились энергией.

Гул превратился в настоящую музыку, льющуюся, как поняла Дэш, изо рта кобылы. Разноцветный свет вспыхнул с новой силой; не будь он таким прекрасным, Рэйнбоу Дэш непременно заслонила бы глаза.

Затем интенсивность музыки и красок опять возросла, превращаясь в симфонию, плывущую в океане великолепных цветов. И всё это исходило от странной кобылы с причудливым рогом. Дэш попросту не смогла удержаться — она вскочила на ноги и пустилась в пляс.

Вокруг уже играл целый оркестр. Гремели тарелки, выли духовые, звенели струнные, а барабаны сотрясали её до глубины души. Краски мелькали всё быстрее и быстрее. Немыслимые цвета и невозможные мелодии заполняли собой бездонную пустоту в её сердце, но ей по-прежнему было мало.

Рэйнбоу Дэш танцевала и танцевала, и танцевала, и танцевала, и танцевала…

А странная, завораживающая кобыла таинственно улыбнулась и исчезла.

*

Рарити была с головой погружена в работу. Только это и спасало её от впадения в ту же депрессию, что мучила её последнюю оставшуюся подругу. Она изо всех сил старалась не дать кружащимся в её голове тёмным мыслям повлиять на её любимое занятие.

Игла снова выпала у неё из копыта. Кобыла настолько сильно дрожала, что ей было сложно удержать маленький металлический предмет. Вздохнув, она затолкала все нехорошие мысли в глубины сознания и провела над полом магнитной подковой. Сопровождаемая чуть слышным звоном, иголка вернулась к ней.

— Ну что за мучение! Жаль я не грифон или минотавр, — вслух пожаловалась Рарити. Она часто так делала, когда никого не было рядом. Родители очень беспокоились из-за её выбора профессии, в которой преобладали те, у кого была лучше развита мелкая моторика и имелись конечности, способные управляться с маленькими предметами. Но всё же, даже будучи земной пони, Рарити не сдавалась.

Хотя жаловаться она любила.

Входная дверь распахнулась, негромко звякнув колокольчиком, затем с оглушительным грохотом резко захлопнулась.

С губ Рарити слетело весьма неподобающее приличной леди слово, когда иголка опять упала на пол.

— Рарити, я вернулась из школы!

Она улыбнулась, в очередной раз прогоняя из головы тёмные мысли, после чего воткнула иглу в лежащую на столе подушечку и поднялась, чтобы встретить свою маленькую сестрёнку.

— Свити Белль, как прошёл…

Рарити запнулась. При виде Свити Белль она по какой-то непонятной причине попросту не смогла договорить фразу. Её сестра выглядела вроде бы вполне нормально, однако каждая частичка существа белой кобылы кричала, что в ней было что-то пугающе неправильное.

— …твой день в школе, — с горем пополам закончила она.

— Было весело! Мы со Скуталу и Эпплблум отлично провели время.

Рарити пристально посмотрела на свою сестру. Ничего, она не видела абсолютно ничего, выходящего за рамки, но страх и не думал уходить. Подавив тревогу, Рарити проговорила:

— Почему бы тебе не занести сумки в свою комнату? А после можешь пойти поиграть.

— Хорошо! — отозвалась Свити Белль и ушла.

Рарити не сдвинулась с места, вместо этого навострив уши. Как только раздался скрип предпоследней ступеньки, она поднялась вверх по лестнице к комнате Свити, ступая осторожно, дабы не выдать себя.

Не издав ни звука, Рарити добралась до двери в комнату сестры. Потянувшись к дверной ручке, она заметила небольшую шестиконечную звезду, вырезанную в дереве. Раньше этой отметины точно не было. Решив пока не думать об этом, кобыла приоткрыла дверь и заглянула внутрь.

Свити Белль бесцеремонно сбросила свои перемётные сумки на пол, запрыгнула на кровать, повернулась в сторону дальней стены и села, неподвижно замерев.

И так она сидела.

И сидела.

И сидела.

