Спасение
Глава 12: Волшебный дар, часть 2
Рэйнбоу Дэш медленно обошла спальню, левитируя перед собой тонкую зажжённую свечку. Она была ароматической, с запахом фимиама, и оставляла в воздухе тоненькую вьющуюся струйку дыма, пока её хозяйка шествовала от подсвечника к подсвечнику, зажигая по очереди небольшие свечи, призванные скорее создавать настроение, нежели светить. Но когда она закончила обходить комнату, они рассеяли тени, наполнив спальню тёплым, неярким, мерцающим светом, который всегда напоминал Дэш о романтических ужинах и свиданиях у горящего камина. Улыбнувшись последней мысли, пони представила, как, растянувшись на ковре, наслаждается теплом огня, выставив напоказ каждый сантиметр своего тела, беззащитно открытая своему избраннику — сначала для взоров, потом для поцелуев, затем для покусываний и, наконец, для всех тех способов, которыми жеребец может взять кобылку.
Дэш слегка поёжилась. Почти неделя прошла с тех пор, как она видела Лукинг Гласса в последний раз, и она уже чувствовала нетерпение. Похоть.
Вожделение.
Задув свечку, она наблюдала, как от тлеющего фитиля поднимается дымок. На миг она смогла увидеть собственное дыхание, колышущее дымку и заставляющее её клубиться в воздухе, а затем налетел случайный сквозняк и унёс всё прочь, оставив пони в компании оплывающих свечей и огромной роскошной кровати. На ней было слишком уж много подушек, словно кто-то решил их коллекционировать, вместо того, чтобы использовать для сна. Не то, чтобы это беспокоило Дэш — подушками было весело швыряться или лупить ими других пони, к тому же она так и так не планировала много спать на этой кровати.
Нет, на кровать были другие планы. От этой мысли на её губах появилась шаловливая усмешка.
Донесшийся из коридора щелчок замка нарушил тишину, и Дэш услышала, как где-то в отдалении за её спиной открылась дверь. Застучали копыта, всё ближе и ближе к спальне, и вот кто-то — жеребец, судя по мускусному запаху, — прошёл через занавешенный дверной проём, чтобы составить ей компанию. Гость принёс цветы, их запах она тоже почувствовала, и бутылку вина, которую он поставил на стол с тихим стуком стекла по дереву. Дэш облизнула губы, и ей потребовалась вся её выдержка, чтобы не обернуться. Так будет лучше — подождать, заставить его подойти самому. Это ведь она была объектом вожделения.
Всё словно застыло. Тишину нарушали лишь биение её сердца да шум крови в ушах. Дэш была не прочь продлить это напряжённое ожидание — терпения ей было не занимать, если надо, она могла прождать целую вечность, и неважно, как сильно зудит в животе, и как возбуждённо дрожит её хвост, словно умоляя немедленно откинуть его в сторону и вверх и выставить её отчаянную страсть на всеобщее...
Как она и думала, Лукинг Гласс не выдержал первым. Три быстрых шага, и вот он уже рядом с ней, его передние ноги обхватили её за шею, чтобы втянуть в грубый, яростный поцелуй. Охнув от неожиданности, Дэш рефлекторно попыталась отстраниться, но лишь на мгновение, а затем вновь прижалась к нему, её жадные губы раскрылись, а язык метнулся вперёд, чтобы бороться с его языком и попытаться проникнуть ему в рот. Он зарычал и толкнул её в стену с такой силой, что задребезжала мебель, а будильник упал с прикроватного столика. Жеребец потянул копытом за её гриву, как раз так, как ей нравилось, и она застонала, наполовину от боли, наполовину от удовольствия.
Дэш разорвала поцелуй и откинула голову, чтобы посмотреть на своего партнёра. У неё перехватило дыхание, и это было всё, что она могла сделать, чтобы удержать его губы достаточно далеко от себя и получить возможность говорить.
— Ого, вот это напор.
— Тсс. Пожалуйста, — сказал он и снова навалился. С минуту они ничего не говорили, борясь в грубом, агрессивном поцелуе. Его язык медленно овладел её языком, и она пригласила его к себе в рот, посасывая и пробуя на вкус. Жеребец содрогнулся всем телом, и когда они наконец разъединились, именно он отстранился первым.
— Я хочу тебя. Хочу прямо сейчас. — Лукинг Гласс поднялся на дыбы, прижимая её к стене, и стало ясно, что он возбуждён до крайности. Его член, напряжённый как ни у одного из жеребцов, что доводилось видеть Дэш, упирался ей в грудь, и она чувствовала, как он вздрагивает с каждым ударом его сердца.
— Весь день, Дэш, — прошептал он. — Весь день я думал о тебе. Каждая кобыла, которую я видел или чей запах ощущал, напоминала мне о тебе. Каждый раз, когда они касались меня... О, Дэш, никогда не будь богатой пони. Клянусь, эти кобылы думают, что стоит им только повернуться и позволить мне заглянуть им под хвост, я тут же сделаю для них всё, что угодно. Деньги, Дэш. Деньги делают из пони шлюх.
— Бедняжка, — мурлыкнула Дэш. — Юные кобылы весь день трясут перед тобой своими прелестями? Как это ужасно. — Она провела копытом по всей длине его члена и легонько сжала головку. Его тело вновь содрогнулось, и она услышала, как он издал слабый сдавленный звук. — Но ты сохранил себя для меня? Я думаю, что это заслуживает награды.
— О, Селестия, пожалуйста, Дэш, пожалуйста, пожалуйста... — Он замолчал, когда её губы вновь встретили его, и на короткое мгновение они обменялись медленным, чувственным поцелуем. Те, что последовали за ним, были ничуть не хуже: нежные языки, их прикосновения, приветствие и, наконец, прощание.
“Удивительно, как он умел меняться, — прошелестел в её голове голос Рэрити. — Такой спокойный, собранный, благородный жеребец, но стоит ему оказаться в спальне, как...”
— Эти кобылы, что тебе хотелось сделать с ними? — прошептала она, позволяя своему горячему дыханию коснуться его гривы. Её язык юркнул вперёд, чтобы лизнуть его в щёку, длинно, медленно и влажно, доходя до его уха. Ухо было отдёрнулось, но она поймала его зубами и укусила достаточно сильно, чтобы из груди жеребца вырвался болезненный стон.
— Ты знаешь, чего я хотел. — Отвернув голову в сторону, он сумел избежать укуса Дэш, а затем прижался лбом к её животу. Она поняла, что жеребец пытается развернуть её. Чтобы поставить в нужную позу.
Она не сдавалась. Дэш знала, что поддразнивания лишь сделают их вечер ещё лучше.
— Всё равно расскажи.
— Я хотел их оттрахать, — яростно выдохнул жеребец. — Мне было плевать, увидит кто или нет, я хотел взбираться на них, кусать и трахать, хотел трахнуть каждую из них, но я не стал. Из-за тебя, Дэш.
— Неужели я столько для тебя значу?
— Ты для меня всё. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста...
