Дикие
Глава 10: Сомнения
Ветер стих. Солнце почти зашло за горные пики. Тёмные тучи смотрели хмурым взглядом на такую маленькую деревню и на таких мизерных жеребцов. Но взор каждого из них был таким же мрачным, таким же серым…
Взоры были направлены на одну точку – на пещерный вход. Несколько дюжин железных дул смотрели в сторону чёрной дыры, из которой в любой момент мог выбежать кто угодно, хоть живой пони, хоть полумёртвый черпамускл. Каждый из пони знал, что была велика вероятность увидеть не что иное, как гибкое чёрное тело пантерообразной твари, о которой никто из жителей деревни не знал практически ничего. И даже в этом случае все чётко понимали, что нужно делать, чтобы иметь хотя бы мизерный шанс на то, чтобы выжить. Стрелять. И не отступать ни на шаг.
Но здесь были не только жеребцы. За одним из многочисленных барьеров, укрывавших стрелков, спряталась хрупкая белая кобылка со светлой слегка вьющейся гривой и дрожащими шестиугольными бликами в глазах. Окрики, советы спрятаться, уйти, убежать – всё это она пропустила мимо ушей. Вместе с остальными она смотрела туда же, в чёрный проход внутрь гор. Взгляд её не был хмурым и сосредоточенным, как у пони-стрелков; он был наполнен ужасом, но она не могла перевести взгляд в сторону. Ей было страшно смотреть туда, и только из-за этого она продолжала глазеть в этот чёрный проход.
Внезапно что-то в этом проходе изменилось. Появилось какое-то движение, какой-то силуэт. Фауми мельком глянула на жеребца возле себя и заметила, как морщины на его лбу сглаживаются, а скривленные губы выравниваются. Он успокаивается! А значит, на входе появится кто-то из пони!
И правда. На тусклый свет заходящего солнца, с трудом пробивающийся через тучи, вышло два жеребца, один – крупный единорог, второй – худой земнопони.
Забыв обо всём, радостная Фауми выбежала за барьер и побежала навстречу двум выжившим.
— Эй, стой! – крикнул кто-то сзади.
Но кобылка не слушала. Она бежала вперёд. Её переполнили радостные эмоции просто оттого, что эти жеребцы вернулись живыми из пещер. И она просто мчалась к ним навстречу.
Взгляд Боба, встретивший полные радости глаза Фауми, заметно смутил кобылку и сбил её бег на быструю трусцу, а вскоре – и вовсе на осторожную походку. Подойдя к Бобу, Фауми почувствовала, что выглядит немного глуповато, немного не к месту на данный момент. Но, отбросив эти мысли, она широко улыбнулась и заговорила:
— Я… Я очень рада, что вы вернулись целыми и невредимыми. Я…
Глаза Боба под сдвинутыми бровями широко раскрылись, и Фауми смутилась ещё больше, но снова заговорила:
— Я… Я очень вам благодарна за то, что вы меня нашли, и если бы не вы, я…
— Хватит, — проговорил Боб.
В голосе не было никакой угрозы. Было лишь возмущение, смешанное с мольбой.
— Хватит! – ещё громче взмолился он. – Убегай отсюда! Тебе здесь не место, слышишь?
— Я не… — ошарашенно промолвила Фауми… — Я не могу…
— Беги! — настаивал Боб. — Беги, иначе тебя здесь уничтожат!
Его взгляд снова помрачнел, глаза снова наполнились злостью. Подойдя к ней вплотную, он прошептал:
— Беги, если хочешь жить.
После этого он направился к лагерю. Худощавый пони последовал за ним.
Фауми так и застыла, уставившись куда-то вперёд. Слова Боба в её голове затихли лишь тогда, когда перестал похрустывать снег позади кобылки.
Лишь когда стало тихо, она подняла голову. Перед ней – всё тот же пещерный вход и та же темнота.
Фауми обернулась. Жеребцы как ни в чём ни бывало почти все направлялись в деревню. Лишь семеро из них продолжало сидеть за укрытиями и поглядывать туда, где сейчас стояла кобылка.
Сглотнув, пони снова посмотрела на проход в горе. А потом, развернувшись, потрусила в сторону группы домишек. Проходя мимо укрытий, она посмотрела на сосредоточенных жеребцов. Кто-то из них посмотрел ей вслед, когда она направилась дальше, а потом снова перевёл взгляд на горы.