Свити никогда не отличалась усидчивостью, однако сейчас её с успехом можно было принять за статую.

Рарити полностью открыла дверь, но Свити не пошевелилась. Так продолжалось до тех пор, пока копыто белой кобылы не переступило порог, после чего Свити резко повернула голову и уставилась на неё. На сотую долю секунды Рарити показалось, будто глаза кобылки вспыхнули дикой яростью.

Но это, разумеется, было полнейшей бессмыслицей.

— Свити, ты в порядке?

Ушей Рарити достигло едва слышное жужжание.

— Всё хорошо, — заверила Свити Белль.

Она словно очутилась в тумане, густом и удушающем.

— Всё хорошо, — заверила Свити Белль.

Она словно очутилась в тумане, проникающем в её голову.

— Всё хорошо, — снова заверила Свити Белль.

Она словно очутилась в тумане, затмевающем её рассудок.

Последней мыслью Рарити перед тем, как туман полностью окутал её разум, было недоумение оттого, кем была та, другая кобыла, что находилась в комнате, и почему глаза Свити были целиком ярко-синего цвета.

*

«Оно прилипло к городу, как вонь от струи скунса», — думала Пинки Пай, сдвинув с глаз пряди прямой гривы. В данном случае под «оно» подразумевалось витающее в воздухе гнетущее чувство отчаяния, от которого невозможно было избавиться. О, она пыталась, ещё как пыталась, однако ничего не помогало.

Возможно, дело было в ней, предположила Пинки. Может, её попытки развеселить город проваливались потому, что внутри неё самой не было прежней радости? Очень трудно оставаться жизнерадостной, если оказалась той, кто обнаружил останки своей лучшей подруги, полусъеденной её же голодными животными.

А ещё у неё в голове кружились бесчисленные вопросы. Смогла бы она её спасти? Не исчезни Эпплджек в ту ночь, были бы они с Флаттершай обе здесь? Почему вообще Флаттершай застряла в своём домике? Зима ведь выдалась не настолько суровой!

Отчего-то именно сегодня вопросы особенно не давали Пинки покоя. Уж лучше бы покоя ей не давали покупатели: день подходил к концу, а кексиков в кондитерской не было распродано и половины.

— Надеюсь, я не очень опоздала, — послышался со стороны открытой двери мелодичный женский голос. — Могу я войти?

Пинки взглянула на посетительницу и увидела лицо, показавшееся ей знакомым, но в то же время совершенно чужим. Из головы кобылы торчал спиралевидный рог, как у нарвалов. Несколько завитых локонов в её прямой гриве постоянно подпрыгивали, даже когда она не двигалась. А её глаза…

Они завораживали.

— Конечно, заходите, — разрешила Пинки.

Улыбнувшись, кобыла с неземной грацией перешагнула порог Сахарного Уголка.  Она скучающим взглядом пробежалась по обстановке кондитерской, затем посмотрела на прилавок с выставленными там лакомствами.

— Мне вот этот, — произнесла она, указав на первый попавшийся кексик.

Пинки быстро упаковала его и передала кобыле. Та приняла коробку и отставила её в сторону, вмиг позабыв о ней. После этого взгляд странной кобылы сосредоточился на Пинки Пай.

—  Я не могла не заметить, — прожурчал певучий голос, — что ты выглядишь несколько… подавленно. Что тебя беспокоит, маленькая пони?

— У меня больше не получается никого развеселить. Кажется, я потеряла собственную улыбку, — угрюмо ответила Пинки, расстроено прижав уши к голове. — Весь город выглядит каким-то тусклым и безжизненным. Вся радость будто ушла.

— О, я бы не стала так сильно переживать, — пропела странная кобыла. — Улыбки можно найти в самых интересных местах на самых интересных лицах. Вообще-то, мне самой нравится творить разные удивительные чудеса всюду, куда бы я ни шла. Если ты желаешь видеть в своей жизни чуточку больше удивительного, я могу с этим помочь.

