Шанс
Глава одиннадцатая. Твоя метка хранит много тайн...
Мчась по кристальным коридорам, Флёрри задыхалась от рыданий. Она не могла сказать точно, что заставило её глаза увлажниться, но сама интонация Шадоу, его голос и полный отчаяния крик вынудили сердце судорожно сжаться. Кобылка бежала вслед за единорогом, боясь, что слишком эмоциональный брат что-нибудь натворит. Шадоу никогда не проявлял склонностей к насилию и ничего с собой не делал, но сейчас он находился в отчаянии, а кто знает, что взбредет в голову эмоционального братца…
Резко завернув за угол, аликорн краем глаза заметила, как захлопнулась дверь его комнаты, а резкий хруст лишь подтвердил это. Кобылка смахнула слёзы кончиком крыла, крепко зажмурилась и подбежала к двери.
Ручка не поддавалась: Шадоу заперся изнутри. Флёрри постаралась докричаться до него, но в ответ ей слышалась лишь смутная тишина. Иногда она разбавлялась негромким стуком, но ей казалось, что это эхо от её ударов.
— Шадоу, открой! — долбилась в дверь она. — Это я! Шадоу!
В конце концов, аликорн рассерженно топнула ножкой и зажгла рог, пуская по магическим каналам формулу телепорта. Её бока окутала золотая вспышка, а затем Флёрри очутилась в комнате, в которую её так упорно не пускали.
Было темно, окна занавешены, и лишь секундная вспышка магии осветила её, заставив кобылку зажмуриться. Она помотала головой, разгоняя искры, и прислушалась. Ожидаемых всхлипов было не слышно, но Флёрри знала, что брат сейчас лежит на кровати, уткнувшись носом в подушку или уставившись в потолок.
— Шадоу? — тихо позвала его аликорн. — Братик, ты где?
— Я не твой брат, — как она и ожидала, Шадоу лежал на кровати. Флёрри зажгла рог, оставив на кончике осветительный шарик, сразу вырезавший из теней контуры тела единорога. Его голос был надтреснутым, словно он долго плакал. Телекинезом коснувшись штор, аликорн впустила свет.
— Не говори ерунды, — кобылка быстро подошла к кровати, пытаясь говорить бодро и скрыть дорожки слёз. — Конечно, ты мой брат.
— Ты не понимаешь, — Шадоу поднял на неё глаза. — Ты не знаешь, кто я. Ты не знаешь моего настоящего имени.
— Сомбра, — пожала плечами аликорн, чувствуя, как ком в горле постепенно уходит, скрываясь за напускной беззаботностью. — Ну и что, подумаешь. Ты для меня навсегда останешься Шадоу, поэтому…
— Ты забыла, что нам про него говорили?! — вдруг закричал единорог, резко садясь на кровати. Флёрри вздрогнула и инстинктивно сжалась, прикрывая бок крылом. Жеребец не моргал, боясь выпустить наружу вставшие в глазах слёзы, но взгляд его полон был боли и страха. — Ты забыла, что сама про него говорила? — уже тише спросил он.
«По-моему он конченный ублюдок. Если всё, что предполагает профессор Халсиен, верно, то он не просто тиран и рабовладелец, а ещё и убийца». Вспомнив свою характеристику, аликорн виновато вздохнула и прикусила губу.
— Шадоу… — она протянула к нему крыло, но единорог лишь повернул голову в сторону. Кобылка закрыла глаза, чувствуя, как по щекам стекают слёзы.
— Мне плевать, — прошептала она, — мне плевать, кем ты был раньше. Для меня важен ты настоящий. Даже если король Сомбра кого-то убил — плевать, это было в прошлом! — Принцесса настойчиво подползла ближе, обхватывая плечи единорога кончиками крыльев. — Ты — мой брат, Шадоу, мой особенный пони, и мне всё равно, кем ты был раньше. Ты в этом не виноват!
Она с надеждой смотрела в его лицо, копытами оглаживая его щёки и скулы. Глаза единорога изумленно округлились, когда она назвала его «особенным пони», но боль из них испарилась, что порадовало аликорна.
