Нефоновая пони: A Song of Twilight
7. Память: «Twilight’s Welcome to the Dawn»
Все пони меняются в течение своей жизни. Страшно подумать, но кем бы я была сейчас, если всё так же, как и в детстве, предпочитала бы книги любому обществу пони, если бы ставила знания выше своих друзей, если бы слепо стремилась к славе самого Старсвёрла, игнорируя всё, что происходило вокруг меня? Могла ли я подумать тогда, что стану принцессой дружбы? Разумеется, нет. Но к счастью, я изменилась, и добилась того, о чём даже и не думала мечтать.
И даже тогда, когда я была ещё ничего не знающим в жизни молодым единорогом, у меня были две близкие подруги…
Но жизненные пути развели нас, и как бы я ни хотела, ни Мундансер, ни Лиры со мной уже не было. Мы все изменились, и наша дружба не смогла больше существовать в таких условиях. Да она не могла бы существовать, пожалуй, с самого начала, если бы не Лира, которая делала для этой дружбы больше, чем я — та, кто стала некогда принцессой дружбы.
Все мы меняемся, и это — сама суть того, чтобы жить. Если пони не меняется — он мёртв душой, он вычеркнут из течения жизни. И даже если я была подобным образом вычеркнута из памяти всех, я всё равно менялась в процессе того, как добиралась до разгадки тайны Ноктюрна. Пусть даже огромную долю работы за меня сделала Лира, и сейчас я по большей части пользовалась результатами её исследований — которые порой приводили меня в восхищение: сама бы я не смогла столь обстоятельно всё изложить. Лира будто бы знала, что я пойду по дороге, проложенной ею…
И если вы спросите, сильно ли я изменилась по пути — я отвечу, что кардинально. Мои надежды, мечты, мои мотивы и причины, моё мировоззрение — от всего этого не осталось и следа; и только одно я знала так же твёрдо — я обязана пройти этот путь до конца, чего бы мне это не стоило. Я должна сыграть Ноктюрн до его грандиозного финала, «Пришествия Рассвета» — сделать это даже не ради себя, а ради того, чтобы усилия моей лучшей подруги не пропали даром.
И я сделаю это.
С этой мыслью я гордо подняла голову перед внушающим ужас аликорном. Боялась ли я её? Неимоверно. Но ещё больше я боялась разочароваться в себе. Я встречала множество злодеев, которым дай волю — и от Эквестрии не останется и камня на камне, но она была куда сильнее всех их, вместе взятых. Единственный, кто, возможно, был способен выйти за грань мира и потягаться силами с ней, был Дискорд; возможно, потому их совместная судьба, как я знала из дневника и воспоминаний Лиры, была столь трагична…
Однако мой страх не значил ничего перед тем, что я собиралась сделать. Что я должна была сделать.
— Приветствую тебя, Заблудшая.
Меня передёрнуло от этого слова — я до конца не понимала, почему: может, оттого, что она окончательно обозначила мою судьбу, а может, и потому, что она обратилась ко мне так же, как до того обращалась к Лире.
— В-вы… Вы… Принцесса Ария?.. — я задала вопрос, на который, разумеется, знала ответ; просто ничего другого мне в голову не пришло — я была слишком растеряна в этот момент.
— Если ты знаешь мое имя, то ты знаешь, что сказанное тобой — правда, — она отвернулась от меня и принялась мерить медленными шагами зал.
Вновь повисло молчание. Вот, после долгого ожидания, я наконец-то достигла своей цели — и теперь не могла сказать ни слова ей, той, от кого зависело всё моё будущее.
— Ты слишком слаба, Заблудшая. Я понимаю, зачем ты здесь, но ты не сможешь справиться с тем, что ты задумала. Ты всё ещё сомневаешься. Поэтому тебе не стоит идти дальше. Ты можешь стать подходящей участницей моего хора. Не сопротивляйся тому, что неизбежно. Ты хотела стать ничем, и я могу подарить тебе эту возможность.
— Н-нет… Я не хотела стать ничем…
— Правду ли ты говоришь, Заблудшая? Или просто ты пытаешься сопротивляться своему неизбежному будущему? Ты бы не попала сюда, если бы не задумалась над этим. Ты бы не смогла стать забытой, выйти за пределы того круга жизни, в котором вы все обитаете. Ты, — она повернулась ко мне, сделав многозначительную паузу, — устала. И ты должна уйти.
— Но я не хочу уходить… Я хочу вернуться!
— Ты не сможешь.
— Я смогу! Я должна!
— Ты самоуверенна, Заблудшая. И ты не выдержишь это испытание. Даже у той, кто пришёл до тебя, было больше желания…
Я дрогнула при этих словах.
— Лира?..
Она, внимательно всмотревшись в меня, медленно кивнула.
— Она… Она… — отчего-то я почувствовала, как на глаза наворачиваются слёзы. — Она ведь правда хотела сделать нас всех счастливыми. И она этого смогла добиться…
— Правда? — принцесса вновь принялась ходить по залу. — Что ж, это не моё дело. В конечном итоге она стала ничем. И так же ничем станешь ты…
— Но я…
— Всего лишь спой мою песнь. И ты получишь то, чего желаешь.
— …Не желаю этого!
Вновь повисла тишина — прерываемая лишь стуком копыт принцессы по каменному полу. Я, отчаянно пытаясь извлечь из своих воспоминаний что-то, — кажется, память теперь начала подводить и меня, что было вполне объяснимо — ведь и Лира, и Алебастр страдали от того же, — думала над тем, зачем же я действительно пришла сюда. Странно, но сейчас, когда принцесса действительно сказала мне всё это, я задумалась: а так ли я хочу остаться в чьей-то памяти? Может быть, и правда, миру без меня будет лучше? Может, и правда стать ничем, перестать существовать, перестать жить, перестать чувствовать? Вечная тишина, вечная темнота, вечное забвение. Я больше не буду страдать. Никаких больше проблем дружбы — да и самой дружбы, как таковой. Спокойствие, только спокойствие…
Я уже была готова ответить согласием на её предложение — как внезапно заметила слабый золотистый блеск вдалеке, рядом с большим сложенным из камня возвышением в конце зала, очевидно, служившим принцессе троном. Что-то нездешнее, не соответствующее этому месту, казалось, позвало меня — и я тут же отбросила все эти мысли.