Она оттолкнула его. Он опустился на четыре ноги, всё его тело дрожало, и даже после того, как она отвернулась, она чувствовала его пристальный взгляд, провожающий её до самой кровати. Вспышка её рога смела дурацкие подушки, и она опустила передние копыта на матрас, упёршись на него, раздвинув задние ноги и закинув на спину хвост. Даже для их пылких свиданий эта поза была достаточно бесстыдной, чтобы щеки Дэш вспыхнули румянцем. Она посмотрела на жеребца поверх плеча.
— Возьми меня, Лукинг Гласс.
Конечно, прозвучало глупо, но это сработало. По его туловищу пробежала дрожь, и внезапно жеребец, рванувшись к кровати, в одно движение запрыгнул на Дэш. Его член хлопнул её по животу, оставив липкое пятно, и она не смогла удержаться от лёгкого смешка, когда партнёр, постанывая, начал елозить копытами по её плечам, слишком возбуждённый, совершенно потерявший голову, чтобы справиться с простой задачей: войти в неё. Она шевельнула бёдрами и использовала капельку магии, чтобы там сзади кое-что подправить, а затем...
Он пытался быть нежным, но она знала, что от жеребцов не стоит ждать чудес, когда они взвинчены до такой степени, что даже не могут самостоятельно попасть куда надо. Он ударил бёдрами и погрузился в неё сразу наполовину, отчего она резко вздохнула. Лукинг Гласс не был крупным жеребцом, но он был достаточно большим, чтобы его внезапное вторжение растянуло её до боли, даже такую намокшую, как сейчас. Всё тело Дэш напряглось, и она почувствовала, что он остановился.
— Прости, ты...
— Я в порядке, — перебила она, и это была чистая правда. Дискомфорт прошёл, когда её чресла оправились от внезапного шока, вызванного резким проникновением, а мышцы, сжимавшие его внутри себя, расслабились. Она слегка покачала бёдрами, прижимаясь к нему, и никаких других намёков ему не потребовалось.
Он снова двинулся вперёд, на этот раз медленно, погружаясь сантиметр за сантиметром, пока не вошёл по самые яйца. Его ляжки прижались к заднице Дэш, а её хвост затерялся где-то под его бёдрами. Они застыли, не двигаясь, если не считать тяжёлого дыхания и непроизвольного подёргивания его члена внутри неё.
Вот, вот она — её любимая часть. Первые секунды после проникновения, пока всё, как и всегда, не свелось к возне и банальному траху. Не то чтобы они сами по себе не доставляли ей удовольствия, но именно в такие минуты, когда она держала его пленником своего тела, рабом своих чар, она чувствовала себя самой настоящей кобылой. Дэш знала, что многие жеребцы считают, что во время секса они играют главенствующую роль, но это было просто глупо: несмотря на то, что она была под Лукинг Глассом, штурвал был в её копытах.
Надолго его терпения не хватило. Передние ноги жеребца напряглись на её плечах, и он, сдав назад, сделал ещё один выпад, сотрясший всё её тело. Его зубы впились в гриву Дэш, оттянув её голову назад, и она невольно ахнула. Ещё один удар, и ещё, всё непроизвольнее, всё сильнее и сильнее.
Она знала, что долго это не продлится. Он был слишком возбуждён, слишком взвинчен, всю неделю мечтая о ней, и, конечно же, наслаждаясь сейчас её телом. Именно из-за неё он так беспорядочно и отчаянно двигал бёдрами, уже не владея собой. Его ноги задрожали, и он ударил в последний раз, сильнее, чем когда-либо прежде, словно пытаясь познать каждый влажный миллиметр её глубин, прежде чем разрядиться.
И он взорвался. Собственно говоря, она не почувствовала, как жеребец кончил, но содрогание его таза и громкий стон оставляли мало места для сомнений. Он ещё долго не отпускал её, совершая последние толчки, его бёдра дёргались каждые несколько секунд, а затем он откинулся вбок и его член выскользнул с влажным хлюпаньем. По её бедру потоком хлынула сперма, что когда-то заставило бы юную Рэйнбоу Дэш покраснеть и смутиться.
Конечно же, сейчас это вызвало у неё лишь улыбку. Это просто физическое проявление их любви, и хотя она сама была ещё далека от оргазма, тёплого ощущения его семени, капающего из неё, для начала было более чем достаточно, учитывая, что впереди у них была вся ночь.
Жеребец привалился к кровати, дрожащие ноги ещё какое-то время держали его, но вскоре они подкосились и он рухнул на пол. Он лежал на спине с закрытыми глазами, задыхаясь, словно только что пробежал марафон. Изящно подобрав под себя копытца, Дэш улеглась рядом с ним.
— Ну как, полегчало? — прошептала она прямо ему в ухо.
Ответил он не сразу. Облизнув губы, он попытался открыть рот, и его челюсть задрожала.
— Да, лучше. А ещё я боюсь, как бы у меня не случился разрыв сердца.
— Постарайся повременить с этим, — хихикнула она. — Я с тобой ещё не закончила.
— Ты жестокая пони, Рэйнбоу Дэш.
— Мм, это ложь. — Она наклонилась и провела языком по его длинной жилистой шее, уголку губ, до самого уха. Она почувствовала солёный пот на его шёрстке и медленно выдохнула, омывая жарким дыханием его лоб и рог. — Вообще-то я очень щедрая.
— Щедрая? Ха! — Попытавшись как следует усмехнуться, Лукинг Гласс почувствовал, что у него перехватило дыхание, и повернул голову, чтобы откашляться. — Сколько жеребцов ты уже убила таким образом?
— Ни одного. Пока. — Она отодвинула его ноги в стороны и поцеловала в грудь, наслаждаясь сплетением мускулов под шёрсткой. Она знала, что жеребцу не потребуется много времени, чтобы прийти в себя, и когда это произойдёт, их следующий раунд продлится намного, намного дольше. Она поцеловала его ребра, потом живот, всё ниже и ниже, пока её губы не коснулись поникшего члена. Он всё ещё был испачкан смесью их жидкостей и был горьким, солоноватым и кислым на вкус, но она всё равно лизнула его по всей длине. То, что представлял собой этот вкус, значило для неё гораздо больше самого вкуса, и она тихо застонала.
— Значит, нам с тобой повезло. Все эти жеребцы ещё живы, а ты всё ещё на свободе. Ты можешь... Ох! Полегче, полегче с этим... Ты можешь, можешь представить себе, как неловко было бы в суде? — К концу фразы его слова вперемешку со стонами звучали почти неразборчиво.
— Мм... — Дэш сказала бы больше, но она была занята другим. Несколько недель назад она обнаружила, что может взять в рот одно из яичек Лукинг Гласса, что, казалось, доставляло ему равное количество удовольствия и паники. Впрочем она была осторожна, чтобы не давить слишком сильно языком или, убереги Селестия, не использовать зубы.
Ну, иногда она пускала в ход зубы. Она была совершенно уверена, что ему это нравится.
Она переключилась на другое яичко и осторожно пососала его, перекатывая во рту языком. Всего через несколько секунд подобной ласки она почувствовала, как у самого её лица член жеребца начал напрягаться всё сильнее, и вскоре твёрдо встал над его животом.