— Правда? — он несмело улыбнулся, ловя её копыто в свои. Флёрри кивнула, не отводя глаз.
— Конечно, правда, — она облегченно вздохнула, когда улыбка Шадоу стала ещё шире. — Не будь так строг к маме. Ты рос со мной всю нашу жизнь, и она ни разу не бросала тебя, — кобылка ткнулась носом в грудь брата. — Ты всегда был её любимчиком, потому что она знала, что ты ни в чем не виноват. Не вздумай на неё обижаться.
— Не буду, — пообщал единорог, гладя её по волосам. — Обещаю.
— Обещаешь-обещаешь? — игриво переспросила Флёрри, хихикая. Шадоу поднял её голову, копытом упираясь в подбородок. Принцесса казалась ему сейчас особенно красивой: после слёз глаза блестели, улыбка выделялась ещё больше, а губы, губы…
Аликорн его опередила. Незаметно скользнув копытами ему за шею, она примкнула к его губам, вздыхая в секундных перерывах. Шадоу обхватил копытами её талию, притягивая кобылье тело к себе, чувствуя, как горячее тепло, растущее в груди, распространяется по всему организму, заставляя кровь отливать от мозга и приливать к совершенно противоположной части тела.
Флёрри это почувствовала, — не могла не почувствовать! — зашевелила крыльями, расправляя их во всю немалую величину. Поцелуи стали глубже, влажнее, и Шадоу почувствовал, как теряет голову. Он ощущал сердцебиение кобылки сквозь тонкую кожу и рёбра, ловил ртом её дыхание, осторожно слизывал капельки слёз, оставшиеся на краснеющих щёчках. Аликорн повалила его на себя, взметнув подушки, но даже падение не смогло помешать им.
— В этом даже есть плюсы, — мурлыкнула она, целуя его. — Теперь наша совесть чиста…
— Ведь кровь разная, — закончил за неё Шадоу, останавливаясь на секунду. — Значит, мы можем…
Флёрри нетерпеливо фыркнула.
— Ой, заткнись. Лучше поцелуй меня.
Просьба была тут же исполнена, отчего аликорн громко замурлыкала, копытами притягивая жеребца к себе. И то ли из-за шумного дыхания, то ли из-за того, что оба были в дичайшем возбуждении и восторге, но никто не услышал громкого хлопка двери.
— Ах ты, гнида!
За одно короткое мгновение ласка Флёрри и жар от их тел сменились резким свистом воздуха, а затем глухим ударом. Шадоу почувствовал, как в спину врезается холодная стена, а на его горле сжимается темно-синее копыто, окантованное белой шерстью.
Испуганно подняв глаза, Шадоу впервые в жизни столкнулся взглядом с отцом. И то, что он увидел, испугало его так, что все мысли о нежно-розовом аликорне вылетели из головы со скоростью пушечного ядра.
Холодные голубые глаза, в полутьме похожие на льдинки, запускали в него сотни тысяч морозных стрел, пригвождавших голову и горло к стене. В них стояла злоба и ненависть, возмущение и презрение, и Шадоу видел это без всяких линз. Его вдруг окатило волной настолько осязаемой ненависти, что всё тело заныло, а копыта болезненно скрючились.
— Папа, не надо! — Флёрри вскочила с кровати, путаясь в одеяле, и побежала к отцу. — Что ты делаешь, перестань!
— Уходи отсюда! — рыкнул Шайнинг Армор, бросая короткий взгляд на дочь. — Я разберусь с этим маленьким уродцем! — копыто сжалось на шее ещё сильнее. — Только попробуй ещё раз домогаться до моей дочери, гнида!
Шадоу попытался оттолкнуть отца задними копытами, но удар в челюсть лишил его такой возможности. Мир помутился, рядом завизжала Флёрри, а удары всё сыпались и сыпались. Рог работать отказывался, воздух заканчивался, до сознания доносились возгласы Флёрри. Беспорядочно дрыгая копытами, единорог пытался защищаться, пока копыто отца не задело рог.
Вспышка боли на мгновение ослепила его, заставив вскрикнуть. А по груди пронеся мощный залп эмоций.
