Последний фанфик
Деградация
– Ы! Ы! Ы! Ы! Ы!
Дэш стучала лбом о сосну с такой силой, что на неё сверху падали иголки и шишки.
Я вышел из фургона и присел рядом.
– Дэш! В конце-концов, мы можем спать днём, а идти ночью. Тогда я смогу тащить фургон. Не стоит тебе так мучаться.
Пегаска молча стояла, прижавшись лбом к стволу. Я продолжил.
– Или же мы можем нанять земнопони. Я не буду показываться из фургона, а ты строго запретишь ему совать нос внутрь.
Дэш тяжело вздохнула и закатила глаза.
– Я все эти варианты продумала за первый час дороги. Они все фиговые. Тебе нельзя показываться даже ночью. Ночная стража Луны работает как раз от заката до рассвета. А земнопони так или иначе о тебе узнает: ты же не сможешь сидеть в фургоне совсем бесшумно. Да и туалета в нём нет. Так или иначе он узнает, что внутри кто-то есть, а об остальном догадается.
Я вздохнул. Из-за меня страдала пегаска, мой единственный друг в последние дни. Пегасы явно не были заточены таскать земные повозки: для Дэш тащить фургон было всё равно что для меня плыть по асфальту. Но лучшего способа передвижения мы так и не придумали.
Железная дорога была для нас закрыта. И, разумеется, единственный наземный путь через горы проходил по железнодорожному тоннелю! Чокнутые пони вырубили из базальтовой скалы нарушающий все мыслимые и немыслимые физические законы Кантерлот, но так и не сподобились проложить через горы обходную дорогу на случай аварии в тоннеле!
Посмотрев на карту и крепко выругавшись, я решил обойти горы через Филлидельфию. И к текущему моменту уже сбился со счёта от беззвучных благодарностей лазурной единорожке. Патрули пегасов мелькали в небе каждые два-три часа и без фургончика Трикси я был бы пойман в первый же день. Безопасно выходить из фургона можно было только под прикрытием деревьев в те редкие моменты, когда дорога шла через лес. Но дорога в Филлидельфию, в основном, шла через поля пожелтевшей от засухи травы. И даже в тех чахлых перелесках, что встречались по пути, нужно было остерегаться случайных путников.
Проклятье, если бы дело касалось только меня, я бы уже давно сдался властям! Мне было дико неуютно от того, что из-за меня мучалась пегаска. Но оставалась миссия, которую надо было выполнить во что бы то ни стало. Сел была убеждена, что от её исхода зависит судьба Эквестрии, и я должен был выполнить данное ей обещание.
– Дэш, – сказал я беспомощно. – Если я чем-то могу помочь — только скажи…
Пегаска серьёзно взглянула на меня.
– Можешь.
– Как? – я с готовностью подхватился с земли.
Пегаска пробормотала что-то чуть слышно.
– Что? – не расслышал я.
– Обними меня, – напряжённо повторила Дэш. – Ну, помнишь, как ты это сделал на крыше «Псинтела»? Мне станет легче тянуть.
Всего-то? Я пожал плечами и обнял пегаску.
– Э, нет, погоди, – Дэш сбросила плащ Трикси, скрывающий её крылья. – Давай!
Я обнял её повторно. В этот раз пегаска не стояла смирно, а, в свою очередь, обняла меня.
– Гы-гы-гы, круть! Пожалуй, это даже лучше почесушек! Осталось только проверить…
– Проверить что? – прохрипел я. Сила объятий пегаски поражала.
– Проверить, насколько круче будут обнимашки с почесушками вместе! Приступай же!
…
– Ниже… Ещё ниже… Да, между крыльями… Оххх…
Пегаска странно напрялась и стала глубоко дышать. Я почувствовал игру махательных мышц под пальцами. Немного отстранившись от пегаски я заметил, что она закрыла глаза, её крылья встали торчком, а на мордочке расплывается глупая улыбка.
– Кру-у-у-то-о-о… – прошептала Дэш с закрытыми глазами. – Это действительно крутецки круто…
Внезапно её дыхание участилось, она с силой надавила на меня грудью. Мне пришлось опустить руки и упереться локтями в землю, чтобы не растянуться окончательно.
– Дэш, ты чего?! Какого чёрта?
