Нотация Хувс
VIII
— ...ждаю, что если ты попытаешься меня телепортировать туда, я тебя хорошенько пну! Ой, ой, ой, ой!
Последний час Маффинс провела лежа в кровати, накрывшись одеялом. Несмотря на то, что еще было рано ложиться спать, она уже почти задремала. Но знакомый голос разметал остатки сна. Маффинс и сама не поняла, как оказалась на полу, но первое, что она сделала – это забилась под кровать. Только потом она начала думать, как Старлайт Глиммер тут оказалась, и как бы она её не заметила.
— Так, книжный шкаф, ты на книжном шкафу. Спокойно, Старлайт, ты справишься. Все будет хорошо. Только держи-и-и-и-и-ись!
Из под кровати Маффинс наблюдала, как один ее книжных шкафов смачно грохнулся на пол вместе с кричащей пони на его верхушке. Книги рассыпались вокруг, а шкаф развалился на части, закрыв наполовину Старлайт. Та только застонала:
— Телепортировать меня прямо на верхушку книжного шкафа. Ну, Трикси, молодец. Спасибо, что хоть в стену не вмуровала.
В следующую секунду они встретились взглядами. Маффинс вжалась в стенку, и закрыла свою голову передними копытами. Поэтому пегаска и не увидела, как глаза Старлайт наполнились страхом и стыдом. Она буквально в две-три секунды починила шкаф и составила все книги обратно с помощью магии. Аккуратно, отставив одно копыто в сторону, Маффинс наблюдала одним глазом, как Старлайт убежала в прихожую. Дальше она увидела, как светящаяся бирюзовым дверь пролетела туда, где она и была до того, как её выбила злая единорожка. Затем злая единорожка зашла обратно в спальню и, к огромному удивлению Маффинс, она больше не была злой. Скорее растерянной и напуганной. Старлайт тихо, но ясно проговорила:
— Я починила твою дверь. И шкаф. И я знаю, что ты под кроватью.
После этого единорожка легла на пол так, чтобы видеть Маффинс, все еще дрожащую от страха. Несчастная пегаска уже не раз повторяла эти слова, хоть это и не помогало, но тут она не нашла ничего лучше, чем опять сказать:
— Извини, я больше не буду! Обещаю.
Не помогло и на этот раз. Старлайт разозлилась и закричала, глядя прямо на нее:
— Хватит, Маффинс! Не извиняйся за то, в чем не виновата! Это я вломилась к тебе в дом, сломала тебе двери и едва не покалечила тебя! Это я на воображала себе таких ужасов, что даже не удосужилась выслушать тебя! Это я должна извиняться перед тобой. И мне жаль. Мне, правда, жаль, что я ничего не поняла раньше. Могла догадаться по этим книжным шкафам, забитыми книгами, которые я так искала. Или по твоей кьютимарке. – Уже успокоившись Старлайт спросила. – Так ты и правда та самая Дёрпи Хувс, что придумала новый способ создания заклинаний?
Косоглазая пегаска все-таки нашла в себе силы поверить в то, что опасность уже миновала. Она убрала копыта от лица, тяжело вздохнула и спокойно, с легкой горечью в голосе сказала:
— Да, я писала все эти статьи в научные магические журналы. Я и есть Дёрпи Хувс. Прости, что обманывала тебя все это время.
— Ну, у тебя были на то причины, так ведь? Ты же не просто так скрывалась под выдуманным именем? Расскажи, как ты стала Дёрпи Хувс?
— Тебе и правда, интересно? Ты же ведь спрашиваешь потому, что тебя попросила принцесса Селестия.
Единорожка помрачнела и ответила:
— Да, принцесса Селестия попросила меня выяснить кто ты такая. Но я спрашиваю тебя не поэтому.
— А почему тогда? – Удивленно спросила Маффинс.
Старлайт Глиммер подошла к кровати, залезла под нее, легла рядом со своей косоглазой подругой и воодушевленно заговорила:
— Почему? Ты шутишь? Не имея рога, ты изобрела новый способ создания заклинаний. И он работает, он действительно работает! Из всех пони именно ты нашла способ разобрать заклинания на мельчайшие запчасти. Ни один единорог до этого не додумался. Но вместо того, чтобы стать уважаемой учёной, ты прячешься под кроватью. Я хочу понять, как такое недоразумение вообще стало возможным. – Положив копыто на плечо своей подруге, Старлайт попросила: — Пожалуйста, расскажи мне все. С самого начала.
Не в силах поверить тому, что услышала, Маффинс крылом отодвинула копыто Старлайт. Но все же отказать она не смогла. И потому начала рассказывать.
— Я с самого детства интересовалась магией. Мне было интересно, как единороги это делают. Все эти дикие штуки. Как оно работает?! Я пыталась их спрашивать, но меня не воспринимали всерьез. Я спрашиваю, а они в ответ только улыбаются и ничего не объясняют.
Я думала хуже и противнее быть не может, но нет. Самое худшее было, когда они сами начинали беседу. Кто-то из группки единорогов кричит тебе «эй, Маффинс, не хочешь поговорить о магии?». Они начинают хихикать, но ты не обращаешь внимания, ты просто подбегаешь к ним и кричишь, что да, хочешь. Кто-то из них, как правило, та, что тебя позвала, улыбается так гадко и предлагает «спроси что-нибудь о магии, Маффинс». И все на тебя смотрят и улыбаются. Ты спрашиваешь, а они в ответ только улыбаются. И ничего тебе не объясняют. Смеются. Я до сих пор не могу понять, что во мне было такого смешного. Неужели мне нельзя было спросить?
Сначала я радовалась. Потом начала расстраиваться, когда они меня подзывали. Но все подходила. Не знаю, на что я надеялась. Знала ведь, что будут смеяться надо мной. В общем, однажды я не выдержала и просто начала убегать. Они предлагают о магии поговорить, и я сразу же дёру.