Она отстранилась, затем поползла вверх по его телу, пока они не оказались лежащими живот к животу, его член был зажат между их телами. Пара обменялась ещё одним поцелуем, на этот раз он длился дольше и был куда неторопливее. Так же, как и все последовавшие за ним любовные утехи.
— Ты готов? — прошептала кобылка. Его голова дёрнулась, он кивнул, и они продолжили.
Прошло несколько часов, все свечи погасли или догорали, а Рэйнбоу Дэш в изнеможении лежала на кровати. Лукинг Гласс, простонав что-то задыхающимся голосом, рухнул на подушки рядом с ней. Она смотрела на оштукатуренный потолок, детали которого медленно растворялись, когда свет последних оставшихся свечей уступал тьме, они гасли одна за другой.
Номер? Весьма неплох. Отель? Просто отличный. Они всегда встречались в лучших местах, какие можно снять в Филлидельфии, и Дэш не возражала спать с любимым вдали от бутика. Её жилище было маленьким, бедным и совершенно неподходящим для пони с его богатством и социальным статусом. Так что во время еженедельных визитов Лукинг Гласса они втречались в отеле, где пили вино, заказывали еду в номер и пачкали там простыни. Она была признательна за то, что эти встречи не грозили ей дополнительной стиркой.
Но отель — это не дом. Тщательно обдумав эту мысль, она почти осмелилась произнести её вслух, а затем с тяжёлым вздохом прогнала прочь. Рядом с ней заворочался Лукинг Гласс, пробормотал что-то, а затем, обхватив её ногами, заключил в мягкие объятия.
“Это воспоминание. В нём я была счастлива. — В тишине ясно прозвучал воображаемый голос Рэрити. — Счастлива и исполнена удовлетворения. Это была вершина, Дэш. Последняя ночь перед тем, как началось падение”.
Но это было в будущем Рэрити. Для Дэш было достаточно того, что есть. Она прильнула к Лукинг Глассу так, что её спина прижалась к его мускулистой груди, и позволила медленному метроному его дыхания убаюкать себя.
— Последнее время ты выглядишь очень счастливой.
Слова Синобы совсем не сочетались с её тоном. Эти слова должны были быть произнесены с удовлетворением, или с радостью, или, возможно (и это было бы всё ещё приемлемо), с завистью. Они должны были вызвать у Рэйнбоу Дэш улыбку.
Но не вызвали. Дэш, собиравшаяся съесть ещё немного садового салата, замерла на месте, на её губах остались прилипшие лепестки маргаритки. Мгновенно взяв себя в копыта, она слизнула их языком, поднеся магией салфетку ко рту, чтобы скрыть своё неподобающее поведение а заодно дать себе несколько секунд, чтобы поразмыслить над тоном подруги.
Он был обеспокоенным.
— О, полагаю, дела в бутике идут хорошо. Подготовка весенней линейки идёт отлично, уже на следующей неделе я смогу выставить на витрину новые манекены. Это всегда приводит к росту заказов. — Она отпила глоток воды. — По-твоему, я выгляжу... счастливее?
Синоба склонила голову набок, словно высматривая любителей подслушать чужие разговоры. Конечно, в маленьком шикарном кафе, где они обедали, это было бы нетрудно: столики стояли так тесно, что между ними с трудом поместился бы пони, и она могла слышать, чувствовать запах и практически касаться сидящих вокруг них посетителей. Их разговоры тихим гулом доносились до её ушей, и она поймала себя на том, что тоже оглядывается по сторонам, от внезапного приступа паранойи по её позвоночнику пробежала дрожь.
— Да, выглядишь... — продолжила наконец Синоба, — С той самой вечеринки в прошлом месяце.
— Да, пожалуй. — Ещё один глоток. — Наверное, я просто привыкаю к Филлидельфии.
— Хм. — Синоба поправила копытом солнцезащитные очки, глядя на подругу поверх тёмных стёкол. — Если я правильно помню, ты тогда переживала разрыв со своим жеребцом.
— Ничего я не переживала, — ответила Дэш. Замолчав, она сделала над собой усилие, чтобы сбавить резкий тон. — С этим уже было покончено. Я двинулась дальше.
— Да. — Синоба вновь посмотрела в сторону и не смогла встретиться взглядом с Дэш. — Я слышала о тебе и Лукинг Глассе. Вы двое не так осторожны, как вам кажется.
Дэш ощетинилась. В буквальном смысле — она почувствовала, как волоски на её шёрстке встали дыбом, и когда она заговорила, её слова звучали резко и нервно:
— И что с того? Я считаю, что обладаю правом самостоятельно решать вопросы своих личных отношений.
— Да, но...
— Но что? — Дэш бросила салфетку на стол. — Ты считаешь, что разница в нашем социальном положении слишком велика? Что я этакая скромная лавочница, а он — благородный член высшего общества?
— Дэш, это совсем не...
— Да я дружу с самой принцессой Селестией! — Дэш знала, что устраивает сцену, но ей было всё равно. Гул остального кафе затих, когда другие посетители повернули к ним свои уши. — Я преуспевающая швея и бизнеспони!
— Это не то, что я хотела сказать, — прошипела Синоба, наклонив голову. — Конечно, ты заслуживаешь кого-то особенного, кого-то столь же замечательного, как и ты. Но Лукинг Гласс...
— Что, но? — Дэш наклонилась над столом. — Почему бы мне не заслуживать такого доброго, страстного и, да, богатого пони, как он?
— О, ради всего... — Синоба прижала к вискам копыта. — Потому что он женат, глупая.
Тишина. Остальная часть кафе, шум из кухни, даже стук сердца Дэш — всё, казалось, исчезло, когда слова подруги, словно стрелы, вонзились в её душу.
— Он... что?
— Он женат, Дэш. Его жена — Терраццо, прелестная пегаска, я несколько раз встречала её в Мэйнхэттене. Она немного нервная, но они женаты, я не знаю, по крайней мере, уже несколько лет.
— Но... это невозможно. — Дэш откинулась на спинку сиденья и уставилась на остатки своего салата. — Он бы сказал мне, если бы был женат.
Синоба даже не потрудилась ответить. Она просто посмотрела на подругу взглядом, полным сочувствия и, немного, раздражения.
— Послушай, Дэш, мне очень жаль. Я уже несколько недель пытаюсь набраться смелости, чтобы сказать тебе, но...
— Нет, нет. — Дэш выпрямилась на стуле. Она глубоко вздохнула, потом ещё раз. — Тебе не о чем сожалеть. Я... я поговорю с ним сегодня вечером, и мы... эм... разберёмся с этим.
Синоба долго смотрела на неё, прежде чем заговорить.
— Ты уверена, Дэш? Может быть, тебе не стоит встречаться с ним ни сейчас, ни вообще, если уж на то пошло. Кстати, почему бы тебе не зайти ко мне сегодня вечером? Мы можем устроить ночёвку, только мы вдвоём, как жеребята.
