Тень и ночь

XIII. Кораллы и власть

Хорниогия, обнесённая толстыми стенами и рвом, протянулась узкой полосой между древними горами и Дроблёным океаном, получившим своё название из-за обилия рифов и частокола торчащих из воды скал. Пусть даже это опасное водное пространство никому не было нужно, единороги с присущим им пороком алчности контролировали его ревностно и безраздельно, и в пользу такой тактики выступало также то, что среди рифов можно было найти жемчужины, да и кораллы становились прекрасными украшениями.

Их было много. Можно было найти целый коралловый остров, если проплыть дальше, но единороги не задумывались, как задумались бы земные пони, сколько столетий ушло у природы, чтобы создать такую красоту — они привыкли брать от природы всё, что им нужно, и преобразовывать под свои нужды. Поэтому изделия из прекрасных подводных ветвей и вееров были везде; особенно богатые жители применяли их, как наличники вместо окон, а королевский дворец и вовсе выкладывал из кораллов, причём самых редких и дорогих, мозаику на наружных стенах.

Мэйрлорд вообще был похож на иллюстрацию к сказке. Наличие магии избавляло его жителей от необходимости в дверных ручках, верёвках и прочих вспомогательных приспособлениях, поэтому гладкую, глянцевую картинку не портила ни единая лишняя выпуклость, ни единый лишний предмет. Весь город имел аккуратный сахарный вид художественного нагромождения башенок-домов, ряды которых сужались с юга и севера к центральной части побережья, примыкая к роскошному высокому дворцу.

Кое-где единороги даже попытались облагородить дороги, умащая их магически спрессованным песком, гравием или даже целиковыми каменными плитами, плотно подогнанными друг к другу, как гигантская мозаика. Копыта, привыкшие к полированной гладкости кристальных путей, не могли по достоинству оценить такого рвения к комфорту и прогрессу, но, так или иначе, дороги Хорниогии были не в пример лучше дорог, что строили земные пони. Ирония в том, что единороги крайне редко пользовались ими так, как безрогие собратья: у них не было ни тяжёлых телег, ни такого количества двигательной активности, ни таких плотных и суетливых потоков, в которых при плохом качестве дорог можно лишиться всех колёс у телеги. Мэйрлордцы попросту заботились о внешнем лоске.

Правительственные учреждения вроде сборщиков налогов и обслуживающих население контор, а также масштабные родовые постройки вроде Семейных школ магии, этот самый лоск поддерживали особенно усердно. Они украшали подоконники цветами и тканями, а с конических крыш свешивали разнообразные гирлянды, в основном имевшие отношение к космосу и созвездиям.

«Луне бы понравилось», — думала Селестия, заинтересованно осматриваясь на пути к дворцу. Она была замаскирована под нежно-коричневую единорожку с рыжевато-медовой гривой, но жители обращали на неё даже меньше внимания, чем планировалось. Лекторски шагающая по аудитории одной из Семейных школ немолодая кобыла, не переставая с расстановкой диктовать:

— …таким образом, силу телекинеза должно считать определяющей величиной общей магической мощи… — лишь скользнула из окна по страннице взглядом и тут же вернулась к своим делам.

Не присмотрелась к Селестии и кобылка помоложе, что, набросив подчёркивающий густые тени на глазах шарф, степенно шла к своему дому, и рогатый жеребёнок, что нёс на себе её покупки, а, сгрузив их к порогу и получив плату в виде крошки кристалла, галопом помчался в обратный путь. Мелодичный звон колокольчика поднял ощутимый радостный гул из оставшейся немного позади школы, но его немедленно успокоил короткий и резкий звук голоса преподавательницы — и через пару минут все ученики степенно вышли, не толкаясь в широких дверях и храня на лице примерно ту же маску высокомерной отчуждённости, с которой прошла мимо Селестии единорожка с покупками. Впрочем, присмотревшись, коричневая единорожка не нашла среди учеников ни единого жеребёнка, так что весь контингент смело можно было звать ученицами.