Ярость, злоба, жгучая обида и стыд за собственную беспомощность.
Следующего удара не последовало. Флёрри закрыла рот копытами, отпуская хвост отца, за который пыталась оттянуть его от Шадоу, а сам белый единорог удивленно-испуганно уставился на блестящее красное копыто, перехватившее его железными клещами. Он попытался дёрнуться, но безуспешно.
Всё тело Шадоу обратилось в красный кристалл, блестящий в тех местах, куда попадали лунные блики. Граненая форма его тела, потерявшая округлость и плавность, выглядела внушительно, но неестественно. Даже его угольно-чёрная грива поменяла цвет на красный, но более тёмный, кровавый. А рубиновые глаза потеряли живость. Единорог был похож на плохо вырезанную скульптуру неопытного мастера, который не может придать ей живости.
— Что за? — взрыкнул отец, дёрнувшись ещё раз, но попытка опять не увенчалась успехом. Второе копыто сомкнулось на ноге, державшей горло. Флёрри чувствовала, как по щекам катятся слёзы испуга, но больше ничего не происходило. По-крайней мере, она так думала.
Неожиданно отец закричал от боли. По кристальному копыту потекла кровь, а белая шерсть заалела. Послышался хруст ломающейся кости.
— Шадоу, перестань! — теперь Флёрри не знала, кого ей защищать. Она метнулась к жеребцам, пытаясь помочь отцу, но чем больше они старались расцепиться, тем сильнее сжималось кристальное копыто. — Хватит, пожалуйста!
— Флёрри, уходи отсюда, — прошипел Шайнинг Армор, морщась от боли. — Уходи, пока он тебя не схватил!
— Он мне ничего не сделает! — воскликнула кобылка, кидаясь на шею статуе. — Шадоу, миленький, пожалуйста, отпусти его. Шадоу, слышишь! — она прижалась к его груди, влезая между ним и отцом, но вместо тепла брата чувствовала лишь холодную поверхность кристалла. Не было гладких упругих мышц, перекатывающихся под кожей — лишь неровные красные грани, углами впивающиеся в нежную грудку. Подняв голову, Флёрри не увидела родных глаз: их заменяли тусклые стекляшки с сыплющимися кусочками красной крошки.
— Шадоу, — всхлипнула она, копытами обхватывая его шею и не обращая внимания на возмущенные выкрики отца, — Шадоу, это я, Флёрри, пожалуйста…
Медленно красные копыта разжались, и отец, стоящий на задних ногах, больно упал на круп. Словно находясь в чём-то вязком, кристаллы приблизились к её спине, обнимая, и аликорн поспешно расправила крылья, чтобы они не оказались в ловушке. Со скрежетом голова брата опустилась к ней и кобылка смогла разглядеть на его лице странную зигзагообразную линию.
Он улыбался ей.
— Архг, — простонал отец, зажимая вторым копытом кровоточащее первое. — Флёрри, отойди от него! Сейчас же!
— Нет! — аликорн лишь сильнее прижалась к кристальной статуе, постепенно нагревающейся от её тепла. — Не трогай его, никогда больше не трогай его! За что ты его ударил?! Он не сделал ничего плохого!
— Да он тебя чуть не изнасиловал! — отец встал прижимая сломанное копыто к груди, отчего шерсть заалела и там. Флёрри недоуменно вздёрнула брови.
— С чего ты это взял? — она повернула голову к нему, но не смогла увидеть единорога из-за ограниченного обзора. — Я сама его целовала, Шадоу не виноват!
— Что? — голос отца, громкий по-началу, внезапно показался ей шепотом. Флёрри сцепила кончики крыльев за спиной красной статуи и сказала:
— Я сама его целовала. Я люблю его.
— Что здесь происходит? — хлопок двери возвестил о прибытии Твайлайт. Аликорн уткнулась носом в граненую грудь, не желая видеть тетушку. — Старший брат, что с тобой?!
— Этот подонок сломал мне копыто, — прорычал Шайнинг Армор, вверяя себя в копыта заботливой сестры. Флёрри фыркнула.
— А ты начал бить его по лицу! Не разобравшись ни в чем!