А ещё из-за того, что я постоянно воображала, что я крутая волшебница, я постоянно отвлекалась. Из-за этого надо мной тоже посмеивались.
— Паршиво было?
— Только лет до пятнадцати. Потом я привыкла. Да и пони вокруг меня повзрослели, стали не такими вредными. Я научилась не обращать внимания. Но что во мне такого смешного, я так и не поняла.
И все эти мысли о магии. Мне так хотелось понять, что и как. Как это сделать. Я знаю, это глупости, но я надеялась, что однажды мне тоже удастся сотворить какое-нибудь простенькое заклинание. Хоть какое-нибудь. Глупая же ведь мечта, да?
— Просто напомню: я полжизни мечтала, что однажды у пони не будет кьютимарок. Вообще ни у кого. Так что точно не мне об этом рассуждать.
— Хи-хи-хи. Никаких кьютимарок, правда? Какая странная мечта! Слава Селестии, я не одна такая. Я думала, это очень странно, когда ты мечтаешь о чем-то таком, что не может исполниться. Я бы так и грустила дальше, но однажды к нам в гости пришел старый знакомый моего отца. Доктор Хувс.
— Ты назвалась в его честь, да? Ой, прости, что перебила!
— Да, «Хувс» — это в его честь. А «Дёрпи» — это потому что меня так дразнили в детстве.
— Почему именно «Дёрпи»?
— Я так и не поняла. Они мне не объяснили, что это значит. Мне вообще редко объясняют вещи. Но доктор Хувс был не таким. Доктор Хувс открыл мне земные науки. Он наглядно показал, что математика может быть очень интересной. Что она не просто о числах. И ещё показал, как математика помогает понять другие науки. Он не смеялся надо мной. Он отвечал на мои глупые вопросы. И постоянно пытался убедить меня, что мои вопросы не глупые. Можно сказать, что именно он и был единственным другом, когда я была маленькой.
С физикой и химией у меня сложилось похуже. У меня вообще плохо складывается с вещами, где надо что-то делать своими копытами. Как ты могла заметить, у меня все четыре ноги из крупа растут. А вот математика мне нравилась. Она выворачивает мозги наизнанку, но когда ты начинаешь понимать эти закорючки, сколько за ними скрыто. Ими можно описать весь мир! Это ни с чем не сравнить. Моя жизнь так изменилась, когда я полюбила математику! Правда, этого никто так и не заметил.
— Почему?
— Раньше я врезалась в стены, потому что моя голова была забита фантазиями о том, как я стану могущественной волшебницей. Теперь я врезаюсь в стены, потому что моя голова забита формулами. Видимо, разницу заметить очень тяжело.
— И ты полюбила математику. Что дальше?
— Дальше я подросла, мама устроила меня на почту. Она говорила, что мне надо понемногу разговаривать с пони. Иначе я забуду, как с ними разговаривать. Совсем, как папа. Вообще, с тобой бывало такое, что тебе очень тяжело заговорить с пони?
— Из-за смущения?
— И из-за смущения тоже, но тут другое. Ты не можешь понять, что им надо сказать. Почему они отвечают тебе именно так, а не иначе. В школе мне было очень тяжело, потому что там надо было очень много разговаривать с другими пони, а я не понимала как. А на почте, когда приносишь письмо достаточно просто поздороваться. Или можно все сделать молча, если не может правильно слова подобрать. На почте мне нравилось больше, чем в школе. Другие почтальоны хорошо ко мне относились, конечно. Но, наверное, потому что привыкли ко мне. Да и я научилась притворяться, что похожа на остальных, хоть и слабо понимала, чем отличаюсь. Ну, кроме этой вот ерунды с глазами.
Я бы так и работала на почте, оставшись пустобокой до старости, если бы не познакомилась с Лирой.
— Она покупала тебе книги?
— Да, она доставала мне книги в Кантерлоте. В Понивилльской библиотеке многого не было. Но вообще, мы так интересно познакомились. Я до сих пор не поняла, почему мы подружились.
— Расскажи.
— Она сидела на скамейке в очень странной позе. Как-то наоборот, что ли. Я объясню, как умею, кивни, если не понимаешь. Обычно пони сидят так, что спина, передние и задние ноги образуют прямоугольный треугольник. Задние ноги вытягиваются, а ты опираешься на передние. Она же прижала спину к скамейке, а передние ноги вытянула вдоль тела. Получилось два отрезка, между которыми тупой угол. Понимаешь?
— Да, ты очень подробно все объясняешь. И еще копытами показываешь. Просто мне непривычно слышать как ты…
— Говорю умные слова? Я стараюсь при посторонних их не употреблять.
— Чтобы над тобой не смеялись?
— Нет, надо мной больше не смеются. Но когда ты говоришь умные слова, а тебя считают забавной и даже не пытаются понять, это очень противно. Так, про что я говорила?
— Лира.
— Ах да. Я смотрела на то, как она странно сидит, и подумала, что она похожа на человека. Ну, знаешь, такие…
— Древние гигантские обезьяны. Да, я о них в курсе.
— Не перебивай, пожалуйста.
— Прости.
— Лира на меня так посмотрела странно, и спросила: «почему ты на меня так смотришь?». Я ответила, что она похожа на человека. Она на меня опять посмотрела странно. По-другому странно. Она, наверное, удивилась. Потом рассмеялась, и сказала, что и правда любит людей, но она сидела так, потому что ей удобнее. Ей и в голову не приходило, что она похожа на человека, когда так сидит. Моя любовь ко всяким умностям не показалась ей смешной. Ну, она смеялась, конечно, но мне было не противно. Ты понимаешь, о чем я говорю?
- Думаю, понимаю. И вы подружились?