Само название города намекало на преобладание кобыльего населения, но разве жеребята не должны ходить в школу? В королевстве Анимы и Дженезиса пони обоих полов имели равные права, но в Хорниогии, судя по тому, что успела подметить Селестия на пути ко дворцу, молодые жеребчики занимались чем угодно, кроме учёбы. Жеребцов постарше кобылка вообще не встретила. «Похоже на то, что сведения о несколько матриархальном внутриполитическом устройстве несколько устарели», — заметила про себя шпионка, невольно ёжась. Её радовало такое обилие кобылок вокруг, но без привычной доли не так интересующего населения было неуютно.

Такой исход был закономерен. Здания, специализирующиеся на магии, были облагорожены так же тщательно и изысканно, как и точки сосредоточения власти. Чары на социальном рынке единорогов были ценнейшей валютой; если ты нищ, но талантлив в колдовстве — скоро ты уже не будешь нищ. Волшебные науки требовали сосредоточенности, которой не достичь буйным головам жеребцов — тем, какой бы расы они ни были, необходимо куда-либо стремиться, драться, соревноваться. Усидеть за учебником, грызя гранит науки — зачастую нереальная задача для них. Более усидчивые и терпеливые от природы кобылки были способны достичь высот в магии быстрее и эффективнее сильной половины пони, а затем и подавить эту самую сильную половину полученными знаниями и навыками.

У единорогов просто не осталось шансов. Единорожки получали доступ к возможностям, востребованным среди других рас за неимением у тех рога, сколачивали состояние, с присущим кобылам коварством и гибкостью плели интриги, взбирались на высокие посты — и жеребцы им становились нужны исключительно для того, чтобы делать новых кобылок. Хотя Селестия знала, что некоторые школы магии уже ищут способ безопасно и надёжно провернуть этот процесс и вовсе без участия жеребца.

Войдя во дворец, шпионка убедилась в своей догадке относительно того, где в разгар дня, пусть он и проходит спокойно и степенно в этом чопорном месте, находятся все жеребцы: натирают полы, сметают пыль, готовят пищу. Самое ироничное, что даже работу стражников не доверили сильной половине — в блестящей обманчиво-тонкой броне около богато украшенных врат стояли на посту две невозмутимых, суровых кобылки.

— Моё имя — Мидоу Дроп, — мелодично представилась изменённым силами рун голосом Селестия, — я вернулась на родину из далёкого путешествия в Кристальное королевство и желаю поделиться с нашей королевой теми бесценными знаниями, что я получила.

Стражницы проявили гораздо больше интереса, когда перед ними в буром телекинезе повисла пара чистейших кристаллов. Внешне — доказательство пребывания в означенном месте; по сути — взятка за проход. Они для порядка присмотрелись к кьютимарке в виде круглого сосуда, из которого змеёй вилась густая золотистая жидкость.

— Из какой ты Семьи? — подозрительно спросила одна из единорожек.

— Моё происхождение неказисто, — скромно наклонила голову Селестия, — но знаете, что говорят о таланте в Кристальном королевстве? Капризная птица, сама выбирает, где гнездиться: может — в парке подстриженном, может — в лесу безжизненном.

Стражницы коротко переглянулись, а затем моргнули друг другу, и вторая из единорожек крикнула:

— Старсвирл, проводи нашу гостью Мидоу Дроп к королеве Цикрумсайд!

Молодой жеребец галантного вида, с тщательно расчёсанной гривой и белыми лентами на копытах, после молчаливого разрешения Селестии переместил её перемётные сумки на свою спину и вежливо позвал:

— Пройдёмте со мной, я отведу Вас к матушке.

— Ты — её сын? — спрятала удивление замаскированная аликорница. — И всё равно находишься среди прислуги?

Старсвирл тихо усмехнулся, обнажив жемчужные зубы:

— Королева Цикрумсайд так добра, что даёт мне доступ ко всем интересующим книгам и обещает позволить самому выбрать Семью, которой я перейду в услужение.