Дэш сделала глубокий вдох и попыталась задержать дыхание, но дрожь в груди не дала ей этого сделать. Выдыхая, она содрогнулась и едва удержалась, чтобы не глотнуть ещё воздуха. Её глаза жгло, и она крепко зажмурилась.
“Видишь? Тогда я этого не понимала, но это был мой шанс. — Голос Рэрити каким-то образом прорвался сквозь какофонию в голове Дэш, такой же ровный и бесстрастный, как замёрзший пруд зимней ночью. — Несмотря на всю боль, Дэш, это мог быть мой надир, когда темнее некуда и ниже пасть уже невозможно. Я могла бы начать долгое восхождение из этой ямы, и всё это стало бы не более чем глупой историей, интрижкой, чтобы потчевать вас, девочки, через много лет, когда такие байки потеряют свою унизительную остроту и будут лишь напоминать нам о том, какими беспечными мы были в юности. О Дэш, я отдала бы свой левый глаз, чтобы вернуться в этот день и встать на лучший путь”.
Вдох, пауза, выдох. Дэш провела несколько секунд, сосредоточившись только на своём дыхании, не обращая внимания на горячие слёзы, текущие по мордочке. Она смахнула их копытом, и Синоба, благослови её Селестия, сделала вид, что ничего не заметила.
А потом всё закончилось. Приступ слабости миновал, и осталась только кобыла, поднявшаяся из самых низов, заслужившая Элемент Гармонии, спасшая королевство и превратившая себя в самую горячую новинку Филлидельфии.
Дэш отпила воды. Стакан еле заметно дрожал в её копыте.
— Я ценю твоё предложение, Синоба, и понимаю, к чему ты это. Но всё же я уверяю тебя, со мной всё в порядке. Мне просто нужно поговорить с Лукинг Глассом, и тогда мне станет намного лучше.
— Ты уверена, что это разумный поступок?
— Нет. — Ещё глоток. — Но именно так я и поступлю.
Когда Лукинг Гласс прибыл в их гостиничный номер, Рэйнбоу Дэш его уже ждала. Это был тот же номер, что и на прошлой неделе: аппартаменты в пентхаусе, которые, как выяснила Дэш, пролистав каталог в вестибюле, стоили не меньше пятисот битов за ночь. Она редко зарабатывала столько за один день — иногда, если дела шли неважно, то и за целую неделю.
За те несколько месяцев, что они встречались... нет, не встречались, поправила она себя. Слишком уж невинно сказано. Встречаются пони, у которых одна романтика на уме. Всё, что когда-либо было нужно Лукинг Глассу, — это её подхвостье, и, как глупая провинциальная кобылка, она отдала его без раздумий, слишком ослеплённая очарованием жеребца из высшего общества. Так и не поняв, что он просто использовал её как удобный сосуд, куда он мог изливать избытки своей страсти.
У неё заболели челюсти. Боль была достаточно сильной, чтобы отвлечь Дэш от кровожадных мыслей о Лукинг Глассе и о том, чего он заслуживал. Она осознала, что её зубы вот-вот треснут — так сильно она их стискивала. Дэш закрыла глаза, сделала несколько глубоких вдохов и посоветовала себе набраться терпения. Ждать.
И вот дверь открылась, в комнату вошёл Лукинг Гласс. Дэш увидела, что он опять принёс цветы и вино. Просто ещё одна строчка в его вечернем счёте.
И она была в нём самой дешёвой вещью.
— Привет, дорогая. Всё в порядке? Ты выглядишь...
Она не дала ему закончить. Её рог засветился, и острые, как бритва, портняжные ножницы пронеслись между ними, промахнувшись мимо его щеки на волосок. Их лезвия на несколько сантиметров вошли в твёрдую, обшитую деревянными панелями стену.
К его чести, он не закричал и не упал в обморок. Жеребец лишь уронил цветы и вино и уставился на неё, потрясённо открыв рот.
Ну и ладно. Так или иначе, теперь её очередь говорить.
— Привет, дорогой. — Последнее слово прозвучало словно плевок. — Как долго ты рассчитывал скрывать это от меня?
Тишина. Его глаза обежали комнату, прежде чем наконец остановиться на ней.
— Что скрыва...
— Нет! — взвизгнула она. — Хватит ломать дурака. Я всё знаю о Терраццо.
На самом деле это была ложь. Она знала не больше того, что сказала ей Синоба, но Лукинг Глассу было необязательно об этом сообщать. Она гневно фыркнула и шагнула ближе, припирая его к стене.
— Да, Терраццо. — Он облизнул губы, его взгляд был направлен куда угодно, только не на неё. — Почему бы нам обоим не присесть, не успокоиться и не поговорить...
— Успокоиться? Думаю, можно. — Она выдернула ножницы из стены, и на ковёр дождём брызнули щепки. — А ещё можно сделать из твоих яиц пару изящных брошек. Одну для себя, а другую для твоей жены. Как думаешь, ей это понравится?
— Ладно, ты злишься. Понимаю, и ты имеешь на это полное право.
Дэш замолчала, но ножниц не убрала: они парили перед ней в сиянии магической ауры.
— Продолжай.
Словно получив тайный сигнал, Лукинг Гласс осел на пол с выражением облегчения на лице.
— Ты права, Дэш, я не был с тобою честен. Позволишь мне попробовать объяснить, почему?
— Потому что ты мудак, наслаждающийся тем, что может... может трахать свою любовницу, когда уезжает из дома? Потому что именно так я и думаю!
— Нет, Дэш, ты не любовница. Пожалуйста, что бы ты ни думала обо мне, не думай так плохо о себе. — Он подался вперёд. Широко распахнутые глаза на открытом лице словно умоляли собеседницу. — Дэш, когда-то ты говорила мне, что знакома с аристократами и знатью. Тебе ведь доводилось бывать в высшем обществе Кантерлота, не так ли?
От его тона в голове Дэш звякнул тревожный звоночек. Она отстранилась.
— Да, конечно. Я же рассказывала тебе, что у моих подруг и принцесс были кое-какие совместные приключения.
— Тогда ты знаешь, как в этой среде заключаются браки.
Нет, не знала. Наверное, так же, как и везде, предположила она. Впрочем, единственным ответом, в котором он нуждался, было напряжение, проступившее на её лице.
— Нет? Послушай, Дэш, это не... ну, всё совсем не так, как в любовных романах. Браки завязаны на бизнесе. Они объединяют влиятельные семьи. Обеспеченные семьи. Старейшие семьи. Семьи, вроде моей. Мать Терраццо владеет половиной погодных фабрик Клаудсдейла. Наш брак не был связан с любовью — это было скорее корпоративное слияние. Я познакомился с Терраццо лишь за неделю до свадьбы.
Прошла почти минута, прежде чем Дэш смогла ответить. Даже если предположить, что это была правда, её оказалось слишком много, чтобы переварить, на это потребуется время.
— Что... тогда почему ты скрывал это от меня?
— А что бы ты сделала, если бы на той вечеринке я представился тебе женатым жеребцом? — шагнув ближе, спросил он. — Что бы ты подумала?
— Я бы подумала, что ты обычный распутник, что, как мы теперь знаем, было бы правдой! — Дэш отступила в сторону, стараясь держаться от него подальше. — Сколько ещё кобыл ты приводил сюда?