— Ну, в душе моей тогда что-то подвинулась, и я попросила мне рассказать что-нибудь о магии. Все, что угодно. Что-то такое, что только единорогам известно. Она спросила зачем, я рассказала о своем интересе к магии. Ты не представляешь, как я тогда волновалась. Подбирала слова так, чтобы не показаться ей странной. Я думала, я тогда с ума сойду! Но она меня поняла, и с удовольствием мне рассказала много чего интересного. Она была единственной пони, что надо мной не посмеялась.
Я к тому моменту уже несколько лет боялась заговорить хоть с кем-нибудь о магии. Если бы не Лира, я могла бы с ума сойти. К тому моменту я твердо усвоила, что единороги считают очень странным и даже забавным, когда я интересуюсь магией. Поэтому я взяла с неё обещание, что она никому не расскажет о наших беседах. Ну, о том, что я все еще хочу понять эти единорожьи штуки. Я бы, может, быстро от нее отстала, но выяснилось кое-что, что перевернуло мне мозги вверх дном, и я не могла не заинтересоваться.
— Перевернуло тебе мозги вверх дном?
— Да, и знаешь что именно? Оказалось в магии не так уж и много магии. Понимаешь?
— А вот теперь уже не понимаю.
— Ну, многое приходит к единорогам как бы само собой, по ходу практики, но почти все из этого можно проанализировать, попытаться понять. Оказывается, по магии есть учебники. Кое-где маги, как оказалось, не стесняются применять методы земных наук к тому, что делают. Это стало для меня откровением. Я всю жизнь думала, что магия что-то абсолютно непостижимое, идущее из каких-то глубин. А там почти как наука. Что-то, что можно понять умом. Да, я знаю, что не полностью, но всё же! С той поры, у меня внутри все перевернулось. Появилась надежда. Я даже не знала, на что я надеялась, но надеялась.
Не знаю, сколько я спрашивала Лиру в первый раз. Мы тогда до позднего вечера заговорились. Надо отдать ей должное, она долго меня терпела. И ты знаешь, она меня поняла! Поняла, почему мне интересна магия, и почему я не могу рассказать об этом другим пони. Она тогда пообещала мне, что никому никогда не расскажет о том, что я до сих пор интересуюсь магией, если я сама ей не разрешу.
Напоследок я попросила посоветовать мне несколько книг. Ну, самых простых и чтобы не требовали рога. Взамен я пообещала, что помогу ей с чем угодно. Я вообще всегда рада помочь другому пони. Они тогда перестают считать тебя забавной, и относятся к тебе лучше. Да и это просто приятно само по себе.
С той поры как-то и завертелось. Я поглощала книгу за книгой. Я брала из библиотеки книги по магии. Когда спрашивали, почему та, что читает их не придет за ними сама, я отвечала, что она очень стеснительная пони. Но вводные книги по магии обычно такие расплывчатые. Они слишком сильно полагаются на то, что единороги знают интуитивно. И многого не объясняют. Казалось бы, опять тупик, но я тогда вспомнила свой опыт в изучении математики. Там некоторые особо умные книги объясняли основы заново. Например, они объясняли, что такое число так, будто ты до этого жила в мире, где чисел попросту не существует, описывались аксиомы, которые делали числа числами. И это помогало понять некоторые вещи еще лучше.
— Стоп, как такое в математике вообще можно объяснить? Разве число не основа математики само по себе?
— Нет. Математика изначально была для работы с числами, но позже стала универсальным языком абстракции. Базовым понятием математики, на котором строят все остальное, является множество.
— Э-э-э…
— Все, что есть в математике, стараются выразить через множество. Вообще все. В том числе и числа.
— А множество это…
— Главное понятие математики. Набор чего-либо. Множество пони, что живет в Понивилле. Я и ты. Множество твоих друзей. Яблоко. Яблоко и груша. Элементом множества может быть все, что угодно. Правда, приходится вводить некоторые ограничения. Например, множество всех множеств в математике использовать нельзя. Иначе все рассыплется в парадоксах.
— Именно поэтому математика позволила тебе создать твою нотацию? Ты представила заклинание, как множество своих значков.
— Да-да-да! Но это было не сразу. На чем мы остановились?
— Ты рассказывала о том, как в математике некоторые книги объясняют, что такое число.
— Да! Там, чтобы изучить некоторые, особенно важные вещи, нужно объяснить то, что тебе кажется очевидным. Но оно не очень очевидно, когда нужно разобраться получше. Я решила, что в магии есть такие книги, которые объясняют глубже то, что для всех единорогов считается очевидным. К счастью, Лира опять меня поняла. Она сказала, что посмотрит для меня чего-нибудь в Кантерлоте. Мы договорились, что я потом отдам ей деньги за книги.
И, ты знаешь, мои ожидания оправдались. «Основы теории магии» Хэйкрафта оказались тем, что мне нужно!
— Стоп, самый зубодробительный учебник по теории магии из всех доступных?! Я после первой главы закрыла в ужасе и больше не притрагивалась.
— После учебника по мат анализу Харш Намбер это было мелочью. Хэйкрафт, к тому же, рассказывал основы магии с самого начала. С самого, с самого. Как слепому рассказывают, что такое цвет с точки зрения физики, чтобы потом даже зрячие могли этим формальным определением пользоваться для дальнейших исследований. И, само собой, на одной книге остановиться я уже не смогла. Так оно между нами и сложилось. Я просила Лиру достать мне некоторые книги. Что-то она брала из Кантерлотских библиотек на время, что-то покупала, и я отдавала ей деньги.
— Она сильно была удивлена?
— Нет. Она сказала мне так «ты очень необычная пони, Маффинс, я ничему уже не удивляюсь». И ты знаешь, я увидела, что кое-что из этих основ могу понять. К тому же, я могла попросить Лиру проверить что-нибудь. Мне было так неловко ей надоедать. Но мне так хотелось постичь магию. Я начала с малого, с того что знаю. Брала что-то из физики, математики или химии, и пристыковывала к тем вещам, которые понимала в магии.