— И есть ли такая на примете? — поинтересовалась Селестия несмотря на то, что ответ ей вряд ли бы что-то сказал.

— Семья Спаркл, — без заминки мечтательно ответил жеребец и, спохватившись, вернул лицу нейтральное выражение. — Прошу простить мою несдержанность. Мне нечасто удаётся поговорить с кем-нибудь по душам.

«Бедняжка», — подумала с искренним сочувствием «Мидоу Дроп», но тактично не стала возвращаться к этой теме. Возвращение к ней, тем не менее, произошло, причём не с самой ожидаемой стороны.

— И кого же ты тогда посадишь на трон? — позвякивал из тронного зала насмешливый голос. Старсвирл моментально остановился, навострив уши и расширив глаза, и Селестия замерла вместе с ним. — Своего старшего сына? Или будешь умнее нашей матери и выберешь младшего?

— Я не так стара, как ты думаешь, — ответила ей кобыла ощутимо взрослее. Этот голос, несмотря на заверение, лишённое всякой нотки оправдания, уже подбирался к старческой низости и заедающей хрипотце.

— Я и не думаю о возрасте! Пока что. По крайней мере, я вкладываю всё своё сердце в молитвы о том, чтобы, когда — если — ты наконец родишь дочь, ты сумела продержаться на этом свете достаточно, чтобы малышка достигла совершеннолетия, а не просто пяти месяцев, хе-хе-хе…

— Сильвер Рэйзор, ты говоришь не только с королевой, но и со своей первой по старшинству сестрой! — отрывисто, едва ли не лязгая зубами, осадила Цикрумсайд. — Мне категорически не нравится твой тон! Имей в виду, я могу расшифровать твои слова как намёк на грядущее предательство.

— Ничего подобного, Ваше Величество, — тон голоса Сильвер Рэйзор вновь сделался обманчиво-шёлковым. — Мои слова — лишь беспокойство за судьбу короны. Я в свои годы уже принесла ей двух дочерей, а ты за свою жизнь не осчастливила и одной.

Некоторое время в зале грудилась, медленно ворочаясь дыханием пони, тишина. Кобылка помоложе кашлянула, переходя к деловому стилю:

— Тебе предстоит встреча с вождём земных пони.

— Неужели? — усомнилась королева, явно принявшись перебирать в памяти свой график. — Я провела недавно одну… красноречивую.

— Вернее, с его женой, — глумление вновь вернулось в голос Сильвер Рэйзор; она шла к дверям. — Говорят, земные пони ближе к природе, чем мы можем себе представить; если уж она плодит своему муженьку-тирану одних только жеребцов, явно в вопросах зачатия есть то, что категорически нельзя делать, чтобы не родилась кобылка. Тебе пригодится эта информация!

И с громким смехом она открыла двери, выходя из тронного зала.

Это была красивая единорожка благородного холодно-серого цвета, чья тёмно-сизая грива оживлялась частыми мелкими полосами жёлтого оттенка. Удивительнее всего в ней были глаза: с такой тёмной радужкой, что её изначальный цвет терялся в тени и мог смело зваться чёрным. Тем больше высокомерия и жестокости излучал её взгляд, особенно когда презрительно скользил по застывшему Старсвирлу. Не обратив никакого внимания на незнакомку, Сильвер Рэйзор с небрежным хмыканьем прошла мимо молодого жеребца и взмахом хвоста, закрывая кьютимарку, как бы случайно больно ударила его по лицу.

Старсвирл инстинктивно оскалился ей в спину, но быстро взял себя в копыта и, успокаиваясь, выдохнул. Он снова вернул на лицо вежливую улыбку и жестом пригласил Селестию пройти вперёд, а затем вошёл следом и объявил:

— Ваше Величество, Мидоу Дроп только что вернулась из путешествия в Кристальное королевство и жаждет поделиться с Вами знаниями, которые там получила.