У меня всё-таки было, ради чего стараться.
— Вестник Ночи!
Принцесса заинтересованно посмотрела на меня.
— Он не принадлежит вам. Он не должен быть здесь! Он — единственная надежда для таких, как я. Я должна на нём сыграть и вернуть надежду тем, кто всё-таки хочет избавиться от этого… Ну…
— Ты не заслужила его.
— Но вы тоже!
Она удивлённо застыла на месте.
— Разве, Заблудшая? Вестник Ночи — артефакт, которому не место в твоём родном мире. Именно на его струнах может быть сыграна Песнь Творения, именно он делает тебя ближе к Матери, и кто, если не я, её дочь, могу обладать им? Всё, что говоришь ты, Заблудшая, не имеет смысла.
— Имеет! Я… Даже если так, я не прошу его… ну, насовсем. Я должна сыграть на нём Ноктюрн! Я должна дать надежду тем, кто эту надежду потерял, я…
— А ты спрашивала тех, кто потерял эту надежду? Хотят ли они её снова? Хотят ли они страдать, или, может, стать ничем — их единственное возможное утешение?
— А вы сами их спрашивали?
И здесь я поняла, что попала в точку. Принцесса протяжно вздохнула и нахмурилась.
— Мои дети, те, кто пришёл ко мне. Они всегда желали того, что я хотела им дать…
— Наверное, именно потому вы заковали их в эти цепи, — не смогла не съехидничать я.
— Это… — она отвела глаза. — Это лишь мера защиты. Точно так же, как ты сейчас сопротивляешься своему желанию стать ничем, они не сразу начинают петь мою песнь. Они исчезли из того мира, и их судьбы отныне не нужны никому. Никому, кроме меня. Я даю им то, чего они по-настоящему хотят.
— Мы все совершаем ошибки, принцесса. Но вы не даёте им права признать эту ошибку! Вы просто убеждаете их в том, что вам кажется правильным! Вам, а не им!
— Но разве гуманно отправлять тех, кого больше нет в мире, обратно? Они изгнаны оттуда. Изгнаны, как я сама. Им там никто не сможет помочь. Они навечно разделены с Песнью, и никто не сможет спеть их обратно. Ведь только «Пришествие Рассвета» позволяет вновь воссоединиться с Песнью и стать частью сотворённого мира. Но никто из них не был настолько целеустремлён, чтобы закончить Ноктюрн. Даже твоя…
— Лира.
— Да.
— Но она дошла до конца. Она могла это сделать, если бы…
— Это был её выбор. И как ты, Заблудшая, говоришь, мы все совершаем ошибки. Может, она и совершила ошибку — но она была уверена в своём решении.
— Я не совершу такой ошибки!
— Ты уверена, Заблудшая? — она подошла ко мне, и наклонившись, испытывающее посмотрела на меня; я ощутила, как меня будто заливают волны фиолетовой безнадёжности.
— Я уверена, — кивнула я ей.
— Что ж, я не буду больше останавливать тебя. Это твоё решение, в конце концов, — Ария хмуро покачала головой, и перед ней возникла, окутанная облачком фиолетовой магии, небольшая металлическая флейта.
…И я сделала это. Я в первый раз сыграла Ноктюрн на Вестнике Ночи, что мне позволила взять Ария — и даже сумела закончить «Дуэт» вместе с ней. И теперь я стояла у того каменного пьедестала, на котором лежали те драгоценные листы. Листы с теми нотами, которые так и не прозвучали тогда, когда Лира была здесь…
Да, «Пришествие Рассвета» действительно было длинным и эпичным, меланхоличным и триумфальным — всё так, как помнила Лира. Оно начиналось многообещающе, нежными переливами первых лучей солнца над просторами Эквестрии в тот самый момент, когда принцесса Селестия дарила новый день своим любимым подданным, всем до единого. Ближе к середине темп ускорялся, гармония становилась тяжёлой и грузной, ведущая мелодия начинала тонуть в ней, как тонет огонёк пламени свечи на ярком полуденном солнце; чуть позже тема перескакивала выше и начинала отчаянно кричать, кричать о тех, кого ночь оставила за своим звёздным покрывалом, и кому уже невозможно было помочь среди яркого дневного света. Мелодия обретала силу, тема прошлого в ней сменялась светом будущего, светом солнечного дня, счастливого дня для всех пони; в неё вступали новые голоса, поющие славу этому дню, и в конце концов, все они сливались в один протяжный, могучий, неестественный аккорд, охватывающий весь диапазон Вестника Ночи — шесть октав, аккорд, вновь возвращающий меня в Песнь Творения, давая мне возможность вновь звучать вместе с тысячами тех пони, что жили и живут в Эквестрии. Аккорд, который перерубал всё сущее на «до» и «после»: тихая, скорбная ночь забвения и громогласный, сияющий новый день, наступающий после неё. Новый день для меня и для всех пони, что вновь могли бы стать моими друзьями…
Но я уже знала, к чему это приведёт. Лира помнила об этом — и я помнила вместе с ней. Мир будет переписан, переписан так, что я в тот момент не подумаю о том, что я не нужна миру. Может быть, что-нибудь ещё случится, что отвлечёт меня от этого — Спайк ли, Старлайт, да кто угодно сможет не дать мне подумать об этом, и я вновь буду жить.