— Магический одометр?
— Да, откуда ты знаешь?
— Ну…
— А, точно, ты же искала меня все это время. Но да, я собирала прототипы, а потом просила Лиру проверить, что и как. Ну и доктор Хувс помогал мне там, где нужно было что-то смастерить своими копытами.
— Он в курсе?
— Нет. Он просто мне помогал. И знаешь, магия не давала мне покоя. Я так поняла, есть некий базовый набор ощущений. И эти ощущения выстраиваются в заклинания. Чтобы не быть сбитым с толку этим потоком чувств, их привязывают к определенным словам. Вслух их не говорят обычно, но иногда про себя повторяют, чтобы было проще. Но эта привязка слишком неустойчива и труднонаходима. Мне почему-то казалось, что выразить заклинание через связи между этими самыми базовыми ощущениями куда проще и естественнее. Но я не могла никак до конца докрутить эту мысль. И тут, пусть и косвенно мне опять помогла Лира.
— Как именно?
— Мы сидели с ней как-то в саду. Она репетировала какую-то мелодию. Я взглянула на ноты и у меня не то, чтобы появилась идея, но начало что-то складываться в голове. Признаюсь, я не выдержала. Я обняла Лиру и вся такая радостная убежала домой. Следующую неделю я очень плохо помню. Там было очень много бумаги, значков, попыток собрать их в кучу. Помню, через неделю я опять прибежала к Лире. Объяснила ей про базовые значки, потом попросила ее воспроизвести некоторые значки, как я задумала. Она удивилась, но попробовала. И ее рог засветился бежевым! Представляешь?!
— И?
— А, точно, сейчас объясню! Ну, ее рог засветился бежевым. Потом я спросила ее, какой у нее любимый цвет. Она мне ответила, что цвет шерсти ее лучшего друга, Бон-бон!
— И ее шерсть была бежевой, да?
— Да! У меня получилось выразить заклинание через базовые ощущения, что описывал Хэйкрафт и другие теоретики магии! Самой собой, оно было примитивным. Заставляло светиться рог твоим любимым цветом. Вызови в памяти приятное ощущение и «включи» свой рог. Всё! Но это работало! Правда, моя нотация все ещё была странным месивом. И я была расстроена, что не могу собрать все воедино. Лира попросила меня чуть успокоиться. Помню, мы потом вместе с Лирой и Бон-бон пускали мыльные пузыри вместе. Лира и Бон-бон обратили внимание на то, как красиво в воздухе зависли те пузыри, что я выпустила. Я смотрела на то, как в воздухе висят те семь мыльных пузырей. И вот тут-то я все и поняла.
— В смысле, всё?
— Ну, вообще всё! Глядя на них, я поняла, что в начале каждой записи заклинания должен быть особый знак вроде скрипичного ключа у музыкантов. И что семь кружочков будут очень красиво смотреться. Что каждому ощущению нужен тот, или иной знак. Что связи между ними куда важнее, чем сами эти ощущения, иначе моя нотация будет пригодна исключительно для примитивнейших заклинаний. Я тогда столько всего поняла! Я наконец-то поняла, как должна выглядеть моя нотация. И это было не такое озарение, когда ты бросаешь всё, чтобы поскорее записать. Нет, это было спокойное озарение. Ты сидишь такая и думаешь «теперь я всё понимаю, и это никто у меня не отнимет». И это делает тебя такой счастливой! Моя нотация сложилась у меня в голове вместе со всеми обозначениями и правилами. Вот тогда, когда я все это поняла, на моем боку появилась кьютимарка в виде тех самых семи мыльных пузырей.
Потом была кьютинера. Самый счастливый день в моей жизни. Все были так рады за меня. Тут спасибо Пинки Пай. Она сумела собрать там половину Понивилля. И все были так искренне рады за меня. Даже те, кто в детстве смеялся надо мной. Правда, все решили, что мой талант – это пускать мыльные пузыри. Было немного обидно, но объяснять другим пони их ошибку я не стала. Хотя бы потому, что всё равно никто не поверил бы.
— Хорошо, но как ты опубликовала свои труды? Лира же тебе помогла, так ведь?
— Ой, я как раз хотела об этом рассказать! Нет, я не стала просить Лиру о помощи.
— Но почему?
— Ты ведь уже знаешь, как много Лира мне помогала. Я была рада, что хоть кто-то готов мне так помочь. Но я чувствовала, что злоупотребляю её добротой, и мне было слишком стыдно, чтобы просить её ещё о чём-то. Тем более, о таком серьёзном. Я решила сделать всё сама. Подготовила простенькую заметку со всеми чертежами и поехала в Кантерлот, в редакцию журнала «Наука и магия».
— И тебе не было страшно?
— Старлайт, мне в жизни так страшно не было. Но я не хотела всю жизнь писать в стол. Мне надо было хотя бы попробовать. Помню, когда я зашла туда, там было несколько очень важных пони. Я не запомнила толком ни лиц, ни имен, но вот атмосферу важности я запомнила. Но они были добры ко мне. Еще больше они подобрели, когда узнали, что я тут от имени единорожки, что хочет сохранить свое имя в тайне. И еще больше они подобрели, когда узнали, что эта единорожка не имеет крыльев. Я еще удивилась, почему они такие глупости спрашивают. Единороги, они ведь потому и зовутся единорогами, что у них нет крыльев. Они попросили меня заплатить налог на псевдоним, и после этого приняли статью к проверке. Сумма была не очень маленькая, но я решила, что оно того стоит. Из редакции журнала меня отправили в комиссию по проверке научных текстов с какой-то запиской.
— Сколько с тебя взяли?
— Тысяча бит.
— Еще вменяемо.