— Я не слышала ни о какой Мидоу Дроп, — раздражённая недавней беседой, отрезала Цикрумсайд, немолодая белоснежная кобыла с красивой изумрудной гривой. Её брови сдвинулись ещё сильнее, а серо-розовые глаза сузились, но Селестия не собиралась отступать даже из чувства такта — у неё была миссия, которую необходимо было выполнить во что бы то ни стало.

Шпионка почтительно склонила голову, мягко возражая:

— Подлинная цель магии — самоотдача и редкое трудолюбие, способ найти пути к преображению окружающего мира, а не пути к шумихе, славе и известности. Постыдно, ничего из себя не представляя, быть притчей у всех на устах.

Королева заинтересованно навострила уши.

— Не хочешь ли ты сказать, что все известные и легендарные маги не представляют из себя ничего лишь потому, что о них говорят, ибо «гремит лишь то, что пусто изнутри»? — спокойно спросила Цикрумсайд.

— Ни в коем случае, — смиренно ответила «Мидоу Дроп», — но, обладая вспомогательными преимуществами и упражняя их, даже самая плохая голова может перещеголять самую лучшую, подобно тому, как жеребенок может провести по линейке линию лучше, чем величайший мастер от копыта. Те навыки, которым я научилась в Кристальном королевстве, открывают азы заклинаний столь простые, что до них никто не мог додуматься.

— Речь твоя красива и мудра, — уселась поудобнее стареющая кобыла. — Ты заинтересовала меня, Мидоу Дроп. Покажи то, что умеешь, но если выяснится, что гремит и впрямь лишь то, что пусто изнутри, тебе придётся ответить за напрасную трату моего времени.

Селестия кивнула, пряча улыбку. Она прекрасно знала, что не придётся.

Замаскированная аликорница показала самое простое из того, что умела на самом деле. Она заколдовала два деревянных бруска, чтобы они приклеились друг к другу, и предложила Цикрумсайд разделить их; у той получалось, но с трудом, поскольку дерево приобрело магнитное поле, как у настоящего магнита. Схватила телекинезом пласт воздуха и проявила составляющие его частицы, заставив королеву пошатнуться на троне и потянуться ближе, чтобы лучше рассмотреть. Превратила воду в виноградный сок, а затем — в вино. Создала огонёк на кончике своего рога, а затем заставила его застыть рыжим кристаллом, вечно излучающим тепло.

— Какие же это азы? — удивилась Цикрумсайд после всех фокусов. — Это похоже на высшие уровни магии, к которым даже самые талантливые маги подбираются лишь в последней трети жизни.

— Вы удивитесь ещё больше, когда узнаете, насколько просто объяснение этих «высших уровней», — ласково засмеялась Селестия, и через полчаса королева сама повторяла все эти трюки безо всяких усилий, от удивления радуясь, как жеребёнок.

— Это великолепно, — щедро оценила единорожица. — Если это — простейшее из того, что тебе известно, я не представляю, какие ещё ценности скрывает твой разум. Старсвирл… Старсвирл!

От укоризненного выкрика матери единорог вздрогнул всем телом, уронив позабытые кобылами бруски, с которыми он увлечённо проводил трюки с намагничиванием и размагничиванием. Поняв, что королева и гостья были не так увлечены диалогом, как ему думалось, жеребец покраснел и стыдливо задвинул деревяшки за вазу копытом задней ноги.

— Старсвирл, — повторила Цикрумсайд, закончив сердито хмуриться, но больше не улыбаясь. — Проводи Мидоу Дроп в лучшие покои. Она будет нашей дорогой и желанной гостьей столько, сколько пожелает.

— Ты интересуешься магией? — спросила Селестия, когда проводник отвёл её от тронного зала достаточно, чтобы их разговор не слышали.

— Это моя жизнь, — вздохнул единорог, взглядом стреляя на свою кьютимарку. — У меня в ней два смысла: магия и любовь, и оба в Хорниогии недостижимы, если ты жеребец.