Вот только не подумаю ли я в будущем о том же самом и не окажусь ли снова здесь? В конце концов, я не могу просто прожить свою жизнь и умереть; я аликорн, чей срок вечен, и меня ещё не раз будет терзать горечь от потери тех, с кем я была рядом. Я отчего-то вспомнила, как неосторожно задала вопрос об этом принцессе Селестии — и она, горько вздохнув, попросила меня не говорить с ней на эту тему. Если даже моя наставница не в состоянии легко переносить это — неужели смогу я?
И ещё. Если больше никто не будет помнить о существовании царства неспетых, если я прерву этот круг — начавшийся Алебастром, продолжившийся Лирой и ныне заканчивающийся мной…
То не отниму ли я последнюю надежду у тех, кто был, тех, кто является, и тех, кто будет пленниками этих мест?
— Я… Я не могу, — почти прошептала я после долгого раздумья.
— Я не удивлена, — тут же ответила Ария, как выяснилось, уже давно стоящая рядом со мной.
Я взглянула на неё: ни тени сомнения не было в её глазах, она была уверена — нет, она знала, что я не смогу сыграть «Пришествие».
И вместе с ней понимала это я.
Вот только я понимала кое-что ещё. Отказаться от «Пришествия» — не значило предать всё то, на что надеялись Алебастр и Лира.
А сыграть его и забыть про них — да.
…Когда я вернулась к себе домой — к себе ли? Этот замок уже давно был известен в Понивилле как замок исключительно Спайка и Старлайт, — я была настолько опустошена, что не была способна больше ни на что, кроме как залезть в свою кровать и, укрывшись одеялом с головой, провалиться в сон, несмотря на то, что был лишь ранний вечер.
На следующее утро — вернее, уже совсем не утро, я проснулась слишком поздно для того, чтобы называть это утром, — я принялась раздумывать над тем, что же мне делать теперь. Я, несмотря на то, что была совершенно уверена в том, что поступила правильно, всё же не могла не понимать, что покинув принцессу Арию, я перечеркнула все свои достижения до того момента. Что же, кажется, мне теперь не остаётся больше ничего, кроме как скитаться по Понивиллю и быть молчаливой свидетельницей того, как поколение сменяется поколением, как жизнь проходит мимо меня. И постепенно сходить с ума.
Так же, как делала Лира.
Несколько дней я не выходила из своего убежища. Вестник Ночи вместе с моей первой лирой пылились в углу, брошенные и забытые. Я не играла: зачем? Я просто размышляла над тем, что мне делать дальше, когда я отказалась от своего пути. Я спала когда придётся; ела то, что удавалось найти на кухне замка, предпринимая туда вылазки в моменты, когда Спайка или Старлайт не было поблизости; я потеряла счёт дням. И быть может, я бы и правда сошла с ума, если бы однажды рядом со мной с характерным хлопком не появился этот назойливый драконэквус.
— Смотрите-смотрите, кто тут у нас? — он приподнял одеяло, под которым, свернувшись калачиком, бесцельно лежала я, считая долгие секунды бесконечного времени, отпущенные мне. Я не ответила, и он, подождав немного, недовольно протянул: — Я, значит, прихожу в гости к принцессе, а она не удосужится даже угостить меня чаем?
— Отстань, Дискорд, — безучастно промямлила я.
— О, смотрю, ты сегодня сама не своя, Твайлайт. Что случилось? Летающие апельсины атаковали Кантерлот и вы не смогли отстоять замок? Из Вечнодикого леса в гости пожаловала делегация кокатрисов-чейнджлингов? Бифидобактерии объявили войну, или, может, ты слышишь голос овощей?
— Не смешно, Дискорд.
— О, может, ты подхватила синий грипп. Хотя нет, ты не синяя, ты фиолетовая, так что нет. Хотя какая-то слишком серая для фиолетовой. Так что не исключено…
Я лениво повернулась к нему, безучастно наблюдая, как он, переодевшись в костюм пони-хирурга, достал стетоскоп и начал меня им ощупывать.
— Всё ясно. Пациент скорее мёртв, чем жив, — развёл он лапами.
— Может, ты и прав, Дискорд, — я устало прикрыла глаза. — Меня больше не существует в этом мире, а все надежды, что я лелеяла, рассыпались в пыль. Что это такое, если не смерть?
Он непонимающе посмотрел на меня, после чего громко рассмеялся.
— Не смешно, — повторила я.
— Ой, Твайлайт, это не шутка? А я-то думал, у тебя, наконец, проснулось чувство юмора. Но ты же ведь не Флаттершай…
— Флаттершай? Нет, я не она, — заметила я безразличным голосом.
Но что-то уже шевельнулось в моей безжизненной душе…
Дискорд внимательно наблюдал за тем, как я встала с кровати и перебралась на небольшой табурет у столика в углу.
— Извини, чай только на кухне, а я туда ходить сейчас не хочу: встречаться с кем-то, кто живёт в этом замке, не хочется…
— О, разве же это проблема? — он щёлкнул пальцами, и на столике возникли пара чашек и чайник — причём уже горячий. В самом деле: если он спокойно может делать такое, то почему ему для его чаепитий нужна я? Хотя да, это же очевидно: ему скучно без компании. То, что он стал наведываться ко мне на чай, когда Флаттершай не стало, ясно свидетельствовало об этом. — Так вот, — продолжил он, — что мы обсудим на этот раз? Свежайшие сплетни из Кантерлота? Жизнь знаменитостей Мэйнхэттена? Нашествие багберов на Филлидельфию? Ах, его же ещё не произошло. Надо будет устроить, чтобы можно было обсуждать…
— Давай обсудим Флаттершай, — предложила я ему.