Он замер на месте.
— Ни одной, Дэш. Даже при таком браке не по любви, как у меня, требуется немало мужества, чтобы подступиться к другой кобыле. Я не храбрец.
Она открыла рот, почти поддавшись неосознанному побуждению защитить жеребца от этого самоуничижения. Дэш пришлось сделать над собой усилие, чтобы промолчать, и она уставилась на него, кипя от злости. Однако, несмотря на злость, впервые после разговора с Синобой она почувствовала лёгкое сомнение и позволила ему оформиться в слова:
— Тогда почему ты заговорил со мной?
— Почему? — он невесело усмехнулся. — Да потому что, Дэш, ты была самой красивой кобылой во всём зале. Самой красивой из всех, кого я встречал за последние месяцы. Ты была непохожа на других на той вечеринке — ты не родилась богатой, тебе не преподносили всё на блюдечке. Ты вскарабкалась на эту высоту из ничего, спасала Эквестрию больше раз, чем у меня копыт, открыла новый, самый впечатляющий модный бутик, который этот город видел за последние десятилетия, и ты добилась этого, не забывая о том, кто ты есть. Дэш... Дэш, я даже не могу перечислить всё то, что делает тебя особенной. Конечно, я заговорил с тобой. Любой жеребец, знающий, кто ты такая, поступил бы так же.
Слушая, как Гласс воспевает её достоинства, Дэш не смогла сдержать смущённого румянца. Она знала, что не являлась той, кого её друзья назвали бы скромной пони, но, с другой стороны, она и не выпячивала свои достижения напоказ. Слышать, как их так перечисляют, было... приятно.
Однако. Этот жеребец лгал ей, лгал, чтобы овладеть ею, а теперь умолял её, чтобы она осталась с ним. Для её гордости это было слишком.
— Лукинг Гласс, — сказала она. — Я не стану делать вид, что смогу смириться с тем, как ты поступил. Неважно, считаете ли вы с Терраццо ваш брак настоящим или нет, для всех остальных он такой и есть. За то, что ты сделал, за то что сблизился со мной и переспал, скрывая своё положение, я... что ж, мне очень жаль, Лукинг Гласс, но для меня это неприемлемо. — Всё время, пока она говорила, он молча не сводил с неё глаз. Когда она закончила, он помедлил, прежде чем ответить.
— Рэйнбоу, повторяю, я понимаю твои чувства. Понимаю, ты, наверное, считаешь, что я тебя предал, и если я причинил тебе боль, то искренне прошу за это прощения. Если всё кончено, что ж, я это пойму. Я просто хочу, чтобы ты знала: я никогда не считал тебя своей любовницей. Никто тебе не указ, ты заслуживаешь особенного жеребца, такого же особенного, как ты.
Она кивнула и убрала ножницы обратно в седельные сумки.
— Что ж. Спасибо за... назовём это так, демонстрацию чувств. Надеюсь, Лукинг Гласс, что наша следующая встреча произойдёт при более благоприятных обстоятельствах.
Его губы дрогнули, и на миг она подумала, что он может попробовать разыграть ещё одно представление. Но потом уши жеребца опустились, и он печально кивнул:
— Ладно. Но если тебе что-нибудь понадобится, помни, ты всегда можешь обратиться ко мне.
Они замолчали. Дэш подумала, что, наверное, нужно хоть что-то сказать в ответ, но пока она решала, что именно, он ушёл, и она осталась одна в номере дорогущего пентхауса.
Прошло полгода, прежде чем она снова встретила его.
Трибуны почти опустели. По рядам уже сновали уборщики, орудуя большущими мётлами, чтобы смести попкорн, брошенные напитки, флаеры, плакаты, огромные поролоновые копыта и всё остальное, что осталось от праздника. Немногие задержавшиеся зрители были в основном семьями с детьми: жеребята уже спали на спинах своих родителей, умаявшись после целого дня воплей, аплодисментов и набивания животов жирными праздничными угощениями, которые почему-то на вкус казались лучше всего, что когда-либо едала Рэйнбоу Дэш, но при этом, всего через несколько минут после того, как были съедены, вызывали тошноту от одной мысли проглотить ещё кусочек.
Это было странное ощущение. К счастью, к началу следующего лётного шоу оно успевало пройти, и уже ничто не мешало ей вновь совершить всё ту же ошибку. Слишком уж Дэш любила эти вкусности из обжаренного теста, сдобренного сахаром, корицей, сливкам, карамелью, подрумяненными на огне яблоками, сахарной пудрой, даже если после этого ей становилось так плохо, что она буквально не могла летать.
На самом верху трибун, на галёрке, зрителей осталось ещё меньше. По правде говоря, похоже, лишь она и Рэрити. Некоторое время Дэш не обращала внимания на подругу, забравшись с ногами на сиденья самого верхнего ряда, свесив передние копыта с заднего ограждения и глядя на пони, суетящихся далеко внизу. До земли было метров пятнадцать — не так уж высоко для пегаса, но достаточно, чтобы они превратились в море разноцветных грив, спин и хвостов, целеустремлённо дрейфующих к выходу.
Рэрити уселась рядом с Дэш. Она попыталась тоже посмотреть поверх ограждения, чтобы проследить за взглядом подруги, но одного вида разверзшейся головокружительной бездны было достаточно, чтобы единорожка тут же развернулась в более безопасном направлении. Она потрясла головой, чтобы прийти в себя, а затем заговорила:
— Здравствуй, дорогуша. Ну что, как тебе представление?
— Да, представление ещё то. То есть, шоу вышло потрясное. У нас наконец-то получилось выполнить Петлю Вандерболтов и нигде не облажаться, так что Спитфайр и Соарин остались довольны. Можешь мне поверить, когда выступление закончится, тебе не захочется быть с ними рядом, если кто-то из команды оплошает. Особенно если это была ты.
— Ну тогда, наверное, поздравляю с удавшимся шоу?.. — Рэрити наклонилась чуть ближе. — А высматриваешь ты там что?
— Где-то там, внизу, Клаудфаер встречается с кобылой, с которой переписывался уже несколько месяцев. Он не сказал мне этого, очевидно, поскольку он просто невероятный мудак, который думает, что только потому, что мы разрешили друг другу встречаться с другими пони, он может обжиматься с кем попало сразу после представления! — Дэш ударила копытом по металлическим перилам, издав лязг, разнёсшийся эхом по всей длине трибун и вернувшийся обратно, а затем снова сердито уставилась на пони внизу.
— Да, я помню, — немного помолчав, сказала Рэрити. — Вы с ним немного поссорились.
— Мы не ссорились. Мы просто договорились сделать перерыв, а он вдруг решил, что это даёт ему право совать свой нос под хвосты других кобыл. Ну и хер с ним, Рэрс. Надеюсь, он с ней счастлив.
— Но ты... — Рэрити откашлялась. — Похоже, ты не очень-то счастлива.