— Но ведь ты говорил, что твоя матушка проявляет к тебе благосклонность, — осторожно напомнила Селестия, и Старсвирл, окончательно расслабившись с ней, отмахнулся:

— Дело не в матушке, а в тёте. Сильвер Рэйзор, Вы её видели. Она считает, что гораздо больше подходит на роль королевы, чем её старшая сестра. Всех своих старших сестёр, кроме королевы, она убила, а единственного сына оставила в живых исключительно для того, чтобы досадить мне в случае чего. Об этом, конечно же, не принято говорить, но, думается, не осталось ни единого единорога во дворце, которому об этом не было бы известно.

— И ты считаешь, что она может предложить своего сына для семьи Спаркл, лишь бы туда не отправили тебя?

— И то, что Рипост на двадцать три года младше меня, её не смутит, — мрачно кивнул Старсвирл и невольно усмехнулся: — Эх и слетела же с неё спесь, когда она вдруг родила его два года назад после двух дочерей и всего бахвальства, что и третий жеребёнок будет кобылкой!

— Получается, Сильвер Рэйзор здесь не очень любят? — поинтересовалась Селестия, уже прикидывая, как это можно будет использовать.

Старсвирл остановился на секунду в раздумьях.

— Разве что пара пони, — неохотно признал единорог. — Её ближайшая фрейлина, Эмери Пэйпер, и отец её жеребят… правда, его доверие к ней было подорвано. Когда родился Рипост, Сильвер Рэйзор была в ярости и угрожала казнить бедолагу за дурное семя, что он в неё посадил. Но, учитывая, что это — обычное дело, вряд ли Минт сильно на неё обиделся.

«Да, и вправду, ничего необычного», — мысленно закатила глаза «Мидоу Дроп».

У неё в запасе был ещё как минимум месяц.

Селестия не рисковала спешить, втираясь в доверие к королеве и заодно наблюдая за тайными или явными её перепалками с младшей сестрой. «Так драться из-за какой-то власти, — печально думала аликорница, глядя на гневные и злорадные лица после очередного вербального поединка. — Я готова в случае необходимости уступить Луне корону, лишь бы между нами сохранялся мир».

Она не подумала, что легко отказываться от того, чего у тебя нет, потому что была сосредоточена на передаче опыта магам Семейных школ. «Мидоу Дроп» не хотелось давать единорогам слишком много передовых преимуществ перед другими расами, поэтому приходилось фильтровать информацию, а любое явление оборачивать в спецэффекты. Тягу к роскоши и внешнему лоску имело даже Кристальное королевство — что уж говорить о единорожьем.

Но от чего государство Дженезиса и Анимы безоговорочно ушло — так это от рабства. Селестия тайно, под видом простой беседы, обучала Старсвирла магии за столиком на его балконе, и была, как и единорог, вся в предмете. Когда по широким улицам Мэйрлорда вдруг дробно загрохотали копыта вернувшихся из похода воительниц, заглушая понурые шаги захваченных пленников, «Мидоу Дроп» в самый последний момент спохватилась, не дала удивлению прорваться наружу и как можно безразличнее провела по процессии взглядом. Подобрав подходящий вопрос, она поинтересовалась:

— Это была война специально ради пленников?

— Ага, — тон голоса единорога звучал так, словно они по-прежнему обсуждали нечто не слишком сложное, что могут обсуждать только два увлечённых делом и понимающих необходимость обговорить это пони. — Рабы или сбегают, или возвращаются на родину законно… или заканчиваются.

— Только земные.

— Мы пока не доросли, чтобы идти на пегасов, — лениво отмахнулся хвостом единорог. — Да и нам без надобности пленять их. А земные пони с конца осени не могли отдать то, что задолжали.

В интонацию Старсвирла прокралось злорадство:

— Теперь у них будет шанс лично отработать всё утаённое на огородиках позади домов.

