Тень и ночь

XVI. Будущее

Так и быть. Луна расстанется с Сомброй — в очередной раз. У них просто нет другого выхода. Но перед этим она скажет своё слово.

Когда Мидоу Дроп и Шетани Пайн вернулись к роковому перевалу, корабли земных пони в сопровождении пегасов уходили прочь. Единорожки, держа Сомбру на прицеле оружия и заклинаний, уводили его в темницу; Луна поймала его взгляд. Никакой загнанности, ни капли страха — лишь озлобленность и торжествующая, мрачная решимость.

— Поулыбайся мне тут! — Сильвер Рэйзор с нескрываемым удовольствием пнула его в рёбра, заставив пошатнуться в магических путах.

Шетани издала едва ли не звериное рычание, увидев, как болезненно зажмурился Сомбра, но не потерял столь же по-животному яростного оскала. Его вели в уздечке, переделанной в намордник, словно прямо для него. Не нужно было присматриваться, чтобы увидеть чуть ли не возбуждение в радости единорожки, что теперь возглавит страну после смерти своей старшей сестры. И это извращённое ликование заставило пегаску броситься вперёд, еле затормозив перед четырьмя развернувшимися к ней стражницами.

— Копыта прочь от него, ты! — пророкотала замаскированная Луна, грудью уперевшись в сдерживающие её перекрестья копий, но не успела выговорить оскорбление, потому что Сильвер Рэйзор насмешливо зацокала языком:

— А, а, а, этот раб вернулся Хорниогии в результате официальной сделки. Это больше не твоя игрушка.

— Плевала я на любые сделки, — пегаска едва не тряслась от ярости, — потому что этот пони покидал Хорниогию вовсе не рабом!

— Теперь всё изменилось, — садистски пропела Сильвер и резко выкрикнула в сторону приказ: — Подготовьтесь к моей коронации. Моих племянниц арестуйте по подозрению в лояльности запрещённому режиму, а чтобы он действительно стал запрещённым…

Густую чёрную гриву Сомбры схватило телекинезом и рвануло вниз, заставляя жеребца захрипеть от резкой боли и униженно поклониться, чтобы не лишиться внушительного клока волос и кожи. Его щека вжалась в пыль мощёной дороги.

— Издайте указ, лишающий каждого жеребца всех прав. Они будут закрепощены окончательно и навечно.

Сильвер Рэйзор наклонилась к скалящему острые клыки Сомбры, совершенно беспомощному после стольких болезненных ударов в рог и в таком вооружённом окружении, и почти нежно провела копытом по его скуле, нараспев воркуя:

— И ты — в первую очередь…

Луна ощутила, как её разум заволакивает непроглядная чёрная пелена.

— Слушай меня, и слушай внимательно.

Потусторонний голос, являющийся слиянием настоящего её голоса, придуманного сопрано Шетани Пайн и чего-то незнакомого, но поднявшего шерсть дыбом и повергнувшего в гипнотический кошмар всех присутствующих, заставил Сильвер Рэйзор обмякнуть и испуганно метнуть взор на пегаску.

— Создавай любые указы, какие захочешь, пиши законы, если хватит духу, но знай, что за всё это тебе придётся заплатить очень большую цену — цену гораздо большую, чем ты сможешь вынести или даже представить. Я отравлю ужасами каждую твою ночь, наполню чистой паранойей каждую тень твоего дня, ты лишишься сна и покоя, и воспалённые кошмары будут петь двадцатью двумя голосами в твоей жаждущей освобождения голове. Но когда я вернусь, я обращу в пепел твою власть, я растопчу твою корону и вдохну несокрушимый мятеж в дух презираемых и унижаемых тобой; нагую и беззащитную провезут тебя по жирной грязи площадей, оплёвывая и выдирая клочья твоей гривы. И ты проведёшь остаток своих дней в смрадной яме с отбросами, питаясь тем, что скинут глумливые жеребята, и больше никогда выколотыми глазами не ощущая солнце.

Сильвер Рэйзор, похолодев, смотрела в бирюзовые глаза с матовыми драконьими зрачками.

— Достаточно, — еле произнесла единорожка.