Уголки губ Пинки Пай дёрнулись. Это даже близко не походило на улыбку, однако начало было положено.

— Да. Думаю, мне бы хотелось.

— Чего тебе бы хотелось? —  лукаво переспросила кобыла.

— Мне бы хотелось увидеть ваши чудеса, — пояснила Пинки Пай.

Широко улыбнувшись, кобыла задала другой вопрос:

— Ты что угодно сделаешь ради улыбки, верно? Ради улыбки, которую я могу дать?

— Угу, — кивнула Пинки.

Кобыла наклонилась ближе и шепнула на ухо пекарше:

— Скажи это…

— Я что угодно сделаю ради улыбки.

Ухмылка странной кобылы мигом стала хищной. Сладким, словно отравленный мёд, голосом она зашептала в ухо розовой пони.

Когда кобыла отклонилась назад, губы Пинки тоже были растянуты в улыбке — в такой же хищной и безжалостной.

— Иди же, — проговорила странная кобыла. — Иди и твори чудеса.

Кивнув, Пинки бросила остекленевший взгляд своих серых глаз в сторону входной двери. Если бы кто-то взялся описать выражение её лица в тот момент, он назвал бы его весёлой улыбкой — и совершил бы ошибку. То выражение на её лице, что можно было бы принять за веселье, на самом деле весельем не являлось.

Её ожидал огромный мир, поняла Пинки, где множество пони просто нуждались в улыбке.

*

Бушующая метель жалила продрогшую до костей Эпплджек миллионом маленьких льдинок. Рэйнбоу Дэш редко ошибалась в своих прогнозах погоды, но величину её ошибки касательно этой ночи невозможно было передать словами.

На санях и спине оранжевой фермерши лежало несколько мешков с едой, достаточной для того, чтобы одна пони, разумно экономя, смогла прожить пару-тройку недель. Вся эта еда предназначалась Флаттершай. Из-за непрекращающегося снегопада живущая на окраине города стеснительная кобыла попросту не могла часто выходить из дома, чтобы пополнить запасы. Эта доставка была для Эпплджек одним из способов заботиться о своих друзьях.

Вот только ветер и снег, будто сговорившись, яростно противостояли каждому её шагу. Ветер давным-давно унёс её верную шляпу, взамен вплетя ей в гриву сосульки.

Снегопад был настолько плотным, а ветер настолько сильным, что в буре невозможно было разглядеть даже заходящее солнце. Очень быстро темнело, и Эпплджек вдруг поняла, что вряд ли успеет к дому Флаттершай до ночи.

Но неожиданно – о чудо! – впереди возник мерцающий тусклый свет. Подталкиваемая уверенностью, что это был свет из окон домика её подруги, Эпплджек с новыми силами принялась пробираться сквозь снег.

Тем не менее источник света всё не приближался, и вскоре наряду с днём закончились силы оранжевой пони. Единственным светлым пятном в буране оставался только…

И тут огонёк вдали тоже погас. Лишь размытый лунный свет, едва пробивающийся сквозь пургу, помог Эпплджек разглядеть, что она стояла посреди леса — леса, которого не было между её фермой и домом Флаттершай.

Чувствуя нарастающий ужас, Эпплджек осознала, что безнадёжно заблудилась. Оглянувшись, она не увидела даже собственных следов в высоком снегу. Сделай она ещё хоть шаг в неверном направлении — до рассвета ей не дожить. Однако ж оставаться на месте тоже было нельзя: выбор стоял между возможной и верной смертью, а фермерша предпочитала хотя бы призрачные шансы на выживание.

Собравшись с силами, Эпплджек направилась туда, откуда, по её мнению, она пришла. Но когда силы вновь покинули упавшую духом фермершу, пришло окончательное понимание, что она заблудилась глубоко в лесу без какой-либо надежды на спасение.

Впереди, совсем близко, неожиданно замаячил свет, мерцающий, будто огонь костра. И действительно, как только кобыла вышла на небольшую поляну, её взору предстал маленький костерок, весело потрескивающий, несмотря на лютый ветер и отсутствие рядом того, кто его развёл.