— У вас есть огороды?

— Да, некоторые семьи решили самостоятельно выращивать овощи, чтобы экономить на продуктах. Но единороги — совершенно никчёмные земледельцы, а растения, выращенные магией, отвратительны на вкус. Поэтому нам не обойтись без земных рабов.

— Ох… они же вернутся на родину?

— Как только их вождь соизволит отправить нам долг, да, — пожал плечами жеребец и вновь ухмыльнулся. — Но я не уверен насчёт жеребцов.

— А что случится с ними?

— Останутся в рабстве до конца своих жизней. Сильвер Рэйзор уговорила королеву попробовать эту систему хотя бы на жеребцах-чужеземцах.

Селестия присмотрелась. Названная кобылка ходила вдоль выстроенных в ряд рабов, внимательно рассматривая каждого. Заметив в рядах единорога, она подходила, заговаривала с ним, а затем шла дальше, и оба после беседы были ещё более недовольными, чем до неё.

— Разве жеребцы-единороги и так не в рабстве? — усомнилась замаскированная аликорница.

— Нет, — мотнул головой Старсвирл. — Наши права ограничены, но мы не рабы. Да, мы не можем покинуть Хорниогию и полностью свободно распоряжаться своей судьбой, но подразумевается срок отработки, по достижении которого каждый жеребец получает свободу. Пока этот срок не достигнут, тоже есть, где развернуться: например, нас нельзя калечить и убивать, ещё можно отказать в паре, но нельзя навязать нам её, или…

— Подожди, — навострила уши Селестия. — Вас нельзя убивать, но разве ты не рассказывал о том, как Сильвер Рэйзор грозилась казнить своего мужа?

— Уволь, — фыркнул единорог, переводя взгляд на распоряжавшуюся рабами тётушку. — Своих сестёр «казнить» она тоже не имела права. Просто это один из минусов того, чтобы быть жеребцом: пока доказательства не отмечены на твоём теле, твоё слово в суде или в полиции — ничто. Ты можешь пожаловаться на угрозу расправы, только если придёшь туда с перерезанной глоткой, иначе — не трать время жандармов и не порочь имена добропорядочных кобыл.

Сестра королевы подошла к единорожке в богато украшенной броне, видимо, одной из главнокомандующих, сдержанно кивнула, бросив пару слов, и медленно пошла обратно во дворец. Оставшееся обострённым зрение помогло Селестии увидеть, насколько хмурым было лицо Сильвер.

— Ей что-то не понравилось? — нахмурилась «Мидоу Дроп».

— Ей каждый раз что-нибудь не нравится, — бормотал Старсвирл, сосредоточенно перебирая свитки, но потом встрепенулся: — О, ты об этом? В общем-то, тут дело тоже не меняется: ей каждый раз что-нибудь не нравится. Но в список её недовольств касательно новой партии рабов всегда входит одна и та же вещь. Ты заметила, что она пристальнее присматривалась к единорогам?

Селестия кивнула.

— Официально это — переговоры, чтобы выяснить, является пони перебежчиком или просто пленённым ранее, которого грязетопталки послали в бой против его воли. Но я столько об этом слышал на протяжении своего взросления, что могу с уверенностью сказать: ей плевать на лояльность или нелояльность этих вольных хвостов. Она ищет одного конкретного жеребца, ненависть к которому переняла от своей матери, моей бабушки.

— Интересно, — пробормотала «Мидоу Дроп», начиная смутно догадываться, — а его имя она упоминала?

— Не просто упоминала, а выкрикивала с яростью, когда забывалась в каком-либо из спаррингов. Все уже давно выучили: слышишь от Сильвер Рэйзор имя Сомбры — любой ценой утаскивай её соперника из-под удара, главное, сам под него не попади.

«Ну надо же», — подумала замаскированная аликорница.

— И кто же этот Сомбра? — улыбнулась Селестия.