Дэш раскрыла глаза. Я упёрся ладонью ей в грудь и осторожно отодвинул от себя. Пегаска разжала объятия и залилась краской.
– Я… Эмм… Хотела проверить… Обнимашки таки клёво снимают стресс! Ещё лучше, чем почесушки!.. Тебе разве не нравится?
– Нравится. Но ты слишком увлеклась: я чуть не оказался на земле.
Дэш смутилась.
– Упс! Забыла, что ты очень неустойчиво сидишь! Не сердись!
Я покровительно похлопал пегаску по шее.
– Тут дело не в неустойчивости, а в неожиданности. Я вполне мог бы выдержать твой натиск, если бы знал о нём. Ничего, в следующий раз буду предупреждён.
Пегаска немедленно заорала:
– Обнимашки-и-и!!! – и повалила меня на траву вторично. Сила, таящаяся в её худеньком теле, обескураживала.
– Дэш! Ну, не воспринимай же всё так буквально, ё-моё!
– Гы-гы! Что-то ты не слишком был готов к этому разу!
Пегаска со смехом прыгала вокруг меня, бодаясь головой и раз-за-разом опрокидывая меня на землю. В конце концов я демонстративно прекратил попытки подняться и улёгся, подложив руки под голову. Дэш показала язык и с фырканьем взмыла ввысь. Я сквозь кроны деревьев наблюдал, как она стала с ужасающей скоростью выделывать в небе фигуры аэроакробатики. От некоторых трюков у меня замирало в сердце: пегаска проносилась над вершинами дубов и сосен так быстро и так низко, что за ней подымался шлейф из сорваных листьев, сухих веточек и даже прошлогодних гнёзд. Столкновение с любым более-менее крепким сучком стало бы для неё фатальным. В этот момент я хорошо понял охающих родителей, наблюдающих с мест за спортивными трюками своих чад! Смешно это выглядит только со стороны. На самом деле ощущение — врагу не пожелаешь.
Наконец Дэш приземлилась, пропахав в дёрне борозды тормозного следа.
– Ффух! Ещё бы немного, и я рехнулась от тоски! Как только Эпплджек эти телеги таскает? Это же офигенски скучно!
Пегаска накинула на себя плащ и стала впрягаться в фургончик.
– Анон, залазь внутрь. Там впереди какой-то посёлок. Купим еды и узнаем новости. И ещё, запомни одну мегаважную вещь на будущее!
– Какую?
– Обнимашки с почесушками, – важно сказала пегаска, – намного круче просто почесушек!
Сутки спустя…
«Добро пожаловать в Груммингтон! Вам здесь рады!
Население города 302 пони.250 пони.125 поней.
54 паня.»
Фургон стоял на пригорке рядом с указателем. Отогнув край занавески, я наблюдал за крохотным посёлком в две улицы, раскинувшимся внизу. Редкие пони брели по своим делам с непривычной отстранённостью. Примерно каждые три дома из четырёх стояли с заколоченными ставнями и дверями. На окраине ветхая мельница лениво поскрипывала крыльями. Только в самом центре, на перекрёстке, было хоть какое-то оживление. Полдюжины жителей продавали овощи на крохотном базарчике. Две пони сидели тут же, под навесом летней веранды кафе. Крохотная кобылка-жеребёнок с огромным бантом рисовала в придорожной пыли гвоздём колонку цифр. У прилавка с картошкой Дэш торговалась с серой земнопони.
Я вернулся за столик и продолжил корпеть над письмом.
«…чувствую себя совершенно по-идиотски. Я, здоровый откормленный лоб, должен сидеть в фургоне со всеми (ну, почти со всеми) удобствами, в то время как Дэш надрывается, волоча его в Понивилль. Сел, случилось неслыханное: моя совесть вынырнула из пожизненной спячки и надавала по щщам моему чувству цинизма! Я хочу дать сам себе по морде! Мне стыдно смотреть в глаза пегаске, чёрт бы меня побрал!
Дела тут идут неважнецки, если не сказать «совсем паршиво». В этой глуши далеко не так опрятно и красиво, как вблизи Кантерлота или Понивилля. Прошло четыре дня с тех пор, как мы вышли из Фетлока, и за это время мы проехали три посёлка, не встретив ни души! Заброшенные фермы вдоль дороги вгоняют в депрессию. Иногда вдалеке мы замечаем пони, но те никогда не подходят близко и при попытке приблизиться убегают. Тут от тоски уже даже патрульным пегасам в небе рад будешь! Хорошо, хоть в Груммингтоне кто-то живёт: у нас с продуктами стало совсем напряжно. Дэш тайком от меня даже начала жевать траву, хоть и не переносит её.