Зрачки пегаски расширились, снова округлившись и заблестев светом жизни.

— Отдай мне Сомбру — и я избавлю тебя от этой судьбы, — предложила Луна.

— Убирайся, пока можешь это сделать, — был ответ. — Мидоу Дроп, пойдём.

— Гори ты в синем пламени, — проскрежетала та, и брови Сильвер Рэйзор вскинулись, но замаскированная Селестия не обратила на неё никакого внимания. — Сомбра. Мы вернёмся за тобой, я обещаю.

Луна несколько секунд справлялась с неосуществимым сейчас желанием хотя бы поцеловать единорога на прощание, читая в его глазах точно такую же жажду. Но в конце концов оба заставили друг друга отвернуться. Сомбра поплёлся дальше, понукаемый погонщицами. Шетани Пайн пошагала за Мидоу Дроп.

— Нам надо было принять истинный облик и задать им жару, — раздражённо произнесла пегаска, гневно заложив уши, когда они с сестрой вышли за пределы Мэйрлорда. — Дельные мысли всегда приходят, когда всё закончилось. Хотя подожди, мы всё ещё можем…

— Нет, не можем, — тихо и устало осадила Селестия. — Если ты не хочешь, чтобы единороги в ужасе забили Сомбру, мотивируя это тем, что он связан с аликорнами и оттого становится ещё более опасным и нечестивым. Я жила там несколько месяцев, Лулу. Сильвер Рэйзор развернула целую кампанию, очерняющую его имя; она просто одержима родовой местью Сомбре.

— Местью? Но за что? Он клялся, что ничего не делал.

— Так оно и было, но в своё время ему якобы следовало ответить на любовь одной пони, матери Сильвер Рэйзор и Цикрумсайд, примите небеса её душу.

— Я… смутно помню эту единорожку… — нахмурилась Луна и обеспокоенно подняла голову: — Они же убьют его там!

— Нет, — успокаивающе положила копыто пегаске на плечо Мидоу Дроп. — Не убьют. Родовая месть родовой местью, но он слишком могущественный маг и будет более полезен для королевства живым, чем мёртвым.

— Надеюсь, ты права, — без энтузиазма отозвалась Шетани Пайн, поникнув.

— Мы вернёмся за ним, Луна, — поклялась Селестия. — Но нам нужно восстановить силы, а ещё — получить некоторые ответы. Ты была права, Анима и Дженезис что-то скрывали от нас, и настало время узнать, что именно и зачем.

— Мы правда вернёмся? — Луна посмотрела на сестру с надеждой своего раннего, наивного жеребячества. — Мы правда вернёмся и спасём его?

— Я клянусь тебе, сестричка.

Две аликорницы развеяли маскировочные чары и поднялись в небо. Телепортационные руны успели разрядиться за время их миссии, и теперь требовалось пролететь пару сотен миль, чтобы те снова почувствовали, куда следует перенести своих хозяек. Замысел сработал, и, снова загоревшись, когда Луна и Селестия взяли уверенный курс на королевство, артефакты на ура выполнили свою работу, а затем рассыпались в моментально исчезнувшую пыль, как и должны были. Шутка Шетани Пайн не была шуткой: все необходимые талисманы действительно были магически вживлены прямо в тела шпионок.

Кристальные пони встретили их счастливыми возгласами. Селестию тут же окружила её компания, наперебой пересказывая события, что она пропустила в своей миссии, и недвусмысленно намекая, что подростки были бы не против послушать встречную историю. Зловещая тихая ярость испарилась без следа, и юная аликорница снова стала добродушной собой, так что Луна не решилась мешать её общению, пусть и хотела побыстрее выяснить, свидетельницей чему стала на роковой развязке океана.

А ещё она хотела перестать думать, какая из Селестий настоящая — та, что убедительно была готова испепелить молчаливым бешенством любую пони, даже не причастную к преступлению, или эта, что теперь с нежной улыбкой уверяла, как ей важно, чтобы никто из её друзей не нервничал.

Селестии, по видимости, и самой не терпелось задать своим покровителям несколько вопросов, поэтому она как могла быстро завершила первую после долгой разлуки встречу со своими приятелями и торопливо пошла вместе с Луной к тронному залу. Анима и Дженезис уже ждали их там, улыбаясь так слабо, что это казалось надменностью.

