Шанс
Глава шестая. Эхо твоего прошлого
— Мы опаздываем!
Нега сладкого сна была вдребезги разбита, а резкая паника, в которую вводил истерический вопль, заставила тёмно-серого единорога подскочить на кровати так, что он практически стукнулся рогом об потолок. Он, надо сказать, составлял чуть менее трех метров, поэтому падать обратно на пуховую кровать было холодно и немного больно.
То ли задыхаясь, то ли пытаясь выдавить из себя хрипом ушедший воздух, жеребец, хлопая ртом, перевел взгляд на будильник, которого не оказалось на положенном ему, будильнику, месте. Придя в некое замешательство, пони не сразу понял, что его телекинезом вытаскивают из постели и куда-то тащат.
— Флёрри! — наконец выдавил он из себя. — Да что случилось?!
— Мы проспали! — чуть ли не в ухо закричала ему аликорн, старательно встряхивая брата магией. В то же время она перебирала всеми четырьмя копытами, топчась на месте, будто действительно куда-то спешила, а её глаза бегали от предмета к предмету, пытаясь что-то найти.
— Куда проспали? — не понял Шадоу, нахмурив брови. Вчерашний вечер представлялся ему смутно, размыто: тренировка по фехтованию его совсем измотала, так что даже не ясно, в каком именно состоянии он пришел — полуобморочном или сонном.
Флёрри посмотрела на него таким взглядом, будто хотела придушить на месте за недогадливость. Впрочем, она тут же смягчилась, когда золотое поле телекинеза подхватило отполированный чёрный гребень, который, повинуясь её магии, тут же принялся прохаживаться по такой же чёрной гриве.
— На занятия, — при всём этом процессе принцесса не переставала торопиться, а Шадоу только сейчас вспомнил, что им действительно надо было с утра на занятия по истории, которые вела профессор Халсиен — строгая и помешанная на точности и времени кристальная пони.
Метнувшись к настенным часам в комнате, Шадоу с уходящим в пятки сердцем осознал, что уже восемь часов утра, и до занятий осталось всего десять минут. Внутри будто распрямилась пружина, волнами толкнув к краям тела панику, а единорог, вопя от ужаса, принялся носиться по комнате и собирать нужные принадлежности, впопыхах запихивая их в сумку.
— Ты почему меня не разбудила?! — воскликнул он, пробегая мимо сестры. Та побежала за ним, параллельно пытаясь его причесать. Шадоу уклонялся от назойливого гребня, но иногда он попадал по смоляной гриве и непослушной чёлке.
— У меня будильник сломался, — виновато пропыхтела сестра, вытягивая у него из-под носа тетради и перья с чернильницей и кладя их в сумку.
— А мой будильник где?! — находясь в крайнем возбуждении, Шадоу забывал о том, что голос принцам повышать нельзя, но сейчас был крайне неподходящий момент вспоминать об этикете. Флёрри красноречиво кивнула на впечатанный в стену кусок кристалла с часовым механизмом, из которого красочным водопадом отсыпались шестерёнки, валяющиеся на полу.
Не останавливаясь ни на секунду, Шадоу попытался вспомнить, когда он так сильно разозлился, что метнул бедный будильник в стену, да ещё и с такой силой. Но скорость движений лишь тормозила воспоминания, заставляя его отбросить этот бесполезный труд. Уже через десять секунд они с Флёрри уже бежали по лестницам дворца, стараясь достичь учебной комнаты как можно скорее.
На общий сбор у них ушло семь минут, но из-за того, что кое-кто так и не причесался, им пришлось задержаться ещё на две минуты. Когда жеребята ворвались в кабинет, наталкиваясь друг на друга, профессор Халсиен предъявила им карманные часы, показывающие одиннадцать минут девятого.
— Вы опоздали на минуту сорок семь секунд, — властным стальным голосом проговорила она, буквально пригвоздив учеников к месту. Оба синхронно виновато опустили головы и уставились в пол.