— О, Флаттершай? Хорошая тема для разговора. Жаль, что эта тема не может сама сюда прийти, и…
— Скажи, Дискорд, — перебила я его. — Кем она была для тебя?
— О, ну… — он почему-то замялся. — Она была моим хорошим другом…
— Только ли? — я настойчиво посмотрела на него. Да, конечно, это не тот самый «взгляд» Флаттершай, но мне хочется надеяться, что я тоже умею так смотреть.
— Ох, ну… Я не скажу, что с вашей пони-точки зрения именно то, что было между нами, вы бы назвали только дружбой, впрочем, если говорить о достаточном хаосе…
— Дискорд, ты любил её?
Он на секунду запнулся, после чего принялся нервно смеяться.
— Хе-хе… Ну, если говорить то, что я хочу сказать, или то, что ты хочешь услышать, то нужно…
— Дискорд! — я жёстко прерывала его попытки увести тему в сторону, пока он, наконец, сложив лапы на груди и отвернувшись в сторону — подумать только, я заставила засмущаться самого владыку хаоса! — не признался:
— В том плане, про который вы, пони, обычно говорите, наверное, можно так сказать. Да… Она была очень добра ко мне, это-то меня и подкупило.
— Понятно… — я устало улеглась головой на стол. Не пойму, зачем я его об этом спрашивала?..
— Впрочем, тебе я могу сказать больше — её доброта мне напомнила доброту ещё одной пони.
Мои уши встали торчком. Вот оно!
— Принцесса Ария.
— Да, — вздохнул он. — Пока они не вбила себе в голову невесть знает что, она была для меня единственным счастьем в те времена.
— Но она…
— Решила, что ответственна за души тех, кто перестал принадлежать этому миру. Таких, как ты. От былой неё не осталось ничего…
Я подняла на него взгляд: таким непохожим на себя обычного я его ещё ни разу не видела. Неужели эти воспоминания так тяготят его, что он дал тогда превратить себя в камень — что много-много лет назад, что совсем недавно?..
— Только не говори, Дискорд, что ты опять хочешь стать камнем.
— О, это был бы отличный выход, Твай. Но, к счастью, Флаттершай меня кое-чему успела научить…
— Чему же, Дискорд?
— Тому, что даже если шансов на восстановление былого нет, нужно жить дальше. Возможно, ты обретёшь нечто, что будет для тебя не менее ценно, чем то, что исчезло навеки…
И я поняла: Дискорд абсолютно прав. Может, и мне стоит не беспокоиться о проклятии и принять жизнь такой, какая она есть — ведь то, что меня никто не помнит, ещё не значит, что я не могу ничего сделать. Я всё ещё принцесса дружбы, в конце концов. Забытая принцесса…
— Спасибо, Дискорд. Эти слова мне были очень нужны сейчас.
Он посмотрел на меня удивлёнными глазами — а я, впервые за долгое время, подхватила магией свою лиру, доставшуюся в наследство от подруги — Вестник трогать не хотелось, — и заиграла простую, лёгкую, далёкую от всех ужасов Ноктюрна мелодию.
«Эхо Пенумбры».
Пенумбра была той, кто вдохновлял Алебастра на его нелёгком пути — пока он, наконец, не сделал последний шаг за грань. Так же, как Ария некогда вдохновляла Дискорда. Так же, как Лира вдохновляла меня…
Я не боялась того, что в замке услышат эту музыку. Честно, мне было всё равно. Я просто перебирала струны своей магией, и моя измученная душа успокаивалась — и, надеюсь, душа Дискорда тоже. Кроме этого, мне больше ничего не было нужно — кто знает, вдруг Лира хотела именно этого?..
И я сама не заметила, как эта песня стала началом для чего-то большего. Я начала вплетать туда мотивы, которые сами собой появлялись у меня в голове.
Я вспоминала своих друзей, наши безумные приключения незадолго до того, как я стала принцессой, и некоторое время после. Я была благодарна им за то, что они сделали меня такой, какой я была сейчас, и всю эту благодарность я вкладывала в новую мелодию, «Плач по ушедшим». Я вспоминала то, как я впервые столкнулась с проклятием, и играла будто бы для прошлой себя, что впервые потеряла уверенность в себе. Название пришло само собой — «Прощание с забытой». Я ускорила темп и стала резче дёргать струны, которыми я аккомпанировала основной мелодии, вспомнив свою целеустремлённость в решении загадки проклятья — зазвучал «Рил неспетых». Я вновь чувствовала, с каким вдохновением открывала элегию за элегией, стремясь попасть во владения принцессы Арии — и, сменив размер на шесть восьмых, начала «Джигу Небесных Твердей». Я восстановила в памяти мою встречу с Лирой там, в безумном мире забытых пони — и, преисполненная сочувствия к ней, я заиграла идеально вписавшееся сюда «Планксти Хартстрингс». И, вспомнив тот момент, когда я, благодаря принцессе Селестии, наконец обрела то знание, что было мне нужно для тогдашнего моего пути, я резко выдохнула — и, в ритме медленного галопа, начала своё финальное произведение: «Хорнпайп Селестии».
Из то осторожных, то резких касаний струн моей магией рождался новый ноктюрн… Нет, не ноктюрн. Он был не симфоничен, он не воспевал холодные пространства Небесных Твердей и не пробуждал извечную тьму в наших сердцах. Это был сет, сет простых и таких разных мелодий о простых и таких разных пони, чья судьба — жить здесь, в Эквестрии, и просто быть рядом.
Быть настоящими.