— Я счастлива. А уж он-то, небось, так счастлив, что... — Дэш попыталась придумать что-нибудь ужасное, связанное со счастьем, но у неё ничего не вышло и она разочарованно рыкнула. — Даже не знаю! Ублюдок. Хер с ним, Рэрс. И со всеми жеребцами.
— Ты же сама сказала, что вы разрешили друг другу встречаться с другими пони. — Рэрити придвинулась ближе и слегка подтолкнула подругу копытом. — Похоже, ты не так уж была готова сделать перерыв, как думала.
— Да без разницы. Может, и не была, — сердито фыркнула пегаска. — Вообще-то я должна быть просто в восторге. Если бы этого не произошло, я никогда не сошлась бы с Соарином и лишилась бы двух лучших лет своей жизни вместе с ним.
— Но ты всё ещё злишься на Клаудфаера?
— Да. Нет. Наверное, не очень. Он... он очень помог мне после несчастного случая. Может быть, он чувствовал себя виноватым. — Дэш прислонилась к перилам, наблюдая, как толпа внизу постепенно редеет. — Но иногда мне снится этот день, и тогда, вместо того, чтобы просто смотреть, как он целуется со своей подружкой Авророй, я лечу туда, к ним, бью его или её, или они бьют меня, или трибуны рушатся на нас, и я героически спасаю их обоих, и Клаудфаер понимает, что он был неправ, бросив меня, и умоляет вернуться, но, конечно, я этого не делаю, а ещё, может быть, я вовсю тискаюсь с Авророй у него на глазах просто для того, чтобы растравить его раны, и после этого обычно сон заканчивается, или я просто просыпаюсь. Странно, да?
— Да, дорогуша. Но думаю, это нормально.
— Ха, ну что ж, большое облегчение. — Дэш отвернулась и села, прижавшись боком к Рэрити. — Эй, а разве мы не должны быть в твоих снах вместо...
— Я думаю, это последний, мисс Дэш, — сказала Тимбл. Помощница положила счёт поверх остальных, а затем взяла всю стопку и постучала ею по столу, чтобы её края стали ровными, как страницы в книге. Удовлетворённая, она поставила её на место и посмотрела через стол на Дэш.
Стараясь не встречаться с ней глазами, та не могла отвести взгляд от пачки счетов, до отвращения пугающе толстой. За каждым из счетов стоял пони, или компания, или банк, которым она задолжала значительную сумму. Гораздо больше, чем у неё было в наличии, или чем она рассчитывала заработать в ближайшие несколько месяцев. Возможно, даже больше, чем чистая стоимость всего бутика со всем его содержимым.
Больше, чем она смогла бы заплатить до того, как выйдут все сроки. Она беззвучно сглотнула.
— Мы... мы ведь справимся, да? — Голос Тимбл был чуть громче шёпота. Она закусила губу, и Дэш, подняв на неё глаза, увидела, что уши кобылки безвольно опустились и прижались к гриве.
— Ну, Тимбл, мы знали, что эта летняя коллекция была довольно рисковой. Можешь мне поверить, даже у лучших дизайнеров бывают проекты, которые не оправдываются. Это в порядке вещей, и это помогает нам становится лучше. — Да, если так сформулировать, звучит гораздо лучше — словно урок дружбы, усвоенный ею вместе с лучшими подругами, а вовсе не катастрофа, уничтожающая всю карьеру. Ради своей помощницы она произнесла это нейтральным тоном и сохраняя спокойное выражение лица.
— Да, но... Мисс Дэш, я в этом разбираюсь. Даже если зимняя коллекция окажется хитом, мы не увидим этих денег до того, как придёт пора платить по счетам. Те... — Она замолчала и сделала несколько коротких, неглубоких вдохов. — Те летние платья разрабатывала я. Это всё из-за меня, а не из-за вас или Уив. Если бутик... если бутик переживёт это, я пойму, если вы не захотите, чтобы я и дальше работала у вас.
— Тимбл! — рявкнула Дэш. — Послушай меня. Летние платья — это твой проект, да, но это мой бизнес, и я несу ответственность за каждое принятое нами решение. Я верила и до сих пор верю в то, что твои дизайны были великолепны, а твоё мастерство непревзойдённо. Если вся остальная Филлидельфия не согласна, что ж, нам просто нужно приложить больше усилий, чтобы переубедить её.
Тимбл вздрогнула от такой отповеди и с каждым словом никла лицом. В конце она была уже не в силах смотреть на собеседницу. Утерев глаза, помощница спросила:
— Но как быть со счетами?
— Это уже моя забота. У меня есть возможности, Тимбл. Нельзя же несколько раз спасти мир так, чтобы не нашлось ни одной пони, готовой отплатить тебе благодарностью. — Она рассмеялась, но смех вышел невесёлый. — Иногда мне кажется, что вы с Уив забываете, чем я занималась до того, как приехала в Филлидельфию.
— О нет, мисс Дэш. Мы...
— Всё в порядке, Тимбл. — Дэш повернулась к окну. Небо за ним было низким и серым, она едва могла видеть мелькающие силуэты пегасов, доставляющих всё новые облака. Скоро наступит первое осеннее ненастье, и посетителей прибавится. Магазин сможет выжить.
— Почему бы тебе не помочь Уив с витринами? Я думаю, вскоре нас ждут новые клиенты.
— Да, мэм. — Тимбл встала из-за стола и помедлила, словно собираясь что-то сказать, но не решилась и, нервно покачав головой, выбежала за дверь.
Дэш закрыла дверь телекинезом и заперла на ключ. Оставшись одна, она снова перевела взгляд на пачку счетов на столе, и пустота в её груди, казалось, до краёв наполнилась отчаянием.
“Я не могла оплатить эти счета, — прозвучал в голове Дэш голос Рэрити. — Ни одного. Всё до последнего бита я вложила в открытие своего бутика, и всё шло прекрасно до той треклятой злополучной летней коллекции. Это должно было стать концом, Дэш. Я должна была с позором вернуться в Понивилль, чтобы начать всё сначала. О, Селестия, Дэш, как бы я хотела, чтобы всё так и было”.
Дэш молча смотрела на счета, её разум методично перебирал всё, что она могла бы продать, всё, на чём могла бы сэкономить, каждую услугу, о которой могла бы попросить. Даже в лучшем случае, если она уволит Тимбл и Уив, продаст всё, что не было прибито гвоздями, и возьмёт у Твайлайт или Эпплджек взаймы, она едва ли протянет этот месяц.
Это было бы просто недопустимо. Выпроводить помощниц, только что устроившихся на работу? Это станет чёрной меткой, которая останется с ними на долгие годы. Нет, ей нужно придумать, как оставить их, не потерять магазин, сохранить лицо и выживать до тех пор, пока её собственные проекты не позволят им вновь оставаться на плаву. Полгода было бы вполне достаточно — если только ей удастся продержаться так долго.
И вот, думая о Тимбл и Уив, она взяла чистый лист пергамента и перо и начала писать.
Как и запомнилось Дэш, номер в пентхаусе “Филлидельфия Хай Степ” стоил дорого. Настолько дорого, что, по правде говоря, на оплату одной ночи у неё ушли почти все оставшиеся биты. Следующим утром ей даже не хватит на такси, чтобы вернуться домой.