Эпплджек с радостью направилась к огню и облегчённо вздохнула, когда волна тепла омыла её. Она села возле костра, придвинувшись к нему как можно ближе.

Но холод почему-то не уходил. Даже наоборот, становился ещё сильнее, несмотря на близость танцующего пламени. Постепенно границы зрения Эпплджек начала заволакивать тьма. На неё накатила страшная сонливость. Она не могла собраться с мыслями. Не могла удержать головы, клюя носом. Не могла…

Когда снег и лёд поглотили оранжевую пони, а иллюзорный костёр исчез, во тьме вспыхнула пара весело блестящих странных глаз. Лишь мелодичный смех пронзил напоследок мрачную тишину леса.

*

Снег кружился и падал, создавая восхитительный зимний пейзаж. Поначалу Флаттершай нравилось смотреть на него, но сейчас, когда единственная тропинка оказалась погребена под сугробами, каждая маленькая снежинка словно бы дразнила её. Собственный домик стал для Флаттершай ловушкой и единственным источником тепла на несколько километров вокруг.

К ногам, ещё не переставшим болеть после прошлой попытки выйти наружу, теперь прибавился живот. Спустя почти две недели непрерывного снегопада её запасы провизии начали подходить к концу. Она разделила всю оставшуюся еду на порции, включив в них корм для животных ради лишних калорий. Тем не менее она понимала, что долго так не продлится: её пушистым друзьям тоже надо было чем-то питаться.

Тепло её дома было палкой о двух концах: с одной стороны, она была защищена от стужи, с другой — живущие с ней животные, в отличие от своих диких сородичей, не впадали в спячку. И чем активнее они оставались, тем больше пищи им требовалось.

Вновь проверив свои запасы, Флаттершай с тяжёлым сердцем признала, что, если снег не прекратится в ближайшие дни, ей придется ещё туже затянуть пояс.

Когда она возвращалась из кладовой, раздался быстрый стук в дверь. Флаттершай подскочила на месте, но не из-за того, что её напугал неожиданный звук, а потому что он означал одно — кому-то удалось пробиться к ней сквозь огромные снежные заносы.

Жёлтая земная пони открыла дверь, с хрустом ломая образовавшуюся на ней корку льда. Снаружи стояла странная фиолетовая кобыла, одетая слишком легко для такой погоды.

— Можно мне войти? — Несмотря на стучащие зубы, её голос оставался на удивление ровным.

— Да, конечно, — ответила Флаттершай. — Зачем вы ходите по такому холоду?

Ухмыльнувшись, кобыла насмешливо фыркнула и, вместо того чтобы ответить, задала собственный вопрос:

— У тебя есть чай?

Флаттершай, которая в этот момент разводила огонь в камине ради неожиданной гостьи, покачала головой:

— Нет. Закончился несколько дней назад.

Кобыла с явным раздражением снова фыркнула:

— У тебя всегда должен быть чай. Никогда не знаешь, кто может заглянуть в гости.

— Простите! — пискнула Флаттершай. — У меня почти всё позаканчивалось. А в город за продуктами я сходить не смогла: мне слишком тяжело пробираться по снегу.

Странная кобыла пожала плечами:

— Как скажешь. Назовёшь мне своё имя, — прозвучало вовсе не как вопрос.

— Я Флаттершай, — ответила жёлтая пони. На короткий миг Флаттершай показалось, будто её сердце сжалось, как если бы что-то проникло ей в грудь и угрожающе сдавило его. Но чувство быстро прошло, и ей оставалось только гадать, не почудилось ли оно. — А вы?

— Хм, почему бы нет, — пробормотала кобыла. — Зови меня Твай.

Отчего-то сейчас голос Твай казался Флаттершай намного более властным и словно бы требующим полного послушания, несмотря на нисколько не изменившиеся тон и громкость.

Флаттершай была совершенно сбита с толку.

Твай отхлебнула чаю.