— Но там была заметочка на две-три страницы. За полноценную статью они просили больше. Обычно от трёх до восьми тысяч бит. Мы договорились, что я буду присылать статьи и деньги по почте, а они их проверять. Я вижу, ты злишься, но они были не так уж и плохи. Всегда были вежливы в письмах. Порой еще до проверки присылали статьи обратно, указывая на ошибки.
— Еще бы, если бы в этих статьях кто-нибудь заметил бы лажу, и начал бы копать, у них были бы очень большие неприятности. Ты вообще знала, что у единорогов не было принято писать под псевдонимами?
— Нет. Я просто честно платила налог. Старлайт, они же меня дурили, да?
— Да. Они тебя дурили. Они на тебе зарабатывали, никакого налога на псевдоним не существует.
— С самого начала я что-то такое подозревала, но боялась узнать правду. Я считала чудом, что меня публикуют в научных журналах, и мне очень сильно не хотелось это чудо терять.
По крайней мере, они своё отрабатывали. Ты не представляешь, как я была счастлива, когда меня опубликовали в первый раз. Я продолжала публиковаться понемногу. Но я была какой-то слишком мягкой для них, что ли. Обычно, когда новые идеи вбрасываются в журналы, то идет большущая волна возражений. Не от злобы, нет, а просто потому, что иначе новую идею ты не проверишь. Так надо, именно так наука и должна работать. Мне же почему-то никто не возражал особо. Я так переживала. Должен же был кто-то дать мне критики! Но я публиковала статью за статьей, а в ответ только аккуратное очень одобрение. Видимо, мои идеи были недостаточно хороши, чтобы на них обратить внимание.
— Упаси тебя Селестия, что ты! Причина была в другом. Я потом тебе обязательно объясню. Продолжай.
— У меня и до этого в кошельке было негусто. А тут началась настоящая беда, пришлось очень сильно постараться, чтобы банально не протянуть копыта от голода. Я и до этого была рада помочь пони, но теперь это стало для меня некоторой отдушиной. Заплатить, не заплатят, но угостить всегда будут рады, а ты на еде сэкономишь. Иногда я могла целую неделю подряд ничего не готовить. Да и нечего было, как правило. И в это время я была готова обнять Пинки Пай просто за то, что она существует. Каждую неделю как минимум она организовывала что-то, где можно было поесть. Было немного стыдно, но мне так хотелось опубликовать еще одну статью, что я ничего не могла с собой поделать. Потихоньку это становилось все хуже и хуже. Однажды, я дошла до того, что совершила нечто очень постыдное и ужасное. Ты не представляешь, как мне за это стыдно! Но, мне все же придется рассказать, потому что без этого история будет неполной.
— Так, погоди, погоди, ты о чём?
- Захотела подзаработать в лёгкую и из-за своей жадности едва не сорвала свадьбу Крэнки Дудла и Матильды. Я должна была помочь с приглашениями, напечатав их за меньшие деньги, чем другие пони. Но я могла провернуть это, только наняв жеребёнка, что едва понимал, как обращаться с прессом. В результате на приглашениях была напечатана неправильная дата, на день раньше. Из-за меня свадьба едва не полетела в тартары. Если бы весь город не бросился помогать со свадьбой, непонятно чем дело бы кончилось. Но всё обошлось. По крайней мере, мне так казалось.
Спустя пару дней Лира спросила у меня, куда я деваю свои деньги. Я сначала удивилась, но Лира сказала мне, что знает всё. И о том, как я чуть не сорвала свадьбу. И о том, что на еде экономлю. Она спросила, нужна ли мне помощь. Я ей сказала, что помощь в деньгах брать не буду, и верну все до последнего бита, если вдруг придется одолжить. И что не хочу надоедать ей с моими проблемами слишком много.
Не сразу, но она меня уговорила. Когда я ей показала свои статьи, она почему-то меня испугалась. Или разозлилась на меня. Понять было очень трудно, но от её дружелюбия тогда и следа не осталось. Сказала, что я очень сильно обманываю других пони, что так делать нельзя, и что у нас теперь будут неприятности. Большие неприятности. Она начала кричать на меня. Я заорала в ответ. Как будто было мало, она в запале выкрикнула, что я ей должна еще кучу денег. Оказалось, что Лира, зная о том, что я небогата, врала мне о цене книг, что покупала для меня. Занижала вдвое обычно. Она мне много гадостей тогда наговорила. Я вспылила, и тоже особо не нежничала. За пять минут, что мы кричали, я лишилась своей лучшей подруги.
Мне было так обидно, что Лира занижала цену на книги. Как будто я не могла с ней расплатиться. Ей даже в голову не пришло считать меня за пони, что может о себе позаботиться! В каком-то смысле, она относилась ко мне так же, как и другие единороги. Меня это так бесило, ты не представляешь! В первое время я была так зла на неё, что улетала, едва встретившись с ней. Но со временем я начала лезть на стены от одиночества. Я сильно привязалась к Лире. Когда мы поссорились, я почувствовала себя так, будто в детство вернулась. Никто меня не понимает, и никто не знает о том, что меня волнует, и я никому не могу об этом рассказать. Я продолжала писать, но не так активно. И теперь мне приходилось двигаться наугад, по памяти. Я уже думала, провались оно все на луну, пойду к Лире, извинюсь, и попрошу ее помириться со мной. Но почему-то не решалась, а она, как только меня увидит, так сразу отворачивается. Как будто боится взглядом со мной пересечься.
— Можно я тебя отвлеку. Статья, которую опубликовали в октябрьском номере научного вестника, была написана после ссоры?
— Да. И мне за нее очень-очень стыдно, честно!
— Ты о введении?