Снег под копытами хрустел совсем слегка – шаги Фауми были очень аккуратны и нежны, даже несмотря на то, что она трусила по тропинке куда быстрее обычного. Ей нужно поговорить с Бобом. Нужно было всё обсудить.
Вскоре Фауми вошла в окружение маленьких домишек. Мрачные жеребцы вокруг занимались каждый своим делом, кто сидел на пороге своего дома и чистил оружие, кто под тонким навесом разделывал туши различных существ. Однако Фауми едва ли не чувствовала спиной, как каждый из этих мрачных жеребцов провожает её таким же мрачным взглядом. Вскоре эти взгляды начали её не только провожать, но и встречать. Вскоре уже все жеребцы следили за тем, как хрупкая кобылка, оглядываясь по сторонам, подходит к самому большому домику в деревне – хибаре Большого Боба.
Когда до крепкой двери оставалось чуть меньше десяти метров, примерно на таком же расстоянии проход Фауми загородил светлый жеребец с хмурым взглядом.
— Боб вроде бы тебе сказал, чтобы ты уходила, — фыркнул Шингл, останавливаясь между дверью и кобылкой.
— Я не могу, — робко ответила Фауми. – Мне нужно остаться здесь, ведь…
— Тебе нельзя оставаться здесь, — отрезал жеребец. – И Боб тебе уже это сказал. Разве нет?
— Сказал, но… — Фауми запнулась.
Шингл ожидающе приподнял бровь. Мысли в голове пони заметались туда-сюда – она во что бы то ни стало должна убедить этого жеребца в том, что её нужно пропустить.
Что будет потом, Фауми не могла толком представить. Вокруг всё было как в тумане, будто бы весь мир пропал, а осталась только эта маленькая деревня с мрачными жеребцами. То, что происходило в пещерах, казалось каким-то страшным сном, и сейчас единственное, что было для кобылки важным – это поговорить с Большим Бобом. Надо было рассказать ему всё, что она знала, и поведать обо всём, что с ней происходило последние несколько часов. То, что он её попытался прогнать – это всё из-за того, что сейчас у него слишком много всего в голове. Но то, что в голове у Фауми, он должен узнать точно. И сейчас этому мешает лишь жеребец впереди. Сказать ли ему о важности того, что Боб должен узнать? Или не стоит?
— Но Боб должен узнать о… о важной информации, — наконец сказала она. – Это касается… Это касается наших с вами жизней… Это очень важно.
— Да? – явно с недоверием проговорил Шингл. – Что же такого не знает Боб, но может знать такая хрупкая кобылка, как ты?
— Это… Я должна рассказать это только Бобу, — твёрдо ответила Фауми. – Больше никому.
— Вот оно что…
В следующую секунду Шингл с прищуренными веками подошёл к кобылке и заглянул прямо в её широко раскрытые глаза, от чего та испуганно отпрянула.
— Глэйд спас тебе жизнь и погиб сам, — тихо прошипел светлый жеребец, тыкнув копытом ей в грудь. – Ты понимаешь, что будешь напрямую рисковать своей жизнью снова, если зайдешь в эту хижину? И на этот раз Глэйда рядом не будет, ты понимаешь? – Шингл едва не уткнулся носом в мордашку Фауми. — Скажи мне, ты понимаешь или нет?!
— Перестаньте, — прошептала Фауми, зажмуриваясь. – Пожалуйста, прекратите…
— Я-то перестану, — фыркнул Шингл, медленно отходя назад. – Но если бы я был на твоём месте, я бы трижды подумал, стоит ли оно того. Бобу сейчас и так тяжело. И как он отреагирует на тебя, я не знаю.
Фауми тем временем медленно приоткрыла глаза и снова посмотрела на Шингла. Хрупкий вид кобылки, её дрожащие плечи и зажмуренные глаза заставили его прекратить давление.
— Никто не знает, — буркнул он.
— Но я должна рассказать, что видела, — тихо, но в то же время уверенно возразила Фауми. – Пусть это будет стоить мне… Нет, оно не будет стоить мне ничего. Боб… Он должен всё понять. Он… Он же сильный пони.
Шингл сжал губы и покачал головой.
— Делай что хочешь, — наконец выговорил он и отошёл в сторону.