А может, и хватит. Это зависело от того, как пройдут следующие несколько часов. Она тихонько вздохнула и в последний раз критически оглядела своё отражение в большом ростовом зеркале рядом со шкафом.
Её грива была безупречна, как и всегда, каждая прядь цвета индиго строго на своём месте. Шёрстка начищена до блеска, так, что казалась скорее серебряной, чем белой. Хвост завит, пружинист и достаточно дерзок, чтобы показать её в лучшем виде, не впадая в непристойность. Беспокоили только глаза — если приглядеться достаточно близко, вот как сейчас, они всё ещё были покрасневшими и припухшими от переживаний.
Что ж, с глазами уже слишком поздно что-либо делать. Она заставила себя отвернуться от зеркала и потрусила в главную комнату номера, где рядом с двумя высокими узкими бокалами охлаждалась в ведёрке со льдом бутылка вина. Вино тоже обошлось ей в кучу битов, чего она больше не могла себе позволить, но, что ни говори, сегодня её главной заботой было произвести нужное впечатление.
В дверь постучали. Дэш ещё раз быстро оглядела комнату, чтобы убедиться, что всё в полном порядке, и поспешила ко входу. Прежде чем гость успел постучать ещё раз, она нацепила застенчивую улыбку и распахнула дверь.
— Добрый вечер, мистер Гласс, — сказала она. — Спасибо, что так быстро ответили на моё письмо.
— Иначе и быть не могло, мисс Дэш, — ответил Лукинг Гласс. Он последовал за ней в номер и окинул его быстрым оценивающим взглядом. Его глаза задержались на бутылке вина, но только на мгновение, а затем его внимание снова обратилось на кобылку. — Я рад, что когда я прочитал его, у меня уже был запланирован визит в Филлидельфию. Иначе могли пройти недели, прежде чем мы бы смогли встретиться.
— Пожалуйста, после всего, что между нами было, зовите меня просто Рэйнбоу. — Дэш устроилась на диване, подобрав под себя ноги. — Вина?
— Спасибо, с удовольствием. И я настаиваю, оставь и ты этого “мистера Гласса”. Мы ведь старые друзья, не так ли? — Вопрос был риторическим, но в то же время и нет. Дэш заметила, как в конце фразы он наклонился к ней, внимательно ожидая её ответа.
— Разумеется, Лукинг Гласс. — Она улыбнулась, и он явно расслабился. — Пожалуйста, присаживайся, пока я наполняю бокалы.
Он почти что запрыгнул на диван, аккуратно, впрочем, выдерживая дистанцию. Не настолько близко, чтобы случайно коснуться, чтобы вдруг не столкнуться плечами, не имея таких намерений. На расстоянии вытянутого копыта, вполне безопасный промежуток.
— Ну, как поживаешь? — спросила она, передавая ему вино и наливая себе. Они соприкоснулись бокалами в привычном тосте, и каждый сделал по глотку.
— Всё время занят, как и всегда. Похоже, с каждым годом мой список перспективных мест для развития бизнеса становится длиннее на один город. — Он взболтал вино в бокале и отпил ещё. — Впрочем, благодаря этому у меня есть крыша над головой, так что не стоит жаловаться.
— Хм. — Дэш тоже сделала глоток, незаметно оценивая жеребца. Он почти не изменился за те полгода, что они не виделись: всё такой же опрятный и ухоженный, с тёмными кругами под глазами, выдающими пони, на которых возложено слишком много ответственности. На нём был тот же аккуратный платок на шее и булавка в виде колибри, что и во время их первой встречи, почти год назад, в доме Синобы. — А как у вас с Терраццо?
Лукинг Гласс замер, на миг его лицо приобрело оценивающее выражение, тут же сменившееся напускным безразличием.
— О, полагаю, у нас всё в порядке, — сказал он. — Живём в согласии, как я, кажется, уже объяснял. Мы исполняем свои обязанности мужа и жены и не вмешиваемся в то, как мы... скажем так, проводим свободное время.
— Мм... — Дэш сделала большой глоток вина, едва ощущая его вкус и желая лишь побыстрее опьянеть. — Ну, я рада, что вы, как ты это называешь... живёте в согласии. Гармонию в семье стоит ценить.
— Несомненно. — Он поставил свой бокал и повернулся к ней. — Дэш, когда я прочитал твоё письмо, у меня сложилось впечатление, что твои дела идут не совсем хорошо. Тебе нужна помощь?
Это был тот самый ужасный вопрос, ответ на который она репетировала часами, но теперь, когда он был задан, все её осторожные просьбы, придыхания и мольбы мигом улетучились из головы. Она замерла и уставилась на крошечное пятно на диване между ними.
Он не стал нарушать молчания. Лишь после того, как её охватила дрожь, он потянулся вперёд, плавным медленным движением приблизив к ней своё копыто.
— Дэш?
— Да, — выпалила она. Внезапно словно прорвало плотину, и она начала рассказывать, не в силах удержать в себе ни малейшей подробности. Всё — провальная летняя коллекция Тимбл, решение Дэш несмотря ни на что поддержать её, гора счетов, обрушившаяся на бутик, и неизбежное банкротство, — всё это хлынуло из неё нескончаемым потоком, а он молча слушал почти час, пока она изливала ему душу.
Наконец она закончила. Её горло болело, глаза жгло. Повисло молчание, и Дэш, подняв глаза, увидела, как жеребец внимательно разглядывает свой бокал.
— Лукинг Гласс? — решилась спросить она тихим голосом.
Он кивнул в ответ.
— Сколько?
— Восемь тысяч бит, — сглотнув, ответила кобылка.
— Всего-то? — На его губах появилась лёгкая улыбка, а живот дрогнул от сдерживаемого смешка. — Дэш, я могу назвать с десяток банков, которые с радостью ссудят тебе...
— В месяц, — перебила она. — И как минимум в течение полугода.
Лукинг Гласс резко захлопнул рот, и вновь наступила тишина.
— О, — произнёс он наконец. — Теперь я понимаю, почему ты написала мне, а не в банк.
Она облизнула губы, а когда заговорила, её голос дрогнул.
— Я не знала, к кому ещё обратиться. Ни у кого из моих друзей там, дома, нет таких денег, а даже если бы и были, как бы я могла попросить их об этом? Я — Щедрость, Лукинг Гласс. Ты знаешь, что это значит? Всю жизнь я одаривала других пони, жертвуя всем ради них. Если я вернусь и попрошу у них... нет, стану умолять их дать мне денег... — она буквально выплюнула последнее слово, и в её голосе впервые за весь вечер прозвучал напор. — Они никогда больше не будут смотреть на меня так, как раньше. Я не могу этого сделать.
— Хм. — Судя по его лицу, он почти не слушал: слегка нахмурившись, он глядел в сторону. — А если бы я предоставил твоему бутику кредит, какие условия ты могла бы мне предложить?