— Мы поняли, что вы вернулись, по радостным возгласам подданных, — поприветствовал их король. — Надеюсь, нам удастся встретить вас так же.

Луна кипела под маской бесстрастности. Ей хотелось кричать, рушить, требовать, но она предоставила говорить менее взвинченной Селестии. Аликорница мудро начала с хорошего:

— Наша миссия увенчалась успехом. Земные пони совершили миграцию через земли единорогов с минимальными потерями. Нам пригодились все руны, что вы нам дали.

Королевская чета ответила довольными кивками.

— Вы обе показали себя с лучшей стороны. Теперь мы знаем, что всегда можем положиться на вас, как на сестёр.

— А у нас в этом возникли сомнения, — пророкотала Луна. — Я летала к тому месту в океане, что нам следовало оберегать.

Анима медленно нахмурилась.

— Тебе было велено принять облик земной пони.

— То, что я стала пегаской, никак не повлияло на успех кампании, — решительно выдвинулась вперёд Луна. — Кроме одного: я узнала о ней немного больше, чем планировалось. Почему вы лгали нам?

— Вы прекрасно знаете, что Луна там нашла, — поддержала Сестру Селестия. — Вернее, кого. Аликорна, который в своё время чуть не убил меня и вырезал неисчислимое количество пони!

— Никакой лжи не было. Этот пони действительно заключён на пересечении нескольких межмировых порталов, — сухо отозвался Дженезис.

— Как ты можешь называть это чудовище пони?! — возмутилась Селестия.

— Потому что он был таким не всегда, — резко ответила Анима. — Он был нашим другом и возлюбленным до того, как сошёл с ума.

Младшие сёстры оторопели.

— «В-вашим»?

Дженезис прикрыл глаза, сжимая губы. Анима более стойко продолжила:

— То были гораздо более вольные времена, когда понятия морали определялись не обществом и традициями, а лишь нравственностью конкретного индивида. Для меня, Дженезиса и Витаэра не казалось зазорным делить любовь на троих.

Королева тяжело вздохнула, погружаясь в воспоминания.

— Мы с Дженезисом всегда были слишком разными друг для друга. Витаэр был тем, что связывало и уровновешивало нас. Я — преемница Смерти, Дженезис — преемник Жизни; для меня любовь — течения похоти и слияние тел; для него — душевное созидание и отклик умов. Витаэр был невероятно мудр. Его великодушие позволяло ему видеть то, чего не видели мы, и он охотно делился этим с нами, доказывая, что, будучи вместе, мы с Дженезисом станем несокрушимыми. Витаэр показал, что мы скорее идеально дополняем друг друга, чем боремся один против другой. Наш тройственный союз был всесторонне прекрасен и гармоничен, и каждый его член получал максимум удовольствия как физического, так и душевного. Но насколько Витаэр был мудр — настолько же он рисковал стать безумным. Тот внутренний компас, что направлял его… возможно, указал направление слишком сложное, чтобы его можно было осознать и вынести даже такому аликорну, как Витаэр. Его агония была немыслима. Он терял понийский облик и прекрасно это осознавал. Он хватался за голову и кричал о двадцати двух голосах, что раздирали на части его душу. Он бросался к нам и умолял спасти его, а когда мы спрашивали, каким образом, готовые сделать всё для нашей общей любви… Витаэр приказывал убить его. Мы с Дженезисом холодели от одной мысли об этом, просили его взять себя в копыта и сражаться…

— Или, по крайней мере, объяснить, чего он так боится, что хочет найти спасение в смерти, — бесцветно подхватил Дженезис, поняв, что из-за дрожи голоса королева больше не способна говорить, — Витаэр лишь ещё глубже впадал в панический ужас. Он пытался покончить с собой, но каждый раз в такие моменты кто-то словно перехватывал контроль над его телом, и он прекращал любые действия со смехом, который до сих пор, бывает, звучит в моих страшных снах. В конце концов Витаэр просто сбежал в лес, как дикий зверь, подальше от нас. Мы пытались найти его, не теряя надежды вернуть, но каждый раз он, дрожа, во всю глотку заклинал нас не подходить ближе и спасаться от него. Мы не слушались до тех пор, пока он не попытался меня убить. Это была финальная точка его сумасшествия: он перестал быть собой и потерял все инстинкты, кроме одного: очистить землю от жизни. Мы никогда не узнаем, что он нашёл в лабиринтах своего мозга, где оставил душу во время одной из медитаций или что увидел своим прозорливым взором. И тогда, и сейчас нам ясно только одно: мы не в силах его убить.