Бывает, встречаются Провалы. Нам пока везёт: они небольшие и объехать их удаётся достаточно быстро. Тревожит то, что они стали попадаться слишком часто. Когда мы ехали в Фетлок, нам встретился один-единственный. Сейчас же только за сутки мы встретили три штуки.
Дэш совсем приуныла. Обычно бойкая и разговорчивая, сейчас она часами тянет фургон без единого слова. Даже перерывы на полёты её перестали радовать. Только во время сеансов «обнимашек» я чувствую, как к ней приходит радость. От потасовок-обнимашек-почесушек пегаска в восторге. В эти минуты я чувствую себя врачом-психотерапевтом и нянькой одновременно! Главное, чтобы во время этих сеансов «лечения» не расфигачить вдребезги фургончик Трикси, нам его ещё возвращать придётся.
Раз уж зашла речь о пегаске, поделюсь опасениями. Может, у меня проблемы со зрением, но мне кажется, шёрстка Дэш в последнее время стала блеклой и невыразительной. И кьютимарка стала какой-то размытой. Ещё я стал замечать, что у неё появились проблемы с памятью. Иногда, прежде чем сказать что-то, она вспоминает, как называется та или иная вещь. Это меня беспокоит: раньше такого не случалось. Быть может, это от усталости: она таки здорово вымоталась за эти дни. Вернёмся в Понивилль — закажу ей самый лучший курс лечебных сеансов в спа-салоне.
В общем, если карта не ошибается, завтра мы доберёмся до Филлидельфии, а ещё через неделю — до Понивилля. И если мой план будет удачным, мы найдём тебя, где бы ты ни была. Если мне при этом повезёт, у меня будет возможность лично уничтожить этот клочок бумаги. Если же нет — вам понадобится новый Анон (бу-га-га!).
Всё же остаюсь оптимистом и надеюсь, что мы увидимся. Должен ведь я тебе сказать, что уже не злюсь на тебя и принимаю твой вариант отношений! Разве что есть досада на твою забывчивость, из-за которой нам с Дэш пришлось тащиться через пол-Эквестрии за резонаторами. Так что, моя большая пони, с тебя бутылка! Да-да! Специально запишу это на бумаге, чтоб не забыть напомнить тебе, когда мы тебя найдём. Только не этой голубой дряни, от которой потом впадаешь в истерику! Я бы предпочёл то радужное пойло, после которого мы так здорово провели время! Ну, ты меня понимаешь…
Крепко обнимаю, чешу холку, хлопаю по шее! Твой Анон. Дружба — это, так её разэтак, магия!
P.S. Мне тебя не хватает. Сильно.»
В дверь постучали условным стуком. Я спрятал письмо и впустил Дэш, после чего закрыл за ней дверь. Пегаска сбросила перемётные сумки и молча уселась перед печкой. Я растопил огонь в маленькой буржуйке и принялся чистить картошку с морковкой.
– Всё в порядке, Дэш?
Пегаска смотрела на язычки огня, танцующие в окошке печной дверцы и молчала. Наконец она отозвалась.
– Нет. Не всё в порядке.
Дэш отвернулась от огня и взглянула на меня.
– Знаешь, когда ты рассказал Трикси эту историю с исчезновениями пони и утечкой магии, я сначала не восприняла её всерьёз. То есть, конечно, я тебе поверила, но не врубилась в суть. А теперь до меня дошёл масштаб. Я наконец поняла, что это всё глобально. Эквестрия загибается, без шуток! Очень скоро всё, что я знаю и что мне дорого, исчезнет без следа. И это совсем не круто.
Я сел рядом с пегаской, обнял её и легонько встряхнул.
– Дэш, что с тобой? Что с моей радужной бро? Почему ты уверена в худшем? Мы обязательно доберёмся до Понивилля, проведём эксперимент и увидим суть этого дерьма. И тогда мы сможем победить его. Вот увидишь!