Фауми снова оглянулась. Все жеребцы вокруг всё так же смотрели на неё, взгляды были уже не такими мрачными. В них появились какая-то капля сочувствия и небольшой интерес.
Сглотнув, кобылка подошла к толстой деревянной двери. Глубоко вздохнув сначала один раз, а затем второй, Фауми тихо постучала копытцем по дереву. Никакой реакции не последовало. Она постучала второй раз чуть громче – и снова ни звука. Кобылка покосилась на Шингла и заметила, что тот пристально наблюдал за её действиями. Закатив глаза, Шингл перевёл взгляд куда-то в сторону.
Фауми снова посмотрела на дверь и подняла копыто, чтобы снова постучать.
— Да заходи уже, мать твою! – послышалось с той стороны.
Кобылка от неожиданности вздрогнула. А затем аккуратно потянула дверь на себя. Зашла в хижину, потянула обоими копытами дверь обратно, чтобы закрыть, и лишь затем окинула взглядом тёмное помещение, освещавшееся лишь тусклым светом из окошка.
Боб, сидевший за большим круглым столом, уперев копыто в щёку, поднял взгляд и пересёкся им со взглядом Фауми.
— Ка… Какого сена тебе здесь надо?! – оторопел он.
— Мне нужно вам кое-что рассказать, — торопливо заговорила Фауми.
— Какой «рассказать»?! – стукнул копытом по столу жеребец. — Я тебе ясно сказал «Беги», значит, твою мать, заткни пасть и беги!
— Но это важно! – взмолилась Фауми. – Это касается всех нас!
— Ты, что, оглохла?! – выкрикнул, вскакивая, жеребец. – Уши заложило? Или ты слишком глупа, чтобы меня понимать?!
Кобылка поняла, что так он её не поймёт. Нужно было действовать по-другому.
— Я же тебя сейчас сам в порошок могу стереть, — прорычал Боб, подходя к кобылке. – И меня сейчас вообще ничего не удержит. Не соображаешь своей кобыльей головой этого?
— Вы хотите, чтобы смерть Глэйда была напрасной? – выпалила Фауми.
Боб оторопел.
— Да как ты смеешь… — прошептал он.
— Вы не понимаете! – не останавливалась она. – Мне так же тяжело, как и вам! Я любила его! А он погиб просто из-за того, что я оказалась здесь. Просто из-за того, что я хотела быть рядом с ним! Это моя вина! Я виновата, я!
Слёзы полились по белым щекам кобылки, но она всё продолжала говорить:
— Они каким-то образом проникли ко мне в голову и заставили идти туда, в горы. А Глэйд побежал за мной, он вытащил меня, и я не смогла ему помочь просто потому, что была слаба. Он остался там, внутри. А я выжила! Я не могу идти обратно, не могу! Я должна сделать хоть что-то, чтобы его смерть не была напрасной. Хоть что-то! Слышите меня? Слышите?
Боб молчал. Его взгляд помрачнел и стал таким же, каким взглядом на кобылку смотрели сначала снаружи. Он медленно вдыхал воздух сквозь стиснутые зубы и ничего не говорил.
— Я должна хоть что-то вам донести, — заговорила Фауми надломанным голосом немного тише. – Я должна хотя бы вам рассказать, что я видела там. Я должна хоть что-то сказать… Хоть что-то…
Она сама не заметила, как села на пол. Проговаривая эти слова, она слегка покачивалась из стороны в сторону, в такт речи. А Боб всё молчал.
— Я видела… — заговорила она. – Я видела то место, где они… Где они спят и… И появляются на свет. Там, в глубине пещер я… Я видела их… Логово. Оно было большое, и оно было похоже на…
— Дерево, — прошептал Боб, смотря куда-то в сторону.
— Де… Что? – Фауми подняла удивлённый взгляд. – Откуда вы знаете?
Боб перевёл взгляд на кобылку. Большие ошарашенные глаза встретились с хмурым взглядом амбала-единорога.
— Я тоже видел, — прошептал жеребец. – Я видел это, когда собирался застрелить одну из этих тварей. Я глянул ей в глаза, и… Как-то она… Передала мне этот… Образ, что ли. Образ, понимаешь ли.
Боб невесело усмехнулся. Фауми медленно наклонила голову в бок, наблюдая за ним.