— Конечно, дело не только в приблизительно равных силах или угрозе нарушения баланса, — кое-как совладала с собой Анима, но в поисках поддержки взяла мужа за копыто. — Но ещё и в том, что у нас элементарно не хватало духу убить того, кто так много значил для нас и кто подарил нам самые яркие чувства, что мы испытывали. Но мы не могли бездействовать, потому что, не найдя нас, Витаэр пустился убивать всех без разбору. Хотели мы того или нет — мы больше не могли отсиживаться в стороне и оплакивать душевные раны друг друга. Собравшись с силами, мы вышли на бой и одержали верх. Пленив Витаэра, мы заточили его в Тартар, где уже томились самые опасные для мира злодеи. Через несколько дней там никого не осталось в живых, а наш несчастный друг сбежал. Из его сокамерников мы не нашли никого. От них остались лишь пустые оболочки, как сморщенные шкурки яблок, высосанные фруктовым вампиром. Нам с Дженезисом стало понятно, зачем Витаэр устраивал массовые геноциды — теперь это стало для него способом получения энергии и мощи. При желании он мог высосать магию и жизнь и из нас тоже.

— Хотя это мы поняли уже позже, — поправил аликорницу король. — Когда он почти сделал это с тобой через несколько стычек. Именно тогда я придумал план — самый эффективный и милосердный способ пленить друга, превратившегося в одержимого монстра. Я собирался обтрясти несколько яблонь одним ударом: защитить брешь в ткани пространства и времени, создать защиту от проникновения драконикуса в том месте, где невозможно появление аликорна привычным способом, обеспечить Витаэра пищей, что не давала ему умереть, но и не напитывала бы достаточно для побега, и отучить другие формы жизни пробираться в наш мир через ту червоточину — поверьте, в те времена это было нередкое и неприятное явление.

— План был прекрасен, — слабо усмехнулась Анима. — Но на его реализацию ушло столько сил, что мы оба просто впали в беспробудный анабиоз на несколько лет. Это был… очень интересный период для королевства. Уверена, через пару сотен лет появятся сказочные интерпретации этих событий.

— То есть, вы держите того аликорна, как сторожевого пса? — скептически уточнила Селестия.

— Очень злого сторожевого пса вселенского масштаба, одержимого жаждой убийств и явно обладающего раздвоением личности, если не раздвадцатидвоением. Мир в надёжных копытах, — закатила глаза Луна. — Был. До того, как пони не сунули свои носы за безопасные пределы. Жеребяткам надоело сидеть в манеже, они хотят изучать мир. Как бы ни был вам дорог Витаэр — от него придётся избавиться. Если не хотите убивать его — не пробовали выбросить в эту червоточину?

— Очень злого сторожевого пса вселенского масштаба, одержимого жаждой убийств и явно обладающего раздвоением личности, если не раздвадцатидвоением? — саркастично процитировала Анима. — Я не уверена, что хочу отчитываться об этом перед хозяевами миров, в которые попадёт такая машина для убийства, которая может ещё и вернуться с новыми силами, потому что брешей, если ты не понимаешь, слишком много, чтобы их можно было закрыть.

— Мы можем очистить вашу совесть и попытаться убить его, — решительно предложила Селестия.
Дженезис внимательно окинул младших сестёр взглядом.

— Мы с Анимой неслучайно запрещали вам приближаться к тюрьме Витаэра лично, — проговорил он. — Он высосет вас до дна. В вас слишком мало сил, чтобы противостоять ему, но достаточно, чтобы хорошо его насытить. Хотя, судя по тому, что Луна увидела его и вернулась живой и невредимой, он уже довольно ослаб без полноценной еды. К слову, Луна, ты что-то не то съела на Эквусе?