И когда я завершила свой сет, я поняла, что я не просто несчастная, чей удел — жить в вечном забвении. Я могу сделать больше, и со мной моя сила. Та сила, которая, как я думала, больше неподвластна мне. Вместо щедрости Рэрити я имела благодарность к тем, кто дал мне стать мной. Смех Пинки обратился для меня вдохновением, столь же безумным и непокорным. Честность Эпплджек дала мне уверенность в себе и своих силах. Помня преданность Рэйнбоу, я не отставала от неё в преданности идее, целеустремлённости. Доброта Флаттершай помогла мне обрести сочувствие, то самое, которое я испытывала к Лире, ко всем неспетым и даже к принцессе Арии. И наконец, моя собственная магия была лишь отголоском стремления к знанию. И именно это знание сейчас освещало мою душу ярче любого солнца.
Мои друзья всё ещё были со мной. Не в буквальном смысле, конечно, но, как Лира своими воспоминаниями, они внесли свои отпечатки в мою душу — и, пусть мы более не владели Элементами Гармонии, мы — или, по крайней мере, я — не забыли те добродетели, что они представляли. Более того, я сама раскрыла их в своей душе.
Ария не была тираном. Ария была такой же забытой, проклятой пони, как и её «подданные».
И я знаю, как спасти её.
— Дискорд, я знаю, что делать. Но мне нужно спросить кое-что у Селестии…
— …Твайлайт, ты правда решила? — принцесса подошла и наклонилась ко мне. Я увидела слёзы в её глазах — нечасто такое бывает. И она каким-то не своим голосом продолжила: — Я понимаю, что ты хочешь сделать, и это поистине безумие. Едва ты вновь вступишь во владения моей сестры, все забудут о тебе. Даже я забуду…
Всего несколько минут назад, когда Дискорд фактически похитил принцессу из её собственного дворца в Кантерлоте и доставил её сюда — Селестия своим гневом готова была разнести весь этот замок в клочья. Но она всё же была мудрой правительницей, поэтому согласилась выслушать меня — и мне пришлось вновь напомнить ей о её забытой сестре, всё так же сыграв перед ней часть Ноктюрна и завершив его «Планксти Хартстрингс» после «Плача Ночи». И когда я поведала ей о своём плане, она поначалу попыталась убедить меня, что это невозможно, но не стала отговаривать, видя моё упорство. И вот сейчас она, понимая, что меня ждёт — не могла не печалиться о нашем расставании.
— Я не буду тебя разочаровывать, Твайлайт. Я не буду скучать по тебе — потому что я тебя не вспомню. Но мне бы хотелось помнить… Ты заслуживаешь этого. Ты слишком много сделала для Эквестрии, что забыть такое будет просто непростительно…
— Я всё понимаю, принцесса, и потому прощаю и вас, и любую пони в Эквестрии. И если всё пойдёт, как надо, то я спасу всех вас — и тех, кто не смог спастись. Это риск, но риск оправданный…
— Твайлайт… — прошептала она, зажмурив глаза. — Эквестрия тебя… забудет, но всё то, что ты сделала, продолжит жить, хоть мы и не будем помнить о том, кто это сделал. Это… — одинокая слеза сорвалась с её ресницы и расплылась неровным пятнышком на полу, — это важно. Только это и важно…
— Ну, — усмехнулась я, — не всему дано войти в книги. В конце концов, мы много не помним. Например, того, кто изобрёл все эти инструменты, которыми мы пользуемся, не задумываясь, что они не слишком-то подходят для наших копыт. Или того, кто придумал первую песню — после Песни Творения, разумеется. Или всех тех, кто по-прежнему томятся в вотчине вашей сестры…
Принцесса без слов обняла меня на прощание. Да, если всё пойдёт так, как должно — то я и правда вижу её в последний раз. Я вижу всех пони здесь в последний раз. Все те, кого я любила, как принцесса Селестия любит своих подданных, останутся для меня лишь воспоминанием. Бесконечно приятным воспоминанием…
Я постараюсь сохранить его. Ведь наши воспоминания — самое дорогое, что у нас есть.
Когда Дискорд наконец телепортировал обратно начавшую уже волноваться Селестию — её внезапная пропажа из замка Кантерлота не могла остаться незамеченной, — да и сам исчез куда-то, я принялась готовиться к своим последним действиям в этом мире. Оставив инструмент, подаренный мне Лирой, на том же столе, где мы с Дискордом пили чай, я оделась потеплее и взяла с собой Вестник Ночи. Мысленно попрощавшись с тем замком, что некогда был моим, я украдкой выбралась из него, уже понимая, что больше мне никогда не доведётся увидеть его интерьеры. Взобравшись на один из окрестных холмов, откуда открывался прекрасный вид на полуденный весенний Понивилль, я в последний раз окинула его взглядом — и достала Вестник Ночи, чтобы сыграть на нём Ноктюрн до конца.
Но моё одиночество опять потревожили.
Знакомая белая вспышка — и опять, пожалуйста: Дискорд собственной персоной.
— Мисс забытая принцесса, я полагаю? — поинтересовался он.
— Дискорд, ты сам прекрасно всё знаешь. Мы с тобой ведь уже попрощались.
— Разве? — он удивлённо развёл лапами. — Но я не прощался.
— Неважно, Дискорд. Мне пора.
— И ты оставишь старину Дискорда здесь? Ох, как грубо…
— Я оставляю не только тебя. Все остальные, кого я здесь знала…
— Но они тебя не помнят. А я… Увы.
— И что ты хочешь? Не могу же я ради одного тебя отказаться. Ты же сам всё слышал, и возражений от тебя не было.
— Я и не вынуждаю тебя отказываться. Честно, глядя на твою даже не целеустремлённость, а скорее наглость, я тоже задумался над кое-чем.
— Над чем же?
— О, всё просто, как никогда: тебе стоит взять меня с собой.
Я чуть не выронила Вестник Ночи из копыт.
— Чего? Ты хочешь попасть туда? Но зачем, Дискорд?
— Я оставил в том мире кое-что важное, и ты мне об этом напомнила, моя маленькая пони, хе-хе.