— Простите, профессор Халсиен, — нежным голоском, способным успокоить разъяренную мантикору, пролепетала Флёрри. — Наши будильники сломались.
— Что ж, извольте их починить, — безапелляционным тоном заявила кристальная пони, наклонившись к единорогу, отчего её огненно-рыжие локоны затрепыхались. — И впредь, ваше высочество, не стоит вымещать свою злобу на времени. Однажды время отплатит вам сполна.
От взгляда пронзительных льдистых глаз профессора Халсиен Шадоу делалось не по себе, а по спине бежали предательские мурашки. Он потупился, пытаясь перестать ощущать себя какой-нибудь тушкой, которую шпиговали древние предки пони, похожие на хищников лошади, живущие на далёком востоке, в Терра Инкогнито. Мысль «А откуда ты знаешь про мой будильник?!» отчаянно билась в мозгу, но сейчас Шадоу предпочел молчать. Так и целее останешься и темно-серую, стараниями сестры причёсанную, шкурку сбережёшь.
— Всенепременно, профессор Халсиен, — тихо проговорил жеребец, не поднимая глаз. Кобылица выпрямилась, продолжая буравить его взглядом, но уже не таким убийственным, развернулась и прошла за стол.
— Присаживайтесь, ваши высочества. Начнем занятие.
Для Флёрри история может и была пыткой, но Шадоу просто обожал этот предмет. Нельзя сказать, что он хорошо запоминал даты и имена: он ненавидел цифры, даты и термины, которые надо было сдавать. Зато любил слушать то, как именно рассказывает профессор Халсиен, её глубокий голос, объясняющий все тонкости монархии в Эквестрии и объединенной с ней Кристальной Империей.
— Итак, ваши высочества, тема нашего сегодняшнего урока «Эпоха темного ужаса», — проговорила профессор, встав за конторку возле зелёной меловой доски. — Вы приготовили ваши домашние задания?
На секунду в классе повисла тишина. Шадоу, стараясь быть совершенно незаметным, что в этой ситуации выглядело крайне нелепо, постарался сползти под парту. Отчаянно порываясь найти тетрадь в сумке, он безнадёжно шарил телекинезом по тетрадям, но лицо Флёрри, искаженное таким же искренним недоумением, ясно давало понять, что если им и будет крышка, то обоим.
— Как ваша гувернантка, я должна заметить, что вы совершенно не контролируете свои чувства, — чуть приподняв бровь, проговорила кобылка менторским голосом. — Вы должны контролировать выражение вашего лица, сохраняя его спокойным и невозмутимым вне зависимости от ситуации. На данный момент ваши способности просто отвратительны.
Шадоу и Флёрри переглянулись, пытаясь понять, что им пророчит такая речь, но профессор вдруг улыбнулась.
— И да, никакой домашней работы я не задавала. Но видели бы вы свои лица, ваши высочества.
Невольно из груди вырвался вздох облегчения, но Халсиен тут же указала на единорога указкой.
— Ещё одно замечание, принц Шадоу, и вы проведете весь оставшийся день перед зеркалом, учась самоконтролю. Если вы хотите стать будущим правителем, вам следует быть сдержаннее.
Закусив нижнюю губу, Шадоу постарался растечься по парте, чтобы его выражение лица осталось в тайне. Впрочем, небольшой телекинетический тычок в бок смог заставить его выпрямиться и внимательно слушать лекцию.
Профессор Халсиен взглянула на часы, а затем начала говорить.
— Как вы знаете, ваши высочества, власть ваших родителей не была вечной в Кристальной Империи и не будет таковой. Когда настанет ваше время, вы возьмете управление Империей на себя. Но это будет только если ваше обучение не окажется напрасным. А пока в моих силах рассказать вам о прошлом правителе нашего дома.