— О чём ты?

Луна настороженно следила за тем, как старшие брат и сестра ощупывают её взглядом с ушей до копыт. Селестия делала то же самое, но в её глазах было больше обеспокоенности и недоумения, чем проницательной наблюдательности Анимы и Дженезиса.

Причина открылась у лекаря. Проведя краткий осмотр и задав несколько вопросов, немолодая кобыла мягко улыбнулась и поздравила юную аликорночку с тем, что та скоро станет матерью.

Дальнейший час выпал из памяти оглушённой Луны, оставив только изумлённые выкрики старшей, разведённые копыта лекаря и Аниму с Дженезисом, лишь поджавших губы и отпустивших сестёр пока отдыхать с дороги. Только в своих покоях, из которых не желала уходить вцепившаяся в неё объятьями Селестия, Луна пришла в себя и медленно проговорила:

— Я правда беременна? Как это могло случиться?

— Вероятно, для этого нужно было заняться любовью, да не один раз, — нервно ответила её сестра, крепче, но осторожнее прижимая ту к себе. — Встретилась с Сомброй, называется.

Луна не нашлась с ответом, покраснев и зарывшись носом в белоснежную шерсть. Селестия, постучав розовым с бирюзовой полоской хвостом, немного спокойнее спросила:

— Как ты вообще не заметила прихода охоты?

Румянец на щеках младшей сестры стал ярче, но по губам растеклась идиотски-счастливая улыбка:

— С Сомброй каждый раз был, как в охоте.

— Хотела бы я испытать это, — завистливо вздохнула аликорница, целуя Луну в висок. — Каково это — быть с тем, кого так долго любишь?

Луна хотела рассказать о чувстве чистоты, сопровождавшем её всё время, какие бы грязные вещи они с Сомброй ни делали. Она хотела рассказать о счастье, вызывающем зависимость, каждый раз, когда один конкретный серый единорог касался её мыслей. Она хотела бы рассказать о трепете, когда в очевидно холодную для лишённого крыльев существа ночь Сомбра вставал и укрывал её вторым одеялом, как уступал самые вкусные кусочки и не всегда знал, что нужно сказать, но очень старался.

Луна не знала, как описать, насколько ценит то, что у неё был Сомбра.

Луна не знала, как описать, насколько это взаимно.

— Потрясающе, — лишь сказала она Селестии. Старшая сестра мечтательно вздохнула:

— Знаешь, я никогда не была достаточно смелой, чтобы привязаться к кому-либо. Кроме тебя, естественно, потому что ты никуда не уйдёшь, и я сделаю всё, чтобы ты не погибла. Но… остальные…

— Ты же влюблялась в… нескольких кобылок? — осторожно возразила Луна.

— Ах, в том-то и дело, что лишь влюблялась, — повела плечом аликорница. — Мне нравится беззаботное чувство того, когда всё только начинается, и я, всласть нацеловавшаяся, возвращаюсь во дворец под утро, воспринимая незначительный недосып во имя встречи с очередной пассией за великую жертву во имя нашей любви. Сама жертва компенсируется в следующую же спокойную ночь, а сама любовь закончится в следующем же жизненном этапе, когда реальность напомнит каждой из нас, кто мы есть и что нас ждёт позже. Я запоминаю имена тех, с кем это прошла, чтобы иметь хоть какую-то иллюзию, что это что-то значило.

Селестия дала Луне паузу — осмыслить слова. Именно в неё угодило вежливое покашливание Анимы, и разоткровенничавшаяся аликорночка густо покраснела:

— О-оу, привет… ствую? Ка-ак давно ты тут стоишь… наверное?

— Достаточно, чтобы тоже иметь возможность рассказать свою историю, — улыбнулась королева, проходя к сёстрам и укладываясь напротив них. — Но — немного позже. Луна, что ты планируешь делать? — она бросила красноречивый взгляд на выглядящий совершенно нормально живот.

Младшая аликорночка инстинктивно обняла себя копытами, но спокойный и понимающий взгляд персиковых глаз успокоил её. Она немного расслабилась.