— Бабушка была влюблена в него, — перекладывал телекинезом грузики Старсвирл. — Любила всей душой, как никогда не любила ни до, ни после. А он просто взял и предпочёл другую. Да не кого-нибудь, а… — единорог сглотнул, собираясь с силами, и на всякий случай тайком огляделся вокруг, прежде чем шепнуть с дрожью в голосе: — Аликорна.

— Оу, — тут уж «Мидоу Дроп» не могла продолжать играть свою роль, так сильно перебивал любую нужную эмоцию скептицизм по отношению к застарелому страху смертных пони.

«Столько лет прошло, а всё трясутся. Бьюсь об заклад, они на самом деле не вспомнят, когда в последний раз видели не то, что аликорна, причиняющего вред — просто живого аликорна», — подумала Селестия и внутренне порадовалась иронии. Жеребец тем временем взахлёб продолжал:

— Да-да, но бабушка всё же смогла справиться. Хотя, конечно, не до конца: во второй раз она полюбила жеребца, который был похож на её первую любовь, как две капли воды. Только, как сначала думали, единорог ей попался сумасшедший. Сначала просто говорил во сне, потом уже начал хвататься за голову средь бела дня, крича о голосах в голове, а в последние свои дни вообще говорил вслух небылицы о том, что убил какого-то принца…

Расслабленная ухмылка сползла с лица Селестии. Она тут же соскучилась по своей белой шерсти. Сквозь неё не просвечивала бледность.

— Бабушка, конечно, пыталась его спасти, — продолжал жеребец, — но когда он с последним криком умчался куда-то вдаль, даже не заказав повозку — стало ясно, что уже поздно. Много времени спустя до нас дошли новости, что он добежал до битвы между гиппогрифами и… то ли кристальными пони, то ли сразу аликорнами, где и сгинул. Все сначала думали, что случайно попал под стрелу, но бабушка это дело раскопала глубже, и её чуть удар не хватил. Не сразу смогла рассказать, что её муж обезумел не просто так, а чтобы взять на себя вину за преступление Сомбры. Бабуля-то своими глазами видела, как Сомбра растерзал того принца гиппогрифов, грех за которого её муж взял на свою душу.

В памяти замаскированной аликорницы ещё были слышны крики Анимы и спокойные, выверенные парирования сестры.

— Поэтому, когда бабушка стала королевой, — закончил Старсвирл, ставя последний грузик на вершину сложной фигуры, что он построил за время рассказа, — первым же указом закрепостила всех жеребцов. Она знала, что Сомбра живёт в Хорниогии, и хотела взять его тёпленьким, но он, видимо, уже тогда почувствовал, что дело плохо пахнет. Как только реформы начали вести к тому, чтобы окончательно лишить его свободы — готовился к принятию закон, запрещающий жеребцам заниматься магией, а именно это и было его основным занятием, он даже луну поднимал единственный среди кобыл — он быстро куда-то сбежал. И его до сих пор ищут. Мы с мамой успели простить и забыть, а тётушка в вопросах семейной ненависти оказалась слишком ревностной. Возможно, это — единственное, что у неё на самом деле хорошо получается.

— А разве этот Сомбра не должен быть уже дряхлым стариком? — автоматически поинтересовалась Селестия омертвевшим языком.

Старсвирл пристально посмотрел ей в осоловевшие глаза, списав шок на впечатление от истории, и ехидно прищурился:

— Вот здесь самое интересное. Сомбра должен был быть дряхлым стариком ещё до рождения моей бабушки. Но на деле он даже к моменту её старости был так же свеж и бодр, как когда они познакомились.

— Это одна из самых удивительных историй, о которых я только слышала… — пробормотала «Мидоу Дроп», и жеребец зарделся от гордости, что смог впечатлить такую умную и выдающуюся единорожку. Он воодушевлённо заговорил о чём-то дальше, но мозг Селестии уже работал в другом направлении.