— Это о том тиране, о котором всё время рассказывает Спайк? — спросила Флёрри, чуть покусывая кончик пера. Шадоу поежился: каким бы плохим рассказчиком не был Спайк, мёртвый король в нем выглядел жутко. — Его звали…
— Сомбра, — холодно закончила за неё профессор. — Его зовут Сомбра.
— Но, профессор, — единорог поднял на неё рубиновые глаза, — разве короля Сомбру не расщепило на куски? Ведь Кристальное Сердце уничтожило его, не так ли?
— Вполне вероятно, — ухмыльнулась кобылица, закусывая мундштук длинной вишневой трубки. — Но нет ни одного подтверждения, что он мертв, верно? К тому же, — она посмотрела на него в упор, будто состязаясь в силе взгляда, — время всегда отматывает нужные нам периоды. Поэтому сейчас мы перенесемся на тысячу лет назад, когда ещё король Сомбра был несомненно жив.
Она вышла из-за конторки, попыхивая трубкой и пуская ароматные кольца дыма. Шадоу приготовился внимательно слушать, даже Флёрри собралась с силами и подобралась.
— Итак, Кристальная Империя, где-то около тысячи лет назад. До изгнания принцессы Луны осталось около пяти лет. Правление династии Первой Королевы прерывается из-за смерти последней королевы. Её гибель окутана тайной и мраком, историки до сих пор спорят о её смерти: отравление, естественная смерть или убийство. Было известно, что у Её Величества слабое сердце, поэтому не отрицают и непричастность короля Сомбры к её кончине. Однако, именно после этого события на престол вступает до тех пор практически никому неизвестный правитель…
Как только речь зашла об убийстве, Шадоу почувствовал резкое отвращение и комок в горле. Почему-то сложилось стойкое впечатление, что темный король всё-таки приложил своё копыто к смерти последней королевы, хотя он и не знал, почему.
— Всех ужасов, которые он творил как правитель, мне вам не рассказать, — профессор Халсиен многозначительно взглянула на Шадоу. — Кристальные пони до сих пор боятся вспоминать о времени его правления, поэтому я не владею абсолютно полной и достоверной информацией ни о личности Сомбры, ни о его политике. С полной уверенностью можно сказать лишь одно: Империю он развалил как в экономическом плане, так и в социальном.
— А как ему удалось вообще завладеть троном? — задала вопрос Флёрри. — Разве у королевы не было Большого и Малого совета, как у мамы с папой?
— По известным данным, король Сомбра обладал могущественной темной магией, — профессор выпустила дым из носа, заставив аликорна поморщиться. — И все советники королевы были казнены или посажены в темницы в первые же дни его правления. Вполне возможно, что был совершен дворцовый переворот…
Шадоу уставился в пустой листок перед ним, телекинезом держа перо. Уже обмакнув его в чернила, единорог не решался написать ни единой буквы. Отчего-то у него было стойкое ощущение того, что почти все из гипотез историков лживы, и от этого становилось больно, будто слова, сказанные о короле Сомбре, задевали его самого.
Флёрри ещё что-то спросила, но брат её не слышал. Внезапно он почувствовал нестерпимую головную боль, кувалдой бьющую в висках. Смазанными пятнами появились какие-то странные книги, кучи бумаг на богато украшенном столе, склянка с ядом…
Почему он решил, что в ней яд, Шадоу объяснить не мог. Но боль тут же усилилась, заставив единорога чуть слышно заскулить.
— Ваше высочество? — голос профессора Халсиен пробрался сквозь резкую пульсацию. — Вы пытаетесь указать на свое отношение к данной теме?
— Можно… выйти? — задыхаясь от боли пролепетал принц. — Пожалуйста.
— Хорошо, — кобылица обернулась к Флёрри. — У вас есть две минуты и ни секунды больше.