Дэш негромко всхлипнула и тут же закашлялась, пытаясь скрыть секундную слабость.
– Ты бы видел этих пони! Они как пустышки. С виду настоящие, но как подойдёшь поближе и попытаешься заговорить… Я пыталась торговаться на базаре. Ну, знаешь, как в Понивилле. Лучше бы не начинала! Только двое торговцев вспомнили, что они продают. Остальные называют свой товар: «Эти штучки»! Называть эти, как их… ммм… яблоки «этими штучками»! А один вообще кроме «да» и «нет» мог только мычать. Про торг вообще молчу: это всё равно, что отобрать у жеребёнка маффин! Сколько им ни предлагай монеток, они всё соглашаются. Хотя у их овощей такой вид, что в Понивилле их бы постеснялись выложить на прилавок, но всё же и они стоят денег! Особенно если учесть, что в округе их больше нигде не сыщешь. Для эксперимента я вообще перестала предлагать деньги — так только одна кобылка догадалась попросить взамен сена для своего жеребёнка. Сена, Анон!! Они не только разучились считать и выращивать, но и почти забыли смысл торговли! И едят сено! Какого сена!!!
Пегаска фейсхуфнула. Я прижал её к себе и успокаивающе гладил по гриве.
– А ещё у них почти не видно этих, ммм… кьютимарок! Изображения расплывчатые, как будто их долго тёрли мочалкой. Я смогла рассмотреть рисунок только у той пони, что просила сено. У остальных просто смазанные силуэты. Что за фигня!
Проклятье! Знакомые симптомы, Анон! Не далее, как пять минут назад ты описывал их в письме Селестии.
Нехорошее предчувствие закралось в душу. Я поставил кастрюлю с картошкой на печку.
– Дэш. Когда ты в последний раз летала?
– Вчера утром немного. А что?
– Попробуй взлети сейчас. Просто поднимись к потолку. У меня есть одно соображение, хочу проверить.
Пегаска недоумённо взглянула на меня, но сбросила плащ и замахала крыльями. Потом замахала сильнее и подпрыгнула. Потом отошла к дальней стене, коротко разбежалась и, замахав изо всех сил, подпрыгнула ещё выше.
– …Да ладно!
Пегаска сидела на полу и удивлённо рассматривала свои крылья. Потом для уверенности подёргала зубами за маховые перья.
– Ай! Вроде не сплю — боль чувствуется. Тогда какого сена я падаю?!!
– Дэш, – мягко сказал я. – Пегасы держатся в воздухе, не в последнюю очередь, за счёт магии. Одних крыльев ведь недостаточно? Правильно?
– И?
– Магия уходит. То, о чём предупреждала Селестия. Земнопони разучиваются выращивать. Пегасы разучиваются летать. Единороги разучиваются колдовать. Судя по тому, что ты видела, дальнейшая стадия магической деградации — утеря разума. И это чертовски тревожный знак. Это значит, что у нас осталось совсем мало…
– У-у-у-ы-ы-ы-а-а-а!
Дэш горько, с подвыванием, разрыдалась.
– Ы-ы-ы! Я не могу без неба-а-а! Мне нужно лета-а-ать! Я пега-а-ас!
Крутая и тренированная пегаска сотрясалась от плача, как ребёнок. Её депрессия последних дней вырвалась наружу эмоциональным взрывом.
– Ы-ы-ы… Почему всё так… хнык… паршиво? Что мы сделали не так? Хнык… Я даже не знаю, с кем надо подраться, чтобы всё исправить…
Я сел рядом. Мне нечем было её утешить, я мог лишь молча обнять её, поглаживая по растрёпанной гриве. Пегаска, вхлипывая, прижалась ко мне.
– Анон?
– Да?
– Ты сможешь довести меня до Понивилля, когда я… хнык… стану совсем безмозглой кобылкой? Можешь даже надеть на меня уздечку. Я хочу быть рядом со своими друзьями, когда… хнык…
– Дэш, мы дойдём до Понивилля вместе, что бы ни случилось. Обещаю тебе.
Пегаска утешилась и замерла, глядя в огонь. Время от времени она горько всхлипывала, сотрясаясь всем телом.
Я мыл тарелки после ужина, когда услышал бормотание Дэш за спиной.