— Эти твари… — проговаривал Боб тихо чуть более ясным голосом. – Они… Они думают по-другому. Они кинулись на Пебла, утащили его и… И затихли. Затихли, будто бы то, что они сделали, было уже запланировано. – Он медленно наклонил голову в бок. – Будто бы каждое их действие является крупинкой… Какого-то плана или… Системы. Как будто каждая наша смерть ими запланирована… И каждый наш ход им уже известен…
Боб посмотрел на Фауми.
— Будто бы они всё знают… — прошептал он.
Фауми не нашла, что ответить Бобу, и тот со вздохом посмотрел куда-то в сторону окна.
— Что ты ещё видела? – спросил он, посмотрев на кобылку.
— Я видела их… Их толпы. Когда я шла по пещерам, я как будто спала… Будто бы видела сон про то, как я иду всё вперёд и вперёд… А потом сон прекратился, как будто бы я заснула совсем крепко. А потом… Потом меня разбудил Глэйд, и когда он меня поднял и повёл за собой, я увидела их. Они медленно плелись, будто… будто лунатики.
— Будто лунатики… — проговорил Боб, смотря куда-то в пол. – Когда они бежали за нами, они были куда более активные. Они были…
Жеребец поднял взгляд.
— …не теми же самыми тварями, что убили Глэйда, — прохрипел он. – И там, и там были разные твари… Значит… Значит, их больше. В разы больше.
Жеребец медленно покачал головой. На его морде не было страха. Было лишь бесповоротное отчаяние.
— Никаких боеприпасов не хватит на то, чтобы перебить их всех, — говорил он. – Не хватит нас самих.
— Должен же быть способ, — попыталась что-то сказать в позитивном русле Фауми.
— Только принцессы, — проговорил Боб, медленно кивая. – Рэк вроде бы пытается их уговорить, но уже… Он обещал потратить на это максимум три дня, и от них уже прошла половина.
— Значит, скоро он вернётся, — оживлённо заговорила кобылка. – Он обещал! Он вернётся.
— Вернётся… — жеребец задумчиво покусывал губу. – А до той поры надо этих тварей удерживать. Рэк же обещал…
Фауми не могла понять по интонации и лицу жеребца, уверенно ли он говорит или так же отчаянно. В словах Боба не было эмоций. Из чего можно было бы заключить, что амбал хотя бы задумался об этом. Хотя бы на какое-то время он не будет отчаиваться. Значит, не будут отчаиваться и остальные жители лагеря. Может быть, что-то полезное у Фауми и получилось сделать.
Внезапно дверь позади кобылки распахнулась. От такой неожиданности Фауми моментально вскочила и обернулась. На пороге стоял запыхавшийся жеребец.
— Боб! – прокричал он, едва переводя дыхание. – Ран! Его лихорадит!
— В смысле? – насторожился амбал. – Пусть лихорадит, в чем проблема? Потом же пройти должно.
— Рана Рана!
— Чё?
— Его рана! Мы не можем её обработать!
Большой Боб тут же вскочил и рванул к двери. Фауми, услышав удары копыт позади, тут же юркнула в дверной проём за жеребцом, полминуты назад вошедшим в хижину. За ней вышел амбал.
— Не мешайся под копытами, — фыркнул он, обходя её и устремляясь за прибежавшим пони.
Фауми, не долго думая, последовала за Бобом. На улице уже было темно, и снег освещал факел, огонь на котором потрескивал совсем недалеко от дома Большого Боба. Идти пришлось недолго, два жеребца вошли в хибару значительно меньших размеров всего через минуту ходьбы. Кобылка забежала за ними, и дверь тут же захлопнулась.
— Не трогайте его! – разнеслось по хижине. — Вы только хуже сделаете!
В хибаре, интерьер которой был ещё более скупой, чем у Боба, находилось ещё пятеро жеребцов, окружавших кровать, в которой дёргался в конвульсиях бордовый жеребец. Одна-единственная свеча на тумбочке возле больного с трудом освещала всё то, что здесь происходило. В зубах у жеребца была сжата небольшая палочка, а под копытом у него протянулась до самого бедра страшная рана, в нескольких местах которой текла кровь вперемешку с каплями гноя. Один из жеребцов, единорог, магией удерживал в воздухе непонятную зеленоватую субстанцию, похожую на какую-то мазь. Остальные четверо только что пытались удержать бедолагу. Окрик принадлежал именно единорогу, растерянно смотрящему на широко раскрытые глаза раненого жеребца, движения которого в любой момент могли заставить аккуратно зашитую рану разойтись по швам.