— Ты же не хотел возвращаться к Арии? Разве она не изгнала тебя из своих владений? Разве ты не говорил, что она уже не та, кто была раньше?
— О, когда-то такое было. Но ничто не вечно, правильно? Кроме твоей будущей скучной жизни… — он усмехнулся, заставив меня недовольно фыркнуть. — Ну и кое-чего ещё, но это неважно. По крайней мере, теперь, благодаря Флаттершай, я в силах попытаться снова с ней поговорить. И возможно, она поймёт… Если, конечно, ты и правда будешь столь настойчива, чтобы завершить задуманное тобой.
Я оценивающе посмотрела на него. Кажется, я заразила его своей решительностью, и он тоже захотел чего-то столь же грандиозного. Что же, и мне, и ему надоело ждать. Тем более, что он ждал тысячелетиями…
Я осторожно кивнула ему; он тут же превратил себя в небольшой конверт с надписью «Арии от Дискорда» и юркнул ко мне в сумку, где ранее лежал Вестник Ночи. Всё было готово, и пора начинать. Я тронула струны — началась «Прелюдия к Теням»…
— Я здесь, чтобы сыграть «Пришествие Рассвета», — сказала я невозмутимым тоном, оказавшись перед принцессой Арией.
— Что ж, Заблудшая, теперь этого следовало ожидать, — она освободила мне путь к пьедесталу, и я взошла на него, подняв своей магией листы с нотами заключительной композиции Ноктюрна перед собой. Не знаю, всходила ли я на триумфальный помост, или же на эшафот — пожалуй, это было и тем и тем. В конце концов, я сама подписала себе приговор.
Зазвучали первые ноты «Пришествия Рассвета». Не спорю, уже скользя взглядом по его нотной записи, я понимала, насколько оно будет грандиозно. Но только сейчас, исполняя его по-настоящему, я ощутила это в полной мере. Неведомая сила, непонятная решимость наполнили меня. Я будто бы отбросила всю свою прошлую себя, я становилась обновлённой, спетой заново, с самого начала. Я чувствовала, как могучая, неведомая мне магия пронзает меня, будто превращая меня в пыль и собирая заново, вплетая меня каждой мелкой нитью судьбы в невообразимо мощный безбрежный поток Песни Творения, Песни, давшей начало Эквестрии — и всему, что живёт в ней. Если это сила самого Матриарха, то я не могла не преклониться перед ней.
И тем отчаянней было то, что я собиралась сделать…
Ария, склонив голову, почтительно стояла перед пьедесталом. Вестник Ночи сиял в моём магическом захвате, а я играла последние такты мелодии, подводя её к грандиозному финалу. Шестнадцать. Восемь. Четыре, три, два… И вот, замерев перед последним аккордом, что должен был ознаменовать моё возвращение в мир живых, я остановилась. Ария успела вскинуть голову и бросить на меня поражённый взгляд лучащихся фиолетовым светом глаз, а я, пропустив последний такт, что есть силы потянула за раму Вестника Ночи, растягивая его. Рама заскрипела, но выдержала — и теперь струны должны были звучать выше, выше ровно на полтона.
Модуляция.
И я продолжила играть «Пришествие» с третьей части, но в новой тональности. Ре-мажор сменился ре-диез-мажором, и мелодия потекла дальше, уже не повинуясь первоначальному замыслу Матриарха.
Ария в ужасе бросилась ко мне — но я, уже познав силу магии Творения, с лёгкостью загородилась от неё магическим щитом. Она отчаянно билась в него, словно бабочка в стекло лампы — но её попытки были тщетны. А я играла дальше и дальше. И вот, лишь снова «Пришествие» должно было подойти к концу, я вновь скакнула вверх, уже на малую терцию и начала орнаментировать музыку по-другому, так, как я считала нужным, а не так, как предполагала Матриарх.
— Ты не можешь изменять «Пришествие»! Это часть Песни, это наследие Матери!..
— Ты не соображаешь, что творишь!..
— Ты сломаешь Песню, а вместе с ней — сломаешь и весь свой мир!..
Принцесса Ария неистовствовала в своём гневе, паниковала, кричала на меня — но я продолжала играть, не обращая на неё внимания. Я не думала, что результатом моих действий будет такая истерика, но видя это, я понимала, что я действительно совершила невозможное.
Невозможное для троих перворождённых аликорнов — навечно вписанные в Песнь Творения, они не могли и подумать о том, чтобы изменить её. Но я не была одной из них; я была рождена в Эквестрии, и во мне было что-то, что не было предусмотрено Песнью.
Способность менять себя — и способность менять мир вокруг.
И, ещё в своей молодости ненадолго став воплощением дружбы, я смогла изменить этот мир — и найти подступы к тому, что было Песнью, создавшей этот мир.
Я переделала её часть, единственную часть, общую для Песни Творения и для «Ноктюрна Небесных Твердей», «Пришествие Рассвета». Это более не было «Пришествие Рассвета», это…
«Ода Твайлайт Рассвету».
Она не имела конца. Её можно было играть бесконечно, экспериментируя с орнаментациями, с тональностями, с гармонией, басовой линией… Просто импровизируя. Импровизируя, а не ломая Песнь. Создавая, а не разрушая.
И если все мои прошлые песни были отголосками той части Песни, которую хранили Элементы Гармонии, то «Ода» воплотила нечто новое, что хоть и существовало в мире, но было слишком хрупко без моей защиты.
Я чувствовала, как рождается нечто новое, нечто, не существовавшее ранее нигде.
Седьмой Элемент. Элемент Памяти. Не вмещающий часть Песни Творения, ту часть, которая дала волшебный росток в нашем мире в виде Древа Гармонии, а созданный всеми нами, теми, кто жил в Эквестрии — и кто помнил друг о друге. Матриарху не нужна была память: то, что создавала она, было неизменно, пока не научилось изменяться само. Но…
В конце концов, дружба без памяти же невозможна, не так ли?