— Да как ты смеешь так со мной разговаривать?! — прикрикнул на неё отец, но тут же застонал от боли. — Аккуратнее, Твай.
— Ты его ударил? — судя по цокоту копыт, аликорн отшатнулась. — Шайнинг, да как же можно быть таким болваном? Что такого Шадоу сделал, что ты кинулся бить его?
— Они чуть не… — видимо, оставшуюся часть он прошептал сестре на ухо, потому что Флёрри ничего не услышала. Вместо этого она ощутила влагу на том месте, где лежала её мордочка. Она подняла голову и увидела серую шерсть, выбивающуюся из-под кристалла маленькими клочками.
— Шадоу! — воскликнула аликорн, заглядывая в глаза единорога. Они уже не были пустыми и гранеными: рубиновые радужки снова налились жизнью, а красный цвет постепенно уходил, возвращая родной серый. — Шадоу, братик, пожалуйста…
— Вот не надо… — отец хотел было что-то сказать, но замолк, когда Флёрри уткнулась носом в теплую серую шерсть на груди черногривого единорога. Она едва слышно всхлипнула, цепляясь копытами за его загривок, и лишь мягкие поглаживания по спине смогли её успокоить.
— Флёрри, всё хорошо, — Твайлайт подошла к ним, осторожно разъединяя племянников. — Всё хорошо, не плачь.
— Нет! — аликорн попыталась ухватиться за брата, но тот отпустил её, мягко отстраняя тянущиеся к нему копыта. — Шадоу!
— Тш-ш, — голос тёти долетал до неё словно из тумана, а глаза внезапно налились тяжестью. — Всё хорошо, милая, всё в порядке. Ты просто устала. Уже поздно, ты просто очень устала…
— Шадоу, — сонно пробормотала принцесса, закрывая глаза. — Шадоу…
Осторожно уложив её на кровать телекинезом, принцесса Дружбы повернулась к брату и кристальнику. Шадоу опустил глаза в пол. Вид у него был потрепанный, а ярко-светящаяся кьюти-марка постепенно затухала, принимая свой обычный вид. Брат же упёрся взглядом в темного единорога. Его нижнее веко нервно подрагивало, а в глазах бегал испуганный и злобный огонёк.
— Сейчас мы все идем в старую детскую, — тихо, но повелительно проговорила Твайлайт, — и вы оба рассказываете нам, что произошло. Без криков, — она метнула предупредительный взгляд на старшего принца, — без копытоприкладства и без превращения в кристаллы. Вам ясно? Хотя нет. Сейчас, — она зажгла рог и копыто Шайнинг Армора заволокло пурпурное сияние. — Не болит? Отлично. А теперь в детскую.
— Да, тётя Твайлайт, — кивнул Шадоу, направляясь к выходу. Шайнинг Армор фыркнул и резко бросил:
— Не называй её тётей, щенок. Ты к ней вообще никакого отношения не имеешь, приемыш.
— Не выйдет, — парировал Шадоу. — Я уже знаю.
Твайлайт посторонилась, выпуская племянника. В голове рассерженным роем Кризалис летали мысли о том, что брату следовало бы следить за языком. Что она не преминула озвучить.
— Молчал бы ты. Или в курсе последних новостей был. Кейденс ему уже всё рассказала.
— Жаль меня там не было, — поправив магический бинт, наложенный сестрой, он выпрямился. — Ты видела, во что он превратился?
— Прекрати, — Твайлайт поморщилась. — Твоя паранойя по поводу сына просто вымораживает! Сомбра так не умел, так что не надо делать из мальчишки вселенское зло! Пошли!
Аликорн резко развернулась и вышла за дверь. Единорог ещё некоторое время постоял на месте, вздыхая, а затем пробормотал:
— Надеюсь, Халсиен сможет это объяснить. Она всегда всё объясняет, Дискорд её дери во все щели.
Кинув последний взгляд на спящую дочурку, единорог вышел вслед за сестрой. Но он поклялся, что никто, кроме него и Шадоу, не будет знать, что увидел темно-серый единорог во взгляде отца, когда кристальное копыто сомкнулось на белом.
Ужас и страх.