Ей показалось, что с плеч свалился чудовищный невидимый груз. На миг Рэйнбоу Дэш почувствовала себя пегаской, готовой воспарить в воздух. Она сделала глубокий кружащий голову вдох и произнесла хорошо отрепетированную фразу:
— Я могу предложить тебе десять процентов годовых с каждого ежемесячного перевода. Срок полного погашения через год, с возможностью реструктуризации, если дела пойдут плохо. Как бы то ни было, эти средства гарантируют, что мы останемся на плаву. Ты получишь свои деньги назад, Лукинг Гласс. Я обещаю. В худшем случае, твой кредит даст нам время, чтобы свернуть дело, вместо того, чтобы пустить его с молотка, и ты будешь первым в очереди на возврат долга.
— О, я сомневаюсь, что это так уж необходимо. — Он махнул копытом, словно отгоняя назойливую муху. — Я видел твои проекты, Рэйнбоу. Я знаю, что ты переживёшь это и заработаешь ещё много бит. Хотя, возможно, тебе стоит хорошенько подумать, прежде чем ставить все средства на работы своих помощниц.
— Ха, да уж. — Она сделала большой глоток из бокала, допивая вино. — Думаю, можно и не говорить, что отныне бутик будет управляться железным копытом.
— И я уверен, что для него так будет гораздо лучше. — Жеребец допил свой бокал, поставил его на стол и вновь повернулся к ней. Его василькового цвета глаза, пронзительный взгляд которых она помнила с их первых ночей, были широко открыты.
— Тогда, эм... — Дэш отвела взгляд. — Может... ещё вина?
Он придвинулся ближе, сокращая дистанцию.
— Нет, думаю, не стоит. — Наклонившись к ней, жеребец сделал глубокий вдох, втягивая воздух через ноздри.
Внезапно Дэш пожалела о том, что решила сегодня воспользоваться духами.
— Хорошо, что ж... — Она почувствовала, что у неё пересохло во рту, несмотря на выпитое вино, и несколько раз сглотнула. — Я очень благодарна тебе, Лукинг Гласс. За помощь. Я... благодарна тебе, — шёпотом закончила она.
Почти уткнувшись носом ей в шею, он прижался щекой к её щеке.
— Я знаю, Рэйнбоу Дэш. Знаю.
“О боги, Дэш, я хотела сбежать, — прозвучал шёпот Рэрити в голове. — Просто встать и уйти. Но как я могла это сделать?“
Дэш поняла, что её копыта дрожат, и прижала их к дивану, чтобы остановить дрожь. Однако её грудь охватил трепет, и она знала, что он тоже это чувствует.
— Я, эм... Вы с Терраццо...
Что бы она ни собиралась сказать, он не обратил на это внимания.
— Я и забыл, как чудесно ты пахнешь, — шепнул он ей на ухо. — Ради Селестии, Дэш, знаешь, сколько раз я мечтал увидеть тебя снова? Обещаю, ты об этом не пожалеешь.
И она, конечно же, ни о чём не жалела. Сожаления были для пони, которые были не способны на достойную жертву. Она повторяла это про себя, как мантру, пока покорно следовала за ним в спальню их роскошного номера. Дэш забралась на кровать, игнорируя унижения, причиняемые его носом, сначала прижавшимся к её ягодицам, а затем нырнувшим ей под хвост. Она вздрогнула от внезапного прикосновения, но не издала ни звука.
Очевидно, жеребец был не настроен ждать. Едва опустившись на одеяло, она почувствовала, как он залез на неё сверху, схватил передними копытами за плечи и впился зубами в гриву.
Он не был таким нежным, как в прошлый раз.
“Да и с чего бы ему быть нежным? — Голос Рэрити звучал в голове Дэш, даже когда та стонала под жеребцом. Это было не больно, но и радости от слияния двух тел тоже не было. Он входил, а она принимала его в себя. — Он достаточно за это заплатил, и имел полное право распоряжаться мною так, как ему заблагорассудится”.
К счастью, это продолжалось недолго. Лукинг Гласс сделал последний мощный толчок, от которого у Дэш лязгнули зубы, сжал её изо всех сил в объятьях, а затем соскользнул с неё обратно на простыни. Она выпуталась из его объятий и, дрожа, свернулась на пустой половине кровати.
“Это должно было быть оправдано, — вновь прошептала Рэрити. — Должно было, Дэш”.
В наступившей тишине раздался тихий смешок Лукинг Гласса:
— Ого, это было... Не думал, что доведётся снова пережить такое. — Он наклонился и уткнулся носом в её гриву. — Повторим?
— Конечно, — прошептала она, — конечно.
Лукинг Гласс проспал почти до полудня.
В отличие от Рэйнбоу Дэш. По правде говоря, она вообще не спала. Всю долгую ночь она глядела в огромное панорамное окно на Филлидельфию и небо над городом, наблюдая, как медленно гаснут огни, а потом, много часов спустя, серый рассвет медленно пожирает звезды одну за другой.
Ей было о чём подумать. Однако, как ни странно, её мысли постоянно возвращались к самым нелепым деталям их долгой ночи любви.
“Нет, это не было любовью. Ею и не пахло. Просто случка. Ебля”.
Её шею покрывали вспухшие рубцы от укусов. Её шёрстка была заляпана его выделениями. Особенно выделялось одно пятно на боку, покрывающее часть её кьютимарки. Дэш не хотелось думать о том, что оно символизирует.
Нет, она вспоминала свой оргазм. Всего один, ближе к концу ночи, но его было невозможно забыть, несмотря на то, что он был слабым и ничем не примечательным. Лукинг Гласс только что вновь спустил в неё и прикусил ей ухо, когда выходил, и этого оказалось достаточно, чтобы толкнуть её за край.
Стало быть, она не просто шлюха, а блядь из тех, кто получает удовольствие, обслуживая своего жеребца. Тех, кто от этого кончает. Тех, кто потеет, стонет и встречает своего партнёра с широко раздвинутыми ногами.
Рядом шевельнулся Лукинг Гласс. Она закрыла глаза и притворилась спящей.
— Ммм... Доброе утро. — Его мягкие губы коснулись её загривка. — Хорошо спалось?
— Да, — прошептала Дэш.
— Мне тоже. Мне тоже. — По голосу она могла понять, что жеребец улыбается. — Если хочешь, можешь спать дальше. А я пойду и рассчитаюсь за номер.
Ещё один пункт в ценнике на неё — стоимость номера в гостинице. Она покачала головой.
— Стало быть, на следующей неделе в то же время?
Дэш крепко зажмурилась. Восемь тысяч бит в месяц, да ещё пятьсот в неделю за пентхаус. Итого, на неё тратится десять тысяч с мелочью. Почти двадцать пять сотен за один раз.
“Сколько шлюх зарабатывают больше двух тысяч за ночь? Держу пари, не так уж и много. — Несмотря ни на что, голос Рэрити был до ужаса спокойным. — Я бы за себя так много не дала, хотя, с другой стороны, я и не богата. Но, честно говоря, дорогуша — я столько и не стою. Только моя манда”.
— На следующей неделе, — прошептала она.
— Чудесно. — Его губы коснулись гривы Дэш, а потом он ушёл. Она услышала, как за ним захлопнулась дверь.
Наконец, она заплакала.