…И я поприветствовала новый рассвет в непроглядной темноте Небесных Твердей.
В конце концов, пока мир существует, в нём будет наступать рассвет за рассветом. Каждый, кто жив, встречает один и тот же рассвет каждый день: будь то сама принцесса Селестия, дарующая всем этот рассвет, или несчастный пони-бродяга, живущий в картонной коробке в трущобах рядом с Мэйнхэттеном. И та цена, которую я должна заплатить за возможность даровать рассвет всем тем, кто забыт —
…Это играть эту мелодию вечно.
Велика ли эта цена? В конце концов, шестеро Основ Эквестрии тоже некогда решились пожертвовать своим существованием в этом мире ради заключения Стигиана. И ведь это была не такая уж и большая угроза для Эквестрии: в конце концов, мы видели и более страшных противников. Что же, если придётся заплатить вшестеро меньшим за право даровать новое счастье вместо забвения тем, кто не нашёл своего места в мире?
Я наблюдала сквозь полупрозрачную поверхность моего защитного поля и сфер, окружающих зал принцессы Арии, за тем, что творится на платформах далеко внизу. Пони один за другим исчезали — и цепи, сковывающие их, бессильно опадали вниз. Но они не становились ничем; они вновь находили своё место в Песни Творения, пусть и не предусмотренное изначально. Я была не в силах остановить их приход сюда; но вместо того, чтобы даровать им возможность стать ничем, я оделяла их правом стать кем-то ещё, кем-то, чьё предназначение подойдёт им лучше того, что принесло им разочарование.
Лишь когда платформы внизу совершенно опустели, и безбрежный океан теперь омывал лишь безжизненные куски металла с лежащими на них в беспорядке пустыми цепями, я остановилась и сняла защитное поле.
Принцесса Ария лежала рядом, прикрыв голову передними ногами — и безутешно рыдала.
— Ты… Ты… Ты окончательно сломала Песнь. Ты разрушила всё, что я создавала столь много времени… Ты надругалась над творением Матери…
Я осторожно подошла к ней и подняла её голову, посмотрев на неё с жалостью и сочувствием. Она не была более грозной принцессой Небесных Твердей, она была лишь потонувшей в отчаянии обычной пони, пусть даже и средней сестрой принцессы Селестии и Луны.
Я смяла лист с нотами «Пришествия» — они больше не были нужны мне — и вытерла бумажным комком слёзы Арии.
— Зачем?.. — спросила она, умоляюще глядя на меня.
— До тех пор, пока я буду исполнять «Оду Рассвету», ни один пони не задержится здесь. Они не станут ничем, они смогут найти своё истинное предназначение. Отчаяние — это не финал существования, это лишь повод изменить себя — чтобы добиться успеха в чём-то другом. И знаешь, я благодарна тебе, Ария, за то, что ты, сама не зная того, подсказала решение. И я благодарна моей подруге, которая смогла мне передать знание о тебе. И…
— Но какое ты имела право…
— Я — аликорн, и я могу не разбить, но изменить Песнь Творения. Переписать чью угодно, даже твою судьбу по своему желанию — пусть и совсем незначительно.
Она бессильно опустила голову. Она не могла помыслить о подобном — и я это понимала. Я понимала, что ей никогда не понять меня. Но это не была её вина, и потому я лишь искренне желала помочь ей такой, какой она была создана.
К тому же, в этот момент вмешался и ещё кое-кто. Из моей раскрытой сумки, оставленной где-то позади, выпорхнул конверт, внезапно отрастивший небольшие крылья, и, подлетев к нам, с характерным хлопком превратился в Дискорда.
Ария от удивления отступила назад и, споткнувшись, чуть не упала. Её костяные крылья беспомощно загромыхали за её спиной.
— А вот и я! Сколько лет, сколько зим. Давненько я тут не был, и, надо сказать, — он задумчиво почесал свою бородку, — здесь мало что изменилось к лучшему…
— Д-дискорд?..
— Собственной персоной! Давно не виделись, дорогая моя.
— Н-но… Как ты сумел пройти сквозь барьер, поставленный мной?..
— О, — он снисходительно улыбнулся. — В этом мне немного помогли. Знаешь, есть у меня одна такая подруга. Конечно, она не Флаттершай, но… Только вот имя забыл, — усмехнулся он. — Вроде бы, оно начиналось на «Т», а заканчивалось на что-то вроде «вайлайт Спаркл», но я не очень уверен… — он почесал голову и, открутив один из своих рогов, превратил его в изогнутую трубку и взял её в рот, будто какой сыщик. — Давайте-ка поможем старине Дискорду найти ответ на этот вопрос, м?
В другой момент я бы начала его недовольно отчитывать за подобные шутки, но сейчас я лишь счастливо засмеялась. Что ни говори, а Дискорд оставался столь же хаотичным, как и обычно.
Ария несколько мгновений, не моргая, смотрела на него, а потом опустила глаза.
— Дискорд… — тихо пробормотала она себе под нос, чему-то улыбнувшись. — Ты совсем не изменился…
— О, ну разве же вечный хаос может меняться? — он тут же сотворил у себя на голове квадратную шапочку с кисточкой, а рядом с собой доску, испещрённую кучей символов. — Энтропия максимальна, значит, все состояния равноправны, нет ни одного более важного, чем другое! — он, радостно раскинув лапы, подбросил шапочку в воздух, где она, заодно с доской, исчезла с характерным хлопком. Я перевела взгляд на Арию и увидела, что та хихикает от счастья.
Быть может, это был первый раз за все эти тысячи лет, что она почувствовала настоящую радость.