«Значит, Сильвер Рэйзор — наследная мужененавистница. Хоть где-то она наследная… Кхем, Старсвирл уже упоминал, что она просит ужесточения условий содержания жеребцов другой расы именно в тестовом режиме — значит, хочет сделать рабами и единорогов… просто на случай, если среди них окажется Сомбра? Несносный жеребёнок, и тут наследил. Надеюсь, у тебя получается разбивать кобыльи сердечки нечаянно и походя, и в твой список целей не входит Луна, иначе у нас с тобой будет неприятный разговор. Итак, надеюсь, не все жеребцы относятся к этому так спокойно, как тот, что сидит напротив меня, поэтому они будут сопротивляться нововведению с полномасштабным их порабощением — на этом можно сыграть. Поднять восстания во всей Хорниогии к тому моменту, когда земные пони будут подплывать к их перевалу, и убедить королеву — не важно, кто будет сидеть на троне — что последнее, что нам нужно среди таких социальных пожарищ — ещё одна война, и легче пропустить безобидные караваны, а пока разобраться с насущными проблемами… Хотя, конечно, Старсвирл упоминал также и долг по провизии. Надеюсь, земные пони будут достаточно мудры, чтобы лишний раз задобрить жадных единорогов его возвращением. Технически, это самый простой и закономерный вариант, но я не хочу кровопролития. Мне нужно придумать, как вывернуть дело самым мирным из возможных способов… — внезапно поток рассуждений со свойственной мыслям беспорядочностью вернулся к исходной точке. — Стоп. Сомбра был разбойником, когда убил Харца Еро. Вряд ли в свидетелях так легко могла оказаться целая королева!».

— Прости, что перебиваю… — Селестия успешно сделала вид, что всё это время вместо слушания очередного рассказа Старсвирла внимательно рассматривала коралловую мозаику на стене. — У вашей семьи, наверное, очень богатая история и интересная династия?

— Наверное… — растерянно согласился единорог. «Мидоу Дроп» перевела на него пристальный взгляд:

— Ты разве не знаешь, как твоя семья пришла к власти? — она нацепила озорную улыбку. — Уверена, уж об этом тебе прожужжали уши лучше похождений бессмертного единорога.

— На самом деле этой темы стараются избегать, — нехотя ответил жеребец, неловко поведя плечом. — Бабушка действительно стала королевой, да… после того, как пошла к гиппогрифам и получила от короля и королевы вознаграждение за информацию о том, что убийца их сына на самом деле жив. Эти дары открыли ей дорогу к власти.

Сердце замаскированной аликорницы ускорило свой бег, когда она лихорадочно пыталась вспомнить, отразилось ли как-нибудь это событие на Кристальном королевстве, но не смогла отыскать ничего конкретного. Только какие-то размытые дипломатические и торгово-рыночные причины поддерживать нейтралитет. И впрямь, гиппогрифы к кристальным пони и их правителям больше никогда с теплотой не относились.

— Они просто дали ей вознаграждение, даже не потребовав выдать Сомбру лично? — усомнилась Селестия.

— А кто сказал, что они не пытались его найти? Бабушка получила своё, когда привела наёмников гиппогрифов прямо к нему и доказала его существование. Но он сумел ускользнуть, а затем поменял свой облик магией. Настолько талантливым и сильным магом он был… — с лёгким оттенком зависти добавил Старсвирл перед тем, как продолжить рассказ. — Бабушка разоблачила его гораздо позже именно по этому могуществу, но не стала сообщать гиппогрифам, потому что у неё самой уже были средства, чтобы ему отомстить. И, я думаю, если она действительно хотела сделать это — ей не стоило печься о своей репутации и просто сделать это. Но своими политическими танцами она только снова дала ему улизнуть.

Старсвирл холодно посмотрел «Мидоу Дроп» в глаза, заглядывая в самую душу, и с особой циничностью сказал то, что заставило замаскированную аликорницу невольно поёжиться:

— И сами звёзды не знают, под какой личиной он ходит теперь.