«И-и-и… о-о-о… эн… а-а-а… И она… П-э-э-э… о-о-о… Как эта буква называется, забери меня дискорд? Ша? Ша! Эл! А! Мммм… И она пошла… Ы-ы-ы!!!»
Громкий «бабах» дал понять, что Дэш захлопнула книгу. После короткой паузы взьерошенная пегаска выглянула из-за спины.
– Анон? Расскажи какую-нибудь сказку на ночь? Что-то спать не хочется.
Пегаска залезла на диван и похлопала по подушке рядом с собой.
Я поставил тарелку в шкафчик и вытер руки о передник.
– Дэш, это плохая идея. Давай, я лучше тебе почитаю.
– Хочу сказку! – пегаска насупилась и отгородилась от меня подушкой. – Ты плохой!
– Дэш! Я не помню ни черта!
– Сказку!!! – подушка полетела в меня.
Блин! Вот что тут делать? Не рассказывать же ей похабные истории из бурного студенческого прошлого? Да и рассказчик из меня тот ещё: над моими анекдотами никто никогда не смеялся (вымученное хихиканье подруги не в счёт).
Дэш повернулась ко мне спиной и стала подозрительно шмыгать носом.
Я подошёл к дивану и сел рядом, развернув её к себе.
– Ну ладно. Сама напросилась!
Я задумался.
…
– Вот тебе поучительная сказка с моралью. Слушай.
Я устроился на диване, положив под ноги подушку, на которой тут же примостилась и пегаска.
– Однажды в кувшин с молоком попали две жабы…
– Бггг! Уже смешно! – заржала Дэш. – Как могли жабы попасть в кувшин? Он же высокий? Жабы прыгают низко. Может, это было блюдце?
– Нет! – упёрся я. – Кувшин! Иначе морали не получится! Жабы… эээ… свалились в него с кантерлотской скалы.
– Ух ты! Круто! А что они там делали?
– Дэш! Как я могу рассказывать, если ты постоянно меня перебиваешь?
– Ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста! Больше не буду, только объясни, как жабы оказались в Кантерлоте?
– Ну-у-у… На самом деле это были вовсе не жабы, а принц Блюблад и его кузён Хавтиноуз. Кузён сватался к принцессе Селестии и, получив отлуп, был слишком назойлив. В общем, им не хватило мозгов вовремя свалить из дворца по-хорошему, и потому они покинули его уже в виде жаб.
Так вот, кувшин был глубокий и жабам, чтобы не утонуть, приходилось барахтаться в молоке. Кузён быстро устал, плюнул на всё и, затаив дыхание, пошёл ко дну. А принц не сдавался и всё дрыгал задними лапками, пытаясь выкарабкаться. И так он дрыгал и дрыгал ими, пока не сбил кусочек масла.
– Вау! Прикольно!
– Э-э-э… Блин, как там дальше-то было? Ага, а дальше кузёну надоело, что принц то и дело лупит его лапками по голове. Раскрыл он пасть, чтобы выругаться, но из-за молока у него не получилось. Тогда он от злости начал его пить. Пил он его, пил, да и выпил всё к чертям собачьим!
– А потом?
– А потом его от молока так раздуло, что он занял собой весь кувшин. А на голове у него лежал кусок масла, на котором сидел принц Блюблад. Принц, видя такое дело, оттолкнулся от кузёна посильнее, да и выпрыгнул из кувшина. И, с куском масла на заднице, побежал жаловаться в эквестрийский МИД на принцессу. А кузён раздувался дальше, пока кувшин не лопнул. Вот тебе и вся сказка.
Пегаска затряслась от смеха. Потом, прервавшись, строго спросила с меня:
– А какая тут мораль? Ты говорил, в этой сказке будет мораль!
– Мораль? Э-э-э… Мораль тут такая, – мрачно заявил я. – Не умеешь летать — не суйся к принцессе!
– Хорошая… ммм… сказка… – пробормотала пегаска сонно. Зевнув во весь рот она потянулась и, прижавшись к моей ноге, заснула.
Я не удержался и почесал её за ухом. Морда пегаски расплылась в улыбке и моя нога оказалась в замке. Я попытался высвободиться, но пегаска вцепилась крепко, всеми четырьмя. От моей возни она что-то жалобно пробормотала и, не раскрывая глаз, сжала ногу ещё крепче.