— Что с ним? – спросил Боб. – Опять лихорадит?
— Опять, — встревоженно кивнул единорог. – Но именно тогда, когда пришло время ему обрабатывать рану.
— Так оставьте его, пусть полихорадит, потом помажете мазью его.
— Мы уже слишком долго ждали, а его всё лихорадит. У него уже гной начинает по новой выделяться, посмотри! – жеребец указал на тонкие струйки крови.
— Тогда удерживайте его и мажьте, неужели непонятно?
— Пробовали. Его ещё больше трясти начинает. Если так дальше будем делать, у него рана разойдется.
— Боб… — робко позвала Фауми.
— Не сейчас, — отмахнулся Боб. – Я могу обхватить его телекинезом, а ты его рану магией зафиксируй. А кто-то из вас помажет.
— Так не пойдёт, — покачал головой единорог. – Ему хватит чихнуть как следует, и тогда телекинез не удержит рану.
— Боб… — снова позвала Фауми.
— Да чего тебе? – рыкнул на неё Боб.
— Дайте… Дайте мне попробовать, — попросила она.
— Чего?! – возмутился амбал.
— Позвольте мне это сделать, — снова попросила Фауми. – Я думаю, я смогу обработать его рану.
— Да ты что, с дуба рухнула?! – закричал Боб. – Даже не думай.
— Боб… Я уверена, что смогу, — настаивала Фауми. – Я знаю, как это нужно сделать. Пожалуйста, дайте мне мазь и отойдите.
— Что б тебя… — прошипел Боб, оглядываясь на кобылку.
Что-то промелькнуло в её больших глазах. В них больше не было страха, а шестиугольные блики больше не дрожали так сильно, как раньше. Робость превратилась в решимость. И что-то в голове Боба щёлкнуло.
— Дайте ей мазь, — дал он команду.
Без лишних слов Фауми получила маленькую баночку с зелёной массой.
— Отойдите, — попросила она остальных. – Я сама сделаю это, просто не трогайте его.
Жеребцы послушно разошлись, и Фауми подошла к кровати, поскрипывающей от дёрганий Рана. После того, как все разошлись, он, казалось, слегка успокоился.
Но едва только белоснежное копыто кобылки прикоснулось к его груди, как бордовый жеребец громко и яростно замычал. Кто-то из жеребцов позади кобылки дёрнулся, но Боб его сам остановил.
— Тише, — прошептала Фауми, наклонившись почти к самому уху Рана. – Тише, Ран… Тише…
Жеребец всё ещё яростно мычал. На боку появилась очередная струйка алой крови.
— Ран, прошу, — шептала Фауми, поглаживая жеребца по груди. – Услышь меня… Тише…
Боб пристально смотрел за кобылкой и за реакцией Рана.
И движения Рана действительно стали медленнее, дыхание стало потихоньку выравниваться. Взмахи копыт стали менее яростные.
— Успокойся, Ран... – шептала кобылка. – Я хочу тебе помочь…
Нежные копытца кобылки, казалось, имели какие-то волшебные свойства. Дёргания Рана вскоре совсем прекратились. Взгляд Рана упал на кобылку. На его глазах проступали слёзы.
— Я обработаю тебе рану, — шептала Фауми. – Лежи смирно. Если… Если согласен – моргни.
Какую-то секунду Ран таращился на кобылку. А затем медленно сжал веки и снова их распахнул.
Окунув копыто в субстанцию, Фауми аккуратно провела им по ране. Зелёная масса начала заполнять места, где рана расходилась. Капли гноя пропадали под зеленоватой мазью.
Ран иногда скулил сквозь зубы и палку во рту, от чего Фауми тут же останавливалась.
— Больно? – спрашивала она. – Я буду аккуратнее. Ты только терпи…
И она продолжала разводить копытом зелёную мазь ещё более аккуратно, чем раньше. И Ран начинал дышать более ровно, переставая громко мычать.
Жеребцы с молчаливым удивлением наблюдали за Фауми и её аккуратными движениями копыт. Наблюдал и Большой Боб, почёсывая свой большой подбородок. В его глазах поблескивал единственный огонек свечи, стоящей на тумбочке возле кровати.
К нему в голову закрадывались сомнения.