Удивление жёлтой пони стало ещё сильнее. Она не видела, откуда взялся этот чай, а кроме того, у неё никогда не было таких чашек. Неожиданное появление загадочного чая потрясло её.

— Ты не собираешься пить свой чай? — спросила Твай. Флаттершай вдруг поняла, что держит в копытах чашку, наполненную до краёв ароматным, но незнакомым сортом чая. Она даже не помнила, как взяла чашку.

Дискорд, её возлюбленный, мог бы провернуть такое. Зарабатывающий на жизнь фокусами земной жеребец был мастером-иллюзионистом. Флаттершай не сомневалась, что он смог бы сунуть ей чашку в копыта так, чтобы она ничего не заметила. Но заварить чай, которого у неё нет, и разлить его по чашкам, что она впервые видит, такое было превыше возможностей жеребца.

— Откуда?..

— Ты заварила нам чай, помнишь? — отозвалась Твай.

Тряхнув головой, Флаттершай вдруг ясно вспомнила, как делала чай. Она понятия не имела, почему забыла об этом.

— Ух, вот я растрёпа.

— Да, растрёпа, — кивнула Твай. — А что ты там говорила насчёт того, что у тебя «всё позаканчивалось»?

— Из-за снега я давно не ходила в город за припасами, поэтому у меня начала заканчиваться пища как для меня, так и для моих животных, — объяснила Флаттершай. — Я разделила оставшуюся на порции, но мои бедные зверюшкам всё равно очень голодны.

— Думаю, я смогу помочь, — ответила Твай, сделав большой глоток из чашки. Как ни странно, чая в ней не убавилось, хотя Флаттершай точно видела, что Твай его не доливала.

— Правда? О, я сделаю всё ради моих маленьких друзей! — воскликнула Флаттершай.

Лицо гостьи пересекла хищная ухмылка:

— Всё?

— Да. — Ощущение жуткой хватки на её сердце вернулось, и сейчас Флаттершай точно знала, что оно ей не привиделось.

— Хорошо. Я накормлю твоих зверей в обмен на всё. — Слова Твай вогнали Флаттершай в дрожь. Отчего-то прозвучали они очень зловеще. Мелодичность совершенно пропала из голоса странной кобылы. — А теперь пей свой чай, Флаттершай.

Как будто не подчиняясь своей хозяйке, копыта жёлтой земной пони поднесли чашку к её губам, которые послушно втянули содержимое. То, что на самом деле попало ей в рот, было вовсе не чаем. Больше того, это невозможно было назвать даже жидкостью.

Густое, комковатое и омерзительно липкое, по вкусу это напоминало смердящий коктейль из тухлятины, фекалий, гнили, горького миндаля и ещё невесть чего. Причиняя дикую боль, эта тошнотворная смесь проталкивалась через её пищевод и укладывалась в желудке.

Она не могла выплюнуть её.

Но не могла и перестать пить.

Даже проглотив слизи больше, чем могла вместить чашка, она чувствовала, как всё равно делает глоток за глотком.

— Ты говорила, что сделаешь всё, чтобы накормить своих животных, — сказала Твай, чей голос уже не походил на таковой у пони. — Что заплатишь любую цену.

Тьма начала подкрадываться по краям зрения Флаттершай, в то время как она заталкивала в себя остатки мерзкой жижи.

— Всё, что мне нужно, — это счастье твоих друзей, — произнесла Твай.

Вместе с понимание, что эту фразу можно истолковать по-разному, к Флаттершай пришло ужасное осознание того, что намерения Твай были далеки от добрых.

Чернота практически полностью заполнила её зрение, однако, как ни странно, фиолетовая шерсть странной кобылы по-прежнему оставалась яркой, а её рог светился пурпуром.

— Спи спокойно, Флаттершай. Я сказала, что помогу тебе накормить животных, и я сдержу слово, — рассмеялась она кошмарным, скрежещущим смехом, от которого из ушей Флаттершай потекла кровь. — Уверена, ты придёшься им по вкусу.

И Флаттершай не стало.