— Спросить, как Дженезис понял это — для начала.

— Очень просто, — пожала плечами Анима. — У нас с ним, разумеется, уже были жеребята, и мы видели немало беременных кобыл, чтобы научиться отличать их от остальных даже инстинктивно.

— А почему ничего не заметно, хотя лекарь сказала, что уже четвёртый месяц? — недоверчиво осведомилась Луна, и королева улыбнулась чуть шире.

Её крылья заговорщицки развернулись, и она подмигнула Селестии:

— Похоже, пришло время для внеочередного общего урока.

Переглянувшись, сёстры придвинулись под сень бордовых перьев. Анима удовлетворилась реакцией на её жест и удобно сложила крылья:

— Как и жизнь, беременность аликорнов длится несколько дольше, чем у обычных пони. Соответственно, и все телесные изменения появляются и проявляются значительно позже. Четыре месяца в переводе на понятный смертным срок — это всего лишь два на аликорньем.

— То есть, в два раза дольше? — мгновенно сосчитала Луна и распахнула глаза. — О небеса. Я принимала рвоту за морскую болезнь, а не за токсикоз.

— Кто бы мог подумать, что от соития жеребца и кобылы беременеют, — с абсолютно серьёзным видом кивнула головой Анима. — И ты, как я услышала, просто не распознала свою первую охоту по неопытности и… гормональному коктейлю. Весна могла бы тобой гордиться — выполнила своё природное предназначение с первой же попытки. Повторю вопрос насчёт него: что ты собираешься делать?

Луна снова обняла отсутствующий живот, напряжённо думая.

— Я не знаю. Я слишком растерялась, Анима, Селестия.

— Это значит, что ты хочешь оставить этого жеребёнка, — подытожила её заминку королева. — Я должна тебе кое-что сказать: даже десять черногривых сорванцов не съедят бюджет королевства, но, несмотря на твой возраст и внешность, твоё развитие всё ещё стоит на уровне молодого подростка. Это опасно для тебя — вынашивать потомство так рано. Мы не можем предположить, что пойдёт не так и какие последствия это возымеет.

— Особенно если малыш будет аликорном, — важно кивнула Селестия, но старшая аликорница задумчиво возразила:

— Если Луна не смогла даже определить у себя начало охоты, не думаю, что она смогла бы определить расу своего жеребёнка.

Все замолчали.

— В каком смысле — определить расу? — озадаченно уточнила Луна.

— Продолжаем урок, — весело улыбнулась Анима. — На чём зиждется наше долголетие?

Младшие удивлённо переглянулись, явно впервые задаваясь этим вопросом, а не воспринимая всё как должное.

— На чём же? — сдалась Селестия.

— На энергии. Очень просто, не так ли? Мы с Дженезисом уже рассказали вам сегодня про Витаэра. Он нашёл путь продления своей жизни, получая энергию ценой чужих страданий и вампиризмом их жизней. Но так изворачиваться и так мучительно искать источник приходится только жеребцам. У нас, кобыл-аликорнов, он уже есть внутри, — младшие любопытно придвинулись ещё ближе. — Эта энергия не возобновляется, но при единичном использовании способна полностью омолодить организм, и вы вернётесь к моменту своего физического расцвета. Неплохо, правда? Лично у меня это ощущается, как несколько сфер в области матки. Разумеется, «ощущается» — примерно так же, как мы с Дженезисом догадались о положении Луны, исключительно инстинктивно и краем сознания, но я при желании в любой момент могу сказать, остались ли они там и в каком количестве, — королева визуализировала маленький шарик приятного магматического вида, чьё свечение плавно и равномерно угасало до белого и разгоралось до розового. — И ещё, естественно, воспользоваться ими при желании. Я могу сделать это, чтобы продлить собственную жизнь, подарить кому-нибудь ещё — разумеется, тому, кто способен воспринимать этот вид магии, то есть, такому же аликорну, или — самый интересный и редкий вариант — при зачатии сделать двойное слияние тройным, отправив такую сферу к сперматозоиду и яйцеклетке.

— И что получится?