Я пожал плечами, устроился поудобнее и укрылся одеялом.
…
Кто-то толкал меня в бок. Я перевернулся, но это не помогло: меня толкнули в другой бок ещё сильнее. Открыв глаза, я увидел склонившуюся надо мной пегаску. Увидев, что я проснулся, Дэш приложила копыто к губам. Я недоумённо уставился на неё.
Скррржжжж… Скррржжж… Скррржжж…
Снаружи раздался скрежет. В глубокой ночи, посреди абсолютной тишины, этот тихий размеренный звук таил необъяснимую угрозу.
Скррржжжж… Скррржжж…
Стараясь унять дрожь, я тихонько выбрался из-под одеяла и подошёл к двери. Взяв в одну руку кочергу, в другую — фонарик, я приоткрыл дверь на ладонь.
На земле прямо перед фургоном сидела кобылка-жеребёнок с большим бантом. Зажав в зубах гвоздь, она выцарапывала что-то на жестяной крышке коробки из-под конфет.
– Что ты тут делаешь так поздно? Где твои родители? – вздохнул с облегчением я.
Выйдя из фургона, я подошёл к жеребёнку и посветил на жестянку.
– Чем ты тут занимаешься?
Жеребёнка молча смотрела на меня, зажав гвоздь в зубах. На жестянке были коряво выцарапаны символы.
«37 пни24пн15
1»
– Что это за цифры? – спросил я.
Кобылка смотрела на меня не отвечая. Потом она достала из тряпичного нагрудного кармана целлулоидную формочку для песка в виде аликорна и положила передо мной. Вернувшись к табличке, она постучала по ней копытом и указала куда-то вверх. Я посветил туда фонариком. В круге света белел знакомый указатель.
«Добро пожаловать в Груммингтон! Вам здесь рады!
Население города 302 пони.250 пони.125 поней.
54 паня.»
Липкое чувство безотчётного ужаса зародилось у меня где-то между лопаток и протянуло холодные щупальца к сердцу. От волнения пересохло в горле.
– Ты хочешь сказать, этой ночью из населения осталась ты одна? – хрипло спросил я.
Кобылка кивнула и снова показала на жестянку и вверх.
– Анон! Оглянись! – тревожно воскликнула Дэш у меня за спиной.
Прямо за нами в тишине в круг света вползла трещина. Она змеёй струилась по земле, отделив нас от кобылки с табличкой. Посветив вдоль трещины назад я увидел, что она тянется от посёлка и проходит под фургоном так, что его передние и задние колёса стоят на разных краях расширяющегося разлома.
Едва видные в свете луны, десятки разломов в долине внизу паутиной сходились к месту, эпицентром которого был Груммингтон.
– Дэш! Быстро!
Пегаске не нужно было объяснять. Она вскочила в упряжь и потянула изо всех сил, выворачивая фургон из зарождающегося провала. Я подошёл к краю, намереваясь перетащить кобылку через трещину.
УУУУУУРРРРРРГГГГХХХХХХХ!!!
Со стоном ухнул Груммингтон в разверзшуюся пропасть. Рухнуло всё: дома, ратуша, кафе, магазин. Заборы с треском рассыпались в щепы, обваливаясь в провал один за другим. Последней рухнула мельница, нелепо махая лопастями в тусклом свете луны.
Слабый звук, чуть сильнее комариного писка, заставил меня обернуться. Кобылка прощально махала мне копытом через провал. Я с ужасом увидел, как через тельце малышки просвечивает столб с указателем. Через пару секунд она растворилась в воздухе, оставив после себя на земле матерчатый кармашек, большой розовый бант и гвоздь.
– Анон, запрыгивай!
Фургон затормозил рядом со мной, рассеивая мрак фронтальным фонарём. Пегаска от нетерпения пританцовывала в упряжи. Я машинально поднял с земли целлулоидную формочку и шагнул к фургону. Потом передумал и знаком попросил пегаску подождать. Перешагнув через разлом, я поднял жестянку с земли и прислонил её к указателю. Потом, подобрав гвоздь, зачеркнул на табличке единицу и вывел новую цифру:
0
Фургон сорвался с места. Дэш неслась галопом, стараясь побыстрее покинуть проклятое место. Я сидел у заднего окна и провожал указатель взглядом. Через минуту табличка исчезла в ночи.