С грохотом отодвинув стул, Шадоу вылетел из кабинете быстрее Вандерболтов на гонках. В прохладном коридоре замка он почувствовал себя лучше, головная боль начала затухать. Прислонившись лбом к холодной стене, единорог глубоко задышал. «Наверное, во всём виноват табак, — решил он. — Меня всегда немного воротило от него… Да, точно, табак».
— Шадоу? Ты почему не на занятии?
Темно-серый единорог вздрогнул и оторвался от стены. Посреди коридора стоял отец, одетый в позолоченные доспехи и парадный шлем с крылатыми вставками. Шадоу невольно сглотнул и изобразил подобие улыбки.
— Отец, — он чуть качнулся в поклоне. — Я попросился выйти. Мне стало плохо.
— Сейчас тебе лучше? — холодно поинтересовался единорог, и Шадоу пришлось кивнуть. — Марш на занятия.
— Да, отец, — тихо молвил жеребец, направляясь обратно к двери. Шайнинг Армор уже пересек коридор и скрылся из виду, когда единорог осмелился поднять голову и окликнуть его. Но белый жеребец не остановился: более того, не услышал.
«И почему у меня такое ощущение, что отец меня ненавидит?» — застряла тоскливая мысль в голове, когда Шадоу вновь сел за парту. Приступы головной боли больше не повторялись, но урок прошел для него в клубах вишневого дыма.
Выйдя из кабинета вполуха слушая щебетание Флёрри, Шадоу чувствовал себя потерянным. Он блуждал взглядом по полу, пока не дошел до своей комнаты. Следующее занятие было только через полтора часа, поэтому он мог попытаться починить будильник.
Но вместо этого жеребец улегся на кровать, уставившись в потолок. Грива пропахла дымом, и теперь его воротило от запаха собственных волос.
Словно почувствовав его состояние, в комнате материализовалась Флёрри. Развеяв последние остатки золотой вспышки, она птичкой порхнула к нему, крылом смахивая легшую на глаза челку.
— Ты чего такой мрачный? — задорно спросила она, садясь рядом. Шадоу меланхолично вздохнул и спросил:
— Тебе никогда не казалось, что отец меня ненавидит?
— С чего ты это взял? — искренне удивилась она. — Папа любит нас. И тебя, и меня.
— У него всегда такое кислое выражение лица, когда он со мной говорит, — раздраженно мотнул головой Шадоу, возвращая чёлку назад. — И я…
— Что?
— Мне всегда кажется, что я недостаточно хорош для него. Я стараюсь изо всех сил, но он ни разу меня не похвалил. За всю жизнь.
— Да брось, — Флёрри накрыла его крылом. — Не может такого быть. Даже когда мы были детьми?
— А ты не помнишь? — горько усмехнулся Шадоу. — Мы рисовали кем хотим стать в будущем. Ты нарисовала какую-то каляку-маляку и подписала «Принцессой как мама», и отец похвалил тебя.
— А я помню твой рисунок! — воскликнула Флёрри, улыбаясь воспоминаниям. — Ты нарисовал папу, так ведь? У тебя всегда были художественные навыки сильнее, чем у меня.
— Да, — кивнул он. — И он промолчал. Он всегда молчит.
На это у Флёрри не нашлось контраргументов. Она осторожно обняла его крылом, проскальзывая перьями под копыта, и проговорила:
— Может, у него просто нет слов? Или тебе стоит стараться лучше?
— Определенно второе, — мрачно рассмеялся Шадоу, садясь на кровати. — Ладно, давай сменим тему. Например, что ты думаешь о короле-тиране?
— По-моему он был конченным ублюдком, — серьезно ответила аликорн. Шадоу расценил её грубость как честный вердикт и не стал спорить. — Если всё, что предполагает профессор Халсиен верно, то он не просто тиран и рабовладелец, а ещё и убийца.
— Ты знаешь, — внезапно заявил единорог, — он отравил королеву. Не знаю почему, но я в этом уверен.