— Да, там во введении я откровенно схалявила. Мне надо было что-то написать во введении, чтобы редакция «Магического вестника» посчитала это серьезной статьей. Что-то типа традиции, насколько я поняла. Но самой статье введение было не нужно, там я сразу переходила к делу. Ну, я выдрала кусок из какой-то ранней работы Старсвирла Бородатого, и впихнула в начало. Очень редкой, и почти нигде не издававшейся. Не слово в слово, конечно, но близко к тексту. Как оказалось, позже, она нигде, кроме сборников его сочинений не издавалась, потому что он сам потом опроверг там написанное. Когда я нашла опровержение, я была готова от стыда под землю провалиться. Я даже отправила письмо с извинениями, но комиссия по проверке научных текстов вернула его мне. Они ещё написали, что лучше уже оставить так, потому что введение не так уж и важно, и что мне можно даже без введения обойтись. Я была тронута, что ради меня они поступились традициями.
— Стоп! Стоп! Стоп! Та бредятина принадлежит перу Старсвирла Бородатого?!
— Да, оказывается, представления пони о природе магии очень сильно поменялись ещё при его жизни. Я уж молчу о том, что он сам стыдился этого текста позже. Почему ты смеёшься?
— Прости, но меня порой забавляет, как пони легко обманываются магией имен.
— Магия имен?
— Ну, ты решила, что раз написал сам Старсвирл Бородатый, значит, должно быть что-то хорошее.
— Да, тут я лопухнулась. И кто знает, каких глупостей я наплодила ещё, когда писала наугад. Наверное, эти глупости переполнились. Поэтому ты и пришла за мной.
— Ну, не совсем.
— Разве нет?! Когда ты появилась на почте, и сказала, что хочешь найти Дёрпи Хувс, я решила, что это из-за того, что я пишу глупости, и мне надо прекратить. Я всё время этого боялась. Комиссия по проверке текстов что-то отписывала в рецензиях, но там было так беззубо все. Они как будто не хотели меня расстраивать. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Они писали, что всё хорошо, но я постоянно боялась, что меня разоблачат. И меня никто не критиковал, что пугало вдвойне. Неужели мои идеи настолько плохие, что никто даже не снизойдет до их критики? Я давно подумывала, что надо завязывать с наукой, или переключиться исключительно на математику и попробовать опубликоваться под своим настоящим именем. Твое появление на почте стало последней каплей. Я решила, что надо бросать эти глупые мечты, и перестать играть в волшебницу.
— Так, давай проясним. Ты решила, что я ищу Дёрпи Хувс только из-за того, что ее статьи на самом деле плохие?
— Да. Это же была основная причина?
— Не совсем.
— Но что тогда?
— Маффинс, давай уже расскажи все до конца, тебе немного уже осталось.
— А что там рассказывать? Я чувствовала себя неловко, но мне не хотелось, чтобы куча единорогов тыкала в меня копытами и посмеивалась над тем, какая я глупая. Потому я тебя и обманывала. Я успокаивала себя тем, что ты искала единорога по имени Дёрпи Хувс, а я была пегаской. Так что я даже и не обманывала вроде как. Тем более, пока ты ее искала, я перестала быть одинокой. Я даже почти забыла, что поссорилась с Лирой.
— И ты не чувствовала себя неловко?
— Я почти всю жизнь чувствую себя неловко. Я чувствовала себя неловко, когда дружила с Лирой. Мне казалось, что это все слишком хорошее, и я такого не заслужила. Нет, правда, ты не знаешь, как я ей надоедала порой. Она не подавала виду, но я всё же порой замечала, что иногда она мной тяготится. С Бон-бон ей нравилось проводить время куда больше, чем со мной.
Ты познакомила меня с другими пони, и ты не представляешь, как я была рада. У меня опять появились друзья. И все, что мне надо было делать – это ничего не писать от имени Дёрпи Хувс. Так смешно!
— Что смешного?
— Это случилось как раз тогда, когда я получила критику на свои идеи. Ты написала критическую статью для того, чтобы меня выманить. Неплохую, кстати.
— Ну, я это сделала в соавторстве.
— Да, но суть в том, что еще месяц назад я бы отдала левое крыло за возможность поучаствовать в научной дискуссии. Но когда меня поставили перед выбором – наука или друзья, я чувствовала себя так, будто меня вот-вот разорвёт на части. И я почти выбрала друзей. Старлайт, я бы честно-честно ничего не писала, если бы не вмешался один пони из Кристальной империи.
— Санбёрст?
— Да, его звали именно так. Он уговорил меня ответить на критику. Не сразу, но ему все же удалось. Мы договорились, что это будет совместная статья в «Науке Кристальной империи». Письма я писала в обход понивилльской почты, так что должно было сработать. Я с некоторым ужасом ждала, что будет дальше. И вот я дождалась. Ты врываешься ко мне в дом, и едва не ломаешь мне крылья. Ни друзей, ни науки.
— Не говори так! Да, ты меня обманула, и я была очень расстроена. Но теперь, когда ты честно все рассказала, я понимаю, почему ты так поступила. Ты поступила не слишком хорошо, но для того, чтобы разрушить нашу дружбу – этого должно быть мало.
— Так ты больше не злишься?
— Немножко, но больше на себя. И я всё ещё хочу с тобой дружить. Но больше меня не обманывай, пожалуйста! Друзья на то и друзья, чтобы понять тебя! Или хотя бы попытаться.
— Старлайт.
— Да?
— Почему мы с тобой всё ещё под кроватью?
Две пони молнией вылетели из-под кровати, взметнув кучу пыли. Единорожка закашлялась. Маффинс тоже пару раз чихнула.
— Умеешь же ты разрядить обстановку.
— Ты так и не рассказала, почему ты меня искала. Я помню, что тебе поручила это принцесса Селестия, но не помню из-за чего. Это ведь не из-за того, что мои идеи плохие?
О Селестия, даруй же в своей мудрости этой пони самооценку повыше! И убереги свою верную подданную, Старлайт Глиммер, от желания побиться головой об стену.
— Во имя всего светлого, как ты вообще что-то сумела написать за эти годы, думая, что ты пишешь что-то плохое? – Закричала Старлайт Глиммер. – И почему ты так уверена в том, что твоя писанина глупая?