Я не могу сказать, что передо мной пронеслись все картинки с момента Творения и до нынешней встречи Дискорда и Арии; скорее, их отголоски резонировали в моей душе вместе со звуком мелодии.
— Тебе не нужно больше петь твою песнь, — обратилась я к принцессе Небесных Твердей, только что потерявшей всех своих подданных, но вновь обретшей то, что было для неё, очевидно, неизмеримо дороже. — Отныне я единственная, кто сможет тебя заменить. Единственная, кто способна придумать новые песни для всех тех, чьи темы больше не являются частью Песни Творения. Быть может, они вновь войдут в неё новыми голосами; быть может, их души найдут себя в других мирах, коих множество. Но больше никто не будет забыт. Никто не будет одинок. Даже ты, Ария. Тебе больше не нужно питаться отчаянием тех, кто пришёл к тебе. Тебе не нужно страдать и ненавидеть. Ты — не ошибка в Песне Творения, ты — импровизация, Ария. Ты свободна. И кто способен научить тебя справляться с тем, что ты сочла бы за хаос в единственно известной тебе с рождения мелодии, если…
— Если не всемогущий владыка хаоса! — Дискорд встал в драматичную позу, и торжественный взрыв конфетти, устроенный им, осыпал его и Арию; если бы я не знала наверняка, что это не так, то я бы подумала, что это дело копыт вездесущей Пинки. Ария неуклюже попыталась сдуть обрывок ленты, прилипшей к её носу. Ей помог Дискорд; Ария вздрогнула от его прикосновения — и встретилась с ним взглядом. Я уже нашла время деликатно отойти от них и, наблюдая за этим с расстояния в несколько шагов, порадовалась за правильность своей догадки.
— Почему ты… Решил вернуться?..
— О, кое-кто мне доказал, что я был неправ, когда решил признать своё поражение. Знаешь, некто по имени Флаттершай… — Дискорд мечтательно поднял глаза, и Ария погладила его копытом по голове.
— Вижу, она многое для тебя значила, эта Флаттершай, — Ария вновь улыбнулась.
— О, пожалуй, столь же много, как и ты, дорогая, — усмехнулся ей в ответ владыка хаоса.
…Они с Дискордом вскоре покинули меня. Я не знаю, куда они ушли: быть может, в Эквестрию — ведь если я изменила правила, по которым существует этот мир, более не было нужды в его изоляции от вотчины принцесс Селестии и Луны. Может, они отправились в увлекательную прогулку по мирам хаоса. Всё может быть, в конце концов. В любом случае, как только они покинули меня, я наконец-то ощутила, что другой дороги у меня нет.
Я должна стать последней владычицей этого мира. Последней печатью, что навеки опустошает его и закрывает путь сюда, давая отчаявшимся второй шанс, а за ним и третий, и сколько угодно ещё. И я должна заплатить за это свою цену — остаться последней навеки забытой, последним существом, выпавшим из Песни, и играть «Оду» до скончания времён.
Да, меня ждёт вечное одиночество — но я не одинока по-настоящему. Пока я исполняю «Оду», я одно целое с Песнью Творения — и со всеми пони, что живут в Эквестрии. Пусть даже они не знают — и никогда не узнают — о моём существовании… Мне достаточно лишь быть здесь и делать их всех по-настоящему счастливыми.
Однако, в последний момент, уже когда темнота ныне опустошённого мира сгущалась вокруг меня, рядом возник он.
Дискорд.
— Знаешь что, мисс забытая принцесса… Мы же друзья, верно?
— Э? Ну да, — меланхолично ответила я ему.
— И ты хочешь сказать, что вот так вот дашь своим остальным друзьям забыть себя, м?
— Забыть? Мне не важно, я нашла своё настоящее предназначение.
— Ой ли, ой ли… — он превратился в двух маленьких Дискордов, одного с крыльями, как у принцессы Селестии, а другого — как у Арии. Они подлетели к моим ушам, и первый из них начал скорбно шептать:
— Да, принцесса Твайлайт, ты взвалила на себя эту ношу и должна нести её до конца, не надеясь на то, чтобы хоть кто-то на секунду вспомнил о тебе…
— Но ты ведь хочешь, чтобы о тебе знали и говорили, не так ли? — ехидно прошептал другой.
Первый ответил ему что-то, и вскоре два маленьких Дискорда чуть ли не сцепились передо мной в драке; я хихикнула, увидев это. Всё-таки владыка хаоса умел веселить. Я ткнула в них копытом, и они тут же превратились в нормального, большого Дискорда.
А прямо перед ним в воздухе возникла красиво украшенная книга, в которой была, как я сейчас вижу, написана вся эта история. Что же, я не могла не прочитать её: даже здесь, в совсем другом мире, я не распростилась со своей любовью к книгам. Всё время, что я листала страницы, Дискорд ждал рядом, а я удивлялась: как здесь настолько точно изложены все мои мысли, все переживания, всё то, о чём я думала, как будто это всё писала я сама? Хотя, впрочем, почему нет? Книга явно была написана моим почерком. Вдруг я просто об этом не помню? Вдруг какое-то моё альтер-эго в тот момент, пока я переживала испытание за испытанием, которыми встречала меня жизнь, излагало это столь подробно на этих листах?
…Вдруг это была моя память?
Так или иначе, мне осталось лишь одно: дочитать до завершающей строчки, поразиться, насколько точно здесь всё описано, и, взяв перо, услужливо вытащенное Дискордом из ниоткуда, написать последние строки на свободном месте в конце последней страницы:
Я помню всех вас.
Я благодарна всем вам.
Я рада, что вы сделали меня такой.
Я счастлива петь вашу Песнь и делать вас тем, кем вы достойны быть.
Принцесса дружбы в мире меж Небесных Твердей,
Твайлайт Спаркл.