— Жеребёнок-аликорн, — просто ответила Анима. — Но, учитывая, что Луна даже о собственной охоте узнала только сейчас, даже мечтать о таком не приходится. И скажу на будущее: используйте ваши дары с умом, чего бы это ни касалось. Урок окончен, обдумайте всё, что я вам поведала.

Аликорница элегантно поднялась и направилась к выходу.

— А сколько у тебя осталось таких сфер? — вскинула уши Селестия, и её глаза повлажнели от беспокойства. Она догадалась, сколько раз наставница её сестры продлевала жизнь своему мужу.

Анима Кастоди обернулась у двери, одарив младших сестёр беззаботной улыбкой:

— Одна, — перед тем, как выйти.

Снова установилось нелёгкое молчание, полное немых размышлений.

— Значит, — чуть дрогнувшим голосом подытожила Луна, — Анима может всего один раз продлить свою жизнь, всего один раз омолодить Дженезиса или всего один раз — последний! — родить аликорна.

— Это только доказывает, что наша королева — большая девочка, которая в состоянии о себе позаботиться, — мягко взяла сестру за плечо Селестия. — А что сейчас можешь делать ты? — она помедлила. — Луна, эта беременность грозит стать тяжёлой. Тебе нельзя рисковать, отправляясь на Эквус — даже ради Сомбры. Пожалуйста, позволь мне спасти его и роди вашего жеребёнка здоровым. Прошу. Сделай это ради всех нас.

Луна тревожно облизнула губы.

— Но я точно не обещаю не нервничать, сестра, — наконец выговорила она, и Селестия облегчённо обняла её крыльями.

Обе сестры сдержали свои обещания. Через проведённую на иголках неделю заслуженного отдыха Луна и Селестия пошли за помощью к Аниме и Дженезису. Каждый вечер они обсуждали план высвобождения Сомбры, отвергая один и тут же изобретая другой, пока не пришли к выводу, что ничего не смогли бы сделать даже вдвоём, не говоря уже об одиночной работе. Им необходима была поддержка, и поддержка существенная.

Король и королева, вздохнув, подняли брови в такой успокаивающей манере, что Луна сразу поняла: сейчас придётся очень много злиться.

— Нет. Простите, но мы не можем ничем помочь Сомбре, — заговорил Дженезис.

— У нас есть боеспособная армия, которая ржавеет без дела, — напомнила в ответ аликорночка.

— Это международный конфликт. Если Хорниогия утвердила маскулинное рабство — это её личный устав, нарушать который мы не можем.

— Разве это нормально? — возмутилась Селестия.

— Зебры ритуально убивают себе подобных на регулярной основе, и этот факт не вызывает у тебя такого неприятия.

— Да, но… — пылко начала было аликорница, но лишь кинула извиняющийся взгляд на Луну. Та не отступила:

— Сомбра — отец моего жеребёнка.

— Как мне кажется, свою часть работы он уже сделал, — презрительно сузил ненадолго глаза аликорн.

— Ты думаешь, что он одноразовый?! — выпалила младшая из сестёр первое, что пришло ей в голову. — Я люблю его, и он томится в неволе, где обезумевшие от передающейся по наследству — по наследству, это даже не их личное решение! — ненависти кобылы делают с ним неизвестно что! Нам необходимо спасти его как можно быстрее!

Король не ответил. Но Анима Кастоди, перестав походить на изваяние, поднялась с трона и снизошла по ступеням к отчаянно хорохорящейся Луне. Та не потеряла воинственной решимости, распахнув крылья и распушив шерсть, однако что-то зловещее во взгляде королевы всё же заставило её внутренний стержень дрогнуть.

— Ты ещё не забыла Инскриптум? — вполголоса поинтересовалась аликорница. Луна медленно пригладилась и покачала головой — неохотно, боясь продолжения. — Я читала бронзовые страницы. Сомбра будет тем, кто низвергнет Кристальное королевство и будет хохотать на его руинах.

Анима развернулась и величественно поднялась обратно на трон, оставив аликорночку застывать и мёрзнуть в небывалом шоке.

— Мы можем пойти и проверить прямо сейчас, если ты не веришь мне, — во всеуслышанье объявила королева, — но нашей помощи в этом предприятии вы не получите в любом случае.