— Я просто не могла не писать, Старлайт! Хотела иногда, но не могла. И поставь себя на мое место. Ты публикуешь статью за статьей, а тебе никто не отвечает! Я как-то опубликовалась, добавив свою пару бит к уже существующей дискуссии. И знаешь, что случилось? Дискуссия замерла! Я так подумала, что если бы мои статьи чего-то стоили, то на них бы ответили. Того же Старсвирла Бородатого опровергали множество раз, меняли его идеи, уточняли их. А я же вместо рецензий получала отписки, мол, все неплохо. Какое же это неплохо, если мои идеи никто не захотел развивать?! Никто не отвечает на мои статьи, будто боится того, что я пишу!
Тут до Старлайт дошло. Она села, обхватила передними копытами живот, и зашлась от хохота. Маффинс растерялась, её глаза раскатились в разные стороны так далеко, как только могли. Она опять не понимала, почему над ней смеются, и почти готова была разреветься. К счастью, её подруга быстро опомнилась, оперлась передним копытом о плечо косоглазой пегаски, и кое-как, сквозь хохот проговорила:
— Слушай, а ты не думала, что вежливое молчание в твоем случае имеет другую причину?
— Какую еще причину, Старлайт? – Протянула Маффинс обиженно.
— Понимаешь, единороги обычно не пишут под псевдонимами о магии. Не принято у них так. Но есть одна пони, которой постоянно приходилось скрывать своё имя, чтобы ее статьи хоть кто-то осмелился критиковать.
— И что это за единорог?
— Ну, как и ты, это не единорог. Совсем не единорог. – Едва выдавила из себя Старлайт сквозь хохот. – Прости, что смеюсь, но это и правда очень смешно. Сначала меня это очень злило, но теперь мне почему-то стало смешно.
— В смысле, совсем не единорог?
Единорожка, продолжая хихикать, наклонилась и прошептала имя правительницы Эквестрии на ухо пегаске. Маффинс в ужасе схватилась за голову. Будучи переполненной ужасом, она тихо прошептала «неужели меня принимали за принцессу Селестию?». Старлайт Глиммер, все еще продолжая похихикивать, просто кивнула два раза. Пегаска обхватила голову передними копытами и снова забилась под кровать. Уже оттуда она сдавленно прошептала:
— Но мои статьи были нехороши, если пони все-таки распознали фальшивку?
Старлайт, продолжая смеяться, легла на спину так, чтобы видеть, что творится под кроватью. Там дрожала от страха косоглазая покорительница эквестрийской науки. Раскинув в разные стороны передние ноги, единорожка объявила:
— О нет, мы тебя раскусили потому, что ты была слишком хороша!
Будь Маффинс не так страшно, она бы попросила вслух уточнить. Но вместо этого она смотрела своим косым взглядом на Старлайт, ожидая объяснений. К счастью, та была достаточно понятлива, и продолжила:
— Твайлайт Спаркл заинтересовалась твоими идеями. Действительно заинтересовалась. Целую неделю с ними носилась, пока не уперлась в парочку непонятных мест. И тогда она начала искать автора. Не нашла. Решила, что кое-кто скрыл себя за псевдонимом, как обычно, пошла на аудиенцию.
— Принцесса Твайлайт Спаркл?!!! Ч-ч-ч-что за парочка непонятных мест?!
Светло-лиловая пони продолжала смеяться:
— Ну, это видимо надо спрашивать у Старсвирла Бородатого. Мы его недавно из лимба как раз достали, так что с этим проблем быть не должно.
После того, как косоглазая пони осознала, какая парочка мест стала проблемой, она забилась в угол еще дальше:
— Чтоб меня в луну вмуровали! Так стыдно! Я больше не буду ничего цитировать или заимствовать, не перепроверив пятьдесят раз!!! Но что это получается, те единороги, что придумали «налог на псевдоним», они думали, что я от имени принцессы Селестии говорю? Они её грабили, или что?
— Нет, грабила тебя редакции. Комиссия ничего не подозревала.
Старлайт Глиммер перекатилась на живот, встала и скомандовала:
— Так, Маффинс, вылезай из-под кровати! Хватит пыль собирать. Теперь моя очередь рассказать всё. – Но внезапно, единорожка что-то вспомнила. – Стоп, я же тебе при первой встрече говорила, что Дёрпи Хувс путают с Селестией!
— Да?!
— Да! Я точно помню, что сказала тебе, что под псевдонимами прячется обычно только Селестия. Ты еще тогда спросила, не из-за того ли, что статьи Дёрпи плохие она расстроилась.
— Я тогда как-то не подумала, что меня кто-то и правда перепутал с Селестией!
— Что, значит, не подумала? Я же прямо тебе об этом сказала!
— Ну, ты сказала об этом тогда мельком, и оно выпало у меня из головы! Я бы в жизни не поверила, что меня можно перепутать с Селестией! Старлайт, где Селестия, а где я! Как нас вообще можно перепутать?! Это же сама Селестия!!! – Что ж, теперь Маффинс хотя бы ограничилась тем, что закрыла лицо копытами, а не стала прятаться под кровать.
Старлайт оставалось только тяжело вздохнуть и рассказать свою историю уже сидя на кровати. Маффинс сидела рядом и внимательно слушала. Из-за того, что ее глаза смотрели в разные стороны, могло показаться, что она пропускает все мимо ушей и думает о чем-то своем. Но Старлайт могла по позе и выражению лица Маффинс понять, когда она действительно к ней прислушивается. Это было не так уж и трудно, но все же требовало некоторых усилий. На моменте с Лирой Маффинс опустила взгляд и грустно прошептала:
— Она меня так и не выдала, она сдержала свое обещание. Как же мне повезло, что она была моим другом.
Рассказ продолжился, и постепенно до Дёрпи Хувс начало доходить: она действительно была полноценным ученым-магом в глазах других единорогов. Даже после того, как они понимали, что Дёрпи Хувс – это не принцесса Селестия. И её идеи всё же приняли всерьез, несмотря ни на что. Когда Дёрпи узнала, что некоторые её изобретения всё же используются, ее радости не было никаких пределов.
Но в то же время, из-за ее действий многие нашли лазейку, позволяющую пропихнуть свои идеи. Притвориться принцессой Селестией, чтобы избежать критики своих идей. Маффинс пыталась уложить это у себя в голове, но это было за гранью её понимания. Да, критика бывает неприятной. Твои идеи могут не только принизить, но и опровергнуть, и тебе придется начинать сначала. Но как иначе убедиться, что ты не засоряешь науку ненужной чепухой? И как можно вообще называть себя учёным, если ты избегаешь проверки своих идей? Разве такие учёные вообще бывают?
— Старлайт, я всю жизнь изучала математику, физику, химию, теорию магии. Но я нечаянно нанесла вред науке из-за того, что не понимала других пони. Я никогда не могла сказать точно, когда они меня обманывают, когда они шутят надо мной, а когда они со мной серьёзны. И я ведь нигде об этом прочитать не могла! Есть какая-нибудь наука, чтобы понимать других пони?
— Ну, Твайлайт Спаркл издала копии своих дневников, можешь там посмотреть. Но вообще, отдельно науки нет. Может, стоит создать?
Маффинс, она же Дёрпи Хувс, сидела у себя на кровати. Теперь, когда уже все стало известно, оставался один простой вопрос. Что дальше?
— Что со мной будет? Я знаю, что мы будем друзьями, но что со мной будет? Ты расскажешь обо мне принцессе Селестии, Твайлайт Спаркл и другим единорогам?
Это был действительно сложный вопрос. Не сразу, но ученица Принцессы дружбы нашла ответ, который считала правильным:
— Маффинс, скажи мне, только честно, ты хочешь, чтобы я рассказала им о тебе?
Серая пегаска отрешенно смотрела в пол. Она понимала, что решать в этой ситуации не ей, и её ответ может только зазря расстроить подругу, которой нужно ещё выполнить поручение принцессы Селестии. Но у нее попросили ответить честно. И попросила пони, которой она могла доверять. А значит, действительно нужно ответить честно. И она ответила:
— Нет, не хочу. Я не хочу, чтобы ты рассказывала кому-нибудь. Пусть мои идеи перепроверят, покритикуют, доработают. Но я не хочу, чтобы меня нашли другие единороги. И аликорны.
— И много кто знает?
— Нет. Лира, Бон-бон, ты да Трикси еще. Я даже маме ничего не рассказала.
Жёлтые глаза разошлись в разные стороны чуть дальше обычного, а несчастная Маффинс поняла, что ей только остается ждать решения своей судьбы. Решать предстояло Старлайт Глиммер. И она решила. Решила так, что у Маффинс от шока, удивления и радости отвисла челюсть:
— Маффинс, если ты не хочешь, то я сделаю всё, чтобы другие пони не узнали, кто ты такая. В том числе и принцесса Селестия. Обещаю.
Сил удивляться уже не было. Не было и причин не доверять Старлайт. Если она сказала, что не будет рассказывать даже Селестии, то так оно и было. По крайней мере, её решимость давала надежду, а у Дёрпи редко бывала даже такая роскошь.
— Мне нужно еще кое-что сделать, подожди тут немного, пожалуйста. Я к тебе скоро вернусь.
— Хорошо.
Еще одна бирюзовая вспышка осветила уже темную комнату. Крылатая пони осталась одна в сумерках, ждать свою подругу. Ей оставалось только гадать, чем же она заслужила таких необыкновенных друзей.
Стук в двери был оглушительно-требовательным. У Лиры была одна идея насчет того, кто бы это мог быть. И именно поэтому она попросила Бон-бон открыть дверь, изо всех сил надеясь, что в столь поздний час к ним постучалась не та, о ком она подумала.
— Здравствуйте, а Лира дома?
Хартстрингс услышала из своей спальни знакомый голос. И у нее задрожали коленки. Неужели Старлайт вернулась? А если она привела принцессу Селестию с собой? Один раз Лира как-то отбрехалась, и от неё отстали. Хватит ли ей духу сказать «нет» Селестии во второй раз?
— Нет. – Ответила Бон-бон. Хорошо хоть у нее твердости духа было куда больше.
— Простите, я понимаю, что она не хочет меня видеть, но мне действительно нужно с ней поговорить.
— Вы, наверное, меня не поняли.
— Я видела через окно, что она дома. И я выяснила, кто такая Дёрпи Хувс. И мне действительно нужно поговорить с Лирой.
Только не это! На чем же Маффинс прокололась? Что теперь будет? Вся эта афера, пусть и провернутая по незнанию, точно не обрадовала принцессу.
На негнущихся ногах Лира обреченно побрела в прихожую навстречу судьбе. И судьба со светло-лиловой шерсткой и фиолетовой гривой со светло-бирюзовой полосочкой стояла прямо там, в дверях. Аккуратно Лира отодвинула Бон-бон в сторону, чтобы встретить Старлайт Глиммер лицом к лицу. Взгляд Старлайт внушал, если не страх, то, как минимум, смятение. Смотрящие так прямо в душу пони – это пони, которые приняли решение, которые уже были готовы его воплотить. Голубыми глазами на Лиру смотрела сама неизбежность.
— У меня неприятности, да?
Не сразу, но Старлайт все же аккуратно кивнула.
— Что дальше?
Выдержав совсем небольшую паузу Старлайт Глиммер спокойно и твердо сказала:
— Давай собирайся, ты с другом мириться идешь.
Глядя в глаза Старлайт, Лира поняла, что она идет мириться с другом, чтобы это не значило.